Шесть доктринальных занятий на тему о Божественном Провидении по отношению к различным предметам

I

Божественное Провидение в отношении жизни вообще

Брин-Атин, пятница, 20 ноября 1936 года

В прологах к "Канонам Новой Церкви" мы читаем: "Настолько же, насколько истинности жизни становятся жизнию, настолько же истинности веры становятся верою, и ни более этого, ни менее. Ибо многое относится к научностям, а не к вере". Отсюда видно, как легко нам вообразить себе, что мы обретаемся в подлинностях веры в то время, когда в нашей ежедневности едва ли сыщется и капля духовной жизни, в каковом случае всё, что мы полагаем в себе тогда подлинными духовностями веры, есть не более чем мёртвыми научностями веры.

Поэтому человек должен продвигаться соразмерными шагами, когда подлинности жизни у него становятся принадлежностями жизни, а подлинности веры становятся принадлежностями веры, ибо то, что при этом более или менее другого, становится злом, поскольку истинности веры, вне духовного блага жизни, мертвы, а добро жизни, не формируемое посредством истинностей есть лишь ложной видимостью.

Следующее есть примером истинностей веры, и истинностей жизни:

1. Десять Заповедей в Ветхом Завете, первые три из которых есть истинностями веры, а оставшиеся семь - истинностями жизни.

2. Две великих Заповеди в Новом Завете, первая из которых взирает к любви веры в Господа, а вторая ко благолюбию относительно ближнего.

3. Принципы Веры Нового Неба и Новой Церкви в Новейшем Завете, которые находятся в первых параграфах Истинной Христианской Религии, где говорится

а) О всеобщностях веры, относящихся к Господу;

б) О всеобщностях веры относящихся к человеку.

4. И в "Принципах Академии" на которых основана Доктрина "Всеобщей Церкви Нового Иерусалима" мы находим такое же разделение:

а) Первые два принципа относятся к истинностям веры;

б) Оставшиеся десять есть истинностями жизни.

Внутреннее возвышение Церкви зависит от возрастания доброго и истинного, определяемого в Слове как плодоношение, или же принесение плодов, а также от умножения, или же от порождения сынов и дочерей духовных. Там где нет такого порождения сынов и дочерей духовных, там Церковь обречена к погибели, точно также, как и то природное сообщество, где не происходит порождения сынов и дочерей природных

Поэтому вопрос заключается в следующем - происходит ли во "Всеобщей Церкви" возрастание истинностей жизни, обращающихся в актуальные дела жизни, и, отсюда, истинностей веры, которые становятся актуальностями веры? Ибо если не происходит возрастания истинностей жизни, обращающихся в актуальные дела жизни, то все интеллектуальные достижения тогда есть лишь теологическими умозрительностями, которые принадлежат лишь памяти, но отнюдь не вере.

Позвольте спросить, какие же собственно истинности жизни были порождены в Церкви со времени возникновения "Принципов Академии"? Какие новые прозрения относительно того, как человек жить должен? Каковы нынче приметы времени? Обретает ли жизнь церкви какие-либо новые, отличительные черты? Становится ли она жизнию своей более похожей на небо, и менее похожей на мир вокруг нас? Влияет ли на нас менее сфера мира? Или, совершенно противоположно, не становится ли для нас всё сложнее не только возвышаться в какие-либо особые истинности жизни, обращаемые затем в актуальные дела жизни, но и, более того, хотя бы лишь удерживаться на уровне, установленном "Принципами Академии"?

Ибо если последнее правда, то ситуация действительно крайне серьёзная, ибо Церковь не может стоять на месте. Потому что если Церковь не идёт вперёд, то она начинает откатываться назад, да ещё и с отчаянной скоростью; и когда церковь катиться назад, то положение действительно трагическое. И хотя Новая Церковь будет существовать всегда, история свидетельствует, тем не менее, что отдельные общины Новой Церкви склонны к вырождению со временем. Вспомните, насколько быстро первый рассвет Церкви в Англии и Америке скатился через полдень к вечеру, пока она не умерла практически, и исчезла бы совершенно, не произойди её возрождения в движении "Академия".

Колоссальный вопрос заключается в следующем - насколько мы веруем в Господа, и в Слово? Ибо верование есть чем-то несравненно большим, нежели просто знание и признавание; верование относится исключительно к жизни, ибо мы читаем "Верить в Господа - значит не только признавать Его, но и поступать по Его заповедям. Просто признание Его - это всего лишь мысли из некоторых разумных предпосылок, но исполнение Его заповедей - это признание волей" (T.C.R. 151)

Следующий большой вопрос заключается в том, веруем ли мы в Божественное Провидение, не только в общностях, но также в частностях и единичностях? Ибо просто признавать Божественное Провидение в общностях, частностях и единичностях недостаточно, в него должно также и веровать, что значит, признавать его делами жизни своей.

Если человек в состояниях нужды или отчаяния, или же, напротив, в состояниях успеха, возвышает сознание своё к Господу, и к Его Провидению, но упускает его из виду в процессе своей обычной жизни, то он верит лишь в Провидение в общностях, но не верует в него в частностях и единичностях, и это истинно, невзирая на то, насколько он сам верит в признавание такое. Подобное верование в Божественное Провидение в его общностях подобно покаянию на смертном ложе, а поэтому и не спасительно. Ибо Божественное Провидение должно быть веруемо в моментальностях, и иное признавание его совершенно бесполезно.

И снова, формулируя этот вопрос иначе - один из заголовков в книге "О Божественном Провидении" звучит следующим образом: "Собственная предусмотрительность ничтожна, но представляется существующей, и должна представляться как бы существующею, но Божественное Провидение по единичным универсально". (191) И пусть каждый из нас себя спросит - просто ли признаёт он это, или же он в это подлинно верует? Или же, есть ли это просто понятием разумения его, или же это есть атрибутом его повседневной жизни? Размышляет ли он ежедневно о том, что он должен действовать как бы от себя самого, соответственно тому, что представляется как его собственная предусмотрительность, но так, при этом, что это его действие должно быть воспринимаемо внутренне лишь как видимость, и постоянно присутствовать ощущение того, что в реальности человеческая предусмотрительность есть ничем, и лишь представляется чем-то существующим, и должна таковым представляться? Является ли подобное верование доминирующим, непрерывно и неосознанно изнутри управляющим всяким движением жизни его, даже тогда, когда сознание его погружено в иные предметы? Подобного рода верование не может существовать без ежедневной молитвы и размышления, сопровождаемых ежедневным покаянием.

Нам сказано было, что Господь творит ежемоментно гораздо больше дел для всякого человека, нежели это может быть выражено сколь угодно большим числом. И опять мы должны спросить себя, веруем ли мы в это, или лишь это признаём? Ибо если мы веруем в это, то каждое мгновение вера эта возвращает Господу хоть немногое из того бесконечного, что Он дарует нам в каждый момент жизни нашей, и возвращение такое, из воли нашей, всегда присутствует, как биение сердечное, даже тогда, когда сознание наше вовлечено в иные предметности, и это и есть то непрерывное сердечное биение, которое разумеемо под возлюблением Господа всем сердцем. Сознание также должно осуществлять непрерывное возвращение Господу, подобное непрерывному дыханию лёгкими; и это соответствует любви к Господу всею душою, хотя об этом человек не всегда осведомлён бывает. Ибо здоровое сердце, сердце новой плоти, обретаемой от Господа, постоянно пребывает в биении любви к Господу, и человек в таковом состоянии только тогда замечает это, когда сердце останавливается, или же сбивается с ритма.

Нам говорено было, что в Небе ангелы постоянно лицезреют Господа на востоке, и это не взирая на то, в какую сторону они при этом повёрнуты бывают. И подобным же образом это должно происходить и у человека Новой Церкви, если только он желает быть подлинным человеком Церкви. Он должен постоянно лицезреть Господа на востоке, невзирая на то, в какую сторону он при этом оборачивается сознанием своим - к Церкви ли, к делам ли своего мирского служения, к своим семейным делам, к своим гражданским обязанностям, или даже в процессе восстановления сил своих; он всегда при этом должен лицезреть Господа на востоке; ибо в противном случае Новая Церковь есть лишь присвоенным нами самозванством. Это потому так, что если у нас не присутствует ежедневное отвращение от мирской сферы, как в наших обязанностях, и в наших служениях, так и в наших развлечениях, посредством покаяния, то мы не можем веровать в Божественное Провидение.

Нам сказано было в Слове, что если б человеку дано было бы увидеть собь свою, то он бежал бы от неё, как от чудовища. Более того, собь может быть уподоблена гниющему трупу, вонь от разложения которого должна быть открыта обонянию человеческому, дабы он мог бы избавить себя от её владычества. Но спросим себя, обоняем ли мы в себе ежедневно хоть что-либо подобное?

Небесные Ангелы обретаются постоянно в высочайшем самоуничижении, и могут поэтому молить о милосердии, ибо в тысячи раз более, чем все остальные они в состоянии постигать всю отвратительную ужасность соби своей, и поэтому они могут быть в тысячи раз более совершенно удерживаемы Господом в свободе от её влияния, нежели могут быть в таковом остальные ангелы.

Относительно верующих подобным образом (в Слове) было сказано следующее: "В первом состоянии кажется, что Бог отсутствует. Но после этого состояния приходит другое, состояние соединения с Богом. В этом состоянии человек действует как и раньше, но теперь от Бога; ему не нужно уже, как прежде, признавать за Богом всё добро, которое он желает и делает, и всю истину, которую он мыслит и говорит, поскольку это начертано у него на сердце, и потому присутствует в самом внутреннем каждого его действия и слова. Подобно тому и Господь соединил Себя с Отцом, и Отец Себя с Ним." (T.C.R. 105)

II

Божественное Провидение в отношении к служениям священника, учителя и человека, занятого в мирских делах

Брин-Атин, Пятница, 4-е декабря 1936 года

Книга о Божественном Провидении учит нас тому, что обретающийся в потоке Божественного Провидения никогда не превозносится успехами, и никогда не впадает в уныние в несчастьях. Это разумеется суровое определение тому, пребываем ли мы в потоке Провидения, или же нет. Превозносимся ли мы сами успехами нашими, и горюем ли в несчастьях и отсутствии удачи, или же нет? Ибо если мы склонны к таковым превозношению и унынию, то это явный и наглядный признак тому, что любовь соби, и любовь мирского по-прежнему господствуют в нас; но если мы не особо превозносимся, и не чувствуем себя в столь всеподавляющем унынии, то это явный признак того, что доверие к Господу управляет нами.

Кроме этого, то, что представляется как успех, и как неудача человеку природному, весьма часто выглядит своей противоположностью для взора небесного. Для примера подумайте и рассудите о следующем. После Распятия Господнего апостолы собрались за закрытыми дверями, из опасения Иудеев. Отсутствовала всякая очевидная надежда, и по природным склонностям они должны тогда были пребывать в совершеннейшем отчаянии. И, тем не менее, всё произошедшее было лишь исполнением следующих слов Господних: "Вы слышали, что Я сказал вам: иду от вас и приду к вам. Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу" (Иоан. 14:28), "И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе" (Иоан 12:32) Невзирая на видимость, в том, что произошло тогда, лежала подлинная и реальная перспектива для Христианской Церкви. И сравните это с ситуацией, сложившейся менее чем через триста лет после этого. Тогда, после более чем двухсотлетнего периода преследований и страданий для христиан, лишения их элементарных прав и свобод, совершенно неожиданно сам император Римской Империи становится христианином. И после этого всё немедленно изменилось, казалось бы, самым чудесным образом - приближался период свободы и полного процветания, и грядущий успех церкви казался неотвратимым. Представьте себе, какое чувство приподнятости сознания должно было тогда царствовать во многих христианских общинах! И, тем не менее, на Небе при этом не было ни малейшей радости по поводу происходящего, ибо разложение Римской Империи должно было вскоре просочиться и в церковь. И действительно - шестнадцать лет спустя в Церкви был созван роковой Никейский Собор.

Спросим же себя - если б мы сами оказались бы тогда среди учеников (Господних), не испытывали бы мы также совершеннейшего отчаяния от тех обстоятельств, которые Божественным Провидением совершались тогда для установления Церкви? Или же, живи мы в четвёртом веке, не были бы мы увлечены чувством гордой превознесённости при виде кажущегося внешнего успеха Церкви? Человек, любящий вещи внутренние, никогда не скорбит ни о чём ином, как лишь от вида своих собственных зол, а также от вида зол у других людей, иные же вещи и происшествия не затрагивают его внутреннего. С другой стороны, он чувствует внутреннюю радость лишь тогда, когда он постигает присутствие живых благ и истинностей, да и это лишь в сопровождении священного ужаса, и молитвы непрестанной, дабы мог он быть воздержанным ото зла, от которого благо и истинность пострадать могут. Внешний и видимый успех, даже относительно Церкви, не затрагивает его внутренне, точно также, как и видимый провал. Именно в подобных обстоятельствах особым примером должен быть именно священник, ибо его собственные гордость и репутация теснейшим образом всегда связаны с видимыми успехами и неудачами всего того, относящегося к Церкви, над чем он поставлен, по каковой причине он с лёгкостью может впадать в заблуждение сам, и вводить в него остальных, утверждая веру в то, что он трудится на благо Церкви именно тогда, когда пытается всеми возможными средствами и методами утверждать её видимое процветание.

Многим представляется, что священнику возрождение должно бы даваться намного легче, нежели остальным, ибо он постоянно вовлечён в принадлежности Слова и Церкви, и более отделён от влияний мира. И, тем не менее, нет ничего более далёкого от реального положения вещей, и если необходимо провести различие и сравнение между трудностью индивидуального возрождения в связи с тем или иным занятием, то с уверенностью можно сказать, что нет такого иного человека, у кого трудности в этой области были бы большими нежели у священника, как станет очевидно из того, что будет сказано далее о предмете.

В нашем предыдущем занятии на темы доктрины, при обсуждении цитаты из Пролога к "Канонам..." звучащей следующим образом: "Настолько же, насколько истинности жизни становятся жизнию, настолько же истинности веры становятся верою, и ни более этого, ни менее. Ибо многое относится к научностям, а не к вере", мы сравнивали её с продвижением посредством одинаковых шагов, соответствующих друг другу, и там где вопрос стоит о превалировании одного над другим, то это можно было бы уподобить скаканью то на одной ноге, то на другой. И священник всегда находится в опасности обладания гораздо большим объёмом истин веры, нежели чем истинностей жизни, которые стали бы принадлежностями жизни, каковые истины веры тогда не есть принадлежностями веры, но лишь большим количеством доктринальных научностей; тогда как мирянин, с другой стороны, гораздо более склонен к познаниям в истинностях жизни, нежели чем в истинностях веры, в каковом случае чрезмерность истинностей жизни, не будучи уравновешиваемой адекватным количеством истинностей веры, остаётся исключительно в качестве природном.

