Васильев Павел Александрович : другие произведения.

Из пыли времен

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:

   Пролог. 7 Эон, 473 Виток, 60 День Зимы.
  
   Сапфиры глаз сверкают во тьме. Скалятся молочно-белые клыки. Сквозь стиснутые зубы доносится гортанное рычание. Черный волк глядит зло и затравлено. Лапы еле держат, но он не отступает: бежать нет сил; левая передняя - едва касается алеющего снега. Разодранная грудь искрится влагой в свете Ночного Солнца, по густой шерсти на белый снег струится кровь.
   За спиной частоколом возвышается граница леса, а впереди - открытое пространство равнины. Черные крепостные стены угловатой громадой встают на горизонте.
   Он знает, что умирает. Он готовится к последнему рывку. Он еще может стиснуть зубы на мягком горле в последний раз! Но...
   Девочка тянет к нему открытые ладошки. Васильковые глаза цепко "держат" сапфировый взгляд. Она уступает в росте, но на детском лице нет страха. Она видит его боль - черный зверь только притворяется злым, но ему больно. Очень больно...
   - Лита, не беги, - Деррис Морте отступает чуть в бок, не спуская глаз с хищника. - Отходи медленно.
   Десять шагов... Он не успеет оказаться рядом. Но стрела успеет! Стоит зверю лишь качнуться в сторону дочери, стоит лишь дрогнуть шерсти на загривке - древко стальным жалом вонзится в черную пасть!
   - Лита, медленно отступай, - повторяет Деррис.
   Черный зверь дергает ухом на скрипнувшую тетиву, но не отрывает от девочки взгляда. Нужно сейчас! Последний шанс! Задние лапы уже немеют, еще чуть-чуть и сил не останется даже достойно умереть!
   Но девочка ступает в сторону, загораживая волка от взгляда смертоносной стали.
   - Лита! - вырывается у Дерриса сдавленный возглас.
   Черный хищник медлит.
   Васильковые глаза приближаются. Маленькая ладошка касается морды... Как?! Как он подпустил ее так близко?! Грудь из последних сил выталкивает рык... И девочка отвечает! Звук тихий, едва уловимый, но в нем столько силы... Черный зверь никогда не пасовал даже перед стаей своих серых собратьев. Лишь изредка уступал дорогу беру. Но сейчас каменеет. Никогда прежде он не слышал ничего подобного, но кровь холодеет в жилах. Кровь помнит все...
   Детские пальцы скользят по черной шерсти, но зверь не двигается. Чешет за ушами, как какого-то домашнего пса! Но он не смеет поднять голос.
   Снег скрипит под ногой Дерриса, мужчина пытается зайти сбоку. Но дочь вновь отходит в сторону, закрывая зверя; лобастая голова чуть поворачивается следом.
   Девочка закатывает рукав, и маленькие клыки впиваются в запястье.
   Зверь дергает носом, почуяв чужой запах, аромат овевает морду и волнами разносится окрест. Сладкий, дурманящий... Но он не способен оторваться от васильковых глаз.
   Свежий багрянец струится на снег, дорожка приближается... И в груди просыпается утихшая боль! Нос морщится, выступают стиснутые зубы. Но зверь терпит. Она "велела" терпеть!
   Запястье девочки давит на разодранный бок. Теплая кровь проникает в плоть. И "огонь" прокатывается до кончика хвоста! Рану жжет сильнее. Мышцы сводит до ломоты в суставах. Но он не может пошевелить и ухом: васильковые глаза, словно тиски сжимают волю... Левая ладошка поглаживает за правым ухом. Это отвлекает...
   Аромат хвои врывается внезапно. Ударяет с такой силой, что легкие захлебываются. Воздух распадается на сотни знакомых, четко различимых запахов. Звуки оглушают... Иголки бьются друг о друга с хрустальным звоном. Птицы в вышине... Он слышит, как трепещут на ветру распахнутые крылья, как шелестят перья. Суматошно колотятся мелкие сердца... Их запах близок, будто уткнулся носом. Все вокруг, как на ладони.
   Немота в мускулах отпускает, и он едва не валится на снег. Но лапы держат неожиданно твердо. Дрожь проходит вместе с жаром и болью, лишь чуть щиплет разодранный бок.
   - Нужно перевязать, - доносится тихий девичий голос.
   Лита протягивает руку назад, не отрываясь от сапфировых глаз. Зверь уже сам ластится к маленькой ладошке, что чешет за ухом. Вздыхает тетива, то ли облегченно, то ли разочарованно. Трещит рвущаяся рубаха...
   Перевязь ложится плотно, легкие хищника на мгновение замирают. Ткань стискивает ребра, но это не та боль, что обессиливает. Смерть еще пытается уцепиться за черный загривок, но липкие пальцы соскальзывают, холодное дыхание уже не слышно над ухом. Мир стремительно уменьшается. И звуки, и запахи съеживаются до привычных. После столь ярких ощущений, словно окунули в озеро: уши заложены, нос забит. Но сердце бьется ровно, дышится легко.
   Девочка отнимает руку, и васильковые глаза впервые моргают, разрывая "цепь". Но сапфиры ждут все с той же покорностью.
   - Ступай, - звучит детский голос.
   Зверь склоняет голову. Левая лапа осторожно трогает снег - слабость осталась, но она уже не подгибается под собственным весом.
   - Ступай, - настойчиво повторяет девочка.
   И зверь боком отступает. Лес принимает с распростертыми объятиями, ветви смыкаются за спиной. Лишь следы лап и алая дорожка на белеющем "покрывале" отмечают путь.
   - Я спасла его, - улыбается Лита, оборачиваясь к отцу.
   Лицо Дерриса застыло напряженной маской, рука стискивает изогнутое дерево с наложенной стрелой, влажный лоб блестит в свете Ночного Солнца; на черной шерстяной рубахе не хватает левого рукава. Но небесные топазы глаз смотрят на дочь с гордостью: в ней нет ни капли страха!
   Отец нежно берет протянутую маленькую ладонь, когда девочка подходит. Детские ножки ступают легко и мягко, шаги стелятся по "белому пуху", почти не оставляя следов. Запястье уже не кровоточит и быстро затягивается.
   - Ух, маме-то расскажу - не поверит... - довольно начинает Лита.
   Но отец останавливает:
   - Пожалуй, маме об этом знать не нужно.
   ***
   Лита открыла глаза. Тьма медленно расступалась перед заспанным взором; очертания комнаты проступали серыми тенями. Морозный зимний воздух заползал под меха, заставляя укутаться с головой. Поленья в камине под утро едва тлели, языки пламени изредка вспыхивали, но уже не справлялись. И все же накопленного тепла еще хватало, чтобы понежиться.
   Ночное Солнце скрылось за восточным Крайним Хребтом, но до рассвета еще осталось время - за шесть витков своей жизни девочка не видела иного.
   В такие моменты тьма безраздельно властвовала в Ардегралетте, и мир погружался в объятия Истинной Ночи. И только бесстрашная стихия решалась нарушить звенящую тишину. Сбивчиво шумел ветер, бросая в стекло снег, и огонь иногда просыпался - лизнет полено, стрельнет искрами, осмотрится и прячется вновь... Да, и волки порой тоскливо подвывали, провожая своего покровителя.
   В последнее время девочка часто просыпалась в такие моменты: перед восходом. Переворачивалась на бок и лежала в ожидании, когда сквозь окна начнет пробиваться серебристый утренний свет.
   Вот он крадется по полу, мало-помалу заполняет комнату, выхватывая из темноты тумбу, шкаф у двери и постепенно подползает ближе. Тьма рассеивается, уступая место новому дню.
   И пусть для Свободных Охотников это не имело особого значения, так девочке нравилось больше. Краски становились ярче и насыщеннее, воздух прозрачнее, и, казалось, даже дышится легче.
   Вышитое полотно, что висело напротив кровати, оживало. Трава наливалась живым нефритовым соком, а небо искрилось ясной лазурью. Речка звонко журчала вдоль крутого утеса, прячась за излучиной, а одинокое деревце довольно покачивало ветвями.
   И еще солнце. Оно вспыхивало "золотым огнем", таким губительным для Литы. Оно сожгло бы дотла, стоит лишь к нему прикоснуться...
   Но в Сером Мире нет солнца. Точнее, такого, как на картине. Оно не светит столь ярко и теплые ладони не касаются шеи. Не отбрасывает темные и четкие тени. Не убивает и не причиняет вреда. Просто мутное пятно на затянутом облаками небе, просто свеча за тонкой плотной занавесью.
   Наблюдая, как серебристые лучи карабкаются по стене, Лита вспоминала день, когда отец принес картину этого удивительного мира...
  
   - Когда Мир был еще совсем молодым... - начал Деррис Морте, присев на край кровати.
   - Молодым, как я? - перебила Лита, взглянув на отца васильковыми глазами.
   Поерзала на простынях, усаживаясь поудобнее и готовясь слушать очередную увлекательную историю. В правое ухо потрескивал камин, заглушая вой метели, чье морозное дыхание нет-нет, да гладило плечи.
   Отец улыбнулся, откинув прядь растрепанных черных волос дочери за ухо.
   - Да, малышка, как ты. Когда Мир был молодым, им безраздельно правили Боги. Они давали жизнь и забирали ее. Творили и разрушали. Никто не мог поколебать их Волю.
   Даже среди Свободных Охотников, возраст Дерриса вызывал почтение. За прошедшие столетия лицо покрылось сетью мелких морщин, а в черных волосах, что спадали на плечи, и густой бороде уже мелькало серебро. Но выглядел он, скорее, зрелым, нежели старым. Взгляд цвета небесных топазов до сих пор оставался живым и ярким, хоть в них часто и проскальзывала усталость, словно на плечи обрушился весь хребет Стальных гор... Да, так, наверное, и бывает, когда живешь долгой жизнью Охотника.
   Отец наблюдал, как ладонь дочери с опаской касается солнца на картине. Маленькие пальцы осторожно трогают, отдергиваются, трогают вновь - проверяет, не обожжет ли. Детские губки надуты, рука тянется медленно и осторожно, словно хочет погладить "колючий клубок", а тот фыркает, сворачиваясь, оставляя лишь угольный носик принюхиваться из иголок. Но девичье любопытство вновь и вновь берет верх и толкает руку вперед.
   Даже в рваном свете пламени, картина выглядит удивительно живой.
   Теперь за окном куда меньше красок. И все - с налетом серого. Уже и не осталось тех, кто видел другие времена, но инстинкты не умирают. Кровь помнит все...
   - Но чем старше становился Мир, - продолжал отец, - чем больше жизни, созданной Богами и их детьми, появлялось в нем. Тем меньше Боги успевали следить за всем. И они передавали часть власти своим детям, а те своим. А кому не доставалось, разбредались по миру, населяя его и забирая малый кусочек, чтобы иметь хоть что-то свое. Место, где они сами себе были Богами.
   Лита вскинула голову, оторвавшись от полотна, васильковые глаза блеснули.
   - Значит, все мы - дети Богов?
   - В каком-то роде, да, - кивнул Деррис.
   Меж бровей девочки пролегла складка, вздернутый носик задумчиво наморщился.
   - Но... ты говорил, что Перворожденные опасны? Что они не любят нас?
   - Говорил, - вновь кивнул отец.
   Поджав губы, дочь разглядывала вышивку; непослушная прядь вновь упала на лицо. Пальцы скользили по стежкам, чуть царапая ноготками зеленую траву, "окунались" в прозрачную воду.
   - Но почему они не любят нас? - глаза девочки вновь обратились к отцу. - Мы же, получается, их дети?
   Губы Дерриса растянулись, складки вынырнули из бороды, очерчивая щеки, а у глаз собрались морщинки; из груди вырвался смешок, пламя сверкнуло на белоснежных зубах. Рука вновь отвела непослушную прядь с лица дочери.
   - И в кого ты такая умная?
   - В маму, - Лита довольно вскинула подбородок, ластясь к широкой ладони. - Ты сам говорил.
   - Ну, да, - усмехнулся отец, не отнимая руки; черные локоны шелком струились сквозь пальцы, щекотали кожу.
   - Почему они не любят своих детей? - не унималась девочка.
   Деррис протяжно вздохнул, собираясь с мыслями. Взгляд скользнул за окно, где кружила вьюга, делая мир хоть и непроницаемым для взора, но все же чуть светлее.
   Безудержная любознательность Литы нередко доставляла хлопот и беспокойства. Пытливый детский ум постоянно жаждал знаний, а память услужливо хранила любую полученную информацию, запоминала все подряд и никогда ничего не забывала.
   И именно поэтому слова должны быть обдуманы и взвешены. И понятны, хоть и сообразительному, но ребенку.
   - Точно так же мы отбираем плохие яблоки. Например, гнилые или червивые.
   Девочка хитро прищурилась, явно собираясь сходу возразить. Но что-то поняла, губы сомкнулись, а лицо помрачнело.
   - Значит, мы... - детский голос дрогнул, - плохие?
   Деррис, печально улыбаясь, смотрел на дочь. Ладонь тыльной стороной коснулась девичьей щеки.
   - Нет, малышка. Мы - не плохие. Мы - другие. В плохих яблоках тоже есть семена, из которых могут вырасти хорошие яблони и принести замечательные плоды.
   На юном лице мелькнуло понимание, а Деррис продолжал:
   - Не всегда можно сразу увидеть то, что внутри. Особенно, если не привык заглядывать глубоко, - и легонько щелкнул дочь пальцем по носу.
   Лита просияла - картина скользнула с колен, - и руки обвились вокруг отцовской шеи, а звонкий голос шепнул на ухо:
   - Значит, они еще полюбят нас. Старые яблони сменяются новыми, не спрашивая никого!
  
   Серебристый свет полз по стене, цепляясь за раму холста. Лита смотрела на картину и любовалась.
   Золотое Солнце играло опасными лучами. Но в детских глазах не выглядело смертью и разрушением, а показывало - каким чудесным может быть мир. Богатое воображение рисовало перед взором густой "нефритовый ковер", трепещущий от легкого дуновения ветра, мелкую рябь на чистой лазури журчащей реки, сверкающей бликами...
   Шум грубо выдернул в серую, остывающую комнату. С улицы доносились крики, а спустя мгновение к ним прибавился звон металла. Грохот, что звучал сперва далеко, быстро нарастал. Вопли становились громче и ближе, множились. Звон металла сменился лязгом, будто одновременно заработали сотни кузнецов, и сотни подмастерьев потянули цепи мехов, раздувая горны. Пламя в камине испуганно дрогнуло и спряталось.
   Лита села в кровати, настороженно прислушиваясь к суете. Стены замка смазывали звуки, но девочка понимала - доброго в этих криках мало.
   В коридоре раздался топот, дверь с грохотом распахнулась, едва не сорвавшись с петель, и в комнату вбежала мама. Рука придерживала подол ночной сорочки, чтобы тот не путался под ногами, растрепанные пряди свободно струились по плечам, а на красивом, обычно улыбчивом, лице читалась тревога. Черты напряженно обострились, сделав овал несколько угловатым, подчеркнув ямочку на подбородке. В лазурных глазах билась тревога, и казалось, они несколько угасли.
   - Лита! Вставай! - женщина кинулась к кровати, резко срывая меха, ладонь стиснула хрупкое запястье. - Ну же, скорее!
   Сумрачные коридоры Хемингара встретили унылой пустотой. Каменный пол холодил босые ноги. Гербовые знамена на стенах чуть вздрагивали, когда они пробегали мимо. Знакомый запах смолы и воска в разбавленном свежестью воздухе привычно щекотал ноздри.
   Но среди ароматов присутствовали и другие, незнакомые Лите.
   - Куда мы? - тихо пролепетала девочка, еле поспевая за матерью.
   Ранна не ответила, крепче сжав маленькую ладонь.
   Каменные ступени мелькнули под ногами, и открылся тронный зал.
   Обычно пустующее помещение, заполонили Свободные Охотники. Женщины успокаивали хлюпающих детей, многие всхлипывали сами. На мужчинах бряцали доспехи. Часть стражи отгородила массивные, обитые сталью, двери алым барьером плащей. Другие подгоняли женщин в сторону кухни, расположенной в глубине зала.
   Десятки ног топтали ковровые дорожки, что стелились до возвышения белого, вырезанного из кости, трона. От суеты нервно дергались чадящие факелы, стреляли бликами опущенные серебряные мечи на алом поле знамен. И за всем этим с любопытством наблюдали существа, похожие на ящеров с перепончатыми крыльями, застывшие в глухих арках стен.
   Высеченные из камня, они выдавались по обе стены тронного зала, застыв на гранитных пьедесталах. Под чешуйчатой броней, заботливо выведенной камнетесом, бугрились мускулы. Костистые головы, усеянные шипами и отростками, а некоторые - увенчанные рогами, замерли в ожидании. И драгоценные камни глаз различных цветов взирали с высоты огромного роста.
   Ни одно из существ не походило на другое, но всех объединяло безмолвное величие.
   Отец, рассказывая мифы и легенды, называл их Крылатыми Змеями или Древними драконами. Но среди всего многообразия Лита отдавала предпочтение одному, что возвышался за троном, словно страж за спиной правителя.
   Айдомхар - так его называл отец. Самый могущественный из Древних драконов.
   Из сомкнутой пасти отполированным камнем выпирали клыки, а на гранях обсидиановых глаз отблесками играло пламя факелов. И казалось, будто огонь живет в них и рвется наружу. Мускулы перекатывались под чешуей, стоило отступить в сторону. А если приблизиться к трону, Крылатый Змей нависал могучим исполином, всматриваясь в рискнувшего потревожить покой - немногие выдерживали бездонный взгляд, чтобы не склонить голову в учтивом поклоне.
   На широкой груди Айдомхара выдавались изогнутые роговые отростки - не менее грозное оружие, чем острые когти. Широкий лоб переходил в толстые короткие рога, и дальше по спине в два ряда бежал массивный костистый гребень. Иссеченные вздутыми жилами передние лапы опирались на меч, вонзенный в гранитные плиты пола. А раскинутые кожистые крылья, обнимали двух драконов, стоящих по бокам.
   Левое крыло заботливо укрывало изящного Крылатого Змея с изумрудными глазами. Более плавные обводы тела придавали ему грациозности и утонченности, но шипы, обрамляющие челюсть и обтянутые перепонками, не оставляли сомнений в свирепом характере - такие "украшения" ни к чему мирному существу. Голову Змея венчали короткие рога, изогнутые, словно плечо лука, а кости поменьше красовались на лбу, будто корона. Во взгляде бушевал смарагдовый гнев, прожигающий до костей.
   "Райгруа, - говорил отец, держа еще маленькую Литу на руках, - один из Древних драконов, что в Начале Времен делили мир с Богами. В небе нет равных им и по сей день. Даже теперь, когда драконы ушли, самые бесстрашные птицы не рискуют подниматься выше облаков".
   Коготь правого крыла Айдомхара покоились на плече Эйграмера. В отличие от Райгруа, сложением Змей не уступал любимцу Литы: валуны мышц, перетянутые тугими жилами, масляно блестящие пластины груди, лобастый, угловатый череп, увенчанный длинной спиралью роговых костей.
   Оскал Эйграмера больше походил на хищную ухмылку. Но при первом же взгляде в налитые кровью рубины, дыхание замерзало в легких, и рубаха прилипала к хребту - дважды в эти глаза мало кто осмеливался взглянуть.
   Все трое поражали переполняющей силой. Но если Райгруа воплощал в себе чистую ярость, а Эйграмер - хищное презрение, то Айдомхар оставался грозно спокойным - истинный хозяин.
   "Тот, чья тень накрывает мир", - часто говорил отец.
   Девочка не могла объяснить, почему именно Айдомхар привлекал ее. Но рядом с ним появлялось чувство небывалого спокойствия и защищенности. Никто не причинит вреда, пока он смотрит. Словно это ее заботливо укрывает кожистое крыло.
   Видя, как дочь восхищается этими созданиями, Деррис выковал нагрудник с тиснеными Крылатыми Змеями. "Мои стражи, - полушутя, говорил он дочери. - Вселяющий Страх, - указывал на одного, - и Несущий Ужас, - переводил руку на другого". Элкером и Раэнсир, что явились по зову Великого Воина на битву с Кровавыми Богами - их Лита тоже знала по мифам. Вон они, стоят ближе всех к тронному возвышению... Рассказы отца всегда получались такими реальными и полностью захватывали живое детское воображение.
   Иногда Лита пряталась за троном, пытаясь напугать отца, когда, как казалось, он того не ждал. Но не получалось ни разу.
   Однажды укрылась за широкой спинкой еще до того, как отец спустился. Глухие шаги стелились по ковру, металлом позвякивали ножны на бедре, тихо шелестели кольчужные кольца. Отец взошел по ступеням...
   Лита кралась беззвучно, как он и учил. Зашла сбоку и выскочила с игривым рычанием, скаля зубы, как маленький волчонок... И рык застыл в горле. Глаза округлились, брови взлетели: трон оказался пуст. А когда что-то легло на плечо, взвизгнула от неожиданности, подскочила... Отец смеялся, "небесные топазы" горели мальчишеским задором.
   Мама, улыбаясь, лишь качала головой, когда они вот так ребячились.
   Но откуда отец всегда знал, что Лита поджидает, оставалось загадкой, которую он пообещал когда-нибудь раскрыть...
   ...Глухой удар эхом раскатился по залу, створки дрогнули, но не поддались. Сталь кольчуг оживилась, стражи подняли мечи, плотнее смыкая строй, "алый барьер" превратился в плотную "стену".
   Лита высвободила руку, бросаясь к отцу в объятия - от отца приятно пахло кожей доспеха, стальной нагрудник холодил лицо. Широкая мужская ладонь утонула в угольных волосах на затылке.
   - Вам нужно уходить, - коротко бросил Деррис, притягивая Ранну.
   Женщина уткнулась в плечо, тихо всхлипнув, слеза покатилась по узорной стали нагрудника; Деррис, отпустив дочь, коснулся влажной щеки. И Ранна прижалась к сильной, но такой теплой и нежной ладони, что, всю жизнь сжимая рукоять меча, ничуть не загрубела. Лазурные глаза блестели из-под черных волос.
   - Не плачь, - шепнул он, и Ранна, стиснув зубы, кивнула.
   Взгляд Литы следил, как соленая капля чертит дорожку на сверкающем металле. Огибает тисненого Змея, скатывается со лба Раэнсира ему в глазницу, задерживается на мгновение и срывается дальше, оставляя на щеке дракона влажный след.
   Деррис опустился на колено, не обращая внимания на суету, и грохочущее содрогание дверей. Ладонь пригладила волосы дочери.
   - Я обещал, что расскажу, откуда я всегда знаю, что ты поджидаешь? - ласково улыбнулся он, и глаза Литы мгновенно вспыхнули. Рука отца поднялась, указывая на Эйграмера. - Смотри. Смотри ему прямо в глаза. Я знаю, ты не боишься его.
   Голова девочки повернулась - кровавые рубины мерцали в неровном свете факелов.
   Лита вглядывалась изо всех сил, и появилось ощущение, что Крылатый Змей смотрит прямо на нее. Наклонилась в одну сторону, потом - в другую; взгляд Эйграмера следовал неотступно. Скользнула глазами по остальным драконам, и все наблюдали за девочкой немигающими, пристальными взорами - их совершенно не интересовало происходящее вокруг. Цвета разнились: огненный янтарь соседствовал с холодными аквамаринами, золотые цирконы хищно сияли рядом с нежными аметистами, небесные топазы светились чистотой, а в глубинах "туманного хрусталя" тонул взгляд. Они очаровывали и завораживали.
   Но Лита не увидела ничего, что раскрыло бы тайну.
   - Смотри внимательно, - шепнул на ухо хриплый голос. - Загляни в самую глубину.
   Рубины Эйграмера не отрывались ни на мгновение. Брови Литы напряженно хмурились, она по обыкновению поджала губы. "Загляни в самую глубину", - звучало в голове. И Лита всматривалась; детский лобик морщился, на щеках проступили ямочки. Она дунула уголком рта, отгоняя непослушную прядь, падающую на глаза...
   И увидела! Лицо просияло, губы растянулись в белоснежной улыбке.
   - Ты жульничал! - маленькая ладошка хлопнула отца по наплечнику.
   Светясь радостью открытой тайны, она переводила взгляд с одного Крылатого Змея на другого. И на гранях сверкающих камней отражался весь тронный зал, каждый уголок! Драконы "видели" все! Не оставалось ни единого места способного укрыть от проницательного взора.
   Взгляд девочки остановился на Айдомхаре - грани обсидианов тускло поблескивали. Крылатый Змей так же неустанно следил за ней с хмурым упрямством. Но единственное, что отражалось в глазах, затянутых тьмой - огненные всполохи факелов. И как бы Лита ни наклоняла голову, как бы ни отступала, лишь пламенеющий взор следовал за ней.
   Деррис повернул голову.
   - Он единственный, кто никогда тебя не выдавал.
   - Он меня защищал, - убежденно пробормотала Лита.
   ...Двери содрогнулись от очередного удара, что сопровождал ужасающий рев и топот. Дерево надрывно застонало, но выдержало. Ранна вздрогнула, покосившись на стражей, в молчаливом ожидании замерших у входа, рука стиснула плечо мужа.
   - Сохрани это, - Деррис протянул дочери кольцо, слабо искрящееся затейливым узором на серебрянных гранях.
   Маленькая ладонь сжалась, и отец улыбнулся. Но улыбка получилась вымученной. Небесные топазы предательски блеснули, но скулы мгновенно напряглись, сжимая волю в кулак.
   "Воин не просит слез по себе, не просит жалости. Он умирает, чтобы другие жили", - вспомнились девочке слова отца.
   Лита вернула улыбку, и отец тронул за плечо, легонько подталкивая к матери.
   - Краин, - негромко произнес он, и рядом мгновенно возник воин в серебристо-алом плаще. - Уведи их.
   Ранна, не споря, подхватила дочь на руки и двинулась следом за воином в глубину зала, где находилась кухня и спуск в подвал, из которого расходились подземелья. Они смогут выбраться вдали от крепости и потом... А куда потом? Свободным Охотникам нет дороги на юг, их не примут ни Смертные, ни Перворожденные. Их земли здесь, и здесь - единственный дом... Но об этом не сейчас, не сейчас...
   Толпа заметно поредела, но саму кухню еще наполняли женщины с детьми. Но, к удивлению Ранны, спускались они не в подземелья - под утопленным вглубь стены камином зиял провал, и каменные ступени уводили во тьму.
   Столько лет они прожили в этом замке, найденном пустым в Потерянных землях у подножия Призрачных гор, а он до сих пор хранил тайны от новых хозяев. Даже Лита, обшарившая Хемингар вдоль и поперек, не подозревала, о существовании этого тайного хода.
   Как давно Деррис нашел его? Почему ни разу не упомянул?
   Ранна, прижимая к груди дочь, отмахнулась от несвоевременных мыслей. Лита же - напротив, отложила в памяти. Секреты они такие: откроешь один, и за ним потянутся еще. Сперва - драконы, а теперь вот - это...
   Треск, крошащегося в щепу дерева, эхом прокатился по тронному залу, достиг кухни, и понесся по узкой лестнице, затихая в глубине. Женщины запричитали, поторапливая детей, многие - спешно подхватили отпрысков.
   Прохладный воздух уколол Ранну сквозь тонкую ткань сорочки, в спину повеяло гарью. Она крепче прижала дочь, предпочитая не думать, что творится снаружи. Знакомый страх скользнул вдоль позвоночника... Казалось, воспоминания давно стерлись... Но память просыпается безжалостно, от нее не отмахнешься.
   Они еще не перешагнули порог, когда дверь сорвалась с петель и с лязгом рухнула на каменный пол; яростный рев окатил леденящим ужасом. Женщина зажмурилась, но не обернулась, стараясь изо всех сил унять дрожь.
   Воины во главе с Краином молча отгородили кухню, клостенхемская сталь в руках заискрилась морозным узором.
   А Лита смотрела на Зверя через плечо матери, крепче стиснув кулачок с серебряным кольцом.
   Зверь ростом превосходил бера, но узкая лобастая голова роднила с волками. Необъятная грудь выдавалась над впалым животом, и ребра легко угадывались под иссиня-черной шерстью. А широкие развитые плечи переходили в длинные бугристые лапы, что оканчивались когтями, способными разорвать кольчужный хауберк, как пергамент.
   Он оскалился в зловещей ухмылке, обнажив молочно-белые клыки, и на подбородке серебром полыхнула лента; кольцо на шнурке вокруг шеи стрельнуло бликами. По клинку, сжатого в лапе "двуручника" с волнистым лезвием, струился багрянец.
   Зверь подался вперед - в провалах глаз отразились языки огня, остроконечные уши прильнули к черепу, - и из раскрытой пасти вырвался низкий утробный рык.
   И каменное эхо вторило громогласным ревом.
   Ранна сдавила Литу в объятиях, прижимая голову дочери к себе и закрывая ее второе ухо ладонью. Но звук бился в тесных коридорах и никак не желал затихать.
   И вместе с ревом, огибая Зверя, в тронный зал ринулась "черная лавина" таких же хищников!
   - Garet Ingur! [Хранить Короля!] - грянула стража, заглушая дикое рычание.
   И первые бестии сходу напоролись на сталь; воздух взвыл, замелькали клинки, сея кругом багряную росу. Алый барьер прогнулся, образуя полукольцо.
   Хищники напирали бездумно, черные тела оседали на гранитный пол, но клостенхемская сталь с трудом одолевала жесткую иссиня-черную шерсть. Лезвия скользили, словно по камню, и лишь острием пробивали живую броню. А волнистые логмесы [досл. "волнистое лезвие", фламберг] в мохнатых лапах порхали, словно невесомые - умения в ударах не доставало, но сила возмещала недостаток с лихвой. И помимо "двуручников" в ход шли клыки и когти.
   Перепонки рвались от лязга и рева. Ноги воинов начинали поскальзываться. "Стена мечей" медленно, но отступала, тут и там на пол оседали "алые плащи"... И все же хищники падали в большем количестве, тела чернели на граните аспидными "лужами". Но сквозь проем вливались все новые. Рвались вперед, перемахивая через павших собратьев, и сами устилали каменные плиты.
   Но клинки Охотников не всегда успевали освободиться от безжизненной плоти. И полуторные маскаты [досл. "помесь", полуторный меч, бастард] стражей застывали в мертвых пальцах... Ледари не пройдут стороной, Дочерям Войны будет кого вести в Имале, славный пир грянет в Чертогах Богов...
   Краин хмуро стискивал зубы, костяшки белели на рукояти. Ни один из его теалара [тактическая единица войска, 12 воинов] не двинулся на помощь, у них другая задача: за спиной женщины и дети. И скоро все они потеряют отцов и братьев, а самый старший мужчина будет десяти витков от роду. Нужно дать им время, чтобы уйти. И именно для этого живут - а сейчас и умирают, - воины!
   Вот только... Идти некуда. Хемингар объят пламенем, и зарево, наверняка, увидят, не то что Смертные на Равнине, но и Перворожденные у подножия Южного Предела... Но помощь не придет. Женщины и дети останутся сами по себе... Но идти им все равно некуда...
   "Черная лавина" расступилась, пропуская вожака. Один рывок, и Зверь налетел на "стену мечей", но не пал, как многие до него. Логмес мелькнул гулким росчерком, отбив два клинка, и когтистая лапа, вырвав из строя воина, отбросила за спину. А волнистый "двуручник", свистнув дугой и звонко лязгнув, разрубил еще одного стража.
   Зверь не задерживаясь, отшатнулся, выдергивая клинок и принимая на сталь два маската. Свободная лапа нырнула под мечом, и когти впились в мягкое горло - кровь плеснула на шерсть; и "черная лавина" за спиной поглотила алый плащ. Но Зверь не упивался кровью. На развороте принял колющий выпад на локоть, и сталь шаркнула мимо, а логмес, завершая круг, врубился стражу под ребра - сквозь кольца хауберка прыснул багрянец.
   И хищники ударили в возникшую брешь, разбивая строй и разрывая полукольцо. "Стена мечей" посыпалась, и "алые плащи" островками увязли в черном потоке.
   Зверь ринулся сквозь толпу. Глаза рыскали поверх голов, а меч сам находил жертву. Волнистый клинок неуловимо гудел в зимнем воздухе, отбрасывая "кровавые тени" на черный гранит.
   Вокруг гремела сталь, кричали Свободные Охотники, ревели черные хищники (изредка в предсмертной агонии, но чаще ликующе, раздирая клыками плоть). Хаос захлестнул тронный зал.
   - Ты не получишь их! - Деррис преградил Зверю путь.
   Два итлара [досл. "кровный воин", единица войска, воин, состоящий на службе] замерли рядом с отцом Литы - алые туники темнели от пятен, окровавленные мечи оскалились остриями.
   Зверь остановился, чуть склонив голову на бок и растягивая пасть в хищной ухмылке. Иссиня-черная шерсть, слипшись от багряной влаги, тускло поблескивала. Сквозь стиснутые клыки донеслось урчание...
   И Деррис ударил.
   Зверь успел вскинуть меч, и звон потонул в лязге, воплях и реве бушующей бойни - маскат Охотника отскочил в сторону, и в это мгновение сделал выпад Эстред, что стоял по правую руку Дерриса. Зверь шагнул навстречу, наотмашь отбивая сталь когтистой лапой, и волнистый клинок, легко пробив нагрудник стража, пронзил сердце и вышел через лопатку; по долу покатилась алая струйка.
   Слева на Зверя бросился Удвар.
   Логмес вырвался из мертвого тела Эстреда и скользнул по дуге; Деррис отшатнулся, острие коснулось бороды, алая роса брызнула в лицо, и лязг едва не порвал перепонки. А когти хищника, смяв стальные пластины на кожаном жилете, погрузились в мягкую плоть. Пасть Зверя раскрылась, блеснув острыми зубами, и грудь исторгла оглушающий рык.
   Маскат Дерриса уже несся в открытое горло, когда первые капли из разодранного живота Удвара еще не достигли каменного пола. Но хищник небрежно повел локтем, и клинок соскользнул с черной шерсти. Деррис мгновенно развернул меч и ударил низом, в ноги... Сжатый могучей лапой "двуручник", обрушился, словно молот; россыпь искр упала на каменные плиты, и маскат врезался в гранит. А окровавленная лапа сдавила Деррису горло, отрывая от пола, и волнистое лезвие опустилось на плечо, разрезая доспех и перерубая мышцы и кости; кровь брызнула, как вино из лопнувшего меха. Эфес выскользнул из ослабшей ладони Охотника, и меч зазвенел по камню.
   Глаза Литы столкнулись с обсидиановым взглядом за миг до того, как они с матерью скрылись за порогом кухни.
   ...Ранна несла дочь по темным пещерам, подгоняемая страхом, всхлипами женщин, и лязгом, доносившимся из тронного зала и летевшим по пятам. Они не успели укрыться, не успели совсем немного! Продержись дверь еще чуть-чуть, и проход бы закрыли... Но теперь оставалось только бежать! Неизвестно куда, но только вперед!
   И она бежала. Бежала по туннелю, освещаемому лишь всполохами нескольких факелов - сумрак почти не поддавался свету. Ноги подворачивались на мелких камнях, но женщина не обращала внимания на боль в лодыжках, упрямо переставляя их раз за разом.
   А следом неслось хищное рычание.
   Двое воинов отстали, чтобы принять бой, чтобы выиграть немного времени... Лита видела, как на них налетели "черные тени".
   Охотникам удалось ненадолго сдержать Зверей. Один хищник упал, но его место тут же занял другой. И алые плащи словно смыло. "Черная лавина", сметала все на своем пути, упрямо и неотвратимо пробиваясь к цели.
   Хищники почти настигли, когда впереди забрезжил тусклый, серебристый свет.
   Ранна с Литой на руках первой выскочила из пещеры.
   И в этот момент "черные тени" столкнулись с Краином и последними стражами. Запели мечи, и на каменные своды хлынула кровь. Словно стая мотыльков запорхали блики, звонкая песня наполнила пещеру - Охотники бились, как одержимые... Упал еще один Зверь: клинок Краина пронзил сердце - клостенхемская сталь в руках Охотника все же показала себя! Но меч на несколько мгновений увяз в плоти, и "двуручник" снес воину голову, а еще одного стража отбросил к стене, где его тут же поглотила "тьма".
   Ранна неслась, гонимая безумным ревом. Ноги скользили по влажной траве, прохладный воздух пронизывал насквозь, но сейчас она не думала ни о чем. Только вперед! Бежать не останавливаясь! Бежать, чтобы спастись, спасти Литу! Главное - спасти Литу!
   Вдали на востоке блеснуло. Сперва слабо и неуверенно, но с каждым мгновением разгораясь все сильнее и ярче. Небо полыхнуло, наливаясь ясной лазурью. "Золотой огонь" озарил горизонт, прогоняя тьму, и выхватывая из сумрака сочно-зеленую траву.
   Жар и боль хлестнули Ранну по телу, ноги ослабли и подогнулись. Падая на колени, она разжала объятия, отстраняя дочь. В глазах мелькнул ужас, сменившийся сначала удивлением, а затем - надеждой. Руки превращались в пепел, но она видела, как с волос Литы взметнулась угольная пыль. Как они вспыхнули огненным цветом. Как по коже дочери, по жилам побежали всполохи, не причиняя девочке вреда. И "золотые" лучи растворились в васильковых глазах, превратив их в два лучистых изумруда.
   Ранна коснулась щеки дочери - в глазах читались: любовь, сожаление и гордость, - и сознание померкло. Ладонь осыпалась пеплом, оставив на щеке Литы свинцово-серый след.
   Вокруг раздавались короткие вскрики. Тела, тающие, словно туман, подхватывал легкий ветерок, кружил и опускал на землю, пепел чернел, намокая от росы.
   Часть женщин попятились назад, в пещеру, стараясь уйти от надвигающейся волны губительного "золотого огня". Но "черные тени" беспощадно терзали их на части, вырывая детей из рук. Кровь плескала на стены и пол, окропляя каменные своды; хищники довольно скалились и рычали.
   Лишь немногие предпочли Зверям палящие лучи. Они падали на густой зеленый "ковер" горсткой серого праха. Они не отдали своих детей, прияв смерть от Золотого Солнца.
   Все они гибли на глазах у маленькой девочки, стоящей босой на сыром "нефритовом покрывале" - кто от сжигающего огня, кто от когтистых лап, кто от волнистой стали. Но девочка наблюдала без страха. Она не могла им помочь, но она запоминала. Запоминала, чтобы никогда не забыть этот день, когда жизнь навсегда изменилась. Запоминала тех, кто повинен в этом. Теперь она поняла, что за запах скрывался среди смолы и чада, когда мама тащила по коридорам замка: сладкий запах крови и иссиня-черной шерсти. Она никогда его не забудет...
   Зверь выскочил из пещеры и замер. Голова повернулась на восток, и уши встали торчком. Меч медленно опустился; Зверь выглядел удивленным.
   Он неспешно двинулся вперед. И только лучи коснулись тела, как оно стало преображаться. Шерсть сменилась нагой гладкой кожей, волчья морда - красивым лицом в обрамлении иссиня-черных волос, разметавшимся по плечам. И он сошел бы за Охотника, но Лита знала, цену этому заблуждению.
   Взгляд цвета глубоких вод взирал на девочку из-под хмурых бровей, а крылья прямого носа подрагивали, вбирая окружающие ароматы; серебристая лента на бороде "косичкой" трепетала под легкими порывами ветра. И при каждом шаге под загорелой кожей перекатывались мускулы. Пропали лапы и когти, но рука все так же уверенно сжимала окровавленный "двуручник".
   Мужчина успел сделать всего несколько шагов, когда над ухом Литы резко свистнуло. Он дернулся, остановившись - из правого плеча торчало белое оперение, кровь струилась по крепкой пластине груди, усеивая каплями траву.
   Девочка обернулась.
   К ним приближался молодой охотник со светлыми волосами, чуть прикрывающими уши; в серых глазах блестел дерзкий огонь. Легкий кожаный жилет наискось пересекал ремень колчана, в котором над правым плечом торчали белые оперения. Левая рука в перчатке сжимала резной лук, а правая небрежно медленно тянула еще одну стрелу.
   Он взглянул на Литу и ободряюще подмигнул.
   Мужчина, что совсем недавно был Зверем, вновь шагнул к Лите.
   Руки охотника двинулись с неимоверной скоростью, и еще одно древко с визгом сорвалось, пронзив мужчине ногу навылет. А тетива вновь застыла около уха, хищно скалясь стальным оголовком, готовым сорваться в любой момент. Уголок губ золотоволосого приподнялся, поддразнивая.
   Борода "косичкой" дрогнула, лицо мужчины скривилось в ухмылке, губы шевельнулись, и из горла донеслись слова:
   - В другой раз Дитя Солнца. В другой раз.
   Мужчина сорвал с шеи шнурок с кольцом, бросил в сторону Литы и, не оглядываясь, направился в пещеру. И только тело погрузилось во мрак, вновь обернулся Зверем. Своды содрогнулись от могучего рева, когда лапа вырвала стрелы и выбросила на траву. Волчья морда еще раз взглянула на девочку, и обсидиановые глаза, блеснув, слились с темнотой.
   Остальные хищники, так и не выйдя из пещеры, отступили следом.
   Тетива протяжно выдохнула.
   - Мама? - золотоволосый взглядом указал на горстку праха.
   Лита молча кивнула, и отерла тыльной стороной ладони щеку, размазав серый пепел по коже. Она настороженно наблюдала, как незнакомец вышел вперед и подобрал кольцо, брошенное Зверем. Поднял, сжав шнурок в кулаке, внимательно осмотрел и хмыкнул.
   И протянул ей:
   - Держи.
   Взгляд девочки упал на узор, опоясывающий кольцо... "Перворожденный..." - мелькнуло в голове, лишь только глаза скользнули по вытравленной на ободе вязи. И маленькая ладонь стиснула серебро, так похожее на зажатое в другом кулачке.
   - Ну, пойдем, - печально вздохнул незнакомец.
   Протянул Лите ладонь, предлагая взять за руку, но девочка тихонько зашипела, и в свете Золотого Солнца блеснули выпущенные острые клыки. Она не собиралась пугать - лишь показала, кто она.
   Но взгляд охотника остался тверд. Рука не дрогнула, а губы растянулись в улыбке; протянутая ладонь собралась в кулак.
   - Ну, как знаешь, - пожал он плечами.
   Девочка смотрела на незнакомца, в волосах которого искрилось солнце, и любопытство разгоралось все сильней.
   - Твои волосы, они... золотые, - произнесла она. - Ты Бог?
   Серые, словно выцветшие, глаза охотника заискрились неподдельным весельем.
   - Нет, - хохотнул он.
   - Сын Бога? - прищурилась Лита, подозрительно склонив голову на бок.
   - Тоже нет, - улыбался охотник. - Мое имя Саодир Гарт.
   - Только у Богов могут быть такие волосы, - упрямилась девочка. - У остальных - черные.
   Но Саодир лишь хитро прищурился.
   - Тогда ты сильно удивишься, взглянув на свои.
   На лице Литы мелькнуло недоумение. Она скосила глаза на выбившуюся прядь, как всегда непослушно свисающую со лба - волосы сверкали, словно расплавленный металл! Казалось, пламя до сих пор живет в них!
   - Это сделал... - девичий голос неуверенно дрогнул, - Бог?
   Саодир вновь неопределенно пожал плечами, и зашагал прочь от гор, в сторону толпившихся на горизонте деревьев, шелестящих густыми кронами.
   Лита бросила последний взгляд на пещеру, и крепче сжав кулачки, двинулась следом. Но твердо решила, что вернется. Обязательно вернется. Право Мести дано ей Богами.
   ***
   - Я нашел Дитя Солнца.
   Пламя прыгало на изъеденном временем камне стен, оживляя тьму. Паутина трещин разбегалась во все стороны, сплетаясь в сложный затейливый узор. Местами каменные блоки начали крошиться, что говорило о долгом запустении, безмолвным свидетелем которого тысячелетия оставалась лишь пыль, густым слоем покрывшая все вокруг.
   Но, несмотря на все это, ничто не вызывало сомнений, как в прочности самих стен, так и кладки, удерживающей блоки. Казалось, что стены эти видели само Рождение Мира и простоят до самого его Конца. Немного ухода, и все здесь будет, как прежде - в лучшие времена.
   Углы и своды огромного зала смутно угадывались в окутывающем сумраке. Света не хватало, чтобы выхватить их из крепких объятий тьмы. Тени висели плотными лоскутами, не позволяя оценить истинные размеры помещения.
   В центре возвышался алтарь, высеченный из цельного куска темно-бордового гранита. Пятнистые вкрапления и светлые жилы придавали ему зловещий вид: словно он густо орошен спекшейся кровью.
   Хотя, по прошествии стольких тысячелетий, кто взялся бы судить, а не кровь ли это на самом деле?
   Трепещущий свет вырисовывал очертания мужчины, склонившегося над жертвенником. Блики плясали на стальном нагруднике с золоченым узором, покрывающим широкую грудь, играли на полированных наплечниках. Кольчужные рукава хауберка натянулись, облегая бугристые предплечья, не в состоянии скрыть могучего телосложения воина.
   От мужчины веяло силой, и не только той, что доступна глазу, но и другой - Истинной, которую знающие называли Атейа, но большинство невежественно именовали "магией".
   Левый кольчужный рукав задран до локтя вместе с льняной рубахой; полусогнутая рука, нависла над золотой чашей, украшенной письменами; по запястью струится багровая жидкость, рябью расходясь по поверхности в почти заполненном сосуде. Борода, сплетенная в "косичку" и перехваченная серебристой лентой, двигается в такт челюсти - слова неразличимым шепотом слетают с губ. Непроницаемо-черные глаза сверкают, словно два обсидиана, но отражается в них исключительно пламя.
   Чаша заполнилась почти до краев, мужчина оперся кулаком на алтарь, несколько капель скользнули на пол; рассеченная плоть на руке быстро затягивалась, не оставляя ни рубца, ни шрама, ни царапины.
   Багровая поверхность дрогнула, зарябила, разошлась кругами, как от брошенного камня; пламя свечей колыхнулось чуть сильнее, хотя ничто не тревожило воздух.
   - Я нашел Дитя Солнца! - повторил мужчина еле слышно.
   Он внимательно вглядывался в глубину багровой жидкости, наполнявшей чашу. Уши дрогнули, хмурое лицо напряглось, дернулась стиснутая челюсть. И крылья прямого носа гневно раздулись.
   - Не нужно меня учить! - процедил он сквозь зубы. - Я знаю, что делаю!
   Пламя свечей вновь затрепетало; иссиня-черные волосы шевельнулись на затылке, словно вздыбилась и тут же опала шерсть; в чаше снова расползлись круги.
   - Печать сорвана, но Сила еще не вернулась. Путь все еще закрыт, - холодно прорычал мужчина, лицо заострилось, а из-под верхней губы мелькнули клыки. - Пройдет время...
   Ему не дали договорить - круги поползли все чаще. Брови мужчины сдвинулись к переносице, кожа на скулах натянулась, плотно облепив череп. Лицо исказилось, и в глазах полыхнул свирепый огонь.
   - Довольно! - взъярился мужчина.
   Оглушительный рев ударил в стены зала, отскочил от темного камня, и, отражаясь, побежал по коридорам. Рука наотмашь ударила чашу, кровь плеснула на гранитный алтарь, растеклась багровым пятном, капли оросили пол; звон эхом раскатился по помещению, догоняя в коридорах затухающий рев. Огонь свечей вытянулся, полыхнул ярче, будто плеснули масла; черные лоскуты теней затрепетали, словно живые.
   - Я знаю, что делаю, - сквозь зубы прорычал мужчина.
   В свете пламени мелькнули острые клыки, оттопырившие губы в хищной ухмылке. Кончики ушей заострились, проглянув из-под растрепанных встопорщенных волос. Под натянутыми рукавами хауберка взыграли могучие мускулы, перекатываясь, словно валуны, натягивая кольца и едва не разрывая кольчужную связку.
   Мужчина резко развернулся, темно-бордовый плащ, отороченный золотом, взметнулся веером, повторив движение. Пламя свечей опало и угасло; струйки белого дыма протянулись вверх, и зал утонул во мраке.
   - Всему свое время! - раздался в темноте утробный рык.
   Глава 1. 7 Эон, 481 Виток, 47 День Зимы.
  
   Шелк занавесок, прикрывающих выход на балкон, волновался от слабых порывов ветра, веяло холодом. Мягкий призрачный свет Ночного Солнца очерчивал проход, но на большее не хватало сил. Легкий трепет пламени, чадящих в коридоре факелов, тонкой струйкой пробивался в покои из-под входной двери. Но и здесь тьма брала верх, не пуская дальше порога. И лишь у камина ее превосходство не выглядело однозначным.
   Пламя танцевало на поленьях под одному ему понятный, потрескивающий ритм. Огненные "клинки" вырывались из очага, кромсая темную пелену, неосторожно посягнувшую на подвластную территорию. И столкновения сопровождались хлопками и россыпями искр.
   Сквозь деревянные прутья колыбели маленький Марен наблюдал, как женщина пятится к нему спиной. Раскрытые ладони выставлены вперед, ноги медленно ступают по меху, прикрывающему каменный пол.
   - Остановись, прошу, - тихим дрогнувшим голосом произнесла Далиа, делая очередной шаг назад.
   Но Зверь никак не отреагировал, вынуждая женщину отступить еще.
   Иссиня-черная шерсть хищника искрится от всполохов, в полумраке вырисовывая силуэт. Огромные лапы вздулись мышцами, будто жилы перетянули настолько сильно, что плоть стремится разорвать сдерживающие узы. Пальцы поблескивают в свете пламени острыми когтями, как отполированная сталь; когти на ногах утопают в мягком меху. Грудь равномерно вздымается, издавая тяжелое хриплое дыхание. Ребра распирают ее на каждом вдохе, и она выдается над животом, становясь еще шире. Лобастая волчья морда хищно скалится молочными клыками в ощеренной пасти. И прижатые к черепу остроконечные уши подрагивают, ловя ритм постреливаний в камине.
   - Остановись, умоляю, - повторила Далиа.
   Зверь лишь дернул носом, поморщился, но движения не прекратил. Передние лапы медленно поднимаются, с каждым шагом, приближающим к женщине. Непроницаемо-черные, словно бездонные пещеры, обсидиановые глаза без зрачков сверкают Голодом. Слюна пенится в уголках пасти, стекает с губ и капает на пол.
   Марен видел все отчетливо. Серый полумрак, окутывающий комнату, нисколько не мешал.
   Далиа уперлась спиной в колыбель, не оборачиваясь, нащупала рукой решетчатую стенку - больше отступать некуда! Она развела руки, собой закрывая маленького мальчика, который молча наблюдал за происходящим. Она - единственное, что отделяет Зверя от ребенка. ЕЕ ребенка!
   Марен чувствовал запах матери. Видел, как испуганно подрагивает тело под тонкой тканью ночной сорочки. Как побелели костяшки пальцев, стиснувших решетку кроватки.
   Перворожденная угрожающе наклонила голову, верхняя губа поднялась, обнажая проглянувшие клыки; из груди вырвалось тихое шипение: страх за сына, перевешивал все. И с криком полным ярости, женщина бросилась на Зверя в отчаянной попытке защитить свое дитя!
   Быстрым коротким движением Зверь ухватил ее за горло, оторвал от пола, подняв на вытянутой лапе; глухой рык донесся из оскаленной пасти.
   Далиа пыталась достать до морды, до черных глаз хищника, который, казалось, с любопытством разглядывал жертву. Ногти царапали Зверя по предплечью, по запястью, ноги колотили в покрытую шерстью грудь. Рука отчаянно цеплялась за черные пальцы, сдавившие горло; женщина хрипела и задыхалась.
   Одно движение. Один удар когтистой лапы, и из разодранной щеки брызнула кровь. Тело Перворожденной обмякло.
   Зверь поднес ее ближе и с шумом потянул воздух. Веки смежились, наслаждаясь сладким ароматом, разлетевшимся по комнате. И клыки впились в ключицу; хлынули алые струи, быстро окрашивая белую ткань ночной сорочки в багряный цвет, кажущийся в полумраке совершенно черным.
   Марен шевельнулся в колыбели.
   Зверь оторвался от тела Перворожденной, взглянув на мальчика. Окровавленная пасть приоткрылась, горло повторило утробное рычание. Малыш в ответ обнажил маленькие клыки и зашипел; детские глаза бесстрашно сияли подобно сапфирам. Волчья голова склонилась на бок, внимательно рассматривая ребенка. Ноздри Зверя дрогнули; мальчик дернул носом, передразнивая. Зверь презрительно фыркнул, разжав когтистую лапу - тело Далии безжизненно упало на пол, - и в следующий миг бросился на малыша!
   ...Марен открыл глаза.
   Сердце бешено колотилось, стучало в висках. Сладкий запах забивал нос, а во рту держался стойкий металлический привкус.
   - Т-ш-ш, - коснулось слуха. - Тише-тише.
   Крепкие руки сжали юношеские плечи, встряхнули.
   Тенета сна нехотя развеивались, холодными липкими нитями соскальзывая вдоль позвоночника. Пот струился по телу, и рубаха липла к коже, сковывая движения. Но сапфировые глаза быстро прояснялись.
   В приоткрытую дверь лился теплый свет факелов, кожу покалывал свежий холодный воздух. Шелковая занавесь, прикрывающая балкон, слегка дрожала от сквозняка. В камине тихо потрескивали поленья.
   От напряжения на лице Марена обострились скулы, брови собрались складкой на переносье, на щеках вспухли желваки. Короткие волосы блестели влагой, словно черная смола, и растрепанно торчали, как шерсть на волчьем загривке. Ноздри с шумом втягивали воздух, наполненный чадом.
   - Это просто сон, - повторил тот же твердый голос.
   Король Дарс Летар, сидел на краю кровати. Глаза цвета глубоких вод обеспокоенно смотрели на юношу. Казалось, даже морщин на лице чуть прибавилось, а в аккуратной короткой бороде и черных волосах серебрится больше седых волос... Хотя, нет. Это огонь так играет.
   - Что... Что ты тут делаешь? - дыхание Марена постепенно выравнивалось.
   - Относил Дею в ее покои, - рука короля легла Марену на лоб, смахивая испарину. - Зашел тебя проверить. Опять Зверь?
   Юноша сглотнул сухую слюну, вяжущую горло.
   - Да. И... мама, - терпкое послевкусие металла не исчезло в одно мгновение.
   Король отстранился, отворачиваясь.
   - Отец... - принц тронул его за плечо, стараясь заглянуть в глаза.
   Лишь в такие моменты, когда рядом никого: ни слуг, ни стражи, юноша позволял себе обращаться к праотцу вот так, по-простому.
   Протяжный вздох вырвался из груди Дарса, он согнулся, опуская локти на колени и пряча лицо в ладонях.
   - Наверное, все же пришло время, - донеслось тихое бормотание. - Память - странная штука. Играет с нами, как хочет... Ты никогда не вспоминал того дня... Но... Может, это принесет тебе покой.
   - О чем ты? - брови Марена вопросительно изогнулись.
   Король поднялся с кровати. Мех, расстеленный на каменном полу, скрадывал шаги, что ложились по пути к двери совершенно беззвучно. Обернувшись на пороге, протянул руку, жестом приглашая следовать за ним.
   - Пойдем, - хриплый бас прозвучал устало, но твердо.
   Принц рывком откинул меха, соскакивая с кровати, и молча двинулся следом.
   Огоньки факелов через равные промежутки тянулись по всей стене, заполняя коридор ровным, слегка подрагивающим светом. Запах смолы и чада, разбавлялся зимним воздухом; принц невольно передернул плечами от резкой перемены - прохлада замка окончательно скинула теплую негу с плеч. Красная ковровая дорожка, под босыми ногами, мягко пружинила, не давая почувствовать холодный камень.
   Марен с нескрываемым любопытством смотрел королю в спину.
   Сильные, обычно гордо расправленные, плечи Дарса, сейчас казались несколько ссутуленными, походка - медленной и сомневающейся, словно не хватало уверенности, стоит ли делать следующий шаг. Черные, посеребренные волосы беспорядочно спадали на серый бархатный халат, покрывающий плечи и шелестящий при каждом движении.
   Король выглядел могучим велетом, которому на плечи упала вся неизмеримая тяжесть Мира, согнувшая обычно твердую спину.
   Свернули, стало заметно темнее. Огонь робкими всполохами выглядывал из-за спины. Но отсутствие света для "детей ночи" не являлось помехой. Да, и юноша давно заметил, что в отличие от многих Перворожденных, даже Истинная Ночь - не преграда для его острого взора.
   Король безмолвно вел принца по коридорам Цитадели Мелестан, которую Марен знал, как свои пять пальцев. Вместе с Колленом, кровным сыном короля, они столько раз сновали по этим мрачным переходам, исследовали каждый уголок, каждый камень и нишу. Искали потайные двери, секреты, что еще мог хранить замок. И часто небезуспешно.
   Но, даже открыв многие из тайн, Марен чувствовал, что Цитадель ревностно хранит куда больше - крепость не стремилась раскрывать их кому ни попадя. Не зря же ходило множество слухов, что они, Перворожденные, не ее настоящие хозяева, хоть и распоряжаются, как таковые.
   Знакомая галерея открылась темным провалом. Длинное неширокое помещение утопало во мраке. Но Марен прекрасно различал ряд скамей в центре, расставленных спинками друг к другу, и каменные, сейчас потушенные, очаги между ними.
   Арочные ниши вдоль обеих стен украшали стальные пластины, что несли на себе имена предков Дома Летар, их годы жизни и правления. Некоторых и вовсе помнили только эти таблички родового святилища Теар де Тин.
   Тут же, в нишах, висело оружие означенного предка. Чаще маскат или хедмор [досл. "длинный меч", клеймор], но встречались и парные крайверы [досл. "парная сталь", короткий меч, гладиус], и даже несколько древних секир. Ни одно оружие не походило на другое. Оно не переходило наследнику, и ковалось только для своего хозяина (в большинстве случаев самостоятельно). Оно учитывало физические особенности и техники боя владельца. И каждое Марен знал поименно.
   Юный принц не раз приходил сюда. Рассматривал клинки и искусно выведенные эфесы, украшенные самым причудливым образом. Иногда брал в руки, примеряясь к длине, взмахивал, прислушиваясь к пению стали и стонам рассеченного воздуха. И насколько неповторимыми выглядели мечи, настолько сильно отличались их "песни". Но независимо от различий, все они действовали на принца одинаково успокаивающе.
   Но, конечно, не оружие привлекало его сюда.
   В глубине галереи находилось кое-что более важное для Марена. На стене, рядом с портретом короля Дарса и королевы Аделы, висел портрет родителей. Два единственных портрета присутствующие здесь. И, уж наверняка, первые портреты Перворожденных во всем Ардегралетте!
   В отличие от Смертных, Перворожденные не страдали жаждой самолюбования, и не изображали правителей на холстах. Для них, в вечно воюющем Сером Мире, единственным искусством всегда оставалось владение мечом.
   Но именно холст с изображением отца и матери, которых принц никогда не знал, представлял наибольший интерес. Именно он заставлял возвращаться снова и снова.
   Юноша приходил и никогда не зажигал огня. В окутывающей тьме он чувствовал себя умиротворенным. Ничто не отвлекало и не мешало. Он словно сливался с темнотой, освобождался от оков тела, становясь частью чего-то большего.
   А с холста смотрели: отец и мама.
   И мало кто мог понять, каково это - потерять тех, кого никогда не знал...
   Король остановился у полотен и молча запалил ближайший очаг. Свет разлился по галерее, выхватив из мрака угольный камень стен; на стальных табличках, на оружии заиграли блики. И с портрета знакомо улыбнулась Далиа Летар.
   Светлый овал лица, обрамленный длинными волосами цвета черного янтаря, сплетенными в косу, в которой струилась белоснежная лента. Васильковые глаза, лучащиеся неподдельной радостью. В уголках губ - ямочки от смущенной улыбки. Круглые щеки налитые робким румянцем. Тонкий аккуратный нос со вздернутым кончиком, придавал лицу выражение молодой рыси.
   Длинное графитовое платье искрилось серебристым шитьем, подчеркивая плавные изгибы тела Перворожденной.
   Хрупкая ладонь Далии лежала в руке высокого статного воина с иссиня-черными волосами, собранными в "хвост" на затылке. Широкая челюсть, сильный подбородок, борода "косичкой", перехваченная серебристой лентой. И глаза цвета глубоких вод, хищно - но не агрессивно, а скорее, настороженно - взирающие из-под хмурых бровей.
   Грудь мужчины покрывал кожаный жилет черного цвета, отороченный серебристо-черным мехом снежной лисы. Под шерстяной рубахой цвета ночи угадывались могучие мускулы. Того же оттенка плащ, с искрящейся серебряной нитью каймой, ниспадал с плеч, спускаясь ниже колен; из-под полога выглядывал эфес, с незатейливым круглым навершием.
   Живописец умело передал даже "морозный узор" клостенхемской стали наплечников и шлема, покоящегося на сгибе локтя.
   Меч, что на холсте сиял из-под плаща, сейчас в ножнах висел рядом с картиной. Его наследник выковал к выпускному испытанию в Мор де Аесир. Клинок носил сложное имя - Эртрефен, что можно понять, как "с сердцем накоротке", а при определенной доле воображения - "безжалостный". Но правильную трактовку: "действующий по наитию", или - "опережающий разум", понимал любой, кто видел наследника в бою.
   Король рассказывал, что Инген - его старший сын и отец Марена - был отличным мечником, возможно, лучшим в Ардегралетте. Как и все наследники Летар до него, он прошел школу Меча Богов. Но даже более опытные воины Темной Стражи, которые набирались исключительно из выпускников, уступали ему в умении.
   Первенец короля, он готовился унаследовать трон, а после него и Марен, занял бы его место.
   Теперь королевское правление Дома Летар могло прерваться: по Старому Закону, трон переходил лишь к старшему сыну, а при отсутствии такового, новый король выбирался на Большом Кругу. Хотя подобного не случалось ни разу с Объединения Домов.
   Принц молча смотрел на портрет и ждал. Не покидало чувство, что король не знает с чего начать; не знает - стоит ли вообще начинать. И принц не торопил. Так или иначе, они уже здесь, в Теар де Тин, первое слово сказано и назад пути нет.
   Дарс Летар опустился на скамью.
   - Твои сны, - заговорил он, наконец, осторожно подбирая слова. - Все это - правда.
   Марен моргал в замешательстве.
   - Да. Все - правда, - кивнул Дарс, закусив губу, словно сам только что поверил.
   - Но, отец... ты говорил... - начал Марен и запнулся.
   Вздох короля разнесся по пустому помещению:
   - Я знаю. Говорил, - слова давались тяжело. - Но правду ты видел.
   Марен поднял взгляд на картину. Все это время он считал, что это просто сны, навеваемые из-за Серых Граней. Что этого не было на самом деле, и Бесплотные лишь подпитывают воображение, заставляя "играть" с ним.
   - Когда мы вошли в покои, - горестно продолжал король. - Далиа была мертва... - Дарс прикрыл глаза, тяжесть воспоминаний все еще довлела над ним. - Зверь держал тебя в лапах... Он обернулся, оскалился. А потом... потом опустил тебя в кроватку, - на лице праотца отражалось столько боли, будто он переживал все заново. - Детсем и Арнгур бросились на него, но Зверь оказался так быстр и так силен! Шерсть, словно камень, а когти... Оба погибли даже не оцарапав его! Но со мной он не стал сражаться. Бросился с балкона и растворился во мраке. Стража искала, но тщетно...
   Марен молчал.
   Сон вновь мелькал перед глазами, обрастая новыми деталями. Принц слышал крик - крик своего отца. Видел начало преображения. Видел, как искажается и вытягивается лицо, как черная шерсть покрывает тело. Как длинные и острые, словно лезвия кинжалов, когти лезут из пальцев. Как губы оттопыривают молочно-белые клыки. Как пасть скалится в свете пылающих в камине поленьев... Видел, как напугана мать, чувствовал ее отчаяние. Слышал, как она просила Зверя остановиться...
   Сапфировые глаза пристально вглядывались в портрет, но внутренний взор устремился в тот день...
  
   Зверь держал малыша своими сильными лапами, держал аккуратно и бережно. Черные ноздри трепыхались, принюхиваясь. В обсидианах отражался сапфировый блеск глаз ребенка, уши чуть приподнялись. Шерсть на подбородке слиплась от крови, из-под верхней губы торчали клыки, но пасть не скалилась.
   Угольный нос ткнулся в щеку малыша.
   Мальчик ухватился зубами, задел губу Зверя, но тот не разъярился, даже не взрыкнул. Ребенок дернул головой - раз, еще один, - оторвав кусок плоти, зажатой в зубах Зверя. Сапфиры блаженно прищурились, измазанный кровью детский носик дернулся. Кровь струйкой побежала по подбородку, когда усердно задвигались маленькие челюсти, вгрызаясь в такую мягкую и такую сладкую теплую плоть.
   Зверь легонько боднул ребенка лбом; малыш довольно улыбнулся. Хищная пасть приоткрылась, и остаток плоти выпал. Розовый шершавый язык коснулся детской щеки и из горла раздался двоящийся рычащий голос:
   - Eden... Ma-a-ren... [Мой... Ма-а-рен...]
  
   - Отец... - пробормотал принц.
   - Что?
   - Это был... отец.
   - Да, - кивнул Дарс Летар.
   Марен сквозь поволоку картин прошлого смотрел на портрет. Воспоминания становились ярче, накатывали волнами. В ушах все отчетливее слышались: потрескивание огня, тихий убаюкивающий шепот матери, и глухое рычание отца - уже Зверя.
   Прохладный свежий воздух в галерее, как во сне, наполнился сладким ароматом. Он щекотал ноздри, проникал в легкие, пропитывая каждый орган. Металлический привкус вновь осел на зубах, на языке. Глаза принца зажмурились, воскрешая память - алая дымка разлилась во мраке.
   - Кровь... Она звала меня. Запах был таким... манящим... - тихим голосом бормотал юноша. - И я... укусил...
   Король растерянно потер левую ладонь рядом с мизинцем.
   - Когда я забрал у тебя... - он не смог произнести слово "мясо". - Ты оскалился и укусил...
  
   Эсмир ворвался в покои.
   Камин рваными всполохами выхватывал силуэты, поглощенный своей извечной битвой.
   Тело Далии раскинулось на полу в неестественной позе. Белая ночная сорочка казалась черной от густо покрывшей крови, в разодранной груди белели сломанные ребра, раскрывшиеся, словно оскаленная пасть; багрянец влагой блестел на мехах, что покрывали пол.
   Тут же рядом лежали Детсем и Арнгур, крепко сжимая мечи окоченевшими пальцами.
   Король держал маленького принца на сгибе левой руки, по ладони сочилась тонкая алая струйка, пачкая детскую рубашку. Малыш шипел и скалился, сверкая сапфировым взглядом, из-под окровавленных губ клацали маленькие острые клыки.
   В коридоре раздался топот.
   - Эсмир, дверь! - вскинув руку, мечом указал король, и сталь полыхнула пламенем очага. - Никого не впускай!
   Сеанар [досл. "первый воин", сотник] Темной Стражи, бросил короткий взгляд на занавесь балкона, отмеченную кровавыми следами, и быстро развернувшись, вышел; дерево гулко ухнуло.
   - Моя королева, - учтиво склонил голову Эсмир, положив руку на железное кольцо двери и не сводя глаз с Аделы.
   - Пропусти! - велела Перворожденная, попытавшись оттеснить воина. - Там мои дети!
   - Приказ короля, - не дрогнул сеанар, - Никому не входить.
   Адела отступила, обхватив плечи. Тело содрогнулось под тонкой тканью сорочки, мороз пробежал по коже. Тихий голос Эсмира отразился ужасом в лазурных глазах, в горло провалился ком. "Случилось непоправимое!" - оборвалось сердце. Она качнулась вперед... Но Темная Стража не нарушит приказ короля пока тот не противоречит чести.
   Руки женщины опустились на округлый живот, в тщетной попытке сохранить тепло для еще нерожденного. Ковер под ногами скрывал прохладу голого камня, и все же онемение медленно поднималось от босых ступней, грудь сдавило... Но холод ли повинен в этом?
   Плащ Эсмира сверкнул серебром в неровном свете факелов и "черный волк, воющий на луну", укрыл плечи королевы.
   ...Дарс Летар вглядывался в сапфировые глаза малыша; за спиной воинственно потрескивал камин.
   "Пропусти! Там мои дети!" - слышал он крик Аделы.
   Медленно опустил клинок в колыбель.
   Малыш крутил головой, маленькие ручки цеплялись за густую бороду. Язычок мелькал по губам, собирая капли багрянца, но клыки уже скрылись; глаза сверкали сквозь мрак все теми же холодными искрами.
   Дарс скомкал простынь и аккуратно отер кровь с губ Марена, малыш фыркнул, пытаясь отвернуться. Король отступил; серый бархатный халат, нагретый камином, грел кожу... Быстрый поворот, и свет пламени упал мальчику на лицо; зрачки сжались до черных точек, сапфиры полыхнули ярче, но зубы остались ровными - клыки не проглянули. Малыш улыбнулся теплым "янтарным ладоням", ласкающим щеки.
   Король облегченно выдохнул, улыбка дернула бороду; простынь скользнула по подбородку ребенка, собирая остатки "алой росы".
   - Сильная кровь, - шепнул малышу Дарс Летар.
   ...Эсмир отступил за миг до того, как дверь приоткрылась, и король боком протиснулся наружу.
   Дарс понимал, что Адела постарается проскользнуть в покои, и не позволил сделать этого: ей не зачем смотреть. Он все расскажет, но позже. Каким бы красочным не будет рассказ - знать, не то же, что видеть. Воображение порой рисует картины более ярко, но до безжалостной памяти ему далеко.
   - Ступай в покои, - сказал король, протягивая Марена.
   Адела приняла малыша; Эсмир осторожно придержал плащ, укрывающий ее плечи.
   - Инген? Далиа? - прошептала Перворожденная дрогнувшим голосом.
   На окаменевшем лице Дарса Летар не дрогнул ни один мускул.
   - Ступай, - тихо повторил он.
   Горло женщины дернулось, лазурные глаза опустились на маленького принца - малыш тянул ручки, пальчики хватались за сорочку, за плащ; вокруг губ, на щеках и подбородке алели сухие разводы.
   - Он?.. - полный ужаса взгляд метнулся на Дарса.
   - Нет, - смог улыбнуться король, ладонь легла на плечо жены. - Все хорошо. У него сильная кровь.
  
   - Шрам так и не исчез, - горько усмехнулся король, потирая ладонь. - Иногда начинаю сомневаться, что я - Перворожденный.
   - Отец... - рассеяно вымолвил Марен, мысли метались из реальности в прошлое и обратно.
   Он смотрел в усеянное легкими морщинами лицо короля и не находил слов; мысли мелькали с бешеной скоростью. Теперь он помнил. Помнил все, что произошло. Каждое мгновение той ночи. Помнил, как мама укладывала его, помнил нежные пальцы на своей щеке. Голос, напевавший колыбельную. Запах - от нее всегда так приятно пахло. Помнил тепло ладоней, так отличавшееся от окружающей прохлады.
   Ни одно воспоминание не выглядело таким ярким, как эти.
   Принц тонул в разверзшейся бездне нахлынувших воспоминаний. Они накатывали безудержно, не считаясь с желаниями Марена. Он помнил - и от этого уже никуда не деться.
   - Но ты говорил, - вновь пробормотал он. - Что это Голод...
   - Именно к такому выводу я пришел, - подтвердил король.
   - Но... как же Зверь?
   - Запрет Крови настолько долго хранит нас, что даже легенды и мифы помнят лишь название: Дикие Родичи. Я не нашел прямых подтверждений, но... Видимо, так Голод на нас и действует... Этим объясняется и сам Запрет. Ты видел, это - уже не Инген.
   - Но с Голодом можно справиться! Справляются же Охотники, ты сам рассказывал!
   - Ты думаешь, я не искал его, своего первенца? После той ночи о нем не слышали... Перворожденный, влекомый жаждой крови, не остался бы не замеченным на Равнине. Но ни единого упоминания, ни единого маломальского слуха за пятнадцать витков!
   Король поднял глаза на холст.
   - Но ты видел не все, - он вновь обратил взгляд на Марена. - Инген не первый, кем овладел Голод. Он возвращался из Латтрана, когда встретил Зверя... Тогда погибли двое, а твой отец был ранен... Ерунда для Перворожденного... Тогда я не придал значения, его рассказу: мало ли, что создал Мир...
   - И ты скрыл это от Большого Круга? - брови принца нахмурились.
   Дарс опустил глаза.
   - И я надеюсь, Боги простят мне эту ложь... Только после случившегося с твоим отцом, изучив кучи свитков в Атеом, я связал Голод и Зверя.
   - Почему ты не рассказал раньше? - тихо вымолвил Марен, глядя, как с портрета улыбается Далиа Летар, как строго взирают глаза цвета глубоких вод, стоящего рядом Ингена, и как навершие Эртрефена сверкает из-под его плаща. - Я должен его найти. Голод можно одолеть.
   На лице Дарса Летар мелькнула вымученная улыбка.
   - О, мой мальчик. Вот поэтому и не сказал, - хриплый бас короля полнила горечь. - Но, похоже, даже петляя, Линии Жизни ведут нас к определенным моментам, когда нужно либо принять судьбу, либо отступить... Но ты - сын своего отца...
   Сапфировый взгляд Марена не отрывался от картины, от изображенного на ней могучего воина с иссиня-черными волосами, с заплетенной в "косичку" бородой, перехваченной серебристой лентой. От женщины с ласковым васильковым взглядом и робким румянцем на щеках, что стояла рядом, и чья рука лежала в его ладони... В ладони, которой доверяла...
   Память открывала все новые двери разума, все новые детали всплывали перед внутренним взором.
   Марен помнил и отца, и мать, помнил каждую черту их лиц. Помнил запах и каждое прикосновение. Ласковый голос, поющий колыбельную, и бархатный баритон, повествующий о чести. Помнил, как отец впервые взял на руки, еще тогда: маленького и заляпанного кровью, только-только пришедшего в этот мир... Первый вдох свежего воздуха, после тяжелых родов...
   "Перворожденные не отступают..." - впервые улыбнулся отец сыну.
   Глава 2. 7 Эон, 481 Виток, 2 День Лета.
  
   - Мы все сделаем, повелитель.
   Воин в черных одеждах сливался с окружающей тьмой, раскинувшейся под плотной сенью деревьев. Сейчас, когда Дневное Солнце уже зашло, а Ночное еще не выбралось из-за Стальных гор, что на западе Ардегралетта, ни один Смертный не увидел бы и локтя своей вытянутой руки. Тьма заливала глаза, словно земляным маслом, топя не только любые проявления света, но и очертания окружающего мира.
   Впрочем, и не каждый Перворожденный мог с гордостью завить, что взгляд его режет Истинную Ночь, как остро наточенный нож. Она потому и называлась Истинной, что мало чьему взору удавалось пробиться сквозь полог ее платья.
   Но взгляд мужчины, что властно замер перед коленопреклоненным воином в черном, легко пронзал плотный саван. Он взирал с высоты исполинского роста, надменно задрав подбородок. Нос чуть подрагивал, ловя тончайшие ароматы, доносимые слабым ветерком, под порывами которого трепетала серебристая лента, перехватывающая бороду "косичкой".
   - Действуйте, - величественно махнула рука, заставив полы мантии колыхнуться.
   - Мы все сделаем, повелитель, - повторил воин. - Можете в нас не сомневаться.
   Он рывком поднялся, не смея поднять взгляд. И за ним последовали еще двенадцать мужчин в таких же черных кожаных доспехах без единого куска стали, которые только и годятся для осуществления задуманного.
   ...Черные воины двигались споро, сильно не рассыпаясь, но и не сбиваясь в кучу. Даже ночные обитатели леса вряд ли бы выхватили из окружающего мрака их силуэты. Они текли в темноте, словно потоки рек впадающих в Восходное море: каждый сам по себе, но смешиваясь в едином водовороте, становились не отличимыми от остального. Шаги тонули в шелесте крон, и лишь затихшие на миг шепоты травы под ногами могли выдать их.
   Но ни один Смертный не обладает достаточным слухом, чтобы услышать столь мимолетные изменения.
   ...Лес остался позади.
   Но даже теперь, на охранной полосе Мангерета, воины не отличались от окутавшего мир темного покрывала Дауры. И огни на крепостной стене не способны этого изменить. Они, напротив, скорее мешают стражам города, сужая видимый мир до крошечного островка, что выхватывают факелы.
   Воины перемещались осторожно.
   Иногда с крепостных стен в воздух взмывали зажженные стрелы - стражи тщетно пытались разорвать черноту, сковавшую взор. Но никто так и не увидел, как тринадцать теней достигли подножия стен города.
   Воины не пытались взобраться по голому камню. Это совершенно ни к чему: повелитель указал тайные ходы, объяснил, как открыть и куда идти после. Им не нужно думать - нужно просто исполнить Волю повелителя. Что может быть проще?
   Сдвинулся нужный, кажущийся таким же нерушимым, как все, блок. Утонул, в выглядевшей монолитом, кладке. И тринадцать теней скользнули внутрь. Ни шорох, ни скрежет, ни блеск не нарушили покоя и тишины Истинной Ночи. Выбираться будет куда сложней: Ночное Солнце никогда не спешит, но и не опаздывает. Да и погоня, наверняка, повиснет на плечах... Псы - эти могут и след взять: ночь еще не совсем "закрылась" от них... И почему так чураются своих былых "серых родственников"? Видимо, жизнь "под Смертными" берет свое: чужие страсти становятся собственными...
   Но об этом не стоит думать. Зачем страшиться того, что еще не свершилось? А может и не свершится вовсе. Да, и чего в ночи бояться Сынам Морета?! Разве только Крылатых Змеев... Но они давно покинули Мир.
   И воины двигались вперед. Бесшумно.
   ...Четверо стражей, охраняющих проход, не успели ни пикнуть, ни двинуться, ни повести бровью, когда четыре кинжала метнулись из темноты и пробили горла, топя в крови не успевший зародиться крик тревоги.
   Ни один Перворожденный, дорожащий не только честью, но и посмертием, никогда не прибегнул бы к "оружию женщин" - честная смерть, лучше бесчестной жизни! Даже сами Перворожденные женщины за все эоны существования Серого Мира не использовали этого оружия. Ледари не придут за таким, насколько бы крепко ты не сжимал его в руке. Перед Богами все равно придется оправдываться, а от такого бесчестия не отбрехаешься. Боги хоть и не часто в последнее время появляются в Мире, но Инниут все видит. А кинжал - это же прямой путь в Бездну, по сравнению с которой и существование на границе Серых Граней покажется величайшей милостью!
   Но воинов в черном не пугает подобное посмертие! Сыны Морета не должны - и не будут! - бояться ни Бесплотной Жизни, ни Ифре, ни даже самой Бездны!
   И они лишь переглянулись и двинулись дальше.
   Менялись подземные коридоры, затем переулки и улицы, но тьма неизменно укрывала воинов от неосторожных взглядов. Мангерет спал "без задних ног". Караулы, мелькавшие то тут, то там, и не догадывались, что рядом притаилась Смерть. Стражи города беспечно болтали вполголоса, так же тихо смеялись своим грубым, понятным только Смертным шуткам и проходили мимо.
   ...Дворец встретил воинов тусклыми всполохами в провалах высоких окон, и сотканными в углах и нишах залов тенями. В наполненной стражей крепости убийство не пройдет так же безнаказанно - и воины не спешили забирать жизни. Черные тени мелькали за спинами стражей - и хоть бы один повел ухом! - и так же бесшумно растворялись.
   Настала пора разделиться.
   И воины в черном, не сговариваясь, разошлись по коридорам. Каждый знал, что делать, и для общения хватало одного взгляда и движения пальцев. Они рассеялись по дворцу - кто-то отвлечет внимание, кто-то нагонит суеты и паники, если потребуется, а кто-то займется исполнением Воли повелителя: у всех своя роль... Награда крайне щедра для такого пустячного дела...
   Воин, что говорил с повелителем, возник перед дверями в покои наследника, словно ниоткуда. Лишь тихий шелест кольчуг, оседающих стражей, выдал его присутствие. Кровь стекала по пробитым кинжалами шеям, струилась с уголков губ и капала на выстланный коврами пол. Ни один не взбулькнул, не захрипел. Все проделано чисто - наставники могут гордиться.
   Створки дверей бесшумно поддались движению руки, и покои предстали в призрачном свете взошедшего Ночного Солнца. И лишь тихое сопение нарушало тишину.
   Любой Перворожденный разбудил бы спящего прежде, чем вонзить клинок. И по чести сказать, разбуженный Перворожденный не стал бы звать стражу, тем более, когда вот так - один на один. Тут уж Линии Жизни либо обрываются, либо бегут дальше. Сталь не лжет. Шанс дали - остальное берешь сам.
   Но в данном случае - не берешь.
   Сынам Морета путь в Имале не просто закрыт - они добровольно отринули Старый Закон, и ледари не явятся, как ни крути. Проклятый Бог - единственный Бог, которому они служат. Только его Дар способен наделить истинным бессмертием!
   Да, и всем известно, что Морет один из Старших, и слово Эриана ему - не закон. Повелитель Золотого Солнца не имеет власти над братом.
   И Воину все равно - пусть хоть навсегда в мире установится Истинная Ночь, что ему? Тьма - его мир, а простые смертные пусть страшатся, как и прежде. Короткая жизнь в вечном страхе - их удел! Они лишь воронье мясо - Воин не станет оправдываться ни перед ними, ни перед их Богами!
   ...Наследник не проснулся, когда блеснувший клинок кинжала вошел в горло, перерубив яремную вену. Черная в призрачном свете кровь хлынула на белые простыни, на меха. А Воин стоял и смотрел, как "багряная влага" покидает тело, как сердце затихает, пульсируя все реже и реже. Сладкий запах призывно щекотал ноздри. Манящий, чарующий аромат!..
   Воин брезгливо дернул носом: он здесь не за этим.
   Быстро развернулся и замер у дверей, прислушиваясь к звенящей тишине. Сейчас, вот сейчас должны разразиться крики в дальних коридорах. Вспыхнут огни, набежит стража...
   И шум действительно раздался.
   Заверещали женщины Смертных... Эти тихо умирать не умеют. Даже держа в руках меч, зовут на помощь - ну, что за племя?!.. Грянул топот спешащих по коридорам ног, бряцанье кольчуг, звон схлестнувшейся стали - все идет, как и должно. И все далеко - крыло, в котором затаился Воин, оставалось безмятежным.
   Но это ненадолго.
   Воин выждал еще и распахнул двери, ныряя в залитый тьмой коридор... И острые наконечники копий впились в живот! Клостенхемская сталь навылет пробила кожу жилета, и мягкую плоть; кровь мгновенно пропитала рубаху, в груди похолодело. Казалось, сам Морет удовлетворенно вздохнул над ухом, коснувшись спины липкой дланью.
   Перед глазами золотом сверкнули бордовые одеяния встретивших Воина стражей, которые не могли появиться здесь так рано... Если только не знали, где ждать!
   "Повелитель нас предал!" - мелькнуло в ускользающем сознании.
   ***
   Мужчина, укрытый от самого проницательного взгляда черной тенью деревьев, довольно кивнул самому себе, и серебристая лента на бороде "косичкой" чуть дернулась.
   Он наблюдал, как вспыхнули огни на крепостных стенах Мангерета. Как пламенные росчерки "запели" в воздухе, и как занялись стога, облитые земляным маслом, на охранной полосе. Призрачный свет взошедшего Элеса сменился полыханием кострищ, осветивших подступы к стенам на расстоянии полета стрелы.
   Мужчина улыбнулся, молча развернулся на север, где горизонт скрыли Призрачные горы, и растворился в густом лесу.
   Фигуры разменяны, ход сделан. Остальное сделает ненависть - Смертные ответят Перворожденным, застланные местью глаза не увидят правды. Осталось лишь подождать.
   Все время Мира в его распоряжении.
   ***
   - Союз Латтрана с Перворожденными слишком крепок, и события в Мангерете подтвердили это!
   Золотые лучи проникали в зал сквозь витражи высоких окон. Собранные великими умельцами из кусочков различного размера, витражи заставляли свет не просто проходить сквозь стекло, они "ломали" его лучи, рассеивали по всему залу, полностью лишая темных углов и теней. Свет струился ровный, чистый и мягкий.
   Вышитое золотом восходящее солнце с пятью лучами сверкало на знаменах, словно это оно, поднимаясь из бордовых глубин, освещало зал. И в его свете камень стен горел белизной и походил на снег, такой чистый, какой бывает лишь на пиках Призрачных гор.
   Подсвечники из "желтого металла" играли бликами, адаманты, украшающие практически все в зале Золотого Совета, искрились.
   Особенно красиво это выглядело, если задрать голову вверх - весь потолок покрывали "королевские камни" различных размеров. Более мелкие тонкими ниточками соединяли крупные, сплетая все вместе в единый неописуемый узор, напоминающий небо Гольхеймурина - то небо, что видно лишь ночью.
   - Эйнар не поддержал Мангерет! Мы рассчитывали, что у него не останется выхода, что другие короли Равнины вынудят его! Но этого не случилось!
   В центре светлого зала, за столом из золотого дуба, резные ноги которого раскинулись под массивной столешницей, словно лапы гигантского хищника, собрались пятеро. Четверо по бокам, по двое, и один во главе, на кресле с высокой спинкой, что больше походило на трон. И хотя зал своим убранством больше напоминал храм, доспехи мужчин недвусмысленно выдавали в них воинов.
   - И чего мы добились?! Неудачное нападение на Эрминхайд... Мы должны были посеять раздор, развязать войну! А что в итоге?! Один мертвый эрфинг Смертных!
   Говоривший все это воин, что сидел последним слева, озирался на лица собравшихся, ища поддержки. Его глаза пылали страстью и нетерпением - в порыве монолога он оперся на стол локтями, дабы придать словам вес. Молодое лицо раскраснелось, ноздри жадно загребали воздух.
   Воин во главе стола восседал, прикрыв глаза и расслабленно откинувшись на спинку. Руки покоились на подлокотниках, а пальцы слегка поглаживали отполированное дерево. Иссиня-черные волосы растрепанными волнами струились по плечам, стальной нагрудник с золотым узором на широкой груди равномерно вздымался, в такт дыханию. И на каждом вдохе льняная рубаха и кольчуга натягивались на плечах и предплечьях, очерчивая мышцы, могучие и гладкие, как валуны на западном берегу Энсейской бухты.
   - Для чего ты все это рассказал? - не открывая глаз, произнес мужчина, короткая борода "косичкой" дернулась, "стрельнув" серебряными искрами на перехватывающей ее ленте.
   Он не повысил голоса, но голос ударил в белоснежные стены, словно раскат грома. Глаза распахнулись, и воин, что смел так дерзко разговаривать, побледнел. Между лопатками побежал холодок, кольнуло в груди - он увидел бушующее пламя, что яростно рвется из глубоководной синевы. Остальные, хоть и без того опирались на спинки, и вовсе вжались в них, стремясь выйти из поля зрения обжигающе холодных глаз.
   - Ты хочешь сказать, что я ошибся? Что был не прав? - мужчина подался вперед, локти легли на дубовую столешницу, и та протяжно застонала. Лапы, поддерживающие ее, дрогнули под тяжестью. Мужчина взревел: - Ты говоришь, что я допустил глупость?!
   Последняя фраза разнеслась, словно волна штормового прибоя, безжалостно бьющая в отвесные прибрежные скалы. Грянула с такой силой, что, на мгновение показалось, сам свет колыхнулся, будто пламя свечи на ветру; дрогнули каменные своды, звякнули кубки на столе, задребезжало стекло витражей, затрепетало золотое солнце на тяжелых гербовых знаменах...
   Или не показалось?..
   Эхо раскатилось по залу.
   Молодой воин потерянно хлопал глазами, в ушах звенело, сердце рвалось из груди. Горло сдавило незримой рукой. Такой холодной и липкой, что мороз разлился по всему телу, заползая в легкие, в желудок, и скребя изнутри. Воину казалось, он видит могучую руку Морета, руку самого Проклятого Бога, сотканную из дымки и тумана, протянутую к нему и стиснувшую горло кузнечными клещами. Пальцы сжимались на шее все сильнее, в глазах поплыло; воин чувствовал, как жизнь тонкими струйками сочится из него...
   Все прошло внезапно, как и началось.
   Застрявший ком продрал горло, с такой болью, что воин скривился. Обескровленное лицо осунулось, окоченевшие пальцы не слушались: не получалось ни сжать, ни пошевелить. Рубаха намокла и противно липла к спине, губы шевелились, но безмолвие сковало уста. Он выглядел так, словно вернулся из-за Серых Граней, из Ифре, Мира, где живым не место: бледно серый, с погасшими глазами.
   Оставшиеся трое еле сдерживали дыхание. С повелителем лучше не спорить, когда он в гневе... С ним вообще лучше никогда не спорить!
   - Конечно, все пошло не так, как задумывалось, - мужчина на троне нарушил молчание, - но цель достигнута, - голос звучал спокойно, глаза ухмылялись. - Мангерет - наш. Мы посеяли сомнение в их размеренной жизни, заставили пойти против своих. И теперь... Теперь все пойдет, как надо.
   - А как же Дитя Солнца? - вкрадчиво обронил ближайший слева. - Вдруг...
   - Не вдруг! - грубо перебил повелитель, и губы злобно оскалились. - Всему свое время! Дитя Солнца придет к нам. Все идет, как и должно.
   Глава 3. 7 Эон, 481 Виток, 13 День Осени.
  
