Аннотация: Они медики и ученые, которым приходится иметь дело с к крайне странными недугами. О сложностях диагностики, лечения и практическом применении принципа «не навреди».
- Почему бы просто не убить ее?
Мы стояли перед ширмой, за которой, по словам Гарри, лежал наш пациент. Без сознания уже третьи сутки, если верить информации в карте, но я все же по привычке говорил полушепотом.
- Каким образом?
- Я ничего не читал про этих существ, но должен же быть способ. Позволь поискать в справочнике, - попросил я, не сомневаясь, впрочем, что Гарри проштудировал их все много лет назад, а то и был автором парочки самых толковых.
Как и ожидалось, учитель покачал головой, мол думай сам. Он не очень то доверял книжной науке, потому мне не разрешалось читать о существах и болезнях, с которыми я еще не сталкивался на практике.
- Ну, голову отрубить к примеру. У нее же есть голова или... что-то вроде того. Да, должна быть.
- Допустим, - спокойно ответил Гарри и замолчал явно ожидая продолжения
- Пусть не отрубить, но отпилить можно наверняка. Пилой или чем еще.
- Сколько это займет времени?
- Что? Времени? Черт, - до меня начало доходить. - Регенерация, да? А за счет каких ресурсов? Хотя, черт, и так понятно.
- Восстанавливается она невероятно быстро, и убить ее одним махом трудно, по крайней мере так, чтобы не повредить ему.
- Да, паразит, - я задумался. - Значит удалить ее, отцепить. Здоровый организм сам бы отторг паразита спустя какое-то время, мы поможем ему.
- В этой фазе...
Гарри говорил тихо, и не закончив фразу, наконец отдернул занавеску. Короткий шорох пластика, стук пластмассовых колец друг об друга, изменение освещения с сероватого сумрака на сумрак желтоватый и тоном посветлее. Затем мозг мой на секунду отказался выполнять приказ. Глаза видели, но без обработки разумом картинка не складывалась, оставалась бессмысленной. И только после короткого бунта сознания, я действительно смог увидеть два сплетенных тела. Юноша с серой кожей лежал на спине, лоб покрывала испарина, тонкие руки прижимали к себе другое... существо, выглядевшее куда более живым. Она. Оно. Второе тело напоминало человека, если бы только нормальный гуманоид мог, как вьюнок обвить что-то как минимум в семь или восемь витков. В местах соприкосновения кожа их казалась сросшейся.
- Она будет залечивать повреждения из его ресурсов, пока они у него не кончатся.
- Его ресурсов? Да он едва жив!
Гарри кивнул.
- Но посмотри, как он цепляется за нее, как будто...
Я запнулся, мне стало неловко озвучивать свои ощущения, от них за версту веяло непрофессионализмом и разыгравшимся воображением. Куда мы придем если начнем сомневаться в том, что болезнь это болезнь? Но Гарри всегда был терпим к чужому мнению, даже неправильному, если, конечно, собеседник проявлял готовность воспринимать аргументы. Вот и сейчас он приглашающе улыбнулся, и я в очередной раз подумал, что с учителем мне повезло.
- Как будто, - я откашлялся, - обнимает. Может даже показаться, что она дорога ему.
Гарри взял мою руку и потянул к руке пациента. Несмотря на доверие к учителю, все же природная брезгливость победила, я непроизвольно напрягся. Слегка и лишь на мгновение, но Гарри тут же отпустил меня. Он понял в чем дело и не стал сердиться, хотя мне следовало бы уже научиться давить инстинктивные реакции. Достав из пачки несколько салфеток, учитель нежно очистил предплечье пациента от пленки прозрачной слизи, и жестом подбодрил меня. От его ангельского терпения иногда хотелось провалиться сквозь землю. Я дотронулся до тыльной стороны бледной руки: она была холодной. Не ледяной, как пальцы с мороза, но я трогал точку пульса. Затаив дыхание на несколько секунд, подсчитал биение: слишком медленно. И этот холод.
