Зачем в мыслях переживать то, что возможно вообще никогда не будет пережито? Мукин переживал. Переживал постоянно. Предвосхищая самые неудачные развязки, Мукин нервничал, страдал мигренями, плохо спал. Его когда-то карие глаза потускнели, взгляд сделался затравленным, губы были искусаны, руки дрожали. Любого встречного Мукин мог довести до состояния нервозности одним только собственным видом, словно инфекцию передавая ему свое лихорадочное беспокойство. И даже самые спокойные люди не могли долго выносить его общества.
Мукин не выносил ответственности. Любое самостоятельное решение являлось пыткой для него. Он был отличным исполнителем. Скрупулезно следуя правилам, работал тщательно, никогда не допуская ошибок, все равно волновался, даже будучи полностью уверенным в аккуратности собственного исполнения. Сдавая задание на проверку, бледнел, покрывался испариной, скукоживался так, словно хотел провалиться куда-нибудь под землю, исчезнуть. Окружающие жалели его, полагая, что Мукин переживает из-за каких-нибудь семейных неурядиц, коллеги по работе привыкли и не обращали внимания. Так в привычном состоянии хронического нервоза и доработал Мукин до того рокового дня, о котором, собственно, я и вознамерился повествовать.
В то утро случилось Мукину зайти в приемную шефа к секретарю за какими то канцелярскими мелочами. Увидев, что Любочки (так звали шуструю молоденькую секретутку) нет, он с минуту стоял в нерешительности, мучительно раздумывая как поступить - подождать Любочку здесь или зайти попозже. Решившись не дожидаться и попросить желтый маркер (за ним он и приходил) у Никанора Кузьмича, наиболее достойного из всех, по его мнению, коллеги, Мукин направился было к выходу, но был остановлен бодрым голосом шефа, выглядывающего из-за своей дубовой двери с металлической табличкой "С.А. Великанов".
-Всеволод Петрович? Зайдите пожалуйста ко мне, есть дело...
Услышав это, Мукин заметно задрожал и покорно засеменил в ужасный кабинет. Оказавшись наедине с самим Сергеем Александровичем, Мукин чуть было не упал в обморок, но, испугавшись подобного дерзкого поступка, схватился за спинку стула и замер, боясь дышать...
Через минуту Мукин вышел, получив срочное задание. Никогда ранее Мукину не приходилось исполнять подобных поручений, и потому он не на шутку разволновавшись, некоторое время бродил по офису, разыскивая свое рабочее место, за которым провел около десятка лет. Достигнув, наконец, своего письменного стола Мукин поспешно очистил его от бумаг, и плюхнулся на стул. Затем стал поочередно выдвигать ящики, судорожно перебирая их содержимое. Он искал нож. Не найдя ничего режущего, кроме пары технических лезвий Мукин в отчаянье раскрошил одно из них в ладони. Бледная водянистая кровь хлынула капельками, как мелкий противный дождик. Выудив из кармана небольшой карандаш, Мукин торопливо принялся его затачивать другим, оставшимся в живых, лезвием. Заточить идеально ровно не удавалось, руки сильно дрожали, изрезанные пальцы болели и плохо слушались, Мукину казалось что его работа выглядит отвратительно. Превозмогая боль, он старательно точил непослушный карандаш снова и снова, пока не сточил его весь. Осознав, что задание провалено - карандаша, который попросил заточить шеф, больше не существует, Мукин заплакал и лишился рассудка.