т -96
Д.Дьюи Реконструкция в философии.
Проблемы человека -96
Я не сомневаюсь в том, что этические теории
часто представляют собой системную "рационализацию" частных и груп-
повых симпатий и антипатий; я не сомневаюсь и в том, что желание есть
условие нашего понимания ценностей и, возможно, единственное необхо-
димое условие в числе всех, благодаря которым нечто для нас становится ценностью.
Но даже от этой позиции до идеи тождества добра с тем, что
нам нравится, путь очень длинен, поскольку предпочтения и желания-это
естественные явления. У них тоже в свою очередь есть условия, и желания
не совпадают с вызывающими их условиями и, уж конечно, не совпадают с
каким-то одним, отдельно взятым каузальным, причинным условием.
М-р Рассел делает поразительно верное утверждение, говоря, что "именно куль-
тивирование щедрых и благородных желаний в условиях понимания, счас-
тья и свободы от страха позволит людям в большей степени, чем сейчас,
строить свои действия таким образом, чтобы они служили общему счастью человечества".
Но я сомневаюсь в том, что это утверждение согласуется с
идеей полной "субъективности" желаний и ценностей или что его значение
просто таково, что м-р Рассел совместно с несколькими другими индиви-
дами удосужился полюбить "щедрые и благородные желания" больше, чем
некоторые иные желания. Ведь его аргумент предполагает, что желания
имеют объективные условия и объективные последствия.
Хотя и справедливо то, что, как говорит м-р Рассел в цитируемом абза-
це, вовсе не этическая теория формирует полезные для общества желания,
мы по крайней мере имеем все основания стремиться к такой этической
теории, которая научно и объективно подходила бы к условиям возникнове-
ния и конкретным последствиям того или иного желания.
Практические труд-
ности на этом пути колоссальны. Процесс лишь едва наметился. Но если мы
не отступимся от этого предприятия, то по мере его вызревания у нас будут
формироваться приемы взаимодействия с человеческой природой, подоб-
ные тем, которые существуют сегодня в области наук о неживой природе.
Эти приемы не будут состоять в манипуляциях, диктуемых откуда-либо из-
263
вне, поскольку для их реализации необходимы добровольные объединен-
ные усилия людей.
Такая наука и технология обычно не страдает недостат-
ком сотрудничества. Если мы последуем данному ходу мысли и далее, то
это, я верю, прольет поток света на сравнительно незаметное сегодня влия-
ние научного склада мышления и на грандиозное влияние научно-техничес-
ких приемов, обусловленное материальными возможностями, комфортом и
легкостью, которые они нам обеспечивают.
Это просто старая-старая сказ-
ка, что физическая наука бесконечно превосходит в своих достижениях на-
уки гуманитарные и моральные. Познание связи средств и результатов в
сфере человеческих желаний и целей, соизмеримое с нашими знаниями о
физических причинах и следствиях, есть единственный способ сделать так,
чтобы социальное знание и действие хотя бы примерно приблизились к уров-
ню достижений в сфере физического знания и его возможностей.
5. Что такое социальное исследование?
При всей справедливости нынешнего акцента на социальных исследо-
ваниях первостепенная проблема, как мне кажется, заключается в определе-
нии масштаба и границ предметов, понимаемых как "социальные". Если
говорить более конкретно, то вопрос состоит в следующем: насколько воз-
можно отделить социальное от всего остального и рассматривать его само
по себе и насколько все иные исследования упираются в "социальное", то
есть в какой мере оно способно выступать в роли категории, которую
философы, возможно, назвали бы основополагающей для интерпретации
всего познавательного материала.
Конечно, в каком-то ограниченном
смысле обособить социальный материал было бы правильным. Вопросы
семейной жизни, политики и экономики, войны и мира, несомненно,
являются вопросами социальными. Поднимаемая мной проблема
касается той степени, в которой подобные материалы могут быть поняты
и могут играть полноценную воспитательную роль без предварительного
изучения вопросов, лежащих вне этого строго очерченного социального.
Никто, я думаю, не станет отрицать, что многие политические вопросы
настоящего времени имеют экономические корни. К темам взаимоотноше-
ний капитала и труда, концентрации и распределения богатств, экономичес-
кой стабильности и безработицы приковано внимание наших законодатель-
ных организаций. В первую очередь это вопросы экономические, но они
находят дорожку и в сферу политического действия, поскольку их значение
для человеческих отношений, их общественные последствия глубоки и обширны.
Может ли исследователь, проследив, откуда берет начало эта
политическая тематика, на том и закончить свои изыскания? Или для
понимания экономической ситуации ему необходимо двигаться дальше?
