В конечном счете сложилась социальная и политическая философия,
которая поставила под вопрос обоснованность авторитета любого свойства,
если только он не был рожден или санкционирован осознанными желания-
ми стремлениями и удовлетворенностью личности в частной сфере,-фи-
лософия, принявшая форму laisser-faire1 ( 1 попустительство (фр) ). в экономике и форму индивидуализма во всех иных областях социально-политической деятельности.
Данная философия претендовала на емкий титул либерализма.
Отсюда, на мой взгляд, отчетливо следуют два общих вывода.
Первый:
старые формы организованной власти, реализующей свои авторитетные
полномочия, оказались поверхностными и репрессивными по сравнению с
новыми силами, проводниками которых являлись непосредственно индиви-
дуумы, и, следовательно, враждебными всем значительным общественным изменениям.
Второй:
новая философия так сильно стремилась дезавуиро-
вать сам принцип авторитета, что лишила индивидов направления и опоры,
которые столь универсально важны как для естественной свободы личнос-
ти, так и для социальной стабильности.
Именно из этого происходит нынешнее состояние замешательства, кон-
фликта и неопределенности. Принижая значение принципа авторитета и
настаивая на необходимости свести проявления авторитета к тому миниму-
му, который нужен для поддержания правового порядка, новая философия
тем самым вдохновила желания и усилия конкретных индивидов, направ-
ленные на поиск личной цели, способной занять вакантное место верховно-
го авторитета в общественной жизни.
В результате новая философия самим
актом утверждения, будто она всецело и преданно выступает за принцип
индивидуальной свободы, приняла подлинное участие в оправдании дей-
ствий новой формы централизованной власти-экономической,
которая,
если здраво смотреть на вещи, последовательно и упорно отказывала всем,
кто был лишен экономического могущества и привилегий, в реальной свободе.
Зародившись как социальная сила, вызвавшая широкомасштабные со-
циальные перемены, отрицающие, точнее, игнорирующие те силы, которые
правили в момент ее возникновения, экономическая власть сегодня сама в
свою очередь стала организованным общественным институтом, противя-
щимся всем дальнейшим социальным преобразованиям, идущим с нею враз-
рез, не содействующим и не оказывающим поддержки ее собственным ин-
тересам, актуальным в настоящий момент.
Таковы причины, по которым я считаю, что суть вопроса состоит не в
разграничении особых "сфер" для авторитета и свободы, стабильности и
изменения, а в стимулировании их взаимопроникновения. Нам нужен авто-
ритет, который в отличие от старых форм своего воплощения способен на-
правлять и использовать перемены, и необходим иной тип личной свободы,
нежели тот. который рождала и оправдывала неограниченная экономичес-
кая раскрепощенность, а именно-нам необходим всеобщий и всеми при-
емлемый тип личной свободы, подоплекой и руководящим началом которой
сужил бы социально организованный разумный контроль.
Прошедшая история свидетельствует о том, что до сих пор эта пробле-
ма еще не имела решения. К нашим услугам был организованный социальный
авторитет, который дозировал проявления изменчивой природы индивидов
обеспечивая тем самым благонравное и целенаправленное течение перемен.
У нас была эпоха относительно неограниченного и бесконтрольного инди-
видуализма и вытекающих из него перемен, которые происходили в крат-
чайшие сроки и в широких масштабах.
Репрессивное и сдерживающее вли-
яние законного авторитета политического характера стало слабее. Но по-
прежнему бросается в глаза отсутствие обнадеживающих скоординирован-
ных, организованных и благонамеренных перемен.
На мой взгляд, вполне возможно одновременно осознавать важные и
насущные социальные последствия индивидуалистического движения и тем
не менее понимать, что в своей прошлой ипостаси оно уже исчерпало весь
социально оправданный и обоснованный курс. Вполне возможно признавать
не только ценные исторические уроки, преподанные им, но и тот факт,
что его практические и теоретические акценты на переменчивых импульсах
человеческого существа, отличающих людей друг от друга и проявляющихся
в инициативе, выдумке и энергичной сноровке, являются ценностями,
которые должны быть неизбывно в наличии и при всяком будущем социальном порядке.
Можно, повторяю, признавать все эти восхитительные черты
и плоды и все же помнить, что движение в том виде, в каком оно существовало
до наших дней, страдало колоссальным недостатком, вытекающим из
его непримиримой оппозиции к принципу авторитета.
Едва ли нужно приводить много доводов для доказательства того факта,
что институциональные формы, в которых прежде воплощался авторитет,
чужды всякому изменению.
Пожалуй, достаточно вспомнить, что те, кто ра-
ботал над изменением форм, принимаемых авторитарной властью, были
объявлены еретиками - элементами, губительными для общественного порядка.
