Валов Антон Валерьевич : другие произведения.

Кочора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Дэни Сэлингард - известный американский новеллист. В 90-х годах прошлого века вышли его самые популярные произведения: “Кочора”, “Скунс и Пенелопа” и “Смерть не по-детски”.
   Я предлагаю познакомиться вам с “Кочорой”, на мой взгляд, очень любопытным произведением.
   Сэлингард увлекался историей разных стран, в том числе и России. Ему был интересен менталитет, быт, ценности каждого человека. В своих новеллах он пытается отразить все это.

КОЧОРА(пер. А. Валова)

   Ах, моя маленькая
   Ко-Чо-Ра.
   Свет моих очей.
   Мой волчонок.
   Мой лунный непреходящий свет.

************

   Впервые я встретил Жанет Грейси в свои 15 лет. Тогда я жил с родителями. Мой отец был фермером и вкалывал как лошадь от зари до зари, чтобы хоть как-то прокормить нас и мать, беременную уже четвертым ребенком. Я родился в штате Джорджия, что неподалеку от Синих гор, где по преданию живет дядюшка Сэм. Он дает всем хорошим парням крутые сигары, угощает дорогим виски и дает посмотреть прикольные картинки офигенных телок. О, старый дядюшка Сэм, как же я был счастлив тогда. О, те, ныне былые времена, когда мне казалось, что надо-то всего от жизни глоток хорошего вина, большую сигару и картину бабушки Синди, голой телки, уже совсем не первой свежести.
   Я приносил старику в подарок от мамы козье молоко. Кстати, мою маму зовут Сисиль, а Сэм еще давно лечил ее от какой-то дурной болезни и практически спас ей жизнь. С тех пор мать давала мне трехлитровую банку этого лакомства, чтобы я отнес ее этому старому похотливому черту, в народе слывущему Святым Сэмом.
   “А! - кричал уже с порога старый хрыч, - Сукин ты сын. Наконец-то ты явился. Дай-ка мне хлебнуть молочка, а то я уже второй день скриплю как несмазанная телега.
   - Дядюшка, - можно я взгляну на Старуху Синди, - однажды жалобно обратился я к нему.
   Сэм сделал мне знак, чтобы я подождал, пока он допьет молоко. А он всегда пил его залпом, так что половина этого ценнейшего продукта выливалась на его живот. О добрый, милый живот дядюшки Сэма, я часто вспоминаю его в своих снах. Он так и пер из его разорванной рубашки, какой-то дорогой, но уже жутко ветхой.
   Дядюшка отвел меня в самый угол своей комнаты, открыл старый и скрипучий, как он сам, сундук и достал совершенно новенький журнальчик под очень странным названием “Большие Жопы”. Так я впервые приблизился к светской жизни, к жизни городской, веселой и беззаботной.
   “На, - кинул мне журнал Сэм, - развлекайся пока. Завтра сюда придет Тэд, и если ты не надерешь ему задницу, он отберет эти жопы у тебя. Иди, парень”.
   Это меня немного смутило. Я вообще очень застенчивый и совсем не люблю драться. В прошлом году к мой обидчик Бобби заехал мне по лицу за то что я случайно перднул в классе. Я долго не мог придти в себя. Целую неделю сидел в своей комнате, винил себя в случившемся. А потом спер из отцовского гаража весь портвейн и пил его тайно, пока совсем не заболел. Родители вызвали врача, и тот как-то подозрительно сказал мне, что это всего лишь больная печень. Ха, всего-навсего больная печень... Уж я-то знаю, чем грозит молодому, но хилому парню больная печень. Через два дня отец сам отвез меня в школу, а алкоголь в нашем доме каким-то непонятным образом исчез.
   Итак, я встретил Жанет Грейси в 15 лет. Их семья купила небольшую ферму рядом с нашей. Тот, прежний хозяин, это я услышал от отца, разговаривавшего с матерью, из-за того, что его жена трахалась с парнем из города, напился и убил обоих виновников своего горя.
   Итак, однажды я шел в город, чтобы купить дрель для отца, и как раз так случилось... Ну понятно, мне было интересно...
   В общем я заглянул в щель калитки наших новых соседей.
   На еле натянутой веревке (..) болтались из стороны в сторону чьи-то вещи. Но похоже это были вещи очень сексуальной особы.
   Дамские трусики... Я уже представил ее фигуру. Да! Какую же нужно иметь фигуру, чтобы носить такие трусики. Белая майка с фотографией какого-то длинноволосого парня. О, как она пахла... Мне было так свежо. И джинсы... Простые обтягивающие джинсы. Но какая милая ножка должна носить такую Джинсу.
   И тогда я впервые сказал про себя: “Вашу мать, вашу мать, вашу мать...”
   Через секунду на веранде маленького домика показалась означенная особа. Она громко смеялась. И мило с кем-то беседовала. Из этого я мог сделать вывод, что в доме какой-то мужик, самец, сучий потрох, который самым наглым образом трахает мою телку. А это была мечта. Самая натуральная американская мечта.
   Светлые пышные волосы, спускающиеся до плеч, ясные широкие голубые глаза, брови.. О, таких прекрасных бровей я не видел никогда... Немного пухленькие губы совсем убили мое мужское достоинство. Вашу мать!
   Она весело играла своими пышными грудями, от этого ее соски становились еще более твердыми, а глаза влажными от желания. Но ее взгляд с хитрецой, какой-то искрой игривости постоянно выдавал ее натуру. Незнакомка подошла к качающимся на веревке вещам и начала ловко стягивать их оттуда. Она стояла ко мне спиной, поэтому ее упругая попка играла у меня пред глазами. Но кто же это ЧМО - там в доме - грызла меня это глупая и злая мысль.
   И в этот момент девушка начала не спеша одевать свои трусики. Делала она это очень красиво, но казалось, что она играет на публику, которую я пока не наблюдал, и, соответственно не наблюдала она. Меня она не должна была увидеть, а тот парень с которым она разговаривала до этого, так и не появлялся на веранде.
   И тут. Я чихнул. Громко, смачно, с соплями и глубоким вздохом. Девушка увидела меня и поманила пальцем. Ее глаза смеялись.
   “Хочешь меня?” - спросила девушка.
   “Да”, - зачем-то ответил я.
   Она поцеловала меня в самые губы, подергала за ухо. Подбежала к ванной, полной воды. У нас все так делают. Набирают в ванну воды и греют на солнце. А потом купаются. И зачерпнула в ладошку и прыснула мне в глаза. Видно было, что это ее сильно забавляет, и она разразилась светлым, звонким смехом.
   - Малышка, завтра я выхожу замуж. До свиданья жизнь и свобода - крикнула она. Она засмеялась еще громче. Сорвала рубашку - кинула прямо мне в лицо и в ванну. Плеск, плеск, плеск. Я убежал... Вместе с этой рубашкой. О, этот волшебный карамельный запах клубники со сливками.
   Сладкий приторный запах клубники со сливками - он окончательно снес мне голову.
   Всю ночь я не спал. Думал о ней. Как же так, замуж! - задавал я себе этот вопрос, и он как нож впивался в меня. Но почему я не встретил ее раньше.
   Всю ночь я проворочался на своей неуютной койке. Потом взял две свои любимые кассеты “Битлов” и размозжил их об стену. Я взял пленку от кассеты, обмотался ей, сел в позу лотоса и ругался крепким американским матом. Только после одной озарившей меня идеи я заснул младенческим сном. А идея была такова: пойти и убить ее будущего мужа. Взять ее в жены и скрываться где-нибудь в Мексике. И может даже трахаться. Я, кажется, уже знал, что значит трахаться. Мои родители периодически стонали там внизу, на диване у телевизора, а я сидел на табуретке в полной темноте и пытался уловить смысл их движений. На следующее утро... точней день... Да, я проспал самым бессовестным образом. Я прибежал на соседнюю ферму и смог увидеть только задницу старенького порша с цветочком на зеркале, удаляющемся вдаль. Я не побежал... Я просто выдрал клок волос на своей голове и пошел домой. “Я странный... и не могу сделать ни одного решительного шага в этой жизни. Слабак и сукин сын”, - говорил я себе всю дорогу.
   Моей незнакомкой, так искренне покорившей меня своей красотой, была Кэтрин Грейси. Через два года она будет иметь свое хозяйство, двух детей, мужа, таблетки от полноты и журнал “About cafe”. Она уже никогда не будет такой красивой, как тогда, когда я встретил ее голую и цветущую на ферме ее родителей.
  
