Васильев Сергей Викторович : другие произведения.

Мир I. Владислав

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В результате непланово пошедшего эксперимента группа людей оказалась разбросана по Мирам Цикла. Это Первый Мир. Самое его начало. Главное - выжить здесь. И Владислав так и живет. Не думая о том будущем, которое создает своими руками.

   глава 1
  
   Запись на древнеперсидском.
  
   ...Документ сей спасен был мною среди протчих из пламени, когда мерзкие иудеи подожгли великую библиотеку в Александрии, чтобы не досталось ничего доблестным христианам. В 1013 году от основания Рима случилось это. И я был среди воинов-христиан, когда они выбили иудеян из града великого - Александрии. За что благодарю судьбу и Бога нашего - Иисуса. С давних пор иудеи - враги наши, огненному демону Яхве дары приносящие. Христиан же убивают в жертву богу своему жестокому.
   Тогда настал час отмщения, и не стало иудеян в земле сей. В злобстве своем грабили они всех подряд, а богатства держали за запорами. Послан я был старейшинами нашими спасти бесценные сокровища духа от коллизий земных. Ведь воины в пылу битвы помнят о враге лишь. Я же был послан с особой миссией. Благодарение Богу, что осуществилась она, хоть и не в том размере, что ожидал я.
   Документ сей привлек внимание моё необычностью своей. Из двух частей состоял он. Первая часть написана финикийскими знаками и достаточно ясна для понимания. Вторая же написана на непонятном языке неизвестными мне буквами, похожими на греческие. Оба текста идентичны, судя по финикийскому. И главное: листы нарезаны на прямоугольники и залиты прозрачной смолой. Она очень твёрдая на ощупь и гладкая.
   Заканчиваю вступление сиё.
   Предлагаю внимательному читателю список с документа на персидском, выполненный мною, монахом Афанасием Эпирским, греком по рождению, последователем отца Маркиона, христианином. Год 1014 от основания Рима.
   "Текст этот является переводом на пунский, общепринятый, летописи, написанной мной на родном языке..."
   (середина текста переводчика уничтожена)
   ...На этом позволю себе закончить перевод мой. Узнали вы, как образовалась великая Карфагенская империя. Самым загадочным здесь является автор летописи сей, не оставивший нам ни имени своего, ни происхождения.
   По завету автора помещаю летопись в коробку железную, что прежде вмещала ея, и прячу в землю в углу дома моего, чтобы сохранить её на веки вечные для потомков наших.
   Список же востребовал себе Владыко наш.
   В чём и подписываюсь. Афанасий.
   (конец записи)
  
  
  
   Текст на верхненемецком диалекте.
  
   " - Горе мне, горе!! Потерял я сокровище несметное, потерял! В своих руках держал я его, и вот - нету.
   Началось же всё в лето 1853, когда доблестные рыцари наши с оруженосцами и прислугой высадились со многих кораблей в Александрии, чтобы освободить место святое от схизматиков и еретиков - маркионитов. Более семисот лет
   земля, где зародилась вера наша - арианство, по имени провозвестника - Ария, была под гнётом врагов наших. И вот пришел час возмездия, и прогнали мы еретиков, и выжгли железом их святотатство. Кровь текла по улицам, горели дома, а в них - отродье бесовское.
   Очистил огонь святой землю, стонущую от грехов маркионитов. И стали жить мы здесь, и основали княжество новое - Александрийское. Семь лет прожили мы в месте благостном, не зная забот и тревог. Когда в 1860 году пуны египетские окружили княжество наше. Огромную армию выставили они с юга, не пуская к нам караваны с товарами. А с севера - неисчислимый флот свой, и ни один корабль не прошел к нам.
   Два года держались мы. Таяли запасы наши. Голод воцарился в земле святой. Люди стали умирать. И вот решено было уходить всем, пробиться с боями. Ударить и... либо вырваться из кольца, либо умереть.
   Тогда-то, перед самым уходом, я и нашел ларец с таинственными письменами. Пунскими знаками написано было, а листы - твёрдые. Мельком глянул я - торопился: отряд наш уходил уже. Однако, помятуя, что пойдем мы чрез земли пунские, положил ларец я в седельную сумку.
  
   Страшен был удар наших тяжёлых всадников. Как нож сквозь масло прошли мы пунскую пехоту, убивая всех на пути своём. Однако фронт их был так глубок что завязли мы и встали, не в силах двинуться дальше. И развернули они ряды свои, и ударили с флангов. И пришла смерть в ряды наши. Многие вставали на колени, моля египтян пощадить их. Напрасны мольбы были. Не было жалости нам.
   Те же, кто не поддался, остались живы, и пустыня легла перед ними. Вошли в пески мы, где не было воды, кроме той, что везли лошади наши. Бочки же остались за спинами нашими.
   Все знают, что такое жажда, но не многие испытали настоящую её. Разбрелись рыцари в поисках удачи. Остался один я и брёл без лат и кольчуги, ведя коня в поводу. И нагнали меня легкие пунские конники, и окружили, и стали потешаться надо мной. Сказал я им, что нашёл документ старинный, надеясь оттянуть неизбежную кончину мою. Взяли они его, и начальник их стал читать. Ничего я не прочел на лице его, но когда закончил, то сказал он: "Это сокровище духа нашего, нет цены ему. Тебе я дарю жизнь. Иди туда, там колодец. Немного везения, и ты выживешь".
   Ускакали пуны, увозя ларец. А я пошел и нашел воду, а потом вышел в оазис, где собирались выжившие рыцари, чтобы всем вместе идти в Палестину. Там можно было нанять корабль и уплыть из этих страшных мест. Но долго не решались мы уйти из оазиса сего, где в безопасности были мы, навстречу туркам диким, что почитают Дивов мерзопакостных. Четыре месяца сидели мы сиднем, и стал оазис как пустыня окрестная. Тогда, 3 января 1863 года, вошли мы в землю палестинскую, и турки явились пред нами, и смеялись над видом нашим жалким, и проклинали нас, и гнали обратно в пустыню безводную. Взъярились мы и перебили турок проклятых. Однако это была лишь малая часть их. И не раз ещё мы бились с ними. Становилось нас меньше, а их - всё больше и больше. Три года скитались мы, пытаясь выбраться, но тщетны были усилия наши. Ни отплыть не могли мы, ни уйти в Иран иудейский, где преследовать не стали бы нас.
   Обнищали мы, кормясь лишь с набегов на деревни, и убегали в страхе, лишь зазвенят кольчуги патрулей турецких.
   Надоело властям, что пришельцы разгуливают по стране их. Собрали отряд большой и раздавили нас числом. Но дорого продали мы свои жизни. Каждый унёс не меньше трёх поганых. Я же ранен был и попал в плен. В яму посадили
   меня, где и сижу доныне.
   Слухи до меня дошли, что появилась у пунов книга святая, сродни Библии нашей, утерянная давно; в коей повествуется о завоевании Карфагеном мира сего тысячи лет назад. А книга эта подлинная, о чём говорит нетленность страниц её.
   Понял я, что отдал египтянам. Понял такожды, что мог получить я взамен её. И горе мне стало!
   Сын мой, тебе пишу я строки сии. Вызволи меня из ямы гнилой, а пуще - вызволи книгу сию святую, что принадлежать должна мне по праву.
  
   Писано 4 июля 1866 года в Тире, графом Эдвардом Рейнским.
   Печать ставлена собственноручно."
  
  
   Выписка из Большого Каталога Главной Александрийской Библиотеки.
   Перевод с эфиопского.
  
   "Документ N 278900 - АТ.
   Представляет собой текст на двух языках:
   1.) пунский язык старокарфагенским письмом (перевод смотри документ N5567200 - ПК)
   2.) неизвестный язык, письмо близко к древнегреческому (перевода нет).
   Листы залиты прозрачным твёрдым материалом неизвестного состава. Горюч
   Документ попал в библиотеку в 2342 году, после окончания турецкой оккупации.
   (примечание английского переводчика: Египет был оккупирован Турцией в 2300 - 2342 годах от О.Р.)
   К туркам, по-видимому попал из Карфагенской империи, которую те завоевали. Датировка документа сомнительна. Текст охватывает около пятидесяти лет, начинаясь с 633 года от О.Р.".
   (примечание английского переводчика: Каталог обнаружен в библиотеке в 2635 году, после занятия Египта нашими войсками. Документ, на который ссылается составитель каталога, в библиотеке не обнаружен.)
  
  
  
   Интервью корреспондента журнала "Научный мир" с крестьянином Халилом Бен-Зу. Опубликовано в октябре 2722 года от О.Р.
  
   " - Как было, так и расскажу. Дед мой был тогда ещё молод, а отцу два года всего исполнилось. В этот год (2635 от О.Р. - примечание редакции) англичане высадились в Александрии. Было это ранней весной, когда только зазеленели первые травинки. Английский флот вошёл в гавань совершенно неожиданно, так что сопротивления никакого не возникло. А армия была далеко. Английский адмирал сел в Здании Управления, солдат развели на постой. По улицам ходили патрули. И больше ничего не изменилось. Люди находились как бы в прострации. Это потом, через несколько месяцев, стали организовывать группы сопротивления. И мой дед вошёл в такую группу...
   - Извините, нельзя ли поподробнее об этом документе?
   - Ах, да. Вот я и говорю. Дед работал в ту пору уборщиком в Библиотеке. И очень гордился своей работой. А тут пришли англичане и сказали: "Теперь здесь территория Великобритании, Библиотека принадлежит нашему королю, а местный персонал мы увольняем, так как негоже рукам дикаря касаться сокровищ". Очень обиделся дед. Как так, какие-то чужестранцы выгоняют его из собственной Библиотеки! Но уйти пришлось. Вот дед и прихватил этот документ на память. И спрятал. И никому не говорил до самой смерти об этой книге. За это время погиб отец, когда итальянцы выбивали англичан из Египта (в 2669 году от О.Р.); родился я, в 2667 году, и дед стал меня воспитывать. Дед так и не дождался освобождения. Три года не дожил до того момента, когда победоносная эфиопская армия скинула итальянцев в море (в 2695 году от О.Р.). Когда умер дед, мне было двадцать пять, я стремился воевать с итальянцами, а старые документы меня не волновали, - смотрел в завтра.
   Я получил документ, пролистал и спрятал, помятуя, что лежал он две тысячи лет, пусть полежит ещё годик. Но этот годик растянулся на тридцать лет. У меня самого уже пять внуков.
   Недавно здесь проезжали археологи. Учёные люди! С ними работник Народной Библиотеки. Останавливались у нас на ночь. Под вечер разговорились мы, тут я и вспомнил про документ. И недолго думая, отдал. Конечно, - память о деде. Но всё-таки, раз Библиотека - Народная, пусть все читают эту книгу. Так я думал. Да и сейчас думаю. А то! Подняли сенсацию. Ах, документ, ох документ! Сюда приезжаете, интервью берёте. Вы прочтите его сперва, а потом интервью берите.
  
   Редакционная справка:
   Перед вами первые страницы двух документов. Мы предлагаем всем желающим принять участие в конкурсе по расшифровке таинственного текста. Наиболее удачная расшифровка будет отмечена премией. Предлагаем также перевод на эфиопский язык древнекарфагенского текста, что может помочь расшифровщикам. Свои решения присылайте по адресу: Александрия, Народная Библиотека, а/я N729."
  
  
   Из дневника Будимира Ольшанова. (писано глаголицей)
   " ...17 вересень 2725 года.
   Прочитал интересную статью в эфиопском " Научном мире" трёхгодичной давности. В оной статье приведены начальные страницы двух текстов, датируемых аж 700 годом! Потрясающе! Как они только сохранились? Разумеется, если это не подделка. Посмотрел на тексты и ничего не понял. Эфиопский смутно понимаю. А пунский - тем более (один из текстов - на пунском, древнекарфагенским письмом). Второй же текст - что-то таинственное. Так в статье и написано. Говорят, что язык неизвестный, сколько ни бились их и заморские переводчики - ничего не добились.
   Заело меня это. Дай, думаю, сам расшифрую. Опыт в расшифровке у меня большой. К тому же параллельный карфагенский перевод наличествует.
   Кое-как прочитал перевод (двойной!). Исторический текст, какая-то летопись.
   Долго думал. Неизвестный текст - большой. Скорее всего, писавший просто заменял привычные буквы необычными знаками. Ибо видно было, что слова написаны слитно, строчными знаками, а новые предложения - с заглавных.
   Посчитал знаки в первом слове и разделил их:
   Л е т о п и с ь , всего восемь букв.
   И тут точно ударило мне в голову: написал под ним слово "летопись", на русском, глаголицей.
   Не знаю, почему так. Видно слово это в голове крутилось, вот и написал.
   По количеству букв подошло. Следующее слово:
   с и я
   ?
   Две буквы как бы знаем. Что же третья? И вдруг осенило - слово: "сия"! А вместе: "Летопись сия ... ... ... " Третье слово - наверняка глагол...
   И тут до меня дошло, что весь текст - на русском языке!! Невероятно! Текст двухтысячелетней давности - на русском языке! Либо это подделка, либо - что-то мистическое.
   Потихоньку расшифровал первую страницу. Решил послать в журнал.
   "Предлагаю Вам вариант расшифровки опубликованного Вами текста на не-известном языке. Прошу ознакомиться. С уважением, Б. Ольшанов."
  
  
   (Передовицы большинства центральных газет крупнейших стран мира.
   14 декабря 2726 года)
  
   " Только что произошло то, что большинство учёных назвали главнейшей сенсацией современности.
   Молодым языковедом Б. Ольшановым, работающим в Академии Наук России, был расшифрован текст документа, написанного в 692 году от О.Р. Подлинность документа удостоверена. Но главное не в том, что ещё один старинный документ стал нам доступен для изучения и познания древней жизни. Хотя жизнь эта отражена с максимальной точностью и объективностью. Главное же то, что написан этот документ человеком из будущего, которое не является нашим.
   Неизвестно, изменился ли наш мир вследствие его появления в прошлом. Или же его появление обусловлено каким-то независимым процессом, изменяющим ход истории.
   Однако само знание этого факта позволяет надеяться, что в недалеком будущем люди смогут по своему выбору путешествовать в прошлое или даже изменять настоящее из прошлого. А это ведёт к глобальным философским вопросам о праве человека распоряжаться судьбами других людей.
   Для желающих ознакомиться с древним текстом, он будет вскоре издан отдельной книгой. Права на неё закуплены Академией Наук России.
  
  
  
   (Предисловие к русскому изданию)
  
   Перед вами полный неадаптированный перевод с русского и древнекарфагенского языков знаменитого текста, названного "Летопись Владислава".
   Текст был написан от руки на тонком пергаменте и залит полиэтиленом для сохранности. Историю обнаружения текста можно найти в приложении. Для более точной ориентации в происходящих событиях предлагаем вам хронологию, с указанием общепринятых дат (от Основания Рима) и совмещенных с ними дат, используемых в Мире автора (от Рождества Христова). (см. приложение)
   Будем надеяться, что книга обогатит вас как в историческом, так и в художественном отношениях.
  
   глава 2
   Летопись сия начинается с событий, происшедших пятьдесят лет тому назад. Подлинность событий удостоверяю, ибо был их непосредственным участником или свидетелем. Часть сведений получена от лиц, заслуживающих полного доверия.
   Непохож этот мир на известный мне ранее. Многое произошло не так, как предполагал я. Однако люди, живущие здесь, те же. Летопись пишу на двух языках - на родном, русском, и параллельный перевод - на государственном, пунском.
   Пришёл в этот мир я, когда в Италии уже десять лет как отгремела гражданская война. Сабиниум, Самниум, Лациум, Этрурия воевали друг с другом. Никто не победил. Погибли же многие. От основания же Рима это был год 633, когда я осознал себя в этом мире.
   Два года добирался я до Греции из тех краёв, где зимой снег, а летом - сухое пыльное пекло. Стремился я к обжитым местам, к "культуре" и "цивилизации". Как ошибался я! Тем большим был мой ужас и разочарование. Лучше бы я остался там, среди воинов, которые знали когда убивать и ради чего.
   Однако поздно предаваться напрасным сетованиям. Что было, то было, и изменить это нет возможности. Можно лишь вспоминать. И надеяться, что память не подведёт.
   Как давно это было...
  
  
   Владислав стоял в центре мира. Ну уж во всяком случае - в центре бесконечной степи. По крайней мере, так ему казалось.
   Однако же это было совсем не то, что хотелось ему сейчас видеть. Он предпочёл бы город, или деревню, даже шалаш. Что-то, сделанное руками человека. Или самого человека. Но нет. Никого и ничего. Звенящая тишина и жаркое полуденное солнце. Трава, чуть ниже его.
   Вообще-то, никаких причин, чтобы оставаться на месте, не было. Впрочем, как не было и причин куда-либо идти.
   Постояв ещё с минуту, Владислав повернулся и пошёл на запад, произвольно выбрав направление.
  
   Стадо было небольшим, но двигалось оно встречным курсом, Так что миновать его было затруднительно. Да Владислав и не пытался это сделать. Он заметил двух верховых пастухов и решил с ними немного пообщаться на предмет выяснения своего местонахождения.
   Пастухи неспешно подъехали и остановились. Солнце уже склонилось к горизонту и било Владиславу в глаза. Поэтому тщательно рассмотреть людей было сложновато. Вроде, люди как люди: загорелые, черноволосые, в кожаных штанах и безрукавках на голое тело. Они сидели в сёдлах и внимательно рассматривали Владислава. И молчали. Молчал и Владислав. Наконец, один из них хмыкнул и что-то сказал товарищу, наклонившись в его сторону. Язык, на котором он говорил, был Владиславу неизвестен.
   Складывалась неудобная ситуация. Но Владислав смело разрешил её, сказав: "Ребята, вашего языка я не знаю. Вы мой - тоже вряд ли. Так что, отведите меня к своему начальнику", - и улыбнулся.
   Те тоже в ответ заулыбались. Тот, что был слева, приглашающим жестом махнул Владиславу и похлопал своего коня по крупу. Дескать, присаживайся. И пока Владислав забирался и усаживался, что-то втолковывал второму пастуху. А тот периодически кивал.
   Через некоторое время в сторону заката скакала лошадь с двумя седоками. И один из них был весьма недоволен процессом езды, проклиная лошадей, дороги, местных жителей, да и себя самоё, но про себя.
   Они спешились возле нескольких сооружений. Причём, Владислав еле устоял на ногах с непривычки. Оглянулся вокруг. Никого не было, только несколько детей пялились на него, опасаясь подойти. Пастух куда-то ушёл, но вскоре вернулся и подтолкнул Владислава к одной из юрт.
   Владислав вошёл и сразу заметил старушку, сидевшую в центре. Она что-то властно приказала, и пастух, шедший сзади, пригнул голову Владислава. Тот сообразил и склонился в поклоне. Старуха удовлетворённо хмыкнула, и Владислав рискнул поднять голову.
   Она говорила и говорила, а Владислав рассматривал и рассматривал её. Света, проникавшего через потолочное отверстие, вполне хватало для этих целей.
  
   О жизни среди племени воинов степных. О нахождении как друзей, так и врагов. О любви несбыточной и несчастной...
   Обо всём об этом не следует говорить нам. Ибо сиё есть тайна великая, которую хранил Владислав вплоть до кончины своей и никому не поведал, даже пред ликом смерти...
  
   глава 3
   Язык их был не так уж и сложен.
   К тому же, чтобы выжить, знать его было необходимо. Он был один среди них, отличный от кого бы то ни было. Достаточно слов перешло в современный русский из этого древнего языка. Произношение не было заумным. В общем, Владислав рьяно учился.
   Он был, скорее, на положении почётного пленника, чем раба. Использовать его на какой-либо работе было бы нереально: он ничего не умел! Точнее, не умел ничего из того, что скотовод-кочевник всосал с молоком матери и что позволяет ему выжить и вырастить потомство.
   Владислав уже понял, что выбраться из этой степи будет неимоверно трудно. А выбраться хотелось. Но был ещё один вопрос: время, в котором он находился. Если судить по вооружению, то Владислав находился в далёком прошлом. Рядовой воин имел пику, лук с колчаном стрел, саблю. Всё из хорошей стали, Облачён в стальной же панцирь, одеваемый на кожаную нижнюю одежду. Стальной круглый шлем, защищающий голову, лицо и шею. Чем-то они напоминали рыцарей средневековья.
   Но ведь рыцари не были степным народом! Это Владислав помнил совершенно точно. Они жили в каменных замках среди лесов, а не в степных палатках.
   И снова мысли Владислава вернулись к степи. Да и не мудрено: степь была вокруг; ею жил этот народ.
   Однако, опять же, река. Да, в трёх часах ходьбы на запад была широкая и быстрая река. Она служила границей между людьми "его" рода и соседнего.
   Вот, он уже считает этих людей своими, а всех остальных - чужими. Этот род - его. Он сроднился с ними. И ведь все относятся к нему уже как к своему. А Бахмат, лучший друг... А Гейсель, на которую он не смеет глядеть - ведь она дочь вождя...
   Опять отвлёкся.
   Ведь как раз к этой реке они с Бахматом и гнали табун лошадей, ходивших под вьюками.
   Лошади вошли в воду и стали пить.
   Бахмат стащил с себя одежду и бросился в воду, бултыхаясь на мелководье.
   - Иди сюда! - крикнул он Владиславу.
   Тот покачал головой.
   - Скажи, куда течет эта река?
   - Там большая солёная вода, а река бурлит и пенится.
   - Далеко это?
   - Если поедешь сейчас, то к завтрашнему вечеру там будешь.
   - Я поеду.
   Бахмат молча вылез, оделся и сел на коня.
   - Ты что?
   - Один пропадешь. - Ответил Бахмат, трогая коня, - Табун в низовья погоним.
  
  
   Вторую ночевку разбили уже у моря. Трава доходила чуть ли не до воды. Солнце садилось в море.
   Владислав молча сидел на берегу, обхватив колени руками, и смотрел на водную гладь. Ему было грустно.
   Владислав тяжело вздохнул.
   - Пошли, ляжем, - тронул его за плечо Бахмат, неслышно возникнув за спиной.
   Стемнело. Всхрапывали лошади; кричали ночные птицы; шумело море.
   Постепенно Владислав проваливался в тревожный сон, который не принёс ничего, кроме тоскливого настроения. По-видимому, такое же настроение было наутро и у Бахмата. Он молчал и время от времени покачивал головой.
   Не хотелось ничего делать. Жуткая жара согнала лошадей ближе к воде. Люди лениво лежали на берегу, иногда окунаясь в прибрежные воды. Марево стояло над степью.
   Совершенно бесшумно к берегу подходил корабль. Так что некоторое время казалось будто он - мираж. Однако мираж быстро рассеялся - корабль ткнулся носом в берег, и с бортов запрыгали воины с мечами и в лёгких кольчугах.
   Бахмат глухо вскрикнул, вскочил и бросился к лошадям. Владислав же едва начал приподниматься от изумления. И тут же опустился обратно, получив удар по лбу от пробегавшего мимо воина.
   Бахмат не добежал до лошадей каких-то пять шагов, когда его сбили брошенной в ноги верёвкой. Он бешено сопротивлялся, пока несколько ударов по голове не вывели его из строя.
   Их связали и запихнули в тесный трюм корабля, пропахший рыбой и нечистотами.
   Воины задержались до вечера. Они отловили четырёх лошадей, забили их и ободрали шкуры. Разделали туши, порезали мясо на полосы и оставили вялиться
   на солнце. Когда же солнце зашло, разожгли костёр и долго сидели вокруг него. Ели жареное мясо и пели заунывные песни.
   Владислав не видел всего этого. Он очнулся только наутро с разламывающейся головой. Его мутило от качки и удара. Мышцы занемели, стянутые верёвками. Владислав открыл глаза.
   И сразу же увидел пару карих глаз, внимательно смотревших на него.
   - Где мы, Бахмат? - со стоном выдавил из себя Владислав.
   - Разбойники взяли нас. Позор мне...
   - Ничего, как-нибудь выберемся. - Но не было уверенности у Владислава.
  
