1917
Горы, долы и поля –
государева земля,
но Руси не подфартило
с капитаном корабля.
Николай наш царь Второй
был по складу не герой,
от забот по государству
часто маялся хандрой
Обожал свою жену,
Гессен-Дармштскую княжну,
за семейными делами
забывая про страну.
Для святого из царей
нарожала дочерей,
а наследник долгожданный
не был из богатырей.
Хил здоровьишком и слаб,
вытекала кровь кап-кап,
не спасли бы от недуга
Гиппократ и Эскулап.
Лишь мужик по взмаху рук
мог унять лихой недуг.
Николай с царицей Гришку
в письмах кликали: наш Друг.
Тот со всеми был на ты,
тискал фрейлин за бюсты́,
раздавал за "катеринки"
министерские посты.
Все решили, что пока
Гришка жив – другим тоска.
Князь Юсупов бедолагу
траванул, как крысюка.
Но убийство вышло вкось,
понадеясь на авось,
добивать из револьверов
им Распутина пришлось.
А на фронте шла война,
третий год велась она,
истекла крестьянской кровью
горемычная страна.
Завсегда солдат любой
не согласен на убой,
особли́во, коль в снарядах
и в патронах перебой.
И эсдеки как могли
агитацию вели,
мол, бросай свою винтовку –
подавайся до земли.
А родившийся в селе
мыслит только о земле...
...Тут в столице приключилась
заварушка в феврале.
Три столетья царский дом
правил палкой и кнутом,
но в двадцатом новом веке
власть держал с большим трудом.
Преподали нам азы
диалектики тузы,
мол, когда верхи не могут,
то волнуются низы.
Взволновались бедняки –
засбоил подвоз муки.
Мимо повода такого
не прошли большевики.
Триста тысяч работяг,
прямо скажем, не пустяк.
вдоль по Невскому проспекту
вывел партии костяк.
Кузнецы и слесаря
супротив пошли царя.
Над Россиею вздымалась
революции заря.
Гарнизона солдатня
не промедлила и дня,
захватили арсеналы,
офицеров оттесня.
Власть из Зимнего дворца
доигралась до конца.
В Главной Ставке, в Могилёве,
царь отрёкся от венца.
В государстве без царя
враз сорвало якоря.
Можно шляться по проспектам,
что на ум придёт оря.
Всюду толп водоворот,
ходит с флагами народ.
И тогда настал в России
двоевластия разброд.
Заправлял сперва кадет.
Но потом, во френч одет,
Александр всплыл Керенский,
тех времён авторитет.
Наиболее больной
встал вопрос: А как с войной?
– Будем биться до победы! –
патриот призвал квасной.
Но тому Петросовет
дал решительный ответ:
– Воевать народ не будет,
изнемог за столько лет!
Словом, всё как испокон,
все плевали на закон
А из Цюриха приехал
пломбиро́ванный вагон.
Господин, не крутоплеч,
стал героем бурных встреч.
Броневик ему пригнали,
чтоб оттуда двинул речь.
Эту речь любой совок
с детства помнит назубок –
выдал вождь Ульянов-Ленин
установку на рывок.
Чуть оправившись с пути,
начал заговор плести
и в ряды рабочей массы
агитацию нести.
Резок, груб и небрезглив,
власть имущих разозлив,
от судимости Ульянов
летом спрятался в Разлив.
Закосив под косаря,
там не тратил время зря,
а строчил статьи и книжки
до дождей, до сентября.
Мужики и господа
не поладят никогда,
Резво двинулась Россия,
но куда-то не туда.
Пели кто во что горазд,
нынче каждый языкаст.
Вот приспеет Учредилка,
и людя́м порядок даст.
Осень. Льёт, как из ведра...
Тут Ильич решил: Пора!
Навались, братва, на Зимний,
там бабьё и юнкера.
На исходе октября
закричали все: Уря-я-я!!!
Над Россиею вздымалась
революции заря.
Залп Авроры холостой
гулко грянул над водой,
И особый путь открылся
для земли одной шестой.
В государстве за ночь власть
без борьбы успела пасть.
В кабинет вошли без стука:
– Кто тут временные? Слазь!
Мужики из разных мест
на Советов сбились Съезд.
Огласил товарищ Ленин
в зале типа манифест.
Мол, когда мы взяли власть,
не дадим Руси пропасть,
и к сияющим высотам
поведём народа часть.
От войны солдат устал,
о земле мужик мечтал.
Нам декрет издать – раз плюнуть,
мы ж читали "Капитал ".
Только мы, большевики,
к населению близки.
И поэтому за нами
маршируйте, мужики.
Знали, как дела начать,
чтоб не вздумали ворчать,
первым делом запретили
буржуазную печать.
|