О Благолюбии

Эпиграф:

И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою. И насадил Господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал. И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла. Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки. Имя одной Фисон: она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото; и золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс. Имя второй реки Гихон: она обтекает всю землю Куш. Имя третьей реки Хиддекель: она протекает пред Ассириею. Четвертая река Евфрат. И взял Господь Бог человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и хранить его. И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь. (Бытие 2:7-17)

Иисус сказал ему: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь; вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя; на сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки. (Матфей 22:36-40)

'Древо жизни' означает Божественное от Господа в высших небесах, каковым там есть благо любви и благолюбия, а также и небесное блаженство оттуда. Отсюда видно также, что серафим здесь означает охрану, дабы небеса эти не могли бы быть достигаемы иначе, как только через благо любви и благолюбия. Божественная истина - это источник всякого разумения и мудрости у ангелов, и божественное благо - источник благолюбия и любви у них. Оба эти начала исходят от Господа, будучи единым в своём происхождении, но у ангелов и людей, восприемлющих их, они превращаются в два отдельных начала, ибо у тех существует два восприемника жизни - или же разумение и воля. Разумение есть восприемником Божественной истины, а воля - восприемник божественного блага, или же, что то же самое, разумение есть восприемник божественной мудрости, а воля - восприемник божественной любви от Господа. (AE 227, AE 466)

Статья:

То, что "кровью" разумеется благолюбие можно увидеть по многому. И поэтому она означает также и новую волю, которую возрожденный духовный человек получает от Господа, и которая есть то же самое, что и благолюбие, ибо новая воля создаётся из благолюии. Благолюбие, или же любовь, составляет самую суть жизни воли, ибо никто не может сказать, что он хочет чего-либо без избрания или же любви к этому. Ибо думать о чём-либо ещё вовсе не означает хотеть этого, если только воление заключено уже и в мысли. Эта новая воля, созданная из благолюии, и понимается здесь под "кровью", и эта новая воля принадлежит не человеку, но Господу в человеке. И поскольку она Господня, то она не должна никогда быть смешиваемой с относящимся собственно к личной воле человеческой, каковое в себе есть одной мерзостью. Именно по этой причине в представительной церкви и запрещено было есть плоть с духом, или же кровью, что означало. Что они не должны быть смешиваемы. (AC 1001)

Слово Небесного Учения постоянно говорит нам о некоей новой воле, которая должна быть зачата в человеке Церкви, дабы он был возрожден Господом, дабы он мог быть спасён и введённым в Царствие Небесное. И здесь пролегает очень чёткая черта между тем, что Слово Небесного учения определяет как человека небесного и человека духовного.

У человека небесного его собственная воля обретается во благе, она как бы создается из Божественного блага, она этим благом живёт и в этом благе в нем обитает непосредственно святая, чистая небесная любовь Господня. Но с другой стороны, если человек небесный падёт, что возможно не собственно для человека небесного, а что возможно лишь для его потомства, потому что потомство зачинается исключительно в природных началах сначала и только потом поднимается до духовного блага. Так вот, если человек этого разряда падает, то восстановить его невозможно, потому что его собственная воля отныне абсолютно зла, его разумение подчинено этой воле и он не воспринимает ни Божественного блага небесного, ни Божественной истины.

Человек же духовный, напротив, рождаясь c уже заранее искажённой волей, которая ни при каких обстоятельствах не может стать восприемником Божественного Блага и Божественной Истины самих по себе, тем не менее, имеет возможность быть восстановленным в Божественный порядок, но восстановление это происходит не через восстановление его личной воли, а через его разумение, через его рассудочную способность, в каковой способности в нём тогда и зачинается совершенно новая воля. И здесь как бы сосредоточен некий парадокс, некое таинство, потому что мы привыкли к тому, что воля есть воля и разумение есть разумение. Это как бы две отдельные части в человеке.

И очень часто, если люди начинают задумываться над этим вопросом, у них возникает недоумённый вопрос - как же это так может происходить, что в разумении человека, в его чисто рассудочной части, вдруг появляется некая воля? Получается, что человек как бы живёт двумя волями, какое-то время, до полного своего возрождения, или же и своей собственной волей, и вот этой иной, новой волей, которая действует в его разумении. И более того, об этой воле, которая действует в его разумении, сказано, что она, эта воля, не его собственная, и его собственной никогда стать не может, но есть исключительно волею Господней в нём. Тут сделан именно акцент: не вообще Божья воля, а именно - ГОСПОДНЯ, т.е. воля Господа Иисуса Христа, Который воплотился, Который стал Богом не только в первых, но и в последних, и Который отныне Бог не просто в духовных и небесных Своих началах, но также и Господь Бог во плоти, или же в началах природных.

И именно здесь, кстати, в ответе на этот вопрос лежит разгадка очень многих таинств Христианства, таинств, связанных с необходимостью Боговоплощения, таинств, связанных с нисхождением Святого Духа, таинств, связанных вообще с прославлением Господним, и с Его непрестанным присутствием среди Своей Церкви.

Вообще говоря, воля в человеке является восприемником любви. Источником же любви, восприемником которой является эта воля, есть единственно Сам Господь от вечности. И в Господе от вечности, согласно Учению, пребывает лишь Единая чистая Божественная Любовь, которая, непосредственно истекая в творение, является там в виде Любви Небесной. И, тем не менее, Небесное Учение говорит нам также и о двух любовях, или же Любви Небесной и Любви Духовной.

