- Ох, уж эти мужики! Про нас могут говорить, что мы суки, а сами? Нет, вот вы, как раз и есть, самые, что ни есть суки! Впрочем, нет, кобели. Сучьи кобели, так вернее и..., - Марина с гневом произнесла эту тираду и, повернувшись, посмотрела на него. Сергей стоял, понимая, что сейчас лучше промолчать, иначе будет как прошлый раз, когда невинная реплика, которую он выдал, обернулась взрывом еще большего гнева, потоком слов, крика и разбрасывания вещей по квартире.
- Что молчишь? Нечего сказать в свое оправдание? Или придумываешь, что бы соврать?
И снова Сергей промолчал, потупив взор в ковер. Геометрический орнамент на нём успокаивал и настраивал на размышления о том, как лучше сгладить возникшую ситуацию.
- ... а главное с кем? С этой драной кошкой. С этой..., - Марина пыталась подыскать подходящее сравнение, и её взгляд скользил по комнате. Видимо не найдя ничего подходящего, она вдруг выдала, - с этой..., с этой матроной.
- С кем? - неожиданно вырвалось у Сергея.
- Сволочь, он еще потешается надо мной! - закричала Марина, и вплотную подошла к Сергею. Её губы были плотно сжаты, глаза блестели, а щеки налились румянцев. Взгляд был наполнен ненавистью, но одновременно оставался ярким и обворожительным. Хотелось схватить её и заключить в объятия, впиться губами и..., целовать, целовать до одури.
Сергей вдруг зажмурил глаза, решив, что сейчас она обязательно ударит его по щеке и затем, как всегда закусит губу и отступит на шаг, словно извиняясь за сделанный проступок. А потом будут рыдания, и он встанет на колени и будет просить прощения. Говорить, что любит её, что это было как наваждение, как гипноз, что...
Он почувствовал на своем лице её ладонь. Нет, она не ударила, она дотронулась до его щеки, которая была покрыта двухдневной щетиной, и услышал её печальный голос:
- Какая же ты все же сволочь, и за что я тебя только люблю?..., - и вслед за этим, он почувствовал, как она прижалась к нему всем телом, а губы слились в жарком поцелуе. Ошеломленный, он сначала отшатнулся от неё, а потом подошел, нежно обнял её за голову, и осторожно поцеловал в губы, лицо, потом посмотрел в грустные и одновременно лучистые глаза, и тихо-тихо произнес
- Прости, родная. Наверное, я неисправим, но я....
- Заткнись. Я стояла под дверью, и смеялась, потому что ты дважды назвал её Мариной, и я слышала, как она зло произнесла, - Верочкой меня зовут, слышишь, Верочкой.
- Так ведь...,
- И за что мне эти муки, терпеть тебя?
- Я не знаю? - тихо произнес Сергей, пожал плечами, и, глядя на Марину, добавил:
- Ты права, кобель я, сучий кобель. Слушай, врежь мне, а то так муторно на душе.
- Врезать, говоришь? Это запросто, - и Марина стала судорожно скидывать с себя одежду...