- Простите, мне сказали, что я могу у вас найти статуэтку черепахового дракона. У вас есть? - девушка неуверенно смотрела мне в глаза, близоруко щурясь.
- Черепаховый дракон? Что это? - я изучал ее симпатичное лицо с минимумом косметики, рассматривал чуть вздрагивающие длинные пальцы с мягко-округлыми длинными розовыми ногтями, и ждал. Ждал тех слов, которые она должна была произнести, и боялся их. Странно, уже давно было бы пора привыкнуть, но я все так же боялся, как и много лет назад.
- Сейчас, я вам сейчас покажу, - девушка заторопилась, неловко расстегивая замок объемистой сумки. - Вот!
Она развернула мягкую ткань и протягивала мне черепаху, тянущую шею с ее ладони. Нет, не черепаху, черепах. Три черепахи, пирамидой, большая, поменьше и маленькая. Черепахи с алтаря Кали, древней многорукой богини смерти. Злобные выражения на трех мордочках, следящие глаза, приоткрытые зубастые пасти, хвосты в форме змей с высунутыми раздвоенными язычками, причудливо изрезанные панцири. И, словно насмешкой над их злобными мордами, основание статуэтки было увито каменными розами. Да, это была настоящая статуэтка, не дешевая поделка, вроде тех, что продают по всему Арбату. Казалось, что самого камня когда-то касались мягко-жестокие и одновременно ласковые руки древней смерти. Я засмотрелся на эту статуэтку, ужасаясь ощущению холода и темноты, идущему от нее, но, в то же время, очарованный ее совершенной красотой.
- Мне сказали, что у вас может быть черепаховый дракон, парный к этой статуэтке, - голос девушки ворвался в мои мысли, прервав их плавное течение. Я покачал головой, сосредотачиваясь.
- Да, конечно, я сейчас покажу вам, - я внимательно посмотрел в глаза девушки, ловя в них нужное выражение, но она по-прежнему чуть щурилась, возможно, от яркого солнца, бившего в окна.
Я открыл шкаф, доставая оттуда и ставя на прилавок множество разнообразных черепах и драконов. На черепах она даже не смотрела, драконов изучала более внимательно, но с каждой статуэткой разочарование все явственней проступало на ее лице, окрашивая нежную кожу щек нервным румянцем.
- Нет, это все не то, - она бережно поглаживала извивающийся хвост ритуального китайского дракона, розы на подставке которого напоминали розы ее черепах. - Это - не черепаховые драконы.
- А вы видели когда-нибудь черепахового дракона? - мне нравилось смотреть, как изгибались ее длинные пальцы, касаясь каменной чешуи алой бестии. - Чем вас не устраивает вот этот? - я подвинул поближе статуэтку черепахи с головой дракона, держащей на своем панцире другую черепаху поменьше, с головой змеи. - Посмотрите, у этих милых зверюшек даже хвосты такие же, как у ваших. Это и есть черепаховый дракон, насколько я понимаю, - я просто оттягивал неизбежное и знал это, но она должна была доказать, что ее намерения именно таковы, как представлялись мне.
- Я не видела того дракона, который мне нужен, но эти - явно не те, я чувствую это! - одним взмахом ладони она разом отмела все мои возражения. - Знаете, у меня почему-то такое чувство, что тут есть то, что я ищу, но вы мне почему-то не показываете. Я права? - ее глаза, уже без всякого близорукого прищура, посмотрели прямо в мои, останавливая взгляд. Я утонул в черноте расширенных зрачков, чуть вздрогнув от холода голубизны, и только молча кивнул. Это должно было произойти.
Я открывал сейф, путаясь в ключах, в который раз удивляясь, что за столько лет так и не смог запомнить нужный. Привычно щелкая диском, набрал знакомую комбинацию, достал жестяную коробку. Да, обычную круглую коробку из-под печенья, всю потертую и исцарапанную. Она была тяжелой, эта коробка. Сняв крышку, я достал завернутую в белую фланель статуэтку. Девушка вытянула шею, напряженно наблюдая за моими действиями. Когда я снял ткань, она тихо ахнула, протягивая руки. На моей ладони сидела точно такая же черепаха с головой дракона, как я ей уже показывал. И так же скалила змеиную голову вторая, сидящая на спине первой. Казалось бы - точно такая же статуэтка. Но в той, что я держал в руках, передавая девушке, было что-то неуловимое, чего не было в первой. Наверное, дыхание смертной темноты и холода, которое отличало ее черепах, принесенных в мой магазин.