Так как для священника большую опасность представляет возможность однобокого преобладания научностей истин веры, и недостаток в подлинных принадлежностях жизни, которые были бы от жизни, то он склонен, по видимостям, казаться перед другими, и, даже может быть и перед самим собою, обладающим большими подлинными принадлежностями жизни, относящимися к жизни, нежели чем все остальные. Эта видимость происходит от того факта, что священник, более чем кто-либо иной, пребывает под постоянным давлением общественного мнения во всём, относящемся к его жизни. Его профессиональный успех весьма тесно связан с того рода мнением, которое окружающие вырабатывают относительно качеств его личной жизни, и это в гораздо большей степени, нежели у представителей иных профессий. Добродетельная жизнь во внешних видимостях для него гораздо проще, нежели чем для всех остальных, ибо она приносит ему природное вознаграждение. Также для него проще и всё то, что выглядит во внешнем как любовь к Господу и к Церкви, даже в собственных его глазах, ибо оно также приносит ему вознаграждение природное. Как говорит Ангел (в одной из "достопамятностей" из "Любви Супружественной") - "Вы, Священники можете быть в Славословии Богочествования, потому, что в этом и состоит ваше звание, доставляющее вам честь, славу и воздаяние; однако же и вы не можете более их пробыть в таком Славословии, если с вашим званием не были бы сопряжены честь, слава и воздаяние" (C.L. 9) И это справедливо относительно любого священника в Церкви, пока он остаётся невозрожденным.

Священник постоянно пребывает под давлением необходимости действования согласно представлениям его времени о должном поведении для священников. Если общее представление таково, что священник должен выглядеть святым, то он и склонен выглядеть как святой, если представление таково, что он должен выглядеть "добрым малым", или же хорошим заводилой, то он и склонен становиться таким "своим в доску" парнем, или же зажигательным массовиком-затейником. Общие ожидания могут быть также и к тому, что священник должен быть формой некоей общечеловеческой святости, или же какого-либо иного рода. Если общем мнением является, что человек с хорошим чувством юмора не может быть лицемером, то священник склонен усиленно развивать своё чувство юмора. Поскольку, скажем, известно, что основным грехом священничества старой церкви есть лицемерие, то и общие ожидания публики в Новой Церкви ориентированы на нечто тому противоположное, по каковой причине и её священники стараются выглядеть соответственно этим общим ожиданиям. И подобные опасности подстерегают всякого священника; ибо священник насколько он ещё не возрожден, или же относительно соби своей, совершенно подобен состояниям священничества католицизма и протестантства (как они описаны были в Небесном Учении), и для него тогда существуют такие же опасности, связанные с отправлением им своей должности.

Поэтому существенностью ежедневного борения, связанного с ежедневным покаянием, для священника должно быть непрестанное размышление о том, каковыми жизнь его, и служение его представляются в свете Неба, а отнюдь не то, как это всё выглядит во мнении окружающих, за исключением тех случаев, когда это справедливое обличение; одним словом, это должен быть страх Бога, но не человеков. Особо же священник должен избегать так называемой "тактичности", особенно в своих проповедях и занятиях по доктрине. Ибо в Слове не сыскать такта, не сыскать такта также и в подлинной проповеди из Слова. Присутствующие на проповеди, исполненной такта, склонны нахваливать мудрость и замечательность её, но подобная проповедь вовсе не побуждает их к изменениям в их жизни. Ибо человек хорошо провидит как тактичная проповедь относится к кому-либо другому, тогда как подлинную проповедь он неизменно соотносит с самим собою, или, хотя бы, он чувствует внутренний дискомфорт, если этого не делает. Тактичная проповедь заставляет паству чувствовать себя "избранным народом", соответственно иудейскому разумению этого определения, подлинная же проповедь заставляет человека уразумевать, со всей доступной ему ясностью, что насколько он не возрожден, настолько же он и хуже любого католика и протестанта, соответственно слову Господа о том, что: "Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше" (Лука 12:47, 48). Соответственно, от такой проповеди не будет человек церкви принимать за нечто, ему однозначно гарантированное, и возрождение своё.

Дело священничества есть наиболее святым из служений, и посему пребывает и в наибольшей опасности профанирования любовью соби, и любовью к мирскому. Любови эти склонны пребывать более глубоко сокрытыми у священника, нежели чем у остальных, и, по этой причине, могут быть обнаруживаемы лишь посредством более тщательного самоисследования и покаяния. Любовь к господствованию, и любовь собственного разумения принимают особо нечестивые формы у священников, и должны быть им подавляемы непрестанно, если он хочет праведно исполнять принадлежности призвания своего.

Священники более всех остальных получают прославление за своё служение, и священник хорошо осведомлён о том, что он должен всё это прославление относить исключительно к Единому Господу, но он далеко не всегда строго в себе придерживается этого правила. Прославление такое, если только оно не вырождается в льстивость, должно оставаться всегда в разумных пределах, и должно сопровождаться разумным и откровенным критицизмом. И необходимо постоянно держать при этом в уме следующие слова Господни: "Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от Единого Бога, не ищете?" (Иоан. 5:44).

Многое из того, что сказано было здесь о священничестве, может быть отнесено также и к учителю, ибо его обязанностью является духовное окормление юношества, подобно тому, как священник духовно окормляет взрослых. И хотя кое-что из опасностей, которых должен избегать в своём служении священник не столь же велико и в случае учителя, у него есть и свои собственные проблемы. И одной из величайших из них является тот огромный объём духовно непроработанных мирских научностей, которыми он вынужден оперировать. Научности, которые не были упорядочены Господом должным образом посредством Слова, не могут быть усвоены подлинным духовным телом Церкви, или же её какого-либо индивидуального члена. Подобного же рода неусвоенные должным образом научности имеют склонность к исподвольному изменению и даже отравлению этого самого духовного тела. Нужно отметить, что подобного рода духовно неусвоенные мирские научности не в такой же степени опасны для учеников, насколько они опасны для учителей их, ибо первые склонны быстро забывать их. Но дело обстоит гораздо сложнее с произведениями творчества (человеческого), особенно же с тем, что называется литературой; ибо читаемые молодёжью произведения глубоко впечатляют их чувства, и конечный результат такого воздействия весьма продолжителен. Немногие свободны от тех фальшивых, и исключительно заразных идей, которые, благодаря долговременному всеобщему поклонению и признанию, стали общепризнанными моделями общественного вкуса, и повсеместно почитаемы как подлинные образцы искусства, и классические литературные произведения, хотя ничто не может быть более далёким от истинного положения вещей. В общем, можно сказать, что долговременное признание отнюдь ещё не является бесспорным доказательством подлинной ценности какого-либо литературного труда, или же произведения искусства, как подобное не может также служить доказательством истинности и в отношении какой-либо философской или же религиозной концепции. Если принять во внимание общее качество окружающего нас мира, то станет совершенно очевидным, что есть все резоны предполагать, что произведения подлинной литературы столь же редки в христианской среде, как и подлинные доктринальные концепции. Они могут быть обнаруживаемы там и сям, как редкие мученики за истину, тогда как мы постоянно находимся под угрозой доверчивого заглатывания всего того, что было канонизировано в мире как общепризнанный литературный стандарт. В книге "О Любви Супружественной", под номером 175-м, мы читаем: "Некоторые же наугад говорят, что Женщины равно могут возвышать остроту разума своего в такую же сферу света, в какую и Мужчины, и рассматривать предмет в той же высоте. Таковое мнение они допустили к себе из Писаний некоторых учёных Муз, называемых Куменскими; но в Мире духовном это мнение в присутствии авторисс этих испытано, и найдено, что таковые возвышения, произошли не из суждения и премудрости, а из остроумия и красноречия; ибо происходящее из этих двух последних, по причине приятности и согласия употребленных слов, кажется высоким и ученым, но только пред теми, которые всякое остроумие называют премудростью" Это сказано было о писательницах женского пола, но не столь уж много существует и писателей-мужчин, которые подлинно возвышали бы взор разумения своего в сферы того света, который относится к подлинным мужским служениям; посему всё, что тут было сказано об авториссах, в равной степени может быть отнесено также и к авторам, если предмет рассматриваем в свете ангельском, за очень немногими исключениями. Но о той опасности, которая сокрыта для человека Новой Церкви в предмете, называемом ныне в мире литературою мы будем говорить несколько ниже, в одном из последующих доктринальных занятий.

Сейчас же мы перейдём к такому человеку, у которого основное занятие связано с каким-либо мирским призванием. Мы обнаруживаем его лицом к лицу с совершенно иными, хотя не менее суровыми, нежели чем у священника и учителя духовными опасностями. Человек создан был для того, чтобы принять форму какого-либо служения; и главнейшим здесь является то, что он должен быть соответствующей формой служения в глазах Ангелов, а не только с точки зрения человеков. Для того, чтобы это было так, человек Новой Церкви должен быть постоянно человеком Церкви во всём, без исключения, относящемся к его служению в мире. Для этого недостаточно лишь того, чтобы человек Новой Церкви был бы просто порядочным во всяком своём действии, ибо просто порядочность ничем особым его не выделяет из среды всех иных порядочных людей в мире. Ибо немало есть в мире людей, которые честны и порядочны по природному своему расположению и соответствующему воспитанию, поэтому вопрос здесь лежит не только в плоскости одной лишь порядочности, но основа здесь - какова господствующая любовь при этом. А именно - является ли то, что он делает, служением в глазах Господа и ангелов, или же это есть лишь тем, что в Слове определяемо как любовь к стяжательству, что значит - любовь к возрастанию собственного материального благополучия и общественного положения. Ибо если господствующей любовью есть любовь к стяжательству, то так называемая порядочность у него не будет спасительной. Господь сказал: "Я передал им слово Твое; и мир возненавидел их, потому что они не от мира, как и Я не от мира. Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла". (Иоан. 17:14, 15) Здесь "быть не от мира" и "сохранить от зла" означает быть хранимым в неприкосновенности от мирской сферы.

Человек, в мирском своём занятии, должен постоянно иметь дело как со своими партнёрами, так и с людьми, связанными с ним по его делу. Вопрос же состоит в том, может ли он, в подобного рода взаимоотношениях, пребывать неизменно в своей собственной сфере, как человек Новой Церкви, относительно своих любовей и побуждений, приспосабливая, при этом, из внутренней мудрости, разумение своё к должному исполнению служения своего в этом извращённом мире, или же он допускает смешение побуждений своих с побуждениями партнёров, и связанных с ним по делу окружающих, в их любви к стяжательству? Попадает ли он под влияние сферы приподнятости или депрессии совместно со своими партнёрами, и связанными с ним по делу людьми, в соответствии с общими периодами удач и провалов совместного предприятия? Ибо если человек допускает побуждениям своим смешиваться с мирской сферой, совместно с коллегами своими, то он затем приносит её назад, вместе с собою, оскверняя этим свой дом, и своё семейное богопоклонение, и он привносит её также, вместе с собою, и в Церковь, оскверняя и там богослужение. Для того, чтобы человек мог бы трудиться в мире, не поражаясь мирскою сферою, ему необходимы крепкие доспехи, или же духовная кольчуга, через которую мирская сфера не могла бы проникать в его внутреннюю любовь. И такая сфера духовной брони, которая могла бы абсолютно защищать его, может возникнуть лишь как результат ежедневных молений и покаяния, и как следствие непрестанного возвышения сознания его к Господу, по мере погружения его в принадлежности своей работы. И долгое, очень долгое время он должен будет затем, посредством ежедневного покаяния, непрестанно восстанавливать броню эту там, где она была пробита, или же уступила внешнему проникновению; и занятие это в продолжении длительного периода может требовать значительных усилий в сосредоточении сознания его, и отнимать у него существенное время, пока ему не станет наконец свойственным непрестанное обретание в сфере небесной, в процессе служения своего, и полное незатрагивание сферой мирскою, в которой он вынужден трудиться. Именно тогда он и достигает той второй степени, которая описываема следующим образом: "В первом состоянии кажется, что Бог отсутствует. Но после этого состояния приходит другое, состояние соединения с Богом. В этом состоянии человек действует как и раньше, но теперь от Бога; ему не нужно уже, как прежде, признавать за Богом всё добро, которое он желает и делает, и всю истину, которую он мыслит и говорит, поскольку это начертано у него на сердце, и потому присутствует в самом внутреннем каждого его действия и слова...в первом состоянии, называемом преобразованием, человек полностью свободен поступать по рассуждению своего разума, а во втором, в состоянии возрождения, он так же свободен, но тогда он желает и действует, думает и говорит по новой любви и новому разуму, которые от Господа." (T.C.R. 105)

Если человек обретается в этом состоянии, тогда любое решение, им принимаемое, и любое действие, им производимое, хотя и кажутся производным человеческой предусмотрительности, в реальности происходят непосредственно от Божественного Провидения, ибо он тогда влеком непрерывно его потоком, и постоянно им сохраняем, тогда как прежде, когда человек действовал из своих собственных любви и разумения, он постоянно действовал против потока Божественного Провидения, и не мог быть, соответственно, сохраняем им таким же образом, ибо, как мы читаем: "Божественное Провидение не действует никогда в союзе с любовью воли человека, но постоянно действует против этой любви" (D. P. 183)

Наибольшей опасностью здесь является присвоение хоть чего-либо от предусмотрительности самому себе; а посему мы завершим тему чтением нескольких отрывков, говорящих о человеческой предусмотрительности:

"Подтверждающий в себе видимость что мудрость и предусмотрительность от человека и затем как принадлежащие в нем ему, может лишь видеть, что если бы было иначе, то он бы не был человеком, но был бы животным или статуей, а между тем это наоборот. Закон Божественного Провидения, дабы человек мыслил как бы сам собою, но тем не менее признавал бы, что всё это по Господу" (D. P. 321)

"Собь человека, которая есть волею его, никогда не составляет одно с Божественным Провидением; в соби человека врожденная к нему вражда, ибо эта собь есть змеем, соблазнившим наших прародителей и о котором сказано: "Вражду Я положу между тобою и женою, между твоим семенем и ее семенем и ее семя раздавит твою главу" (Быт. 3:15). ... Вражда, положенная между ними, это между любовью соби человека и Господом, следовательно также между собственной предусмотрительностью человека и Божественным Провидением Господа, ибо собственная предусмотрительность не перестает поднимать голову, а Божественное Провидение не перестает нагибать ее" (D.P. 211)

"Если же ты хочешь быть веден Божественным Провидением, то пользуйся предусмотрительностью, как служитель или управитель с верностью распоряжающийся добром своего господина; эта предусмотрительность есть талант, данный служителям, да приумножат его и в котором они должны дать отчет. Сама предусмотрительность представляется человеку собственной, и пока верит человек, что она собственная его, он удерживает заключенным в себе самого ожесточенного врага Бога и Божественного Провидения, то есть любовь к себе. ... Дверь отворена человеком, когда он избегает как бы сам собою зла как греха, признавая что это происходит единым Господом. Такая предусмотрительность составляет одно с Божественным Провидением" (D.P. 210)

