Аннотация: Фанфик на Гарри Поттера. все началось с того, что я пересидел на фанфиксе, после чего ознакомился со Слендерменом и представил, как он заглядывает на тисовую 4. потом эта шутка в моих мыслях за полтора года обдумывания разросась в весьма неслабую эпопею, которая хорошо сочетает несколько фендомов... Если получится все реализовать, я потом возьмусь за ориджиналы о том, что было до этой истории. оценки отключены из-за альтернативной система подсчета. если хотите покритиковать, буду рад. Уточняю: рад критике. Срачи, троллинг и поливание экстрементами без указания конкретных ошибок или альтернатив написанному, будет удаляться. Мне этого хватает в обсуждениях у других авторах.
Скрип пера стих. Директор бросил взгляд поверх очков в сторону окна. Так и есть: солнце уже село настолько, что бросаемых косых лучей не хватало для освещения письменного стола. Со скрипом, уже кресла, директор встал, обошел стол, клетку с дремлющим фениксом, и подошел к окну. Оперся на подоконник и замер вслушиваясь в вечернюю тишину. Озеро уже начало отдавать тепло, собранное за день, так что время прохлады еще не пришло. Лес , не смотря на ветер, играющий с седыми, словно молоко прядями, стоял безмолвно, не шевелясь ни единым листочком, словно сам наслаждался безмятежностью подступающей ночи.
Вернувшись к клетке, профессор открыл дверцу и насыпал немного древесного угля вперемешку с ржаным зерном. Фоукс не соизволил даже шелохнуться, не то, чтобы даже вынуть голову из-под крыла. Лукаво улыбнувшись в бороду на это, директор на правился к столу: надо было закончить ответ Министерству, что он, Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, профессор трансфигурации, директор Школы Чародейства и Волшебства "Хогвартс", кавалер ордена Мерлина первого класса, Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов, с большим уважением и пониманием относится к проводимой Отделом магического образования политике в целом и к декрету N 42 от нынешнего года "Об урегулировании дуэльного клуба" в частности, но с прискорбием вынужден ответствовать о том, что в силу некоторых нюансов практических аспектов преподавания несовершеннолетним волшебникам магического искусства, он не может сократить часы дуэльного клуба ни на час, не то, что вполовину, о причинах чего он уже подробно писал в ответе по директиве N 34 от прошлого года.
Заполошный хлопот крыльев оторвал директора от составления наиболее трудно воспринимаемых формулировок для вызова сильнейшей головной боли у читающего эти строки. В кабинет с шумом влетела сова, сбив подсвечник со стола и сметя на пол пергаменты и перья, но, слава Мерлину, не чернильницу. Дамблдор сразу распознал во взъерошенной серой неясыти сову Арабеллы. По виду можно было предположить, что она весь путь проделала на предельной скорости. Вспомнив, при каких обстоятельствах в последние разы миссис Фигг, так гнала свою сову, директор сильно встревожился. Пока профессор бистро ставил на стол плошки с водой и кормом, в кабинете поднимался приглушенный гул от разбуженных портретов, даже Фоукс высунул голову, чтобы неодобрительно посмотреть на возмутительницу спокойствия. Отвязав и вскрыв конверт, Альбус нашел немного мятый прямоугольник магловской писчей бумаги со следами черной шариковой ручки. Судя по этому и неровному почерку, письмо составлялось в спешке, на чем под руку попалось.
-- "Только что, на порог к Дурслям аппарировал Безликий Шляпник..." -- безо всякого приветствия, сразу же сообщалось в письме, выпадающем из пальцев директора.
-- Фоукс! -- Закричал Альбус, одной рукой палочкой приводя чары кабинета в готовность к его уходу, взмахивая своему фамильяру другой. Птица огня негодующе вскрикнула, взмахнула крыльями, но, тем не менее, переместилась в огненной вспышке на плечо к хозяину. Миг, и пламя охватило фигуру директора с птицей на плече. Миг, и в кабинете никого не было. Лишь неясыть, не обращая ни на что внимание, отъедалась после изнурительного полета, перед возвращением домой, да окончательно перебуженные портреты предыдущих директоров переговаривались между собой, сетуя на вечно спешащую молодежь; нет, чтобы остановиться и объяснить умудреннным опытом предшественникам суть дела, чуть что - за феникса хватаются...
***
На мостовой Тисовой улицы, аккурат перед четвертым домом возникла фигура старого волшебника с птицей на плече с оперением в языках пламени. Альбус потратил секунду на то, чтобы очнуться от видения огня окружающего его со всех сторон, от ощущения нестерпимого жара, вот-вот сжигающего его в пепел. Открыв глаза, он направился по ухоженной дорожке к крыльцу дома, где проживала семья Дурслей. Поднявшись по ступеням, волшебник заскользил взглядом, ища это магловскую сигнальную кнопку на косяке двери. Но в это уже не было нужды: послышался лязг замка, и дверь открылась, являя взору худую фигуру хозяйки дома.