   После этого случая несколько дней я был болен. Даже начал курить. Я никогда до этого не курил. А тут вдруг Сэм продал мне сразу 5 хороших сигар. Я накурился до того состояния, что две недели не мог дышать в полную силу, но зато в голове все время плыл какой-то туман, приятный туман. От него я хорошо спал не только ночью, но и днем.
   Целый месяц я версту обходил ферму своих соседей, потому что только при одном виде болтающейся взад и вперед рваной веревки на меня находила такая смертельная тоска, что я начинал кусать себе губы и зубы ходили ходуном, десны кровоточили.
   Итак, в 15 полных лет я встретил Жанет Грэйси. О, мой маленький волчонок, Жанет Грэйси. Где же ты, кроха?
   - Эй, парень. Кинь-ка мне свой бычок. Курить жутко хочется.
   Я поднял глаза на пригорок. На большом камне стоял парень или девушка. Сразу не было понятно. Голос только выдавал девические ноты.
   Этот человечек был в каких-то больших штанах, явно больших по размеру и длиннее его самого раза в полтора. На тело была небрежно накинута замусоленная клечатая рубашка со старательно закатанными рукавами.
   “У нас все мужчины ходят в таких. У отца стащил”, - мелькнула мысль в моей голове.
   Волосы у него были коротко острижены, но уже пробивались небольшие завитки кудряшек. Они были черные как смоль и сам молодой человек был смугл. Глаза, их я сразу запомнил очень ясно, открыто смотрели на меня и будто бросали вызов. Я сразу же потупил свой взгляд, мой незнакомец, мне показался немного диковатым.
   - Ну ты че, кисель в уши залил, что ли? Эй, парнишка, соображай быстрее.
   Он засунул руки в большущие карманы и гордо приподнял подбородок. Правую ногу он небрежно закинул на большой камень, и тогда только я обнаружил огромные боты на его ногах.
   Все это мне показалось очень забавным, и я непроизвольно ухмыльнулся.
   - Ты что, лох! - отрезал он мою улыбку.
   - А? Нет, что вы...
   - А че тогда ржешь как лошадь?
   - Я... Э...
   - Да ты еще и тормоз. И на меня смотришь как баран - Я понял - он решил отыграться за мою нелепую на его взгляд улыбку. И чтобы закончить эти несправедливые обвинения я спросил.
   - А ты кто?
   По лицу его сразу пробежала волна самодовольства.
   - Я Жанет Грейси. Просто Жанни, папенькина дочка. Но друзья называют меня своей девкой. Ты, олух, можешь называть меня так же. А еще я вою по ночам, придурок. Вот так.
   Она быстро стала на колени и издала пронзительный звук, чем-то отдаленно похожий на волчий.
   Я вздрогнул, но она это заметила и дико расхохоталась.
   - Ну, а ты кто, болван?
   - Кто я.. Я Джимми... Джимми Хопкинс...Мой отец Джордж Хопкинс занимается выращиванием свиней...
   - И таких вот болванов как ты - заметила она. Эта шутка показалась мне довольно остроумной, как говорил мой дедуля, с перчинкой.
   - Ну что, педрила, - она смачно сплюнула, - ты мне принесешь сигаретку. Иначе, я сейчас сдохну.
   Я побежал в дом и принес ей сигару. Сломал на две половинки и одну часть подал ей.
   - Ни хрена чем балуешься, малышка.
   Мы закурили. Молча стояли минут двадцать. Все это время, будто забыв про мое существование, она переваливалась с ноги на ногу и играла с зажигалкой. Видно было, что огонь ее завораживает.
   - Эй, у тебя найдется чего-нибудь пожрать - вдруг доверчиво и шаловливо спросил этот забавный волчонок.
   Я принес два ломтя домашнего хлеба, ломоть сыра и банку теплого “Pepsi”.
   Она жадно схватила еду. И начала все это есть. Мне казалось, что она вовсе и не жует пищу. Во время трапезы она редко кидала на меня какой-то на самом деле огненный волчий взгляд. Мне начинало казаться, что она думает, будто я хочу отнять у нее эту пищу, и от этой мысли мне становилось неловко. Сама эта мысль казалась мне абсурдной - и от этого я все больше и больше смущался.
   Когда волчонок проглотила последний кусок сыра, она начала пить “Pepsi”. Совсем не так, как пьет Сэм. Она подняла бутылку высоко над головой, и тоненькая струя лилась к ней в рот. Ни одна капля не пролилась на ее рубашку. Но тут ... я чихнул. Жанет внезапно покраснела. Глаза налились кровью. Мне даже показалось, что из ушей пошел дым. Она поперхнулась. И от этого начала прыгать по земле из стороны в сторону и харкаться. Это было забавно. Ну правда, очень смешно, и я заржал. Мне было очень-очень стыдно за свое поведение, но я не смог сдержать этот тупой несвоевременный смех...
