Аннотация: - Здесь нет эротики, это вообще не в тему, одни слова и обнаженные чувства, ну и пусть, - подумал Курдюмов, и, обозначив номер рассказа, все равно, выбросил его в СИ...
Эротические фантазии или записки старого маразматика.
Сборник рассказов.
Разговор в подъезде. (9)
Курдюмов шел домой. Фонари горели тускло, вполнакала и от этого казалось, что время позднее, хотя на часах еще не было и восьми. Небо заволокло тучами, но дождь, который собирался весь день так и не пошел. Впрочем, Курдюмову было от этого не легче, больная нога ныла, вне зависимости от того, идет дождь или нет. Сейчас он мечтал только об одном, поскорее добраться до дому и принять теплую ванну. Он тяжело поднялся по ступеням подъезда и открыл парадную дверь. В этот момент, он услышал чьи-то голоса. Их было два, мужской и женский. Они о чем-то беседовали на повышенных тонах, и Курдюмов, инстинктивно, осторожно прикрыл за собой дверь, боясь спугнуть говоривших.
В подъезде было темно, мигавшая с утра лампа дневного света погасла, а чтобы пройти к лифту, надо было зайти за угол, потом подняться по ступеням и снова завернуть за угол. Разговаривающие, судя по голосам, молодые люди, стояли на площадке перед лифтами. Курдюмов неуверенно сделал несколько шагов по направлению к ступеням, и остановился, услыхав, как девушка, рыдая, стала судорожно обвинять в чем-то собеседника. Курдюмов прислушался и до его слуха донесся их разговор...
- Ты подлец, ты слышишь, самый настоящий подлец.
- Возможно, и даже наверняка, но ты сама во всем виновата. Если бы ты вела со мной иначе, этого не произошло.
- Я иначе! А как я, по-твоему, с тобой вела?
- Так и вела, как будто не знаешь.
- Да не знаю.
- Кто корчил передо мной недотрогу, кто заставлял делать все, что тебе вздумается, а ты вместо этого, только и делала, что манила меня пальцем, а потом отталкивала от себя.
- Я не отталкивала, - сквозь слезы произнесла девушка.
- Ах, не отталкивала. А кто постоянно твердил, что у меня месячные, процедуры, прием у врача, молочница и все такое прочее. Я как дурак верил, что это правда, а взамен?
- Я старалась быть не такой как все.
- Откуда ты знаешь, какие все. Корчила из себя Белоснежку, и при этом хотела держать меня возле себя. Нет милая, я не герой твоих сказок.
- Но я люблю тебя...
- Оно и видно. Только платонической любви я сыт по горло. Я человек, слышишь меня, обычный хомо сапиенс, точнее хомо эротику-с, что значит, нормальный, здоровый мужчина, который знает, чего он хочет.
- У тебя в голове только секс. Ты готов трахнуть меня прямо здесь на лестничной клетке, не так ли?
- Не только секс, но и он в том числе. А что в этом плохого? Больна ты, если мы знакомы уже почти полгода, а ты все это время ни разу не отдалась мне. А насчет лестничной клетки, это заманчивая идея. Я готов, и презерватив имеется.
- Ты...
- Что, слабо. Или может у тебя опять месячные, ах да, неподходящая обстановка, антисанитария и все такое. А вот Ольге все равно где трахаться, хоть в лифте. Её помани пальцем, и нет проблем.
- Ну и трахайся с ней, я не держу.
- Оно и видно, тогда к чему весь этот концерт. Докажи, что я не прав, давай, прямо сейчас или боишься? - послышалось подобие борьбы. Видимо он пытался снять с неё трусы.
- Прошу тебя не надо.
- Ну, вот видишь, я только прикоснулся к тебе, и ты тут же не надо. И после этого ты смеешь говорить, что ты любишь меня?
- Да люблю, - всхлипнув еще сильнее, произнесла девушка, и в её голосе появились истерические нотки.
