Когда он принес найденную в лесу девочку, я предупредила его. Я сказала: "Лучше верни ее назад". Он не послушал меня. Он вообще редко следовал моим советам. Не понимаю, зачем я тогда понадобилась им, если он никогда меня не слушает? Была середина зимы, стужа стояла такая, что птицы за ночь замерзали на ветвях, и как не укутывай младенца, все должен замерзнуть на холоде быстрее, чем капля крови свернется у огня. Но ребенок не погиб - вот такое невозможное везение, и везение еще в том, что сразу же он ее нашел, как принесли ее в лес. Я то догадывалась, что не с проста это все, и на картах судьбы это везение нацарапано. Спросила Амадея, видел ли он того кто ее бросил, он лишь отмахнулся от меня, может и не видел никого, а то бы уж сам рассказал. Уж каким бы Амадей наивным не приходил ко мне, а уразумел сразу же, что найденыша своего покормить нужно, иначе умрет до утра. Только молока у меня не было, а до села идти ночь и утро целые. По такой стуже - не дойдешь, если только в жилах твоих кровь течет. Не успел Амадей отогреться даже, накинул плащ свой, мне наказал ребенка уберечь до прихода его, и ушел в ночь. Я знала что бесполезно пытаться его остановить, да и права такого у меня над ним не было. Либо вернется к утру мой Амадей, либо придет на шестое полнолуние, снова наивным как дитя, впрочем и сейчас он опыта набраться не успел еще, и вот уже нашел приключение, понесла его Неудачливая Грейхем беду себе искать. Было у меня однако чувство, что вернется Амадей утром, потому что дите это не спроста к нему в руки попало и раз уж взял он ее, то придется ему теперь сполна отхлебнуть горького. Что делать, я предупреждала его. Растерла я ребенка, чтобы кровь в жилах бежала быстрее, укутала в шаль свою. На руки взяла убаюкивать. Пока растирала - увидела я вещицу одну, подсказавшую мне как ребенка зовут. Не один год уже это пророчество кочевало по устам людским. Родятся у короля в год двух лун две дочери. И будет одна из них наделена силою добро творить, а другая иною силою, сродни нашей. Придется тогда выбирать отцу, ту что править будет. А другую отправит он в чертоги вечного холода. И если ошибется, то править будет ведьма, силы и могущества невиданных доселе. И принесет она хлад и мор в страну свою. И говорилось еще в пророчестве, что дважды выбор тот отец делать будет. И первый раз узрит он свет, а во второй - тьму. И имя тьме той дано было - Саломея. Я успокоила ребенка, расплакался он у меня, пока я его растирала. Засопело дитя, а я сидела и думала, ну каким же нужно быть неудачливым, чтобы вот так каждый раз находить на свою голову беды, на такое только Амадей мой и способен. Хотя это все кровь его в нем говорит. У найденыша в пупке вдето кольцо было, и знак на нем королевского дома. Такие, как я слышала от одного своего знатного любовника, одеваются сразу при рождении всем членам королевской семьи. Так что сделал отец свой выбор, узрел свет.
Амадей пришел под утро, когда солнце еще не опалило до белого пепла редеющую ночную тьму, и ни один луч еще не посмел коснуться звездного небосвода. Морозный воздух был перемешан с мелкой крошкой снега, упавшей с невысокой крыши моего дома. Но ветра не было - это ворон потревожил покой хладного воздуха взмахом крыльев и не покой моего сна - хриплым криком. Я впустила Амадея в дом и плотно закрыла дверь. Амадей был бледен. Он так замерз, что пальцы не слушались его. Я помогла скинуть плащ и стянула с него сапоги. Я растерла ему руки и ноги. После напоила горячим вином. Наконец он ожил и спросил меня как ребенок.
- Спит.
Он достал из своей котомки перемазанную чем-то бурым бутыль. Посмотрел на меня через плечо:
- Ложись и ты спать.
Я догадывалась, что он принес в бутыли. Хуже некуда, такого младенца таким "молоком" отпаивать. Но что я могла? Я легла на топчан и отвернулась от них. Мне не нужно было смотреть на Амадея, чтобы сказать, что он творит сейчас над огнем. Вино, слово и кровь смешались в одной бутыли в теплое темное молоко. Этим молоком он и отпаивал свою Соломею. А у меня кровь стыла в жилах как от морозного ветра. Даже я не решилась бы на такое. Захлебнется мой Амадей еще этой кровью, и не помогут ни братья его, ни отец. Уже светало и я наконец забылась беспокойным сном. Снилось мне, как охотник спускает с тетивы дикую свою стрелу и пронзает та стрела проезжего путника. Валит она его с коня, хрипит конь, несется прочь от запаха крови. А путник лежит на хладном снегу замертво. Темное пятно расползается по черной ткани его дорогого плаща и каплей крови блестит на руке его рубин в фамильном кольце. Знакомо до боли мне, то кольцо.
