Мечтательница Валя. Ветер перемен

"Ветер перемен"

Кружит земля, как в детстве карусель,

А над землей кружат ветра потерь,

Ветра потерь, разлук, обид и зла,

Им нет числа...

Н. Олев

- ...а то повадились! "Это делать не хочу, то не буду, этого нет в моей должностной инструкции"... Чтоб больше я такого не слышала! Или мы вам такие инструкции напишем, что работать будете, вообще головы не поднимая!

- Да вы хоть какие-нибудь напишите наконец!!! - услышала Валя чей-то звенящий от злости голос...

...и с ужасом поняла, что это был её собственный. И что в конференц-зале стоит звенящая тишина, и все, всё, от задохнувшейся возмущением директрисы Маргариты Геннадьевны до нервно хихикающей стажёрки Люси, повернулись и смотрят на неё.

И молчат, явно пребывая в таком же шоке, как она сама от такой наглости.

- Валентина... - пока директор искала слова, поднялась её зам Наталья Алексеевна и в который раз показалась Вале чертовски похожей на её школьную учительницу химии (и это отнюдь не было лестным сравнением).

- ...Вас что-то не устраивает? - спросила зам с теми самыми интонациями, когда ты понимаешь, что ответить на данный вопрос положительно равносильно подписанию себе приговора.

И, наверное, надо было срочно извиниться и замести себя под коврик... Повыносили бы мозг, лишили бы и так смехотворной премии, ещё какую-нибудь гадость бы сделали - но тем бы и обошлось, как обходилось вот уже без малого пять лет, потому что сказать, что под дверями их богонеспасаемой организации ежедневно собирались толпы желающих здесь работать, означало бы нагло соврать...

Но...

Как говорил один умный человек, бывают моменты, когда надо идти до конца, а иначе никогда больше не сможешь себя уважать.

- Да, - сказала Валя. - Не устраивает. И в первую очередь не устраивает то, что вы, Наталья Алексеевна, и вы, Маргарита Геннадьевна, позволяете себе говорить со взрослыми людьми как с провинившимися школьниками. То, что мы ваши подчинённые, не даёт вам права нас унижать, да ещё и прилюдно. А делать из должностной инструкции средство запугивания вообще глупо. Если к нам придёт проверка и обнаружит, что они не в порядке, по шапке ведь получим не мы, а вы.

Теперь бледнела Наталья Андреевна, а Маргарита Геннадьевна шла красными пятнами.

Как реагировали все остальные, Валя не видела, поскольку упорно заставляла себя смотреть противнику в глаза. Но краем уха слышала нарастающий гул.

- Тихо! - рявкнула наконец обретшая дар речи директриса. - Повторяю ещё раз, кого что-то не устраивает - вас здесь никто не держит!

Вот теперь Валя наконец посмотрела на коллег.

Она знала - не устраивает всё и всех. Но у кого-то семьи, у кого-то здоровье, у кого ещё какие-то обстоятельства, не позволяющие уйти...

Кому-то просто страшно, что где-то будет ещё хуже. Или что не получится найти новую работу в такое время.

Как ей.

Но - бывают такие моменты...

- Тогда я пошла писать заявление, - сказала Валя и вышла.

За дверями, которые она очень аккуратно затворила за собой, вновь царила гробовая тишина.

Придя домой, Валя первым делом содрала с себя рабочую одежду и долго мыла руки: сил лезть в душ не было, но смыть с себя липкое ощущение мерзости и несправедливости ощущалось как жизненно необходимое.

Уже после, переодетая в домашнее платье, она прошла в комнату и просто села посреди на дощатый пол и разрыдалась. В голос, захлёбываясь и воя, выплёскивая всю скопившуюся злость на случившееся и весь нарастающий ужас перед предстоящим. На что теперь жить, чем платить за квартиру, куда податься вообще?! Что говорить родителям?! У них и без неё проблем по горло...

