Уж такова была Кикимора, что не могла не подмешать дегтя в чужую бочку. Кащей ее не жаловал, можно даже сказать, презирал, но Кикимора была отменной разносчицей сплетен, и в общем, бесплатным информатором Кащея.
Доносила Кикимора обо всем, что творится в лесу не по велению долга, а по призванию души своей кикиморной. Такие кикиморы трепещут перед сильными мира сего, ненавидят и трепещут, в три погибели сгибаются в поклонах, лебезят и кикиморят всех подряд, в болоте зависти топят. Поэтому щедрый ворох сплетен "а-ля кикимора" был живой желтой прессой к завтраку и ужину Кащея Могучего, Кащея Величественного и т.п. А Кащей всегда был рад не платить, если была такая возможность. Вот и слушал радио на волне "кикимора", читал дрянную газетенку.
Кстати, сама Кикимора тоже интересовалась кое-чем у Кащея. Вот про Василису спросила в этот раз.
-Завела себе забаву, Аленкой зовут. Аленка на коленях зеленка. У нее теперь все время на эту девчонку уходит, - ворчливо сказал Кащей. - Не жалует больше она меня.
Издав многозначительное "МММ" Кикимора замолчала, а после небольшой паузы ехидно проронила:
-Наслышана я была об этом странном удочерении. А это еще вопрос, кто такая есть Аленушка. Тебе ничего в голову, Кащеюшка, не приходит?
-Что ж тут такого, девчонка обычная. Играет с ней Василиса как с куклой.
-Не скажи. Так о кукле не пекутся. Где это наша Василиса лет тринадцать назад пропадала? Кажется, в заморские дворцы каталась. Не там ли девчонку нагуляла?
-Намекаешь....Так-так, - Кощей нахмурил косматые брови. - Это что ж, получается, дочь у нее внебрачная отыскалась. Не нравится мне эта Аленушка. И когда это Василиса успела опузатиться и родить? И от кого? Кто посмел?
В общем, наш Кащей дважды ошибся в чужих детях - о сыне Айги он не догадался, а вот чужую для Василисы девочку принял за ее дочь. С этих его заблуждений и началась череда событий.
Ванюша, сын Айги, огребал по полной. Неприятности на паренька так и сыпались. Благо еще при нем всегда двое из ларца были. Так он, недотепа, умудрился себя в азартную игру втянуть и ларец проиграть. Двое из ларца теперь стали появляться из мешка.
-Нет, Айга, мы так не договаривались, - запыхавшись от быстрого бега, возмущался один из близнецов. Мое тэквандо уже не тянет, да и брат весь в синяках. Этот Иван словно проблем себе ищет.
-Терпеть придется, если не хотите на Колыму, - монотонно пробубнила Айга, - у нее самой с новоявленным отпрыском теперь ни минуты покоя не стало. Про модные шмотки забыла, стала, как настоящая Яга, одеваться. От нервов весь маникюр обкусала.
-Девять лет! Наши лучшие годы мы на всяких упырей, с которым твой дурень связывается, тратим. Имей совесть, бабушка!
-Чегой! - встрепенулась Айга и с размаху запустила в близнеца шлепанцем, с острым каблуком, между прочим.
-Вот, еще один фингал! - взвыл близнец.
-А это за то, что так и не научился женщин уважать! Нашел себе бабушку! При мне, чтоб даже слова такого не произносил, иначе вовек из рабства не вылезешь! Пшел прочь! И Ванюшу моего береги, как зеницу ока. Братец твой умней тебя будет, не пошел ко мне канючить. Мне хоть тэквондо, хоть морковь-до, ваше дело кулаками махать, чтоб жив мой..., - тут Айга осеклась, она чуть было не ляпнула, - "сыночек родимый". - Так, чтобы подопечный мой был жив и здоров.
Ушел близнец, свою долю проклиная, а по дороге на Марью Потаповну нарвался.
-Ой, чего-то, парень на тебе лица нет! - ужаснулась она.
-Вашими, тетенька, стараниями. Жизнь вы молодую двух пацанов загубили! - в сердцах крикнул он.
-Чай голодный? - жалостливо спросила пекариха. - Постой, я пирогов тебе в корзину соберу.
"Одно утешенье, хоть пирогов от пуза нажрусь", - подумал близнец, и пока добирался до братца и Ивана с сумой и без ума, умял все пироги.
А Айга уже стала понимать, что причина Ваниных бед - вовсе не случайности.
-Чей-то подлый замысел, и я, кажется, догадываюсь - чей.
Она схватила метлу и помчалась на разборки в терем вражины своего.