  
   В полутёмный трюм спустился воин, развязал пленникам ноги и выволок на палубу, залитую полуденным солнцем. Владислав аж прослезился от слепящего окружения. Пока он проморгался, первые вопросы были уже заданы. Разумеется, Владислав ничего не понял, о чём и сказал на родном языке. Понял ли Бахмат, было неизвестно - он промолчал.
   После нескольких дополнительных вопросов капитан смекнул, что зря теряет время. Последовала резкая команда, и с пленников сняли верёвки. Правда, затем их приковали цепью к мачте в середине корабля. Но зато дали по кружке воды и по куску полусырого мяса.
   Наконец-то Владиславу представилась возможность осмотреться почти без помех. Корабль был не очень большим, но старым - да. Чувствовалось, что его трепало порядочно. Настил палубы был отполирован до блеска тысячами ног, ходивших по нему. Проломы в фальшборте были заделаны свежим деревом. А мачта ещё была в потёках смолы.
   Корабль шёл под парусом; однако он имел и десять пар вёсел, которые сейчас были вытащены из гнёзд и сложены вдоль борта.
   Разглядел Владислав и воинов, которые пленили их.
   Двое стояли у кормового весла, служившего рулём. Ещё двое орудовали с парусом. В центре, под матерчатым навесом, сидел, по-видимому, их командир. Остальные были внизу.
   Итак, командир. Высокий. Резкие черты лица. Голова обрита наголо, кроме начинающего седеть чуба на макушке. Длинные усы заложены за уши. В ухе золотая круглая серьга. Лицо гладко выбрито. Одет в белую тканую рубаху, перетянутую на талии металлическим поясом. Широкие белые штаны заправлены в сапоги. На поясе - длинный меч с параллельными гранями.
   Некоторое время командир и Владислав пристально рассматривали друг друга.
   - Эйнар! - крикнул командир вниз, - завтра утром принесём их в жертву Хорсу, - и опять замолчал, смотря на пленников.
   Владислав не сразу осознал, что понимает речь захватчиков. Когда же осознал, то до него дошёл и смысл высказанной фразы. Это было уже серьёзно. Жить им оставалось только до завтрашнего утра. Владислав аж помертвел.
   Но увидеть реакцию Владислава командир не сумел, потому что уже сошёл вниз, предоставив пленникам сомнительное удовольствие жариться на солнце.
   Владислав понял, кто были эти люди. Древние русы. Хотя язык их был весьма далёк от современного русского; скорее, он напоминал германский.
   Мучительно пытался он вспомнить те крохи, которые знал о русах. Кое-как в голове образовалось некое подобие системы.
   Русы были древним народом, сложившемся ещё во времена индоевропейской общности. Родина их была в Южной Прибалтике. Славянами они не были. Готы вытеснили их в Восточную Европу. И русы обосновались на Средней Волге, у озера Ильмень и между Ростовом и Белоозером. Была колония и на Днепре. Но временные рамки всего этого переселения были Владиславу неизвестны.
   То ли корабль был разведывательным дозором первых переселенцев, то ли производил объезд своих владений, а скорее - просто совершал разбойничий набег за добычей и рабами, зашедший несколько дальше обычного.
   Однако надо было как-то скоротать время до рассвета. Поэтому Владислав постепенно разговорил Бахмата.
   - Бахмат, расскажи об этом мире.
   - Хорошо, слушай. Эти степи стали нашими очень давно. Восемь поколений воинов сменилось с тех пор, как мы завоевали себе место под солнцем. Врагом нашим были бородатые длинноволосые воины. Сражались они храбро, но все погибли. В то время наш народ составлял одно. Сейчас же мы - разное. Южные наши племена завоевали последователей проклятого Заратуштры и стали править в тех землях. Они и сейчас воюют, продвигаясь на закат. Прошлым летом вышли к Великому Морю. И теперь у них два пути - на юг и на север.
   - Мы плывём по этому морю?
   - Нет. То море очень далеко; там живут странные народы, а железо у них дороже золота.
   - А ваши племена?
   - Мы живём в этих степях. И нам хорошо здесь. Враги не тревожат нас.
   - Так где мы вообще находимся?
   - Ты пришёл из далёких мест. Что тебе скажут наши названия рек и морей?
   - А города?
   - Мы не строим городов. Мы живём под солнцем. Зачем нам от него прятаться под тяжёлыми крышами.
   - Что за люди пленили нас?
   - Точно не знаю. Скорее, это лесные жители, спустившиеся вниз по Ра.
   - Ра?
   - Да. Исток её там, а устье здесь, западнее. Вместе с нашей рекой они впадают в залив, по которому мы плывём.
   Однако, плавание замедлялось. Ветер стихал, парус обвис. Из трюма поднялись десять гребцов и выставили вёсла за борт. Поднялся и командир.
   - Скажи, Карн, куда плыть нам теперь? - обратился к командиру один из рулевых.
   - Держи на юг, Фрелов, так мы быстрее уйдём от погони.
   Владислав не понял, какую погоню имел в виду командир. Спросил у Бахмата, который шепотом сообщил, что заметил разведчика в траве.
   Солнце садилось. Накатывалась усталость. Но гребцы продолжали мерно работать вёслами.
   Под этот ровный шум Владислав и заснул. Под него и проснулся.
  
   Корабль подходил к берегу. Солнце ещё не взошло, но на горизонте уже забрезжила заря. Корабль замедлил ход и встал. Быстро, не поднимая шума, русы выпрыгивали на берег, приготавливаясь к жертвоприношению. Владислав и Бах-мат с напряжённым вниманием следили за действиями воинов. Однако, было недостаточно светло для разглядывания подробностей. Кроме пленников, на борту оставалось всего четверо - Карн, Фрелов, второй рулевой и один из гребцов.
   Двое русов сняли цепи с пленников. Бахмат и Владислав стали медленно подниматься на ноги. Их особо не торопили. И первая из стрел досталась Фрелову. Она ударила его в грудь и пробила навылет. Рус постоял с мгновение и во
   весь рост грохнулся на палубу. Это послужило сигналом к началу массированной атаки.
   Град стрел обрушился на кучку людей. Однако воины, вышедшие на берег, были защищены, хотя и недостаточно. На них были только лёгкие кольчуги, закрывающие тело, но не ноги и руки. У них были щиты и мечи. Остальное оружие осталось на борту. Те же русы, что остались на корабле, не были защищены даже кольчугами. Поэтому они взяли щиты и присели под защиту фальшборта. Владислав и Бахмат просто легли, спасаясь от стрел.
   Воины на берегу собрались в кучку и отгородились щитами. Потом стали отступать к воде. Стрелы вонзались в щиты, иногда пробивая их, в ноги воинов, и тогда скорость продвижения резко замедлялась. Но люди упорно шли к кораблю. Четверо из них были уже ранены. Единственное решение было - отплыть. Поэтому Карн пинками поднял пленников, позвал рулевого и гребца и усадил их за вёсла. Сам он встал к рулю, успев где-то подхватить тяжёлый панцирь и шлем и облачившись в них.
   В этот момент судьба оставшихся на суше русов была решена. Из высокой прибрежной травы вынесся отряд конных латников с чёрными копьями на перевес. Копья пробили ряд щитов и остались в телах. Всадники отпустили застрявшие копья и разъехались в стороны, уступая место следующему ряду. Второй удар - хруст пробиваемых людей, но ни одного крика. Третий, - и ощетинившийся клубок повалился на спину, задирая копья вверх подобно дикобразу. Конники сделали круг и приготовились к атаке на корабль.
   Корабль уже уходил. Неожиданно гора трупов зашевелилась, и из последнего ряда выбрался воин, залитый кровью. Он бросился к воде, пытаясь догнать уплывающее судно. Тренькнула тетива, и в затылке возникло чёрное древко.
   Однако, эта секунда промедления позволила кораблю отойти на недосягаемое для всадников расстояние. Они подъехали к кромке воды и долго стояли, смотря вслед уходящему кораблю. Молчали. Потом тронули коней и скрылись в траве.
  
   - Хорс отвернулся от нас. Не принял жертву. Не хотел её. - Карн размышлял вслух. - Видимо, следует принять этих людей в отряд.
   Он усмехнулся, вспомнив, что от отряда осталось только трое. Он - Карн, рулевой Актеву и Ратай, который был даже не русом, а полянином, примкнувшим к промысловикам не так давно.
   Карн правил на запад твёрдой рукой, но внутри у него не было твёрдости. Он потерял людей, не принёс жертву, не знал, что будет впереди. По крайней мере, сейчас вокруг было пустынное море. Ветер дул с востока, подгоняя корабль, а четверо гребцов надрывались на вёслах.
   Ещё немного и они взропщут. Допустить этого было нельзя. Поэтому Карн подал команду "Суши вёсла!", и люди в изнеможении упали на палубу.
   Карн встал над Бахматом:
   - Мне ничего не надо от тебя. Нарисуй только - где мы.
   Бахмат лежал, закрыв глаза. Мышцы его мелко вздрагивали, отходя от непосильной работы. Да и все остальные чувствовали себя так же.
   Владислав посмотрел на Бахмата. Бахмат - на него. Что-то он прочитал в глазах Владислава, потому что кое-как поднялся и протянул руку командиру. Тот догадался и дал Бахмату уголёк с гладкой дощечкой. Рисунок был прост и быстр. Карта заинтересовала Владислава, и он подобрался поближе. Приблизились и Ратай с Актеву. На дощечке был изображён залив, соединённый с морем узким проливом. В залив, с северо-востока и северо-запада, впадали две реки. Бахмат отметил три точки: восточнее устья северо-восточной реки; на южном берегу залива и около пролива. Потом поднял голову и усмехнулся. Карн дёрнул головой и глянул на запад. Все повернули головы следом.
   На горизонте виднелся пологий берег с водным разрывом в нём. Это и был пролив, соединяющий залив с морем.
   Все безропотно сели на вёсла. Карн опять встал у руля.
   Пролив был довольно узок, и можно было бы ожидать засады. Тем не менее, корабль благополучно миновал узкое место и вышел на простор.
   День шел к концу. Солнце садилось в мутное марево. Люди отупело сидели. Парус обвис. Всё смолкло.
   С востока шёл шторм.
   Первый шквал завалил корабль на нос. Вода залила палубу чуть ли не до мачты. Люди покатились, цепляясь за что попало. Но тут же корабль выправился. Помогла старинная добротная постройка; к тому же, трюм был задраен.
   - Парус! Снять парус! - Карн был вне себя от гнева и ужаса. Голос его был настолько могуч, что перекрыл рёв ветра. Актеву быстро поднялся на мачту и перерезал шкот, державший рею с парусом. И тут же следующий порыв ветра сбросил их на палубу. Тем не менее, корабль не зарылся носом в воду, как в предыдущий раз, и стал лучше управляемым. Руль мотало из стороны в сторону. Карн увлёк Ратая, и они выправили курс.
   На взгляд Владислава, курс был неважный - по ветру. Волны захлёстывали корму, так что рулевые мгновенно вымокли с ног до головы. Корабль рыскал, и двое с трудом удерживали весло. И всё же Владислав понимал, что развернуть корабль носом встречь ветра им не удастся: не хватит сил. Приходилось довольствоваться существующим положением. Пока трюм не заливало, можно было надеяться достичь берега.
   Владислав попытался помочь Актеву. Тот всё ещё лежал, придавленный парусом. Бахмат пришёл на помощь, и они извлекли раненого из-под тяжёлой намокшей парусины. На вид он был в целости и сохранности, но без сознания. Определить, нет ли переломов, в таких условиях не представлялось возможным.
   Они положили Актеву у мачты и привязали к палубе, чтобы не свалился в море - килевая качка была будь здоров. Сами же пробрались к рулевым. Карн и Ратай уже изнемогали, и смена пришла вовремя. Однако ни Владислав, ни Бахмат не были искушены в судовождении. И твёрдый гладкий деревянный румпель ещё долго бил их, пока они не приноровились к его рывкам.
   Ветер постепенно менялся, снося их на юго-запад. Ночь прошла в жестокой борьбе со стихией. А утро встретило их низким песчаным берегом, на который и выбросило корабль.
  
   О трудностях пути от берегов моря Гирканского до берегов Понта Эвксин-ского. И о том, как путём этим прошли Владислав сотоварищи. А такоже о том, что приключилось в дороге с ними...
   Умолчим мы, ибо неведомо нам доподлинно, как происходило это. Известно лишь, что прибыли они в город Фасис уже в цепях. И цепи сии были цепями рабства долгового.
  
   глава 4
   ветвь 4.1
   По невольничьему рынку шёл грек. Он шёл, внимательно осматривая продающихся рабов. Казалось, что он не мог выбрать. Торговцы живым товаром наперебой расхваливали его (товар), но грек равнодушно проходил мимо.
   Его внимание привлекла группа рабов, стоящих слегка в стороне. Состав её был весьма пёстрым, а цена - невысока. Поэтому грек и направился к ней. Он спросил у хозяина, - откуда они. Тот невразумительно отвечал, что они из далёких восточных земель. Грек недоверчиво хмыкнул, но, казалось, был удовлетворён ответом.
   - Кто из вас знает греческий язык? - спросил он, обращаясь к рабам на родном языке. На его вопрос никто не ответил. Тогда он повторил его. Рабы отупело смотрели перед собой и не реагировали на слова. Работорговец мгновенно снизил цену.
   Грек хмуро осматривал рабов, всё ещё сомневаясь. Торговец с жаром доказывал, что язык - дело наживное, рабы же сильны и послушны. Снизив первоначальную цену раза в три, ударили по рукам. Грек отобрал четверых.
   Им было лет по двадцать пять, и были они воинами. Управиться с ними было бы непросто. Несмотря на это, грек купил их, преследуя какие-то свои цели.
   Рабов отковали от общей цепи. Грек связал им руки, и они пошли прочь, оставив владельца в радужном настроении. Тот нервно подпрыгивал, подхихикивая, не в силах сдержать обуревавшую его радость. Ведь эти четверо, по сути, были бросовым товаром.
   Однако следовало вернуться к действительности - надо было торговать дальше. К тому же покупателей появилось, хоть отбавляй. Мальчики двенадцати - четырнадцати лет шли нарасхват. Девочек тоже разбирали. К вечеру он продал всё. Про грека с его четырьмя воинами он и не вспоминал. "На редкость удачный день! Неслыханная выручка!" В некой прострации, он, положив деньги в кожаный мешочек, спокойно отправился домой.
   Работорговец шёл по тёмным улицам, никого и ничего не замечая. Не замечал он и пяти пар глаз, настороженно следивших за ним. Работорговца проследили до дверей его дома. После этого, пошептавшись, пятеро скрылись в темноте. Назревали какие-то события.
   Утром следующего дня город был ошарашен: исчез богатейший в городе работорговец. К тому же из порта исчезла одноярусная галера - унирема, с грузом на борту, принадлежащая торговцу.
   Ни родственников, ни друзей у торговца не было. Так что выслать корабль на поиски было некому. Был вариант, что торговец сам тайно скрылся, никого не оповестив. Оставалось только ждать и надеяться, что когда-нибудь слухи донесут весть об исчезновении.
  
   Две пиратских триеры давно поджидали добычу. И наконец удача улыбнулась им. Под вечер они увидели унирему. Её было хорошо видно в лучах заходящего солнца. На триерах всё было готово к бою, и уже давно.
   Они выскользнули из-за укрытия, стараясь взять добычу в клещи, но не тут то было. Галера резко свернула и увеличила ход, направляясь к соседнему острову. Подплыв ближе, они увидели, что это не один остров, а целых два, разделённых нешироким проливом.
   Унирема направлялась прямо в него. Тогда триеры разделились; одна пошла в пролив, а другая стала огибать острова слева. Но капитаны триер просчитались - унирема, пройдя пролив, развернулась направо и пошла обратным курсом. Но и на триерах не оплошали. Та, которая шла за униремой, повторила её маневр, а вторая, повернув направо и пройдя пролив, встретилась с первой. Таким образом, унирема достигла двух преимуществ: оторвалась от преследователей и поставила их лицом к солнцу.
   Неожиданно галера остановилась. Триеры тоже замедлили ход, ожидая подвоха. Но из-за солнца, бившего в глаза, трудно было что-либо разглядеть. Пользуясь этим, унирема развернулась носом к пиратам и, словно птица, понеслась навстречу своим преследователям.
   Те опешили, но не прекратили своего движения. Одна из триер вырвалась немного вперёд, но это действие не принесло ей пользы - унирема стала атаковать именно её. Она неслась всё быстрее и, когда до триеры оставались считанные метры, на униреме мгновенно были подняты вёсла. На триере не были готовы к этому, поэтому действия униремы увенчались успехом. Раздался страшный треск - это унирема прошла вдоль борта триеры, ломая вёсла и осыпая гребцов и воинов тучами стрел. Но на униреме не учли второй триеры. В то время, когда унирема сломала все вёсла с левого борта триеры и хотела было уже отойти, вторая триера на полном ходу ударила в носовую часть униремы с такой силой, что таран застрял в борту униремы. С триер на унирему были переброшены абордажные крючья. Мгновение враждующие стороны молча смотрели друг на друга.
  
   ветвь 4.2
   Полянин я. Зовут меня Ратаем. Греку нужны были воины и он купил нас, сказав что хочет освободить, но сначала мы должны сделать одно важное дело. Деваться было некуда. Мы захватили в плен работорговца и украли его галеру, погрузив на неё оружие. Как мы поняли, грек хотел свергнуть правителя в метрополии, а мы должны были умирать за него.
   Однако, пиратские суда вмешались в честолюбивые замыслы грека. Я стоял у самого борта, ожидая нападения. Когда же триера пробила нам борт, толчок был настолько силён, что меня выбросило за борт. И это спасло мне жизнь. Потому что в тот же момент пираты-лучники, скрывавшиеся за спинами своих товарищей, спустили свои луки.
   Я поднырнул под триеру и выплыл с противоположной стороны от столпившихся по борту пиратов. И тут же обнаружил рядом с собой голову Владислава, проделавшего то же самое.
   Мы переглянулись и полезли на палубу вражеского корабля. Пираты же, в свою очередь, перекинув абордажные крючья, полезли на палубу нашей галеры. Люди с униремы принуждены были сражаться на две стороны, поскольку триера, у которой были сломаны вёсла, кое-как подгребла и тоже накинула абордажные крючья. Унирема оказалась зажата с двух бортов; численность воинов на ней была раза в три меньше пиратской. Сказались потери и от залпа лучников. Так что бой был чисто оборонительным, переходящим в панику. Пираты впали в эйфорию, стремясь задавить врага и принудить его к сдаче. И тылы свои оставили без присмотра.
   Этим и воспользовались мы с Владиславом. У меня был короткий лёгкий меч, который не помешал мне всплыть, но Владислав был с голыми руками. Хотя это его не обескуражило. Он подхватил какую-то палку и бросился к капитанскому домику. Я последовал за ним. В этот момент откинулась занавеска, и на палубу прошествовал разодетый капитан с двумя охранниками по бокам. Хотел ли он принять участие в схватке, или только подбодрить своих людей - осталось неизвестным.
   Владислав налетел на него как ураган. Ошеломлённое выражение ещё не сошло с лица главаря, как Владислав ударом в голову повалил левого охранника. Прокрутив палку над головой, свалил правого. Я подхватил его на меч, и он судорожно затих, заливая кровью палубу. Между тем, Владислав приступил к главарю. Тот уже очухался и выдернул богато разукрашенный меч из перевязи. Видимо, он был первоклассным бойцом в своё время (недаром же он стал главарём), но годы и роскошная жизнь слегка замедлили его реакцию. В довершение, он столкнулся с совершенно незнакомой ему системой ведения боя. Главарь чуть-чуть не поспевал за движениями Владислава, орудовавшего палкой. А Владислав вытворял нечто невообразимое. То он вертел палку вокруг тела, то отбивал удары меча, сразу же переходя в контратаку. Он вёл бой одновременно на трёх уровнях. Мастер! Я и то раскрыл рот. Однако зевать не приходилось. На помощь главарю бросились пираты, отвлекшись от бойцов униремы. Нам же поплохело. Трое бандитов плечом к плечу вплотную приблизились к нам. Я схватился с одним, вооруженным длинным мечом, что поставило меня в невыгодное положение с моим коротким. Он держал меня далеко от себя, так что я мог лишь обороняться, не доставая до него для решающего удара. Владиславу же достались ещё два противника. Оказавшись, по моему мнению, в безвыходном положении, он совершил какое-то странное движение, одновременно ударив троих противников в ноги, чуть ли не лёжа. Самое удивительное, что удар достиг цели. Прибежавшие пираты свалились друг на друга, загромыхав амуницией и задержав следующих, желающих вступить в схватку. Главарь же только слегка наклонился к ноге, опустив руку с мечом. Этого и добивался Владислав. С практически лежачего положения он высоко подпрыгнул, опёршись палкой о палубу, и двумя ногами ударил в голову своего противника. Удар был таков, что главарь, пролетев три сажени, сорвал занавеску, закрывавшую вход в его домик, и оказался внутри его. Следом за этим оттуда раздался пронзительный женский визг, на секунду всех парализовавший. Но не Владислава. Воспользовавшись этим, он проник в домик и выволок тело главаря, вяло пытающееся высвободиться. Владислав заломил ему левую руку, одновременно держа за волосы, и приставил к его шее хищно поблескивающий нож. Под ножом уже собирались капли крови.
   - Освободите корабль, или я прирежу его! - крикнул Владислав по-русски, вероятно от волнения. Только я понял, что он сказал. Но в подтверждение своих слов Владислав встряхнул главаря и посильнее надавил ножом на его горло. Я перевёл речь Владислава. Раздался булькающий звук, и главарь прохрипел: "Выполняйте!" Пираты стали нехотя освобождать триеру, перебираясь на унирему. С униремы же на триеру стали переходить наши товарищи.
  
   Я внимательно следил за Владиславом и заметил, что он всё более напрягается, пытаясь удержать приходившего в себя главаря. Однако переход закончился раньше, чем главарь смог что-либо предпринять для своего освобождения. К гребцам на триере добавились наши гребцы, и она высвободила свой таран из борта униремы.
   С увеличившимся экипажем, за счёт освобожденных гребцов, мы отходили от места битвы, чтобы продолжить свой путь.
   Владислав отпустил главаря. Тот встал на борт триеры и злобно посмотрел на пленившего его человека. Потом сказал: "Я не забуду тебя, и ты меня не забудь. Я - Савмак." - и сплюнул на палубу. Прыгнув за борт, он поплыл к своим людям, ожидающим его на триере без ряда вёсел и полузатопленной униреме, продолжавшей погружаться.
   Беспрепятственно наше судно возобновило путь в недалёкую метрополию. В Грецию. Где мы собирались осуществить весьма опасное предприятие.
  
   глава 5
  
   Шёл год 116 до нашей эры, от основания же Рима - шестьсот тридцать седьмой. Наступало лето, и склоны гор зеленели, не вытоптанные ещё стадами коз.
   Радостно встречала нас Греция. Мы же несли ей смерть. Отряд наш высадился в приграничной области одного из мелких греческих государств. Ничьего внимания не привлекли мы. Вёл нас грек заброшенными горными тропами, чтобы тайна его не была узнана посторонними.
   Нас, рабов, было около сотни. Грек же был в одиночестве. Но что-то мешало нам просто взять и покинуть его. В чужой стране мы жались друг к другу и к человеку, бывшему здесь своим.
   Через две недели похода нашего вступили мы в личные владения грека. Поселил он нас в маленькой деревушке, у самого леса. Чтобы успеха добиться, нужны были ему ещё воины. Около месяца собирал он их. Кого за плату, кого за обещания. Мы же жили спокойно, лишь тренируясь в преддверии битв.
   И настал этот день, и вышли мы в поход рад интересов чужеземца. Под покровом ночи проникли мы за городские стены, вырезав ни о чём не подозревавшую стражу. И заняли дворец правителя, и убили его! А путь наш был обильно кровью пролит.
   Грек стал правителем, а имя ему было - Пётр Пифлагонец. И я участвовал в его становлении. В этом вина моя.
  
  
   Владислав стоял посреди внутреннего двора дома правителя. Его уже мутило от бесчисленных убийств и запаха крови. Рот был полон горечи, горло саднило, ноздри были полны пыли и гари. Он судорожно раскрывал рот, в попытках вдохнуть, но воздух, насыщенный смрадом смерти, словно ватой забивал лёгкие. Владислав попытался сплюнуть, но не смог, и его чуть не вывернуло наизнанку.
   Кое-как отдышавшись, Владислав отошёл к стене, в тень. Солнце палило, усугубляя его мучения. Он не спал ночь. Глаза покраснели. К тому же, едкий дым щипал их. Но напряжение минувшей ночи не отпускало Владислава. Остановившимся взглядом смотрел он перед собой, не замечая ни трупов, лежащих у противоположной стены, ни обломков мебели и досок, чадящих в центре, ни его товарищей, идущих к нему.
   Он вспоминал, точнее, - пытался вспомнить. Но мозг отказывался воспроизвести ужасы прошедшей ночи. Только какие-то обрывки всплывали временами. И тогда он вздрагивал, не веря самому себе.
   Владислав помнил, как он в одном ряду с Ратаем и Бахматом прорубался сквозь рассыпающиеся группы едва проснувшихся стражников. Все были едва одеты, без кирас и шлемов, а некоторые и без оружия. Они выбегали из казармы и сразу же попадали на острия мечей, вспарывавших человеческую плоть. Всё это очень походило на обыкновенную резню. Ни о какой честной битве не было и речи.
   Рабы прорвались в казарму. Там их уже встретили хорошо вооруженные воины во главе с офицером. Рабы заколебались. А офицер подбадривал своих людей. Но Владислав не дал возможности им проявить себя. Он бросился в ноги офицера, приподнял его на плечах и, повернувшись, вставая, с силой ударил об пол. Нападение было настолько внезапно, что солдаты смешались, и их зарезали без жалости.
   Офицер же остался жив. Владислав поднял его и поволок, шатающегося, к Пифлагонцу. К тому времени предыдущий правитель был уже убит другим отрядом рабов, и Пётр примерял венец правителя, сидя в его кресле в главном зале дворца.
   По очереди входили к нему начальники отрядов с докладами и оставались подле после утешительных новостей. Всё больше и больше радовался Пифлагонец, убеждаясь в своей полной победе.
   Владислав с пленником пришёл под самый конец. И это означало, что город уже не сопротивляется захвату. Последние защитники обезоружены и изолированы. Но ещё большую радость доставил Петру сам пленник.
   - А... это ты, племянничек... - протянул он, хищно глядя на офицера. И Владислав вздрогнул от злобы и довольства в его голосе. Пленник же промолчал, игнорирую спрашивающего. Пётр поднялся с кресла и вкрадчивыми шагами приблизился к офицеру.
   - Знаешь, твой отец убит. Зря он выгнал меня в провинцию. У меня было достаточно прав занять это место... - но почувствовав, что оправдывается в глазах своего пленника, резко оборвал себя. - Ты же, можешь остаться в живых, если принесешь мне клятву верности...
   - Ты трус и подлец, - очень тихо произнёс офицер, - и я был бы последним дураком, если бы поверил тебе. Но не это останавливает меня. Предать своего отца - что может быть гнуснее, - и он хлестнул правителя по щеке.
   Там остался красный отпечаток ладони, когда правитель побледнел; но он тут же стёрся, залитый румянцем ярости. Пифлагонец побагровел так, что даже шея окрасилась, несмотря на сильный загар. Он задыхался, но крик всё же прорвался сквозь пелену злобы: - Убейте его!!
   Рабы не шевельнулись, отводя взгляды.
   - Я приказываю: убейте его!!
   Рабы по-прежнему не двигались. Лишь Владислав сказал: "Мы не палачи. Не приучены убивать безоружных".
   - Ах, ты не палач, раб! Так умри же сам! - и он выхватил кинжал из-под хитона. Движение было настолько быстрым, что никто не успел среагировать. Правитель ударил Владислава слева в живот, но нож скользнул по кирасе и вонзился в незащищенный бок офицера, стоявшего рядом. И только после этого мощный удар Владислава достиг цели.
   Враги рухнули одновременно. И смерть примирила их. Они лежали обнявшись. Один, с кровавой дырой в боку, и другой, с перебитой шеей. Рабы стояли над их телами и молчали. Умер и претендент на власть, и тот, кто имел это право по происхождению. Наступало безвластие. И никто из рабов не смог бы поднять эту власть и взять её в свои руки. Вот поэтому они и стояли над трупами и молча смотрели на них.
   Владислав понял: ещё мгновение и бывшие рабы разбегутся без руководства и не смогут воспользоваться плодами своей победы. Дай бог, если через неделю их всех не переловят и не перебьют поодиночке.
   - Послушайте меня, - сказал он, - мы все здесь чужие. Не сегодня - завтра из провинции пришлют регулярные войска, и они нас здесь раздавят, если, конечно, мы не будем все заодно.
   - А под чьим руководством? Уж не под твоим ли?
   - Вот сейчас и решим. Слышали про демократию? Нет? Греческое изобретение. Но, конечно, для свободных граждан. Хотя, мы же теперь свободны. Хозяин мёртв. А дело его продолжать надо нам.
   - Так в чём суть? Ты дело говори.
   - Очень просто. За кого больше голосов будет подано, тот и главой нашим станет.
   Рабы зашумели, обсуждая и переговариваясь. Кое-как сорганизовались. Притащили доску, покрытую воском. В столбик нарисовали значки, обозначающие претендентов. Теперь каждый должен был поставить вертикальную черту под соответствующим значком. Двое по бокам следили, чтобы никто не стирал чужие пометки.
   Голосование шло долго, с руганью и мелкими потасовками. Владислав поставил черту одним из первых и вышел во внутренний дворик.
   День уже перевалил за середину, когда за ним пришли Ратай с Бахматом.
   - Пошли. - сказал Ратай. - Тебя выбрали.
   Владислав тяжело поднялся, освобождаясь от воспоминаний, и побрёл, пошатываясь, за своими соратниками, с ужасом думая, что управлять ему придётся большей частью профессиональными воинами. Ему, дилетанту.
   Он встал перед нестройной толпой бывших рабов и сумрачно оглядел их лица, покрытые шрамами и густым загаром. Ратай с Бахматом встали чуть сзади с обеих сторон от него.
   - Значит так. - сказал Владислав. - Вы меня выбрали, и теперь я - главный. Мои приказы - закон для вас. Ослушавшемуся же - смерть.
   И прошел сквозь толпу к пустому креслу правителя.
  