Но ведь она была права! Она права, а директора нет, но им - ничего, а ей - вот это всё, почему так, почему мир устроен настолько несправедливо!?

Плач перешёл уже в истерику, она всё рыдала и не могла успокоиться, пыталась остановиться, но нервная система, кажется, решила отомстить ей за каждый день из прошедших пяти лет, когда Валя лишь стискивала зубы и уговаривала себя потерпеть до выходных.

На выходных было хорошо. Можно было спокойно заниматься домашними делами и хобби, ни на кого не оглядываться и не быть постоянно наготове решать внезапно свалившиеся проблемы, которые, разумеется, нужно было решить ещё вчера. Но выходных было только два, а будних дней - целых пять...

У кого-то, конечно, и того хуже - шестидневка, а то и вовсе выходных нет.

Только вот кому когда помогали мысли, что кому-то ещё хуже, чем ему? Вот то-то и оно...

...Наконец истерика пошла на убыль. На смену пришло чувство опустошения и почти приятное безразличие. В таком состоянии просто сидеть, смотреть на пол перед собой и ни о чём не думать можно часами, и тебе не будет хотеться из него выходить.

Но всё-таки пришлось - в дверь постучали. В тишине пустой однушки звук был слышен чётко и далеко, не пропустишь и не примешь за что-то ещё.

Стучаться к Вале, однако, было как будто некому, и, решив, что это либо балуются дети, либо кто-то ошибся дверью, она решила не реагировать.

Однако стук повторился, ещё раз, и ещё, а потом начали звонить в звонок.

- Да кому неймётся... - кое-как соскребя себя с пола, Валя подошла к двери и глянула в глазок.

Под дверью переминался с ноги на ногу смутно знакомый парень. Кажется, кто-то из соседей...

Точно. Сын соседей сверху, к которым Валя год назад, когда только переехала на эту квартиру, ходила просить, чтоб они пустили её на свой балкон - нужно было "нейтрализовать" слишком гулкий козырёк над её балконом, и проще было наклониться к нему сверху, чем тянуться снизу.

Соседи, сами маявшиеся с тем же, проявили понимание, на козырёк был приклеен резиновый коврик, с тех пор они больше не контактировали, кроме как "здрасьте-здрасьте" при редкой встрече. Ну и просто слышно было периодически, как у них что-то происходит - как и им, наверно, её периодические хозяйственные подвиги и песнопения.

Но что сейчас-то им надо?..

- Что случилось? - через дверь спросила Валя.

- Вообще, я это у тебя хотел спросить. А то ты так реве... плакала... Может, я могу чем помочь?

Вопрос вогнал Валю в ступор похлеще, чем ранее она - директрису.

Она, вообще, думала, такие вот участливые люди только в книжках остались...

- Вряд ли, - сказала Валя. - Если только твоему папе срочно не нужна секретарша или ещё кто.

- С работы что ли выгнали? - сообразил он.

- Угу.

- Вот сволочи.

- Откуда ты знаешь, что они? Может, я сама виновата?

- А ты виновата? - логично спросил парень.

- Не знаю, - честно ответила Валя. - Пока там была, казалось, что всё правильно. А теперь... Ай, ладно, не забивай себе голову. Спасибо, что проверил, но я в порядке. Буду. Правда.

- Ну, смотри, как хочешь. А папаню я спрошу, как домой придёт, обязательно!

- Ладно. Спасибо.

Они ещё помолчали по разные стороны двери. Потом Валя услышала вздох и удаляющиеся шаги.

Ну вот и славно, делать человеку больше нечего, кроме как о какой-то там соседке беспокоиться.

- Заварю-ка я чаю, - вслух процитировала Валя, тоже отступая от двери. - В любой непонятной ситуации надо пить чай. А потом уже всё остальное...

После чая жизнь действительно показалась не такой уж мрачной. Длилось это, правда, недолго - пока Валя мыла посуду и включала компьютер, чтобы посмотреть какие-нибудь вакансии. Фора у неё, в принципе, была: зарплату им выдали буквально за день до этого злосчастного совещания, и потратить Валя успела только необходимый минимум на пополнение домашних запасов, остальное лежало неприкосновенным. За коммуналку платить будет чем, а квартирной хозяйке отдавать только через два месяца...