Влетев в окно, сбила с ног Кащея, села на него верхом, древком метлы ему глотку придавила и давай жать еще сильней. Хрипит Кащей, а она:
-Задавлю тебя, изверг поганый!
-Айга, - давай увещевать ее Василиса, - остынь. Он же бессмертный.
-А это мы сейчас и проверим, раздавлю по яйцу, вот и смерть его отыщем.
-Совсем очумела?
Кащей все же сильней был физически, сбросил с себя щупленькую Айгу. Но помяла она его изрядно.
-Чего тебе, чокнутая?
-Может, хватить уже меня донимать. Убытки мне нанес, с родней врагами сделал. Теперь еще парнишку моего обидеть решил. За него загрызу тебя, покоя вовек не увидишь!
Тут уж Василиса видя, что дело дрянь - смертельной схваткой запахло, начала проявлять свою женскую дипломатию.
-Кащеюшка ненаглядный, что же ты с какой-то Ягой связываешься, да она блестинки на твоем башмаке не стоит. Забудь ты про дуру эту стоеросовую, пойдем в койке покувыркаемся, прекрати ей мстить, она и так на голову больная. Обещай, что больше ее Ванятку прессовать не будешь....И, кстати, у меня медовуха отменная.
Так уж умела Василиса мужика умаслить, что он в ее руках как шелковая лента виться начинал.
-И то, правда, чего это я с бабкой чокнутой связался, - проворчал Кащей и процедил сквозь зубы, - убирайся, Айга. Ты свое получила, будешь впредь за языком следить. Твое слабое место мне отныне известно.
Вроде как, заключив зыбкий мир с Кащеем, Айга ушла не вполне довольная. Подружка бывшая подстилкой кащейкиной стала, а ее Айгу уже на дню два раза бабкой обозвали, Кащей намекнул, что сила на его стороне, вроде, как за одно место держит он теперь ее.
-Ладно, выведаю я еще, где смерть твоя, паразит, будет и у нашей избушки праздник!
Сказ о хозяйственном мужчине, успешном предпринимателе и его потребностях
Горыныч был крепкий хозяйственник, имя у него вполне соответствовало его личности и фигуре: высокий и мощный - гора горой, а про его "трехголовье" можно только байки рассказывать. Мол, одна голова упадет - другая на ее месте вырастает. Так это о том, что из любой неприятности, из любого катаклизма Илья Горыныч выйдет легко, еще и с прибылью. Голос у него было мощный, басовитый. Такой жадный до жизни, темпераментный мужчина мог и на домочадцев, и на подчиненных поорать. Женат он был не один раз, потому как щедрый и любвеобильный Горыныч, любил женщин обожающих его. Следует заметить, обожающих его самого, а не только его деньги и статус. Вообще, любил он в обществе льстецов оды хвалебные слушать. Охоту любил, рыбалку, шумные застолья. При таком образе жизни и потребности соответственные были. Не покладая рук, расширял свой бизнес Горыныч. Сделки новые заключал, до банкротства доводил конкурентов. Но потребности росли и множились. Вот, захотела его новая жена терем о семи этажах. Мол, у Кащея только пятиэтажный. Чем мы хуже? Будет терем. Затеял стройку Горыныч. Да так увлекся, что построив, продал терем иноземному чародею. Теперь женка девятиэтажный терем требует с садами висячими. Тут уж успевай поворачиваться.
Вот в этот самый момент и пожаловал к нему важный тип. О делах договариваться.
-С предложением я к вам выгодным, - бурчал низким голосом в свою бороду Чародей из земель юго-восточных.
-Каким же это? С удовольствием послушаю.
-В здешних лесах можно ценное сырье выращивать на продажу, цех построить по переработке его. Открой дипломат, покажи наши образцы, - приказал он слуге.
Перед глазами Горыныча возник большой ассортимент разных таблеточек, порошков.
-Что это? Осмелюсь спросить. Что за аптеку вы мне предлагаете?
-Именно! Аптеку по снятию ответственности и получению быстрого кайфа. Все деревни-города запляшут от радости, заботы выкинут из головы, будут бредовым фантазиям предаваться. А когда народец в бреду, им легко манипулировать. А самое приятное, что товар мой вне конкуренции. Кто подсядет на его, тот навеки наш покупатель будет. Особенно его молодежь жалует. На танцульках употреблять любит. То есть это все гадость ужасная!
У Горыныча брови на два вершка вверх поднялись, а потом опустились. Его домашние знали, что это первый признак приближающейся бури. Но Чародей не знал, а потому продолжил втюхивать свою дрянь.