-- Ах! Это вы! -- скорее с удивлением, чем с радостью, воскликнула миссис Дурсль. И тут же добавила, в ответ на безмолвный вопрос, выраженный в приподнятых бровях. -- Он предупредил, что прибыл гость, но не стал уточнять, кто именно.
--"В жизни всегда должно быть место сюрпризу".-- Понимающе процитировал Дамблдор. -- Здравствуй, Петуния, давно не виделись.
-- Да, в этом весь он. -- Насупилась было Петуния, но тут же спохватилась: -- Здравствуйте. Проходите, проходите, будете приятным гостем.
Профессор Дамблдор вошел в прихожую и сразу же заметил на верхней полке положенный на бок большой длиннющий угольно-черный фетровый цилиндр. Чопорно-старомодный, он буквально вопиял о своей щегольской природе и шутовском происхождении, его невозможно было не заметить, словно он спрыгивал с полки и, оскалившись опоясывающей белой полосой у полей, явственно слышимо адски хохоча, бросался в глаза.
-- "Спокойствие" -- Обратился к самому себе Альбус: -- "Если ты так бурно реагируешь на шляпу, отдельную от него, то, как ты сможешь разговаривать с ним самим? Да, с момента последней встречи прошло лет девять, ты отвык от него, рассудочнейшего безумца на многие миры окрест, но если не возьмешь себя в руки, то у него будет полное право трепать тебя за щечку, как младенца. Опять."
Ни мало не смущаясь, он сделал глубокий вздох, затем выдох, затем открыл закрытые глаза и вновь посмотрел на шляпу, после чего перевел взгляд на Петунию, с легкой понимающей улыбкой смотрящую на него.
-- Мы собрались в гостиной, - сказала она, приглашая идти за собой, - я вас провожу.
Пока миссис Дурсль вела гостя в гостиную, до Альбуса начал доноситься до боли знакомый голос:
-- ...селятся высоко в горах, преимущественно в тех пещерах, где есть обнаженные выходы линий лей. Иногда, если линия пролегает неглубоко, сами обнажают ее. Именно этому линии лей обязаны своим вторым названием: драконьи жилы. Живут поодиночке, за исключением того времени, когда сходятся парами для высиживания потомства. В это время мама практически не покидает пещеру и гнездо, в то время как отец занимается добычей пропитания для них обоих. -- Голос говорил на безупречном английском, с оксфордским акцентом.
В комнате вокруг камина полукругом стояли три кресла, один двухместный диван и два круглых журнальных столика по бокам от дивана. На диване, расположенном строго напротив камина сидели широкоплечий плотно сбитый мужчина в возрасте, но без седины в пышных усах и на голове. Слева от него сидел возбужденный, с горящим глазами, с трудом сидящий на месте мальчик, на вид, лет двенадцати, тоже крупный и плотный. Всем телом он развернулся налево, опираясь на подлокотник, внимательно слушая рассказчика, сидящего в кресле, стоящем левее дивана.
Рассказчик выглядел... необычно. Чрезвычайно высокий, значительно выше не то что семи футов, даже выше десяти! Облаченный в строгий, под цвет цилиндра, смокинг, идеально подогнанный по фигуре, из-за чего и без того заметная худоба превращается в ломкую, нелепую тонкость рук и ног. Руки обтянуты белоснежно-белыми перчатками, резко контрастирующими с рукавами. Пальцы, непропорционально длинные даже для такого роста, сомкнутые и полусложенные ковшами покоились на острых, словно угловая линейка, коленках. Справа от коленей в воздухе находились неподдерживаемые ничем чайное блюдце с чашкой. На ногах, отставленных на некоторое расстояние от кресла, из за чего они до боли напоминали детские горки, отсутствовала обувь. Были лишь вязанные, белые как перчатки, носки. Расстегнутая верхняя пуговица образовывала вырез, в котором виднелась фиолетовая рубашка, галстук цвета неба в зеленый горошек, с кричаще неуместным, ало-красным зажимом. Из воротника выходила длинная шея украшенная ошейником - узкой непрерывной бесшовной полосой ткани расцветкой совпадающей с галстуком. Шею венчала безухая голова лишенная какой-либо растительности и лица. Лишь при неприлично тщательном и очень близком рассмотрении можно было уловить на идеально ровном лице намеки на низины провалов, где располагались глаза и легчайший намек на продолговатое всхолмие на месте носа. Намеки на губы же отсутствовали напрочь, словно были заполированы идеально. Белоснежная кожа, вернее, поверхность лица, да и всей головы в целом, создавала впечатление камня, кости, но никак не органического эпителия которым обычно покрыты живые люди и большинство нелюдей. Словно в кресле сидело не живое существо, но кукла или даже скорее, статуя. И каменная неподвижность лишь подчеркивало это гротескное сходство с нелепой статуей - пародией, шаржем на человека, выточенном в камне либо вырезанном из кости. Необычайно мастерски и аккуратно, надо заметить...