В общем, неделю-две без спешки можно себе позволить. Но лучше всё-таки поспешить.

"Кассиром в Пятёрочку и не выёживаться", красной строкой бегало в голове, пока Валя пролистывала не так чтобы очень богатый спектр вакансий. Ещё одна причина для сомнений в своей правоте: с работой в их городе было действительно не так чтобы хорошо, и на своё по местным меркам весьма приличное место с весьма приличной зарплатой Валя попала только благодаря отцу, проще говоря по блату. Но то было при другой директрисе, тоже не ангеле, конечно, но на фоне нынешней королевы Марго...

Нет, видно, и впрямь в Пятёрочку и не выёживаться. Лучше не будет. А Пятёрочка даже недалеко, на соседней улице...

Валя уже почти убедила себя вот прямо сейчас собраться и дойти туда, как тут в дверь опять позвонили. И - какой сюрприз - тот же сосед.

Пашка он, что ли...

Тут уже дверь пришлось открыть. А то ж неприлично.

- Слушай, а тебе принципиально именно в офисе? - взял он с места в карьер.

- Да век бы этот офис не видать, лишь бы крышу над головой сохранить! - в сердцах отозвалась Валя.

- А именно эту крышу или в принципе? - тут же уточнил Чтолипашка.

Валя молча подняла на него глаза.

Взгляд у неё, по словам многих, был тяжёлый, и прямо сейчас явно выражал всё, что она думает о людях, разводящих прелюдии вместо того, чтобы переходить к сути. Да, неприлично придираться, когда человек тебе вроде как помочь хочет, хотя и не обязан, но что ж так кота за хвост тянуть-то?!

- Просто у нас бабушка в деревне, - очевидно, поняв взгляд правильно, зачастил Чтолипашка. - ...Тут, в нашем районе, но от города далеко, а она уже старенькая, а хозяйство большое, и она с ним одна уже не справляется, а у соседей своих забот... В общем, как тебе роль помощницы с проживанием? Бабуля у нас мировая, дом у неё хороший, всё есть, природа офигенная...

- Стоп, - сказала Валя, старательно держа ровный тон, хотя внутри неё всё пело и прыгало: переехать в деревню было её самой сокровенной мечтой с самого детства. Самой сокровенной - и, как ей всегда все говорили и как она сама привыкла думать, абсолютно недостижимой... - При всём уважении, но с чего ты решил, что от меня там будет толк и что мне вообще можно вашу бабушку доверять?

Пашка уставился на неё оторопело.

- А что такого-то?

- Слушай, ну ты как новости не смотришь... - вздохнула Валя, прислоняясь к дверному косяку, а то ноги после всех потрясений дня уже держать отказывались. - Сколько случаев, когда к старикам втирались в доверие такие вот помощнички, а потом обдирали как липку? А ты меня видишь второй - ладно, третий, раз в жизни. Ты ничего обо мне не знаешь, ты даже не знаешь, за что меня уволили и где я вообще работала!

- Да вообще-то... - Пашка замялся и зачесал в затылке. - Вообще-то знаю. Я у вас там бывал и тебя видел. Только ты всегда с таким занятым видом сидела, что я отвлекать побоялся...

- Серьёзно?

- Серьёзно.

- М-да... - ничего умнее на ум не приходило. Только было слегка смешно, потому что супер-занятой вид в их конторе обычно означал, что сотрудник занят чем угодно, кроме работы, и Валя исключением не была. Не потому, что была лентяйкой и безответственной, а потому что ну не может ни один человек сохранять концентрацию в течение восьми часов непрерывно, и это научно подтверждённый факт!

- А за что бы тебя ни уволили, - тем временем продолжал Пашка, - ты мне можешь рассказать прямо сейчас, и я буду это знать.