-Выгодное дело, озолотитесь, а от вас всего-то надо мне в аренду свои делянки в лесу сдать, ну и торговые ряды в городах и селах. Быстро народ распробует и одуреет.
Взревел вдруг Горыныч, не смог он дальше это "деловое" предложение слушать. Так взревел, что от первого до пятого этажа его терем зашатался.
-Да, за кого ты меня принимаешь, Чародей поганый! Чтобы я, отец тридцать пяти детей, стал молодежи заразу продавать, чтобы народ русский губить начал? Ты как меня оскорбить своей мерзостью посмел? Пошел вон из лесу, из дома моего, чтобы духу твоего слышно не было.
Чародей от неожиданности дипломат выронил, да и рассыпались его порошки и пилюли, стала его ловкая прислужница обезьянка собирать, а сам Чародей в лице переменился, побагровел, что-то проревел в ответ, да только не родился еще такой бас, который нашего Горыныча переорет-перепоет!
-Я нашим русским мужичкам только одно зелье лицензированное продавать вовеки буду. То, что на пшенице золотой делано. Вот, как отойдет пора сбора урожая, так и начнутся свадьбы-гулянья, вот и потекут реки медовые, расступятся бражки хмельные берега, прозрачными ручейками зажурчит водка русская, под песни застольные.
-Пожалеешь, еще четырежды, что отказался, - клацая зубами, ушел Чародей.
Долго еще после ухода Чародея громыхал и разорялся Горыныч, пугая прохожих и соседей.
Сказ о том, что щепетильность и мораль помеха далеко не всякому бизнесу
Очень был зол Чародей, а тип он был злопамятный!
-Что ж, Маргарита, - бурчал он своей волшебнице Обезьянке, - где один дурень отказался, другой согласится. Наведаюсь я в гости сегодня к другому влиятельному аборигену из здешних лесов.
Он сделал ставку на Кащея и не ошибся. Циничный и до мозга костей безразличный ко всему человеческому Кащей был рад обогатиться на чем угодно, на чьей угодно беде прибыль делал. Он бы и мать свою родную продал, если бы она у него была, по сходной цене.
Василисе, принимавшей заграничного гостя, было невдомек, что тот пожаловал, дабы погубить ее народ, погубить души человеческие.
Она старалась быть достойной хозяйкой, госпожой Кащеевой. Голова еле корону алмазную выдерживала, грудь под горностаевым манто прела, парчовой юбкой бедра натерло. Роскошь так и переполняла терем, перла изо всех углов.
Светская беседа прошла на уровне. Обедом и приемом гость остался доволен. После удалились Кащей с Чародеем в кабинет, чтобы трубки раскурить, да о делах потолковать.
Сразу уловил Кащей суть дела, ему даже на образцы из дипломата не понадобилось смотреть. Скривил губы тонкие, изображая согласие. Только в одном не остался доволен Чародей - большой процент за продвижение товара на русском рынке запросил Кащей.
Торговались они жестко. Но да Кащей смекнул, что кроме него никто Чародею такой масштаб для деятельности не предложит. Догадался, что ушел Чародей от Горыныча не солоно хлебавши. Будет он, Кащей монополистом.
Проводив нового делового партнера к порогу, Кащей радостно сообщил своей любимой:
-Ох, и заживем мы с тобой, Василиса моя! После этой сделки будем купаться в золоте и бриллиантах.
-Мы и так богаты, Кащей. Осталось только деньги жопой жрать, - вдруг ляпнула Василиса и укусила Кащея за ухо.
-Эй, матушка, ты чего?
Василиса расхохоталась от алчности Кащея, да он не понял этого, решил, что она перебрала.
-Ты бы, Василиса, это... завязывала, что ли, с выпивкой.
-Вот, дурак, - вздохнула Василиса и ушла в спаленку.
Итак, Чародей добился своей цели. Дело поставили на поток.