   Только-только началась осень, но в горах Содетер зима никогда по-настоящему не отступала. Белые хлопья припорошили кроны деревьев, покрыли гладь Стеклянного озера, очертания которого еле угадывались на юго-востоке - вечно замерзшее, оно лишь летом являло миру водную гладь, и то ненадолго.
   Угольно-серые стены возвышались перед юным принцем Летар. Такие же темные башни поднимались над зубчатым гребнем. Но даже вся крепость Атеом, казалась мелким камушком на фоне Южного Предела, что тянулся во весь горизонт на сотни тысяч шагов. Снежные пики растворялись в молочно-туманном небе, и высотой с ними могли потягаться лишь Призрачные горы.
   Потоки свирепого ветра, гуляющего по склонам, виднелись даже отсюда - облака вихрились, снег срывался с невидимых вершин, и рои "белых мух", клубясь, обрушивались вниз. Южный Предел постоянно двигался, будто живой. Край Мира выглядел, как и подобает: величественно и устрашающе, но в то же время завораживающе прекрасно.
   Лето Марен почти безвылазно провел в Зале Знаний Цитадели Мелестан. Правда, открывшаяся ему, не оставляла в покое. Он искал в легендах, мифах и летописях Зверей, которым стал отец. Узнал о многих войнах, которые забыл сам Мир. Но нигде не нашел ни единого упоминания. Свитки молчаливо "утверждали", что подобные существа Миру не знакомы.
   Складывалось впечатление, что Начало Времен, кем-то заботливо сокрыто.
   Но Перворожденные не отступают!
   А где искать забытые знания, как ни в самой древней крепости, что еще стоит на плоти этого Мира? Чьи стены, по легендам, помнят самого Великого Воина. А то и вовсе - Древних драконов на пике могущества! Может, и Старшие Боги некогда заглядывали сюда...
   Марен стоял пред воротами школы Мор де Аесир, школы Меча Богов, лучшей школы мечного искусства во всем Ардегралетте. Здесь обучали всем известным техникам боя, и владению всеми видами клинков, когда-либо измысленных в Сером Мире. Занятия начинались с рассветом и заканчивались, когда Дневное Солнце уже близилось к горизонту, и свет начинал меркнуть. А часто и после заката за Стальные горы.
   Считалось, что крепость Атеом построили еще при Великом Воине, во времена Объединения Домов, и школа основана им самим - здесь его звали Винден Орм, что означало Крылатый Змей. Но ходили упорные слухи, что замок пустовал уже множество тысячелетий, прежде чем его нашли Перворожденные.
   Утверждение это опровергнуть не представлялось возможным, ввиду отсутствия каких-либо свидетельств или записей - даже Книга Времен не помнила историю столь далекого прошлого. Все известное о событиях того времени исходило из легенд и мифов, большинство которых в то время передавались из уст в уста. А, как известно, любая подобная история не обходится без украс, и вписывания себя в произошедшие события.
   Наверняка знали одно: когда-то в Мор де Аесир обучались только воины Темной Стражи. Это сейчас выпускники вольны служить, кому пожелают. А в те далекие времена, когда Дома Перворожденных только объединились, когда войны не стихали и плавно перетекали из одной в одну, школа Меча Богов служила лишь одной единственной цели: обучать воинов, лучших из лучших.
   Впрочем, древние законы отбора с тех пор не менялись, и Темная Стража по сей день слыла элитой.
   Помимо обучения бою, в Атеом преподавали прикладные искусства: кузнечное мастерство и езду верхом. Без этого не становились хорошими воинами. И правда, что за воин, который не знает, как держаться в седле? Или, как куется меч и на что он способен?
   И многие выпускники оружие ковали сами, придавая ему "характер", вкладывая, как считалось, "часть себя" - такое оружие всегда получало имя.
   Но главным искусством в Мор де Аесир все же оставался бой.
   Обращению с мечом Перворожденных учили с детства, едва ли не с того момента, как они могли стоять без посторонней помощи. Мужчина должен уметь применять свою силу, потому что лишь сильный может решать свободно, не оглядываясь на других. И хотя многие впоследствии выбирали род занятий далекий от войны, каждый Перворожденный воспитывался воином. А воины - с мечом рождаются и с мечом умирают. "Ледари не приходят за павшим, чья рука не сжимает клинок", - учили отцы своих отпрысков. За женщин и детей заступалась кроткая Энле, которую часто звали Дарительницей Жизни, но мужчинам такой путь в Имале заказан.
   На протяжении тысячелетий Перворожденные не умирали "своей" смертью, так повелось с Начала Времен, и готовили к этому с детства.
   Первую осень в школе Меча Богов навуры [навур - поступающий или новичок] занимались отдельно от иларенов [иларен - ученик] и постигали основы, начиная с того, с какой стороны браться за меч, как правильно стоять, как держаться в седле. Многих, даже бьющихся вполне умело, приходилось переучивать.
   Наставники обучали владению различными клинками, щитами и их комбинациями. Всем без исключения преподавалась и стрельба из лука. В меньшей степени обучали обращению с копьями, столь любимыми конницей Смертных, и древними секирами - это оружие теперь редко использовалось Перворожденными.
   В эту первую осень наставники оценивали потенциал своих новых подопечных и выделяли предрасположенности. Кто-то лучше владел щитом и мечом, кому-то легче давались парные мечи. У кого-то стрелы ложились плотнее.
   Спустя осень, на тринадцатый день после Долгой Ночи [зимнее солнцестояние] проводились испытания, по итогам которых оценивали способности к кому-либо виду боя. И именно эти таланты скрупулезно пестовались, доводились до совершенства, не забывая, впрочем, прививать и сопутствующие техники и навыки.
   Традиция эта исходила из тех далеких времен, когда Темная Стража и была, собственно, войском Перворожденных, нежели из потребностей самой Темной Стражи, теперь, фактически, являвшейся войском Дома Летар. Что, впрочем, не мешало ей оставаться лучшим воинством, не в одной битве доказавшим, на что способны носящие "луну с черным волком". И до сих пор вселяющим благоговейный трепет одним только видом своих черных, словно выкованных из тьмы, доспехов и плащей окаймленных "светом Ночного Солнца".
   Начиная со вступительных испытаний, в Атеом использовалось только боевое, остро заточенное оружие. Закончить тренировочный день, истекая кровью - обычное дело. Травмы, конечно, редко выбивали Перворожденных "из седла" надолго, но случались и серьезные происшествия, вплоть до "встречи с Богами" - в Мор де Аесир не признавали жалости.
   Совершенно отдельной дисциплиной преподавался двуручный меч. Его изучали дополнительно самые крепкие, как телом, так и духом - их называли "райденарами" [досл. "яростный воин", берсеркер]. Причем, владение "пламенным" логмесом и "клыкастым" дахондиром [досл. "две руки", двуручник, цвайхандер] несколько разнилось, но основные требования к ученикам предъявлялись одинаковые. Владение и тем, и другим, требовало особой силы и ловкости, а также храбрости, граничащей с безумием.
   Именно эти одиночки чаще других становились героями, наводящими на врага ужас при одном упоминании их имени. Именно райденары всегда находились в гуще битвы, покрывая себя кровью - как своей, так и врагов, - и, конечно же, нетленной славой. И именно о них слагались саги и легенды.
   Три долгих витка юноши постигали Искусство Меча, добровольно став узниками крепости Атеом. А затем, на тринадцатый день после Большого Восхода [весеннее равноденствие] проводилось последнее испытание, по тем же правилам, что и отбор. И по итогам каждый артен [выпускник, прошедший последнее испытание] получал кольцо из черненого серебра, с вытравленным Знаком школы, указывающим на уровень мастерства, и личным символом, определяющим хозяина - не существовало двух одинаковых колец.
   Не прошедшие же последнего испытания покидали Мор де Аесир с пустыми руками.
   Жестоко? Но только так становились лучшими.
   ...На вступительное испытание Марен пришел без меча, в простой непримечательной одежде: кожаный утепленный жилет, меховые сапоги из мягкой кожи, дорожный плащ с капюшоном. Все черного цвета. Вполне себе обычная одежда для Перворожденного. Лицо прикрыл платком, а капюшон опустил до самых глаз: кто-нибудь мог знать принца в лицо. Шестнадцать витков слишком ранний возраст для поступления: к обучению допускались лишь те, кто на витке испытания перешагивал восемнадцатый. В Мор де Аесир чтили Старый Закон, а он строго гласил:
   "Лишь юноша, за плечами которого восемнадцать полных витков имеет право стать учеником Мор де Аесир. И лишь прошедший испытание будет допущен в крепость Атеом и к обучению искусству боя".
   Принца Летар не прогнали сразу лишь потому, что в Старом Законе не говорилось ни слова о возрасте поступающих. Имена заносились в списки навуров только в случае прохождения отбора. До этого на претендентов не обращали внимания - просто выдавали костяную табличку с высеченным рунным номером.
   К тому же, до Марена никто и не думал появляться здесь раньше достижения положенного возраста. И именно на это принц и рассчитывал - Старый Закон строг, но он не запрещает пройти вступительное испытание.
   ...Претенденты собрались перед песчаной ареной во внешнем дворе. Наставники следили за схватками с невысокой трибуны напротив, а ученики школы толпились у левого края. Правой стороной арена примыкала к стене, где находилась стойка с оружием. Хотя, многие из учеников имели свои мечи - кто с ними пришел, а кто выковал уже здесь.
   При поступлении юноши сражались между собой. Оружие - по выбору, на усмотрение самих поступающих. Разрешалось взять, как щит, так и второй меч. Да, хоть кинжал, если было желание вызвать всеобщее презрение - "оружие женщин", что можно спрятать в рукаве или за голенищем, считалось недостойным Перворожденного. Но защите от него тоже обучали: никогда не знаешь, с чем придется столкнуться.
   И все же, по негласному правилу использовались только мечи.
   Соперники выбирались в случайном порядке, при помощи выданных ранее номеров - каждый знал только свой. Это не позволяло наставникам влиять на результат... Впрочем, честь Перворожденных чуралась любой лжи. "Честная смерть, лучше бесчестной жизни", - говорил Великий Воин.
   И в итоге, победитель становился учеником, а побежденный покидал крепость Атеом. Второго шанса поступить не давалось ни кому.
   ...Каждый раз, когда кто-то одерживал победу, по толпе прокатывался одобрительный гул - ученики приветствовали новых названных братьев.
   Будучи младше и, как следствие, на полголовы ниже среднего роста собравшихся, Марен несколько выделялся из общей массы. Он держался отстраненно, стараясь не привлекать лишнего внимания. Праотец учил, что знание соперника дает преимущество, но следить за боем не имело смысла: никто не бился дважды.
   Звон клинков разносился по двору. Толпа поступающих редела. А Марен все ждал, когда назовут его номер - тринадцать.
   И вот их осталось семеро.
   Юноши косились друг на друга, и каждый понимал, что одному нет пары. С каждым номером, оглашенным главным наставником, слышались два вздоха облегчения: у выбранных появлялся шанс проявить себя - никто не участи последнего...
   Пятеро. Трое...
   Принц Летар все еще находился среди претендентов.
   Он узнал одного из учеников: Кригара, наследника Дома Ваин, чьи владения простирались на дальнем северо-востоке, за горами Стенсваар, а родовой замок стоял на северном берегу устья рек Стора и Эрмина, впадающих в Восходное море. Принц встречался с ним, когда наследник с отцом, офтином [титул, глава Дома] Ториндаром, бывали в Мелестане - Шестой Дом по праву считался верным сторонником королевской семьи. Кригар запомнился Марену общительным и уравновешенным, каким и должен быть истинный наследник рода. И он очень хорошо - даже отлично - владел различными мечами.
   Наследник Ваин обладал приятным лицом с "мягкими" скулами и высоким лбом. От широкого носа расходились складки, подчеркивающие границы чуть впалых щек. Тонкие широкие губы опоясывала короткая борода того же угольного цвета, что и длинные волосы, беспорядочными волнами падающие на плечи - у висков они сплетались в две тонкие косы. Из-под аккуратных прямых бровей сверкали благородные лазурные глаза. В толпе юноша выделялся крепким телосложением и высоким ростом.
   Выпускное испытание ждало Кригара через одну весну.
   Наследник скользнул взглядом по оставшейся тройке претендентов и зацепился за принца. Из всех троих юный Перворожденный, стоявший поодаль, единственный выглядел безразлично спокойным и сосредоточенным. И совершенно не обращал внимания на происходящее на арене, словно не его судьба решалась в оставшиеся мгновения.
   Принц не отвел и не опустил глаз: мужчина не должен прятать взгляд.
   Какое-то время они изучающее смотрели друг на друга. А затем Кригар едва заметно кивнул, губы дрогнули, уголки чуть приподнялись. И Марен понял, наследник узнал его: тень капюшона не могла скрыть ясных сапфиров принца. А род Летар всегда выделялся признаком сильной "древней крови".
   - Номер двадцать, - раздался рокочущий бас главного наставника Терина.
   Один из претендентов, вынимая меч, шагнул вперед. На лице воссияла улыбка: Боги дали шанс показать себя.
   - Номер тридцать четыре, - произнес тот же голос.
   И второй юноша, вскинув руки, бросился на арену; толпа учеников загудела; Марен не шелохнулся, ничто в нем не дрогнуло, не изменилось.
   Мэтр Терин молчал, не отдавая сигнала к началу. Гул медленно сменялся удивленным шепотом, словно ученики только заметили стоящую чуть в стороне одинокую фигуру.
   Марен не обращал внимания, замер, словно гранитная статуя; и лишь легкий ветерок колыхал полы одежды. Краем глаза он видел, как один из учеников толкнул локтем другого, кивнул в его сторону. Один за другим, к принцу обращались взгляды всех присутствующих Перворожденных.
   В такие моменты оставшийся последним у края арены понимал, что Боги отвернулись от него: по правилам школы, предстоит бой с одним из выпускников. И пусть им окажется не самый умелый, шансы выстоять против владеющего хотя бы основной техникой Унамор [досл. "искусный меч", основная техника владения мечом], и покинуть стены крепости Атеом живым, стремятся к нулю. Зато резко возрастает шанс лишиться головы: все мечи в Мор де Аесир выкованы из лучшей клостенхемской стали, и разрезают перышко, падающее на острие.
   Мало кто оставался на этот поединок - Перворожденные не страдали малодушием, но и к нелепой смерти особой тяги не имели. Уйти сейчас не считалось позором. Такова воля Богов.
   Но Марен не уходил. Напротив, сделал шаг вперед, давая понять, что готов поспорить с Богами, что Судьба явно заблуждается на его счет, что Богиня Инниут, ревностно следящая за Линиями Жизни, где-то просчиталась, недоглядела.
   Теперь принц по достоинству оценил всю насмешку выпавшего номера... Тринадцать Старших Богов, что правят Миром с его Рождения; тринадцать Древних драконов, что вселяли ужас во все живое, когда Мир был еще совсем молод; тринадцать ледари, что провожают достойных воинов в Имале... Даже теалар состоит из двенадцати итларов и одного итлаира [воинское звание, десятник].
   И сейчас, по воле тех же Богов, Марен остался один у края песчаной арены с зажатой в руке додревней руной, высеченной на кости: "сеан офано толеф" - что означает "первый над двенадцатью"... Руна Айдомхара, как зачастую ее называют. Сейчас она редко используется, но в крепости Атеом традиции крепки, как нигде в Ардегралетте.
   - Ты осознаешь, что тебе предстоит? - спросил главный наставник, разглядывая Марена.
   И пусть лицо принца скрывал платок, сапфировый взгляд говорил лучше всяких слов.
   - O mor om ondir ed ul rased ituen rolog [С мечом в руках, я приму свою судьбу], - спокойно ответил юноша.
   - Что ж... - протянул главный наставник Терин, чуть прищурившись, и обратил взор на арену: - Начинайте.
   Мечи сшиблись в то же мгновение, "пение" разнеслось по двору, отражаясь от каменных стен. Юноши закружили в смертельном танце, клинки засияли стальными полукружьями...
   Но никто из учеников не следил за боем. Все глаза разглядывали невысокого Перворожденного, оставшегося последним у границ арены, что принял вызов Судьбы... Инниут строга к тем, кто пытается ломать предначертания. Говорят, даже Великий Воин не сумел избежать ее кары.
   Ученики тихо перешептывались. И, судя по всему, уже предвкушали кровавое зрелище.
   При желании принц мог бы услышать, что они шепчут друг другу, но такого желания не возникало - он наслаждался звонкой "песней", что всегда так очаровывала и завораживала.
   ..."Двадцатый" безоговорочно победил соперника, но на этот раз толпа не разразилась приветственным гулом - лишь одинокие выкрики; и в воцарившейся тишине, казалось, еще звучат стальные отголоски.
   Главный наставник буравил Марена взглядом, молча рекомендуя послушаться Богов и не гневить Судьбу. Но принц и теперь не отвел глаз. Один шаг - и песок запечатлел принятое решение.
   - Лем, на песок, - наконец бросил мэтр Терин.
   Из толпы, самодовольно ухмыляясь и поигрывая мечом, выбежал юноша, превосходящий принца в росте и ширине плеч.
   Он тоже оказался знаком принцу. Но, в отличие от Кригара, не вызывал симпатий. Наследник Лем Коррин даже со Смертными мог бы потягаться в самодовольстве и высокомерии. Как, впрочем, и все из Третьего Дома - их род всегда, мягко говоря, недолюбливал королевскую семью, еще со времен Войн Крови, когда они выступили против Запрета и потерпели поражение.
   Марен двинулся к стойке с мечами - из всех навуров, он единственный пришел без оружия.
   Лем в центре арены, под одобрительные возгласы толпы, демонстрировал различные удары и выпады. Ему крайне нравилась возможность лишний раз покрасоваться. Наследники крови Коррин на протяжении всей истории Мира мнили себя выше других. Но их эмоции и страсти оставались столь же близки к Смертным, сколь и нетерпимость к оным.
   Марен выбирал не спеша. По правилам школы, он имел право взять любое оружие. Принц брал в руки, то один клинок, то другой. Показательно взвешивал баланс, примерялся к длине, хотя выбрал, лишь взглядом окинув стойку. Наконец, ладонь сомкнулась на кожаной оплетке рукояти.
   По толпе прокатился ропот, когда он выходил на арену, и лишь Кригар хитро усмехнулся - принц выбрал хедмор.
   Несмотря на то, что меч по длине несколько уступал дахондиру, он являлся двуручным. И отличался от дахондира, в основном, отсутствием "клыков вепря" и не заточенной части между ними и крестовиной. Другими словами - просто большой меч, который в руках юного принца выглядел и вовсе огромным.
   Клостенхемская сталь переливалась, словно покрытое морозным узором стекло. Кожаная оплетка рукояти приятно холодила кожу, удобно лежа в ладони. Приподнятые к острию дужки крестовины ловили стальными гранями мягкие лучи рассеянного света.
   - Гляньте-ка, никак сам Великий Воин! - во всеуслышание насмехался Лем, обращаясь к ученикам и тыча в сторону принца своим коротким крайвером.
   Раздался оглушительный смех, и даже на лице главного наставника появилась надменная усмешка.
   - Нужно было уйти, когда была возможность, - зло оскалился наследник Коррин, когда мэтр Терин разрешил начинать. - Теперь я отправлю тебя в Ифре.
   Толпа затаилась. Мертвая тишина непроницаемым туманом опустилась на двор крепости Атеом. Казалось, если прислушаться, можно услышать биение сердец и сдерживаемое дыхание.
   Марен уронил острие меча на песок арены - глухо звякнуло, - и очертил перед собой полукруг.
   - Зона моего превосходства, - произнес он чуть громче шепота.
   Но слова заполнили безмолвную пустоту, разлетелись над ареной, как всплеск над ночной рекой.
   Наставник Дайнер, что учил райденаров, подался вперед с возросшим интересом. Глаза блеснули любопытством, и недоверчиво сузились, будто услышал голос старого знакомого, но до сих пор силился понять, так ли это.
   Марен поднял меч двумя руками, отведя правое плечо; клинок замер горизонтально земле, острием целя противнику в грудь. Ноги напружинились...
   И Лем атаковал. Резко, без предупреждений. Рванулся вперед и влево, и тут же сместился вправо, нанося рубящий удар от плеча, нацеленный принцу в шею. Неимоверно быстро, но настолько же просто и предсказуемо, что шагни Марен в сторону и выставь ногу, и наследник пробороздит песок арены носом. Но принц не сделал этого: в бою нет места играм, а глупость противника - вина самого противника.
   Принц подался навстречу, поворачивая корпус - стремительно, словно удар молнии, раскалывающей небо. Время послушно растянулось, став густым, как смола, выступающая на дереве.
   Он видел ухмыляющиеся глаза Лема - в них жила уверенность в легкой победе. Видел несущуюся сталь, блики на лезвии. Слышал гудение рассекаемого мечом воздуха, пульсирующие толчки в жилах. И на краткое мгновение, казалось, ощутил сладкий запах крови, почувствовал на зубах привкус металла.
   Хедмор принца острием вниз встретил крайвер Лема - камень подхватил звонкое эхо, скользнул ближе к гарде, осыпав песок арены искрами. Поворот, толчок - и правый наплечник Марена врезался наследнику в грудь, заставив захлебнуться воздухом. Крестовина зацепила вычурный эфес короткого меча, вырывая из руки; Лем отшатнулся. И в следующее мгновение хедмор дыхнул холодом в незащищенную шею; по лезвию медленно покатилась алая струйка; крайвер гулко звякнул об утоптанный песок.
   Тишину, длившуюся несколько мгновений, запоздало взорвал восторженный рев. Наставник "двуручников" рывком поднялся с места. И лишь на лице Кригара улыбка стала шире - он и сам когда-то точно так же недооценил молодого принца. Да, наследник Ваин прекрасно помнил первый бой с юным обладателем сапфирового взгляда.
   - В Ифре ждут тебя, эрфинг [титул, наследник рода]! - раздались насмешливые выкрики из толпы. - Передай почтение Морету!
   В глазах Лема мелькнуло недоумение - опустевшая ладонь неверяще сжималась, не осознавая своей пустоты, - а затем вспыхнула ярость. Он отдернул голову, рука рванулась к поясу, где висел второй крайвер, лицо перекосилось от ненависти, из-под губы показались клыки...
   - Довольно! - раскатился по двору грохочущий бас.
   Главный наставник оперся на ограждение трибуны. Глаза пристально взирали на Марена, но губы больше не усмехались. Он не сомневался, что бой будет коротким, но исхода ждал другого.
   - Открой свое лицо, - спокойнее добавил он.
   Марен опустил хедмор; алая капля сорвалась с лезвия. Рука откинула капюшон на спину, пальцы стянули платок...
   Лем гневно выдохнул.
   - Тебе следовало убить меня, щенок, - процедил наследник сквозь зубы.
   - Ты знаешь правила, принц, - заговорил главный наставник, отпуская поручень и распрямляясь. - Происхождение ни на что не влияет в стенах Атеом. Короли не властны над нашими традициями. Мы не можем принять тебя в ученики: ты еще молод.
   Среди наставников послышался одобрительный ропот. И лишь мастер "двуручников" улыбаясь во все зубы, скрестил руки на груди, ожидая развития ситуации.
   - И лишь прошедший испытание будет допущен в крепость Атеом, - ровным голосом ответил Марен словами Старого Закона, глядя наставнику в глаза. - Думаю, здесь найдется свободная комната.
   Наставник "двуручников" подошел к мэтру Терину и что-то шепнул на ухо. Остальные мастера придвинулись полукругом. Никогда прежде не случалось, чтобы на испытание пришел шестнадцатилетний, да еще и победил лучшего ученика перед выпуском.
   - Ты прав, такого запрета нет, - главный наставник вновь обратился к Марену и усмехнулся. - Однако, если ты останешься, заниматься ты будешь один, мастера не будут тратить на тебя время. Оставшись, ты не сможешь пройти отбор, когда исполнится восемнадцать, что, в свою очередь, не даст шанса пройти выпускное испытание. Ты никогда не получишь кольца выпускника и Знака Мор де Аесир!
   Принц обвел взглядом наставников. Он понимал, что даже его маленькая хитрость - неточность трактовки Старого Закона - не позволит ему стать учеником раньше положенного срока. Наставники не допустят нарушения устоявшихся традиций, они слишком привыкли подчиняться им.
   Но он здесь не затем, чтобы менять уложения.
   - Меня устраивает, - кивнул Марен, и на губах мелькнула победная улыбка.
   Главный наставник недовольно хмыкнул и взмахнул рукой, что говорило об окончании вступительного испытания. А мастер "двуручников" все так же беззастенчиво разглядывал принца, не двигаясь с места.
   Лем поднял выпущенный из руки крайвер, косясь налитыми кровью глазами. Демонстративно полоснул себя по запястью и окропил арену - хоть в этом наследник не отступил от воинской чести: голодный клинок нельзя убирать в ножны.
   - Подозреваю, вы могли снести эрфингу голову, мой принц, - нарочито громко произнес Кригар, чтобы Лем слышал - кулаки наследника Коррин сжались, - и добавил уже тише: - Помню, с каким трудом сам сражался с вами. Теперь что-то мне подсказывает, что тогда вы просто играли, позволяя "рисовать" на вашем доспехе.
   - Не называй меня "мой принц". Ты же слышал наставника, в Мор де Аесир нет принцев.
   - Я слышал, что вас не приняли в ученики, мой принц, - парировал Кригар и добавил с некоторым сожалением: - Вы не получите кольца, как ваш отец... Эрфинг должен носить черненое серебро.
   - Важно не то, какие знаки ты носишь, а то, какие знания тебя наполняют, - бросил Марен через плечо, вешая отертый хедмор на место. - К тому же, я - не эрфинг.
   ...Последним во дворе задержался лишь наставник "двуручников". Спустившись с трибуны, он вышел на истоптанный песок, внимательно разглядывая следы. Изучал тщательно, отходя то в одну, то в другую сторону. И чем дольше напряженно вглядывался, тем выше поднимались уголки губ.
   - Зона превосходства... - пробормотал себе под нос.
   Лем так и не пересек, очерченного Мареном полукруга.
   Глава 4. 7 Эон, 482 Виток, 39 День Осени.
  
   Небольшой дом в два этажа укрылся на поляне среди леса. Обычный, ни чем не примечательный, но достаточно просторный. Зеленая краска чуть обветрилась, выцвела, но даже так выглядела ярче травы Ардегралетта - той, которую помнила Лита. Со всех сторон дом окружали высокие деревья вперемешку с кустарником. Они служили живой оградой и стеной, скрывающей от посторонних глаз. В ветвях щебетали птицы, в подлеске копошилось зверье, но они не доставляли хлопот. Даже наоборот, издаваемые звуки так не походили на замковую суету, и придавали некое умиротворение этому месту. Свой маленький Мир, тихий и спокойный.
   На террасе с южной стороны дома - стол и несколько кресел. Сплетенные из множества тонких прутьев, каждый из которых можно переломить одной рукой, на вид они казались такими хрупкими, что задень - и рассыплются. На деле же - собранные вместе, воедино, с запасом выдерживали взрослого... Отец тоже часто говорил, что вместе - можно и с Богами поспорить.
   На юге виднелись силуэты Призрачных гор. Заснеженные пики терялись в облаках, сливались с небосклоном. Не представлялось возможным рассмотреть, где заканчиваются вершины - да, и заканчиваются ли они вообще, - и начинается небо. Высокие исполины заслуженно носили звание Края Мира.
   Звон пронзил воздух, на мгновение заглушив трели. И когда затих, птицы ответили, передавая его на все голоса. Он разносился среди крон, окружающим дом Саодира Гарта, то смолкая, то разгораясь с новой силой, и убегая все дальше на юг, вглубь Заповедного леса.
   Стрела ударила в сердце мишени, впритирку с двумя уже торчавшими; гулко жужжало трепещущее древко.
   - Отлично! - похвалил Саодир.
   Лита вновь натянула тетиву, белое оперение привычно ласкало пальцы. Еще один тонкий свист, и еще одна стрела глубоко вонзилась в дерево.
   - Хорошая получилась сталь, - улыбнулся охотник, снимая мишень. - Труды не пропали втуне.
   Он не пытался вытащить стрелы: чтобы их достать придется расколоть мишень.
  
   Минуло девять весен с тех пор, как девочка вышла в этот солнечный мир, который Саодир называл Гольхеймурин, что, собственно, и означало - Земля Ярких Красок.
   И он отлично оправдывал свое название.
   Здесь все в точности соответствовало картине, висевшей у Литы в комнате в Хемингаре. Зеленая сочная трава мягко стелилась под ногами и щекотала пятки, когда девочка босиком ступала по ней. Голубое чистое небо простиралось над головой, докуда хватало глаз. Вода в озере, в тысяче шагов на северо-западе, казалась прозрачным стеклом, но взгляд тонул в глубине. И, конечно же, солнце. Яркое и теплое. Не такое, как представляла Лита, но лучше. Его свет не просто грел, а обволакивал со всех сторон, заключая в свои объятия. Заставлял щуриться, нередко выдавливая из глаз слезы, и растягивал улыбку до ушей.
   Но кое о чем девочка не имела даже представления, не все нашло отражение на картине... Саодир называл их "звезды", но часто говорил Другие Миры.
   Когда Дневное Солнце опускалось, и свет медленно угасал, на небе одна за другой зажигались блестящие точки. Они, словно адаманты, рассыпанные на черном покрывале, сияли сверху. Благодаря им, ночь в Гольхеймурине не становилась такой темной, как дома, даже во время смены солнц. Которых здесь оказалось три! День полностью принадлежал Золотому Эриану, а ночью его сменяли Элес и Радес.
   Лита дивилась.
   Если верить мифам Серого Мира, Элес и Радес - двое неразлучных братьев - помогали Великому Воину изгнать Кровавых Богов в те далекие времена, когда Мир был еще молод. Говорят, именно братья заперли врата Ифре, чтобы те не смогли вернуться. Радес тогда вызвался охранять врата, и Элес остался в одиночестве.
   Хотя, существовало мнение, что "младшему брату" не предоставили выбора, бросив на вечную стражу. И именно по этому Элес не поддержал Эриана в его Гневе, позволив Дауре укрыть всех "детей ночи" пологом своего платья.
   А следом и Древние драконы, что явились на зов Великого Воина, отказались подчиниться Старшему Богу и приняли сторону Темной. И Раэнсир сейчас дремлет под Спящей горой, а смог его дыхания укрывает Ардегралетт от испепеляющего "золотого огня".
   Вольные толкователи, заявляли, что как раз за это Боги и изгнали Крылатых Змеев из Мира.
   Другие мифы, впрочем, утверждали, что и младший из близнецов Радес, и черный дракон Раэнсир отдали много сил в борьбе с Кровавыми Богами и уже не могли уйти вместе с собратьями. И как ни странно даже в пределах Ардегралетта, находились приверженцы обоих толкований прошлого.
   Отец, рассказывая эти мифы, говорил, что все они далеки от истины, но сама истина спрятана еще глубже. "Тех, кому дано знать правду, давно уже нет в Мире", - поучал он маленькую Литу. Но, всегда уверенно поправлял, что Радес никуда не делся, и его сил просто-напросто не хватает, чтобы пробить облака, скрывающие Серый Мир от Гнева Старшего Бога.
   Тогда Литу разбирало любопытство, откуда он знает?
   Теперь же девочку удивляла схожесть историй двух таких разных Миров - Серого и Яркого. Она прекрасно помнила слова отца, что все живущие - дети Богов. А если учесть звезды Гольхеймурина, видимо, одного Мира Богам мало...
   С каждой новой весной, Лита все чаще вспоминала дом. Коридоры замка, увешанные серебристо-алыми знаменами, снились по ночам.
   Во снах девочка вновь и вновь возвращалась в тронный зал и пряталась от отца. Каменные силуэты Крылатых Змеев безмолвно следили за ней искрящимися глазами. Чешуйчатые тела извивались, втиснутые в арочные обрамления, пытаясь сломать каменные темницы и расправить крылья. Она видела на сияющих гранях себя, гербы с поднятым серебряным мечом и всполохи пламени факелов - во всех глазах отражался тронный зал Хемингара.
   Во всех, кроме Айдомхара - черные обсидианы оставались непроницаемы для взгляда.
   Иногда, проснувшись, Лита не сразу понимала, где находится. Образы дома, его запахи и звуки, преследовали, и казались такими четкими, словно она только что на самом деле была там. Вдыхала смолистый чад и морозный воздух, прикасалась к алым полотнам, а в ушах разносилось эхо шагов. Проснувшись, она долго не могла отделаться от этих видений.
   Но уже к полудню детали родного Хемингара меркли. Золотое Солнце словно сжигало память, оставляя лишь пустоту и тоску. И холодную жажду мести. "Смертью я отвечу на смерть", - часто голосом отца звучали в мыслях слова Великого Воина.
   Но несмотря ни на что, Лита всегда помнила маму. Ее взгляд тогда, на выходе из пещеры. Нежное прикосновение на своей щеке... Лита старалась, как можно чаще вспоминать ее образ, рисуя во всех деталях в воображении. Она не могла позволить себе забыть...
   И еще она помнила Зверя. Он так же часто преследовал ее.
   Лита сражалась с ним. Пронзала мечом его сердце. Убивала. Но вкус победы неуловимо ускользал. Лишь пустота и холод разливались в груди.
   И на пороге смерти Зверь всегда преображался. Появлялся отец, истекающий кровью. Он смотрел на Литу, и меч выскальзывал из ее ладони. А потом - отец превращался в юношу. Молодого, красивого, с черными, как ночь, волосами и глазами, пылающими, словно сапфиры. Юноша тянул к ней руки, она бросалась к нему. Прижимала к груди, пыталась помочь, зажимая рану. Но кровь сочилась сквозь пальцы, пропитывая одежду... И в следующий миг девочка держала на руках младенца. Мальчика. Он смотрел все теми же двумя ясными сапфирами и улыбался; а кровь все не останавливалась. Его глаза постепенно меркли. А Лита стояла на коленях, прижимая малыша, и руки по локоть покрывала багряная липкая влага...
   В этот момент она просыпалась.
   ***
   Лита встала с кровати. Солнце еще не взошло, и через открытое окно в комнату проникал прохладный воздух. Потягиваясь, вышла на балкон. В эти предрассветные часы небо начинало лучиться, а облака казались черными, словно уголь. Призрачные горы лишь угадывались в утреннем тумане. Легкий ветерок трепал волосы, овевая свежестью.
   Она прикрыла глаза, подставляя юное лицо прохладным "ладоням". Они взъерошивали волосы цвета расплавленного металла, теребя непослушный локон, вечно спадающий на глаза. Скользили по высокому лбу, нежно гладили очерченные скулы, пробегали своими "пальцами" по чуть вздернутому длинному носу, по щекам, по острому подбородку. И спускались по изящной шее на плечи, лаская кожу, напоминая свежее летнее утро Хемингара.
   Девочка открыла глаза и, окинув взглядом окружающий лес, вернулась в дом. Потребовалось совсем немного времени, чтобы облачиться в ставшие уже привычными льняные штаны и рубаху. В Ардегралетте они показались бы, мягко говоря, тонкими. Даже летом. Даже Перворожденным.
   Открытая дверь в комнату Саодира, означала, что он тоже уже встал; ступени скрипнули, когда Лита двинулась вниз. Охотник по обыкновению сидел на террасе, и разглядывал розовеющее восточное небо.
   - Доброе утро, - произнес Саодир, не поворачиваясь, когда Лита переступила порог.
   - Доброе, - шаги девочки беззвучно "легли" на террасу, а затем - на крыльцо. - Что так рано?
   Он, и впрямь, поднялся несколько раньше обычного.
   - Сегодня отправлюсь в город.
   Лита не отреагировала.
   Влажный от росы травяной ковер упруго пружинил под ногами, когда босые ступни девочки касались его по пути к колодцу. Ведро плюхнулось в глубине, и тонкие пальцы взялись за ворот; ни один скрип не нарушил утренней безмятежности. Поставив ведро на край, Лита зачерпнула воду ладонями и брызнула на лицо. Ледяной холод обжег кожу, но она не вздрогнула. Вода не только бодрила, но и проясняла мысли, после мрачных сновидений.
   - Поедешь? - обыденным тоном добавил Саодир.
   Лита так и замерла - вода медленно сочилась сквозь немеющие пальцы.
   За все время, что она провела здесь, охотник ни разу не брал ее в город. Он, конечно, и сам туда ходил не часто. Почти все, в чем они нуждались, у них имелось. Но он не брал ее с собой. Никогда. Говорил, что это опасно. В этом Мире не должны знать, кто она, и уж тем более, откуда пришла.
   Все это время, он учил ее контролировать свою сущность, и не шипеть, выпуская клыки, на любой неожиданный звук.
   И Лита всегда внимала урокам.
   И терпеливо ждала, когда придет день, и она свершит месть над тем, кто лишил дома и родителей. Она не знала, как поймет, что пора. Как из однообразно пролетающих дней узнает нужный. Но не покидала уверенность, что поймет и узнает. И в голове уже давно созрел план мести. Простой, как дыхание и короткий, как вздох - найти и убить!
   Детали, конечно, рисовали все более красочно, но суть от этого не менялась.
   К тому же, горы находились в другой стороне, потому она никогда не напрашивалась. Врожденное любопытство, как-то само собой отошло на задний план, спрятавшись за воспоминаниями "последнего дня". И потому же - крайне удивилась, когда охотник спросил.
   Девочка, прищурившись, наблюдала за Саодиром, не шутит ли? Но тот делал вид, что не замечает ее взгляда, хотя Лита знала, что это далеко не так. Он умел поразить своей наблюдательностью.
   Вот и сейчас, даже не взглянув на нее, явно заметил недоумение.
   - Твое нетерпение растет. Сны становятся чаще, - пояснил он. - Ты все время думаешь о... нем. Может, хоть Эренгат отвлечет тебя. Может, заставит отказаться...
   - Пойду, - любопытство девочки все же взяло верх.
   Саодир оторвал задумчивый взгляд от деревьев, натолкнувшись на искрящиеся изумруды. На лице появилась печальная улыбка, будто прочел мысли, вертевшиеся в голове Литы.
   - Скоро выходим, - отхлебнул из кружки, и ушел в дом.
   Лита обернулась, на деревья, надеясь там что-то увидеть: что-то, что рассматривал Саодир. Но взгляд ни за что не зацепился. Ни за что, кроме Призрачных гор, проявлявшихся сквозь туман, и неустанно напоминавших, как она оказалась здесь и куда стремится вернуться.
   "Но от мести не откажусь!" - пронеслось в ее голове.
   ***
   Эренгат - самый крупный город Гольхеймурина в Западном королевстве. Южнее, между ним и Призрачными горами, простерся Заповедный лес, где никто не селился.
   Никто, кроме Саодира.
   Кони неспешно переставляли копыта, и груженая телега мерно покачивалась, стуча колесами по лесной тропе. Вокруг постоянно что-то копошилось, шелестело, шебуршало. Хлопали крылья, потрескивали ветки. Путники нисколько не смущали непуганых обитателей.
   Солнце двигалось на полпути к зениту, когда Саодир с Литой въехали в Эренгат через восточные ворота.
   В нос тут же ударили сотни запахов, из которых приятными девочка могла назвать лишь единицы - поморщилась. После чистого лесного воздуха, создавалось впечатление, что окатили из отхожего ведра. Казалось бы, в городе, куда верхом пускали ограниченный круг лиц, не должно пахнуть, как от немытого хряка. И все же, стойкий аромат немытых тел едва не валил с ног.
   От ворот, главная улица вела прямиком на рыночную площадь - при всем желании не заблудишься. Слева от рыночной площади показался постоялый двор. За ним виднелись высокие башни - храм ордена Нового Света, как объяснил Саодир (несколько презрительно, как показалось Лите). Крыши сверкали начищенным золотом, а острые шпили возвышались над всеми остальными строениями. Выше возносился только дворец короля, что, в отличие от храма, выглядел более сурово. Впереди, сразу за площадью, приютилась таверна.
   "Рудничный город", как назвал Саодир, занимался в основном добычей и поставкой железа. Западную Гряду - горы, что протянулись почти через весь Гольхеймурин с севера на юг, словно продолжение Стальных гор - сплошь изъели штольни, часть из которых уходили на такую глубину, что рабочие днями не видели света Эриана. А так как металл из восточного Кломарка практически в полном объеме скупался Регелстедом - столицей Империи Ориен, - Эренгат, фактически, "кормил" всех остальных. Находились даже умельцы, что плавили местную руду с особыми добавками, и ковали сталь, почти не уступающую кломарской.
   "Клостенхемская лучше", - со знанием дела заметила Лита, когда охотник только начал обучать ее кузнечному делу.
   И как выяснилось, знала, о чем говорит.
   Под чутким надзором девочки, помнящей все уроки отца, Саодир выковал два парных меча с изогнутыми вперед клинками. Лита тогда сперва огорчилась, что не проступил, присущий "клостенхему", "морозный узор". Но опробовав, осталась довольна: мечи, даже врубаясь в "кломарк", нисколько не зубрились.
   Лита нарекла клинки - опять же памятуя о доме - Эли и Раи. В честь Древних драконов: Элкерома и Раэнсира. Но попросту называла Когти, намекая на когти драконов. И неважно, что имена звучали нежно и ласково, кольчужный хауберк они разрезали, как пергамент. А заточка по обоим краям несла смерть в любом взмахе.
   "Колющий удар таким клинком затруднителен", - заметил тогда Саодир, назвав мечи "вейланами" [досл. "кривой (изогнутый) клинок, махайра]. Но даже он признавал, что против нескольких противников особо не поколешь. А в руках бьющейся Охотницы, мечи оставляли лишь мерцающий след. Если жертвы - иначе и не скажешь! - будут наполнены "влагой жизни", багрянец захлестнет все вокруг.
   Тогда же сработали и лук охотнику. Что хоть и уступал в изяществе его резному, но усиленный стальными пластинами, вкупе с выкованными из новой стали наконечниками стрел, пронзал лучшую "кломарскую" кирасу, а "эренгатскую" кольчугу бил и вовсе навылет.
   Саодир оставил Литу с повозкой у постоялого двора и растворился среди торговцев. Волноваться за девочку не стоило - на рынке всегда дежурила стража. К тому же, он прекрасно знал ее умение обращаться с Когтями, рукояти которых выглядывали из-за спины на уровне поясницы.
   В его отсутствие Лита успела осмотреться и потолкаться среди лавок. На торге превалировали шкуры и меха, что в преддверие зимы пользовались особым спросом. Но имелись и прилавки с посудой, украшениями и даже несколько с оружием из столицы.
   Изящные брошки, браслеты, цепочки. Тарелки и кубки, украшенные самоцветами. Эти вещи, рассчитанные не на всех, ждали своего покупателя: цены "рычали и кусались". За одну маленькую брошь из "желтого металла" со сверкающим адамантом, торговцы просили, больше чем за добротно выкованный клинок. И даже Лите, прежде не знакомой с торговлей, ценность сих брошек казалась явно сомнительной: сыт камнями не будешь. Да и что для воина может быть дороже стали в ладони?
   И вот оружие, и впрямь, притягивало взгляд.
   Здесь имелись и хедморы, и полуторные маскаты. И любимые Литой парные, среди которых присутствовали, как прямые крайверы, так и изогнутые, подобно Когтям, вейланы и кипуры [от "кип" - резать, любая сабля (скимитар, катана)] - загнутые, в противоположность вейланам, назад, и заточенные по выгнутой кромке. Нашлось и несколько экрасуров с расширяющимся к острию лезвием. Рядом лежали устрашающие дахондиры и ваирлоты, скалящиеся "клыками вепря", и логмесы с "пламенным" лезвием... Лицо Литы дернулось, когда последних коснулся взгляд: она, как сейчас, помнила волнистые "двуручники" в руках Зверей, ворвавшихся в Хемингар.
   Нашлось место и украшенным самоцветами кинжалам. Но на "оружие женщин" девочка лишь презренно фыркала. В их смертоносности сомневаться не приходилось, но: "Честная смерть, лучше бесчестной жизни", - всегда учил отец. А в скрытом оружии, место которого за голенищем, нет чести, оно бьет "в спину".
   Саодир, правда, упоминал о наемниках, которых в Гольхеймурине звали Убийцы-без-Чести. Они, по его словам, предпочитали именно кинжалы и всяческие метательные ножи. Причем, чем незаметнее, тем лучше. Он говорил, что приходят наемники всегда ночью, и защитить не сможет никакая стража.
   Вот только... Обращались к Убийцам лишь в самых крайних случаях. И не столько от того, что разыскать их стоит определенных усилий, или, что берут они за услуги не мало. Больше влияла репутация... Заказ-то будет выполнен, в этом никто не сомневался. Но где гарантия, что жертва не предложит новую сделку? Кто же захочет всю оставшуюся жизнь спать с мечом?
   ...Саодир вернулся довольно быстро. Несколько носильщиков подхватили привезенное - в основном шкуры и вяленое мясо и рыбу - и разошлись по рыночной площади. Охотник не торговал сам, предпочитая сбывать товар лавочникам. Довольны оставались все: торговцы зарабатывали лишнюю монету, а Саодир экономил время. Вырученного с лихвой хватало на все необходимое.
   Последний служка забрал шкуры и исчез из поля зрения, затерявшись в толпе; кошель Саодира скрылся за пазухой.
   - Я схожу, договорюсь, чтобы все подготовили. А ты иди, поешь.
   Он протянул девочке несколько серебряных монет, указав на таверну.
   - И будь осторожнее.
   - Я могу за себя постоять, - сверкнула глазами Лита.
   Саодир усмехнулся.
   - Именно этого я и опасаюсь.
   Лита провожала охотника взглядом, пока толпа не поглотила его, и направилась в "Пристанище Эрли" - таверну, что за рыночной площадью.
   Вопреки ожиданию, заведение оказалось довольно уютным. Чистое убранство светлого зала радовало глаз, а с кухни доносились ароматы мяса и свежеиспеченного хлеба. У противоположной от входа стены протянулась высокая стойка. В правой части расположились грубо вырубленные столы. А левую - заслоняла перегородка, там находился отдельный зал для почтенных гостей, где сейчас, сквозь филенчатые стенки, мелькали бордовые плащи.
   Посетителей оказалось немного. Двое Смертных уселись за дальним столиком справа, да еще двое протирали локтями стойку. Последние как раз и издавали основной шум, оживленно споря. Одежды выдавали рабочих только вернувшихся с вахты с Западной гряды. И судя по запаху, домой они еще не заходили...
   Спор затих, а взгляды устремились на девочку, лишь только нога переступила порог, глаза рудокопов масляно засверкали.
   Но Лита, не обращая внимания, прошла к столику в ближнем углу справа - отсюда вся таверна, как на ладони, и до выхода рукой подать. Тут же возник мальчонка, предложив кашу с мясом на углях, свежие овощи на выбор, спросил: "Чего госпожа предпочитает пить?" - и, получив необходимые ответы, удалился.
   Но одиночество Литы оставалось недолгим...
   - Привет, кроха, - напротив бесцеремонно подсел рудокоп. - Может, составишь нам компанию?
   Второй с шумом отодвинул стул, занимая место рядом с приятелем.
   - Не переживай, мы будем щедры, - ухмыльнулся он.
   Мужчина потянулся к девочке через стол немытой ладонью, с чернеющей под ногтями грязью. Глаза, разгоряченные элем, жадно ощупывали фигуру, скрытую мальчиковыми одеждами и кожаным жилетом. Зубы хищно оскалились. Он подался через стол...
   Левая рука Литы неуловимо мелькнула в воздухе, словно молния, раскалывающая небо и извергающая в мир потоки дождя. Всего одно короткое движение - удар раскрытой ладонью, - и голова рудокопа дернулась назад; мышцы шеи непроизвольно напряглись, в попытке удержать ее, и в этот момент правая рука Литы легла на затылок и с силой рванула на себя.
   Лицо мужчины с треском врезалось в отполированный временем стол, окрасив прыснувшим багрянцем; кружки подпрыгнули, расплескивая эль. Рудокоп запоздало отшатнулся, часто моргая широко распахнутыми глазами - даже инстинкты, всегда опережающие разум, не поспевали за движениями Литы. Кровь сочилась из ноздрей мужчины, текла по подбородку и капала на его, и до этого не совсем чистую, засаленную рубаху.
   Смертные за дальним столиком безразлично взирали на происходящее - то ли здесь не в чести заступаться, а то ли поняли, что девочке не требуется защита.
   Рудокоп, наконец, разразился затянутым воем, собирая кровь в подставленную ладонь.
   - Она... сломала мне нос!
   С той же легкостью, Лита могла убить его, вложив еще в первый удар чуть больше силы, но Саодир просил быть осторожнее...
   - Ах, ты!.. Дрянь! - завопил подсевший первым, вскакивая со стула.
   До его замутненного сознания только теперь дошло, что случилось. Мужская ладонь скользнула к сапогу, где торчала рукоять кинжала - в Ардегралетте за одно это ему грозило всеобщее осмеяние... В лучшем случае...
   Но девочка не шелохнулась. Два изумруда ловили каждое движение. Ожидание момента, когда он бросится, стянуло время в тугой кокон. Будущее и настоящее сплелись между собой... Кривой кинжал тускло блеснет в свете масляных ламп, Эли выскользнет из ножен, хищной усмешкой озарив зал, и жадно вопьется изогнутым когтем мужчине в горло... Алая тень ляжет на столешницу...
   Глухой металлический удар заставил всех в таверне замереть; даже Лита невольно вздрогнула, не заметив чужого приближения - что недопустимо для Свободной Охотницы!
   На столе перед девочкой замер прекрасный маскат, сжатый широкой ладонью, стальная крестовина искрилась узором из адамантов, по клинку, тонкими нитями, струилась гравировка, металл сверкал в лучах, проникающего в окно солнца.
   Девочка подняла голову.
   Нагрудник, усеянный золотой вязью, охватывающей солнце с пятью лучами, поблескивал начищенной сталью, а за плечами воина трепетал бордовый плащ отороченный золотом. Суровый взгляд следил за рудокопами; еще четверо воинов в таких же плащах безучастно держались в стороне - это их и видела Лита за филенчатыми перегородками зала для почтенных гостей.
   И как только Лита подняла голову, весь окружающий мир поплыл, истаивая, словно туман. Глаза жадно впились в профиль: прямой нос, иссиня-черные волосы, подбородок обрамленный бородой "косичкой", перехваченной серебристой лентой. И глаза цвета глубинных вод.
   Она узнала его! Это его она видела в день, когда вышла из пещер! Это он - Зверь!.. Нисколько не изменился...
   Дыхание перехватило, и Лите стоило огромных усилий выдохнуть, сохранив спокойствие и присутствие разума.
   Рудокоп отступил, медленно убирая руку подальше от кинжала и зло сверкая глазами; потянул, хлюпающего разбитым носом приятеля, назад к стойке... Если бы он знал, насколько ему повезло, что не успел кинуться на девочку со своим "обрубком", упал бы, наверное, в ноги воину, благодаря за спасение...
   - Тебе не стоит ходить одной в такие места, - серебристая лента на бороде "косичкой" колыхнулась, когда мужчина повернул голову.
   Взгляд уперся в Литу.
   - Я могу за себя постоять, - процедила Лита.
   - Не сомневаюсь, - губы мужчины растянулись в добродушной улыбке, обнажив ровные зубы.
   Меч, щелкнув, скрылся в ножнах, не менее щедро украшенных все теми же адамантами.
   Она так долго ждала этого дня, и вот он перед ней! Она часто представляла, как выхватывает меч, как бросается на него. Как кровь из разрубленного горла скользит по клинку, по эфесу, как слипаются пальцы от этой теплой багряной влаги. Как он обессилено падает на колени. Хрипит, зажимая смертельную рану - горло булькает, он что-то пытается сказать, но слов не разобрать. Да, они и не важны: она не собирается слушать! Ей не нужны мольбы о пощаде! Достаточно видеть, как жизнь покидает тело... Чтобы еще живая ладонь отпустила меч... Чтобы вороны выклевали потухшие глаза, а волки растерзали плоть, лишая сожжения и любого шанса предстать перед Богами. Ей не нужны его муки - нужна только смерть!..
   Но оба Когтя все так же покоились в ножнах. Лита словно окаменела от неожиданности. Что-то удержало от отчаянного броска. Словно чья-то сильномогучая длань легла на плечо, не позволив вскочить, взмахнуть сталью... Словно кто-то неуловимо шепнул: "Не сейчас..." И какая-то незримая цепь сковала тело...
   Или это страх? "Нет!" - Лита отмела эту мысль.
   Она направила все силы на то, чтобы не выдать себя, чтобы ни один мускул не дрогнул. Постаралась вести себя естественно.
   - Впредь, будь осторожнее, - мужчина спокойно развернулся и направился к выходу.
   А Лита смотрела в удаляющуюся спину - золотое солнце всходило на темно-бордовом плаще, отбрасывая такую же золотую рябь, словно поднималось из кровавых глубин. Волосы, водопадами тьмы, струились по плечам и чуть колыхались при каждом движении. Кольчужный хауберк шелестел в такт шагам...
   "Как я могла не заметить, когда он подходил?! - корила себя девочка. - Как не услышала?!"
   Чуть выждав, Лита бросилась следом.
   Когда она выскочила на улицу, мужчина удалялся верхом на статном белом жеребце в сопровождении четырех всадников. Они выехали за ворота и понеслись в восточном направлении, оставляя после себя клубы пыли.
   А девочка стояла и смотрела им вслед; ладонь лежала на рукояти чуть выдвинутого Эли, и казалось, что даже это усилие - достать всего на четверть - далось с огромным трудом. Словно кто-то давил на сверкающее навершие, не позволяя клинку вдохнуть полной грудью свежего утреннего воздуха, мешая стали утолить жажду...
   Но мог ли Перворожденный не узнать ее запах?!
   "Пропасть, Боги! К чему эти игры?!" - в сердцах воскликнула Лита, с силой вгоняя клинок обратно.
   ***
   Девочка безразлично ковырялась в тарелке, когда вернулся Саодир. Он с порога кивнул служке, знаками показав повторить заказ девочки, и тот шмыгнул на кухню. Лита не подняла глаз, ни когда доски пола скрипнули под золотоволосым, ни когда он опустился на стул напротив.
   Саодир окинул таверну скучающим взглядом, чуть задержавшись у стойки.
   - Уже нашла друзей? - усмехнулся охотник, отметив, что рудокопы бросают на девочку полные ненависти взгляды.
   Один из мужчин все еще прижимал к носу окровавленный рукав.
   - Золотое солнце с пятью лучами, - не подняла головы девочка. - Кто они?
   Саодир мгновенно стал серьезным, пятерня взъерошила волосы.
   - Орден Нового Света, я рассказывал. Их храм в южной части города, за рыночной площадью...
   - Хорошо, что магистр Холар оказался рядом, - вставил, прибежавший мальчонка, выгружая тарелки с подноса, - А то бы такое началось...
   И тут же замолк, оробев, что невежественно встрял в чужой разговор. В глазах забилось сожаление о не вовремя вылетевших словах... Ну, кто тянул за язык?! Теперь точно не дождется ни медяка сверху... Вон, как господин строго смотрит! Чего доброго еще и подзатыльник даст...
   Мальчишка втянул голову, но все же остался - за еду-то нужно получить положенное.
   Саодир мягко улыбнулся, без труда прочтя все на лице мальчика.
   - Магистр Холар? - переспросил охотник, в воздухе "подмигнула" монета. - Расскажи.
   Зоркие юные глаза на лету распознали золотой, маленькая ладонь ловко поймала, и тот мигом скрылся в кармане; мальчик просиял.
   - Да, я толком и не понял, что произошло, - вполголоса затараторил служка. - Видел только, как они, - голова не глядя кивнула на рудокопов, - подсели. Один потянулся... А потом - тресь! И въехал носом в стол... Вроде как сам... - ореховые глаза мальца робко покосились на девочку.
   - Так уж и сам? - усмехнулся Саодир, глянув на Литу, но та все так же невозмутимо раздирала мясо на волокна. - Про магистра расскажи.
   - Так вот, я и говорю! Я только хотел за стражей... Тут-то и появился магистр Холар!.. Второй-то, из этих, за кинжалом потянулся... - мальчишка поморщился. - А магистр ка-а-ак хлопнул по столу мечом, так все и притихли. Я тоже, когда подросту, пойду в Орден! Стану магом!
   Мальчонка расцвел от этих мыслей - он уже видел на себе бордовые с золотом цвета.
   - А Холар - он магистр чего? Какой стихии? - охотник бесцеремонно выдернул его из грез.
   Служка ошеломленно захлопал на Саодира глазами, как на лишенного рассудка.
   - Холар он самый Старший в Золотом Совете! Он такое может!.. Если бы не он, Империя вообще развалилась бы после смерти короля Рикара! Холар ведь его дело продолжил - мир с Высокородными поддержал!.. - взгляд мальчика скользнул в сторону.
   Хозяин за стойкой хмуро кивнул на угловой столик, где двое Смертных нетерпеливо поглядывали.
   - Спасибо за рассказ, - не стал задерживать Саодир, и подмигнул, бросив серебряник: - За еду.
   И когда мальчик ушел, Лита, наконец, оторвалась от тарелки. Лицо девочки редко выражало мысли, но по блеску изумрудов все становилось яснее ясного.
   - Как он меня не узнал? - взволнованно прошептала девочка. - Любой Свободный Охотник узнал бы мой запах!
   - Может дело в том, откуда ты? Может Эриан скрывает запах твоей крови? А может магия забивает нюх? Честно говоря, я тоже не чую тебя, как-то "по-особому"... Почему ушел, если узнал? Западня? К чему такие сложности? Схвати он тебя прямо здесь, никто не посмел бы и пикнуть.
   Лита покачала головой, не зная, что ответить. Может охотник прав, и ее кровь в этом Мире, и в самом деле, пахнет как-то иначе, не выделятся.
   - Меня больше волнует другое, - продолжал Саодир отстраненно. - Перворожденный? Здесь, в Ярком Мире, под "золотыми лучами"? Чего еще мы не знаем?! Звери?..
   - Звери не вышли из пещер, ты же помнишь.
   - Помню.
   Тяжелые мысли отражались на лице Саодира, сводя брови все ближе.
   - Они, видимо, возвращаются в Регелстед, - наконец, выговорил он задумчиво.
   Ему не нравилась эта петля Линий Жизни, столкнувшая Литу с Холаром столь неожиданно. Да еще так многозначительно, что поди разбери.
   Девочка дунула на непослушную прядь, что так и норовила залезть в глаза. Кивнула каким-то своим мыслям, поджав губы:
   - Выйдем перед закатом.
   - Куда выйдем? - непонимающе заморгал Саодир.
   - В Регелстед. Первая часть плана выполнена, осталась вторая. Богине было угодно, чтобы я встретила его здесь!
   - Может она просто играет с тобой? - возмутился Саодир. - Желает посмотреть, какой выбор ты сделаешь? И куда он заведет тебя? Это вполне в ее духе...
   - Я уже давно сделала свой выбор. Остается только придерживаться его... что бы ни случилось.
   Девочка выглядела полной решимости, глаза пламенели. И в этих двух, таких живых и лучащихся изумрудах, сейчас не отражалось ничего, кроме предвкушения сладкого запаха крови и липкого холода смерти.
   "Решив однажды, нужно идти до конца, - всегда говорил отец. - Иначе, если ты сама не будешь доверять себе, почему другие должны делать это? Живи и умирай согласно своим решениям".
   ***
   Солнце последний раз сверкнуло на горизонте и погасло, погрузив Гольхеймурин во тьму. В это время небо становилось таким черным, что практически сливалось с окружающей ночью. А Другие Миры сияли так ярко, что казалось, будто тысячи светлячков кружат над головой - стоит протянуть руку и можно схватить.
   Младшее из Ночных Солнц поднялось из глубин Восходного моря и бежало по небосклону навстречу еще дремлющему старшему брату, но сил одинокого Радеса не хватало, чтобы одолеть окружающий мрак - видимо, все же много сил отдал в войне с Кровавыми Богами.
   Впрочем, девочке света вполне хватало.
   Мысли роились в голове, словно пчелы в улье. Так же она чувствовала себя, когда Саодир рассказывал, о встрече с Деррисом Морте - ее отцом. Он говорил, что Деррис спас ему жизнь, в те времена, когда умер король Рикар, и Орден "унаследовал" власть над Империей.
   Лита помнила каждое слово того разговора. Тогда она впервые спросила, почему Зверь назвал его Дитя Солнца?
  
   - ...И когда Золотое Солнце озарит мир бордовым рассветом, и ознаменует приход тех, на чьих плечах покоится первородная тьма, способная накрыть все живое, из призрачных глубин явится Дитя Солнца...
   - Пророчество о Линд де Риан? - удивленно нахмурилась маленькая Лита.
   Саодир кивнул.
   - Пророчества часто звучат очень путано. Но еще чаще, в достаточно прямолинейных словах, мы сами ищем некий тайный, глубокий смысл, - он задумчиво покусывал губу. - Я тоже не понимал, пока над Регелстедом не взвились бордовые стяги с золотым солнцем о пяти лучах. А потом... потом встретил тебя.
   И Лита понимала, к чему он вспомнил пророчество. Она без пояснений сложила головоломку. Даже та часть, что Саодир пропустил, нашла свое место - отец всегда говорил, что она очень сообразительна.
   Она и есть Дитя Солнца!
   Охотник смотрел на девочку, что слушала каждое слово. И понимал, какие мысли сейчас, возможно, рождаются в ее голове... Возможно, родители были бы живы, не встреть тогда золотоволосый ее отца. Возможно, не он, Саодир, учил бы сейчас обращению с оружием, а может - и не с оружием вовсе. Возможно, все эти годы не он укладывал бы ее спать, а мама - пела бы колыбельные, поправляла меха. Девочка жила бы спокойно в своем замке, где все знакомо и привычно; и не терзалась бы жаждой мести в этом чуждом для нее Мире, где даже солнце не терпит таких, как она... Хотя, ее-то как раз Эриан принял...
   Саодир уже готовился к встрече с Богами, но помощь пришла, откуда и не ждал вовсе! Судьба?.. Тогда охотник недоверчиво - и даже пренебрежительно - относился к Инниут. Богам сложно доверять: у них всегда свои планы, своя справедливость. Но Богиня привела Дерриса ему на помощь...
   Впрочем, последствия той помощи оказались более чем жестокими и пугающими. Столько крови пролилось...
   "Так, что же, по-другому и быть не могло?" - думал Саодир, глядя на девчушку шести витков от роду. "Линии Жизни переплелись настолько тесно, что она все равно бы оказалась здесь? И его задача... помочь? Или... Или от них вообще ничего не зависит?! Нельзя ничего остановить и предотвратить? Судьбы сплетаются по воле Инниут и этому не помешать?.. Боги - как же туманны ваши пути и намерения!"
   Но вслух сказал:
   - Жизнь за жизнь.
   И Лита уже тогда прекрасно знала, что значат эти слова, которые могут быть и обещанием, и проклятьем. Она не раз слышала их в родном Ардегралетте. Так говорили многие, пришедшие в Хемингар, впервые представ перед отцом - почтительно склоняли головы под пронзительным взглядом Айдомхара и прижимали кулак к левой груди, там, где сердце... И оставались навсегда.
   Губы маленькой Литы плотно сжались, челюсть стиснулась, и на щеках проступили желваки.
   А Саодир продолжал:
   - Когда мир восстал, разразилась война, что теперь называют Светлой. Кровавые Боги были сильны, и никто не мог противостоять им. Но Великий Воин объединил Смертных, Высокородных и Перворожденных. И все вместе они изгнали Богов. А когда война закончилась, Перворожденные повернулись против остальных. Они хотели править. Одни, без посторонних. Тогда-то часть Высокородных и приняли Дар Морета. Они пожертвовали посмертием, чтобы выстоять против Перворожденных... Война была короткой, но очень кровавой. Перворожденных не осталось в Мире, как и тех Высокородных, что приняли Дар Проклятого Бога... Но даже Смертные до сих пор помнят "серебряный меч, что встал на защиту Мира".
   Лита молчала, закусив губу так сильно, что во рту появился привкус железа; на стол упала багряная капля; Саодир протянул платок.
   Девочка прекрасно знала, о чем он. "Garet Ingur!" - гласила надпись выведенная под серебряным мечом на алом поле. На гербе Хемингара, гербе Свободных Охотников, гербе ее отца!
   - Кольцо, что у тебя на шее... - продолжал тем временем Саодир. - Не то, что оставил Зверь, а другое...
   - Кольцо моего отца... - рассеяно пробормотала девочка, невольно потянувшись к груди, где под рубахой грелось серебро.
   - На нем гербовая вязь тех самых Высокородных...
   - Моего отца...
   - Рода, что уничтожил Перворожденных!
   Лита вытянула шнурок из-за пазухи, серебро блеснуло при свете свечей, пламя отразилось на гранях. И вместе с кольцом отца на ладони лежало кольцо Зверя. То кольцо, что он бросил ей. Его тоже украшала гербовая вязь - Лита узнала ее еще тогда, у пещер... Но отец никогда не описывал их ТАКИМИ, ни разу не упоминал, что они умеют!..
   Саодир вновь заговорил, и голос звучал отстраненно:
   - Выходит, все было несколько иначе, - размышлял он вслух. - Сила Морета навлекает Гнев Эриана. Видимо, приняв Дар, Высокородные навсегда лишили себя возможности вернуться. И остались... охранять границу, чтобы не пустить Перворожденных в Яркий Мир.
   - Зверь - он... Перворожденный, - вздрогнула Лита, теперь уже абсолютно уверенная в своей догадке.
   "Почему они не любят нас?" - вспомнился вопрос, что она задавала отцу.
  
   Память услужливо выхватывала из глубины все, что девочка когда-либо слышала. Складывала то, что рассказывал Саодир, с тем, что говорил отец. Мысли метались, словно искры костра, вспыхивали новыми красками, заполняя пробелы. И все становилось таким понятным...
   - Ты лучше думай о том, что будешь делать, когда доберемся, - прервал воспоминания Саодир.
   Но Лита лишь крепче сжала поводья.
   - Жизнь за жизнь, - тихо, с нажимом, произнесла она, глядя, как темная дорога проскальзывает между ушей коня.
   И новая волна накатила, захлестнув с головой...
   Отец всегда говорил, что Воля сильней Судьбы, что всегда можно выбрать свой путь. "Судьбу Мира ты этим не изменишь, - говорил он, - у Богини Инниут всегда есть запасные пути, и что уготовано Миру - свершиться. Но твои Линии Жизни лишь в твоих руках. Лишь ты способна решить, что делать, а чего - нет. И отвечать за свои решения тоже только тебе. И в первую очередь перед собой. Потому что честь нельзя отобрать, ее можно только отдать. А если твоя воля сильна, то и Судьбу Мира можно переломить".
   Но тогда получалось, что Судьба решила все заранее. Решила, что Лита придет в этот Мир и встретит Саодира. А значит, та же Судьба решила, что и отец, и мама должны умереть... Еще утром Лита с нетерпением ждала возвращения в Хемингар, в Ардегралетт. Ждала долгие девять витков... Но единственный раз выбралась в город и - встретила Зверя. Перворожденного. Своего врага! Убийцу своего рода! Встретила совершенно не там, где ожидала... Тоже Судьба?
   И еще пророчество о Линд де Риан... Насколько глубоко ее Линии Жизни вплетены в Судьбу Мира? И если все не случайно, что ждет впереди? По своей ли воле она идет? А если остановится - будет ли это ее решение?
   Брови Литы медленно сдвигались, лоб морщился, лицо мрачнело. Непослушный локон мерцал перед глазами призрачным светом Других Миров, пламенел раскаленным металлом, что отражаясь в глубине изумрудов, играл кровавыми всполохами.
   Неужели ее воля оказалась настолько слаба и беспомощна, что Инниут играючи сдержала ее руку в угоду своим планам? Не дала выхватить меч, там, в Эренгате? Неужели ей не одолеть?.. В пророчестве говорится, что "Дитя Солнца способно противостоять тьме"... Противостоять, а не победить!.. А, ведь и правда, во сне Лита не чувствовала вкуса победы... Тогда для чего она сейчас едет в Регелстед?!
   Зародилось сомнение, а не выбрал ли за нее кто-то и этот путь, что ведет в самое сердце Гольхеймурина? Мог ли Зверь не узнать ее?!
   "Жизнь за жизнь! - стискивая зубы, твердила себе Лита. - Честная смерть, лучше бесчестной жизни!"
   А честь требовала отмщения!
   Отец говорил: "Плохой план, лучше, чем его отсутствие". Но совпадает ли ее план с планом Инниут? И что за игру затеял Холар?..
   "Иногда судьбе нужно просто следовать, - подсказала память слова мамы. - И это решение никто не властен принять за тебя. Ты можешь воспротивиться, можешь отказаться - судьба все равно найдет тропинки - найдет кого-то другого. Но если твои Линии Жизни тесно сплетены с Судьбой Мира, от твоего выбора зависит очень и очень многое. И чтобы принять этот путь, нужно иметь гораздо более сильную волю, нежели для того, чтобы отмахнуться от него. Но, независимо от твоего решения, то, что должно произойти в Мире, обязательно произойдет. Это лишь вопрос времени - а как раз его у Богов в избытке, они могут позволить себе ждать..."
   Мама верила, что каждому что-то уготовано, что Богиня ведет всех...
   Лита упрямо тряхнула головой: "Что ж, я приму судьбу, и пускай она ведет меня... Пока нам по пути. Но Боги, впредь вам лучше не мешать мне! Я свершу свою месть, даже если у Судьбы другие планы!"
   Даже если Дитя Солнца способно лишь "противостоять тьме"... Во сне Зверь все же умирал - и этого вполне достаточно!
   Глава 5. 7 Эон, 482 Виток, 39 День Осени.
  
   Далекие, незапамятные времена, когда школа Мор де Аесир полнилась учениками, давно минули. Свободных комнат в крепости Атеом хватало с лихвой, и ученикам разрешалось выбирать по своему усмотрению.
   По приглашению Кригара, Марен поселился напротив него, в восточном крыле.
   Здесь же, по соседству, расположились два друга из Грансена: Арген и Одан, которых Боги решили не сталкивать на арене в день поступления. Эти двое вместе росли с детства. И хоть сам Арген часто подтрунивал над другом, посторонним делать этого не позволял. Одан, в общем-то, мог и сам за себя постоять, но подвешенный язык Аргена, зачастую помогал обоим выйти победителями задолго до начала схватки.
   Оба юноши принадлежали к туни [досл. "верный", подданный] Дома Ваин, и не имели родовых гербов. Но школа Мор де Аесир могла это изменить. Как выпускникам, им откроется дорога в Темную Стражу, и они смогут примерить "черных волков" королевского Дома Летар.
   Впрочем, туда-то юноши, как раз не стремились. Оба хотели носить - и носить с гордостью! - снежно-синие цвета Восходного Караула Дома Ваин. Подобная верность не могла не вызывать уважения.
   Комнату напротив друзей занимал Твеир - он отсутствовал на вступительном испытании. Высокий и мускулистый, от Кригара юноша отличался лишь меньшей словоохотливостью. Его родной городок Феердайн находился на западном берегу реки Хегур, недалеко от Низких Ущелий, на границе земель Дома Летар и равнин Латтрана. В школе Перворожденный появился в один год с наследником Ваин.
   После смерти отца Твеира, желание служить в Темной Страже боролось в нем с долгом главы семьи: позаботиться о матери и младшей сестренке. Но мать - мудрая женщина! - настояла: "Мужчина должен сражаться, чтобы женщины и дети жили!"
   Каждый раз, когда Твеир упоминал о сестре (это, наверное, единственная тема, на которую он говорил с охотой), перед глазами Марена вставало лицо Деи - его собственной сестры, кровной дочери короля. В ее присутствии, пусть и молчаливом - даже, когда она и разговаривать еще не умела, - принц чувствовал умиротворение и покой. Тяжесть, что обычно давила на плечи, словно ответственность за судьбу всего Мира, уходила на второй план. Все становилось легко и понятно - ты здесь, и ты жив, а все вокруг подождет.
   И сейчас в школе, вдали от нее, неподъемный груз вновь навалился всем своим весом.
   Нет, это не угнетало, не делало слабым. Это больше походило на тяжелый взгляд, на сотни и тысячи взглядов "упертых" в спину. Словно от каждого принятого решения зависит не только твоя жизнь, но и жизни многих. Словно за тобой неустанно наблюдают.
   Праотец говорил, что именно так себя чувствует Настоящий Король. И именно таким, по его словам, был Инген.
   ...Первый виток в Мор де Аесир для Марена пролетел незаметно.
   С первых же дней, как и сказал главный наставник, Марен занимался отдельно. Вместе со всеми, но в стороне. Но при всем желании, учителя не могли не видеть, как легко принц осваивает любые приемы. Он повторял их так, будто знал наизусть, будто это естественные для него движения. Меч в ладони становился продолжением руки и, что называется, "парил" - легко и непринужденно.
   Все это относилось и к двуручному мечу. Правда, дахондиру, логмесу или ваирлоту принц предпочитал хедмор. Он занимался с ним ежедневно, бывало и после заката. Клинок в руках принца оживал и "насвистывал" рассекаемым воздухом затейливые мелодии. Сталь сливалась в мерцающие полукружья, уследить за которыми не представлялось возможным.
   С той же легкостью он орудовал и двумя короткими мечами, которые назывались "парными" - потому как использовались в паре со щитом или вторым мечом; и маскатом, который, по сути своей, являлся полуторным, но в руках юного принца выглядел, как настоящий "двуручник".
   К маскату как раз Марен и питал наибольшую "привязанность". А то, что он проделывал с двумя такими мечами, повторить не смог бы никто, во всем Ардегралетте. Но никто и не видел этого - принц никогда не выходил на поединки на занятиях.
   И все же ни у кого, из наблюдавших за принцем хоть краем глаза, не возникало сомнений в том, кто в школе Меча Богов является истинным Богом Меча.
   Часто с принцем занимался Кригар, а порой - и друзья из Грансена. Но только после занятий, в свободное время: учителя строго следили за распоряжением главного наставника. И Марен ни в коем случае не потворствовал нарушению правил.
   Со временем к ним присоединился Твеир, но опять же, после занятий.
   Юноши слушали принца, перенимали движения, выпады и стойки, многие из которых, повторить могли с трудом. А если и получалось, это отнимало столько сил, что исход боя становился предрешен и, увы, не в их пользу. Но все же, стоило знать эти движения, хотя бы на крайний случай - каждое могло стать весомым "последним аргументом" при разумном использовании.
   С луком принц занимался реже, но умело клал стрелы "древко в древко". И, казалось, мог делать это с закрытыми глазами.
   Но, несмотря на явную одаренность, оставалось и то, в чем принц Летар оказался несколько слаб: плохо давался конный бой. Но в том вина принадлежала, скорее, коням. Под Мареном они постоянно нервничали, норовили взбрыкнуть или встать на дыбы, а то и вовсе бросались прочь, как обезумевшие. Единственный из всех, кто не пугался принца - Альтран, белый жеребец Кригара, потомок очень древней породы, видевшей, как считалось, самих Кровавых Богов. Под принцем он вел себя спокойно, и едва ли не послушнее, чем под хозяином.
   К тому же, сражаясь верхом, Перворожденные теряли естественную скорость, поэтому принц предпочитал пеший бой.
   Марен не пропускал ни одного занятия. Внимательно наблюдал за обучением, слушал наставников, несмотря на то, что на него старались не обращать внимания. Но учился отнюдь не владению сталью. Наоборот, смотрел, как владеют другие. "Важно знать своего противника", - всегда говорил праотец, обучая еще совсем юных Марена с Колленом. И принц внимательно наблюдал, чему учат мастера - и признаться, они носили свои титулы по праву.
   Но зная, как сражаются лучшие, можно побеждать лучших, затрачивая меньше усилий! Принц знал все их приемы, а они не знали и сотой доли того, на что он способен.
   Свободного времени почти не оставалось. Да, и его юноша тратил на Зал Знаний. Изучал легенды, мифы, пророчества, которыми изобиловали рукописи и свитки. Искал хоть малейшее упоминание о Зверях, или Диких Родичах. Зал Знаний крепости Атеом хранил поистине древние артефакты.
   Среди вороха пергамента принц наткнулся на окаменевшие глиняные скрижали, и не сразу понял, что это такое. Засечки и точки, покрытые ни одним слоем пыли, казались, множеством простых трещин и сколов. И лишь приглядевшись внимательней, заметил, что хоть трещины и сколы и усеивают добрую часть поверхности, основные символы стоят ровным строем. Более того - повторяются. Но это - не понятные и привычные руны, а некая клинопись, каждый символ содержал, самое большее, три штриха.
   В них проглядывало, что-то схожее с символами, что наносились на кольца выпускников.
   И Марен не преминул спросить об этом мастера Дайнера.
  