"Отсюда Господь предусматривает для добрых, обретающих милосердие Его во времени, всё то, что способствует их блаженству в жизни вечной; богатсва и почёт тем, для кого они не вредны, и никаких богатсв и почестей тем, для кого они могут быть опасны. Тем не менее, этим последним Он дарует во времени, вместо почёта и богатств, способность довольствоваться немногим, и быть гораздо более довольными (судьбой) нежели богатым и прославляемым". (A.C. 8717)

III

Божественное Провидение в отношении к обязанностям человека в Церкви, в стране, и в семье

Брин-Атин, пятница, 11 декабря 1936 года

Мы читаем:

"Помни день Субботний, чтобы святить его" ... Эта заповедь в духовном смысле означает преобразование и возрождение человека по той причине, что оно соответствует Господним трудам и битвам против адов, и Его победе над ними, с наступлением затем покоя. Ибо как Господь прославил Свою Человечность и сделал её Божественной, точно так же Он преобразует человека и возрождает его, делая его духовным. Вот что подразумевается под "следованием Ему". (T. C. R. 302)

Всё религии состоит в следовании Господу, и в непрерывном ему воспоследовании, а следование ему, как было здесь сказано выше, есть пребыванием в тружденьях и бореньях, а также в обретении победы в образе и подобии Господних; по этой причине, когда Господь призывал учеников Своих ему воспоследовать, Он, в то же время, призывал их взять их собственный крест:

Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее. (Матф. 10; 37-39) Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. (Матф. 16; 24) Иисус, взглянув на него, полюбил его и сказал ему: одного тебе недостает: пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною, взяв крест. Он же, смутившись от сего слова, отошел с печалью, потому что у него было большое имение. (Марк 10; 21, 22) Сыну Человеческому должно много пострадать, и быть отвержену старейшинами, первосвященниками и книжниками, и быть убиту, и в третий день воскреснуть. Ко всем же сказал: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее. Ибо что пользы человеку приобрести весь мир, а себя самого погубить или повредить себе? (Лук. 9; 22-25) С Ним шло множество народа; и Он, обратившись, сказал им: если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником; и кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником. Ибо кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали смеяться над ним, говоря: этот человек начал строить и не мог окончить? (Лук. 14; 25-30)

В этой последней цитате "Башня" представительствует Учение. Её фундамент есть Учение относительно веры, башня же есть Учение в отношении к жизни. Множество народа, следовавшее за Господом здесь те, кто принимают Учение в отношении к вере, но не исчисляют издержек о следовании за Господом в Учении относительно к жизни. По этой причине Господь обернулся к ним и сказал им, что если они не возненавидят семейства своего, то не смогут быть Его учениками, или что если они не возненавидят всех своих побуждений природных, или же всех тех побуждений, которые не были рождены сызнова в Господе. И что это возможно лишь для тех, кто ежедневно несёт крест свой - или же в каждом своём состоянии проходит через искушения в следовании за Господом. Ибо без этого ежедневного несения креста своего мы совершенно напрасно молимся Господу о нашем хлебе насущном, ибо хлеб насущный молитвы Господней даруем лишь как следствие ежедневному несению креста своего и следованию за Господом.

Господь сказал: "иго Мое благо, и бремя Мое легко". Пребывание под Господним игом, и Его бременем, на самом деле, есть самоей радостью, или же вечным счастием от совершения небесных служений, со всем наслаждением, от этого проистекающим. Тяжесть же несомого креста есть не Господним игом и Его бременем, но есть игом и бременем собственно человеческим. Ибо человек, неведомо для себя, придавлен постоянно неподъёмной тяжестью на своей спине, и он бредёт как жалкий раб под ярмом дьявола. И в этом неподъёмном узле на своей спине он волочит все свои побужденья природные, всё, относящееся к невозрожденным любвям человеческим, а также и все связанные с этим заботы и возможные потери, которых он постоянно опасается. Поэтому несение креста означает готовность сбросить с себя это бремя, в котором он заключает всю жизнь свою, дабы воспринять лёгчайшую ношу Господню вместо него. Ибо для пребывающего в потоке Божественного Провидения несение бремени Господнего есть высочайшим наслаждением.

Господь, в Своём Втором пришествии вновь возглашает принадлежащим к Церкви: "Вы - соль земли" (Матф. 5; 13) И те есть солью земли, кто ежедневно влекут крест свой и следуют за Господом в бореньях и тружденьях, и в непрестанном торжестве возрожденья своего, те, кто правильно сочли стоимость башни и не останавливаются на полпути. "Вы - соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям". (Матф. 5; 13) Соль, потерявшая свою силу, означает всех тех в Церкви, кто не готовы возненавидеть свою жизнь, и нести ежедневно крест свой, и следовать за Господом, тех, кто жаждут соглашательства с миром, и с тем, что представляется им как его справедливые требования, тех, кто действительно жаждут быть членами Церкви, но совершенно безвкусным образом, вроде того, каковой бывает пища без соли, и не обработанная огнём.

Вернёмся сейчас к обязанностям человека по отношению к Церкви. Его первейшей обязанностью есть посещение богослужений и доктринальных занятий в Церкви, но не только посещение само по себе, но также и приуготовление себя для достойного вхождения в священную сферу богопоклонения, посредством ежедневного покаяния; а также для последующего обращения услышанных там истин в живые принципы своего ежедневного существования. Если большая часть общины не посещает богослужение и доктринальных занятий, если члены её избегают посещений таких без действительно серьёзных причин, то это явный признак того, что община больна. Причиной болезни этой может быть или собственно качество проповедей и занятий, или качество слушателей, или и то, и другое вместе, но какова бы ни была причина, положение в любом случае весьма тяжёлое, ибо там, где те, кто могли бы, прекращают регулярное посещение, там исчезает внутреннее единство общины, или же еднинство духовного мышления и побуждения. Проповедь и доктринальное занятие должны быть раскрытием Слова, так, чтобы истинности жизни и веры животворной струёй исполняли бы всю общину, таким же образом, как кровь бежит по всему телу, неся питательные вещества и кислород ко всякой его части, оживотворяя и побуждая всякого члена общины каждодневно, как на работе, так и дома. Ибо если проповедь, совокупно с богослужением, и доктринальными занятиями не соотносятся самым теснейшим образом с ежедневной жизнью общины, то ценность их крайне невелика. Если непосредственным результатом проповедей и занятий не становится ежедневное несение креста своего (членами общины) и следование Господу, по пути возрождения, подобно образу и отображению Прославления Его, то двери Церкви могут с таким же успехом оставаться постоянно замкнутыми, ибо в этом случае доктринальности в Церкви есть не более чем просто интеллектуальными догматами, тогда как внутреннее в ней совершенно ничем не отличается от внутреннего во всех остальных церквях. И если община не исчислила стоимость башни, каковою стоимостью есть оставление собственной жизни с той целию, дабы Господь мог бы одарить человека Своей Собственной жизнью, то церковь тогда есть тем основанием башни, над которым насмехаются все окружающие, ибо в ней - недостаток любви для её завершения. Неужели ж вы не усматриваете теснейшей связи между неоконченной башней, и ежедневным несением креста и следованием Господу? Община Церкви или же принадлежит к Короне всех церквей, имевших существование своё от сотворения земли сией, к Короне Церкви точно таким же образом относительно жизни, как и относительно Учения, или же она есть полное ничто, есть солью, утратившей солёность свою, которая уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям.

В ранней Академии признаваемо было, что человек имеет обязательства перед Церковью не только относительно обрядов священного богопоклонения в ней, но и относительно общинной жизни, и, таким образом, не только относительно Бога, но также и относительно ближнего, и тогда много было сказано о важности общинной жизни в Новой Церкви. Вместо общинной жизни, давайте переформулируем это как жизнь в сообществе. В Небе обретаются бесчисленные сообщества, и Господь там есть всё во всём в целой жизни всякого сообщества. И насколько Новая Церковь есть подлинно Новым Иерусалимом, или же Невестою и Супругою Агнца, настолько же Господь есть тогда всё во всём жизни всякого сообщества Церкви на земле. И вне этого не существует никакой иной общинной жизни Новой Церкви. Особой общинной жизнью Новой Церкви часто полагают собрания членов Церкви, вне зависимости оттого, присутствует ли при этом Господь. Но Господь, в Своём Втором Пришествии, вновь говорит к Церкви, но с гораздо большей значимостью, нежели это могло быть воспринято первыми христианами - "где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них" (Матф. 18:20). Двое или трое здесь представительствуют присутствие Господне в Божественном добром и истинном, ибо лишь таковой может быть жизнь общины Новой Церкви, и поэтому и не может быть и никакой иной особой общинной жизни Новой Церкви, которая бы тогда не была бы лишь осквернением имени Новой Церкви.

Третьим служением для Церкви есть приношения в ней. Относительно таковых Господь прорёк следующее: "И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много. Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант. Подозвав учеников Своих, Иисус сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое" (Марк 12:41-44).

Здесь Господь прорекает о духе дарования, по этой причине дарение, не приносимое в духе бедной вдовы, неприемлемо с точки зрения Неба. Ибо если человек не готов отдать всё, что у него есть Церкви, то он, по сути не отдаёт ничего существенного. Разумеется, сказанное не должно быть воспринимаемо с буквалистской тупостью, но если это воспринимать духовно - то приемлемой является лишь "вдовья лепта", тогда как дарующие много от полноты своей, по сути не даруют ничего. Вдова отдала всё, что имела, всё пропитание своё. По сути она отдала всю жизнь свою, всё то, что жизнь эту поддерживало. Сравните же сказанное процитированным уже выше - "Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною. Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее" (Лук. 9; 23, 24).

Бедная вдова представительствует здесь чувствующих необходимость подлинностей жизни, и обретающихся, поэтому в побуждении к истинному, а также и в уничижении, ибо постигающих, насколько ничтожное количество подлинностей жизни обратилось в жизнь, и, поэтому, какое ничтожное количество подлинностей веры обратилось в веру; её положение в сокровищницу всего пропитания её означает здесь, с одной стороны, отвержение ею всего, относящегося к собственной жизни, а с другой - приписывание Господу всего того, что было ею от Него получено. И если дух желания отдачи всей нашей жизни, или же всего, чем живём мы, и приписывания, или же возвращения всего того, что духовно живо в нас Господу не присутствует в дарованиях или же приношениях наших для Церкви, тогда мы, как те богатые Иудеи, кладущие в сокровищницу от избытка своего; мы тогда как те богатые Иудеи, и даже те из нас, у кого мирское имущество совершенно ничтожно.

Господни слова о несении креста, и во воспоследовании Ему были повторяемы многократно, и в связи с двумя предметностями, которые должны быть оставлены, из которых первою есть семейные связи, отец, мать, жена и дети, а вторая - богатства. Даже наиболее литералистически настроенные христиане никогда не принимали слов Господних о ненависти отца, матери, жены и детей буквально, и мало кто действовал соответственно. Но если понимать их подлинно, то чем же на самом деле являются здесь эти две предметности, которые должны быть человеком оставлены, дабы человек мог бы взять крест свой и воспоследовать Господу, и кто же, в противном случае, не может стать Его учеником? Богатства богача здесь есть познаниями из Слова, тогда как через семью представительствуемы все побуждения человека природные, или же побуждения к Церкви, к родной стране, к его семье. Это именно они должны быть оставлены. Познания из Слова - это те семена, которые должны умереть, дабы принести плод, что значит - они должны умереть как просто познания в памяти, дабы они могли прорости в духовном сознании как новые духовные ростки, или же оживотворённые постижения. И как у того богача, чем более мы имеем в себе познаний этих, или же богатства духовного, тем сложнее нам оставить их, или же дать им умереть, дабы семя это могло взойти к своему служению.

Всякий человек, наставленный познаниями Слова и Церкви, и особо - в Новой Церкви познаниями, дарованными этой Церкви, с неизбежностью проходит через состояния, представительствуемые богатыми Иудеями, кладущими в сокровищницу от избытка своего, но если он не восходит затем в состояние уничижения, представительствуемое бедной вдовицей, отдающей всю насущность свою, он не обретает сокровища своего в Небе, или же оживотворённых духовностей во внутреннем своего сознания.

В Церкви Израильской десятая часть, или же десятина, должна была быть отдаваема Левитам. Мы читаем в Апокалипсисе Истолкованном, н. 675, что десять означает все времена, или же всегда, и отсюда десятая часть означает всё, откуда следует, что совершенно всё, получаемое ими от Господа было свято, и должно было быть отдаваемо Господу, вся их насущность, всё, что только духовно было оживотворяемо у человека. Именно дух отдачи всего должен быть заключаем во всяком даровании в Церкви, дабы таковое было приемлемым в глазах Господа и Ангелов.

С духовной точки зрения, не только всё богатство таковое должно быть оставляемо, если человек хочет быть полностью учеником Господу, но также и все абсолютно семейные привязанности. Тут семья, отец, мать, жена и дети представительствуют, как мы уже говорили, все побуждения у человека, которые он испытывает по отношению к Слову, Церкви, родной стране и семье. И все таковые привязанности, которые человек имеет в себе до возрождения своего, должны умереть в нём, дабы они могли бы быть дарованы ему сызнова от Господа, ибо первоначально они несут в себе скрыто любовь соби и любовь мирского, и это независимо оттого сколь истинными они могут представляться в форме внешней. Это описываемо в Истинной Христианской Религии, в н. 73, следующим образом: "Законы порядка, наложенные на человека, состоят в том, что он должен приобретать себе истины из Слова и размышлять о них природно, а если способен, то и рассудочно, и так составлять себе природную веру. Законы порядка со стороны Бога состоят в том, что Он приближается к человеку, наполняет его истинами Своего Божественного света, то есть наполняет его природную веру, которая есть не более чем знание и убеждение, Божественной сущностью. Только так и не иначе вера становится спасительной; То же относится и ко благолюбию"

По обретении верой и благолюбием Божественной сущности они внутренне видимы уже в совершенно ином качестве, нежели чем тогда, когда они были просто познаниями и убеждённостью, и в этой своей первой форме они должны быть, как сказано, оставлены, дабы они могли быть возвращены Господом, но уже с Божественной сущностью.