Сказ про то, как дело бывает, когда никому нет дела до дела, и что потом с этим делом делается
Чародей с Кащеем стали народ дурить. Ведь если народ одурманен, то его еще больше можно на кулак наматывать. Душу вынимать. В истории мы знаем тому немало примеров. Вот и в нашей лесной истории, народец стал на дела поплевывать, больше языком работать и на жизнь жаловаться. Василиса на свои дела забила, и видит народ - ей, матушке, на всех наплевать, так и мы будем поступать: жить сим днем, не думая о завтрашнем, а заботы перекладывать на плечи других. Не все, конечно, так поступали, но многие. Войны в царствах и между царствами участились, стали разбойнички активно пошаливать, народ баламутить. Цены дорожали, куры не неслись. В общем, все не слава богу началось. То град, то иней! То понос, то золотуха! Метеорит упал в болотах - мужики, как шальные, хозяйства побросали и помчались его смотреть. Попы с поповнами в ямах отсидеться решились, к концу света готовясь. Министры еще больше воровать стали. Лекари иноземные простуду лечить разучились - много новых и неизвестных болезней навыдумывали. Все стали рвачами, деньги из ближнего готовы как из свиньи-копилки вытрясти, а не вытряхивается, так о пол каменный ее "трясть!", глядишь, копейка к стенке какая прилипла - надо и ее отодрать. Если пойдет Агафон с Пантелеймоном попьянствовать, то неизвестно, чем дело закончится. Кто кого за жабры возьмет и душу вынет. Агафон начнет свой шантаж:
-А помнишь, Пантелеймон, как ты с моей кумой на печи кувыркался вчерась? Не дашь три рубля - все доложу супруге твоей!
-Кхе, а ты, Агафон, не спеши. Я вот могу старосте деревенскому рассказать, поведать, кто в колодец общественный вчера наблевал.
И это после дружеской вечеринки! Измельчал народец, опаскудился.
Один Емеля с печи слезть отказывался. Он взял моду в ноутбуке по кнопкам барабанить, блог вести. В целом, Емеля был неплохой паренек, но жопой к печке явно прирос. Она у него росла, крепла, ширилась.
Девки Емелю недолюбливали: если залезет к девке под лифчик, так потом в три царства растрезвонит, какой фабрики и модели был лифчик, как некультурно отзывалась пассия о политическом режиме, о том, сколько неучтенки несданной царю в закромах ее отца охотника. Словом, вся подноготная после такого секса с плюшками и бражкой могла явиться запросто народу честному.
Вот и толстела жопа у Емели, поскольку не жал, не сеял, девок не мял. А ватрушки матушкины употреблял за двоих. Но сплетничал он не со зла, языком емелил. Он ведь открывал другим глаза заспанные на дела интересные. Почитайте, люди, сплетни емелюшкины, отвлекитесь от своих дрязг, полюбуйтесь, как другие грешники живут. Ничем не хуже, а может, и лучше вас грешат!
И что самое интересное, у Емели находились почитатели-читатели. Ему давали заказуху и поощряли труд щедрыми подношениями. Из дворцов окрестных ему четко поставляли царедворческую информацию о конкурентах конкуренты.
Так вот была поставлена информационная служба народная в царстве у Алексея царя. И по утру царь, вчитавшись в газетенку свежую, то краснел, то пукал, то икал от огорчения.
-Пора уже нам этого Емелю в делах нашего государства использовать, - предложил министр умный, - пусть по нашему указанию гадости пишет, на тех, на кого укажем.
-И то верно, а чего это ты раньше не додумался? Разъелись дармоеды, на мою голову, - добродушно заметил царь. - Приказ мой: Емелю на службу взять, надавать ему заданий. Пусть грязью обливает целенаправленно наших врагов, а пока что, он как плохой бачок в туалете воду разбрызгивает. И как там наша царевна Аксана поживает? Все кочевряжится? Дурь в девке еще не перебродила?
-Да, царевна Аксана, одна из главных наших забот, - горестно вздохнул министр.
-Доведет отца до инфаркта. Срочно замуж надо спихнуть. Пусть мужу мозг выносит.
-Все мужья потенциальные знают ее репутацию. Между прочим, не без помощи Емели.
-Что ж, раз он напортачил, пусть теперь исправляет дело: даст рекламу хорошую Аксанке нашей. Мол, исправилась девица. За ум взялась.
-Угу, - буркнул в усы министр.
-Ты что-то сказал?
-Я сказал, да здравствует наш отец родимый царь Алексей, вечные лета ему!
Сказ о том, как Емеля выказал полнейшее неуважение, за что должен был бит плетями, но помилован царской дочерью, которая много на себя брала и батеньку ни в чем не слушалась.
В общем, смысл этой главы ясен уже из самого названия.
Емеля во дворец ехать категорически отказался: на что у него были веские причины - жопа с печкой срослась, а печку из избы не вынесешь.
Хотя, проворные царские архитекторы быстро соорудили план реконструкции, печь вытащили, на широченную повозку водрузили и ошалевшего от их усердия Емелю во дворец привезли.
-Изверги, сатрапы, не поеду в вашу Бастилию! - кричал перепуганный Емеля, у которого в причинах были, кроме толстой жопы, еще и агрофобия и социопатия. Беднягу приволокли на дворцовую площадь. Сбежался народ.