   - Ты верно подметил, - подтвердил наставник. - Символы Атеом основаны на этих додревних рунах. По крайней мере, на малой их части. Считается, что это язык Древних драконов, или Тем де Сир, как его называют - Глас Небес. Взгляни сюда.
   Дайнер перебрал несколько табличек, достал одну, отвернул в сторону и дунул. Серое облако поднялось в воздух, засверкав в пламени свечей.
   - Давненько я не брал их в руки, - посетовал он, стирая остатки пыли ладонью. - Вот здесь, - палец заскользил по насечкам древних знаков, но читал мастер на родном языке, - "Negen sam mun uskarit ofano tolef [Тот, кто повелевает над двенадцатью]". Ничего не напоминает?
   - Сеан офано толеф - первый над двенадцатью.
   - Верно. Сейчас мы используем руну "тринадцать". И пишем, "тринадцать Старших Богов". Но! Если вернуться к прошлому, звучало бы: "Первый над двенадцатью Старшими Богами"!
   - Бог... над Богами? - усомнился Марен. - Но мы знаем имена всех Старших: Эриан, Вардена, Акев, Хемаль, Венет...
   - Я знаю имена Богов, - усмехнулся Дайнер. - Как и имена Крылатых Змеев, и некоторых Диких драконов.
   - ... и везде "первым среди Старших" называют Эриана. - закончил Марен.
   Дайнер кивнул, все так же усмехаясь.
   - И это - верно. Но его называют "первый СРЕДИ", а не "первый НАД ". "Сеан офано толеф" - совершенно самостоятельная руна! Ни ледари, ни Дикие драконы, ни даже Боги не обозначаются ей - применительно к ним она вообще не встречается на этих скрижалях! Но, - мастер поучительно поднял палец, - такая формулировка используется в более поздних свитках и рукописях. Например, когда речь идет о командующем теаларом итлаире. В этом случае о нем пишут: "первый над двенадцатью", но пишут всегда полностью, и никогда - самой руной, всегда только руна "тринадцать".
   Наставник хитро прищурился.
   - И, заметь, Эриана называют - "Богом", пусть и "первым" но "Богом". Как и большинство других Старших, - он говорил воодушевленно, словно открывал некую большую тайну. - Но, к примеру, Дауру, именуют Матерью Бесконечного Времени...
   - ...И Хозяйкой Истинной Ночи, - добавил Марен.
   - Верно. Перворожденные называют себя ее "детьми", - мастер сделал многозначительную паузу. - Но в мифах и легендах ее никогда не называют Богиней! И так же выделяются еще двое: Томалек - Владыка Темной Бездны, и Морет...
   - ...Проклятый Бог.
   - Да, - нехотя согласился Дайнер, - уже после победы над Кровавыми Богами... Но у него есть и другой, более древний титул, как ты знаешь - Хозяин Серых Граней.
   Наставник отложил скрижаль и принялся перебирать остальные таблички.
   - Где же это?.. А, вот! - пальцы бережно смахнули пыль. - Здесь речь идет о Дауре. И здесь говорится: "...es toiria akon ot seanir [...давшая жизнь первым]. И в самых древних рукописях ее всегда называют именно "Матерью"!..
   - То есть, Даура - Мать всех Богов? Она - "первая"?
   Дайнер дернул плечами.
   - Я думаю, Мать - да. Но - "Первая над двенадцатью"? Нет. Она, скорее, не входит в число Старших, куда ее обычно приписывают. И я думаю, что еще двое к ним не относятся... Ты прочел много свитков, наверняка, встречал упоминание о Первых Владыках? - он дождался кивка Марена и продолжил: - Часто, в тексте звучит, будто это - Старшие Боги... Но, что если это не так? Что если есть более древние "хозяева Мира"?
   - Тогда, если отбросить этих троих, Старших Богов будет десять. Не двенадцать, опять же...
   Дайнер кивнул, но сделал это так быстро, будто ожидал подобного замечания.
   - А вот братьев Элеса и Радеса в скрижалях именуют просто "младшими близнецами". Так же и в древних свитках. Лишь в более поздних летописях пишут - Младшие Боги. И тогда, если отбросить троих из тех, кого мы знаем, как Старших, и добавить к ним двоих "младших близнецов"...
   Наставник умолк, давая принцу время закончить мысль самостоятельно; лазурные глаза взволнованно блестели в пламени свечей, что рваным светом наполняли Зал Знаний.
   - Допустим, - медленно протянул Марен, не отводя взгляда. - И кто же из трех - "первый"?
   - Из двух. Думаю, Старый Закон верен и применительно к Богам: Даура, как мать, не могла быть ни главой, ни наследницей. И значит, остается двое...
   - Морет и Томалек, - закончил за него Марен. - Темные. Один правит в Ифре, а второго, если верить мифам, даже Боги страшатся.
   Мастер Дайнер вновь кивнул и отыскал другую скрижаль, смахнул пыль с нижней половины:
   - Это о Заре Мира. Здесь говорится: "Tigien e kalten rokad...[Пришедший из хладного мрака...]", - он довольно прищурился и отер остальную часть, палец указал выше. - Узнаешь?
   На каменной табличке красовалась та самая руна - "сеан офано толеф".
   - И все же, во многих рукописях Эриана называют Повелителем Золотого Пламени, - пожал плечами Марен. - А Акева - Владетелем Морских Глубин...
   - И этот "камень" всегда разбивает мою теорию, - развел руками наставник. - Но заметь, королей мы не зовем "владыками", или "хозяевами", потому что они не владеют нами, а правят и повелевают!.. Да, и само слово "владетель", на мой взгляд, ближе к "распорядителю", нежели к "владыке"...И, как я уже говорил, так Старших титулуют лишь после изгнания Кровавых Богов. В древних рукописях этого нет! Подозреваю, что именно благодаря скрижалям и стал понятен "правильный" смысл руны "сеан офано толеф". Ведь именно ее по сей день называют Руной Айдомхара!
  
   Принц нашел еще множество очень древних страниц, большая часть которых являлись обрывками какого-либо труда - куда девалось остальное оставалось только гадать. Многие из свитков рассказывали о столь далеких временах, когда о Кровавых Богах еще не слыхивали. Когда светило Золотое Солнце, а Перворожденные не боялись его света. О Черно-Белой войне - первой войне, "поглотившей весь мир", как утверждал неизвестный летописец, не упомянувший ничего, кроме названия... Заря Мира - так называлось то далекое прошлое.
   Присутствовали среди свитков и легенды о Великом Воине. Но записанные разной рукой, они разительно отличались по содержанию. В одних говорилось, что Перворожденные восстали против Кровавых Богов, на помощь в борьбе с которыми и пришел Великий Воин. В других утверждалось, что Великий Воин и сам был одним из Кровавых Богов, что повернулся против собратьев и научил Перворожденных использовать Дар Морета. И именно поэтому они, Перворожденные, и попали под "гневную длань" Эриана, приговорившего всех "детей ночи" к ужасной смерти под лучами Золотого Солнца.
   Нашлись даже такие, где утверждалось, что Перворожденные сами привели в мир "тьму". И что Древние драконы Элкером и Раэнсир, явились по зову Великого Воина и "обрушили на Кровавых Богов небесный огонь, обращая их в пепел, что застил небо".
   Но даже эти мифы разнились. В одних говорилось, что Раэнсир потратил слишком много сил и поэтому уже не смог уйти. Он, как утверждалось, до сих пор спит под той горой, что в Ардегралетте называют Спящей. А в других - что Крылатый Змей добровольно остался и укрыл Мир своим "дыханием".
   По-разному называли и Великого Воина. Где-то говорилось, что это воплощенный Айдомхар, где-то - будто он и вовсе был Смертным. Но сводилось все всегда к одному имени - Маерен Ар.
   "Отец назвал тебя в его честь", - вспоминал принц слова короля.
   ***
   Принц в очередной раз перебирал свитки, мельком просматривая содержимое - такое несметное количество, что на прочтение всех понадобится целая жизнь Смертного, - когда наткнулся на "Пророчество о Линд де Риан". Марен знал его едва ли не наизусть, но глаза все равно заскользили по строчкам:
   "Когда отринут заклятые враги ненависть и жизнь в ней. И по своей Воле пойдут другим путем. Тогда дрогнут и изменятся Линии Жизни; и Первая Печать будет сорвана. И придет тогда дитя, в чьем сердце поселится черная первозданная тьма; и Вторая Печать будет сорвана. И встретит Эриан ребенка, рожденного столкновением двух миров, и признает в нем носителя "Крови Богов"; и Третья Печать будет сорвана..."
   На этом рукопись обрывалась, и Марен, заглянув на пустой оборот, отложил в сторону: ничего нового - встречались и более полные версии...
   Попадалось множество легенд о Великом Воине - излюбленном персонаже всех историй, что рассказывали отцы своим сыновьям перед сном. Все они перемежались с несметным количеством смутных упоминаний о сотворении Мира, о Драконьей охоте, о Прорывах Бесплотных, о Диких Родичах... Но ни в одном свитке принц не нашел ни единого слова о Зверях, или описания существ подобных им. Создавалось впечатление, что их никогда не существовало в мире.
   Но ведь хотя бы мифы должны помнить!
   - Нашел, что искал? - раздался за спиной знакомый голос.
   Наставник не застал Марен врасплох. Принц прекрасно слышал, как открылась дверь, как шаги легли на каменный пол Зала Знаний.
   Холодный воздух, бесцеремонно ворвавшись следом, переполошил спокойно чадящие огненные языки свечей и факелов, что тут же возмущенно зашумели.
   Дайнер подошел ближе, неотрывно вглядываясь в юное лицо. В уголках глаз, прячущихся под нависающими бровями, расходились глубокие морщинки, четко отсекая скулы от широкого лба. Такие же складки прослеживались под короткой бородой вокруг тонких губ, при улыбке отчетливо обрамляющие "мужественный" подбородок.
   Из одежды - как всегда, кожаный потертый жилет поверх шерстяной рубахи. На поясе, из-под полы темно-серого плаща, какой носили наставники Мор де Аесир, и больше походившего на мантию, выглядывала рукоять хедмора; навершие тускло блестело в полумраке.
   Даже в свои более чем почтенные для Перворожденного годы, Дайнер двигался легко и уверенно: мягкая поступь, жесты точны и лаконичны.
   - Нет, - принц взял очередной свиток, аккуратно развернул, но краем глаза наблюдал за мастером.
   - Может, я помогу?
   Как и все наставники, Дайнер не произносил обращение "мой принц" в разговоре с юношей, но в отличие от многих, делал это, скорее, по традиции, без подчеркнутой пренебрежительности. При этом слова всегда звучали уважительно, с кем бы ни разговаривал. В глазах и голосе, читалось, что ему можно доверять - принц всегда чувствовал это в собеседниках.
   Наставник остановился у стола, пальцами коснулся рукописи, пробуя на ощупь древний пергамент, словно вспоминая давно забытые ощущения.
   - Ищешь Зверей?
   Принц поднял голову; мастер не смотрел на него, страницы шелестели под пальцами.
   - Я знаю, что на самом деле произошло, - продолжал Дайнер, не обращая внимания на взгляд, прожигающий висок. - Когда ЭТО случилось с Ингеном, твоим отцом, король тоже приходил сюда. Изучал те же легенды, что и ты сейчас. Мы о многом разговаривали... Нам с королем есть, что вспомнить.
   Марен вновь промолчал. Слова наставника не явились для него новостью. Праотец упоминал, что после того, как... "все случилось", он был здесь и ничего не нашел.
   - Линд де Риан? - наставник поднял отложенную принцем рукопись. - Интересное пророчество... "И Третья печать будет сорвана", - с чувством прочел вслух. - Я потратил много времени на изучение этих страниц, - Дайнер перебрал несколько прочтенных Мареном свитков и вытянул один. - Обрати внимание вот на этот. Твой праотец не прислушался...
   Глаза принца забегали по аккуратно выведенным рунам:
   "И чем старше, и огромнее становился Мир, тем больше детей населяло его. И тем меньше Боги могли уследить за всем. И передавали они власть детям, дабы те следили за Миром, как и им самим когда-то передали эту власть. И чем стремительнее менялся Мир, чем больше власти Боги отдавали, тем большими рабами Мира становились сами, потому как улучшать его уже не оставалось времени - все время отнимало служение ему, и исправление уже содеянного.
   И однажды, одни из первых детей возжелали еще большей власти, нежели имели, нежели им было отведено. Они восхотели управлять не только тем, чем им дано было управлять, но гораздо большим - прельстила их власть над самим Миром; они были сильны, и притязания их не знали границ.
   И стали они брать власть над Миром в свои руки, нещадно уничтожая несогласных и подчиняя всех своей Воле. Но Мир был огромен и многие в нем отказались подчиниться.
   И тогда стали они искать Силу, способную увеличить их власть легким путем. И на зов откликнулся Морет, Хозяин Серых Граней, он научил их использовать Атейу и открыл им бездонные Источники. И присягнули они Морету в верности до Конца Времен нерушимой Клятвой Крови - Оитлум. И полилась Сила - та, которую нельзя увидеть или потрогать - стремительно, словно водопад, и круша, словно лавина. И вбирать стали они Силу бесконтрольно и неразумно. И власть их стала разрастаться, и не было никого, кто мог бы им воспротивиться. Но, как и они меняли Мир, так и Сила изменяла их.
   И настал день, когда Изменение стало необратимым и угрожающим всему живому. И вмешался тогда старший из Богов - Эриан, Бог Солнца.
   Обратил Эриан свой гнев на Морета, кой был братом ему. Но не в силах был лишить его власти, что не им дана была, а, следовательно, и не им могла быть отобрана. И тогда изгнали его из Имале - Богов Обители, - а из Мира всех, кто был во власти его Дара. А дабы не попадали к Проклятому Богу те, кто храбро сопротивлялся легкому пути, кто жил с честью, кто был достоин Имале, отобраны были Ледари, что стали проводниками сильных сердцем. И числом их было тринадцать, и все они были детьми Богов. А знаком о достоинстве павшего служил меч, сжимаемый в руке до последнего вздоха.
   И последней кара Эриана пала на тех, кто уже не мог без Атейи. Кто способен был тянуть Силу из живых, подчиняя их своей воле, или подменяя их жизнь своею. Но и здесь не мог он закрыть Источники, не им открытые, и забрать Силу, не им данную. И тогда вложил он всю свою мощь в Золотой Огонь, что лился в Мир, освещая его. Но смог лишь вернуть Детей Морета в то состояние, когда их еще не коснулось Изменение. И то лишь на время, пока его золотой огонь льется с небес, потому как ни Элес, ни Радес - вечные спутники Истинной Ночи - не поддержали Эриана.
   Тогда-то и явился Великий Воин. И вступил в битву с Детьми Морета, что уже звались Кровавыми Богами. И изгнал их из Мира. И никто, ни среди существ населяющих Мир, ни среди Богов не ведали, кто он и откуда пришел, и куда скрылся после. А наложенные им Печати, охранившие Мир от возвращения Кровавых Богов, были столь могущественны, что самим Старшим Богам была непостижима Сила, породившая их".
   Марен поднял на мастера непонимающий взгляд.
   - Ни слова о Зверях.
   Наставник загадочно усмехнулся, еле заметно, уголками губ.
   - Но кое-что про Изменение. Представь, что ты никогда не видел бера. Как бы ты его назвал, если б встретил?
   Слова наставника прозвучали вычурно и витиевато, но Марен понял, куда тот клонит. И все же, промолчал, желая услышать подтверждение, что понял правильно.
   - Если чего-то в мире нет, - продолжал наставник, - или что-то на долгое время пропадает, об этом забывают. И когда оно возвращается, ему часто дают совершенно другое название.
   - То есть, Голод "изменяет" Перворожденных?
   - А чем не теория? - хитрая улыбка мастера стала шире. - К сожалению, ни доказать, ни опровергнуть ее, не представляется возможным.
   - Но отец - Перворожденный. Наша кровь способна сдерживать Голод, подавлять его.
   - Но Обращение - не что иное, как "победа сильной крови". И Обращенные, не способны "изменять" подобных себе... А, как ты, наверняка, знаешь, был еще один Зверь.
   - Хотите сказать, Дикие Родичи, как мы их называем, не кто иные, как Звери - Дети Морета, Кровавые Боги?
   Наставник видел, что принц начинает понимать цепь размышлений: даже самое невероятное может оказаться правдой, если исключить все невозможное.
   - Рассуждать, как вы - так и наших предков можно назвать Кровавыми Богами? - покачал головой Марен. - Вспомнить Культ Крови, к примеру...
   - И так же ответил твой праотец, ты говоришь его словами, - все так же улыбаясь, кивнул Дайнер. - Но это тоже хорошая теория. Пройдя множество поколений сказителей, любая легенда становится мифом. Но до того как стать легендой - это история из жизни. Одна из тех, что можно услышать в тавернах и на постоялых дворах. Такую же бывальщину может рассказать любой воин за кружкой эля. И если послушать разных воинов, сражавшихся, положим, при озере Ривален в не столь далекой Долгой войне, каждый расскажет свою версию событий. Взять хоть туже резню при Содевее. Тут дело в восприятии. Те же Смертные, с их-то короткой жизнью, они и вовсе помнят лишь то, что было в прошлом поколении, да и то плохо. Не верят тому, что рассказано и записано их же праотцами. Думаешь, мы в этом сильно отличаемся? Думаешь, отличались те, кто были до нас?
   - Так можно много до чего додумать. Но будет ли это правдой?
   - У всех своя правда, - развел руками мастер Дайнер. - Я не стремлюсь тебя убедить. Я лишь говорю, что иногда - все не то, чем кажется. Ты отталкиваешься от своего восприятия мира, а, следовательно, обращаешь внимание не на то, что нужно. Ты упускаешь суть. Ты ищешь внешнее сходство, а оно может отсутствовать вовсе... Представь, что из мира пропадут волки. Через тысячелетия никто и знать не будет, как они выглядели, потому что для тебя - это волк, а для них - просто слово в свитке... С другой стороны, - философски добавил он, - может тех, кого ты ищешь, никогда и не было. Мир, как ребенок - всегда подавай что-то новое. И тогда - это просто Звери... Но часто новое - всего лишь старое, покрытое пылью времен. И в этом случае правильный вопрос - кто способен Обратить Перворожденного?
   Он прервал рассуждения, глаза не отрывались от Марена.
   - Или "подменить его жизнь своей"... - задумчиво произнес принц Летар. - "И через Возрождение обрести истинное бессмертие".
   - Вижу, ты внимательно изучал эти страницы, - мастер окинул взглядом длинные ряды полок. - У короля не было столько времени... Многие авторы, считают Возрождение высшим среди всех Даров Морета, от которых у Перворожденных остались лишь: Исцеление и Обращение. Так, в частности, считают все потомки Коррин. Потому-то они и против Запрета, утверждают, что это ослабляет "древнюю кровь". Их послушать, - мастер усмехнулся, - так вскоре мы станем совсем, как Смертные... Сто витков жизни в лучшем случае!.. Что можно успеть за сто витков?!
   Он сделал небольшую паузу, задумавшись на мгновение.
   - Не уверен, знаешь ли ты, но в Войнах Крови мой далекий предок тоже выступал на стороне Дома Коррин, - наставник следил за лицом Марена, но прекрасно знал, что по нему трудно что-либо прочесть. - У нас в роду тоже есть...м-м-м... легенда, которую передают... передавали от отца к сыну. Но, в отличие от легенд общеизвестных, она не менялась со сменой рассказчиков. Она гласит, что один наследник отказался поддержать отца и свой род в той войне. И сына не стали судить по родителю... Отец его тогда пал в боях, и род, под тем именем, каким был известен, прервался. Наследник же дал новое имя уже СВОЕМУ роду и сражался в Войнах Крови на стороне рода Летар. Вот тебе еще один пример того, как сильно кто-то может отличаться даже от себе подобных.
   Лицо Марена оставалось непроницаемым, и Дайнер даже усомнился, что принц слушает.
   - Позже, конечно, потомки вновь встали на сторону Дома Коррин, во времена Второго Восстания... Что, опять же, может служить примером того, что все в мире повторяется, и ушедшее не уходит навсегда, и рано или поздно мы вновь с ним сталкиваемся, - наставник чуть задумался, но тут же продолжил: - В отличие от моего предка, я решил прервать свой род, но легенда никуда не делась...
   Следующая пауза несколько затянулась. Казалось, в это мгновение мастер словно вернулся в далеко ушедшее прошлое. Пламя тихо трепетало, играя тенями, и стараясь не мешать Перворожденному.
   - Ты знаешь, если верить легендам, Великий Воин участвовал во всех значимых войнах мира, - отклонился от темы мастер. - Сдается мне, что это всегда были разные... м-м-м... персонажи. Возможно, даже не всегда Перворожденные... Но я не к тому, - он тряхнул головой, прерывая пространные рассуждения. - Так вот, наследник, что первым отказался от рода, воочию видел Великого Воина. Маерен Ар, по его словам, действительно был могуч. Не только силен, словно тысячи беров, но и стремителен, как молния. Легенда утверждает, что Великий Воин был одним из тринадцати Крылатых Змеев. Тем, кто "первый над двенадцатью", тем чей "размах крыльев отбрасывал тень на целый Мир, и погружал его во мрак", как он говорил. Винден Орм Айдомхар, так гласит наша легенда... Так вот, однажды, мой предок слышал одну фразу... Я хорошо помню эти слова, что отец часто повторял мне на сон грядущий: "И когда лавина врагов иссякнет, станет ясно, что ни один из них не ступил в зону моего превосходства".
   Наставник внимательно наблюдал за принцем, когда произносил слова Великого Воина, но, как и прежде, задумчиво сведенные брови Марена не дрогнули. Руки перебирали уже прочитанные страницы, глаза бегали по строчкам, и наставник решил, что принц не слушал его после "правильного вопроса". По крайней мере, он не увидел никакого отклика.
   - Я рассказывал эту легенду Ингену! - вспомнил Дайнер. - Да, и король ее знает!
   И развернувшись, направился к двери той же непринужденной, мягкой поступью, что вошел, оставляя принца одного в полутемном Зале Знаний.
   - А когда пепел осядет, Мир погрузится в забвение...
   Глава 6. 7 Эон, 482 Виток, 39 День Осени.
  
   К середине ночи Саодир с Литой добрались в Денесерик - небольшое поселение недалеко от Окружного тракта, который опоясывал море Датален, а вместе с ним, и Регелстед.
   Лита собиралась ехать дальше, несмотря на позднее время, но Саодир справедливо заметил, что воины Ордена, скорее всего, остановились на ночь в Маарнаке. И если они не хотят натолкнуться на Холара раньше времени, стоит заночевать в Денесерике.
   Впрочем, Лита как раз хотела "натолкнуться" на них, как можно скорее: сердце требовало крови. Но то, что они узнали о Холаре, несколько остужало пыл. И голос разума превозмог порывы сердца.
   Не без доводов Саодира, конечно.
   Большая часть рассказа эренгатского мальчишки походила на восторженное преувеличение, но все же... Холар - не просто воин, а сильнейший магистр Ордена, глава Золотого Совета, что ныне правит Империей. По словам служки, все маги Гольхеймурина вместе взятые не равны в Силе, которой он владеет. Будто одним мановением ладони он может "гасить солнце и зажигать звезды".
   К последнему Саодир отнесся с нескрываемым пренебрежением. И все же настаивал, чтобы девочка не спешила.
  
   - Всему свое время. Удар должен быть внезапным и непредсказуемым, когда его не ждут. От этого часто зависит успех сражения, - втолковывал он, сидя в таверне "Пристанище Эрли". - Тебе стоит поступить в Магистратуру".
   Лита, вопросительно изогнув брови и недоуменно наклонив голову, уставилась на охотника.
   - Куда поступить? - в очередной раз откинула непослушный огненный локон, спадающий со лба, и отвела волосы за ухо, словно для того, чтобы лучше слышать, хотя уж в чем-чем, а слухе девочки, сомневаться не приходилось.
   - В Магистратуру, - повторил Саодир. - Изучать магию.
   Лита помнила, когда-то он упоминал о магии, о Хранительницах. Когда-то он хотел отвести ее к ним... Но тогда ее мысли все больше тянулись на юг, к Призрачным горам. И слушала она вполуха, загоняя все в дальние уголки памяти до лучших времен.
   Но она помнила, как он тогда удивился...
   - Разве в вашем Мире нет магии?! - и видя, что девочка не понимает о чем он, добавил: - Колдуны, варящие зелья и снадобья; чародеи, насылающие морок; ведьмы, прозревающие петли судьбы; маги, управляющие силами стихий...
   - Мне о таком неизвестно, - в ответ пожала плечами Лита, мотнув головой. - Боги, знаю, обладали Силой, способной раскалывать небо и землю, выводить моря из берегов. Еще драконы - могли испепелять дыханием. Про Дар Морета знаю и... - она замялась и закончила еле слышным шепотом, - умею использовать. Но с ним может прийти Голод...
   Саодир тогда долго молчал, собираясь с мыслями.
   - Мир состоит из Осязаемого и Неосязаемого, - наконец заговорил он. - Осязаемым управлять легко. Из железа куют мечи, из камня и дерева строят дома и города. При должном обучении это может делать каждый. Кто-то лучше, кто-то хуже, но - каждый. А есть то, что невозможно увидеть, или потрогать, взять в руки. Например, ветер или огонь. Туман, в конце концов. Все знают, что они есть, но управлять ими способны далеко не многие. Пока понятно?
   - В целом, - спокойно ответила Лита. - Ты говоришь о Силе.
   Он кивнул.
   - Магия, или Сила, как ты назвала, управляет Неосязаемым. Маг может призывать ее в нужный себе момент. Может бить, не касаясь, делая воздух твердым, как камень, воспламенять взмахом ладони, даже то, что гореть, вообще не способно. Это требует определенных усилий - у всех по-разному. Кому-то легко дается любая магия. Кто-то преуспевает лишь в одной, как, например, колдуны - в предметной, или чародеи - в иллюзиях. Большинству же доступна лишь столь ничтожная часть, что можно назвать скорее талантом: у кого-то цветы лучше растут, у других - сталь получается крепче, - он горько усмехнулся. - Представь, какой хаос творился бы, если бы все владели магией.
   - Хорошо, суть я уловила, - не оценила шутку Лита. - Научи.
   - Я не владею магией, - сокрушенно покачал он головой. - Вся моя Сила - мой лук и меч...
   - ...А почему мне не пойти в стражу? - спросила Лита, выныривая из воспоминаний.
   Народ в таверне прибавлялся: близился полдень. За стойкой гремели кружки, вспыхивали споры, слышались одобрительные возгласы. К рудокопам присоединились еще несколько таких же, в засаленных одеждах, и они уже не бросали в сторону Литы злобные взгляды, напрочь позабыв о "неудачном развлечении".
   - В этой области тебе учиться больше нечему, - в словах Саодира слышались нотки гордости. - Я научил тебя большему, чем владеют лучшие воины Империи. К тому же, теперь, когда мы знаем, что Холар - маг, да еще и сильнейший, знания тебе пригодятся. А Зал Знаний Регелстеда - самое крупное хранилище свитков и рукописей во всем Гольхеймурине... Из доступных, по крайней мере... Можно, конечно, отправиться на север, к Хранительницам. Они тоже сведущи в магии...
   - В Регелстед, - упрямо покачала головой Лита.
   - ...Но твои Когти так и рвутся из ножен, - закончил Саодир, горько усмехнувшись. Он заглянул в изумрудные глаза: - Но прошу тебя, не пренебрегай Залом Знаний - там ты, может, найдешь способ свершить задуманное так, чтобы... - его взгляд дрогнул, на мгновение скользнув в сторону, - самой остаться в живых. Не спеши, взвесь свой удар, и тогда - он будет смертельным. Не хотелось бы знать, что я привел тебя на собственную гибель.
   Лита протянула руку через стол, коснувшись ладони.
   - Жизнь за жизнь. Я принимаю твой долг, раз ты считаешь его таковым, - и добавила, улыбнувшись: - Будем учиться...
  
   Денесерик спал. Пустая улица тускло освещалась редкими масляными лампами, висящими над крыльцами редко разбросанных домов. И если бы не эти одинокие огоньки, ничто не свидетельствовало бы о наличии жизни.
   Окружающий лес шумел листвой. Ветер качал верхушки деревьев, разнося по округе аромат свежести и чистоты природы, напрочь отсутствующий в Эренгате. Из-за невысоких изгородей несколько раз донеслись бряцанья цепей - псы почуяли посторонних, но ни один не издал ни звука.
   Двери постоялого двора, как и следовало ожидать, оказались заперты по позднему времени. Но после настойчивого стука Саодира, за ними послышались шаркающие шаги.
   - Кого несет среди ночи?! - раздалось сонное ворчание. - Чтоб вам Морет улыбнулся! Шастают - покоя нет! - что-то звякнуло о пол. - А, Бездна!.. - раздался следом приглушенный восклик, а затем - возня.
   Скрипнула задвижка, и в двери открылось окошко, через которое на путников уставилось морщинистое лицо, недовольное потерей сна.
   - Приносим извинения за столь поздний визит, почтенный хозяин, - вежливо обратился Саодир. - Не найдется ли места для ночлега?
   Хозяин вгляделся в темноту, пытаясь осветить путников масляной лампой, но свет лишь мешал. Несколько мгновений, щурясь, всматривался в лица.
   - Ого! Золотоволосый, ты ли это?! - удивленно и более радушно воскликнул мужчина. - Помню, помню. Именно таким и помню. Сколько ж прошло-то?
   Окошко захлопнулось, и послышался лязг отпираемых засовов. Дверь приоткрылась.
   Хозяин оказался невысоким коренастым мужчиной за гранью молодости. И хоть живот чуть выдавался над поясом, на ногах стоял твердо, а руки еще бугрились былой силой.
   Он высунулся на крыльцо, подняв фонарь над головой, осветил улицу, глянул по сторонам и окончательно успокоился.
   - Стойло найдешь? - связка ключей, брошенная Саодиру, звякнула. - Не забудь потом запереть. Хотя... кони-то ваши.
   Мужчина широко улыбнулся незатейливой шутке, и Лита заметила, что за левым клыком не хватает одного зуба.
   - Благодарю покорно, - вновь наклонил голову Саодир.
   - Ты это брось! Не тебе мне кланяться, - скривился хозяин постоялого двора и отступил в сторону, пропуская Литу. - Проходи в дом, девочка.
   Лита шагнула через порог, и теплый воздух окутал со всех сторон.
   - Папа, кто там?
   На лестнице появилась девчушка лет восьми в белой мятой сорочке, зевая во весь рот и протирая заспанные глаза.
   - Просто путники, Сенира. Иди спать, - мягко произнес хозяин, и виноватым тоном обратился к Лите: - С ужина осталось немного мяса. Это все, что могу предложить, если голодны.
   - Звучит прекрасно, - искренне улыбнулась Лита. - Что может быть лучше мяса.
   - Я помогу, папа, - девчушка, только что кое-как отбивавшаяся ото сна, бойко сбежала по лестнице, и стремглав проскочила мимо них на кухню.
   - Хозяйственная. Вся в мать, - тяжело вздохнул мужчина. - Я - Норан. Располагайся.
   - Лита, - представилась девочка.
   И Норан, проводив гостью к столу, ушел следом за Сенирой.
   Убранство постоялого двора пришлось Лите по нраву. Тройка грубо сколоченных столов, отполированных и потемневших от времени, местами с выбоинами на столешницах. Такие же скамьи. Ни стойки, как в таверне Эренгата, ни зала для почтенных гостей. Судя по виду, не часто здесь бывали посетители. А о том, что кроме них постояльцев нет, свидетельствовала шутка о конях, когда Норан отдавал ключи от стойла.
   И все же, чувствовался уют - простой и домашний. Хоть и сугубо мужской, ничего лишнего. Лишь аккуратно вышитые занавески украшали окна, да ухоженный розовый кустик алел на подоконнике.
   Вскоре вернулся Саодир. Присел с торца лицом ко входу, глазами обежав зал. А чуть погодя показался хозяин.
   - Вот, угощайтесь, - Норан поставил на стол две кружки. - Свеженький. Только вчера "дозрел".
   Лита уловила аромат темного эля. Саодир тоже уловил, потому как с укором глянул на хозяина.
   - Девочке - квас, - растянул губы Норан. - Да, ты распробуй.
   - Все еще лучший в Гольхеймурине? - Саодир поднял кружку, уткнувшись носом в пенную шапку.
   - Обижаешь, адерик! Куда этим Ориенским псам - чтоб их рыбы глодали в Энсейской бухте! - до моего искусства, - и, видя одобрение на лицах гостей, добавил: - Мясо сейчас разогреется.
   И вновь скрылся за дверями кухни.
   - Адерик? - Лита повернулась к Саодиру, отирая губы.
   - Так Смертные называют нас, Высокородных, - смутился охотник. - Означает - "благородный правитель". Когда-то это звучало гордо... Давно меня так никто не называл.
   Лите показалось, что ему неприятна эта тема.
   - Ясно, - просто кивнула девочка, делая очередной глоток.
   "Так или иначе, Судьба ведет всех нас", - вспомнила она слова, оброненные однажды охотником. "Она уведет..." - усмехнулась про себя Лита.
   Саодир расценил усмешку, как одобрение кваса, который, надо признать, на порядок превосходил тот, что подавали в Эренгате - темный и ароматный, он освежающей влагой струился по горлу, - а следующие слова полностью убедили его в этой мысли.
   - И правда, - облизнулась девочка, - эренгатское пойло не идет ни в какое сравнение!
   И все же он пристально наблюдал, как Лита вытерла губы. Как отставила опустевшую кружку. Казалось, недавний разговор о Холаре остался в прошлом. Но он заметил, что ее ладонь несколько чаще, чем обычно касается на груди места, где под жилетом на шнурках висят два серебрянных кольца.
   ...Утро встретили уже в дороге, покачиваясь в седлах.
   Всю дорогу от Денесерика Лита ехала молча. В голове вновь и вновь прокручивала все, что знала. Правду об отце, о происхождении рода, о своей... судьбе - девочка не могла подобрать другого слова.
   Во всем, что говорилось в пророчестве о Линд де Риан, в каждой, на первый взгляд, витиевато звучащей строчке, она находила сходство. Это, конечно, с той же легкостью мог быть и кто-то другой, но... другого не было. Да, и сложно поверить, что где-то есть еще один такой, как она. Тот, чьи Линии Жизни сплелись таким же образом.
   Сомнений нет. Она и есть Линд де Риан. Она - Дитя Солнца!
   Лита пребывала в некой растерянности. Когда-то она считала пророчество лишь красивой историей. Но приняла без возражений, без каких-либо отрицаний. Пока Судьба ведет, куда нужно - она примет помощь. Но стоит Линиям Жизни отклониться от нужного пути, и Богине придется столкнуться с ее Волей - Волей Свободной Охотницы, дочери Дерриса Морте!
   А ведь когда-то давно, когда отец рассказывал все известные истории Мира, ей так хотелось быть там, в его историях. Быть одной из тех героев, что повергали врагов сонмами, что сражались с Дикими драконами и наводили трепет на самих Богов. Чьи деяния оставляли неизгладимый след. О ком слагали саги, что стали легендами.
   "Остерегись желаемого", - часто повторял отец.
   Не зря, как выясняется...
   "Что ж, получай. Назад пути нет", - твердила Лита сама себе.
   И ехала молча.
   ***
   Маарнак даже будучи довольно крупным, все же не относился к старейшим городам Гольхеймурина, вроде Эренгата, Кломарка или того же Регелстеда. Торговый путь, а точнее остановка на этом пути, не более - вот, что он из себя представлял. По крайней мере, когда только зародился.
   Начиналось все, как обычно с постоялого двора, а потом пошло-поехало. Сначала в округе осели сыновья хозяина: кто сразу, кто - уже снискав приключений. За ними потянулись другие, уставшие от тесноты городских стен и желающие вырваться. Позже стали задерживаться торговцы. Сперва - только проездом, а затем как-то сам собой возник рынок. Появились лавки, выстроились дома.
   В первое время у Маарнака даже стен не было, но оказалось, что без них никак - слишком много лихого народу собиралось в одном месте. Незамедлительно появился и наместник - тот самый основатель первого постоялого двора, - в чьи основные обязанности входила как раз организация и поддержание порядка. Понадобилась стража.
   Город, а тогда еще городок, окружили возделанные поля, но он еще не был тем Маарнаком, что сейчас. Безымянный, быстро растущий, богатеющий и никому не подчиняющийся, он привлекал все новых и новых поселенцев.
   Но первый же наместник сообразил, что недолго городу свободно "дышать полной грудью" - слухами, как известно земля полнится. И если Регелстед, стоявший к тому времени не одно тысячелетие, тогда еще никого не притеснял, то другие поглядывали волками.
   И в первую очередь восточный Кломарк и западный Эренгат. Свободный Город, спасало лишь одно - постоянные войны на северных границах обоих королевств и шаткое перемирие между ними. И все же с каждым годом Маарнак становился все более лакомым куском, ради которого и Кломарк, и Эренгат повернут мечи друг против друга. Лишь вопрос времени, когда они предъявят свои права.
   Наместник не стал дожидаться, когда это время настанет. Бывший воин отправился к королю Регелстеда с предложением взаимовыгодного союза - ежегодная пошлина, взамен на покровительство. И хоть в те времена Гольхеймурин еще не был единой Империей, с военной мощью нынешней столицы считались все королевства.
   Притязания Кломарка и Эренгата быстро остыли.
   Союз вряд ли удался бы, явись к королю кто-то иной. Но Маарнак - а именно так и звали наместника - большую часть жизни отдал служению Регелстеду. Как и его отец, и отец его отца. Род их пользовался уважением не только в народе и войске нынешней столицы, но и у правящей семьи. Это и решило вопрос. И впервые зародило у правителя Регелстеда мысли об Империи...
   Тогда-то город и получил свое название. Сперва - не официально. Все говорили "к Маарнаку", "у Маарнака", подразумевая самого наместника. Да, так и повелось.
   Позже, уже обосновавшиеся и успевшие пресытиться постоянной толчеей разномастных путников - не всегда добропорядочных, надо признать, - выходцы Свободного Города основали еще один город южнее - Содарн.
   И лишь много позже, когда появилась Империя, объединившая все земли Смертных, Маарнак и Содарн стали уездом Кломарского Королевства. При этом сохранив свою "независимость" - как извечные верноподданные Регелстеда, города подчинялись лишь столице, и платили меньшую пошлину напрямую в Имперскую казну.
   ...Лита с Саодиром углубляться в город не стали и выбрали ближайшую таверну.
   Саодир держался напряженно, бросал во все стороны косые взгляды из-под капюшона - даже в Эренгате так себя не вел. А загодя, перед въездом в город, велел держаться позади, словно они не вместе, и если что - ни в коем случае не вмешиваться. Что за "если что", объяснил скупо: мол, есть не оплаченные долги.
   Ну, есть и есть - Лита лишь хмыкнула. Она знала, что адериков недолюбливают в Империи Ориен. Повиновалась, чуть отстала.
   - Не страшно одной-то на ночь глядя по тракту шастать? - осведомился у девочки бородач на воротах, принимая плату.
   Лита улыбнулась самой доброжелательной улыбкой и приподняла полы плаща, открывая рукояти двух мечей, выглядывающих из-за спины у поясницы.
   - Ха! Ясно, - хохотнул бородач и добавил уже серьезнее: - Но ты все равно, поостерегись. Стража хоть и следит за порядком - всюду может и не поспеть.
   Воин не принадлежал к Ордену - вся стража носила серые цвета Кломарка. В Маарнаке, как знала Лита, у Ордена нет храма. "Бордовые" бывают, конечно, но в основном проездом, реже - по делам к наместнику.
   Девочка следовала за Саодиром на расстоянии. Старалась не оглядываться, будто впервые, но цепкий взгляд ловил все вокруг.
   Ничем не примечательные дома в один, или два этажа, простые, сложенные из бревен, теснились окрест. В большинстве своем постоялые дворы, таверны и лавки. Дальше виднелись строения из камня, что превосходили и в количестве этажей, и в отделке. Еще дальше - второе кольцо стен, за которыми раскинулся "старый" город. Там же рыночная площадь и дворец наместника.
   Маарнак уже не рос, как раньше, и чем дальше от внутренних стен, тем дома стояли плотнее. И все же, успел значительно раздаться, став крупнее Эренгата.
   Лита кинула поводья на коновязь, и бросила мальчишке золотой, чтобы присмотрел и позаботился. Тот мгновенно просиял свалившемуся богатству - адерик перед этим поступил так же - и кинулся надевать торбу с овсом. Лита подмигнула, и неторопливо взошла на крыльцо.
   Порог переступила, словно бывала каждый день. Не мешкая, свернула к столику в левом углу и уселась, бросив плащ на скамью. Весь вид говорил, что к общению девочка не расположена. И навершия мечей, словно в подтверждение, ловили отблески горящих ламп и хищно перемигивались сталью.
   Служка появился незамедлительно, до боли похожий на встреченного у входа мальчишку. Лита сначала решила, что он же - не хочет упускать удачу. Но нет, от взгляда Охотницы не скрыть различия. "Братья", - решила девочка.
   Мальчик справился, что госпожа желает. И получив золотой, кинулся исполнять "в лучшем виде".
   Саодира Лита заметила еще со входа. Адерик занял место у стойки, и потягивал эль, ожидал еду, в окружении тех, кому скорость "обновления" кубков важнее удобства. Он не скрывался, но и головой особо не вертел. Словно завсегдатай уткнулся в кружку и будто не замечал происходящего вокруг. Для человека, у которого есть "неоплаченные долги", он вел себя более чем привольно.
   Девочка усмехнулась этой дерзости - войти и посмотреть, не отреагирует ли кто, не припомнит ли "должок"? Изумрудные глаза внешне безразлично шарили по таверне. И на первый взгляд, адерик никого не интересовал.
   - Что-нибудь еще, госпожа? - мальчишка выгрузил на стол мясо и овощи.
   - Пока, достаточно, - улыбнулась девочка, и подмигнула: - Но ты не уходи далеко.
   Он радостно ощерился и убежал, а Лита неторопливо принялась за еду.
   Тарелка опустела наполовину, когда громко хлопнули двери, впуская очередных посетителей; блеснуло золото, и девочка мгновенно напряглась.
   Четверка воинов Ордена вошли, оживленно споря. Заняли стол через проход, и вокруг них в мгновение ока образовалось пустое пространство. "Бордовых", похоже, недолюбливали в Маарнаке. Что для "преданных подданных Империи" казалось странным.
   Впрочем, гомон в таверне скоро возобновился.
   Лита отметила, что это не те воины, которых она встретила в Эренгате.
   - Эй, куда?! - раздался оклик. - А где МОЙ эль?!
   - Сейчас-сейчас, - донесся голос мальчика, - отнесу господам и мигом вернусь.
   Возмущенный хотел еще что-то сказать, но "бордовые" все, как один, обернулись, и он осекся.
   - Конечно, конечно... но потом сразу неси мне!
   Трое "бордовых" вернулись к разговору, а четвертый окинул таверну победным взглядом. Глаза остановились на Саодире, и лицо дрогнуло.
   - Гляньте. За стойкой, - шепнул он остальным. - Золотоволосый. Это ж Саодир.
   - Кто? - тихо удивился один, оборачиваясь. - Его давно уже волки по лесу растащили!
   - Да, ты приглядись!
   Лита прекрасно расслышала. Да и адерик, судя по всему, узнал "бордовых". Напрягся, подобрался. Не знай она охотника так хорошо, и не заметила бы изменений в размеренных, небрежных движениях.
   - Точно, он! - прошептал третий, вознамерившись подняться.
   - Да, сядь ты! - грубо одернул первый. - Уйдет, тогда за ним. Не надо в городе. Слишком много глаз... Да, вы болтайте, чего умолкли?!
   Саодир поднялся, хлопнул по стойке монетой и нетвердой поступью двинулся к выходу, как ни в чем не бывало. Он очень умело играл "попавшего под чары" хмельного меда, пару раз запнулся для верности, чем вызвал множество неодобрительных выкриков. Толкнул двери и скрылся за порогом.
   Воины, чуть выждав, не расплатившись, последовали за ним.
   Лита прожевала мясо, вскинула голову и тут же натолкнулась на взгляд мальчика. Он и впрямь не уходил далеко, неустанно наблюдая, и сразу замер рядом, ожидая распоряжений.
   - Это тебе, - Лита протянула золотой. - Загляну еще как-нибудь.
   - Спасибо, госпожа. Заходите, мы всегда вам рады, - мальчишка сиял во все зубы.
   Его братец на крыльце, судя по виду, тоже разжился очередным золотым.
   - Поди сюда, - мотнула девочка головой, снимая торбу с морды коня. - Видел куда повернул Высокородный?
   Мальчик мигом насторожился, отступил, глаза подозрительно сузились.
   - Я - друг, - заверила девочка.
   Она не сомневалась, что тот умеет отличать ложь от правды - в таком городе, как Маарнак волей-неволей научишься.
   Еще мгновение мальчишка разглядывал ее и, наконец, поверил.
   - На восток, - и понизив голос, оглянулся по сторонам. - За ним, госпожа, "бордовые" поехали. Не к добру... Но я им не говорил! - тут же добавил он. - Они сами видели!
   - Верю, - кивнула Лита, и улыбка мальчика могла осветить всю улицу, когда он поймал монету. - С братцем поделись.
   - У нас все по-братски, госпожа! - возмущенно воскликнул он вслед.
   ...Конь вынес Литу на Окружной тракт, и зарысил в сторону Регелстеда.
   Дневное Солнце еще только кралось к пикам Западной Гряды, но тракт уже пустовал - лишь, медленно клубясь, оседала пыль, мешая рассмотреть хоть что-то в сотне шагов впереди. Да и дорога не бежала прямой стрелой, и по правую руку скрывалась от неосторожных взглядов за изгибом леса.
   Ветер скинул капюшон и подхватил пламенные волосы Литы, как только стены города пропали из виду. Деревья замелькали, словно сам мир сорвался с места. Гнедого не требовалось понукать - земля струилась под копытами, как буйная горная река, среди зеленых склонов.
   Коротко свистнула тетива.
   Несколько ударов копыт, и у края тракта блеснул золотисто-бордовый плащ. Кровь медленно растекалась по утоптанной земле. Но воин еще хрипел, бессмысленно зажимая пробитое горло. Конь неспешно волок его за застрявшую в стремени ногу.
   Лита пронеслась, не оглянувшись; гнедой громко фыркнул, предупреждая собрата посторониться.
   Еще три тонких свиста почти слились в один, и дорога, вильнув, выскочила из-за поворота.
   "Вот же!.." - в сердцах воскликнула Лита, осаживая гнедого.
   Стрела адерика, нацеленная в нее, медленно опустилась. Он обернулся на "бордовых", что безвольно тряслись в седлах чуть дальше - двое еще только заваливались, но третий уже опрокинулся на круп; мечи глухо звякнули, выпав из обессиленных рук.
   Жеребец охотника понуро топтался на прилесье.
   Лита прекрасно знала, насколько хорошо золотоволосый обращается с луком: три стрелы между пальцами срывались с тетивы древко в древко. У воинов не было шансов. Если бы они вынудили его принять бой... прожили бы чуть дольше: маскат, притороченный сейчас к седлу, адерик тоже вез с собой не для красоты.
   - Даже не поговорили, - натянуто пошутил Саодир, пожимая плечами. - Столько лет не виделись...
   И в этот момент оба напряглись: топот копыт догонял со стороны Маарнака. В тишине вечернего тракта он без труда заглушил шепоты леса и плеск волн моря Датален, что накатывали на камни у подножья обрывистого берега, скрытого за рощей.
   Лита бросила руку на эфес Эли, готовясь принять бой, Саодир натянул тетиву до уха, и три оголовка хищно оскалились.
   Из-за поворота выскочили восемь всадников, в одном из которых девочка узнала бородача с ворот. Все восемь разом осадили коней, в руках кровавым закатом блеснула сталь. И воины замерли, переводя взгляды с одного "бордового" тела на другое.
   "Похоже, еще поговорим", - мелькнуло в голове Саодира.
   Но бородач широко улыбнулся.
   - Garet Ingur! - воскликнул он, и, стараясь не делать резких движений, спрятал меч в ножны, и так же медленно прижал кулак к сердцу.
   Слова хлестнули Литу, словно плетью - давно она не слышала их! И уж никак не ожидала услышать здесь, на Окружном тракте в чужом Мире, от каких-то Смертных! Глаза сверкнули изумрудным огнем, Эли скрипнул в ножнах...
   - Dares Eanard [Славить Империю], - опередил ее мысли адерик, опуская лук; но стрелу с тетивы не снял.
   Лита замерла.
   - Старая Империя еще помнит тебя, адерик. - кивнул воин. - Свободный Город не забывает своих клятв.
   Остальные воины молча последовали примеру бородача. Без кломарских плащей ничто в них не выдавало стражу Маарнака. Они походили на обычных наемников, или того хуже - разбойников. И лишь наметанный взгляд мог уловить умелую руку одного и того же кузнеца, ковавшего их мечи, что для наемников редкость, а среди головорезов не встречалось вовсе - их оружие во все времена оставалось разномастным.
   - Мы знакомы? - Саодир всматривался в лица воинов.
   - Нет. Но я знаю тебя, адерик, - в бороде сверкнули белые зубы. - Время тебя совсем не тронуло.
   Страж окинул взглядом три тела за спинами Саодира и Литы - золотисто-бордовые плащи напитывались влагой, темнели в спускающемся мраке, - и глаза цвета коры дуба вернулись к девочке.
   - Надеюсь, ты позволишь встать с тобой плечом к плечу? - продолжал воин.
   Лита понимала, что обращается он к Саодиру, но глазами "ощупывал" каждую черту ее лица; брови девочки еще больше нахмурились.
   - Боюсь, надежды ваши тщетны, - горько усмехнулся адерик, перехватив взгляд.
   - Значит, надежда все-таки есть? - уточнил воин, приподняв бровь.
   Лита почувствовала, как подобрался охотник; напряженно скрипнула тетива, хоть стрелы и смотрели в землю. Не больше удара сердца потребуется, чтобы вскинуть лук...
   Улыбка бородача стала шире.
   - Не доверяешь... Но я сказал, Свободный Город не забывает своих клятв. Мы - не враги. И будь я постарше, могли бы быть друзьями.
   Они смотрели друг на друга: Саодир - пристально вглядываясь, а воин - открыто улыбаясь. И только ветер заполнял тишину: деревья тихо роптали в ожидании, и море изредка выкрикивало что-то из задних рядов.
   - Уходите, - кивнул бородач. - А за "бордовых" не беспокойтесь: времена нынче неспокойные, разбойников развелось... Но когда Старой Империи понадобятся верные воины, ты знаешь, где нас искать, адерик. Спроси Марнака.
   Саодир медленно отошел к жеребцу, не спуская глаз с воинов. Жеребец тряхнул сбруей, когда он запрыгнул в седло.
   - И будь осторожнее, - донеслось уже в спину. - Не все, кто звал тебя другом остались верны своим клятвам.
   ***
   Звезды, словно взвившийся рой мотыльков, усыпали небо, и свет серебряным блеском пробивался сквозь "черное покрывало" ночи.
   Лита изредка поглядывала на адерика. Две сотни шагов он не проронил ни слова, изучая тракт, ложащийся под копыта. Но она узнала его достаточно хорошо, и терпеливо ждала, давая ему время собраться с мыслями и решить с чего начать.
   - Я служил в страже принцессы Эльвены... - наконец, заговорил Саодир.
   - Ты рассказывал, - вставила Лита, когда пауза затянулась.
   Охотник продолжил не сразу и какое-то время с каменным лицом покачивался в седле.
   - Той ночью, когда погиб король Рикар, я вывел принцессу Эльвену из Регелстеда, думал, что смогу спасти. Я клялся оберегать ее ценой собственной жизни...
   - Думал?
   Девочка не раз замечала на его лице "тень", когда он вспоминал те времена. Вот оказывается, что она значила, вот, что терзало его все эти годы - не исполненная клятва способна сломить даже сильную волю.
   - Богам оказалась не нужна ее жизнь, - Саодир поднял глаза на сияющее адамантами черное небо. - Именно тогда я и встретил твоего отца...
   Лита наблюдала, как ссутулились его плечи, как поник взгляд... Но всего на несколько мгновений - он тряхнул головой, золотистые локоны сверкнули призрачной дымкой в слабом свете всходящего над Западной Грядой Элеса.
   - Но ты не об этом спрашивала? Гарет Ингур, тебя это интересует?
   Саодир обернулся, и Лита кивнула. Тьма не могла скрыть любопытства девочки, блеск пробивался сквозь мрак изумрудными искрами.
   - Да, - добавила она вслух.
   - Он спросил меня о том же... - адерик вновь устремил взгляд вперед.
   И вновь лишь звуки окружавшего леса, близкого моря и мерный цокот копыт мешали тишине сомкнуться.
   - Помнишь, я рассказывал про изгнание Кровавых Богов, про Перворожденных, возжелавших власти, и про "серебряный меч, что поднялся на защиту Мира"?
   - Помню, - кивнула Лита, хоть адерик и не смотрел в ее сторону.
   - В легендах, воинов, носящих "серебряный меч" называют Инглагарами. Считается, что они приняли Дар Морета, чтобы противостоять Перворожденным - "черным волкам", как говорится в рукописях...
   - Зверям... - пробормотала Лита еле слышно.
   - Да. "Гарет Ингур" - девиз тех Инглагаров. Легенды гласят, что они заплатили жизнями за ту победу... Хотя, теперь я уже не знаю, где правда...
   "У каждого своя правда", - вспомнила девочка.
   - И когда принцесса Высокородных стала королевой Регелстеда, - продолжал адерик, - король Рикар согласился, что ей нужна преданная стража... Нас нарекли Инглагарами. Мы не подчинялись королю, но после рождения наследника и вступления его на трон, стали бы полноправной королевской стражей. Так, по крайней мере, видел это Рикар.
   - И ты не помнишь Марнака? - удивилась Лита.
   - Его среди нас не было. Инглагары набирались исключительно из сеанаров, а Марнак по возрасту не мог им быть. Но, судя по всему, хотел им стать... Хотя, Смертных я в любом случае не подпускал и близко к принцессе. Как ты понимаешь, немногих обрадовал подобный союз, и тем более то, что он предвещал. А когда стало известно, что принцесса носит под сердцем ребенка...
   - Так вот почему он так меня разглядывал! Решил, что я тот ребенок!
   Саодир усмехнулся:
   - Слухи, что принцесса спаслась в ту ночь, и эрфинг может быть жив, до сих пор будоражат умы. Некоторые помнят клятвы своих отцов, и пожелали бы вернуть трон законному наследнику, невзирая на то, что кровь в нем наполовину адерийская... и что эрфинг может оказаться принцессой...
   Глухо стучали копыта; легкий шаг коней мерно покачивал в седле; Лита поймала взглядом Радеса, поднимающегося из-за восточного горизонта навстречу брату.
   "Да, надежда тоже может заводить в тупик, из которого непросто выбраться", - пронеслось в голове.
   Девять долгих витков она жила похожей надеждой, питаемая жаждой мести. Вся жизнь свелась к подготовке к одному моменту, к единственной встрече. Не видела ничего кроме стали, сжимаемой ладонями...
   Прохлада ночи окутывала со всех сторон, заставляя сжаться и зарыться в мех воротника. Но девочка расправила плечи, позволяя воздуху ласкать лицо и шею. Свет близнецов играл в огненных волосах, отражался в изумрудах глаз и наполнял Литу неколебимой решимостью исполнить задуманное.
   "С намеченного пути нельзя сворачивать, - всегда говорил отец. - Воля твоя должна быть крепка, как сталь твоих клинков".
   Глава 7. 7 Эон, 482 Виток, 43 День Осени.
  
   Регелстед раскинулся на острове в море Датален, в самом центре Гольхеймурина. Вода, окружающая город со всех сторон, делала его совершенно неприступным. Войти в эти воды можно лишь по реке Энса - каналу на северо-западе, соединяющему Датален с Теплым морем. В сам же Регелстед доступ осуществлялся только по мосту с восточной стороны острова, к которому вел Окружной тракт, что опоясывал все море по обрывистому берегу.
   Все земли: от Призрачных гор на юге и до Крануольского леса на севере, а по левому берегу Энсы и дальше - до самого Теплого моря, а так же от Восходного моря на востоке и до Западной Гряды, именовались Империей Ориен. Империей Смертных, как порой выражались Высокородные.
   Впрочем, земли эти и прежде принадлежали той же Империи, которую ныне называли не иначе, как Старая.
   Правый берег Энсы и земли за Крануольским лесом принадлежали Высокородным. И хоть открытая вражда с ними давно осталась в прошлом, встретить адерика в Имперских землях выпадало не каждому.
   Восхищение перед Регелстедом охватывало уже при въезде на Вечный Мост, ведущий к столице. Пять тысяч шагов белого камня в длину протянулись над сверкающей голубой гладью на высоте десяти ростов взрослого. На самом мосту свободно могли разъехаться четыре телеги, и все же, в случае нападения, численность войска теряла свою силу, и все решала его подготовленность.
   По обе стороны моста защитные башни скалились каменными гребнями. Но Лита не увидела ни ворот, ни герс. И все же холодок пробежал по спине, когда проезжали портал длинной в сто шагов, а сверху, на протяжении всего портала, взирали "глаза смерти". Желающим захватить город этим путем, придется пробиваться под дождем из стрел, камней и горящего масла.
   По мосту курсировали повозки, за небольшую плату доставляя пеших путников в город и обратно. Тут же, на въезде, находился пост стражи, взимающей различные пошлины с прибывших, включая подать "на содержание моста в надлежащем состоянии".
   И, судя по всему, мост действительно содержали не скупясь. На белом камне - ни одной трещинки, за которую мог бы уцепиться взгляд. Вечный Мост не зря носил свое название и выглядел, словно вчера построенным.
   Правда, как и какими усилиями, не помнил уже никто.
   Проходили тысячелетия, сменялись династии правителей, но каждый следил, за состоянием моста пуще, чем за своими отпрысками. И как отметил Саодир, Регелстед еще ни разу не поддался, желающим заполучить трон силой. Все перевороты свершались, выражаясь словами адерика, "более изощренными способами".
   По итогам последнего над Гольхеймурином "взошло золотое солнце", говорил Саодир. И с тех пор Регелстед остался без короля.
   Считалось, что Империей Ориен правит Золотой Совет. Но у Литы не возникало заблуждений на этот счет, она прекрасно понимала, КТО правит ныне Империей.
   ...Сверкающие пики королевского дворца росли по мере приближения. О богатстве правителей кричала каждая деталь, не только, украшенных золотом крыш, но и резных колонн, поддерживающих сверкающие купола. И все, выполненное с таким мастерством, что невольно залюбуешься.
   Арку главных ворот украшала лепнина. Изображение рисовало сцену из какой-то битвы прошлого. Большинство полагали, что это Светлая война, но единого мнения на сей счет не существовало. Сражавшиеся воины походили друг на друга, и могли быть, как Смертными, так и Высокородными, а то и Перворожденными.
   Но сцена не содержала ни единого Зверя.
   Впрочем, даже Саодир, проживший всю жизнь в Ярком Мире, и знакомый со многими легендами и мифами (которых ничуть не меньше, чем в Ардегралетте) не имел ни малейшего представления о Зверях. Пыль времен плотно покрыла эту веху истории.
   Белые крепостные стены города нисколько не уступали в изяществе. Вынесенные вперед башни "стерегли" мраморные хищники, свисающие наружу и огрызающиеся острыми клыками. Они напомнили Лите драконов, что "охраняли" зал Хемингара, но уступали размерами. А сами стены, через равные интервалы, покрывали ребристые полуколонны. Их добавили много позже. Как объяснил Саодир, каждый из правителей вносил что-то свое в оформление города, не знавшего ни осады, ни поражения.
   На первый взгляд, столица Смертных больше походила на один огромный храм Старших Богов, нежели на крепость. Но не стоило заблуждаться, Регелстед являл себя настоящей неприступной крепостью. Берега моря Датален возносились обрывами над водной гладью. А у самого подножья на песке скалились острые камни.
   Саодир упоминал, что местами на Окружном тракте встречаются ступени, позволяющие спуститься к воде. Но много ли "навоюешь" с узкой полосы в десяток шагов, если учесть, что треть такого же противоположного берега теряется за горизонтом? А на вершине - плотно подогнанные камни крепостных стен, что начинаются почти от самой кромки, и оставляют лишь узкую полоску в тот же десяток шагов у основания, и выглядят сплошным монолитом - ни зазора, ни трещинки.
   Высота берега вкупе с высотой самих стен делала установку лестниц физически проблематичной. Осадные орудия получилось бы использовать только с кораблей. Но ширина Энсы не позволяла нагрянуть в море крупному вражескому флоту. И даже если бы врагам удалось пройти до Энсейской бухты, Хрупкий мост, соединяющий берега Энсы у самого входа в море Датален, мог быть с легкостью обрушен.
   Да, и ни Смертные, ни Высокородные не держали военного флота. По немногочисленным рекам сновали торговые ладьи, и рыбацкие ялики, в Теплом и Восходном морях орудовали рыболовные кечи, но на этом все. Всего несколько раз за всю историю Яркого Мира предпринимались попытки пересечь "большую воду", окончившиеся неудачей.
   Другими словами, без помощи изнутри в город не попасть. Именно этой неприступностью и вызвана архитектура - никто в Регелстеде не опасался вторжения.
   Помимо всего прочего, на территории острова протяженностью в сорок тысяч шагов от берега до берега, располагались поля и пастбища. Город мог кормить себя десятки - а то и сотни! - витков даже находясь в осаде. А его, без малого, десятитысячный гарнизон при всеобщей воинской повинности вырастал десятикратно. Что превышало войска остальных четырех королевств Империи в разы! И это, учитывая только тех, кого можно смело именовать "воинами"! А в Ярком Мире, как и в Ардегралетте, многие женщины умели обращаться с оружием. И редко какому подростку не снился меч на поясе...
   Количество жителей создавало впечатление, словно вся Империя живет на острове, внутри белых стен. Да что там - словно Регелстед и есть Империя!
   В столице, в отличие от многих других городов, разрешалось передвигаться верхом. Правда, не бесплатно. На "поддержание чистоты улиц" тоже взимались пошлины, так же, как и на "охрану порядка", и "защиту от посягательств на имущество". Здесь много за что приходилось платить.
   ...Кони несли среди шума и гвалта, царящего вокруг.
   По распространенному обычаю, центральная улица вела прямиком на рыночную площадь, и сейчас здесь творилось столпотворение. Торговцы со всех уголков Яркого Мира везли на рынок товары, в надежде хоть немного опустошить карманы жителей Регелстеда. И среди товаров встречалось все, что угодно, начиная с безделушек и сувениров, и заканчивая изысканными морскими деликатесами, добываемыми в восточном Варесте. Запахи съестного и несъедобного смешивались в невообразимый аромат.
   Лита дернула носом, хотя по сравнению с приснопамятным запахом Эренгата, местные ароматы не шли ни в какое сравнение.
   Вдоль главной улицы встречались стражи в бордовых цветах Ордена. Скучающие взгляды скользили по толпе, ни на ком особо не задерживаясь. Какое им дело до разномастных торговцев, стекающихся в столицу? Обычный осенний день.
   Саодир повернул коня, заводя в переулок слева. И за аркой открылся Гостевой район, широкие улицы разбегались сразу в трех направлениях.
   Лита следовала за адериком, отстав на полкорпуса. Двигались между двух-, реже трехэтажных зданий, окутанных тишиной и спокойствием. И по сравнению с центральной улицей Регелстеда, тишина стояла мертвая. Вывески на домах пестрили названиями различных таверн, постоялых дворов и прочих заведений, назначение многих из которых Лита не могла себе даже представить.
   Саодир держался так, будто бывал здесь не раз. Пегий жеребец уверенно цокал вперед, заводя все дальше вглубь района. Редкие встречные, не обращали на путников никакого внимания - Гостевой район оживал только под вечер, когда закрывался торг.
   Они повернули коней к одному из строений. "Темная ночь", - прочла Лита. Слева от крыльца узкий проход вел во внутренний двор, где, как поняла девочка, находится стойло и другие хозяйственные помещения. Но адерик выпрыгнул из седла, и кинул поводья на коновязь; девочка последовала его примеру.
   В таверну охотник вошел первым.
   Окружающие здания отбрасывали тени, не пуская свет, взошедшего еще недостаточно высоко солнца в окна первых этажей, и помещение оказалось окутано полумраком.
   Обеденный зал справа пустовал - если в "Темной ночи" и присутствовали постояльцы, похоже, все они устремились на рыночную площадь. Чистое убранство свидетельствовало о строгих правилах хозяев. На стенах висели несколько картин, подобных той, что украшала комнату Литы в Хемингаре. А в углах примостились кадки с персиковыми деревьями, источающими ненавязчивый сладкий аромат.
   - Постояльцев не принимаем, - раздался раздраженный женский голос из глубины.
   - Почему же нет предупреждения на входе?! - недовольно возмутился Саодир, не двинувшись с места.
   Лита уловила фальшь в голосе адерика. Слова прозвучали наигранно, будто сказал не то, что подразумевал.
   Женщина вышла, вытирая руки о белый передник. Двинулась навстречу, вглядываясь в гостей. На приятном лице мелькнуло едва заметное выражение: она узнала адерика. Уголки губ дрогнули в улыбке;Саодир развел руки, готовясь принять в свои объятья. А в следующий миг женщина отвесила ему хлесткую оплеуху.
   - Как у тебя хватило наглости, вот так возвращаться, будто ничего не произошло?! - вскричала хозяйка "Темной ночи".
   - Лита, это Нарин, - пробормотал Саодир, потирая пылающую щеку.
   - Еще и дочь привел?! - Нарин ударила снова, на этот раз кулаком под дых. - Вообще совести нет?! Думаешь, познакомишь меня с дочуркой, и я все забуду? Вон ты, мол, какой - заботливый папаша!
   Лита благоразумно молчала, еле удерживая каменное выражение лица - женщина свою роль играла прекрасно, но девочку ей не провести! Единственное, чего она не понимала, для кого разыгрывается этот спектакль?
   - Все не так... - начал Саодир растерянно, но понял, что эта фраза вряд ли уместна. - Я все объясню, - тихо закончил он.
   - Тебе придется многое объяснить, - проворчала Нарин, и в следующий миг обвила руки вокруг шеи адерика.
   Лита усердно отводила взгляд.
   ***
   Солнце клонилось к горизонту, а Саодир все не возвращался. Адерик отправился в город, чтобы побольше выяснить о Холаре, оставив Литу в "Темной ночи" на попечении Нарин.
   И сейчас девочка не находила себе места. Враг, убийца родителей так близко! И одновременно - так далеко.
   Лита все прокручивала в голове встречу в Эренгате, злясь на себя за упущенный шанс. Она смогла бы его убить, а потом - будь, что будет. Главное, удалось бы свершить месть. Возможно, даже удалось бы выжить - их было всего пятеро... А теперь... Момент упущен. В этом городе, подвластном Ордену подобраться к Холару будет крайне нелегко.
   Она мерила комнату шагами, теребя кольцо отца, висящее на шее, и коря себя за нерешительность, за то, что послушалась внутреннего "не сейчас", поддалась чье-то Воле, доверилась Судьбе. Может Боги лишь играют с ней?
   Хлопнула дверь, и Лита выскочила на лестницу. "Наконец-то", - пронеслась в голове мысль, когда увидела поднимающегося охотника.
   - Ну? - набросилась на него с расспросами. - Что ты узнал?
   - Не здесь, - он оглянулся, будто кто-то и в самом деле мог укрыться в пустом коридоре. - Пойдем в комнату.
   Саодир еще раз обернулся, прежде чем переступить порог и закрыть дверь. Кровать уныло скрипнула, когда он опустился на край.
   - Рассказывай, - Лита застыла перед ним, нетерпение так и "плескалось" из глаз.
   Адерик поднял голову, и на лице появилась печальное выражение. С одной стороны, он радовался тому, что удалось выяснить...
   - Он ушел, - произнес охотник тихо. - Куда точно, знают, наверное, только Старшие магистры Ордена.
   В груди у Литы все похолодело. Мир словно ушел из-под ног. Опасения начали обретать плоть, липкие пальцы сжали легкие, не позволяя вдохнуть. Она была так близка и не справилась! Казалось, даже сердце перестало биться в груди...
   С другой стороны, он знал, что девочка не откажется от своей мести.
   - Но он вернется, - продолжал Саодир упавшим голосом. - Хотя, возможно, и не скоро.
   Тук-тук-тук. В груди Литы вновь разгоралось пламя надежды. Жизнь снова наполнялась смыслом. "Еще не конец.... - крутилось в голове. - Это еще не все!" Вздох облегчения вырвался из легких.
   Саодир опустил глаза.
   - Вижу, я не смогу убедить тебя отказаться от задуманного, - вымолвил он. - Что ж. Дальше решать тебе. Надеюсь, Боги будут милостивы, и сила Великого Воина тебя не оставит.
   Девочка тронула охотника за плечо.
   - Lever den eles [Жить без страха], - произнесла она.
   - Baas om lages [Умереть в сражении], - ответил он, накрыв ее ладонь своей, но голос звучал глухо и безжизненно.
   - Я приму свою судьбу, - добавила Лита, заглядывая в серые глаза. - Какой бы она ни была.
   Саодир вглядывался в юное лицо, но черты девочки оставались полны решимости.
   - На праздновании Высокого Солнца обязательно соберутся все магистры Ордена. Со всего Гольхеймурина. Но тебе нужно быть среди них, - Саодир замолчал, но всего на мгновение: - И Магистратура даст тебе этот шанс.
   Лита коротко кивнула, поджав губы.
   - Значит, поступлю в Магистратуру.
   Глава 7. 7 Эон, 482 Виток, 44 День Осени.
  
   - Дитя Солнца идет ко мне.
   Воин с золотым солнцем на плаще опирался на темно-бордовый гранитный жертвенник в центре древнего зала. По стенке чаши, стоящей перед ним, тонкой струйкой бежала кровь, изредка задерживаясь в засечках рун. Багряная поверхность рябила кругами, и уши воина подрагивали в такт, вслушиваясь в слова, слышные ему одному.
   - Ее встретят, - кивнув невидимому собеседнику Холар. - Все идет, как и должно. Немного раньше срока, но...
   Чаша забурлила, перебив Холара. В зале стало светлее: полыхнули очаги, и пламя свечей выросло; паутины трещин на стенах проступили из мрака.
   Тишину пронзил скрип зубов.
   - Я - единственная сила в этом Мире! - яростно прорычал Холар. - С девчонкой я как-нибудь справлюсь! А когда мне подчинится Когуар... - он выпрямился, стиснув кулаки так, что побелели костяшки, а заострившиеся ногти впились в ладони.
   Багряная поверхность расходилась частыми кругами, играя отблесками пламени; свет вновь задрожал.
   Ноздри Холара гневно раздулись - ему явно пришлось не по нраву то, что он слышит. Рука подняла золотую чашу за тонкую ножку, поднесла ближе к лицу.
   - Решения здесь принимаю я! - прошипел он, и выплеснул кровь на алтарь.
   Шаги гулом отражались от стен, когда он шел по неосвещенному коридору. А по обе стены едва виднелись темные фигуры, до горла прикрытые прямоугольными щитами. Одинаковые длинные копья возносились у правого плеча. А забрала шлемов довершали сходство, скрывая лица воинов, и делая их совершенно неотличимыми друг от друга.
   И по мере продвижения Холара, из темноты появлялись все новые. Стояли неподвижно, словно высеченные из камня статуи, не издавая ни единого звука. И даже по-Звериному чуткий слух Холара, проходящего на расстоянии вытянутой руки, не мог уловить их дыхания.
   Но в каждый момент воинов было двенадцать. Каждый раз, когда взору представали двое новых, тьма поглощала двоих последних, они рассеивались серым туманом.
   - Хорошая иллюзия, Мокат, - усмехнулся Холар, покидая храм.
   И в проеме проступила фигура тринадцатого воина. За плечами колыхался плащ цвета предрассветной хмари, полы которого плавно перетекали во мрак за спиной. А по графитово-серому нагруднику струились тонкие призрачно-серебристые нити, складываясь в огнедышащего Крылатого Змея. И создавалось впечатление, что Змей извивается по стали.
   Как и у остальных двенадцати, грудь Моката не вздымалась, и легкие не наполнял, распирающий ребра воздух.
   А когда Холар покинул последнюю ступень, ведущую ко входу в древний храм, силуэт воина дрогнул и распался клубами дыма.
   Звук шагов Холара, стучащих по мощенной камнем улице, разносился далеко окрест в окружающей тишине. Тьма нарушалась лишь серебристыми струями света, льющегося сверху, с высоких сводов огромной каверны, выхватывая каменные стены домов - заброшенный и забытый миром город, укрытый глубоко в Призрачных горах, выглядел зловеще в своем запустении.
   Но Холар двигался свободно и непринужденно.
   И на протяжении всего пути тени в переулках вдоль главной улицы шевелились, то сгущаясь, то рассеиваясь: Воины Тумана не оставляли Холара, пока он не покинул Веймелард.
   Глава 9. 7 Эон, 482 Виток, 45 День Осени.
  