Тяжело мое наказание. Из века в век я должна встречать и провожать того, кого люблю безнадежно с первого взгляда. Да и невозможно никому перед ним устоять. Он и есть воплощение любви, только терзающее жестока любовь, что несет он миру. Но разве разум способен запретить сердцу? Вот и я попалась как муха в сеть, и снится мне каждая его смерть, и каждое утро просыпаюсь я с израненным болью сердцем. Тяжело мое наказание и тем тяжелее оно, что не знаю я сама, когда выйдет наказанию срок и меня отпустят к забвению.
Весь следующий день младенец проспал, Амадей же спал недолго и так же тревожно, как и я сама. Позавтракали мы с ним в молчании. Он думал, наверное, о том, что теперь делать со своей дочерью. Решил вырастить девочку. Я, как встали утром, подозвала его к ребенку и показала свою находку.
- Ты лучше сними это, слишком многим пророчество о сестрах известно. Люди не дураки, одно с другим - в миг свяжут.
Амадей на этот раз со мной согласился, колечко снял и спрятал. После завтрака он, наконец, принял какое-то для себя решение. Снова стал собираться в лес. Я молчала.
- Вечером напои Саломею из бутыли. Ты, верно, знаешь, что там - так что не испугаешься. Корми ее перед восходом и заходом, дважды за сутки. Этого достаточно. Через несколько ночей я вернусь.
- Куда ты пойдешь?
- К отцу.
Что ж, если к отцу - то стало быть, метель завьюжит. Нужно натаскать в дом дров. Амадей подошел ко мне, обнял и поцеловал с нежностью.
- Будьте осторожны тут. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
- Не волнуйся, я знаю, что делать.
Он накинул на голову капюшон плаща и перешагнул порог. Мы остались вдвоем.
К вечеру началась метель. Сначала снег плавно падал огромными хлопьями с посеревшего тяжелого неба, потом завыл ветер, закрутил снежные вихри, и все разом побелело, и в этой мгле уже невозможно было разобрать что-либо. Небо пало на заснеженный лес, деревья и мой маленький домик. Я подкинула в очаг пару поленьев, покормила ребенка и стала убаюкивать девочку на руках. Под вой ветра я запела старинную балладу, что пел однажды погубленный мной менестрель.
Тишину разрывает охотничий рог
Ждет меня на пустом перекрестке дорог
Полудикая гончая стая.
Я заклятие зла затвердил наизусть,
Перепутьям бессмертьем на верность клянусь,
Перекресткам дорог присягаю.
Свет полночной луны серебрит стремена,
И густого, как кровь, поднесут мне вина
За успех предстоящей погони.
Нынче путника ждет незавидный удел,
Берегись! А не то колдовская метель
Поутру в белый саван схоронит.
Под копытами снег превращается в лёд,
Окрыленные бурей, срываются влёт
Беспокойно храпящие кони.
Кто б ты ни был, герой или просто глупец,
Оборванец безродный, богатый купец -
Не укрыться тебе от погони.
Отчего ж не сиделось тебе у огня,
Ожидая в тепле наступления дня
И не трогаясь в путь до восхода?
Только с первым лучом на заре отзвучит
Демонический посвист и хохот в ночи
Предводителя дикой охоты.
Амадей был уже у самого входа, он открывал врата. И из этой зияющей пасти прохода в наш мир тянуло ледяными ветрами. В такую ночь опасно быть застигнутым непогодой на дороге, когда до ближайшего селения и постоялого двора еще далеко, а снег сбивает с пути. В такую ночь лишь древний огонь способен отогнать от живых дикую стаю, что несется по небу в клочьях рваного плаща метели. Но мне ли, проклятой, страшиться этой погони? Чем сильнее бушевала на улице буря - тем крепче спала маленькая Соломея. Еще не согрешившая перед этим миром, она уже была обречена на это в будущем людской молвой, выбором отца и отсутствием молока в моем доме.