-Ну, каким местом вы думали? - схватил себя за голову министр. - Вы же все равно печь во дворец не протащите. Нет ничего хуже безголовых исполнителей, - вздохнул он и лишний раз убедился, что если хочешь что-то сделать хорошо - делай сам.
-Следует хирурга вызвать и отделить Емелю от печки, - с нотками инквизитора произнес он.
Услышав такие слова, Емеля, осознав, что ему грозит, быстро оторвал свою тушку и снизошел в лаптях не стоптанных к честному народу. Ноги его подгибались, то ли от страха, то ли с непривычки.
-Выбора у вас, милейший холоп, как видите, нет, - кисло заметил министр.
-Какой же это я вам холоп? Я вольный человек.
-Нет уж, дудки. У батеньки царя нет вольных, все холопы. Даже я. Дуй во дворец, толстожопик, к завхозу за перьями и чернильницей. В канцелярии для тебя отдельный стол и табурет крутящийся поставили. План писанины, квартальный, тебя ждет. Все - царева заказуха. Отработаешь грехи свои. Много ты нам крови попортил, почти столько же сколько Аксана. Нет, Аксана, пожалуй, в этом деле чемпион.
Взбунтовался Емеля. Отказался служить. За что и был без промедлений отправлен на задний двор для приведения стандартного наказания в исполнение. На Руси плетка долгие времена считалась хорошей воспитательной мерой.
Аксана тем временем лазила по пыльным библиотечным полкам в поисках запрещенных книг, а именно "1000 и одна ночь в полной редакции", сочинений маркиза де Сада и прочей "камасутры". Поиски запретных книг, как и все запретное, иногда выматывают. Расчихавшись и зачесавшись, девица высунула голову в оконце, что выходило на малую площадку, с которой раздавались громкие вопли Емели. Если бы не любовь Аксаны к пушистой эротике, она бы и знать не узнала, что творится с первым пером государства, поскольку женская половина терема окнами выходила в сад.
Аксана подобрав полы сарафана, с длинными разрезами до бедра, бойко стуча каблуками, спустилась во двор, корсет у сарафана оттопыривала книжка "Ветка сливы", а под кокошником было спрятано миниатюрное издание эротических "танков". "Лолиту" Набокова она прочитала еще в далекой юности. В общем, Аксана была твердо настроена приобщиться к прекрасному искусству любви включая практику задолго до того момента, как ее насильно отведут под венец с каким-нибудь ненавистным титулованным козлом.
Ее внимание привлек Емеля, руки которого были связаны и задраны к позорному столбу с выжженной надписью: "Учить дураков уму-разуму".
Непонятно от чего больше страдал Емеля: от штанов, резинка в которых лопнула, и они медленно, предательски сползали вниз к коленям; от надписи, изобличающей его глупость, или от вида пустынной площади с жужжащими мухами и лодырем палачом, который разомлев от жары, не спешил привести наказание в исполнение.
-Давай уже, Степан, отхлещи меня, - просил Емеля, - нету сил так стоять! Давай, бей скорее меня! И воды дай - сушняк мучает!
Но Степан, не бил, он вообще на все забил, курил самокрутку и о чем-то мечтал, теребя свой чуб, присевши на бревнышко.
Тут и влетела распаренная от гнева праведного Аксана. Молодого человека, ее знакомого и почитаемого Емелю на казнь привели. Как тут не растаять девичью сердцу! Тем более, когда в мозгах фантазии эротические, а у грудей китайская эротика. Плетка как нельзя дополнила бредни маркиза де Сада. И Аксана, подойдя к Степану, стала напирать своим молодым телом. Степан оторопел немного. Потом невозмутимо сказал:
-Червонец!
-Что, червонец?
-Червонец - мне, и делай с ним что хошь! Хошь - на ремни его режь, хошь - собакам скорми, хошь - царем сделай. Мне червонец гони!
-Ну, Степа, дождешься ты у меня! - вскипела Аксана. - Ты просто бандит, ты мародер какой-то! И чего тебя батюшка в конюхах держит?
-Сам не знаю. Червонец дашь?
-На, подавись! И дуй отсюда. Я со всем этим разберусь. Отвяжи только его.