- Какая к черту любовь. Любишь, не любишь. Ты насмотрелась каких-то детских фильмов или начиталась этих дурацких книжонок. Жизнь, дорогая моя, это... - он неожиданно замолчал, видимо никак не мог найти подходящей фразы, но затем нашел и продолжил - В жизни все должно быть сбалансировано, понимаешь, ты или нет. Чувства, секс, эмоции. Если преобладает что-то одно, трудно, понимаешь очень трудно жить.
- Это тебе трудно жить, потому что у тебя, как ты говоришь, все, всё, как ты сказал, впрочем, неважно. А вот секс занимает основное место, поэтому ты так себя и ведешь.
- Интересно, а как я себя веду?
- Так и ведешь. Встречаешься со мной, и одновременно спишь, с кем попало.
- Нет, я должен выслушивать твои разговоры о высоком, а потом, улыбаясь засыпать в своей кроватке, с мыслью, что завтра ты, наконец, останешься у меня.
- Можно без пошлостей.
- Можно, если хочешь, только я не вижу тут никакой пошлости. Я говорю то, что думаю, и если тебе не нравится, значит, нам не о чем больше разговаривать.
- Сережа, - тихо произнесла она, - я понимаю тебя, но я...
- Что ты понимаешь?
- Все, только мне трудно тебе объяснить, пойми, не все такие, с кем ты общаешься.
- Да уж куда нам, мы академии не кончали, институт с грехом пополам осилили, а уж такие вещи нам и подавно не понять.
- Зачем ты так.
- Что ты все заладила, зачем, почему. Все. Застукала меня с Ольгой и знаешь, я даже рад этому. В конце концов, все стало на свои места. У тебя одни взгляды на жизнь, у меня другие. Может оно и к лучшему, а так объяснились и разбежались.
Они замолчали. Слышно было, только их тяжелое дыхание. Курдюмов стоял, боясь пошевелиться. Ему было неловко и в то же время безумно интересно, чем все кончится. Он даже не заметил, что облокотился о стену и наверняка испачкал куртку, но ему было все равно, он слушал их диалог и мысленно представлял их облик. Он высокий, мускулистый, волосы ежиком, одет в спортивную стильную куртку. Она, худенькая, но наверняка, симпатичная, с красивыми волосами и огромными грустными глазами. Одета скромно, но со вкусом.
- А я верила, что ты меня любишь, - всхлипывая, произнесла девушка.
- А ты прилагала к этому хоть какие-то усилия? Ты думаешь, любовь возникает на пустом месте? Ты просто дразнила меня, и тебе это нравилось.
- Не правда, я не дразнила, я ... - она снова замолчала, а потом тихо, так что Курдюмов еле расслышал, произнесла:
- Ты ничего не понимаешь в этой жизни. Я так верила в тебя, так... любила, а ты...
- А что я, я тоже тебя любил... может быть.
- Вот именно, может быть. Ты судишь меня, ничего не зная обо мне, считаешь меня недотрогой, старомодной девчонкой. Можешь так продолжать думать и дальше. А мне... - она снова замолчала, а потом произнесла так, словно выдавила из себя через силу слова, - оказался бы ты в моей шкуре, и я бы посмотрела на тебя, может быть? ты вел себя точно так же как я. Не каждому суждено в жизни в пятнадцать лет быть изнасилованной. Думаешь легко пережить такое, а потом попытаться совершить это, но уже с любимым человеком. Для этого нужно время, а ты этого не захотел понять и променял меня. Ты такой же, как они, - она снова заплакала, а он, оглушенный услышанным, стоял, не зная, что сказать в ответ.
- Но ведь я не знал, ты молчала и ничего не говорила об этом.
- Да я молчала, я не могла этого рассказать. Я ношу в себе это как пятно уже пять лет. И каждый раз, когда ты намекаешь мне, что хотел бы заняться со мной сексом, во мне все закипает. Понимаешь, это так страшно. Это сон, который преследует меня, - она выкрикивала слова, бросая их ему в лицо, - Ты ничего обо мне не знаешь. Это так больно, страшно, унизительно, когда трое парней стоят перед тобой, смеются и пинают ногами, а потом по очереди насилуют, и ты понимаешь, что ничего сделать не можешь. А потом, когда им это надоело, ты лежишь на песке и думаешь, убьют тебя или оставят в живых, и тебе в этот момент все равно. Даже нет, ты молишь о смерти, потому что жизнь превращается для тебя в бессмысленное существование, понимаешь меня, ни во что. Нет, тебе не понять меня. Тот, кто не пережил этого, думает, что это легко забыть. Умылся, провел психотерапию у врача, наглотался таблеток и выбросил это из своей жизни. Ничего подобного. Боль остается, и заглушить её может только любовь, а ты...