   Как тяжко быть правителем над скопищем преступников, бывших рабами, и толпой рабов, ставших свободными. О преодолении человеческой косности. О днях лишений и неудач. И об усилиях Владислава по наведению порядка среди своего же воинства.
   Обо всём об этом недосуг повествовать нам. Ибо сие не доставит удовольствия ни вам, ни нам. А займёт лишь время бесценное. Были и казни, были и убийства. Но власть из рук своих Владислав не выпустил. И это, в конечном итоге, спасло их всех.
  
   глава 6.
   Ноги солдат тихо шуршали по опавшим листьям. Шли регулярные войска из Иллирии и Цизальпийской Галлии. И если рядовые и сержанты были галлами и иллирийцами, то офицеры были карфагенянами из столицы. Карфагенское правительство, воспользовавшись внутренними беспорядками в Греции, вводило туда свои войска.
   Беспрепятственно разбивая наскоро собранные дружины местных архонтов, карфагеняне неуклонно приближались к Дельфам. Дельфы же были осаждены греческими войсками. Пять месяцев шла осада, но рабы держались. Совершая молниеносные вылазки, они методично уничтожали осадные башни, стенобитные орудия, баллисты и катапульты. Так что греки были вынуждены оттащить оставшуюся технику подальше от стен и окружить их двойным кордоном воинов.
   Число же защитников не уменьшалось, а даже постепенно увеличивалось за счёт стекавшихся в город беглых рабов. По ночам они пробирались между отдельными отрядами греков и вливались в армию рабов, объединенную единой целью и могущую противостоять осаждающим. Сказать по правде, греки больше ссорились между собой, чем штурмовали Дельфы. И это разумеется помогало плохо обученным и слабо вооруженным рабам выстоять.
   Карфагеняне ударили по лагерю греков ранним утром, когда солнце ещё не взошло. Владислава подняли с постели, и он взобрался на стену, дрожа от утреннего холода и волнения. Нехорошие предчувствия томили его. Владислав всмотрелся в огни греческого лагеря. Кто-то метался среди костров, а также усиливался шум. Шум битвы. Иллирийцы наступали с зажженными факелами, и огненный вал постепенно охватывал лагерь греков. С противоположной стороны города пока было тихо.
   - Грекам не выстоять, - сказал Бахмат, стоявший рядом с Владиславом, - их силы рассредоточены, и они не успеют подтянуть остальные фаланги. Их разобьют по частям. Ударим сейчас по грекам с тыла, а?..
   - Не всегда враги наших врагов наши друзья. Иллирийцы разобьют греков, а потом примутся за нас. И это не враждующие друг с другом греки - это регулярные иллирийские войска с приглашенными карфагенскими офицерами, не знающими поражений. Как только греки оттянут сюда фаланги с востока - уходим. В бой не вступать. Наша задача - невредимыми уйти из города. Взять с собой запас пищи и всё оружие. Выполнять.
   Присутствовавшие здесь же сержанты молча вздохнули и со всех ног кинулись поднимать людей, строить их и пытаться со всей тщательностью выполнить приказ Владислава, который в гневе бывал страшен и беспощаден.
   Владислав ещё немного постоял, смотря на развертывающуюся битву. Впопыхах он вышел одетым лишь в штаны, рубаху и лёгкую кольчугу. И теперь уже дрожал крупной дрожью от пробиравшего до костей холода. Подле маялся Бахмат, желая что-то сказать, но не решаясь.
   Обхватив себя руками, Владислав наконец обратил внимание на друга.
   - Что?
   - Ты раньше таким не был, Владислав.
   - Каким?
   - Жёстким, непримиримым, неулыбающимся...
   - Жизнь заставила. Ну ладно, пойдем. Уходить действительно надо. Карфагену тоже нужны рабы.
  
   Рабы поспешно, но без суеты, строились в колонны. Владислав настоял, чтобы запаслись тёплыми вещами. И каждый стоял с приличным тюком за плечами. Погода благоприятствовала скрытному уходу. В ложбинах лежал туман, но солнце уже вставало, и надо было поспешить, пока горячие лучи не создали лучшую видимость.
   К этому времени греки уже оттянули войска, но цизальпийские галлы с флангов рассекли фаланги и уничтожали не сумевших повернуть греков, пробиваясь вдоль фронта. Паника охватила греков, и они побежали. Некоторые вперёд, под мечи иллирийцев, другие же - назад, к городу, забыв про рабов. Однако, рабов уже не было, и остатки восточных фаланг укрылись за стенами.
   Центр же ещё держался. Они сумели выстоять при первом ударе иллирийцев и теперь медленно отступали, теснимые к воротам. Наконец, теряя людей, греки прижались спинами к закрытым створкам. Бывшие же за стенами и не подумали открыть, боясь, что вместе с греками ворвутся и иллирийцы. Они стояли и смотрели сверху вниз, как один за другим погибали их сограждане, даже не пытаясь помочь им. И этим они подписали себе смертный приговор.
   Пока иллирийцы добивали греков у ворот, цизальпийские галлы обошли Дельфы с обеих сторон и с одного удара выбили городские ворота, через которые ушли рабы. Город был практически пуст, и галлы лавиной промчались по улицам, сметая всё на своём пути. Участь не сопротивляющихся греков была жуткой: их просто сбросили со стены. И долго ещё стоны умирающих оглашали небо.
   Дельфы пали. Можно считать, что пала и Греция.
  
  
   Холод уже стал частью их существования в горах. Войско Владислава обосновалось в труднодоступных районах Фракии. И постепенно редело. Рабы разбегались в низины, где было значительно теплей, где жили люди и где была пища. Лишь самые стойкие и отпетые оставались в горном пристанище.
   Дисциплина разваливалась на глазах. Рабы целыми днями бродили по укрепленному лагерю, иногда сбиваясь в кучки, и уже открыто роптали. Все откровенно бездельничали, и это безделье разлагало армию до основания. Достаточно было малейшей искры, и рядовые рабы восстали бы уже против своих непосредственных начальников-сержантов.
   Дозоры не выставлялись уже третий день. Ратай с Бахматом не справлялись с утихомириванием возмущённых; им не хватало авторитета. А Владислав был болен. Он метался в бреду, не узнавая окружающих, мучительно хрипел и кашлял. Пять месяцев снега и борьбы с недовольными окончательно доконали его. В низинах природа уже просыпалась; в горах же - нет.
   Именно это время и выбрали для нападения на лагерь рабов сицилийские войска. Ещё зимой они захватили Ионию в Малой Азии. Прошли маршем по малоазийскому побережью, переправились через пролив и вошли во Фракию, выйдя рабам в тыл.
   И теперь двое карфагенских офицеров, закутанных в козьи накидки, наблюдали за стихийным шевелением в лагере.
   - Зачем нас послали сюда? Через день-два они сами, без нашей помощи, перебьют друг друга. А мы тут мёрзни...
   - Не скажи... Видно что-то случилось с их предводителем - тот держал их в узде. Видишь - большая палатка. Никто из неё не выходит, у входа - двое охранников. Он там.
   - Когда атакуем?
   - Да хоть сейчас. Они нас не ждут. Но предупреждаю: приказ - взять главаря живым. Да и его рабов понапрасну не бить: если сдаются - брать в плен. Проследи за своими воинами Ответственность - на тебе.
   - К чему нам этот бунтарь? Что, у нас своих нет?
   - Свои-то есть, но кто идёт за ними... А этот смог собрать и удержать в повиновении разноязыких людей. Организовал из всякого сброда боеспособную армию, которая эффективно противостояла регулярным греческим войскам. Такого человека надо иметь своим союзником, но никак не врагом. К тому же, у нас нет причин враждовать. Думаю, что по зрелому размышлению он перейдёт на нашу сторону. И, скорее всего, исходя из чисто формальной логики, а не из-за чувств или денег. Ладно, хватит болтать, - оборвал сам себя офицер, - пошли. И помни о приказе: взять живым.
   Офицеры поднялись и стали спускаться со скалы, возвышающейся над лагерем рабов.
  
  
   Негоже, когда смерть становится привычной, когда убиваешь бездумно. Так рабы убивали сицилийцев, а сицилийцы - рабов. И не было того, кто остановил бы эту бойню. Бессмысленную, а такоже и бесполезную. Лишь трое не принимали участия в резне этой. Владислав лежал при смерти, а его побратимы охраняли его от посягательств. Короткой была битва. Кто не сбежал и не отошел в царство мёртвых, того заковали в цепи. Владислава же принял лекарь карфагенский, тайные снадобья знающий. И вырвал он человека из костлявых рук. И осуществились желания властителей.
  
   глава 7.
   Заскрипели сходни, и Карн, нанятый на галеру кормчим, непроизвольно посмотрел на поднимающихся на палубу людей. Впереди шли два офицера, один - с перевязанной рукой. За ними - двое солдат, тащивших носилки с человеком. Следом - несколько рабов и охранявших их воинов.
   Карн отвернулся и опять уставился на воду, плескавшуюся по борту. От мыслей его отвлёк начальственный голос старшего офицера, только что взошедшего на корабль:
   - Срочно отплываем.
   Карн равнодушно повёл плечом и отдал команду к отплытию. На берегу освободили якорь. Мощно и одновременно ударили вёсла, вытягивая галеру из гальки. Корабль закачался на волне, повернул на запад и двинулся в обратный путь - на Сицилию.
  
   Дня через два, когда галера уже была в открытом море, человек с носилок впервые выбрался на палубу. Он стоял слегка согнувшись, опираясь на перила фальшборта, и смотрел на север, где за лёгкой дымкой ещё угадывались очертания берега.
   Карн выбрался из кубрика и направился на корму сменить Актеву на руле, где тот в это время стоял вахту. Проходя мимо облокотившегося на поручень человека, Карн слегка задел его. Без какой-либо задней мысли, скорее из любопытства: кто это, как будет реагировать на толчок и вообще... Однако, последствия сей "шутки" едва не стали весьма трагичными. Корабль рухнул в междуволние, у человека сорвались руки с перил, он резко наклонился вперёд, сгибаясь, и полетел в воду, махнув на прощанье ногами. Вот за эти ноги Карн его и ухватил. Рывок чуть не сорвал Карна с ног. Но он крякнул, присел, а потом, выпрямляясь, выдернул из раскрытой пасти моря ... Владислава.
   - Владислав?
   - Карн? - в один голос воскликнули они, узнавая.
   - Мне на вахту. Пошли, расскажешь как ты.
   Карн встал на место Актеву, Владислав прислонился спиной к ограждению рулевой площадки, Актеву же сел на корточки рядом с ним.
   - Ты помнишь, - начал Владислав, - как мы расстались. Ратай с Бахматом пошли со мной. Ты же остался с Актеву. - Владислав бросил быстрый взгляд на него. - Я хотел попасть в Грецию. Попал... - Владислав нехорошо усмехнулся, а в глазах его застыла тоска. - Мы шли к Понту. По дороге встретили караван из Персии. Денег у нас не было, да мы как-то о них и забыли. К каравану мы присоединились, а вот заплатить за это не удосужились. Так что, проснувшись на следующий день, мы оказались долговыми рабами.
   Продали нас на рынке достославного города Фасиса. Купил нас грек Пифлагонец. А потом всё так закрутилось... Грек пытался захватить власть в Дельфах нашими силами... Он убит, а собранные им рабы под моим началом таки удерживали город в своих руках, пока не подошли итало-иллирийские части. Они схватились с греками, а мы ушли в горы Фракии. Там я и слёг. Так что наше пленение сицилийскими карт-хадаштцами прошло для меня сквозь дымку бреда. Очнулся я уже на этой галере.
   Владислав замолчал. Этот монолог стоил ему немалых усилий - после болезни он был ещё слаб. Он молча смотрел на Карна, зная, что подгонять его не имеет смысла, что он сам всё расскажет, как только сочтет нужным. И Карн рассказал.
  
  
   Как бы не были интересны нам те злоключения, что выпали на долю двух ру-сов, отправившихся в путь. Те битвы, что прошли они на пути своем по южному брегу Понта Эвксинского. Уведут они нас от главного, о чём хотели поведать мы. А именно: о житие Владислава. Его жизнь и судьба волнуют нас наперво. Его путь и время, его окружающее.
   Вернемся же к тем событиям, что происходят по воле нашей, а такоже про-тив неё.
  
   глава 8
   Сколь ни тяжко мне говорить об этом, не умолчу. Как был я рабом, так и остался. В лето 639, до нашей же эры - в году 114, доставили меня на Сицилию, где и обретался я десятилетие. Офицер, захвативший меня, передал своему брату старшему нас с товарищами моими. И наказал следить строго за нами, чтобы никто не прознал о нас. Какие цели преследовал он - неведомо было мне в то время. Надсмотрщиками поставили нас над другими рабами. Работа была не тяжела, но тягостна. Рабы невзлюбили нас, и роптание их, и их выступления приходилось подавлять мне в зародыше. Предан был я хозяину своему...
   В тот же год дошли до нас сведения, что туранцы ушли из Персии, ими прежде завоеванной. Заняли они земли в Малой Азии, кроме карфагенской Ионии, покорив местных жителей без крови. Повлекло это за собой войну длительную между Карфагеном и Тураном. Но я был на Сицилии, в поместье Эрсдебала, и дни мои там вначале были преотвратны.
  
  
   Всё повторялось.
   Владислав и Савмак стояли напротив друг друга, окруженные кольцом пиратов. "Он мой, он мой..." - бормотал Савмак, с ненавистью глядя на Владислава.
   К этому моменту пираты, высадившиеся у рыбацкой деревушки и полностью разгромившие её, быстрым маршем прошли проселком, вздымая тучу пыли, и уже собрались атаковать богатую виллу. Никто не помешал бы им грабить, насиловать, убивать и, в конечном итоге, разрушить все строения - рабы были на полях. Да они и не стали бы защищать своих хозяев, а просто сбежали бы подальше. В доме находилось всего шестеро: Владислав; владелец поместья Эрсдебал - располневший и лысеющий пятидесятилетний сицилиец; его сорокалетняя жена, с потугами на вторую молодость; их дети - восемнадцатилетняя дочь и шестнадцатилетний сын; раб-повар.
   Пираты сорвали ворота, вломившись во двор. На этот шум и выбежал Владислав. Тактика у пиратов была выверена до мелочей, но тут она засбоила. Двое пиратов, вставших по сторонам от наружной двери и должных вылавливать выходящих из дома людей, были остановлены резким криком главаря - Савмака, мгновенно узнавшим Владислава. Ведь это был человек, опозоривший главаря пиратов, поколебавший его авторитет, так что он был вынужден переменить место своего "дела". Позор мог быть смыт только кровью.
   Многие слышали о ненависти Савмака, но увидели Владислава они впервые. Он не произвел на них сильного впечатления: ничего особенного в нём не наблюдалось. К тому же он был безоружен. Нет, они не боялись Владислава и не понимали ненависти своего главаря. А он исходил злобой при виде своего врага, шипел и плевался.
   Пираты окружили этих двоих и с интересом поглядывали, ожидая быстрой схватки. Немного терпения и они продолжат то, за чем сюда прибыли.
   Владислав стоял, слегка улыбаясь, и внимательно следил за пиратами и, главное, за Савмаком. Савмак неожиданно прекратил нервничать и вытащил меч из ножен. Видимо, уверенности ему добавило отсутствие у Владислава оружия и доспехов. Один удар - и он труп. Можно жить спокойно, не дёргаясь каждый раз при воспоминании об унижении.
   Савмак начал медленно приближаться к Владиславу, слегка опустив меч. Круг пиратов раздвинулся, чтобы не попасть под меч главаря.
   Вот это я, Ратай, и увидел, входя через заднюю калитку, выходящую на поля.
   Совершенно неожиданно, на половине шага, Савмак резко поднял меч и слева направо нанёс удар, стремясь отрубить голову. Стремление покрасоваться сыграло с ним плохую шутку: Владислав пригнулся, меч просвистел над его головой, разворачивая владельца, и Савмак потерял преимущество внезапности. В довершение, Владислав ударил правой ногой по кисти Савмака, держащей меч, ещё больше разворачивая того и удаляя оружие от себя.
   Савмак глухо зарычал, с усилием восстанавливая равновесие, одновременно защищаясь от следующего удара ногой - в голову. Владислав нанес эти два удара не останавливаясь, сначала справа налево, а потом - слева направо, так что единственное, что сумел сделать Савмак - это подставить левую руку под удар. Острая боль пронзила её до локтя, и он уже был не в состоянии ей двигать.
   Красная пелена боли и бешенства застлала глаза Савмака. Он жутко заревел и бросился на Владислава, беспорядочно нанося удары. Однако Владислав достаточно легко уходил от них, пока кто-то из пиратов, желая помочь главарю, не кинул сзади в ноги Владиславу копье. Владислав споткнулся и упал на спину. Савмак в это время делал выпад в живот и едва не достал. Но неожиданное падение противника и удар Владислава ребром правой стопы в голень перебросили Савмака через лежащего Владислава.
   Владислав вскочил, сжимая в руках брошенное в него копье.
   Савмак тоже, сжимая в левой руке завитую бородёнку владельца поместья, который внезапно появился в дверях. Почувствовав руку главаря, Эрсдебал чуть ли не позеленел и стал медленно сползать вниз по двери, к которой его грубо прислонили.
   Словно сговорившись, все пираты одновременно напали на Владислава. Они сбили его с ног, но нанести тяжёлые повреждения были не в состоянии, мешая друг другу размахнуться и ударить достаточно сильно. Через некоторое время Владислав выбрался из-под груды тел - помятый, но ещё боеспособный. Он подхватил с земли чей-то меч, вырвал второй у зазевавшегося пирата, отрубив тому руку, и кинулся на Савмака.
   Но добраться до него Владиславу помешали. Перед ним встало двое, ещё двое напали с боков. И если те, что с боков, ударили одинаково, стремясь подсечь ноги, то двое перед Владиславом избрали разную манеру боя. Владислав подпрыгнул, уходя от ударов боковых и разбивая им затылки мечами. Но на отражение ударов передних у него не хватило времени. От левого, ударившего в грудь, он увернулся, немыслимо изогнувшись, но правый свалил его, разбив левую бровь. Владислав перекатился через голову и, оказавшись на корточках, прокрутился на левой ноге, правой подсек левого пирата. Продолжая движение, Владислав отразил правым мечом рубящий удар второго пирата, ударив снизу. Потом, ещё раз развернувшись вокруг своей оси и поднявшись, Владислав сделал выпад от груди двумя мечами в противоположные стороны, шагнув правой ногой вперед. Левый меч воткнулся в живот прежнего правого пирата, а правый заставил отскочить поднявшегося левого пирата в сторону. Но Владислав оказался спиной к Савмаку и, скорей всего, на мгновение просто забыл о нём. Савмак же, увидев спину врага, бросил владельца поместья и попытался напасть на Владислава. Однако, я помешал ему, ударив сзади по затылку. Главарь рухнул, дребезжа доспехами, и Владислав резко обернулся. Мгновение узнавания и он вернулся к своему делу. Я подобрал меч Савмака и встал правее и сзади Влдислава, стремясь защитить ему спину, а также наблюдая за потерявшим сознание главарём.
   Кровь из рассеченной брови залила Владиславу пол-лица. Она мешала смотреть, и Владислав, перехватив левый меч острием вниз, провел рукавом по глазам. Вид у него был страшен: он сам, да и всё вокруг было залито кровью. Три трупа и тяжелораненый добавляли впечатление. Решимость пиратов была поколеблена. Главарь был в бессознательном состоянии.
   Пираты стали медленно отходить к воротам. Но Владислав не дал им достичь корабля без новых потерь. Ярость владела им. Он побежал к пиратам, не ожидавшим этого. Потом резко подпрыгнул вперёд и вверх, нанося удары ногами в головы врагов. Это было настолько странно и неожиданно, что они даже не попытались защититься. Смерть пришла к ним. Приземлившись на обе ноги, Владислав совершил круговое движение обоими мечами, неся смерть каждому, кто посмел приблизиться к нему. Таковой нашелся один, упавший уже без головы.
   И только тогда инстинкт самосохранения подсказал пиратам адекватное поведение для выхода из ситуации с наименьшими потерями. Хотя, быть может, это была интуиция заместителя Савмака, который двумя приказами добился подчинения.
   Трое из пиратов напали на Владислава для отвлечения его от остальных, которые, укрывшись за щитами и ставшие недосягаемыми для мечей, сначала качнулись к дому, подбирая Савмака и отбрасывая меня с дороги, а потом качнулись обратно, принимая в свою "черепаху" трёх оставшихся и отбрасывая Владислава. Владислав сразу же вскочил, но пробить защиту ему так и не удалось. Ударив несколько раз и увидев тщетность своих усилий, он как-то внезапно остановился и опустил оружие. "Черепаха", всё убыстряя шаг, удалялась к морю, уже скрывшись за тучей пыли.
   Владислав мелко задрожал и выронил мечи из рук. Потом опустился на колени в пыль и закрыл лицо руками. Я подбежал к нему и тронул за плечо. Но Владислав никак не отреагировал. Напряжение боя отняло у него все силы.
   Владелец поместья очухался и тоже подошел к нам.
   - Что с ним? - спросил он меня.
   - Ничего, - ответил Владислав, тяжело подымаясь, - пойдем, Ратай, нужно убрать трупы.
   - Нет, стой! - Эрсдебал всё больше приходил в себя, и в его голосе уже слышался металл. - Скажи, где ты научился так сражаться?
   - Там, откуда я прибыл, многие умеют это.
   - Ты научишь моих людей своему искусству?
   Владислав замялся.
   - Ты будешь освобожден от других работ, - сказал владелец, видя его замешательство, - и если захочешь, сможешь сам отобрать воинов.
   - Мне нужны только двое: рабы в доме твоём. Ратай, - он кивнул на меня, - и Бахмат. Остальных присылай кого угодно тебе; желательно помоложе и не очень многих. Ещё мне нужна площадка для обучения, достаточно большая и ровная.
   - Хорошо, ты просишь не многого. К тому же, всё-таки, ты спас мне жизнь, - владелец поместья улыбнулся, - Если обучишь отряд - станешь свободным. Теперь иди в дом. Наложи повязку на рану. Проводи его. - Эрсдебал взглянул на меня.
   Мы удалились, оставив хозяина довольным донельзя. "Теперь нам будет легче," - ни к кому не обращаясь еле слышно проговорил Владислав.
  
   глава 9
   "Как хочется спать". - Бахмат сел на помосте, пытаясь разлепить глаза. Его примеру последовали и все тридцать человек. Владислав очень не любил нарушений режима тренировок. Солнце встало, значит - подъем. Потом - утренняя разминка, легкий завтрак, хозяйственные работы, первая тренировка, обед, послеобеденный сон, вторая тренировка, ужин, вечерняя разминка, сон. И так каждый день уже третий год.
   Однако на этот раз, после хозяйственных работ Владислав не стал проводить обычную тренировку. Ученики, как обычно, высыпали на площадку. Шумно разошлись по местам. Ровными рядами стояли они, с обнаженными торсами, поблескивая накачанными мышцами. Владислав, стоящий перед ними, не производил такого впечатления. Не было видно рельефных мышц, только жилы проступали наружу, опутывая всё тело.
   - Так. - Сказал он, оглядев учеников. - Я вижу, вы достигли определенных успехов. На этом вводная часть закончена. Приступим к изучению основных боевых искусств. А именно: искусству владения шестом, искусству владения мечами - одним и двумя одновременно; будем изучать подражательные стили. Выбор наиболее приемлемого способа ведения боя за каждым из вас. Я покажу вам то, что считаю обязательным, а также то, что желательно. Кроме того, всё другое, что вас заинтересует. А теперь - небольшая демонстрация. Шест.
   Владислав встал в исходную позицию. Секунду помедлил, а потом выдал комплекс. Он вращал шестом, нанося удары воображаемому противнику то сверху, то снизу, то справа или слева. При этом он перемещался во всех направлениях, иногда пригибаясь к земле, иногда высоко подпрыгивая. Времени весь комплекс занял немного, но объем информации был велик, чтобы его можно было осмыслить сразу.
   С минуту передохнув, Владислав продолжил: "Теперь - подражательный стиль. Богомол." Отложив шест, Владислав проделал и этот комплекс упражнений. Ученики-зрители остались в некотором недоумении. Владислав молча ждал вопросов. Пошушукавшись, один из них выразил общий вопрос: "Учитель, всё это красиво и, наверное, нужно для физического развития, но, по-моему, бесполезно в боевой ситуации. Так для чего нам всё это?"
   Владислав повеселел. "Возьми копьё. Подойди сюда". Ученик подошел. "Нападай." "Что?" - недоумение отразилось на лице вышедшего. "Я покажу, что можно сделать, используя те приёмы, которые показал".
   Ученик, взяв копье наперевес, нанес удар в живот Владиславу. Владислав, уже поднявший шест, сделал движение рукой, отводя шестом копьё и одновременно останавливая движение вперед левой ноги ученика. Не получив возможности обрести равновесие, ученик по инерции пролетел мимо Владислава и шлепнулся на землю, подняв клубы пыли.
   Однако имея упрямый характер, ученик тут же вскочил, развернулся и опять напал на учителя, уже метя в голову. Владислав отбросил шест и принял удар тыльной стороной согнутой кисти правой руки, копируя богомола. Когда копье заскользило по руке, Владислав, повернув кисть, обхватил копье правой рукой и резко дернул. Ученик опять полетел, теряя равновесие, но был остановлен ударом тыльной стороной левой руки учителя в грудь. Ученик рухнул и больше не поднимался.
   Зрители загудели.
   - Теперь поняли? Основное отличие вашей системы ведения боя от моей то, что ваш удар - силовой. Кто сильнее ударит, тот и побеждает. Я же не прилагаю особых усилий и использую силу противника, направленную на меня. В результате противник страдает именно от своих действий. У меня - главное не сила, а ловкость и координация движений, точность нанесения удара. Любое движение комплекса можно применить либо для защиты, либо для нападения. К тому же, скомпонованные в комплекс, они действительно красивы и позволяют выучить их с наименьшими усилиями. Ясно?
   Ученики уже стояли в готовности изучать новое для них боевое искусство. Владислав довольно улыбнулся.
  