Совершенно понятно, что оба эти рода любви не являются чем-то различным, т.е. не существует двух любвей, существует только одна Божественная Любовь, и это разделение совершается именно в самих восприемниках, согласно качеству восприятия их. Но, тем не менее, разделение это настолько существенно, что существует двое совершенно различных небес, Небо Небесное и Небо Духовное, и ангелы этих небес сообщаются между собой исключительно посредством наития высших небес в низшие, или же через степени раздельные.

Небесное Учение говорит, что:

На небесах есть два различных рода любви: любовь к Господу и любовь к ближнему; в самых внутренних, или третьих, небесах - любовь к Господу, а во вторых, или средних, - любовь к ближнему. И та и другая исходит от Господа, и та и другая составляет небеса. Каким образом эти два рода любви между собой различаются и соединяются, это с большей ясностью видно на небесах и только смутно понимается на земле. На небесах любить Господа не значит любить Его личность, но любить благо, которое исходит от Него, а любить благо значит хотеть и делать его по любви; любить же ближнего не значит любить его личность, но любить истину, исходящую от Слова, а любить истину значит хотеть ее и жить по ней. Из этого очевидно, что эти оба рода любви различаются как благо от истины и что они соединяются как благо с истиной. Но все это с трудом доступно мысли человека, который не знает, что такое любовь, что благо и что такое ближний. (HH 15)

Здесь мы видим два совершенно конкретных определения. Первое - любить Господа не значит любить Его личность, но это значит любить благо, исходящее от Него, в котором вся Его личность пребывает телесно. А второе, что любить ближнего это не значит, опять же, любить ближнего как личность, конкретную человеческую личность, а это значит любить истину Слова, которая учит любви к ближнему.

Представляется, что отсюда можно было бы сделать заключение, что к любви небесной относится благо, а к любви духовной относится лишь истина. Неправильно понятое, это может привести к тому, к чему это пришло в конце концов именно в Христианской церкви, т.е. к вере в то, что спасает лишь вера, а не благое добрых дел. И это было бы совершенно ошибочным пониманием, ибо существует благо небесное, но существует также и благо духовное.

Ибо когда Небесное Учение говорит об истине, оно имеет ввиду всегда истину в действии, т.е. истину, содержащуюся в некоем конкретном благе. Относительно блага духовного в Небесном Учении сказано было, что:

Человек обретает небесную жизнь через доброе любви и благолюии, получаемые от Господа. Говорено о добром любви и благолюии потому, что доброе любви есть небесное благо, относящееся к любви к Господу и благо благолюии есть духовное благо, относящееся к любви ко ближнему. (AR 89)

Откуда следует, что есть как бы два различных вида блага.

Что же собственно тогда есть благо, если вдуматься? Благо в Небесном Учении описываемо, как некая принадлежность любви:

Во всем сотворенном и во всякой его единичности есть супружество доброго и истинного, и это от того, что благо принадлежит любви, а истинное - Мудрости; оба же эти (предмета) находятся в Господе, а все сотворено из Него (DLW 402)

Под благом разумеется то, что в обширном смысле охватывает и облекает все присущее любви; и под истиной разумеется то, что в обширном вместе охватывает и облекает все присущее мудрости, но неизвестно еще что благо не есть что-либо, если не соединено с истиной, и что истина не есть чем-либо, если не соединена с благом; кажется (правда) что благо есть чем-либо без истины и истина есть чем-либо без блага, но тем не менее это не так. В самом деле, Любовь, которой все произведения называются добром, есть Бытие предмета, а Мудрость, которой все произведения называются истинами, есть Существование предмета по этому Бытию (DP 11)

Соответственно, отсюда можно увидеть, что благо, по сути, это некий восприемник любви, как истина - это восприемник мудрости. Отсюда можно сделать вывод, что благо пребывает относительно любви на низшей степени, и оно соответствует любви в этой низшей степени и поэтому, как мы уже говорили ранее, рассматривая разницу в степенях раздельных, благо - это нечто более композитное и менее субстанциальное, нежели облекаемая им любовь. Ибо любовь по степеням раздельным, пребывает всегда на ступень выше блага. То же самое, кстати, можно сказать об истине и мудрости, т.е. если вспомнить, что об этом говорит Учение, то Господь есть абсолютно Субстанциальным, а вот все материальные субстанции - они абсолютно композитны, или почти абсолютно композитны.

И вот, между этими двумя крайностями, или же абсолютно Субстанциональным Творцом от вечности, и абсолютно композитной реальностью мира природного, и лежит всё Творение, где каждая последующая ступень, т.е. нижайшая, менее субстанциальна и более композитна, т.е. содержит в себе меньше жизни, чем высшая по отношению к ней степень.

Можно сказать, что доброе - это последнее (содержащее)для бытия, а истинное - последнее (содержащее)для существования. Всякий предмет во Вселенной имеет отношение к Божественной Любви и к Божественной Премудрости, т.е. к абсолютному Бытию или же к абсолютному Существованию. Доброе же и истинное целиком относятся именно к миру природному.

По сути, субстанции блага и истины можно отнести к субстанциям природным, а вот скажем добре и познания из Слова - к субстанциям вообще чисто материальным. Небесное Учение говорит нам, что сознание человеческое внутреннее формируемо из субстанций духовных, внешнее же из субстанций природных.