   Четверо. Все четверо в бордовых мантиях с золотой оторочкой. Все четверо - мужчины в расцвете сил. Темно-каштановые волосы всех четверых слегка серебрятся сединой, но лица выглядят молодо. Слишком молодо. Совершенно не по возрасту, который выдают ореховые глаза. В этих глазах читается опыт и знания. Они видели многое. Видели столько, сколько никак не могли видеть обладатели этих лиц без единой морщинки.
   Все четверо Старшие магистры ордена Нового Света. Каждый из них владеет Силой.
   Орден составляли не только эти четверо. Помимо них имелось множество адептов и послушников, различных колдунов и чародеев. Но никто не мог сравниться с этими четырьмя. Собственно, потому они и назывались Старшими магистрами, магистрами Золотого Совета.
   - Дай свою руку, девочка, - мягко произнес один.
   Голос звучал легко и бодро, но, как и глаза, не мог обмануть Литу. Обладатель этого голоса давно пересек черту зрелости, в этом девочка нисколько не сомневалась.
   Говоривший стоял перед Литой, остальные восседали в резных креслах, расположенных полукругом: по два с обеих сторон от ступеней, ведущих к более массивному, что своей отделкой больше напоминало трон.
   "Значит, это ЕГО место", - пронеслось в голове девочки.
   Она стояла в центре круглого зала, на украшенном мозаикой полу, окруженная колоннами, что поддерживали прозрачный купол. Стояла в лучах мягко струящегося света, который ложился на плечи и играл в огненных волосах россыпью искр, оттеняя силуэт в изумрудном с золотом платье и топя мир за границей этих лучей в легком сумраке.
   За белыми ребристыми колоннами и окружающей галереей виднелись ниши, в которых уютно расположились статуи четверых Старших Богов. Лита сообразила, что это не кто иные, как Вардена, Акев, Хемаль и Эледур, олицетворяющие четыре стихии: землю, воду, воздух и огонь. На каждую из ниш сверху падал тот же мягкий искрящийся свет, придавая изваяниям величия, и словно заставляя сиять. Игра света и тени искусно подчеркивала изгибы каменных тел, создавая впечатление, что остальной зал погружен во тьму.
   А за троном возвышалась пятая статуя, своими размерами превосходящая все остальные почти вдвое. Эриан, Повелитель Золотого Света. Из рассказов Саодира Лита знала, что Орден почитает его, как главного из Богов.
   "Несущие свет в мир", - невольно вспомнились девочке слова адерика, наполненные презрением.
   Холодные, как лед, пальцы магистра коснулись девичьей ладони. Он вглядывался в изумрудные глаза, и мороз бежал по коже. Внезапно, она почувствовала легкий укол где-то глубоко в сознании. В груди все словно сковало льдом.
   Это не походило на страх или онемение - девочка полностью контролировала свое тело, - но ощущение такое, будто с головой окунули в ледяное озеро.
   "Стихия воды", - мелькнуло в голове.
   Сосредоточенное лицо магистра сперва нахмурилось, а затем - на нем появилось удивление, граничащее с растерянностью. Выражения сменились так быстро, мелькнули всего на мгновение, но Лита успела их уловить.
   Магистр отступил на шаг, молча передал ладонь другому, не сводя с девочки ореховых глаз - руку обожгло. Волна тепла прокатилась от запястья к предплечью. Тепло растекалось по венам, согревая мышцы и окутывая тело легким блаженством.
   "Огонь, видимо".
   И вновь она заметила краткое удивление и растерянность в умудренных жизнью глазах, что смотрели на нее с неподходящего им молодого лица. И вновь магистр передал руку следующему, не сказав ни слова.
   "Так, а это, похоже, воздух", - решила девочка, когда тепло отхлынуло и повеяло свежим бризом.
   И вновь укол в сознание, и вновь недоумение на лице.
   Лита стояла неподвижно. Ни один мускул не дрогнул. Ни когда холод полз по спине, ни когда жар коснулся кожи, ни когда свежесть наполнила легкие. Не дернулась, не шелохнула рукой - лишь молча смотрела в одинаковые ореховые глаза, не отводя взгляда. Смотрела без злости, без ненависти. Смотрела, как можно равнодушнее и преданнее. Даже, когда сознание покалывало, она не вела и бровью.
   "Земля", - поняла она, когда по телу, по мышцам разлилось безразличное спокойствие.
   Очередная пара глаз вглядывалась в лицо, словно стараясь заглянуть за маску наивности, скрывающую истинные мысли девочки.
   Четвертый магистр отступил на шаг, повернулся к остальным. На лице промелькнуло обескураженное выражение. Столь мимолетное, что можно было решить, что просто так лег свет, струящийся сквозь прозрачный купол. Но Лита видела его! Она умела доверять своим чувствам.
   Глаза всех четверых обратились к ней.
   - В тебе нет... магии, девочка, - тихим голосом произнес магистр, что первым брал ее ладонь.
   И, казалось, он озадачен!
   Лита повернулась к магистру Имилин Ват - Старшие магистры не носили имен, в тщеславии своем приняв имена стихий, которыми повелевали.
   - Я научусь, - ответила Лита поспешно, возможно, даже чересчур. - Я очень быстро учусь. Для того и пришла.
   - Ты не поняла, - снисходительно улыбнулся Имилин Элед, что обжег прикосновением. - В тебе совсем нет магии!
   - Как научить гепарда держать меч, если он не способен сжать ладонь? - добавил Имилин Раер, магистр воздуха.
   Лита смутно представляла гепарда, но метафора звучала вполне прямолинейно. Девочка прекрасно поняла, что они хотят сказать; и самообладание дало трещину. Цель вновь отдалялась, подернувшись расплывающимся маревом.
   - Но... я... хочу служить Ордену... - пробормотала она севшим голосом.
   - Не обязательно становиться магом, чтобы служить Ордену, - мягко успокоил Имилин Хейм, оглядывая Литу с ног до головы. - Наверняка, у тебя есть другие таланты?
   Голос звучал мелодично, но пугающе твердо. Он успокаивал, придавал уверенности. Но за этим спокойствием, Лита чувствовала холодность и непоколебимость палача - такому страдания и чувства других не более чем слова.
   - Я хорошо владею мечом... и еще лучше - луком.
   - Вот, видишь, - улыбнулся магистр земной стихии. - Воины Ордену нужны не меньше, чем жрецы и маги. Как выйдешь из храма, поверни направо. Там будут казармы Имперской стражи, мимо не пройдешь.
   - Но я не хочу служить королю. Я хочу служить... Богам.
   - Все мы служим Богам, - усмехнулся Имилин Элед. - Стражи - не исключение. Ступай, девочка.
   Зал Лита покидала со спутанными мыслями. Она не могла поверить, что ее не приняли. Такая близкая цель вновь растворялась вдали. Она не сможет добраться до Холара, ее не подпустят! "Может он все-таки узнал меня?! И все это какой-то искусный заговор?"
   - Не понимаю, - долетел до слуха удивленный голос. - В сорняках у дороги больше Силы, чем в ней. Как такое возможно?
   - Вы сами все видели, - ответил второй голос.
   - В том то и дело, я не увидел ее мыслей! - вмешался третий, и звучал он крайне растерянно.
   - Как и я, - подтвердил второй. - Да, мы все не смогли пробиться!
   - Пробиться? - усмехнулся четвертый. - Через что там пробиваться? Барьеры мы бы почуяли. А там, словно... пустота.
   Двери захлопнулись за спиной, глуша и размазывая звуки, делая слова неразборчивыми; гулкое эхо ринулось в коридоры, что уходили в обе стороны от приемного зала в глубины храма.
   "Я найду способ! Я доберусь!.."
   Внимание Литы привлек металлический шелест и позвякивание. Звуки приближались из восточного коридора. Такие знакомые. Она уже слышала нечто похожее... Это...
   Она остановилась - из коридора показался воин.
   ...Кольчуга!
   Стальные кольца шелестели и позвякивали при каждом движении воина. Меч, что придерживала рука, стучал ножнами по бедру. Бордовый плащ с золотой каймой легко развевался, и на нем восходило неизменное солнце с пятью лучами.
   Воин направился к выходу, не обратив на девочку никакого внимания.
   "Значит, стражи имеют свободный доступ в храм!"
   Эта мысль, словно первый утренний луч, прорезала мрак, сгущающийся в голове. Надежда воспрянула, взмыла над пропастью безнадежности, словно сапсан, расправивший крылья и подхваченный восходящими потоками, не рухнула вниз на острые камни дна, что уже проступали перед внутренним взором.
   Лита бодро зашагала к выходу, вслед за "бордовым".
   Улица дружелюбно встретила ярким светом, лучи ударили в глаза легкой болью, заставляя щуриться и растягивая улыбку шире. Глаза поднялись на восток, где над зубцами стен поднималось Золотое Солнце. Лучи сверкали зайчиками на шпилях крепостных башен, на куполах дворца, что виднелись над внутренними стенами Регелстеда. Они сжигали тени, которыми изобиловал город совсем недавно, окрашивали окружающий мир насыщенными красками, полностью оправдывая название этого Мира.
   Девочка потянула ноздрями свежий воздух, что в таком огромном городе, как Регелстед, просто не мог быть правдой. И все же. Запахи роз, украшающих клумбы в Храмовом районе, смешивались с запахом других цветов, деревьев и растений. Сладковатый аромат слегка кружил голову, поднимал настроение. Слух улавливал журчание фонтанов, что повсеместно украшали улицы. А теплые лучи касались кожи, и их тут же развевал едва ощутимый бриз.
   Без магии здесь не обходилось, Лита понимала это.
   Она легко сбежала по ступеням, придерживая подол изумрудного с золотом платья, что тон в тон повторяло цвет ее глаз.
   Саодир утверждал, что девушке в Регелстеде не следует одеваться, как юноше. Тем более, что она должна поступить в Магистратуру. Лита не спорила, хотя и ощущала себя непривычно в этих тряпках, не стягивающих бедра и совершенно не ощущаемых ниже талии. А после того, как Нарин заметила, что "теперь сердца будут разбиваться при одном только взгляде на нее", неприязнь к платью лишь возросла. Но это все же не ее Мир, и выделяться не стоило. Она стерпит любое неудобство ради своей цели.
   Как и сказал магистр, казармы Лита нашла без труда. Она услышала их задолго до того, как увидела - звон стали мечей Лита не спутала бы ни с чем. У распахнутых настежь ворот, скучали два "бордовых" стража - молодые, но хорошо сложенные сильные юноши. И все же в росте и мускулах Смертные воины уступали адерику, и тем более, Свободным Охотникам, каким девочка помнила отца.
   Звон доносился откуда-то из глубины, со двора казарм.
   - Ах ты, маленький змееныш! - возглас заставил Литу замереть в десятке шагов от ворот. - Держите его! Стража!
   Привратники дернулись, разворачиваясь и еще не совсем понимая, что происходит. Выхватили короткие мечи, готовые "держать" кого бы то ни было. Перегородили портал ворот. И... замешкались.
   - Не дайте ему уйти! - вновь донесся хриплый командный рев.
   Оттуда, где стояла, Лита не могла видеть, кого пытаются остановить стражи. Рука инстинктивно двинулась к пояснице, но наткнулась на пустоту - Когти остались на постоялом дворе Нарин: по уверению женщины, "сталь плохо сочеталась с платьем".
   Один из "бордовых" справился с собой, шагнул в портал, неуверенно поднимая клинок; короткий звон пронзил воздух.
   - Ах ты ж... - последовала ругань.
   Второй воин шагнул следом за напарником, занося крайвер для удара...
   Все, что случилось дальше, настолько поразило неожиданностью, что Лита просто хлопала ресницами, оторопело наблюдая за происходящим. Она не знала, кого пытаются остановить стражи, но воображение разошлось с реальностью, как небо и земля.
   На привратника из портала выскочил юноша. Не юноша - мальчик! На вид не больше двенадцати витков от роду! В руке блеснул меч, короткий, как у стражей на воротах. Он изящно парировал выпад стража, мягко отведя клинок в сторону, нырнул под рукой, пытавшейся ухватить за ворот. И бросился в сторону Литы.
   Их взгляды столкнулись.
   Лицо юного воина хитро просияло, "стальные" глаза полыхнули отраженным солнцем. И на миг они блеснули алыми рубинами, отражая лепестки роз на багровеющих клумбах. А в следующий миг мальчик замер на расстоянии вытянутой руки.
   - Мой меч - ваш меч, моя принцесса, - он быстро и излишне вычурно опустился - даже, скорее, упал - на колено и положил клинок к ногам девочки.
   - Хватай его! - грянуло на всю улицу.
   Лита оторвала взгляд от юного, но уже мужественно красивого лица. Глянула на приближающихся стражей, вслед за которыми спешил зрелый воин в "бордовом". И краем глаза уловила движение - мальчик метнулся, будто вспорхнувший ворон. Девочка обернулась вслед и увидела лишь сноп иссиня-черных волос, скрывающихся в переулке.
   Короткий клинок так и остался лежать у ног.
   - Верткий, как змей, гаденыш, - проворчал итлаир, нагибаясь и подбирая крайвер.
   Пустые ножны на поясе давали понять, что тот принадлежит ему.
   - Назад! - рявкнул он стражам, бросившимся в погоню. - Ушел уже... Не догнать...
   Итлары переглянулись, бросили взгляд на переулок и раздосадовано поплелись обратно на свой пост, нехотя убирая мечи. Видимо, очень надеялись хоть на это, так нежданно свалившееся, разнообразие.
   - Знаешь его? - итлаир пристально смотрел на Литу.
   Немолодое лицо воина покрывала сеть мелких морщин, в которую вплетались несколько шрамов. Волосы, что на голове, что на бороде, обрамляющей широкую челюсть, местами белели от седины. Но, несмотря на все признаки приближающейся старости, мужчина еще не растерял силу и уверенность, которой его наградили Боги. Ореховые глаза пронзали девочку острым живым взглядом из-под густых, хмуро сдвинутых, бровей.
   Лита оглянулась в сторону переулка.
   - Впервые вижу, - рассеянно пробормотала она, пожимая плечами. - Я недавно в городе.
   "Бордовый" еще мгновение буравил глазами, пытаясь отыскать в юном лице хоть малейший намек на ложь, и, видимо, удовлетворившись, хмыкнул. Нежно отер клинок ладонью, и сталь шаркнула в ножны.
   - Я пришла служить Ордену, - остановила Лита, когда итлаир уже развернулся, намереваясь уйти. - Я владею мечом, а еще лучше - луком.
   - Ты? - он недоверчиво оглядел изящное изумрудное платье, которое заставляло усомниться не только в воинских способностях, но и в том, знает ли она с какой стороны браться за меч.
   - Не стоит оценивать по внешнему виду, - кротко проворковала Лита, как можно наивнее похлопав ресницами и заглядывая в ореховые глаза, и, ухмыльнувшись, бросила с вызовом: - Вам ли не знать?
   Морщинистое лицо вмиг помрачнело, напряглось, челюсть плотно сжалась, ноздри наполнились гневом; Лита не дрогнула, спокойно выдержав всю сжигающую ярость ущемленной воинской гордости. А в следующее мгновение черты лица мужчины разгладились.
   - Ты, пожалуй, права, - басом хохотнул итлаир. - Не стоит совершать одну ошибку дважды... за день. Но ты ж его видела, - оправдываясь, махнул он рукой в сторону переулка, - быстрый, как вепрь!
   Воин, улыбаясь, глянул на Литу, но уже по-другому: по-доброму, тепло. И при всем желании, несмотря на бордовый плащ, девочка не могла сейчас смотреть, на него, как на врага. Она чувствовала, он - не враг ей.
   - Пойдем, - мотнул седеющей головой мужчина. - Посмотрим, так ли ты хорошо обращаешься с оружием, как выглядишь в этих тряпках.
   ***
   В "Темную ночь" Лита вернулась за полдень. Саодир и Нарин сидели в обеденном зале и вполголоса беседовали. Но оба умолкли, как только Лита вошла.
   - Сейчас принесу обед, - Нарин тут же встала из-за стола и стремительно удалилась.
   Лита присела рядом с адериком; скамья тихо скрипнула.
   - Рассказывай, - произнес охотник.
   Девочка протянула руку, подставляя под лучи, проникающие сквозь оконное стекло, повертела ладонь, наслаждаясь ощущением тепла, что ласкало пальцы.
   - Меня приняли в стражу...
   Она вкратце пересказала встречу с магистрами. С пылом описала мальчика, что играючи отбился от "бордовых", не забыв упомянуть и о мече, положенном к ее ногам...
   - Здесь полно таких, - кивнул Саодир. - Регелстед притягивает их, как мед. В городе очень легко затеряться.
   - Завтра нужно прибыть в гарнизон, - закончила Лита свой рассказ.
   Адерик тяжело вздохнул, словно на плечи упал неподъемный груз, словно он один мог что-то изменить, но не мог решить с какой стороны взяться. Пустой взгляд уперся в отполированное временем дерево стола.
   - Если тебе что-нибудь понадобится, - он скользнул взглядом по вернувшейся с кухни хозяйке "Темной ночи", - я буду здесь. Подумаю, как тебе помочь. Если не застанешь меня, обращайся к Нарин.
   Женщина поставила перед ними тарелки, донышки стукнули по столешнице.
   - Все, что угодно, девочка, - кивнула она. - Что бы ни потребовалось.
   Лита заметила мелькнувшее сочувствие на ее лице.
   - Спасибо. - Лита перевела взгляд на Саодира.
   Адерик выглядел подавленным, былое спокойствие улетучилось, как утренний туман...
   - Я буду в городе, - улыбнулась девочка, протянув руку над столешницей и коснувшись ладони охотника. - Я никуда не денусь.
   Солнце полыхнуло искрами в пламенных волосах, засияло на гранях изумрудных глаз. И на мгновение показалось, что в обеденном зале стало светлей.
   "И из призрачных глубин тогда явится Дитя Солнца. И Линии Жизни его неразрывно сплетутся с Судьбой Мира, - всплыло в сознании Саодира. - И примут Боги дар жизни, чтобы воспротивиться тьме..."
   Он горько улыбнулся в ответ.
   "Не мне с тобой спорить, Инниут, но... будь к ней благосклонна", - пронеслось в голове.
   Лита тоже прекрасно знала "Пророчество о Линд де Риан". Причем версии обоих Миров. Она поняла, о чем думает адерик... Дар жизни - не что иное, как смерть.
   Но это ничего не меняет, она пройдет свой Путь. Должна пройти.
   Глава 10. 7 Эон, 482 Виток, конец Осени.
  
   Далекий горизонт клубился тьмой, словно сама земля встала дыбом и двигалась, накрывая Мир. И лучи Золотого Солнца отступали перед неудержимым натиском. Тьма неслась, сметая все на своем пути, застилая само небо, словно лавина, что сходит с Южного Предела, с тем лишь отличием, что лилась она непроницаемой чернотой.
   По мере ее приближения, глаза выхватывали отдельные фигуры, что неслись впереди наступающей тьмы, что и составляли саму тьму. Тысячи тысяч Зверей, покрытых иссиня-черной шерстью, окрашивали горизонт в цвет Истинной Ночи.
   Звери надвигались сплошной стеной. Без числа и края. Рвались вперед, словно бушующий ураган. Шерсть полнила все пространство от горизонта до горизонта. Острые молочно-белые клыки хищно скалились, выделяясь на фоне мрака, как буруны штормового прилива. Кровавая пена пузырилась в уголках пастей. Обезумевшие обсидиановые глаза полыхали яростью и безудержным Голодом.
   А следом по небу тянулась мгла, затягивая мир непроглядной пеленой, гася любые проявления света. Мрак окутывал мир. И внутри того мрака - ничего, кроме хлада и пустоты. Вечной пустоты вечной тьмы.
   Звери неслись, не оставляя после себя ни живого, ни мертвого, ни неба, ни солнца. Их становилось все больше и больше. И чем больше их становилось, тем меньше света оставалось в мире. Золотое Солнце отчаянно противилось, пронзая мрак острыми лезвиями лучей, но вынужденно отступало, окрашивая небо в кровавый багрянец, не способное помешать надвигающемуся хаосу.
   "И когда лавина врагов иссякнет, станет ясно, что ни один из них не ступил в зону моего превосходства".
   Марен замер на пути накатывающейся волны. Ладонь крепче сжалась на белом эфес меча с черным, как сама надвигающаяся тьма, клинком; кожаная оплетка рукояти удобно лежала в руке. Марен чувствовал ненависть и злобу, несущуюся на него. Чувствовал сладкий запах, забивающий ноздри, металлический вкус, что оседал на языке и скрипел на зубах - кровь взывала к нему. Принц ощущал Голод Зверей, словно тот его собственный. Он знал, что они никогда не остановятся - только он один с Черным Мечом в руке может встать у них на пути. И только смерть остановит их навсегда!
   - Ed - mor heanien... [Я - меч карающий] - прошептали губы.
   Но голос грянул, словно раскололось небо. Полыхнул огонь - небесная твердь разверзлась янтарными реками, словно сам Эледур, Бог Предвечного Пламени, пришел на помощь своему брату Эриану. Он ударил в землю, в Зверей. Жег все, чего касались извивающиеся языки. Казалось, Пламенеющий дракон Эльраул носится среди тьмы, прожигая ее, как раскаленная сталь прожигает перья. И где бы Крылатый Змей не проходил своим огневеющим дыханием, тьма вспыхивала, сыпала трескучими искрами, мятущимися между землей и небом, словно рой светлячков. Но тут же затягивала раны.
   Стена Зверей налетела на Марена и взорвалась пламенным вихрем. Янтарные потоки, перемежаясь с золотыми лучами, смешались с тьмой, подобно тому, как светлые жилы пронизывают черный мрамор.
   Но принц не отступил, не сделал ни шагу назад.
   Черный Меч взвился над головой - в лицо плеснули теплые алые струи, что во тьме казались такими же черными, как она сама. Клинок запорхал из стороны в сторону. Закружил и заметался, как бушующий вокруг хаос. Рубил, колол, сек - ни что не прерывало смертоносного танца. Звонкая песня сливалась с хрустом перерубленных костей и потрескиванием обезумевшего огня. Запах сладкой крови отдавал паленой шерстью и горящей плотью. Слух раздирали тысячи тысяч яростных криков и воплей. И все их объединяло одно - ужас и боль. Каждый крик, каждый вопль наполняли: безысходность, отчаяние и смерть. Казалось, что стонет сама земля, само небо и весь Мир вместе с ними. Крики усиливались с каждым мгновением, рвали перепонки, заполняя все окрест.
   Но завеса тьмы сплеталась все гуще и гуще.
   И сквозь крики донесся мягкий усталый голос.
   - Остановись, прошу.
   И в то же мгновение все стихло. Пропал безумный рев смерти и пламени. Иссякли огненные реки. Отступила тьма. Не осталось ничего, кроме выжженной потрескавшейся земли и свинцово-пепельного тумана, что кружил в воздухе.
   И лишь одинокая струйка крови стекала по долу сытого клинка.
  
   ...Каждый новый сон казался Марену реальнее предыдущего. Принц, как на яву, чуял запах гари и крови. Ощущал сухой пепел на ладонях, соль на губах. С каждым новым сном приходили все более яркие ощущения. Они казались такими настоящими, такими живыми, такими... его.
   ***
   К концу осени мастера уже не могли игнорировать Марена на занятиях. Все больше учеников с откровенным интересом приглядывались к его тренировкам. Многие присоединялись к ним вечером. Стойки и выпады принца начинали повторять в поединках. И против многих наставникам приходилось спешно адаптировать защиту. Конечно же, мастеров это не радовало, и даже откровенно раздражало.
   Наконец, главный наставник не выдержал - Марен, как всегда, тренировался в стороне, когда он подозвал.
   - Ну, что? Посмотрим, чему ты научился? - мэтр Терин, по обыкновению, намеренно опустил обращение "мой принц", подчеркивая тем самым, что в Мор де Аесир титулы немногого стоят.
   Он крутанул хедмор, выходя в центр арены.
   Марену не оставалось ничего, кроме как проследовать на песок; на краткое мгновение во дворе Атеом повисла напряженная тишина.
   Наставник атаковал без обычного для подобных поединков приветствия, что, в общем-то, удивило. Стремительное движение выдало технику Надалас [досл. "смертельный удар"], но, преисполненное излишней страстью, не достигло цели - принц парировал выпад, не двинувшись с места. И следующие удары хедмора стали более холодными и расчетливыми, вынудив Марена обороняться более изощренно. Воздух загудел, разрезаемый сталью, и пение клинков наполнило двор крепости Атеом шелестящим свистом.
   Собравшиеся иларены во все глаза следили за мерцаниями клинков.
   Мэтр Терин не зря носил титул главного наставника. Он прекрасно отточил технику Искусного Меча - основную технику дуэльных поединков. Хедмор мелькал стремительно и точно. Все движения, будь то выпад или отражение, неразрывно сплетались изящными переходами и продолжали предыдущие. Каждый удар выливался в разящую серию, с редким уходом в оборону, но и то лишь для того, чтобы сменить направление атаки.
   Какие-то удары принц парировал, от каких-то уклонялся. Сталь играла тусклыми бликами, сыпала искрами на песок. Наставник атаковал слева, справа, сверху, снизу, плавно кружа по песку арены. "Стальная песня" то чуть замирала, то набирала новую силу.
   Ученики, с перебоями сердца наблюдали, как мечи выписывают дуги, как выпады и парирования сплетаются между собой грациозными переходами. Следили, как сталкиваются мечи на скользящих ударах, уходят в сторону, разворачиваются и вновь несутся друг на друга, играя морозным узором на стальных гранях.
   Опытный воин легко бы заметил, что принц избегает жестких блоков, стараясь не вступать в силовое противостояние. И без сомнения принял бы это за слабость.
   И наставник незамедлительно решил воспользоваться преимуществом.
   Марен отразил очередной удар, но уже знал, каков будет следующий. Мэтр Терин умело связывал все известные в Сером Мире техники боя, и часто совершенно неожиданно добавлял к Искусному Мечу выпады из более сложных, "не дуэльных". И сейчас все действия привели его к одному, единственно доступному удару.
   Возможно, если бы главный наставник понял это, осознал, то отошел бы в оборону, чтобы сменить направление... Но не сделал этого.
   "Самоуверенность губит наравне с неуверенностью, - звучал в голове Марена голос праотца. - Не позволяй гордыне сковать разум".
   Принц Летар сделал шаг немного раньше, а меч отвел чуть шире... И клинок учителя, скользнув по стальной пластине нагрудного жилета, пронзил навылет правое плечо!
   Над двором крепости взметнулись шумные выдохи и сдавленные возгласы, слившиеся в один. Наставник исполнил удар с такой точностью и скоростью, и таким изящным переходом, что ученики непроизвольно задержали дыхание, когда он не отошел в ожидаемую оборону.
   Марен стиснул зубы. Рука ослабла, острая боль метнулась к локтю, к запястью, и погасла в сжатом кулаке, крепко сжавшем эфес; лицо осталось каменно спокойным. Острие маската принца уткнулось в песок арены; липкая струйка скользнула под рубахой, сперва согрев кожу, но вмиг став холодной, как лед.
   На лице главного наставника вспыхнула самодовольная ухмылка.
   - Может, стоит учиться у наставников? - он обвел учеников надменным взглядом, гордо расправляя плечи.
   При этом хедмор чуть повернулся в ране, оплетая грудь Марена стальной сетью боли; принц медленно втянул воздух и сеть лопнула, боль отступила.
   - Да, мэтр! - грянул нестройный хор.
   И лишь четверо - Кригар, молчаливый Твеир и друзья из Грансена - сжали эфесы своих мечей, вынув и с силой вогнав их в ножны, ударив гардой о защитное кольцо устья. Звук потонул среди шума толпы, но Марен заметил движение и отчетливо уловил металлический щелчок. Они единственные поняли, что произошло.
   - На сегодня хватит, все свободны, - главный наставник нарочито медленно тянул хедмор из плеча принца.
   Кровь все быстрее пропитывала шерсть рубахи, струясь по предплечью. Первые капли показались из-под рукава. И когда мэтр, наконец, вытащил меч, принц легким привычным движением полоснул себя по запястью, отер клинок и убрал в ножны, лишь после этого позволив себе разжать немеющую ладонь.
   А когда все разошлись, к главному наставнику приблизился мастер Дайнер, наблюдавший за боем.
   - Не так уж он и хорош, - надменно хмыкнул мэтр Терин, заботливо вытирая окровавленную сталь. - Кровь Летар слабеет с каждым витком. Величие рода неизменно угасает. Похоже, Инген был последним "черным волком".
   - Может быть, - в ответ пробормотал наставник "двуручников". - Может быть.
   Дайнер окинул любопытным взглядом песок арены, что-то изучая и оценивая. Сделал шаг в одну сторону, затем в другую, будто к чему-то примеряясь. И мыском сапога прочертил полукруг прямо у ног мэтра.
   - И когда лавина врагов иссякнет, станет ясно... - хитро подмигнул он, и довольный двинулся прочь.
   Главный наставник не сразу понял его слова. Несколько мгновений стоял, с усмешкой разглядывая песок арены. И уголки губ медленно опускались, надменность сползала с лица.
   - ...что никто не ступил в зону моего превосходства, - рассеянно пробормотал он под нос, механическим движением все еще поглаживая меч.
   Понимание приходило мучительно больно, как и любая правда, и безжалостно било по самолюбию - его нога ни разу не ступила внутрь условного круга!
   ***
   Принц Летар лежал на кровати, закинув левую руку под голову, и сквозь тьму разглядывал деревянные балки потолка. Правая рука вытянулась вдоль тела, а на плече, на белой повязке, проступило алое пятно. Боль иногда просыпалась, стараясь вонзить свои острые когти, но тут же затухала, разбиваясь о твердую волю.
   Но принц не думал о недавнем поединке с главным наставником. В голове, словно стая ворон над ратным полем, выстраиваясь в более-менее понятный порядок, кружили слова мастера Дайнера о сравнении Зверей и Кровавых Богов. Не то чтобы он принял эту теорию, но прочтенные летописи наталкивали на определенные размышления...
   К Старшим и Младшим Богам Перворожденные относились, как к красивым мифам. Все знали имена, признавали могущество, но никто не искал у них защиты или помощи. Не воздавали им и каких-либо особых почестей, не строили храмов. Перворожденные чтили предков, а единственным, кого действительно ставили над этой памятью, всегда оставался Маерен Ар - Великий Воин. Так повелось с Начала Времен.
   Великий Воин всегда являлся в момент особой нужды, когда Мир не мог совладать с обрушившейся на него напастью. Он бился с Дикими драконами - еще на Заре Мира. А потом и с Кровавыми Богами - в Начале Времен. Говорят, что и несколько менее значимых войн, случившихся до Объединения Домов, не обошлись без его участия. Он всегда приходил из ниоткуда и точно так же - в никуда уходил. Он не имел рода, не имел прошлого - он просто "был", а затем "переставал быть".
   И всегда его рука сжимала Черный Меч, Меч Воина - Зуб Дракона, как называли более изощренные летописцы. Черный, словно Истинная Ночь, гасящий на своем лезвии любые проявления света, выкованный из неизвестного вороненого материала. И даже даинсил [досл. "крепкое серебро"], который чаще называли "драконьей сталью", он пронзал, словно воздух. По крайней мере, так гласили свитки.
   Стальной ли его клинок? Наверняка не знал никто. По некоторым легендам, сам Айдомхар отломил шип со своей груди и принес в дар Великому Воину, чтобы тот создал меч, равных которому нет и не будет. Это произошло еще на Заре Мира, когда безумные Дикие драконы наводили ужас на все живое. И если верить свиткам, Черный Меч - теплый, не в пример стали, и живой - а не просто бездумное оружие. Некоторые утверждали, что Зуб Дракона обладает собственной Волей и не подчиняется никому, кроме хозяина.
   Именно с тех давних пор, как верили все без исключения, когда Маерен Ар повернул свою Волю против судьбы, Древние драконы и признали Великого Воина. А Айдомхар лично научил призывать их... Такие могущественные, они никогда не жаждали единоличной власти. И они просто ушли, когда Мир, "подрос" и, словно ребенок, ставший мужчиной, перестал нуждаться в постоянном покровительстве. Но возвращались по первому зову Хозяина Черного Меча.
   Так было и с Кровавыми Богами.
   Тогда, говорят, Айдомхар явился первым, а с ним пришли: Элкером и Раэнсир. И Боги оказались не готовы к такому противостоянию. И даже их покровитель Морет, Хозяин Серых Граней - Проклятый Бог, как его ныне именуют в мире, - оказался не в силах им помочь.
   Конечно, и Старшие, и Младшие Боги тоже не остались в стороне.
   Не обошлось и без потерь. Много сил в борьбе отдал Радес и теперь его "взор" не проникал в Ардегралетт. Из Крылатых Змеев не смог уйти с братом и Раэнсир. Младший из Древних драконов остался в Сером Мире, уснул под Спящей горой и ждет, когда его вновь призовут. А смог его дыхания укрывает Ардегралетт от Гнева Эриана.
   Но Кровавых Богов изгнали.
   Одни говорили - в Ифре, другие - в саму Бездну, к Томалеку, что для всех живых казалось страшнейшим... посмертием, если можно так выразиться. Ведь в Бездне - не живут и не умирают, а лишь существуют. В осознании себя. Бесконечно. В вечной хладной тьме, в ожидании Конца Времен... Даже Бесплотным, с рубежа Серых Граней, иногда удавалось вырваться в мир живых... Из лап Томалека не вырвешься.
   Впрочем, если верить мифам, Владыку Хладной Тьмы остерегаются и все без исключения Старшие и Младшие Боги, но он никогда не проявлял какого-либо участия или заинтересованности в делах насущных. И вот это-то отстраненное безразличие и холодное спокойствие всегда ужасало своей непринужденной жестокостью - Владыку Бездны ничто не способно тронуть.
   В отличие от других Темных, что после Исхода выступили на стороне Перворожденных: Дауры, Хозяйки Истинной Ночи, и ее верных спутников - близнецов Элеса и Радеса... Близнецами последних называли с натяжкой, лишь потому, что неразлучны... Братья не поддержали тогда Эриана в его Гневе, и их лучи не карали Перворожденных и всякого, кто хоть как-то использовал Дар Проклятого Бога. И "золотые клинки", оставшегося без поддержки Дневного Солнца, по сей день не в силах пробить пелену "дыхания Раэнсира", укрывшего Ардегралетт. И ни Бог Неба Хемаль, ни Богиня Ветров Венет, оказались не способны помочь старшему брату рассеять густую дымку... Даура могла быть спокойна: ее "дети" надежно защищены.
   А Великий Воин вновь "выпал" из мира вместе с Черным Мечом. И хоть его считали персонажем полумифическим, все убеждали друг друга, что он жил, притом, что сейчас уже никто не мог побахвалиться личным с ним знакомством...
   В теории мастера Дайнера вполне могло быть зерно истины. Мир, как ребенок, слишком часто забывал то, что было. И еще чаще менял уже имеющееся.
   А еще пророчество о явлении Дитя Солнца, что придет, когда мир "озарит бордовый рассвет золотого солнца". Дитя, что "вернет в мир утраченное". Дитя, что сможет "противостоять тьме". Хотя, именно явление Линд де Риан, предвещало возвращение той самой тьмы...
   ...В дверь Марена постучали, и в комнату вошел главный наставник. Принц приподнялся, намереваясь встать, но наставник жестом остановил. Не говоря ни слова, мэтр прошел к столу и опустился на одинокий стул. Поправил полы плаща и замер в задумчивости. Взгляд, устремленный в чернеющую за окном тьму, что всегда накрывала Мир после захода Дневного Солнца, какое-то время оставался неподвижен.
   - Я жалею, что ты не пришел, как положено, - наконец тихо выговорил он. - Получил бы кольцо... - он взглянул на юношу сквозь темноту. - Как твой отец...
   Голос наставника изменился, звучал не так, как совсем недавно, на арене. Чувствовалось - не забота, но некая разочарованная печаль. И учтивость? Нет... Почтение? Нет... Смирение! Так бывает, когда перешагивая через себя, признаешь неправоту. В затянутых паузах на конце каждой фразы, так и напрашивалось "мой принц". И мэтр говорил искренне - принц читал это на лице и в ровном биении сердца, в пульсации его крови в жилах.
   - Важно не то, какие знаки ты носишь... - начал Марен, но наставник не дал ему закончить.
   - А какие знания тебя наполняют, - закончил он. - Да, я помню. Но все равно жаль... При мне еще никто не получал Знак Змея. Великая Ночь, да на моей памяти, и памяти предков, что я помню, его никто никогда не удостаивался! Даже великие наставники всегда считали, что стать достойным невозможно!
   Мэтр Терин опустил глаза, покручивая на пальце кольцо из черненого серебра, на котором со стороны ладони красовался вытравленный Знак Лесного Пса, третий по старшинству.
   - Твой отец, Инген, единственный, кто за время моего наставничества приблизился к нему, получив Знак Большого Зверя. Но и ему не все техники боя давались одинаково легко... Мы с твоим праотцем носим Знаки Пса - теперь это старшие Знаки во всем Ардегралетте... Твой праотец, в свое время, был ближе к Знаку Зверя, чем я, надо признать. Он всегда одерживал верх... Ты же знаешь, как я стал главным наставником? - мэтр Терин, поднял глаза на Марена, и принц молча кивнул.
   Видел ли мэтр этот жест? И все же юноша не произнес ни слова, ожидая продолжения.
   Глаза наставника вернулись к кольцу - Знак Атеом уже трижды скрылся на стороне ладони и показался вновь. Молчание затянулось.
   У принца возникло ощущение, что мэтр хочет что-то сказать или о чем-то спросить, но не может подобрать слов, не знает, как начать, будто боясь услышать ответ, который, как прекрасно знает, будет чистой правдой: честь Перворожденного не приемлет лжи.
   - Почему ты так поступил? Почему поддался? - наконец спросил тот напрямую. - Ты мог победить?
   Принц не ответил. Он молча наблюдал за наставником, все еще не зная, видит ли наставник его так же хорошо?
   - Значит, мог, - задумчиво кивнул главный наставник самому себе. - Еще с первого удара... Сейчас я понимаю...
   "Значит, видит", - решил Марен.
   Но мэтр Терин заметил лишь слабый блеск, который не мог быть ничем иным, кроме как глаза Марена. Он часто видел эти сапфировые искры, когда рука принца Летар сжимала меч, и "стальная песня" звучала во дворе Атеом - стук сердца отбивал устойчивый ритм, а рассекаемый воздух "насвистывал" незатейливую мелодию, приятную слуху любого воина. Она то лилась, словно неспешный ручеек, сопровождаемый потрескиванием костра, то взрывалась грохотом, срывающегося оползня, под дробный бой ливня, бьющего в стекло, и завывания урагана, гнущего к земле хрустящие деревья. Но ни на миг не теряла мелодичной связи.
   В такие моменты хотелось выхватить меч и ринуться в разворачивающийся перед внутренним взором бой, где присутствовали и Боги, и драконы, и Бесплотные, которых никто не встречал с тех пор, как заперли Врата Ифре... А, может, и вовсе никогда... И, конечно же, достойная смерть. И ледари, голосами предков зовущие в Имале... Ладони прекрасных дев касались кожи, нежные гибкие пальцы обвивались вокруг запястья, и раскрывались Чертоги Богов, где Золотое Солнце не карает, и где великий Маук, Бог охоты и воинской чести, лично приветствует каждого достойного...
   Но мелодия стихала, и холодный ветер пронизывал насквозь, неистово трепля полы мокрого плаща. Сырые волосы свисали тяжелыми прядями, а мелкий град с дождем безжалостно сек лицо в кровь, лишь благодаря зажмуренным векам щадя глаза. А в груди нестерпимо щемило от чувства внезапной утраты...
   Так было в тот единственный раз, когда мэтр Терин вышел на балкон, чтобы взглянуть на позднюю одинокую тренировку юного принца.
   Он наблюдал за стремительным скольжением парных мечей, узнавая сложную технику Даахмор, в которую принц непринужденно вплетал незнакомые движения. Ушей достигал звон льда о клинки, под ритмичное биение собственного сердца.
   Клинки ли попали в ритм, или сердце само повиновалось мелодии? Но в следующее мгновение главный наставник уже стоял ТАМ, озаренный золотыми лучами, ласкающими лицо, и запястье "замком" стискивала крепкая, перевитая мускулами, рука "великого Бога". Грозный Когад, по чьей воле разворачивались самые крупные и кровавые побоища, стоял невдалеке, и даже на его жестком лице читалось уважение. Приветливо улыбались прекрасные Богини. Даура, приглашая, протянула ладонь; смарагдовое платье искрилось, волосы играли переливами расплавленного металла...
   А спустя мгновение наставник обнаружил себя, впившимся пальцами в каменный парапет. На своем балконе. В своем Мире. И лишь алые струи сочились по щекам, размываемые дождем.
   И злость вспенилась бурлящим горным потоком. На принца, на Мир, на Богов... и на себя. Не потому ли он затеял этот нелепый бой с юным Перворожденным?
   Но Боги все видят, а теперь увидел и он...
   - Тогда почему не победил? - мэтр повторил вопрос.
   - Наставник должен учить, - спокойно ответил Марен. - А чтобы учить, его должны слушать.
   - Милосердие? - кольцо Атеом прекратило вращение.
   - Нет. Отсутствие необходимости. Победа напрасна, если служит лишь пищей гордыне.
   - Но с Лемом ты поступил иначе.
   - Эрфинг стоял на пути.
   - Но ты мог не ставить плечо, мог повернуть меч чуть по-другому, мог закончить тот бой иначе... Мог? - уточнил мэтр, но тут же ответил сам: - Знаю, что мог... Несмотря на все свое самодовольство, эрфинг - очень хороший воин. Но он недооценил тебя. И ты не дал ему шанса понять своих заблуждений. "Глупость противника - вина лишь самого противника", так учили и меня. И ты во всей красе продемонстрировал технику Надалас... Многие тогда списали все на ошибку Лема, но Дайнер уже тогда знал... А я не поверил... Ты мог повернуть меч, у тебя хватило бы скорости, и острие само нашло бы горло... Помню, я решил, что ты не сделал этого по неопытности, но сейчас, прокручивая все еще раз, вижу, что это не случайность. Ты мог убить его, быстро и без пощады. Но не сделал этого... "Врагу нельзя дарить жизнь", я уверен, ты слышал это от праотца...
   Мэтр ждал ответа.
   - Он не был врагом. Его смерть не принесла бы мне пользы.
   - Правильно - не был. И правильно - не принесла бы, - согласился главный наставник. - Но он, не задумываясь, убил бы тебя тогда, будь у него шанс. И теперь он - твой враг.
   - И в следующий раз это будет достаточной причиной.
   Мэтр Терин какое-то время сидел молча, глядя, как первые лучи Ночного Солнца, пробившись сквозь плотные облака, играют бликами на вращающемся на пальце кольце из черненого серебра. Затем рука на мгновение скрылась в кармане, и достала еще одно кольцо. Мэтр чуть повертел его, держа пальцами за грани, словно разглядывая символ, вытравленный на лицевой стороне обода. Сжал в кулаке, и, не глядя, отвел руку в сторону, хлопнув по столу; кольцо глухо стукнуло по дереву.
   - Ты не вправе носить его, как выпускник [прим. - на среднем пальце правой руки]. Но даже Темным Стражам оно даст представление о твоем искусстве. Такого кольца еще не видел мир. После смерти твоего отца, Знаки Пса оставались самыми старшими во всем Ардегралетте. Носи с честью.
   Марен не отрывал взгляда от кольца, показавшегося из-под поднятой ладони наставника. На ободе красовалась вытравленная додревняя руна, но она не принадлежала ни к одному из Знаков школы. Руна, что не претерпела изменений с самого Начала Времен, а то и вовсе с Рождения Мира. Руна, что использовалась ныне только здесь в Мор де Аесир, но которую знали все без исключения в Сером Мире. Потому что именно ее называли именем могущественнейшего из Древних драконов - Айдомхара. Руна, которую принц вытянул в день вступительного испытания. И без труда, с полувзгляда, узнал сейчас. "Сеан офано толеф" красовалась на черненом серебре!
   Неслыханный жест! Это шло вразрез со всеми правилами, нарушая все традиции и устои. Согласно Старому Закону кольцо Атеом получали исключительно выпускники. Даже сын не смел носить кольцо своего отца, кое не передавалось по Линии Крови: его возвращали в Мор де Аесир, в Зал Славы Атеом, где бережно хранилась память о владельце.
   И любой, встреченный выпускник, мог потребовать вернуть чужое кольцо, если возникало подобное подозрение. И тем более, если черненое серебро украшало другой палец, сообщая, что это всего лишь трофей. А с выпускниками школы Меча Богов сложно спорить - сталь принимает решение лишь однажды и даже Боги не в силах изменить его.
   Но кольцо, которое сейчас лежало на столе, играя с Элесом тусклыми бликами, никто не "предложит" вернуть. Его нельзя носить, как выпускнику. Но надетое, как трофей, оно скорее вызовет замешательство, нежели желание призвать к ответу. В приветственно поднятой ладони любому в Ардегралетте будет виден Знак, хоть и не ожидаемый, но известный. Знак, который на таком кольце может означать лишь одно: кольцо по праву блестит на пальце, и сталь всегда "будет на его стороне".
   Наставник поднялся и направился к двери, дерево двинулось без скрипа, практически бесшумно, впуская в комнату свежий прохладный воздух.
   - Дайнер прав, - тихо произнес он уже на пороге, - жаль, ты не пришел, как положено.
   Глава 11. 7 Эон, 482 Виток, конец Осени.
  
   Рыночная площадь гудела, словно улей. Торговцы старались перекричать друг друга, зазывая покупателей. Которые, в свою очередь, неспешно толкались вдоль рядов, крепче сжимая кошели, стараясь не выпускать их из рук - в толпе шныряли маленькие оборванцы, которые только и ждали, когда кто-нибудь зазевается. Городская стража, как могла, гоняла их, но разве воину угнаться за юрким мальчишкой, или девчонкой?
   Саодир говорил, что безродная голытьба сбегается в Регелстед со всей Империи, словно крысы в тепло. Вот только избавиться от них куда как сложнее, нежели от крыс. Никакие стены общинных домов не удерживали этих маленьких прохвостов, так ценящих свою столь сомнительную свободу. Не на цепь же сажать, в самом деле... Рыночная толчея служила им и домом и укрытием. И где еще можно так хорошо поживиться, как не среди разномастных торговцев, "плывущих" в плотном живом потоке.
   Лита продиралась против движения. Бордовая туника и такой же плащ за спиной заставляли толпу почтительно расступаться. По возможности, конечно: в узких торговых рядах отступать особо некуда. Девочка стремилась вырваться с рыночной площади. Ее стража на сегодня окончена, и хотелось, как можно скорее убраться отсюда. Благоговейное чувство величия Регелстеда таяло, словно снег после Большого Восхода, стоило лишь окунуться в обыденную жизнь этого города.
   - Так ты теперь с ними? - раздался веселый голос.
   Мальчик появился неожиданно, из ниоткуда. Вынырнул, словно рыба из воды, и зашагал впереди, будто они - старые знакомые. Лита сразу узнала иссиня-черные волосы, "стальные", дерзко усмехающиеся глаза, юное, но уже мужественно красивое лицо. Он выглядел так же, как и в день первой встречи, перед казармами. Даже одежды не менял: та же рубаха с надорванным воротом, те же штаны с протертыми коленями, те же изношенные сапоги.
   - Если тебя увидят - схватят, - Лита огляделась, но она оказалась единственным стражем в поле зрения.
   Мальчик хитро подмигнул.
   - Чтобы меня схватить, требуется нечто большее, чем бордовый плащ за спиной. Посмотри вокруг, - он, на удивление легко в царящей толчее, развел руками, - это - мой мир!
   Мальчик двигался непринужденно, легко виляя в плотном потоке. В то же время, Лите приходилось периодически работать локтями, чтобы проложить себе путь.
   "Верткий, как змей", - вспомнила девочка слова Аренгеста, воина, чей меч мальчик положил к ее ногам.
   А вслух спросила:
   - Где твои родители?
   - Они покинули меня, - мальчишеские плечи чуть дрогнули. - Но мы еще свидимся.
   Ловкая рука мелькнула между столпившимися у прилавка, и в ладони очутились два яблока. Он бросил одно через плечо - Лита поймала - и впился зубами во второе, брызнул сок.
   - На мне тоже бордовый плащ. Стоит ли испытывать судьбу? - улыбнулась Лита, вертя фрукт в руке. - Я могу схватить тебя.
   Мальчик кинул взгляд через плечо, ничуть не смутившись, а, казалось, наоборот - повеселев.
   - Сестра тоже постоянно твердила, чтобы я не испытывал ее терпение... Но, да, ты - можешь схватить меня. Но что-то мне подсказывает, что ты этого не сделаешь.
   И в "стальных" глазах искрилась такая уверенность, будто он способен читать мысли.
   - Та прав, - Лита откусила яблоко. - Не сделаю.
   - Я неплохо разбираюсь, - пробубнил мальчик с набитым ртом, а на лице блуждала загадочная улыбка.
   - С мечом ты тоже неплохо обращаешься. Кто тебя учил?
   - Это наследственное, - отмахнулся он.
   Впереди показались внутренние стены Регелстеда, портал ворот и "бордовые" стражи.
   - Можешь называть меня Кин, - бросил мальчик.
   Лита хотела ответить, но он уже растворился. Толпа смыла его след, словно волна след на песке.
   "Быстрый, как вепрь", - хмыкнула про себя девочка, вновь примеряясь зубами к яблоку.
   ***
   Осень подходила к концу. Ночи стали прохладней, но дни стояли по-прежнему теплые - в Гольхеймурине погода мягче, чем в Сером Мире, а снег и вовсе видели лишь Призрачные горы на юге.
   Лита все чаще вспоминала, как белые хлопья кружат в воздухе, как ложатся на деревья, как скрипят под ногами. Вспоминала, как маленькой ловила их языком, задрав голову. Как они сыпались с дерева, если потрясти, проникали за шиворот, ледяными каплями пробегали по спине... Вспоминала маму. Мягкий голос, напевающий колыбельную холодными вечерами. Теплые руки, обнимающие и поглаживающие по волосам, тогда еще черным, как уголь. Вспоминала рассказы отца у камина, драконов на его доспехе: Элкерома и Раэнсира... Обсидиановый взгляд Айдомхара...
   И тот день, когда все закончилось. Когда оборвалась одна жизнь и началась другая. Путь, который вел в неизвестность, наполненную одной единственной целью. И конец у этого пути, так или иначе, мог быть лишь один - смерть. Вот только - чья?
   Лита не боялась смерти. Как и все Охотники, она готовилась к ней с детства. Но теперь... Она должна забрать Зверя с собой за Серые Грани! И если для этого придется использовать Дар Морета, рискуя поддаться Голоду... Что ж, к этому она тоже готова! И не важно, пред какими Богами предстанет, ей не в чем будет винить себя, и не за что будет оправдываться, когда свершится месть!
   "Смертью я отвечу на смерть!" - бились в памяти слова Великого Воина.
   ...И вот - уже подходила к концу осень. Лита ежедневно несла стражу на рыночной площади. И хоть место это давно опротивело, не жаловалась на судьбу.
   Она часто бывала в Храмовом районе, часто бывала в самом храме. Девочка прекрасно помнила, что Холар - маг, и так же прекрасно помнила слова магистров: "В тебе нет магии". Но читала рукописи, старалась научиться хотя бы самому простому колдовству. Пусть это ничтожно по сравнению с Силой, коей повелевают магистры, но все лучше, чем ничего.
   Но безуспешно.
   В "Темной ночи" девочка старалась появляться, как можно реже. Адерик встречался с Холаром, что называется лицом к лицу, и в отличие от нее самой, прошедшее время его ничуть не изменило. Повезло, что они разминулись в Эренгате. Хотя сейчас Лита все больше сомневалась в этой немыслимой удаче. Инниут, похоже, твердо решила взять ее Линии Жизни под строжайший контроль.
   И Лита не противилась.
   Кин, напротив, появлялся в Храмовом районе так часто, что Лита переживала каждый раз, когда они расставались. Как мальчик пробирался мимо стражи, оставалось загадкой, а на все вопросы лишь небрежно отмахивался.
   "Это мой мир!" - гордо заявлял он с ехидной ухмылкой.
   Большего Лита добиться не могла и перестала пытаться.
   Как оказалось, Кин многое знал об истории Яркого Мира. И, что более важно, об истории Ордена.
  
   - ...Сам Орден очень стар, он существует тысячелетия. Но короли всегда их сдерживали, не давали развернуться. Магистров уважали, да. Но не более, - поучительным тоном вещал Кин, когда в очередной раз пробрался в казармы.
   - Я видела их храм в Эренгате.
   - В Эренгате храм появился относительно недавно, лет пятнадцать тому. Именно тогда Орден стал распространять свое влияние, причем так быстро, что только что их считали некими отшельниками, и вдруг - бах! - уже чуть ли не сами Боги, которых представляют.
   Мальчик так рьяно хлопнул в ладоши на свое "бах!", что на мгновение Лита прислушалась: вечером казарма, казалось, замирала, и любой шорох радостно отправлялся в путь по пустым каменным коридорам.
   Но ни один камень не откликнулся.
   - Магия, - понимающе кивнула Лита, удостоверившись, что тишина не дрогнула.
   Кин покачал головой, развалившись на койке в комнате девочки.
   - Нет. Точнее, не только. Когда король Рикар решил связать свою жизнь с адерийской принцессой Эльвеной, многим это не понравилось: никто не хотел видеть на троне наследника этого союза. Но Орден, напротив, поддержал короля, за что и был вознагражден. Король стал прислушиваться к ним. И после смерти Рикара, Регелстед перешел во власть Золотого Совета.
   - И никто не воспротивился? - брови Литы удивленно приподнялись.
   Но Кин лишь хмыкнул.
   - Регулярное войско Регелстеда насчитывает пять эттаров - без малого, десять тысяч мечей, да еще эттар Инглагаров - личной королевской охраны. А в военное время численность войска вырастает до сотни тысяч. И все они после смерти Рикара остались верны Ордену. С такой силой, да еще и подкрепленной магией - и не теми жалкими заклятиями, которыми разгоняют тучи! - никто не мог потягаться. Даже адерики - все, чем они владели, лишь отголоски истинной Атейи, - Кин сделал паузу. - Впрочем, за последние несколько лет и они прибавили в мастерстве...
   ***
   Шаги еле слышно шуршали по каменным плитам. Кольчужный хауберк Лита сняла, переодевшись в более удобную и привычную одежду. От всего одеяния Ордена остался только короткий меч на поясе, да "золотое солнце с пятью лучами" пристегнутое слева на груди. Очередная стража окончена, и девочка, по обыкновению, направлялась в Зал Знаний храма.
   Магия так и не давалась, но она с усердием безысходности штудировала рукописи. Изучала различные заклинания и чары, пробовала применять. И раз за разом будто натыкалась на гранитную стену. Но неудачи не могли сломить ее, и девочка каждый раз возвращалась. Снова открывала книги, разворачивала свитки, и вчитывалась в аккуратно выведенные строки.
   Дни тянулись все однообразнее, а о Холаре не поступало вестей - пропал, как сквозь землю. Создавалось впечатление, что сами Старшие магистры не ведают, где он и, когда появится... Уж не вернулся ли в Серый Мир?.. Но для чего-то же Богиня привела сюда! Ее не схватили, лишь она ступила в город...
   "Надо было тогда выхватить меч! Надо было... он был так близко... я бы успела! Я бы пронзила его горло! А теперь..."
   Девочка все чаще вспоминала тот день в Эренгате. Вынужденное бездействие и ожидание давало свои всходы. Чувство беспомощности, чувство, что шанс упущен, тонкими черными нитями опутывало разум. Бессильная ярость терзала все сильнее с каждым днем.
   "Нет! Я свершу задуманное! - останавливала она уныние. - Вам не сломить мою волю! - кричала в душе самой себе. - Не удастся! Если Судьбе нужно, чтобы я ждала... что ж, я буду ждать!"
   И лишь, когда появлялся Кин, гнетущие мысли отходили на второй план. С ним Лита чувствовала себя спокойнее. Детская самоуверенность и беззаботность передавались и ей. Присутствие мальчика наполняло решимостью, питало волю. Он выступал лучом света в оплетающем тенетами мраке отчаяния. Или, скорее, скалой среди холодных, бушующих штормом безбрежных вод.
   Но Кин давно не появлялся - Лита начинала волноваться...
   - ... Все безуспешно. Он не поддается, - голос ворвался в разум, мгновенно погасив все остальные мысли.
   - Ничего, мы сломим его, - последовал ответ.
   Лита вмиг узнала голоса - Имилин Ват и Имилин Элед, Старшие магистры, "вода" и "огонь".
   Она юркнула в ближайшую комнату, неплотно прикрыв за собой дверь, и вся обратилась в слух - казалось, даже видит перед внутренним взором, как колышутся полы бордовых мантий при каждом шаге.
   - За столько тысячелетий никому не удалось. С чего ты взял, что у нас получится?
   - Холар сказал, что Когуар скоро будет служить нам.
   Голоса приблизились; девочка затаила дыхание, чтобы ни одно слово, ни один звук не укрылся.
   - Холар и сам не может ему приказывать, а сильней повелителя я никого не встречал, - Имилин Ват понизил голос. - Мне кажется, Холар его побаивается...
   - Ты сомневаешься в повелителе?! - тем же шепотом возмутился Имилин Элед.
   Лита могла поклясться, что ощутила, как магистр в страхе осмотрелся по сторонам.
   - Нет-нет! Я не это хотел сказать...
   - Мы не должны сомневаться в повелителе! Если бы не он, мы до сих пор были бы немощными изгоями в полузаброшенном храме. А теперь посмотри...
   Что-то хлопнуло, затрещало, будто вспыхнул и погас огонь, мгновенно поглотив горстку пуха.
   - Сила, власть! - пламенно продолжал Имилин Элед. - Не-ет! Я никому не позволю забрать это! Судьба Мира теперь в наших руках!..
   Дальше слова стали не разборчивы: магистры удалялись.
   Девочку охватило воодушевление. Мысли в голове бились со скоростью сходящего с гор оползня: одна тянула за собой следующую, они непрестанно множились, разрастались. Ликование распирало легкие.
   "Значит, есть кто-то неподвластный Холару! И он здесь! В этом храме!"
   Судьба не зря вела сюда, в этот город! Не зря заставила ждать! Не зря толкала ноги по коридорам каждый день!
   "Что ж, спасибо, Инниут..."
   Лита осторожно выглянула наружу - пусто. Тенью метнулась из комнаты, свернула туда, откуда пришли магистры; сапоги стелились по гранитным плитам... И через несколько десятков шагов уперлась в глухую стену.
   Но хоть в этой части коридора царил полумрак, она без труда разглядела одинокую дверь справа. Прильнула к ней ухом, вслушиваясь - ничто не нарушало тишину. Аккуратно толкнула, не особо надеясь, что та откроется, но петли тихо скрипнули.
   Свет не проникал в комнату, но тьма нисколько не мешала Свободной Охотнице. Глаза различали стены, пол, потолок. Одно из множества подсобных помещений, каких в храме хватает с лихвой. И оно пустовало.
   "Магия..."
   Лита коснулась ладонью левой стены - лишь холод. Шершавый камень царапнул кожу. Лита передвинула руку. Тот же камень, настоящий, твердый и холодный. Дотронулась до правой стены. Ничего нового, ощущения повторились.
   Девочка медленно двинулась вперед. Ладони скользили по шероховатому граниту, то и дело натыкаясь на стыки и оставляя за собой след на покрытом пылью камне. Ноги двигались осторожно, ощупывая пол - Лита достаточно хорошо изучила свитки о чарах, чтобы знать, что такое "иллюзия", не хотелось случайно провалиться в бездонную яму.
   Но камень под ногами оставался так же незыблем, как и стены по сторонам.
   "А если не иллюзия, - внезапно подумала Лита. - Вдруг какая-нибудь магическая дверь? Или того проще - потайная?"
   Она аккуратно продвигалась вперед. Пыль плотным слоем налипла на пальцы, так, что девочка не ощущала самого камня - лишь холод, что он источал. Ноги ступали мягко и бесшумно, но песок под подошвами поскрипывал вполне реально.
   Она дошла до конца комнаты - до стены один шаг. Все тот же камень: сеть трещин разбегается во все стороны, местами выщерблен.
   "Тогда уж лучше потайная, - Лита протянула руку, мысленно приготовившись к разочарованию, к тому, что рука упрется в гранит. - Магическую мне не открыть..."
   Но ладонь внезапно провалилась, прошла, как сквозь воздух.
   Лита отпрянула, едва не вскрикнув от неожиданности - новая волна восторга прокатилась по телу.
   Не колеблясь больше ни мгновения, она шагнула вперед, и стена поглотила ее. Девочка прошла насквозь, не ощутив никакого сопротивления, гранитные блоки, кажущиеся такими неколебимыми, оказались всего-навсего умело сотканным мороком.
   С другой стороны стало еще темнее, чем в комнате. Там хотя бы в основном коридоре горели факелы. Здесь же тьма окутывала так плотно, что Лита ощутила некое волнение. Живо представила, как чувствуют себя Смертные, когда ночь поглощает Мир, одевая в "черное платье"... Неудивительно, что они страшатся ночи и того, что она несет.
   И все же Лита не страшилась. Волнение - просто волнение, как при приближении к разгадке какой-либо тайны, долго терзавшей мысли. Предвкушение открытия, предчувствие чего-то важного, что должно вот-вот произойти - вот, что она испытывала. Но никак не страх: охотник не должен бояться жертвы. А она, как-никак, Свободная Охотница! И сейчас идет по следу. По следу Зверя.
   Тихий металлический скрежет нарушил окружающую тишину - рука сама вытянула меч из ножен.
   "Голодный меч нельзя убирать в ножны", - бессознательно вспыхнули в памяти слова отца.
   Девочка двинулась вперед по коридору. Камни по сторонам, как и те, иллюзорные, покрывали мелкие трещины и выбоины. Эта часть храма, казалась старше. Может оттого, что здесь реже появлялись живые. Однако, здесь отсутствовал обычный запах запустения - легкие наполнял свежий воздух. Стены, хоть и потрескавшиеся снаружи, выглядели прочно.
   Лита шла, сдерживая дыхание. Шаги ложились мягко, неспешно, как у крадущегося к добыче хищника. Ни один звук не выдавал присутствия девочки. Впрочем, как и присутствия кого-то помимо нее.
   Коридор окончился лестницей, что ныряла вниз, и там - раздавался в стороны темным туннелем. Лита замерла на верхней ступени, прислушалась. Тишина. По-рысьи метнулась по ступеням - стремительно и бесшумно, готовая к тому, что кто-то может выйти из-за угла...
   Никто не вышел.
   Туннель тянулся в обе стороны, темный и бесконечный. В стенах чернели провалы - коридоры расходились лабиринтом. И нигде не проглядывалось ни отблеска света. Она словно попала в Мир, где существовала лишь тьма и всевозможные ее оттенки.
   Девочка заколебалась. Но лишь на мгновение. И двинулась в сторону центра храма.
   Провалы, что она сперва приняла за коридоры, в большинстве своем, оказались небольшими камерами. Открытые решетки жались к стенам, а сами камеры пустовали, и, судя по виду, довольно давно...
   Под Хемингаром тоже простиралась сеть подземелий, в которых девочка часто пропадала. Иной раз отцу приходилось отыскивать ее. Не то чтобы Лита терялась, но мама переживала, когда дочь подолгу бродила в темноте.
   Но подземелья под Замком Драконов, никогда не служили темницей - в этом ни у кого сомнений не возникало. Законы Богов, может, и не отличаются справедливостью, да и сталь порой судит крайне жестоко, но кормить поступившихся честью не допускалось. Как, впрочем, и пытать. Их отправляли прямиком к Богам - у них много времени, разберутся...
   Подземелья же храма Ордена предстали именно темницей! Пусть не сейчас, а много тысячелетий назад, но все же... Под королевским дворцом наличие подобных камер еще как-то можно оправдать - в Ярком Мире далеко отступили от Старого Закона, - но здесь... Хотя... И камень стен, и кладка разительно отличались от остальной части строения. Видимо, обитель магов не всегда была таковой...
   Девочка настороженно продвигалась вперед. Все тело напряжено и готово к любому повороту событий, каким бы внезапным он ни оказался. Рука крепко сжимала рукоять "орденского" крайвера, приятная тяжесть стали придавала уверенности каждому шагу. Уши прислушивались, стараясь уловить хоть малейший шорох. Но тишина оставалась такой же плотной, как и тьма, заполнявшая подземелье.
   Лита свернула в первый же поворот. Потом еще и еще. Шла, хаотично выбирая направление, повинуясь инстинкту и полностью положившись на Судьбу, которая привела сюда. Каждый поворот откладывался в памяти, рисуя карту. Она смогла бы вернуться к лестнице бегом с завязанными глазами, не наткнувшись ни на один угол.
   Не замедляя шага, она проходила мимо темниц. Продолговатые помещения некогда запирались распахнутыми сейчас решетками и окованными дверями, металл которых до сих пор не давал повода сомневаться в надежности. Единственные углы камер находились у дальней стены - одного короткого взгляда из коридора хватало, чтобы окинуть полностью. Единственное, что могло там кого-то скрыть - это мрак, который в данном случае не являлся помехой.
   И чем глубже она забиралась, тем отчетливее становилось чувство, что разгадка близка...
   Чужое присутствие Лита ощутила раньше, чем услышала или увидела. Что-то изменилось, что-то в окружающем воздухе. Она уже чувствовала этот запах раньше, в то последнее утро в Хемингаре. Не тот, что смешивался с чадом свечей, когда мама тянула по коридорам замка. А другой, что разнесся по тронному залу позже, когда ухнули двери, с грохотом падая на каменные плиты. Когда воины нестройным хором выкрикнули девиз Дома Морте, и "запели" клинки. Когда ворвались Звери!
   Лита развернулась мгновенно, словно сорвалась натянутая тетива; воздух колыхнулся; крайвер наотмашь прочертил дугу. Девочка успела заметить, как отдернулась лапа, покрытая шерстью, с острыми когтями, как и "оружие женщин", бьющая в спину, бесчестно, "из рукава". Но полоснувший наотмашь меч задел когтистую ладонь, и, кажущиеся черными, капли скупо оросили стену.
   Тень отпрянула, но девочка видела, кто скрывается во мраке. Холар! И не тот высокий статный воин, которого она видела сперва у пещер, а затем в Эренгате. А Зверь, могучий и огромный. Полностью покрытый жесткой иссиня-черной шерстью, с широкой выдающейся над животом грудью и волчьей головой. Зверь, что убил отца, и гнал их с матерью по туннелям в недрах Призрачных гор!
   Лита заметила, как скривилась морда, когда острие крайвера рассекло ладонь - Зверь зашипел, из-под верхней губы показались оскаленные клыки.
   "Больно, отродье?!" - вспыхнула в голове Литы злая усмешка.
   И еще она заметила всех четырех Старших магистров в нескольких шагах за "черным хищником". Словно в сгустившемся патокой времени, они вскидывали раскрытые ладони в ее направлении. И Лита с ужасом поняла, что сейчас с них сорвется пламя, воздух заклубится гарью, и осядет на каменный пол пеплом сожженной плоти... ЕЕ плоти!
   - Быстра... - начал Холар, как показалось, с удивлением.
   Но Лита не дала закончить - метнулась вперед, занося клинок для второго удара, который должен стать последним. Он пробьет черное горло, и заставит Зверя захлебнуться собственной кровью. Всю себя она вложила в скорость и силу, на которую только способна. Время всклубилось густым туманом, растягиваясь, словно нити паутины. Нога коснулась стены: шаг, толчок - Зверь выше ее...
   "Здесь все и закончится!" - с ликованием подумала девочка, видя, что опережает магистров.
   И в следующий миг натолкнулась на преграду. Меч ударился о воздух, отскочил, и сама она словно врезалась в стену. Ее откинуло назад, копчик садануло с ужасной силой, боль хлестнула по телу, скользнула вдоль позвоночника. Кувырнувшись через голову, Лита все же вскочила на ноги, но те предательски дрогнули. Она не упала, но сделать еще один рывок уже не успела: раненная лапа Зверя поднялась и ударила наотмашь.
   Он находился слишком далеко, чтобы коснуться ее. Но Лита ощутила всю сокрушающую мощь этого удара; капли крови из рассеченной ладони Холара плеснули в лицо, и Литу бросило на стену. Хруст позвонков взорвался в ушах, словно молот по наковальне, ребра впились в легкие десятком стрел, разом выпуская весь воздух.
   "Бездна!.." - полоснула мысль меркнущее сознание.
   И в этот последний миг она почувствовала себя преданной. Судьба обманула, не дала свершить задуманное. После покорного ожидания и слепого повиновения, просто отвернулась.
   Ярость и отчаяние, заполонившие разум, заставили Литу, вопреки учению отца, разжать ладонь. Рукоять меча выскользнула из руки, за мгновение до того, как тьма, и в этот раз уже настоящая, опеленала разум - с Проклятым Богом всегда можно договориться, он даст еще шанс, даст Силу. Она будет служить ему если нужно...
   - И все же, я быстрее... - довольно прорычал Зверь, небрежно дернув носом, и махнул рукой: - Уберите ее.
   Магистры неуклюже подхватили обмякшее тело девочки под руки. Они нечасто занимались подобным сами, собственноручно, но повелителя в такие моменты лучше не злить. Его вообще лучше не злить! Они радовались уже тому, что не разгневался на их нерасторопность, на то, что не успели ударить первыми... Хотя каждый поклялся бы любыми Богами, что успели!
   Но Холара занимали другие мысли. Он ощутил магию, когда магистры вскинули ладони, почувствовал, как потяжелел и сгустился воздух. И видел, как беспрепятственно ее преодолела "пламенноволосая", даже не заметив, будто и ее не было вовсе - так сталь не встречает сопротивления в пустом воздухе.
   Но в одном магистры оказались правы. Даже в тот момент он не почувствовал в девочке и намека на магию. Ни в одном из Источников он не ощутил возмущения Силы.
   Глава 12. 7 Эон, 483 Виток, середина Зимы.
  
   - Что-то случилось. Я чувствую... Слишком долго она не появлялась.
   Саодир смотрел, как торговцы редкой вереницей тянутся по улице Гостевого района в направлении рыночной площади - полусонные, продирающие руками глаза, они зябко кутались в плащи, стараясь укрыться от пронизывающего ветра.
   До зимы осталось совсем ничего, и каждое новое утро становилось морознее предыдущего. С каждым новым днем леденящее дыхание Призрачных гор разливалось по Миру. Скоро в столице Империи останутся только те, кто проживает здесь постоянно. Город, конечно же, не опустеет, но большинство, присутствующих сейчас, разбредутся по своим уголкам Мира. А самые обеспеченные отправятся на север, куда на последнем издыхании добираются лишь отголоски холода.
   Хотя, по сравнению с зимами Серого Мира, которые Саодиру красочно описывала Лита, зима Гольхеймурина не шла ни в какое сравнение. Снег лишь несколько раз за всю ведомую историю осенял земли Империи, а о буранах и вовсе ходили легенды сродни мифам о Богах и Древних драконах. Зима здесь походила скорее на долгую осень. Земля переставала родить и становилась менее податливой. Деревья переодевались в золото, а затем в багрянец, после чего и вовсе сбрасывали наряды. Частили дожди. Животные выбирали места для нор и логов. А Смертные все больше времени проводили у камина за кружкой горячего вина - холодный эль уже не радовал горло.
   А за границей Крануольского леса, который Смертные иногда именовали попросту Зеленым, и вовсе мало что менялось. Да, дни становились чуть менее жаркими, а ночи чуть более прохладными, но это все. Земля не становилась стылой, вода не замерзала в лужах - лишь чаще оседала росой под утро. Деревья и травы все так же зеленели, и менять свой облик отнюдь не спешили. Да и Теплое море на самом севере не зря называлось Теплым. Туда съезжались многие, чтобы переждать до весны, понежиться под лучами согревающего солнца и насладиться прибрежным бризом.
   Разумеется, лишь те, кто мог себе это позволить, только самые успешные из торговцев. Север и жил-то в основном за счет их всех - война в Ярком Мире давно перестала быть единственно достойным уделом настоящих мужчин. Порой они еще вспоминали о чести, но и то - лишь себе на выгоду. Да и сама честь претерпела изменения - у многих не пояс украшали благородные мечи, а голенище или рукава скрытые от взгляда кинжалы.
   Впрочем, и войны в Гольхеймурине после изгнания Кровавых Богов изменились. Будто с Исходом не осталось в Мире чего-то, что сдерживало от попрания Старого Закона. Будто Предвечные Хозяева перестали заглядывать в Мир... Слишком много свободы, слишком много...
   - Что-то случилось... - повторил Саодир оборачиваясь.
   - Ты вообще спал?
   Нарин поставила на стол завтрак. От тарелки поднимался пар и аромат незатейливой каши с мясом. К готовке даже самых простых блюд у нее имелся настоящий талант. И хоть заведение считалось одним из самых дорогих в Гостевом районе, нужды она никогда не испытывала. В "Темной ночи" останавливались лишь самые богатые торговцы, ценящие уют и безопасность. А к обеду и ужину зал всегда наполнялся под завязку - среди постоянных посетителей присутствовало много воинов Ордена: все же казарменная пища очень быстро приедается.
   Именно "бордовый цвет" и служил лучшим гарантом той самой безопасности.
   - Поешь хотя бы.
   Женщина достаточно хорошо знала адерика, чтобы понимать, что сейчас у него на уме. Таким же мрачным она видела его в ту ночь, когда Орден "унаследовал" власть в Регелстеде, когда погиб король Рикар. По лицу Саодира становилось ясно, что он хоть сейчас готов выхватить меч и, размахивая им над головой, броситься на поиски Литы... В ту ночь он тоже достаточно помахал клинком...
   - Я вижу, что ты затеваешь, - вздохнула Нарин, опускаясь на скамью и разламывая хлеб. - И хотела бы отговорить тебя, но боюсь, что у меня ничего не выйдет... как и в тот раз... И тебе вновь придется спешно покидать город. И вновь ты ничего не добьешься... как и в тот раз... И твое "геройство" ни к чему не приведет. В Ордене не одна тысяча воинов - тебе не победить всех! А еще - маги... В прошлый раз они были куда слабее. Но даже тогда все оказалось напрасно. Ты никого не спас...
   - Да, не спас. Не уберег, - адерик виновато опустил голову. - А теперь и ее... привел на смерть.
   - Ты не властен над ее Линиями Жизни. Ее судьба в руках Инниут...
   - Мало твоей Богине смерти ее родителей?! - вспыхнул Саодир. - А смерти Рикара и принцессы?! А ее не рожденного сына?! Сколько еще невинной крови нужно твоей Богине, чтобы насытиться?!
   - Остановись!.. - процедила Нарин, мрачнея. - Ты забываешься, Черный!
   Саодир осекся. Слова, не успевшие слететь с губ, застряли в горле. Он уже и забыл, какова Нарин в гневе... Костяшки на ее плотно сжатых кулаках побелели. Волосы колыхнулись в неподвижном воздухе, словно в воде; пламя свечей дрогнуло; дышать стало как-то тяжело, грудь сдавило; казалось, даже сердце замерло пару раз. Не знай он ее, и впрямь, решил бы, что сама Инниут явилась взыскать долги.
   Да, сил у Нарин явно прибавилось, когда Орден пришел к власти...
   Впрочем, Саодир теперь знал, что Орден-то тут как раз не причем. Они - марионетки. Средство достижения цели. Холар - вот кто всколыхнул Силу. Слуга Проклятого Бога прикрывается светлым ликом Эриана!..
   - Присядь, - спокойно добавила Нарин, поправляя волосы. - Поешь.
   Он повиновался - перекинул ногу через скамью и придвинул тарелку.
   - Ты чего-то боишься? - скривилась в усмешке. - С каких это пор?!
   Саодир мгновенно напрягся. Прежде никто не упрекал его в малодушии. Он никогда не страшился смерти, никогда не отступал и не пасовал перед обстоятельствами. Никому прежде не показывал спину... Но сейчас, она права, сомневался. Сомневался, что хватит сил. Что его решения могут на что-то повлиять... Может все сложилось именно так, как и должно?
   Слова Нарин попали точно в цель - он боялся. Не смерти. Не посмертия - каким бы оно ни было. Его не пугала даже перспектива предстать перед самим Проклятым Богом. Но все же он боялся. Боялся ошибиться.
   - Я должен найти Литу, или умереть в поисках, - упрямо наклонил голову адерик. - Жизнь за жизнь.
   - Ты уже отдал этот долг - ты воспитал ее. Дальнейшая ее судьба тебе не подвластна. Возвращайся к себе. Ты еще понадобишься, ты присягал Империи...
   - Я присягал принцессе! - мгновенно вскинулся адерик.
   - Королеве Регелстеда! - грозно поправила Нарин. - А с девочкой... Я найду ее... - она несколько замялась, - если на то будет воля Богини.
   Глава 13. 7 Эон, 483 Виток, конец Зимы.
  