Братец
Три дня и три ночи бушевала метель, снега выпало столько, что я с трудом открывала дверь. Дом мой завалило почти, что до самой крыши и если бы я не выходила расчищать дорожку, то уже через день не смогла бы открыть дверь. Наконец метель утихла, а мой Амадей все не возвращался. Зелья в бутыли оставалось на донышке. Пожалуй, хватит только на один раз. А у девочки то глаза потемнели. Хорошо еще луна на убыль, а то совсем привыкнет. Вечером, перед заходом солнца я в последний раз покормила из бутыли ребенка. Мне нужно было либо приготовить подобное варево самой, либо придумать еще что-то, если Амадей не вернется этой ночью. Я знала что не решусь на убийство, поэтому единственная кровь, которую я могла предложить в обмен на жизнь этого ребенка - моя собственная. Когда стемнело, я достала из мешочка камушки, высыпала пригоршню золы с прошлого новолуния и раскинула все на полу. Выходило, что этой ночью у меня будет гость или гости. Это мог быть Амадей. Не сильна я была в гадании, не мой это конек. Поэтому точно сказать что за гость придет я не могла. А ну как оборотень белой стужи? Я воткнула на всякий случай над порогом куст полыни. Через некоторое время, моя тревога в ожидании этого гостя усилилась. Чтобы, как-то успокоится, я взялась ткать. Будет Амадею к весне рубаха, из льна, огня и крапивы. И может, если мне повезет то, как оденет он ту рубаху, так и загостится у меня до той поры, пока всю не износит. Работала, а сама все прислушивалась к звукам ночного зимнего леса.
Только-только перевалило за полночь, когда я услышала скрип снега под чьими-то сапогами на улице и еще через миг - стук в дверь. Это был не Амадей. Амадей стучал всегда так, как я научила его в первый же день, как явился он ко мне. Что ж, значит, я волновалась не зря, гость - непрошенный и нежданный. Я открыла дверь. За дверью, как всегда изысканно одетый, стоял старший брат Амадея - Конрад, так по крайней мере, он величал себя у нас. Хуже не придумаешь гостя.
- А ты, старая, я смотрю не рада мне?
Вот что Конрад любил больше всего - так это грубые издевки. Непонятно за что его так сильно любит Амадей, он то сам никого не любил и не полюбит никогда, в том числе и братца младшего. Ну и конечно он не упустил случая напомнить мне, что я уже несколько сотен лет не могу уйти в забвение. Хотя, старая - это не про меня. Внешность моя не меняется с момента моей мучительной смерти, а было мне тогда всего 28, но и те не оставили еще морщин у глаз.
- Я не звала тебя к себе в дом. Зачем ты пришел?
- Не зачем, а за кем. Сама догадаешься или мне подсказать?
Чего уж тут догадываться, за мной ему приходить не за чем, я не у него в услужении, а кроме меня в доме только ребенок, найденный в лесу.
- Ребенка я тебе не отдам. Не ты его принес, не тебе и забирать.
Конрад нехорошо улыбнулся мне и прошипел:
- Ты не забылась ли, ведьма? Кому служишь, помнишь?
Я испугалась не на шутку, но внешне я уже научилась оставаться спокойной, даже стоя перед Конрадом. Поэтому я не поменялась в лице, и голос меня не выдал, я тихо напомнила ему:
- Не у тебя я на службе, а у брата твоего. Ему мне приказывать. А он приказал девочку уберечь.
- Так я же разве угрожаю ей?
Улыбка Конрада стала еще более отвратительной.
- Мне то неведомо. А веры у меня нет никому. Так что ребенка я тебе не отдам, пока жива.
Конрад скинул с плеча своего упавшую снежинку. Я ведь в дом то его так и не впустила еще. Да и не собираюсь.
- Послушай меня внимательно ведьма. Мой отец шлет тебе свой привет, и просит с приветом передать, что служишь ты плохо и за братом не уследила нынче. Не ему ребенка найти полагалось, не ему и растить его. Зол мой отец. И пока еще наказание он тебе придумал не такое уж жуткое, какое может придумать в дальнейшем, передай эту девочку мне и мы разойдемся.
Мне вдруг стало жаль этого ребенка, от которого отрекся уже собственный отец, и которому судьба не предвещала ничего хорошего. Отдать ее Конраду? Уж лучше сначала погибнуть самой, а потом пусть забирает, если сможет пройти. Конрад видимо понял о чем я думаю. Он пожал плечами и сказал:
- Ну и зря. Ну и дура.