Девушка приняла в свои ладони дракона, словно величайшую драгоценность, ее глаза светились счастьем, пальцы вздрагивали, когда она касалась изрезанных панцирей.
- Да. Вот это - то, что я искала, - выдохнула она, прижимая обретенное сокровище к груди. Потом она быстро подхватила с прилавка свою черепаху и направилась к маленькой черной дверце в глубине магазина, сжимая в руках статуэтки.
Я не останавливал ее. Зачем? То, что должно было свершиться, сейчас произойдет, и я знал это с самого начала. Просто я всегда оттягивал момент неизбежного, давая им возможность передумать, свернуть с выбранного пути. Но, что удивительно, никто из них не отказался. Дверца глухо чавкнула, закрываясь за девушкой. Я начал убирать в шкаф бесполезные статуэтки черепашек и драконов, стараясь не смотреть в ту сторону, где сейчас происходило таинство. Но, как и обычно, не смог. И я стоял за прилавком, прижимая к груди отвергнутого китайского дракона, так же, как прижимала к себе свои статуэтки эта незнакомая девушка, и смотрел на дверь. Тяжелое дерево разом истончилось, становясь стеклянно-прозрачным. За ним открывалась панорама белоснежного города, победно взметнувшего свои шпили к лиловому небу под голубым солнцем. Стена, охватывающая город, мягко переливалась перламутром под лучами чужого солнца. Мне в лицо ударил порыв раскаленного ветра, несущего жар далекой пустыни, мелькнули длинные кисейные занавески, свивающиеся спиралью. Я увидел, как девушка сделала шаг вперед, отбрасывая непокорную длинную прядь волос с лица. Прозрачная дверь заиграла голубым пламенем, ослепляя, скрывая необычайный вид. И все разом закончилось. Я опять видел перед собой обычную деревянную дверь, аккуратно выкрашенную черной краской, ведущую в маленькую комнатку без окон, в которой не было мебели. Теперь я мог туда войти.
Дверная ручка, словно храня остатки пламени, опалила мою руку. Но это - лишь мое воображение, я знал, что ручка холодна и равнодушна, как и любое стандартное изделие из металла. Я вошел в комнату, щелкнув выключателем. Да, как и обычно, ничего нет, кроме валяющейся на полу сумки и статуэтки трех черепах. Интересно, что те вещи, которые я им отдавал, они всегда уносили с собой. А здесь оставались те, что были у них раньше. Я пожевал губами, подбирая сумку и статуэтку. Вышел из комнаты, выключив свет и прикрыв за собой дверь. Больше мне там было нечего делать. Сумку нужно было положить в сейф, а черепах - в коробку из-под печенья, которую тоже следовало запереть на все возможные замки. Я привычно сунул сумку на полку сейфа, не задумываясь, что с ней будет дальше. Я знал, что когда открою сейф в следующий раз, то сумки там уже не будет. Мне даже не хотелось открывать ее, чтобы посмотреть на документы этой девушки. Какая разница? Я уже давно не страдаю таким любопытством. Она ушла туда, куда сама захотела, и это ее право --остаться неизвестной для меня. Таинственная незнакомка. Я даже улыбнулся банальности этой формулировки. Привычно открыл крышку жестяной коробки, подцепив ее ногтем, завернул черепах в белую фланель, в которую был завернут дракон, унесенный девушкой в мир голубого солнца. Опустил статуэтку в коробку и замер, увидев на дне предмет, которого там никак не должно было быть. Никак. Ни при каких обстоятельствах. Никогда.
Дрожащей рукой я достал из коробки маленький стеклянный шарик. Самый обыкновенный шарик, из тех, которыми играются дети. Темно-синий, он преломлял солнечные лучи в своих царапинах, светя на моей ладони сапфировым блеском. Я сжал ладонь, боясь уронить шарик, у меня темнело в глазах при мысли, что он может сейчас исчезнуть так же внезапно, как и появился.
Я говорил, что они никогда не отказывались от того, что им предстоит. Я был неточен. Был единственный случай за мою жизнь, когда человек не прошел за черную дверь. Отказался в самый последний момент от уже сделанного выбора. Этим человеком был я сам.