   Когда все закончилось, мы еще молча выкурили по 2 сигары. Это были мои последние сигары. А на новые у меня просто не было денег. Это меня немного расстраивало... но я знал, что в любой момент смогу продать свой галстук Томасу Вайту. Он давно просил его у меня. Говорил, что в таких вот галстуках ходили еще какие-то лорды в XIX веке. Конечно, это был полный гон, но я все время подмасливал эту идею в мечтах Томаса, чтобы потом срубить побольше баксов. У меня есть такая особенность - говорить человеку полную фигню - но с таким невозмутимым видом, что люди невольно начинают верить мне. Но в основном это беззлобные приколы. Да, в основном это беззлобные приколы.
   Когда мы покурили. Она снова закинула голову гордо вверх, засунула руки в свои забавные шаровары и не попрощавшись, молча потопала куда-то.
   - Домой? - спросил я заботливо.
   - Нет...они ублюдки - ответила она и исчезла в зарослях какого-то высоченного растения. Сейчас я уже не вспомню его названия.
   Как только Жанет ушла, я забыл о ней совсем. Меня, в тот момент, занимали более интересные и важные на тот момент вопросы. А эта хулиганская девчонка мне была совсем не нужна. Ну а то что она не пошла домой, так это ее, извиняюсь, гребаное дело. Вот так я впервые встретился с Жанет Грейси. То есть в 15 полных лет. На этом наши пути бы и разошлись... Конечно они и должны были разойтись, если бы не случилась следующая штука.
   Она стала учиться в нашей гребаной школе, самой гребаной школе всей Америки и может даже всего мира. Но как ни странно эта чертова девка быстро включилась в процесс, нет не учебы, а той жизни, которую вели мои грозные враги Вили и Сэм (о, дядюшка Сэм, если бы ты знал, кому еще досталось это святое имя, то ты бы, старый хрыч, вздернул себя на первом же суку).
   Мало того, что Жанет жрала всякую дурь с этим барахлом, она еще совсем не замечала меня. И подняв свою голову высоко вверх, проходила мимо меня, при этом смачно сплевывая на школьный паркет, но мне было плевать. Мне не было никакого дела до моей географической соседки. Подумаешь, рядом живет. Да иди ты к черту, Жанет, своя девка.
   Я продолжал свое тихое безопасное существование в рамках американской конституции и наслаждался этим.
   Утром я помогал отцу по хозяйству, учился, читал книги, смотрел телевизор, носил молоко дяде Сэму, курил сигары и спокойно спал в своей мягкой теплой кроватке. О, это было самая настоящая бюргерская жизнь.
   А однажды я встретил Жанет. На дороге, на этой самой дороге, соединяющей наши дома.
   Я по обыкновению проходил мимо, не заметил ее, но она, нисколько не смутившись, окликнула меня, таким приятным дружеским голоском : “Джимми, дружище, ты не поможешь мне?”
   Я не знаю куда делась вся моя гордость, где моя холодность, ни фига не знаю, все куда-то ушло.
   Я неохотно спросил: “Чего тебе?”
   - Видишь ли, Джим дружище, мне нужно забрать тачку у своего дяди Боба, но я совсем не умею водить. Но мне она очень нужна. Понимаешь?
   Я немного умел водить. Не раз, когда мы гоняли с батей в город, он давал мне порулить. Уже в 10 я неплохо справлялся с этим занятием.
   Мы пошли. Мы шли минут сорок. Даже я, местный, немного заблудился глазами. И не совсем догадывался, где мы.
   Небольшой домик огражденный кривым забором предстал перед моим наивным взором.
   Волчонок достала откуда-то лом, неловко подняла его двумя руками и попыталась выломать на вид довольно слабенький замок. Но она была слишком мала для такого занятия.
   - Ну иди же помоги...
   Я повиновался. Но и под моим 50 килограммовым весом замок не рухнул.
   - Лезь, - сухо сказала она.
   Во мне вскипели авантюрные, кипящие, взрывоопасные, рыцарские мысли, которые так долго я хранил в себе, и я побежал. Ловко взобравшись на забор, я почувствовал легкое его покачивание ... и через секунду он рухнул вместе со мной на землю. Я сильно стукнулся, но сознания не потерял.