И опал снегом вдруг, как и не было его. Я вздрогнула и поскорее прикрыла дверь. Кинулась к ребенку, а вдруг все же утащил нечистый? Нет, ребенок на месте, спит по-прежнему. Что ж, вывод тут один, Конрад приходил за ребенком от своего лично имени, и потому побоялся отнимать его силой. Хотел взять нахрапом, да не вышло. А вот зачем хотел, это уже другой вопрос. Кого же ты принес в мой дом Амадей? Я снова села ткать. Уже перед рассветом, я услышала как скрипит под чьими-то сапогами снег на улице, а затем раздался знакомый мне стук в дверь. Ну наконец-то, мой Амадей вернулся!
Я накинула на станок паутинку, чтобы скрыть свою работу от его глаз. И лишь затем впустила в дом. Он был снова замерзший, он здорово оброс щетиной, которую облюбовал себе иней, и он был сильно загоревший, как будто не зима, а лето жаркое стояли за окном. И первое что он сделал - он обнял меня.
- Все в порядке у вас? Как она?
- У меня все закончилось. Ты принес что-нибудь?
Он улыбнулся и кивнул.
- Я принес много чего, и как отступит зима, в этих землях закипит работа, какой давно уже не видывали и старики. Но самое главное - я принес молока. Придется мне до оттепели ходить в село, а как ребенок окрепнет, ты уж не обессудь, уйдем мы от тебя. Я нашел кормилицу и мог бы привести ее сюда. Но не хочу тебя стеснять.
Конечно же, мой господин, ты нашел своей дочери кормилицу. Только не потому ты не привел ее сюда, что смущать меня не хочешь. Ты привел бы, да не можешь. Смертным путь сюда заказан, потому как много узреть странного они в доме моем могут, а узрев, разнесут молву, и приедут сюда люди, во главе коих будет человек в черной сутане. Ну а дальше ты, мой милый, лишишься своего тайного для мира убежища. И восстановить это место, равно как и перевести меня через реку с темными водами второй раз не получится даже у отца твоего. Об этом ты знаешь, тебя предупредили заранее. И все же, не будь у тебя выбора, ты привел бы сюда хоть самого служителя церкви, потому как чувствую я, что любишь ты уже эту найденную в лесу девочку, как дочь свою. И вся моя к тебе забота не окупится так, как окупится ей один ее взгляд и улыбка. Я же всего лишь ведьма, призванная тебе в услужение.
Я накрыла молча на стол, и стала его кормить. О приходе его брата я промолчала. Какое мне дело до того, если эта безродная пропадет однажды? Ну расстроится мой господин, ну потоскует, а все же ко мне вернется. Потому что больше не к кому. Так что может и зря я не отдала ее Конраду. Хотя все это малодушие. И все же о Конраде разговор заводить не хотелось. Я смолчала. Кто знает, правильно ли я сделала?
После завтрака, Амадей достал из мешка молоко и небольшую шкатулку. Подозвал меня к себе, открыл шкатулку и вынул оттуда мне серьги дорогие.
- Возьми, я тебе принес это.
Я улыбнулась ему горько и покачала головой. Мне не нужны украшения, мне некому их показывать в этом лесу. А взгляд же мой приковало к себе содержимое этой сокровищницы. Внутри нее лежали драгоценности, камни, злато, украшения. Но поразило меня не это богатство, собранное в маленькой резной шкатулке. Я смотрела на фамильный, знакомый до боли мне перстень, с кровавой каплей рубина, из моего сна. И понимала, что в тот день, когда нашел Амадей в лесу чужое дитя, связались в узел несколько нитей, на горе и беду моего господина и сон мой сбудется. Хотя может, все еще можно изменить, и я сказала:
- Подари мне свой перстень.
Он вздрогнул и расстроено сказал мне, те слова, что я уже знала и без него:
- Ты же знаешь, что я не могу тебе его подарить. Прости, не могу.
Ну что ж, - подумала я - ты сам выбрал свой путь, мой господин.
2
Наступила весна, потеплело резко и казалось, что бесповоротно. Амадей, укутав дочь в шаль козьей шерсти и мех волчицы, выходил с ней ненадолго на улицу. Свежий воздух и солнце были полезны после тяжелой зимы и тем более полезны ребенку. Кормилица ругала его за это, боялась, что простудит дитя, но Амадей знал, что не простудит. Он убаюкивал свою девочку и ласково и тихо наговаривал ей:
- Ты вырастишь смелой, ты не будешь суеверно боятся метелей, несущих на своих крыльях духов зимы, ты не будешь боятся ни одну из стихий этого мира. Ты вырастишь краше всех девушек, что я когда-либо встречал и за тобою будут приезжать самые видные женихи этих земель и земель дальних и чужих нам, потому что молва о твоей красоте разойдется по миру. И ты будешь богатой, потому что я приумножу свое состояние и скуплю для тебя огромные пространства, чтобы каждый путник, проезжая по этим землям целую неделю, знал что он все еще едет по земле принадлежащей мне, и все это я подарю тебе, когда ты станешь взрослой, когда ты сама выберешь себе жениха и он окажется достойным тебя. Моя маленькая Соломея, принцесса моего сердца, я подарю тебе столько любви, сколько никогда не подарил бы тебе твой настоящий отец, обрекший тебя на смерть.