Обращаясь сейчас к человеческой обязанности по отношению к его родной стране, мы не будем останавливаться на обязанностях, налагаемых на человека законами его страны, но мы рассмотрим лишь те обязанности, которые относятся к области его свободного выбора. Эти обязанности, в мирное время, и в свободных странах, по преимуществу относятся к избранию управленцев. Мы наставляемы из Слова тому, что обязанности человека по отношению к родной стране должны быть осуществляемы согласно доброму страны, и, соответственно, будут различны для страны, оживотворяемой добрым духовным, или же относительно страны, оживотворяемой подлинным добрым природным, или же, уж тем более, пребывающей лишь в добром животном. Разумеется, нет ни малейшего сомнения в том, что в сегодняшнем мире не существует ни единой страны, которая была бы оживотворяема добрым духовным, и более того, последние остатки подлинного природного доброго, происхождение ведущего от подлинно человеческого, стремительно уходят, оставляя после себя лишь остаточности животного доброго. Это животное доброе с лёгкостью вводит нас в заблуждение, ибо вполне может казаться нам подлинно природным добрым. Животное доброе есть то доброе, которое у человека обще с животными, каковым есть, скажем, образ счастливого брачного союза у некоторых птиц, образ невинности у овец и ягнят, или же преданность, свойственная собакам. С животными эти добрые качества есть подлинным добром, но у человека, пока они остаются лишь чисто животными, они вовсе не являются ничем добрым, ибо они тогда несут в себе любовь к собственному и любовь к мирскому. Ибо у человека невозможно никакое подлинно природное доброе, если только оно не оживотворяемо религией. Даже когда религия ложная, всё равно бывают и такие, у которых пребывают определённые остаточности подлинно природного доброго духовного происхождения; но если религия, или же вера в Господа и Слово, уходит из жизни у человека, то у него остаётся лишь просто животное доброе. И благолюбие у таковых описываемо было следующим образом: "благолюбие тех, которые думают, что Бога нет, а на место Бога ставят природу, - ни поддельное, ни лицемерное, ни мёртвое, а несуществующее, поскольку оно не связано ни с какой верой. Его нельзя назвать благолюбием, потому что благолюбие определяется верой. С небес благолюбие таких людей выглядит как хлеб, сделанный из праха, лапша из рыбьей чешуи или фрукты из воска" (T.C.R. 453). Также было говорено о фальшивом благолюбии, или же благолюбии у тех, которые не верят ни в Господа, ни в Слово, что оно "подобно плоду, который не растёт на дереве, а приколот к нему булавкой" (T.C.R. 451) И так как в Христианском мире остаточности подлинного природного благолюбия уже не существуют, и осталось лишь животное благолюбие, то человек Церкви должен быть очень осторожен, дабы ни малейшим образом не позволить своим побуждениям природным соединятся с политическим животным добрым к родной стране. Подобное политическое животное доброе имеет определённое служение в потоке Провидения, и человек Церкви может, как бы с расстояния, помогать сохранять его, но пусть будет крайне осторожен, дабы не войти непосредственно в его сферу, или же, в сферу тех, кто в нём обретается. Человек может полагать, что одна из партий более вредна, чем иная, и действовать соответственно этому выводу, но если он позволит себе привязаться к какой-либо партии чувствами своими, то он тогда оказывается в большой опасности. И признаком того, что это уже произошло у человека, есть его восхищёние при успехе, или же подавленность неудачей той или иной политической силы. Ни один человек не может постигать действия Божественного Провидения относительно будущего, но он может постигать это в настоящем, и таковые не восхищаются и не страдают от обстоятельств внешних.

И настолько же, насколько побуждения просто природные удалены бывают, настолько же и Новая Церковь будет гармонизируема не только относительно истинного духовного, но и относительно истинного морального и общественного.

Сегодня мы сможем остановиться на обязанностях человека по отношению к его семье лишь крайне коротко. Тогда как относительно конечной цели община есть первейшей, тем не менее относительно цели, первой по времени сначала стоит семья, согласно обычному выражению о том, что благолюбие начинается с дома. И если семья не является образом небесного сообщества в миниатюре, то человек вряд ли сможет осуществлять служение для сообщества Церкви в её наибольшей форме, ибо он тогда всюду несёт с собою расстройство порядка из малого сообщества собственного дома. Поэтому первейшей по времени обязанностью для человека есть установление духовного благополучия в своём собственном доме, и если оно пребывает в порядке, то он затем подлинно может внести свой вклад и в сообщество в его больших формах; но если таковой порядок не установлен, то его видимый вклад в большие формы сообщества есть лишь обманчивым, а не подлинным, и, по сути, его вклад тогда приносит гораздо больше вреда, чем пользы.

В подлинном семействе родители представительствуют доброе и истинное, и есть тогда формою доброго и истинного; сыновья и дочери представительствуют побуждения к доброму и истинному, и есть формами таковых побуждений; тогда как слуги представительствуют подтверждающие предметности, и есть формами таковых. Юноши и девушки в действительности несут в себе весьма высокое соответствие, но если наши сыны и дочери не обретаются в благородностях, представительствуемых юношеством и девичеством, то где же там быть такому соответствию? И то же самое относится и к родителям их. Весьма обычны жалобы на поведение подрастающего поколения; но если мы поглубже заглянем в себя самих, то мы вполне сможем и увидеть, что внешние зла молодого поколения есть лишь представительностями зол внутреннейших старшего поколения. Ибо если старшее поколение обретается в сфере Неба, то трудности их относительно младшего поколения не столь велики. Если же мы видим беспорядок в младшем поколении, это должно заставить нас хорошо задуматься, и попробовать распознать, не лежит ли главная причина всему этому в нас же самих.

IV

Божественное Провидение в отношении к рекреации

Брин-Атин, пятница, 8 января 1937 года

Мы поучаемы в Слове, что Небо образуемо оттого, что Ангелы непрерывно лицезреют Господа на востоке, независимо оттого, в каком направлении они при этом сами обращаются. То, что образует Небо, то же самое образует и Церковь. И пока человек продолжает лицезреть непрестанно Господа на востоке духовного мира, он продолжает пребывать в подлинной Новой Церкви, но если он не лицезреет Господа на востоке, то он не принадлежит к Новой Церкви, невзирая на то, что он себя таковым полагает. Человек обычно обращает сознание своё к своей работе, к своим обязанностям по отношению к Церкви, к своей родной стране, к своей семье, к обрядам своего богопоклонения, а также к занятиям отдохновения своего. И если в таковых обращениях ума своего он, тем не менее, продолжает непрерывно лицерзеть Господа на востоке, то он принадлежит к Новой Церкви. Нас также наставляют из многих мест в Слове и тому, что Господь есть всё во всём в Небе и в Церкви. И так как Господь есть всё во всём в Церкви, то поэтому Он также есть и всё во всём каждого сообщества в Церкви, и насколько Он есть всё во всём сообщества в Церкви, настолько же Он есть и всё во всём у тех, из кого сообщество это состоит. И насколько человек относится к церкви, или же есть микрокосмическая церковь, настолько же и Господь есть всё во всём всякого служения его, всякой его иной обязанности, и всякого рекреативной его деятельности.

Слово "рекреация" образуется посредством сложения латинских слов "ре" и "креате", что значит - "создание заново", или же воссоздание. По этой причине слово "рекреация" должно быть рассматриваемо в непосредственной связи с тем, что сказано было о создании и воссоздании, для чего мы и процитируем следующее:

"Сказано было что Иегова сотворит чудеса, каких не было по всей земле потому, что через сотворение означаемо то, что Божественно от самых высших, до самых низших, или же от первейших, до последних; ибо всё, что происходит от Божественного, происходит от Него Самого, и нисходит, согласно порядку, вплоть до самых последних начал, и, таким образом, через небеса вниз до самого мира, и тут упокаивается, как в своих последних, ибо последним Божественного Порядка есть природное в мире. О таковом говорится поэтому, что оно "сотворено". Именно таковым порядком возникло и поддерживаемо в существовании всё, находящееся в сотворённом мире. И в таковом порядке обретается также и человек церкви, возрождаемый Господом посредством истинностей Слова. По этой причине Господь и называем в слове "Творцом", а человек возрождённый - "заново сотворённым"" (A.C. 10634)

В свете процитированного мы можем уразуметь также, почему сказано было, что "Славословие Господне есть не служение, а рекреация" (MEMORABILIA, Codex Minor 4805). По сути, прославление Господне есть существенностью всех видов рекреации.

Сравним это со следующим местом: "Пища означает небесное доброе потому, что пища ангельская есть ничто иное как блага любви и благолюбия, посредством чего они не только оживотворяемы бывают, но также и восстановляемы. Блага эти практически особенно служат для восстановления у Ангелов, ибо они есть вожделениями их; и то, что вожделения, воплощённые в действительность приносят восстановление и жизнь - известно. То, что таковые несут прокормление духу человеческому, тогда так материальная пища дарует прокормление его телу, может быть понято из того также, что пища, принимаемая без удовольствия, слабо способствует прокормлению, но лишь в удовольствии идёт на реальную пользу. Именно удовольствия открывают проход в те каналы, по которым получаемая пища и вводима бывает затем в кровь; тогда как неприятные вещи их закрывают. У ангелов удовольствиями таковыми являются блага любви и благолюбия, и отсюда может быть выведено заключение, что они и есть той пищей духовной, которая соответствует различным родам пищи земной". (A.C. 5147) Из этого увидеть можно, что пиршества Благолюбия у Древних, посредством которых они были восстановляемы и духовно и природно, были их главными увеселениями.

Творение осуществляемо и существует ради определённого служения, и тоже самое можно сказать и о восстановлении. Ибо восстановление приходит за служением, и есть ради служения. Ибо в служении как дух, так и тело истощаемы; во время же рекреации они перестраиваются и преобразуются, и всё это посредством удовольствий рекреации.

Рекреационные упражнения, из тех, что свойственны миру, могут укреплять физическое тело, и внешнее сознания, и, таким образом, служить, как это представляется извне, полезным вспомоществованием для гораздо более эффективного исполнения обязанностей, принадлежащих к какой-либо должности; но таковые восстанавливающие занятия, каковы они есть в мире, не служат построению, или же перестройке тела духовного, но вообще способствуют к его огрублению, и, таким образом, вместо вспомоществования человеку в осуществлении его служения духовного, они наоборот - препятствуют этому. В организованных сообществах Новой Церкви мужчина и женщина имеют два типа рекреационных упражнений - чисто мирские, и совершаемые совместно с другими членами Церкви. Но вообще, в основном, рекреационные занятия у членов Церкви практически таковы же, как и в мире, и, в лучшем случае, теснее соотносятся с занятиями подобного рода свойственными более утончённым и изысканным типам мирских сообществ.

Рекреационная активность исключительно важна если учитывать то колоссальное воздействие, которое она оказывает на волю человека. Это происходит потому, что она сопряжена с большим удовольствием, а получаемое удовольствие всегда оказывает сильнейшее влияние на волительную часть; оно также нисходит в последние тела, в которых и проявляема вся сила, как для добра так и для зла. У многих самые сильные удовольствия всегда связаны именно с их рекреационными занятиями, и таким образом эти рекреационные упражнения, фактически, руководят их жизнью. Даже человек, который полагает, что высшее удовольствие жизни его лежит не в рекреации, но в его служениях, и тот должен хорошо поразмыслить над собою, ибо то, что он принимает за удовольствие от служения, очень часто оказывается именно удовольствием взятия вверх над остальными, как и в любой игре, или же удовольствием от борьбы, или же удовольствием от достижения победы, или же от добывания какого-либо приза, и не есть, рассмотренное духовно, собственно удовольствием от служения. Ибо это тогда есть игрой, а не служением, в которой человек и обретает тогда своё наслаждение.

Возвращаясь к различным видам рекреационных упражнений, мы остановимся для начала на социальном взаимообщении, или же на беседе, в частности же на общих собраниях членов Церкви. Подлинные социальные собрания могут происходить лишь там где есть подлинная община. Латинское слово "община" - societas, родственно латинскому слову "sequor", что значит - "последование". Община, соответственно, состоит из следующих за Господом, и лишь те следуют за Господом, кто постоянно лицезреют Его на востоке, независимо оттого, в каком направлении они сами при этом обращаются; ибо в тот момент, когда человек не лицезреет духовно Господа на востоке, он уже не есть членом хоть какого-либо подлинного сообщества, и если хоть кто-нибудь в сообществе не взирает к востоку мира духовного, то всякая подлинная духовная социальная жизнь там становится невозможной. Такое непрестанное взирание к Востоку отнюдь не значит, при этом, что нужно непрерывно разглагольствовать о Господе и Церкви, ибо человек может обращаться куда угодно, и, при этом, всё ещё взирать к Господу на востоке, и предметом общения у него тогда может быть и политика, и различного рода актуальности, и, тем не менее, при этом, человек, рассматриваемый внутренне может быть узреваем непрестанно взирающим к востоку мира духовного, или же к Господу. И совершенно противоположно, человек может разглагольствовать об Учении, или же о Церкви, и, при этом, внутренне взирать отнюдь не к востоку, но в совершенно противоположном направлении. И его рассуждения о Церкви могут тогда совершенно не отличаться внутренне от подобных же рассуждений наиболее развитых общин в Старохристианской Церкви. Ибо само по себе знание каких-либо определённых доктринальных положений, не известных в других Христианских конфессиях, ещё отнюдь не свидетельствует о наличии хоть какого-либо принципиального различия по отношению к ним. Как же часто мы наблюдаем такие диспуты о религии, в которых ни аргументы, ни общий тон разговоров совершенно неотличимы от обычных пререканий на политические темы, или же, скажем так, диспуты о Церкви и религии, в которых нет ничего от святости, нет взирания к Господу на востоке, а наоборот, в которых каждый стремится лишь озвучить свой собственный взгляд на предмет, блеснуть своим умом, и продемонстрировать свою осведомлённость о наиболее передовых веяниях современности. Как часто в общинных собраниях господствует дух тонкой, и часто бессознательной льстивости. У себя дома, там, где человек пребывает в своих внутреннейших, он не столь склонен предаваться льстивости, или же самообольщению, но когда он выходит наружу, он часто, пусть даже и бессознательно, обуреваем, во внешнем своём, жаждой делать приятное, или самому становиться субъектом ублажения, одним словом - быть приятным членом сообщества, но не подлинным, а извращённым образом. Не это ли служит основной причиной тому, что люди весьма часто счастливы от посещения подобных собраний, а дома страдают от скуки?

В январской книжке журнала "Дайджест для чтения" можно найти исключительно едкое обличение тех мотивов, которыми оживотворяемо поведение практически всякого человека, хотя автор, похоже, вовсе не подозревал о том, что он занимается там именно обличением. Мы процитируем оттуда следующее: "В девяносто девяти случаях из ста, никто никогда и ни за что не критикует сам себя, безразлично, насколько он при этом бывает неправым, и поэтому критицизм совершенно бесплоден, ибо лишь заставляет оппонента занять оборонительную позицию, и обычно лишь подвигает его к поискам аргументов для самооправдания. Критицизм также и весьма опасен, ибо он ранит столь дорогое человеку самолюбие, унижает его самооценку, и возбуждает его негодование ... Поэтому имея дело с людьми, всегда помните о том, что имеете дело не с существом логического мышления, но с существом сугубо эмоциональным, существом одержимым разного рода предубеждениями, и руководимым гордостью и тщеславием. И если вашей ближайшей целью на завтра является возбуждение того глубочайшего негодования, которое затем может тлеть десятилетиями, и продлиться вплоть до самого смертного часа, вам нужно лишь употребить немного жалящего критицизма, вне зависимости от того, насколько он вам представляется оправданным. ... Профессор Джон Дью, наиболее известный американский философ, говорит, что наиболее сильным импульсом человеческой природы является стремление к самоутверждению. Запомните это - стремление к самоутверждению. Именно здесь обитает в человеке самый неутолимый и всепожирающий голод. ... Именно он побуждает вас одеваться по последней моде, приобретать наисовременнейшие автомобили, и постоянно превозносить бесценные достоинства собственных детей". (Цитата из книги Дейла Карнеги "Как приобретать друзей"). Поэтому-то и песня сирен, которой они заманивали Одиссея, была отнюдь не сверхцветистой фантазией, но состояла из элементарнейших славословий: "К нам, Одиссей многославный, великая гордость ахейцев! Останови свой корабль!"