   Атен резко сел в кровати.
   Сон отпускал не сразу. Яркие краски таяли медленно. Сочная зеленая трава меркла, словно размываемая льющимся в окно призрачным светом. Белые хлопья облаков пеной расползались по лазурному небу, превращая его в привычный туман, укрывающий Ардегралетт от жгучих лучей Золотого Солнца. Окружающий мир приобретал знакомые очертания: стены, скрытые еще не до конца рассеявшимся сумраком, деревянные балки потолка, едва заметные над головой.
   - Атен! - повторился возглас.
   Юноша откинул мех; голые ступни коснулись прохладного дерева. Тряхнул головой, прогоняя остатки яркого наваждения, что вновь посетило во сне. Словно продираясь сквозь пелену, нарастая все громче и громче, в голову ворвался монотонный звон. Атен вскочил на ноги, как мог быстро натянул штаны, сапоги, и рванулся из комнаты, попутно просовывая голову в ворот шерстяной рубахи.
   Звон, что разбудил, не мог быть ни чем иным, как тревожным колоколом! К нему присоединился второй, третий. И сейчас все они надрывались на северной крепостной стене. И означать это могло только одно - на Арнстал напали!
   Юноша в спешке, прыгая через несколько ступеней, слетел по лестнице, едва не загремев кубарем.
   - Осторожнее! Шею свернешь! - с порога воскликнул Дигар.
   - Это, что?! Нападение?! - сдавленным шепотом спросил Атен, натягивая кожаный жилет. - Но кто?!
   За всю свою жизнь, что едва превысила шестнадцать витков, он ни разу не слышал, чтобы колокола так надрывались. Да он вообще никогда не слышал, чтобы они звонили!
   - Скоро узнаем, - криво усмехнулся не молодой воин.
   В отличие от Атена, мужчина облачился в кольчугу. Запястья и голени закрывали стальные щитки, на поясе висели два меча: короткий и хедмор, а плечи покрывал сиреневый плащ цвета королевской стражи Арнстала, Стражи Последнего Рубежа.
   - Давай в казармы. К своим, - бросил Дигар и, развернувшись, сбежал с крыльца и трусцой бросился к северным воротам.
   Атен дернул шнуровку жилета - кожа скрипнула - и выбежал следом.
   На улице царило оживление, необычное для столь раннего утра. Отовсюду в сторону северных ворот стекались воины. Женщины с детьми на руках толпились на крыльцах домов, еще не совсем понимая, что происходит. Точнее понимать-то понимали, но не знали, что им делать и куда податься; не знали и кто напал. Тревожный колокол молчал уже почти два десятилетия, и многие сейчас растерянно озирались по сторонам, забыв его звук.
   Атен несся в толпе, лавируя среди воинов и любопытных горожан. Он спешил к казармам.
   Юноша, будучи слишком молодым, не носил цвета Арнстала. Но другой жизни, кроме воинской, не знал. Дигар, что заменил родителей, всегда воспитывал его воином. И пусть пока Атен всего лишь помощник оружейника, через несколько весен и он собирался примерить на себя сиреневые цвета.
   И сейчас он спешил. Если на город напали, он может пригодиться. Пусть ему не дадут меч и не пустят сражаться, но он может помочь на стенах: подносить те же стрелы.
   Юноша вихрем влетел в казармы, протискиваясь между воинов, что спешили занять посты.
   - Хватай колчаны и бегом к северным воротам! - закричал старший оружейник, завидев юношу.
   Такие же юнцы, как и он, Атен, что уже слишком взрослые, чтобы отсиживаться в стороне, за женскими юбками, охапками тащили колчаны со стрелами и арбалетными болтами.
   Атен последовал их примеру.
   Он несся, словно сами Бесплотные тянули к нему свои липкие пальцы, желая забрать за Серые Грани. Дома мелькали по сторонам, улицы сменялись переулками. Звон колокола не унимался, но чем ближе Атен приближался к крепостным стенам города, тем отчетливее из его звона выделялся лязг стали. И звучал он впереди, и судя по всему, уже здесь, внутри городских стен!
   Но не могли же взять Арнстал так быстро?!
   Все размышления отпали сами собой, когда Атен выскочил из очередного переулка на площадь перед северными воротами. Поднятые герсы и распахнутые настежь створки не оставляли сомнений, в том, как ОНИ попали в город... Атен обмер от открывшегося зрелища, которое скорее походило на сон.
   Всю площадь заполонили воины Арнстала. Сиреневые плащи колыхались, словно волны, накатывающие на прибрежные камни, и пенились стальными шлемами. Лязг разносился окрест, смешиваясь с криками стражи и ревом... Зверей. Именно Зверей, о каких он прежде и не слышал!
   Они лавиной вливались сквозь открытые ворота. Каждый минимум на голову выше самого могучего воина Последнего Рубежа. Покрытые иссиня-черной шерстью тела блестели под мягкими струями восходящего Дневного Солнца. Окровавленные логмесы в лапах секли направо и налево, густо усеивая багрянцем каменные плиты под ногами. Пасти скалились, издавая утробные рычания, а в обсидиановых глазах не отражалось совершенно ничего - лишь тьма Истинной Ночи.
   Звери рубили, терзали острыми когтями, впивались клыками в горло, подобно обезумевшим хищникам. И рвали, рвали, рвали. И почти не встречали сопротивления. Площадь под их ногами устилали воины Арнстала, которые не могли оказать достойного сопротивления ни их силе, ни ярости.
   И воины отступали, все дальше и дальше от ворот... Поражение уже неизбежно - в ограниченном пространстве улиц Смертные не смогут сдержать их...
   Атен понял все это в тот самый момент, когда взглядом окинул площадь. Воинов больше, значительно больше! Но теперь это уже не имело значения. Звери сомнут их, словно конница первые ряды пехоты.
   - Уходи! - рядом возник Дигар. - Все кончено! Как только нас оттеснят с площади, все будет кончено! Уходи через южные ворота!
   - Я буду сражаться! Рядом, вместе с тобой!
   Дигар тряхнул Атена за плечо, с силой сжав и выталкивая обратно в переулок.
   - Уходи, - прорычал он, но глаза блеснули. - Тебе еще рано умирать. Я знаю, ты не боишься, но тебе еще рано. Я дал клятву...
   - Но...
   - Иди, - оборвал Дигар. - Мы дадим вам время... сколько сможем.
   Атен сделал неуверенный шаг назад. Еще один. Сердце сдавило, словно тисками. Из глубины поднялся гнев, кровь ударила в виски. Он не может бежать! Не может бежать с женщинами и детьми! Если Инниут решила, что его Линии Жизни должны оборваться здесь, он не станет продлевать ее постыдным бегством!
   - Нет! - вскричал Атен, и глаза полыхнули голубой сталью. - Lever den eles! Не для того я жил, чтобы прятаться за чужими спинами!
   Дигар стиснул челюсти, испепеляя юношу взглядом, ноздри гневно загребали воздух. Да, хорошо воспитал... Может, даже слишком хорошо... Но он прекрасно понимал его, и сам бы на его месте поступил так же. Врагу нельзя показывать спину, и тогда он не сможет победить тебя. Сможет убить, растерзать, но не победить!
   - Baas om lages, - хмуро кивнул Дигар, протягивая Атену свой короткий меч. - Сжимай крепко...
   - ...До последнего вздоха, - закончил Атен, когда ладонь коснулась кожаной оплетки рукояти.
   И в нем зародилось чувство, что где-то когда-то, словно в другой далекой жизни, он уже слышал подобные слова.
   Глава 14. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   Свет лился ослепляющий. Нестерпимая боль пронзила тело, словно тысячи игл ударили одновременно. Марен попытался прикрыть глаза рукой, но это не помогло. Свет проникал в саму плоть, выжигая внутренности и глодая кости. Принца словно выворачивали наизнанку. Медленно, орган за органом.
   И в один миг все прекратилось. Так же внезапно, как и началось.
   Вокруг - ничего живого: ни животных, ни растений, пустой горизонт во все стороны. В руке сжат меч, и кровь струится по лезвию на иссушенную землю, заполняя разбегающиеся трещины.
   - Т-т-ты меня слышишь? - ворвался в сознание голос. - Остановись, прошу...
   Марен оглянулся по сторонам - все та же мертвая выжженная пустыня. Налетевший ветер бросил в лицо острый сухой песок, и принц инстинктивно закрылся сгибом локтя, защищая глаза. А когда ветер спал - вытер щеку, и на ладони остался серый пепельный след. Он растер его на подушечках пальцев.
   Впереди, на границе зрения, появилась фигура. Она подрагивала маревом в исходящем жаром воздухе. Очертания плыли, дергались, постоянно меняясь, и глаза не могли выхватить из памяти ничего похожего.
   Но силуэт приближался все ближе и ближе. Сперва похожий на мутное пятно, он становился все четче. И, наконец, Марен различил черты юной девушки.
   Она плыла над землей. Ночная сорочка трепетала, словно под порывами ревущего урагана, хотя ничто не тревожило воздух. Руки держали ребенка, еще совсем маленького и беззащитного, запеленатого в какую-то тряпицу. Девушка, убаюкивая, покачивала малыша, и, казалось, Марен слышит тихую мелодичную колыбельную... Мама пела нечто похожее... Нет, именно эту!
   Память полыхнула яркой вспышкой. "Спи, мой маленький воин", - сквозь слипающиеся глаза увидел Марен нежную улыбку Далии...
   Фигура девушки приближалась, словно вырываясь из незримых сдерживающих пут, и вновь увязая в сгустившемся воздухе.
   И жар становился все ощутимее.
   Сорочка девушки вспыхнула. По подолу, извиваясь, поползли языки пламени, поднимаясь все выше. Они медленно окутывали ее, стремясь поглотить целиком; девушка продолжала качать малыша на руках. Огонь добрался до ребенка, и тот прямо в руках обратился в пепел; ветер подхватывал облетающие свинцовые хлопья, кружил и бросал на мертвую землю.
   Взгляд девушки оторвался от опустевших ладоней...
   Принц никогда прежде не встречал таких прекрасных глаз. Они сияли в лучах Золотого Солнца и янтарных вихрей чистыми изумрудами. И в них отражалось столько печали и скорби, сколько никогда не должно испытывать столь юное и невинное существо.
   Девушка протянула покрытые пеплом руки...
   Огонь добрался до черных волос и те взметнулись, рассыпаясь искрами, как сухая трава, стебли которой взмывают в воздух, не прогорев окончательно.
   Марен сделал шаг сквозь густой воздух и замершее время. Еще один. Он хотел помочь. Он мчался вперед - земля под ногами сорвалась, замелькала, мир вокруг расплылся. И с каждым шагом зной нарастал, словно кожу жгли раскаленным докрасна металлом. Марен тянулся к девушке, желая вырвать из объятий пламени.
   Образ подернулся, полыхнул напоследок, и ветер бросил в лицо сухой остывший прах.
   - Остановись, прошу... - вновь повторил чистый девичий голос.
   ...Принц Летар открыл глаза. Тьма расступилась перед взором, вырисовывая знакомые очертания комнаты в восточном крыле крепости Атеом. Он не мог вспомнить лицо девушки, как не силился. Перед глазами стоя силуэт, сияющие изумрудами глаза и волосы, наполненные пламенем, словно броня Райгруа.
   Но он хорошо помнил боль, что пронзала насквозь. Помнил зной, иссушающий воздух, землю, и легкие. И помнил окровавленный меч в руке: черный, будто выкованный из тьмы - он курился сгустившимся туманом, будто первородный мрак, подобно чаду факела, струился из него тонкими нитями.
   ***
   Принц по обыкновению перебирал рукописи в Зале Знаний Атеом. Вторая зима, проведенная в Мор де Аесир, подходила к концу, а он так и не приблизился к цели. Ни в одном мифе, легенде или летописи, где упоминались Кровавые Боги, не находилось описания их внешности. Лишь непомерная жажда власти, неутолимый Голод и Сила.
   Но среди ворохов древнего пергамента принц часто встречал упоминание Проклятого Бога, и его Дара. Упоминалось Возрождение и Обращение, но опять же без подробностей, как само собой разумеющееся - для авторов, видимо так и было: все понятно и ясно. И если о Возрождении принц не слышал прежде, то об Обращении знал многое, как и все Перворожденные. Многих кусочков, конечно, не доставало, но общая картина прояснялась: Зверь не мог быть ни кем иным, кроме как одним из Кровавых Богов! Или их потомком. Или... Как же много набиралось этих "или"!
   Как бы то ни было, прослеживалась четкая связь.
   "Похоже, мастер прав", - размышлял принц.
   Но оставался вопрос, где искать? Куда мог отправиться Зверь, если он - один из Кровавых Богов, вернувшихся в Мир? И если вернулся один, то не вернутся ли так же и остальные?
   И тут на ум приходило пророчество о Линд де Риан.
   Все свитки, где упоминалось Дитя Солнца, Марен откладывал отдельно. Многие сохранились лишь в виде отрывков, иногда - всего нескольких строк. Но в целом повторяли друг друга. К великому удивлению, этот сюжет не отличался тем огромным количеством разнотолков, что присутствовали в других сказаниях. Он почти точно повторял слышанное принцем еще в детстве от праотца. Они и звучали-то почти дословно:
   "Когда отринут заклятые враги ненависть и жизнь в ней, и по своей воле пойдут другим путем. Тогда дрогнет и изменится Судьба Мира; и Первая Печать будет сорвана. И столкнутся Миры, подъяв пыль времен".
   Марен не раз перечитывал эти строки, написанные разной рукой. Но, нет, на ум не приходило ничего... Хотя, мир заключенный со Смертными, вполне можно подогнать под "отринутую ненависть". И восставшие из праха и забвения Кровавые Боги - не это ли "столкновение Миров"?
   "И озарятся небеса бордовым рассветом, и вернутся те, на чьих плечах покоится первородная тьма, способная накрыть все живое".
   Первородная тьма - Зверь - Кровавые Боги. Тоже подходит. Бордовый рассвет... Как они называют себя? Орден Нового Света? Да, именно так. Золотое солнце с пятью лучами на бордовом поле... Мангерет уже в их власти...
   Марен отложил в сторону очередную страницу пророчества. Кровавые Боги возвращаются - это ясно. Где искать Зверя? Можно ли вернуть отца?..
   Принц откинулся на спинку, пламя свечей дрогнуло в побеспокоенном воздухе. Растер лицо ладонями, будто смывал с себя, ту самую "пыль времен". Размял шею и протянул руку за следующей страницей. Глаза скользнули по пергаменту, зацепившись за строки, видимые из-под загнувшегося верха:
   "...первые два, чтобы подняться до неба, затем - путь до Истинной Ночи, чтобы подняться над небом..."
   "Что-то новое", - брови принца сдвинулись.
   Он аккуратно подвинул в сторону стопку "Дитя Солнца", освобождая место. Придавил скручивающийся верх рукописи подсвечником.
   "Спящая Память. Немирани", - красовался заголовок большими аккуратными рунами.
   Пожелтевший от древности пергамент сплошь усеивали волосяные трещины, но ровные, заботливо выведенные строки читались легко. Марен придвинул ближе еще одну свечу и углубился в чтение.
   Вначале автор пускался в пространные рассуждения, что Мир, по его мнению, больше, чем все представляют, а, возможно, и вовсе не единственный. Что в Ардегралетт и Смертных, и Перворожденных привели из другого, более древнего, еще в Начале Времен. Автор указывал читателю, что Первые Короли свои крепости, либо нашли заброшенными, как, например, Мелестан и Клостенхем, либо отстроили на руинах, подобно Латтрану.
   Потом речь заходила о том, что даже в столь небольшом Мире, как Серый, есть множество забытых мест. Автор приводил в пример Потерянные Земли, упоминал о Веймеларде, Исенфеле и Замке Драконов, обещая раскрыть тайны одну за другой, как раскрыл тайну Спящей горы.
   Все это Марен быстро пробежал - никакой информации, пустые домыслы. Но дальше глаза принца цеплялись за каждую руну.
   В свитке говорилось, что автор поднялся на вершину Халадесир. Он описал путь: где начинается, и где пролегает, и все увиденное в пути. И очень красочно, как чувствовалось, с восторгом рассказывал, что нашел на вершине.
   - Что вы знаете о Немирани? - спросил принц, не оборачиваясь.
   Наставник Дайнер вошел, как всегда, бесшумно, лишь пламя свечей, чуть дрогнув, выдало его, когда дверь впустила "зимнее дыхание".
   - Старая легенда. Я бы даже сказал, миф, - ответил он с порога.
   Принц обернулся, наблюдая, как мастер приближается, по привычке скрыв ладони в соединенных рукавах.
   - Их, иногда, называют Собирающие Память, - стул скрипнул по каменному полу, когда мастер придвинул его. - Считается, что на вершине Халадесир стоит крепость, или храм. И в древности туда уходили Перворожденные, достигшие возраста "снежных волос", - Дайнер вытянул шею, заглядывая в пергамент перед Мареном, и откинулся на спинку, устраиваясь поудобнее. - Я думаю, Собирающие Память - образное выражение. Когда-то Перворожденные поднимались на гору, чтобы принять достойную смерть. Последний Бой, может, слышал? Огонь, что вспыхивает "над небом" не что иное, как Золотое Солнце, губительное для Перворожденных. Дыхание Раэнсира укрывает нас от Гнева Эриана, но Спящая гора куда выше, - глаза мастера задумчиво поднялись к потолку. - Можно подняться и принять смерть с мечом в руке. Ледари заберут... Вот и получается - "собирают память". Но, как ты знаешь, даже "до серебра" давно никто не доживал. А чтобы кто-то поднимался на Халадесир, да еще и возвращался обратно... Я о таком не слышал.
   - И никто не пытался выяснить правду?
   Наставник усмехнулся, откинув пятерней волосы.
   - А ты вспомни, когда последний раз перемирие держалось столь долго, что могли бы появиться желающие? Впрочем, даже тогда, я думаю, на Халадесир искали лишь Последнего Боя и, достойной воина, смерти. Сомневаюсь, что в этом свитке есть хоть слово истины.
   - Но откуда-то же все это взялось. Не от праздного же безделья автор взялся за сочинительство.
   Глаза Дайнера хитро прищурились, язык скользнул по зубам.
   - Вижу, ты начал мыслить правильно.
   Сапфировый взгляд Марена вернулся к ровно бегущим рунам.
   "Даже петляя, Линия Жизни ведет нас к определенным моментам..." - прозвучал в голове принца голос Дарса Летар.
   Древнейший Орден Ардегралетта в забытой историей крепости... Кому, как не им знать о Начале Времен то, чего не помнят другие?
   ***
   Крепость Атеом Марен покидал с первыми лучами рассвета не по времени подступившей весны. Пешком, без оружия, в простой одежде, как и пришел. Капюшон, накинутый на голову, делал принца совершенно неотличимым от случайных путников на дорогах Серого Мира. По крайней мере, он на это рассчитывал - скрыть сапфировой синевы глаз не представлялось возможным. Но многие ли могут похвастаться личной встречей с кем-нибудь из королевской семьи. Тем более среди Смертных?
   Хотя, как раз Смертных-то глаза все равно не обманут...
   Юноши вышли с Мареном до ворот. Кригар с Твеиром готовились к выпуску на тринадцатый день после Большого Восхода, а Аргена и Одана впереди ждал еще виток. Но по их взглядам становилось заметно, что скажи принц хоть слово, и они отправятся с ним, навсегда позабыв о кольцах Атеом. И не только потому, что он королевской крови. Но и по более глубоким и необъяснимым причинам. Несгибаемая воля находила отражение в каждом жесте принца, день ото дня становясь все более твердой и поглощающей. И в его присутствии юноши чувствовали себя собранными и уверенными. Сильнее, чем есть.
   - Буду ждать вас в Феердайне, мой принц, - произнес Кригар, на что Твеир только кивнул.
   Недолгое прощание. Ни крепких объятий, ни похлопываний по плечу. Лишь мужские ладони, стискивающие "замком" запястья в истинно воинском знаке уважения, да пронзительные взгляды, говорящие лучше всяких слов.
   Наставник Дайнер наблюдал со ступеней крепости, скрестив руки на груди. Лицо выглядело задумчивым и отстраненным. Коротко дернул головой, когда столкнулся с сапфировым, полным решимости взглядом...
   И створки, протяжно застонав, захлопнулись.
   ...Южный Предел с каждым шагом, уносящим Марена прочь, рос за спиной. Скрипящий под ногами снег постепенно сменялся землей, а затем и редкой травой, пробивающейся среди камней. Вдоль дороги сгущались деревья, до слуха все чаще доносился щебет птиц. Промелькнул заяц, скрывшись в кустарнике слева. Следом за ним на дорогу выскочила белая лиса. На мгновение замерла, заметив нежданного путника, округлые уши дернулись, глаза быстро оценили угрозу. А в следующий миг бросилась за добычей.
   Небо постепенно светлело. Воздух становился более насыщенным и по-весеннему сладковатым. Растительность приобретала более живые оттенки, а звуки леса становились отчетливее. В то же время, звук шагов - более мягким и глухим: обледенелые каменистые склоны оставались позади.
   Но ничто не отвлекало Марена от раздумий.
   За время, проведенное в крепости, принц изучил много рукописей, а еще ранее, до прихода в Мор де Аесир, провел уйму времени в Зале Знаний Мелестана. Легенды, мифы, и саги пестрили описанием событий прошлого, среди которого преобладали войны. Многие повествовали о таких далеких временах, когда Древние драконы еще не ушли из Мира, о Старших и Младших Богах. Но нигде он так и не встретил прямых упоминаний о Зверях.
   Складывалось впечатление, что они никогда не существовали в Мире. Или, по крайней мере, в том Мире, который все знают.
   И теперь Марен все больше думал, что наставник Дайнер, возможно, прав - чего в Мире нет, тому не придумано название, а что забыто - может называться, как угодно. Кто станет описывать встреченного волка, если тот ничем не выделяется? Разве что, какой он огромный и зубастый.
   А если все волки огромные и зубастые?
   И принц вновь и вновь возвращался к мыслям о Кровавых Богах.
   Мифы утверждали, что "первые" приняли Дар Морета, приняли Силу, и эта Сила изменила их... Не потому ли сейчас действует Запрет Крови? Может вместе с Голодом приходит не только безумие, как случается с Обращенными? Или Обращение действует на Перворожденных иначе?.. Но Перворожденный не способен Обратить Перворожденного...
   "А в кого, собственно, мы можем Обратить друг друга?" - хмуро думал принц.
   Но Зверь отца все-таки Обратил...
   Впрочем, тут принцу на ум приходило иное слово, что он встретил в рукописях - Возрождение. Тот, кого он теперь помнил, вряд ли его отец...
   ...К Скиарену юноша спустился ближе к полудню. Форт, коим он всегда значился на картах, загородил перекресток - мимо не пройти. На западе находился Мелестан, а на восток, петляя меж гор, тракт убегал в Нартулок и владения Дома Коррин - извечно враждебного королевской семье.
   С востока земли Коррин ограничивал Крайний Хребет, за которым раскинулось Восходное Море, а с юга горы Содетер, или Южный Предел по-простому. Северной границей выступали горы Анклост, что отгораживали земли Третьего Дома от владений Ваин. И получалось, что Третий Дом зажат между землями Летар и Ваин - это позволяло не опасаться открытой агрессии с их стороны.
   Что, впрочем, не помешало им начать Восстание Домов. Дважды. Но тогда Асторват, что ныне являлся родовым замком Кригара, принадлежал другому роду Перворожденных, оказавшему поддержку.
   Через северные ворота Скиарена тракт уходил в Феердайн и далее, вдоль неспешно бегущей Хегур, в земли Смертных - так называемые Королевства Равнины.
   С тех пор, как Долгая война закончилась, между двумя народами вновь наладились торговые отношения. Но даже в этих условиях Смертные, в большинстве своем, редко подолгу задерживались в городах Перворожденных, предпочитая общество себе подобных. Что, в общем-то, не удивительно - война в тот раз и впрямь затянулась и грозила перейти границы Старого Закона...
   - Om natt rugaden, - приветствовал Марена страж на воротах Скиарена.
   Спустившийся с Южного Предела юноша не вызвал у него ни малейшего подозрения. С гор могли спускаться только выпускники и воспитанники Мор де Аесир. Даже животные крайне редко селились так близко к Краю Мира, который являли собой горы Южного Предела.
   Поговаривали, что если взобраться на вершину Содетер, можно заглянуть в Бездну. По некоторым легендам, именно туда войско под предводительством Великого Воина сбросило Кровавых Богов. "За камни, что подпирают облака..." - так гласили легенды. Многие искренне считали, что там находится само Ифре, обиталище Проклятого Бога.
   Каких только мифов Марен не прочел за последние несколько витков...
   - Natt godeo, - приветственно поднял открытую ладонь принц Летар и чуть склонил голову, приложив правый кулак "к сердцу".
   В глазах стража мелькнуло немое удивление, граничащее с замешательством. Перворожденный ясно видел "трофейное" кольцо Марена и руну Айдомхара, вытравленную на черненом серебре. Но если у него и возникли вопросы, он оставил их при себе. Привратник с "черным волком" на плаще не понаслышке знал, как получают подобные кольца.
   Марен чувствовал провожающий любопытный взгляд...
   Большую часть населения Скиарена составляли воины. Все же это, по большей мере, граничная застава, нежели город. Хотя, присущие городам, таверна и постоялый двор нашли себе место.
   Помимо прочих здесь встречались торговцы, направляющиеся, как в Мелестан, так и из него. Как правило, Перворожденные из владений Ваин, реже Коррин. Изредка, кто-нибудь из туни Дома Эдерен, что западнее Мелестана. И уж совсем в редких исключениях - Смертные.
   Последние, чаще всего сбывали свой товар еще в Феердайне, либо в Айнриве, что на западе Низких Ущелий, отгородивших земли Летар от Равнины. Лишь единицы забредали столь глубоко, стремясь в столицу Перворожденных в погоне за лучшей ценой. Чаще всего, целью такого путешествия становились крепкие "клостенхемские" мечи и доспехи.
   Выгоднее, конечно, стала бы закупка самой стали напрямую из Клостенхема, что и делал для своего войска король Латтрана. Но сама клостенхемская сталь - еще не залог великолепного меча или доспеха: секретами правильной плавки и ковки Перворожденные не делились. И многие торговцы предпочитали готовый товар, что ценился среди всех воинов Ардегралетта.
   Да, и путь Клостенхем гораздо длиннее...
   По чести сказать, на землях Домов Летар и Эдерен Смертным ничто не грозило. Даже на пустой ночной дороге от встречного стоило ожидать скорее помощи и приглашения разделить пищу, нежели нападения. Но укоренившиеся предрассудки мешали это осознать. Поэтому мало кто отваживался на такое путешествие, большинство чувствовали себя спокойнее, когда за спиной родная Равнина.
   ...В Скиарене юноша не задержался. Без труда найдя кузницу, выбрал простой, без изысков, маскат с "морозным узором" на клинке. Пополнил запасы провизии и двинулся дальше на север. От приобретения коня, поразмыслив, воздержался: брали сомнения, кому кого в гору тащить придется? Да и кони, за редким исключением, к Марену относились с опаской и вели себя трусовато: шарахались, пятились, нервничали без видимой причины. Подчинялись, конечно, но без доверия, из первобытного животного страха.
   ...Пустой тракт стелился под ногами. Легкий ветерок трепал плащ и мех на воротнике, а кругом раздавались звуки, просыпающегося после холодной зимы, мира. Дорога петляла, огибая Спящую гору, что занимала едва не четверть владений Дома Летар. Заснеженные пики терялись в вышине, сливаясь на фоне мглистых облаков.
   По мифам, где-то глубоко под горой дремлет Раэнсир, один из Древних драконов. Именно его и брата Элкерома Великий Воин призывал на последнюю битву с Кровавыми Богами. И именно "огненное дыхание" братьев жгло и уничтожало "неисчислимые армии", поднимая в небеса свинцово-серый пепел, что и по сей день укрывает небо Ардегралетта.
   Иногда, правда, говорили, что тогда с ними явился сам Айдомхар. Кто-то вписывал и Эльраула, кто-то утверждал, что присутствовали и остальные: Райгруа, Эйграмер, Нирйанор, Исскраэр, Иннверай... Перечислялись все известные имена Крылатых Змеев. Но что самое любопытное - никогда вместе, в одной версии.
   Другие мифы твердили, что, приняв обличье Крылатых Змеев, спускались Младшие Боги: Элес и Радес, чтобы участвовать в битве. Но все сходились в одном: когда-нибудь дракон под Халадесир проснется, и тогда не будет спасения. "Гнев сожжет все сущее, и пепел окончательно накроет мир", - утверждал неизвестный летописец.
   И почти все в Ардегралетте считали, что дух Великого Воина живет на вершине Спящей горы. Что он следит за Миром и явится, когда в нем будут нуждаться.
   Для всех жителей Ардегралетта Маерен Ар стоял вровень с Богами. "Если слово не достигло цели, закрепи его сталью", - так говорил Великий Воин. Сталь не лжет - единственная вера Серого Мира. При этом никто не забывал своих Богов. Но им не строили алтарей или храмов, не приносили жертв, не возносили молений. Их чтили своей жизнью. И своей смертью.
   ...Марен сошел с тракта, почти сразу, как тот потянулся вниз с Хвоста Дракона - хребта, отходившего от Спящей горы с юга, и разграничивающего Владения Летар и Коррин.
   Подобно Низким Ущельям, хребет не отличался высотой - особенно в окружении таких исполинов, как Южный Предел и Халадесир, - но при этом считался не менее труднопроходимым. Он не изобиловал расщелинами или отвесными скалами, но льды не покидали склоны даже летом - ничего не стоило сорваться. А снежная пороша ухудшала это обстоятельство - любая из "белых шапок" могла "ожить" без предупреждения и какого-либо видимого предлога. И тут уж, как кривая вывезет. В большинстве случаев - если Перворожденный, конечно, - встанешь, отряхнешься и обратно, наверх. Никто не говорит, что Хвост Дракона не перейти. Но необходимо обладать недюжинной выдержкой.
   Могло же все закончиться и по-другому.
   Подо льдом хребет таил те самые ущелья и каверны, часто заполненные водой под завязку. И вот из этих подледных гротов выбраться крайне сложно даже Перворожденному...
   Но Хвост Дракона принца Летар сейчас интересовал мало. Летописец, столь красочно описавший свой путь по склонам Спящей горы до обители Немирани - Амаслотт, как именовал автор, - очень скупо обмолвился о том, где искать саму тропу. Видимо, в те времена она была столь очевидна, что мимо не пройдешь.
   Вот только, "пыль времен" и здесь осела достаточно густо - земля очень умело затягивает раны. А сейчас еще и снег не растаял окончательно...
   Принц сошел с тропы, ориентируясь на единственное упоминание: "...где дорога, змеясь, стремится с Хвоста Дракона..." Дальше, относительно прямой до этого, тракт вел вниз к Феердайну.
   Лес стеной застыл на горизонте, опоясывая Спящую гору подобно страже. Пожухлая трава безмолвно принимала шаги, перемежаясь с похрустыванием наста. Весна на этом витке несколько поспешила и сейчас с боем отвоевывала у зимы каждый клочок.
   "Похоже, не только живые не прочь померяться силами", - думал Марен, шагая по стылой земле.
   И мысли вновь соскакивали в проторенную колею, но в отсутствие четкой информации, знания, оставалось только гадать. Чего воин не должен делать ни в коем случае! "Всегда есть то, что ты знаешь, и то, чего ты не знаешь, - говорил праотец. - И отталкиваться нужно только от этого. Гадания ведут к сомнениям, а сомнения запутывают разум. Все на самом деле гораздо проще, чем мы себе представляем. Так зачем усложнять?"
   Но со Зверями по-другому не выходило.
   И все же принц выстраивал цепочку того, что знает, звено за звеном. И отправной точкой служила встреча Ингена с черным хищником.
   Зверь не мог быть просто каким-то диким животным - они не способны Обратиться. Иначе мир захлестнул бы такой хаос, рядом с которым даже Кровавые Боги показались бы мягкими и пушистыми, а Дикие драконы - не более чем назойливой мошкарой. А значит, кровь Зверя достаточно сильна, чтобы ТАК подействовать на Перворожденного...
   Так кто же он, Дикий Родич?
   И дальнейшие мысли вновь скатывались в теории и догадки.
   И ко всему прибавлялись сны, что посещали слишком часто, чтобы ничего не значить. Девушка и малыш на руках... Мама и он сам? Снова игры Бесплотных?.. Черный Меч... Инниут на что-то намекает? Или уже "кричит во все горло"?..
   Мягкая тень скользнула по земле, отвлекая Марена от размышлений. Скользнула быстро, на миг погасив свет.
   Звук, что последовал, показался Марену неполным, в нем не хватало протяжного тонкого крика. Сапфировые глаза поднялись на белесый туман облаков, и из мглистой дымки "вынырнул" пикирующий сапсан - облака "всплеснулись" за аспидно-серым силуэтом, и волнами "растеклись" по дрогнувшей глади. Крылья раскрылись, останавливая стремительное падение и подставляя взору светлое брюхо.
   Он непринужденно понесся по кругу, и принц ощутил пристальный взгляд - сапфиры поймали на миг темные глаза, окруженные "золотым" ореолом. Крылья оттолкнулись от воздушных течений, одним сильным рывком вознося сокола вверх, и облака сомкнулись, вновь разбежавшись кругами.
   Птица не представлялась некой диковинкой: сапсаны распространены в Сером Мире повсеместно. Но ни один из представителей пернатых не поднимался выше облаков, памятуя о Крылатых Змеях! Кровь и ныне инстинктивно напоминала летунам об истинных Хозяевах Неба. И этот устремленный взгляд...
   Марен откинул капюшон, тряхнул волосами, глубокий вдох окатил легкие морозным утренним воздухом, "проветривая" голову - путь неблизкий, стоит ли забивать ее ненужными мыслями? Поправил заплечный мешок, проверил меч - легко ли достается?- и сень деревьев приняла его.
   Снег под раскидистыми ветвями лежал плотнее, проталины попадались лишь изредка, там, где кроны не сплетались достаточно тесно, чтобы заслонить Дневное Солнце. Ноги тонули в "белом пуху" - благо, всего по середину голенища, - подлесок цеплялся своими скрюченными "пальцами" за плащ, норовя, то и дело, закинуть снега за ворот. Вскоре над головой стали оживать трели, раздались первые шорохи - новый день будил обитателей ото сна. Правда, на дороге принца они не вставали.
   Хотя, какая дорога? Двигался Марен, опираясь в основном на чутье, которое охватывало гораздо больше, нежели зрение. Сейчас он чувствовал себя хищником, идущим по следу. Причем, следу настолько давно "погасшему", что даже фраза "едва угадывался" выглядела притянутой за уши.
   И вскоре лес изменился, словно уступил упрямству Перворожденного. Нет, деревья стояли все так же плотно. Все те же кустарники заполняли пустоты. Но сам лес казался другим, более старым, "изначальным".
   Марен остановился, огляделся. Да, сомнений быть не могло, он стоял на тропе! За прошедшие тысячелетия дорожка заросла, но густые кроны мешали затянуть ее полностью.
   Но изменился не только лес, который стал более диким и нехоженым. Сменились и запахи, что стали более "звериными" - Марен отчетливо улавливал аромат волчьей шерсти. Да, и не только волчьей...
   Принц хищно улыбнулся, языком царапнув по выпущенному клыку, прикусил губу, и алая струйка стекла на подбородок. Рана затянулась почти мгновенно, но запах крови разлетелся окрест, стегнув, словно удар плети.
   - Да, я вижу вас, - вслух произнес Марен.
   И желтые глаза, поблескивающие среди ветвей, отпрянули, не выдержав "сапфирового огня" - рысь вжалась в дерево, становясь практически незаметной. С соседнего дерева сорвались "белые перья" - еще один "древесный хищник" стремительно отступил.
   Марен полной грудью втянул морозный воздух и двинулся по тропе.
   ...По проторенному пути шагалось много легче. Кустарники хоть и напирали с обеих сторон и все так же норовили схватить за одежду, но саму тропу "подмять" не успели, даже по прошествии всех эонов времени, которые здесь никто не ступал. С другой стороны, может, просто не возвращались?
   Принц петлял между деревьями, вольно раскинувшими свои корни и ветви. Тропа, змеясь, огибала стволы, что становились все толще и старше. Подлесок, еще по-зимнему голый, сплетясь так, что не отличишь один куст от другого, выстроился по бокам, словно стража, или скорее стены... Да, больше походило на коридор, туннель, прогрызенный в "плоти" леса, подобно тому, как термиты прогрызают дерево.
   И вот, наконец, показался склон Халадесир.
   Сперва - пологий, он дыбился все круче, утопая в белом тумане и полностью затмевая горизонт. И без того необъятная гора, вблизи выглядела и вовсе столпом подпирающим небо, и не позволяющим рухнуть на землю. Острые чернеющие зубья скал соседствовали с обледенелыми скатами и пестрили снежными шапками.
   Марен заворожено вглядывался в мутную высь - видимая граница едва заметно клубилась, облака вихрились, но не казались такими уж недосягаемыми.
   ...У подножия снег лежал достаточно густо, из-за чего тропа терялась под сугробами. И все же, явно угадывалась, осевшими хлопьями белея на уступе, который подобно гигантскому полозу вскарабкивался к облакам, обвивая склон. Но, несмотря на то, что повышалась она, по большей части, полого, "белые перья" усеивающие ее, заставляли двигаться с осторожностью. Местами ноги скользили на припорошенной наледи, стремясь подтолкнуть путника ближе к краю, за которым разверзлась пропасть.
   Кое-где, на более отвесных местах, проглядывали вырубленные в камне ступени, цель которых облегчить путь. Вот только, "стоптанные" временем и ветром и обледенелые, они представляли еще большую опасность... Сколько прошло тысячелетий с тех пор, как по ним ступала нога живого?
   С другой стороны, если тропа могла возникнуть сама, то ступени свидетельствовали хотя бы о том, что кто-то когда-то все же здесь поднимался. А, возможно, и спускался. И не единожды: не будешь же с таким тщанием рубить гранит, ради одного единственного восхождения. А значит, что-то там есть. Должно быть.
   ...Истинная Ночь сгустилась вокруг, и Мир словно обратился в уголь и пепел. Усилившийся ночной ветер подъял в воздух "рои белых мух" - они кидались на принца со всех сторон, "кусали" лицо, старались, если не столкнуть со склона, то хотя бы сбить с ног.
   Будь принц Смертным, не смог бы сделать и шагу, не рискуя сорваться с отвесных скал. Но Перворожденный все так же твердо ступал, совершенно не поддаваясь стихии и столь явному негостеприимству Спящей горы.
   "Храм Немирани хорошо защищен".
   ...Ночное Солнце поднялось из-за Стальных гор, когда Марен добрался до широкого плато. Мягкий призрачный свет излился в мир, и хлопья, кружащие в беспорядочных порывах, стали походить на метущихся и воющих Бесплотных. Они то бросались в рассыпную, то устремлялись прямо на принца, протягивая к нему незримые ладони и хватая за одежду.
   Марен огляделся с высоты.
   Взгляд уперся в Южный Предел, "отгородивший мир от Бездны" по всему горизонту. Но между Южным Пределом и Спящей горой - восхитительный вид! - Ардегралетт раскинулся, как на ладони.
   На востоке тускло мерцало озеро Аднарту, а на нем, черной громадой, высился Нартулок. Малые Клыки на юго-западе скрывали родной Мелестан, но вот крепость Атеом отчетливо выделялась на склоне южной гряды дыбящейся на Краю Мира. Казалось, даже видно огни зажженные на башнях... Хотя, почему казалось? Принц видел их ясно, словно стоял рядом - острое зрение Марена легко и непринужденно пронзало и тьму.
   Принц напрягая глаза, вглядываясь... И взор словно скользнул ближе, к самой школе Мор де Аесир! В одной из бойниц принц узнал мастера Дайнера, стоящего на гребне стены, опершегося руками на древний камень - наставник всматривался в ночь, будто чего-то ожидая; на широком лбу прорезались складки...
   "Морок..." - принц проморгался, и видение отступило.
   Голое плато выглядело необитаемым, но проницательный взгляд сапфировых глаз обмануть не удавалось. Тут и там Марен примечал заметенные следы... Еще поднимаясь, он чувствовал прикованное к себе внимание. Местами, шелестя, осыпался снег, тихо стучали сорвавшиеся одинокие камни; и хищно поблескивающие глаза растворялись в ночи, белый пятнистый мех, замирая, сливался с усыпанной снегом скалой. Ирбисы не осмеливались напасть, держались на расстоянии и все же не отпускали далеко. Выжидали.
   Дальнейший путь не сильно отличался. Тропа то скользила горизонтально по склону, окольцовывая, подобно хвосту Крылатого Змея, то вырубленными обледенелыми ступенями возносилась на очередной скальный выступ. Встречались неглубокие пещеры, позволяющие отдохнуть от постоянного напряжения и ледяного ветра, непредсказуемо налетавшего то спереди, то сзади, то сбоку, словно принц без приглашения вторгся в чертоги самой Венет, повелевающей "дыханием Мира".
   Кое-где встречались открытые плато подобные первому, где Богиня Воздушных Течений упивалась властью особо неистово, поднимая на защиту Халадесир настоящий буран. И создавалось впечатление, что раскрылись Серые Грани, и липкие влажные пальцы Бесплотных цепляются за жилет, тянут, толкают, заползают за воротник, стараются утащить за собой.
   Нестойкого духом, это вполне могло повернуть назад...
   Принц решил утолить свое любопытство: с очередного плато сделал несколько шагов обратно, будто признав поражение. Ветер стих, как по команде; "белые перья" плавали в воздухе, медленно оседая - Венет, решила, что путник отступился от задуманного...
   - Пора бы запомнить, что Перворожденные не сдаются... - губы Марена растянулись, обнажив клыки.
   О, как же страшен был гневный рев Богини, понявшей, что юноша насмешливо играет с ней!
   Зародившийся где-то высоко вверху рокот сотряс воздух, ветер бросил в лицо льдистые иглы, взвыв с утроенной силой. Но Марен лишь ладонью прикрыл глаза - улыбка, полная презрения к стихии, не сошла с губ.
   А в следующий миг склон над головой заклубился, подобно туману над озером. Лавина неслась с вершины, сотрясая гору и вспениваясь камнями, словно штормовой вал, поднявший со дна ил. И в грохоте, сопровождающем ее "полет", слышался дикий ликующий смех: "Ты не внял предупреждениям, так узри мой гнев!"
   Марен рванул к неглубокой выемке в скале, видневшейся в стороне от продолжения тропы. И только успел укрыться, как с каменного козырька обрушился снег, "омыв" плато шквальным накатом. Свет в углублении померк; Марен оказался замурован; завывания ветра прекратились.
   "Рассердилась..." - отстраненно подумал Марен, в темноте скинув и развязывая заплечный мешок и впиваясь зубами в застывшее вяленое мясо.
   ***
   Закатный багрянец окрасил Стальные горы, когда меч принца пробил последнюю преграду; алые лучи, словно кровь скользнули по клинку; свежий холодный воздух хлынул в пещеру.
   Лавина замела плато, сравняв его со склоном, словно никогда и не существовало.
   Марен окинул мерцающее покрывало победным взглядом, отряхнулся. Лезвие скользнуло по запястью, окропив "белизну" алым, насухо вытер меч и спрятал в ножны; закинул мешок за спину и сделал несколько осторожных шагов, проваливаясь по колено в проседающем под ногами снегу.
   Ветер разочарованно застонал, закружив по склону мелкие вихри чуть выше лодыжки, бросил в принца пригоршню "белого пуха", который бессильно упал к ногам, и утих. Венет, видимо, много сил отдала, чтобы обрушить на юного Перворожденного губительный вал.
   "Летописец явно был Перворожденным, - отстраненно думал Марен, взрывая сапогами снег. - И впрямь, достойная Перворожденного Последняя Битва... Наградой за которую станет нежная улыбка ледари, крепко сжимающей запястье и вводящей в чертоги Имале".
   Нет, Перворожденные не тяготели к бесславной смерти, но именно так и должен уходить из жизни истинный воин: на пике сил, пока взгляд не туманят сотни прожитых лет, пока спина и ноги не сгибаются под тяжестью времени, пока рука еще может крепко сжать эфес. Позволяя близким запомнить, каким жил, а не каким умер. Уступая место молодым.
   Сотни прожитых лет, виток за витком, окрашивавших волосы сперва в серебро, а затем в белоснежный мрамор, позволяли увидеть и пережить многое. Многое из того, что не должно переживать - в этом и заключалось проклятие Перворожденных. Бессмертных, как презрительно именовали Смертные.
   Многие из последних знали, что это далеко не истина, и все же упорствовали в своих заблуждениях - такова традиция. А традиции мешают приятию нового, традиции не гибки, они отвергают перемены, они не учатся... Короткая жизнь Смертного мало чему может научить, а осознание, что кто-то проживет дольше, всегда вызывало в слабых сердцах безутешную зависть.
   ...Сугробы сошедшей лавины вскоре закончились.
   Склон на удивление стал менее каменистым. Деревья и кустарники, что не боялись холода, осмелились пустить здесь корни. Тут и там слышались шорохи, пару раз промелькнули белые лисицы, один раз со скального выступа, словно осыпавшийся снег, соскользнул ирбис. Но все они, скорее, уходили с дороги, чуя угрозу, нежели эту угрозу представляли - Марен не обращал на них особого внимания.
   Принца больше интересовали чернеющие провалы пещер.
   Летописец упоминал нануков, о которых в Сером Мире ходили легенды, утверждающие, что "огромные белые беры некогда приходили с западного края Содетер". По некоторым описаниям они превосходили своих бурых собратьев в два раза, что не могло не представлять определенной опасности даже для Перворожденного.
   Подобная встреча не могла хоть сколько-нибудь напугать Марена, истинного "черного волка" по рождению, чей девиз с самого Начала Времен звучал коротко: "Без страха". Однако, она могла иметь определенные последствия: до сих пор неизвестный автор, красочно описавший свое восхождение на Спящую гору, предельно точно предостерег об опасностях. И встреча с легендарным животным служила бы поводом поверить, что и Страж, которого автор называл Диким Родичем, не плод воображения, подогретого испугом. Ведь если легенды находят подтверждение, а пророчества начинают сбываться, сколько пройдет времени до того момента, когда мифы перестанут быть лишь красивыми историями?
   И в свете всех событий, теории мастера Дайнера уже не выглядели "безумными" - Кровавые Боги, похоже, и впрямь на пороге возвращения. Великий Воин, конечно, наверняка вернется, как возвращался всегда. Но сколько прольется крови прежде? И если верить пророчеству о Линд де Риан, в этот раз сам Морет "почтит Мир присутствием". Тогда уж действительно, былые войны покажутся детской сварой...
   Но пещеры все так же чернели пустующими провалами.
   ...Марен сделал еще один привал перед тем, как подняться "до неба", и уже собирался продолжить путь, когда внимание привлекло нагромождение обледенелых камней, слишком аккуратно сложенных, чтобы быть случайным. Что-то слабо трепыхалось почти у самой верхушки.
   - Вот и первые следы, - задумчиво пробормотал принц, коснувшись куска материи.
   Остаток плотной алой ткани, словно верткий язык, лизнул ладонь, прежде чем принц схватил его. Время, а возможно, и звери не оставили ничего кроме лоскута в два пальца. Тем не менее, по краю отчетливо угадывался серебристый кант.
   "Цвета Второго Дома, - понял принц, хоть и не застал тех времен, когда такие плащи еще носили в Ардегралетте. - Выходит, кто-то поднимался сюда?"
   Он встретил еще несколько подобных туров по пути, и каждый отмеченный алым лоскутом. Расположенные с промежутком в две тысячи шагов, они явно отмечали путь, хотя заблудиться здесь, мягко говоря, затруднительно.
   Принц перестал осматривать каждый после пятого - все походили друг на друга, примерно одной высоты и отличались только камнями, из которых сложены. Странным казалось другое: неизвестный летописец ни словом о них не обмолвился. Значит ли это, что Марен не первый, кто решил подняться на Халадесир и повторить описанный путь? Кто-то из Второго Дома Перворожденных, ныне утраченного!
   Но праотец никогда не упоминал... А знал ли он?..
   ...Облака легкой мглою окутывали принца с каждым шагом - на удивление, принц почти уложился в череду, описываемою в летописи. "Обессиленная" Богиня, не тревожившая Марена "лютым дыханием", вкупе с опасливо расступающимися хищниками, позволили наверстать упущенное под завалом время.
   Дневное Солнце показалось из-за Крайнего Хребта, чьи пики с этой высоты очерчивались лазурью Восходного Моря. Лучи выдернули из мрака далекие горы Стенсваар, которые часто именовали попросту Черными Скалами. А за Черными Скалами полукружной цепью вставало Каменное Ожерелье. Но все они выглядели лишь небольшим оползнем, сошедшим с вершин Призрачных гор, что подобно Южному Пределу пронзали облачное небо на северном Краю Мира.
   Глаза принца скользнули вдоль вздыбленных камней северного хребта. Кажущиеся в Мелестане столь далекими, Потерянные Земли лежали, словно у ног: одного взгляда хватало, чтобы окинуть их от горизонта до горизонта. Они не выглядели зловеще, точно такие же поля, леса - ничего пугающего...
   "Крепость?.." - нахмурился принц, вглядываясь сквозь туман.
   У подножия Стальных гор, там, где гряда устремлялась ввысь и переходила в Призрачные горы, среди окружающей зелени непаханых полей темнел гранит! Впрочем, это могло оказаться и просто нагромождением камней...
   К тому же, Дневное Солнце, встающее на востоке, так подсвечивало облака, что те начинали искриться на расстоянии вытянутой руки. Горизонт все больше затягивался дымкой, и взгляд вяз в белесом мареве, упираясь в непроницаемую стену.
   На краткое мгновение перед напряженным взором Марена вспыхнули алые очертания. Он увидел стены, усеянные бойницами, крепостные башни, с реющими стягами, и распахнутые настежь ворота, оскаленные остриями поднятой герсы, словно пасть Крылатого Змея - и все это будто нарисованное кровью на саване Истинной Ночи, и так близко, что протяни руку и можно потрогать.
   Принц тряхнул головой, зажмурившись на мгновение - глаза неимоверно устали от яркого контраста "крови и пепла", - а когда веки вновь распахнулись, морок пропал.
   И лишь все тот же мглистый туман искрился в воздухе.
   ...Истинная Ночь застала Марена на юго-восточном склоне Халадесир. Дымка облаков в отсутствие света поддавалась взгляду значительно легче. И все же окружающее представало таинственными силуэтами - даже самые смелые хищники затаились до Ночного Восхода, не решаясь тревожить их.
   И только Марен двигался все так же уверенно в этой мгле. Снег скрипел под ногами. Ветер едва трепал волосы и полы одежды, но уже не хватал, как прежде, не пытался утащить юношу к краю и столкнуть с обрыва - казалось, Венет успокоилась, смирилась, и лишь чуть поглаживала по голове. Словно признала равного...
   Металлический звук в тишине резанул слух, словно нож по стеклу. Скрежет раздался резко и неожиданно и точно так же затих.
   Принц настороженно замер, левая рука опустилась к ножнам, готовая отстегнуть, правая - стиснула эфес. Сапфиры вглядывались в подобие тоннеля, образованного между склоном и пропастью нависшей скалой.
   Звук повторился, но в этот раз не замер, а превратился в мерное, дробное постукивание. И он единственный заглушал ровное биение сердца, словно сам воздух затаился, не решаясь двинуться и ненароком исказить скрежет.
   Марен стоял все так же, не шевелясь, слегка напружинив ноги. Ноздри подрагивали, "прислушиваясь" к запаху, что он почуял некоторое время назад; память силилась нарисовать образ.
   Металлический шелест нарастал, становясь все более отчетливым, и походил на скребущую по камням цепь. Снег впереди "забурлил", потревоженный движением.
   Из пещеры, вход которой сливался с темнотой под скальным выступом, показался силуэт, одни только размеры которого, могли вселить страх в любого самого смелого хищника, не исключая беров. И он живо напомнил Марену того Зверя, что с таким усердием пыталась нарисовать память. Зверя, которым стал отец!
   "Страж!" - всплыло в мыслях принца.
   Но как же он походил на Зверя! Те же мускулистые очертания бера смешанные с волчьей сухопаростью. То же массивное строение тела с широкой, выдающейся над животом грудью, двухсуставными задними лапами, и длинными когтистыми передними. Та же морда... Грубо очерченные мускулы "закостенели" на плечах и предплечьях, словно в набитом камнями мешке. Грудь неимоверно распирали проступающие под густой шерстью ребра... Но шерстью - белой, как снег!
   Но больше всего отличалась голова. Острые пожелтевшие зубы выдавались из пасти, застыв в вечном оскале. Верхние клыки почти перекрывали нижнюю челюсть, а нижние, в свою очередь, заходили... заходили бы на верхнюю губу, если бы она присутствовала!
   Зверь повел носом, поворачиваясь на запах, разинул пасть и издал истошный рев, завидев на тропе одинокого путника; звон цепи, пристегнутой к ошейнику, вплелся в рычащее эхо железным лязгом. А в следующее мгновение мохнатая лапа подхватила ее и рванула на себя; "стальная змея" с возросшей скоростью заскребла камень под снежным покровом, который резко вспучился, стремясь обвить ноги Марена.
   Но принц не собирался ждать, когда это произойдет!
   Длинным прыжком выходя из сужающегося кольца, он рванулся вперед; меч "вдохнул" ночной прохлады, ножны бесшумно упали, подъяв "белую пыль"; рука поймала лямку соскользнувшего со спины мешка, и, перекатившись через плечо, принц швырнул его в Стража.
   И сам бросился следом.
   Конечно же, полупустой мешок не мог причинить хоть сколь-нибудь значительного ущерба - Зверь небрежно отмахнулся, как от мухи. Всего лишь отвлекающий маневр, чтобы сократить расстояние. Десяток шагов, что остались - всего мгновение для Перворожденного, всего один взмах ресниц...
   Но Страж оказался невероятно проворен!
   Цепь взвилась, словно хлыст, и стальные звенья - каждое с ладонь юноши - "вынырнули" из "белой пены" и ударили принца в грудь. Перворожденный всем телом прочувствовал, как со скрипом вмялась кожа жилета, выбивая из груди дыхание, и как легкие сдавило хрустнувшими ребрами. В хребет впились тысячи стрел, пронзая болью сам разум...
   И ярость хлынула через край, окутав мир туманом, в котором пульсировало чужое сердце; рывок Марена ничуть не замедлился.
   Шаг, другой... Сапфировые глаза полыхали холодным огнем в непроглядной тьме, цепко впившись в налитые Голодом глаза Зверя. Шерстяная рубаха вздулась на предплечьях принца, растянув вязь. Шнуровка жилета напряглась, едва не разрываемая взбухшими мышцами; дубленая кожа нагрудника протяжно "застонала", распираемая грудью.
   Ветры замерли, услужливо расступаясь, словно Венет отозвала их, любопытно наблюдая за стремительным, как молния, рывком Перворожденного. Призрачный свет Ночного Солнца упал на молодое лицо, блеснул на молочно-белых клыках, на "морозном узоре" "клостенхемском" клинка...
   Кровь стучала в висках с грохотом кузнечного молота, сердце толкало ее, и этот напор едва не разрывал жилы. Воздух сгустился, стал вязким, и каждый шаг - такой молниеносный со стороны - давался ценой неимоверных усилий, словно те самые Бесплотные впились в одежду липкими пальцами и тянули назад...
   Но Страж, и вовсе не мог пробиться, застыв ледяным изваянием.
   Последний рывок. Левая рука Марена впилась в шею Стража, пальцами вонзаясь в гортань...
   И в тот же миг время возобновило бег с грохотом, рухнувшей на камень стальной цепи.
   Страж поперхнулся неистовым ревом, и клинок принца вонзился в разверстую пасть, пронзительно скрипнув по шейным позвонкам. Горло судорожно содрогнулось, хрипя, будто в попытке проглотить вставшую в горле кость. Из легких донеслось бульканье: они старались исторгнуть хлынувший в них "багрянец"; капли брызнули Марену в лицо. Когтистые лапы безвольно повисли, ноги Стража подогнулись, и он осел, давясь сталью и захлебываясь кровью.
   И все это время принц не сводил взгляда с пылающих злобой и затянутых "багряной пеленой" Голода глаз Стража. Голода, что юноша ощущал так же ясно, как белую жесткую шерсть, что впилась в ладонь десятками игл.
   Тяжелое дыхание слетало с губ Марена, оскаленные клыки блестели влагой, сапфиры полыхали холодным безудержным гневом...
   И глаза Стража погасли.
   Марен выдернул меч, клинок скрежетнул по желтым зубам, и белое тело безвольно рухнуло в снег, осеняя чистоту алыми потоками. Дыхание быстро восстанавливалось, грудь вздымалась все ровнее, стук в висках проходил... Но он все стоял над телом, наблюдая, как "багрянец" покидает жилы и растекается по "белому покрывалу".
   Азарт схватки вновь оставлял после себя ноющую пустоту.
   ***
   Марен, как завороженный, вглядывался в темное небо, раскинутое над головой. Призрачный свет Ночного Солнца серебрил Мир, но даже сейчас он выглядел ярче, чем прежде.
   Но не только это притягивало взгляд Перворожденного.
   Кроме Элеса, что поднялся над Стальными горами и спешил к Восходному морю, в чернеющей пустоте сверкал Радес, "устало бредущий" навстречу брату. А помимо братьев небо усеивали мириады сияющих адамантов. Они горели, словно искры костра, пробивающиеся сквозь истлевшее черное покрывало. Некоторые ярче, некоторые более тускло. Но такое множество, что глаз не мог охватить, а разум лишь тщетно силился представить.
   - Ok rilas svaitom lero eledir... [И сияет бездна множеством огней...] - еле слышно прошептал Марен словами из прочтенных мифов.
   Принц перевел взгляд на Ардегралетт, где недавно виднелись поля и леса. Облака спустились в холодном ночном воздухе, закрыв Серый Мир от взора непроницаемой хмарью. Юноша стоял на утесе, которым сейчас представлялась Спящая гора, а вокруг раскинулось туманное бурлящее море. Оно двигалось, как живое, словно пенящиеся волны, мерно накатывающие на скалистый берег. И единственное, что не тонуло в пучине - Призрачные горы на севере и Южный Предел.
   А когда глаза поднялись к вершине Спящей горы, среди белых пиков юноша разглядел крепость. Почти неразличимая, она выдавалась из скалы, словно высеченная в черных костях Мира.
   Летопись, казавшаяся бредом безумца, обрастала плотью. Автор, конечно, расписал все вычурным изящным слогом, но правдиво - теперь это не вызывало сомнений.
   Вспомнились детские годы, когда с Колленом рыскали по самым отдаленным закоулкам Мелестана, стараясь найти и раскрыть тайны, которые еще могла хранить Цитадель. Подземные ходы, потайные комнаты, и подземелья... Сколько прошло с тех пор? Казалось, не одна жизнь...
   И вот, подобно Цитадели Мелестан, Серый Мир открывал принцу новые - или старые?- секреты.
   "И вспыхнет золотой огонь, что иссушает легкие..." - пронеслось в голове.
   - Решила, предоставить меня старшему брату? - подумал Марен в голос.
   И Богиня, словно ответила: "Нет-нет, что ты?", заискивающе потрепав по голове и подталкивая в спину.
   Принц улыбнулся свежести овевающей лицо.
   ...Тропа вскоре "преломилась" и, каменными ступенями - в этот раз выложенными из черных блоков, все так же "стоптанных" временем, - поднявшись на новую высоту, развернулась в противоположном направлении. И когда над миром показался Эриан, тень Спящей горы скрыла Марена от его взора.
   "Над небом", жизни оказалось больше, чем на скалистых склонах ниже плотного дымчатого покрова. Из-под снега проглядывала зелень, которая даже на теневой стороне Халадесир разительно отличалась яркостью. Лазурное небо, "украшенное" редкими вихрями облаков, раскинулось над головой. Стало попадаться гораздо больше живности. С вершин бежали чистейшие ручьи, наполненные такой прохладой, что у Перворожденного "ломило" зубы. Большая часть этих "хрустальных жил" тянулись на юго-восток и спускались в озеро Ланек, что у подножья Хвоста Дракона.
   ...Путь к вершине Марен преодолел быстрее, чем неизвестный летописец. Всего дважды укрывшись от взора Эриана, покидающего мир, в тени пещер, уходящих вглубь Халадесир.
   Судя по виду, они очень глубоко пронизывали гору. В некоторых Перворожденный явственно ощущал запах крови, что несколько настораживало. Но если в глубине и обитал кто-либо, "встретить" принца никто не решился. Более того, даже не проявил живого присутствия.
   Вблизи, даже в свете Ночного Солнца, крепость Амаслотт, ставшая в Ардегралетте мифом, еще больше потрясала воображение.
   Она на самом деле оказалась высеченной в скале. Гладкие крепостные стены поднимались всего на три роста взрослого Перворожденного, но это не делало ее уязвимой. Особенно, если учесть расположение! Чтобы подобраться к воротам, требовалось пройти по мосту в пять шагов шириной, распростершемуся над пропастью, дно которой укрывалось от взгляда в плотной пене облаков. Но и до них отнюдь не рукой подать!
   На монолитном камне совершенно отсутствовали выступы, сколы или трещины - крепость выглядела, как вчера построенной. И все же, Марен ощутил дух запустения. Тяжелая тень тысячелетий легла на величие замка Собирающих Память: выцветшие, истлевшие стяги реяли по ветру, и, казалось, тают прямо на глазах - они, то и дело, облетали бесцветным серым прахом. Да, время поистине нещадно.
   Массивные, обитые железом ворота, распахнуты настежь, герсы подняты, и за неглубоким порталом - внутренний двор. Но над самими воротами, на каменной арке - додревние руны, те самые, что усеивали окаменелые глиняные таблички, виденные принцем в Мор де Аесир. Глас Небес, как сказал мастер Дайнер - язык Древних драконов.
   Проходя внутрь, Марен обратил внимание, что ни одного металлического элемента не коснулась ржа. Металл хоть и слегка потускнел, утратил блеск величия, но выглядел все таким же крепким.
   "Драконья сталь?" - принц коснулся холодной серебристой поверхности.
   Марен прекрасно знал легенды и мифы, по которым этот металл ковался лишь в пламени Крылатых Змеев. Даже ворота Атеом не могли похвастаться таким "украшением". Во всем Ардегралетте осталось лишь две кольчуги из этого необычайно прочного и легкого материала: одну носил король Латтрана, а другая хранилась в родовом святилище Дома Летар.
   По легендам некогда их было четыре, у каждого из Первых Королей...
   Внутренний двор оказался хоть и пуст, но аккуратно прибран. Ни мусора наметенного ветром, ни каких-либо других следов забвения.
   - Om natt rugaden, - разнесся могучий бас.
   Марен замер у ступеней замка, левая рука скользнула к ножнам.
   - Разве в мире уже забыли вежество?! - пророкотал тот же сильный голос.
   В темноте провала открытых дверей появился мужчина. Двигался не спеша и словно устало; подол черной мантии тихо шелестел по каменным плитам - единственный звук, сопровождавший плавные движения. Ладони скрывались в длинных широких рукавах черной мантии.
   Несмотря на явно недовольный тон, изрезанное морщинами лицо, обращенное к принцу, выглядело равнодушно спокойным. Длинные прямые волосы спадали на лоб, прикрывая запавшие поблескивающие глаза, и струились по плечам. Такая же не заплетенная борода прикрывала грудь. Но самым волнующим оказался цвет этих растрепанных волос: снежно-белый! В свете Элеса они колыхались, будто тончайшие туманные нити.
   - Natt godeo, - учтиво поклонился Марен, поднимая руку и прижимая кулак к "сердцу".
   И в тот же миг старец сорвался с места, словно подхваченный налетевшим порывом ветра; в широкой, усохшей до костей, ладони блеснула сталь; мантия взвилась следом, будто распахнутые крылья. Воздух протяжно взвыл... В одно мгновение старец оказался внизу ступеней, перед Мареном.
   Но принц одним шагом ушел с линии атаки, и клинок старца рассек пустой воздух; раскрытая ладонь Марена, едва коснувшись запястья седого воина, сжалась, будто клещи, выворачивая руку. И меч юноши, мелькнув по широкой дуге, лег на седые волосы в изголовье, чуть коснувшись кожи; несколько "серебристых нитей", плавно струясь в легко текущем воздухе, свились на камнях у ног.
   - Мор де Аесир, техника Ранадаль, - довольно похвалил старец. - Никогда не встречал Крылатого Змея.
   Марен разжал ладонь, и старец выпрямился, отточенным движением спрятав меч в ножны, скрытые среди складок черной мантии.
   - Я не выпускник Атеом, - клинок принца щелкнул по устью.
   Старец резко повернулся к юноше, схватив за руку. Худые, усеянные сетью морщин, но все еще сильные, пальцы скользнули по гладкой коже молодого Перворожденного. Запавшие глаза, полностью затянутые мутной белесой дымкой, проглянули из-под белоснежных волос и впились в принца Летар.
   "Он слеп!"
   - Нет кольца... - пробормотал седой воин. - Но ты владеешь техникой Быстрой Смерти... - он напрягся, внимательно ощупывая "трофейное" кольцо. - Знак Великого Змея...
   Пальцы все шарили по руке Марена, словно не веря. Взметнулись к лицу принца - словно неполированный гранит коснулся щеки.
   - Ты слишком молод...
   Старец резко отпрянул, вся немощь вмиг испарилась, широкие плечи расправились, а в незрячих глазах, полыхнули искры. Взвывший ветер подъял пыль, закружив мелкими вихрями по пустому двору крепости Амаслотт.
   - Кто тебя послал? - подозрительно прошипел старик.
   - Я пришел по своей воле.
   - Лжешь! - рокочущий бас сотряс черные скалы. - Кто тебя послал?!
   Он резко вскинул перед собой раскрытые ладони, волосы взвились в гудящем воздухе. Снежный шквал метнулся к принцу, густым туманом. Но принц рванулся вперед быстрее выпущенной стрелы, пробив белую пелену. И рука сжалась на морщинистом горле, выдавив хрип.
   - Осторожнее, Хранитель, - угрожающе прорычал Марен. - Разве вежливо обвинять гостя во лжи?
   Вокруг бушевал буран, заунывно стонал ветер, "белые иглы" стремились впиться в молодое лицо. Но силы стихии хватало лишь, чтобы чуть трепать короткие иссиня-черные волосы, а лед, ударяясь в светлую кожу принца, оставлял влажные потеки.
   - Кто ты? - прохрипел старик.
   Принц ослабил хватку.
   - Марен Летар, принц крови Первого Дома Перворожденных.
   Завывания ветра стихли, но "белые мухи" все еще кружили вокруг, окутывая двор крепости непроглядным саваном.
   - Тебе нужен Черный Меч? - с трудом глотая, спросил Хранитель.
   - Я видел его... во сне. Но я не за ним пришел.
   - Тогда зачем?
   - Меня интересуют Звери. - Марен вглядывался в мутные глаза старца.
   - Звери?
   - Похожие на вашего Стража...
   Глаза Хранителя расширились, но он тут же совладал с собой. Иссушенная рука поднялась, слегка похлопав по сжимающей горло ладони. И принц медленно разжал пальцы.
   - Тебя интересуют... Дикие Родичи? - седой воин потер горло. - Почему?
   Казалось, что слепые глаза все еще следят за лицом принца.
   - Мой отец... - Марен помедлил. - Встретил Зверя.
   Хранитель на мгновение замер, на лице промелькнул... ужас?
   - Давно?
   - Еще до моего рождения.
   Старик кивнул каким-то своим мыслям, развернулся и медленно побрел вверх по ступеням.
   - Значит, пророчества не ошиблись: тьма возвращается.
   - Но еще не вернулась, - возразил Марен в спину.
   Но лишь Хранитель печально усмехнулся:
   - Теперь ее некому остановить: Черный Меч утерян.
   Глава 15. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны
  
   Белые бурунчики плавно накатывали на песчаный берег. Водная гладь простиралась вдаль до самого небосклона, сливаясь с чистой голубизной небес. Небо, словно упиралось в бесконечную лазурную равнину, и волны били в его твердь, вспениваясь молочными облаками, что растекались и нависали над головой. Линия между небом и водным простором размывалась, и определить, где кончается одно и начинается другое, не представлялось возможным.
   Босые ноги Литы утопали в горячем золотистом песке прибрежной полосы. Девочка поигрывала пальцами, поджимая и зарывая глубже, а затем, поднимая и распрямляя, позволяя тонким шуршащим струйкам проскальзывать между ними. Свежий бриз овевал лицо, наполняя легкие и разбавляя сухой раскаленный воздух. Лучи Золотого Солнца, что искрилось на лазурной ряби, окутывали своими теплыми шелковыми ладонями, гладили по плечам и спине, вызывая приятные мурашки.
   - Таким когда-то был Мир, - раздался знакомый девочке хрипловатый голос.
   В памяти всплыло лицо, которого она так давно не видела, и думала, что уже и вовсе забыла. Но сейчас этот голос оживил все черты, каждую морщинку, пролегшую на лбу, губы, что улыбались так заразительно, и глаза, светившиеся небесным цветом, словно два лучистых топаза.
   Лита резко обернулась.
   Он выглядел точно так, как тогда, в последний день в Хемингаре. Каким она помнила. Черные волосы с легким налетом серебра спутанными волнами стекали на плечи. На лице оттенок грусти, настолько глубокой, словно вся тяжесть Мира давила сверху. И тот же стальной нагрудник, с тиснеными драконами, что в свете Золотого Солнца извивались по узорному металлу и выглядели еще более чарующе, нежели в рваном пламени факелов. Остался даже соленый след на щеке Раэнсира...
   - Девочка моя, - он сделал шаг навстречу, протянув руку. - Ты так выросла.
   Все в нем выглядело правильно. Правильно прозвучал голос. Правильно разгладился лоб и в углах глаз собрались морщинки, когда топазы смотрели на нее. Даже руку протянул правильно, как он помнила... Эти пальцы столько раз касались лба, отводя непослушную прядь за ухо...
   Но Лита отступила; на ноги набежала теплая волна, вспенилась, оставляя песчаный след.
   - Ты не мой отец, - наклонила голову Лита, глядя настороженно, исподлобья, как маленький волчонок.
   Ей очень хотелось поверить, что все - правда. Хотелось броситься в объятия, припасть к широкой груди, почувствовать запах кожаного жилета и ощутить холодок стальных драконов на щеке. Хотелось, чтобы сильные руки обняли, стиснули крепко, но нежно, гладили по волосам...
   Но она не верила.
   - Не играй со мной, Морет. Я отпустила меч. Я пришла по своей воле.
   Какое-то время он пристально разглядывал ее; посеребренные волосы слегка колыхались, терзаемые бризом.
   - Ты права, - наконец усмехнулся он, повел головой, разминая шею. - Это был твой выбор. И теперь ты в моем Мире. Как тебе здесь?
   Он глянул по сторонам, разведя руки.
   Прибрежный песок четкой полосой переходил в нефритовые стебли, густо качающиеся по мановению "дыхания Мира". Блики играли на каплях росы, словно отражаясь в хрустале. Вдали на горизонте зеленела роща, которой - Лита могла поклясться! - мгновение назад не было.
   - Что это за место? Морок?
   - Почему же морок? - его брови так знакомо изогнулись. - Разве только в Имале может быть так прекрасно?
   - Ифре? - недоверчиво прищурилась Лита. - Ифре выглядит по-другому.
   В голосе девочки звучала твердая убежденность. Мир за Серыми Гранями не может быть столь... живым. Отступившие от чести не имеют права обретаться в такой первозданной красоте.
   - Откуда такая уверенность? - его губы растянулись шире, обнажив белые клыки. - Еще никто не вернулся... из тех, кто мог бы рассказать. Не стоит верить всему.
   И последняя фраза яркой вспышкой расцвела в памяти Литы.
   "Не стоит верить всему, что видишь. Иногда все не то, чем кажется", - вторил голос Кина.
   После "Это мой мир!" второе излюбленное выражение мальчика, которое он часто повторял.
   А тот, кто сейчас скрывался за личиной отца, продолжал:
   - Мы с тобой можем весь Мир - да, что там! - все Миры сделать похожими на это место!
   - Такими же... пустыми? - голос Литы неосознанно дрогнул.
   - Безмятежными. Оглянись, - он развел руками, - разве тебе не нравится то, что ты видишь? Нужно лишь принять мою Силу, - топазы хитро сверкнули. - И все будет так, как мы того пожелаем!
   Но в этом "мы", Лита не почувствовала себя. Кем бы ни были эти "мы", ее к ним явно не причисляли.
   Чувство неясной тревоги вновь кольнуло в груди.
   Да, она искала этой встречи - встречи с Проклятым Богом. Сама отпустила рукоять, надеясь, что он откликнется, явится ей... Но что-то сейчас останавливало от того, чтобы крикнуть: "Я согласна! Я приму твой Дар, повелитель!" Чувство, подобное тому, что сдержало руку в Эренгате подальше от Когтей, когда она встретила... Холара!
   "Не стоит верить всему, что видишь", - вновь повторил голос Кина.
   Мальчик возник прямо перед Литой, словно сотканный из тумана. Глаза светились небесной синевой, улыбались - дерзко, как умел только он. Вороные волосы, едва скрывающие уши, "плавали" в "воздушных течениях", совершенно не подчиняясь их току... Образ явился всего на мгновение, подернулся дымкой - палец Кина прильнул к губам - и исчез, так же внезапно, как появился.
   Мужчина смотрел выжидающе, словно ничего не произошло, будто даже не заметил мальчика. И от него исходила Сила, которую Лита теперь явственно ощущала. Грубая и жестокая Сила, которую, казалось можно потрогать, стоит лишь протянуть руку.
   Девочка моргнула.
   Золотой песок там, где стоял Кин, превращался в иссушенную землю. Трещины побежали во все стороны. Протянулись к ногам того, кто выдавал себя за отца, и окружающий мир дрогнул - на краткое мгновение, не дольше, чем на один взмах ресниц. Но девочке хватило и этого. Она увидела, кто скрывается под маской! Увидела знакомое лицо с прямым носом, цепкий взгляд цвета глубоких вод, и знакомую бороду "косичкой", перетянутую серебристой лентой. Она помнила это лицо очень хорошо.
   - Ты!.. - гневно прошипела Лита, пригибая голову, словно матерый волк.
   И в этот же самый момент ощутила чужое присутствие. Будто чья-то сильная ладонь легла на плечо. В руке появилась приятная тяжесть, кожаная оплетка ласкала пальцы. Лита опустила глаза - рука сжимала молочно белый эфес. Воздух вокруг черного клинка подрагивал маревом, словно сама тьма сочилась из него тонкими струйками. Или, словно он пил эту тьму.
   Девочка перевела взгляд на Холара - лицо более не скрывала чужая личина.
   Небесные топазы гневно полыхнули, затягиваясь обсидиановой чернотой. Утробный рык вырвался сквозь оскаленные зубы, влажные клыки сверкнули в лучах Золотого Солнца...
   И он бросился на девочку, вмиг Обращаясь Зверем.
   Но Лита рванула навстречу. Вскинула раскрытую ладонь вперед, словно желая схватить Зверя за горло, рука с мечом скользнула назад, замахиваясь для удара... Для одного единственного, но сокрушительного удара, а именно таким он и будет - в этом Лита не сомневалась!
   Воздух дрожал и гудел от стянутой вокруг Силы - она оплетала тугими тенетами, пронизывала стальными нитями, звенящими от малейшего прикосновения.
   С растопыренных пальцев девочки сорвалось бушующее пламя, ударив в иссиня-черную шерсть. Огонь окутал Холара с головой и полыхнул, словно первый луч восходящего солнца, волной разносясь во все стороны, поглощая и сметая все на своем пути. Весь окружающий Мир потонул в бушующем янтарном урагане.
   Лита ворвалась в огненный вихрь, рассекая языки черным клинком...
   ...И открыла глаза.
   Темное покрывало медленно истончалось, становилось прозрачным. Проступили каменные стены, усеянные паутиной трещин. Развеялись остатки свежего бриза, пахнуло спертым, затхлым воздухом. Потолок давяще навис над лицом.
   Она узнала камеру - одну из тех, что видела в подземелье.
   ***
   Мрак темницы ничуть не угнетал Литу. Чтобы видеть, Свободному Охотнику не нужен свет.
   Четыре каменные стены давили со всех сторон. В одной располагалась тяжелая дверь, обитая грубым металлом. Лита видела массивные петли, которые ее держат, когда приносили еду.
   Комнатушка - два шага в ширину, и чуть больше в длину. Вытянуться и то можно лишь по диагонали. В углу отхожее ведро, которое меняли не чаще, чем раз в неделю. Массивные цепи, намертво вделанные в противоположную от двери стену - ни следа ржавчины. Явно не без магии... Правда, девочку никто не заковывал.
   Пол - голая, утоптанная земля, пальцы сотрешь по локоть прежде, чем пробьешься хоть на фалангу.
   Сколько побывало в этой темнице до нее, оставалось только гадать.
   И девочка снова стала ждать подходящего момента. Линия Жизни еще не оборвалась, нужен всего один шанс - вырваться, найти того, кого зовут Когуар, и навсегда стереть ухмылку с лица Холара! В этот раз Судьба не сможет сдержать ее руку! Она ударит так, что у Зверя не будет даже возможности пустить в ход магию! И пускай потом и впрямь придется отвечать перед Проклятым Богом...
   ...Еду приносили трое: магистр и два "бордовых" воина. Дверь не успевала открыться, а тело Литы становилось непослушным, каменным. Будто сковывали той самой цепью у стены. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Лишь голова и шея оставалась в ее власти. Несколько раз падала, когда заклятья окутывали внезапно, разбивала нос и губы. Потом приноровилась, усаживалась ко времени, опираясь на стену.
   Однажды удалось притвориться бессознательной...
   Воин приблизил лицо почти вплотную, чтобы удостовериться, что пленница жива... Глупец! Маг, конечно, "связал" руки и ноги, но шея-то повиновалась!
   Девочка "боднула" со всей силы, лоб обагрился кровью из разбитого носа стража; чувство сладкого ликования наполнило сердце, сладкая кровь добычи ласкала губы... И даже пинок по ребрам не показался тогда болезненным... Больше они, правда, этой ошибки не повторяли.
   ...Время для Литы слилось в одну долгую Истинную Ночь. Но, не ведомым для себя образом, она чувствовала его "течение". Девочка с уверенностью могла сказать, когда зашло Дневное Солнце, когда серебристый свет Ночных пробился сквозь усеянное адамантами платье Дауры, и даже, когда братья встретились.
   И каждый день заставляла себя упражняться, чтобы тело не ослабло, не подвело в самый неподходящий момент. Занималась с мечами, стреляла из лука - воображение рисовало все очень ярко. Вспоминала все, чему учил Саодир, чему учил отец. Буквально чувствовала, как оперенье щекочет пальцы. Как они тянут тетиву, как та звенит, посылая древко. Ощущала на ладонях холодную кожу, оплетающую рукояти Когтей, чувствовала порывы рассекаемого клинками воздуха, слышала его стоны.
   А еще пришли сны. И каждый сон дорисовывал что-то новое, какую-то незначительную деталь.
   Она вновь стояла там, у пещеры, из которой впервые вышла в этот чужой Мир. Яркая зеленая трава расстилалась под ногами, щекоча босые пятки. Мама тянула ладони, но беспощадный Гнев Эриана жег ее. С протянутых к дочери рук, с озаренного надеждой лица отшелушивались легкие хлопья, которые тут же подхватывал ветер. Мама осыпалась на траву серым пеплом, что намокая от росы, усеивал зеленые стебли каплями "свинца".
   Лита видела надежду в глазах матери, и в груди закипал гнев. Ненависть, какой она не испытывала прежде, поднималась из темных глубин. Трава под ногами начинала меркнуть, чахнуть, скручиваться. Иссушающая Сила исходила волнами, но не от той маленькой девочки - на поляне стояла она нынешняя. А за спиной... Кто-то стоял за спиной. Лита не видела, не могла обернуться, но чувствовала мощь, исходящую от него. Огонь его Воли вливался в жилы, наполнял и хлестал через край...
  
   Тело матери разлетелось серым прахом, и сквозь него выступил Зверь. Черные глаза зло блестят, пасть скалится, он готов к прыжку. Но теперь и она готова встретить его! Правая ладонь сжимает кожаную оплетку рукояти, так приятно оттягивающей плечо. Рука отведена назад, готовая к удару. Глаза тонут в черных глазницах Зверя, словно свет в Бездне за Краем Мира.
   Зверь кинулся на нее, но Лита не дрогнула. Но и не ударила мечом, как сперва собиралась. Левая ладонь, повинуясь непонятному инстинкту, вскинулась навстречу хищнику и с растопыренных пальцев сорвались "янтарные языки"... Лита непроизвольно зажмурилась от яркой вспышки. А когда открыла глаза, "огненные змеи" окутывали Зверя с головой. И с потрескивающим аппетитом пожирали черную шерсть и мягкую податливую плоть, обгладывая кости.
   И из пламени выступил юноша. Молодой, стройный, с широкими плечами и грудью, обтянутой гладкой кожей, но твердой от мышц, как отполированный камень. Иссиня-черные короткие волосы топорщились на ветру. Мускулы бугрились на руках, выпирали, словно перетянутые невидимой нитью. А от правого запястья, медленно извивались живые серебристые узоры - мерцали призрачным светом, сплетаясь в невообразимую вязь, походившую, если присмотреться на Крылатого Змея. Могучие пластины груди, вздымались ровно и спокойно, распирая ребра.
   Перед девочкой стоял уже не Холар, но глаза затягивала так же непроницаемая тьма Бездны.
   Языки освобожденного пламени струились по телу юноши, словно по броне Эльраула. Жар разливался окрест, становясь невыносимым. Лита чувствовала, как огонь проникает под кожу и жжет изнутри. Испепеляющие потоки вырывались из юноши, словно штормовые волны, ударяющие о берег...
  
   И внезапно все меркло.
   Лита вновь смотрела сквозь пустоту в каменный свод своей темницы. После столь ярких бушующих красок, даже глаза не сразу привыкали к темноте. Пятна какое-то время прыгали перед взором. Но все быстро проходило, явь снова нависала тяжелым потолком, сдавливала гранитными стенами. И однообразные дни становились в ряд.
   ...Счет дней, проведенных в заключении, уже близился к концу зимы.
   Сперва Лита думала, что ее будут пытать. Но никто к ней не прикасался, за исключением того случая со стражем. Кормили тоже вполне сносно, и голодом заморить не планировали. И она не отказывалась от еды в нелепой гордости, съедала все, что приносили - путь еще не окончен, силы понадобятся.
   "В тебе нет магии!" - вспоминала она каждый раз, видя надменную ухмылку явившегося с воинами магистра, в ответ на все ее попытки разорвать "цепи".
   Но единственный раз, когда с ней разговаривали - в самом начале заточения, когда явился Холар.
  
   - Обустраиваешься? - оскалился он.
   Пришел один. Без магистров, без стражи. Никто не сковывал девочке ни руки, ни ноги - ни цепями, ни магией. Она полностью владела телом. И она бросилась на него; из груди рвалось хищное шипение...
   Удар оказался столь неожиданным, что девочка не поняла, что произошло. Она не дотянулась всего чуть-чуть...
   Холар улыбался. Смятение в изумрудных глазах доставляло радость.
   Лита вытянула руку, щупая воздух перед собой - от Зверя отделяло чуть больше шага... Ничего - пальцы загребали лишь пустоту... Бросилась второй раз и снова - удар. Словно выросла невидимая стена разгородившая их.
   В глазах полыхнула злость, на щеках вспухли желваки, кровь стучала в висках, разрывая жилы. Девочка вновь рванулась вперед. И на этот раз удар оказался сильнее, и гораздо оглушительней. Ее отбросило, ударилась спиной о стену, упала на колено. В ушах стоял монотонный звон, а на губах появился солоноватый металлический привкус собственной крови.
   - Не трать силы Дитя Солнца, - скривился Холар. - Я не так беззащитен, как тебе бы хотелось.
   Лита не ответила. Лизнула губы, стараясь запомнить этот момент, чтобы можно было воскресить в памяти в любое время. Глаза не отрывались от могучей фигуры - совсем, как у юноши из сна: мускулы едва не рвут кольчужную связку.
   - Надо признать, я не ожидал от тебя... - он окинул взглядом темницу, рука скользнула по стене, пальцы растерли копоть. - Как ты узнала меня?
   Лита молчала, бессильная злоба клокотала внутри.
   Холар задумчиво разглядывал девочку, что стояла, сжав кулаки и испепеляя взглядом.
   - Видимо, дело в отце... - кивнул он задумчиво. - Да, надо было выбрать мать. Ты бы, не раздумывая, согласилась на все... Жаль, не удалось тебя Обратить. Твоя кровь много сильней, чем у твоего отца...
   - Я найду способ... - зло процедила Лита сквозь зубы. - Тебе лучше убить меня пока ты еще можешь, иначе однажды, я всажу зубы в твою глотку. Если потребуется, вернусь даже из-за Бездны!
   - Из Бездны не возвращаются, - расхохотался Холар.
   Стены подхватили смех и понесли по коридорам, множась с каждым новым ответвлением и пустой камерой.
   И Лита метнулась: бесшумно, словно рысь, не издав ни единого шороха. Из-под верхней губы показались оскаленные клыки, огненные волосы взметнулись, словно всплеснулся раскаленный металл... И вновь врезалась в стену; воздух с шумом вылетел из груди, кровь хлынула из разбитого носа.
   - Располагайся поудобнее, - не обернувшись, бросил Холар, покидая камеру. - Ты здесь надолго. А у меня еще есть дела в "твоем" Мире.
   Дверь хлопнула, заскрежетали засовы, и Лита вновь осталась одна, наедине с гневом.
  
   С тех пор никто больше не разговаривал с ней.
   Время тянулось до безобразия одинаково: магические оковы, страж, приносящий еду, занятия и сны. Гнетущие мысли все больше топили разум. Она, как могла, сопротивлялась безысходности, но с каждым днем становилось все сложнее.
   Поэтому, когда засовы внезапно заскрежетали, девочка напряглась: еду сегодня уже приносили, ведро поменяли только вчера. Визит явно не запланированный. И мышцы не сковали цепями магии!
   Ноги напружинились, готовясь метнуть тело на первого, кто покажется; выпущенные клыки царапнули губу.
   Дверь дрогнула, гулко ухнула и едва приоткрылась: совсем чуть-чуть - даже не приоткрылась, а лишь дернулась с места.
   - Помоги, - раздался шепот с той стороны. - Она ужасно тяжелая.
   Лита осторожно приблизилась, вслушиваясь. Голос раздался вновь - тихий, размываемый толщиной камня и дерева. Но память уверенно выхватила из небытия знакомый образ. Девочка знала, кто ждет с той стороны, когда голос зазвучал вновь.
   - Ну же, принцесса.
   Лита навалилась на дверь, толкнула - та распахнулась шире.
   Кин улыбался в своей самодовольной манере. Он нисколько не изменился с тех пор, как она видела его в последний раз... Сколько прошло? Уже кончилась зима... Иссиня-черные волосы все так же растрепаны, а глаза беззаботны и веселы.
   Лита обхватила мальчика, стиснув в объятьях; ладонь скользнула по волосам, как всегда делала мама.
   - Прости, что так долго. Раньше никак... - робко пробормотал он, отстраняясь. - Пора выбираться отсюда. А то не успеем...
   Он осекся.
   У Литы возникло ощущение, что он не договорил, но мальчик быстро развернулся и двинулся по коридору.
   - Как ты меня нашел? - шепнула Лита, догоняя. - Как вообще ты сюда проник?
   Кин неопределенно пожал плечами, ухмыльнулся в темноте - и Лита уже знала ответ...
   - Это - мой мир. Ты же не думала, что я тебя брошу?
   Они спешили по коридорам.
   Кин будто знал подземелья наизусть: двигался уверенно, быстро, без раздумий сворачивая то в один, то в другой проход. Лита не отставала, постоянно прислушиваясь.
   Но ничего кроме их легких шагов не нарушало тишины.
   - Здесь есть еще один пленник, - шепнула Лита, когда поворачивали в очередной проход. - Я должна его найти.
   Кин замер так внезапно, что девочка сходу налетела на него. Во взгляде мальчика читалось недоумение.
   Она прислушалась - ни единого звука.
   - Его зовут Когуар. Знаешь, где он?
   - А-а-а... - протянул Кин.
   - Я должна найти его. Холар его боится...
   - Ну, еще бы, - буркнул мальчик себе под нос, отворачиваясь.
   Но Лита не придала значения:
   - ... может он мне поможет?
   Вновь замелькали каменные стены, коридоры, повороты. Кин несся сломя голову. Впереди забрезжил свет, всполохи прыгали по камням, словно живые. Очередной поворот - и открылся освещенный зал.
   Помещение не впечатляло размерами. Но после узких коридоров, и еще более тесной камеры, Лите оно показалось неимоверно огромным. В углах расположились очаги - пламя извивалось, словно тонкий шелк на ветру, воздух над огнем подрагивал. В левой стене - широкая дверь с массивными металлическими кольцами ручек, обе створки плотно закрыты. Прямо в центре - мраморное возвышение, похожее на алтарь.
   Лита окинула комнату взглядом. Каменные стены, пол, потолок. Кроме двери, ни решеток, ни какого-либо другого выхода, помимо того, откуда пришли.
   Девочка медленно приблизилась к алтарю. Внимание привлекли знаки, высеченные на белоснежном мраморе. Углубления залиты чем-то красным, похожим на кровь, и судя по запаху, именно ей. Девочка узнала несколько магических рун, виденных прежде в рукописях, что читала в Зале Знаний храма - что-то сдерживающее... и познающее...
   "Магические руны нельзя нарисовать, - вспомнила она прочтенные строки. - Можно лишь вырезать, высечь или выжечь".
   Но помимо рун, на алтаре находилось и еще кое-что.
   На белом "жилистом" камне покоился меч, в котором Лита безошибочно определила маскат. Молочно-белый, словно вырезанный из кости, эфес, с таким же белым навершием, матово поблескивал. Рукоять под двуручный хват, оплетала черная кожа. Ножны, того же молочного цвета, словно ленты, переплетаясь крест-накрест, охватывали клинок. А между сплетений виднелась угольно-черная сталь, совершенно не отражающая свет - Лита отодвинулась чуть в сторону, но ни один всполох огня не блеснул на нем. Клинок, словно тьма, поглощал их все.
   Тот самый меч, из ее сна! Только во сне он "дышал" чадящими струями...
   Выглядел клинок неимоверно просто: ни резных витков, ни самоцветных украшений - яркий пример смертельной эффективности. Цель у такого клинка могла быть только одна - забирать жизни. Сотнями и тысячами.
   В памяти шевельнулись воспоминания - она уже видела его прежде! Не во сне, нет... Когда-то давно... Она будто встретила старого друга детства - он изменился, с первого взгляда не узнать...
   Девочка оторвала взгляд от клинка, еще раз осмотрелась. Нет, больше в комнате ничего, а главное никого, нет. Разве, что... Потолок небольшого зала также украшали руны. И все их наполняла спекшаяся кровь!
   Дверь протяжно скрипнула.
   Лита повернулась на звук со скоростью вихря - мужчина в золоченой бардовой мантии замер в проходе.
   Всего мгновение он растерянно взирал на оскалившуюся у алтаря девочку, явно не ожидая здесь никого встретить. Его пальцы дернулись в широком рукаве у бедра, вычертив какую-то фигуру, глаза хищно сузились.
   Лита зашипела сквозь стиснутые зубы.
   Мужчина рывком вскинул руки, словно за край поднимал гранитную плиту; и будто ощутив ее тяжесть, руки остановились на уровне груди, на пальцах полыхнуло...
   - Хватай меч! - ворвался в сознание голос Кина.
   "Бордовый" оглушительно взревел, пламя в очагах подернулось от мощи его голоса; левое бедро подалось вперед...
   Пальцы девочки сомкнулись на белой рукояти, ладонь ощутила холодок не согретой кожи; но глаза не отрывались от магистра Ордена.
   Мужчина резко толкнул ладони вперед, и Лита инстинктивно отступила, прикрываясь локтем - меч охотно скользнул из ножен, - сильно тряхнуло, налетевшей волной плотно сбитого воздуха.
   Но кто-то за спиной придержал, не дав девочке упасть. На гранях двух изумрудов заиграли искры, гнев воспрянул из глубины, наполняя новой, незнакомой для нее Силой.
   Послушник Ордена метнулся, словно выпущенный из арбалета болт. В руке мелькнул огненный клинок...
   И повинуясь неожиданному порыву, Лита выставила ладонь - разум соткал образ огненных языков, срывающихся с растопыренных пальцев и окутывающих иссиня-черную шерсть... И пламя сорвалось! Но не с пальцев - "янтарные змеи" бросились на мужчину из всех очагов, бордовая мантия вспыхнула, словно солома.
   Лита развернулась, шагнув в сторону и ускользая от объятого пламенем воющего тела, мелькнул угольно-черный росчерк. И меч опустился у основания черепа на затылке, но, не встретив сопротивления, прошел, как раскаленный метал сквозь масло - магистр пеплом и осыпался на камни, и пламя рассеялось; едкий запах горелой плоти ударил в ноздри.
   Девочка переводила ошарашенный взгляд с горстки праха у ног, на ладонь, на клинок, черный, как сама тьма...
   - Уходим! - крик мальчика вывел из оцепенения.
   Лита на бегу убрала меч в ножны, и бросилась следом за Кином в темноту коридора. Крики нагнали, когда они уже скрылись в глубине лабиринта.
   Один проход, другой, перекресток, еще один и снова коридор. Девочке казалось, что они бесцельно петляют по туннелям. Но Кин ни разу не замешкался, не наткнулся на стену, когда коридор резко сворачивал. Будто - не просто видел в темноте, а знал каждый шаг этих подземных ходов.
   После очередного поворота впереди забрезжил призрачный свет.
   Они выскочили на узкую полоску берега - дунуло прохладой. Лучи братьев мерцали на водной глади моря Датален, стены Регелстеда, нависали за спиной с отвесных скал, словно Призрачные горы - такие же высокие и невозмутимо надменные.
   "Еще не конец! - злорадно ухмыльнулась про себя Лита. - Это еще не все!"
   Глава 16. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   Жизнь в Арнстале, на первый взгляд, возвращалась в привычное русло. Все спешили по своим делам: торговцы открыли лавки, женщины с подростками разошлись по полям. И, казалось, все хорошо, все, как всегда.
   Вот только отсутствовал привычный живой гомон - на Арнстал словно опустилась завеса тишины. Если кто и разговаривал, то старались делать это вполголоса. Нападение Зверей унесло много жизней. Многие лишились супругов, многие братьев и отцов. В воздухе витала скорбь.
   И хоть последние костры уже отпылали, и все погибшие отправились к Богам, черные дни сжали город в тиски.
   И даже в тавернах стук кружек, и бульканье эля и крепкого меда, заглушали большую часть разговоров. Свидетели произошедшего шепотом пересказывали увиденное всем, желающим слушать. Говорили о "черной лавине ужаса, вливающегося в северные ворота". Все чаще слышались обвинения Перворожденных, мол, это они виноваты во всех бедах, пережитых Арнсталом за все время существования.
   Мало кто помнил, что город - а некогда просто форпост - последний рубеж, оберегающий Равнину от любых страхов Потерянных Земель, будь то Обращенные, или жадное до плоти Смертных иное зверье. Годы истирают память в такой мелкий прах, что собрать воедино уже невозможно.
   Атен относился к тем немногим, кто - не помнил, но знал. Дигар рассказывал много всего: и о Восстаниях Домов, и о Запрете Крови Перворожденных. Воин многое знал и об Обращенных - он называл их Свободными Охотниками. Говорил, что само по себе Обращение еще ничего - дар Морета наделяет силой, скоростью, позволяет лучше видеть и слышать, ограждает от болезней.
   Но у всякой силы, у всякого дара своя цена, за все приходится расплачиваться. Обостренные чувства становятся ярче, раскрываются сильнее, хлещут через край... И выматывают неподготовленного до истощения, начинают требовать "пищи", в извечно инстинктивном желании выжить. Разум, открывших в себе новые пределы Смертных, попросту не выдерживает. Приходит Голод. И он "пожирает" ступивших - не важно добровольно, или нет - на сей путь, порабощает, доводя до исступленного безумия. Пока его утоление не станет единственной целью и возможностью существования.
   Юноша всегда удивлялся, кто может добровольно решиться на такое?
   Но и на это Дигар находил ответ: "Жизнь Смертного коротка, и некоторым ее просто не хватает". Атен лишь презрительно фыркал: "Скулящие псы! Честная смерть, лучше бесчестной жизни!" Дигар лишь улыбался - воспитал истинного воина. Интересно, Эйна одобрила бы? Может, и нет... Но уж гордилась бы сыном - точно!
   И все чаще в тавернах слышались разговоры, обвиняющие не только Перворожденных, но весь Латтран в придачу. "Отродья! - шептались по углам. - Спелись с "темными"!" Тут же кто-то вспоминал про смерть наследника Мангерета, и не желание Эйнара поддержать короля Хварда, а еще один голос поддакивал: "Не просто так Латтран отозвал свою стражу! Решили отдать нас на поживу Бессмертным! Хорошо, что Орден подоспел вовремя!"
   И даже Стражи Последнего Рубежа не брезговали подобными разговорами.
   Атена аж передергивало, когда он слышал подобное. "Чтобы другие жили", гласил девиз на сиреневых знаменах Арнстала. Воин не должен жаловаться на судьбу! Лишь его смерть хранит жизни и покой остальных. Лишь пролитая им кровь, позволяет кому-то радоваться. Воин не просит слез по нему, не просит жалости к своей доле. Он делает то, на что другие не способны. И это единственный Путь!
   И когда он исполнит службу - вот тогда может позволить себе отдохнуть. Возможно, еще в этом Мире...
   Ненависти к Перворожденным Атен не питал. Они не вызывали настороженности... Не больше, по крайней мере, чем любой, оголивший клинок в его присутствии. Дигар многое рассказывал. "Они тоже очень разные, - говорил он, - не все из них враги. Для большинства, честь - все, что у них есть, все, что можно взять с собой в посмертие".
   И не верить словам старого воина, Атен не видел причин - Дигар сталкивался с ними еще во времена Долгой войны, сталкивался на поле боя, лицом к лицу.
   Закаленный битвами воин много рассказывал юноше - еще мальчишке - о тех днях. Он не застал, начала Долгой войны, но большая часть прожитой жизни прошла на полях ее сражений. Тогда он служил под золотисто-зелеными знаменами Латтрана, еще при короле Даргуне, а Эйнар был всего лишь принцем Крови - наследником являлся его старший брат Эфидар.
   Да, он видел, на что способны Перворожденные с мечом в руках. "Если бы они пожелали, захватили бы всю Равнину. И захватили бы честно, без всяких уловок, - всегда говорил Дигар. - Видимо, Эйнар понял это раньше других".
   За всю историю той войны Перворожденные всего раз перешли границы своих земель, рассказывал Дигар. В ночь резни при Содевее, что недалеко от озера Ривален. Остальное время их воины лишь отбивали нападения Смертных, защищая свои владения.
   Король Даргун в то время находился с войском недалеко от Грансена, а на юге командовал наследник Эфидар. Принц Эйнар держал тракт у форта Соинлег.
   Война изматывала, выжимала из Равнины все соки. Обозы с провизией тянулись вереницами, но десятилетия сражений не прошли бесследно. Смертные гибли, а "темные" не двигались с места. Воины Латтрана и Деварена тщетно, словно волна на рифы, накатывали на Перворожденных и разбивались о сталь их мечей. Многие теряли отцов, братьев и друзей.
   С северных границ все чаще приходили вести об Обращенных. И хоть вторжения эти напоминали скорее хаотичные нападки хищного зверья, но и они уносили жизни чьих-то родных. А многие сами становились Обращенными. И мечи поднимались уже против братьев, сестер и матерей.
   Злоба и ненависть множились, как снежный ком. И, зачастую, устремлялись не только на врага, но находили выход далеко за ратным полем.
   И однажды, все это выплеснулось на Содевей.
   После смерти Эфидара в одной из атак, озлобленное войско, как с цепи сорвалось. Неотомщенная ненависть и неудовлетворенная жажда крови накрыла маленький городок при Низких Ущельях. "Я тогда был всего лишь итлаиром, - мрачно вспоминал Дигар. - Мы защищали кого могли, но разве могут несколько десятков итларов остановить эттар [тактическая единица войска, всего 1888 воинов]?" Убийства и насилие захлестнули Содевей. "Это походило на массовое безумие!"
   И вот тут-то, рассказывал Дигар, и появились "черные волки" и "серебряные мечи". Это и был тот единственный раз, когда Перворожденные "с мечом" ступили на Королевскую Равнину.
   "Они налетели так внезапно, что поначалу никто не понял, что происходит. Среди зеленых плащей Латтрана вдруг замелькали черные и алые, отороченные серебром, и крики женщин заглушил грянувший звон стали... Я тогда решил, что все - мой последний бой! Но мы не отступили..."
   Перворожденные расправились со Смертными так быстро, что, казалось, прошло всего несколько мгновений. "Воинов осталось, в лучшем случае два тинара. Прибились те, кто не поддался злости страха, кто поднял мечи против "своих", потому что так было правильно... Перворожденные не тронули ни одного воина, вставшего на защиту жителей Содевея! Тогда я думал, простая случайность... Нас окружили на главной площади, за спинами причитали женщины и дети"...
  