Делай то, что должен

А там , будь что будет.

   Жанет тут же оказалась рядом со мной и потянула меня за рубашку.
   - Ну же вставай, быстрей...
   Я с трудом поднялся, но справился с резкой болью в груди и головокружением и последовал за моей спутницей. Мы зашли в какой-то ветхий сарай, где я обнаружил старенький автомобиль, покрытый ещё свежей пылью. Жанет где-то взяла какую-то рваную тряпку и небрежно стерла грязь с тачки. Потом она проворно вскрыла дверь машины и попыталась завести ее. Но тут в сарай зашел какой-то старый небритый тип, красный как рак. Верно было - он был дьявольски зол и с его высокого лба слетали огромные капли пота. Не могу сказать, что в тот день было сильно жарко, я даже озяб и кутался в отцовский плащ.
   Тип подошел к двери тачки, открыл ее и стал душить волчонка. Ее лицо искривилось страхом. Я был в полной растерянности и секунд десять стоял без движения. Верно было, что у этого борова не было конечной цели убить Жанет, но гнев его не проходил, так как она своими грязными ногтями драла ему волосатые руки.
   И я решился... Рядом с тачкой в небольшом мешке валялось парочка стеклянных бутылок от портвейна. Я схватил одну из них, зажмурился и ударил со всей силы по этому страшному мужику.
   Он рухнул без сознания...
   Домой, я и она, шли молча. Она только спросила меня: “Придурок хренов, чего ты тянул. Может быть, ты хотел, что бы меня вконец убили?” Я засунув голову в рубашку, молча перебирал свои усталые мысли и шмыгал носом. Внутри меня кипела беспричинная злость, я был не в себе, но не знал на ком же ее выместить.
   По дороге я встретил дохлую собаку. Вот что! Дохлая собака виновата во всех моих проблемах...
   ... Помните, что никто никогда не бьет мертвую собаку.
   Чем значительнее человек, тем больше удовлетворения получают люди, оскорбляющие его. Люди испытывают чувство удовлетворения, оскорбляя тех, кто образованнее их или больше преуспел.
   Низменные люди испытывают огромное удовольствие, когда находят недостатки и безрассудные поступки у великих людей.
   Помните, что несправедливая критика часто является замаскированным комплиментом.
   Не забывайте, что никто никогда не бьет мертвую собаку. (Из Карнеги)
   ... Мы разошлись молча. Не попрощавшись...

**********

   Волчонок. Самый настоящий...
   На следующий день Вили и Сэм избили меня, как говорят, “до зеленых соплей”. Отобрали все мои деньги... И ушли. Но это не главное.
   В тот момент я не чувствовал боли. Мне даже было хорошо от того чувства света, которое снизошло на меня. Я страдаю за вас братья и сестры Земли. О, небо. О, Дьявол. Я чувствовал вместо ударов ее огненный волчий взгляд. Она была где-то рядом, и она смотрела на меня... Чертова девка. Волчье отродье.
   Валяясь возле ворот школы, я понял, что я поэт. Что я великий поэт. И пришли стихи. Тогда мне казались они бы гениальными, через неделю гребаными, потом смешными... А сейчас я плачу над ними. Вот они.
   Мой друг, ты оглянись!
   Поэты гибнут.
   Один родился. Вот уже другой ушел.
   Мой друг. Неужто не обидно.
   Неужто тебе хорошо.
   Ты пой сегодня! Пой сегодня пьяный!
   Ведь ты живешь и пьешь мое вино.
   Мой друг, смотри, поэт родился.
   Поэт родился. С белым хлебом и черным молоком.
   В ту ночь я был самый счастливый человек. Я ничего не боялся. Меня не мучили сомнения. Мне не надо было работать на благо своей семьи и штатов.
   Я просто валялся внизу у телевизора, на диване пил горячий шоколад. А рядом со мной находилась моя мама.
   Она была только со мной. Ни с Сэнди, ни с Томом, только со мной. Моя милая, моя Сисиль. Она беспрестанно меняла мне грелку и подавала лед.
   А я молчал... Я так и не сказал ей ничего о случившемся со мной. Я закалял характер. Как в детстве, когда месяц отказывался от клубничного джема.
   А еще меня не посадили в тюрягу.
   Мне было, на самом деле, просто хорошо. Я любил весь мир. Весь этот гребаный мир со всеми его гребаными домами, людьми, солнцем и листвой.
   ...Из всего, что со мной произошло, я извлек три вывода.
   Во-первых, те, кто окунет тебя в дерьмо, вовсе не обязательно желают тебе зла.
   Во-вторых, те, кто из него извлекает, вовсе не обязательно желают тебе добра.
   И в третьих, если уж ты в нем оказался, лучше всего молчать в тряпочку.
   Бернар Тапи, бывший президент марсельского “Олимпика”.
   Через две недели я был уже совсем здоров. Я был решителен и неуязвим.
   Поэтому, когда Жанет, увидев меня на пороге школы, надула огромный шар из лимонной жвачки, я гордо подошел к ней и проткнул ручкой, так что на лице ее оказалось желтая маска из вонючей лимонной жвачки.
   Потом я схватил ее за руку, так крепко, что у нее не было ни малейшего шанса вырваться, и мы побежали на мое место. Так я называю место, где еще в детстве я построил небольшой домик и скворечник. Маленьким я всегда убегал туда, разводил костер, пил горячий шоколад, валялся на соломе и мечтал.
   Туда вскоре я и привел Жанет.
   Я кинул ее на солому и крикнул:
   - Ты маленькая сука и стерва!
   - Парень. Пойми, жизнь - это большой кусок дерьма и нужно откусывать от него - каждый день, каждый день..., видно было, что она бодрилась.
   - Я тебя ненавижу!
   - Отвали и без тебя паршиво.
   - Дерьмо.
   - Дерьмо.
   - Сука.
   - Тупица.
   - Тварь.
   - Чмо вареное.
   Я был зол и дал ей пощечину. Она не заплакала, нет. Она просто посмотрела на меня так презрительно, так свысока, что я минут десять стоял в оцепенении.
   С той минуты мы больше не виделись. Я лишь слышал, что она стала якшаться со всей местной шпаной. Курила траву с Вили, жрала ЛСД с Тэдом и трахалась со всей округой. Но это всего лишь слухи. Я не хотел им верить и почти не верил. Почти не верил.
   Однажды, поздно ночью, возвращаясь с рыбалки, я шел мимо дома Грэйси. Мне показалось, что будто кто-то стучит молотком или рубит дрова - я не мог понять что это за звук. И вдруг раздались долгие крики и вопли. Я понял, что кого-то бьют, кого-то сильно избивают. Жанет Грэйси после той ночи два месяца не появлялась в нашей гребаной школе. Но тот, кто живет в сельской местности знает, что слухи здесь распространяются со скоростью ветра. Так вот, верные источники донесли, что ученица Жанет Грэйси хотела уехать во Флориду с каким-то мачо, но без денег в этом штате делать им было бы нечего. Поэтому он спиздила у бати наличность, которая по видимому была не маленькой. Но мачо оказался хитрей волчонка и укатил без нее, но не один... Он укатил с Шарлоттой - какой-то прожженой шлюхой из бара “Good man”.
   Любовь зла и козлы этим пользуются. (Русская пословица)