Как же просто сплачивать Церковь посредством отвратительнейшего "полюбовного дружелюбия", где каждый смотрится таким радушным, таким сердечным, таким "добрым малым", и где, тем не менее, побудительными мотивами для всего этого служат мотивы, подобные рекламируемым вышепроцитированной книгой Дейла Карнеги "Как приобретать себе друзей". Всё что нужно для этого, это постараться найти необидное местечко для каждого в сообществе, заниматься взаимоублажением, и пытаться гладить всякого только по шёрстке. Но опасность, заложенная в таковых "сообществах взаимной дружбы", была не раз хорошо показана в Слове, как, например, вот здесь: "Было показано их качество, а именно то, что они являются сообществом внутреннейшего дружелюбия, ибо как и всякое сообщество, построенное исключительно на одном внешнем дружелюбии, куда только они ни прибывали, они всегда отнимали внешнее удовольствие жизни у всех остальных, ... откуда и видно было, что они - сообщество внутреннейшего дружелюбия. Это они не желали признать, но в результате принуждены были это сделать; ибо они называют братьями всех тех, кто пребывает внутри сообщества, и лишь с таковыми обретаются во внутреннейшем удовольствии жизни; но они презирают пребывающих вне своего сообщества, и называют таковых мёртвыми, из чего следует, что они презирают всех остальных, сравнительно с самими собою. ... Они хвалят жизнь добра пребывающих внутри сообщества; ... но это они делают отнюдь не из благолюбия, а исключительно по внутреннейшему дружелюбию; ибо друг всегда хвалит своего друга, и всегда о нём хорошо думает, и делает это он соответственно степени получения удовольствия от общения с таковым" (MEM. Cod. Min. 4749) "Даже у злых, у которых нет ни грана благолюбия, бывает так, что проявляется некая видимость милосердия, но это лишь реакция на их собственную боль, ибо оно проявляется лишь по отношению к их собственным друзьям, которые, в их представлении, есть частью их самих, и, таким образом, когда страдает тот, с кем он связан внешним дружелюбием, то и он также страдает. Но такое милосердие не есть милосердием благолюбия, но есть милосердием внешнего дружелюбия ради своей соби, каковое, рассмотренное в себе самом, есть немилосердием, ибо оно презирает и ненавидит всех остальных, кроме себя самого, и, таким образом, кроме личных друзей, составляющих как бы часть этого собственного." (A.C. 5132)

Таким образом, насколько правит стремление к самоутверждению, гордость или же тщеславие, настолько же и сообщество становится сообществом внешнего дружелюбия, взирающего к духовному западу, и повёрнутого тылом к Господу, и это невзирая на то, в каком направлении человек поворачивается сам - к своей ли работе, к богопоклонению, или же к рекреационной активности - он неизменно остаётся повёрнут к Господу спиной. И давайте не будем обманывать себя, утверждая, что мотивации, господствующие в мире, не являются для нас большой проблемой, дабы в своём самооправдывании мы не показали бы себя недостойными сынами царствия.

Как рекреационные занятия, мы сейчас рассмотрим такие искусства, как музыку, рисование, архитектуру и литературу. Таковые занятия по праву благородства своего занимают достойное место как предметы для рекреационных упражнений, ибо в своей подлинной форме они облагораживают душу, ибо они представительствуют вещи духовные и соответствуют духовным побуждениям. О красоте мы читаем следующее: "девица была прекрасна видом - означает красоту побуждения к истинному, ... ибо всё прекрасное происхождение своё ведёт от доброго в котором пребывает невинность. Самое доброе, когда оно проистекает от внутреннего человека во внешнего, сотворяет прекрасное; всё прекрасное человеческое происходит отсюда. Это может быть увидено из того также, что никто не затрагиваем лицом другого (самим по себе), но лишь тем побуждением, которое через лицо это просиевает, и что пребывающие в добром затрагиваемы побуждением к доброму, там пребывающему, и соответственно тому, сколь в этом добром обретается невинности". (A.C. 3080) "Муж, воспользовавшись природной красотою жены, не видит её более, но видит её красоту духовную, и из этой вновь начинает любить и вызывать красоту природную, но под иным видом" (C.L. 330)

Сказанное здесь о красоте формы человеческой относится также и к красоте изящных искусств, а именно, что тут красота присутствует тогда, когда доброе из человека внутреннего нисходит во внешнего, и пребывающие в добром тогда затрагиваемы этой красотою соответственно тому, насколько ей невинность присуща; и что когда человек входит в принадлежности внутреннейшие, то он уже не видит красоты природной, но видит пребывающую там красоту духовную, и из этого заново к ней любовь приобретает, и при этом вспоминает собственно красоту природную, но уже в ином аспекте. Из этого можно увидеть, сколь ужасно фальшивы те критерии, по которым искусство оцениваемо в мире, и, тем не менее, люди в Церкви склонны принимать оценки от имеющих репутацию хорошего (художественного) вкуса в мире относительно этих предметов.

Но из чего же тогда должны мы судить здесь, есть ли таковое произведение (искусства) подлинным или же нет? Ответ на этот вопрос вполне очевиден из параграфа 55-го книги "О любви Супружественной", из которого мы процитируем следующее: "В одно время услышан был мною из Неба наиприятнейший голос пения. Воспевавшие такую песнь были жены с девами; приятность же их пения была подобна побуждению некоторой любви, согласно проистекающая; ибо пения Небесные не иное что как побуждения громогласные, или побуждения, согласными тонами изъявляемые; ... Это слышали и многие духи, бывшие около меня, из числа коих некоторые сказали что самый приятнейший тот голос пения и был для них неким любезным побуждением; предмета однако же таковым пением изъясняемого они не знали, и по сему предполагали только, но различно и вотще; ... Тогда посреди них явился Ангел из Неба и объявил, что пели Любовь пола чистую; ... Пение .. продолжалось, - и тогда, знавши предмет, побуждением изъясняемый, слушали это пение с многими переменами, изъявляемыми от каждого по состоянию своей любви: тем, которые целомудренно или чисто смотрели на женщин, пение это казалось согласным и приятным; тем же, которые не чисто смотрели на женщин, казалось несогласным и печальным, а которые гордо смотрели на женщин, тем казалось расстроенным и сиповатым"

Из вышесказанного совершенно очевидно, что определяющим вопросом в теме искусства всегда должно быть - каково побуждение, и снова - каково же побуждение? И если выражаемое (данным произведением искусства) побуждение не постигаемо, то всякое суждение с неизбежностью будет лишь поверхностным, необоснованным и бесполезным. И тем не менее, когда мы нынче слушаем рассуждения причисляющих себя к Новой Церкви, например, о музыке, то всегда ли озвучена там тема о природе добра, которое там проистекает от внутреннего во внешнее, и, таким образом, творит красоту? Сколь там присутствует побуждение к доброму, и каково качество этого присутствующего доброго? И, в особенности, какова степень невинности, этом доброму там присущей? Или - совсем наоборот, говорят лишь о гармонии, цвете, форме, увлекательности, симметрии и чувствах природных, побуждаемых всем этим? Одним словом, происходит ли суждение из постижения побуждений духовных, чувствуемых там, или же, как и в мире, суждение есть лишь производным вкуса? Вкус же, как сказано было в книге "РАЦИОНАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ", не относится ни к рациональному, ни к человеческому, но лишь к животному. Поэтому судить о произведении искусства соответственно вкусу - это судить о нём чисто по животному, и это вне зависимости оттого насколько утончённым и рафинированным вкус этот может быть сам по себе. Ибо сколь просто наслаждаться произведением искусства, которое, по сути, есть не более чем искуснейшее утончённым мертворождённым трупом, зачатым в суетности, и порождённым на вкусовщину, не спрашивая себя при этом, сколь много в нём содержится доброго невинности, и какова же степень священного созерцания, проявленная посредством него?

Ибо важнейшим в искусстве, как, впрочем и во всём остальном, является различение меж подлинным и не подлинным, меж последними Неба, и последними воображаемых небес; ибо обое кажутся прекрасными в своих формах внешних, и более того, иногда последние воображаемых небес, как они проявляют себя во внешних формах искусства, могут казаться даже куда как более прекрасными, куда как более изысканными для восприятия, нежели последние подлинного Неба. По этой-то причине вновь и вновь и должен задаваться вопрос - как много здесь доброго невинности из внутреннего присутствует? И каково здесь проявляемое чувство?

Мы можем здесь заметить, что в последних состояниях вырождения искусства исчезает даже внешняя видимость красоты, и в этом своём образе оно становится не выражением последнего воображаемых небес, но исключительно преисподней; и это как раз и является главным качеством того, что называют "современным искусством". Люди склонны утверждать, что такое искусство лишено, дескать, лишь излишней чувствительности, и полагать его полезным проявлением неизбежного разрыва с устоявшимися формами, расчищающим дорогу к будущему, тогда как совсем наоборот, оно есть лишь проявлением вопиющего, безнадёжного упадка. Ибо пока существуют хотя бы видимые небеса, то всё ещё существуют и хоть некоторые остаточности, которые могут быть спасаемы, тогда как обретающее форму преисподней лишено и последней надежды.

Всё вышесказанное с равной степенью можно отнести к новеллам, театральным постановкам, и кинофильмам. Там, за малым исключением, изображаются мужчины и женщины, юноши и девушки, и различные аспекты человеческих взаимоотношений между ними. И так как повсеместно отсутствует подлинное постижение того, что из себя внутренне представляют понятия мужчины и женщины, юноши и девушки, и ещё менее того, что есть подлинными взаимоотношениями между ними, все эти поделки, без малейшего исключения, бессмысленны, фальшивы и вредны. Вместо изображения подлинных, духовных отношений между мужчиной и женщиной, или же юношей и девушкой, там господствует лишь дух сентиментальности и романтизма; но об этом мы больше поговорим на следующем занятии. Мы лишь отметим здесь, что главнейшая опасность заключается отнюдь не в том, что просвещённой публикой принято считать недостойными поделками, ибо подлинная сущность таковых видна даже молодёжи, если только последняя получала достойное образование как дома, так и в школе, и которая затем ко всему этому испытывает вполне однозначное отвращение. Нет, подлинная опасность как раз кроется в тех поделках, которые исподволь вливают в сознание различного рода фантазии сентиментальной и романтической любви под видом идеалистических взаимоотношений, и, таким образом, вводят в заблуждение не только молодёжь, но даже их родителей.

Как мы уже говорили выше, самой важной вещью в предметах искусства, как, впрочем, и во всех иных предметах, есть подлинное суждение, суждение, проистекающее из внутреннего, суждение, рассеивающее видимости и взирающее исключительно к сущностям. Суть характера человеческого формирует не столько то, что он любит, сколько то, что он ненавидит, и если человек любит истинное, но, при этом, не ненавидит ложное, то его любовь малоценна. Это совершенно очевидно в области предметов религиозных и философских, ибо хвастающий широтой своего сознания, и заявляющий, что он, дескать, без всякого различия видит доброе и истинное во всех без исключения религиях, а также и во многих философских системах, таковой, по сути, при этом, совершенно не постигает что же есть доброго и истинного в подлинной религии, или же в подлинной философии. Это же правило работает и относительно искусства, музыки, архитектуры, рисования, театра или же танца. Если человек принимает и наслаждается без разбору всем, что признаваемо и любимо в мире, то это лишь доказывает, что у него, на самом деле, вовсе нет никакой подлинной способности к восприятию. Ибо лишь настолько, насколько ненавидимо ложное, неподлинное, лишь настолько любимо и подлинное, соответственно тому закону, что лишь насколько зла и ложности удаляемы, настолько же блага и истинности могут быть насаждаемы. И пока это не постигаемо как нечто обязательное в отношении к искусствам, сами эти искусства не представляют никакой духовной ценности. О, если б только это было бы им постигаемо, с какою решительностью отвергал бы человек Церкви тогда многое из того, что в мире принято называть искусством и литературою! А в области театра, и, ещё более, кинопродукции, он отверг бы тогда практически всё. Ибо насколько, и где же именно в произведениях этих жанров можно было бы ему отыскать господство доброго, в котором пребывала бы невинность? Там же, где это отсутствует, остаются, по сути, лишь уродство и дерюжная серость, в какие бы заманчивые видимости они, при этом, обличены бы не были.

V

Божественное Провидение в отношении к рекреации (продолжение)

Брин-Атин, пятница, 15 декабря 1937 года

Существенностью Новой Церкви есть то, что всё, относящееся к жизни, происходит от Слова, а не от мира. Это определяемо как существенность Церкви потому, что до тех пор, пока это не обращается в реальность, Новая Церковь существует лишь в названии, но отнюдь не в реальности. И к рекреации это относится в той же мере, в какой и ко всем остальным аспектам жизни; по сути, это имеет особое отношение именно к рекреации, ибо относительно своего служения человек всё же может быть и понуждаем необходимостью трудится в том извращённом мире, в котором он с неизбежностью находится; и если он совершает это со взиранием к Господу, и изнутри приспособляет истинности жизни, в должном порядке, к извращённому миру, в котором он вынужденно трудится, то он тогда находится под защитой сферы служения; но это отнюдь не относится к рекреации, ибо ничто не принуждает его принимать участие ни в сфере рекреационной активности мира, ни в тех рекреационных развлечениях из мира, которые всё же проникают в его общину. И если кто-либо таки участвует в рекреационных развлечениях мира, то он должен остерегаться впадения в присущую им сферу; ибо человек, если он принадлежит Церкви, уже не может позволить себе вхождение в сферу рекреационной активности в мире, без нанесения серьёзного духовного ущерба себе самому, совершенно в той же степени, в которой он, скажем, не может себе позволить, без ущерба для самого себя, вхождение в сферу богопоклонения католической или же протестантской церкви, которые он, допустим, посещает.

Двумя ценными в самих себе формами рекреационной активности являются танцы и игрища разного рода. Эти две активности связываемы вместе в различных местах Слова, как, например, в следующих цитатах оттуда: "Женщины из всех городов Израильских выходили навстречу Саулу царю с пением и плясками. ... И восклицали игравшие женщины" (1 Царств 18:6-7) "Давид скакал из всей силы пред Господом. ... И сказал Давид Мелхоле: ... пред Господом играть и плясать буду" (2 Царств 6:14-21) Относительно же игрищ мы читаем следующее: "отроки и отроковицы, играющие на улицах, ... означают побуждения к истинному и доброму, а также их удовольствия" (A.E. 223)

Танцы и игрища должны представительствовать духовный танец с игрищами доброго и истинного, и их удовольствия; а иначе они будут такими же танцами и игрищами, которые совершались вокруг золотого тельца. Поэтому мы должны спросить себя - есть ли наши танцы представительностями побуждений доброго и истинного, и их удовольствия, и, относительно сути своей, из Слова ли они, или же они происходят от мира, и, таким образом, есть представительностями злого и ложного, и их удовольствия? Если бы, скажем, какой-нибудь древний Грек попал бы на одну из наших танцевальных вечеринок, не был ли бы он тогда потрясён какофонией, хриплыми воплями, и вообще - беснованием всего действа в целом? И ведь этот Грек принадлежал бы уже к медному, или железному веку, когда уже царил значительный общий упадок по сравнению с предшествующими веками, тогда как мы претендуем на принадлежность к Короне всех Церквей.