   - Каждый, кто желает, может уйти в Айнрив, - разлетелся над городком хриплый голос воина в алом плаще. - Вас не тронут, таково мое Слово.
  
   "Тогда я еще не знал, офтина Дерриса Морте... - качал головой Дигар. - И желающие нашлись. Те, кого мы чудом уберегли, стали протискиваться из-за наших спин. Ушли многие... Когда из Соинлега подоспел Эйнар с войском, даже "черные волки", прикрывавшие отход, скрылись за горизонтом. А мы с Модбером - еще одним, оставшимся в живых итлаиром - стали сеанарами".
   А чуть позже погиб король Даргун, и трон занял молодой, но уважаемый воинами принц крови - Эйнар Анвер...
   ...Атен брел через площадь у северных ворот, направляясь в оружейную. Глухие шаги стучали по грубому камню мостовой, нарушаемые редкими выкриками стражи на крепостной стене. В притихшем от скорби воздухе витал сырой разбавленный запах крови, словно на скотобойне. Крайвер приятно шоркал по бедру: Дигар сказал, что юноша заслужил, когда убил Зверя... Вот на этом самом месте; Атен ладонью отер глаза, губы и подбородок, будто "багрянец" только-только плеснул в лицо.
   "Надо бы выковать пару..." - оглянулся юноша, окидывая площадь беглым взглядом.
   Да, кровь уже замыли, чтобы не напоминала лишний раз. Но стая воронья, что тучей кружила на границе горизонта еще не скоро уймется - черные тела изрубили и бросили на поживу хищникам. От нашего стола к вашему, как говорится... Ну, не стола... Но пир у любителей мертвечины выйдет поистине королевский.
   Впрочем, преобладающий теперь на стенах бордовый цвет воинов Ордена, напоминал о случившемся не хуже каркающих птиц...
   Внимание юноши отвлек цокот копыт.
   В ворота рысью въехал всадник в плаще "с золотым солнцем". И на первый взгляд, он ни чем не отличался от таких же его собратьев на стенах. Но Атен зацепился взглядом. Может белый конь в изящной попоне, грациозно перебирающий ногами, заставил задержать свой взор? А может сверкающая стальная кираса украшенная золотом - неизменным солнцем с пятью лучами? Или более смуглая кожа лица?
   Атен не совсем понимал, что подтолкнуло изменить направление и двинуться вслед за всадником. Он не старался догнать, просто брел следом.
   Ничего удивительного, что воин остановился у храма, на шпилях которого развевались приспущенные по черным дням "солнечные" знамена. Конюший принял поводья и "бордовый" скрылся за обитыми золотом дверями.
   Атен не спешил. Куда торопиться?
   Вопреки большинству, он никогда не стремился примкнуть к Ордену, его не подкупали их "светлые лозунги". И даже теперь, когда они практически стали Стражей Последнего Рубежа... Стражи Арнстала, конечно, не могли просто сменить свои плащи: они присягали королю Викеру. Но надолго ли это? Как скоро он их "переоденет"?.. В Мангерете, после смерти наследника, и лето не успело смениться, как король Хвард принял орденский титул.
   Юноша все чаще задумывался, может, пора уйти в Латтран. Желанием присягать страже, что вскоре станет орденом Нового Света, он не горел. Что-то в них подсознательно отталкивало...
   Или, может в Деварен?..
   Он поделился своими опасениями с Дигаром, и старый воин, как выяснилось, подумывает о том же. "Что-то грядет, - задумчиво хмурясь, поглаживал он бороду. - Как бы не оказаться на "неправильной" стороне". О какой стороне речь, Атен не совсем понимал, но что "грядет что-то" тоже чувствовал.
   ...Двери открылись бесшумно. Створка легко скользнула, пропуская юношу внутрь, и поддавшись все тому же инстинкту, Атен аккуратно придержал ее, не позволив хлопнуть. Шаги мягко стелились по каменному полу, рука удерживала меч, зажав желающие побряцать кольца. Передернул носом - никогда не переносил запах Орденских благовоний, что насильно лез в ноздри. Что-то в нем тормошило память, пробуждая безотчетную злость...
   Общий зал пересек бесшумно, словно тень. Хотя, где тьме таиться в ярко освещенном храме? Храм пятерых Светлых Богов как-никак - все они возвышались у противоположной от входа стены. И выше всех возносилась центральная статуя Эриана - даже в обличии простого Смертного воина Бог Золотого Солнца выглядел надменно.
   Свет, лившийся на статуи сверху, казалось, погружал остальной зал в полумрак, и окружал их ореолом искрящейся пыли, словно те и впрямь, "несут свет Эриана в мир".
   "Боги требующие храмов и поклонения - не мои Боги!" - всегда резко заявлял Дигар, на любые проповеди "бордовых". Богов нужно чтить своей жизнью и своей смертью, учил он Атена. "Великий Воин не строил храмов, не возносил молений, но Боги являлись по одному его слову. Потому что честь - она от Богов, а молитвы - лишь неприятный звон в ушах. Боги все видят. Живи достойно, умри достойно. И не отвлекай их по пустякам!"
   Эриан сверкнул золотыми цирконами глаз на юношу, крадущегося мимо. Но Атен не обратил никакого внимания - бессильная статуя. Он двигался на приглушенные голоса...
   - Передайте повелителю, что Арнстал в наших руках, - наконец услышал юноша. - Король Викер примет титул Ордена. Он полностью разделяет наши убеждения.
   - Это хорошо, - ответил второй голос. - Когда Деварен к нам присоединится, у Эйнара не останется выхода.
   - Скоро в Эйнаре не будет нужды, - ответил первый. - Мы позволили себе... взяли на себя смелость... решили поспособствовать...
   - Говори! - тяжело выдохнул второй.
   - Эйнар... - голос замялся, - умрет. А принцессу "спасут" наши воины, - послышалась сдавленный смешок. - Ее не трудно будет убедить мстить за отца... Кхе-е... - голос поперхнулся.
   Вылетевший глухой кашель, сопровождался шелестом кольчужных колец; у Атена сдавило грудь, будто сам получил хлесткий удар под дых.
   - Повелитель не велел тебе думать! - гнев пробивался даже в шепоте. - Если король выживет...
   - Тогда умрет принцесса! - судорожно глотая воздух, поспешил оправдаться первый. - От смерти своей дочери король не сможет отмахнуться так же легко, как от смерти чужого эрфинга!
   - Безмозглый глупец! Когда повелитель узнает...
   Меч Атена царапнул стену ножнами и голоса умолкли. А в следующий миг скрежетнула сталь, и из-за угла, выскочил тот самый, в золоченой кирасе. Юноша успел пригнуться, когда воздух над головой загудел, и клинок вонзился в камень, осыпав крошевом.
   "Бордовый" не спрашивал - кто юноша такой, и что тут делает? И Атен понимал, что услышал то, чего никак не должен был слышать... Эйнара надо предупредить!
   Меч сам прыгнул в руку - уроки Дигара не прошли даром. И уже выхватывая его, и продолжая движение по дуге, Атен отбил очередной удар сверкающего маската. Сталь зазвенела, эхо ринулось по коридорам. За спиной воина в кирасе показался второй, но уже в привычном для Смертного кольчужном хауберке - губы зло оскалились, когда рука дернулась к поясу.
   Но для двоих коридор тесноват, и ему ничего не оставалось, как безучастно наблюдать.
   Вот только - воин теснил юношу.
   Казалось бы, полуторный маскат должен "путаться" в стенах, но сталь свистела, высекая искры при каждой встрече с юрким крайвером Атена. Воин бился более чем умело, не подпуская короткий клинок юноши и на ладонь к сверкающему на груди солнцу. "А когда коридор закончится, в дело вступит второй, и с двумя справиться будет куда как сложнее... - лихорадочно соображал Атен. - Был бы второй парный..."
   Мысль оборвалась - маскат падал с правого плеча. Атен взмахнул клинком, отбивая выпад и сближаясь с противником... И в следующий момент обжигающая боль пронзила правый бок - юноша пропустил момент, когда из рукава воина появился тонкий кинжал.
   "Волчья сыть!" - вспыхнул гнев.
   Но, как и учил Дигар, Атен просчитывал все свои движения, и не случайно оказался так близко. Левая рука, уже сжатая в кулак, врезалась в челюсть воина, может чуть слабее, чем планировалось, но достаточно - раздался характерный хруст ломающихся костей, ослабла хватка на рукояти "оружия женщин". И юноша прыгнул вперед, продолжая исполнять задуманное.
   Короткий меч стрелой пронзил воздух, и глаза второго "бордового" расширились в изумлении, когда острие впилось в открытое горло. Его рука замерла на эфесе, так и не успев вытянуть маскат из ножен, а кровь плеснула изо рта; ватные ноги подогнулись - мышцы больше не слушались.
   Но Атен не собирался наслаждаться его смертью. Не сейчас.
   Выдернув клинок, он бросился к выходу. Уже у дверей рванул из бока кинжал - скривился от раскатившейся боли - и отбросил в сторону. Рубаха мгновенно намокла и прилипла, влага скользнула по бедру. Плечом толкнул створку, пошатываясь, сбежал по каменным ступеням; кровь капала с обнаженного меча, отмечая путь.
   Дверь за спиной хлопнула, и четверо удаляющихся по пустой улице стражей Ордена обернулись. Сперва один - толкнул в плечо другого, ткнул рукой в сторону Атена, и вот уже все восемь глаз уставились на юношу с окровавленной сталью.
   "Скорее! В Латтран!" - вихрем крутилось в голове Атена.
   Воины что-то кричали вслед - он не слушал, бросившись в конюшню. А когда выскочил верхом на первом же, подвернувшемся под руку, не оседланном гнедом, распахнулись двери храма, и на пороге показался тот самый, в золоченой кирасе - рука зажимала сломанную челюсть, а сквозь пальцы сочилась кровь.
   "Не скоро заговоришь", - злорадно усмехнулся про себя Атен.
   Но слова в такие моменты не нужны - "бордовые" уже бросились к нему, сверкая мечами. И Атен лишь сильнее вцепился в гриву, и с места пустил гнедого в "карьер" по улицам Арнстала.
   Он должен успеть к южным воротам пока их не заперли! Должен добраться в Латтран! Эйнара надо предупредить!
   Глава 17. 7 Эон, 483 Виток, 14 День Весны.
  
   - Значит, Немирани существуют, - тихо повторил Кригар, крутя перед собой на столе кружку эля.
   Наследник с Твеиром прибыли в Феердайн незадолго до Марена, и дождались принца на постоялом дворе, в таверне которого сейчас и расположились. За окнами смеркалось, и гул в таверне медленно, но возрастал.
   Среди посетителей обнаружились туни Дома Ваин. Они громко приветствовали своего эрфинга привычным "Om natt rugaden", а завидев кольцо Атеом, поднимали кубки: "Слава Великому Воину!"
   Кригар, улыбаясь, прикладывал руку "к сердцу".
   Но, несмотря на то, что все юноши провели в дороге полный день, еду заказал только Марен.
   Принц отправил в желудок очередную порцию горячей каши - после пайка из вяленого мяса и сыра, она казалась просто восхитительной.
   - А Звери - это Кровавые Боги, - продолжал Кригар рассуждать вслух, все так же, играя с посудой.
   Он задумчиво следил за своими пальцами, полностью сосредоточившись на этом занятии.
   Марен отпил воды, отодвинул пустую тарелку и сложил руки перед собой на краю стола, вглядываясь в лицо наследника. Перевел взгляд на Твеира.
   - Вижу, у вас тоже есть какие-то вести.
   - Есть, - кивнул Твеир, и щеки напряженно дернулись.
   - Пришли в день испытания, - заговорил Кригар, не поднимая глаз. - На Арнстал напали Звери. Во всяком случае, по описанию очень похожи. Стража Арнстала понесла большие потери, и вряд ли справилась бы, не подоспей Орден.
   "Даже петляя, Линия Жизни ведет нас к определенным моментам..." - вновь поднялся из глубин памяти голос Дарса Летар.
   "Перворожденные не отступают..." - добавил баритон отца.
   - Если время терпит, мой принц, - произнес Твеир, - я бы проведал мать с сестренкой, а утром - в путь.
   - Это не ваш путь. - Марен обвел глазами обоих.
   Кригар усмехнулся:
   - Тогда Инниут не стоило сводить нас вместе. Богам виднее.
   И оба Перворожденные выглядели решительно.
   ...Юноши, под предводительством Твеира, двигались к окраине Феердайна. Шум главной улицы постепенно остался позади, и в воздухе более явственно проступили ароматы леса.
   Дом Твеира оказался последним, на отшибе. В пяти десятках шагов за невысокой изгородью столпились деревья. Земля постепенно повышалась и, переходя в каменистые склоны, сменялась Низкими Ущельями. Не столько высокие, сколько трудно проходимые, эти горы, единственное, что отделяло владения дома Летар от земель Латтрана. Острые камни чередовались с глубокими расселинами, и бездонными провалами, уходящими, как считалось, в само знойное Ифре.
   С этой стороны, в отличие от остальных, Феердайну ничего не угрожало.
   Впрочем, присутствующий гарнизон Темной Стражи прекрасно справился бы, возжелай Смертные напасть на торговый пограничный городок.
   Лучи Эриана померкли, и тьма полностью застила небо, но Элес, как всегда не торопился. И только масляные лампы едва подрагивали вокруг, пронзая сгустившийся сумрак.
   Но даже в этой почти кромешной темноте, Марен видел дом, к которому вел Твеир. Видел женщину у поленницы, что согнувшись набирала дрова. Видел, как она выпрямилась и двинулась к крыльцу. Как голова повернулась в сторону юношей...
   Женщина замерла у ступеней, пристально вглядываясь. Свет "плененного огня", явно мешал ей. Но разве мать не узнает свое дитя?
   - Сынок! - воскликнула женщина, рассыпав поленья и бросаясь навстречу. - Вернулся!
   - Вернулся, мама, - Твеир нежно заключил Перворожденную в объятья.
   И хотя женщина всхлипнула, ни слезинки не показалось на лице.
   Рука коснулась щеки Твеира, словно желая убедиться, что это не морок, и ладонь кольнула щетина. Глаза скользили по лицу, так изменившемуся и возмужавшему. И во взгляде читалась тоска: сын так сильно походил теперь на мужа.
   Юноши не вмешивались, скромно ожидая поодаль. И только Альтран, похоже, устал ждать - слегка стукнул копытом, привлекая внимание.
   - Мама, - повернулся Твеир, не выпуская Перворожденную из объятий. - Позволь представить, принц Марен Летар и эрфинг Кригар Ваин.
   На лице женщины отразилось удивление и растерянность от столь "высоких" гостей.
   - Om natt rugaden, мой принц, эрфинг, - поочередно склонила она голову. - Кинеа, мать Твеира. Для меня честь принимать вас.
   - Natt godeo, - ответили юноши, а Марен шагнул вперед: - Честь познакомиться с женщиной, воспитавшей из мальчика мужчину.
   Скрипнула входная дверь, и в проем высунулась маленькая девчушка шести витков от роду - сестра Твеира, Илана. Он часто вспоминал о ней в Мор де Аесир. И в одно время даже хотел отказаться от поступления, чтобы помогать матери по хозяйству, но та настойчиво отправила его в Атеом.
   - Мама, ты где? - раздался детский голос. - Тебе помочь?
   Девочка вышла на крыльцо. Настороженно прищурилась, увидев мать с тремя мужчинами. Но лицо тут же просияло.
   - Твеир! - звонко вскрикнула она, бросаясь к брату, как есть, босиком.
   Юноша пригнулся, позволяя сестренке обвиться вокруг шеи.
   - Совсем большая уже, - улыбнулся он, откидывая волосы с девичьего лица. - Познакомься с моими друзьями...
   Он хотел представить ее, но девочка громко зашептала:
   - Отпусти, отпусти меня! - и соскользнув с рук, поклонилась. - Принц Летар, эрфинг Ваин. Для нас честь принимать вас.
   Голос прозвучал так официально, что губы Марена невольно растянулись в улыбке. Детская преувеличенная серьезность так напоминала Дею.
   - Natt godeo, юная принцесса, - низко поклонился принц Летар.
   И девочка зарделась от подобного титулования из уст принца крови Королевского Дома.
   - Илана, иди в дом, - Кинеа подтолкнула дочь за плечи. - Холодно.
   - Но мама... - начала дочь, но остановилась, видимо, передумав спорить при посторонних. - Хорошо мама.
   Босые ноги протопали по крыльцу и скрылись за порогом.
   - Вы тоже, проходите, - женщина нагнулась за рассыпанными дровами.
   - Позвольте помочь.
   - Нет-нет, - запротестовала она.
   Но Марен уже поднял несколько поленьев.
   - Пойдемте, эрфинг, я покажу стойло, - обратился Твеир к Кригару.
   Альтран довольно фыркнул, словно понимая, что настало, наконец, время отдыха.
   ...Ни сам дом, ни его убранство, не выделялись особой роскошью. Обычный, двухэтажный, ни чем не примечательный, сложенный из бруса местных деревьев. Если закрыть глаза на разницу в оформлении, он выглядел таким же, как и большинство домов Перворожденных.
   Но, когда Марен вошел внутрь, что-то шевельнулось в груди.
   Он вспомнил заботу, какую чувствовал в родном Мелестане. Вспомнил, как Дарс Летар учил их с Колленом держать меч, как рассказывал истории из жизни Мира, мифы о Богах и Крылатых Змеях, и, конечно, легенды о Великом Воине. Вспомнил темные подземелья замка, где они с кровным братом пропадали - часто, от рассвета до заката, - представляя себя близнецами Элкеромом и Раэнсиром. И вспомнил, как появилась Деа - о ней он всегда заботился с особой нежностью... С самых ранних лет, еще, когда девочка не умела ни ходить, ни говорить, стоило принцу взять ее на руки, как вся тяжесть, давящая на плечи, оставляла - фиалковые глаза забирали всю щемящую пустоту.
   Всплыли и краткие воспоминания о матери с отцом...
   - Присаживайтесь к столу, мой принц, - сквозь мысли пробился голосок Иланы. - Будем ужинать.
   На белой скатерти уже красовалась ваза с фруктами и кубки для напитков. Девочка прибежала в очередной раз, разложив приборы, и вновь скрылась на кухне.
   Принц сложил дрова у камина, подбросил несколько поленьев в огонь, и занял место напротив главы стола, как того требовала традиция. Вскоре появились и Кригар с Твеиром.
   За ужином разговор шел в основном об Атеом: мать расспрашивала сына, а он рассказывал про обучение. Иногда истории поддерживали и принц с наследником.
   И все же оба юноши старались не мешать матери и сыну.
   ***
   В дорогу юноши собрались затемно, чуть задержавшись на конюшнях. Хозяин недолго поворчал, сетуя на столь неурочный визит, но сине-белый герб Дома Ваин на плаще Кригара не позволил ему отказать.
   Как и большинство коней, выбранный Мареном скакун, принца побаивался, но оказался слишком горд, чтобы демонстрировать это открыто. И потому лишь нервно переступал с ноги на ногу, в отличие от пятившихся четвероногих собратьев. И даже боевой жеребец, который приглянулся Твеиру, напрягался, когда принц оказывался на расстоянии вытянутой руки.
   Альтран презренно фыркал на обоих, надменно отворачивая голову.
   ...Широкий тракт от Феердайна в Латтран змеей полз за горизонт.
   Вскоре горы окончательно отступили, и началась равнина. Снег с полей в низине почти сошел, но в ночном воздухе до сих пор чувствовался морозный оскал уходящей зимы.
   По правую руку, вдоль тракта медленно бежала река Хегур, которую как раз за медлительность и называли Спокойной. От дороги ее отделяла всего полоса редкой поросли в десяток шагов, что вновь плавно переходила в голый грунт.
   Противоположный берег, наоборот, сплошь затянуло зеленью. Лес местами доходил до кромки воды, окуная ветви в неспешно бегущую влагу, местами сменялся подлеском, а иногда и вовсе отступал. На таких полянах часто громоздились валежины, и чернели пепельные следы костров - дело рук рыбаков, предпочитавших ночную ловлю.
   И чем дальше юноши удалялись от Феердайна, тем реже встречались подобные поляны. И тем плотнее деревья смыкали ряды. До слуха все громче доносились копошения: и птицы, и звери становились смелей, скрывались все меньше.
   Показался форт Соинлег - пограничный пост Латтрана. Небольшая крепость Смертных высилась в стороне от дороги; стражи на башнях проводили юных Перворожденных ленивыми взглядами. Никто не вскидывал арбалетов, никто не кричал, поднимая тревогу: три юноши - это не войско, в конце концов. Да, и мир никто не отменял, несмотря на все старания ордена Нового Света...
   - "Бордовые", наверняка, заняли Арнстал, - заговорил Кригар, покачиваясь в седле рядом с Мареном. - Может, стоит появиться более... хмм... официально? Как послам короля, к примеру? А то и эттар Темной Стражи захватить?
   - Явись туда Темная Стража и Орден истолкует все в свою пользу, - ответил принц. - Перворожденные не вмешиваются в дела Равнины, если помнишь.
   - Помню, - вздохнул наследник. - Только сомневаюсь, что одиноких Перворожденных пустят в город. Как бы мечи обнажать не пришлось... - он усмехнулся. - Потом ведь скажут, что напали со всех сторон под покровом ночи.
   - В городе Зверей не осталось. Перейдем Средние горы, осмотримся и... пойдем дальше.
   - Дальше? В смысле, в Потерянные земли?
   Марен кивнул, глядя на горизонт.
   - Только там они могли скрываться так долго.
   ...Мутный диск солнца только начал восхождение, когда в поле зрения показались: мост и перекресток, где дороги разбегались на все четыре стороны Серого Мира. Западное направление уходило в Латтран, а восточное в Грансен - там темнели горы Стенсваар. Они-то как раз и отделяли владения Ваин от земель Мангерета - еще одного крупного города Смертных, куда вел северный тракт, что дальше, по границе Потерянных земель, огибая Средние горы, поворачивал в Арнстал.
   Но северным трактом за Мангеретом пользовались редко. Дурная слава Потерянных земель тысячелетиями отваживала всех желающих. Живых там встретить - чаще всего, себе на беду. Там обитали, в основном, Свободные Охотники - изгои и среди Смертных, и среди Перворожденных. Немало попадалось и безумных Обращенных, что в прежние времена часто тревожили рубежи Королевств Равнины.
   В отличие от Кригара, принц еще ни разу не бывал на Равнине и всю дорогу с молчаливым интересом взирал по сторонам.
   Но сейчас интерес сменился настороженностью - впереди, чуть ближе развилки и моста через Хегур, царила суета. Свет поблескивал тусклыми зайчиками, выдавая начищенную сталь.
   Марен поправил ножны на поясе и проверил насколько легко достается меч. Все же, хоть весна и пришла раньше обычного, утренний воздух достаточно прохладен, а рядом с рекой еще и насыщен влагой - не хотелось, чтобы в самый нужный момент оказалось, что клинок примерз.
   - Похоже, нас встречают, - медленно произнес Марен, раньше других разглядев, что там происходит.
   - А нас ли? - неуверенно произнес Кригар, но все же проверил, насколько удобно расположен хедмор, притороченный к седлу.
   Рука, сжимающая поводья Альтрана, напряглась, и наследник слегка приподнялся, вглядываясь вдаль.
   Твеир, двигавшийся позади, по обыкновению, промолчал. И все же и его дахондир шаркнул по устью.
   А впереди, двое ближайших мужчин в непримечательных кожаных доспехах размахивали руками, указывая в сторону юношей. Один воин вскочил на коня, а остальные выстроились в ряд, подняв перед собой щиты и копья - все в кольчужных хауберках, темно-бордовых туниках и плащах, а на щитах золотое солнце с пятью лучами.
   Наследник зло прищурился, узнав гербы Ордена, ладонь стиснула рукоять хедмора.
   Но Марен видел больше.
   Четыре неподвижных тела чуть в стороне ни разу не шевельнулись за то время, что юноши приближались к перекрестку. Голову одного накрывал плотный мешок.
   Кони Перворожденных мерно цокали по дороге. Расстояние медленно сокращалось. А "бордовые" ждали, скалясь копьями.
   "Может, разъедемся?" - мелькнула и так же быстро угасла мысль в голове принца, потому что двое вскинули луки...
   Но разве испугает трех Перворожденных, прошедших Мор де Аесир, теалар Смертных?
   - Похоже, твои цвета пришлись им не по нраву, - неожиданно поддел Марен наследника.
   И в следующий миг пришпорил коня, срывая того в "карьер", и пригибаясь к холке. Встречные потоки откинули капюшон на спину, взъерошивая иссиня-черные волосы.
   Наследник скрипнул зубами, растягивая злую ухмылку; скрежетнула сталь голодного клинка. Вот он - шанс поквитаться за Эрминхайд, и никто после не скажет, что Слово Короля нарушено.
   Альтран встал на дыбы, с шумом выталкивая из ноздрей воздух, и хвостом хлестнув себя по бокам. Предки его рода участвовали почти во всех крупных войнах Серого Мира, настал и его черед проявить себя! Его не придется подгонять!
   Боевой жеребец Твеира не спешил рвать жилы, ему не угнаться за резвыми скакунами. Но уж в бою он покажет, на что способен!
   Неприметный гнедой Марена, неожиданно для всех, резво набрал скорость, тракт замелькал под копытами - долго ему не выдержать этого темпа, но долго и не нужно! Слух уловил знакомый звон спущенной тетивы, оперенье "пропело" в воздухе и унеслось за спину; вторая стрела с легким свистом пропорхнула ближе, в локте над головой.
   Сердце разгоняло кровь все быстрей и быстрей. И с каждым ударом время лилось все гуще, все медленней, позволяя чувствам улавливать происходящее вокруг...
   Вот - лучники вновь тянутся к колчанам, пальцы сжимают белый перья. Глухой удар - "бордовые" щиты сбиваются плотнее, щетинясь стальными наконечниками копий. Всадник крепче стискивает эфес своего меча, освобожденного от мягких объятий ножен... Топот копыт позади - Альтран набрал скорость... Ровная быстрая рысь боевого жеребца Твеира...
   Левый стрелок почти наложил очередную стрелу, когда принц направил на него коня, выскользнув из седла. Мужчина попытался увернуться, но, несущийся на полном ходу жеребец, грудью ударил его в плечо, сбивая с ног. Второй потянулся за мечом на поясе, но Марен успел раньше - грубо схватил за горло, отрывая от земли и отбрасывая на копья, что опустились под тяжестью тела. Больше он не поднимется...
   Чуть правее пронесся Альтран. Взмахнул над замешкавшими воинами, и хедмор Кригара упал сверху; кровавые брызги взлетели фонтаном.
   Твеир врубился в левое крыло "поплывшего" строя...
   И в то же мгновение "во весь голос" грянула сталь.
   Незатейливый маскат Марена выпорхнул из ножен, сходу перерубая древки, устремленные в грудь. Принц с размаху налетел на щит ближайшего воина - тот отшатнулся и, потеряв равновесие от неожиданно сильного удара, завалился на спину. Выпад влево - и клостенхемская сталь впилась в открытое горло "бордового"; кровь хлынула из перебитой артерии, окропляя зеленый луг алой росой.
   Но меч не остановился, и капли веером последовали за клинком - правый успел все же поднять меч и парировать выпад. Но принц, не прерывая движения, крутанул маскат в ладони, и опустил острием в лицо воину, что пытался выбраться из-под щита. И тут же вскинул вновь, отражая удар...
   Справа раздался глухой треск: Альтран ударил копытами в "золотое солнце". На другого - наследник, соскакивая с коня, обрушил хедмор; клинок соскользнул с покатого шлема, на мгновение оглушив "бордового". Но Кригар быстро завершил начатое - сталь вошла под челюсть, и изо рта мужчины хлынула алая пена.
   Не отставал и Твеир - первый же удар дахондира брызнул бордовой щепой, сломав воину руку. И когда боевой жеребец обрушил на него подковы, его уже ничто не могло спасти...
   Юноши секли быстро и безжалостно. Каждый выпад сопровождался тихим вскриком, сладкий запах все плотнее забивал ноздри и разносился окрест. "Багрянец" щедро орошал стебли, отходившие от ночного холода; под ногами начало хлюпать...
   И бой закончился.
   Перворожденные попросту смяли воинов, показав, на что способна острая сталь в руках выпускников Атеом.
   Один воин все же поднялся, но не прожил достаточно долго, чтобы порадоваться этому. Последний хрип, и Кригар выдернул меч из бессильно оседающего тела - "бордовый" присоединился к бездыханным собратьям, что раскинулись в багровой луже.
   Заржал Альтран, выражая недовольство столь скоротечной схваткой, белые щетки копыт пестрили багрянцем. Ему не терпелось пуститься вдогонку удирающему всаднику, что, не жалея коня, гнал на север - белый жеребец косился на хозяина, призывая прыгнуть в седло и покарать презренного беглеца.
   Но наследник лишь небрежно тряхнул окровавленный меч. Провел ладонью по груди, взглянув на пальцы, и раздосадовано покачал головой - совсем недавно чистый кожаный жилет украшал алый крап.
   Воцарившуюся на мгновение тишину нарушил знакомый шелест.
   Марен задрал голову. И там, под облаками, мелькнула знакомая тень. Мелькнула всего на мгновение, и тут же скрылась в непроницаемом белом тумане, оставив после себя разбегающиеся круги. Но этого мгновения Марену хватило, чтобы узнать сапсана.
   - Все в порядке, мой принц? - подошел Кригар.
   Глаза наследника поднялись и, ни за что не зацепившись, вновь вернулись к Марену.
   ...Тук-тук, тук-тук...
   - Альтран, хватит... - коротко бросил принц Летар.
   Конь, усердно превращавший щит одного из убитых в щепки, замер с занесенным, для очередного удара, копытом. Недовольно фыркнул и нехотя опустил ногу, сковырнув напоследок землю.
   - Этих зарубили незадолго до нашего появления, - донесся голос Твеира.
   Он склонился над тремя телами, лежащими в стороне. Перевернул одного, осмотрел.
   - Свободные Охотники, - уверенно заключил юноша, и кивнул в сторону распластавшейся фигуры с мешком на голове. - Смертная еще жива.
   И девушка тут же забилась, засучила ногами, стараясь не то подняться, не то уползти. Но связанные за спиной руки не позволяли сделать ни того, ни другого, и все, что у нее выходило, это нелепые трепыхания мухи в сетях паука.
   Марена дотронулся до нее, желая снять грубую ткань, и девушка стала вертеться и извиваться пуще прежнего.
   - Тише, мы не враги.
   Она замерла, вслушиваясь в спокойный бархатный баритон, которому сложно не подчиниться.
   - Я сниму это, - принц вновь потянул за край.
   Черные волосы высыпались, накрыв лицо. Девушка мотнула головой, раскидывая их по плечам.
   - Кто вы?.. - послышался мягкий сдавленный голос, а встретившись взглядом с мерцающими сапфирами, принца вновь заколотила ногами, но, несмотря на страх, слова звучали с угрозой: - Не троньте меня! Отец живьем вас скормит воронам!
   - Мы - не враги, - спокойно повторил Марен. - Не дергайся, я разрежу веревку.
   Окровавленная клостенхемская сталь приблизилась, и девушка опасливо замерла; меч легко рассек путы. Смертная тут же отползла, потирая запястья. В глазах все еще читалось недоверие, но страх, похоже, ушел - теперь она поглядывала на своих спасителей с любопытством.
   - Надо бы сжечь мертвых, мой принц, - во всеуслышание заявил Кригар.
   И легонько пнул лучника, сбитого жеребцом Марена.
   - Не надо! Смилуйтесь! - разразился испуганный хриплый вопль. - Мы даже не с ними!
   - Великая Ночь! Ожил! - брови наследника взлетели, разыгрывая величайшее удивление.
   - Я не с ними! Я не с ними! - мотал головой лучник, приподнявшись на правом локте и подбородком указывая на "бордовых".
   Левая сломанная рука, по виду, доставляла ему немало страданий, заставляя кривить лицо.
   - Не лги мне, - прорычал Кригар, схватив мужчину за горло и слегка сжав. - Я слышу, как бьется твое сердце. Тук-тук... тук-тук...
   Он смотрел в испуганные глаза, и с каждым "тук-тук" они становились все шире, наполняясь безумным ужасом.
   - Это правда! - отчаянно хрипел Смертный. - Я говорю правду! Нам заплатили, чтобы мы похитили принцессу! И только!
   Кригар разжал ладонь.
   Лучник зашелся кашлем, хватаясь за горло и падая на траву. Глаза зажмурились от пронзившей боли.
   Марен перевел взгляд на мертвых Охотников, на воинов Ордена. И остановился на освобожденной пленнице.
   - Принцесса Раулет из рода Анвер, дочь Эйнара, короля-над-королями Равнины, - гордо вскинула подбородок Смертная.
   Принц учтиво склонил голову.
   - Марен, принц крови Дома Летар.
   Он неторопливо приблизился к раненому. Рука до сих пор сжимала меч, и капли, падающие с лезвия, оставляли на траве кровавую дорожку.
   - Это Орден? Для чего им понадобилась принцесса?
   Наемник заговорил, не открывая глаз. И голос звучал натужно, хрипло.
   - Я не знаю... для чего она им. Нам хорошо заплатили, чтобы... доставить ее. Те трое были уже мертвы... когда мы прибыли.
   Кашель вновь содрогнул его тело, и на уголке губ появились багровые пузыри. Он повернул голову, и бессильно сплюнул кровавый сгусток, что заляпал подбородок.
   Кригар встретился глазами с Мареном и, поджав губы, помотал головой - рана наемника серьезнее, чем просто перелом ключицы. Мужчине недолго осталось, но сам он еще не подозревал об этом.
   Лучник приподнял голову, смотря в сторону Марена, но уже не в состоянии сосредоточить взгляд.
   - Мы простые наемники... - раздался слабеющий голос. - Они хорошо... платили...
   И грудь, судорожно вытолкнув из горла очередную порцию крови, окончательно замерла. Стеклянные глаза уперлись в затянутое плотными облаками небо Серого Мира.
   Кригар коснулся пальцами шеи мужчины и аккуратно прикрыл распахнутые мертвые веки.
   - Мой принц, - раздался голос Твеира. - Мне кажется, все мы понимаем, для чего Ордену понадобилась принцесса. И для чего мертвые Охотники... Смертные не отличают их от Перворожденных...
   Да, принц прекрасно помнил убийство наследника Мангерета и последовавшую атаку на приграничный городок Перворожденных. Дарс Летар запретил тогда Ториндару, отцу Кригара, ответить на нападение... Но неужели Орден настолько глуп? Эйнар и тогда не поверил, что убийство организовали Перворожденные. С чего в этот раз должно быть иначе? Он, скорее, признал бы причастность Ордена, к которой в прошлый раз отнесся с сомнением...
   Разве что, этот план "бордовых" отличался... Эйнар не поверил бы, а вот принцесса - другое дело! Может ее не собирались убивать?
   Три пары глаз обернулись к сжавшейся на холодной земле девушке. Она растерянно переводила взгляд от одних синих глаз к другим. И понимание ползло по спине сырым леденящим ужасом...
   - Похоже, здесь наши пути все-таки разойдутся, - задумчиво протянул Марен.
   - Но, мой принц... - начал Кригар, но оборвал себя на полуслове.
   За полтора витка в Мор де Аесир, он успел понять, что принц не меняет принятых решений. Несмотря ни на что.
   - Это важно, Кригар. Ты должен отправиться в Асторват. Тебе предстоит убедить отца - что бы ни произошло, он не должен выдвигать войска на Мангерет! Слово короля не должно быть нарушено! - принц повернулся к Твеиру. - Отправляйся в Мелестан. Расскажи королю все, что видел. И... что знаешь.
   Твеир коротко кивнул непререкаемому тону.
   - А вы, мой принц? - удивился Кригар. - Вам не стоит отправляться в Латтран одному. Если Эйнар...
   - Я отвезу принцессу домой, - Марен взглянул на девушку. - В Латтране должны знать, что Перворожденные - не враги... по крайней мере, Латтрану.
   Он бережно "погладил" меч о бордовый плащ.
   - Мой принц... - начал наследник, но взглянув на Марена, понял, что спорить бесполезно; вздохнул: - Пойду, наберу дров для костра.
   - Оставь, - остановил Марен.
   Принцесса сдавленно охнула. И даже Перворожденные на мгновение опешили. Не очищенные огнем, ни Смертные, ни Охотники не пройдут за Серые Грани, не предстанут перед Богами. Скитаться им вечно на границе Миров... в лучшем случае...
   А на краю леса, на юго-востоке, уже серело. Запах свежей крови привлекал хищников, как рыбу хлебные крошки. "Лесные псы" стягивались из глубины чащи, лишь почуяв манящий сладкий запах. Осторожно приближались, скаля зубы, и с каждым мгновением их становилось все больше.
   И следом тянулся мрак клокочущий черными крыльями...
   - В Бездну им путь, - тихо добавил Марен, убирая клинок в ножны.
   Глава 18. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   Воин в черном доспехе без единого куска стали замер на границе леса. Пристально вглядывался вдаль, пытаясь уловить малейшее шевеление трав, вызванное пусть и колышущим их ветром. Навостренные уши подрагивали, раскладывая звуки на составляющие: шелест листвы, копошение птиц в кронах, шорох мелкого зверья в подлеске. Нос жадно вбирал ароматы подснежной прелости, щедро разбавленные вечно зеленой хвоей.
   Воин искал угрозу и не находил.
   Но ее не может не быть!
   Черный потертый кожаный нагрудник хорошо помнил стальные наконечники копий, пронзившие живот. Будь Воин простым Смертным, его тело давно растерзали бы волки, а глаза склевали вороны...
   Нет, Бездна не пугала Воина. Он верил, Морет сможет защитить от столь ужасного посмертия, тем более, что Томалек никогда не проявлял особой жажды до чужих душ. Но тот же Проклятый Бог говорил: "За жизнь стоит грызть глотки".
   И Воин грыз.
   И жил.
   Сколько он уже здесь, в этом Сером Мире?
   Ни дня не прошло, чтобы он не вспоминал ночи, когда тот, кого он звал "повелителем", отправил их на смерть. И отправил - не как своих воинов, что должны выполнить поставленную задачу даже ценой жизни и посмертия - это бы Воин понял, и принял гордо! Но как презренных псов, что гонят в берлогу, желая выманить бера! Гонят, заведомо на убой! Не считаясь с потерями!
   Но он - не пес! Он имел право знать! И не отказался бы исполнить волю повелителя!
   Да, кодекс Убийцы-без-Чести предельно короток: "У Убийцы нет кодекса"... Но это ничего не меняет! Он не слюнявый, безмозглый прислужник, которого можно без объяснений безнаказанно отдать на поживу!
   Воин прекрасно помнил, как он, полуживой, едва не уползал из Мангерета. Нырял из угла в угол, из тени в тень, раскрашивая камни кровью. Скрывался во мраке... Одно дело - скрываться, готовясь нанести удар! И совсем другое - прячась, словно... словно... трус!
   Но они недооценили его... Волчье мясо! Думали, два копья в живот остановят Воина Ночной Гильдии?! Ха! Сынам Морета нужно нечто посерьезнее! Всего четверо "бордовых"... И все?!.. В груди вновь закипала ущемленная гордость...
   Ну, ничего. Мы еще встретимся. Обязательно встретимся. И поговорим на другом языке!
   ...Тогда он сбил псов со следа. Не играючи, конечно, но все же.
   Хотя, конечно, псы не волки - "чуйка" не та... Звери, что охраняют пещеры, соединяющие Миры, взяли бы след на раз. А "повелитель", возможно, и вовсе учуял бы с восходного горизонта... Впрочем, нет, вряд ли.
   Но кто знает?
   И воин бежал. Шел, брел, полз, ногтями скреб стылую землю, не останавливаясь, на последнем издыхании. Но все же стряхнул погоню - в горах его след потеряли окончательно.
   А потом был холод - весенние горы Богиня Венет "ласкала" со всех сторон. А в Мире, где и солнце-то блеклая тень своего Бога, мороз не оставляет вершины даже днем. Окажись он там зимой, и сам не взялся бы судить - выберется, или нет.
   Но выбрался - слава Морету!
   И, конечно, был голод - разорванный живот не способствовал пищеварению.
   Но и здесь Дар Черного Бога не оставил его. Теплая кровь мелкого зверья впитывалась задолго до желудка. Силы особо не прибавляло, но и не давало "свече жизни" окончательно угаснуть. Раны затягивались, пусть медленно и болезненно, но затягивались, разодранные плоть и жилы - срастались.
   И он смог добраться до леса... Великая Ночь, он еще поживет! Еще посмеется над бездыханными телами врагов, покормит волков с руки их остывающей плотью, примерит на себя иссиня-черные шкуры!
   ...Одно время за Убийцей увязались волки, жаждали поживы. Плелись "в хвосте" на безопасном расстоянии, но не скрывались. Подвывали в ночи. Думали взять испугом? Решили, что Воин зарежется сам?! Или думали, Истинная Ночь укроет, позволит подкрасться, вцепиться в горло?
   Возомнили о себе!
   Смерть самого храброго - или глупого - быстро отрезвила остальных "серых". Воин не собирался умирать, как загнанная лань!.. С остальными тоже поделился, оставив почти обескровленное тело. Не из добродушия, конечно же...
   Но они отстали. Или, скорее, оставили, как позже выяснилось. Воин тоже почувствовал "дурные земли". Зверья стало заметно меньше, и лишь птицы бесстрашно щебетали, высоко в ветвях... Похоже, у пернатых естественных врагов здесь - не больше, чем везде. Оно и понятно, с тех пор, как Крылатые Змеи ушли из Мира, в небе стало значительно свободнее. Да и к земле уже не прибивает взмахами кожистых крыльев...
   ...Заброшенная хижина, что приютила Воина, давно обветшала, стены покосились, крыша прохудилась и осела. Но на тот момент выбирать было не из чего. В колодце не убыло воды, но, чтобы ее достать пришлось "попотеть" - все железо изъела ржа, и оно практически рассыпалось в руках.
   И первый же глоток заставил поперхнуться - вкус оказался отвратный, словно глотаешь гной.
   Но Убийца-без-Чести не воротил гордо нос. И пил. И ел все, что мог сперва - собрать, а позже - добыть. Подножный корм сменялся, кормом попискивающим и скребущим в подполе, а затем - и пернатым. За одно лето воин облазил деревьев больше, чем за всю предыдущую жизнь, - и силы возвращались.
   И да, он хотел уйти. Хотел вернуться в свой Мир. Но отчетливо помнил Зверей, что охраняли переход. Три теалара огромных иссиня-черных бестий, с острыми, как кинжалы когтями... Нет, сквозь них ему не прорваться, учуяли бы еще на подходе...
   Но Воин не унывал: он жив, а выходов - всегда, как минимум, два! Он подождет, и случай обязательно подвернется! Не может не подвернуться!
   ...За лето примелькалось несколько старых "гонителей". Рискнули, видать, зайти глубже своих собратьев. Воин не гнал, пусть себе. У них теперь много общего. Делился, чем богат. Да и волки теперь видели в нем не раненную добычу, а сильного хищника, что, как и они, умел выживать и приспосабливаться. Иногда вместе охотились.
   ...Первое время возникали мысли двинуть на юг. Но "повелитель" - Воин каждый раз гневно кривился, вспоминая о нем - рассказал вкратце об этом Мире. Смертные не приняли бы... Точнее приняли бы, но - на копья и вилы. Среди них не укрыться... Можно, конечно, было попытаться, может и срослось бы. Но столько вопросов, косых взглядов - всех не избежишь...
   А еще Перворожденные - эти сразу бы почуяли его кровь. От Смертных он ушел бы с легкостью - тем более при полных силах. Но от Перворожденных вряд ли. И если рассказанное "повелителем" правда, в бою против них ему не выстоять... Ну, положим, с одним бы он еще потягался - гордость все же не позволяла, признать поражение без боя. Но против двоих - надо уметь быть честным с собой - никаких шансов. Они все же не полукровки - Высокородные... Да, в Сером Мире нет магии, но Дар Морета никто не отменял!.. Что опять же подтверждает Величие Черного Бога!.. Даже он, Убийца-без-Чести, что преданно следует Культу Крови, едва выстоял, в свое время, против четырех Высокородных... А Перворожденные сильнее на несколько порядков. Даже со своим нелепым Запретом...
   Нет, юг - не выход.
   И Воин остался ждать подходящего момента.
   И момент наступил.
   То, чему он стал невольным свидетелем, можно сказать, зародило надежду. На самом деле Воин просто понял - вот он, шанс!
   ...Звери пришли с северо-запада - не иначе, как те самые стражи перехода. Их было несколько десятков, а значит пещера, если и охраняется, то нет так тщательно, как прежде. И значит можно попробовать... нет, не прорваться - проскользнуть...
   Воин не видел начала бойни. Но с любопытством наблюдал, как Звери терзали стражу города, как "черная река" вливалась через портал ворот. Если они и почуяли его, сейчас их вряд ли могло что-то отвлечь - кровь лилась рекой.
   Убийца и сам блаженно жмурился - о, сладкий теплый аромат!
   ..."Бордовые" ударили Зверям в спину - хищники не сразу поняли, что произошло. Обреченная "сиреневая" стража оживилась, воспрянула, раздались ликующие вопли... Да, Смертные меняли десятерых за одного, но они могли себе это позволить - они всегда брали числом.
   И Звери, казалось, растерялись...
   Воин подозрительно вглядывался и видел замешательство в рядах черных бестий. Складывалось впечатление, что Звери не только не ожидали появления "бордовых", но и не опасались их, по крайней мере, сначала...
   Воспоминания шевельнулись, Воин скривился, почувствовав вкус очередного предательства, что болью растеклось в животе...
   А потом изрубленные тела вывозили за горизонт. Ох, и разгулялись любители падали!
   ...И вот - Воин стоял на границе леса. Болота задержали его, а впереди ждала топь еще хлеще. И все же, на тропу, которой вел когда-то "повелитель", он выйти не рискнул. Кто знает? Инниут уже один раз сыграла с ним шутку - второй раз он не попадется!
   И Воин, последний раз втянув воздух и одернув жилет, двинулся в путь.
   Глава 19. 7 Эон, 483 Виток, 15 День Весны.
  
   Конь Марена не спеша переставлял копыта по утоптанному тракту. Земли вокруг уже не выглядели столь безлюдными, тут и там тянулись поля, пастбища, частично покрытые снегом. Да и дома встречались все чаще, и над каждым в небо взвивался сизый дымок.
   Каменные стены Латтрана росли впереди, на холме. И Валленхор - замок короля - возносился на самой вершине. Словно над городом. Пики крыш украшали зеленые с золотом знамена.
   Принц Летар с любопытством разглядывал серый камень стен, доставленный со Средних гор, что проступали на горизонте от севера до северо-запада - отсюда их вершины почти сливались с белеющими облаками. В бойницах на стенах, то и дело, мелькали стражники. Часовые башни высились через каждые тридцать шагов, так, что воины видели не только то, что происходит за стенами, но и друг друга. За внешним кольцом крепостных стен, скрывалось еще одно - внутреннее. И только за ним начинался сам город.
   Валленхор слыл одним из древнейших замков Серого Мира. Но в отличие от того же Мелестана, не достался Смертным целым и невредимым - его отстраивали Первые Короли во времена Благоденствия. Так же, как Перворожденные восстанавливали из руин Клостенхем.
   Принцесса Раулет ехала слева, чуть поотстав, с легкой тенью восхищения поглядывая на Марена. Широкие мускулистые плечи и мужественно красивый профиль завораживали ее. Она видела Перворожденных и прежде, но принц выделялся среди всех. Не ростом или горой мускулов, что, впрочем, не уступали самым могучим Смертным, хотя для Перворожденного казались несколько юношескими. А той статью, что присутствовала в гордой осанке, твердостью в сапфировом взгляде и решительностью сдержанных движений. От него исходила уверенность и спокойствие, что заставляли чувствовать защищенной. Он выглядел повелителем и заступником, которого не стоит бояться без нужды, но гнев которого, карает, словно длань Богов.
   Показался постоялый двор - единственный в округе за стенами города.
   Девушка на крыльце перевернула табличку, извещающую о наличии свободных комнат. Белый передник прикрывал добротное темно-синее платье, а темно-русая коса спускалась по груди до поясницы.
   Серые глаза девушки скользнули по Марену, задержавшись на лице. Принц слегка улыбнулся и воспитанно поклонился. Девушка смущенно опустила взгляд, а рука застенчиво легла на косу. Когда она вновь взглянула на принца из-под ресниц, щеки слегка порозовели, а в уголках губ проявились ямочки.
   В растрепанной спутнице Марена она не признала принцессу, что совершенно ту не оскорбило. Но вот румянец, заалевший на щеках, заставил Раулет стиснуть зубы. Она бросила короткий взгляд на принца - не заметил ли он ее вспышку?
   Но юноша безразлично разглядывал приближающийся город.
   Кони, что плелись на привязи, несли на себе тела нескольких убитых воинов Ордена и Охотников. Именно это и привлекло внимание суетившейся на воротах стражи. С крепостных стен в путников тут же нацелились около десятка луков и арбалетов. А теалар у ворот оскалился стальными наконечниками копий.
   - Om natt rugaden, - громко приветствовал принц, придержав коня и поднеся кулак "к сердцу".
   Он сверху вниз смотрел на воина вышедшего вперед, но краем глаза следил за остальными. Если хоть одна стрела сорвется с тетивы - он готов...
   Воин показательно положил руку на пояс, многозначительно поправив хедмор.
   - Странные товары ты везешь в наш город, Перворожденный. Удивительно странные...
   - Нам нужно видеть отца, Фрейн, - раздался властный голос Раулет.
   Она подала коня вперед и воин открыл рот, чтобы грубо ответить, бесцеремонно перебившей его, но тут же изменился в лице - мелькнуло удивление и облегчение.
   - Принцесса... - пробормотал воин. - Вас уже обыскались... Король места не находит...
   Марен услышал, как "дрогнуло" сердце девушки - Эйнар, ее отец, жив! Но виду принцесса не подала.
   - Фрейн, - настойчиво повторила Раулет.
   - Да-да, - воин отодвинулся. - Пропустить!
   И стражи расступились, подняв копья, тетивы ослабли, арбалеты "уставились" в небо; Марен чуть стукнул пятками по бокам гнедого, и копыта застучали по гладким камням мостовой.
   Они проехали внешний двор, проехали портал внутренней стены, что по толщине ничуть не уступала основной. И город открылся во всей красе. Встретили постоялые дворы, таверны и лавки торговцев, что по обыкновению выстроились вдоль широкой главной улицы, ведущей на рыночную площадь - как и во всех городах, здесь царило оживление.
   Отсюда Замок-на-Холме выглядел еще огромнее и выше. И древнее. Коньки его крыш венчали резные головы драконов.
   Сейчас мало кто помнил, как получилось, что столицу, на чьем гербе красуются мчащиеся кони, "охраняют" Крылатые Змеи. А уж кто вырезал их - тем более. Поговаривали, что где-то в подземельях замка хранятся кости последнего из Диких...
   Обыватели и торговцы безропотно уходили с дороги, с любопытством поглядывая на юношу с иссиня-черными волосами и растрепанную девушку, что ехала по левую руку. В редких взглядах сквозила настороженность: все же не многие сталкивались лицом к лицу с Перворожденными, а многие Смертные тоже носили в глазах отблеск "древней крови". А вот тела, на конях позади, вызывали куда больший интерес.
   И все же, о них быстро забывали лишь только путники проезжали мимо - все возвращались к своим делам и заботам.
   ...Стражи распахнули двери замка Валленхор и расступились; в лицо пахнуло сухим пряным воздухом.
   Фрейн первым взбежал по ступеням, что вели в основную часть тронного зала, где в центре, в выложенном из камня длинном очаге, полыхал освещающий и согревающий огонь.
   - Мой король! - воскликнул он, припадая на колено. - Принцесса нашлась!
   Марен с Раулет неспешно поднимались в сопровождении воинов.
   Стража порывалась обступить Перворожденного еще, когда он слез с коня, но ни один не осмелился потеснить принцессу, что едва не держала того за руку - несмотря на растрепанный вид и грязную одежду, держалась девушка гордо и властно, как и подобает дочери короля.
   Эйнар вскочил, лишь завидев Раулет, быстро двинулся - едва не побежал - навстречу. Заключил в объятия сильных рук; широкая ладонь легла принцессе на затылок, притянув голову груди; пальцы утонули в черных волосах. И смурное лицо облегченно разгладилось, когда почувствовал знакомые руки на могучей спине.
   - Мы уж думали, ты пропала. Похитили... Заперли ворота, никого не выпускали, перерыли весь город. Я велел выслать патрули во все стороны, - король говорил сбивчиво; повернулся к воину, стоящему на колене: - Спасибо, Фрейн.
   И глянул на дочь с высоты своего роста, словно желая убедиться, что не морок, что это действительно она, его плоть и кровь. Еще раз тронул растрепанные локоны. И обратил, наконец, внимание на грязную одежду.
   - Где ты была? Что с тобой случилось?
   Сейчас он выглядел заботливым отцом, что души не чает в своем единственном чаде.
   - Похитили, - коротко ответила Раулет, пожав плечами, будто ничего не произошло.
   Грудь Эйнара раздалась, наполненная шумным вдохом. Захрустела челюсть, брови сошлись, словно грозовые тучи, в глазах полыхнули молнии. Он мгновенно превратился в грозного короля и могучего яростного воина, что в бою не уступал Перворожденным, когда Долгая война окутывала весь Серый Мир. Аквамариновый взгляд сверкнул холодным голубым льдом, что всегда свидетельствовал о наличии "древней крови".
   - Кто?! - с придыханием взревел он.
   - Отец, - остановила Раулет готовый разбушеваться огонь, - мой спаситель, - отступила в сторону, поворачиваясь; но король не убрал ладони с ее плеча, - Марен, принц крови Дома Летар.
   - Марен... - только сейчас Эйнар обратил внимание на юношу, стоящего у ступеней.
   Сделал шаг навстречу, все еще не отпуская дочь. Глаза впились в Перворожденного, до сих пор безмолвного. И хоть во взгляде Эйнара мелькали острые грани льдин, яростное пламя быстро угасало.
   - Я помню тебя... Ты был еще совсем младенцем, - Эйнар, оценивающе, осматривал принца. - Возмужал. Истинный эрфинг.
   - Принц крови, - поправил Марен, уважительно наклонив голову.
   - Да, конечно. Старый Закон... Но мир меняется, - Эйнар усмехнулся, поняв, что повторил слова Дарса Летар. - Твои отцы уже нарушали традиции. И принесли мир многим семьям. А теперь и ты - вернул мне дочь...
   - Жизнь за жизнь, - не дрогнул сапфировый взгляд.
   - Жизнь за жизнь, - тихо согласился Эйнар. - Я принимаю.
   ***
   - Значит Орден... - презрительно выдохнул король, кулаки сжались до белизны в костяшках. - Волчья сыть! Раздавлю, - прорычал он сквозь зубы, - уничтожу! Всех отправлю в Бездну!
   Марен чуть ли не кожей ощутил гнев, бурлящий в жилах Эйнара. Вид его действительно мог многим внушить страх. Так же, как и его слова. Бездна - это не Ифре, Мир Мертвых, но все-таки Мир; не Серые Грани, где обитают Бесплотные. Это, где-то там, за гранью любого посмертия, за гранью какого то ни было бытия и существования. Где осознаешь себя, но бездействуешь. Где ты один, но вас много. Где мысли твои видны всем, а чужие - никогда не смолкают. Где пребывают вечно. Без права на возвращение. До самого Конца - и не только Мира, но и Времени.
   - Значит, они решили избавиться от меня и моей дочери! - не успокаивался король.
   Они сидели, словно простые воины, за одним из длинных столов в тронном зале Валленхора, друг напротив друга. За спиной короля, по обе руки замерли стражи.
   Одного принц уже знал - Фрейн, что встретил на воротах, молодой гартур Латтрана. Второго король представил Орэмом - белая, как снег, борода сплеталась в две косы по обе стороны челюсти. Фрейн периодически поглядывал на более опытного соратника, что стоял, как изваяние, но все же собранный, словно затаившийся ирбис, готовый броситься на добычу в любой момент.
   Король подтвердил догадки Марена о покушении. Но принцу ситуация представлялась несколько иначе - если бы Орден хотел смерти принцессы, зачем вывозить ее из города?
   - Умереть должны были только вы, король, - поправил Марен.
   А принцесса... Принцесса решила бы мстить - "бордовые" нашли бы подход.
   Эйнар, поразмыслив, согласно кивнул; Орэм, видно, тоже все понимал, а вот Фрейн сомнительно поджимал и кривил губы - такие как раз и стали бы опорой...
   - И как же удачно для "бордовых" все сложилось на севере... - продолжал король. - Нападение на Арнстал... - и принц кивнул, что уже слышал. - Но знаешь ли ты, юный принц, как все это преподнес Орден? Они заявили, что Диких Родичей наслали Перворожденные! Да еще и с нашего - с моего! - позволения! Будто я для этого отозвал стражу! - грудь Эйнара вздулась, но несколько вдохов спустя он разжал кулаки, смиряя гнев. - А жители - они верят!
   Король протяжно выдохнул, разглядывая открытые огрубевшие ладони - его "древняя кровь" быстро закипала, но все же помогала и усмирять страсть.
   - Все, что я пытался создать... что пытались создать мы с твоими отцами, сыплется, как песок сквозь пальцы, - глаза Эйнара будто следили, как песчинки падают на отполированное дерево. - Неужели Смертные и впрямь никогда не смогут жить в мире? Неужели мы созданы только, чтобы убивать и рушить?
   Слова короля звучали с такой искренней и глубокой тоской... Но он не мог признать поражения.
   Принц Летар видел, что Эйнар не сдался. И никогда не сдастся, пока рука сжимает меч, легкие наполняет воздух, а сердце бьется, гоняя по жилам кровь.
   Стороннему наблюдателю слова короля могли бы показаться слабостью, но это не соответствовало истине. Он просто, неожиданно для себя, оказался на перепутье. Проиграл один бой, но впереди еще множество битв - недостижимая цель неумолимо манит. И он пойдет до конца за то, во что верит!
   - А самое любопытное, - задумчиво продолжал король, - что делал целый эттар Ордена - без малого двадцать сотен мечей! - в такой близости от Арнстала? Прямо чудо, что они оказались там в нужное время...
   Кулаки Эйнара вновь стиснулись.
   И даже сторонний наблюдатель, несколько мгновений назад решивший, что король-над-королями Равнины уже не тот, и сталь его воли заметно изъела ржа, сейчас в ужасе осознал бы, как глубоко заблуждался. Годы без сомнения взяли свое, но "древня кровь" в жилах Эйнара никуда не делась и ничуть не ослабла - он все тот же, под чьим ледяным взором склоняются шеи и подгибаются колени.
   "Если слово не достигло цели - закрепи его сталью", - вспомнил Марен слова, принадлежавшие Великому Воину.
   И сейчас принц видел перед собой действительно великого воина - пусть не того, что называют Маерен Ар, но достойного своих собственных легенд.
   - Расскажите о нападении.
   - О нападении на Арнстал? - уточнил Эйнар. - Да, толком ничего не понятно. Ты же знаешь, у страха... Хотя, откуда... - он усмехнулся, вспомнив девиз Дома Летар. - Появились с рассветом, черные, как ночь. Из ниоткуда. Словно вынырнули из сумрака. Одни говорят, что волки, другие - беры. А третьи, - король скривился, - что сами Кровавые Боги. Кто ж их разглядывал в суматохе?
   - Не так уж они и не правы.
   - Кто именно? - поднял брови король.
   - Все. Тьма ближе, чем кажется. Помните Линд де Риан?
   Эйнар на мгновение перестал дышать.
   - Это истории детям на ночь! - не выдержал Фрейн, но тут же опустил голову: - Простите, мой король, - и, стиснув зубы, добавил: - Я не хотел проявить неучтивость, принц.
   Но Марен остался совершенно спокоен - во лжи его никто не обвинил.
   - Я думаю, все вы удивитесь, насколько разные истории рассказывают про Содевей даже в наших землях.
   Эйнар откинулся на спинку, скрестив руки на груди.
   - ...И когда золотое солнце озарит мир своим бордовым рассветом... - задумчиво пробормотал он. - Несколько натянуто, на мой взгляд... Орден сговорился с Дикими Родичами?.. - широкая ладонь потерла подбородок. - Как, вообще, можно сговориться с "голодными"?! Они же... - он явно подбирал слово, - безумны!
   Повисла тишина.
   Марен понимал, что все его слова окажутся пусты. Если бы они сами сделали выводы...
   - Мир меняется, - раздался неожиданно тихий голос Орэма. - Нельзя оставаться рабами своих убеждений, это может дорогого стоить...
   ***
   Марен окинул взглядом горизонт.
   Вдали, на юго-востоке, озарились пики Крайнего хребта, окаймляя верхнюю границу гор, но здесь, в долине, небо оставалось хмурым и пасмурным. Серые облака ползли медленно и лениво. Насыщенный излишней свежестью воздух набивался в грудь, без труда распирая ребра.
   "Затишье".
   Дым из труб, разбросанных по долине домов, стекал по крышам, стараясь прижаться к земле. Ветер молчал, но принц все же поправил меховой воротник черного кожаного жилета - капюшон свисал на спине, и волосы колыхались лишь при движении головы.
   Все свидетельствовало о том, что Торим с Рэгирой готовятся вдоволь порезвиться.
   "Похоже, будет гроза", - мелькнуло в голове.
   Бряцнула сбруя.
   Принц повернулся к жеребцу - благодарность, на которой все же настоял король. Конь вновь тряхнул головой и нетерпеливо пристукнул копытом по стылой земле.
   - Что, не терпится? - по-доброму усмехнулся Марен, глянув в его большие васильковые глаза.
   И вороной фыркнул, тряхнув гривой.
   Из всех коней, просмотренных Мареном, этот единственный не выказал нервозности перед Перворожденным. Напротив, шагнул навстречу, высунув морду над дверью стойла, удивив конюшего выказанным спокойствием и покорностью.
   Принцу вороной приглянулся сразу. Высокий, статный, с сильным пропорциональным телосложением, гладко изогнутой шеей и длинными густыми щетками, ниспадающими на копыта. В каждом изгибе тела, в каждом движении чувствовалась порода, что подтверждалось присутствием в глазах признака "древней крови".
  
   - Инесвент? - с сомнением удивился конюший, покачивая головой. - Тяжелый характер. Своевольный. Высокомерный. Агрессивный... Хотя, конечно, умнее и быстрее видеть не приходилось. А что он сотворил с тремя забредшими на "выгул" волками!.. Не знаю, прям, восторгаться или ужасаться!
   На что конь презрительно "усмехнулся" и клацнул зубами, полностью подтверждая сказанное.
   Но Марен уже знал, что он тот, кто ему нужен. Понял это, лишь ладонь коснулась шеи, цвета Истинной Ночи.
  
   И сейчас Инесвент покорно замер, давая Марену взобраться в седло.
   ...Дорога до Энувель - одинокого холма на границе Латтрана и Деварена - пролетела незаметно. Инесвент перешел на галоп, только они оказались на тракте; Марен не стал его останавливать, давая коню нестись вволю.
   Перед Энувель дорога разбегалась. Юго-западное направление уводило к Низким Ущельям и землям Перворожденных, а северное - к Терасату и, через Средние горы, в Арнстал.
   Вороной снизил темп до рыси, а затем - и до шага, ожидая указаний. И когда повернули, хотел вновь набрать скорость, да так, чтобы грива по ветру и земля из-под копыт, словно стая ворон, висящая на плечах.
   Но Марен легонько похлопал по холке, чуть натянув поводья; Инесвент, хоть и несколько разочарованно, но подчинился.
   Заснеженный пик Энувель медленно проплывал по левую руку под мерное цоканье копыт.
   Да, весна уже вступила в Серый Мир, но вершины большинства гор Ардегралетта еще укрывались белыми шапками, а в родном Мелестане, как прекрасно знал Марен, вместо дождя с неба еще сыплют хлопья снега.
   Здесь же, на Королевской Равнине, поля постепенно отходили от зимы. Дороги к полудню раскисали, трава все увереннее тянулась из-под белого покрывала.
   И все же, утро земля встречала скованной морозным дыханием и сверкающей тонким хрусталем.
   По небу пронесся раскат грома. На востоке, за Латтраном, среди серых туч сверкнуло, и молния ветвистой трещиной расколола небосклон. Гроза надвигалась из-за Спящей горы, возможно, с самого Крайнего Хребта, медленно, но верно, настигая Марена. И если бы неутомимый Инесвент не мчал галопом весь путь до Энувель, сейчас оба мокли бы под холодными струями.
   Тракт по раннему пустовал. Отчасти, сказывалась непогода. Отчасти - множество других хлопот, что приносит новый виток каждому, живущему вне городских стен.
   Но Марена это вполне устраивало: никто не нарушал спокойствия.
   Очередной раскат прокатился в поднебесье, и жеребец недовольно дернул головой, стремясь ускорить темп. Мокнуть под дождем ему не хотелось.
   - Хорошо, - ослабил поводья принц, позволяя коню перейти на рысь.
   Мягкий аллюр Инесвента, легко покачивал в седле, и мысли принца вновь вернулись к Зверям.
   Нападение на Арнстал... И не одного-двух, а нескольких десятков! Откуда взялись? Где скрывались? И почему сейчас? Что привело в движение колесо судьбы?
   На ум приходил только один вывод: "бордовый рассвет" - Орден разрастался, насаждая влияние!..
   Король Эйнар задал верный вопрос: что там делал целый эттар Ордена?!
   ...Показался Терасат.
   Городок вытянулся на запад вдоль тракта, почти от самого перекрестка. Дома стояли разбросанные без какого-либо заметного порядка. Ни крепостных стен, ни маломальского частокола. Невысокие изгороди огораживали жилье да хозяйственные постройки. Да и от кого защищаться в самом сердце Королевской Равнины?
   Здесь и домов-то едва набиралось на пять рук.
   Ближе всего к перекрестку расположился постоялый двор, больше походивший на трактир. Перед коновязью у крыльца стояли несколько коней, понуро косящиеся на темнеющее небо, да периодически хлещущие себя хвостами. Тут же недалеко виднелась кузница под навесом открытой веранды, но, скорее, так - коней подковать и колесо поправить.
   Смертный, наливший коням воды, задержал взгляд на одиноком всаднике - не повернет ли? Лицо, впрочем, не выражало приязни - нормальных в такую погоду в дорогу не тянет...
   Инесвент, не замедляя хода, пронесся на северо-восток, где на горизонте во всей красе вырастали Средние горы, белые пики которых теперь выделялись на фоне посеревшего неба.
   Горизонт со стороны Латтрана уже расплылся. И создавалось впечатление, что смотришь сквозь стекло, по которому струится вода.
   ...Треть пути до гор осталось позади, когда первые капли упали на голову. И спустя несколько десятков шагов густая трава зашелестела под льющимися струями.
   А чуть позже взгляд Марена зацепился за движение - навстречу неслись всадники.
   Первый вырвался на сотню шагов; гнал коня во весь опор, пригнувшись к холке своего гнедого. Остальные четверо, судя по всему, преследовали. Взмыленные кони неслись из последних сил, еще чуть-чуть и рухнут.
   В сгустившихся сумерках принц Летар разглядел золотисто-бордовые одежды гонителей. Сквозь шум дождя донесся тонкий свист, который Марен безошибочно определил, как спущенные тетивы - беглец дернулся: одна из стрел достигла своей цели; его конь успел преодолеть несколько шагов, прежде чем всадник выскользнул из седла и мешком повалился на траву.
   Марен подал корпус вперед, и Инесвент без лишних понуканий сорвался в "карьер", взрывая копытами размякшую землю; сырые клочья воронами взвились за спиной.
   Упавший, тем временем, кое-как поднялся. Левая рука плетью повисла вдоль туловища; древко стрелы обломилось при падении со стороны спины, и из плеча торчал лишь огрызок не больше ладони. И судя по тому, что правую, сжимающую крайвер, юноша локтем прижимал к боку, это - не единственное его ранение.
   Но Атен не собирался сдаваться на милость "бордовым", повернувшись лицом к мчащимся на него воинам ордена Нового Света.
   Инесвент быстро сокращал расстояние; плотная стена ливня, и преждевременно нагрянувшая с ним ночь, на время скрыли Марена...
   Но вот - лучники заметили принца, вновь вскинули луки, и стрелы протяжно "пропели" над головой.
   Атен обернулся, услышав близкий топот копыт, отшатнулся в сторону, с трудом поднимая крайвер.
   Но принц не обратил на него внимания: стрелки снова тянули тетивы - осталось чуть более десятка шагов, промахнуться с такого расстояния сложно.
   В ушах Перворожденного толчками пульсировало сердце, дробно отсчитывая мгновения. Кровь неслась по жилам, нагнетая боевой азарт. И стена дождя превратилась в рассеянный по воздуху бисер. Марен видел, как оперенья скользят по пальцам воинов. Как стрелы срываются в полет и несутся навстречу, как от оголовков отскакивают брызги рассекаемых капель.
   Левая рука отпустила поводья, наручем сбивая одну из стрел; стальной наконечник звонко щелкнул. Маскат "вольно вздохнул", грозно скрежетнув по устью. И описав дугу, встретил вторую стрелу и тут же, развернувшись, не прерывая бега, снес лучнику голову. Алый всплеск - и струйка потянулась за клостенхемской сталью, словно нити паутины.
   Замах с левого плеча - и клинок упал на грудь второго лучника, рассекая бордовую тунику, врубаясь в кольчужную вязь и безжалостно выбивая его из седла. Кровь, плеснувшая от сокрушительного удара изо рта воина, теплыми струями брызнула Марену в лицо, на миг разбавив холодную завесу.
   Привычным движением принц откинулся назад и кувырнулся через круп, ловко приземляясь на колено. Инесвент рванулся вправо, и уставший гнедой шарахнулся в сторону, словно вспугнутый заяц, ослабшие ноги запутались, и он вместе со всадником рухнул на траву.
   А Марен метнулся в сторону, проскочив чуть ли не у самой морды четвертого коня. Сменить замах "бордовый" не успел, и клинок принца ударил в поясницу. "Бордовый" взмахнул руками, несколько мгновений пытался удержаться в седле, но это ему не удалось. Он повалился недалеко от Атена, который, судя по медленному туманному взору, уже плохо осознавал происходящее.
   Принц обернулся, порывы налетающего ветра секли лицо холодными струями.
   Воин выбрался из-под коня и приближался осторожно, полукругом, высоко держа хедмор двумя руками. Сквозь грязь сверкали прищуренные ненавистью глаза и злобный оскал, на правом плече топорщились зеленые стебли, застрявшие в кольцах хауберка. И когда осталось всего несколько шагов, он сделал резкий выпад.
   Хедмор скользнул быстрым и умелым движением - воин не впервые держал меч... Но он слишком молод, чтобы помнить Долгую войну, и уж тем более иметь опыт сражения с Перворожденными...
   Принц не стал парировать - пропустил клинок мимо, и "клостенхемский" маскат лег на шею в изголовье. Раздался скрежет разрубаемого хауберка, и голова хлюпнула на сырой земле, а следом повалилось тело; "багрянец" густо растекался по прибитой дождем траве.
   Атен смотрел тусклыми глазами, опираясь на меч, пронзивший спину раненого в поясницу.
   - Я не просил... помощи, - невнятно пробормотал он слабым голосом. - Я бы... справился.
   Стройный, но крепкий юноша, чуть моложе Марена, с темными, но не черными, волосами, он еле держался на ногах. Серые глаза выдавали в нем Смертного, и моргали устало, взгляд терялся за поволокой - силы покидали его с каждым движением ресниц.
   Мех, по низу жилета, с правого боку, к которому юноша прижимал локоть, слипся от крови. На белой рубахе на левом плече, куда попала стрела, растеклось багровое пятно, размываемое дождем по всему рукаву.
   - Нисколько не сомневаюсь, - не без тени дружелюбной улыбки ответил Марен. - Но, по-моему, схватка была бы не равной. Против тебя всего-то - четверо...
   - Было больше... - Атен пошатнулся, - Остальные остались... покормить волков...
   Он обхватил рукоять своего крайвера и попытался вытащить из мертвого тела, но у него не вышло.
   Рука принца легла на эфес, сжимаемый юношей, и без усилия выдернула клинок - пальцы Смертного даже в этот момент не отпустили меч.
   - Жизнь за жизнь, - пробубнил юноша, тронув пробитое плечо и скривившись от боли. - Но сперва... мне надо в Латтран.
   Он сделал два неуверенных шага к своему гнедому, что, потеряв наездника, остановился поодаль и сейчас бездумно жевал сырую траву, пытаясь унять жажду от распалившей скачки. Покачнулся, и силы покинули окончательно. Нога подогнулась, и Атен, припав на колено, рухнул лицом в грязь.
   Принц глянул на мертвые тела, омываемые ливнем, поднял глаза на темнеющие в отдалении Средние горы, смахнул со лба сырые волосы и коротко свистнул - Инесвент незамедлительно оказался рядом.
   ***
   Хозяин постоялого двора в Терасате подозрительно осматривал Марена - не он ли пронесся на север несколько ранее?Вода лилась с капюшона принца, мех воротника торчал сырыми клочьями. Но сапфировые глаза глядели гордо и властно... Перворожденный!.. А второй, истекающий кровью, перекинутый через голую спину гнедого... Даже - не Смертный, а при смерти!
   Но несколько монет протянутых принцем, сменили его настороженность на радушную улыбку... Золото - оно тоже умеет Обращать... Да и что, мало раненых он повидал за свою жизнь? Ничего нового. Городок на перекрестке дорог, на границе королевств - здесь постоянно такие останавливаются. Как жить - личное дело каждого, за других - никто не в ответе...
   Атен в сознание не приходил ни в дороге, ни когда принц снял с коня и взвалил на плечо. Ни когда стащил с него жилет, уже в комнате на постоялом дворе. Лишь слабо дернулся, когда Марен протолкнул сломанную стрелу, и наконечник прорвал кожу на груди; кровь медленной струйкой покатилась по коже; ослабевшее сердце стучало с перебоями.
   ***
   Сквозь бегущие по стеклу струи дождя Марен всматривался в северный горизонт. Капли валили крупные, дробно стучали по крыше. Мир за окном расплылся, словно Рэгира, дочь Бога Акева, выплеснула на землю все запасы отца разом, желая утопить Ардегралетт. Небо не прояснялось даже днем, а ночью вперемешку с дождем сыпали хлопья снега - зима не хотела отступать без боя, но здесь, на Равнине, это походило скорее на прикрытие "почетного" отступления, желанием не показать спину врагу и сохранить достоинство в проигранной битве.
   Атен второй день бился в горячке, ворочался, бормотал, не приходя в себя.
   Марен ждал: Орден мог выслать еще отряд, а юноша сейчас не отобьется и от мух. Не стоило бросать его теперь, коли спас, отнял достойную смерть с мечом в руке - ледари не приходят к постели...
   К вечеру свет за окном окончательно померк, и даже, когда взошло Ночное Солнце, светлее ничуть не стало. Ночь накрыла мир черным покрывалом, и лишь огонь, ютящийся в очаге камина, отвоевывал у тьмы небольшую комнату, где расположились юноши. Постреливание поленьев иногда прорезалось сквозь барабанящие по крыше капли, шум которых, в свою очередь, часто тонул в оглушительных раскатах грома - Торим не отставал от сестры, дети Акева резвились вволю.
   Марен подбросил дров в камин, поворошил угли, давая им вздохнуть свободнее. И пламя полыхнуло искрами, наливаясь новой силой. Принц слышал, что дыхание юноши изменилось - пришел в себя. Сейчас, видимо, пытается понять, где находится?
   - Ты... - раздался хрип за спиной.
   - Я, - не оборачиваясь, ответил Марен, продолжая "играть" с огнем.
   - Я... жив? - голос Атена звучал натужно, слова давались с трудом.
   - Живее многих.
   - А по ощущениям, и не скажешь...
   - Чувства бывают обманчивы.
   - Похоже, я... в долгу перед тобой... Жизнь за жизнь...
   - Такими клятвами не разбрасываются.
   - Считаешь, раз Смертный, значит, честь - пустое слово?! - вскинулся Атен. - Честь - она от Богов!
   Что-то шевельнулось в памяти принца при этих словах. Что-то во мраке за гранью доступных воспоминаний... А ведь он помнил, как отец впервые взял его на руки, поднял и нарек Мареном!..
  
   "Смотри, какие сапфиры, Далиа", - наклонился Инген, поворачивая малыша.
   "Наш маленький Маерен Ар! - улыбнулась женщина, протягивая руки...
  