Сознание человеческое внутренне составляемо из субстанций духовных, внешне же - из субстанций природных, и, затем, из материальных субстанций. Сознание, наслаждения любви которого благи создаётся внутренне из таких субстанций духовных, каковые существуют в небесах, тогда как сознание, удовольствия любви которого злы, создаётся внутренне из духовных субстанций, относящихся к аду (TCR 38)

Тут видно, что благо соотносится именно с удовольствиями любви, что в общем-то и понятно, ибо человек считает добром то, что потакает удовольствиям господствующей в нем любви. Соответственно, если удовольствия любви человека добры, из этого следует, что в нём господствует благая любовь, или же любовь соотносящаяся непосредственно с Господом. Соответственно всё, что составляет его бытие - это благо, т.е. оно у него по удовольствиям любви. И наоборот, если удовольствия его любви злы, то отсюда следует, что в нём господствует любовь совершенно противоположная, и блага в его жизни нет и быть не может. Кстати, в нас, в существах духовного гения, доброе и благо могут быть вовсе не одним и тем же. Ибо что такое доброе, или же благо? Это то, что приятно, полезно, хорошо, приносит удовольствие. Но благо - это доброе, которое служит абсолютной пользе, а доброе - это то, что служит частной пользе вот этого вот именно индивида.

К примеру, для нашей телесной жизни доброе - это что? Пища, одежда, добротное и удобное жилище. Для нашей социальной жизни доброе - это доходы, возможности, способности. Но у нас человек может пребывать в добром - т.е. иметь хорошую пищу, хорошее помещение, хорошие возможности, хороший капитал, хорошие связи, прекрасное здоровье, и это вроде бы доброе. Но это доброе, само по себе, вовсе не благо, если оно не имеет конечной целью служения, направленные в человеке к Абсолюту, или же к Господу.

И поэтому собственно доброе - это есть как бы благо относительное, благо применённое к самому нижнему уровню человеческой жизни. И доброе может быть исполнено благом, и тогда оно пребывает во благе и относится непосредственно к Божественной любви. Но доброе, как относительное, частное доброе, может также и не пребывать во благе, и по сути такое доброе никаким добрым вовсе и не является. Ибо - что человеку пользы, если он имеет всё мирское доброе у себя, т.е. одежду, деньги, долгую жизнь, удовольствия телесные и т.д., если все они его ведут, в конечном счёте, прямой дорого в преисподнюю? Никакое это не добре для него тогда, по сути. Наоборот, это всё тогда становится противоположность подлинного доброго для него, ибо оно тогда убивает его духовно. Но именно из-за относительного уровня его восприятия доброго, т.е. на уровне чисто таких чувственных восприятий, это может представляться ему и добрым, и даже благом, хотя на самом деле это тогда чистейшей воды видимость и заблуждение.

Отсюда можно сделать вывод, что благо - это те природные обстоятельства жизни в мире, которые в человеке соответствуют небесам, или же принадлежат в нём Божественному порядку и которые соответственно в себе истинны. Именно таким образом благо здесь и соединяется с истинным в жизни у человека. А доброе - это всё, что ему приятно и полезно, в узко материальном смысле, и что соответственно определяется в познаниях ума его как правильное или же полезное.

Но соединение блага и истинного в человеке, или же доброго и его познаний, проявляемое, как некие актуальные обстоятельства, события его жизни в мире, это то, что в Небесном Учении определено термином "служения". О служениях же Латинское Слово говорит нам следующее:

Здесь, говоря о служениях, хотя и употребляю я слово служения, потому именно, что отношение к Господу имеют они через человека, но поэтому нельзя однако же сказать, что служения существуют от человека для Господа, ибо существуют они от Господа для человека; поелику все служения пребывают в Господе, как бесконечно единое, у человека же не бывает ни одного из них иначе, как лишь от Господа, ибо человек не может делать ничего доброго от самого себя, и делает оное только от Господа, а это-то доброе и составляет то самое, что называется служением. Естество любви духовной состоит именно в том, чтобы делать другим добро не ради себя, но ради их самих: и в этом же состоит Естество Любви Божественной, только в бесконечно-большей мере. (DLW 335)

Именно в служениях и видна чётко разница между благом небесным и благом духовным, ибо служения, совершаемые Господом, и исключительно Единым Господом в человеке всегда направлены от Господа к ближнему. Т.е. когда Господь совершает в человеке служения, Он совершает это не ради него, не ради человека, в котором эти служения совершаемы, а ради других. Человек же падший, по природе своей, желает, чтобы служения, совершаемые в нём, совершались исключительно ради него самого же. Поэтому он всё время стремится перехватить этот поток служений. Скажем, когда Господь совершает в нём какое-либо служение, направленное на служение обществу, или же общественному благу, то он всегда стремится обратить это лишь на своё собственное доброе. Ну вот, яркий пример: чиновник, или же бизнесмен, получает ресурсы (скажем, деньги, там бюджетные, или же доходы от бизнеса), получает это доброе от Господа для того, чтобы применить его на благо, т.е. на служение обществу, людям, начиная от своей семьи и кончая его страной, и взирать при этом, опосредованно, и на более высшие цели, как, скажем, благо Церкви, потом - Царствие Небесное. Но! Он перехватывает всё это и обращает его прежде всего на самого себя же, ну, может быть, ещё на свою семью. Т.е. то, что в нём было Господом обращено на благо ближнего, он, исполняя это служение, а по сути - даже не исполняя сам по себе, а лишь служа субъектом восприятия от Господа (который и есть Единым источником всех возможных служений) этого служения, перехватывает его плоды, его внешнее доброе, и присваивает исключительно и единственно всё самому себе. Отдавая ближнему лишь то, что не получается присвоить при любом возможном раскладе.