Часть II-я

Псы (Sergei Nohrin)

   У диких псов феноменальный нюх -
   Отточенная тяга к чистогану.
   Где пир - там кость,
   Где солнышко - там юг.
   А остальное все - по барабану.
   Они бегут, не отпуская след,
   Тем, следуя своей натуре цельной.
   Они определенно видят свет
   И по нему упорно рвутся к цели.
   Они не поклоняются богам собачьим
   Ни семьи у них, ни друга.
   К врагам идет примерка как к врагам,
   А к сукам соответственно как к сукам.
   Их правило простое: рви и бей!
   Псы это зуд несут в себе на деле,
   Как копошенье будущих червей
   Могильных белых в крепком сильном теле.
   Они могли бы многое сказать
   Красиво, мудро, экзистенциально.
   Молчат. Не скажут. Могут покусать.
   Но это для собаки вполне нормально.
   Вообще я не доверяю людям. Если ты будешь доверяться людям, то рано или поздно они наколют тебя. Может быть, они даже сами не будут подозревать об этом. После встречи, в свои полные 15 лет, с Жанет Грэйси, я понял, мой путь - это путь светлый. Путь праведника, старца идущего через тернии к мудрости и блаженству.
   Я считал себя не таким как все. Я верил в свое особое предназначение на этой земле. И тогда я начал увлекаться различными философскими идеями. Особенно меня приколола крутейшая расовая теория Фридриха Ницше.
   Эта теория заключалась в том, что люди нашей земли разделяются на части: на высшую расу и на низшую.
   Высшая - создает цивилизацию, властвует, а низшая не способна ни к чему решительному, она способна только потреблять и подчиняться.
   Себя я, бесспорно, относил к высшей расе. Вообще я считал, что люди, которые меня окружают, кроме моих родителей конечно, полное дерьмо. Быдло не способно мыслить. Оно способно только к жалкому бессмысленному существованию. Они и едят ради жизни, и живут ради еды. В общем груда большой кучи барахла окружает меня.
   Эти идеи меня настолько захлестнули, что я совсем не мог находиться в этой гребаной школе. Эти ублюдки Сэм и Вили и эта дура Жанет Грэйси загрязняли своим пошлым существом весь этот прекрасный мир, предназначенный только для избранных. Для таких как я и т.д. И мистер Митчелл, и мисс Рэйчел - все они посещали эту гребаную школу, только для того, чтобы добыть себе немного баксов для жрачки, а добывали они эту жрачку для того чтобы прожить еще один жалкий день на земле, и жили они для того что бы вечером пожрать и т.д. Цепочку эту можно продолжать бесконечно. Они еще просто не поняли, что они зря гнут свои спины, все равно эта земля не для них, и рано или поздно они исчезнут в этом гребаном небытие.
   Еще я тогда очень сильно верил во всякие гадания. Да, нет. Не то что бы я верил, а совсем даже не доверял всей этой чуши, просто я был в свои молодые годы очень мнительным парнем и все эти штуки глубоко трогали мою душу.
   Моя любимая мама Сисиль любили погадать по вечерам. Но в основном она гадала своим любимым подругам, а нам она не разрешала даже тусовать ей карты.
   Но однажды, на каком-то маленьком домашнем банкете, подружки хорошо подвыпили и начали раскладывать на судьбу. Молодая хорошенькая мамаша, Кэтти Вайт, любимая мамина подруга, то же увлеклась гаданием. Она и меня хотела втихомолку научить этому колдовскому ремеслу, но я упорно отказывался. И все равно я был без ума от ее пухленьких губок, и красивых карих глаз, от ее упругих грудей и неповторимого изящества. Вообще-то и она была без ума от меня.
   Мы были безумно влюблены друг в друга какой-то прекрасной безответной любовью. Хотя она обожала стряхивать пушинки с моих глаз и гладить меня по щеке, не как ребенка, а как своего любовника. Это, конечно, может сойти за бред собачий, но я вас уверяю - так оно и было всякий раз, когда мы встречались, а это было очень редко, мы так зажимали друг друга в объятьях, что родители невольно переглядывались между собой.
   Ну так вот, на этом дружеском банкете, а проще сказать на обыкновенной пьянке старых сплетниц, моя лапочка Кэтти поманила меня своим тонким изящным пальчиком на диван, подальше от общей компании.
   Она нежно щелкнула меня по носу, провела горячей рукой по щеке, как это она обычно делала, посмотрела на меня немного пьяно, но как настоящая колдунья. Я и сейчас помню тот момент, ее глаза нисколько не изменились, но будто бы вспыхнули, и в них загорелись искорки дьявольских огней. Я до сих пор не могу забыть тот такой прекрасный и такой странный взгляд. Ах моя милая тетя Кэтти, как бы я хотел, что бы ты была сейчас рядом со мной. Милая Кэтти, жена этого поганого ублюдка Ричарда Вайта. Как она несчастлива была с ним.
   Кэтти протянула мне колоду и я несколько раз, с закрытыми глазами вытягивал карты.
   Потом, милая Кэтти, делала разные приемчики, смысл которых я так и не понял, и тихонько, почти на ухо, нежно дыша, сказала
   - Малыш, Джимми, я вижу прелестную черноволосую девушку на белом коне, а сверху над ней летит злобный дракон. Что это означает, я не знаю. Но я люблю тебя, и у тебя будет все хорошо. Карты говорят, у тебя будет великое будущее, и ты будешь богат.
   Еще меня повсюду преследовала цифра 13. Я ее боялся еще с детства, считал ее, как и все, несчастливой, дьявольской цифрой. Пятница 13 и другая чушь. А тут она стала преследовать меня. На часах постоянно, когда бы я не оглядывался, высвечивалось 13 минут. В контрольной по английскому 13 ошибок. В супермаркете мне однажды не хватило 13 центов... и т.д. В общем, много всякой чуши происходило. Но я забил на эту хуйню. И совсем я не верю в подобные вещи, это так себе, мнительность моя.