Со дня на день Амадей ожидал возвращения отправленного им, человека. Тот должен был нанять на службу своему господину наемников из Северного Вестрода. В Вестроде сейчас голод и в город потянулись умеющие продавать свой талант в бою за монеты с изображением Левометрия Первого. Не сегодня так завтра доведенные до отчаянья крестьяне взбунтуются и тогда феодалам Северных земель потребуется защита от толпы и сила чтобы усмирить восставших. И потому в городе полно наемников. Амадей решил не скупиться и платить по две монеты за месяц каждому нанявшемуся.
Но тот кого он послал с этим поручением, сам был бывалым воином и в такого рода товаре разбирался. Прежде чем начинать строить свое королевство, Амадей хотел как следует подготовиться к возможному появлению неприятностей. А в том, что неприятности у него будут, Амадей почти не сомневался. Во все времена и среди любого народа найдутся те кто позавидует и покривит душой и пожелает иметь все что имеет ближний. После возвращения от отца, Амадей принес огромное богатство. Еще зимой он позаботился о покупке окрестных земель и деревушек на этих землях. А также предпринял кое-какие шаги к тому, чтобы в последствии, у него был титул. Но эта история еще не обещала выгореть, потому как была темна и грязна. Однако, сила злата ничуть не ослабла над сердцами людей и потому Амадей потихоньку продвигал свои дела в этом направлении. Он не торопился. Даже если у его дочери и не будет титула сейчас, то ее все равно будут уважать, и если нужно - боятся. А денег на то, чтобы ее боялись и уважали у него было предостаточно. А потом он выдаст ее замуж и человек, который станет ее мужем, будет не из низшего сословия. Как только земля просохнет, он начнет работы по восстановлению старого родового замка, не своего конечно, ибо не было у него в этом мире никаких родовых имений и замков, а была лишь преданная ему ведьма в низенькой добротно построенной сторожке в глуши соснового леса. У нее он оставил на сохранение львиную долю своих богатств.
Амадей чувствовал опасность. Это звериное чутье никогда не подводило его, но и никогда не спасало. Амадею иногда казалось, что его интуиция сродни шелесту листвы дерева, которое уже потревожено легким ветром - первым предвестником бури, но вырвать корни из дерна и спастись оно все равно не может. Ему остается лишь ждать бури и надеяться, что ветер не сломает стебля.
Не смотря на интуитивное ощущение надвигающейся беды, в последующие дни не произошло ничего плохого. Посланный им человек вернулся во главе отряда из тридцати хорошо вооруженных воинов. Все шло по плану. И все-таки чувство опасности ни на миг не покидало Амадея. Он засыпал с этим чувством и просыпался с ним каждый день. В конце концов он начал привыкать к своей постоянной тревоге.
Еще его уже длительное время мучили кошмарные сны. Вспомнить из того что снилось ему он не мог почти ничего. Только одно смутное и неясное воспоминание - глаза волка, с желтоватым отливом. И все же почти каждую ночь он просыпался с криком. Когда они с Саломеей были у ведьмы, ребенок начинал плакать, потревоженный его криками. Ведьма готовила на ночь ему отвар из трав и иногда он спал спокойно, но совсем излечить его от кошмаров она не могла. Он и сам знал что никто ему не поможет с этой бедой, потому что сам ее на себя навлек, за все расплата в мире этом следует. Теперь, когда он жил в селе, в добротном доме, ребенок с кормилицей спали в другой комнате и ночные крики Амадея не так сильно тревожили Саломею, как тревожили раньше в доме ведьмы. И все-таки Амадей был не рад переезду к людям. Ведьме своей он доверял больше чем вновь нанятым воинам и недавно купленным крестьянам. Он не доверял никому из смертных, потому что знал что они слабы и порочны. И если его попытаются ограбить, то будут шантажировать именно дочерью. Что ж, погода стояла настолько теплая, что это позволило ему сделать небольшую, но увлекательную проверку, всем тем кто находился сейчас на услужении и в первую очередь он проверял Гутарда - того, кому он доверил нанять воинов. Вот уже второй день как не происходило ничего что запятнало бы честь этого немолодого воина. Но сегодня вечером Амадей намеревался некоторым образом подтолкнуть развитие событий в нужном ему направлении. Амадей усмехнулся и занес ребенка с улицы в дом.