-2-
Я шел по улице, проклиная свою незадавшуюся жизнь. Надо же было случиться всему в один день. Сначала я завалил этот несчастный экзамен по истории, а потом моя девушка, в которую я был влюблен по самые уши, заявила, что не желает больше иметь со мной ничего общего. Экзамен, конечно, можно будет пересдать, в конце концов, я - не первый студент, имеющий подобного рода неприятности. С девушкой было сложнее. Конечно, ей хотелось цветов и походов в театры. В крайнем случае - мороженого и кино. Но даже эти мелочи я мог предложить ей довольно-таки редко. Молодой человек из провинции, учащийся в большом городе, как правило - беден. Я не составлял исключения из правила. Я был не просто беден, я был - нищим. Ничего удивительного, что мать моей девушки брезгливо морщилась, когда я заходил в гости. Ей не нравились мои поношенные брюки и застиранные воротнички рубашек. Ее раздражали наши прогулки в парке по вечерам. Она постоянно доказывала своей дочери, что я ей - не пара, а ухаживаю только ради того, чтобы получить московскую прописку и не возвращаться в свой родной заштатный городок.
Как я мог доказать этой женщине, что меня меньше всех вещей на свете интересовала прописка? Что все, что мне нужно было, это видеть ее дочь? Никакие мои слова не могли бы изменить стереотип, сложившийся в ее голове. Моя девушка не обращала внимания на слова матери и охотно встречалась со мной. Она не обращала внимания на то, что моя одежда была не модной и старой. А однажды она даже сказала, что любит меня. Я помнил ощущение вырастающих крыльев, столь многократно описанное в литературе, но непонятное тем, кто ни разу не почувствовал этот шорох перьев за спиной. Мы ждали того дня, когда я закончу институт и начну работать. Моя девушка была терпелива и соглашалась подождать. Мы могли бы пожениться, после окончания института. Она была согласна. Мне казалось, что земной шар вертится персонально для меня, а весь мир - удивительно прекрасен.
Я отвернулся от продавщицы подснежников, пряча озябшие руки в карманы тонкой, не по сезону куртки. Сегодня моя девушка сказала, что ей надоело ждать. И она ушла в театр с другим. С тем, у кого была московская прописка и обеспеченные родители. С тем, у кого были красивые костюмы с галстуками, кто мог свободно купить в любой день билеты в Большой театр и провести девушку под колоннами, поддерживающими скачущих лошадей, купить для нее бокал шампанского в театральном буфете и вазочку с причудливо изогнутым мороженным, увенчанном вишенкой. С сыном знакомых ее матери. Она ушла, а я остался, ошарашенный произошедшим, тупо глядя, как она идет по улице, удаляясь от меня, постукивая тонкими каблучками по асфальту и подбирая тоненькими пальчиками край длинного широкого пальто. Она даже уходила изящно. Я любил ее.
- Молодой человек, купите подснежники для вашей девушки! Первые весенние цветы, ей понравится! - голос продавщицы ввинтился в мозг, расплавляя его безумием.
Мне не для кого больше было покупать подснежники. Мне вообще больше незачем было жить. В отчаянии я почти побежал по улице, убегая от этих сине-лиловых звездочек цветов, от продавщицы, тянущей ко мне свои руки. Мне слышался смех, сопровождающий мое бегство. Я убегал от всего, от себя, от жизни. Казалось, что чем быстрее я буду бежать, тем больше шансов у меня попасть туда, где не будет больше поношенных вещей, презрительных взглядов, пересчета жалких копеек в кармане и лихорадочных размышлений, хватит ли их на два билета в кино и мороженое для девушки. А, может, останется даже на бутылку пива для меня. Там, куда я бежал, не должно было быть ничего этого. Там должна была быть сказка, я еще не знал - какая, но точно знал, что в этой сказке будут звенящие фонтаны и поцелуи моей девушки на качелях из лунного света.