В служениях, рассмотренных непосредственно в их проявлениях на уровне мира природного видно, что они всегда направлены к ближнему, т.е. к людям как к членам семьи, к людям как к членам общества, к людям как к членам страны, в конце-концов к людям как к членам человечества, но, при этом, совершенно не видно, что все служения в конечном счёте направлены через ближнего к Господу же, т.е. Господь совершает служения на уровне природном вроде бы для как для личностного какого-либо человека, но они, в самое сути своей, всегда направлены, и взирают исключительно к вечности, к вечному благу в этом вот личностном, т.е. должны обратиться в высшее Господнее Благо в том человеке, на кого они направлены.

И вот этого духовный человек не видит. Хотя возрождающийся духовный человек уже видит, что служения исходят от Господа и должны быть направлены к ближнему, но он не видит в этих служениях Господа, который там, тем не менее, всегда пребывает. Он видит в них пользу ближнего, иногда более конкретно, как, скажем, членов своей семьи, членов своей страны, как членов своего сообщества, как человечества, в конце концов, иногда даже более отдалённо, т.е. начинает в них прозревать не доброе для личности ближнего, а то высшее, внеличностное благо в этой личности, к которому оно направлено. И тем не менее, он в этом благе не прозревает Самого Господа, и не видит, что всё в этих служениях направлено от Господа к Господу же, ибо Господь есть Первая и Единственная Личность во вселенной. Все же остальные личности - люди, духи или ангелы, есть лишь восприемниками этой Божественной личности. И лишь по мере её восприятия они, как бы от себя самих, принимают форму как некоего личностного, существующего как бы от самого себя же.

И вот тут вот пролегает принципиальная и основная разница между духовными и небесными. Те, кто духовного гения, те взирают всегда на личностность. В самом нижнем варианте, как скажем делают демоны ада, они всегда взирают исключительно на конкретную личность. В возрожденном состоянии, как делают духовные ангелы, они взирают на личностность, проистекающую из блага этого вот личностного. Но они всё еще не видят, что эта личность и в них, и в других, на самом деле, есть лишь различными манифестациями лишь Самого Господа. И не видя этого, они живут, в конечном счёте, всё-таки для личностей и ради личностей, пусть личностей абстрактных, пусть личностей, ассоциированных с благом, но тем не менее, они не могут подняться ни выше личностей, их окружающих, ни тем более выше своей собственной личности.

Т.е. вот эта иллюзия личностного, когда Господь в человеке живёт как бы через него самого, а человек начинает думать, что это вот именно он живёт сам по себе, и проводит и четкую грань между небесными и духовными. Духовный, даже если он информирован, что он живёт через Господа, всё-таки внутренне этого не ощущает, и во внутреннем своём восприятии этому всё же не верит, и внутренне это никак не воспринимает. Небесный же, наоборот, прозревая всю иллюзорность, всю ложность своей личности, стремится всё своё отдать Единому Господу, отречься от всего своего, и вот тогда Господь в нём и создаёт подлинную, небесную собь, которая тогда есть Собь Господня в человеке, или же ангеле. И в этой небесной соби есть личностность этого восприемника, но нет никакой идеи и привязанности к этой личностности, ибо есть совершенно чёткое осознание и внутреннее постижение ложности этой личности.

Из вышесказанного можно сделать заключение, если, опять же, вернуться к понятию блага, что любовь небесная, или же любовь к Господу пребывает, в своих последних началах, во служениях, направленных на утверждение доброго, непосредственно относящегося к Божественному Порядку в его последних началах. Любовь же духовная, или благолюбие, пребывает в служениях, направленных к ближнему, что бы под этим ближним не понималось. Проще говоря - служения небесной любви - это служения, совершаемые ради Божественного Блага, а служения духовной любви - это служения, совершаемые ради служений, направленных на некоего ближнего, или же ради собственно служений в мире.

Откуда следует, что в небесной любви всё направлено к личности Господа абстрактно, через благо, и в благолюбии всё направлено к личности ближнего абстрактно, через своё же благо. Поэтому и эти два блага столь различны между собой. Но так как благо, однако же, по сути одно и то же, и благо это Господне, т.е. благо - это последние начала Божественной Любви, то отсюда и различие: для небесного ангела творение доброго - это внутреннее побуждение его собственной воли, для духовного же - это чуждое его воле побуждение, действующее извне посредством истин и познаний в разумении его. И вот тут опять же пролегает та грань, что небесный ангел, или небесный человек, получая от Господа небесную собь, которая по сути принадлежит Самому же Господу, обретается как бы непосредственно в Божественной воле, которая есть непосредственным восприемником Божественной Любви. И по отношению к нему можно говорить, что он добр, или же благ, потому что, употребляя это слово по отношению к его личностному, употребляешь это фактически по отношению к Господнему, обретающемуся в его личностной воле. В духовном же человеке его собственная воля является как бы постоянным противодействующим той новой воле, которая действует через его разумение. Поэтому для ангела, или человека небесного искушений не существует, в нём нечему искушаться. Для духовного же искушения постоянны, т.е. новая воля постоянно сражается со старой волей. Старая воля постоянно стремится присвоить все те блага и все те добра, которые рождаются через новую волю. И вот это и есть подлинное, духовное искушение, в отличие от искушений телесных, связанных с ущемлением чисто телесных человеческих благ и добр. Суть этого духовного искушения заключается в том, что человек постоянно искушаем "есть" вот эту вот "кровь с плотью", т.е. пытаться присваивать, соединять в себе Божественное Благо, проистекающее от Божественной воли, с собственной волей и тем его полностью уничтожить, обратив в нечто адское и противоположное небесному.