Вытащив из корсета десятку (корсет, видно, был бездонный, и много секретов, как секретер, в себе хранил), Аксана рассчиталась с конюхом и взялась за Емелю, стала водичкой его отпаивать, потом повела его под белы рученьки ходом потаенным в потаенную спаленку и там принудила практиковаться в сексе бесстыжем, отдав обалдевшему Емеле невинность, жемчужные серьги и материал эксклюзива, которым Емеля никогда бы не посмел воспользоваться, во всяком случае, до тех пор, пока не случился бы госпереворот или революция не произошла. От того Емеля страшно мучился. Он, как мог, на совесть ублажал Аксану. Килограмма три с потом потерял, мозоли на коленях натер, отоспался с ней крепко до рассвета, потом надумал в лесах временно спрятаться. Ведь царь его в розыск объявил.
Вообще-то в то время, все думали, что с Аксаной беда случилась, три ночи она провела в спаленке потаенной, отрабатывая на Емеле приемы, изученные в мировой литературе. Емеля от такого напряга, с непривычки рад был в леса сбежать, что и сделал по истечении третей ночи.
Надо сказать, что сбежал из дворца еще один товарищ - тот самый Степан.
Давно Стеньку неволя царская душила, чуб ему покоя не давал, вольницы конюх хотел, прадедку атамана частенько вспоминал. Не бежать же с пустыми руками: подкараулил казначея с зарплатой взятой для расчета со служащими, подвесил его на балку, а казну с серебром себе забрал, выбрал двух коней крепких и свалил из дворца, поцеловав на прощанье взасос повариху Маню.
-Ты не плачь и не горюй, Маня дорогая...
Маня, как могла, подбирала фартуком слезы, но обед царский явно пересолила. Аксана после отъезда Емелюшки любимого, первого своего мужчины, страшно затосковала вдруг.
Назначили пир с самым захудалым кандидатом в мужья из приграничных земель, которого даже не спрашивали - дело не обсуждалось, и так все было ясно. Но с этого самого пира невеста сбежала! За Емелей в лес рванула.
Царю вызвали неотложку. Все царство гудело.
На дорогах тоже было неспокойно: Емеля не дошел до цели - его связали на первой развилке три здоровых дядьки и изъяли все, что было при нем, а именно: книгу сочинений Цицерона, золотую авторучку, подаренную дедушкой или девушкой, впрочем, неважно, серьги Аксанкины, весь запас табака и губную гармошку. Самого спихнули в огромную яму, где уже сидело три десятка крайне возбужденных и голодных мужчин.
-Жирный, - флегматично заметил один товарищ.
Емеля сел в сторонке с опаской поглядывая на остальных. До стадии людоедства эти люди еще не дошли. Но кто знает.
Первый раз Емеля плохо подумал о своей фигуре, и чтобы не унывать, принялся сочинять грязный и едкий пасквиль, или подобное ему произведение, обличающее существующий государственный режим.
Аксана, следуя за любимым, несколько сбилась с пути и, к счастью и удаче своей, миновала разбойничью засаду. И в яму не попала. Зато она по-настоящему заблудилась и так блудила, что прямиком пришла на запретные плантации Чародея.
Ну что сказать, Чародей ведь тоже был мужчина, хотя человеком явно не был. Пышнотелая красавица Аксана приглянулась ему, и Чародей захотел вдруг потомства от русской княжны.
-Я царевна, болван, - высокомерно изрекла Аксана.
На что ей ответили, что она лишится языка, если не разучится говорить самостоятельно.
Частокол с черепами убедил Аксану в том, что Чародей не шутит. "Переспать с козлом рогатым придется, не отвертишься", - с такою мыслью в ужасе перекрестилась девица. Впрочем, совсем недавно она сама мечтала всего попробовать. Для начала она получила грубый шлепок по круглому заду, затрещину по башке умной и дерганье за кудри светлые. И ей не по вкусу это пришлось, из чего следовало, что она не является сторонницей жесткого секса. На ее счастье, Чародей смылся в жаркие страны то ли в отпуск, то ли по делам за очередной партией контрабанды, а ее оставил томиться под стражей в огромном мрачном тереме.
-Лучше бы я вышла за того мямлю, - сокрушалась Аксана, - у нас могла сложиться обратная ситуация - я бы его дубасила, ездила на курорты, а он взаперти в подвале сыром сидел. Где были мои мозги, чем я только думала?
Но мы не будем уточнять чем. И так - ясно. Теперь эта гордая и своевольная девица в кудряшках набиралась житейского опыта в плену у наркобарона.
А батюшка ее тем временем не дремал. Ему было не до сна. В больничке, оснащенной по первому слову, откачали. Вернулся на пост, на свой трон из слоновой кости, с изумрудами от иранского шаха.
Притащились министры на ковер.