Магазин выскочил мне наперерез, останавливая черными буквами на белой доске вывески. "Восточные ароматы". Что это значило? Я не знал. Я только чувствовал, что мне нужно войти в эту, внезапно возникшую передо мной дверь. И я вошел. Человек, поднявшийся со стула навстречу мне, снял очки, откладывая в сторону книгу, которую он явно читал перед моим приходом. Он был такой ухоженный, этот человек, одетый в мягкие серые брюки и бархатную куртку. Седые волосы были собраны в хвост на затылке. Он был похож на художника, как я себе их представлял. Мне стало неловко за взъерошенный вид и старенькую тонкую куртку, когда я увидел мягкую подсветку витрин, на которых теснились разнообразные диковинные статуэтки, шкафы с явно антикварными книгами. А когда я уловил тонкие незнакомые ароматы, напомнившие мне запах духов моей девушки, я остро почувствовал свою неуместность в этом магазине, свои порыжелые от старости ботинки, запах пота от долгого бега по московским улицам. Я захотел уйти. Но голос человека остановил меня.
- Вы хотели купить что-то необычное? - он рассматривал меня внимательно, но в его взгляде была только доброжелательность. Было неловко молча повернуться и уйти, оставив вопрос без ответа.
- Простите, но у меня нет денег для того, чтобы покупать подобные вещи, - я сгорал от стыда, глядя в пол. - Я случайно к вам зашел. Просто бежал по улице и внезапно увидел этот магазин.
- Да, я понимаю, - голос человека был по-прежнему доброжелателен. - Скажите, а вы не хотели бы приобрести пару к тому предмету, который находится у вас в кармане? Подумайте.
Какой предмет в кармане? В моих карманах было пусто. Как говорится - вошь в кармане и та - на аркане. Там ничего не было, кроме засохших крошек от булочки, которую я купил несколько дней назад по дороге в институт. Я так и сказал этому человеку, поворачиваясь, чтобы уйти.
- Но вы же не смотрели! - воскликнул он с такой убежденностью, что я автоматически полез в карманы куртки. И в самом деле, мои пальцы наткнулись на что-то небольшое, твердое и гладкое. В полнейшем изумлении, я извлек из кармана маленький стеклянный шарик, засиявший синими огнями в свете ламп. Как он туда попал? Я не знал этого. Но я держал его в своей ладони, и мне казалось, что отступают все неприятности, а в мире нет ничего важнее, чем этот поцарапанный кусочек стекла.
- Вот видите! - человек был явно доволен собой. - Так вы бы не хотели приобрести для него пару?
- Если это возможно, - едва смог выговорить я, не сводя глаз со своего синего чуда.
- Конечно возможно, если вы твердо решили, - он словно предупреждал меня о чем-то.
- Да! - ответил я со всей твердостью, на которую был способен, еще не зная, на что соглашаюсь, но чувствуя, что согласиться для меня - просто жизненно необходимо.
- Прекрасно! - человек открыл сейф, встроенный в стену и достал из него старую поцарапанную жестяную коробку из-под печенья. Я видел как-то такую, когда заходил в гости к моей девушке. В моем родном городке продавали только печенье в пачках и обычное развесное. Поэтому в первый раз я смотрел на такую коробку, как на диковинку из другого мира. Но в этом магазине коробка из-под печенья поразила меня совершенно. Что она делает в сейфе? Зачем? С каких пор в сейфе хранят печенье? И вообще - при чем тут печенье, мы что - собираемся пить чай? Увидев изумление на моем лице, человек улыбнулся, открывая коробку. Заглянув туда, он вытащил из нее шарик. Такой же шарик, как тот, что грел мою ладонь, только не синий, а лунного цвета, светящийся изнутри. Я как-то сразу почувствовал, что это - моя вещь! Только моя и больше ничья! Я протянул руку, словно в тумане. Человек опустил шарик на мою ладонь. И я заворожено пошел к дверце в глубине магазина, которую сначала не заметил, но сейчас она манила меня, притягивала с необычайной силой. Я знал, что там, за этой дверью, находятся все мои мечты. Я открыл ее.
В лицо ударил ветер, а в ушах зашумело море. Я увидел скалистый берег, на который набегали серые волны с белоснежными шапочками пены. Я услышал шум близкого леса. Нет, я не видел этот лес, но я твердо знал, что он где-то поблизости. Я чувствовал, что это и есть - мой мир. Я ясно представлял себе маленький домик на берегу моря, до которого дотягиваются волны во время шторма. Я ощущал под ладонями просмоленное дерево лодки, и жесткую ткань паруса. Я мгновенно представил себе мир и покой этого места и приготовился сделать шаг в новую жизнь.