Здесь же, кстати, пролегает достаточно существенная разница и в характерах между небесным ангелом и человеком и духовным ангелом и человеком. Небесные существа склонны к созерцанию, внешней пассивности и внутреннему наитию. Духовные же, наоборот, к стремлению познавать, учиться, интенсивно размышлять, анализировать и строить заключения. И это, опять же, связано с особенностями воли. Для небесного его воля есть источник и его благ, и его познаний. Для него внешняя пассивность как раз помогает сосредоточиться на его внутреннем источнике постижения, и постоянно черпать из этого чистейшего источника все блага и все истины для своей воли и своего разумения.

А вот для духовного наоборот, замыкание на себе и сосредоточение означает возвращение к источнику всей грязи, всей нечистоты и всякого зла, в нём заключенного.

Это, кстати, можно обнаружить, понаблюдав за окружающими нас людьми. Нынешние интроверты очень часто исключительно злы сами по себе, - вот вы понаблюдайте, человек вроде замкнут на себя, он как бы не агрессивен, но, ВТО же время, как затаившийся паук в засаде, выжидающий, терпеливо когда зазевавшаяся муха запутается в его паутине, и уж тут - стремительный, и хорошо заранее просчитанный бросок, которого, вроде бы, сложно даже и ожидать от такой "флегмы". Не зря же говорит пословица, что в тихом омуте черти водятся.

А вот, для того, чтобы стяжать новую, Божественную волю, современному человеку как раз нужно активно познавать, активно учиться, активно размышлять, активно анализировать, делать выводы и потом, на основании этих выводов, действовать во внешнем, чтобы истины, которые он познал, вводить в добрые дела, в которых его духовное благо оканчивается, или же в служения, в которых его духовное благо входит, в которых оно завершается и в которых его духовная любовь обретает свои последние начала.

Тут можно сделать весьма неожиданное заключение: то, что благо для небесного, то зло для духовного, и наоборот. И вот здесь как раз и есть та разница в восприятии и мышлении, по которой мы, даже читая, в Небесном Учении, описание Древнейшей Церкви и её людей, не можем их ни понять, уразуметь их стиля жизни и мышления, и даже не можем применить сказанное там для воспоследования им, ибо пытаясь следовать, имитировать их внешне, по противоположностям этим, мы лишь войдём, в результате, в очень большие проблемы. Ибо пытаясь заработать перцепцию, духовный рискует заработать перцепцию адскую. Пытаясь пообщаться с Богом внутри себя, духовный рискует пообщаться с дьяволом внутри себя. И это потому так, что он принципиально, с точностью практически до наоборот, отличается от допотопных людей, или же людей небесного гения.

Если попробовать определить более конкретно, в чём же заключается суть духовного человека, и каким образом он стяжает в себе вот это новое благо жизни и новую волю новой Божественной любви, то в Небесном Учении об этом сказано было, что:

Благолюбие - это побуждение к творению добра ближнему для спасения и обретения вечной жизни (TCR 388)

Но там также было сказано, что "Благолюбие есть желание истинного, и побуждение к истинному ради самого же истинного" (HH 15), или же что она есть духовным побуждением к истинному. Как это было сформулировано в книге "О Благолюбии" - "Жизнь человека возрождаемого есть побуждением истинного из доброго, или же благолюбием" (Charity 102). Откуда следует, что для человека духовного гения возрождение начинается в тот момент, когда он начинает взыскивать истину в абсолюте, истину, которая не зависит от его собственной воли, от склонностей этой воли, от всех, дорогих его уму и сердцу видимостей, которыми он привык мыслить, и в которые он привык верить как в правду. Т.е. для духовного благолюбие начинается в тот момент, когда он хочет всеми силами души своей постичь, как оно всё должно быть на самом деле. Причём это "всё" может быть что угодно - структура Вселенной, строение его собственной души, как он подлинно должен поступать в этом мире, в чём заключается добро и в чём заключается зло. И вот здесь очень интересно: для людей небесного гения было запрещено есть плоды с дерева познания добра и зла, для них это было смертельно. Для людей же духовного гения всё совсем наоборот - духовные буквально обречены постоянно питаться с этого древа. Но, при этом, существенная разница между злыми и возрождаемыми духовного гения заключается в том, что злые различают между добром и злом из самих себя, возрождающиеся же различают между добром и злом из, и посредством данного им Священного Писания. Т.е. мы должны есть плоды, но вот различать, какие плоды с этого дерева можно кушать, а какие - ни в коем случае, мы должны исключительно по Господнему писанному Слову, данному нам Господом как через пророков, так и через Самого Себя, в Своём Боговоплощении.

Откуда следует, что благолюбие, по сути своей, есть особого вида любовь, или же любовь пребывания в истинах Слова (как рассудком, так и совершаемыми по его приобретениям оттуда служениями) ради них же самих.