Что касается министров, они не так уж и горевали из-за пропажи надоевшей царевны, а кто-то даже искренне возрадовался, богу свечку поставил. Ведь не давала житья им умная царевна. Нет, чтобы вышиванью, вязанью учиться - надумала она учиться бухучету и экономике. Два института закончила в перерывах между чтением легкой эротики. И для практики занималась аудитом царского хозяйства. В общем, все недочеты стали батюшке известны, кто, сколько воровал, он теперь он знал вплоть до копеечки. За то и прощал многие выходки дочке своей. А вытворять она любила!
Мяли свои шапки соболиные в руках чиновники и воеводы царские.
-Ничем вы мне не помогли, - осерчал царь, - казнить прикажу через одного, если не отыщете мне дочку!
Всполошились все, одно дело за воровство казенных денег руки левой лишиться при самом плохом раскладе, что вряд ли наступит, а другое дело за царскую кровинку голову на плахе сложить.
-Есть одно средство, царь батюшка, - тихо шепнул Максим министр, я сам как-то обращался, ммм от временного полового бессилия, к волшебницам русским лесным: мудрой не зря величают Василису, и Айга ведунья яга в лесу своей помощью славится. Волшебный клубок - маячок, что-то вроде джпс у нее имеется. Надо вам к ней обратиться. Поможет царевну найти.
-Сдурел что ли, Максимка! Я, царь, пойду в лес к бабке Яге? Впрочем, пошли к ней кого-нибудь.
-Надо лично, тогда это лучше работает. Я тоже к ней доверенных посылал, дело-то мое деликатное, но она отказалась помочь дистанционно.
-Ммм.
-Да и чего вам бояться, царь-батюшка! Лес-то вам принадлежит. Формально он лес вашего царства государства.
-Кстати, как там с законом о браконьерстве, - вдруг заинтересовался Царь, - он хорошо исполняется? И с вырубкой леса мы в этом году не переборщили?
Обсудив дела государственные, царь пошел под образа, посоветоваться Богородицей. Надо заметить, что при всех своих мелких слабостях, царь был набожным и дочку свою больше жизни своей любил.
Как всякий набожный русский человек он не чурался языческой магии. Одной рукой крестился, а другой черту фигу показывал.
Принял царь решение - тайно, инкогнито отправиться в лес. Всем объявил - поеду на Гаити, это далеко, все равно толком никто не знает где; его охрана, спецслужба будет тыл прикрывать, можно все леса не страшась прочесать в поисках ведьм и других тетенек.
Илья, Алеша и Никита были проверенными людьми. С ними и пошел на прогулку экстримную царь. Дорогу разбойную миновали благополучно. Разбойники нападали только на одиноких пешеходов.
Не будем тонуть в деталях этого путешествия по государственному лесу. Спецгруппа вывела царя кратчайшим путем к избе Айги, которая была не в духе и весьма неприветлива. Она ругалась с котом, развешивая постиранные простыни на веревках. Одной прищепкой она прищепила свой нос - тренировалась в задержке дыхания по Бутейко. Когда у нее глаза на лоб полезли, она стащила прищепку и судорожно вдохнула.
На этом ее вдохе речь царя Алексея подошла к концу. Он вел себя несколько высокомерно - Айга не внушала ему доверия.
А Айга сразу сообразила, что к чему, она уже была наслышана о шалостях и непокорном нраве Аксаны и проблемах царских.
-Так ты меня просить, царь, пришел, я так поняла? - елейным голоском спросила она.
Царя сильно покоробило слово "просить". Никого и никогда не просил он, кроме бога и девы Марии.
-Ну, так зря значит шел, - ответила на его мысли вслух Айга.
Царь осерчал. Ликом покраснел. Бровь задергалась.
-А ты не серчай. Тебе нельзя злиться - может головушка не выдержать. Здоровье твое не железное. Ладно, царь Алексей, вижу я, ты от любви к дочери усмирил себя, раз явился ко мне. Не стану больше гордыню твою нагибать, а то поломается, - ехидно молвила Айга, - помочь одной твоей беде можно, спасать Аксану придется из плена. А вот как второй беде помочь даже не знаю. Царевна из тех, кто сам любит принимать решения. Вот как решит, так и будет, и потому с замужеством ее помочь не смогу. Но обещаю тебе подумать.
-Как Аксану спасти, сначала придумай.
-Дам твоим богатырям шапки-невидимки. Пусть за клубком моим чешут. Он их на место преступной группы выведет. Там пусть будут осторожны - чары чародея могут их присутствие открыть. Придется мечами помахать, охрану на куски изрубить. Чтобы погони не было, вот гребешки волшебные, взад себя кинуть - леса непроходимые вырастут. Но лучше ими не злоупотреблять.