До прихода домохозяйки в сопровождении гостя, Дадли и в чуть меньшей степени, его отец, Вернон, снимали глубокому звучному голосу, раздававшемуся из пустоты и из всех уголках гостиной.
-- Высиживание яйца занимает необычайно много времени даже по драконьим мерка, более трех лет!... -- вдруг, ломая впечатление неподвижности, рассказчик отнимает правую руку от колена и воздевает к потолку указательный палец, подчеркивая значимость указанного срока, в это же время тянет левую руку к чашке с чаем, все также стоящей на неподвижном блюдце. Именно в этот момент порог комнаты переступает Петуния. Голос-из-пустоты замолкает, минималистичная голова, как на шарнире поворачивается к хозяйке.
-- Ну-у-у! -- Протестующе заныл Дадли, но тут же был одернут отцом.
Увидев идущего следом человека, гость встал, медленно разгибаясь из нелепой позы, в не до конца выпрямившуюся фигуру, почти качаясь затылком потолка. Места в гостиной словно разом стало меньше. С грацией, не присущей как ничему человеческому, так и ничему нечеловеческому, он в несколько абсурдно больших шагов пересек помещение и замер рядом с Альбусом.
-- Альбус! Дитя! Я рад тебя видеть, -- произнес он своим непривычно-привычным голосом-из-пустоты и распахнул до нелепости неправдоподобно большие руки. "Вот. Вот почему Северус так меняется в лице, когда я говорю ему "мальчик мой" -- внезапно осознал Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, -- "он не считает себя тем, к кому можно обращаться "мальчик!". Как нехорошо получилось... получалось на протяжении многих лет. Когда все это закончится, надо будет попросить прощения... и не только у него".
-- Мне нужно о стольких вещях тебя расспросить! -- меж тем продолжал угольно черный смокинг. Тут кавалер ордена Мерлина первого класса, Великий волшебник, Верховный чародей Визенгамота, Президент Международной конфедерации магов почувствовал себя на редкость неуютно. С той памятной ночи они виделись впервые, и до нее он никогда не применял к старому волшебнику подобное обращение. Приблизительно из тех же соображений, почему не называл педофилов педофилами: возраст сексуального согласия и взрослость - понятия относительные и зависят от культуры и конкретной ситуации, следовательно, педофилия и возраст военного призыва так же очень относительны. И если он указывает на разницу в возрасте... Значит, считает, пусть и косвенно, виноватым в смерти Лили, решил Дамблдор. И практически заставил себя сделать шаг навстречу и ответить на объятия.
-- К слову, где Северус? Почему ты не взял его с собой? Я бы с радостью попривествовал и его... -- вопросил директора давний знакомый, словно совершенно не подразумевая продолжение: " с целью содрать с него кожу, подвесить кровоточащим на крючья на потолке и медленно, не спеша, срезать мясо с костей". Альбусу сделалось крайне неуютно. Без сомнения, он знает о роли Северуса в событиях той ночи.
-- Я собирался в ужасной спешке, и не стал задерживаться, и брать кого-либо с собой. -- осторожно отвечал Альбус, опуская, что именно Северуса он ни за что не взял бы. В этих нелепых объятиях он чувствовал себя не нелепо, но до крайности неуютно, словно в капкане. Даже аппарировать не получится, если его пленитель не разрешит.
-- О. Жаль, -- непритворно расстроился голос-из-пустоты. И сразу без перехода сообщил: -- Можешь обращаться ко мне как обычно - Безликий. Я совершенно не против.
Дамблдор осознал, что все это время не был уверен, как правильно наименовать своего собеседника. Имя он никогда не называл, и в общении отзывался на великое множество прозвищ, начиная от "Костяного Ужаса" и заканчивая "Странником-что-идет-из-ниоткуда-через-сны-в-никуда". И все имели под собой историю.
-- Ай-ай-ай. Вломился без приглашения. Как невежливо... -- мягко пожурил его голос-из-пустоты, что раздался в его ушах. Волшебник готов был поклясться, что эти слова слышал только он.
Спустя бесконечно долгое время Безликий все-таки расцепил руки, отпуская "пленника" на свободу. Альбус обнаружил, что он все это время простоял, выгнувшись животом к потолку. Тут же он принял подобающее его возрасту положение.
-- Здравствуйте, директор, давно не заходили. -- Обратился к нему домохозяин, который за то время, что незваный гость томился в столь нелепом плену, встал и подошел поближе. -- Присаживайтесь . Я налью вам чаю.
За то время, когда волшебника усадили в кресло справа от дивана, снабдили чашечкой горячего ароматного чая и дали время отпить глоток и оценить, что чай и впрямь хорош, он успел собраться с мыслями и, преимущественно обращаясь к так и не сдвинувшемуся с места Безликому, задать вопрос:
--Харольд с вами?
На английском звучит как Unface. Такое сочетание приставки и корня не используется, но если переводить "в лоб", как раз получится "Безликий".