И поэтому в Небесном Учении сказано было, что:

Любовь к ближнему, или же благолюбие, есть любовь послушания к заповедям Господним, преимущественно же ко второй части заповедей из Десятисловия, заключающихся в "не убий", "не прелюбодействуй", "не укради", "не лги", "не желай добра ближнего своего". Человек, который не делает всего этого, потому, что это - грех, человек такой любит ближнего, ибо тот не любит ближнего, кто ненавидит его, и поэтому стремиться его убить, прелюбодействовать с женою его, красть и присваивать его добро, и т.д. (AR 356)

Соответственно, первое начало благолюбия - это взирать к Господу и отвергать зла как грехи. Всякое добро, которое человек делает ближнему ради ближнего, или же ради истины и блага, и, таким образом, потому, что это соответствует Слову, или же ради религии, и таким образом, ради Бога, и каковое, по этой причине, проистекает из духовной любви, или же духовного побуждения, называется добром благолюбия, или же добрым делом. (Doctrine of Charity 8)

Итак, отсюда видно, что Слово Божие, как неоднократно утверждает Небесное Учение, во всякой своей частности всегда говорит исключительно об относящемся к жизни, или же жизни по заповедям.

Если мы, допустим, возьмём Слово, Ветхого Завета, то там есть очень много, казалось бы, совершенно избыточной, не очень вроде бы нужной, с этой точки зрения, информации. Скажем, все эти исторические факты, которые есть лишь древними сказаниями, не имеющими никакого видимого отношения именно вот к нашей жизни. Но, на само деле, даже эта священная история, даже в своём чисто буквальном смысле, несёт некое поучающее начало.

В общем, Слово Божье нас всегда поучает чему-либо, относящемуся к жизни, иногда непосредственно, иногда посредственно.

Конечно, для того, чтобы вычленить из буквальностей историй Ветхого Завета подлинные поучения, т.е. заповеди, которые заключены там в этих всех историях, для этого, за весьма редкими исключениями, надо руководствоваться книгами Небесного Учения, и изложенной там наукой соответствий.

Но уже Новом Завете это уже совсем иначе, Новый Завет почти исключительно учит относящемуся непосредственно к жизни. Даже то, что там непосредственно не относится к заповедям, поучающим конкретным делам жизни, это также изложено в форме поучающей притчи, и есть там той сказкой (по известному выражению Пушкина) "в которой намёк - добрым молодцам урок". Т.е. в Новом Завете это свойство Божественного Слова представлено ещё более выпукло.

А вот в книгах Небесного Учения, уже практически любое изложение, и любая история несут в себе иногда прямое, иногда несколько более отдалённое, но, тем не менее, поучение об относящемся к нашей жизни. Сказанное там всегда побуждает нас, тем или иным образом, задуматься и что-то изменить в нашей жизни.

Отсюда вполне можно увидеть, что Божественное Слово - это исключительно Учение о том, как надо поступать, что надо делать и чего не надо делать. Соответственно, для человека, который живёт в истине ради истины, главной страстью жизни есть любовь к Слову, к постижениям оттуда, а также следования за Словом из любви к Слову. Для такового человека Слово есть Абсолютной Истиной, и непосредственной манифестацией Бога.

Человек не может видеть Бога непосредственно, поэтому в Новом Завете и сказано было, что "Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил" (Иоанн 1:18). И Сын здесь - это совершенно очевидно, есть Божественное Слово, т.е. писаное Слово, или же то священное Писание, которое нам дано от Господа.

Мы, люди духовного гения, можем видеть Бога, лишь посредством Божественного Слова, которое для нас манифестировано как книги нашего Священного писания. И посредством разумения Слова, и веры в истинность его заповедей в нас образуется то, что называется "совесть".

Кстати, в латинском языке слово "совесть" звучит как "conscientia", и это слово там имеет также значения - "познание, постижение, осведомлённость в чём-либо". И тут заключена очень интересная аналогия, т.е. совесть - это те познания, которые заставляют нас поступать тем или иным образом, или наоборот, не поступать тем или иным образом.

Но здесь вполне может возникнуть следующий вопрос - как же, каким это образом в этих наших познаниях из Священного Писания, в рассудочной части нашего сознания зачинается Господом в нас новая воля? Для того, чтобы это понять, нам придётся рассмотреть, что же именно эти познания из себя представляют.

Но здесь вполне может возникнуть следующий вопрос - как же, каким это образом между собою cсоотносятся эти два определения благолюбия, или же то, что благолюбие есть "побуждение к творению добра ближнему", и что "Благолюбие есть желание истинного, и побуждение к истинному ради самого же истинного". Каким это образом одно и то же побуждение может быть одновременно и побуждением к творению доброго, и побуждением к постижению вроде бы совершенно абстрактных вещей?

Так вот, согласно Латинскому Слову, ближний в Слове, каковому оно призывает оказывать благодеяния - это вовсе не личностное в человеке, близком нам по каким-либо личностным же признакам. Согласно этому Откровению "ближний" - это, в полноте своей, духовное благо в человеческой форме, абстрактно от конкретных личностей. Как об этом было сказано в книге Откровения "Благолюбие":

Посему тот ближний, которого человек любит из благолюбия, есть духовное благо. И без этого блага нет никакой благолюбия, ибо доброе благолюбия есть благо духовное, ибо именно этим благом соединяются между собою все, пребывающие в небесах. (Doctrine of Charity 56)

Злые, даже грабители и дьяволы, могут взаимно любить друг друга, но не по благолюбии, иле же не по благу внутренней любви (Charity 88)

Из приведенных цитат следует, что когда человек любит ближнего (как это ему заповедано в Слове), и благотворит его, то он может его любить совершенно по-разному. И вот здесь заключена очень принципиальная разница. Многие люди употребляют Слово для того, чтобы любить каких-то конкретных бедных, нищих, нуждающихся в помощи. Они оказывают им благодеяния лишь потому, что они видимо нуждаются. Но не различая качества и степени блага, пребывающего, или же отсутствующего в этих личностях, они тогда любят именно личность, а не благо там, которого они не ищут, и на которое поэтому не взирают. Или же, по сути, они не любят благо, ибо его не ведают, а нельзя любить то, чего не знаешь.