Валя вздохнула.

- Ты всегда такой логичный или только по средам?.. На самом деле, это не уволили. Это приняла предложение уйти ввиду полного несогласия меня с начальством и начальства со мной.

- А почему тогда ты не уверена, что не виновата?

Вот ведь - запомнил!

- Потому что меня всю жизнь учили не высовываться и помалкивать. А не лезть со своей правдой туда, где её никто не оценит.

Пашка скорчил рожу.

- Понятно. Адепты великой терпячки...

- Хорошо сказал...

Помолчали. Понимающе.

Потом Валя кивнула вглубь квартиры:

- Может уж зайдёшь? На собеседовании обычно чай наливают и печеньки предлагают, у меня, правда, не они, а шоколадка...

- Так это ж принимающая сторона должна наливать и предлагать?

- Да пофиг уже, - решительно сказала Валя и отступила от двери. - Заходи.

Повторно запустив чайник и достав обещанную шоколадку, при свете тусклого бра и догорающего заката, хозяйка и гость расположились на стуле и табуретке соответственно и продолжили "собеседовать".

- Что мы ещё не обговорили?

- Мою пригодность к деревенской жизни.

- И как она?

- Да никак, на самом деле. Я коренная горожанка, в деревенских домах у меня только прабабушки жили, но это я мелкая совсем была, когда у них гостила... Я понимаю, что ко всему можно привыкнуть и всему научиться, но...

Пашка слушал, подперев голову рукой и глядя на неё сквозь угловатые стёкла очков. Очень внимательно. Валя едва ли могла припомнить, когда такое было - чтобы на неё смотрели и слушали вот так.

Будто сказанное ею действительно имеет какой-то вес для другого человека.

- На самом деле, я очень хочу согласиться, но мне страшно, - помолчав, призналась она. - Страшно, что я не справлюсь, что буду выглядеть глупо, что не оправдаю возложенных на меня ожиданий, что ругать будут... господи, звучит как в пятом классе. Но я правда боюсь. Может, я вообще твоей бабушке просто с порога не понравлюсь, и вам придётся меня обратно везти, и...

"...и я просто умру со стыда, наверно".

- А если понравишься? - серьёзно спросил Пашка. - А если справишься? А если я слово дам, что ругать не будут в любом случае?

Валя посмотрела на него скептически.

- Прямо-таки слово?

- Прямо-таки слово.

Закипел чайник.

Валя отщёлкнула кнопку, пока весь не выкипел, поднялась достать заварку, разложила пакетики по чашкам...

И, внутренне в который раз за день умерев от ужаса, сказала:

- Тогда я согласна.

А мысленно добавила - "в конце концов, податься кассиром в Пятёрочку я всегда успею".

Потом они говорили уже не о делах - просто немного рассказывали друг о друге, и о жизни, и о скитаньях вечных и земле. Выяснилось, что Пашку действительно зовут Пашкой - Александровичем Копейниковым, он аспирант местного филиала МГУПИ, а подрабатывает компьютерной скорой помощью по вызову.

(- Так это твои объявления, мол, маг Павел спасёт ваш ноутбук от порчи, вирусов и Синего Экрана Смерти?

- Ага, мои. Твой инвалид, кстати, как?

- А ты откуда знаешь, что инвалид?

- Так слышно же, когда ты на него ругаешься...

- Вот чёрт.)

...Но вот чай был допит, шоколадка съедена, чашки вымыты, и Пашка ушёл, пообещав передать всё родителям (здесь Валя умерла снова, запоздало осознав, что судьбу её будут решать ещё два практически незнакомых ей взрослых человека) и назавтра зайти к ней сразу как освободится. Это означало, что у Вали будет целый свободный день до шести вечера...

Целый день, чтобы бегать по стенам и выносить себе мозг, уж скажем прямо.

Нет, так не пойдёт, к вечеру ей надо быть спокойной и способной к конструктивному диалогу...