Танец относится к последним активности всего тела, и потому, как и все последние, заключает в себе огромную мощь как для доброго, так и злого. Он является наиболее окончательным выражением воли и любви, и поэтому, если не рассматривать актуальное нарушение Десяти Заповедей, то не существует ничего такого в последних, что оказывало бы большее очистительное, или же, наоборот, вульгаризирующее влияние.

Часто ситуацию пытаются оправдывать тем, что, дескать, хоть музыка, сама по себе, и слишком плохая и громкая, танцующий человек игнорирует собственно музыку, и сосредоточен исключительно на самом танце. Но кто же будет отрицать тот факт, что именно музыка одухотворяет танец? Причиной тому, что человек, вошедший в танцевальный зал сначала шокирован бывает музыкой, а потом забывает о ней, в наслаждениях танца, есть то, что разумение, постигающее природу музыки, всё ещё обладает определённой способностью к верному различению, но когда он погружается в танец, то в дело вступает воля, которая затем ослепляет, и оглушает разумение. Кто же настолько неразумен чтобы всерьёз полагать, будто бы наши танцы, со своей музыкой, и со свойственными им формами внешними, даже когда они соответствуют лучшим мировым стандартам, в действительности есть представительными формами побуждений к доброму и к истинному, а также их удовольствий? И если они не являются таковыми, то они могут быть лишь представительными формами чего-то совсем противоположного.

Теперь давайте рассмотрим игрища. Игрища в особенности есть представительностями невинности и побуждений невинности. Мы читаем: "Рядом с помещением находилось два ребёнка, и было сказано что с ними нельзя играться на детский манер, но с мудростью; ... дети означали невинность мудрости в Слове; они были Ангелами третьего Неба, каковые все представляются как дети" (THE WORD OF THE LORD FROM EXPERIENCE, n. 1) Откуда видно, что игрище означает невинность мудрости в Слове, и игры и развлечения молодёжи, соответственно, должны быть представительностями игрища мудрости невинности из Слова у взрослых. В "Любви Супружественной", во многих местах говорено об игрищах мужа и жены, представительствующих игрище соединения меж добрым и истинным, в котором пребывает невинность со своими наслаждениями.

Идеалом мира в играх является добропорядочность человека, в них участвующего, а также высокое качество развлечения, ими приносимого, в каковом идеале нет совершенно ничего внутреннего. Игры же в Новой Церкви, насколько они действительно относятся к Новой Церкви, есть представительностями невинности игрища доброго и истинного. Разницу между играми в которых всё ещё пребывает нечто живое, по причине остаточной невинности, и которые, по сей причине, представительны, и играми, в которых всё уже полностью мертво, по причине недостатка невинности, и, соответственно, подлинной представительности, может быть увидена всяким, обладающим хотя бы малейшим постижением, путём сравнения древних Олимпийских игр, свершаемых в честь богов, с современными Олимпийскими играми, оживляемыми лишь себялюбивой национальной гордостью, и посвящёнными ложному прославлению молодости.

Рекреация часто рассматриваема как выходной от взирания к Господу на востоке, т.е. выходной, не являющийся святым днём, но наоборот - несвятым днём.

Но если мы обнаруживаем, что рекреации, практикуемые нами сегодня, не вписываются в концепцию Новой Церкви, не являются представительностями Неба, и если мы совершенно не представляем, чем же их можно заменить, то что же нам тогда делать? Продолжать в том же духе, надеясь на то, что изменения к лучшему всё же когда-нибудь таки произойдут? Но если мы будем так делать, то изменения никогда не произойдут, и мы лишь будем продолжать в том же духе всё далее и далее, омирщляясь всё более и более, и дегенерируя всё глубже вместе с миром; ибо общее правило таково, что подлинное, и обретающееся в порядке формируемо лишь по мере удаления ложного и неупорядоченного. Но должны ли мы, по этой причине, только то и делать что, подобно Книжникам и Фарисеям, поститься с хмурыми лицами? Нет, ибо Господь указует нам: "А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое". Ибо нам должно быть известно, что если мы организуем свою жизнь, как бы от себя самих, устранением из неё всего того, что не отвечает порядку, то Господь затем одарит нас несказанными радостями и удовольствиями, о которых мы сегодня не имеем в себе ни малейшего представления. Закон, данный нам, заключается в том, что насколько человек удаляет зла из внешнего человека, настолько же Господь удаляет зла из его внутреннего. Поэтому покаяние предшествует возрождению. Но такое удаление зол должно быть основано на чётком понимании того, каковым должно быть чаемое внутреннее, а также и на чувстве отвращения ко всему тому неупорядоченному и уродливому внешнему, в котором мы сейчас обретаемся. Ибо если мы меняем внешнее из несвободы принуждения, а не из удовольствия обретения внутреннего, то наше последующее состояние будет гораздо хуже предыдущего - святое внешнее, в котором нет ничего внутреннего. Ибо когда мы поучаемы, что внешнее должно быть очищено прежде всего, то мы также поучаемы и тому, что оно должно быть очищаемо из внутреннего, и оно очищаемо подобным образом лишь тогда, когда конечной целью является внутреннее поклонение Господу, поклонение не только устами, но и жизнию. Ключ здесь в том, что должно быть отвращение, и даже ненависть к неупорядоченному из внутреннего. Ибо если отсутствует внутреннее удовольствие в изменениях, и отвращение из внутреннего к неупорядоченностям во внешнем, всякое изменение во внешнем будет лишь маскировкой сверху и сокрытием зол во внутреннем. Или же, если описать это с иной стороны, неупорядоченности и отвратительные вещи во внешнем должны быть воспринимаемы как представительности неупорядоченности и отвратительных вещей во внутреннем, ибо изменение должно происходить от чувства одновременного отвращения как ко внутренним злам, так и к их внешним представительностям; и если человек отмечает отвратительнейшие представительности во внешней жизни, то он должен также размыслить и о тех злах от которых они происходят. Если такое размышление отсутствует, то внутреннее тогда не меняется, или же, оно отнюдь не меняется автоматически лишь от изменения во внешнем. С другой стороны, если отсутствует чувство отвращения к неупорядоченным и отвратительным внешним представительностям зол и неупорядоченностей внутреннего, то он никогда не сможет видеть и избегать зол человека внутреннего.

Всякий согласится, что Церковь должна становиться всё более отличительной Новой Церковью, но многие будут защищать более медленный темп изменений. И хотя вся жизнь Церкви и не может быть перевёрнута в единое мгновение, мы не должны принимать это как оправдание для не совершения действительно значительных перемен. Ибо общий объём необходимой работы поистине огромен, и изменения, которые должны произойти, действительно колоссальны, и таки займут определённое время. Но этого никогда не случится, если таковое не будет совершаемо с абсолютной искренностью, и с полным стремлением совершить всякое полезное изменение, независимо оттого, насколько оно велико, если только это возможно совершить сегодня, не откладывая его до завтра. Поэтому необходимо приложить все возможные усилия для исполнения стоящей перед нами задачи, и трудиться на этой ниве ото всего нашего сердца, ото всего нашего духа, со всем нашим разумением, и со всеми, отведенными нам силами. Потому что попытка трудиться на ней спустя рукава с необходимостью завершится лишь полным крахом. Мы можем сравнить ситуацию с телегой, катящейся по глубокой колее. Кучер в ней, желая высвободить телегу из колеи, пытается пустить коней немного правее или же левее, но телега продолжает свой бег в колее. И лишь поворот коней под прямым углом к движению может высвободить её из колеи. Здесь кони представительствуют разумение из Слова. Также мы можем сравнить состояние Церкви с деревней, затопляемой потопом, для спасения которой нужно немедленно вырыть глубокий ров. И каждый день, действительно, несколько лопат таки кидаются в правильное место, но насыпаемое в течении дня полностью смываемо всякой ночью, пока деревню окончательно не смывает потопом. И деревню может спасти лишь авральная работа всего населения, в полную возможную силу, дабы скорость создания рва превзошла бы скорость смывающего его потока. Всеобщая Церковь (Нового Иерусалима) всегда ратовала за создание особой, Новоцерковной формы существования (общины). И, тем не менее, невзирая на это, вся наша жизнь, вся наша система образования, вся наша социальная активность сегодня гораздо более подобна существующему в мире, нежели это было, скажем, двадцать лет тому назад, и станет ещё более подобной через следующие двадцать лет, если только мы самоуспокоимся на благочестивых банальностях и слабодушных намерениях в отношении нашей отличительности. Поэтому совершенно необходимы решительные, энергичные действия, и даже более того, такие действия которые могут показаться даже действиями отчаянными. Ибо если мы глубоко проанализируем нынешнее состояние Церкви, то мы сможем в полной мере осознать всю мудрость старой поговорки, гласящей, что "Дорога в преисподнюю всегда устлана благими намерениями".

В качестве последней рекреационной активности рассмотрим сейчас юмор. Смех, или же юмор, представительствует небесное и духовное рациональное; имя Исаака происхождение своё ведёт от слова "смех". Самую суть всякого смеха, или всякого юмора раскрывает для нас следующее место из Псалтири: "Живущий на небесах посмеется, Господь высмеет их" (Пс. 2:4) Пример подобного осмеяния может быть обнаружен в главе восемнадцатой Первой Книги Царей, где мы читаем: "(Пророки Ваала) призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: Ваале, услышь нас! Но не было ни голоса, ни ответа. И скакали они у жертвенника, который сделали. В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а может быть, и спит, так он проснется!" (3 Царств 18:26, 27)

В книге "Супружественная Любовь" мы читаем о том, как дух рассказывал: "войдя туда я увидел Ангелов в белых одеждах они ходили вокруг меня, и осматривая сказали: вот новый гость, не облеченный в одежду Неба. Услышав эти слова, и помыслив, что уподоблюсь тому, о котором Господь сказал, что без одежды брачной вошел на брак, я просил Ангелов дать и мне такую же одежду; но они при этом рассмеялись. После чего прибежал один из Совета и повелительно сказал разденьте его до нага, извергните его и бросьте за ним одежды его; таким образом меня и извергли" (C.L. 10)

Здесь осмеяние его, обнажение его, и вышвыривание его вон, с выбрасыванием вдогонку ему его одежд не смотрится как-то очень по-ангельски, в том виде, как это описано по смыслу буквы, и, вне всякого сомнения, отнюдь не выглядело таковым и для самого духа, с которым всё это проделали. И, тем не менее, в этом ангельском осмеянии проявился именно ангельский юмор, или же смех от рационального, но это не очевидно до тех пор, пока не раскрыта суть произошедшего. А дело здесь в том, что брачные одежды - это ангельские истинности, одежды же духа были ложными видимостями истинного, подтверждёнными из неправильно понятой буквы Слова. И обличённый в гордость и суетность всего этого, он взошёл на Небо своей собственной силою, и всё это выглядело совершеннейшей и смешнейшей нелепостью в глазах Ангелов. Сдирание с него одежд его означало, таким образом, демонстрацию ложного сластолюбия и тщеславности, содержащихся изнутри в его жажде Неба. Смех, как мы уже сказали, означает небесное и духовное рациональное, пребывающее в окончательных целях, и причинах всего сущего, которое есть порядком, и постижением порядка из внутреннего. И когда рациональное взирает в неупорядоченное природное, то оно видит сплошные абсурдности, глупейшие чувствительности, смехотворные усилия, и глупейшие суетности, рядящиеся в пышности и церемониальности. Оно видит там гордыню, притворяющуюся смирением и пошлость, скрывающуюся в тени ложного достоинства. Поэтому рациональное и представительствуемо в букве смехом, и подчас проявляемо в букве насмешкою, тогда как в себе самом рациональное милосердно, кротко, бесконечно извиняющее, печалящееся над злом, улыбающееся с любовью.

Подлинная суть смеха раскрывается из следующего места: "Посмотрев к городу Афинами называемому, о котором выше сказано в Достопамятности же, - я услышал оттуда необыкновенный крик, смешанный несколько со смехом, а этот с некоторым негодованием и печалью. При всем том, крик этот не был разногласный, но согласный, потому что одно не было вместе с другим, но одно внутрь другаго. В Мiре духовном ясно познаётся в голосе разность и смешение побуждений. Когда я издалека доискивался причины того крика, то мне сказали, что оттуда, где сперва собираются пришельцы из Мiра Христианскаго, пришел вестник, говоря, что трое его уведомили, будто бы они в Мiре природном живши, с прочими верили, что для блаженных и благополучных, по смерти имеет быть непременный покой от трудов". (C.L. 207)

Здесь нам показано, что подлинный смех имеет раздельно внутри себя возмущение, но, также, в нём раздельно присутствует и печаль. Если в нём, как изнутри, так и снаружи присутствует издевательство, то это уже смех из преисподней, но так как в обоих, как в подлинном, так и в адском смехе внешнее может казаться издевательским, то, рассмотренные по внешнему они могут представляться совершенно подобными. Мы также можем отметить, что очень часто внутри присутствуют издевательство и насмешка, тогда как во внешнем наличествует лишь видимость вежливости и доброжелательности.

И снова, мы читаем, о том, как Сведенборг общался с двумя людьми в комнате, один из которых занимался собиранием цитат из Слова, с целью подтверждения оправдания единою верой, тогда как другой записывал их, и что когда он возразил им, то: "один схватил светильник и швырнул было со всей силы мне в голову, но свет погас, и он попал в лицо своему товарищу, а я, рассмеявшись, ушел". (T.C.R. 505) В букве это представляется лишь образчиком грубого юмора, но рассмотренное духовно оно представляется вполне тривиальным явлением. Светильник означает учение, а свет его - просветление. Здесь ложное учение и воображаемое просветление. И как часто ложное учение, в своей попытке атаковать истинное, внезапно в темноте наносит ущерб своим же приятелям. Ибо в своей атаке истинного, ложное учение часто обнаруживает себя атакующим ошибочную цель, которая на поверку оказывается одним из его же собственных приятелей, тогда как истинное удаляется, как бы посмеиваясь.