   глава 10
   Десять лет я провел на Сицилии. И восемь последних были усладой мне. Обучал я воинскому искусству молодых воинов. И многие достигли высот, и не было им равных во всей земле карфагенской. Гордость вошла в моё сердце. И возвеличился я в своих глазах.
   Тем большим оказалось падение моё. А началось оно в марте месяце 649 года от Основания Рима (в 104 до Р.Х.)
   Восстали рабы на западном побережье острова - в Лилибее и Гера-клеях. Во главе были Сальвий и Афинион. Меня и отряд мой послал Мидрион, наместник сицилийский, на усмирение.
   И запятнал я совесть мою чёрным предательством. И чем старее я становлюсь, тем больше давит вина на меня. Но не в силах изменить я события годов дальних. Не в силах и забыть.
  
   ветвь 10.1
   Я знал - они были ровесниками, обоим по сорок лет. Но как они были непохожи!
   Мидрион, одетый по-домашнему - в ярко-алое с чернью по рукавам и пурпурной каймой; чёрными, кудрявыми от рождения волосами до плеч, чёрной же завитой и напомаженной бородой... Карие глаза, тонкий нос и припухлый подбородок довершали портрет.
   И раб, обритый наголо, но без клейма на лбу; в варварских одеждах - белых штанах и рубахе навыпуск, подпоясанной куском ткани. Двухдневная щетина на скуластом восточном лице. Он был замкнут в себе, и годы не читались на челе его.
   Я был единственным свидетелем их разговора. Отец удалил из зала всех, кроме меня, не объясняя причин.
   Раб вошел и остановился перед сидящим наместником. Я ожидал обычных изъявлений покорности, но их всё не было. Удивление моё возросло ещё более, когда отец, обычно щепетильный в этих вопросах, никак не прореагировал на выражение прямой непокорности. Он по-прежнему полулежал в кресле, вроде бы не глядя на вошедшего.
   Молчание длилось. Наконец Мидрион выпрямился и сухо рассмеялся:
   - Что ж, терпения тебе не занимать... Хочешь быть свободным...
   Раб вздрогнул, но ничего не ответил.
   - Ты хороший боец, - продолжил отец, как ни в чём не бывало, - я видел твоих учеников на Олимпиаде. В борьбе им не было равных. Когда они победили, Эрсдебал, твой хозяин, сильно расхвастался. Он был пьян и сболтнул лишнее. Конечно, потом он раскаялся и подарил тебя мне. Ты, разумеется, понимаешь, что не со всяким я бы стал встречаться, тем более - с рабом. Однако, твоя помощь мне необходима. Видишь его, - отец ткнул пальцем в мою сторону, - это мой второй сын. Первый получит мои поместья, дворец,.. мой пост. Ему же, - отец сделал движение головой, - я предопределил другую будущность. Величайшую и, наверняка, трагичную. Ты человек учёный, поймешь, о чём я. Его фамилия - Барка...
   Раб сглотнул и хрипло произнес:
   - Зачем тебе это? К тому времени ты, быть может, и не доживешь.
   - А затем, что я хочу так!! - Мидрион побагровел, но через минуту опять стал невозмутим. - Я дам тебе свободу, высокое положение. Даже до того, как получу желаемое. Так сказать, авансом. Если ты возьмешься за это. Результат не может быть мгновенным... Эрсдебал намекал на будущее...
   - Пойми, я знаю его, но оно - другое. Здесь всё не так. Там Рим победил Карфаген, а здесь - наоборот. Как будет здесь дальше - я не знаю...
   - Но ты же учёный... Впрочем, о чём разговор. Для строптивых рабов всегда свободен крест.
   - Ты не оставляешь мне выбора.
   - Я хочу достичь своей цели во что бы то ни стало. Возражений нет?
   Раб промолчал.
   - Вот и отлично. Чтобы доказать мне свою преданность - одно маленькое дело. У нас здесь рабы взбунтовались. Засели на горе Триокале. У них там что-то вроде столицы. Гора практически неприступна, водные источники из каждой расщелины бьют, а еду они воруют из ближайших поместий. И главное - они не просто грабят и убивают, к слову - только хозяев, у них выработана политическая программа. Этим то они и мешают. Ты устранишь их. Любым способом. Выбирать тебе. И не забудь - теперь ты свободен. Иди, Владислав.
   Он вышел.
   Я рискнул спросить отца (тот выглядел довольным, что давно с ним не бывало):
   - Отец, о чём ты с ним говорил?
   - Он понял это.
   - Всё-таки, о чём?
   - Непосильную ношу я взваливаю на тебя, сын мой, - отец проигнорировал мой вопрос.
   Я еле сдержался, чтобы не сорваться. Но, видимо, лицо выдало меня. Отец внимательно всматривался в него.
   - Я доволен, - сказал он, - Мой выбор верен. Держись Владислава, он даст тебе то, о чём ты и не мечтаешь. Он весьма необычный человек. Когда он вернётся, ты всё узнаешь от него. Вы поедете в столицу, Карт-Хадашт...
   Чем дальше отец говорил, тем больше вопросов возникало у меня. Почему он уверен, что Владислав вернётся? В чём цель отца? Какую роль он предназначил мне? И вообще, кто такой Владислав?
   Тогда, в шестнадцать лет, эти вопросы безмерно взволновали меня. Я видел тайну. Да и сейчас некоторые из них по-прежнему цепляют и не дают успокоиться.
  
   ветвь 10.2
   Их было трое, и они стояли перед нами. В руках у них, кроме длинных деревянных палок, ничего не было.
   Сальвий сидел на возвышении, и первым делом их взгляды обратились на него.
   - Я здесь главный, вершу все дела, зовут меня Сальвий, сириец. - чётко сказал он. - Это - Афинион. Он - главный в войсках. Кто вы?
   Стоявший в центре ответил:
   - Я - Владислав, русский; это - Ратай, он - венед; а это - Бахмат, он - сармат. Мы - рабы правителя Мидриона.
   Я воздержался от комментария, хотя на карфагенских рабов они походили мало: где клейма на лбу? где ожоги на голом теле от солнечных лучей? где рубцы от кнутов надсмотрщиков? С рабами их сближали только бритые головы, да и те уже начали обрастать. Они были в варварской одежде, довольно чистой, а на ногах - обувь из кожи, полностью закрывающая стопу.
   Их лица были типичными для варварских народов: широкие, скуластые. И вряд ли Мидрион пожелал бы довериться чужим.
   - Афинион, - окликнул меня Сальвий тихим шёпотом, - что скажешь? Сомнительные они личности.
   Я с ним был полностью солидарен:
   - Порасспросим их как следует. Устранить всегда успеется.
   Сальвий выпрямился, прочистил горло и начал разглагольствования:
   - Зачем вы прибыли к нам, на гору Триокале? Что подвигнуло вас на сей поступок, могущий навлечь на ваши головы гнев Наш? Расскажите ничего не тая, ибо только так вы сможете облегчить свою участь.
   Тот, что в центре, назвавший себя Владиславом, видимо главный из них, скривил губы в улыбке и ответил:
   - Нас троих послал Мидрион, чтобы устранить ваше влияние на жизнь на Сицилии.
   Я чуть не подавился возгласом, застрявшим у меня в глотке.
   " Как? Они сами признались, что являются шпионами правителя? Наёмными убийцами?" Это не вязалось ни с чем. Они могли не открываясь сделать своё дело. Хотя, вероятно, и неудачно, и с риском для жизни. Зачем они сказали это?
   Сальвий тоже был ошарашен.
   - Я не понял, - сказал он, - что вы хотите этим сказать. Объясните.
   В это же время я дал незаметный знак доверенным воинам, чтобы они были начеку.
   - Мы действительно рабы. Может это покажется странным, но на свободу мы хотели бы выйти, - он внимательно посмотрел мне в глаза.
   - А вот мы - свободны. Здесь, в нашей столице. У нас нет хозяев. - Сальвий разговорился. - Мы хотим, чтобы не было ни рабов, ни хозяев. Когда-то так и было. Никто не смел помыкать другим. Все работали. У нас здесь так. Если бы вы пришли без дурных мыслей, то тоже стали бы свободны...
   Троица внимательно слушала излияния Сальвия. Наконец, Бахмат, стоявший слева, не выдержал и перебил бесконечные словеса:
   - Подожди. Скажи вот что: когда вы победите во всей земле, что будете делать дальше?
   - Как что? Каждый будет волен поступать по своему разумению. Захочет - отправится в свои земли. захочет - обоснуется здесь.
   - Ты думаешь, что человек, ставший воином, встанет за плуг? А если нападут кимвры или галлы?
   - Ну, армия нужна...
   - Кто же будет кормить воинов?
   - Введём налоги...
   - Одному человеку не под силу прокормить двух и, вдобавок, свою семью.
   - Можно нанять работников... В конце концов, те же пленные варвары...
   Сальвий осекся и потупил взор. "Доболтался!" - моей ярости не было предела. - " Теперь у них преимущество, а мне придется начинать сначала".
   Молчание затягивалось.
   Наконец я рискнул прервать его. Надо было всё же выяснить - зачем они сюда прибыли.
   - Что вы хотите от нас? - мой голос хрипел.
   - Я объясню. - Владислав был спокоен. - Устранить - не значит убить. Я пытался понять - что вы из себя представляете. Сейчас я расскажу о том, что понял и выводы, последовавшие из этого. Если что не так - потом вы поправите меня.
   Первое. Вы бывшие рабы, как и ваши люди, убежавшие от своих хозяев и перебившие при этом некоторых из них. Да, стремление на свободу понятно, а обращение хозяев с рабами очень жестоко.
   Второе. Попав на свободу, вы собрались здесь, на горе, чтобы укрыться от преследований. Всё логично. Обретя свободу, кто захочет её терять по новой?
   Третье. Вы создали военную организацию с зачинщиками восстания во главе для защиты от возможных нападений сицилийских войск. Но. Как вы используете своих воинов? Вы делаете мелкие вылазки за продовольствием на равнину, по пути убивая всех карфагенян без разбору. А ограбив какую-либо ферму, вы предаете всё огню. А рабы, которых вы "освободили" от их хозяев? Что делать им? Если они останутся, их убьют пришедшие сицилийские войска. Если разбегутся - их выловят поодиночке. Один выход - присоединиться к вам. Вас становится больше. Вам требуется больше еды. Вы грабите больше и больше. Это как лавина. Видели? Падает песчинка, толкает камешек, камешек толкает камень побольше и скоро множество глыб катится вниз, сметая всё на своем пути. Что вы будете делать когда полностью разорите остров? Направитесь в Италию? В Карт-Хадашт? Причем вы непрочь обратить в рабство инородцев... Так чем вы лучше своих хозяев? Они хоть не прикрываются словами о свободе...
   На лице Владислава возникло выражение горечи. Я чувствовал, что краснею. Сальвий же, напротив, побледнел и вцепился пальцами в подлокотники кресла. Мне нечего было возразить. Владислав был прав, по большому счёту.
   - Так что ты предлагаешь? - выдавил я из себя.
   - Сдайтесь. Я гарантирую всем жизнь и возможность служить в войсках...
   Я не следил за Сальвием, поэтому не среагировал на его выходку. Он, выхватив меч из ножен, бросился на варваров, крича: "Это провокаторы! Убейте их!"
   Зал, в котором мы находились, представлял собой большой квадрат. В центре его на одинаковом расстоянии друг от друга стояли колонны, поддерживающие свод. Между колоннами были повешены плотные занавеси, отделившие центральную часть зала, в которой, собственно, мы и были. За этими занавесями скрывалась наша охрана. По шесть человек с двух сторон и сзади. Вооружены они были легкими копьями и римскими короткими мечами. Кроме того, стоявшие сзади нас имели луки. В общем, эти трое не казались опасными. Единственное, что меня озаботило, было то, что Сальвий сам бросился сражаться.
   Ну, он за это сразу и поплатился. Владислав, на которого Сальвий нацелил свое оружие, перехватил палку левой рукой и ударил её нижним концом по вытянутой руке, держащей меч. Сальвий разжал пальцы, и меч загремел по полу. Но Владислав, не остановившись на этом, продолжил круговое движение в вертикальной плоскости и заехал верхним концом шеста Сальвию между ног. Тот упал, согнувшись. Продолжая вращать шестом и повернувшись ко мне спиной, Владислав ударил сверху по голове одного из охранников, чуть не проткнувшего Бахмата. Далее, сделав два шага, Владислав развернул шест и горизонтальным ударом выбил меч из руки другого охранника.
   Охранники появились из-за занавесей лишь спустя какую-то секунду после нападения Сальвия. Но сразу же прикончить варваров они не сумели.
   Бахмат вступил в схватку с четырьмя воинами, одновременно напавшими на него и располагавшимися прежде между левыми колоннами. Бахмат ушел от их совместного удара копьями, бросившись на колени и отклонясь назад. Шест он держал перед собой. Копья прошли над ним, не задев. Тогда Бахмат, прокрутив шест, ударил по пальцам каждого из четверых, выбивая копья. Охранники отскочили назад, вынимая мечи. Бахмат вскочил на ноги.
   Труднее всех пришлось Ратаю. На него напали шестеро справа. Шестеро лучников сзади меня пока оставались на месте. Они ждали приказа пустить в ход луки. Ратаю и без того было тяжело. Он быстро вращал своим шестом, отбивая попеременно удары каждого из шести копий. Но самому нанести удар ему не удавалось и он медленно отступал к двери.
   Владислав, выведший из строя своих противников, бросился к двери и задвинул на ней засов. Я чуть не подскочил от досады. По коридору, ведущему в зал, бежала подмога - я услышал топот ног. Видимо, услышал его и Владислав.
   - Афинион! - загремел он. - Прекрати это! Останови своих людей! Как бы ты не пожалел!
   Я подал знак, и занавес за моей спиной упал, открывая лучников. Тут же они спустили стрелы, метя во Владислава. Он застыл на мгновение, а потом резко упал на пол. Стрелы прошли выше, воткнувшись в дверь.
   Владислав что-то прорычал. Лучники уже по новой натягивали луки. Поднявшийся Бахмат, взяв шест поперек живота, навалился на четверых своих противников, толкая их и срывая их же телами занавес, из-за которого они появились. В результате образовался подергивающийся ком, за которым Бахмат и укрылся. Владислав скрылся за дальней левой колонной. Один Ратай остался на месте. Но по нему лучники не стреляли, опасаясь попасть в своих. Этот залп также не достиг успеха, только одна из стрел воткнулась в шевелящийся ком, вызвав громкий возглас. Лучники третий раз натянули луки, но стрелять было уже не по кому.
   Ратай, закричав, на исходе сил пробился сквозь ряды охранников, сильно зацепив одного, и скрылся за занавесом справа. Мы растерялись. Поле боя осталось за нами, но мертвых врагов на нём не было. Сальвий поднялся, покачиваясь; подобрал меч.
   - Где они?
   И они появились. Быстро пробежав за колоннами, они с двух сторон напали на лучников. Я услышал свист оружия и обернулся. Лучники валились под точными убийственными ударами. Лишь один из них успел выстрелить, ранив Ратая в правое плечо.
   - Я тебя предупреждал, Афинион, - голос Владислава был спокоен, - Теперь вы все умрёте.
   Сальвий поднял копье с пола и метнул его во Владислава. Тот, не двинувшись, перехватил копье перед самым лицом и с силой вернул его обратно. Оно проткнуло Сальвия насквозь, войдя в живот. Несколько недоуменно посмотрев на древко и обхватив его руками, Сальвий захрипел и повалился. Нам стало жутко. Одиннадцать человек были уже выведены из строя. Восемь из них мертвы.
   А эти трое неторопливо приближались к нам. Не в силах отвести взгляд, мы медленно отступали к дверям. Кто-то не выдержал - бросился открывать засов, и был пригвожден к двери, заполучив копье в спину.
   Всё же, воинский долг превысил инстинкт самосохранения. Перестроившись в некое подобие шеренги и выставив вперед копья, охранники пошли на варваров. Я же, за спинами соратников, пытался выдернуть копье, застрявшее так, что открыть засов было невозможно. Копье засело в дубовой двери на пол-лезвия и даже не шаталось, когда я его дёргал.
   Мельком глянув на варваров, я испугался не на шутку: они поднимали луки. Охранники завыли предсмертным воем и, бросив копья во врага (что, впрочем, не принесло никакого эффекта) кинулись на стрелы.
   Четверо из них были убиты прежде, чем оставшаяся четверка достигла варваров, и луки стали бесполезны. Варвары подняли мечи.
   Я поглядывал на них, возясь с копьем. Их манера ведения боя значительно отличалась от ранее виденных мною. Они, Владислав и Бахмат, действовали непрерывно, и каждое их движение либо наносило удар, либо отводило удар противника. И всё это в бешеном темпе. Не мудрено, что незнакомые с этой системой воины были повержены в малое время.
   Мое внимание привлек Ратай, который не стал сражаться, а, обойдя воинов, приближался ко мне. Хоть он и был ранен в руку, но меч в другой ясно указывал на то, что сбрасывать его со счетов не следовало. Я в панике удвоил усилия, и всё - таки выдрал копье. Отодвинул засов и чуть не погиб под ударом меча, который опускал Ратай на мою голову. Отвел этот удар последний воин, раненый, но сохранивший верность своему командиру. Я выскочил и захлопнул дверь. Из-за неё послышался предсмертный хрип и всё стихло.
   - Они там как в клетке, - выдохнул я прибежавшим на помощь воинам. Но тут же вспомнил про тайный выход из зала. Моему ужасу не было предела, когда отошел блок, скрывающий этот выход, и в коридоре возникла всё та же троица.
   Да, я потерял голову. Что-то мистически жуткое почудилось мне в их фигурах. Тщетно я старался вспомнить имена богов и призвать их на головы пришельцев. Они приближались. Я побежал. А в след мне гремел голос: "Афинион!! Вернись, Афинион! Скажи своим людям слово, или они умрут, сражаясь! Вернись! Умри, как мужчина!" Но я бежал прочь, прочь. А голос преследовал меня.
   Не помню, как я выбрался из крепости, из города, спустился в долину. Боги помогли мне. Я сел на корабль. Лишь немногие последовали за мной. Они рассказали, как варвары прошли сквозь их ряды, убивая всех, кто дерзнул вступить с ними в схватку. Они прошли размеренно, быстро, и никто не смог задержать их, а тем более - поразить оружием.
   Наверное, сами боги, в обличье людей, спустились на землю, чтобы поведать волю свою. Разгневал я их. Так пусть их гнев падет на меня. Каюсь!
  
  
   Корабль, несомый волнами, с рваными парусами, с телами на верхней палубе - полуживыми и уже умершими от жажды, с полубезумным капитаном - Афинионом приближался к африканскому берегу.
   Двое нумидийцев наблюдали, как корабль вынесло на песок. Никто не спустился...
   Лишь поздно вечером, когда никто не следил за мёртвым судном, с него сошли четверо: Афинион и его "войско". Всё, что осталось от армии рабов.
   Утром, когда прибыл карфагенский офицер с отрядом, вызванное нумидийцами судно являло собой всего лишь плавучий гроб. Офицер прошелся по палубам, зажимая нос, рассматривая трупы. Не найдя того, кого искал, он отдал один приказ: "Сжечь!"
   Корабль горел недолго, распространяя смрад смерти. Следы, ведшие от корабля, не были замечены, смытые приливом. Вели же они в сторону Нового Города - Карт-Хадашта.
  
   глава 11
   О, Карт-Хадашт, столица мира! Скольких встречал ты, скольких провожал. Кто находил в тебе смерть или бесчестие, а кто - богатства и почести. К одним ты повернут лицом, к другим - спиною. Люди находят в тебе и радость, и горе.
   Со странным чувством приближался Владислав к африканскому берегу. Карфаген, или, как называли его местные жители, Карт-Хадашт, был уже ввиду пятиярусной пентеры. Она стала совершать маневры для входа в торговую гавань, а Владислав то печалился, то радовался в ожидании того, как он ступит на берег. Жизнь его входила в новую фазу. Он опять был свободным. Мидрион не обманул. Хотя и Ратай, и Бахмат остались на Сицилии. Но Владислав особо не терзался в отношении их судьбы. Другое занимало мысли Владислава - как распорядиться своей свободой, на что направить усилия.
   Пока что Мидрион рекомендовал Владислава доверенному торговцу в качестве помощника и охранника. Тайно же было сказано, чтоб набирал доверенных людей. Чтоб не очень торопился, а тщательно проверял их и перепроверял.
   Владислав знал, что сын Мидриона, Аннибал Барка, прибудет следующим кораблем. К тому времени Владислав должен подготовить помещение для знатного отпрыска, нанять слуг. В этом торговец, Деобал, обещал помочь.
   Пока суд да дело, пентера пришвартовалась в громадной гавани. С корабля просматривался вход во внутреннюю военную гавань. Но туда пентера, разумеется, не пошла. Во внешней, торговой, места хватало всем.
   Мигом налетели грузчики и под пристальным вниманием Деобала принялись за работу. До вечера Владислав был свободен и предоставлен самому себе. Город поражал своей огромностью, обилием красок. Вид из гавани был хорош. Он манил и сулил радости жизни.
   - Пойду прогуляюсь, - сообщил Владислав Деобалу и спустился во влажную жару улиц.
   - Будь внимателен, - донеслось вслед.
   Но Владислав уже не слышал ничего, впитывая в себя дух столицы. По раннему еще прохладному времени улицы были довольны оживленны. И чем ближе к рынку, тем более. Вскоре Владиславу пришлось применять силу для прокладывания дороги среди разношерстной толпы. Однако, от этой бесцельной толкотни Владислав слегка подустал. Он присел в тень небольшой ниши и привалился к деревянной дверной створке.
   Неожиданно и резко распахнулась вторая створка, хлопнув по стене. Владислав устало повернул голову. На пороге стоял напыщенный франт и раздувал усы от гнева.
   - Уходи, Леант, не задерживайся. И больше не приходи. - девичий голос из дома говорил на повышенных тонах. Леант повернулся и шагнул обратно:
   - Ты всё-таки будешь моей, Немвея, будешь!
   Девушка встала перед Леантом, загораживая ему проход:
   - Я сказала - уходи!
   - Клянусь Хаммоном, я поговорю с твоим отцом!
   - Нет!
   Владислав, присевший отдохнуть и не желающий слушать перебранку, внятно сказал: " Оставь девушку, Леант. "
   Тот мельком глянул на Владислава, как на надоедливую муху, и продолжил свою речь, постепенно оттесняя Немвею внутрь дома. Чтобы воспрепятствовать дальнейшему продвижению нахрапистого ухажера, Немвея ухватилась обеими руками за косяки внутренней двери. Тогда Леант в пылу гнева принялся отдирать пальцы девушки от дерева.
   Владиславу, в начале хотевшему только чтобы ему не мешали отдыхать, не понравились действия франта, перешедшие всяческие границы. Девушка же только слегка попискивала, боясь, видимо, привлечь внимание родных, да и горожан. Поэтому, недолго думая, Владислав шагнул в дом, взял Леанта за шкирку, развернул в сторону выхода и сильно пнул. Франт перелетел улицу и ударился о стену противоположного дома сначала выставленными руками, а потом, не удержавшись, и головой. Медленно сполз в пыль, пачкая ею одежду, а стену - кровью изо лба. Владислав шагнул обратно, на уже жаркую улицу. Потом повернулся и глянул на девушку, вставшую у наружной двери и собирающуюся её закрыть. Несколько секунд они пристально разглядывали друг друга. Владислав хорошо рассмотрел Немвею до того, как она хлопнула дверью, возводя этим непреодолимый заслон. Ломиться в закрытые двери среди дня не стал бы никто.
   Внешность девушки взволновала Владислава. Она была мила и приятна. Черные волнистые волосы ниспадали до пояса, скрепленные на лбу серебряной диадемой. Большие суровые глаза в опахалах ресниц. Маленький точеный носик с трепетным вырезом ноздрей. Не накрашенные губы решительно сжаты. Свободные бело-голубые одеяния. Но через некоторое время её образ расплылся, сливаясь с тысячью других лиц, виденных Владиславом раньше.
   К тому же очнулся Леант. С проклятиями он догнал Владислава и схватил его за плечо. Владислав остановился. Разобрать что-либо в бессвязной речи запачканного ухажера было тяжело. Слова мешались, вылетая вместе со слюной. Владислав поморщился:
   - Отойди, не нарывайся.
   Услышав столь наглый, по его мнению, ответ, Леант аж задохнулся от злобы. Не раздумывая более, он выхватил меч из ножен и одним движением нанес удар в голову своему противнику. Лишнее говорить, что удар не достиг цели. К тому же, непонятно как, Леант лишился меча и оказался на земле лицом вниз. Когда же он поднялся, отплевываясь от песка и пыли, спина обидчика уже скрывалась за многочисленным карфагенским народом.
   " Я тебя запомнил, - прошипел Леант, - жди неприятностей."
  