И остановился. В этом мире не было моей девушки. Я это знал совершенно точно. Она была только здесь. Моя девушка, ушедшая сегодня с другим в театр. Но это ведь только сегодня, ведь жизнь еще не закончилась. Все еще можно исправить. Мысли заметались, сталкиваясь в мозгу. Над серым атласом волн проплыла призрачно-пушистая прядь ее длинных светлых волос. Моя девушка... Я любил ее.
И дверь захлопнулась у меня перед лицом, обдав на прощанье солеными морскими брызгами. Все закончилось. Я стоял в магазине со странным названием "Восточные ароматы" и прижимал к груди пустые ладони, с болью ощущая горечь безвозвратной потери.
- Не решились? - голос человека был участливым.
- Я не смог, - я говорил хрипло и запинаясь, чувствуя себя почему-то виноватым. - Понимаете, моя девушка... Ее там нет! - я воскликнул это так, как будто мой крик мог объяснить этому незнакомому человеку все, что я думал и чувствовал в тот момент.
- Я понимаю, - я вдруг уверился, что он действительно все понимал, этот человек с доброжелательными глазами. - Скажите, молодой человек, - тут он посмотрел на меня еще более пристально, чем раньше, - может быть, вы захотите остаться здесь?
- Я и так остался здесь, - я недоуменно посмотрел на него, все еще ощущая болезненную обнаженность пустых ладоней.
- Вы не поняли, - он покачал головой. - Когда я сказал "здесь", то я имел в виду этот магазин. Я давно уже жду следующего хранителя. Мне кажется, что вы подходите.
- Но мой институт, - только и смог пролепетать я, выслушав такое неожиданное предложение.
- Это не отменяет институт, - он улыбнулся. - Вы сможете учиться столько, сколько захотите. Это, кстати, не отменяет и вашу девушку. Я и сам когда-то был женат.
- Я согласен, - осторожно сказал я, еще не зная толком, на что соглашаюсь.
- Вот и замечательно! - человек достал что-то из кармана, прижал сжатую ладонь к груди, подобно мне, и направился к заветной двери.
- Куда вы? - я готов был броситься за ним.
- Туда! - он махнул рукой в сторону двери. - Да, все документы вы найдете в сейфе. Там будет все, что только может вам понадобиться. Ключи от сейфа на прилавке, - растерянно оглянувшись, я действительно увидел ключи, лежащими там, где он сказал. Как они туда попали, если я сам видел, как он положил их в карман? - И еще, молодой человек, я обязан вас предупредить, здесь человек живет долго, очень долго! - с этими словами он скрылся за дверью.
Я еще успел увидеть золотистый песок, на который он ступил и перистые листья пальмы, взмахнувшие зеленым пламенем.
-3-
Я открыл глаза, продолжая сжимать в ладони свое вновь обретенное сокровище - старый, поцарапанный стеклянный шарик. Я не собирался больше терять его. Я помнил, как впервые открыл сейф в магазине, сразу же, после исчезновения человека за черной дверью. В сейфе я нашел свидетельство о его смерти, документы, подтверждающие мое право владения на этот магазин и квартиру, примыкающую к нему. Странно, что меня даже не удивило все это. Я воспринял все как должное, как естественное течение своей жизни. Как будто такие события являются совершеннейшим порядком вещей и могут происходить повсеместно. В сейфе так же лежала стопка бумаг, которые были исповедью человека, бывшего хранителем до меня. Я внимательно прочел все, для того, чтобы понять, как мне себя вести в неожиданно свалившейся на меня ситуации.