Кормилица как всегда начала причитать по поводу его долгих прогулок с дочерью на морозном еще воздухе. Но Амадей оборвал ее, приложив палец к губам. Он кивнул на детскую люльку, в которую положил спящую Саломею. Кормилица вздохнула и замолчала. Амадей прошел в свою комнату и прикрыл за собой дверь так, чтобы она сама по себе раскрылась тихо за его спиной. Кормилица увидела как ее хозяин вытаскивает из огромного сундука горсть золотых монет. Бедной женщине, не державшей никогда золотого в руках показалось что пол пошатнулся под ее ногами, когда она увидела что сундук доверху забит монетами. Половица за ее спиной скрипнула и она поняла что не одна наблюдала все происходящее. Рядом стоял тихо вошедший в дом наемник, кажется его звали Гутард. Она поспешно отошла к колыбели и сделала вид что полностью ушла в заботы о спящем ребенке. Гутард прошел в комнату к господину и тихо постучал по косяку. Амадей закрыл крышку сундука и обернулся к нему. По лицу Гутарда нельзя было ничего прочесть, он оставался таким же невозмутимым как и всегда.
"Вот это выдержка!", - подумал Амадей - ну ничего, посмотрим, что же будет этой ночью.
- Господин, у Ломака жар, он подцепил где-то лихорадку, я думаю без лекаря он не протянет и трех дней.
- Ну так езжай за лекарем, я не хочу терять своих людей. А ты впредь смотри кого нанимаешь, иначе разжалую тебя в простые наемники или прогоню совсем. Вот еще что, в городе закупи продовольствия, да не скупись. Вот, возьми.
Амадей передал Гутарду туго набитый кошель. Рука Гутарда оставалась такой же твердой как и обычно. В глазах не читалось алчное желание золота. Это радовало Амадея. Неужели он не ошибся в этом человеке? Это было бы замечательно.
Когда Гутард ушел, Амадей позвал кормилицу.
- Ты можешь сейчас сходить к мужу, я пока буду дома и сам присмотрю за ребенком.
- Спасибо мой господин.
Амадей внимательно смотрел и на кормилицу. На ее лице, в отличие от Гутарда, читалось смятение. Что ж, посмотрим, посмотрим. Когда ушла и кормилица, Амадей положил свой плащ на стул, а сам сел на пол у двери. В доме была мертвая тишина, такая, что он слышал стук собственного сердца. Амадей нервничал.
Время шло, ничего не менялось, лишь потемнело в доме, потому что наступил вечер. Амадей подумал, что кормилице пора бы уже вернуться. Если она не придет сейчас, то значит что-то неладное. За окном послышались шаги, скрипнула дверь и Амадей глазам своим не поверил. Это был неожиданный поворот. Такое развитие событий Амадей не предвидел, и оно его сильно опечалило. В дом зашел священник. Пожалуй, лучше бы его ограбили! Первое что увидел святой отец - конечно же самого Амадея, сидящего на стуле у колыбели ребенка. За спиной священника Амадей тихо поднялся с пола и что есть силы шарахнул преподобного но голове. Тот упал без сознания, а может и без дыхания. Амадей надеялся что все же не убил гостя. Может, будь у него побольше времени, он поступил бы иначе, но при текущем развитии событий другого выхода не было. Священник объявил бы его колдуном, если бы увидел в двух местах одновременно. Амадей подошел к стулу, взял свой плащ и накинул на плечи, чтобы иллюзия не двоилась с реальностью. Вот теперь, любой вошедший, может увидеть только одного Амадея в комнате. Впрочем, если нужно Амадей мог бы оставить видимым только свое изображение на стуле, но оно не могло бы поддерживать долго незапланированную беседу. Скорее рано чем поздно, священник бы заметил, что Амадей произносит фразы явно не в тему. Изображение Амадея могло побеседовать и с кормилицей и с наемниками, но никак не с незнакомым и незваным гостем.