Скажем, к примеру, вот когда ты подаёшь уличному нищему, не думая зачем, и к чему, а лишь потому, что он просит, ты вроде бы совершаешь доброе, и вроде совершаешь это по Слову. Но, на самом деле, самом деле ты, скорее всего, совершаешь зло, потому что ты не видишь, кому ты подаешь. Ты, вполне возможно, способствуешь развитию безделья, тунеядства и алкоголизма у этого человека. То есть, наносишь вред духовному благу в нём, потворствуя его духовном злу.

Во-вторых, ты подаешь ему не потому, что ты любишь благо, а ты подаешь из любви к себе, ибо ты надеешься через это благо обрести вечную благодать, или же воображаемые удовольствия Царствия небесного. И тогда, в этом своём поступке ты думаешь о самом себе, а не о нищем, и не о его благе, уж тем более не о Слове, и о том благе, которое там проповедуемо. И вот здесь определяющее различие, ибо человек, даже через истинное, ложно понятое, может любить самого себя, - тогда, когда он в этих истинах ищет своей собственной выгоды, своего собственного наслаждения и своего собственного удовольствия. Возрождаемым же он начинает становится лишь тогда, когда он начинает любить не себя и совершать дела не ради себя, а когда он позволяет Божественной воле в нём совершаться делами Её, служений даже если это противоречит его удовольствию, даже если это противоречит его наслаждению и стремлениям его души.

Откуда следует, что человек может подлинно любить ближнего, и творить в жизни подлинное доброе лишь тогда, когда он совершает это из любви к истинному, почерпываемому из первоисточника истинного. Ибо лишь тогда он может различать между природным добрым, и духовным благом. Подчиняя второе первому, и никогда их между собою не смешивая.

Если вы помните, когда мы в прошлый раз разбирали ту притчу из Нового Завета, где сказано было, что человек должен всё своё имущество раздать бедным, и продолжать его раздавать непрерывно, на протяжении всей своей жизни, то мы выяснили, что там суть заповедываемого состояла в том, что благодаря этому человек учится давать, когда ему давать вовсе не хочется. Ибо тогда, когда эта заповедь была дана в смысле буквальном Слова Нового Завета, для тех, первых христиан, да и для людей в общем-то на протяжении всей истории христианского мира, это было в, общем-то, очень важно - преодолевать свою собственную жадность, своё собственное взирание только на доброе для самого себя. Благодаря такому слепому подчинению буквальностям этой заповеди Священного Писания человек понуждает себя идти поперек своей собственной воли, и благодаря этому он учится поступать так, как ему поступать вовсе не хочется.

Но из своей собственной, или же врождённой воли он этого не может сделать, потому что своя воля будет направлена в нём исключительно к его же собственному благополучию, а никак не благополучию чужого ему дяди. Наоборот, она сопротивляется, всему что её удовольствиям не потакает и не благоприятствует. Отсюда совершенно очевидным становится, что в этом человеке, в случае такого преступания через свои собственные удовольствия, начинает работать некая новая воля, с его собственной волей совершенно не связанная. И эта новая воля как раз заключается в этом непрестанном понуждении, в преодолении своей воли.

Мы называем это искушениями. Нам собственная воля говорит "поступи так", а мы читаем Слово Божье, видим, что нужно поступить иначе и поступаем иначе. И тогда вот в этой второй части нашего сознания, где господствует сила убеждения Священного писания, через рациональное его восприятие, и действует некая воля, которой совершенно нет и не может быть в нас, в нашей собственной личности.

И может тогда возникнуть вопрос, а что же это за воля? Что же это тогда за действующее в человеке начало?

И вот здесь мы подходим именно к тому, в чём пребывает всё таинства Боговоплощения.

Дело в том, что к тому моменту, когда, 2000 лет тому назад, свершилось Боговоплощение, тогда мало того, что в нашем мире не осталось ни одной небесной личности, но и более того - небесные ангелы утратили всякую связь с человечеством. Если до этого времени они как-то ещё могли опосредовано направлять, через различные опосредованные побуждения, действия людей духовных, то к тому времени всякая связь уже была оборвана. Потому что небесность этих ангелов не могла уже не иметь ни малейшего сообщения с принадлежностями сознания людей духовного гения, и свойственными им принципами религиозного мышления. Что грозило полным прекращением связи с небом, и гибелью человечества.

И тогда в человечество вошёл, рождением, абсолютно небесный Человек - Господь. Ибо Господь, в своих началах Небесен, и после Своего Прославления в мире наш Господь Иисус Христос, в котором вся полнота Божества воплотилась телесно, Небесен даже до своих последних начал. Т.е. в Нём даже материальные его начала - это природно-небесные начала. И если вы вспомните, то вот именно этими Его природными составляющими, к которым апостолы могли даже прикоснуться, именно их имеет ввиду Господь, когда говорит "Я всегда буду с вами".