   Вскоре улицы опустели. Накатывалась полуденная жара. Владислав маялся, обливаясь потом. Но приткнуться было некуда. Тогда Владислав решил вернуться к морю в надежде освежиться. Лабиринт кривых улиц окончательно доконал его, он совершенно потерял ориентацию и вместо моря вышел в центр города. Здесь была хоть какая-то тень. Владислав вначале не обратил внимания, что дает ее, упиваясь относительной прохладой, но потом все же осмотрелся. А посмотреть было на что.
   Прямо перед ним вздымались стены величественного здания. То ли крепость, то ли храм. На широких ступенях, ведущих к притворенным дверям, теснились нищие. Владислав обратился к одному из них, показавшемуся ему приличнее других: " Почтеннейший, я здесь человек приезжий, не подскажешь ли - кому посвящен этот храм? " Нищий приоткрыл один глаз и сверкнул им, указывая на чашу для подаяний. Владислав внутренне усмехнулся, но кинул завалявшуюся медную монетку.
   - Это жилище покровителя нашего города - Эшмуна, у греков прозываемого Акслепием.
   Каков вопрос - таков ответ, понял Владислав. За каждую полученную информацию придется платить. С монетами же у Владислава был дефицит. Поэтому, Владислав пустился на хитрость. " Ты гадаешь? " - спросил он нищего. Тот утвердительно кивнул. " Тогда скажи - кто я, что было со мной и что будет?"
   Нищий достал потрепанный свиток, развернул и положил на ступень, придавив камешками. Извлек из мешочка на шее какие-то кости, перышки, стеклянные бусинки. Сложил всё это в горстях и потряс. А потом высыпал на свиток. Наклонился, рассматривая полученный результат. Владислав наклонился за ним, всматриваясь. Но кроме непонятных узоров на пергаменте разглядеть ему ничего не удалось.
   Наконец, нищий оторвался от своего свитка и сверкнул глазом на вопрошающего. Что-то встревожило Владислава и он уже хотел уйти, не ждя ответа. Но нищий удержал его, цепко схватив за штаны. Пришлось остановиться и достать монету. "Всё скажу тебе, - приглушенным шипящим голосом начал вещать доморощенный гадатель, - ничего не утаю. Ты - человек из земель далеких, никому здесь незнаемых и которые не найдет никто. Шел долго ты, а идти тебе еще дольше. Был ты и пастухом, и рабов предводителем, и воином, что рабов уничтожал. Будешь же военачальником, и советником императора, и семьянином счастливым. А женой будет тебе девушка, что сегодня встретил..."
   Чем дальше говорил нищий, тем всё более напрягался Владислав, не в силах постичь точности знания гадателя. Веяло от этого мистикой, в которую Владислав не верил. Нищий внезапно умолк. Владислав вздохнул с облегчением. И вздрогнул, снова услышав голос вещателя: "Поднимись на башню и узришь". По-видимому, это было всё. Владислав сунул нищему зажатую в кулаке монету и, повинуясь внутреннему импульсу, направился к входу в башню, вздымающуюся над городом.
   Ее никто не охранял, и Владислав беспрепятственно поднялся на верхнюю площадку по внутренней лестнице, даже слегка продрогнув в каменной прохладе.
   Карфаген лежал перед ним, под его ногами. Почти на горизонте плескалось море, с трех сторон омывающее полуостров, на котором находилась столица. Толстые каменные стены цитадели Бирсы (Владислав вспомнил название из разговоров команды) могли противостоять практически любому нападению. Дома, на окраинах напоминающие тростниковые хижины, вырастали к центру до двух, трех, а иногда и пяти этажей, одеваясь камнем и драгоценным деревом. Почти в каждом многоэтажном доме были лавки или склады, временно закрытые в сию жаркую пору. Из внутренних двориков стремились вырваться на улицы громады деревьев: плодовые, большей частью гранатовые, акации, платаны; многие Владислав просто не узнал.
   Обнаружил Владислав и порт, к которому стремился. Он быстро спустился, наконец углядев внизу храпящего стражника. Встал в дверях, решив еще раз поговорить с давешним нищим. Но сколько Владислав не шарил глазами по погруженному в дрему нищим сбродом, гадателя не нашел. Казалось, нищий этот только для того и сидел, чтобы смутить Владислава, заставить его думать о странном.
   Не добившись желаемого, Владислав сплюнул вязкой слюной и продолжил свой путь по опаляемым солнцем улицам, выйдя из тени храма Эшмуна. Наконец наступал вечер. Время торговых дел, развлечений и добывания хлеба насущного.
  
   Прошатавшись целый день по городу и всласть насмотревшись, Владислав подустал и проголодался. Великая богиня Танит накинула свое черное покрывало на город, и всё погрузилось во тьму, лишь кое-где озаряемую чадящими факелами. По этим факелам и можно было узнать питейные заведения, где матросы пропивали полученное жалование.
   В один из таких кабаков и заглянул Владислав. Спустившись по щербатым ступенькам и едва не стукнувшись головой о притолоку, что при его небольшом росте было странновато, Владислав окунулся в атмосферу всеобщей попойки, насыщенную запахами прокислого дешевого вина, чада подгоревшей рыбы и пьяными воплями разошедшихся матросов. Но выбирать не приходилось: было сомнительно, что другие подобные заведения намного лучше, к тому же их надо было еще искать.
   Владислав сел на край лавки за облитый какой-то жидкостью стол, стараясь не принюхиваться, и подвинул вконец упившегося человека, лежащего лицом в луже на столе. Тот замычал, но не проснулся. Владислав внимательно осмотрел низкий зал с закопченным потолком, стараясь запомнить все особенности помещения, чтобы в случае чего знать - куда отступать. Люди также интересовали Владислава, и он тщательно всматривался в разнообразие лиц: белых, смуглых, коричневых, черных; с шрамами и без, многие с кольцами в ушах.
   Дверь распахнулась и очередная компания ввалилась в кабак, шумно переговариваясь и ругаясь. Один из вошедших показался Владиславу знакомым, но тщательно разглядеть возможного знакомца не удалось - подошел разносчик и отвлек Владислава, спрашивая, что тому принести. Владислав заказал жареную рыбу с оливками и кувшин воды. Пока делался заказ, вошедшая компания прошла за спину Владислава, уселась там и стала требовать лучшего вина, которое может найтись в этой дыре. Таким образом, опознать человека стало сложно. Владислав не мог всё время вертеться, это вызвало бы подозрения, к тому же человек этот сел, повернувшись к Владиславу спиной, что еще больше затруднило опознание. Однако, образ, на мгновение увиденный Владиславом, вызывал у того неприятные ассоциации, был связан с какой-то опасностью.
   Владислав внутренне собрался и... набросился на еду, которую бухнул перед ним разносчик. Еда - то и отвлекла голодного Владислава. Рыба для подобной забегаловки оказалась просто великолепной. Жирная, белая, так и таяла на языке. Гора свежего сельдерея была под стать: он добавлял необходимую остроту блюду.
   Владислав доел всё подчистую и только тогда ощутил блаженное чувство сытости, которое, пройдя теплом до самых кончиков пальцев, расслабило его и способствовало утрате бдительности. Владислав потянулся, чуть было не откинувшись на спинку, которой у скамьи не было в принципе.
   Даже молчание, возникшее за его спиной, не насторожило Владислава. И только движение воздуха заставило расслабленные мышцы выйти из неподвижности. Владислав повернул голову за спину, разворачиваясь и привставая, но было уже поздно. Глиняный кувшин обрушился ему на голову. Жизнь Владиславу сохранило лишь начатое движение.
   Вместо темени кувшин скользнул по краю головы, задел ухо и разбился о плечо, отбрасывая Владислава на спящего матроса. Оба повалились на пол. Уже сверкнул меч, грозя добить раненого. Но упившийся в стельку матрос неожиданно пробудился и не раздумывая бросился на напавших, оглашая стены ревом: "Наших бьют!" Это отвлекло и задержало убийц, позволив Владиславу слегка отползти под стол. Он приподнялся на колени, тряся головой, стараясь избавиться от оглушающего звона, а заодно пытаясь оттереть кровь, льющуюся по лицу. Нежданный союзник здорово пособил Владиславу. Он схватил скамью и вовсю размахивал ею, круша всё вокруг и не подпуская человек семь с оружием в руках. Только у одного из них был меч, остальные довольствовались большими кривыми матросскими ножами. Вот один из бандитов попытался прорваться сквозь необычную защиту, но, оскользнувшись, попал под удар и рухнул со стоном, ухватившись за предплечье.
   Владислав собирался с силами для прорыва: в его состоянии принимать бой было бы излишне самонадеянно. Однако пришлось поспешать - двое бандитов подхватили скамью и устремились к матросу, понадеявшись сбить того с ног издали, а потом хором навалиться. Поэтому Владислав подсел, с кряканьем приподнял стол, под которым находился, и бросил его во врагов. Трое из них повалились на пол, создав преграду остальным, а Владислав, грубо дернув матроса, выскочил из кабака.
   Пришлось приложить максимум усилий, чтобы удержать матроса от возвращения: тот всё время дергался и пытался что-то втолковать Владиславу заплетающимся языком. Однако, миновали квартал, другой, и союзник поутих, обратив, наконец, внимание на спутника. "Ты кто? - прохрипел он, - Куда мы идем? "
   - Подальше от бандитов.
   - Что им от тебя было надо?
   - Кто их знает... Подожди, присядем.
   Голова у Владислава кружилась всё больше, и он просто рухнул у чьих-то дверей, не в силах двинуться дальше.
   - Да ты, никак, ранен?.. Счас, у меня здесь целитель знакомый. Поможет.
   Матрос почти мгновенно скрылся в темноте. Владислав прислонился раскалывающейся головой к холодному камню и затих, стараясь не потревожить унявшуюся боль. Минуты через три послышались голоса. Владислав было встрепенулся, но вовремя понял, что это отнюдь не матрос, возвращающийся с врачом.
   Их было семеро, если Владислав правильно сосчитал в неверном свете луны. И были они те же самыми, что напали на него. Они ругались приглушенными голосами, обвиняя друг друга в неудаче. Дойдя до дверей, один из них постучал условным стуком. Ему сразу же открыли. "Ну как?" - донесся до Владислава вопрос открывшего. "Он убежал." Человек в доме мгновенно рассвирепел: "Я вам заплатил, чтобы вы его убили! Работа не выполнена. Если еще раз подведете, счет будет предъявлен тебе, Афинион. Спорим, что он узнал тебя". "Он не видел моего лица". "Неважно. Я тебя предупредил." " Но Леант... " " Не хочу ничего слышать. С ним - завтра. Сейчас - все за мной. Надо провернуть ещё одно дельце."
   Закрыв дверь, Леант возглавил группу, и они быстро канули во тьму. " Надо же, - думал Владислав, - как пересеклось. Встретились мои враги. У обоих есть повод желать моей смерти. Но куда они сейчас направились?" Нехорошее предчувствие кольнуло в сердце. "Что, если..."
   Из-за угла вынырнул матрос с целителем и заорал: "А вот и мы!" Владислав с трудом поднялся, принимая решение.
   - Значит так, сейчас пойдем туда. Леант хочет похитить девушку. Надо помешать.
   - Но твоя рана...
   - Плевать на нее. Это дело чести.
   - Это и есть твой раненый друг? - недоуменно спросил врач.
   - Он, кто же еще.
   - Довольно боек для получившего удар по голове.
   - Не может иначе.
   Владислав, не слушая разговора и слегка пошатываясь, устремился за бандитами. Спутники догнали его и поддержали с двух сторон, поняв, что уговоры не помогут, а только разозлят раненого.
   До места добрались довольно скоро, но всё же позже бандитов: те уже проникли в дом и вовсю шуровали там. На стреме был один, нервничающий и поминутно оглядывающийся. Матрос, Владислав до сих пор не узнал его имени, снял бандита легко, как бы играючи. Нож вошел в горло, провернулся, и слабо булькнув, часовой осел на землю. "Вот так то, - подмигнул матрос, - пошли в дом. Но заходить не пришлось. Распахнулась дверь, и семеро с добычей вывалились на улицу. Владислав сразу увидел ношу на плече одного из них - высоченного громилы. Тот нес закутанную в ковер девушку не прилагая особых усилий. Осклабившись, он смотрел на невысокого Владислава, вставшего у него на пути.
   Однако улыбка потухла сразу, едва Владислав напал. Злость придала ему силы, к тому же он понимал, что, обретя врагов, должен их уничтожить прежде, чем они уничтожат его. Владислав нанес практически одновременно сильнейшие удары в голову, грудь и живот противника, повергая его на землю. Владиславу удалось подхватить шевелящийся сверток и без повреждений опустить его. И тут же пришлось защищаться от нападения двух бандитов, вытащивших ножи. Владислав встретил боковой удар левой рукой, блокируя руку противника с ножом, правой рукой же подхватил его руку снизу и с мерзким хрустом сломал в суставе. Раздался жуткий вой. Второго бандита Владислав остановил ногой, вначале выбив нож, а потом ударом в челюсть ломая ему шею.
   Видя такое дело, оставшийся бандит схватился с матросом. У обоих были ножи, и они кружили вокруг друг друга, надеясь ложными выпадами отвлечь противника, а потом нанести смертельный удар. Владислав же был атакован вооруженными мечами Леантом и Афинионом. Внезапно силы оставили Владислава. Стало чертовски трудно уходить от ударов мечей, которыми в бешенстве осыпали его подельники. Лезвия уже несколько раз скользнули по телу, оставляя болезненные порезы.
   Тем временем, замотанная в ковер Немвея кое-как выбралась и в немом изумлении уставилась на схватку. Ей хватило десятка секунд, чтобы разобраться в ситуации и принять правильное решение. " Леант! " - трагическим голосом крикнула она. Леант, уже нацелившийся проткнуть Владислава, вздрогнул и повернул голову на звук. Этой заминки хватило. Владислав упал на спину и ногами подсек противника. Потом, вскочив на ноги, сделал большой шаг навстречу Афиниону и ударами согнутых рук в живот остановил его движение. Меч прошел над левым плечом Владислава, и он перекрестным движением рук выбил оружие. Сзади по голове Афиниону съездил освободившийся от своего противника матрос, и тот рухнул, теряя сознание.
   Владислав в изнеможении сел. Его трясло. Враги были повержены, можно было и отдохнуть. Дальнейшие события проходили как в дымке перед взором Владислава. Прибежал ночной патруль, приведенный врачом, удалившимся еще до начала схватки. Как сквозь вату слышал Владислав речь Немвеи, убеждавшей патрульных, что он защищал ее от грабителей. Патрульные подняли оставшихся в живых в количестве трех человек и заставили двигаться в нужном направлении. Трупы остались. "Утром придут мусорщики и уберут", - сказал кто-то. Подошел матрос и склонился над Владиславом, что-то говоря. Что, Владислав не слышал, - видел только движение губ. "Помоги мне," - хрипение вырвалось из горла Владислава. Он оперся на поданную ему руку и побрел в неизвестность. Кто-то что-то говорил, кого-то убеждал, но всё это проходило мимо сознания Владислава. Он был сосредоточен на движении, стараясь равномерно переставлять ноги, чтобы не упасть. Постепенно зрение заволакивало тьмою, и Владислав уже не видел, что происходит. Его вели, поднимали, клали...
  
   Владислав пробудился внезапно, но слабость, разлившаяся по телу, не дала ему мгновенно вскочить, как прежде. Он сел и огляделся. Незнакомая комната с ложем, на котором он и лежал. Минимум обстановки. Шорох выдал движение Владислава, и почти сразу вошел улыбающийся давнишний целитель.
   - Очень хорошо. Дело идет на поправку.
   - Что со мной было?
   - Так, ерунда. Потеря крови. Рана на голове. Сотрясение мозга. Усиленное питание, и через неделю опять будете бегать за девушками... Кстати, у вас есть поручитель? Жизнь тяжела, сами понимаете...
   - Я помощник Деобала, торговца, - отстраненно проговорил Владислав. При упоминании о девушках у него как-то защемило в груди, и он вспомнил Немвею.
   - Очень хорошо, - распинался врач, - а теперь - сюрприз.
   Он еще не закончил, а в комнату ворвалась Немвея. Которая, впрочем, тут же осадила себя и приняла горделивый вид.
   - Я удаляюсь, - пробормотал врач, пятясь задом и скрабезно подмигивая Владиславу.
   - Что этот шарлатан говорил о деньгах? - высокомерно осведомилась девушка, - заплатите ему там. Как ты себя чувствуешь? И как звать тебя, спаситель? - голос Немвеи неожиданно помягчел.
   - Владислав - мое имя. Где я?
   - Ты в моем доме, в одной из комнат управляющего.
   - И давно я здесь лежу?
   - Второй день.
   Владислав попытался встать.
   - Ты куда? Не смей подыматься. Ты болен.
   - Мне надо срочно в порт. Деобал ждет. Я не успею подготовить дом и нанять слуг для Аннибала.
   - Стой. В этом доме я хозяйка. Без моего приказа никто здесь ничего не смеет делать. - сурово произнесла девушка. Но тут же, смягчившись, добавила, - Не уходи, прошу тебя. Пожалуйста.
   - Но мне надо...
   - Вот глупый... Я распоряжусь о доме и слугах... Неужели ты не понимаешь. Или боишься?
   В девушке боролись два начала: жестокость, привитая воспитанием, и природная мягкость. Она поминутно менялась в лице: то высокомерная, а то растерянная от своих чувств. Владислав не мог поверить. Что-то внутри него скреблось, скреблось и наконец вырвалось наружу в словах: "Я люблю тебя". Он произнес это нарочито тихо, словно боясь, что его услышат. Но его услышали. Сдавленно вскрикнув, девушка бросилась на шею седевшего Владислава и залилась слезами. " Ну что ты, что ты, - говорил он, гладя ее по вздрагивающей спине, - не надо". Сквозь всхлипывания донеслись слова: " Да, ты не приходил в сознание, думала - умрешь. Выздоровеешь - представлю тебя отцу..."
   Немвея подняла голову. На Владислава смотрело мокрое, счастливое, улыбающееся лицо. Лицо любимой.
  
  
   О жизни Владислава в столице, о любви его и рождении сына. О счастливых годах, проведенных в кругу семьи...
   Не будем говорить мы, ибо священно это и дается не всякому. А если дается, то никто не в праве посягнуть на счастье оное. Ни злым вмешательством, ни словом, ни думами. Пять лет длилось оно, а за миг пролетело. Служение Аннибалу не в тягость было, а в охотку. Охранял его Владислав так, что никто не смел нанести вред сыну наместника сицилийского. Обучал наукам воинским. И вырос Аннибал, стал воином. Чтобы испытать его, направил Мидрион их в армию действующую. В Ионию.
  
   глава 12
   В 654 году отряды туранской конницы нападать стали на посты карфагенские в Ионии, кого убивая, а кого в плен уводя. Наши в долгу не остались. И проистекла от этого война, бесполезная и вялотекущая. Никому не нужна была она. Вот туда-то и назначил меня Мидрион офицером, сотней солдат командовать. Все друзья мои со мной отправились, дабы в мое отсутствие не попадаться на глаза сильным мира сего. Аннибал же при командующем обретался. Набирался опыта командного. И искали мы людей верных, на коих положиться можно в деле любом.
   В год 99 до нашей эры было это.
  
  
   Владислав сидел в палатке в вечном ожидании известий о нападении. Самое главное было - терпение. Никто, кроме него, не мог с такой невозмутимостью ждать. Другие выходили из себя, пытались что-то сделать. И это, в конечном итоге, вело их к неудачам, а порой - к смерти. Владислав чувствовал, что тоже скоро не выдержит; будет бегать по лагерю, отдавая нелепые приказания, нервируя солдат и внося хаос в отработанный порядок.
   В палатку вошел гонец и с порога выпалил: "Нападение!" Владислава как подменили. Он мгновенно оказался на ногах. Вышел и встал перед уже построенной сержантами манипулой.
   Владислав медленно шел перед шеренгой выстроившихся солдат, хотя давно пора было выступать, и всматривался в их лица. В Ионию понабрали ребят изо всех уголков империи, лишь бы умели держать оружие и жаждали проявить себя на военном поприще. Личный состав манипулы в основном состоял из латинов, плюс несколько варваров.
   Командование не посчитало нужным менять боевое построение. Каждый находился в привычном ему строю. Это безусловно повышало боеспособность наемников.
   Манипула Владислава стояла в середине строя, организованного по римскому порядку, среди принципов; во втором легионе. Поэтому, хоть Владислав и задержался, его легион еще не выступил к месту предполагаемого скопления туранских войск.
   Путь двух легионов пролегал вдоль скальной гряды, слева по ходу. Справа была долина, поросшая травой, неширокая и переходящая в густые заросли кустов, а потом и в лес.
   Легионы шли походным порядком, легко развертывающимся в боевой, надеясь с ходу ударить по противнику; а его всё не было. Едва манипула Владислава вошла под нависшие камни, у него сразу появились нехорошие предчувствия. Не раздумывая ни мгновения, Владислав скомандовал поворот налево. Дисциплинированное подразделение повернулось и стало взбираться в гору. Идущие слева были вынуждены повторить их маневр, чтобы не быть сбитыми своими же. Четыре сзади идущих манипулы принципов и все манипулы триариев тоже повернули к горам, решив, что получен приказ от командира легиона. В пыли поднятой ногами, были видны только ближние манипулы.
   В этот момент и полетели камни. Они были столкнуты с самого верха, и катились вниз по не слишком крутому склону подпрыгивая, раскалываясь и осыпая каменным градом легионеров. Под удар попал головной легион, полностью лишившийся шести первых манипул и манипул триариев. У второго легиона под камнепад попали четыре манипулы, идущие справа от Владислава; легионеры, уведенные Владиславом под защиту скал, отделались легким испугом.
   Пыль, поднятая сброшенными камнями, полностью скрыла оба легиона. Так что ни они ничего не видели, ни туранская конница, начавшая атаку с фланга из лесочка. Туранцы полагали, что их задумка полностью оправдалась, и им осталось только добить раненых. Но не тут то было.
   Едва камнепад закончился, Владислав повел подчиненных ему людей вдоль склона, к голове первого легиона. Спасшиеся манипулы последовали за ним. Они прошли у самой кромки стены, камней там не было, попутно прихватив три манипулы принципов первого легиона, и выстроились в боевой порядок, состоящий на этот раз всего из двух шеренг: в первой - двенадцать манипул принципов из обоих легионов, во второй - десять манипул триариев второго легиона. Это было сделано очень вовремя, потому что туранская пехота тоже начала атаку. Она состояла из трех фаланг, вооруженных копьями. Фаланги шли полукругом, думая охватить бегущих в панике людей. А столкнулись с непробиваемым римским строем.
   Пока Владислав совершал свой марш вдоль гряды, отряд туранской конницы, разделенной на две части, выехал в то место, где по их расчетам должен был находиться хвост легионов. Но там его не было, а был засадный полк самих туранцев, вышедший несколько раньше и тоже не нашедший карфагенян. Пыль была такая, что туранцы не смогли распознать друг друга и сшиблись в схватке, видя противника друг в друге.
   Второму отряду, выехавшему к середине колонны, с противником повезло больше: на них вышли разрозненные ряды легионеров, в панике бегущие от камней. Всадники врубились в них, уничтожив чуть ли не половину оставшихся, но остальные, не успевшие соприкоснуться с врагом, под руководством центурионов сомкнули ряды и выставили довольно внушительный заслон из восьми манипул. Этот заслон и сдержал конницу, защитив правый фланг шеренг, вступивших в бой с фалангами.
   Оставшиеся семь манипул второго легиона, не примкнувшие к проходу Владислава, повернули обратно, стремясь вернуться. Пыль еще не улеглась, и они с ходу налетели на туранцев, почем зря убивающих друг друга. В исступлении, что кто-то мешает им пройти, легионеры с яростью набросились на туранцев, пройдя их ряды как нож сквозь масло.
   Основная битва развернулась в бывшей голове развалившейся походной колонны. Фаланги вознамерились было смять первую шеренгу. Но принципы легко остановили натиск, щитами закрывшись от копий и поднырнув под них, оказавшись в непосредственной близости от копьеносцев. Копья оказались бесполезны при рукопашной, а латины, вооруженные короткими мечами, легко воспользовались преимуществом.
   Несмотря на потери в первых рядах, фаланги всей своей массой давили на карфагенян, вынуждая тех отступать. Принципы резко, по команде, отошли назад, заняв промежутки между манипулами триариев. Уже почувствовавшие победу туранцы бросились догонять, как им казалось, бегущего врага. Каков же был их ужас, когда их встретила сплошная шеренга свежих воинов. Фаланги ударились в нее и рассыпались, оставляя убитых и раненых. Туранцы дрогнули и побежали.
   Владислав был в самой гуще схватки, и когда фаланги схлынули, не сразу понял, что случилось. Он оглядел поле боя. Легионеры стояли, тяжело дыша, еще не поняв, что победили. Но Владислав не дал им насладиться эйфорией победы. Он послал Бахмата за лошадью, и тот довольно быстро привел ее, видимо выкинув из седла туранского офицера.
   Владислав сознавал, что только полный разгром туранцев позволит карфагенянам окончательно закрепиться в Ионии. Поэтому, вскочив в седло, он чуть не надорвался в крике, заставляя легионеров развернуться внутрь строя и продолжить ведение боевых действий уже против всадников.
   Туранская конница к тому времени уже развалила строй, в спешке выставленный против нее, и доканчивала воинов, вылавливая их поодиночке. Тут то и подоспел Владислав. Туранцы тоже устали - они никак не ожидали упорного сопротивления, и теперь, столкнувшись с шеренгой карфагенян, дрогнули и поворотили коней. Воодушевленные их отходом, легионеры усилили натиск, стремясь прижать всадников к лесу, где те оказались бы в стесненных условиях.
   Офицеры семи вышедших из боя манипул не были дураками. Более того. Трезво оценив обстановку, они смогли остановить бегущих людей, построить их в боевой порядок и вернуться к месту битвы. И этот завершающий удар полностью деморализовал туранцев, еще надеющихся выйти из битвы сохранив лицо.
   Легионеры не знали жалости, режа всех подряд, мстя за первоначальный позор ловушки. С большим трудом офицерам удалось остановить их и взять пленных под охрану. Потрепанные легионы возвращались в лагерь.
   Так закончилось первое и последнее крупное сражение карфагено - туранской войны в Ионии, принесшее безоговорочную победу карфагенянам.
  