   Атен с трудом подтянул себя к спинке кровати, скривился. Тронул левое плечо с багровым пятном на повязке, и тут же застонал - замотанный правый бок отозвался болью.
   - Лечил?
   Юноша пошевелил левой рукой. Та хоть и ослабла, но слушалась. По крайней мере, пальцы сжимались.
   - Как смог.
   - Мне нужно в Латтран. Нужно предупредить... - Атен попытался подняться, но без сил повалился на кровать.
   Марен отошел от камина.
   - Да, ты много бредил. Там все в порядке.
   - Что случилось?
   - Напали на короля Эйнара, похитили принцессу Раулет. Поэтому за тобой гнались?
   Атен слабо кивнул.
   - Орден хочет развязать войну.
   - Это не секрет со времен Мангерета.
   Смертный скривился.
   - Для тебя не секрет. Для меня не секрет... теперь. Но для других... Мангерет уже полностью в их власти. И теперь у них есть Арнстал. Даже нападение этих бестий они обернули себе на пользу. Говорят, это Дикие Родичи, что напали по указке Перворожденных... И все верят! Долгая война оставила много шрамов...
   - Смертные воевали с Перворожденными с Начала Времен, - тем не менее, безразлично отозвался Марен. - Все мы Дети войн. Воины. Иначе не можем.
   - В этот раз все будет иначе! Король Эйнар теперь ни за что не поддержит Орден. Как отреагирует Деварен, еще не ясно, но подозреваю, решат примкнуть к "бордовым": это самый разумный выход... И Эйнар окажется один против всех!.. Но даже, если нет, это нас расколет. Мы погрязнем в войне друг с другом...
   - И такое Мир тоже помнит.
   - Ты думаешь, Перворожденных это не коснется? - горько усмехнулся Атен. - Эйнару в одиночку не выстоять против трех королевств. К кому, ты думаешь, он обратится? А если "черные волки" выступят на его стороне, как отреагируют остальные ваши Дома? Один - точно будет против... И для многих война в этот раз пойдет не где-то на границе. А на их землях, на их полях. У порогов их домов... Как скоро повторится Содевей? Такие шрамы очень долго не заживут. Да и заживут ли...
   Атен глухо кашлянул, прижав локоть к боку: напрягшиеся мышцы напомнили о ране.
   Марен подошел к окну, вглядываясь в размазанную по стеклу ночь. Редкие всполохи молний разгоняли тьму, освещая мир и вырисовывая очертания Средних гор.
   - А какое отношение к этому имеют Дикие Родичи? - спросил он, не отрывая взгляда от северного горизонта.
   "Где-то там... Орден убил многих, но не всех, далеко не всех... Он тоже где-то там..."
   - Звери? Что напали на Арнстал? - уточнил Атен. - Не знаю. Они пришли с северо-запада, из Потерянных земель. Ворвались в город. Рвали на части всех без разбору. Я думал, все - конец... А потом... - Атен замолчал, лицо задумчиво напряглось и голос упал до шепота, пропитанного зародившимся подозрением. - А потом пришел Орден...
   Марен не обернулся. Перед глазами возник образ несущейся иссиня-черной лавины, сметающей все на своем пути. Белеющая пена хищных оскалов, кровь, раздирающая ноздри приторным запахом, и безумная ярость Голода.
   - Ты прав, - Марен прокусил губу, - в этот раз все будет иначе...
   Глава 20. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   Твеир никогда прежде не бывал в Цитадели Мелестан. Замок предстал перед юношей несколько зловещим, но не лишенным мрачного очарования. Высокие башни из черного камня возносились над крепостными стенами города, а на пиках трепетали черно-серебристые знамена. Герб на знаменах очень подходил королевской крепости - она и сама выглядела "черным волком, воющим на серебристую луну", которой представлялись белеющие склоны Южного Предела.
   Привратники в доспехах "королевского цвета" и таких же плащах пропустили юношу без вопросов, когда он приветственно поднял ладонь, и слегка склонил голову, приложив кулак к сердцу - воины прекрасно видели кольцо Атеом. И лишь ответили на приветствие, но не задали ни единого вопроса.
   С улицы юноша попал в небольшое помещение с окнами высоко под потолком. По бокам от центрального прохода расположились несколько столов с придвинутыми стульями - все они сейчас пустовали.
   Два воина Темной Стражи замерли у арки входа во внутренние залы - копья скрестились, когда Твеир приблизился.
   - Om natt rugaden, - приветствовал стражей юноша, привычным жестом.
   - Natt godeo, - ответили те, и правый добавил, не дав юноше продолжить: - Ожидайте, - и дернул за веревку у левого плеча.
   Сквозь арку Твеиру открывался двухуровневый зал под общим потолком. Взгляд упирался в лестницу, двумя дугами охватывающую сухой фонтан, засаженный васильками - аромат пропитывал окружающий воздух. На центральной колонне фонтана восседал Крылатый Змей, расправивший крылья; левое - чуть сколото.
   На уровне второго этажа находился тронный зал - Твеир видел гербовые знамена, украшающие стены. Вьющиеся стебли окантовывали потолок, и, похоже, росли прямо из стыков каменных блоков. Да, можно понять, если поверить, что крепость невесть сколько стояла заброшенной до прихода Перворожденных. Ныне за порослью, по крайней мере, ухаживали, не давая разрастись.
   Из-за стены справа появилась девочка. Остановилась, заметив высокого молодого юношу, покорно ожидающего за скрещенными древками, улыбнулась.
   - Om natt rugaden, - донесся звонкий мягкий голос.
   Волосы цвета вороного крыла, собранные с левой стороны в косу, с вплетенной серебристой лентой, свободно струились по плечу на грудь. Алые губы едва улыбались. А яркие фиалковые глаза взирали на юношу с живым любопытством.
   Твеир сразу вспомнил глаза Марена - "древняя кровь" крайне отчетливо проявлялась у всех в роду Летар. Но в отличие от глаз принца, играющих сапфировыми искрами - порой веселыми, а порой опасными, - глаза девочки смотрели, словно... словно внутрь, вглубь самого естества, выворачивая наизнанку самые сокровенные мысли. Словно ее взгляду открыто много большее.
   - Natt godeo, моя принцесса, - вежливо поклонился Твеир, дружелюбно улыбнувшись: она напомнила ему младшую сестру Илану - тот же задор в глазах.
   - Я - Деа, дочь Дарса из Дома Летар, - официально представилась девочка, поклоном ответив на приветствие.
   Улыбка Перворожденного стала шире: Илана всегда так же гордо и официально представлялась незнакомцам при первой встрече.
   - Ты выпускник? - Деа глазами стрельнула на кольцо Атеом. - Мой брат, Марен, тоже в Мор де Аесир. А скоро и Коллен отправится учиться. Марен, наверняка, получит Знак Змея. Видел бы ты, как он орудует мечом! Вжух-вжух, - она играючи помахала рукой, словно сражаясь.
   - Жаль вас огорчать, моя принцесса, но принц Марен не получит кольца Атеом - он пришел не по возрасту.
   Твеир не собирался огорчать это юное создание, но глядя в фиалковые глаза, язык сам выдал все сожаления.
   - Но главный наставник, выковал для него кольцо из черненого серебра, когда принц... уступил ему победу, - неожиданно для себя добавил Твеир. - Правда, принц не вправе носить его, как выпускник, и на нем лишь одна руна: "сеан офано толеф".
   Юноша никогда прежде не говорил так много с посторонними! Но при девочке, все мысли облекались в слова легко и непринужденно. И при этом возникало ощущение, что молчать или скрывать что-либо не имеет смысла: она и так все знает. "Сила "древней крови" не иначе..."
   - "Сеан офано толеф? - хитро приподняла брови Деа. - Та самая, руна Айдомхара?
   - Да, моя принцесса, - кивнул Твеир, и голова замерла.
   Взгляд девочки искрился, словно сверкающие росой лепестки.
   - А Айдомхар - Крылатый Змей... - закончил Твеир, ошарашено.
   Как он не сопоставил раньше?! А она, вот так, сходу, совершенно не задумываясь!..
   - А у тебя какой Знак? - улыбнулась Деа, и Твеир, как зачарованный, поднял ладонь. - О, Знак Зверя! Ты первый Сторн Дерит [досл. "большой зверь", здесь имеется в виду бер] за долгое время... Эсмир, глянь, - девочка повернулась к появившемуся воину в черных доспехах, со сверкающими сталью наплечниками, - его Знак выше твоего! - принцесса весело подмигнула Твеиру.
   Эсмир добродушно ответил на улыбку:
   - Важны не Знаки, которые носишь, моя принцесса...
   - А знания, которые тебя наполняют, - закончил Твеир, и добавил, проходя в арку, когда стражи подняли копья: - Om natt rugaden.
   - Natt godeo, - кивнул воин: - Вижу, ты знаком с принцем Мареном.
   Деа лишь небрежно махнула рукой:
   - Все равно вы не выстоите против Марена. Даже вместе. Хоть всю Темную Стражу соберите.
   - Не смею сомневаться, моя принцесса, - согласился Твеир. - Против него вряд ли кто выстоит.
   - Он - истинный Винден Орм, - с гордостью в голосе подмигнула Деа.
   Принцесса Твеиру понравилась. В ней, как и в Марене, напрочь отсутствовало высокомерие - так обычно дети изображают взрослых, порой переигрывая. Твеир увидел в ней добрую, веселую, чуть озорную, но не переходящую грань, девочку. Складывалось, чувство, что принцесса Летар знает, что она еще ребенок, и знает, что все тоже это знают. И она не старалась вести себя иначе, и казаться старше.
   И так же, как Марен, она "заражала", но только принц - холодным спокойствием и уверенностью в своих силах, а юная принцесса - кружащей голову, беззаботностью и способностью смотреть на вещи легко.
   - Значит, пришел в Темную Стражу? - обратился Эсмир к Твеиру, поняв, что Деа их не оставит.
   - Принц отправил меня с вестью для короля. Это касается... - он покосился на девочку, - мира с Латтраном.
   Воин нахмурился, но Деа ответила раньше:
   - Эсмир, проведет нас.
   Голос прозвучал так же мягко и звонко, но уже не походил на звон колокольчиков, как до этого - так звенит сталь. И сеанар Темной Стражи молча повиновался.
   Впрочем, Твеир поймал себя на мысли, что тоже подчинился бы.
   Они двинулись по коридорам вглубь Цитадели Мелестан. Шаги гулким эхом отскакивали от черного камня, пламя факелов слегка трепетало, когда они проходили мимо. Эсмир шел впереди, левой рукой придерживая меч, Деа следом, а Твеир замыкал шествие.
   Сеанар - или все-таки принцесса? - привел их к массивным дубовым дверям, по бокам которых стояли неизменные воины Темной Стражи - они не шелохнулись, когда Эсмир легко толкнул створки и вошел.
   - Эсмир, я просил не... - услышал Твеир твердый властный голос, который тут же смягчился, стоило Дее войти следом: - Ясно.
   - Мой король, - полным серьезности голосом изрекла девочка, - юноша принес вести, которые не терпят отлагательств.
   Даже борода, обрамляющая губы короля, не могла скрыть растянувшейся улыбки. И улыбался он не только излишне вычурной манере разговора маленькой дочери - при воинах, он прежде всего король, - но и той легкости, с которой Деа повелевала всеми Темными Стражами, включая сеанаров и гартуров [досл. "защитник", воинское звание]. Порой у него создавалось впечатление, что даже его собственный приказ они нарушат, если дочь "попросит" их сделать это. Да, она никогда не приказывала, она повелевала!
   "Таким же был Инген", - с грустью подумалось королю. Так же воины слушались и Марена, но принц никогда не пользовался этим. "В Коллене этого нет..."
   Твеир успел окинуть взглядом Зал Совета - именно здесь собирался Большой Круг. У дальней стены располагался огромный камин, в котором на толстых поленьях прыгало пламя, по чуть-чуть обгладывая их. Добрую половину помещения занимал длинный неподъемный стол, но большинство стульев с высокими спинками сейчас пустовали, лишь несколько воинов сидели у дальнего края, по правую руку от короля; сам король занимал место во главе стола, спиной к веющему от огня теплу.
   Деа непринужденно прошествовала к отцу и забралась на колени; широкая ладонь Дарса Летар ласково потрепала черные волосы.
   - Раз Деа говорит, что вести не терпят отлагательств, - король указал на стул по левую руку, - мы выслушаем тебя, воин.
   Твеир подошел, но сесть не решился; Эсмир закрыл двери.
   - Мое имя Твеир, - чуть наклонил голову Перворожденный. - Могу ли я говорить открыто, мой король?
   Дарс Летар молча кивнул.
   - Я прибыл сообщить вам о похищении принцессы Раулет Анвер... Она в порядке, - тут же добавил он, предупреждая вопросы, когда собравшиеся уже подались вперед, - принц Марен повез ее в Латтран.
   И пока юноша пересказывал случившееся, лица гартуров мрачнели.
   - Орден похитил дочь своего короля? - удивленно остановил Дарс Летар.
   - Боюсь, похищением дело не ограничилось бы, подоспей мы чуть позже. Мы нашли троих мертвых Охотников, мой король.
   Король откинулся на спинку. На хмуром лице отчетливо проступили морщины, левая рука потерла подбородок, скрыв губы, и скользнула по бороде.
   - Смертные не отличают их от Перворожденных... - один из гартуров вслух высказал то, о чем все подумали.
   - Но если бы они убили принцессу... Король Эйнар далеко не глуп! - возразил второй, постарше.
   Рука Дарса Летар замерла на бороде:
   - Эйнар? Жив? - отрывисто выдохнул он.
   - Мне неизвестно, мой король. Мы с принцем расстались до Латтрана. Но принцу ничего не угрожает, - тут же заверил Твеир, - принцесса Раулет подтвердит его слова. Даже если... мстить Перворожденным она не станет.
   - Но станет - Ордену, - задумчиво обронил король.- А у них теперь два королевства.
   - И Смертные будут биться со Смертными... - пробормотал старший гартур.
   - И если Деварен примкнет к Ордену, - сухо закончил Дарс Летар. - Латтран останется один. Окруженный со всех сторон.
   - В одиночку им не выстоять. Им придется обратиться к нам.
   - Но мы не вмешиваемся в дела Смертных! - возразил молодой воин Темной Стражи.
   - И так же ответит Дом Коррин, - кивнул старший. - Дом Эдерен поддержит нас, но как поведет себя офтин Ваин, сложно сказать...
   - Ториндар поддержит нас, - уверенно вставил Дарс Летар. - Он не нарушит Слово Короля.
   - Как бы то ни было, - покачал головой "старший", - мы вновь увязнем в войне со Смертными. И ладно, если только с ними...
   Взгляд короля упирался в пустоту перед собой:
   - Против Трех Домов офтин Коррин не пойдет...
   - Это не все, мой король, - подал голос Твеир. - В Мор де Аесир принц изучал легенды и мифы о... - юноша несколько замялся, скользнув взглядом по суровым лицам гартуров. - Принц искал упоминания... о Зверях...
   - Да, я тоже изучал рукописи Атеом, - кивнул король, омрачившись воспоминаниями.
   - Тогда вы знакомы с теорией мастера Дайнера, мой король?
   Дарс Летар подался вперед, опершись на стол; воины, как один, удивленно изогнули брови; Твеир глянул на Дею, невольно ища поддержки - фиалковые глаза одобрительно "хлопнули".
   - Принц пришел к выводу, что Дикие Родичи - это Кровавые Боги, - закончил он.
   - И нашел подтверждение этому? - Дарс Летар внимательно смотрел на юношу.
   - Он поднимался на Халадесир, к Хранителям Немирани...
   - Немирани?! - сдавленно воскликнул молодой гартур. - Они существуют?!
   И удивление его разделяли, пожалуй, все собравшиеся, кроме, разве что, Деи, безразлично поправлявшей серебристую ленту в косе.
   - Последний Хранитель стар и слеп. Сам он не застал Кровавых Богов, но прекрасно помнит рассказы тех, кто застал. И его слова, заставляют меня поверить в теорию мастера Дайнера. Похоже, они нашли способ вернуться... И эрфинг стал первым... мой король.
   - То есть Звери, что напали на Последний Рубеж... - пробормотал старший гартур.
   - Вряд ли эттар Ордена одолел бы, - покачал головой Твеир. - В прошлый раз явились Крылатые Змеи... На Арнстал скорее всего, напали Обращенные. Но тьма возвращается, сомнений нет.
   - Дитя Солнца сможет противостоять тьме, - как бы невзначай заметила Деа.
   И в памяти всех сразу всплыли строки пророчества о Линд де Риан; тишина сковала Зал Совета.
   - Звери напали недавно, - нарушил молчание Твеир. - Принц собирался отправиться туда. И если ко мне больше нет вопросов, мой король, я отправляюсь за ним.
   Юноша склонил голову в учтивом прощании и развернулся, намереваясь уйти.
   - Мой король...
   - Да, Эсмир, - кивнул Дарс Летар, - возьми свой тинар, и отправляйтесь.
   - Нужно послать гонца в Латтран... - услышал Твеир, покидая Зал Совета.
   Двери сомкнулись за спиной.
   - Пойдем, - детская ладонь коснулась руки юноши и настойчиво потянула следом. - Пока "волки" соберутся, тебя накормят.
   - Да, моя принцесса, - только и смог вымолвить Твеир, удивившись совершенно не детской твердости девичьих пальцев.
   Глава 21. 7 Эон, 483 Виток, 19 День Весны.
  
   Марен мчался, едва касаясь снега. Корни, казалось, послушно отползали с дороги, подлесок расступался - настолько умело он петлял среди плотной стены деревьев. Он, словно всю жизнь провел в лесу, чувствовал его, как самого себя. Ветви над головой услужливо порошили "белым пухом", стремясь скрыть следы. Заботливо, будто пряча собственное дитя.
   От кого он бежал? Или за кем гнался? Марен не мог сказать. Но аромат крови преследовал по пятам, летел в холодном зимнем воздухе, окутывая тело легкой слабостью. Каждый шаг - такой легкий и такой стремительный - отбирал силы и отдавался болью. И отпечатывался на "белом покрывале" алым следом.
   Шерсть рубахи влагой липла к ребрам, словно шкура.
   И лесные хищники, что обычно стягивались на сладкий аромат крови, стремились уйти с дороги. Молча. Спешно. Стараясь не выдать своего присутствия, опасаясь привлечь внимание.
   Марен чуял их всех. Каждого. Силуэты бились в сумраке сознания пульсациями алого дыма.
   Но принц не обращал внимания. Все они вместе взятые не стоили и тысячной доли мыслей устремленных вперед, где он чуял нечто... неясное. Нечто знакомое, но ускользающее от памяти...
   Лес расступился, открыв, искрящееся в призрачном свете Ночного Солнца, голое пространство, посреди которого гранитной скалой высилась крепость. Темные стены скалились бойницами, поднятые герсы огрызались металлическими клыками, а острые пики башен подпирали густые серые облака, словно небо всей грудью бросилось на выставленные копья.
   И так же, как лесные хищники, крепость мерцала пульсациями сердец, гонящих по жилам алую кровь. Словно... словно живая!
   Никогда прежде Марен не чувствовал такого могущества, такой неприкрытой силы!..
   - ...не беги. Отходи медленно.
   Марен замер, привлеченный тихим голосом. Повернул голову... И сознание раздвоилось!
   Хищник, что мгновение назад "пульсировал" подобно остальным, оказался мужчиной. В короткой бороде играло серебро, мерцая в свете Элеса, но небесные топазы глаз цепко взирали на принца, прячась за стальным оголовком оперенного древка.
   Марен почувствовал, как инстинктивно обнажились клыки, как поднялись волосы на затылке - угроза, исходящая от мужчины, ощущалась всем напружиненным телом. Но эта угроза касалась только второй части сознания, той, что видела перед собой врага! Своим сознанием Марен угрозы не ощущал - скорее, любопытство.
   Но и любопытство вызвал не мужчина! Все внимание приковали васильковые глаза маленькой девочки, что стояла между ним и мужчиной и смотрела без малейшего признака страха.
   - ...медленно отступай, - повторяет мужчина.
   Ноги осторожно ступают по скрипучему снегу, он отходит в сторону; в морозном воздухе протяжно стонет тетива... Немеют напряженные мышцы, готовые бросить Марена вперед. В раздвоенном сознании отчетливо улавливается отчаяние безысходности... Но девочка непринужденно смещается, загораживая от взгляда холодной стали.
   У мужчины вырывается сдавленный возглас - кажется, он назвал какое-то имя... Но васильковые глаза настолько заворожили "второе" сознание, что звук прорезался, словно из-под воды.
   Шаги девочки легко и бесшумно ложатся на "белый пух", что совершенно не "реагирует" на ее вес. Детская ладошка тянется, и горло Марена выталкивает тихий утробный рык...
   И девочка отвечает!
   Нет, с ее губ не слетело ни звука, но слова пронзили сами мысли:
   "Тише. Никто не причинит тебе вреда".
   "Второе" сознание млеет от касания детских пальцев - таких нежных, но твердых. И эта истома увлекает и Марена - сознания на мгновения становятся едины...
   Снег скрипит под тяжелыми шагами мужчины, вновь разрывая связь. Но Марен не отрывается от васильковых глаз; детские пальцы ласкают за ухом. А девочка вновь отступает, загораживая собой, и голова Марена поворачивается, ластясь к детской ладошке.
   "Я помогу", - вновь врывается в мысли девичий голос.
   Она закатывает рукав, и тонкие клыки прокусывают запястье, на нежной коже проступает кровь; сладкий аромат ударяет в ноздри, заполняя оба сознания алой дымкой.
   "Потерпи", - звучит в голове.
   И боль вспыхивает с новой силой! По жилам, словно мчится раскаленный металл! Мышцы деревенеют , легкие съеживаются, не в силах набрать воздуха... Тук-тук... тук... Сердце замирает, пропуская удары... Ощущение, что его вырывают из груди голыми руками! И легкие, при всем, желании не могут вдохнуть - каждая попытка пронзает сердце "иглой".
   И время срывается в стремительный бег!
   Окружающие ароматы ошеломляют, наполняя сознание образами - древними, как сам Мир... Черная тень проносится по земле, заслоняя солнце, и прибивая к земле... Уши закладывает... Хвоя звенит на ветру, словно приложил ухо к наковальне. Крылья далеких птиц хлопают по воздуху, словно топот тысячи коней... Будто весь окружающий мир сжался и оказался втиснутым в один единственный разум!..
   - Ступай, - вырывает из сна девичий голос.
   И наваливается гудящая тишина, сквозь которую прорезается мерное потрескивание поленьев.
   ***
   Небо уже темнело, когда юноши покинули Терасат, двинувшись на запад к Деварену. Последние отблески света обагряли пики Стальных гор на северо-западе, но и они меркли с каждым шагом. Тьма сгущалась вокруг, очертания становились расплывчатыми и перетекали одно в другое. Холодный, но свежий после дождя воздух наполнял легкие, вырываясь наружу белым дымком и оседая на меховых воротниках.
   День ото дня становилось теплей, но по ночам мороз все еще проникал даже сюда, на равнину, и следы отступающей зимы заметно выделялись. Снег, не до конца сошедший с полей, распластался грязно-белыми кляксами, разбросанными тут и там, пухом серебрил деревья. Лужи после дождя покрылись тонкой хрустальной корочкой, трава топорщилась застывшими стеблями, мир вновь замер, в ожидании согревающего дыхания.
   Кони отбивали копытами по стылой земле, скрипуче хрустел лед. И даже запахи в окружающем холоде, казались, скованными, едва уловимыми. Но их присутствовало больше и разносились они гораздо дальше. И каждый имел четкие очертания, границы, не смешиваясь с десятками других.
   Инесвент горячился, фыркал, прядал ушами. Вокруг конских ноздрей клубился пар, морда покрылась инеем. Вороному не терпелось сорваться в карьер, и пусть этот гнедой, что равнодушно топает рядом, глотает пыль - или грязь, уж как получится! - из-под копыт... Но хозяин в седле - и он не смел ослушаться поводьев.
   И все равно высокомерно держался на голову впереди.
   - Значит, Звери - это Дикие Родичи... - нарушил молчание Атен. - Но тебе-то какое дело, что они напали на Смертных?
   Он вглядывался в силуэт принца сквозь сгустившуюся темноту, поглотившую все вокруг. Стоило бы зажечь факел, чтобы хоть немного рассеять мрак. Но юноша не спешил: огонь будет хорошо заметен издалека, а привлекать излишнего внимания не стоит.
   К тому же, принц смотрел вперед так, будто вокруг нет "черного мешка", скрывающего все на расстоянии вытянутой руки.
   - У меня свои причины, - тихо ответил Марен, не оборачиваясь.
   - Не доверяешь, - покивал головой Атен. - Конечно, я же Смертный. Вас, наверное, с детства учат...
   - Мне безразлично, кто ты, - перебил Перворожденный. - Хотя, конечно, мы были первыми. В нас течет кровь Богов.
   Атен прищурился, губы презрительно скривились. Но в следующий миг сквозь темноту прорвался блеск. Свет взошедшего Ночного Солнца несколько рассеял мрак, и юноша увидел лицо Марена - принц улыбался. Не зло, не насмешливо, а искренне, словно поддел старого друга. Белые зубы сверкнули еще раз, и Инесвент сорвался с места, довольный послаблению.
   Атен хмыкнул, лоб разгладился, и он ткнул гнедого в бока, посылая следом.
   Долго тишина нарушалась лишь рысящим цокотом, да возней проснувшихся обитателей ночи.
   Тьма неохотно расступилась перед серебристым светом Элеса, что струился, уверенно пробиваясь сквозь облака, которые не казались ночью такими уж густыми.
   Влажный воздух пронизывал Атена насквозь, пробирал до самых костей, воротник искрился морозным серебром. Марен же, словно не замечал леденящего ветра. Ехал, гордо выпрямившись, глаза устремлены вперед.
   Инесвент постоянно рвался в галоп, и принц периодически давал ему волю. Но часто и осаживал, чтобы гнедой успевал отдыхать.
   Но ретивому вороному медленное перебирание копытами не по нутру. Он предпочитал, чтобы ветер развивал шелковистую гриву, чтобы мир мелькал в бешеном ритме. И пусть мороз бьет в морду, только бы нестись! Да так, чтобы лишь изредка касаться земли, будто и вовсе - не скачешь, а паришь! Он и без того провел всю жизнь в стойле, пока из него пытались сделать племенного жеребца... Выпускали, конечно, на "выгул", но это - не то...
   Здесь же - нет ограждений, лишь бескрайние поля во все стороны. Можно скакать во весь опор, лететь, словно сам ветер, а то и быстрее!
   Но гнедой постоянно тормозил... Ему бы поля пахать, а не всадников носить по ночным трактам!
   Гнедой никак не реагировал на косой взгляд, презрительное фырканье и клацанье зубов.
   ...Элес стремился скрыться за Крайним Хребтом, когда показалась роща. Усилились звуки леса: шелесты, шорохи, стрекотания. Где-то вдалеке раздался рев, в тон ему ответил другой - беры, что-то не поделили; Инесвент агрессивно всхрапнул.
   - Деварен близко, - Атен передернул плечами от внезапно налетевшего порыва. - Подойдем к рассвету.
   Юноша втянул голову в воротник; застывший мех топорщился, словно еж.
   - Поедим, накормим коней и двинемся дальше, - ответил Марен.
   Инесвент встрепенулся, заслышав о еде, дернул головой.
   - Может, стоит обойти?
   Принц обернулся, два холодных сапфира скользнули по лицу Атена. Щеки того румянились, плечи содрогались при каждом дуновении ветра. Он едва не лязгал зубами, плотно сжимая челюсть. Но серые глаза сверкали ясно, ни капли слабости от перенесенных ран.
   Но хоть раны, казалось, и не беспокоили, тело Смертного еще не окрепло окончательно.
   Гнедой тоже выглядел на удивление бодрым. Морду облепили "белые перья", голову опустил, но ступал твердо, ровно, уверенно, словно не он еле держался на ногах там, у Средних гор. Чуть дернул ухом, при упоминании еды.
   - Коням нужен отдых, - повторил Марен.
   Принц не стал добавлять: "Тебе тоже", потому как прекрасно знал, что ответит юноша.
   ...Серые стены Деварена выросли на горизонте, когда солнце уже полностью поднялось из-за Крайнего хребта. Замерзшие "лезвия" травы оттаивали, наливались жизнью, под копытами начинало хлюпать и чавкать. В роще справа послышались голоса просыпающихся после ночи птиц, легкий ветерок разносил мелодичные трели по округе. Даже кроны зашелестели приветливее.
   Принц в очередной раз проверил меч: вытащил наполовину и вновь опустил в ножны. Клинок со скрежещущим стоном шаркнул по защитному кольцу - глотнул свежего воздуха и нырнул обратно, в объятия теплого меха. Вороной довольно всхрапнул, тряхнул гривой: звук стали явно пришелся по вкусу.
   Городские ворота встретили распахнутыми створками и поднятыми герсами. Двое стражей перегородили арку ворот - копья упирались в небо, а к груди жались прямоугольные щиты. Еще полдюжины итларов виднелись в глубине портала. Двое постарше спинами подпирали стену, остальные собрались вокруг и оживленно спорили. На крепостной стене еще четверо, но этих нисколько не занимали одинокие путники: два юных всадника - это не вражеская конница, бредут себе и бредут.
   Копья упали крест-накрест, когда до ворот остался десяток шагов.
   - Om natt rugaden, - громко приветствовал Марен, останавливая Инесвента в трех шагах от стражи и опережая их вопросы.
   Он понимал, что при всем желании не сможет сойти за Смертного. И все же, им лучше не знать о его происхождении: причины визита в Деварен принца крови Перворожденных Орден может исказить к собственной выгоде.
   Лицо левого привратника злобно перекосилось.
   - Волчье... - начал он, но второй двинул рукой, слегка ударив древком по древку напарника, предупреждая оскорбление. Лицо стража скривилось еще больше, но он проглотил то, что хотел сказать. ­­Голос, однако, дружелюбнее не стал: - Что Бессмертный забыл в Деварене?
   На Атена воин глянул подозрительно: серые глаза юноши, хоть и слабо, но сверкают льдом, а доспех так и вовсе под стать Перворожденному! Смертные, все же, предпочитают кольчугу...
   В портале, у ступеней, ведущих на крепостную стену, появился сеанар. Высокий, широкоплечий. Немолодое лицо покрывали шрамы, особо крупный рассекал лоб над правой бровью.
   Правый привратник покосился через плечо. Но мужчина не обратил внимания, неспешно поправляя наручи, оглядывал Марена и его спутника бесцветными, как сталь, глазами.
   - Хотим накормить коней, - выговорил принц Летар, глядя на сеанара. - Мы не задержимся дольше, чем необходимо.
   Глаза мужчины смотрели пристально, но без вражды, скорее изучая. Черные волосы местами серебрились, но всем своим видом, осанкой, он источал уверенность, что с легкостью одолеет обоих Перворожденных, и еще останутся силы.
   - Natt godeo, - кивнул мужчина и спокойно добавил: - Пропустить.
   Правый стражник тут же убрал копье и отступил в сторону. Левый - презрительно скалил зубы, буравя юношей взглядом. Инесвент шагнул вперед, нетерпеливо фыркнул. Воин перевел злобный взгляд на вороного, и нарочито медленно отошел с дороги; под плащом Атена еле слышно сухо щелкнуло.
   Когда они миновали портал, Марен усмехнулся, глянув на Смертного:
   - Хотел прорубаться в город с боем?
   - Предпочитаю быть готовым, - буркнул юноша. - На случай, если что-то пойдет не так.
   - А, что могло пойти не так? - принц наигранно вскинул брови; в глазах сверкнуло веселье, для него не обычное. - По нам же видно, что мы миролюбивые.
   Атен хмыкнул под нос.
   - Ага. Особенно твой вороной. Прямо пышет... "миролюбием". Хоть сейчас под плуг...
   Инесвент резко выдохнул, вскинув голову, ноздри гневно затрепетали. Чуть повернул морду, искоса глянув на Атена левым глазом; и усмешка сошла с лица юноши.
   - Я так, образно, - поспешил оправдаться Атен. - Какой обидчивый...
   Площадь, вымощенная серым камнем, предстала пустой. В центре возвышалась статуя Авлейна - одного из королей Равнины времен, настолько далеких, что о них уже мало кто знал хоть что-либо. Высокий воин взирал на въезжающих со своего каменного постамента.
   Постоялый двор расположился на другой стороне площади, а сбоку виднелась конюшня. Навстречу выбежал мальчишка лет двенадцати. Схватил гнедого под уздцы и потянулся к Инесвенту, но тот отдернул голову, отступил, ударив копытом по мостовой.
   Принц положил руку на вороную шею:
   - Будь вежлив.
   Инесвент вновь стукнул копытом, и нехотя шагнул вперед, приподнимая морду, разрешая мальчику взять поводья. Тот осторожно протянул ладонь; в глазах читалось неприкрытое любопытство, напополам с восхищением.
   - Умный. И красивый, - мальчик беззастенчиво ощупывал Инесвента взглядом. - Сильные ноги, хорошее сложение... Быстрый, должно быть?
   Вороному польстили его слова: он тряхнул шелковистой гривой.
   - Ineso venet [Словно ветер], - улыбнулся принц, вынимая ногу из стремени. - Расседлай и накорми.
   Мальчишка покивал и повел коней в денник. Красавец вороной явно вызвал у него больший интерес, чем его хозяин - Перворожденный.
   Четырех мужчин на веранде Марен приметил еще, когда въехали в город.
   Все четверо в одинаковых одеждах: кожаные жилеты, меховые воротники которых местами слиплись, засаленные рубахи, некогда бывшие белыми. На поясе каждого - короткий меч и... кинжал!
   На воинов Ордена мужчины не тянули: те предпочитали кольчужные хауберки. Да, и на грязных, темно-бордовых плащах отсутствовало "золотое солнце". И все же, казалось сомнительным, что цвет выбран ими случайно.
   К тому же, отекшие лица смотрели крайне враждебно.
   Легкая поступь принца могла обмануть кого угодно, но внутри он весь подобрался, готовый к любому повороту событий. Он чувствовал, как напрягся Атен, завидев враждебные цвета.
   Четыре пары глаз неотрывно следили за юношами, пока они приближались. Мужчины даже забыли отхлебывать из кружек, наполненных, судя по запаху, крепким медом.
   - Om natt rugaden, - улыбнулся Марен, поднявшись на веранду.
   Четыре лица криво осклабились, обнажив зубы, один хотел что-то запоздало ответить, но принц, не останавливаясь, прошел мимо.
   - Истосковался по драке? - шепнул Атен, когда они переступили порог.
   Принц промолчал. Окинул взглядом пустую таверну, и уверенной поступью двинулся к столику в дальнем углу.
   Юная девушка, что протирала столы, обернулась, когда захлопнулась дверь, замерла, глядя на юношей. Глаза скользнули по лицам, задержались на двух сапфирах. Марен улыбнулся, на что девушка робко потупила взгляд, и, отирая руки о передник, быстро шмыгнула на кухню.
   А когда юноши сели, появилась хозяйка.
   - Om natt rugaden, - приветливо кивнула женщина. - Что вам принести?
   На вид она недавно разменяла третий десяток. Платок сдерживал каштановые волосы, ореховые глаза блестели из-под пышных ресниц. Очерченные скулы, чуть круглые щеки, прямой нос. Чистое, словно только выстиранное, бледно-голубое платье. Завязки, такого же чистого белого передника, опоясывали талию, подчеркивая слегка полные бедра.
   Перворожденного она встретила, как обычного посетителя, совершенно не подав виду, что хоть сколь-нибудь удивлена.
   - Natt godeo, - вежливо отозвался Марен. - Воды, хлеба и мяса, какое есть.
   - Прожарить или с кровью? - хитро приподняла бровь женщина, растягивая улыбку шире.
   - Прожарить, - быстро ответил Атен.
   - Инита, принеси кувшин воды гостям! - крикнула хозяйка через плечо и добавила: - Мясо придется подождать.
   И едва она скрылась на кухне, как Инита - девушка, что протирала столы - ­­принесла воду. Свежую, холодную, словно только растаявший лед. Поставила на стол кувшин, две кружки и вновь убежала - щеки пылали румянцем.
   Входная дверь отворилась беззвучно, но воздух сразу потяжелел от запаха немытых тел. Краем глаза Марен видел, как четверо мужчин вразвалку пересекают зал, приближаются к их столу; принц неторопливо наполнял свою кружку.
   - Мы решили, - прошипел мужчина, упершись кулаками в стол, - что нам не нравится, когда Бессмертные шастают по нашим землям.
   На сбитых костяшках чернели корочки спекшейся крови.
   Марен поднял на него равнодушный взгляд...
   - С каких это пор они стали вашими?! - бесцеремонно оттеснила мужчину вернувшаяся хозяйка, поставив на стол корзинку с ароматным хлебом.
   - С тех пор, как мы его защищаем! - огрызнулся он, зло уставившись на Марена. - От этих...
   - Вы себя от вшей-то защитить не можете! - воскликнула женщина, толкнув его в плечо. - И несет, как от выгребной ямы! А ну, пошли вон!
   Мужчина зарычал, глаза гневно сузились, замахнулся, и так и замер с занесенной рукой: клинок Марена дышал ему в шею холодной сияющей сталью.
   Атен, как ни в чем не бывало, отломил хлеб, прикрыв веки, втянул теплый аромат, и осторожно, с наслаждением откусил - корочка захрустела на зубах. Даже если бы он не видел Марена в бою, Дигар очень красочно описывал свои схватки с Перворожденными - принц покрасит пол кровью раньше, чем хотя бы один вытащит меч.
   Он ни когда не признался бы, но еще мальчишкой, и сам играл в "черного волка". Как же он расстраивался, когда подрос и понял, что его не примут в Темную Стражу. Даже, несмотря на то, что Дигар обучил многим приемам их техник боя. Большинство из которых, впрочем, мог применять только в "бою с тенью" - бывалому воину не хватало ни силы, ни скорости.
   Сам же Атен использовал их более успешно. Но многие выпады напрягали мышцы до самого предела, едва не разрывая, а суставы болели после не один день. Да, так, что не только меч, но и ложку с трудом удерживали трясущиеся пальцы. Но зная технику боя противника, становилось возможным предугадывать удары, а следовательно, и парировать. "С Перворожденными, - учил Дигар, - главное, не идти "в лоб". И не спешить"...
   - Намира, - сильный голос раскатился, словно гром, перекрыв злобное сопение мужчин, и похрустывание румяного хлеба.
   Входной проем загородил, крупный воин, в котором и принц, и Атен узнали сеанара. На фоне струившегося с улицы света, тот казался исполином, закрывающим собой небо. Рубаха на предплечьях натянулась, облепляя вздувшиеся валуны, грудь мерно вздымалась, поскрипывая кожей жилета.
   - Принеси мне светлого эля, - тем же спокойным громоподобным голосом велел он, не сводя глаз с четверых мужчин.
   Доски пола застонали, едва он двинулся через зал. Спинка стула, подхваченного от соседнего стола, заунывно скрипнула в ладони, ножки захрустели под тяжестью, когда сеанар неспешно опустился, многозначительно облокотившись на столешницу, что чуть выгнулась дугой.
   Стальной взгляд обвел всех четверых:
   - Чтоб я вас больше не видел в городе. При следующей встрече - вздерну на стенах.
   Лицо мужчины перекосилось от бессильной ненависти. Он зыркал глазами то на принца, то на сеанара, ноздри раздувались, словно рот, хватающей воздух, рыбы. Даже хмель не мог пересилить нерешительности, вызванной то ли холодным дыханием маската у горла, то ли могучей фигурой сеанара.
   - Придет день... - злобно выдохнул он, резко отдернулся от лезвия, оттолкнул одного из своих и быстрым шагом направился к выходу.
   Остальные поспешили за вожаком, скрипя зубами.
   - Надеюсь, вы не против, что я, вот так, без приглашения? - улыбнулся сеанар, протягивая юноше узорную салфетку, когда его палец чуть коснулся лезвия и по клинку скользнула кровь.
   - Мы рады любому обществу, - ответил Марен, пряча чистый меч в ножны.
   - Да, я вижу, что вы "общительные", - добродушно хохотнул воин, стрельнув глазами на невозмутимо жующего Атена, но вернув былую серьезность, добавил: - Только стоит осторожнее выбирать компанию, принц.
   Марен внутренне подобрался: даже в родных землях мало кто мог узнать его, а тут - Смертный! Но ответил спокойно:
   - Часто выбор не зависит от наших желаний.
   Сеанар примирительно вскинул ладони.
   - Успокойтесь, принц. Я вам не враг.
   - А разве враг сказал бы, что он ­- враг? - с набитым ртом пробормотал Атен.
   Воин подался вперед, лицо стало жестким, скулы напряглись. Вопрос оскорбил его - честь не позволяет воину лгать независимо от ситуации!
   - Я. Сказал бы, - сухо процедил он.
   Раздался стук, столешница вздрогнула - Намира принесла эль.
   Широкая ладонь сеанара обхватила кружку, поднесла к губам и опрокинула - кадык заходил, словно воин глотал камни. Опустошив полностью, хрястнул по столу и, скользнув по Атену глазами, воззрился на Марена.
   - Я встречал твоего отца, - заговорил мужчина, удовлетворенно откидываясь на спинку. - При Содевее. Как сейчас помню, то безумие... Нас тогда немного уцелело. Мы с Дигаром даже сеанарами стали...
   - Так вы, Модбер? - встрепенулся Атен.
   Глаза воина подозрительно сузились.
   - Как, говоришь, тебя зовут?
   - Я не говорил, - в тон ему ответил Атен. - Дигар воспитывал меня после смерти родителей.
   - А-а-а, - расслаблено протянул сеанар. - Все еще при Эйнаре?
   - Нет. Перебрался в Арнстал.
   Модбер задумчиво кивнул.
   - Да, я тоже не мог больше видеть "зеленых". Ушел из стражи сразу, как короли "пожали руки". Хотел тоже махнуть на Последний Рубеж, но... пришлось изменить планы...
   - Так уж и пришлось? - хитро улыбнулась Намира, ставя перед юношами тарелки, исходящие ароматом мяса. ­­- Может сам захотел? Сестра рассказывала, как ты добивался ее.
   - Представляю, что вы там навыдумывали, в ваших женских фантазиях, - весело хохотнул Модбер.
   Намира скорчила гримасу, высунув язык, и удалилась, оставив мужчин одних.
   И сеанар вновь стал серьезным.
   - Как Дигар? Я краем уха слышал, что случилось на севере. Дикие Родичи, да? Треплют, мол, Перворожденные постарались... Орден так усердствует, чтобы все поверили...
   - Орден послал наемников, убить Эйнара и Раулет, - понизил голос Атен, и тут же протянул руку, накрыв стиснутый кулак Модбера: - Они живы.
   - Поднять руку на юную принцессу?! - прошипел воин. - А еще "поют" о свете Эриана! Да, даже Морет не примет это отродье!
   Марен не стал упоминать, что не все, павшие тогда, выпустили из рук мечи.
   - Более того... - продолжил Атен, и покосился на Марена, ища поддержки. - Трое оказались Охотниками.
   - Охотниками?! Но я думал они все...
   Модбер прикусил язык, словно оговорился. Атен не придал значения, но Марен внимательно вглядывался в немолодое лицо.
   - А что привело вас в Деварен? - резко сменил тему сеанар, уткнувшись в кружку.
   - Звери, что напали на Арнстал, - ответил Атен, отрывая зубами мясо. - Есть основания полагать, - он глянул на принца, - что это Кровавые Боги.
   Модбер аж поперхнулся и зашелся глухим кашлем.
   - Кровавые... Боги?! - прошептал он, будто те могли услышать и явиться на зов.
   - Ага, - небрежно кивнул юноша. - По мне так, слабоваты для Богов: одного я сам заставил подавиться вот этой сталью, - кивнул он на крайвер на поясе. - Хотя, как вспомню эти волчьи морды, оскаленные клыками, терзающие всех направо и налево, и длинные логмесы, разрубающие до поясницы...
   - Волчьи, ты сказал? - Модбер напряженно подался вперед, и столешница вновь выгнулась, жалобно скрипнув. - И огромные, как беры? Иссиня-черная шерсть и непроницаемые обсидиановые глаза?
   Атен перестал жевать, уставившись на сеанара; в сапфировых глазах Марена сверкнули заинтересованные искры.
   - Так значит, это - не у "страха глаза велики"? Это действительно были... Дикие Родичи? - воин переводил взгляд с одного молодого лица на другое. - И вы считаете, принц, что ваш отец...
   - Пока, все указывает именно на это, - кивнул Перворожденный.
   За столом повисла тишина.
   - ...И когда золотое солнце озарит мир бордовым рассветом... - первым пробормотал Модбер, глядя в пустоту.
   Что тут добавить? Все прекрасно понимали значение этих строк. Теперь понимали. По-другому и не истолкуешь, ни какого скрытого смысла - истории о начале Долгой войны и те более туманны.
   - Значит, Орден и... Кровавые Боги? - голос Модбера звучал глухо. - Тьма надвигается... Хемингар не выстоял...
   - Хемингар? - переспросил Марен.
   Воин потянулся к кувшину, но вспомнил, что там вода:
   - Намира принеси кувшин эля, - крикнул он в сторону кухни, и повернулся к Марену, рассеянно кивнул: - Хемингар. Крепость глубоко в Потерянных землях, в горизонте Призрачных гор. Деррис говорил, что нашел замок пустым...
   - Деррис? Офтин Деррис Морте? - уточнил принц Летар.
   Атен переводил хмурый взгляд с сеанара на принца и обратно.
   - Там никто не называл его офтином, - покачал головой Модбер. - Как и он сам.
   - Хотите сказать, что бывали там? - усомнился Атен.
   - Не хочу сказать, а - бывал! - воин сверкнул на юношу глазами, но, когда продолжил, в голосе прорезалась грусть: - Роды сильно ослабили Лину, мою жену. Она умирала, и ни один лекарь не мог помочь... Что мне оставалось? - он уставился в стол. - Деррис помог...
   Модбер провалился в горькие для него воспоминания, взгляд блуждал в пустоте; кувшин, принесенный Намирой, стукнул донышком; воин потянулся, плеснул полкружки и залпом осушил.
   - А потом на Хемингар напали...
   Глава 22. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   Лодка с разбегу ткнулась в дно, качнуло. Лита проворно соскочила в воду, сапоги черпнули за голенище, по щиколотку утонув в иле. Кина вода приняла много спокойнее и тише. Вместе потащили лодку, стараясь шагать плавно, чтобы гасить всплески - сейчас крайне не желательны случайные любопытные. А не случайные и подавно.
   Погони по воде Лита не опасалась: других лодок, когда отплывали, по близости она не видела, а летать даже Старшие магистры не умеют. Хотя, кто знает, на что маги по-настоящему способны? Но в последнем случае, девочка все равно почуяла бы: над открытой сверкающей гладью не только звуки, но и запахи разносятся далеко окрест.
   А сейчас усеянная камнями прибрежная полоса абсолютно пуста. Разве что там - взгляд скользнул вверх.
   В десяти шагах впереди берег возносился черной стеной. Каменные ступени примостились на практически отвесном склоне. И в отличие от Вечного Моста, за их состоянием никто не следил. Местами они выглядели опаснее, чем голая земля рядом. И чем выше, тем более древними и хрупкими, словно достраивали по пролету в тысячелетие вслед за отступающей водой. Да и ширина маршей, составлявшая всего шаг, не ограничивалась даже самыми минимальными парапетами - сорвешься с верхних ступеней, и костей не соберешь уже к середине.
   "Там бы нас и стоило ждать..." - пронеслось в голове Литы.
   Но от Регелстеда сюда еще не скоро доберутся, даже загоняя коней. По спокойной глади лодка скользила крайне бодро, они часто менялись, и даже Кин, к удивлению Литы, не снижал темпа; мальчик и не вспотел ни разу, в то время как девочка, порой, задыхалась. Опасность следовало ждать со стороны Эренгата: Орден мог послать весть.
   Лита замерла у самой кромки воды, закрыла глаза; ноздри раздулись, втягивая воздух, уши дрогнули. И мир потонул в густом сумраке. Легкие наполнились ароматами - память услужливо раскладывала их: влажная земля, преющие листья, молодые побеги. Сотни запахов разум девочки сортировал мгновенно, отделяя один от другого.
   К запахам прибавились звуки: тихие всплески мирного прибоя, копошение насекомых в шелестящей траве, различные стрекотания, щебетания, далекое хлопанье крыльев... Ничего постороннего. Только собственная одежда, пропитанная подземельями Регелстеда, и только одно сердце, бьющееся с долгим замиранием... Голова девочки чуть повернулась, вслушиваясь, лоб рассекли хмурые морщинки... "ОДНО сердце! ОДИН запах!"
   И будто в ответ на ее мысли, по густому сумраку разума, алыми волнами раскатилась вторая пульсация, и среди ароматов проступил запах Кина.
   "Магия?"
   Лита повернулась к мальчику.
   Но тот все так же терпеливо ждал, всем видом выражая полное не понимание обращенного к нему удивленного взгляда. Приподнял брови, глянул по сторонам, ища причину, дернул головой: "Что?"
   "Инстинктивно закрылся и не подозревает! - усмехнулась девочка и подсознательно прищелкнула пальцами: - Еще бы! Как такого схватят?!"
   Ноги в наполненных холодной водой сапогах начинали неметь; Лита вышла на берег.
   Только-только перевалило за полночь.
   Небо затянуло низкими облаками, Элес лишь изредка мелькал меж ними, а младший брат и вовсе не появлялся. Тусклый свет слегка серебрил поверхность моря Датален. Вода плавно набегала на берег и откатывалась назад, оставляя пенную кромку.
   Девочка вгляделась вдаль, закусив губу - пики Регелстеда тонули во тьме.
   И все же она не могла оторвать взгляд от того места, где за зеркальной гладью, не отражающей сейчас ничего, кроме белесого тумана, затянувшего неба, лежала столица Империи.
   - Надо уходить, - осторожно потянул за рукав Кин.
   Лита отрицательно тряхнула головой:
   - Придется вернуться.
   Мальчик потерял дар речи от такого заявления. Оторопело хлопал ресницами, взирая на освещенный лучами Ночного Солнца девичий профиль. И переводя глаза с Литы на невидимый Регелстед и обратно.
   - Нужно освободить Когуара, - повернулась к нему девочка. - Его помощь может пригодиться. Вернемся в "Темную ночь", а там... Сможешь провести меня теми же подземельями?
   Лицо Кина облегченно прояснилось, губы медленно растягивались в улыбке. В ошарашенных мгновение назад глазах, появились обычное веселье и беззаботность.
   - Фу-ух! А я-то уж подумал... - хлопнул он по бедру, вновь оборвав себя на полуслове.
   Повернулся к лодке, подобрал со дна меч и протянул Лите.
   - Вот твой Когуар, моя принцесса. Это имя не встречается в летописях: мало кто из... "знакомых" с ним столь близко, выжил, чтоб рассказать. В мифах его чаще называют просто Черным Мечом.
   И теперь ошарашенной выглядела Лита.
   Еще в далеком детстве, сидя на коленях отца в тронном зале Хемингара, она слушала, рассказы о Великом Воине, которого называли Маерен Ар. Именно своим Черным Мечом тот разил Кровавых Богов.
   Считалось, что меч этот - дар самого Айдомхара, и никто кроме Великого Воина не может поднять его.
   - Зуб Дракона... - Лита уставилась на черный в белых ножнах клинок в руках, и потрясенным шепотом добавила: - Надо уходить.
   - Ну, так, а я о чем? - улыбаясь, развел руками Кин. - Меня просили передать, что тебя ждут "в единственном в этом Мире родном для тебя месте". Причем, обязательно - передать дословно.
   Лита уже оправилась от потрясения, и спешно развязывала жилет.
   - Кто? Саодир?
   Мальчик мотнул головой, недоуменно наблюдая, как девочка возится со шнуровкой.
   - Нарин. Ей была нужна помощь в поиске и "спасении", одной пропавшей особы. И так уж получилось, что у меня, - мальчик усмехнулся, - нашлось свободное время! Она, кстати, назвала тебя Дитя Солнца... Не объяснишь?
   - Это же твой мир! - ехидно передернула девочка его слова. - Неужели, ты не знаешь пророчество о Линд де Риан?
   Кин мгновение смотрел, сквозь нее, будто перебирая в глубинах разума все воспоминания, нахмуренно моргал, приоткрыв рот, словно вопросы рождались быстрее, чем успевал произнести.
   - Бездна Времен... - выругался он, фыркнув со смеху и махнув рукой. - Вон же, как все повернулось-то!
   Узлы на жилете, наконец, поддались, и Лита быстро освободилась от жесткой кожи:
   - Доберемся до Саодира, а там решим, как подобраться к Холару, - она продолжала скидывать одежду.
   - В Регелстед он не возвращался, - покачал головой мальчик. - Я бы знал.
   "Значит, он в Ардегралетте!"
   И она встретит его, там, где все началось! Она не отказалась от своих планов - Право Мести даровано ей Старым Законом! И пусть этот бой станет последним, она должна забрать его с собой!..
   И теперь, когда у нее есть Когуар, силы, если и не на ее стороне, то, по крайней мере, равны! В Ардегралетте нет магии! Там Холар - не могущественный магистр Ордена, а всего лишь Перворожденный, Зверь! А уж грубой силе она найдет, что противопоставить...
   "Ты не оставила меня Инниут..." - ласковый взгляд скользнул по Черному Мечу.
   Лита бросила одежду в лодку и повернулась к Кину, нисколько не стесняясь своей наготы. Огненные волосы, кажущиеся сейчас черными, волнами скатывались по плечам, глаза горели изумрудным пламенем непоколебимой решимости.
   Мальчик пожал плечами, и потянул рубаху через голову.
   Пока он раздевался, девочка окунулась, зачерпнула со дна ил и вымазалась с головы до ног. Волосы под тяжестью распрямились и повисли веревками.
   Кин последовал ее примеру.
   - Что дальше?
   - Помоги.
   Девочка ухватилась за деревянный борт. Вдвоем оттолкнули лодку от берега, отправив дрейфовать на север - мерно покачиваясь на колышущейся глади, она начала удаляться.
   Напоследок, Лита окунула меч в тот же ил и двинулась к каменным ступеням, жавшимся к отвесному склону.
   Вблизи стоптанный гранит оказался еще менее дружелюбным. Первая же ступень опасно хрустнула, просела, пусть, совсем незначительно, но что будет дальше?
   Кин уверенно отстранил Литу и быстро ринулся вверх. Она не стала спорить - если он сорвется, она успеет подхватить. Но мальчик ступал легко и непринужденно, песок шуршал под босыми ногами, и ступени, словно не замечали веса. Лита двигалась следом, страхуя каждый шаг, готовая схватить - если придется то и за волосы.
   Каждый лестничный марш тянулся на полсотни ступеней, и на поверку оказался еще более узким. Хотя, это скорее сказывалось напряжение - рядом ни чем не ограниченная пропасть, с оскаленным камнями дном. И все же, если одному вполне свободно, то разойтись... Тут уж дело доверия - ступившему на край хватило бы и легкого толчка, чтобы "украсить" прибрежный берег, сделав его более живописным.
   А вот площадки, напротив, оказались довольно просторными. То ли они предназначались для отдыха, то ли некогда служили причалом - сейчас уже и не разобрать. Но вдоль склона даже стояли скамьи.
   С каждым маршем, камень ступеней становился более стоптанным. Чаще попадались сколы и выбоины, гранит усеивало все больше трещин, сквозь которые пробилась трава. Что лишний раз подтверждало догадку Литы, будто лестница наращивалась сверху и не за одно тысячелетие... Да, Регелстед - старый город, но похоже эти ступени повидали куда больше...
   Под ногой девочки хрустнуло, ступень резко просела, скользнув в сторону. Стопа мгновенно лишилась опоры. Дыхание перехватило, как при ударе под дых, когда инстинктивно пытаешься вдохнуть, а нужно, наоборот выдохнуть. Сердце пропустило удар и словно замерло; время растянулось густой патокой. Лита взмахнула руками, крепче стиснув ножны; камни внизу жадно оскалились, волна лизнула "клыки", оседая голодной пеной...
   И запястье сдавило железной хваткой!
   Трещали кости или сорвавшаяся под ногами ступень, девочка не могла с уверенностью сказать... Взмах ресниц "запустил время", и Лита рухнула на лестницу, расшибив колено - аромат крови мелькнул перед внутренним взором вьющейся струйкой алого дыма. Сердце, обезумевшей птицей, забилось о клетку ребер.
   Лита вскинула голову.
   Кин стоял в вполоборота, крепко сжимая запястье девочки одной рукой, а другой - уцепившись за ступень следующего марша. Вымазанные илом предплечья "потрескались" вздутыми мышцами.
   Из-под облепивших лицо сырых волос Лита заметила, как померк кровавый блик в глазах мальчика, словно мгновенно потухли угли, превратившись в два мерцающих сапфира, и тут же остыв до стальных искр.
   Или это отзвук мелькнувшего запаха крови?
   Сорвавшаяся ступень прогрохотала внизу, и "клыки" берега с чавканьем впились в добычу.
   - Ed timait [Я благодарю], - хрипло выдавила Лита: проглоченный ком саднил горло.
   Кин разжал пальцы, отпуская ее запястье; камень в другой руке треснул, откололся и остался в его ладони.
   - Главное, вовремя, - слабо усмехнулась Лита.
   - Угу, - промычал Кин, небрежно бросив кусок гранита в море, серебрящееся внизу.
   Девочка тронула рассеченное колено, смахнув кровь - неглубокую рану защипало. "Это плохо. Это очень плохо", - сладкий "алый дымок" щекотал ноздри. Оставалось только надеяться, что псы, не знающие запаха ее крови, не возьмут след.
   И все же Лита замазала "багрянец" на ступенях - аромат заметно ослаб.
   Поднимаясь, она бросила мимолетный взгляд на ступень, за которую ухватился Кин. Серый гранит едва не светился свежим глубоким сколом, а на неровных краях проступали пять еле заметных ложбинок.
   ***
   Девочка уверенно лавировала между деревьями, огибая самые густые кустарники. Часть валежин перепрыгивала с ходу. Иногда останавливалась, всматривалась, принюхивалась и вновь срывалась с места, чуть свернув в сторону.
   Кин не отставал ни на шаг.
   Ступни кололо, ветки цеплялись за кожу, царапали; тело облепили листья, сосновые иголки. Грязь подсохла, от чего волосы топорщились и ломко потрескивали. Ил крошился и отпадал кусками.
   Не такая уж и плохая идея - оставить одежду. Запах беглецов растворился в ароматах леса, скрылся за пряными листьями, сырой землей и хвоей. Колено давно затянулось, и тонкая алая струйка пропала за границей чувств. Псы не возьмут след: они должны знать, что искать.
   Другое дело Холар. Зверь. Перворожденный... Дар Морета они умеют использовать лучше Охотников!
   Но есть ли в этом Мире подобные Холару?
   ...Свет вновь померк, когда воздух наполнила свежесть. Лита заметно приободрилась, пошла быстрей. Направление больше не меняла.
   И через несколько сотен шагов лес расступился, открыв взору хрустальную гладь озера; в призрачном свете Ночного Солнца довольная улыбка на перемазанном лице девочки засияла, как хищный оскал.
   ***
   Адерик замер у колодца, прислушиваясь к шелесту крон. Все обжитые земли и наезженные тракты далеко, да и охотники никогда не забредали так глубоко на юг. Заповедный лес - граница, которую никто в здравом уме не решался нарушить.
   Но сейчас сам лес предупреждал адерика, что приближается некто, кого в этих местах давно не встречали. Саодир вглядывался в стену деревьев на краю поляны, ловя каждый шорох и каждый запах, брови все больше хмурились.
   Лита первой вывалилась из плотной живой изгороди. Причем вывалилась - буквально. Продралась сквозь густо сплетенные ветви, что цеплялись за волосы, и рухнула на траву на все четыре конечности.
   Кин показался следом. Но мальчика подлесок пропустил более охотно, он лишь небрежно отмахнулся от длинных, тонких пальцев, что пытались ухватить за шевелюру.
   - Великая Ночь! - воскликнул Саодир, узнав Литу. - Ты, что, по болоту?!..
   Грязь на теле девочки местами отшелушилась, но в сумерках, адерик не сразу заметил ее наготу. Слипшиеся волосы, висели, как сучья погибшего дерева: сухие и безжизненные. Прилипшие листья, иголки и другой лесной мусор, сделали девочку похожей на вепря, извалявшегося в луже, а потом продиравшегося сквозь сухой валежник.
   Последнее, впрочем, не сильно расходилось с истиной.
   - Где твоя одежда? - удивился адерик, подойдя ближе.
   - Пришлось... оставить, - захлебываясь воздухом, улыбнулась Лита. - Надо было... сбить... со следа.
   Она поднялась, упираясь в колени; Когуар в руке походил на мертвый сук, подобранный в качестве дубины.
   - Со следа? - напрягся Саодир, вглядевшись поверх голов в темный лес.
   Но лес не подавал признаков тревоги, как несколько мгновений назад.
   - Обо всем расскажу... позже.
   - А это кто с тобой? - кивнул адерик на мальчика.
   Кин стоял чуть в стороне, пристально вглядываясь в Саодира: его насторожило восклицание золотоволосого - Смертные так не говорят! Мальчик шагнул вперед, позволяя свету Элеса упасть на лицо.
   - Это Кин. Он друг, - Лита одарила мальчика благодарной улыбкой, и на грязном лице зубы светились жемчугом. - Он помог мне.
   Саодир окинул Кина быстрым изучающим взглядом - совсем юнец. "Стальные" глаза колют, словно острия клинков, цвет растрепанных волос не определить. Стройный, хорошо сложенный, с начинающей раздаваться грудью и плечами. Даже под слоем грязи заметны проступающие мускулы.
   - Мойтесь, - хмуро бросил адерик.
   И скрылся в доме.
   Лита повела Кина к колодцу. Небрежно толкнула ведро, зашелестел вращающийся ворот, зазвенела разматывающаяся цепь, и в глубине раздался всплеск. Девочка взялась за рукоять, и вскоре ладони зачерпнули ледяную воду.
   Кин вздрагивал и напряженно замирал. Холодная вода сковывала движения, пальцы слушались все хуже, но он усиленно оттирал грязь, фыркал, посиневшими губами; мураши покрыли все тело.
   Саодир вернулся, когда он по-волчьи мотал головой, отряхивая волосы - иссиня-черные, как заметил адерик, - протянул мальчику огромное полотенце.
   - Иди в дом, пока не простыл.
   - Не простыну, - угрюмо буркнул Кин, но все же укутался в мягкую ткань.
   Адерик хмыкнул.
   Кин хищно скривился и направился к дому. Но внутрь не вошел. Уселся на крыльце и наблюдал, как золотоволосый поливает водой Литу, словно не желая оставлять девочку ни на мгновение. Будто оберегал, присматривал.
   Лита холодный душ переносила спокойнее - за время, проведенное здесь, успела привыкнуть: так начиналось каждое утро. Когда ополоснулась сама, омыла Черный Меч, аккуратно стерев всю грязь, прополоскала ножны. Насухо вытерла, что оказалось довольно просто - Когуар, будто отплевывался, предпочитая совсем иную жидкость.
   Брови Саодира подозрительно изогнулись, когда из-под глинистых комьев появился молочно-белый эфес, но он смолчал; Лита не видела, но для Кина это не прошло незамеченным - мальчик взглядом сверлил золотоволосого.
   - Пойдем, - мотнула головой Лита, бодро взбегая по ступеням.
   Холодный душ, как рукой снял всю ее усталость, словно вода напитала новой силой.
   В комнате девочки ничего не изменилось, все, как в тот день, когда они ушли в Эренгат. Возникло ощущение, что она и не покидала этого дома, будто и не было скучных дней однообразной стражи на площади Регелстеда, сотен бесконечных дней, проведенных в подземелье, сумасшедшего бега через лес. Дышалось легко и свободно, теплый воздух, напоенный знакомыми ароматами, щекотал легкие.
   И лишь меч с черным, как сама Истинная Ночь, клинком не позволял усомниться в собственной памяти.
   Лита распахнула стенной шкаф. Без раздумий схватила кожаный жилет на меху, не самой искуссной работы, но добротный. Чуть порывшись, вытащила на свет короткие наручи, со стальными накладками, невысокие сапоги до середины голени, узкий пояс с креплением для меча. Там же в шкафу отыскала остальную одежду - выбрала шорты до колен из мягкой кожи, и короткую шерстяную тунику без рукавов.
   Когуар все это время лежал на кровати, рядом с Когтями, с которыми рассталась у Нарин в "Темной ночи", поступив в стражу.
   Мальчик взял один вейлан, покрутил в руках. Достал из ножен на треть - сталь заиграла всполохами свечей, - тронул пальцем лезвие.
   - Хорошая сталь, - улыбнулся он, слизав проступившую кровь. - Острая.
   - Крепче кломарской, - глянув через плечо, с гордостью уточнила Лита.
   - У них есть имена?
   При всей своей одинаковости, вейланы несколько отличались, и опытный глаз, даже впервые увидев их, мог легко заметить различия - они, как близнецы: у них разный характер.
   - Ты держишь Раи - Коготь Раэнсира. На кровати Эли...
   - Коготь Элкерома, - догадался Кин. - Братьям бы польстило.
   - Подбери себе что-нибудь, - кивнула Лита на шкаф, натягивая тунику. - Там полно твоего размера.
   Одежду Кин осматривал крайне привередливо, хмыкал под нос - иногда одобряюще, иногда недовольно. Рубахи, туники, штаны, шорты. В основном, льняные, хлопковые и шерстяные. Простые, но аккуратные. Нагрудные жилеты из одинаковой кожи отличались лишь выделкой, и наличием меховых подкладок, оторочек и стальных пластин.
   - Это ты все сама?
   - По большей части, - донеслось из-за спины. - Училась, - Лита затянула пояс и добавила: - Спускайся, как закончишь.
   Доспехи, как и Когти, девочка оставила на кровати, и забрав с собой лишь Черный Меч, вышла.
   Кин, наконец, подобрал себе непримечательные штаны, рубаху с длинным рукавом - выбрал хлопковые. С доспехами возился дольше, придирчиво осматривал, щупал, дергал, мял. Остановил выбор на жилете из грубой толстой кожи, с несколькими пластинами на груди, и накладками на плечах, наручах со вставками из узких стальных полос, и сапогах со средним голенищем. Пояс взял широкий, отделанный серым, волчьим мехом - жесткая шкура поблескивала заклепками.
   Осмотрел все еще раз и остался доволен.
   Обеденный зал искать не пришлось - аромат мяса разносился по всему дому. Небольшое помещение занимал только прямоугольный стол, и две скамьи, придвинутые с противоположных сторон. Да у дальней стены пылал камин.
   Мальчик критично осмотрелся и, обойдя стол, уселся по правую руку от Литы. Саодир придвинул ему тарелку - ничего особого: каша, да мясо. Но, когда по подбородку Кина скользнул горячий сок, он понял, как же на самом деле голоден.
   Лита с набитым ртом пересказывала Саодиру, что произошло в храме. Как наткнулась на Холара, как схватили - уткнувшись в тарелку, упомянула, как отпустила рукоять, думая, что очухается уже в Ифре. И изумруды вновь взволнованно замерцали, когда рассказывала, как Кин помог бежать - мальчик отшатнулся, когда Лита вскинула ладонь, изображая, сорвавшееся пламя, что пожрало "бордового", но огонь остался в камине, гулко полыхнув и хлопнув искрами.
   Адерик слушал, не перебивая, лицо мрачнело. Глаза стреляли короткими взглядами на черный клинок в молочно-белой оплетке ножен.
   - Я не должен был тебя оставлять, - хмуро выговорил он, когда Лита закончила.
   Челюсть охотника стиснулась, на щеках дернулись желваки, сжатые кулаки побелели; он до сих пор не притронулся к еде.
   - У всех свой Путь, - пробубнил Кин, едва не выронив изо рта мясо. - Инниут не любит, когда Линии Жизни нарушают...
   Он поперхнулся под изучающим взглядом Саодира, будто снова ляпнул лишнего, но "стальных" глаз не отвел, выдержав пронзительный взгляд адерика.
   - Завтра мы уйдем в Хемингар, - жуя, продолжала девочка. - Встречу Холара там, где все началось.
   - И как ты планируешь его одолеть? - удивился Саодир. - Он силен, ты убедилась в этом, разве нет?
   - В Ардегралетте магия ему не поможет. И теперь у меня есть Когуар! - Лита многозначительным жестом переложила на стол Черный Меч, до этого покоившийся рядом, злорадная усмешка растянула губы. - Черный Меч Воина!
   Адерик оцепенел. Признаться, когда он увидел этот черный клинок, что-то и впрямь шевельнулось в сознании...
   - Зуб Дракона? Но он же никому не подчиняется, кроме хозяина!
   - А еще говорят, что никто не может его поднять, - Лита демонстративно подняла меч еще раз и подмигнула: - Дитя Солнца - не кто-нибудь! Инниут на моей стороне!
   При упоминании Богини на щеках Саодира дернулись желваки.
   - Я бы не стал так уж безоглядно доверять ей, - пробормотал мальчик.
   Но Лита не повела и ухом, блеснув изумрудами.
   - Холар в Ардегралетте! И без своей магии, он - всего лишь мясо на поживу воронам!
   Адерик буравил столешницу тяжелым взглядом, словно не мог найти правильное решение, с шумом выдохнул:
   - Жизнь за жизнь. Я больше не положусь на Богиню.
   Кин недовольно скривился и пробубнил что-то себе под нос: что-то совсем непонятное, будто на незнакомом языке.
   ...Во сне Лита вновь стояла у пещеры, ведущей в Хемингар, и нефритовое море колыхалось от легкого дуновения ветра. Она вновь увидела, как мама тянет к ней руки, ощутила теплую ладонь на щеке. Увидела, как лучи Золотого Солнца касаются ее, как тело осыпается на землю; и зелень вокруг начинает меркнуть, теряя краски...
   Из пещеры вышел Зверь - черная шерсть искрилась под палящими лучами, отливая синевой. Зубы скалились, слюна капала с губ; острые, словно лезвия кинжалов, когти торчали из растопыренных пальцев.
   И вновь он преобразился, лишь только покинул чернеющий зев пещеры, и тела коснулось солнце Яркого Мира. Перед Литой вновь предстал высокий могучий воин с иссиня-черными волосами, собранными на затылке в "хвост", и такой же черной бородой, сплетенной "косичкой" и перехваченной серебристой лентой.
   От Зверя в нем осталось: уголь волос и два непроницаемых обсидиана глаз, в котором играли языки пламени, да, пожалуй, такие же острые клыки, оттопыривающие верхнюю губу.
   И снова он бросился на нее, и она ощутила за спиной кого-то неизмеримо могучего, будто чья-то ладонь ободряюще легла на плечо, вливая силу и уверенность. И Лита вновь не ударила мечом, а вскинула перед собой руку - янтарное пламя метнулось с раскрытой ладони, окутало Зверя; едкий запах паленой шерсти впился в легкие.
   Но на Звере пламя не остановилось. Волнами разошлось в стороны, испепеляя траву и выжигая землю. В воздух поднялись серые хлопья, закружились, будто свинцовая вьюга...
   И гася свет, по земле скользнула гигантская тень. Скользнула так быстро, что мало кто смог бы различить силуэт...
   Тяжесть на плече усилилась, и в этот раз Лита обернулась.
   Черные волосы высокого, стройного юноши топорщились клочьями, словно густая волчья шерсть. Лицо - по-юношески красивое, но холодное и даже жесткое, - чертами схожее с Холаром, сейчас, когда еще столь молодое, неуловимо напоминало еще кого-то. Обсидианы глаз играли бликами, но, как бы Лита не вглядывалась, ничего не отражали, словно Бездна, поглощающая свет.
   Нагрудник цвета Истинной Ночи, будто выкованный из самой тьмы, покрывал стройное тело, и ни один отблеск не покидал поверхности. Черный клинок с молочным эфесом, сжатый в ладони юноши, казался продолжением руки...
   Лита опустила глаза, удивленная тем, что клинок, как близнец, похож на ее... Но рука оказалась пуста.
   Глава 23. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны
  