Она снова замолчала. Что-то зашуршало, видимо она доставала носовой платок.
- Мне трудно ответить тебе что-то в свое оправдание. Честное слово. Мы столько всего наговорили друг другу, что...
- К чему слова. Все в прошлом. Ты прав. У нас разные взгляды на жизнь. Так пусть все хорошее останется с нами, и разбежимся в разные стороны. Пусти, я пойду.
- Подожди, - он видимо держал девушку за руку, и не отпускал её, - почему ты не рассказала об этом раньше, если бы я знал...
- Ничего бы не изменилось.
- Ты зря, возможно все было бы по-другому.
- Может быть. Считай, что я сама во всем виновата, а ты, ты просто жертва моей глупости и всего того, что со мной произошло. Пусти, я пойду.
- Постой, я... Я не знаю что сказать, но то, что ты сказала... Давай попробуем начать все сначала, вдруг у нас получится.
- Получится что?
- Я не знаю. Сейчас не знаю, но ты сама говоришь, что тебе надо время.
- У нас его больше нет.
В этот момент Курдюмов услышал, как включился мотор лифта, видимо кто-то нажал на кнопку, и кабина лифта поехала наверх.
- Прощай, нам больше не о чем разговаривать.
В этот момент девушка как тень проскочила мимо Курдюмова и выскочила из подъезда. В темноте он даже не сумел рассмотреть её лица. Кабина лифта опустилась, и из неё кто-то вышел, а молодой человек вошел, и двери закрылись.
- Черт возьми, темень-то какая. Надо в диспетчерскую позвонить, чтобы свет починили.
- Осторожно, здесь ступеньки, - произнес Курдюмов, выходя из-за угла.
- Спасибо. Хорошо хоть поручень есть, а то прямо домой возвращайся за свечкой.
- Я сейчас поднимусь к себе и позвоню в диспетчерскую.
- Вот спасибо.
Судя по голосу, это была соседка с одиннадцатого этажа. Курдюмов поднялся и вызвал лифт. Грузовой стоял на первом этаже и двери тут же открылись. Он вошел и в задумчивости нажал свой этаж.
- Какая суровая правда жизни. Думаешь, что такое можно увидеть только в кино, а оно вот, рядом. Ты проходишь мимо людей, и ничего не знаешь об их судьбе, которая бывает такой суровой и несправедливой. Улыбка отнюдь не означает, что за ней скрывается боль и отчаяние, страх и слезы. А любовь, которая как солнце светит нам, не всегда может согреть своим теплом, а наоборот, еще сильнее обжигает старые раны, и они по-прежнему болят, порой сильнее, чем прежде. Почему он не побежал за ней, почему не остановил? Может быть она права? Они совершенно разные люди и он просто испугался трудностей, которые ждали его на пути, когда она сделает шаг навстречу и откроет ему свои объятья? Как сложно ответить кто прав, кто виноват и правильно ли поступили и он и она.
Лифт остановился, Курдюмов вышел, открыл дверь квартиры, и устало сел на табурет, стоящий в прихожей. Ему было жалко их обоих. Его, в меньшей степени, но все же оттого, что верилось, что он, судя по последним его словам, не такой уж плохой, как показалось в начале. А её, безусловно, за те страдания, которые ей пришлось пережить, и за неразделенную и непонятую любовь, которая была в ней, но так и не смогла разгореться с полной силой. Так хочется верить, что у них все получится.
Курдюмов поднялся и достал платок, слезы, выступившие на его глазах, говорили, как жалко было ему этих двух беззащитных молодых людей в суровом мире, окружающем нас...