***
Он миновал поле и въехал в заснеженный лес, ни на миг не притормозив, разгоряченного коня. Завтра утром у его дочери день рождения и он должен быть дома. Амадей мчался рискуя свернуть себе шею, потому, что в последний день наконец прискакал гонец с письмом от мастера. Мастер сообщал о том, что работа завершена, он приносит извинения за вынужденную задержку. Он не посылает свою работу с гонцом, так как не доверяет ему, ибо дело рук его настолько красиво и ценно, что он не смог бы доверить эту вещь даже собственному сыну, так велико может быть искушение. Что ж, раз мастер не доверил посылку своему лучшему ученику, а лишь послал его гонцом с письмом, то значит заказанное Амадеем драгоценное колье - действительно получилось чудесным и понравится дочери.
Амадей почувствовал тоску и боль. Эти две неразлучных сестрицы теперь всегда посещали его при мысли о дочери. На то была веская причина. Амадей вновь и вновь перебирал в уме события прожитых вместе лет и пытался понять, на какой же этапе ее взросления он совершил ошибку? Он разбаловал ее. Ведьма говорила ему - будь построже. Он не слушал ее. Он души не чаял в ребенке и вот результат - Соломея эгоистична до жестокости. Но это еще четверть беды. Это все терпимо, это пустяк в сравнении с тем, о чем ему так тягостно вспоминать. Месяц назад он застал ее на сеновале с конюхом. Он убил бы его если бы не челядь, помешавшая смертоубийству. И все равно подлец долго не протянул. Амадей не мог простить такого. Соломея же лишь рассмеялась ему в лицо, когда он попытался ее образумить. Когда конюха нашли мертвым - она рассмеялась еще раз. И от этого смеха Амадей холодел до сих пор.
- Что ты хочешь отец? Если ты сам не научил меня любви, то я вправе была познать ее с кем-то другим.
Амадей еще раз мысленно вернулся в прошлое, но опять не нашел там того дня, с которого он так сильно оступился. Его дочь выросла ни на миг не считая его отцом. Она любила его. В этом не было никаких сомнений. Но любила не как отца, и даже не как брата. Правда он не старел. В возможно все дело в этом. Но все же разве не он самолично поил ее молоком. Разве ж не он учил ее ходить? Разве же не у него на руках она засыпала убаюканная? И разве не он подтирал ей задницу, когда сама она еще не умела этого? Так почему же он считает ее своей дочерью, а она его отцом не считает? Ведьма предупреждала, ведьма предостерегала. Она говорила ему оставить ребенка. И может так было бы правильнее? Амадей вздрогнул, испугавшись этой мысли. И все же эта мысль возникла не на пустом месте, Соломея стала его проклятием. И что с этим делать он не знает. Она уже предложила ему свое тело и он отверг ее. От одной мысли о близости между ними его начинало тошнить от отвращения. А девочка оказалась жестокой. И конюх был всего лишь местью ему, Амадею. Что она еще сделает, а то что сделает, он не сомневался, об этом он даже думать не хотел. Жизнь с Саломеей превратилась для него в муку. Иной раз он думал о том что скорее бы выдать ее замуж, может тогда она полюбив мужа успокоится? А даже если и не успокоится, он сможет уехать от нее сам, переложив бремя забот на ее мужа. Он все еще баловал ее подарками. Но то скорее была попытка купить шаткий мир, неудачная надо сказать и жалкая. Эта любовь к найденной в лесу девочке больше не доставляла ему радости. Скорее только причиняла изо дня в день страдания. Отношения между ними были натянутыми. Соломея старалась его уколоть словом и делом побольнее. Она как будто ненавидела его так же страстно, как желала быть с ним в постели. А он только лишь защищался, не с силах заставить себя наказать ее, не в силах и разорвать эту связь между ними, не в силах уйти и обрести снова свободу. Иногда, когда нервы его не выдерживали постоянных нападок дочери, он сбегал к ведьме и проводил с ней ночь. Он не жаловался ей, а она не говорила ему ни слова о Соломее. Хотя он знал, что она не одобряла и не одобряет всего что творилось в его замке. И все же не всегда все было так плохо. Иногда, внезапно, как будто возвращались прежние дни ее детства. Она становилась кроткой и послушной, задумчивой и грустной. В такие моменты он чувствовал, что будь он волком - то завыл бы. Неужели все к чему он прикасается - обречено становиться злом?