- Как он еще жив с такой температурой?
- Он на грани.
Гарри снова взял меня за руку, я был готов и расслабился, потому не дрогнул, когда мои пальцы коснулись кожи твари. Сухой горячей мягкой кожи. Она пылала как в лихорадке, но у меня не возникло ни малейшего сомнения в ее здоровье и благополучии.
- Он тянется к теплу! - неприятно осознавать свою наивность. - Которое она добывает из его собственного тела.
Тут меня все же передернуло от явственного отвращения. Гарри всегда говорил, что нет смысла испытывать к болезням и паразитам какие-либо эмоции: гнев, отвращение, ненависть, презрение - все это человеческое. Тут же мы имеем дело с чистой эволюцией, механизмами выживания.
- Одного не понимаю, если они так прилипчивы и смертоносны, то как еще не истребили всю популяцию? Вряд ли найдется хоть один человек, свободный от подобной заразы.
Я кивнул на тварь.
- Паразит истребивший своего носителя? Грустно это было бы. То что мы видим - не типичная ситуация, аномалия. В норме она бы не смогла прикрепиться так хорошо. Некоторое время ей бы удавалось морочить ему голову, впрыскивая эндорфины в кровь. Носитель стал бы энергичным и счастливым, очень общительным.
- Стадия размножения, - в стандартной паразитологии я разбирался неплохо. - Заражение новых носителей.
- Да, но организм быстро привыкает к гормональному фону и перестает на него реагировать, тогда начинается иммунный ответ, и паразит отторгается. Ее вид имеет небольшую продолжительность жизни.
- И она бы умерла, - закончил я. - Умерла бы уже давно. Но что же пошло не так?
Гарри пожал плечами.
- Или его иммунитет оказался ослаблен, или она слишком сильна. Сразу подавила носителя, минуя стадию эйфории.
- А значит не оставила потомства. Оба они, по сути, неудачники.
Я осекся, заметив, что опять пытаюсь очеловечить тварь, и конечно, эта промашка не ускользнула от Гарри, хотя он и не подал виду.
- Разобрался с диагнозом? - спросил Гарри мягким голосом, прервав мои мысли.
- В карте написано...
- Я про стадию
- Да, стадия, - я вздохнул, - терминальная.
- Очень редкое явление. А он к тому же завещал свое тело науке.
- Возможно его еще можно спасти?
- Dum spíro, spéro
Мне показалось, что я узнал цитату.
- "Пока есть дыхание, есть и надежда". Это из Цицерона?
Гарри промолчал, но я все же спросил снова.
- Значит, она не отцепится?
- Стадия?
- Терминальная, - слова приходилось продавливать сквозь свое упрямство. - Процесс необратим.
- Мы изолируем эту пару от всяких стрессов, чтобы у паразита не было необходимости тянуть силы, и продержим сколько сможем.
***
Это был дежурный обход: заполнение журнала, проверка приборов, когда телефон у меня в кармане зазвонил. Персональный, так что этого вообще не должно было произойти. Пока я копался в неудобном глубоком кармане халата, пациент тихо произнес что-то на выдохе. Я даже не сразу сообразил, мало ли что могло послышаться. Но нет, парень снова подал голос, хотя по всем признакам находился в глубокой коме. Я застыл как столб: трезвонящий телефон в одной руке, карта и журнал в другой, таращусь на пациента, пытаясь по губам прочитать, что он говорит. Каким-то чудом сбросил звонок.
- Клэр, - произнес парень еще раз в тишине и замолк.
- Да, что ж за хрень! - только и оставалось в сердцах крикнуть мне.
Тут самое интересное - телефон зазвонил снова, и пациент опять заговорил. Все то же: “Клэр, Клэр…” Тогда я уже, конечно, побежал к Гарри.
