Никогда не считала себя красавицей. Наоборот, мне казалось, что я самая уродливая девочка в классе. Маленького роста, какой-то бардак на голове - тогда я еще не знала, какую ценность несут мои кудри. Пухлые щеки. Ну и если честно, взбалмошный, тяжёлый характер. Я вообще не понимаю, как со мной тогда можно было дружить? Хотя, у меня до сих пор остались подруги из детства.
Бабушка и дедушка жили в поселке - "Поливное". Я думаю, что название было дано из-за огромных засеянных и засаженных полей, продукция с которых шла на экспорт. У них я проводила всё свободное время: лето, каникулы, выходные. Это было здоровское время. Благодаря этим моментам, я бы сказала, что моё детство всё-таки было.
Еду к ним в полном автобусе. Этот автобус развозит школьников в поселки, которые расположены далеко от школы. Бабушка работала тогда бухгалтером в конторе. Название конторы я не помню, но логически - если поселок занимался продажей урожая с полей, бабушка считала что-то там по этим продажам. Все же просто. Дед уже был на пенсии. Помню, он много работал - был поливальщиком. Вообще, он был уникальный человек. Я никогда не слышала плохого слова о ком-то из его уст. Всегда и в любом состоянии он мог решить любую проблему. Знаете, такой мужчина с буквы М. Стена. Защита.
Такая была безумная связь у моего деда и моей мамы. Она так боялась его потерять, что еще при его жизни говорила - "папочка, я умру если тебя не станет." Это так удивительно, что я вспомнила это сейчас, в 32 года.
В поселке знают, что я внучка своей бабушки, а в школе я дочь своей мамы. Мама - учитель.
На улице зима. На мне такая дурацкая серая шуба, мы ещё с девчонками в школе смеялись: "Твоя шуба из кролика, моя шуба из медведя, а моя шуба из волка - говорила я.
Шуба была огромная, закрывала полностью ноги, меня, рукава в подворот. У неё был стоячий воротник и бубоны на висюльках. Дети девяностых поймут. Не помню, каким цветом были варежки, но сомневаюсь, что они были красные или серые. Зато точно помню какие-то дурацкие фиолетовые сапоги. По-моему, это были дутыши. Их многие носили в то время. Я тогда ещё думала, что сапоги носили только те, у кого была возможность их купить или у кого был вкус. А эта дурацкая красная шапка, которая совершенно не подходила к шубе. Да и назвать её тёплой было нельзя. Просто почему-то моя мама одевала нас так. Она говорила, что было сложное время, одевали как могли.
У меня нет ни одной фотографии из детства. Да я и не хочу видеть себя такой. Не потому - что сейчас я стала тем, кем стала. Я была несчастна в своем детстве, за исключением моментов, которые я описываю в этой истории.
К сожалению, я не могла постоянно жить у бабушки с дедушкой - автобус не приезжал к первому уроку. Удавалось погостить только на выходных и каникулах. Дом располагался не так далеко от остановки. Стоя у калитки удавалось наблюдать за приезжими. Тем более меня-то в красной шапке и серой шубе невозможно было не заметить.
Когда подъезжали к остановке, я из окон автобуса проверяла, встречает ли меня дед. А он уже стоял в ожидании своей внучки. Помню его в светло-коричневом советском бушлате, тёмно-синей шапке-ушанке и чёрных валенках. Дед ждал меня, пока я ехала на этом измученном жизнью транспорте.
Автобус останавливается, и я несусь к деду. Стоит такой хмурый, серьезный. Но как только встречает мои глаза, расплывается в улыбке, называет Андреевной. С разбега прыгаю на руки, он подхватывает меня и говорит - "ох, ох, ох", и так нежно хлопает по спинке. А потом опускает на землю, и говорит: "Я тебе дома приготовил гостинец". Каждый раз меня ждал какой-то подарочек.
Каких-то двадцать шагов разделяли остановку и дом моего деда. Подходим ближе, а в окошко уже можно заметить бабушку. Выглядывает. Ждет нас. Я открывала калитку и бежала изо всех сил. С радостным визгом нас встречали собаки, которые ластились и просили поиграть. Открывалась входная дверь и на пороге встречала бабушка.
Почти у всех в то время в прихожих, была черная, толстая резина. Когда ее помоешь, она идеально чистая, но стоит наступить хотя бы раз, остаются такие едкие противные следы. И было видно каждую пылинку и соринку. Вот забегаю и вижу: если резина помыта, значит бабушка вымыла весь пол без меня. А если затоптана, значит завтра будем целый день наводить порядки. Я это любила. Потому с бабушкой и дедушкой я могла учиться: готовить, помогать по дому, петь, танцевать - все, что угодно. С родителями было можно ничего.
Бабушка протягивает руки и я бросаюсь в объятия. Дед идет чуть медленнее. Я успеваю его обогнать и прибежать первой.
Позже, собравшись за одним столом, начинался мой пир. Дед выносил мой белый чайник - он был разрисован большими бутонами лилий. Края и крышка чайничка окантованы золотой тесьмой. Дед спрашивал: - Как ты думаешь, что там у тебя? Я знала, что там меня ждет что-то сладенькое. Но делала вид, как будто не догадываюсь. Конфеты из моего чайника были самые вкусные - сливовые. Фиолетовый цвет и на обертке, и на самой конфете. Может быть их ещё кто-то из вас помнит? Мы с бабулей любили почаевничать до поздней ночи с этими конфетами. Тогда я понимала, какой ценный подарок мне вручила жизнь - бабушка и дедушка.
Благодаря таким воспоминаниям я понимаю, что детство всё-таки у меня было. Сливовые конфеты, дедушкин бушлат, школьный автобус, уроки, которые я никогда не делала в гостях у бабули, блинчики, которые меня научил печь дед. Из этих моментов и состояло мое детство. Хотя, только благодаря этим моментам, я могу сказать, что с 12 до 16 лет все таки мое детство было. В мои 16 дед умер. Позже бабушка сойдет с ума. Но все это уже другая история.
Так жаль, что с возрастом запросы наши растут, а радости все равно это не приносит. Или, как жаль, что с возрастом, дар видеть радости в мелочах исчезает.