-А как же я без богатырей моих? - заволновался царь.
-У меня отсидишься, да вон в баньке моей попаришься. С тебя вся твоя царская хвороба выйдет, пропотеешь, от шлака почистишься.
Задумался Алексей - чем не отпуск? Кто знает, где он его проводит. Надо же ему от царских дел отдыхать. Ирис русалка, заглянувшая в ту минуту к Айге, сильно на царское решение повлияла.
-Что ж, буду ждать их здесь, отец безутешный.
-Утешим тебя, - усмехнулась Айга, на Ирис заговорщицки поглядывая.
Итак, пока царь наш в баньке плотским радостям предавался, три его верных бойца шустренько одолели путь в дурное место. И все бы хорошо сделалось, не будь Аксана такой неуемной. Ночью темной, она решилась на побег. И ведь удалось! Сбежала, пока охрана развлекалась. Аксана сбежать-то сбежала, да от одних разбойников к другим попала. Много в тех лесах народу преступного развелось. В шайку-лейку к Степану угодила она.
С большой радостью и воплями молодчики из компании Степана окружили девицу. До этого им все какие-то невзрачные и небогатые мужичонки попадались. А это - хорошая добыча.
-Добыча, - флегматично изрек Степан, девицу разглядывая. - Царевна же это собственной персоной! Вот как карта легла! Видно, наш день сегодня, братцы. Будем выкуп просить у царя за Аксану.
-Ах, Степан, ну ты и бестолочь несуразная! - накинулась она на него, когда признала. - Мой батюшка тебя выпестовал, выкормил, а ты - черной неблагодарностью отплатил за доброту.
Степан великодушно отвечал, что он ценит царскую доброту, а потому выкуп за нее сильно большой просить не будет.
Послал Степан гонца во дворец, вместе с платком Аксаны, а ей приказал на всю шайку щи варить.
-Отощал я! После сытных харчей царских не привык пищей грубой питаться. Дисбактериоз у меня и прочие...несварения.
Аксана, пофыркав для приличия, вспомнила рецепт из книги Елены Молоховец, которую изучала каждая приличная девушка, и сварила-таки щи. Мотивация была самая что ни на есть эффективная - Аксану тоже голод настиг.
Накормив всю эту банду, она спать завалилась. Насилием ей здесь никто не угрожал. Степану было на нее безразлично, и она, подумав, что он абсолютный дурак, в девичьи сны под тулупом овчинным провалилась.
Тем временем, три богатыря прибыли на место, где процветал в прямом смысле слова преступный бизнес.
Испепелили огнем праведным все делянки и лаборатории три богатыря, искромсали мечами, а Аксаны не нашли.
Вернулись они с пустыми руками к Айге.
-Хорошо искали? - строго спрашивала она.
Царь после баньки и игрищ с Ирис русалкой спал сном младенца в ее светелке.
-Искали. Нет ее там.
-Надо ж было кого-нибудь из этих ...привести. Мы бы хоть что-то узнали.
Стала Айга яблочко по склеенной тарелке катать.
-Мутно, ничего толком не вижу. Вижу, спит Аксана, а рядом какой-то тип сидит. Видно, девка по пути не тому пошла,- пробормотала Айга, - что же делать-то? Царю не понравится. Что за беспутство такое! Пусть уж тогда замуж за этого охламона идет, раз люб он ей. Так я и цареву проблему решу. С кем она спит, пусть того и женит на себе.
Тут по причине испорченной спутниковой связи в виде тарелки с яблоком Айга маху дала. Интуиция ее сильно подвела. Ведь между Аксаной и Степаном даже искра интереса не вспыхивала.
Решив, что Степан любовник Аксаны, Айга все сильно усложнила. Она заронила в голову девушки семя, которое переросло в мысль о том, что строптивого и безучастного к чарам царевны Степана надо непременно в себя влюбить и женить.
Именно это решила сделать спозаранку Аксана, когда глаза протерла и маковой росой лицо умыла.
"Степан не то, что Емеля. Степан - крепкий орешек! И, странно, почему мне до сих пор такая мысль в голову не пришла?" - думала девушка, с интересом разглядывая волосатую спину бывшего конюха. Степан окатил себя из ведра водой, пофыркал и пошел заниматься разбоем, замутив в нем идеологическую подоплеку: богатеи крестьян обижают, а он их отец спаситель.
Казачий дух вывел его на просторы родины, и он организовал массовый грабеж и поджоги барских усадеб. Аксана вернулась во дворец к отцу, который тем временем поднимал армию на разборки с бунтовщиком.