Т.е. с одной стороны он вознёсся на небо, с другой стороны Он остаётся среди нас Духом Святым. Что такое Дух Святой? Это то самое, что видимо сошло в своё время на апостолов. Т.е. Дух Святой - это присутствие Господа в своих небесных природных началах в нас. Не просто как бы среди нас, незримо рядом, отделено от нас, а именно в нас, в той общей плоти, что составляет суть тела каждого человека. Т.е. Господь гораздо ближе к нам, чем мы можем себе это представить. Он живёт в нас постоянно, в нашем теле, в нашей плоти, но отделённо от нашего личностного. И для спасения, для возрождения, мы должны непрестанно есть его плоть, усваивая ее в наше личностное, в ту плоть, с которой наше личностное связано.

И как же мы можем тогда ею питаться, её усваивать? Да через Божественное Слово. И такое духовное усвоение символизируется обрядом Господнего Причастия.

Источником всякого блага есть Господь. В Нём, в Господе, благо это Божественное, исходящее от его Божественной Любви. Собственно, в Господе оно есть приемником, опорой и содержащим этой любви, где любовь - это душа, а благо - тело этой души. Но когда, посредством присвоения, через жизнь по заповедям Слова, и совершение соответствующих служений, оно присваиваемо современному человеку, или же человеку гения духовного, то ему оно присваивается как благо духовное. Которое тогда служит восприемником духовной степени Божественной Любви. Посредством этого блага в нас формируема, органическими субстанциями, новая воля.

И эта новая воля в нас есть Присутствием Господним, или же Самим Господом, пребывающим в нас своими последними, органическими природными субстанциями.

Он начинает в нас действовать, укореняя эти свои субстанции, сразу же, как только мы позволяем, по свободному выбору, ему это в нас делать. То есть сразу же, как мы связываем руки нашей собственной воле, заповедями из Слова, он совершать через нас природные служения Своего Благолюбия, направленные к добру ближнего. Но, не личностному добру личностного ближнего, а ближнего, как духовного блага в иных личностях. Единственное, что мы не должны при этом делать, это а) мешать Ему совершать доброе; б) мы не должны пытаться это доброе себе присваивать (ни внешнее - через поиск воздаяния, ни внутренне - через присвоение себе заслуги за это доброе)

Дело здесь в том, что благо в последних, или же природных своих началах, превращаясь в природное доброе, теряет непосредственную связь со своим духовным началом, и поэтому может быть от него отделено, и присвоено человеческой волей к собственному человека.

Мы не можем присвоить небесное благо, но мы можем присвоить духовное благо и уж тем более природное доброе.

Итак, чтобы начать возрождаться мы должны позволить Господу творить в нас это доброе через Слово. Т.е. когда творится доброе? Когда мы исполняем те служения, которые записаны в Слове. А отвращение от греха - это тоже служение. Когда мы не делаем того, что в Десяти заповедях сказано не делать, мы совершаем служение отвращения от греха. В такое исполнение мы вступаем через таинство Крещения, ибо лишь посредством этого таинства природное творение доброго превращается в нас в духовное добротворение, или же в творение блага. А продолжается такое претворение в нас через регулярное приобщение к причастию. Но претворяя это через Причастие мы не должны, в то же время, его себе присваивать, через чувство заслуги в этом добром. Как это было сказано в тех словах, упоминаемых в Латинском Слове, которые читаются в Англии перед Причастием, что если вы будете в нечистоте сердца его принимать, то оно послужит к вашему проклятию.

Т.е. если мы будем принимать от Господа доброе, скажем, делать добрые дела окружающим, говорить хорошо, произносить великолепные речи, знать все истины, записанные в Слове, но при этом не будем убегать зла как греха перед Господом, что есть первое начало благолюбия, то мы будем принимать это доборе в нечистоте, и будем постоянно извращать Божественное Благо. Откуда следует, что начало духовной жизни у человека заключается в том, чтобы прежде всего совершать те служения, которые в нём борются против зол жизни. Ибо эти служения в нём подчиняют и утихомиривают его собственную волю. Они проводят черту раздела между его собственным волением и Божественной волей в нем, и не дают его воле покуситься на ту половину, которая относится в его рассудочной части к Божественному. Это и есть та духовная крепостная стена, которая окружает в человеке святый град Новый Иерусалим. Это те его стены, которые не дают злу внешнему войти и его разграбить и разорить. Потом человеку ещё предстоит подыматься по ступенькам духовной лестницы, учиться различать в себе Божественное и своё, не присваивать Божественное даже в намерении. Но если он будет бороться со злом как с грехами против Господа, этому будет положено хорошее начало. Это не значит, что он не может пасть вообще, но это значит, что он не может пасть сразу же по восхождении сознания его в новую, Божественную волю. Именно это, или же истины о жизни по заповедям, и есть те двенадцать врат в стене святого града, описанные в Слове Божественном, которые этому препятствуют. И затем только человек, по сути, и сможет исполнить ту заповедь, которая в прообразе была дана еще в Ветхом Завете, и которая говорит нам, что:

Эта новая воля, созданная из благолюбия, и понимается в Слове под "кровью", и эта новая воля принадлежит не человеку, но Господу в человеке. И поскольку она Господня, то она не должна никогда быть смешиваемой с относящимся собственно к личной воле человеческой, каковое в себе есть одной мерзостью. (AC 1001)

Аминь