   Разбор битвы на общем сборе центурионов подходил к концу. Консул второго легиона нудно продолжал:
   - ... Таким образом, следует признать, что неправомочные действия первого центуриона пятой манипулы принципов второго легиона Владислава повлекли за собой разрушение походного порядка, а в конечном итоге - большие потери личного состава обоих легионов...
   Кроме двух консулов, в живых остались только шестеро трибунов - два из первого легиона и четыре - из второго. Центурионов присутствовало тридцать два; семеро были тяжело ранены и не смогли прийти. Консулы вынужденно пригласили весь руководящий состав, даже Аннибала, у которого не было постоянной должности.
   Владислав поморщился как от зубной боли - молчащий до этого Аннибал наконец не выдержал:
   - Позвольте! Или я чего-то не понимаю, или вы собираетесь свои просчеты списать на Владислава. Маневр Владислава, названный вами "несанкционированным выходом из строя", спас половину легиона, избежавшего каменных обломков. Организация им двух шеренг из остатков сохранивших боеспособность манипул, остановило фаланги туранцев и повернуло их вспять! А разворот внутрь строя, который все здесь обозвали "идиотским", сохранил массу времени и послужил основой для полного уничтожения всадников. Я, конечно, не отрицаю заслуг офицеров, вернувших семь манипул к месту битвы. Они внесли свою лепту. Но зачем же преуменьшать реальные заслуги Владислава; более того, возводить на него напраслину! Это вы попали в ловушку туранцев и остались бы там навсегда. Владислав же не только нашел из нее выход, спас большую часть личного состава, но и одержал убедительную победу; туранцы долго не оправятся. А вы пытаетесь перевернуть всё с ног на голову: будто это Владислав заманил легионы в ловушку, а вы, вы их спасли! Просто смешно!
   Кислые лица консулов, трибунов и центурионов старших центурий были весьма впечатляющи, но никто и не подумал возражать. Аннибал был прав, они же отнюдь не предполагали, что найдется человек, который выскажет это всё им в лицо.
   - Так что будем делать с Владиславом? - прервал консул затянувшееся молчание, - вряд ли получится его наказать - солдаты не позволят. Предлагаю назначить его командиром когорты.
   - А триумф?
   - Хорошо, пусть будет и триумф.
   Владислав вышел из палатки под яркое дневное солнце и не сразу проморгался. Но почти сразу он был оглушен приветственными криками всех легионеров, выражавших свой восторг при виде своего спасителя и победителя туранцев. Его подхватили на руки и понесли по рядам, то опуская, то подкидывая вверх. Все сейчас были преданны ему. Все годились в соратники. Оставалось лишь выбирать. Но пока восторг вошел в сердце Владислава, поддавшемуся всеобщему ликованию. Можно было хоть мгновение ни о чем не думать, а просто плыть, отдавшись на волю человеческого моря...
  
  
   Дела поглотили его полностью. Формирование когорты Владислав взял в свои руки и вел его по понятному ему одному принципу. И преуспел в этом, добившись не только послушания, но и любви своих солдат. При их поддержке он мог бы достичь всего. Всего, что он захотел бы. Всего, что от него потребовали бы...
  
   глава 13
   И опять я вмешивался в дела правителей, не имея права на это. В 658 году, 95 до нашей эры, изменил я ход истории всей, возвеличив потомков Ганнибала. Так началось создание империи Карфагенской. Так начался ее конец. Что началось, то должно закончиться. И чем выше подъем, тем страшнее падение.
  
  
   Полог офицерской палатки, освещенной лишь чадящим сальным светильником, внезапно откинулся, и в образовавшейся щели возникла голова Аннибала. Было полутемно, колеблющееся пламя бросало жуткие бегающие тени на матерчатые стены; офицеры же кто спал, кто играл в кости, а кто и отсутствовал.
   Аннибал внимательно осмотрел содержимое палатки и, углядев Владислава, кивнул ему и быстро вышел. Заинтригованный Владислав, еще не раздевшийся ко сну, последовал за ним. Выйдя из палатки, он почти сразу наткнулся на Аннибала и увлек его в темноту, подальше от любопытствующих.
   - Что случилось?
   - Отец весточку прислал. - Ответил Аннибал и замолк.
   Владислав пристально вгляделся в лицо Аннибала. Вроде бы абсолютно спокойное, и всякий, плохо знающий Аннибала, поверил бы в это спокойствие. Но Владислав смог разглядеть под этой маской, что Аннибал очень сильно нервничает. Уже одно то, что он сам пришел за Владиславом, а не выслал вестового, говорило о многом.
   - Ну, и... - терпение Владислава начало истощаться.
   - Правитель при смерти...
   - Так. Что ж, настало время действий.
   - Твои люди готовы?
   - Мои то готовы, а вот готов ли ты сам?
   - К чему?
   - Быть императором возрожденной Карфагенской державы. Разве Мидрион не говорил тебе об этом?
   - Говорить-то говорил, но я не думал, что так скоро...
   - Ладно, - прервал Владислав, - пойдем к моим людям. Ты с ними познакомишься, они - с тобой...
   - Это обязательно?
   - А ты думал? Должны же знать твои подданные своего нового императора, - Владислав еле сдерживал улыбку.
   Заплетая ногу за ногу, Аннибал пошагал в солдатскую палатку, в которой обреталась одна из манипул когорты Владислава. Однако, у самого входа Аннибал отодвинул Владислава в сторону (тот удивленно взглянул) и первым вошел внутрь.
   Разговоры смолкли, и все в палатке повернули головы на вошедшего. Настороженное ожидание читалось в их взорах. Мгновением позже появился Владислав, и настороженность исчезла. Однако Владислав не пошел дальше, а встал тут же, прислонившись к подпорке, и с интересом принялся ждать развития событий.
   Аннибал сделал два шага, почти вплотную приблизившись к сидящим за столом солдатам. Более внимательно оглядел их. Все они были как на подбор молоды, почти его ровесники, но каждый прошел школу выживания в многочисленных стычках. Они ждали.
   "Речь, им нужна речь," - синхронно подумали Владислав и Аннибал.
   - Вы со мной, и я - с вами! Карфаген ждет нас!
   Палатка взорвалась приветственными криками. Даже Владислав чуть не присоединился к ним. Он знал Аннибала давно, но только сейчас разглядел в нем истинного правителя. Вроде бы и ничего не сказал, а люди уже пошли за ним, поддавшись неведомой власти. Это было больше, чем жизненный опыт, больше, чем воспитание или природный ум. За Аннибалом пошел бы любой, кто бы он ни был, не думая о своем, вслепую доверяя ему. Аннибал заражал уверенностью в себе всех, с кем соприкасался.
   Всеобщий подъем охватил солдат. Они повскакали с мест. Владислав поспешил встрять: "Всем тихо!!" Солдаты приостановили выражение буйной радости и с укором глянули на командира.
   - Тайна должна соблюдаться беспрекословно. Выступаем прямо сейчас. Грузимся на триеры - и в Карфаген. Не шуметь! Иначе гарантирую неприятности. Бахмат, Ратай, Карн, стройте своих.
   Владислав всё же отлично вымуштровал солдат. В две минуты все три манипулы, составляющие когорту, были построены одна за другой. Солдаты, нагруженные оружием и походным снаряжением, быстрым шагом направились к побережью.
   Карн тронул Владислава за плечо:
   - Я останусь. Прикрою отход.
   - С богом.
   Карн приподнял бровь.
   - Пусть Хорс дарует тебе удачу, - поправился Владислав. Он сжал Карна в объятиях, словно не надеясь уже свидеться. Факелы, несомые во главе колонны, уже пропадали за кустарником, и Владислав поспешил догнать своих солдат, чтобы не заплутать среди густых колючих ветвей.
   Время теперь решало всё. Медлить было нельзя.
  
   Владислав еще долго посмеивался, уже будучи на корабле, представляя лица командиров, не обнаруживших поутру четырехсот человек когорты. Совесть не терзала Владислава, по сути покинувшего свой пост: клятв верности он никому не давал; военных действий практически не было - разбитые туранцы больше не тревожили пограничье сицилийской Ионии. Так что держать большое количество солдат Карфагену в Ионийской провинции вроде бы было ни к чему.
   Погони местного контингента Владислав не опасался: Карн был абсолютно надежен. В случае возникновения угрозы преследования, рус направил бы их усилия в нужную сторону, противоположную той, в которую направился командир.
   Угнанные триеры шли ходко. Первую стоянку сделали уже на Сицилии, в тайной гавани. Их встречал сам Мидрион. Он был один. В сильном возбуждении прохаживался по берегу, наблюдая за пристававшими кораблями. Аннибал первым сбежал на берег, за ним - Владислав. Следовало уточнить и обговорить все детали предполагаемого захвата власти. Момент был на редкость удачным, другого такого можно было ждать до бесконечности.
   - Как правитель? - взял быка за рога Владислав.
   - Недолго ему осталось, - усмешка тронула губы Мидриона, - уже и наследники за власть в открытую спорят.
   - Не спрашиваю, кто помог ему, - Владислав глянул в глаза Мидриону, но тот и бровью не повел, - Какими силами располагают жаждущие?
   - Боевые части раскиданы по провинциям; чтобы подтянуть их, нужно время. В самой столице лишь гвардейский корпус, вконец опустившийся и потерявший как воинскую доблесть, так и желание сложить жизнь за правителя. Так что основными соперниками будут не наследники, а люди со стороны, страждущие по власти: из Самниума, Лациума, Греции. Но ты успел раньше их, тебе и первый бросок. Торопись! Никто не ждет ни тебя, ни Аннибала, - Мидрион любовно посмотрел на сына.
   - Как наши люди в городе?
   - Все готовы. Лишь войдешь за стены, они поддержат тебя... И всё же, в чем твой план, Владислав? Поделись...
   - Еще толком не знаю... Где сейчас правитель?
   - Прячется в Бирсе. Боится, как бы не прервали его последние дни, - хмыкнул Мидрион, - а что?
   - Да так... Посмотрим...
   По знаку Мидриона с обрывистого берега спустилось человек сто, дотоле невидимые снизу.
   - Это кто? - Владислав насторожился.
   - Сицилийцы. Надежные люди... Отплывайте. Хаммон будет хранить вас. Я принес жертвы.
  
   Суда вошли в торговую гавань под вечер, солнце уже садилось. Еще чуть, и цепь, перекрывающая вход в нее, была бы поднята.
   Едва попав внутрь, Владислав умелым маневром Двумя кораблями заблокировал выходы из торгового и военного портов, дабы упредить возможность вызова подмоги.
   Когорта сошла на берег. Шли тихо, свет не зажигали. Приданный Мидрионом проводник вел воинов в почти полной темноте, не сбиваясь с кратчайшего пути. "К Бирсе", - шепнул ему на ухо Владислав и погремел монетами. Преданность - преданностью, а о силе золота забывать ни к чему.
   Было заполночь, когда когорта оказалась под тяжелыми каменными стенами цитадели, освещенными лишь луной да парой факелов у ворот и четко вырисовывающимися на фоне звездного неба.
   Ворота главного входа были крепко заперты, а снаружи прохаживались двадцать человек дозора. Правитель действительно боялся.
   "Ждать смены, - передал Владислав по рядам, - как откроют ворота, всем зажечь факелы и вперед."
   Молчаливое гнетущее ожидание не было долгим. Скрипнула открываемая створка. Показалась смена... Разом вспыхнуло пятьсот факелов, ослепив охрану, и люди бросились на штурм Бирсы. Однако, простаками гвардейцы отнюдь не были: все дозорные кинулись внутрь, а тяжелые створки поплыли обратно. Владислав еле успел втиснуться в щель. Ворота закрылись, отрезав его от соратников. Сорок человек против одного! Охранникам стало смешно. Цитадель была неприступна, и оставшихся снаружи можно было не опасаться, переключив всё свое внимание на прорвавшегося одиночку. Убивать им не хотелось - чего ради, сперва допросить надо. Все сгрудились перед ним, посмеиваясь и отрезая от запорного механизма; несколько человек тыкнуло Владислава под ребра тупыми концами копий; совсем беззлобно, чтобы направить его в нужную сторону.
   И тогда Владислав взорвался. Он ухватил копья и толкнул их от себя. Охранники, крепко державшие древки в руках, повалились на спину, сбивая сзади стоящих. В маленьком приворотном дворике было до жути тесно для сорока человек, и Владислав этим воспользовался. Он развернул свою атаку по кругу, нанося удары с бешеной скоростью. Каждый удар достигал цели, повергая людей на землю. Они падали, толкая задних, и задние тоже падали, не в силах выбраться из кучи - малы. То, что размеры дворика сильно ограничивали бы количество прорвавшихся врагов, и что дало бы возможность легко уничтожить их, теперь обернулось против защитников. Ближние к Владиславу лежали вповалку, а дальние не могли добраться до него через своих людей.
   Расчистив себе таким образом путь, Владислав повернул запорный механизм. Ворота отпирались наружу; нападающие потянули их на себя, и сразу же цитадель была захлестнута орущими воинами. Успех был налицо.
   Владислава просто внесло в один проходов под напором его когорты. Внесло и бросило там: люди растеклись по многочисленным, никем не охраняемым коридорам, стремясь достичь сердца цитадели - комнаты правителя.
   Однако повезло в этом Владиславу с десятком сопровождающих. Он не стал ломиться вслепую, а привлек в качестве проводника одного из гвардейцев, уложенных им перед этим. Гвардеец слегка пошатывался, еще не совсем придя в себя после удара. Соображал туго, но до места довел.
   Владислав вломился в покои, выбив дверь в прыжке, и остановился, натолкнувшись на взгляд лежащего человека.
   - Правитель. - Гвардеец склонил голову. Владислав подошел вплотную к ложу и сказал, наклонившись:
   - Тяжело умирать? Хочешь, облегчу твою участь? Отрекись в пользу Аннибала, и я дам противоядие. Удалишься от дел государственных, зато жизнь сохранишь. В провинции тоже люди живут.
   Правитель молчал, глядя острым взором на Владислава. Молчали и все в комнате, ожидая последнего решения правителя.
   - Всё равно вы меня убьете. Пусть запомнят меня справедливым правителем, а не дураком, спровоцировавшим гражданскую войну. Я согласен. Подымите меня. Надо объявить народу.
   Владислав встал слева, положив руку умирающего себе на плечо; справа тоже проделал Бахмат. Они поднатужились, и началось неторопливое восхождение на стену Бирсы. Постепенно к ним присоединились простые воины; Аннибал пробрался вперед.
   Солнце всходило над Карфагеном. И в лучах его белые одежды правителя окрасились пурпуром, когда он встал над городом, поддержанный с двух сторон двумя варварами.
   Правитель поднял руки, и многотысячная толпа, окружившая Бирсу, затихла в ожидании последних слов.
   - Я умираю. И нет во всей земле карфагенской более достойного, чем Аннибал Барка, потомка Великого Ганнибала. - Правитель задохнулся на секунду. - Вручаю венец свой ему по праву и по завету предков наших.
   Правитель снял с головы золотой обруч и водрузил его, чуть не промахнувшись, на голову склонившегося Аннибала. Силы оставили умирающего, и он чуть не упал, оступаясь.
   Аннибал стоял, опираясь на зубец стены обеими руками, и смотрел на море голов под собой. Толпа ждала.
   - Карфаген будет владыкой мира! Все правители склонятся перед ним! Золото потечет к нам! И все вы будете первыми пред остальными! Никто не будет обойден из тех, кто поддержит меня! Слава городу Карфагену!
   "Слава Аннибалу!" - донеслось с разных концов площади. "Слава!!!" - подхватили все.
   И Карфаген склонил голову перед новым властелином.
  
  
   Многие захотели сместить Аннибала, да не вышло у них ничего. Твердой рукой управлял он, отбиваясь от самонадеянных властителей, раскрывая заговоры и приводя к покорности наместников Испании, Египта и Ливии. Владислав же помогал ему, где советом, а где и силой своею.
  
   глава 14
   Владислава разбудили тяжелые шаги охранника еще до того, как он вошел в спальню с целью вырвать Владислава из объятий сна. Это уже входило в привычку. Почему-то именно ночью молодому императору приходили в голову разные мысли. Иногда толковые, но большей частью глупые и вздорные.
   Владислав с кряхтеньем поднялся, прежде чем охранник зычным голосом прокричал о велении императора, и стал натягивать штаны. Да. Карфагенские многоцветные одежды он и на дух не переносил, терпел их только на официальных приемах. А что до кряхтенья, так Владислав прекрасно сознавал свой возраст - в 659 году от Основания Рима ему исполнилось ровно пятьдесят. Хотя возраст и не проявлял себя физическими недомоганиями и даже никак не сказывался на внешнем виде, психологически Владислав чувствовал себя старше всех. И это обуславливало его поведение.
   Сопровождаемый охранником, Владислав быстро дошел через весь дворец до покоев Аннибала. Вошел и закрыл за собой дверь. Охранник присоединился к трем другим, берегущим жизнь и здоровье государя.
   - Очередной заговор? - саркастическим тоном приветствовал Аннибала Владислав.
   - Да. Но против тебя.
   - Вот как? Может, свои проблемы я буду решать сам? Кстати, а что здесь делает начальник дворцовой стражи?
   - Не заводись. Всё очень серьезно. - Ратай подошел к Владиславу.
   - Во-во, сделай ему внушение, - махнул рукой Аннибил, - может своего друга он послушает скорее, чем правителя.
   - Я прекрасно справлюсь сам, зачем это беспокойство?
   - Пойми, - Аннибал всё-таки влез, - ты мне нужен, твои советы неоценимы. Покушение на твою жизнь означает покушение на мое государство.
   - Ну, хорошо, - Владислав постепенно успокаивался, - объясните, в чем, собственно, дело?
   Аннибал с Ратаем переглянулись. Ратай сглотнул и произнес:
   - Только что убили Актеву...
   У Владислава захолонуло сердце, но он всё же смог кивнуть головой Ратаю, дескать, продолжай.
   - Их было трое. Пытались проникнуть в твои покои через задний вход. Стражников прирезали и уже вошли, когда Актеву заметил их. Он попытался помешать им, но у них были отравленные кинжалы... Всё - таки, одного он убил, но его тоже порезали... На шум прибежал внутренний дозор. Они стреляли по ногам убийц, надеясь захватить. Не удалось - те приняли яд... Актеву умер быстро... Яд на кинжалах сильнейший. Маленькая ранка - и тебя бы не было... Пойми, Владислав! Ты слишком нужен нам, чтобы тебя терять! В следующий раз убийцы вполне могут достать тебя. От яда нет спасения, и твое искусство не поможет...
   - Согласен, это серьезно, - Владислав опять взбодрился, - так что вы мне посоветуете?
   - Будешь жить в соседней со мной комнате. - Произнес Аннибал с апломбом.
   - А как же жена, сын? Не могу их оставить. И так сколько лет не виделись...
   Однако, Аннибал не успел ответить. За закрытой дверью раздался неясный шум. Кто-то сдавленно вскрикнул. А потом по дверям ударили чем-то тяжелым. Предусмотрительно заложенный засов выдержал удар, лишь слегка погнулся. Следовало ожидать продолжения. И оно последовало: тяжкие удары в размеренном ритме принялись сокрушать дверь.
   Первым опомнился Ратай, как начальник дворцовой стражи. "Быстро в потайной ход! - крикнул он, - Я прикрою!" Владислав не стал спорить. Аннибал отомкнул малозаметную дверь, и они вошли в узкий загибающийся проход. Едва Ратай присоединился к ним, как опустился тяжелый каменный блок, отрезая их от заговорщиков. На стене висели факел и кресало с кремнем. Владислав нащупал всё это и зажег, осветив место, куда они попали. "Я пойду первым", - сказал он, как отрезал. И на этот раз Аннибал не смел возражать, почуяв реальную опасность для них.
   Ход шел в стене, постепенно спускаясь вниз. Вскоре пришлось поменять факел - прежний догорел, новый же был воткнут в стену. Они спускались всё ниже. На стенах коридора стала появляться плесень, сырость чувствовалась и в воздухе. Владислав решил, что они уже под землей. Действительно, коридор выпрямился и стал горизонтальным.
   - Куда ведет ход? - Владислав хотел узнать, что их может ожидать на выходе.
   - К морю. - Последовал лаконичный ответ Аннибала.
   Ратай поспешил добавить:
   - В укромную бухту. Там - снаряженный корабль.
   Ход закончился тяжелой деревянной дверью, запертой с их стороны. Аннибал достал ключ и отпер ее. " Осторожно, - предупредил он, - с той стороны навалены камни." И точно. Когда раскрыли открывающуюся вовнутрь дверь, камни так и посыпались. Вместе с камнями в затхлую атмосферу ворвался и свежий ветер с моря.
   Перебравшись через кучу камней, они огляделись. Ничего подозрительного не было. Не было и снаряженного корабля.
   Владислав среагировал мгновенно: "Ложись!", и сам последовал своему совету. Над их головами свистнули стрелы и рассыпались по камням. "Здесь нас тоже ждут..." - Голос Аннибала был безрадостен. Выбраться из этой ловушки было бы затруднительно, если не невозможно.
  
   - Теперь ты что посоветуешь, советник? - голос Аннибала звучал глухо. Они так и лежали, уткнув носы в камень не поднимая голов у самого выхода. К тому же было ни зги не видно.
   Не отвечая на вопрос, Владислав пробурчал:
   - Всё твои возлияния с гетерами...
   - Как это понимать?! - конфликтным голосом начал Аннибал и аж приподнялся, но тут же шлепнулся обратно - над головой свистнула стрела. Хотя, в общем, по ним больше не стреляли, видимо чего-то выжидая.
   Владислав всё таким же осуждающим голосом продолжал, будто его и не прерывали:
   - Проболтался спьяну, где корабль стоит, вот и нет его теперь. Вспоминай, с кем в последний раз был.
   - Да как ты смеешь!.. - но опять дзинькнула о камень стрела, и Аннибал сконфужено умолк.
   По-прежнему демонстративно не замечая аннибаловых реплик, Владислав вроде бы как рассуждал сам с собой:
   - Исходя из элементарной логики можно понять, что о конкретном месте потайного выхода они не знали. Иначе сразу бы прикончили нас, как мы вышли. Корабль только навел их на след. Почему же они больше не стреляют? Не видят нас? Скорей всего. Непонятно, почему они не подойдут и не прикончат нас в рукопашной. Здесь кроется какая-то их слабость... Так кто это был? - Владислав неожиданно обратился прямо к Аннибалу, и тот вздрогнул.
   - Не помню точно. Египтянка какая-то, то ли из Александрии, то ли еще откуда...
   - Это она так сказала?
   - Ну, да...
   - И что ей не сиделось в Египте? Как она вообще попала сюда? И давно ли? Ты, разумеется, не спрашивал ее об этом...
   - Зачем тебе знать, кто она?
   - Подумай. Если она - чей-то лазутчик, то, вернее всего, своих одноплеменников. А зная, кто подготовил заговор, можно на этой основе предугадать поведение заговорщиков.
   - Хватит, Владислав. Кончай словоблудие. - Ратай говорил излишне спокойно. - Решай, что всё-таки будем делать. Я, лично, выхода не вижу.
   - Я, вообще-то, пока тоже. Полежим...
   Полежали. Помолчали. Египтяне, если это были они, по-прежнему ничего не предпринимали.
   - Знаешь, Аннибал, - наконец прервал молчание Владислав, - надо бы тебе жениться. Остепенишься, перестанешь по гетерам бегать. И для государства польза.
   - Нашел время для нотаций, - откликнулся Аннибал, - того и гляди, прикончат.
   - А в другое - вокруг тебя куча подхалимов крутится. Чуть скажешь тебе правду, так сразу и норовят заклевать: "Клеветник! Грубиян! Невежа! Варвар!" Тьфу! К тому же, раз еще не убили, так может, и дальше погодят... Ладно. Дай клятву, что если выведу тебя отсюда, женишься во благо себе и государства.
   - Да ты что, издеваешься?..
   - Как знаешь. Моя обязанность - советовать тебе, а не спасать.
   - Ну, достал... Клянусь Митрой Солнцеглазым и Хаммоном Баранорогим, при свидетеле - Ратае, что выполню просьбу Владислава о женитьбе моей. Клянусь... Доволен?
   - Да. Начнем.
   Но первыми начали египтяне. Прежде, чем Владислав, Ратай и Аннибал двинулись с места, сверху на них упала сеть, а потом еще несколько.
   Всё сразу стало на свои места. Египтяне хотели захватить их живьем, точнее не их, а Аннибала, если вспомнить покушение на Владислава. В полнейшей темноте это было бы затруднительно: факел Владислав загасил сразу же после выстрелов. Стреляли по ним для острастки, чтобы напугать и заставить залечь. В свете их собственного факела это было не сложно. А в дальнейшем - просто на слух.
   Но теперь, когда небо на востоке посветлело, предвещая скорый восход солнца, можно было действовать наверняка. Однако, Владислав и не думал сдаваться. Поняв, что заговорщикам нужен только Аннибал, Владислав решил спасать свою жизнь. Но сети были наброшены так точно, что полностью накрыли всех троих, лишив возможности освободиться. Тогда Владислав сгреб в охапку Ратая с Аннибалом и прыгнул далеко вперед, насколько позволили сети. Куда он прыгает, ему было не видно; оставалось лишь гадать, что встретит их: камни, о которые они разобьются, море, в котором они утонут, или копья заговорщиков, которые проткнут их насквозь.
   Сердце зашлось у Владислава в ожидании удара, и за мгновения падения перед его взором прошла вся его жизнь. Готовность к смерти...
   Море приняло их. Они ухнули, подняв фонтан брызг, и пошли на дно... Вла-дислава, едва он с головой ушел под воду, пронзил нервный удар, отдавшийся во всех клетках спеленутого сетью тела. Как будто разряд молнии охватил и его, и спутников. Никогда еще не казалось Владиславу, что он так близок к концу. Незнаемый дотоле ужас проник в него. Он закричал, захлебываясь морской водой. И тут же резкий рывок за сеть поднял их на поверхность.
  