III Часть

Бог знает мысли человеческие, что они суетны.

Босая девушка

   Об этой девушке босой
   Я позабыть никак не мог.
   Казалось, камни мостовой
   Терзают кожу нежных ног.
   Такие ножки бы одеть
   В цветной сафьян или в атлас.
   Такой бы девушке сидеть
   В карете, обогнавшей нас
   Бежит ручей ее кудрей
   Льняными кольцами на грудь.
   А блеск очей во тьме ночей
   Пловцам указывал бы путь.
   Красавиц всех затмит она,
   Хотя ее не знает свет.
   Она достойна и скромна,
   Ее милее в мире нет
   Роберт Бернс
  

IV часть

   Качоре нужно быть красивой.
   Волчата не бывают злыми,
   И молит бога, чтобы дети у нее
   Выросли совсем другими
   Волчата мирно поедают кость
   Они играют и смеются - у них детство.
   Но сразу как луна прибьет
   Раз триста наш каскад небесный
   Откроет пасть волчонок самый смелый
   Ну а потом остервенеют остальные...
   Это закон...
   Единственный который волки соблюдают.
   И лишь когда бывают сыты - они про это забывают
   Не надолго. Не раны кровоточат у волков -
   Это пульсирует любовь
   К свободе, и ненависть к равенству и братству
   И лишь луна заставит серых выть.
   Чтобы забыть, про то, что раньше
   Кто-то заботился о них, и детство им дороже жизни становится тогда
   Кульбитий Зериан
  

V часть

   А как матерится Джульетта?
   Вопрос доцента к плохим студентам
  

II часть

Все для любви, а мир пусть летит к черту!