В книге "Истинная Христианская Религия" мы читаем следующее: "Будучи в духовном мире, я посмотрел вдаль и увидел войско на гнедых и вороных лошадях. Сидевшие на них казались подобными обезьянам; лицом и грудью они были повёрнуты к крупу и хвосту лошади, а затылком и спиной - к её шее и голове; узда висела у всадников на шее. Они вызвали на бой всадников на белых лошадях и обеими руками схватились за узду, чтобы удержать лошадей от битвы, и продолжали удерживать. ... Я описал им эту потешную конницу ... Они призывали сразиться против всадников на белых конях потому, что белый конь означает понимание истинного и доброго из Слова. А удерживали они своих лошадей за шеи, потому что боялись сражаться, поскольку истинное Слова могло бы (таким образом) сделаться известным для многих, и поэтому предстать в свете". (T.C.R. 113) Если человек возвышаем в рациональное, то он после этого видит очень много подобных курьёзностей, как у себя самого так и вокруг себя, ибо ложное одержимо инстинктивной ненавистью к истинному, и неуёмным стремлением к атакам против него, но, с другой стороны, оно также инстинктивно его боится, и поэтому беспрестанно мечется меж призывами к атаке, и отползновением назад.

Мы также читаем следующее о смехе: "То, что Авраам рассмеялся означает расположение к истине. Это ясно видно из происхождения и сущности смеха, поскольку его источником является не что иное, как расположение к истине, или расположение ко лжи, от которого происходит радость и веселье, проявляющие себя на лице в виде смеха. Сущность смеха, действительно, является чем-то внешним, принадлежащим телу, поскольку относится к лицу; но в Слове внутренние предметы выражаются и означаются через внешние предметы. ... таким образом расположение к истине выражается смехом. Основной составляющей в человеческом рациональном является истинное, и там также пребывает расположение к доброму, но оно находится в самом расположении к истинному, как его душа. Расположение к доброму, пребывающее в рассудке, выражается не через смех, но через некоторую радость и происходящее ощущение удовольствия, которое не является смехом, поскольку в смехе обычно есть нечто, не являющееся очень уж хорошим". (A.C. 2072)

Из сказанного выше совершенно очевидно, насколько отличительным должен быть юмор, пребывающий в Церкви, и каким он в ней стать должен из той дешёвой имитации рационального, которая сходит за юмор в мире. И насколько редок бывает подлинный юмор, происходящий из рационального. Одним из немногочисленных мест, где он встречается, есть творения Шекспира, если мы, при чтении их, заглянем под внешние покровы.

Рассматриваем ли мы служение, или иные обязанности, или же рекреационную деятельность - всюду и везде главнейшим является то, что любое проявление человеческой жизни должно быть определяемо исключительно и единственно Словом, а отнюдь не миром. Но можно задать вопрос - если мы не имеем особых, относящихся исключительно к Новой Церкви рекреационных занятий, то что же нам тогда делать? Ответ же весьма прост - надо навсегда оставить всё старое, и тогда Господь дарует нам новое. Безусловно, первое время мы будем чувствовать острую недостачу, и утеснение своей жизни, но таковые утеснения время ото времени являются существенно необходимыми. Ибо во всём сущем старая жизнь должна прежде умереть, дабы человек мог бы быть затем возвышен в новую жизнь в Господе. Это можно проиллюстрировать гусеницей - если она прежде не окутает себя нитями шёлка, и не закуклится, то она никогда не сможет обратится в бабочку. Ибо - "должно вам родиться свыше". Нам сказано было, что через лоно, в котором человек возродиться должен, представительствуема любовь небесная, откуда человек рождаем в невинность неведения своего духовного младенчества. Но человек природный подобно Никодиму, вопрошает: "Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей?" Как может человек облечься в любовь небесную, и выйти из сферы мира? Ибо человек природный готов делать что угодно, но только не это. И, тем не менее, Господь говорит нам: "Истинно, истинно говорю тебе, если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия" (Иоан. 3:3, 4)

Мы читаем в "Апокалипсисе истолкованном": "Дабы Господь мог хоть что-либо сотворить в человеке посредством веры, присутствие Господнего Божественного должно быть в человеке, а не вне его" (н. 8158)

Жизнь человеческая должна быть такова, чтобы Господне Божественное могло бы присутствовать в человеке, а не вне его, ибо иначе Господь просто не сможет действовать в нём посредством веры. Принадлежности жизни человеческой должны стать Домом Божьим, в котором Господь сможет обрести обитель, что значит - его жизнь должна быть определяема посредством, и исключительно единым посредством Слова, ибо в противном случае жизнь его будет лишь сосудом нечистым, с Божественным Господним вне его, а не внутри его. И о таковом говорено, что "Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову" (Мтф. 8:20) Сын Человеческий здесь есть Господь как Учение; ибо Учение от Господа в человеке должно покоится, и должно упокаиваться в жизни, упорядоченной Господом, ибо иначе Божественное Господа пребывает вне человека а не внутри него. Мы читаем в "Истинной Христианской Религии": "Господь - благолюбие и вера в человеке, а человек - благолюбие и вера в Господе. Из следующих мест Слова очевидно, что принадлежащий к церкви - в Господе, и Господь в нем: "Иисус сказал: Оставайтесь во Мне, и Я в вас. Я - лоза, а вы - ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, приносит много плода". (Иоан. 15:4,5) ... "В тот день узнаете, что Я в Моем Отце, вы во Мне, и Я в вас". (Иоан. 14:20) ... Но человек не может сам быть в Господе; а могут только благолюбие и вера, которые даруются ему Господом, и именно они делают человека человеком по существу". (T.C.R. 368) Одним словом, Господь не может обитать в том, что есть собственным человека, но Он обитает в тех принадлежностях жизни человеческой которые от Него же. В Господе была Душа, которая была Собственно Божественное, простое человеческое, которое Он рассеял, и Человеческое, которое Он прославил и Обожествил. По этой причине дабы человек мог бы возродится в Господе, посредством называемого новым семенем, он должен обрести от Господа новую душу. У человека есть также и простое человеческое, которое должно быть вытеснено на периферию, и если он возрождается, то он обретает подлинное новое человеческое от Господа, в котором Господь затем и может обитать. Подлинно человеческие принадлежности от Господа, в которых Господь обитать может, есть тленностями жизни его, но это такие тленности, которые взирают к, служат для, и соответствуют Божественному, или же вечному доброму и истинному. И они есть именно теми подлинно человеческими принадлежностями из Господа, в которых Божественное доброе и истинное Господа и могут только обитать, обитать внутри у человека, а не вне его. Откуда видно, что обиталище Господне в человеке, и человека в Господе зависит исключительно от качества его жизни, или же оттого, происходит ли всё там из Слова, или же от мира, что значит - происходят ли принадлежности жизни его, работы его, иных его обязанностей, а также его рекреационной активности от Господа, и взирают ли они к Господу, или же наоборот, они происходят в нём от мира, и удовольствий его соби. Именно актуальности жизни человеческой имеются ввиду, когда говорится: "Пришел к своим, и свои Его не приняли. А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились". (Иоан. 1: 11-13) Ибо не существует никакого иного восприятия, как лишь в актуальностях жизни, и всякое иное восприятие есть лишь восприятием единой верою, в котором Божественное Господа остаётся вне человека, а не внутри его. Слова из "Апокалипсиса Истолкованного": "Дабы Господь мог хоть что-либо сотворить в человеке посредством веры, присутствие Господнего Божественного должно быть в человеке, а не вне его" как раз имеют ввиду то, что если Божественное Господа не в человеке, не в его человечностях, не в принадлежностях жизни его, которые были бы от Господа, и к Господу бы взирали, то Божественное Человеческое тогда не присутствует, не является предметом веры, и не видимо, но вместо этого человек тогда поклоняется Отцу, или же невидимому Богу, что могут делать даже дьяволы, и это не взирая на любую настойчивость, с которою он, при этом, может убеждать устами своими, что, дескать, он верует в Господа Иисуса Христа, и в Божественное Человеческое. Ибо если актуальная жизнь в мире у человека не от Господа, и не взирает, во всех своих принадлежностях к Нему же, то после смерти, как бы он не надувал бы уста свои, он никогда так и не сможет произнести ни имени Господа Иисуса Христа, ни слова "Божественное Человеческое", ибо в сердце своём он совершенно не верит в это Божественное Человеческое.

VI

Божественное Провидение в отношении супружества

Брин-Атин, пятница, 22 января 1937 года

Мы читаем в Тайнах Небесных: "Любовь или благолюбие есть всё то, что образует церковь; и поэтому Человек (по-латински Homo)*, или, что то же самое, тот, кто назван именем, означает любовь или благолюбие, то есть, все то, что образует церковь; и тогда его жена просто означает Церковь, которая происходит из этого" (n. 768). "Жена Ноя означает саму Церковь; ... когда человек (homo) [англ. man] Церкви назван по имени, то подразумевается всё то, что образует Церковь, или же , как говорят, глава Церкви, и тогда его "жена" есть Церковь. Дело обстоит иначе, когда мужчина (по-латински vir) [англ. man] и жена, или мужчина [male]** и женщина [female]** называются по имени в Слове, ибо тогда мужчина (vir) [англ. man] и мужчина [англ. male] означают то, что принадлежит пониманию, или же истинности веры, и жена и женщиной [female] - то, что принадлежит воле, или же блага веры." (ТН 770)

В Истинной Христианской Религии мы читаем: " В борьбе или искушениях людей Господь совершает индивидуальное [particular]*** искупление, точно так же, как Он совершил общее искупление, когда был в мире. Борьбой и искушениями в мире Господь прославил Своё Человеческое, то есть соделал его Божественным. Так же теперь и с каждым человеком в отдельности; когда кто-то подвергается искушениям, Господь сражается за него, и одолевает злых духов, его наваждающих. И после искушений Он прославляет его, то есть соделывает его духовным. После того как Он совершил общее искупление, Господь привел всё в небесах и в аду в состояние порядка. Аналогичным образом Он поступает с человеком после искушения, т.е. Он приводит в состояние порядка в нём всё, что относится к Небу и к миру. После искупления Господь основал Новую Церковь; подобно этому Он и в человеке основывает всё, что относится к церкви, и соделывает его индивидуальной церковью. (ИХР 599). "Все, что говорится о Церкви, можно также сказать о каждом человеке, относящемся к Церкви, ибо если бы он не был Церковью, то никоим образом он не мог бы быть частью Церкви, подобно тому, как тот, кто не есть храмом Господним, не может быть тем, что храм означает, а именно, Церковью и Небом" (ТН 82).

В супружественной любви, мужчина и женщина вместе образуют индивидуальную церковь, в которой, внутренне, человек (homo) - это форма любви, в частности, форма любви к Господу, Слову и Учению из него, тогда как жена - это форма мудрости любви ее мужа, и в этом качестве она есть Церковь в наименьшей форме. Внешне, человек (vir) - это форма понимания, или истинных сущностей веры, тогда как жена - это форма воли, или благих сущностей веры.

В той мере, в которой муж и жена стремятся быть такой индивидуальной Церковью, храмом Божьим, в той мере они и входят в супружественную любовь. Несмотря на то, что молодые мужчина и женщина во время вступления в супружество могли еще и не войти в это состояние, тем не менее, им следует ожидать этого состояния, желая его всем сердцем, умом, душою и силою; взирать к нему с воодушевлением и идеалами молодости. Если это интенсивное состояние ожидания и предвкушения, этот зародыш супружественной любви, не присутствует у мужчины и женщины, когда они молоды, то маловероятно****, что они актуально войдут в него в последующие годы. С другой стороны, если ожидание супружества наполнено этим стремлением, и если есть молитва к Господу и вера в Его Провидение, то Господь может дать молодым мужчине и женщине, постижение [perception] внутренних начал Церкви друг у друга, и таким образом, постижение того, возможна ли супружественная любовь между ними или нет.

В противоположность вышеизложенному, мы находим в мире идеал сентиментальной романтической любви, или то, что называют словом "влюбиться" [falling in love]. То явление, которое называют словом "влюбиться" есть животным побуждением, побуждением анимуса [animus] или более нижнего ума. Оно обусловлено внешним очарованием, привлекательностью и сходством природных побуждений, и, в самом себе, является неустойчивым и возбужденным [effervescent]. Насколько оно является поверхностным, очевидно из того, что некоторые, которые изучили этот вопрос, утверждают, что в Японии, где устроением супружеств занимаются родители, они, в целом, более счастливые, чем супружества в Европе и Америке, где женяться и выходят замуж, влюбляясь.

И тем не менее, наша молодежь подвержена влиянию именно этой ложной, животной, романтической, сентиментальной идеи и ею формируется. Это тема большинства книг, которые они читают, спектаклей и кинокартин, которые они смотрят; и молодежь не только подвержена ее воздействию, но и может наблюдать, как то же самое не оставляет безучастными их сентименательных родственников и членов церкви старшего возраста [elders].

Мы сказали, что то, что называют словом "влюбиться", само по себе, есть чем-то животным; и фактически, если оно остается на том же уровне, человек уступает некоторым животным, в частности, некоторым разновидностям птиц, отношениям которых, в плане верности, заботливости, и дружелюбия, не может составить конкуренцию то, что в мире называют счастливым супружеством.

В Церкви часто подчеркивают важность супружества, но существенное не в том, является ли молодой мужчина или молодая женщина членом Новой Церкви, но являются ли они индивидуальной Церковью, ибо мы читаем: "если человек не есть Церковью, то никоим образом он не может быть частью Церкви". Таковые суть членами только по имени [а не по существу]. Очень легко для тех [двоих людей], которые вместе выросли и были воспитаны в Церкви, влюбиться друг в друга таким же образом, каким молодые люди влюбляются вне Церкви, совершенно не задумываясь о том, являются ли они индивидуальной Церковью, совершенно не задумываясь о том, есть ли между ними соответствие того, что относится к Церкви, так что они могли бы образовать индивидуальную Церковь, храм Божий. Где этого не достает, где люди просто влюбляются, супружество, по сути, не отличается от супружеств в мире, и мало шансов на формирование супружественной любви. Такие супружества могут выглядеть счастливыми, может возрастать дружба, основанная на общих интересах и чувстве обладания, и тем не менее, по сути, они остаются животными.

Слова "юноша" или "молодой мужчина" [young man] и "дева" используются в Слове в прообразовательном смысле; и молодой мужчина и дева должны быть исполнением этого прообразования. Мы читаем: "молодые мужчины упомянуты одновременно с девами, потому что молодые мужчины ознают истинности, а девы - побуждения к ним. (АО 620). "Причина, по которой обретающиеся в духовном побуждении к истинному, называются девами, основана на супружестве благого и истинного, из которого проистекает супружественная любовь; ... ибо так как девы любят соединение с мужчинами, у которых есть понимание истинного, то они поэтому означают побуждения к истинному... Поэтому девственность означает неповрежденное побуждение к истинному" (АР 863). "`Хлеб заставит молодых мужчин расти` (Зах. 9:17) означает, что понимание истинного формируется посредством блага" АО 863. "Слово на языке оригинала, посредством которого здесь говорится о "молодых мужчинах" , происходит от силы и мощи, которые истинное имеет из блага, таким образом, подтвержденное истинное". (ТН 7668)

Молодой мужчина должен быть формой понимания истинного, принадлежащего Слову, из блага, тем истинным, которое он подтвердил для себя ради жизни; когда он таков, то он готов к супружеству [marrigeable]; тогда как дева, за которой он ухаживает, должна быть соответствующим побуждением этого истинного. Это должно быть душой молодого мужчины и девы, душой, которая дает качество всей их жизни; если это истинно так*****, то тогда супружественная любовь присутствует у них в качестве зародыша. В противном случае, как мы уже сказали, "влюбляться" есть не более, чем животным инстинктом.