   Первые пару тысяч шагов по сторонам мелькали возделанные поля и одинокие дома. Но чем дальше юноши отдалялись от Деварена, тем более дикой становилась природа вокруг. Вскоре с северной стороны подступил лес, а с южной - поля сменились холмами нетронутой целины.
   Солнце неспешно бежало к Стальным горам, стремясь уйти на покой; свет медленно угасал. Дорога, словно речная коса, разрезала грязно-зеленое море; слева густая трава поднималась чуть выше щиколотки и волнами холмов уносилась вдаль, справа - накатывала на плотный частокол высоких деревьев.
   В преддверии ночи лужи под ногами затягивались белой пленкой. Она крепла с каждой сотней шагов, превращаясь в узорный хрусталь. Нагретый за день воздух быстро терял остатки тепла, щекоча кожу стальными иглами. Благо, стена леса не давала Венет разгуляться.
   Тишина крепла.
   В голове принца Летар крутился рассказ Модбера об Охотниках, о Зверях, и об офтине Морте. Он многое слышал от короля об этом Перворожденном, и всегда лишь хорошее: их дружба зародилась еще в детстве, до школы Меча Богов. Плечом к плечу они прошли Восстания Домов, когда были всего наследниками. А позже - их Дома бились в Долгой войне, и союз этот ничто не смогло бы нарушить.
   А потом Деррис бесследно пропал. Покинул свои земли и больше о нем не слышали.
   Король рассказывал с подробностями - как до смешного нелепыми, так и трогательно печальными. Но всегда лишь до момента ухода Дерриса. Тут слова подводили, а в глазах появлялась тоска. Король не желал об этом распространяться. И Марен не настаивал - каждой истории свое время.
   - Впереди, - коротко бросил Атен, видя, что принц с головой ушел в свои мысли.
   Быструю рысь Инесвента, на которую тот недавно сменил мерный шаг, юноша списал на привычную горячность вороного.
   Крик повторился.
   Но Марен слышал его задолго до Смертного, потому и ослабил поводья. А теперь, когда приблизились, отчетливо чуял и запахи, что доносил ветер.
   Кричала женщина. Хотя в этом сомнений не возникло бы ни у кого. Но ароматы подсказывали Марену куда больше. С ней ребенок - мальчик лет восьми. И раненый мужчина - принц чувствовал кровь, так же ясно, как пот вороного под собой... Еще пятеро - от этих несло тяжелой смесью перебродившего эля и немытых тел.
   Присутствовали и другие запахи, которые принц безошибочно выделил среди всех. Запах кожи - так пахнет лишь кожа доспеха, и мечей - не самой стали, а масла, что пропитывает мех ножен, и старой, засохшей на лезвии, крови... Но ни один уважающий свое оружие воин не уберет в ножны грязный клинок!
   Деревья отступили, открыв поляну. У обочины замерла телега. Кони безучастно склонили головы, наслаждаясь прохладной зеленью, изредка подергивая ушами, да переминаясь. А чуть в стороне, лежал тот самый раненый, жизнь его сочилась из ужасной раны, рассекшей грудь.
   Возле одиноко стоящей на поляне сосны, под раскидистыми ветвями, пылал костер, там же толпились не расседланные скакуны. Хозяев юноши увидели дальше, почти у самого леса. Они окружили женщину, что прижимала к бедру ребенка и постоянно крутилась, пытаясь укрыть. Разорванное на плече платье она придерживала свободной рукой.
   Женщина рыдала, умоляла, взывала к милости мужчин, чьи плечи покрывали грязные темно-бордовые плащи. Но те лишь криво скалились и громко хохотали, поочередно укалывая женщину острием меча, когда та поворачивалась спиной.
   Марен выскользнул из седла - даже "древесные хищники", позавидовали бы мягкости, с которой ноги примяли траву.
   Инесвент повел ухом, почувствовав потерю седока, недовольный, что останется в стороне.
   - Не в этот раз, - тихо произнес принц, положив ладонь на вороную шею. - Успеешь.
   Атен последовал примеру Перворожденного, но поводья гнедого все же набросил на борт телеги - этот мог и шугнуться, сбежать.
   До "бордовых" - а ими оказались встреченные юношами в Деварене - оставалось с десяток шагов, когда один, наконец, заметил приближение посторонних. Впрочем, юноши и не таились - это трава скрадывала шаги, а солнце уже обагрило вершины Стальных гор, и в сгущающихся сумерках костер слепил глаза, делая тьму более непроглядной, чем она есть на самом деле.
   - А вот и долгожданные гости, - захмелевшее лицо "бордового" исказила ухмылка.
   Остальные четверо разом повернулись. Судя по раскрасневшимся лицам, ждали они с самой встречи в Деварене, непременно скрашивая безделье элем.
   Юноши подступали, словно волки на прогулке: неспешно, клинки до сих пор покоились в ножнах.
   - Дайте угадаю, - осклабился вожак, выходя вперед. - Предложите нам убраться подобру-поздорову, так? - он гортанно гоготнул, покосившись на соратников.
   Ни дать, ни взять - хозяин положения! А, как иначе?! Всего два юнца, против них пятерых - бравых рубак! А то, что один - Бессмертный, так то байки, выдуманные страхом тщедушных!
   - Нет, - не дрогнуло лицо принца. - Вы уйдете отсюда только в Бездну.
   Протяжно зашуршала сталь меча Атена.
   Вожак разразился диким конским смехом.
   - Два щенка против пятерых воинов! - выдавил он сквозь хохот. - Да еще и прямиком в Бездну! Не много ли на себя берешь?
   - Вы - не воины, - тихо ответил принц, и в голосе послышалось разочарование.
   Вожак поднял меч - клинок поймал пламя костра, - оскаленные зубы влажно блеснули.
   - Не уходи далеко, - прошипел он женщине, повернув голову. - Мы быстро.
   И тут же рванул к Марену, как он сам считал, молниеносно. Меч взлетел широким замахом, лицо исказилось, из груди вырвался вопль... А в следующий миг запнулся, и растянулся прямо у ног принца. Марен лишь чуть отступил в сторону, чтобы выскользнувшая из руки мужчины сталь не задела сапоги.
   Правая ладонь Перворожденного потянула клинок из ножен, держа лезвием вниз; Атен знал, насколько стремителен принц может быть - за Терасатом движения меча прослеживались только по рассекаемым струям дождя... Но сейчас он тянул меч нарочито медленно - воин уже начал подниматься, оперся на руки... И чистая клостенхемская сталь коротким толчком ударила в изголовье - "бордовый" уткнулся в траву, которая стала быстро окрашиваться багрянцем.
   Презренная смерть для воина, но...
   - Вы - не воины, - вздохнул Марен, покачав головой.
   И остальные "бордовые", оправившись от нелепой смерти вожака, взревели. В пламени пылающего костра лица превратились в животные маски, глаза налились кровью. Ближайший слева, кинулся на принца, брызжа слюной. Он походил на бешенного пса... Да, он и есть бешенный пес! Таким не место в Имале! Таких даже Проклятый Бог устыдится принять в свое войско!
   Маскат взметнулся, все так же: клинком вниз, вырывая багряные струи из безжизненного тела. Принц шагнул навстречу, поворачиваясь и встречая замах с правого плеча - клинки сшиблись, меч "бордового" отскочил в сторону. Марен, продолжая движение, развернулся волчком, и острие впилось в мягкую шею, пронзив над левой ключицей и чуть встопорщив плащ на спине; язык принца неуловимо скользнул по губам, собирая кровь. Ослабевшая рука мужчины выпустила рукоять, и меч вонзился в землю; он только качнулся назад, когда глаза погасли.
   Рядом раздался лязг - Атен встретил выпад, как и учил Дигар: мягко уводя удар в сторону. Стальная песня разнеслась окрест, заставляя невольно заслушаться...
   Но два хриплых рычания не позволили Марену насладиться игрой металла.
   Правого отделяло три шага - меч острием целил в грудь Перворожденному. Принц дернул эфес, освобождая клинок от объятий оседающей теплой плоти, следом потянулась алая ниточка; мертвое тело с хрипом повалилось на бок.
   Одним коротким шагом юноша сократил расстояние. Рука наручем ударила по клинку нападавшего, отводя его в бок и вниз и пропуская в опасной близости от ребер... И "бордовый" оказался на расстоянии вытянутой руки, и влекомый силой своего выпада, сам налетел горлом на приподнятое острие; сталь проткнула тонкую кожу, окрасилась "багрянцем", и тут же вырвалась наружу. Оружие выскользнуло из немеющих пальцев, и мужчина рухнул мимо Марена, не имея сил сделать очередной шаг.
   Безжизненное тело еще не коснулось земли, когда принц метнулся к последнему. Тот, что было сил "бросил" меч вперед, но эль затуманил разум, замедлил движения, нарушил координацию. Пальцы Перворожденного железной хваткой стиснули запястье, и маскат, тонко "свистнув" узорной сталью, мелькнул дугой, орошая кровью воздух на три шага в стороны - капли попали на женщину, испуганно прижимающую сына, она вскрикнула, отвернулась, - и острая грань лезвия замерла, заставив "бордового" вздернуть подбородок.
   Запястье мужчины хрустнуло, ладонь потеряла жесткость, разжалась, и земля с глухим стуком приняла короткий меч. Рот его еще скалился, но глаза уже наполнялись страхом: сталь дышала в шею.
   И когда глаза воина заполнил всепоглощающий ужас, когда затуманенный элем взгляд чуть прояснился, в нем появилась мольба о пощаде...
   Марен вел клинок не спеша, вдавливая в мягкую податливую гортань. "Багрянец" струился сперва слабо, нехотя - дол заполнился, побежало на рукоять, - и наконец, брызнул фонтаном. Мужчина поперхнулся, в горле забулькало, и Марен отступил.
   "Бордовый", хрипя, медленно осел на колени, и завалился на спину. Сердце еще выталкивало кровь, окрашивая траву, когда он умолк...
   Атен усердно вытирал меч о плащ убитого, рука которого виднелась в траве, в шаге от тела - пальцы вцепились в эфес мертвой хваткой.
   - Он умер позже, чем лишился ее... - оправдываясь, пожал плечами юноша, встретившись с сапфировым взглядом. - Не разжимать же...
   - Глянь, в порядке ли они, - кивнул Марен на женщину.
   Та стояла спиной, закрывая ребенка и прижимая лицом к животу, дабы мальчик не видел ни окровавленных тел, ни ужаса творящегося вокруг. Тело Смертной сотрясали натужные рыдания.
   Принц нагнулся, небрежно отсек кусок бордового плаща, и, потирая меч, двинулся к тракту.
   - И отвлеки ненадолго, - добавил, не оборачиваясь.
   Атен недоуменно уставился Перворожденному в спину, рука которого механически гладила клинок, быстро намокшей тканью.
   Раненый выглядел плохо, лицо побледнело, дышал тяжело и часто. Рука зажимала разрубленную грудь, края разошлись, обнажая алое мясо, веки смежились, но жизнь еще не покинула окончательно.
   - Ты хочешь жить? - Марен опустился на колено.
   Бордовый лоскут скрипнул на клинке, сталь поймала языки пламени, и зайчик скользнул по лицу принца.
   - Кто... ты? - прохрипел Смертный, с трудом разлепив веки.
   - Я спрашиваю, ты готов рискнуть и жить? - повторил принц Летар. - И, возможно, увидеть, как вырастет твой сын.
   Взгляд мужчины сосредотачивался медленно.
   - Жить... кем? - выдохнул он.
   Он с безотчетным ужасом вглядывался в юное лицо Перворожденного, что предлагал столь желанную сейчас жизнь, но разум подсказывал весьма пугающие последствия этого выбора... Но Перворожденный говорил так обыденно и непринужденно... Мужчина все понял сам, лишь только глаза поймали сапфировый взгляд. Понял, какой выбор стоит перед ним.
   - Да... - просипел он: сердце, как всегда, одержало верх. - Я готов... рискнуть.
   Перворожденный коротко кивнул, чуть подтянул левый рукав, провел запястьем по лезвию маската и прижал кровоточащую руку к ране. Кровь струилась мужчине на грудь, принц слегка растер, смазывая края и давая просочиться внутрь; тело мужчины содрогалось от боли при каждом прикосновении. Когда решил, что достаточно, Марен поднялся, принес с телеги, чистую рубаху, сложил несколько раз и накрыл рану.
   - Прижми, - принц положил руки мужчины на ткань и, повернув голову к приближающейся женщине, добавил: - Перетяните поплотней.
   Она тут же бросилась к телеге.
   А принц склонился над ухом раненого:
   - Если когда-нибудь привычные тебе запахи станут до тошноты невыносимыми, а ночь вдруг покажется светлее... - говорил он почти шепотом. - Оставь их. Оставь всех.
   И пока принц говорил, лицо Атена бледнело. Рука невольно прижалась к боку, где под одеждой и повязкой чесался свежий шрам. Дернул плечом, где под перевязью стрела оставила ноющий след. Губы дрогнули...
   Вернулась женщина с платьем, разорванным на лоскуты, и принялась накладывать перевязь. Все еще всхлипывала, но слезы уже не катились ручьями, как раньше. Сын помогал матери, как мог, но сообразив, что больше мешает, отодвинулся.
   - Коней забери, - подмигнул ему Марен. - Трофеи.
   Еще раз отер клинок куском плаща, который выглядел уже не лучше половой тряпки, и убрал маскат в ножны.
   Мальчик бросился отвязывать животных - уж в этом-то он мог помочь!
   Атен небрежно забросил на край телеги пять звякнувших кошелей, взялся за поводья гнедого. Лицо "светилось" бледностью, рука попеременно трогала то бок, то плечо. Но заговорить решился, когда отъехали на почтительное расстояние.
   - Меня ты так же... лечил? - выдавил осипшим голосом.
   Марен не ответил.
   - Мог бы хоть спросить... - пробормотал Атен. - как этого...
   Глаза юноши шарили по сторонам, вглядываясь. Он силился понять, не стало ли его зрение лучше, не посветлела ли ночь. Не слышит ли он звуки, которых нормальный Смертный слышать не может. Не пробиваются ли в нос запахи, которых не было прежде.
   - Я спрашивал, - спокойно ответил Марен.
   Атен уставился сквозь тьму на фигуру принца. Мысли крутились с бешеной скоростью. Хмурился, пытаясь вспомнить.
   - И... что я ответил?
   - Что тебе надо в Латтран, предупредить Эйнара, - улыбнулся принц и добавил: - Ты правильно выбрал. Ледари не приходят к постели.
   Внезапно Атен понял, что видит улыбку Марена, видит его глаза, кажущиеся сейчас двумя обсидианами, в глубине которых играют сапфировые искры. Даже на фоне чернеющей ночи видит его иссиня-черные волосы, треплемые легкой ладонью Венет... В груди похолодело, мороз скользнул вдоль позвоночника крупными каплями, закололо в боку, будто снова вонзили острый кинжал... Глубокий вздох наполнил легкие, и воздух показался таким сладким!
   - А... насколько светлее... должна стать ночь? - выдавил юноша упавшим до шепота голосом.
   Марен смотрел не моргая. И Атен видел, как улыбка на его лице становится шире - сверкнули белые зубы...
   - Это Элес, - рассмеялся принц.
   Юноша не сразу понял, огляделся по сторонам, ища Младшего Бога, а сообразив, поднял глаза...
   Сквозь раскинувшееся серым туманом небо, лился ровный призрачно-серебристый свет - взошло Ночное Солнце!
   ***
   Дорога змеей вилась на север. Незримую границу Потерянных земель юноши пересекли несколько тысяч шагов назад. Все обжитые земли остались на юге. Даже самый северный город Смертных - Арнстал - и тот остался, где-то за правым плечом. В Потерянных землях не селились со времен... С самых древних времен.
   Земли эти издавна занимали Свободные Охотники и Обращенные, но, как верно заметил Модбер, изгои, в последнее время, крайне редко забредали на Равнину, да и то, чаще на востоке. Теперь встретить их здесь, вблизи от границы - большая удача... точнее неудача.
   Слухов ходило множество, но, как понимал Марен, их уничтожили Звери. Или... Обратили. В последнее верилось охотнее. Особенно после Арнстала.
   Но как Ордену удалось впустить в Мир Кровавых Богов?!
   Впрочем, может Орден не причина, а следствие. Когда отец... "встретил" Зверя, о "бордовых" и слыхом не слыхивали.
   Но кто-то же сорвал Печать! Боги не смогли бы вернуться по своей воле!
   ...Дорога едва угадывалась. Здесь давно уже никто не ходил, не проезжали телеги, кони не топтали траву. Лишь по высоте поросли приходилось судить об изгибах тракта: он, как ручеек, бегущий с гор, что извивается, огибая камни, бежал вдаль.
   Глаз ни за что не цеплялся, куда ни глянь, везде лишь грязно-зеленое - а ночью и вовсе серое - море. И только далекий горизонт загораживали горы: на западе - Стальные, а на севере - Призрачные; вершины терялись в графитовом небе.
   - А если они там? - нарушил молчание Атен. - Звери, я имею в виду.
   Марен ответил не сразу. Слух ловил тихие шорохи, несущиеся с разных сторон - непуганое зверье и насекомые копошились тут и там. Но затихают они лишь, когда рядом опасность... Давно здесь никто не ходил.
   - Я надеюсь, что они там, - ответил принц. - Затем и еду.
   - И что будем делать?
   - Убьем.
   - А если не получится? - усомнился Атен.
   Марен вновь ответил не сразу.
   - Как получится, так и убьем.
   - Что ж... - обреченно вздохнул юноша. - Жизнь за жизнь.
   Принц обернулся, глянув в молодое лицо Смертного - что-то неизмеримо большее, чем просто благодарность за спасение тянет юношу с ним вглубь Потерянных земель.
   Глаза Атена вглядывались в сумрачную даль, в темнеющие на горизонте горы. Он полностью погрузился в какие-то свои раздумья. Губы чуть подрагивали, шевелились, как если бы что-то шептал.
   Рука принца легла на теплую шею вороного, он ослабил поводья, ткнул пятками в бока. И Инесвент перешел на быструю рысь и вырвался вперед, оставляя гнедого позади. Ветер откинул капюшон Марену на спину, подхватил плащ, растрепал волосы. Выгнал из головы ненужные, лишние сейчас, мысли.
   Когда нагнал Атен, лицо его выглядело посвежевшим, румяным - ничто так не очищает разум, как морозный ветер, бьющий в лицо.
   Глава 24. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   Лес только просыпался, когда они втроем покинули дом Саодира.
   За все время, проведенное в доме охотника, девочка никогда не ходила в сторону Призрачных гор, и местный лес выглядел незнакомо, хоть и не сильно отличался от того, в котором они обычно охотились. Золотое Солнце точно так же пробивалось сквозь листву, падало на землю разрозненными прядями, выхватывая отдельные клочки, усыпанные хвоей и прошлогодними листьями. Воздух в лучах мерцал кружащейся пылью, словно сотни маленьких светлячков тянулись к свету. А тишину нарушали лишь шаги, похрустывающие на нехоженой земле.
   Складывалось впечатление, что даже зверье старается держаться подальше от Заповедного леса. Но при этом он не выглядел зловещим, даже наоборот - прекрасным дикостью и спокойствием, что не нарушались тысячелетиями суетой, какую всегда приносят с собой Смертные.
   И теперь они втроем шагали через нетронутую чащу к Призрачным горам, что застилали бы небо на горизонте, если бы не кроны деревьев, нависшие над головой.
   Вокруг - ни единой тропы, едва угадывались направления. Но адерик ступал уверенно, словно часто ходил по этим местам.
   Впрочем, Лита тоже чувствовала себя "в своей тарелке": за две трети жизни, что она провела в этом Мире, успела изучить все охотничьи премудрости. Во многом, правда, больше полагалась на обостренные чувства Свободной Охотницы - девочка слышала и видела куда лучше адерика, нос улавливал самые тонкие ароматы, которые в Ярком Мире казались насыщеннее и отчетливее.
   "Нарин послала ребенка?!" - удивлялся Саодир, мысленно оглядываясь на Кина.
   Но, с другой стороны, кто лучше этих беспризорников мог знать Регелстед вдоль и поперек? И не только то, что доступно взгляду, но и то, что сокрыто. Эти "крысята" и впрямь могли "просочиться" повсюду...
   Но адерика слегка настораживало, что городской мальчишка двигается так же неслышно, как и он сам: ни разу не запнулся, не зацепился за ветку. А его желание отправиться с Литой в Серый Мир?.. "Здесь я уже все видел", - что это за ответ? Сколько ему? Что он мог видеть?!.. Но Нарин не послала бы невесть кого. Значит, доверяет.
   "Хоть бы сказала, ведьма! - ворчал Саодир про себя, стараясь не подать виду. - Такая же, как ее Богиня!"
   Но тут же себя одергивал: "А чему, собственно, удивляюсь? "
   "Если я скажу, что ты должен сделать, ты поступишь наоборот", - вспомнил он улыбку на прекрасном лице Инниут.
   ...Двигались быстро.
   Золотое Солнце нагрело воздух, и Заповедный лес ожил, стали слышны шебуршания, шорохи. В ветвях раздались приглушенные чириканья, правда, ни птиц, ни другой живности на глаза не попадалось. Словно сами деревья бережно скрывали их от постороннего взгляда.
   И все же, лес уже не выглядел таким безжизненным и таинственным.
   Лита с головой ушла в свои мысли. Цепочка событий выстраивалась, и многому находилось объяснение. Но еще больше открывалось пробелов. Но это никак не влияло на ее планы. "Я найду его. Не важно, как все началось, я знаю, как все закончится!"
   Из всех троих, только Кин выглядел не обремененным, какими-либо думами. Молча брел следом, беззаботно оглядываясь по сторонам, и всматриваясь в шуршащие кроны. Корни, которые и адерик, и девочка с таким тщанием перешагивали, словно сами отползали с его пути, а ветви, что норовили уцепиться за одежду, отдергивали пальцы.
   И Саодир все больше хмурился, подмечая эти детали.
   ...Солнце перевалило за полдень, когда стена деревьев расступилась.
   Глазам открылся густой зеленый ковер, что тянулся до самого подножия Призрачных гор, где плавно накатывал на темный камень, что переходил в белоснежные вершины, теряющиеся в облаках. Дикая нетоптаная равнина раскинулась от западного до восточного горизонта. Стебли, доходившие до щиколотки, колыхались под порывами легкого ветра, гуляющего по простору, что толкал медленные редкие облака по лазурному небу - будто отщипывал чуть-чуть клубящегося тумана от вершин Призрачных гор и нес в Гольхеймурин частичку чужого Мира.
   Лита невольно залюбовалась. И сама не заметила, как сделала несколько шагов на пружинящее покрывало. Рука легла на молочный эфес Черного Меча, что висел на поясе, привычно придерживая, чтобы не бил по бедру; рукояти парных клинков выглядывали из-за спины у поясницы. И лучи Эриана заиграли в волосах, Венет подхватила непослушные локоны, и те вспыхнули, развеваясь ярким живым пламенем, что нельзя ни укротить, ни обуздать. Глаза засияли на юном лице, как два чистейших изумруда, и свет - не отражался в них, а шел изнутри, словно они сами полнились смарагдовым огнем.
   Саодир с Кином переглянулись, на лицах обоих мелькнуло что-то среднее между удивлением и восхищением: Лита походила на прекрасную и грозную Богиню, какой иные мифы живописали Дауру - Мать Бесконечного Времени и Хозяйку Истинной Ночи... Говорили, гнев ее повергает в трепет даже Старших Богов, и сам Эриан не осмеливался показаться, когда черный саван накрывал мир...
   - Двинемся ночью, - тихо обронил Саодир, наблюдая, как огненные всполохи переливаются в волосах, что казались сейчас струями расплавленного металла. - В Эренгате тоже есть храм Ордена. Даже если ваш "нагой трюк" удался, не стоит рисковать.
   Расположились на границе леса, в тени раскидистых ветвей. Саодир развязал мешок, доставая вяленое мясо. Не торопясь поели, откинувшись на толстые стволы.
   Золотое Солнце брело по небу, словно нарочито медленно. Тепло окутывало Литу со всех сторон, будто могучие объятия. Словно отец прижал к своей груди, как прижимал всегда: крепко, но нежно. Усталость прошедших дней вновь накатила, веки потяжелели, а когда девочка с усилием распахнула их, то находилась уже не здесь...
   Перед ней стоял Холар в том прекрасном мужественном образе Перворожденного с длинными волосами, собранными на затылке в "конский хвост". Прямой нос подрагивал, ловя окружающие запахи, в которых Лита чувствовала чад факелов, смешанный со свежим воздухом и сладковатым ароматом крови - совсем, как тогда, в последний день в Хемингаре. Кривая усмешка растягивала чуть полные плотно сжатые губы, лента, перетягивающая бороду, сверкала серебром, свободные концы подрагивали на ветру. Цепкий взгляд смотрел хищно, выжидающе. Но смотрел мимо нее...
   Лита ощутила прикосновение, вздрогнула - мелькнуло воспоминание, как она пряталась от отца, - резко обернулась.
   На плече лежала широкая могучая ладонь. Лежала, давя тяжестью, словно разом обрушились Стальные горы. Но при этом легко и не обременительно, невесомая, как облака, что застилают небо Серого Мира и никогда не падают на землю.
   Хозяин ладони оказался юн, на вид не старше ее самой. По-мальчишечьи красивое, но мужественное лицо выглядело спокойным и уверенным. И эта уверенность передавалась Лите. Она чувствовала себя защищенной.
   Такое же спокойствие она испытывала рядом с Кином. Да, и в лице юноши просматривались черты Кина. Тот же властный взгляд "хозяина мира", чуть надменный и дерзкий, но в то же время немного усталый и печальный, словно повидал больше, чем дано видеть любому живущему. Иссиня-черные локоны, едва с мизинец длиной, топорщились клочьями волчьей шерсти...
   Но точно так же он походил на Холара. Прямой нос, полные губы, налитые цветом спелой вишни, подбородок, обрамленный более мелкой, в отличие от Холара, порослью. И взгляд цвета искрящихся сапфиров.
   Мелькнувшая догадка ужаснула Литу - юноша, что стоит рядом и чья ладонь лежит у нее на плече, Перворожденный! Лишь в "детях ночи" столь сильна "древняя кровь". Но девочка не отстранилась - уверенность и спокойствие разливалось по телу. Тяжесть в ладони стала ощутимее, будто черный клинок сделался вдруг неподъемным и тянул к земле.
   "Зуб Дракона никому не подчиняется, кроме хозяина!" - мелькнуло в голове восклицание Саодира.
   Юноша протянул правую руку - на указательном пальце блеснуло серебряное кольцо... И Лита узнала его! Узнала герб, что вязью переплетался на сияющем металле! Пальцы девочки непроизвольно потянулись к груди, где под одеждой грелось кольцо отца... и кольцо, что оставил Холар в день их первой встречи. И именно кольцо Зверя украшало палец Перворожденного!
   Но и теперь Лита не двинулась с места, очарованная сапфировым взглядом.
   Рука юноши накрыла ее правую ладонь, из которой мгновенно улетучился тянущий к земле груз; прикосновение оказалось теплым и мягким. Сердце ускорило бег, волна жара раскатилась по телу, будто после долгого холода кожи коснулось пламя костра - но не обожгло, а лишь согрело. Пальцы ослабли, и выкованный из тьмы меч покорно скользнул в руку юноше - его ладонь сжалась на черной кожаной оплетке молочно белой рукояти... И меч ожил - черный туман, тонкими струйками потек из него, клубясь вокруг клинка, по которому, загораясь и угасая призрачными всполохами, побежали руны! Словно кто-то невидимый выводил их прямо у девочки на глазах!
   "Змейки" жидкого серебра перебрались юноше на запястье, ветвясь и извиваясь, потянулись к локтю, и как плющ охватили предплечье.
   - Ты хотела вонзить клыки в мое горло? - заговорил он бархатным баритоном, в котором Лита с содроганием узнала голос Холара.
   Она резко дернулась, срывая ладонь со своего плеча...
   ...И сквозь окружающую тьму проступили очертания деревьев. Сердце медленно успокаивалось, окружающий воздух смывал остатки тепла, лаская кожу морозной прохладой. К легким всполохам огня, что прорезали окружающий мрак, примешивался призрачный свет Ночного Солнца.
   "Нашли время для костра", - возмутилась Лита.
   А вслух сказала:
   - Тушите огонь. Пора идти.
   Но ни мальчик, ни адерик не двигались с места, не отрывая изумленных глаз.
   - Кровь Богов! - выдавил Саодир.
   Лита перевела обескураженный взгляд на Черный Меч, что покоился на коленях, и дыхание застряло в легких.
   Нет никакого костра! И Элес еще даже не выглянул из-за горизонта! Тьма Истинной Ночи густым туманом укутывала окружающий мир. И от того, огненные всполохи, что бежали по ее руке от запястья до предплечья, казались еще ярче!
   Они ползли, как жидкий металл по заготовленной форме, рисуя замысловатый янтарный узор. Словно хаотично вьющиеся языки пламени плясали прямо на ее коже! И к их танцу примешивался призрачный свет, вспыхивающих на черном клинке незнакомых рун - то разгорались, то гасли, иногда по одной, иногда целой вязью. И тут же зажигались новые, лились, словно беззвучная песня, под шум разошедшегося сердца - казалось, что еще чуть-чуть, и удары, с которыми оно гонит сейчас кровь по жилам, разбудят оба Мира!
   Пальцы резко разжались, отпуская рукоять - руны медленно угасали, вьющийся узор на руке мерк, тьма становилась плотней. Но потрясенный изумрудный взгляд выхватывал из темноты все такие же восхищенные глаза Саодира, и по-детски веселые и беззаботные - Кина.
   "Кровь... Богов..." - билась мысль в сознании Литы.
   Глава 25. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   - Чувствуешь, Мокат?
   Холар оторвал взгляд от золотой чаши наполненной кровью. Уши, подрагивая, навострились, волосы в изголовье встопорщились. Кольчуга зашелестела на валунах плеч, словно неспешно накатывающий прибой, ласкающий прибрежные камни.
   За его спиной воин в графитово-серых доспехах вырисовывался на фоне темного провала входа древнего, как само время, зала. Серебристый дракон на кирасе словно встрепенулся, стряхнул лень, расправил крылья.
   - Конечно, чувствуешь, - в усмешке оскалился Холар. - Атейа просыпается... - он с наслаждением потянул ноздрями воздух.
   Глаза блеснули черными обсидианами, в глубине которых тонул любой свет - сама Истинная Ночь могла бы гордиться тьмой, заволакивающей их.
   - Время пришло, - прорычал Холар, с хрустом сжимая кулаки.
   Пламя свечей встрепенулось в неподвижном воздухе. Багровая жидкость в чаше на алтаре разошлась кругами.
   Но Холар уже не слушал. Все его чувства сосредоточились на ощущении Силы, что, наконец, встрепенулась. Силы, которой не знали в Сером Мире уже давно. Что могла накрыть, словно бурная река, бегущая по склонам гор, пенясь и сметая все со своего пути. И подобно водопаду снести преграды и наполнить все вокруг "влажной моросью брызг".
   Мокат молчаливо отступил в сумрак коридора. Конечно, он чувствовал - Атейа беспокойно заворочалась. Веки ее еще только подрагивают, сквозь сон прислушивается к потревожившим звукам, пытается устроиться поудобнее, вновь укутаться тысячелетней негой спокойствия... Но "цепи" с лязгом натягиваются, словно дикий изголодавшийся зверь рвется наружу.
   Чаша взбурлила вновь. Кольца ударили в стенки, вспенились; неразборчивый шепот всколыхнул сумрак зала.
   - Здесь наши желания немножко расходятся, - надменно ответствовал Холар. - Зачем быть одним из сильнейших, если можно стать сильнейшим! Я Возрожусь в Дитя Солнца, и Когуар подчинится мне! Я один стану повелевать его Силой! И тогда - этот Мир не единственный, что окажется у моих ног! И ни вы все, ни сам Морет, не сможете мне указывать!
   Свечи вспыхнули, пламя неистово взвилось над фитилями, воск брызнул на пол. И грозный рокочущий голос пробился сквозь бурлящий "багрянец":
   - Остерегись, Холар! Ты много на себя берешь! Ты навлечешь гнев Хозяина!
   - С Силой Когуара я сам стану Хозяином!
   Он небрежно взмахнул рукой, словно отсылая прочь гонца, принесшего дурные вести, и в чаше полыхнуло пламя. Кровь вскипела, свернулась и осела рдяной пылью на золотых стенках. Свечи мгновенно угасли, и зал поглотила тьма.
   Резко развернувшись, Холар двинулся прочь от алтаря, и во тьме, только шелест кольчужной вязи хауберка, отмечал его движение.
   "Когуар признал ее! Пора занять место!"
   Глава 26. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   Грязно-серые камни моста поросли мхом, и некогда ровную поверхность покрыли щербины, усеяли беспорядочные узоры трещин. Часть каменных зубцов, что служили ограждением, откололись и лежали здесь же, часть - наверняка, покоились на дне бурлящей Недан, несущей свои воды на северо-восток. Мост выглядел заброшенным и обветшалым, но даже время не смогло разрушить его и обратить в пыль. Он оставался все таким же изящным, величественным и грозным.
   С арки над мостом нависал высеченный из черного камня Крылатый Змей. Расправив крылья, он словно бросался на путников, что посмели приблизиться к его владениям. В распахнутой в беззвучном крике пасти скалились острые зубы, что так умело и с такой кропотливостью высек неизвестный камнетес. Змей с хищной яростью следил за подъезжающими. И от непроницаемо-черного взгляда не представлялось возможным укрыться - как ни поворачивай, с какой стороны не подъезжай. На груди, украшенной изогнутыми шипами, топорщились чешуйки, и при каждом шаге путникам казалось, что Змей подрагивает, шевелится, будто живой.
   Марен уважительно склонил голову, не сводя глаз со Змея.
   - Om natt rugaden, - прошептал Атен, косясь на застывшую на арке фигуру.
   Величие каменного исполина пробирало до глубины: юноша говорил едва шевеля губами, словно боясь потревожить это древнее и могучее существо - вдруг да услышит. И Змей, как показалось, чуть дернул и повел крылом - Атен вздрогнул.
   Или это очередной шаг коня качнул в седле чуть сильнее?
   По коже Смертного пробежали мурашки.
   Каменная крошка с шелестом соскользнула с крыльев, несколько камней упали на мост. Атен нервно вскинул голову - пыль "качнулась" в сторону, подхваченная... ветром?.. Юноша не ощутил ни малейшего дуновения! Может там, выше? Но рядом не нашлось ни одного дерева, чтобы проверить. А трава оставалась совершенно недвижимой.
   Казалось, даже время в Потерянных землях бежит иначе. Да, и бежит ли вообще?
   ...После того, как они оставили мост, Атена долго не покидало чувство, что в спину упирается тяжелый бездонный взгляд.
   И сейчас, когда приближались первые дома, где когда-то жили Свободные Охотники, а из-за горизонта маячили башни Хемингара, это чувство вернулось.
   Кони двигались не спеша. Даже Инесвент не рвался вперед, как делал всю дорогу. В воздухе витал запах запустения, тлена и... крови.
   На самом деле воздух оставался свеж и холоден. Но его холод, попадая в легкие, заставлял сердце съежиться. Все тело наполнялось ощущением беды и скорби.
   И если то, что рассказал Модбер правда, здесь была бойня. Тела устилали все вокруг. Везде, где сейчас топорщатся стебли травы, земля пропитана кровью мужчин, женщин, детей... Охотников, конечно, но все же...
   Обычно не тягостное молчание, стало для Атена гнетущим. Хотелось говорить и говорить, что угодно, лишь бы тишина не закладывала уши. Лишь бы отвлечься от заброшенных домов с проломившимися стропилами и осевшими крышами, большинство из которых дочиста обглодало пламя. Лишь бы темные провалы окон не таращились опустевшими взглядами, не глядели с укором, будто обвиняя в том, что сейчас некому ухаживать за ними.
   Атену, почудилось, он слышит предсмертные крики, что безмолвно наполняют все вокруг звенящей тишиной. Будто они пропитали, каждый стебель, каждую ветвь, въелись в стены и остовы домов. Вгрызлись в землю, что медленно проплывала под копытами. Словно сам воздух вобрал в себя всю боль и ужас случившегося...
   Но и ветер не смел разогнать скованный воздух, не смел потревожить мертвых, смести пыль своими неосторожными "ладонями". Мир окрест, будто замер в том страшном дне, что минул так давно.
   - Я словно слышу, как они кричат... - пробормотал Атен. - Женщины, дети... Сталь гремит повсюду... Тревожные рога... Треск пламени... Оно такое яркое!..
   Марен покосился на него. Огляделся - пустые, разрушенные дома. Тропинки к крыльцам поросли травой. От большинства крыш торчат лишь "голые кости" стропил... Так обычно и выглядит опустевшее поселение, где давно не ступала нога живого... Ну, или должно выглядеть: он не бывал ни в одном... Воздух... нет, обычный свежий воздух. Мертвых растащили животные, даже запах крови давно выветрился, смытый временем.
   Но в чем-то юноша прав - ощущение, что граница Серых Граней где-то поблизости, не оставляло. Словно сама ткань Мира истончилась настолько, что Бесплотные вот-вот прорвутся...
   Атен, повинуясь мимолетному порыву, повернул гнедого на едва заметную тропку. Зеленые стебли сминались под копытами и вновь распрямлялись, лишь только почувствовав свободу. Юноша замедленно озирался по сторонам, с лица не сходило напряжение. Брови сдвинулись, зубы впились в нижнюю губу. Мыслями, судя по отсутствующему затуманенному взгляду, находился далеко...
   Остановился у одного из домов. От других его отличала лишь ставня, что держалась на одинокой петле. Она не шевелилась, не скрипела - за годы железо заплыло ржой. Скорее осыплется, чем повернется...
   - Такое чувство... - заговорил Атен тихим голосом. - Все кажется... знакомым. Будто... я бывал здесь...
   Он глянул на Марена.
   - А ты бывал?
   - Сколько себя помню, впервые покинул Арнстал.
   Юноша тряхнул головой, развернул гнедого и ткнул пятками в бока, переводя его на быструю рысь, желая скорее избавиться от странного наваждения - от этого места веяло смертью, сердце больно щемило. Прохладный воздух подхватил плащ, растрепал волосы, проветривая голову.
   Марен бросил подозрительный взгляд на покосившийся дом, на ставню, что висела на одной петле. И ослабил поводья.
   Уговаривать Инесвента не пришлось - он рванул за гнедым. Он не мог себе позволить плестись в хвосте - гордость, что текла по жилам вместе с горячей кровью, не допускала этого.
   Вороной быстро догнал, клацнул зубами, проносясь рядом, фыркнул и наддал, срываясь в "карьер". Трава замелькала, слилась в сплошное зеленое покрывало, мягко пружинила под копытами. Нестись - легко и приятно. Привычно. Копыта утопали по щетки, брызги росы летели во все стороны. Вот он - его мир: зеленый, стремительный и бескрайний, где он самый быстрый, где нет ему равных! Летит, обгоняя ветер!
   ...Марен тронул поводья: стены Хемингара величественно возвышались впереди. Серые блоки лежали плотно подогнанные, будто монолит. Даже время почти не оставило следов. Мелкие трещины и выбоины - не в счет. Стены выглядели нерушимыми.
   На фоне багровеющих Стальных гор Хемингар впечатлял. Чувство легкого благоговения охватывало при одном только взгляде на эту крепость, такую могучую и древнюю.
   Нечто подобное Марен испытал, когда впервые взглянул на Цитадель Мелестан со стороны. И то же чувство возникло у ворот Атеом. Но здесь ощущение проявлялось гораздо острее. Словно сам Хемингар старше, словно эти стены видели самих Богов и стоят здесь с Зари Мира... Может, правда, что Перворожденные нашли Атеом и Мелестан пустыми?.. Но Хемингар даже на фоне Мор де Аесир казался старцем со снежными волосами, подобными Хранителю Немирани. Но, в отличие от Хранителя, он еще не ослеп.
   - Как можно было захватить эту крепость? - донеслось сдавленное восхищение Атена.
   Огромные створки, распахнутых настежь ворот, вкупе с остриями герс, оскаленными потускневшим металлом, походили на раскрытую пасть огромного Крылатого Змея. Зев портала длинною с десяток шагов утопал во мраке. А на толстых стенах поместился бы не один эттар.
   - Внезапность - великое преимущество, - окинув взглядом бойницы, ответил Марен.
   И положил ладонь на шею Инесвента, успокаивая.
   Конь раздувал ноздри, горячился, рвался вперед, в бой. Как и принц, вороной чуял запах, что слабо сочится окрест. Этот запах Марен чувствовал лишь однажды, но не спутал бы ни с каким другим - запах шерсти, запах Зверя. Слабый, едва ощутимый, но близкий.
   ***
   Пещера в теле Призрачных гор черной ямой выделялась в сгустившихся сумерках. Зияла, как бездонная пропасть, что лежит за Краем Мира. Будто вела в само Ифре, Мир мертвых, владения Проклятого Бога, откуда живые не возвращаются.
   Лита первой ступила в непроглядную тьму. Несколько шагов вглубь - и свет Элеса, что струился в Гольхеймурине серебром, померк окончательно. Глаза подстроились, привыкая к темноте, и та уже не казалась густой, как туман.
   Здесь ничего не изменилось с тех пор, как она... как мама бежала с ней на руках, по этому коридору. Те же запахи сырости, прелости и... шерсти. Даже запах крови, казалось, не выветрился окончательно... Или просто проснулась память?
   Перед взором девочки замелькали воспоминания того дня. Как Звери рвали женщин и выхватывали из их рук детей. Как те, что не желали такой участи, бросались под палящие лучи - серый пепел взмывал в воздух и грязью оседал на покрытой росой траве... Взгляд мамы... Лазурные глаза, что смотрели с нежностью и надеждой... Касание теплой ладони - Лита невольно потянулась к щеке...
   Она шла вперед, придерживая Черный Меч на поясе. Кин проскочил следом, оставив адерика замыкать. И через несколько десятков шагов тьма сгустилась настолько, что ни один Смертный не увидел бы и собственного носа.
   Щелкнуло кресало, зашумело вспыхнувшее пламя - Саодир зажег факел. Огонь выхватил из тьмы влажные, скользкие стены. Всполохи рванулись вперед, танцуя на сером камне. Шаги охотника стали тверже, увереннее: теперь он хотя бы видел, куда ставить ноги. Хотел пройти вперед, но Кин не пустил, сказав, что свет мешает. Тут же быстро добавил, правда, что Лите, и все же заминка уколола Саодира очередной иглой подозрения. Но вслух адерик ничего не сказал.
   В коридоре стали появляться ответвления, но Лита шла целенаправленно. Память услужливо напоминала маршрут, отпечатавшийся раз и навсегда... Но перед очередной развилкой на мгновение замешкалась.
   - Направо, - походя бросил Кин, и поправился уже менее твердо: - Или налево?
   Лита не заметила оговорки, погруженная в свои мысли. А вот Саодир напротив, сверлил спину мальчика взглядом - что-то в нем не давало покоя. Не по годам обширные знания настораживали адерика... Мальчик следовал за Литой уверенно, по сторонам не глядел. Даже когда проходили очередной провал ответвления, не поворачивал головы, будто знал, куда надо.
   "Видящий?" - усомнился Саодир, зная, что среди одаренных Силой встречаются те, чей взор устремлен дальше других. Нарин, вполне могла взять таких под "крыло"...
   В свете факела волосы Литы отливали раскаленным металлом, искрились. Они, словно "переблескивались" с огнем и призывно играли, отвечая на всполохи. Шаги девочки стелились тихо и мягко, как у крадущейся рыси, что с каждым шагом двигается все быстрей, будто приближаясь к добыче - еще чуть-чуть, и сорвется в стремительный рывок.
   - А если он там? - заговорил Саодир, стараясь отвлечь девочку от нетерпеливого предвкушения мести, что, как он видел, захватывает ее все больше и больше. - У тебя, конечно, Зуб Дракона, но Холар - сильный маг. Ты в этом уже убедилась, - он осекся, вновь почувствовав, как сдавило грудь.
   Лита немного сбавила скорость.
   - В Сером Мире нет магии.
   - С чего ты взяла? - усомнился адерик. - Если ты чего-то не знаешь, это не значит, что этого нет.
   - Магистры сказали, что во мне нет магии. А я оттуда... - и все же голос девочки дрогнул. - Да, и отец хоть раз бы упомянул... Но все только в мифах... А без магии Холар - обычный Перворожденный...
   - Перворожденный? - удивленно переспросил Кин, впервые едва не запнувшись.
   - Да. Он из моего Мира, из Ардегралетта.
   - А-а-а, - понятливо протянул мальчик.
   Обернись Лита, она поняла бы, что спрашивал он не об этом - не о том, кто такие Перворожденные...
   Но она не обернулась.
   - Без магии у него не будет преимущества, - добавила Лита на вопрос Саодира.
   - Но он силен. Даже без магии.
   - Силен... Но у меня есть Когуар! Меч, что поверг Кровавых Богов!
   Она поправила ножны, трепетно коснулась ладонью рукояти. И это, такое простое действие, восстановило едва пошатнувшуюся уверенность, и девочка вновь ускорила шаг.
   "Я уже близко... Инниут, ты привела меня куда нужно, и после - я вся в твоей власти. Но не играй со мной сейчас, когда я так близко!"
   Очередной поворот и - знакомая лестница. Здесь они с мамой спускались, когда бежали из тронного зала. Когда Звери ворвались в замок...
   Лита остановилась так резко, что Кин едва не налетел на нее. Ноздри подрагивали, она чувствовала знакомый запах. Запах Зверей. Они там, наверху! Она не думала, сколько их там может быть. Главное, чтобы среди них был Холар!
   Она повернулась к Саодиру, и тот без слов потушил факел.
   И тьма навалилась мгновенно.
   ***
   Покрытые вечными шапками льда и снега, Призрачные горы возвышались на северном горизонте. Отблески закатного Дневного Солнца окрашивали их в кроваво-багровый. Еще чуть-чуть и Эриан спустится за Стальные горы, и Серый Мир заволочет черным покрывалом Истинной Ночи, что даже от многих своих Перворожденных "детей" хранит тайны, не позволяя заглянуть за покров. По-крайней мере, пока призрачный свет Элеса не развеет черный туман.
   Замок Хемингар - Замок Драконов, как назвал его Модбер - зловеще вырисовывался на фоне "умытых кровью" вершин. В эти мгновения, видя перед собой столь величественное зрелище, без труда верилось, что Древние драконы когда-то и в самом деле правили Миром. Охватывающий трепет заставлял вглядываться в чернеющие облака над головой, в ожидании, что из плотной дымки вырвется Айдомхар. Что его огненное дыхание падет на посмевших потревожить долгий покой, словно кара Богов.
   Завороженный зрелищем, Атен взглянул на принца. Тот покачивался в седле с невозмутимым видом: спина прямая, губы плотно сжаты, брови чуть сведены. Но Атен видел, что и над Перворожденным древнее величие Хемингара возымело действие: глаза принца поблескивали холодным сапфировым огнем. Хемингар не признавал равнодушия!
   Подковы стучали по темно-серому камню мощеной главной улицы, ведущей к замку. Блоки лежали плотно подогнанные, без единого зазора, даже трава за все витки запустения не нашла выхода на поверхность. Дорога выглядела сплошной плитой, будто отлитой из базальта. В царящей тишине звук подков должен бы звонко разлетаться по окрестностям... Но, нет. Как будто сама ночь, что опускалась сейчас на Потерянные земли, скрадывала стук копыт.
   Юноши остановили коней у широких ступеней. Одновременно выпрыгнули из седел. И Марен, не задерживаясь, направился прямиком ко входу в замок.
   Атен огляделся. Коновязи рядом не оказалось, и он закинул поводья на луку седла принца.
   Инесвент всхрапнул, то ли от недовольства, что они с гнедым теперь "связаны", то ли, наоборот, насмехаясь, что тому не доверяют. Но гнедой не повел и ухом, стоял безразличный ко всему, будто огорченный, что под копытами нет и поросли, которую можно пощипать в ожидании.
   Ладонь Смертного непроизвольно легла на эфес, заскрежетала сталь, когда потянул клинок из ножен.
   - Голодный меч нельзя убирать в ножны, - не оборачиваясь, напутствовал принц Летар, словами, что когда-то слышал от праотца.
   - У меня ощущение, что пир будет тот еще, - пробубнил юноша. - Лишь бы очнуться не в Ифре...
   Принц не ответил, шел быстро, но осторожно, мягко - даже песок не скрипнет под подошвами.
   И тронный зал Хемингара предстал перед ними во всей красе.
   Глухие арки тянулись вдоль обеих стен длинного зала. И в каждой из них в камне застыл Крылатый Змей. Подобно тому, над мостом, выполненные в мельчайших деталях, они взирали своими холодными неотрывными взглядами. Глаза искрились драгоценными камнями: золотые цирконы, лазурные топазы, холодные аметисты, огневеющий янтарь... И все устремились на застывших на пороге юношей.
   Две ковровые дорожки алого цвета с серебряным кантом тянулись до возвышения белого трона, что стоял у противоположной стены. На коврах выделялись пятна спекшейся крови, до такой степени густо покрывшие их, что настоящий цвет казался лишь крапом. На каменном полу виднелись те же бордовые следы, но уже изрядно затертые временем.
   Гербовые знамена с серебряным мечом на алом фоне, свисали с потолка между арок. Ветер легко колыхал местами истлевшую материю. Над знаменами, в кольцах располагались факелы, сейчас потушенные, но распространяющие запах смолы.
   И если отбросить знамена и ковры, которые время не пощадило, в остальном тронный зал выглядел, словно и не было десятилетий, что замок оставался заброшенным.
   За троном, как стражи покоя своего правителя, возвышались три Древних дракона. Взгляды всех троих исподлобья глядели на вошедших. Рубиновые глаза левого плескали кровавой яростью. Изумрудные правого - полыхали смарагдовым гневом. А непроницаемо-черные обсидианы того, что в центре - наполняла спокойная жестокая сила, холодная, словно вечная тьма Бездны.
   Марен двигался неторопливо, осматривая зал. Его медлительность со стороны казалась настороженной, но глаза горели живым любопытством. Здесь все: и стены, и фигуры в арках, источали древность, какой он не чувствовал нигде прежде. Даже крепость Амаслотт не могла сравниться в этом с Хемингаром.
   Чужое присутствие принц Летар ощущал так же явственно, как воздух, щекочущий кожу холодными "зубами". Но это присутствие не вызывало беспокойства. Он прекрасно знал, что Звери где-то здесь, рядом. Но сейчас его больше занимали другие ощущения... За ним словно наблюдали сами драконы! Будто все они замерли в ожидании и смотрят на него! Ждут.
   Атен осторожно переставлял ноги следом, стараясь, чтобы шаги ложились мягко, как у принца. Но блики клостенхемской стали, выдавали тревогу. Юноше казалось, что Крылатые Змеи устремили взгляды на Марена, что вот сейчас, еще один шаг принца, и они сорвутся с постаментов, набросятся на него. Тишина разразится яростным клекотом и рычанием, воздух застонет, раздираемый ударами кожистых крыльев. Засверкают острые клыки и когти...
   - Словно живые... - еле слышно пробормотал Атен.
   Но "стражи" стояли не шелохнувшись, когда Марен ступил на первую ступень. Не двинулись, когда он взошел на пьедестал. Не повели крылом, и когда приблизился к белому, высеченному из кости трону и, ни мгновения не мешкая, опустился на него. Ладони легли на прохладные, гладко отполированные, подлокотники. Он погладил правый, и лицо стало задумчивым, отрешенным, будто истосковавшимся по этому ощущению. Словно что-то давно забытое ожило в памяти...
   - Покажитесь, - баритон принца разнесся по тронному залу. - Я чую вас.
   Атен не успел ничего сказать, ничего спросить, как из боковых коридоров, что почти у самого входа, появились темные фигуры - высокие и черные, как сама ночь, они выделялись на фоне входного проема.
   Холодея, Смертный с возрастающим ужасом узнал в них Зверей. Тех самых, что напали на Арнстал. Жесткая шерсть шевелилась по воле тугих перекатывающихся мускулов при каждом движении. С сопением втягиваемый воздух распирал и без того широкие грудные клетки, вырываясь наружу с тихим утробным свистом. Навостренные уши на волчьих черепах легонько подрагивали, ловя каждый шорох. А темные провалы глазниц казались ямами, что наполняла тьма Бездны, где ни живых, ни мертвых - лишь пребывающие. В длинных лапах поблескивали огромные логмесы с "пламенными" клинками, похожими на полотно пилы - такие кольчугу рассекут, как пергамент.
   Именно такие Звери рвали в клочья Стражу Последнего Рубежа. Именно от их шерсти "клостенхемские" мечи отскакивали, как от камня. И хоть Атен видел, что они тоже умирали - размен шел, в лучшем случае, один к двадцати.
   А сейчас вход преграждали шестеро против них двоих...
   - Мы ждали не тебя, - тихо прорычал Зверь, что вышел вперед. - Но мы не прочь отведать твоей сладкой крови, Перворожденный.
   - Сперва мой меч отведает вашей! - с вызовом выкрикнул Атен, собираясь с духом и отставляя ногу назад, готовясь принять последний бой: "Ледари, я иду к вам!"
   - Твоя грязная кровь, Смертный, тоже сойдет, - ощерился Зверь, и остальные одобрительно заурчали.
   Марен бесшумно поднялся с трона, двигаясь по-хозяйски уверенно и неторопливо, словно это - его дом, а они "принесли в него меч". Глаза прищурено устремились на Зверей, ноздри затрепетали "пробуя" воздух... Среди них нет того, кого он ищет. Но его запах, пусть и слабый, разбавленный другими, все же присутствовал... Так часто пахнут Обращенные - запах "хозяина" смешивается с их собственным.
   - Я ищу... своего отца.
   Принц спустился с пьедестала, выйдя вперед, нисколько не сомневаясь, что Звери поймут о ком идет речь; Атен следил взглядом за черными хищниками. Казалось, Звери замешкались на мгновение. Твердый баритон Марена, его движения, в которых не было ни капли страха, несколько... смутили их. Видимо, привыкли, что от них бегут с ужасом...
   Свежий ветер рванулся по залу, всколыхнув знамена, и в воздухе пронеслись посторонние запахи.
   - Дитя Солнца... - довольно зарычал Зверь, в темноте блеснули влажные клыки. - Maigin om hem [Добро пожаловать домой].
   Из проема, что темнел за правым плечом Марена, показалась стройная девичья фигура.
   Простой кожаный нагрудник девушки покрывал шерстяную рубаху без рукавов. Такие же кожаные наручи со стальными вставками охватывали голые руки от запястья до локтя. Волосы мягкими огненными волнами спадали на плечи.
   Принц Летар нахмурился - она выглядела знакомой.
   Взгляд девушки метнулся к Зверям и обратно, на Марена - она, как принц понял, тоже узнала его. Девичьи губы сжались, прядь, спадающая на лицо, взлетела...
   - Девчонку взять живой. Остальных убить.
   Черные хищники сорвались с мест, когда эхо приказа еще не отзвучало. Рев прокатился по залу, ударяя в гранитные стены. Казалось, даже воздух отшатнулся от ярости наполняющей его; всколыхнулись гербовые знамена с серебряным мечом на алом поле.
   Атен вздрогнул, покосившись на каменных драконов - возникло ощущение, что это их рев сотряс своды Хемингара.
   Марен уловил тонкий свист, еще один. Мелькнули два белых оперения, стальные наконечники разрезали тьму и порхнули мимо.
   И время густым тягучим туманом заполнило воздух.
   Принц смотрел на девушку, что так нежданно появилась в тронном зале древнего замка. Видел, как она бросилась вперед - на него! Локоны в окружающем мраке, полыхнули разгорающимися углями, словно само пламя пробуждалось в них. Глаза сверкнули изумрудными искрами, и в них Марен прочел гнев и ненависть. Они горели смарагдовой яростью мести и жаждой крови!
   Из-за спины девушки метнулась невысокая фигура: мальчик, около двенадцати витков от роду. Иссиня-черные волосы сливались с тьмой, что окружала все вокруг. Стальной взгляд налился алой кровью. Черты молодого лица угловато обострились, губы растянула злорадная ухмылка, из-под верхней губы показались оскаленные зубы. И в скорости мальчик не уступал Перворожденному - в нем чувствовалась сильная "древняя кровь".
   За спиной девушки появилась еще одна фигура. Мужчина с необычайно светлыми волосами, каких не бывает в Мире - он опустил лук, и рука, медленно, в лившемся густой патокой времени, тянулась к висящему на поясе маскату... Марен успел бы пронзить его горло, еще до того, как клинок покинет ножны.
   Но взгляд принца Летар оставался прикован к девичьей фигуре, что бросилась вперед. Хотя ощущал он гораздо больше.
   Уши улавливали каждое движение, каждый шорох, каждое колебание воздуха. Он слышал, как древки с белыми оперениями вонзились в горло двух Зверей, загоняя рев обратно в глотки. Как те поперхнулись своей кровью, брызнувшей на каменный пол - капли дробным ливнем терзали перепонки. Слышал, как два черных хищника бросились на Атена, а еще двое на него самого - фигуры мерцали алой пульсацией сердец и разветвленной системой жил в сером сумраке сознания... Принц словно слился с окружающим мраком, видел все, что происходит вокруг, будто глазами Крылатых Змеев, безучастно застывших вдоль стен.
   И он видел непроницаемо-черный меч в руке девушки с изумрудными глазами...
   ...Лита неслась вперед. Она бросилась, не мешкая. Как только узнала юношу, ноги сами толкнули тело. Одного взгляда хватило, чтобы понять - это он был вместе с Холаром в ее сне! Перворожденный! Враг! И сейчас он стоял ближе всех, между ней и Зверями!.. Хотя Холара среди них не было... Но сейчас это не имело значения! Сперва она убьет его, а потом и всех остальных! А потом... потом найдет и Холара! Он где-то здесь, рядом!
   Когуар сам скользнул в руку. Тепло кожаной оплетки разлилось по телу гранитной уверенностью. Напряженное ожидание прошедших витков - ожидание мести - заполонило и плеснуло через край. Ненависть рванулась, словно свитая в тугие кольца змея, бросившаяся на добычу. Левая ладонь, повинуясь инстинкту, взметнулась вперед... и с растопыренных пальцев сорвались "янтарные змеи"!
   Словно восход Золотого Солнца, они пронзили тьму и, подобно Пламенеющему дракону Эльраулу, набросились на одного из Зверей, стиснули испепеляющими кольцами. Рев Зверя сменился пронзительным воем, а затем - визгом. Запах паленой шерсти ударил в ноздри...
   ...Атен невольно зажмурился от полыхнувшей вспышки, рукой прикрывая глаза. Клинок Зверя, что несся на него в это мгновение, он - не увидел, а скорее услышал. Свист разрезаемого сталью воздуха стегнул плетью. Юноша вскинул меч, призывая все свое умение, вспоминая все уроки, и воссоздавая в памяти каждое движение Зверя до так некстати ослепившего вихря.
   Шаг влево - звон стали.
   Сокрушительный удар едва не выбил меч из руки Атена, несмотря на то, что пришелся вскользь. Плечо на миг онемело, и потребовались все силы, чтобы не разжать ладонь.
   "Присесть!" - поток воздуха скользнул над головой, взъерошив волосы. Холод "нырнул" за воротник, словно окатили ледяной водой; шерстяная рубаха прилипла к позвоночнику... "Горло должно быть где-то... здесь!" - "клостенхемский" крайвер вонзился в мягкую плоть, раздался хрип, лицо хлестнуло теплым и липким... "Назад! Когти!" - Атен отшатнулся, отступая и вырывая меч из плещущего "багрянцем" тела... И руку стиснула железная хватка, когти пронзили кожу.
   Плотная, после яркого света, пелена рассеивалась мучительно медленно. Но память Атена дорисовывала темный силуэт второго Зверя, чей меч сейчас несся в грудь. И юноша понимал, что не успеет отступить, не успеет увернуться. И крепче сжал эфес: "Keli dom, Agetal! [Встречай меня, Агеталь!]"
   Звонкий удар, раздавшийся совсем близко, на миг заглушил для Атена остальные звуки: и дикий рев живого Зверя, и истошный вой объятого пламенем, и хрип, умирающего на конце клинка.
   Короткий свист.
   И росчерк, блеснувший в темноте, ворвался в поле зрения, словно из ниоткуда.
   Атен, уже готовый к встрече с Богами, краем глаза уловил невысокую фигуру, вынырнувшую из мрака. В стремительном прыжке, мальчик, двумя руками сжимающий занесенный над головой крайвер, ударил с невероятной силой. Клинок сшибся с "пламенным" лезвием, несущимся Атену в грудь, искры сыпанули на пыльные плиты. И логмес Зверя скользнул в сторону; Атен инстинктивно подобрал живот и выгнул спину, пропуская "зубастое" лезвие. Затрещала кожа жилета, холод металла коснулся тела - "пламенный" меч рассек кожаный нагрудник, как пила трухлявое дерево, - и тут же левый бок наполнился жаром хлынувшей наружу горячей крови.
   А мальчик пригнулся, увернувшись от острых когтей, крутнулся, словно волчонок за хвостом, и ударил вновь. Острие короткого меча впилось Зверю в подмышку, сталь скрежетнула по ребрам, показалась над ключицей и вошла под челюсть; Атена второй раз окатило кровью.
   Ноги юноши подогнулись, и, падая на колено, раздирая рубаху и кожу, он все же вырвал руку из ослабшей хватки, уже безжизненно сжимающей запястье.
   Оба Зверя повалились на пол...
   ...Сладкий аромат крови смешался с едким запахом паленой шерсти. Наполнил легкие Марена, которые жадно втягивали первый и исторгали второй. Сапфировые глаза с интересом ловили изумрудный взгляд девушки, несущейся на него с черным клинком. Принц даже не поморщился, когда с девичьей ладони сорвались "янтарные змеи".
   "Кто ты, хозяйка Черного Меча?" - крутилось в мозгу.
   Чутье безошибочно подсказывало, что Зверь за спиной заносит "пламенный" клинок для удара. Удара, который с легкостью пробьет кожаный нагрудник и рассечет его, Марена, надвое. Оскаленные клыки вонзятся в плоть, кровь зальет и без того багряные ковры... Но черный клинок ближе. Девушка неимоверно быстра! Даже сейчас, когда время, остановилось, несется со скоростью урагана! Если бы не изумрудный блеск глаз, пышущих неистовой смарагдовой яростью Райгруа, он решил бы, что она Перворожденная, что в ее жилах течет "древняя кровь"... Да, он ее чует!.. Но они такие изумрудные... И волосы...
   "...словно раскаленный металл, что ринулся вниз, и воздух плыл жаром вокруг его тела. И словно металл, его кожа переливалась, то раскаляясь добела, то заливаясь багрянцем угасающих углей. И во взгляде его бушевало смарагдовое пламя, свет которого был столь ярким и чистым, каким бывает жизнь - и он мог давать жизнь. Но сейчас, смарагдовое пламя, что холодной неудержимой яростью плескалось из глаз, сулило только смерть - смерть всему живому. Словно Древний дракон, несшийся с высоты поднебесья, был самой Даурой, Матерью Первых и Хозяйкой Истинной Ночи, гнева которой страшатся даже Старшие Боги..."
   Сапфиры скользнули в сторону: "Нет, дракон на месте, "под крылом" Айдомхара..."
   В последний момент отведя плечо, Марен шагнул в сторону - черный клинок прошел на расстоянии ладони от стальных пластин нагрудника. Правая рука легла на молочный эфес, и толкнула дальше; и Лита, влекомая силой своего броска, налетела грудью принцу на спину, воздух вылетел из легких. А черный клинок, продолжая движение, острием пронзил покрытую густой, жесткой шерстью грудь Зверя, что еще недавно хотел "отведать сладкой крови Перворожденного". Пронзил с невообразимой легкостью, будто проткнул тонкий пергамент, вгрызся в плоть, проходя навылет, и показался над левой лопаткой - все таким же чистым и черным: ни одна капля крови не скатилась по долу, словно всю ее он вобрал в себя.
   Зверь жутко взвыл, вскинув голову; волна жара обожгла руку Марена под рубахой.
   Ослабевшую лапу, с падающим логмесом, принц перехватил за запястье. Подался вперед, вгоняя Черный Меч по самый эфес, и, впившись клыками в покрытое шерстью горло, рванул, в полной мере ощутив дурманящий вкус "теплой жизни".
   И в это мгновение, фигура Зверя подернулась дымкой. На краткий миг проступило лицо, с обострившимися чертами: густая, чуть с проседью борода, обрамляющая широкую челюсть, складки вокруг рта, очерчивающие круглые щеки, и небесные топазы печальных глаз...
   Зверь осел на колени.
   - Нет!.. - раздался за спиной переполненный ужасом девичий вскрик.
   Пальцы Литы разжались и соскользнули с рукояти, она отпрянула; но меч вырвался из объятий еще теплой плоти, подчиняясь руке Марена. И разворачиваясь, принц заметил, как изумрудное пламя в глазах девушки погасло, сменившись болью.
   Но он шагнул в сторону, выворачивая лапу за запястье, и позволяя логмесу продолжить падение - "пламенный" клинок со звоном врезался в серый гранит, но лапа удержала рукоять. А Черный Меч уже несся в изголовье Зверя.
   - Остановись... - прозвучал умоляющий голос.
   И Зуб Дракона, завершая движение, опустился на покрытую иссиня-черной шерстью шею. И не встретив преграды, как раскаленный металл не встречает сопротивления в горстке пуха, рассек мышцы, жилы и позвонки. Но не брызнул "багрянцем" из рассеченных артерий во все стороны - голова упала на пол, царапнув оскаленным клыком по твердому камню, и тело накрыло ее.
   И лишь тогда кажущаяся черной смолой кровь плеснула девушке на сапоги.
   Марен разжал ладонь, и лапа с "пламенным" клинок упала следом - эфес гулко звякнул о гранитные плиты сжатый мертвой хваткой... Ледари придут за ним...
   - Отец... - Лита рухнула на колени, протягивая обессилившие руки.
   И только теперь, когда стихли: и рев, и вой, и хрипы, и тишина окутала тронный зал Замка Драконов, Марен увидел, что по левой руке девушки струится "живой" янтарный огонь. Он, переливаясь, тянулся от предплечья к запястью, сплетая сложный узор из пламенных струй. Словно по жилам бежала не кровь, а раскаленный металл.
   А когда она подняла глаза, он не увидел в них ничего, кроме боли и пустоты.
   Принц опустил взгляд на Черный Меч, молочно-белый эфес которого сжимала ладонь, и который клубился тонкими нитями тьмы, цепляясь за окружающий мрак - на матовом клинке вспыхивали и гасли призрачные додревние руны, что выглядели такими знакомыми...
   "...И рожден он среди первых, и древняя тьма течет в его жилах. И обладает он бесконечной силой способной разрушать миры. И даже время не властно над ним..."
   - Когуар... - ворвалось в сознание Марена имя, глядя, как призрачные руны гаснут на черном клинке.
   А катящаяся волна жара все сильнее жгла предплечье...
   Марен дернул рукав шерстяной рубахи, раздирая до локтя - по коже, извиваясь, словно множество змей, бежало "жидкое серебро"! И подобно тем, что у девушки, они закручивались в восхитительный рисунок. Подобно вьюнку, цеплялись за бугры мышц, взбираясь все выше и выше: к предплечью, к плечу. Обожгли шею, грудь...
   Пальцы Литы стискивали лапу Зверя, нежно гладили иссиня-черную шерсть. Плечи безвольно поникли. Взгляд вырвался из-под "погасших волос...
   Юноша возвышался над ней - гордый, уверенный блеск сапфировых глаз, прямой нос, чуть полные губы, подбородок, очерченный едва пробившейся порослью. Он выглядел точно так, как во сне. И, как во сне, его рука теперь сжимала Черный Меч!
   - Кто ты? - прошептала она дрогнувшими губами.
   Силы подводили, воля дрогнула, словно "янтарные змеи" выпили все без остатка... А от него пахнет Зверем!.. Нет слез, нет страха - только боль и пустота... Инниут очередной раз показала, что не считается ни с чьим мнением, ни с чьими желаниями... Но теперь - отец в Имале, они с мамой найдут друг друга...
   - Мое имя Марен, - мягкий баритон ласково коснулся слуха.
   И даже голос его походит, на голос Холара - Зверя, что убил отца!.. В первый раз... А сейчас и он... Нет... Меч держала ее рука... Это она убила его! Она...
   - Зачем? - Лита опустила горький взгляд на тело, лежащего у ног Зверя. - Он же... один из вас...
   Лужа липкой, сладко пахнущей крови, подобралась к коленям, и разрасталась.
   Но Марен истолковал слова по-своему - он видел, кем некогда был Зверь. Видел это в Памяти Крови. Видел Элкерома и Раэнсира на выкованном ради дочери доспехе... "Мои стражи", - говорил мужчина... И он видел маленькую девочку с васильковыми глазами и непослушной угольной челкой, что всегда спадала на лицо...
   "Тише. Никто не причинит тебе вреда", - мелькнул в памяти сон волка.
   - Теперь они - Звери, - негромко ответил Марен.
   Краем глаза он следил, как золотоволосый осторожно приближается, мягко ступая, рука сжимает рукоять все еще чистого маската...
   И Лита понимала, что юноша прав. Этот Зверь уже не ее отец. Не тот, кто, укладывая спать, рассказывал о Древних драконах и о Мире с Золотым Солнцем. Не тот, чья рука откидывала непослушный локон за ухо, и от кого пахло кожей доспеха и масляной сталью клинка.
   Но почему тогда она чувствует себя так, словно это ее вина?
   Принц подал руку; золотоволосый настороженно замер, готовый к рывку.
   Лита чуть вздрогнула, когда крепкие пальцы сомкнулись на поданной ладони, и принц поднял ее на ноги. Рука оказалась такой... нежной. Прикосновение наполнило Литу приятной истомой. Юноша источал уверенность и спокойствие. Девушка почувствовала себя в безопасности, как раньше, когда отец прижимал к груди, касался волос... Когда Айдомхар следил за ней обворожительным взглядом... Он и сейчас следит...
   - Вы появились вовремя.
   Марен с Литой повернули головы на хриплый голос Атена. Смертный с трудом поднялся, зажимая левый бок, где нагрудник прорезал "пламенный" логмес. Сквозь пальцы тонкими струйками сочилась кровь.
   - Вдвоем против шестерых - пришлось бы... тяжко, - добавил он.
   Кин рядом беззастенчиво вытирал крайвер о жесткую шерсть убитого Зверя. И лишь неопределенно хмыкнул на слова юноши; стальные глаза горели озорным весельем.
   Атен столкнулся взглядом с принцем:
   - Просто царапина... - рассеяно пробормотал он. - Не надо... лечить.
   - Кто ты, хозяйка Черного Меча? - повернулся Марен к девушке.
   - Лита, Свободная Охотница, - тихо, но не без гордости ответила она. - Это замок моего отца.
   Она не отрывала глаз от красивого лица Перворожденного, ловя любое изменение. И все ее тело напряглось, когда увидела, как глаза Марена прищурились, губы сжались, а брови нахмурились - не гневно, а скорее, задумчиво, - и между ними пролегла складка.
   - Морте? - уточнил принц и, глянув на мертвого Зверя, добавил: - Дочь Дерриса Морте?
   Девушка инстинктивно перенесла вес на правую ногу, отстраняясь, готовясь защищаться - отец всегда говорил, что Перворожденные презирают Свободных Охотников, убивают, как животных.
   Но рука лежала в ладони юноши, и она не попыталась освободить ее. В ней сейчас словно жили двое. И одна доверяла Перворожденному безоговорочно и безоглядно.
   Саодир сделал очередной шаг, осторожно, стараясь, не привлекать лишнего внимания.
   - Я не враг, принцесса, - заверил Марен, обращаясь больше к адерику. - Как и все Перворожденные из Дома Летар.
   Девушка вскинулась, в глазах сверкнуло изумрудное пламя; и только теперь смогла отступить и "вернуть себе ладонь".
   - Холар - Перворожденный из Дома Летар - убил моего отца и мою мать! Как и весь мой народ! Я видела, как Звери терзали тела мужчин и женщин, как детей вырывали из их рук!
   Она рванула шнурок у себя на шее и бросила Марену - по стальным пластинам нагрудника принца звякнуло, и рука хлопнула сверху.
   На раскрытой ладони предстало серебряное кольцо. Кольцо с гербовой вязью Дома Летар. И в каждом Доме существовало всего два кольца: одно - у Главы Дома, второе - у наследника. Чередуясь, они меняли хозяев...
   - Что ты скажешь теперь, убийца?! - вскричала Лита, и в волосах разгорелись угли; руки скользнули к Когтям.
   Давящая тишина повисла в тронном зале.
   Замер Саодир, ожидая реакции Перворожденного. Замер Атен, сдерживая надсадное дыхание. И только Кин, казалось, с любопытством наблюдал за происходящим - с его губ не сходила хитрая ухмылка.
   - Ты права, - вымолвил Марен. - Это мой отец... был когда-то отцом. До того, как Обратился и растерзал мою мать. Я до сих пор чувствую металлический привкус ее крови на губах.
   Голос принца звучал тихо, но твердо, лицо не дрогнуло, сапфировые глаза не заволокла влажная пелена. Лишь плотнее стиснулись зубы, дернулась и напряглась кожа на щеках. И с хрустом сжалась ладонь, заключая серебряное кольцо в кулак; костяшки побелели, словно снег.
   - Я ищу его. А когда найду, мне придется его убить, - Марен чуть подбросил черный клинок, перехватив острием вниз, и подал Лите. - Твой меч.
   Девушка не сразу отпустила Когти.
   Она молчала не находя слов. Она готовилась люто ненавидеть его с тех пор, как впервые увидела - еще во сне, - ненавидеть всех Перворожденных вместе с ним!
   И она ненавидела, когда бросилась на него с Черным Мечом! Ненавидела всем своим сердцем! Еще мгновение назад, когда швырнула кольцо, помнила, как сильно ненавидит!
   Но не сейчас. Сейчас перед ней стоял юноша с засевшей глубоко в сердце пустотой, так похожей на ее собственную. Она не видела в нем ни страха, ни сожаления, ни жалости. Только Путь, конец которому смерть.
   Пальцы неуверенно обхватили рукоять молочно-белого эфеса.
   Глава 27. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   - Надеюсь, я не заставил себя ждать? - усмехающийся баритон раскатился по тронному залу Хемингара.
   Призрачный свет Элеса обтекал силуэт на входе, соскальзывая с полированных наплечников и окружая фигуру серебристым ореолом.
   Марен неспешно обернулся; Лита с шипением выпустила клыки; чистый клинок Саодира, поднимаясь, едва заметно блеснул; Атен крепче сжал крайвер, зажимая кровоточащую рану; и только Кин не повел и бровью - мальчика, похоже, ничто не могло удивить.
   Фигура выступила, словно соткавшись из мрака. Статный мужчина с глазами цвета глубоких вод и бородой, сплетенной в "косичку", по-хозяйски переступил порог Замка Драконов... Почти таким, его и помнил Марен: Перворожденным, наследником Дома Летар; таким же помнила Лита: высоким, с покатыми валунами мышц.
   Но сейчас на груди воина тускло сверкал стальной нагрудник с золоченой вязью, оплетающей восходящее солнце. Бордовый плащ с золотым кантом трепыхался на плечах. А мускулы распирали кольчужный хауберк.
   На поясе перемигивались адаманты, что украшали и ножны, и крестовину маската.
   За спиной воина чернели три дюжины Зверей. И на фоне льющихся в зал лучей Ночного Солнца, они казались самой тьмой. И в этой тьме мерцали влагой оскаленные клыки, и диким Голодом сверкали обсидианы глаз. Грудь каждого с шумом вздымалась. Но все стояли смирно, ни один не сорвался с места, завидев желанную добычу.
   - Дитя Солнца... - начал Холар.
   Но Лита не собиралась его слушать. Месть не предусматривает никаких разговоров! Убить и скормить воронам! Пусть себе разговаривает в Бездне - там будет целая прорва времени!
   Ладонь с хрустом сжалась на рукояти Когуара, изумруды вспыхнули смарагдовым огнем ярости, по волосам растекся расплавленный металл. Она рванулась вперед!..
   Грудь Холар исторгла свирепый рык! Мышцы мгновенно вспухли, и кольчужная связка лопнула, кольца "брызнули" в стороны, зазвенев по стенам. Стальной нагрудник лязгнул по гранитным плитам у ног, а следом, с шелестом, осыпались остатки хауберка, и плавно опустился, чуть отставший бордовый плащ.
   И Лита замерла не в силах пошевелиться!
   Все ощутили, как сгустился воздух, застыв вековым янтарем. На плечи навалилась тяжесть, сковывая незримыми цепями.
   Зверь возвышался, раскинув лапы, сверкающие острыми когтями, пасть скалилась в ухмылке; и лишь серебристая лента на подбородке напоминала о прежнем статном воине.
   И когда его рык коснулся гранита Хемингара, замок, казалось, ответил дружным утробным ревом Крылатых Змеев, встретивших врага, древнего, как само время.
   - Помнят... - довольно прорычал Холар, двинувшись через зал.
   Звери медленно вливались в проем. А когда выход из замка отгородила стена иссиня-черной шерсти, за их спинами возникла еще одна фигура.
   Воин в графитово-сером доспехе появился бесшумно, не скрипнуло ни одно сочленение брони, не звякнул по бедру меч, висевший на поясе. Из-под опущенного забрала не вырывалось дыхание, и грудь не вздымалась. Он выступил из мрака беззвучно и замер, не шелохнувшись, похожий на каменных исполинов, застывших вдоль стен тронного зала. А по нагруднику извивался призрачно-серебристый Крылатый Змей.
   - Я уже говорил, я не так беззащитен, как тебе бы хотелось, Дитя Солнца, - злорадно оскалился Зверь, приближаясь к девушке.
   Коготь коснулся подбородка Литы, гневно сверкающей изумрудами - мышцы ее напряженно пытались разорвать сковавшие путы. Острый полумесяц скользнул по гладкой коже, оторвался, царапнул скулу. Зверь наклонил голову, наслаждаясь действом, подхватил рассыпанные по плечам огненные пряди.
   - Словно броня самого Райгруа... - задумчиво пробормотал он. - И в глазах смарагдовое пламя...
   Черная морда ткнулась в волосы, ноздри зашумели, вбирая запах.
   - Надеюсь, они вернуться, - Зверь тронул ладонь, сжимающую Черный Меч, и оскалился: - Но в этот раз все будет по-другому! - обсидианы хищно блеснули. - Ты хотела впиться зубами мне в глотку?
   Лита ощутила покалывание клыков у себя на ключице - кожаный жилет без сопротивления пропустил их, но Зверь словно примерялся, растягивая удовольствие, - ее легкие зашипели бессильной яростью, злость нарастала, заполняя все естество, что рвало и терзало, грызло зубами, сковавшие цепи.
   Но те никак не поддавались.
   - Твоя кровь сильна... - дышал Холар девочке в шею. - Жаль... Это тело верно послужило мне... Но не беда, мое "истинное лицо" останется неизменным.
   - Отец, - тихо произнес Марен, - se edir kel es [Вот, мы встретились].
   - Отец? - вскинулся Зверь.
   В мгновение ока он оказался перед принцем. Черные обсидианы цепко впились в лицо юноши, нос дрогнул.
   - Не признал... - усмехнулся Зверь. - Отца, больше нет. Память моей Крови вытеснила его. Он не вернется, - он принюхался. - А мне нравится твоя кровь, Перворожденный. Вы с ней, - мотнул головой в сторону Литы, - чем-то похожи.
   Он вновь потянул носом, и грудь замерла на середине вдоха, глаза распахнулись...
   - Не лезь вперед, - ехидно шепнул Кин, стоящему позади Атену.
   Зверь отпрянул! Пасть ощерилась клыками, шерсть на загривке встала дыбом, уши прижались к черепу, словно у загнанного волка. А в черных обсидианах отразился свет серебристых змеек, вынырнувших из-под надорванного рукава шерстяной рубахи Марена! Они оплели предплечье, локоть, сползли до запястья, и в сжатом кулаке, словно из самого мрака сплелся черный клинок с молочно-белым эфесом; Лита почувствовала, как рука опустела.
   - Кровь Богов... - выдохнул Зверь, поднимая лапы.
   А Марен повел плечом...
   И Лита бросилась вперед: цепи растаяли, оковы спали, давящая тяжесть рассеялась и больше ничего не сдерживало. Шипение, рвущее грудь, переросло в неистовый рев, содрогнувший Хемингар. Волосы взметнулись и вспыхнули искрами - казалось, даже воздух затрещал от опалившего жара.
   Пламя сорвалось с раскрытых ладоней, ударило в воздвигнутый Зверем барьер, растеклось по нему, словно вода, и поглотило, довольно схлопнувшись. В озарившей тронный зал вспышке тени драконов подернулись, и сквозь истончившийся мрак у каменных постаментов проступили двенадцать воинов, похожих на перетекающий туман.
   Саодир с Атеном поклялись бы перед всеми Богами, что вслед за девушкой ринулся Пламенеющий дракон. На краткий миг им показалось, даже увидели расправленные кожистые крылья, услышали клекот и свист разрываемого воздуха...
   Зверь отшатнулся от Силы, обрушенной "янтарным потоком", и из пламени на него вынырнула Лита. Девичьи клыки впились в шею, и дикий вопль боли вырвался из могучей груди, покрытой иссиня-черной шерстью.
   Он с трудом стряхнул ее, попятился, зажимая рану - кровь плескала из разодранных жил, щедро заливая пол. Лицо девушки довольно оскалилось, "багрянец" струился по подбородку, сладкий вкус мести ласкал губы.
   Три дюжины Зверей взревели и, повинуясь неслышному приказу, бросились в атаку.
   Марен сорвался с места, и "жидкое серебро" вспыхнуло ярче, рык, исторгнутый легкими, казалось, исходит откуда-то сзади, из-за трона, где в камне замерли три Древних дракона, и его тут же словно подхватили остальные Крылатые Змеи.
   От Атена метнулась черная тень - волосы Кина мелькнули, вспорхнувшей стаей воронов... И вновь Смертный готов был поклясться, поставив на кон посмертие, что слышал клекот кожистых крыльев... Он хотел двинуться следом, но замер, потому что двенадцать воинов сделали шаг. И каждое движение лежало за гранью сознания Атена, где-то там, где существуют герои, драконы и Боги, о которых гласят мифы и легенды. Воины и не двигались, в привычном для юноши смысле. Они струились, словно туман, очертания плыли дымкой, и каждый выпад, походил на текущую мглу.
   Щиты ударили, сбивая Зверей в кучу, копья ткнули в толпу, и каждое нашло горло. Хрипы умирающих, слились с ревом живых... Щиты и копья в руках вмиг растаяли, и теперь в ладони сжимали рукояти дахондиров, оскаленных "клыками вепря"; звон стали эхом грянул по коридорам замка.
   Воины Тумана замелькали в толпе Зверей, и каждый бился словно со всеми сразу - ни один не наносил двух ударов в одну сторону. Дахондиры распадались на парные мечи, что кружили и секли стремительно, будто молнии, а затем вновь сливались в один могучий "двуручник".
   Ни один Зверь не отражал больше двух ударов.
   Лицо девочки, искаженное гневом и ненавистью, взирало на Холара. Кровь, бегущая по подбородку, капала на жилет и тускло поблескивала черной смолой. Она с наслаждением облизала губы.
   Зверь скосил глаза за спину, на грянувшую позади сталь.
   - Мокат?! - хрипло удивился он.
   И тьма сгустилась вокруг, повеяло свежим грозовым воздухом. Силуэт Холара дрогнул...
   И Черный Меч в пылающей серебром руке острием пронзил мрак.
   - Стой! - Кин успел схватить принца за жилет.
   Когуар жадно впился в горло почти растворившегося во тьме Зверя, но ни одна капля крови не упала на пол; клинок всклубился; и Холар канул в черный провал. А вместе с ним и Марен, увлекая за собой Кина.
   Тьма рассеялась.
   Воины в графитовых доспехах истаяли, как дым погасшей свечи, словно и не было.
   И лишь тот, кого Зверь именовал Мокатом, задержался чуть дольше - туман расплывался плавно, сливаясь с окружающим мраком. Он так и не проронил ни слова, и не шелохнулся.
   А там, где графитовые воины сошлись со Зверями, остались лишь мертвые тела, покрытые иссиня-черной шерстью и кровью, что разливалась все шире по полу, заполняя стыки - Хемингар жадно вбирал принесенную жертву.
   Грудь Литы тяжело вздымалась, глаза ошарашено таращились в пустоту. И только одна мысль билась в сознании: "Мой... Мой. Мой!" Подбородок влажно алел, сладкий запах дурманил сознание, но она не чувствовала вкуса долгожданной мести!
   - Куда?!.. Куда они делись?! - бросился вперед Атен, едва не поскользнувшись и забыв про раненый бок.
   Саодир молча перевел взгляд с юноши на черные тела Зверей.
   - Магия? - повернулась к нему Лита.
   И адерик рассеянно кивнул.
   - Но я не слышал, чтобы кто-то из магистров способен... на такое.
   - Но в Сером Мире нет магии! - изумрудные глаза вновь скользнули по тому месту, где только что стоял Зверь, и вернулись к Саодиру. - Холар... мертв?
   Адерик не ответил, и по лицу Лита поняла, что у него нет ответа на этот вопрос.
   - Я найду его! - в сердцах воскликнула Лита. - Слышишь, Инниут! Я все равно найду его! Даже если придется убить всех этих, - она пнула ногой мертвое черное тело, - Перворожденных!
   - Перворожденных?! - брови Атена удивленно взлетели. - Принц Марен - Перворожденный, ваш отец был Перворожденным, принцесса Морте. А это... - он ткнул одного Зверя крайвером в горло. - Кровавые Боги!
   И адерик, и Охотница впились в него глазами; Атену даже стало не по себе на перекрестье двух пронзительных взглядов.
   - Кровавые Боги? - переспросил золотоволосый.
   - Принц говорил, что они...
   "И вернутся те, на чьих плечах покоится первородная тьма, и явится Дитя Солнца. И лишь Дитя Солнца сможет противостоять тьме..." - вспыхнуло в сознании Саодира.
   Все, что случилось, что привело сюда - виделось теперь по-новому. Жестокий план Судьбы обретал смысл.
   Он старался спасти принцессу Эльвену, но вместо этого привел ее в этот Мир. В Мир, где и ее саму, и рожденное ею дитя встретила смерть - Звери пришли за ними! Пришли за ребенком, считая, что он окажется Дитя Солнца, что "воспротивится тьме"... А Саодир так ждал его возвращения! Ждал, что вернется наследник Рикара, и Золотому Совету придется уступить трон! Пусть и недобровольно...
   Но вместо наследника "вернулась" девочка! Отмеченная Печатью Богов...
   А Орден знал о Зверях! Может не все... Но Золотой Совет не мог не знать, кто такой Холар!..
   Саодир смотрел на Литу и прекрасно понимал, что их мысли сейчас не сильно отличаются... Что для Богини несколько сотен жизней, когда на кону целый Мир? У Богов своя справедливость...
   Глава 28. 7 Эон, 483 Виток, начало Весны.
  
   Черный Воин замер у пещеры, принюхиваясь, глаза тонули в непроглядном мраке провала. Да, Сыны Морета видят в темноте, но не с завязанными глазами! А тьма, наполняющая туннель, походила именно на плотный саван, накинутый на голову! "Словно Истинная Ночь..." - теперь Воин понимал это выражение, в Ярком Мире такой тьмы не встретить.
   Оставалось уповать лишь на острое чутье и такой же острый слух. И Воин не шевелился, ловя каждый аромат, каждый звук, доносящийся из черного зева.
   Кажется, тихо... По сводам струится вода, что-то плещется, какой-то шелест доносится из глубоких недр... Но это не Звери - их нет.
   Похоже, вся стража пещеры полегла там, в Замке-с-Драконами...
   До сих пор в голове не укладывалось! Первые шестеро Зверей умерли за несколько взмахов ресниц! Тех самых Зверей, что рвали "сиреневую" стражу несколько дней назад, трепали, как волк безжизненного зайца! Каждый тогда забирал жизни десятерых, и еще стольких же калечил, расшвыривая, как слепых котят, прежде чем самому пасть от сверкающей стали! А здесь... Славно их "потрепали"!
   Воин злорадно ухмылялся: "Да, поломали зубки!" И о кого?! О каких-то юнцов!.. "Ну, положим, адерик - не юнец... Но остальные! Два юноши, девушка и совсем мальчишка - на вид не больше двенадцати! А как бились!.. - Воин стиснул зубы от восхищенной зависти. - Синеглазый-то, судя по всему, Перворожденный, с ним все ясно... Но остальные-то - нет!.."
   Впрочем, "янтарные змейки" на руке девушки заставляли задуматься - Воин не раз слышал о Линд де Риан. Многие ждали явления Дитя Солнца - кто с надеждой, а кто в страхе: события, что сопутствовали в пророчестве его появлению, можно с определенной долей уверенности назвать... пугающими.
   Вот только... На руке синеглазого тоже вспыхнула Печать Богов! "Жидкое серебро" скользило по его коже, извиваясь словно дракон!
   Откуда?! Кто он?!
   ...Когда явился повелитель, Воин ненароком решил - всему конец! Успел укорить себя за любопытство, что толкнуло на глупость... Но, видно, болото сделало свое дело, начисто перебив его запах... А, может, повелителя он просто-напросто не интересовал? Что ему какой-то Черный, брошенный на смерть и чудом выживший, когда вершатся такие дела?
   "Как он сказал? Это тело верно послужило?.."
   Память шевельнулась - он слышал о Возрождении, что обещало бессмертие верным Сынам Хозяина...
   Повелитель выглядел довольным собой: три дюжины Зверей, ждали только приказа... И получили его! Ринулись, желая утолить душащий Голод...
   Воин решил тогда, что пора уносить ноги. Похоже, повелитель добился своего - магия вернулась в Серый Мир. Даже он, Убийца-без-Чести, никогда не владевший ничем, кроме Дара Морета, ощутил изменения: волна Силы накрыла, словно бросили за борт посреди Восходного моря, да еще и с камнем на шее!
   ...Он пропустил момент, как черный клинок возник в руке синеглазого: отвлек мальчишка, который, по виду, с нетерпением ждал того, что произойдет дальше?
   "Видящий", - сообразил Черный Воин.
   А когда вступили "серые"... И вовсе не описать словами! Словно туман набросился на Зверей и те стали умирать. Но не тихо, как бывает у даудофуров [доудофур - некромаг], а со всеми вытекающими: отрубленные лапы, ноги, головы, хрипы, стоны и кровь во все стороны... Много крови. Море крови! "Багрянец" плескал, будто по наполненным вином мехам лупили кузнечным молотом!
   И еще этот рев, от которого подогнулись колени, а руки невольно накрыли голову - решил, что Древние драконы сошли со своих каменных постаментов!
   ...Воин тряхнул головой: "Обо всем потом! Сосредоточься!"
   Слишком долго он ждал этого шанса, чтобы упустить его. Слишком долго питался, чем придется. Сейчас нельзя мешкать!
   Черный туннель поглотил Воина, словно следом опустилась занавесь.
   Эпилог.
  
   Кин налетел принцу на спину, подтолкнув на Зверя, и Когуар вышел на затылке, "вздохнув полной грудью". Но даже теперь клинок оставался матово-черным, ни капли крови на гранях. И струйки, похожие на чад факела, тянулись от него, покачиваясь, словно растрепанные волосы утопленника.
   А вокруг со всех сторон окружала выжженная степь. Иссушенная земля трещинами разбегалась под ногами. Ветер стелился на уровне щиколотки, играл песком, кружа маленькими воронками. И казалось, что даже легкие высыхают от исходящего зноем воздуха. Местами чернели уродливые деревья, будто изъеденные пламенем, торчали, словно гнилые кости, вывернутые из груди Мира.
   - Бездна Времен... - негромко ругнулся Кин, оглядываясь.
   А Марен смотрел в глаза Зверю, что когда-то был его отцом, но не чувствовал ничего, кроме холода, наполняющего сердце. Он все чаще, в последнее время, задумывался, а сможет ли вот так легко поднять на него меч, если придется? Не дрогнет ли рука?..
   Смог. Рука не дрогнула, ни на миг. И грудь не наполнилась щемящей болью. Лишь холод растекся внутри...
   Отца не вернуть - принц знал это уже тогда, когда сны открыли правду, а Память Крови всколыхнула пелену забвения. Как знал, что он, Марен, его сын. Сын Зверя. В нем его кровь!
   Не потому ли он превосходит всех Перворожденных?..
   Горло Зверя конвульсивно дергалось, пробитое Когуаром. Лапы плетьми висели вдоль тела, когти облепил песок. Ноги ослабли, подогнулись - Зверь стоял на коленях. И лишь Черный Меч, сжимаемый искрящейся "жидким серебром" рукой, не давал завалиться на бок.
   Непроницаемые обсидианы, потеряли блеск, помутнели, и уже не видели ничего вокруг. Но перед взором все еще стояли: юноша, мальчик и девочка. А за их спинами - за троном - возвышались три Древних дракона: Айдомхар, Эйграмер и Райгруа.
   Крылатые Змеи нависали над ним. Костистые головы свирепо скалились острыми клыками, и глаза каждого пылали нестерпимым гневом. И за мгновение до того, как Черный Меч впился в горло, и жизнь стала стремительно покидать жилы, Зверь испытал новое для себя чувство, неведанное прежде - страх. Холар понял, какие Печати сорвал такой, казалось, тщательный план. Лавина двинулась, и ни изменить, ни, тем более, предотвратить ничего уже невозможно.
   Пыль времен поднялась.
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"