   Я попал в ситуацию. Я, кто так избегал всего этого...
   Кто сторонился всех ситуаций. Кто больше всех боялся западни, просчитывал все свои мысли и чувства, до мелочей. А тут даже сам и не заметил как все произошло. А впрочем все по-порядку...
   Собрав все свои знания в кулак, я послал свою гребаную школу ко всем чертям. Ну, на самом деле я ее конечно закончил, не так что бы очень, но, без ложной скромности скажу, мисс Рэйчел лично жала мне руку за какой-то реферат по ботанике о пользе ядовитых грибов. Ну, это конечно бред собачий, в смысле про грибы, но все равно приятно, когда тебя ставят выше других. Выше всех этих ублюдков, хотя впрочем, если честно, они не особо отличались от меня или я от них. Это я понял, когда блевал в туалете от 4-й бутылки дешевого портвейна. Да, я блевал, и чувствовал неподдельное удовольствие от чувства гордости за то что и я могу сделать что-то мерзкое, то что делают все.
   Я покидал свой уютный дом и плакал как младенц.
   Жалко было мою милую маму и братьев, которые будут скучать по моим необычным выходкам и рассказам о красивых женщинах и шикарных лимузинах. Мой дом и комната - со всем было жалко расставаться. Отец сухо пожал мне руку на последок и дал пачку презервативов “Bambino city”. Он тихо и сухо сказал мне уже в машине: “Любовь сынок - в аптеке. Тогда будет все хорошо. Будь умницей.”
   Я уезжал учиться в большой город New-York. Дядя Ник согласился меня подбросить меня до города, а там я пересел на поезд и рванул вперед к счастью. Я люблю тебя New-York, я люблю тебя Свобода.
   Я без труда поступил на филологический факультет университета NN. Ну если быть откровенным, давний друг мамы мистер Коудлидж помог мне в этом. Мама по молодости трахалась с ним прямо в кинотеатре и еще делала ему сочный минет - так мне говорил он, хренов доцент каких-то немыслимых ёбаных наук. Этот черт, который прочитал уйму всякой лабуды о высших сферах американского бытия, рассказывал мне не краснея как расправлялся с моей матерью на столе в маленькой комнате общежития. Но я был честным парнем и обещал молчать про эти шалости его студенческих лет с моей Сисиль.
   С этим, так называемым другом детства, мы выпили целую бутылку лучшего в те времена коньяка “Cowboy stars”, после чего я уже стал полноправным студентом социологического отделения университета NN.
   Имея в кармане 15 баксов, чистые трусы и носки, пару тетрадей в клетку, зубочистку, пачку презервативов с мятным вкусом, кусочек дешевого мыла, клетчатое одеяло и рекомендательные письма на работу “попрыгушкой” в МакДональдс, я отправился в общежитие NN университета.
   Мои новые соседи видимо были хорошими ребятами и я с ними быстро сдружился. Про дом, школу, маму, папу - в общем, про старый гребаный мир я и думать забыл.
   Дэн и Ник были конечно полными свиньями, в прямом смысле этого слова, но я их полюбил за приветливость и доброту. И впрочем, в сравнении с теми отморозками, с которыми я обучался в школе, эти ребята были ангелами. Хотя вонь от их грязных носков выжила всех тараканов из нашей комнаты, а Кобэйн Курт грустно и почти со слезами на глазах вдыхал эту вонь свисая со стены около моей кровати. “О мой милый друг, трахни меня” - пел я вместе с ним. Было весело.
   На 8 этаже общежития NN филологического факультета я окончательно влился в творческую среду этих клеевых ребят.
   Чуть ли не каждый день мы напивались до свинского состояния, играли в преферанс на баксы, которых у нас было не так уж много, курили дешевые сигары или марихуану и чувствовали себя полными люмпенами купающимися в своем собственном дерьме.
   При этом мы еще успевали учиться и работать. По вечерам я работал грузчиком в хреновеньком супермаркете, а по выходным обслуживал посетителей в Макдоналдсе. Студенческая жизнь закружила меня и я совсем перестал анализировать свои поступки, думать о вреде жизни и о мире и вражде, добре и зле - я просто жил и наслаждался большим городом, большими зданиями и длинными пробками. Это была бегущая куда-то жизнь и я бежал вместе с ней, причем я никогда не спрашивал себя: “Куда я бегу?!”
   По женской части, как ни странно, я тоже оказался силен. Девушки нашли меня привлекательным и это было взаимно. За несколько месяцев в общаге я перецеловал добрую дюжину девчонок. У Маргарет была восхитительная упругая попка и симпатичная грудь, поэтому первые три дня я был в восторге от нее - но она оказалась такой сплетницей, что я отказался от мысли жениться на ней. Чрез неделю нашего знакомства она промыла кости не только моим друзьям и одноклассникам, но и всему обслуживающему персоналу нашей общаги.
   Мими.. О, крошка Мими! У нее были очаровательные глаза и еще она хорошо училась. Да она все время училась. Когда бы я не приходил к ней, она сидела за учебником и писала, писала. Она была симпатичная, и я любил класть голову на ее плечо и смотреть, что же она читает в данным момент. Я проучился с ней две недели, но под конец она начала душиться какими-то вонючими духами. В общем-то, это, конечно, было не главным. Просто она была пустышкой. С каждым разом я все больше и больше убеждался в женской глупости. И мы расстались... Я просто больше не заходил к ней и не спрашивал: “Мими, что нам нужно прочесть по английской литературе XII века?” и всякую чушь в этом роде.
   Джейн, Сара...
   Но особенно меня зацепила малышка Джейн. Она не была красивой и чересчур много косметики намазывала на свое лицо. Это мне чрезвычайно не нравилось. И чересчур много красной помады на и без того широкие губы - все это вызывало уже потом, после месяца нашего знакомства, чувство неудержимойой рвоты.
   Но сначала я даже не замечал всего этого. Наверное, когда она впервые умаслила меня языком, я был в доску пьян. А ее образ “школьницы” сначала настолько зацепил меня. Даже две дурацкие косички и рубашка с большим распахнутым воротом и ее большие открытые наивные глаза - конечно, разум подсказывал мне, что это все было фальшью, но тогда я к черту послал все разумные мысли - и думал только о том, чтобы мне было просто хорошо...
   И я легко обманывал себя и потихоньку разлагался... морально, конечно. Да, нет, конечно я учился, читал Гете и Достоевского и всячески приобщал себя к мировой культуре... Особенно, как-то в один пасмурный четверг, когда желтые листья уже покрылись пушистыми крапинками снега, и на душе была самая натуральная поэтическая чушь, печаль и меланхолия захлестывала меня до слез...
   И я решил попробовать приблизиться к русскому народному искусству... распитию русской водки с кусочками лимонов. Я сидел в пустой комнате... Форточка была распахнута и жутко холодный воздух бил в нее. Я был в одной белой майке и потертых джинсах и забравшись под свое клетчатое одеяло писал лирические стихи и пил водку. Я был русский Сергей Есенин. Стихи у меня получались паршивые, хотя бы только потому что в каждой строчке прослеживались два слова “дерьмо” и “телка”. Только по этой объективной причине я объединил их в раздел “Дерьмовая поэзия”.