После этого я спокойно жил, а магазин был частью моей жизни. Той частью, от которой я не мог и не хотел отказаться. Я закончил институт и женился. Мать моей девушки перестала смотреть на меня, обливая вселенским презрением, как только узнала, что у меня есть собственный магазин, доставшийся в наследство от двоюродного дедушки, а также квартира в Москве. Мы были счастливы, я и моя жена. Мы любили друг друга. Правда, иногда я замечал, что она посматривает на меня с каким-то опасением, но такие моменты были редки и не омрачали нашу жизнь. Огромнейшим шоком для меня было осознание того, что моя жена умирает. Это было странно - я чувствовал себя полным сил и здоровья, а она угасала, истаивая на глазах. Только тогда я понял причину ее странных взглядов на меня. Конечно, я не забывал о предупреждении, что хранитель живет долго, но откуда мне было знать, в чем это выражается. В исповеди человека, которого я сменил, ничего не было об этом сказано. Сначала я старел, как и все люди. Но потом все остановилось. Я и сейчас выгляжу так, словно мне все еще сорок лет. Легкая проседь в волосах - единственная отметина возраста. Я чувствую себя так же, как тогда, когда впервые переступил порог этого магазина, словно мне по-прежнему двадцать лет. Но прошло много лет, настолько много, что даже я сам сбился со счета. Моя жена умерла, когда ей было восемьдесят лет. Но для меня она была такой же молодой и полной очарования, как в тот день, когда мы впервые увидели друг друга. Наверное, я смотрел на нее вовсе не глазами. Удивительно, что я помню возраст моей жены, дату ее рождения и дату смерти, я помню даты рождения наших двоих детей, но я совершенно не помню, сколько лет прошло с того дня, когда мой сын переступил через порог комнаты с черной дверью.
Первой ушла дочь, неся на руках моего единственного внука. Ушла после того, как ее мужа убили какие-то наркоманы, которых так и не нашли. Убили ради того, чтобы забрать кошелек, в котором была его зарплата, полученная в тот день на заводе. Они его просто забили до смерти. Его тело было изувечено до неузнаваемости, на нем просто не было живого места. Эти подонки раздели моего зятя и резали его кожу ножами. Их не нашли, только недокуренный косяк, валяющийся на том месте, где нашли труп, подсказал, что это были какие-то обкурившиеся подростки. А после похорон, моя дочь пришла в магазин, ведя за руку своего сына. Она смотрела на меня чужими испуганными глазами, а ее взгляд был взглядом человека, который решил уйти. И когда она протянула мне на ладони маленький стеклянный замок, я не стал уговаривать ее остаться. Я молча открыл сейф и достал жестяную коробку из-под печенья. Да, это была моя дочь. Но в тот момент я был не отцом, а хранителем. И я свято чтил ее право выбора. Она ушла, унеся своего сына в более добрый, как я надеюсь, мир, оставив на полу комнаты с черной дверью музыкальную шкатулку с танцующей балериной.
Потом ушел и мой сын. По-моему, ему просто надоела бесцельность жизни, он устал от этого, потому и ушел. Он так же смотрел на меня отчужденным взглядом, протягивая причудливую морскую раковину. После его ухода я положил в коробку из-под печенья драгоценный камень.
Иногда мне кажется, что когда мои дети пришли в магазин для того, чтобы уйти навсегда, они не видели перед собой своего отца, которого любили. А просто - незнакомого доброжелательного человека в очках, с короткой седой бородкой, хозяина магазина "Восточные ароматы". Я сожалел, что не могу оставить себе на память те вещи, которые остались после их ухода. Музыкальная шкатулка и драгоценный камень исчезли из коробки, куда я их положил, так же, как исчезали все оставленные после ухода вещи. Я знал, что я не имею права оставлять их себе, они ведь могут понадобиться где-то кому-то другому. Не знаю, где и кому, но я думаю, что мой магазин - не единственный. Поэтому я мог только сожалеть, но сделал, то, что был должен. Я только надеюсь, что мои дети счастливы там, в той жизни, которую они для себя выбрали.
Я потерял счет годам, когда ушел мой сын. Мир изменялся, а я оставался в своем магазине. Люди приходили и уходили, кто-то - обратно в прежний мир, унося с собой какую-нибудь статуэтку из тех, что стоят на витринах магазина, кто-то - редкую книгу. А некоторые уходили за маленькую черную дверь. Их было немного, но они были всегда.
Я помню одного старичка, который принес мне маленький флажок. Раньше такие флажки продавались на каждом углу. На этом было написано "Мир. Труд. Май". Старичок волновался, перебирая сухими пальцами по прилавку, нервно ожидая моего приговора. Когда я достал из коробки такой же маленький красный флажок, на котором было написано желтой краской "С Днем Победы!", я сам поразился. Что в них было, в этих детских флажках, которыми в давние времена размахивали на демонстрациях и которые были практически в каждом доме? Я не знал, но, наверное, что-то было. Потому что старичок просиял, схватив протянутый ему флажок, и бегом бросился к черной двери. В тот раз за дверью взвились алые флаги, показалось море смеющихся лиц, серое дождливое небо и стены каменных домов. Я думаю, что у этого старичка было какое-то свое счастье в этом мире флагов, раз он так стремился туда. Мне казалось, что он напрасно туда пошел, но это был - его выбор, который я обязан уважать, как хранитель.