В итоге Валя решила, что прямо с утра поедет в старую часть города гулять, накапала себе корвалолу, открыла окно пошире, чтоб исключить просыпание в ночи от того, что внезапно стало жарко, рухнула в кровать и спустя полчаса и ещё двадцать капель корвалола уснула.

Утро встретило её ярким солнцем и истошным пением птиц - причин отменять задуманное не было, так что Валя по-быстрому собралась, прихватила с собой бутылку с водой и пошла на остановку, решив поесть уже на месте где бог пошлёт.

Ей фартило - автобус приехал полупустой, любимая кафешка работала, погода не обещала перемен к худшему, и в целом жизнь казалась довольно-таки сносной.

Вчерашние события казались уже какими-то смазанными и далёкими, будто даже и не с ней произошли, а с кем-то другим. И злосчастное совещание, и эпичный уход, и возвращение домой, и Пашка с его внезапным как снег в Африке участием...

Периодически в голову принимались ломиться мысли о том, что будет, если получится - и что, если нет. Валя усиленно гнала и те, и другие, постановив себе не планировать ничего, расслабиться и плыть по течению. На улице это делать было легче, чем дома - столько вещей, на которые можно отвлечься. Яркое, уже совсем весеннее небо и ощутимо-тёплый солнечный свет, лёд и лужи под ногами, разномастные прохожие, птицы, кошки, машины... Город жил своей жизнью, и до девушки, измеряющей его неспешными шагами, городу не было, в общем-то, никакого дела, даром что она родилась, выросла и бОльшую часть жизни прожила здесь.

Когда её спрашивали, любит ли она свой город, Валя обычно отвечала утвердительно и уже давно - с тех пор, как окончила школу, - не поддерживала деление его на "хорошую старую" и "плохую новую" половины. И там, и там у неё были места, с которыми её связывали воспоминания, и там, и там, ей бывало и хорошо, и плохо...

Однако, когда она поступила в университет в соседней области и пять лет прожила там, возвращаясь на малую родину только на праздники и длинные выходные, она совершенно не чувствовала никакой тоски, никакой оторванности от "своей земли", ей было комфортно в том городе - в чём-то похожем на этот, в чём-то - совсем другом...

Может, и правда она способна приспособиться к чему угодно? Может, и правда ей и в деревне будет хорошо?

Думай, не думай, а проверить это можно только эмпирически...

Возвращалась домой Валя, ощущая себя совершенно успокоенной и практически достигшей просветления. Однако, когда стрелки часов приблизились к шести, мандраж вернулся, а уж когда в дверь позвонил Пашка - Валя еле смогла ему открыть и чуть не сломала ключ, так тряслись руки.

Тем не менее, на вопрос "готова?" она ответила как могла решительно - "Да!".

Пашка серьёзно кивнул и галантно отставил локоть.

Валя нервно фыркнула, но предложение приняла, и так он её наверх и препроводил, точно викторианский джентельмен викторианскую же даму.

Распахнул дверь:

- Прошу в наш шалаш... Ма! Па! Валентина Никифоровна прибыли!

- Сергеевна, вообще-то, - смеясь, уточнила Валя и, уже без страха взглянув на вышедших её встречать старших Копейниковых, сказала: - Здравствуйте.

- Здравствуй, Валенька, проходи, не стесняйся, тут все свои... - зажурчал ласковый голосок Копейниковой-мамы. - Тапочки надевай, полы холодные...

Валя послушно переобулась и последовала за Копейниковыми в уже знакомую ей синюю гостиную-спальню родителей. Как эти героические люди ухитряются столько лет жить втроём в пусть даже просторной, но однушке, и друг друга не убить, для Вали в прошлый раз осталось непонятным, но сейчас она начинала понимать: секрет в том, что в этой семье мировая не только бабушка, и все друг друга очень любят, хотя все трое были очень разные: уютная домохозяйка - на все руки мастерица Настасья Ильинична, молчаливый строгий учёный Александр Алексеевич, вечно взъерошенный торопыга-Пашка...