   Очень хотелось курить, но тепло под одеялом и жуткий холод в комнате совершенно запретили мне идти к Олсону, хорошему парнишке с математического, и стрельнуть у него сигаретку.
   Стук в дверь раздался глухой и какой-то мрачный. В тот момент мне не хотелось никого видеть, и я спрятался под одеяло с головой и лежал под ним свернувшись в калачик и заткнув уши указательными пальцами. Ни-ко-го...
   Стук стал более навязчивым, и я с долей неохоты прохрипел, (кстати, я совсем от себя не ожидал такой падлы в тот момент), как пропитый алкаш эту тупую фразу “Кто там?”. Как попугай, ей богу, чувствуешь, когда повторяешь эту дурацкую фразу: “Кто там? Кто там?” Хрень собачья, одним словом. Но ответа я так и не дождался, потому что в комнату ворвалась какая-то телка и начала мне впаривать, что она из какого-то там ебаного общажного комитета и что они делают осмотр каждой комнаты и ставят баллы и т.д. и т.п.
   Телка оказалась симпатичной, мне тогда нравилось за глаза называть девчонок “рогатыми телками”, это придавало мне значимости, и это было просто принято в нашем студенческом кругу.
   Я знал как обращаться с подобным комитетом и легко выбравшись из одеяла подбежал к моей новой знакомой. Я улыбнулся.
   “Да, вы делаете очень важное дело, мисс”, - говорил я ей, а внутри ржал как обдолбанный - “Я всячески приветствую эту реформу”. Я совсем было наклонился к ней и в упор смотрел в ее испуганные глаза. Я знал, она будет моей. Потом я резко отошел от нее и дал понять, чтобы она проходила и осматривала комнату. Конечно, я чувствовал себя последней сволочью, дав возможность ей взглянуть на крысиный бардак, но похоже в тот момент она уже не видела ничего. Так я ее напугал. Быстро пробежав взглядом по полу, заваленному бутылками, она, схватив свою папочку, убежала. Не сказав “До свиданья”. Забавно, только и подумал я, и снова завернувшись в одеяло заснул каким-то слабым сном, переливающимся с реальностью. Я спал, но почему-то видел лампочку нашей комнаты, светившую мне в глаза и какого-то старого волка, лежащего на моей кровати. Я обнимал его и мне было тепло. Я знал, что никакое фуфло меня не тронет. Я был в безопасности и ВТО же время чувствовал страх. Я боялся этого волка, который защищал меня. В общем чушь собачья, она меня совсем не занимала, мне нужно было подумать о той куколке, которая приходила ко мне утром.
   Вообще, я никогда не сомневался, что на филологическом учатся самые клеевые, симпатичные девушки Америки. “Добро пожаловать в университет NN филологический faculty: Самые аппетитные девушки США...”
   Ту милашку звали Карен. Когда я встретил ее в коридоре - не поздоровался, прошел мимо... и забыл. Я знал, что она, наверное, будет реветь у себя в комнате, что какой-то болван даже и не заметил ее. Но это был самый эффективный способ “захватить девушку в плен”. И правда, всего через неделю она написала мне письмо примерно такого содержания: “Привет. Я Карен. А тебя как звать? Приходи сегодня в бар “Cat&dog”. Пока”
   Вечером, вылив на себя ведро всяких духов, одев какую-то стильную одежду Олсона я направился в бар. Я опоздал на 45 минут... Даже не знаю почему... Просто опоздал и все. Но я почему-то не сомневался, что Карен будет ждать меня. Так и оказалось. Она сидела за стойкой бара. Вся расфуфыренная как клоун в цирке ... или как шлюха какая-то.
   Никогда не понимал зачем девушки портят всю свою красоту тоннами косметики. Если нет красоты, то ее не приделаешь, а если уж она есть то дай, мой друг на нее полюбоваться.
   Карен уже заказала виски. Когда я подошел к ней, в ее глазах я увидел такую обреченность и слезы, что мне стало не по себе, неприятно. Я замечал за собой, что на слабость мне всегда было смотреть противно (хотя я сам часто оказывался слабаком, но за собой обычно этого не замечаешь), а на силу - странно. К тому же девчонка была пьяна и говорила мне, что я “красивый” и “умный”. Она попыталась взять меня за руку, но я одернул ее.
   - Ты что, пьяна? - спросил я, и сам удивился своему хриплому и сухому голосу. Верно я до этого долго молчал.
   - Джимми, малышка... - попыталась наиболее развязно обратиться ко мне Карен. Это ей совсем не шло. Это меня окончательно взбесило. Меня всегда бесит, когда девушки-скромницы пытаются гнуть этаких стерв.
   Если ты не такая, зачем же играть в игры, которые ты не умеешь, думал в тот момент я.
   - Дура, - вырвалось у меня, и тут же мне стало стыдно за свой гнев и жалко ее. И я обнял Карен. Так кАк родитель ребенка, нежно-нежно... И начал ее успокаивать... И говорил, говорил... Что жизнь величайшее дерьмо и как много людей зря живет на этой земле. И что нужно не сдаваться, нужно бороться. Нужно стараться понять, что понять я и сам тогда не знал. Но и она похоже не понимала, что же со мной такое... Она смотрела на меня удивленными глазами, а потом вдруг вырвалась из моих объятий и закричала:
   - Отвали от меня. Много вас таких кобелей. Все мужчины - сволочи и козлы.
   Она оправила платье, подняла голову вверх, посмотрела мимо меня сыгранно-презрительным взглядом и убежала. Я ухмыльнулся. “Забавно”, - только и подумал я, а потом еще опрокинул за счет заведения, пару стаканчиков. Бармена тоже видимо забавляла моя ситуация и он до самой полуночи рассказывал мне о своих любовных похождениях в своей бурной жизни.
   Ах, глупенькая малышка Карен, как ты страдала, когда я не заметил тебя. Ах, твои чувства разбились о стену моего самомнения. ”Бесчувственный ... бесчувственный Джимми ты погубил меня. Ты разбил мое прекрасное сердце. Ты - чмо.” Не многообещающий конец письма...
   Но я не обижался на нее. Я чувствовал себя на самом деле немного виноватым, но я решил, что у меня не так уж много времени, чтобы отводить его на любовь. У меня было слишком много работы... Тогда я получал прилично. Мне хватало и на пиво, и на жилье. Предки присылали мне иногда немного баксов, но мне их не хватало.
   Жизнь казалась мне хорошей штукой, а не шуткой. Тем более я свободен от всех этих девушек. С ними нужно возиться, ухаживать, окучивать, поливать. А мне не было до этого никакого дела. Я хотел только рвать свежие бутоны, только-только распустившиеся.
   Так я проучился 3 курса. Время пролетело незаметно. Пробежало, проколготило... В общем была осень ... 3 курс филологический факультет. А я с детства боялся холодов и быстро заболел. Валялся один в комнате укутанный в три одеяла и спал. Спал уже битый четвертый день. Сопли так и текли - не успевал менять платки. И из глаз текли слезы - и не от того, что я был чем-то расстроен, а только потому что я простыл. Хотя, может быть, я предчувствовал, что плакать мне еще придется. Мэри носила мне мед и какие-то таблетки. Мы разговаривали, сидя, прижавшись, друг к другу. В общем, клево грели друг друга. Надевали один свитер на двоих и как мутант с двумя головами и всего лишь двумя руками грелись телами и расплетали мой новый пуховый свитер.
   Продолжение следует...
   Кочора - старинное. В переводе с бразильского “волчонок”
   Здесь, по цензурным соображениям переводчик оставил пустое место.
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"