Однако, увы, на иные стимулы реакции не последовало, да и опыт с телефоном воспроизводимых результатов не дал.
Вскоре учитель был вызван по срочному делу на несколько дней в другой город и вынужден был оставить клинику. Не то, чтобы он мне не поверил, нет, я так не думал, но люди часто находятся под властью ярлыков, которые сами же и навесили. “Терминальная” означает, что сделать ничего нельзя, или же, что мы не станем и пытаться? Во мне зрела решимость хотя бы попробовать что-то предпринять.
***
Кларисса Питерс не была похожа на женщину, способную разбить много сердец: маленького роста, с крошечным ротиком и излишне аккуратно прилизанными волосами. Не знаю, что я ожидал увидеть, возможно стереотипную роковую красотку. Но по крайней мере одно сердце она разбила. Я был практически уверен, что передо мной стоит с недоуменным видом причина нынешнего состояния моего пациента. Миниатюрная блондинка хмурилась в попытках припомнить мое лицо или же сообразить, чего я от нее хочу.
Я не сделал предварительный звонок, отчасти потому, что идея навестить Клариссу пришла мне в голову спонтанно, когда я проезжал недалеко от ее дома. По случайности таким образом пролегал мой обычный маршрут до клиники. Впрочем, существовала и другая причина: я был не вполне уверен, как именно эта женщина может помочь несчастному, потому надеялся вызнать больше подробностей в личной беседе.
- Проходите, прошу вас, - пригласила меня Кларисса.
В ее манере общения сквозила та же чопорность, что и читалась во внешнем виде, но я старался гнать от себя разочарование.
- Мы расстались около двух лет назад.
До поры женщина даже не пыталась поставить под сомнение мое право задавать ей столь личные вопросы, право, которого, если поразмыслить, у меня на самом деле не было. Но и ответы ее были скучны и бессодержательны: “не общаемся”, “не интересовалась”, “не знаю”, “не звонил”. Устав от допроса куда сильнее жертвы, я задал вопрос прямо.
- Что вы хотите этим сказать? - последовал ответ. - Какую надежду я могла ему, по-вашему, подать?
Что-то переменилось, и в голосе Клэр послышалось небольшое раздражение. Тут только я заметил кольцо на ее пальце - золотое и блестящее - и не нашелся с ответом. Неловкое молчание затягивалось. Я мысленно костерил себя на все лады за неумение вести непринужденную беседу, а навык этот, между прочим, важен для сбора анамнеза, а кроме того может помочь отвлечь и успокоить пациента. Увы, но в диалогах с незнакомыми людьми я был не просто плох, а ужасающе неуклюж. Постепенно внимание мое переключилось с переживаний на внешнюю обстановку. Я посмотрел через окно на задний двор. В отличие от парадной лужайки, аккуратной до безжизненности, задворки казались неряшливыми но милыми. Более того, я увидел несколько деталей выбивающихся из общего контекста: немного заржавленную бочку для сбора дождевой воды или вот еще большой керамический горшок с отколотым краем и подвявшей геранью внутри. Женщина снова заговорила, и ее голосу пришлось с немалым трудом вырывать меня из объятий ностальгии.
- На вашем месте я бы не питала надежд узнать от меня что-то ценное. Все было так давно, какое это может сейчас иметь отношение к его болезни?
Разумеется, она не могла знать диагноз моего пациента, но тем не менее ее слова показались мне дурным знаком, и настроение тотчас испортилось. К тому же холодность Клариссы все еще раздражала меня. Я отстраненно слушал продолжающийся неторопливый поток комментариев, которые в сущности не несли никакой информации. Говорила она, это было видно, не затем что считала эти сведения полезными, но единственно потому, что хотела поскорее спровадить меня прочь. Чем дальше, тем больше крепла во мне уверенность, что склонить эту женщину к сотрудничеству не удастся. Но вопреки всему какая-то робкая идея начала проклевываться среди сорной травы обычных мыслей.