Вряд ли надо добавлять, что люди, занятые подобным трудом се-
годня, величаются подобным же образом. Обстоятельство, которое действи-
тельно требует пристального внимания, заключается в том, что, несмотря
на обладание властью, несмотря на преследования еретиков и радикалов, ни
один из всех этих институтов не имел реальной силы, которая позволила бы
ему достичь своей цели - предотвратить наступление великих перемен.
Единственным успехом, которого добивались эти институты, препятствуя переменам, было сдерживание ими общественных сил до той поры, пока
эти силы окончательно и неизбежно не заявляли о себе лавиной великих,
обычно насильственных и сокрушительных перемен.
== Текст из 1948 года... В США усердно отлавливают безмозглых мечтателей о советском якобы будущем коммунизме... И наш автор слово "революция" заменил на некие "насильственные и сокрушительные перемены"... ==
Точно так же нет необходимости доказывать, что индивидуалистичес-
кое движение было связано с периодом глобальных и молниеносных изме-
нений, многие из которых, если их последовательно рассмотреть, внесли
позитивный вклад в развитие общества. Факты так громко говорят за себя,
что аргументация здесь излишня. О тесной связи нового индивидуализма с
значаются изменчивые элементы в конституции индивидуумов, все они
указывают на путь расставания с тем, что было, все они суть знаки, в которых
зашифрованы истоки новации. И именно в силу того, что они являются та-
кими знаками, их можно эффективно использовать в девизах как сигналы,
побуждающие индивидов к усилию и действию.
Данное движение действи-
тельно столь тесно сопряжено с переменами, что под его влиянием подня-
лась волна прославления перемен как свидетельств безусловного и необхо-
димого прогресса; подобная реакция ознаменовала собою пик влияния ин-
дивидуалистического движения.
Однако осмелюсь утверждать, что, подоб-
но тому как бывшие ипостаси принципа авторитета потерпели фиаско имен-
но в тот момент, когда их притязания стали слишком неистовы, то есть в
попытке предотвратить или по крайней мере направить изменения в надле-
жащее русло, индивидуалистическое движение (с точки зрения истории, да
и в целом) не смогло обеспечить свободу для индивидуумов в сколько-ни-
будь подобающем им масштабе и каким-либо верным способом, даже для
тех из них, кто хоть временно ею попользовался.
Индивидуалистическое
движение было склонно отождествлять проявление свободы с отсутствием
всякого организованного контроля и таким образом фактически отождестви-
ло свободу с реальным обладанием экономической властью. Вместо того
чтобы нести свободу материально неимущим, движение уготовило им еще
большую степень зависимости от владельцев учреждений материального
производства и распределения.
== Если за прошлые 100 лет никому не удалось вписать в картину мира возможность что все поголовно будут иметь некую собственность которую каждый сможет превратить в капитал, то почему никто не решается даже робко признать что минимально обеспеченные люди будут иметься вечно?
Общественная природа поддаётся переменам не больше, чем природа натуральная. Значит нищим нужно заранее обещать пожизненную нищету. ==
Картина мира, открытая сегодня для нашего обозрения, настолько оче-
видно является картиной полного беспорядка, нестабильности и нарастаю-
щего конфликта как между нациями, так и внутри каждой из них, что я про-
сто не могу представить себе человека, который не считал бы насущной по-
требностью инициирование и учреждение некоего органического единства
свободы и авторитета. Однако сама возможность создания любой
социальной системы, в рамках которой смог бы реально существовать
подобный союз, способна вызывать большие сомнения.
Есть все
основания заметить, что данный вопрос относится к роду вопросов,
встающих даже тогда, когда никто уже не сомневается в абсолютной
доказательности всего остального. Более того, на самом деле мы вполне
законно можем сказать и следующее: данный вопрос встает перед нами
как ведущий и решающий именно в той степени, в какой обоснованность
всей прежней аргументации ни у кого уже не вызывает сомнения.
== То есть выше надо читать так: " в той степени, в какой негативная обоснованность всей прежней аргументации..." ==
Весомые исторические свидетельства, безусловно, являются серьезным
основанием для того, чтобы считать подобную возможность неосуществимой.
Что касается идеи узаконенного авторитета, то пафосом коллективного
образа жизни людей на нашей планете является именно воплощенная в кол-
лективизме сильнейшая человеческая потребность в каком-нибудь автори-
тете; в то же время вновь и вновь разыгрывающаяся трагедия этой жизни
вызвана тем обстоятельством, что данная потребность была многократно
попрана теми же самыми институтами, которые обещали ее удовлетворить.