Люди уходили, а я все жил при своем магазине. Я читал древние книги, стоящие на полках. Однажды мне стало любопытно прочесть "Илиаду" в оригинале и я начал учить языки. С тех пор мне полюбились древнекитайские философы, чьи труды я читал, проводя пальцем по тонкой рисовой бумаге древних страниц, ощущая выступающие иероглифы. Я стал похож на профессора своим видом. Моя бородка, очки и неизменные серые костюмы-тройки создавали определенный имидж. Да я и мог быть преподавателем, столько всего я узнал, читая книги. Но мне хотелось только одного - сидеть в уголке у окна в своем магазине и продолжать читать, не обращая внимания на течение жизни за окном.
В последнее время желающих уйти за черную дверь стало гораздо больше. Я понимаю их. Даже погода стала какой-то странной. В последние годы в Москве очень жаркое лето и дождливая зима. Вот этим летом температура доходила до сорока пяти градусов тогда, когда в Иерусалиме было не выше тридцати двух. Я вспоминаю слова древнего пророчества: "И будет пустыня там, где был лед, а лед там, где была пустыня..." Они сбываются, эти пророчества. Наш мир умирает. Все чаще стреляют на улицах. Я помню, как когда-то давно, когда моя жена была еще жива, один из наших друзей прислал из Штатов письмо, в котором рассказывалось об убийстве корейской девушки, из-за чего шумела вся страна. Теперь убивают часто, очень часто, и никому до этого нет дела. Это уже стало настолько привычным, что только особо зверское убийство может попасть на страницы газет.
Однажды мимо моего магазина прошла танковая колонна, а потом где-то вдалеке раздавался грохот выстрелов. Кто-то сказал, что это была смена власти. Я не понял толком, что имелось в виду, но вышел из магазина и постоял вместе со всеми, когда через несколько дней после танков по улице прошла траурная процессия. Как я догадался, хоронили людей, погибших в этом конфликте.
Но это все меня не касалось. Моей задачей было - хранить магазин и помогать уйти тем, кто желает этого. Иногда меня посещает странная мысль о том, что магазин уцелеет при любой катастрофе. Я невесело смеюсь, представляя вывеску "Восточные ароматы" посреди разрушенных зданий, каменной пыли, витающей в воздухе, над разбитой мостовой.
Я все больше и больше задумывался о том, чтобы уйти. Меня ничего не держало в этом мире, кроме обязанности хранителя магазина. Да, книги, которые я читал, были интересны, но они же не могли заменить жизнь. И я все чаще и чаще начал представлять себе серые морские волны, набегающие на каменистый берег, маленький домик, до которого дотягивается море во время шторма, шум леса, примыкающего к морскому берегу. Я хотел вернуться туда. Теперь мне казалось, что там ждет женщина, которая будет рядом со мной и сможет вернуть то счастье, которое я утратил со смертью жены. Мне хотелось вернуть любовь и счастье ощущения маленького детского тельца на руках.
А теперь я сижу в своем магазине, сжимаю в ладони синий шарик, боясь выпустить его, и пишу эту рукопись. Я положу ее в сейф и знаю, что она не исчезнет, как вещи тех, кто уходит за черную дверь. Ведь не исчезла же исповедь предыдущего хранителя, которую он написал задолго до моего появления в магазине. Я знаю, что дождусь того, кто будет следующим хранителем магазина "Восточные ароматы" и будет провожать уходящих. Пусть он придет не завтра. Пусть даже ожидание займет долгие годы, но я знаю, что теперь мне есть чего ожидать. Вот он, мой пропуск в тот мир, который ждет меня, синий стеклянный шарик на ладони. В нужный день этот шарик откроет черную дверь и проведет меня к моему морю. К атласным серым волнам и маленькому дому. К моему будущему счастью. А на столе в этом доме лежит лунный шарик, который я утратил много лет назад. Он ждет, когда же я возьму его в ладонь. Мой талисман далекого мира. Мира, который будет моим, как только я передам ключи от сейфа новому хранителю...