   Человек, тащивший их из воды, был один. Лицо его, с надутыми жилами и донельзя покрасневшее от усилий по вытягиванию сети с тремя людьми, просто ошеломило Владислава. Кое-как освободив руки и засапожным ножом разрезав сеть, он подтянулся, вытаскивая себя из воды и помогая своим товарищам.
   Дело пошло легче, и вскоре уже все трое лежали на мокрых от прибоя камнях, пытаясь освободиться от заполнившей их воды. Едва отдышавшись, Владислав осмотрелся, опасаясь узреть египтян - заговорщиков, но кроме присевшего на корточки и внимательно глядевшего на него их спасителя, никого не заметил. Еще один странный факт, который отметил Владислав: солнце стояло над головой, был полдень. Ну никак не могли они пробыть под водой несколько часов! Что-то не стыковалось.
   Владислав помотал головой, пытаясь прочистить мозги.
   - Всё в порядке, - по-русски сказал спаситель, - ты в своем уме. Вас не было в Карфагене два дня. Версию случившегося придумаешь сам... Человек из будущего.
   И прежде, чем Владислав удержал его, спаситель, одетый в одежду обычного рыбака, быстро удалился, повернув через три шага за скалу.
   Ратай разлепил глаза:
   - Уже день... Давно здесь лежим?
   - Два дня уж.
   - Надо поскорее во дворец, а то Бахмат, небось, обыскался.
   Поднялись и, пошатываясь, поддерживая друг друга, медленно побрели во дворец правителя. Убегая ночью из дворца, они, разумеется, не переоделись в парадные одежды. И сейчас мало отличались от бродяг, рыскающих по городу в поисках поживы.
   На ступенях дворца, прислонившись спиной к парадным дверям, сидел Бахмат. Он не пускал никого ни из дворца, ни во дворец. Площадь перед ним была необычно пуста. Там и сям виднелись следы затертых кровавых луж.
   Равнодушным взором рассматривал Бахмат подходившую троицу. И по мере их приближения он постепенно привставал, узнавая и в то же время не веря своим глазам. И только когда они вплотную приблизились к нему, насмешливо глядя, Бахмат издал непонятный возглас и обнял всех троих.
   - Где вы были? Мы обыскали весь полуостров, всё побережье.
   - А как заговорщики?
   - Подавлены, - Бахмат пренебрежительно махнул рукой. - Египтяне - бойцы никакие. Хотели похитить тебя, правитель, а потом навязывать нам свою волю. Сначала, не найдя тебя, мы думали, что их планы воплотились. Но ни одно судно не покидало берега, ни один караван не миновал ворот Карт-Хадашта... Где же вы были? Прятались?
   - Можно сказать и так... - Неуверенно произнес Владислав. Он не знал, что и думать о происшедшем. Червь сомнения заполз к нему в душу. Но разобраться в том, куда делось два дня, было надо. Надо сперва самому.
   Решительной поступью Аннибал, правитель, восшествовал во дворец. Его суровое правление возобновлялось.
  
   - Как насчет клятвы, не забыл? - спросил ехидно Владислав, едва лишь разошлись слуги и вельможи, выгнанные Аннибалом.
   - Да помню. Но надо ж подходящую найти, - Аннибал забегал глазами.
   - И какая же с твоей точки зрения подходящая?
   - Чтоб была красива, - принялся загибать пальцы Аннибал, - знатного рода, богата, чтоб поменьше родственников имела и чтобы любила меня.
   - Всё справедливо. И где же искать такую?
   - А это уж твое дело. О поисках я не клялся. Найдешь соответствующую, тогда и поговорим.
   "Вот еще одна забота на мою голову, - вздохнув, подумал Владислав, - И без того в государстве куча проблем. И почему-то - всё на мне." Владислав даже самому себе боялся признаться, что он по собственному почину взялся за решение абсолютно всех проблем государства, никому не доверяя и подозревая всех и каждого если не в злом умысле, то уж в нерадивости - точно.
   Однако, женитьба правителя действительна была серьезным делом, чтобы передоверять ее кому-либо. От нее зависело многое: внешняя политика Карфагена, обретение новых союзников или врагов, получение или потеря земель; в общем, дальнейший ход истории.
   Нужно было на что-то решаться. И Владислав решился.
  
  
   О поисках жены правителю своему. О приключениях, происшедших при этом. Ни к чему говорить нам, ибо то умалить может достоинства императрицы и честь императора. О самой же свадьбе и о празднестве, что проистекло по этому поводу, красноречия не хватит нам, чтобы достойно отразить всё то, чему свидетелями не были мы.
   Но все были рады празднеству. И не было печали в дни те.
  
   глава 15
   Странными были те времена. Чем лучше шли дела в государстве, тем мрачнее становился правитель. Не стало врагов у Карфагена. Никто не нападал на границы наши. А Аннибал раздражался по всякому незначительному поводу. Не знал я, что гнетет его; не понимал. Прошли годы, прежде чем я понял, что претила ему спокойная жизнь, что конфликты были просто необходимы ему по складу душевному.
   Так шли дела наши. В 660 году правитель взял жену себе из провинции Испанской, одного рода с ним. А в год 661 от Основания Рима наступил кризис. Но не понял я тогда этого. Не предотвратил.
  
  
   - Как жена твоя, Аннибал?
   - О, она прекрасна. Я всё больше склоняюсь к мысли, что недостоин её.
   - Так что же довлеет над тобой, правитель? Расскажи - полегчает.
   Аннибал, который, казалось, всё с большим трудом сдерживает себя, направил весь свой гнев на первого же подвернувшегося ему человека - на Владислава.
   - Отстань, Владислав!
   - Что?
   - Десять лет, уже десять лет! Эти парфяне...
   - Туранцы, - вставил Владислав.
   - Парфяне, - с нажимом повторил Аннибал, - не дают мне покоя.
   - Ты здесь, в Карт-Хадаште, а они там - в Азии.
   - Вот именно. Что им в Персии не сиделось? А теперь они постоянно нам угрожают.
   - Мы им дали урок в Ионии. И сейчас они не лезут. Чего ты к ним прицепился?
   - Они мне не нравятся, - убежденность Аннибала потрясала.
   Но Владислав, будучи значительно старше и соответственно мудрее, чем правитель, ничего не возразил, лишь слегка вздохнул.
   - Что ты молчишь?! Почему ты всё время молчишь?! Ты же, в конце концов, советник. Так посоветуй что-нибудь! - Аннибал сорвался на крик.
   Владислав ещё раз вздохнул:
   - Я вижу, ты уже принял решение. Что тебе мои слова. Лишний повод для спора...
   - Ты ведешь себя вызывающе!..
   - А ты - глупо. Хочешь свалить свои ошибки на мои плечи. Давай, действуй.
   Аннибал аж побелел от злости.
   - Ты всегда меня поучал! И Мидрион, отец мой, потакал тебе в этом! Ты возгордился! Знай же - мне надоели твои советы, твои замечания и насмешки! Вот тебе мой приказ: завтра же отплывешь в Сирию для войны с Тураном.
   - Но почему в Сирию?! У нас в Ионии мощный форпост. Можно было бы начать оттуда...
   - А-а-а... перечить?! Хорошо, я объясню. - Аннибал внезапно успокоился. - Именно потому, что в Сирии нас не ждут. Туранцы завоевали её в 633 году, у нас, карт-хадаштцев. Они там пришельцы, их не любят.
   - Будут ли любить нас?.. - пробурчал Владислав себе под нос.
   - Что ты там бормочешь? Не отвлекайся. Поедешь военачальником. Базу организуешь в Египте. Вот тебе письмо к наместнику, - Аннибал вытащил свиток и подал Владиславу.
   - Я же говорил - ты решил всё без меня. Зачем же было кричать, возмущаться? Не можешь забыть, что это я сделал тебя правителем? Твоё чувство вины меня радует. Я понимаю, что видеть перед собой напоминание о неоплаченном долге весьма тяжело. Я удалюсь, но не забывай - когда станет трудно, я вернусь. Помнишь нашу первую встречу? Я сделал то, что просил твой отец. Остальное - в твоих руках. Ты - правитель. - Владислав запнулся и уже на пол тона ниже продолжил. - Я удаляюсь. Мне надо проститься с женой и сыном. Думаю, война затянется надолго.
   Владислав резко повернулся и ушел. Аннибал тяжело опустился в кресло. На душе было премерзко. Владислав слишком хорошо понял Аннибала. "Что ж, поделом ему, - мстительно думал Аннибал, - в Сирии его наверняка убьют и все проблемы решатся сразу. А не убьют - Сирия будет моей. Удалю недовольные войска. В общем, всё не так плохо". Аннибал постепенно успокоился. Но совесть на заднем плане всё твердила: "Он сделал тебя, ты ему всем обязан, он умней и мудрее тебя..."
   - Вина мне! - Аннибал хлопнул в ладоши. Испытанное средство - залить свой разум и не помнить, не помнить...
  
  
   В который раз Владислав поднимался по сходням на борт корабля, теперь - боевой пятиярусной пентеры. Вместе с ним поднимались войска: ливийская пехота, балеарские стрелки, наемники - самниты. Конницу планировалось набрать в Египте. Владислав мрачно стоял у борта, разглядывая армию, которая будет сражаться под его началом. Кроме того, Аннибал позволил взять манипулу гвардейцев, но всего лишь манипулу! Это чуть-чуть грело душу. Вместе с ними Владислав сражался ещё в Ионии; они не подведут.
   К Владиславу подошли офицеры, и он отвлекся от мрачных дум, разглядывая людей, должных выполнять его приказы. От того, как они их будут выполнять, будет зависеть успех кампании, да и их собственная жизнь. Возможно, и жизнь самого Владислава.
  
  
   Труден путь из Сицилии в Египет, когда зимние шторма стремятся потопить любой корабль, рискнувший выйти в ревущие волны. А уж военный флот - завсегда желанная добыча Посейдона. Но кто не плавал, тот не поймет; а кто попадал в зимний шторм у скалистых берегов Киренаики, тому не стоит напоминать об ужасе этом. После прибытия на египетскую базу недосчитался Владислав трех кораблей, сгинувших в пучине со всеми людьми.
   Дальнейший же путь был легче. Часть войск шла берегом, другая же - вдоль палестинского побережья, чтобы внезапно высадиться в сердце сирийских владений Турана. Всё получалось тогда у Владислава, что задумывалось. Но не принесло это счастья никому, и никто не возрадовался.
  
   глава 16
   Победоносной была та война. Но для меня - самой ужасной изо всех, в коих участие принимал. Много людей потеряли мы, а среди них - друзей моих, с которыми прошел я путь длинный, которые не бросали меня во всех бедах моих, и которыми я пренебрегал часто. Были то - Ратай и Бахмат, назначенные мною командирами легионов. И было то в год 662, до нашей эры же - 91.
  
   ветвь 16.1
   Бахмата Владислав назначил командиром всей конницы, набранной в Египте, а меня, Ратая, - консулом латинского легиона. Я был недоволен, но разве с Владиславом поспоришь... А Бахмат, напротив, казался весьма обрадованным. Чуть ли не за день обегал всех лошадей, некоторых забраковал; познакомился со всадниками.
   На сирийскую землю мы высадились под покровом ночи, в надежде, что туранцы будут настолько глупы, что не заметят нашей высадки. Высадиться-то нам дали; дали уйти и пентерам. После чего мы, прижатые к морю, были атакованы туранскими латными конниками.
   Срочным образом пришлось разворачивать легион в боевой порядок. Однако, прежде, чем мы сделали это, рорарии были смяты и изрублены. В бой вступили гастаты. Туранцы же неожиданно отступили. Кое-кто счел это нашим успехом и захотел закрепить и развить его. Но я видел ловушку и приказал остановиться. Легионеры стали сооружать временный лагерь.
   Наутро я прошелся к тому месту, где поворотил легион. И пришел в ужас. Еще бы с десяток шагов, и воины попали бы в замаскированный ветками овраг, где и кончили бы свои дни. Так началась эта война.
   Туранцы не хотели выйти на решающую битву, где карфагенские войска показали бы своё преимущество. Они прекрасно понимали, что им не выстоять в битве. Они избрали другую тактику, создав много мелких конных отрядов, которые, наехав на нас и больно ущипнув, скрывались по тайным горным тропам, прежде чем мы могли достойно ответить. Владислав каждый раз приходил в ярость, едва услышав об очередном налете.
   Постепенно численность моего легиона сократилась на треть; мы же не убили ни одного туранца. "Послушай, Ратай, ты человек умный, не то что эти, - Владислав кивнул в сторону офицеров, развалившихся в тени могучего кедра, - Они закоснели в своем понимании боевого порядка. Мне их не переубедить. Тебя же - не сдерживаю. Веди войну эту, как считаешь нужным, но сохрани людей наших".
   Получив верховное разрешение, я разбил легион по центуриям и отправил их по горным тропам. Передвигаться они должны были быстро, лагерей не ставить и уничтожать каждого встреченного туранца. Местных жителей под страхом смерти запретил трогать: туранцы не были здесь хозяевами и местные не поддерживали их. Этим добились мы того, что обрели союзника неожиданного: горцев. Надежными проводниками стали они. Смогли мы проходить там, где лошадь не прошла бы, неминуемо сорвавшись в пропасть. Обрели мы преимущество перед туранцами. Не так активны стали их нападения на лагеря наши. Стало возможным развернуть боевые действия на широком фронте.
   По горам шли мои легионеры, а долины затопляло море ливийцев и самнитов. Так мы и продвигались внутрь сирийской территории. Неспешно, но неотвратимо.
  
   Я получил странный приказ от Владислава. Еще более странным было то, что передали его. Я находился от ставки в дне пути, и ничего не стоило вызвать меня, чтобы лично всё обговорить. Приказ передал один из трибунов балеарских стрелков, сказав, что выполнять его надо немедленно.
   Владислав приказывал мне, собрав всех имеющихся в моем распоряжении солдат, скорым маршем идти в одно из ущелий, где скопились силы туранцев, и запереть их там, а потом уничтожить. Срочность данного приказа объяснялась тем, что туранцы могут в любой момент уйти. При мне была лишь манипула гвардейцев, но приказ был недвусмысленным. Пришлось выступать.
   Чем дальше мы продвигались по ущелью, тем большие сомнения охватывали меня: нигде не было видно следов прохождения здесь хоть какого-то количества людей. И я рискнул нарушить приказ: мы повернули обратно. Но слишком поздно. Выход нам перегородила стена туранских всадников с опущенными копьями. Они даже не нападали, а просто неспешно теснили нас. Мы медленно отступали...
  
   ветвь 16.2
   Я стоял на краю отвесного обрыва и смотрел, как внизу умирает Ратай. Нас было четырнадцать человек на измученных лошадях. Но я всё равно приказал бы атаковать туранцев, если бы мы могли спуститься вниз. Но дороги на дно ущелья не было. Не было у нас и метательного оружия.
   Мы стояли, спешившись, и смотрели, как пятьсот человек туранских всадников атакует манипулу Ратая. Долго стояли мы, не в силах помочь, а карфагеняне умирали под нашими ногами. Силы были слишком неравны - на каждого легионера приходилось пятеро всадников. Запертые и прижатые к отвесным стенам ущелья они бешено сопротивлялись, унося врагов своих вместе с собою.
   Мы смотрели, и с высоты казалось, что волки рвут отару овец: подойдут, отщипнут и откатятся. И так бесконечно. Но было и твердое ядро у этой отары - Ратай. Не по зубам он оказался хваленым туранским всадникам. Раз за разом накатывались они на него и так же откатывались, оставляя убитых и раненых. А Ратай стоял нерушимо.
   И тогда, не имея сил справиться с ним в честном бою, осыпали они консула тучей стрел. Так много было их, что заслонили от нас место битвы. Когда же перестали туранцы стрелять, то увидели мы, что стоит Ратай утыканный стрелами. И жутко сделалось и нам, и им. Но недолго стоял Ратай, пошатнулся и упал лицом вниз на камни. И лег я, уткнувшись головой в землю, но не смог избыть горя своего. Проклинал я тот день, что вынудил меня видеть смерть друга своего и не прийти на помощь ему. И спутники мои склонили головы.
   Два дня мы ехали вдоль обрыва, не имея возможности спуститься, и только на третий - склон стал не так крут. Забрал я останки Ратая, никем не тронутые. Видно героизм его вселил уважение даже врагам.
   Четыре дня возвращались мы в ставку по безводным скалам. Шесть лошадей пало в пути. Но не бросил я труп на горячие камни, хотя запах его уже разум мутил мой.
   Достигли мы источника, когда уже и надежду утратили, и спаслись только этим. Когда же стены лагеря увидели, совсем воспряли душою.
  
   Владислав был чернее тучи. Тело Ратая я положил перед шатром его. Он отозвал меня в сторону:
   - Тебе одному доверять могу, Бахмат. Предатель завелся в наших рядах. Пока не разоблачим его - опасность будет таиться для каждого. Прошу - помоги. Эти - не поверят.
   Сложное дело возложил на меня Владислав. Трудно было найти предателя, подозревая всех и каждого, но еще труднее не выдать себя в поисках. Кроме того, обязанностей по командованию египетской конницей с меня никто не снимал. А довериться никому нельзя было.
   Постепенно стал я подмечать события, которые подтверждали правоту Владислава. То воины наши наткнутся на нежданное сопротивление в мирной деревушке; то отряд туранских всадников внезапно нападет на неохраняемый лагерь; а то заграждения возникают посередь дорог. А наши военные действия все реже становятся успешными. Значит, предатель должен как-то сноситься с врагом, либо посылая тайные сообщения, либо оставляя условные сигналы в тех местах, где проходит, либо просто встречаясь.
   Но мои осторожные действия, как я ни старался их скрыть, всё же насторожили предателя. Решил он и меня устранить. Лишь везение мое спасало меня. Камень со скалы упал перед мордой коня, когда я чуть придержал его, чтобы поднять выпавший кинжал. Вода, которую подавали мне, в тот раз показалась мутной, и я вылил ее в миску собаке; собака издохла. На мече обнаружилось пятно, но я не стал сразу чистить его, а когда этим занялся слуга, то скончался в конвульсиях.
   Тогда я стал вести себя нарочно вызывающе, чтобы у предателя сдали нервы, и он бы сам разоблачил себя активным действием. Осторожность изменила мне. Навлек я на себя гнев богов чужих...
  
   ветвь 16.3
   Бахмат прохаживался у палатки Владислава, когда какой-то шорох привлек его внимание. Шорох раздавался с противоположной от выхода стороны, и вечно теперь подозрительный Бахмат решил проверить. Он обогнул довольно большую палатку и увидел человека, зажигающего факел. Заслышав шаги, человек лихорадочно поджег факел и поднес его к матерчатой стенке. Та вспыхнула. Тогда человек швырнул факел в соседнюю палатку и этим поджег ее тоже. Но Бахмат, выхватив меч, уже напал на неизвестного. Тот не стал вступать в бой, а повернувшись побежал вокруг. Бахмат стал преследовать его. Но человек бежал недалеко. Остановившись у выхода из палатки, он достал большой загнутый кинжал, завернутый в тряпицу. Развернул ее... В свете разгорающегося огня лезвие казалось черным.
   В этот момент из палатки вышел Владислав. Он проснулся от жара и поспешил выйти, чтобы не сгореть заживо. Он был спросонья и еще не очень хорошо соображал, реакции были замедлены. Предатель занес кинжал для удара, и вдруг Бахмат понял, что кинжал действительно черен! Он отравлен! Достаточно царапины - и всё!
   Кинжал опускался; Владислав поднимал руку для защиты; а Бахмат летел распростершись. Одной рукой он вонзил меч в горло убийцы, а второй - изменил направление движения кинжала, уже коснувшегося одежд командующего. Предатель захрипел и, разворачивая кинжал, прочертил кровавую царапину по ладони Бахмата.
   Палатка горела уже вся, освещая колеблющимся светом сцену убийства: труп предателя, лежащего Бахмата с пеной у рта и стоящего в шоке Владислава, потерявшего друга. К месту пожара уже бежали солдаты. Все силы они бросили на борьбу с огнем. И никто не обращал внимания на командующего, склонившегося к телу полкового командира. На его беззвучные рыдания. Горе было велико, и никто не посмел тревожить Владислава в его горе.
   Когда огонь потух, встал Владислав и ушел из лагеря. Три дня отсутствовал он, а когда вернулся, вся одежда его была кровью пропитана. Чужой кровью. Туранской.
  
  
   Были битвы. Были победы. Вытеснял Карфаген туранцев из Сирии. Никто не смел вмешиваться в деяния Владиславовы. Все боялись его.
   Кто желает узнать о подвигах ратных, отсылаем того мы к другим трудам. Ибо не хотим прославлять воинов, добывающих славу себе на поле брани.
  
   глава 17
   В 664 году от основания Рима (89 год до н.э.) вернулся я на Си-цилию, где отсутствовал пятнадцать лет. В утешение себе написал я так. Сослали меня на остров, сослали.
   В начале года Митридат, правитель Понта, воспользовавшись тем, что войска Турана были стянуты в Сирию, где я разбивал их одно за другим, занял побережье Понта Эвксинского, принадлежащее Турану. Не успела весть об этом дойти до нас, как Диофант, полководец Митридата, вторгся во Фракию с юга; с севера же ударили его союзники - бастарны. Фракийцы только и ждали своих друзей. Под началом Диофанта они вступили в Грецию...
   Сложилась странная ситуация: Митридат напал на земли врагов, воюющих друг с другом. И если войска Турана были ослаблены сирийс-кой войной, то карфагенские могли быть быстро пополнены - людские ресурсы были значительны.
   Если бы удалось договориться с Митридатом и направить его про-тив Турана, Карфаген выйграл бы сирийскую войну моментально. Сил бороться с двумя противниками у Турана не было. Земли же в Малой Азии были бы поделены между нами и Понтом.
   Я сразу же отплыл в Грецию в надежде, что Аннибал уже прибыл туда. Да, он был там. Были там и правители и наместники Сабиниума, Самниума, Этрурии, Каппадокии, Иллирии, Сицилии, Сардинии и Корсики, Греции, Египта, Испании, Ионии, Фракии. Всех их собрал Аннибал, чтобы совместными усилиями разгромить Митридата.
   Не поверил вначале я, убеждал Аннибала, что ошибается он. Что вначале надо разбить Туран совместно с Митридатом, а потом уже валить Понт. Известно же всем: столкни врагов твоих друг против друга и победишь их обоих.
   Но не послушал меня Аннибал. Более того - он отозвал войска из Сирии. И этим дал Турану передышку. Только через три года присоединил он Сирию к владениям Карт-Хадашта. Много жизней положил. Много смертей напрасных на его совести. За то же, что перечил я; за то, что смел прибыть к нему; а главное - за то, что прав был я, отправил он меня прочь, на остров, который не смел бы я покидать под страхом смерти.
   И ещё тринадцать лет я прожил на Сицилии. Уже не стремясь ни к чему и ничего не желая. Пятьдесят пять лет мне было, когда началась ссылка моя; шестьдесят восемь - когда закончилась.
  
  
   Владислав расхаживал по комнате, превращенной им в лабораторию, и размышлял. Было жарко. На нем был только кожаный фартук и штаны. Ветерок с моря иногда врывался в оконные проемы и теребил седые кудри, прихваченные кожаным ремешком.
   Мучительно было вспоминать то, что люди в этом мире и в это время могли бы использовать в своей жизни. Многое Владислав забыл, многое было бы непонятно, многое невозможно было сделать с примитивной технологией, царящей здесь, - сплошной ручной труд.
   Единственное, что твердо знал Владислав, - начинать следовало с детей. Дети более восприимчивы ко всему новому. То, что взрослый, руководствуясь своим жизненным опытом, отвергнет как нереальное, небывалое, невозможное, сложное, ребенок воспримет не задумываясь о природе происходящего, лишь бы ему было интересно.
   - Учитель! - звонкий мальчишеский голос вывел Владислава из задумчивости, - что мы сегодня будем делать? Опять кубики?..
   Столько разочарования было в голосе ученика, что Владислав рассмеялся:
   - Ладно, Теофан, иди. Поиграй с ребятами. - И углядев немой вопрос в глазах, не удержался, добавил, - Возьми. Возьми, змея.
   Радостно вскрикнув, Теофан умчался. Ещё бы! Не каждый день учитель разрешал поиграть с воздушным змеем. А то всё помогай ему... Скучно...
   Владислав же вернулся к работе. Он пытался сделать цемент. В принципе, ничего сложного в этом не было. Сырьё: известняк и глина были под рукой; гипс тоже был в наличии. Состав Владислав знал, но вот обжиг... В этом была вся проблема. Контроль температурного режима, степень и тщательность помола, равномерность обжига - всё это приходилось находить опытным путем. Попутно возникла проблема определения прочности бетона из выработанного им цемента. Владиславу пришлось воссоздать метрическую систему, практически на глаз, чтобы хоть как-то оценить проделанную работу.
   Владислав нагружал пресс, увеличивая давление на дециметровый кубик бетона, свинцовыми чушками, каждая весом равная десяти литрам воды. Сантиметр же Владислав получил исходя из своего роста, который он знал весьма точно ещё в своем мире.
   Все эти знания о бетоне Владислав довольно легко припомнил: ведь он как раз сдал экзамены за четвертый курс. Учился же он в строительном институте и лишь на каникулах подрабатывал лаборантом в физической лаборатории.
   Восемьдесят пять килограмм на квадратный сантиметр - такой прочности он хотел добиться. Но для этого надо было загрузить пресс восемьсот пятьюдесятью чушками. И каждую надо было самому поднять и положить. Долго, нудно, тяжело. Владислав страдал за науку.
   Количество перевалило за восемьсот, когда пришел посланник от наместника Сицилии.
   - У тебя есть ответ?
   - Если поможешь, ответ получишь быстрее.
   Удвоенными усилиями дело быстро подошло к концу.
   - Ну что?
   - Скажи наместнику: я получил то, что хотел. У него будет самый прочный дворец.
  
   - Все вы мастера известные, - наместник покосился на Владислава, - и, надеюсь, догадываетесь, зачем я вас сюда пригласил.
   Люди, стоящие посреди главного приемного зала дворца правителя, всколыхнулись. Все они были мастерами - строителями, многих вынудили прийти прямо с рабочего места, и в зале установился стойкий специфический запах. Однако то, что говорил наместник, заставило мастеров позабыть обо всём.
   - Ну, для недогадливых растолкую. Все вы видите этот дворец. Он стар, очень стар. - Словно в подтверждение слов Леобала здание тяжко скрипнуло под порывом налетевшего с моря ветра. - К тому же, он весь из дерева. Хорошего, крепкого дерева. С одним недостатком - малейшая искра, и от него ничего не останется. Поэтому я хочу, чтобы вы построили мне дворец из камня.
   Люди молча переглянулись.
   - Вы спросите, зачем я собрал вас всех. А я отвечу. Дворец - большой, я же хочу, чтоб он был построен как можно быстрее. Каждый получит свою часть строительства. Недостатка в материалах не будет. В рабочей силе - тоже. Средства будете получать незамедлительно, ограничений не ставлю. Для меня главное - скорость. Потом, конечно, представите отчет о расходах... И ещё: кто первым возведет здание, и при этом - качественно, тот до конца своих дней, а после и ученики его, будет главным строителем на Сицилии и обеспечен заказами самыми выгодными. На подготовку даю вам три месяца. Принесете мне свои идеи. Одобрю их - и за дело.
   Мастера расходились, уже не скрывая своего удивления.
  