Но у всех троих эта любовь виделась, слышалась и чувствовалась в том, как все они говорят друг с другом, друг о друге (Валя даже не сразу поняла, кому из родителей Пашки бабушка приходится матерью - оба с таким теплом и уважением называли её "мама"...), как держатся, как смотрят...

В какой-то момент Вале стало даже немного грустно, что это - не её семья. Её родители о любви говорили много и громко, но была ли она на самом деле - как измерить? Да и нужно ли - особенно теперь, когда уже никто из них не здоров и в одиночку просто не справится...

Но они всё-таки есть друг у друга, и есть их друзья, которые, если что, могут прийти на помощь. А вот бабушка Копейниковых была совсем одна - так сложилось, из её друзей юности кто переехал, кто не дожил... Сама бабушка, Татьяна Никифоровна, хоть здоровье уже и подводило, на тот свет ещё не собиралась, на жизнь смотрела оптимистично и переезжать в город, бросать дом и хозяйство наотрез отказывалась.

- А помощницу-то она принять согласна? - спросила Валя.

- Согласна, согласна, - зажурчала Настасья. - Сказала, даже если девочка ничего не умеет, всё равно везите, всё покажу, всему научу, было бы желание!

- Желание есть. Правда.

- Ну, тогда всё в порядке! В субботу с утреца можете ехать, я прогноз смотрела, дождя не обещают, дорога должна быть. Мы уж с вами не поедем, смущать не будем, да, Саша?

Отец семейства - человек неразговорчивый - веско кивнул. А потом глянул на Валю и ободряюще ей улыбнулся.

Она выдохнула и осторожно улыбнулась в ответ: кажется, всё и правда складывалось в лучшую...

Оставалось пережить ночь на пятницу, саму пятницу, ночь на субботу...

И придумать, что сказать родителям.

Но уж в этом у Вали опыт был на зависть любому Штирлицу.

Пока суд да дело - выехали в одиннадцать утра. Погода и правда продолжала радовать, из города выехали без проблем, а дальше уже можно было расслабиться и любоваться пейзажами.

- Радио включить? - спросил вдруг Пашка. - Или, может, споёшь что-нибудь?

Валя сперва оторопело воззрилась на его затылок (ездить в машинах она предпочитала на заднем сиденье по диагонали от водителя, на самом безопасном месте), а потом стремительно залилась краской.

- Меня было очень слышно, да?

- Ага, - весело подтвердил он. - И ты правда здорово поёшь! Училась?

- Угу, семь лет музыкалки... Ладно, сейчас соображу что-нибудь.

Петь для кого-то Валя, вообще-то, любила. Не со сцены, это как раз совсем не то, одни нервы и никакого удовольствия, а вот именно как форма совместного досуга...

И Пашка определённо не был похож на человека, который станет придираться и давать ценные указания, что там-то надо было взять выше, а тут-то петь веселее.

Так что Валя посидела с закрытыми глазами, мысленно перебирая свой не такой уж маленький репертуар - и начала, сперва негромко, но постепенно увлекаясь и давая волю голосу:

- На волоске судьба твоя,

Враги полны отваги...

Но, слава богу, есть друзья!

И, слава богу, у друзей есть шпаги...

На припеве Пашка не удержался - подхватил. У него голос, в отличие от валиного, был не поставлен, но определённая практика явно была - так что дуэт у них получился вполне сносный, а, главное, вдохновенный.

После они уже сразу хором проголосили все остальные песни из "Мушкетёров", дальше перешли на "Гардемаринов", с них уже на что попало... что-то из валиных песен не знал Пашка, что-то - наоборот, так что концерт получился ещё и взаимнообразовательным...

Потом Пашка закашлялся и объявил антракт, а через полчаса - привал на показавшейся впереди заправке. Ехать было ещё примерно столько же - деревня Малые Мыши действительно располагалась, мягко говоря, неблизко.