Голая ветка больно хлестнула его по лицу. Амадей очнулся от этих мыслей. В лесу еще не стемнело. Но он знал, что возвращаться домой придется уже за полночь, и это его не радовало. Как и не радовали мысли, что засели в голове, мешая думать о чем-либо еще, притупляя чутье и внимание. Он постарался думать лишь о дороге. Он жадно вслушивался в окружающий мир, а мир, не скупясь, дарил ему шум ветра и холод. Амадей удачно пригнулся от еще одной ветви, немного распрямился в седле и в тот же миг его что-то ударило в плечо. Ударило настолько сильно, что он вылетел из седла в снег. Если бы его нога запуталась в стремени, все могло быть куда как хуже. Уже лежа в снегу он почувствовал пульсацию боли в плече и понял что там засело что-то острое. Свое желание подняться или хоть просто пошевелиться он отогнал прочь, выжидая врага неподвижно и со стороны - почти бездыханно. Ткань плаща быстро пропитывалась кровью, Амадей слабел. Если в ближайшее время они не выйдут из укрытия, придется что-то предпринять. Холод и потеря крови - верный путь к папе на ужин. А домой он не спешил, ему все же нравился этот мир. Наконец он увидел всадника. Резко осадив лошадь, тот выпрыгнул из седла и опустившись на колено склонился над Амадеем. Амадей увидел, что он был в маске до глаз, худощав, совсем еще юн, судя по фигуре и гибкости в движених. Черная добротная ткань его одежды, беспечность с которой он склонился над ним, окрики подъехавших людей - все это подтвердило то, что Амадей понял в первую же секунду, как увидел всадника. Понял не разумом, а своим постоянным спутником - чутьем волка, что все произошедшее с ним - ошибка. Амадей не пошевелился, притворяясь, что он без сознания. Если все не так - сейчас он ощутит лезвие в горле. Но этого не произошло. Юноша обернулся к всадникам и мелодичным голосом приказал: "Винсент, вези его в охотничий домик, он спас жизнь твоей белке". Юноша еще что-то говорил, но голос звучал глухо и как через стену. Амадей почувствовал боль в плече и вдруг ясно увидел, как горит ее хижина.
***
Соломея знала, что Амадей вернется лишь завтра. В лучшем случае рано утром, в худшем - в обед. Она велела оседлать ей коня и позвать Гутарда. Обросший щетиной воин ее не любил, но знал что не останется на службе, если она пожалуется на него отцу. Потому не прошло и трех минут, как он уже вежливо склонился перед ней. Старый блудливый пес. Соломея застегнула пряжку свей меховой накидки и приказала:
- Возьми пятерых своих людей. Я еду в гости, ты будешь меня сопровождать.
Конечно он мог бы осмелиться раскрыть свой гнилой рот и возразить ей, что на улице скоро стемнеет и это не дело ехать в такое время, да и к кому собственно она собралась? Но он лишь еще раз поклонился и ушел исполнять приказание. Вот так их вымуштровал ее отец. Заставил кожей впитать уважение и страх. Что ж, отца будет ждать сюрприз. В свое семнадцатилетие, она не только будет получать подарки, она еще и будет их раздавать.
Когда она вышла из замка, шестеро мрачных воинов уже ждали ее. Конюх помог вскочить в седло. Соломея поморщилась и отпиннула его сапожком в грудь. Тронула поводья и направила коня к лесу. Дорогу она знала. Выследила. Ехать было далековато, но ничего, оно того стоило. Воины окружили ее по бокам и сзади. Никто не посмел даже сморкнуться. Псы боялись ее и ненавидели. Лесная дорога - не самое лучшее место, перед наступлением темноты. Но еще более неподходящее место - сам лес. Остановив коня у поваленного дерева она с трудом рассмотрела заваленные снегом следы.
- Гутард, ты пойдешь вперед, да смотри не потеряй след. Коней мы оставим тут.
Она снова ошиблась в своих ожиданиях. Гутард и на этот раз сдержался. Лишь старательно избегал ее взгляда, боясь выдать так явно свою к ней ненависть. Она усмехнулась.
- Ну болван, живее! Помоги мне спуститься, да придержи коня!
Он и это стерпел. Что ж, терпеливая сволочь. Ну пожалуй хватит дразнить зверей. Саломея и наемники сошли с более-менее проторенного пути и следовали по запорошенным следам, оставленным, как наделялась Саломея, Амадеем. Снега выпало еще мало, но все равно, идти было крайне тяжело. Даже по протоптанной четырьмя воинами тропе. Саломея шла пятой, за ней следом - еще один наемник.
Побелевшие изваяния деревьев казались сделанными из камня. Скрип снега заглушал все иные звуки.
Еще было светло, когда они увидели вреди деревьев небольшую хижину. "И в такой грязи он предпочитал ночевать" - Соломея скривилась от отвращения и злости. Гутард вопросительно смотрел на нее, он понимал что эта лесная сторожка - цель всего путешествия. Но он и представить себе не мог что задумала эта дрянная девчонка.