   Основной проблемой была, конечно, сталь. Она была дорога, и её надо было много. С цементом дела обстояли лучше: Владислав создал порядочный запас, обучая учеников, а обученные, теперь они сами обжигали водную смесь известняка и глины в специальной вращающейся печи, приводимой в действие десятком сменяющихся рабов. Дробление происходило тут же, во дворе. Полученное рабы смешивали с гипсом и засыпали в кожаные мешки. Щебень для производства бетона Владислав получал из ближайшей каменоломни, где провинившиеся дробили глыбы гранита. Однако, этого было мало. Владислав рыскал по побережью где только мог и выискивал: то обломки от вывала плит, а то и морскую гальку. С песком проблем не было - подходи к морю и бери сколько нужно.
   Владиславу достались внутренние покои, одни из трёх, с огромным пиршественным залом. Хотелось бы чего получше, но - жребий... Так и напрашивалось сделать стены из кирпича. Но местный сырец не удовлетворил Владислава - он крошился прямо в руках. Пришлось заняться и обжигом. В течение недели Владислав ходил, следил за гончарами, а потом бросил, удовлетворенный. Кирпич получался прочный, звонкий, блестящий, дело шло быстро. Заказ Владислава был выгодный: трудов немного, платят сразу, и мастера поставили на формовку всех подмастерьев. Владислав принес им несколько форм, и парни быстро навострились лепить аккуратные кирпичики. Вскоре сообразили - привлекли к этому делу всех окрестных мальчишек, сами понаделали форм и пошло... Часть форм Владиславу пришлось забраковать, но и оставшиеся давали настолько большой выход сырого кирпича, что печей стало не хватать. Владислав же платил только за обожженную продукцию. Пришлось гончарам строить ещё две печи, специально для нужд строительства.
   Шесть этажей задумал Владислав. Первый - самый высокий, в четыре своих роста, последний - в два. А промежуточные - постепенно убавляя высоту по мере продвижения вверх. Перекрытия желательно было сделать одинаковыми, а всё из-за того, что понадеялся Владислав на повторно применяемую опалубку. Но... Кузнец по меди, Зенон, всё чего-то тянул, откладывал... А всего-то и нужно было сделать, что ровные да гладкие медные полосы. Но видно жадность обуяла мастера, денег захотелось поболе вытянуть. Сроки поджимали, и услышав в очередной раз, что "медь не привезли, олова мало...", Владислав плюнул, забрал готовое - третью часть от нужного - и решил обойтись деревянной опалубкой там, где медной не хватит. Левое и правое крылья здания были симметричны, поэтому возможность маневра сохранялась. А на центр пойдут доски. Хорошо ещё, что с креплениями оказалось всё в порядке: их Владислав заказал на стороне.
   Насчет фундамента заботиться не пришлось: дворец должен был стать на прибрежной скале. Так что, через три отпущенных ему, да и всем другим, месяца Владислав был вполне готов к стройке, как с точки зрения материалов, так и в отношении проекта предлагаемого им здания.
   Главной и, по-существу, единственной рабочей силой были рабы. И как ни хотелось Владиславу отказаться от их услуг, ничего не получилось. Производительность была ниже некуда, хотя это несколько компенсировалось количеством работников. Численность их было уже не увеличить. Тогда Владислав предпринял ряд мер для облегчения жизни простых рабов и их обучения. Вот на этом он и обошел конкурентов.
   Конечно, рабы были не Владислава. Часть была государственных, а часть - как налог с местных землевладельцев. Землевладельцы со скрипом предоставляли взимаемых с них рабов, отдавая самых никчемных. Однако, вскоре до них дошли слухи, что Владислав не только заставляет работать их в полную силу, но и обучает рабов мастерству. Получить после окончания строительства дворцового комплекса личного мастера, который разбирается в самом насущном деле, чтобы посрамить соседей собственным дворцом, сделалось делом чести для каждого из владетелей. Они принялись скопом посылать своих рабов на стройку, надеясь, что хоть кто-то обретет нужное мастерство.
   Владислав был доволен. Собственно, для этого он и занялся строительством. Конкуренция только стимулировала бы введение новшеств, привнесенных Владиславом.
   Но главное произошло уже после того, как Владислав приступил к возведению второго этажа. Он заметил, что другие мастера-строители потихоньку воруют у него секреты: кто кирпича, кто цемента, кто бетона, кто арматуры. Владислав бегал два дня по всей строительной площадке, кричал, грозился; в общем, выражал как можно больше неудовольствия. Все тихонько молчали - у всех было рыльце в пушку, каждый хоть в чем-то да был виновен перед Владиславом. Владислав же покричал, покричал, а доискиваться до вины не стал. Ему было только на руку это воровство. Так крепче запомнят они его незаметные уроки.
   Строительство оказалось единственным, что нельзя было повернуть непосредственно на войну. Всё другое, что вспомнил Владислав, неминуемо привело бы к ускорению в военном деле. А этого ему очень не хотелось. Строительство же вынужденно стимулировало многие отрасли хозяйства. Ну, с этим всё понятно.
   Очень хотелось Владиславу оставить след. Дворец сицилийского наместника вполне мог им стать. А сделанный по новаторской технологии, наверняка пережил бы другие здания дворцового комплекса.
   Владислав не вылезал со стройки, отслеживая нерадивое отношение к делу. И если замечал, гнал такого человека куда подалее. И всё же, как он не был загружен работой, для отдыха находил время. Хотя, с точки зрения других мастеров, отдых Владислава был весьма странен. В кабак он не ходил, с гетерами не встречался, сокровищ не копил, даже дом из материалов заказчика себе не строил.
   Владислав претворял в жизнь свою мечту - планер.
   С первых дней пребывания на Сицилии, Владислав поселился во владениях Мидриона, по смерти последнего отошедших его старшему сыну - Леобалу. Новый наместник сильно уважал сосланного советника правителя и не чинил тому препятствий во всех начинаниях. Своего надела Владислав не имел и не мог получать дохода с земли. Единственное, что поддерживало вначале его существование, было пособие от государства "за особые заслуги". Подачка, но она позволяла сносно существовать.
   Для жилья Владислав выбрал небольшой рыбацкий домик. Привел его в порядок, пробил окна в сторону моря. Половину дома отвел под лабораторию, в предчувствиях годов безделья. В общем, устроился сносно. Жил один - сын делал карьеру в столице, Немвея жила в доме отца, лишь изредка посещая мужа.
   Получаемые им деньги было просто некуда тратить: Владислав развел огородик, рыбы в море хватало на всех... Тут то Владислав и загорелся. Узнав по случаю, что прибыли купцы с востока, заказал он им привезти стволов и несколько живых ростков бамбука. За ценой не постоял. Караван ходил два года, но привез всё, о чём условливались. Владислав особо не торопился - это время он посвятил выделке специальной ткани для крыльев.
   Местные рыбаки смотрели на это дело скептически, хоть и не помогали, но и мешать не мешали. Ребятишек же было не утащить из лаборатории. Родители их беззлобно ругались, смотря на то, как их чада вместо нудной рыбацкой работы целыми днями просиживают в доме бывшего советника, с восхищением глядя на таинственные работы. Владислав никого не гнал. Исподволь он привлекал то одного, то другого мальчишку что-то подержать, или принести, помочь, в общем. Ребята постепенно втягивались в рабочий процесс. Рыбакам это тоже было на руку - вдруг кто и выучится чему путному задарма, не век же в рыбаках сидеть. Всем хотелось лучшей доли своим детям.
   Кожу, как материал для крыльев, Владислав отверг почти сразу - при достаточно небольших усилиях она рвалась вдоль швов сшивания. Найти же животного настолько большого, чтобы его шкуры полностью хватило на крыло, было проблематично. Рыбий клей для скрепления отдельных кусочков полотнища крыла тоже не годился - кожа по шву становилась жесткой и ломалась.
   Шелк, возможно, и подошел бы, но жуткая цена останавливала: всех денег Владислава не хватило бы и на носовой платок из заморской ткани. Из всего имеющегося в наличии выбрать можно было только лён. Но выделка оставляла желать лучшего: грубая нить, рыхлая фактура. Пришлось слегка модернизировать ткацкий станок, а заодно и уширять его: хотелось обойтись как можно меньшим числом швов на крыле.
   Материал - материалом (достать тонкую пряжу оказалось не так сложно), а о пропитке полученной ткани надо было думать особо. А тут еще и затеянная Леобалом стройка. Владислав разрывался. Когда же доставили бамбук (Владислав завершил тогда уже третий этаж), стало совсем невмоготу. Владислав заперся в своем доме, объявил перерыв на стройке и о чем-то думал два дня.
   Результат этих дум не замедлил сказаться. Владислав перестал ночевать на стройке, а стал приходить туда лишь на два часа, чтобы проконтролировать выполнение работ. Доверие к обученным им людям было необходимо: и Владислав смог заняться планером, и рабочие, над которыми перестала довлеть карающая десница мастера, стали работать спокойнее, делая меньше ошибок.
   Рос дворец, рос и планер. Его каркас Владислав сделал из присланного бамбука, не забыв посадить ростки, чтобы иметь запас. Потом обтянул каркас тканью. А после занялся пропиткой на первый взгляд неказистого летательного аппарата. Чтобы предотвратить разрушение планера в полете, Владиславом были предварительно сделаны с десяток моделей и испытаны под видом воздушных змеев. Волнующий момент приближался, и Владислав нервничал всё больше.
  
   - Говорил Леобал когда придет?
   - Да, вроде, к вечеру...
   - Вроде, вроде... Когда мне испытание - то проводить, сейчас или погодя?
   Владислав с пятью старшими ребятами, помогавшими ему в лаборатории, стоял на крыше построенного им дворца. Рядом лежал готовый планер. Дворец был построен полностью, оставалась лишь отделка. Другие сооружения комплекса едва перевалили за половину. Сегодня наместник должен был посетить стройплощадку, чтобы высказать свое отношение к зданию и заодно заказать отделку. Тогда же и решил Владислав провести испытания планера. Ошарашить человека - это было в его духе.
   В первый полет должен был отправиться кто-то из мальчишек: Владислав был тяжеловат и опасался, что планер не поднимет его. Ребята тянули жребий. Вытащил Теофан - любимчик Владислава. С сияющим видом он подошел к наставнику, держа короткую травинку на раскрытой ладони. Владислав потрепал его по голове, в тайне боясь, что его затея не увенчается успехом. Смерть тяжким грузом легла бы на совесть Владислава. Теофан же свято верил в его непогрешимость и теперь приплясывал в нетерпении на краю плоской крыши.
   Леобал пришел, когда солнце уже начало спускаться, коснувшись своим нижним краем моря и вызолотив дорожку к подножию скалы, на которой возвышался дворец. С Леобалом было трое сановников и несколько слуг.
   - Давай, Теофан, - выдавил Владислав. Горло сдавило. Владислав закрыл глаза, не в силах смотреть. Послышался шорох, частые удары ног разбега, гудение крыльев планера и... тишина. Владислав приоткрыл глаза и, не решаясь посмотреть на свое детище, бросил взгляд на идущего внизу наместника со свитой. Они стояли и как завороженные смотрели в небо. Владислав рискнул повернуть голову и тоже посмотреть на дело рук своих. Смотреть пришлось против солнца, и он не сразу разглядел летящий треугольник, совершающий круг над морем. Мешали слезы, текущие из глаз. "Учитель, что с тобой?" - самый младший был в недоумении. Ведь так всё хорошо получилось: и планер, и полет. Но Владислав не смог бы ответить ему, лишь издал горлом клокочущий звук. Это прозвучало сигналом. Мальчишки на крыше восторженно закричали. Им вторили оставшиеся внизу. И все подхватили. Рабы, мастера, слуги, сановники, сам наместник. Все кричали, радуясь. Всех охватило ликование перед чудом полета. Это был момент всеобщего объединяющего счастья.
   Сделав круг, Теофан приземлился обратно на крышу, споткнулся, чуть не упав, но его подхватил десяток рук. Они тискали первого летуна, в надежде хоть как-то приобщиться к только что виденному чуду. Но, освободившись от ремней планера и вырвавшись из цепких рук своих товарищей, Теофан подбежал к Владиславу. Не в силах иначе выразить свой восторг полетом, он бросился своему наставнику на шею. Владислав раскрыл объятия, и они уткнулись друг в друга лицами, плача и смеясь одновременно. Ребята притихли. Замолчали и все люди внизу. На фоне неба четко вырисовывался силуэт двух обнявшихся фигур: первого авиаконструктора и первого летчика.
   - Ты настоящий кудесник, Владислав. Два чуда сотворил ты - дворец и это. - никто не заметил, как Леобал поднялся на крышу и теперь говорил напряженным голосом, - Не знаю, какая награда может быть достойна тебя. - Наместник развел руками. - Всё моё - теперь твое. До конца жизни я буду благодарен тебе за эти минуты счастья.
   Наместник повернулся и пошел обратно, к оставленным им сановникам и слугам, прикрывая лицо рукой, стараясь скрыть непрошенные слезы. Владислав сел на крышу, уже не в силах держаться на ногах. Он улыбался, глядя на своё детище. И тоже был счастлив...
  
  
   Годы, проведенные в ссылке, не были потрачены даром. Много полезного оставил Владислав людям. Того, что всегда им было нужно. Показал пути достижения желаемого и ложные пути. Но растрачивая себя на людей, приближал Владислав кончину свою, не жалея ни сил, ни здоровья, ни времени. Это-то и снискало ему всеобщее уважение и славу всемирную.
   Но воздержимся мы от восхвалений, ибо сложна жизнь в своей непредсказуемости. И что ожидаем мы, сбывается далеко не всегда.
  
   глава 18
   В 677 году проникся я гордостью - сам правитель послал за мною, чтобы помог я ему вершить дела государственные. Без ложной скромности скажу, что на мне и на моих советах держался Карфаген. И нет смысла оспаривать это.
   Зачем восхваляю я себя, зачем? Пусть потомки делают выводы. Но страшные дела творил я тогда. Страшные мне самому.
  
  
   "Да, - подумал Владислав, глядя на Аннибала, - это уже не тот двадцатипятилетний юнец, который пришел к власти девятнадцать лет назад при моем же участии".
   - А ты вот совсем не изменился, - словно в ответ на мысли Владислава сказал правитель, - вроде и не стареешь совсем. Твои-то друзья все уже умерли...
   - Они погибли. В Сирии.
   - Ладно, не будем об этом. И всё-таки, в чем секрет твоего нестарения? Может ты колдун?
   - Ты же знаешь, я никому не поклоняюсь.
   - То-то и оно, - Аннибал вздохнул, - Дары не возносишь, жертвы не приносишь, в храмы не ходишь... Во что ты веруешь?
   - Я бы сказал - в разум человека. Но нет. Скорей всего - не во что.
   - Помнишь клятву, что ты у меня вырвал? Что тебе были наши боги, если ты не верил в них?
   - В них верил ты. Этого было достаточно.
   - И всё же о колдунах. Те два дня. Они до сих пор не идут у меня из головы.
   - У меня тоже, - Владислав задумался, - Но ведь больше этого не повторялось.
   - Всё это конечно странно, но я вызвал тебя не для воспоминаний. Ты в курсе последних событий?
   - На Сицилии я как-то не следил за этим.
   - Ах, да. Ты строил дворец моему брату. Наслышан, наслышан. Брат был доволен. Ладно. О событиях. В Палестине восстали евреи. Против македонской династии.
   - Разве это наши земли?
   - Нет. Наша там - только Сирия. Но восставшие, победив, будут угрожать как ей, так и египетским землям. А это грозит катастрофой.
   - Тебе нужны мои советы?.. Ты же обходился без них.
   - Всё меняется. Люди. Обстоятельства. Наш мир. Ты не меняешься. Я знаю, ты - единственный, кто не предаст меня. Вокруг - сплошные льстецы. Только ты не боишься говорить мне правду. Только ты...
   - Хочешь, я буду твоим телохранителем? Серьезно.
   - Они есть у меня. Твоё искусство не умирает. Оно передается от учителей к ученикам. Хоть ты и крепок для своего возраста, они всё же сильнее.
   - Я докажу тебе обратное. Организуй схватку с самым лучшим из них. Увидишь, что я стою чего-то не только советами.
   - Ну, зачем тебе это?
   - Это мое условие. Будет схватка - пойду к тебе в советники. А нет - так нет.
   Аннибал потупил взор. И согласился.
  
   Они собрались в одном из внутренних дворов дворца, предназначенном для тренировок бойцов. Владислав, Аннибал и с десяток охранников. Пришли и некоторые придворные, приглашенные Аннибалом. Слухи уже гуляли по дворцу, подогревая интерес к предстоящей схватке.
   Владислав вышел в центр площадки, посыпанной мелким песком. Он был одет в установленные этикетом пестрые многослойные одежды. Охранники же - в одежды варваров: штаны и безрукавки. Чтобы не так бросалась в глаза разница между его возрастом и цветущим видом, Владислав еще на Сицилии отрастил себе усы и бороду. Хоть и редкие, они были седы, и это действительно внешне старило его.
   Он стоял и спокойно ждал. Охранники же чего-то медлили и не торопились выставлять своего бойца, о чем-то шушукаясь. Еще бы, когда Аннибал приказал им выставить человека против Владислава, они лишь посмеялись над незадачливым воином, выбравшим себе имя зачинателя их искусства. Но теперь, увидев, что это он сам, они не знали как вести себя. По их представлениям он уже давно умер или превратился, по крайней мере, в древнего старца. Само его имя было легендой для уже второго поколения бойцов. Их самих учили ученики его учеников.
   Аннибал начинал терять терпение. Он махнул охранникам рукой, и те не осмелились ослушаться. Из их рядов вышел боец, по виду самый худосочный, поклонился правителю, гостям, Владиславу... Подошел к нему, что-то сказал, потом замахнулся, ударил... И отлетел чуть ли не к самому краю арены. Что сделал Владислав, никто не заметил, настолько быстро он это проделал, но все вздрогнули от неожиданности. Боец, шлепнувшийся на спину, мгновенно вскочил и атаковал в прыжке, раззадоренный неудавшейся атакой. Владислав сделал быстрое малозаметное движение, просто отодвинувшись в сторону от удара ногой и добавив дополнительный импульс рукой. Боец пролетел за край арены и врезался в деревянную перегородку, отделяющую места зрителей от собственно места тренировки.
   Ничего не понявшие зрители молча смотрели на старца. Боец лежал. Владислав сухо рассмеялся. "Пусть нападают все сразу!" - крикнул он Аннибалу. Аннибал подтвердил это кивком головы, и все охранники высыпали на арену, равномерно окружив Владислава. С секунду постояв в классических формальных стойках различных школ, они действительно одновременно напали на стоящего в центре их круга человека.
   Казалось, Владислав взорвался, потому что все десять человек почти одновременно отлетели от него и остались лежать. "Это что, фокус?" - раздался недоуменный возглас со зрительских мест.
   - Изменим задачу, - чуть ли не весело сказал Владислав. - Аннибал, иди сюда. Пусть охранники нападают на тебя, а я буду защищать.
   - Будешь рисковать моей жизнью, - улыбнулся правитель, - люблю риск... Возьмите оружие!
   Охранники, уже поднявшиеся, недоуменно разобрали копья и мечи из пирамиды. Без особого энтузиазма приступили к не нравившемуся им приказу. Но Владислав знал, что делал. Если вначале он использовал эффективные, но малоэффектные приемы, то теперь всё было построено на внешних, широко- и высоко- амплитудных ударах, так любимых зрителями. Он кружил вокруг защищаемого им Аннибала, отражая все удары, направленные на правителя. Спектакль был потрясающим. Через несколько минут все охранники лежали на земле, а на развороченном песке площадки остались две фигуры - Аннибал и Владислав. Аннибал подмигнул Владиславу: "Разок ты всё-таки пропустил удар, но в целом, я потрясен". Зрители встали и вознаградили мощной овацией правителя и его советника за красоту боя.
   Все разошлись, довольные зрелищем. Аннибал отпустил охранников.
   - Что ты хотел этим доказать?
   - Не знаю, - слегка пожал плечами Владислав, - может я хотел доказать что-то себе.
   - Теперь ты поможешь мне?
   - Да. Я сделаю Карт-Хадашт великой державой.
   - Разве он недостаточно велик? Все правители покорны мне, все высылают дань.
   - Этого мало. Нужно сделать их государства провинциями Карт-Хадашта. У них не будет своей армии. Армия будет посылаться туда из центра. Только это приведет их к покорности. Им не на кого будет опереться, если они задумают выйти из-под твоей власти. Подавить их можно будет элементарно. А сюда потекут богатства.
   - Жуткий проект и притягательный в своей жути. Что надоумило тебя на него?
   - Это случится так или иначе. Я хотел бы, чтобы объединение Средиземноморья под твоей властью прошло без большой крови. Признайся, Аннибал, ты уже думал об этом. И мне понятны твои думы. Готовься к их воплощению. Готовься.
  
   "Все правители государств, в коих хотел утвердиться Карфаген, были приглашены Аннибалом на празднество великое. Кого не привлекли слухи о зрелищах чудесных, того богатыми подарками заманили. Но зрелища стоили того, чтобы проделать путь неблизкий и посмотреть на них. Была там птица деревянная, которая летала, человеком управляемая. Был там огонь разноцветный, мановением руки возжигаемый. Были чудеса и попроще. Дивились гости знатные, видя такое.
   А после было пиршество великое. Вина рекой лились, от снеди заморской ломились столы. Обнаженные танцовщицы услаждали взоры гостей. Лишь один человек был трезв среди этого разгула - Владислав. Зорко наблюдал он за гостями именитыми. И лишь только засыпал гость, как уносили его гвардейцы в покои особые.
   Всех снесли туда. А когда проснулись правители, то узнали, что Аннибал захватил их в плен вероломно. Возроптали было они, но не возымело это никакого действия. Тогда смирились правители и спросили: "Что надобно тебе, император?" И ответил им Аннибал: "Хочу, чтоб были вы под властью моей. Чтоб одного меня почитали в землях ваших как господина своего. А если не согласитесь вы на это, то войска мои силой возьмут то, что прикажу я. Вы же все убиты будете."
   И согласились правители стать наместниками в землях своих, дабы избежать кровопролития и разорения государств. А охранять порядок поставлены были наемники, из столицы присланные. И справедливость восторжествовала во всех провинциях империи".
   Владислав прочитал, хмыкнул и отдал пергамент Аннибалу.
   - Ну, как? Годится для официальной версии?
   - Сам писал? Неплохо. - Владислав подмигнул императору. - Надеюсь, ты принял меры, чтобы правда не выплыла наружу. Не хочется подавлять возмущенный народ. Тем более, свой народ... Скольких пришлось тогда прирезать за столом... Я стоял по щиколотку в крови. - Владислава передернуло.
   - Ничего, - Аннибал лучился в довольстве, - цель оправдывает средства. Не будь бабой. К чему скорбеть о делах минувших? Нас ждут великие дела.
   Владислав с сомнением посмотрел на императора, а в глубине его всё понимающих глаз можно было прочесть безысходность.
  
  
   Никогда ещё Карфаген не знал величия такого, как во времена Аннибала и главного советника его - Владислава. Всем казалось, что всегда будет так. Но знал Владислав и предвидел Аннибал, что расцвет сей лишь миг перед столетиями упадка и разрухи. Но никто не прислушивался к пророчествам их. Все хотели удовольствий - как можно больше и чтобы немедленно.
   Течение времени унесло и Аннибала, и Владислава. И не увидели они, как сбываются слова, изреченные ими. Не узнали горечь предсказаний свершившихся. Так возрадуемся мы этому, ведь были то люди достойные, коим хула потомков не предстала быть.
  
   глава 19
   Вот и настали мои последние дни. Я стар, очень стар. В прошлом году у меня появился правнук. Мне 83 года. Однако на лице моем не вижу следов старости сей. Только мое положение при правителе спасает меня от проклятий толпы и обвинений в колдовстве. Но уже недалек мой час. Лишь эти записи удерживают меня на этом свете.
   Настала пора осмыслить мою жизнь. Я не могу и даже не пытаюсь оценить влияние, которое я оказал на этот мир. Только далекие потомки смогут сделать это, если, конечно, дойдет до них труд сей.
   Однако, поворотный пункт истории произошел задолго до моего появления в этом мире. Я выявил его. Всего лишь подразделение солдат, вовремя пришедших на помощь Ганнибалу. В результате, Ганнибал взял Рим, покорил Лациум и сделал его своей провинцией. Таким образом, место Рима в мировой политике стало принадлежать Карфагену. Мое вмешательство лишь только слегка ускорило это событие. Несколько технических новшеств, которые я усиленно внедрял и внедрил таки, помогут, надеюсь, выстоять этому народу в годы упадка и разложения. А что они наступят, как это ни прискорбно, сомневаться не приходится.
   И ещё. Не знаю почему, но меня волнует судьба христианства. Ведь меньше, чем через сто лет на землю Палестины придет Мессия. Что найдет он там? Ведь Карфаген не стал покорять иудеев, как Рим в свое время в моем мире. И сейчас в Палестине не наместник из метрополии, а молодое, хищное и агрессивное государство - Иудея.
   Чем это грозит в дальнейшем, - остается только гадать.
   Только что гонец принес известие, что Иудея напала на наши владения в Сирии. Вот оно... Начинается...
   Что со мной... Боль. Боль...
   ...
   (неразборчиво)
   ...
   Сын, сохрани мои записи...
   Последняя просьба...
  
  
   (запись на древнекарфагенском, другим почерком)
  
   Отец мой исчез. Прочитал я его записи и понял, что сохранить их надобно. Поэтому, после того, как закончу писать здесь, залью страницы тайным веществом, которое отец приготовил на случай смерти, и которое потом твердеет, и помещу в железный ларец, сделанный отцом же.
   Прощай, отец. Ты прожил большую жизнь.
   Да хранит твой Бог твой дух.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"