- А Большие Мыши где? - поинтересовалась Валя, изучая карту, пока Пашка расстилал на капоте скатёрку с аккуратно обработанными краями и раскладывал на ней собранные им в дорогу гостинцы от Копейниковой-мамы.

- Где-то севернее, там ещё река таким крючком загибается...

- Всё, нашла. О, это они рядом с Зеленорощьем, нас туда от университета на экскурсию возили...

- Интересно было?

- Именно в образовательном плане - не очень, но сама поездка, виды, старинные дома... Показать? Пока вай-фай есть...

- Показывай, только бутерброд держи...

- Спасибо. И маме твоей огромное... - Валя взяла предложенное и с чувством откусила, про себя поражаясь, насколько ей легко с этим, по сути-то, едва знакомым человеком. Обычно при посторонних она есть не любила, а если и приходилось, то всё время почему-то (серьёзно, дома этого никто никогда не требовал!) морочилась, достаточно ли эстетично при этом выглядит.

Сейчас на эстетику было глубоко пофиг - есть хотелось со страшной силой! Вы вот попробуйте столько петь, а перед тем три дня столько нервничать, ещё и не такой аппетит нагуляете...

Без двадцати три они, наконец, въехали в Малые Мыши (в Малых Мышей? Ау, диплом филолога, зачем ты был мне нужен...). Проехали по единственной улочке, остановились у крайнего справа дома - старенького, одноэтажного, выкрашенного в глубокий синий цвет и с резными наличниками, покрашенными в белый.

Пашка выкатился из машины с боевым кличем индейцев племени Сиу, помог выйти Вале и, толкнув калитку, крикнул на всю улицу:

- Бабуль! Мы приехали! Открывай!

Но тишина была ему ответом...

- Ба?! - Пашка коршуном взлетел на крыльцо, задёргал дверь.

Валя в растерянности осталась стоять у калитки. Оттого и первая услышала реплику высунувшейся из-за своего забора соседки:

- Чего дверь ломаете-то, в больнице Татьяна Никифоровна! Не сказали вам, что ли?

Валя вздрогнула.

- Паш!!!

- Чего?! - Пашка слетел обратно - волосы дыбом, глаза больше очков. - Алевтина Владимировна, какое в больнице, мы ж вчера с ней говорили, всё нормально было!

- Дак то вчера, а сегодня-то она стала с кровати вставать, тут у неё голову-то и повело, она-то и упала! Как встала, так сразу дохторам звонить, ну они и приехали, и увезли её без долгих разговоров-то!

- Так, - Валя решительно вылезла вперёд, видя, что Пашка в шоке и толку от него сейчас немного. - Паш, звони бабушке. Алевтина Владимировна, в какую именно больницу её увезли?

- Дак в ольховскую, одна она у нас в округе-то...

- Значит, звони, узнавай как-что и едем в Ольховск.

Пашка закивал, торопливо выкапывая телефон из кармана. И тихо взвыл:

- Разрядился, гад!!!

- Павербанк есть?

- Должен...

- Доставай.

Реанимировав пашкин телефон, они выяснили, что звонила не бабушка, но родители Пашки, которым, в свою очередь, звонил бабушкин врач. Оказалось - самое главное - это не сердце и не голова, это низкий уровень железа, отчего да почему - разбираются, бабушка под капельницей, в сознании и боевом настроении, передаёт, чтоб не кипешились попусту и чтоб "городскую девочку" к ней всё равно привозили!

- Гвозди б делать из этих бабуль! - в восхищении озвучила Валя. - Выдыхай, Паш, выдыхай, всё хорошо, ничего страшного...

Он мелко закивал и отвернулся.

Валя беспомощно обернулась на Алевтину Владимировну, которой явно было очень интересно за ними наблюдать. Наконец решилась, подошла к Пашке и молча взяла за плечо.

Он так же молча кивнул.

Так и они и стояли.

Потом Пашка решительно вытер глаза, повернулся лицом и сказал:

- Поехали.