Вероятно, мы единодушно согласимся с тем, что современная экономи-
ческая ситуация есть плод исторического развития, и по мере стремитель-
ного увеличения числа известных ныне фактов информация, полученная та-
264
ким образом, должна непременно помещаться в историческую среду с тем,
чтобы мы могли ее рационально постигать и использовать. Многие, если не все
экономические вопросы имеют также и несомненный географический аспект.
На ум приходит, например, проблема сельского хозяйства или
железнодорожного сообщения как средства распределения продукции. Из
этого же ряда - проблемы сохранения почв и восстановления лесных ресурсов.
Вопрос распределения населения, перенаселенности в промышленных и
и торговых центрах есть еще один аспект общего экономического вопроса.
Тщательные исследования показывают, что за последние годы произошло
несколько глобальных региональных мифаций, в результате которых неко-
торые крупные регионы оказались в состоянии относительного запустения,
в то время как на те области, куда направлялись мигранты, легли большие
заботы по облегчению их участи, госпитализации и прочему. То, что шахте-
ры живут и работают там, где имеются шахты, а лесорубы трудятся там, где
пока еще есть леса, равно как и фермеры живут на фермах, а определенные
центры жизни становятся таковыми благодаря транспортным мощностям и
потребности в отправке товаров потребителю, само по себе является
очевидным фактом.
Но из этого факта возникает вопрос о том, в какой
степени процесс социальных исследований должен опираться на
фундаментальные географические и физиографические познания.
Отмеченный нами в предыдущем абзаце исторический контекст эконо-
мических вопросов в свою очередь предполагает и некий научный фон. Пе-
ремены в производстве и торговле, произошедшие в мире в минувшем столе-
тии, за последние сорок лет представляют собой итог великих изменений,
которые имели место в области физической, химической, а позднее и биологической наук.
В качестве ведущего фактора экономической и политичес-
кой истории того периода выступала известная нам индустриальная рево-
люция. История данной революции была историей новых технологий в про-
изводстве и распределении тех благ, которые также являлись плодами науч-
ной революции. Всякое живое осмысление существующих экономических
и политических проблем требует от нас способности проникать в суть процессов
и операций, для постижения которых в свою очередь необходимо понимать
фундаментальные физические и химические процессы и законы.
Я не стану более акцентировать этот момент, хотя можно было бы распространить его на
область литературы, изящных искусств и математики. Все сказанное способно
вызвать вполне понятное возражение, состоящее в том, что если признать
это верным, то значение социальных исследований окажется непомерно
раздутым; к ним присовокупится столько ответвлений и войдет в них столько
других исследований, что и учителю, и студенту придется иметь дело с массой
громоздкого, сумбурного материала.
Это возражение при тщательном
анализе приведет нас еще к одному аспекту проблемы образования.
Спрашивая о том, в какой мере в процессе образования социальному
предназначено служить пределом для всех дисциплин, я подразумевал сле-
дующее: могут ли такие дисциплины, как уже упомянутые история, геогра-
265
фия и естествознание, быть обособленными и трактоваться как независи-
мые предметы; или же с самого начала и далее неукоснительно они долж-
ны трактоваться как носители социальных значений и следствий - след-
ствий в смысле проблем, с одной стороны, и в смысле возможностей - с другой.
Человеческое и культурное есть в конце концов тот всеобщий пре-
дел, к которому тяготеют все вещи на свете. В идеале в числе своих высших
достижений школьное образование, разумеется, должно обеспечивать под-
готовку экспертов и специалистов. Для последних некоторая степень отно-
сительной изолированности предметов от их социального контекста и фун-
кции имеет законный смысл. Но так же законно возникает вопрос: а не стра-
дает ли общество уже в этом пункте, ведь компетентные специалисты лише-
ны образовательной подготовки, которая позволяла бы им смотреть на соб-
ственные социальные навыки и знания как на тесно связанные с обществен-
ными условиями, движениями и проблемами.
Но особое внимание, на мой взгляд, следует придать тому обстоятель-
ству, что в любом случае в своем отделении предметов от их социальных
последствий и возможностей мы уже опустились значительно ниже нуля на
шкале образовательных ценностей. С психологической и моральной точек
зрения сегодня самое время сказать, что для большинства мальчиков и дево-
чек учебный материал теряет свое жизненное значение и становится в неко-
тором роде бездушным ввиду того, что он изолирован от реальных ситуа-
ций и что такая острая сейчас потребность полагаться на какие-то чужерод-
ные ухищрения, чтобы сделать предметы интересными или просто насиль-
но привлечь к ним внимание, большей частью является неотвратимым по-
следствием подобного обособления.
Естественное, добровольное понима-
ние ведет к принятию материала. Но оно должно сопровождаться подспуд-
ной, бессознательной жаждой ответов на вопрос: "Что все это значит? Для
чего это? Каково значение этих дисциплин вне классной комнаты или они
имеют смысл только в ее стенах?"