- Наши отношения были недолгими, ему мечты и фантазии всегда заслоняли реальность.
Эврика! Идея расправила крылья, лепестки или что там у нее. Один только взгляд на нынешнюю Клэр должен убить надежду юноши на продолжение романтических отношений. По ней же все видно сразу! “Должно быть раньше она была совсем другой, - с некоторой досадой подумалось мне, - Даже имя Клэр больше похоже на воспоминание из прошлого”.
Тогда я наконец заметил на полке в нише маленькое старое фото в рамке. Улыбка, распущенные волосы. Она? С таким же успехом это могла быть сестра или даже дочь. Наверно похожий образ запечатлен у него в сердце и питает его надежду. Верно, вдруг осознал я, нужно что-то внутри выступающее в роли клапана или соломинки, через которую паразит сосет силы: образ, мысль. Уничтожь его - убьешь и саму тварь. Тот самый мгновенный способ, о невозможности которого говорил учитель. Но он возможен! Восторг охвативший меня был удивителен по своей силе, казалось, что он должен вот-вот начать сиянием пробиваться через кожу.
Я заметил, что Кларисса замолчала и недобро смотрит на меня, вероятно уже некоторое время. “Ждет, что я наконец уберусь отсюда к черту. Как бы ни так!” - со злым весельем подумал я. Энергия так и бурлила внутри, плескалась, переливалась через край.
Я поднялся на ноги и заметил усталую улыбку, услышал вздох облегчения хозяйки. Улыбнувшись в ответ, я схватил ее за руку и глядя в расширившиеся глаза заговорил не давая опомниться, вкладывая в слова весь свой жар.
- Вы должны поехать со мной. Один только раз навестите его, взгляните ему в лицо. Только раз, и обещаю, что больше никто не потревожит вас.
Клэр задумалась, она колебалась, но уже почти готова была сдаться. Рот уже открылся, чтобы произнести “ладно” и еще какую-нибудь чушь вроде: “но только единственный раз”, но в этот момент на меня рывком накатила усталость, я пошатнулся и наверное скорчил гримасу. Образ был разрушен: еще секунду назад она была в моей власти, а теперь я казался ей просто навязчивым психом. Это ясно читалось в испуганных глазах.
Досада овладела мной, и я из упрямства сжал запястье Клэр сильнее. Она забилась в моих руках как рыбешка. Я все еще пытался что-то втолковать ей, урезонить, но уже тащил ее к машине силком, практически волоком, все больше злясь на ее упрямство. Она не кричала, не знаю почему, только попыталась схватить нож, который я тут же отнял. Возможно здравый смысл вопил, что граница допустимого осталась далеко позади, но все звуки заглушал голос, что тихо шептал мне: “другого шанса не будет”.
***
Я чувствовал, что каждый следующий шаг мой отчаяннее предыдущего, но не мог уже ни остановиться ни даже затормозить. По мере того, как все выходило из под контроля, я действовал все импульсивнее.
Юноша не реагировал на присутствие Клэр ни на ее голос. Может быть прошло уже слишком много времени, может быть я упустил свой шанс. Я угрожал несчастной женщине, заставлял ее кричать и звать пациента по имени, но тщетно. Она плакала, а я тряс ее за плечо и гнал от себя последнюю родившуюся в голове мысль. Таким и застал меня ворвавшись в палату Гарри. Очевидно, только что с дороги. В руке его был пистолет.
Учитель замер, глядя на меня. Я начал сбивчиво излагать свою теорию про клапаны и мгновенное убийство надежды. Тогда то мысль, от которой я упорно закрывал свой разум, нашла все же в него лазейку. Это был логичный вывод из моих теорий. Беспощадно логичный: смерть Клэр должна освободить моего пациента. Только она. Не знаю, произнес ли я это вслух, но, клянусь, что Гарри понял мои рассуждения.