...Глаза у него были, оказывается, серо-зелёные. Не с лёгким отливом, как это обычно бывает, а именно с выраженным оттенком.

Как какой-то самоцвет.

В больницу их не пустили, но гостинцы передать приняли и показали, где окно бабушкиной палаты. Окно было, правда, на третьем этаже, но хоть посмотреть друг на друга.

Когда на окне шевельнулась занавеска и начала открываться створка, Валя невольно задержала дыхание - а вдруг сейчас оттуда как глянет какая-нибудь...

Но глянула самая обычная, можно даже сказать - классическая русская бабушка, в цветастом платочке, пушистой серой шали поверх больничной одежды и с широкой, солнечной улыбкой.

- Ба-бу-ля!!! - сложив ладони рупором, прокричал Пашка. - Привет!!! Ты как?!

- Да что мне сделается-то! - отозвалась Татьяна Никифоровна с теми же неподражаемыми деревенскими интонациями, что её соседка. - Здравствуй, Пашенька, и ты, Валечка, здравствуй! Как доехали-то, всё благополучно?

- Нормально! - судя по голосу, Пашку отпустило окончательно. А то как он вёл и руль сжимал, Валя, чуяла, век не забудет... - Тебя домой-то когда?

- А вот как анализы доделают, так я сразу дохтору-то и скажу - выпущайте меня, у меня дел полон дом, гости приехали, недосуг мне тут у вас разлёживаться-то!

- Ну ты, баб, смотри, особо-то с врачами не спорь, они всё-таки не зря восемь лет учатся!

- Это-то верно, конечно, - серьёзно покивала Татьяна Никифоровна. - Но дома-то и стены помогают, а здесь что? Я вот пока лежала, Пашенька, в потолок смотрела, а на потолке-то, на потолке-то - паутина! Ну о каком здоровье, ты мне скажи, может речь идти, когда паутина-то на потолке?!

Пашка расхохотался; прыснула и Валя.

- Ну, бабуль, чую, пока тебя не выпишут, ты тут всю больницу построишь и порядок в ней наведёшь...

- И наведу! - шутливо подбоченилась она. - А то ишь, чего удумали-то, пауков разводить!

- Так пауки же полезные! - не удержалась Валя. - Они мух ловят!

- А ежели у них тут ещё и мухи летают-то, - не растерялась Татьяна Никифоровна, - так я до самого главного врача-то дойду и всё ему выскажу, что думаю-то!

- Ууу, бабушка-генерал! - Пашка поймал сползающие очки. - Мы там тебе фруктов передали, и печенье твоё любимое, ещё что-нибудь нужно?

- Да нет, Пашенька, спасибо, всё у меня есть, у меня сумка-то готова была, на такие случаи-то...

- Татьяна Никифоровна, я прошу прощения, но холодно, и вам лежать надо... - послышался из глубины палаты голос, видно, медсестры.

- И поговорить-то не дадут! - вздохнула Татьяна Никифоровна. - Ладно, хорошие мои, пойду я, в самом деле-то, а вы домой ко мне езжайте, там кушайте, отдыхайте, а мне как что скажут-то, так я вам сразу и позвоню!

- Договорились, бабуль! Поправляйся!

- До свиданья, Татьяна Никифоровна!

- До свиданья, Валечка, Пашенька, до скорого!

- Уф, - выдохнул Пашка, когда окно закрылось. - Гора с плеч... Ну что, едем домой?

- Едем, - отозвалась Валя.

И подумала: как же здорово это звучит - "едем домой"...

...Завтра ветер переменится,

Завтра прошлому взамен

Он придет, он будет добрый, ласковый -

Ветер перемен...

Оставить комментарий © Copyright Мечтательница Валя Размещен: 04/03/2022, изменен: 16/06/2022. 32k. Статистика. Рассказ: Проза Скачать FB2		Оценка: *9.003** Ваша оценка:
Аннотация: Иногда жизнь меняется стремительно...

Мечтательница Валя : другие произведения.

Ветер перемен