По внешним видимостям мы не можем судить, имеет ли супружество в себе супружественную любовь или только дружбу природного блага. Мы читаем: "Есть супружества, в которых супружественная любовь не видна, но тем не менее, она есть; и есть супружества, в которых, как это представляется по всей видимости, супружественная любовь есть, но, тем не менее, ее нет" (CЛ 531). Не только другие люди могут заблуждаться, но и мужчина и женщина могут легко впасть в заблуждение относительно своего собственного супружества. Одна из причин таких обманчивых видимостей, дается в следующем отрывке: "Из внешних причин холодностей, третья заключается в соперничестве за превосходство между супругами... Пока продолжается это соперничество, дух одного замышляет жестокости против другого. После победы одного над другим, противоборство уходит из внешних начал, и переходит во внутренние начала ума, и там скрывается в беспокойном состоянии. Вследствие этого, покоренный мужчина или раб испытывает холодность, а также победительница или жена-владычица... Вместо супружественной любви у него или у нее присутствует теплота из превосходства; но это тепло совершенно не согласуется с супружественным теплом, и тем не менее оно может быть согласно с ним внешне****** После безмолвного согласия, все выглядит так, как будто супружественная любовь стала дружбой" CЛ 248.

Хотя человек не может судить на основании видимостей, есть несколько признаков того, пребывает ли супружественная любовь внутри дружбы или нет. Вот один из них: "Большинство молодых людей перед супружеством и на первом этапе супружества читают Супружественную Любовь с большим удовольствием; если после совместной жизни на протяжении ряда лет, они видят, что читают вместе Супружественную Любовь с более внутренним и большим удовольствием, нежели тогда, когда они впервые поженились, это признак того, что они пребывают в супружественной любви; если они не читают ее вместе, или делают это с меньшим удовольствием, то это признак того, что они не пребывают в супружественной любви. Нам сказали, что на первой стадии супружества, присутствует больше духовного тепла, чем духовного света; если со временем, духовный свет с его очищающими силами становится равным первому теплу супружества, то они смогут увидеть прекрасные вещи в Супружественной Любви, которые они никогда не смогли бы увидеть в первом состоянии супружества.

Другой признак описан в следующем номере******* : "Поскольку супружественная любовь является фундаментальной основой всех благих любовей, и поскольку она написана на самых мельчайших [singular] [частностях] человека, то следует, что ее удовольствия превосходят все удовольствия всех других любовей; а также, что она наделяет усладой все другие любови согласно ее присутствию, и в то же самое время ее соединению с ними. Ибо она расширяет внутреннейшие области ума, и в то же время, внутреннейшие области тела, когда усладительный поток из ее источника привтекает и открывает их.... Я знаю, что немногие признают, что все радости и все удовольствия от первых до последних собраны в супружественной любви; по той причине, что любовь подлинная супружественная, в которой они собраны, в этот день настолько редка, что неизвестно, что она собой представляет, и едва ли то, что она существует; ... ибо те радости и услады пребывают в не иной, но только в подлинной супружественной любви; и поскольку она настолько редка на змеле, невозможно объяснить ее превосходящие блаженства иначе как из уст Ангелов, ибо они находятся в ней" СЛ 68, 69 Пусть человек спросит себя, является ли супружественная любовь собой той усладой у него, которая превосходит все другие любови, и которая придает усладу всем другим любовям? И тогда, зная, что супружественная любовь такова, каково состояние Церкви у человека, то есть, такой, какой есть его любовь к истинностям Слова, и его любовь к применению их к жизни, пусть он поразмыслит [над этим].

Но что такое супружественная любовь? Мы читаем: "Мужчина (лат. vir) [англ. man] означает интеллектуальное или истинное, и жена волевое или благое ... Мужчина (лат. homo) [англ. man] означает благо любви или любовь, и жена означает истинное веры; таким образом, мужчина (homo) означает существенное Церкви, и жена саму Церковь" ТН 915

Когда мужчина, внутренне, есть формой любви к благу, или любовью, и является, таким образом, отдельной существенной частью Церкви, и жена, внутренне, есть истинным веры или верой этого блага, и является таким образом самой Церковью в отдельности, тогда впервые любовь истинно супружественная обретает свое бытие. Тогда от внутренней любви человек является, внешне, формой понимания истинного, и жена от внутренней мудрости является, внешне, формой любви к истинному ее мужа.

То, что разрушает супружественную любовь у мужчины, есть любовь к его собственному разумению, любовь к истинам, которые он приобрел в качестве своего собственного, которые он любит в себе вместо того, чтобы любить их своей жене. То, что разрушает супружественную любовь у жены, есть любовь ее собственных природных побуждений, которые она любит вместо моральной мудрости мужа, и к которым она склонна подчинять своего мужа. Чтобы мужчина мог не любить свое собственное разумение, и таким образом, любить себя, а не жену, Господь дает женщине посредством любви постижение состояний мужчины, и постижение того, каким образом модерировать их и обращать [change] их из любви к своему собственному разумению в любовь к ней, и это постижение более утонченно и совершенно, чем любое подобное постижение у мужчины. Хотя это, с одной стороны, есть великим даром и благословением и для мужчины и для женщины, когда оно не обретается в порядке, оно приносит с собой великую опасность; ибо посредством его, женщина имеет власть соединять побуждения мужчины с ее собственными невозрожденными природными чувствами; причина падения. Поэтому если женщина не любит моральную мудрость из рационального [образованного] у мужчины, этот дар становится не благословением, а проклятием.

Но может быть задан следующий вопрос: что, если мужчина не находится в моральной мудрости из рационального, но есть только лишь природным? Нас действительно учат, что один из супругов может быть природным, а другой духовным, но в этом случае нет духовного супружества, и если мужчина является духовным, а женщина природной, он есть духовном вдовцом, и если женщина есть духовной, а ее муж природным, она является вдовой, и подобно незамужней женщине, она зависит от моральной рациональной мудрости мужчин Церкви [masculine of the church] в целом.

Вот определение того, что представляется собой муж и жена: "Различие, в сущности, состоит в том, что в мужчине [male] внутреннее есть любовь, и ее одеяние есть мудрость, или же, что есть то же самое, он есть любовь, облаченная в мудрость, и что внутреннее в женщине [female] есть эта мудрость мужчины, и ее облачение есть любовью из нее. Но эта любовь есть женской любовью, и дается Господом жене посредством мудрости мужа; и первая [former] любовь есть мужской любовью, и есть любовью к тому, чтобы быть мудрым, и дается Господом мужу в соответствии с принятием мудрости. Именно из нее мужчина [male] есть мудростью любви, и женщина [female] любовью этой мудрости. Поэтому, от творения, в каждого насаждена любовь к соединению в одного... Что женское есть из мужского, или же что женщина была взята из мужчины, показано в книге Бытие" СЛ 32. "Женщина актуально формируется в жену согласно описанию, данному в книге Бытие. В этой книге говорится, что женщина была сотворена из ребра мужчины, и что когда ее привели к нему, мужчина сказал: это кость моих костей и плоть моей плоти; и да зовется она Ишах [Ishah] (женщина), потому что она была взята из Иш [Ish] (мужчины). Ребро груди означает ничто иное, как природную истину... Грудь мужчины означает ту существенную и характерную вещь, которая отличается от груди женщины. То, что это есть мудрость, можно увидеть выше, ибо истинное поддерживает мудрость, как ребро поддерживает грудь... Из этих вещей очевидно, что женщина была сотворена из мужчины посредством перенесения в нее [transcription] его собственной мудрости, которая есть мудростью из природного истинного (Слова в его природном смысле); и что любовь этой мудрости была перенесена [transferred] в женщину, чтобы она могла стать супружественной любовью; и что это было сделано с той целью, чтобы в мужчине могла быть не любовь к себе, но любовь к его жене, которая по врожденному в ней расположению, не может не обращать любовь к себе у мужчины в любовь к ней. И я слышал, что это совершается из любви как таковой, обретающейся у жены, причем этого не осознает мужчина и не осознает жена. Вот почему никогда ни один мужчина не может любить свою супругу любовью истинно супружественной, если он из любви к себе находится в гордости собственной разумности" СЛ 193. "Это формирование женой осуществляется посредством соединения ее воли с внутренней волей мужчины. У мужчины есть рациональная мудрость и моральная мудрость; и жена соединяет себя с теми вещами, которые принадлежат к моральной мудрости у мужчины. То, что принадлежат к рациональной мудрости, образует понимание мужчины, и то, что принадлежит моральной мудрости, образует его волю. Жена соединяет себя с тем, что образует его волю" СЛ 195

У человека есть природная склонность хранить подобные понятия, к которым относится и все вышеизложенное , в теологических областях ума, как что-то отдельное от актуальной жизни, и рассматривать супружескую жизнь во многом точно так же, как это делает мир.

Дабы вышеизложенное поучение могло стать частью жизни, муж должен находить свое величайшее удовольствие в том, чтобы входить, относительно своего духовного рационального, во внутренние вещи Слова , в частности, Слова, данного Новой Церкви, и из этого рационального входить в моральную мудрость, а моральная мудрость есть мудрость, касающаяся вещей повседневной жизни, моральную мудрость из Слова и из истинных вещей Церкви из Слова. Это должно стать его волей, его волей в отношении к актуальной жизни, и к этой воле жена должна присоединить себя. Это не может произойти, если только мужчина и женщина не взирают постоянно к Господу и Его Слову, прилагая или сгибая к Слову всё, относящееся к их жизни, таким образом, чтобы Слово могло стать плотью в Церкви. Мы читаем: "Мне было дано ясное постижение того, что каждый стих Слова сообщается с каким-либо обществом неба, и поэтому всё Слово сообщается с небом в целом. Из чего ясно было, что так же, как Господь есть Словом, и небо также есть Словом, поскольку небо есть небом от Господа, и Господь через Слово есть всё во всём в небе" ИХР 272.

То, что здесь сказано о небе, относится равным образом и к Церкви, в той мере, в которой она есть Церковью. Поскольку Слово в Господе стало плотью в бесконечном смысле, то и Слово должно стать плотью в Церкви в относительном смысле, и оно становится плотью, когда оно становится актуальной жизнью Церкви, в противном случае внутренние сущности Слова в Церкви остаются как души [ghosts] без своих тел. Поскольку в Церкви Слово должно стать плотью, подобным образом, в каждом человеке [man], или в каждой супружеской паре, которая образует одного человека (и которая подлинно принадлежит Церкви, потому что есть Церковью в наименьшей форме), Слово должно актуально стать плотью в их жизни. Если мир воздействует на них, своими мыслями, побуждениями, удовольствиями, и поэтому в них Слово не стало плотью, тогда супружественная любовь невозможна, и при этом неважно, какой любящей и идеальной парой они могут казаться в глазах человеческих. Не будем думать, что у нас нет опасности одной веры, и что мы исполнили наш долг, когда мы, в качестве лучшего [better] общества в мире********, прилагаем некоторые моральные предписания в свою жизнь. Слова было дано с той целью, чтобы оно могло стать плотью у нас, чтобы оно могло формировать не только наш дух, но и наше духовное тело, тело, которое формируется жизнью.

Нас учат, чтобы в каждом предложении Слова есть супружество благого и истинного. Именно это супружество должно стать плотью, в отношениях мужчины и женщины. Вне этого супружества, нет супружественной любви и нет реального супружества. Любая любовь между мужем и женой, которая не происходит от благих и истинных вещей Слова, ставшего плотью, не есть от супружественной любви, но от любви к полу.

Основная идея, проходящая через эту серию [доктринальных] классов состоит в том, что вещи нашей жизни, наших занятий, наш обязанностей, нашего отдыха, нашего супружества, должны быть возрождены, должны быть от Господа и Его Слова, а не от мира, даже если человек живет в мире; и особенно в том, чтобы мы не судили наши жизни в свете мира, но в свете Неба. Молю вас [I pray], не позволяйте уму увязать в частностях, но рассматривайте ее в свете этого существенного принципа. Когда есть постижение, что именно такой есть подлинная жизнь человека, многие, подобно ученикам, могут весьма изумиться и сказать "... так кто же может спастись? А Иисус, воззрев, сказал им: человекам это невозможно, Богу же все возможно. Тогда Петр, отвечая, сказал Ему: вот, мы оставили все и последовали за Тобою; что же будет нам? Иисус же сказал им: истинно говорю вам, что вы, последовавшие за Мною, - в возрождении [in the regeneration], когда сядет Сын Человеческий на престоле славы Своей, сядете и вы на двенадцати престолах судить двенадцать колен Израилевых. И всякий, кто оставит домы, или братьев, или сестер, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную. Многие же будут первые последними, и последние первыми." (Матф. 29: 25-30).

Отказаться от всего, и последовать за Господом, могло временами казаться апосталам чем-то подобным великой жертве. Тем не менее, оглядываясь назад, то, что им было позволено следовать за Господом, представляется нам ничем иным, как величайшей привилегией. И тем не менее, Новой Церкви дарована возможность следовать за Господом духовно, следовать за Ним более реально, более внутренне, чем это было возможно для учеников. Если мы относимся к этой привилегии оставления всего и следования за Господом, как к скучной, унылой работе, как к тягостной обязанности, то тогда лучше и не пытаться, ибо мы неминуемо падем, и наше последнее состояние будет хуже, чем наше первое состояние. Если мы желаем отказаться от любви к миру, и следовать за Господом, то мы должны это делать, будучи вдохновленными величайшей усладой любви. Мы должны приступить к этому, как к наиболее блаженной привилегии, радости из радостей, иначе, когда настанут гонения [tribulation], а этому надлежит случиться, мы будем подобными семени, которое взошло на каменистой земле, и которое, когда пришел зной, засохло.

________________________

Примечания переводчика.

* Текст в круглых скобках - это текст Питкерна, текст в квадратных скобках - это примечания переводчика (как правило, английские слова и выражения из оригинала доктринального класса).
** В английском языке male также означает "особь мужского пола", "самец", "мужчина"; female означает "особь женского пола", "самка", "женщина".
*** Particular - частный, отдельный. Далее в тексте, "индидуальный" используется как авторский перевод этого слова.
**** Дословно: they are not apt to come into it... В силу ее многозначности, эту фразу можно перевести также как: "они не склонны будут войти в нее ..." либо "для них будет чем-то несвойственным обрести ее... "
***** if this is true. Другой перевод: если она истинна
****** У Питкерна здесь, в изданной тексте, отсутствует концовка предложения без ("through the medium of lust") из английского перевода Warren и Tafel, откуда он и заимствовал соотв. цитату.
******* Буквально: another sign is to read a number such as the following
******** Исторически имеется в виду, скорее всего, община НЦ в частности, или же община НЦ в Брин Атине, или община НЦ вообще

Части I-V перевёл Васильев Александр

Часть VI перевёл Дмитрий Роговой