И он выстрелил.
Женщина дернулась и привалилась к стене. Я отпустил ее руку, а она широко распахнув глаза и прижав ладонь ко рту, в ужасе всхлипывала и смотрела то ли на меня, то ли мимо.
Тогда я почувствовал какое-то непонятное расслабление, будто разжались тиски, мешавшие сделать полноценный вдох. Будто отпустило жуткое давление, не дававшее не только расслабиться, но даже ясно мыслить. Попытавшись сделать шаг, я почувствовал головокружение и рухнул, чудом не напоровшись на лезвие в своей руке.
Сидя на полу, я в ужасе смотрел на пациента: когда пуля попала в него, он один раз вздрогнул, но слабо, и быстро снова обмяк. Вместо него с небольшой задержкой забилась в агонии тварь, размазывая по себе кровь и извиваясь. Я первый раз видел ее в движении. Это мгновенно убедило меня в том, что все кончено: я верил реакции паразита сильнее, чем показаниям приборов. Надежда все же смогла пережить своего носителя и теперь мучительно умирала. Умирала последней.
Я какое-то время не мог оторвать взгляда от жуткого зрелища, а вернувшись к реальности заметил, что учитель опустив пистолет смотрит на меня, точнее мне за спину. Борясь со слабостью, я медленно повернул голову, чтобы увидеть второго паразита - бездыханного. И сидя на полу возле распростертого тела своей собственной надежды, я ощутил беспомощность и истощение. Я был как новорожденный котенок, но не это было причиной моего чувства беспомощности, все было с точностью до наоборот. Силы больше не концентрировались на одной цели, и теперь их не хватало даже на то чтобы удержаться от слез.
Клэр сползла на пол и тихо всхлипывала свернувшись калачиком.
- Кто бы мог подумать, - тихо и растерянно произнес Гарри.
Сложно сказать, что выбило его из колеи сильнее: жуткие методы, на которые я решился под действием отчаянной надежды или же сам факт, что я оказался столь нестоек к паразиту и преступно невнимателен к своему состоянию. Кстати об этом. Мой разум ухватился за возможность переложить часть вины на чужие плечи.
- Почему? - хрипло крикнул я, - Я же был заражен еще до твоего отъезда. Почему ты ничего не предпринял?
Черная неблагодарность, и я не планирую выдумывать себе оправдания. Ни момент, ни напряжение не стану использовать в качестве извинения этой вспышке. Читатель в полном праве осудить меня.
- Все было в пределах нормы, она была маленькой.
Гарри не обвинял, но и не оправдывался.
- Она же паразит!
Плевать на субординацию, плевать на приличия, я орал на учителя, выплескивал в крике свой страх, отвращение, слабость. И стыд, больше всего стыд.
- Это только название. Ты знаешь, в организме живут сотни видов паразитов и симбионтов, и зачастую непросто отличить одних от других. Все они по-своему полезны нам, и они же станут источниками неприятностей, если тело или разум ослабнут.
Вот так звучало “ты виноват” на языке Гарри. И неважно, насколько зол и сбит с толку был я тогда, вскоре мне, конечно, пришлось согласиться с доводами учителя. Безумие - выкорчевывать малейшие ростки надежды просто потому, что однажды она может стать опасна.
Хотел бы я сказать, что истина открылась мне в тот день, но правда в том, что понадобилось еще много лет практики, как под наблюдением наставника так и самостоятельной, чтобы в голове хотя бы начала складываться карта причудливых взаимосвязей между явлениями и событиями этого мира. А по дороге к этому зыбкому пониманию я успел совершить еще много различных ошибок, о которых предпочел бы умолчать, но рассказываю, усмирив гордыню, с робкой надеждой на то, что честное и подробное изложение моих заблуждений поможет вам, мой читатель, если не избежать их, то по крайней мере отнестись к себе чуть более снисходительно.