Смысла нет перед будущим дверь запирать,

     Смысла нет между злом и добром выбирать.

     Небо мечет вслепую игральные кости,

     Все, что выпало, надо успеть проиграть.

      

     - А каким видишь мир ты? - с лукавой усмешкой спросила она. - Все, что окружает тебя - не более чем зрелище для избалованного Бога. Мы несчастны, мы уродливы, и нас никому не жаль.

     Она цедила слова сквозь зубы, и ее голос разлетался осколками эха, причиняя почти физически ощутимую боль. А он блуждал взглядом по гроту, надеясь отыскать ответ. Темные сколы камня давили всей своей мощью, сталагнаты холодили спину, и бездна под клеткой растекалась по пещере тьмой. Тусклые фонари пурпурным светом освещали пленницу, гротескно очерчивая тени. Она сидела на краю подвешенной над расщелиной клетки, свесив львиные лапы наружу, и испытывающе сверлила его лиловыми кошачьими глазами.

     - Я - генерал. И вся моя жизнь - служение империи. Я обязан следить за порядком, - ответил он и принялся с усилием разминать рукой затекшие плечи. Пленница никогда не задавала простых вопросов, но от этого ныли даже крылья.

     Она разочарованно скривила губы, обнажив львиные клыки, и отвернулась.

     - Я чувствую себя диким ястребом с клобуком на голове, - бросил он вдогонку, и пленница скосила на него глаза. - Как будто все, что я делаю, подчинено чему-то совсем иному, чем благополучие империи. И я не знаю, каков мир на самом деле. И какую роль играю в нем я.

     Но она не ответила. А только подскочила в клетке, расправила грязную от пота и крови рубаху и уставилась на дверь. Львиные уши были направлены туда же, белый с кисточкой хвост ходил из стороны в сторону, выдавая нервное напряжение.

     И только несколько минут спустя дверь распахнулась, и в темницу вбежали двое. Запыхавшийся молодой человек в строгом темном одеянии и с иссиня-черными крыльями. А рядом с ним невысокий юноша в форме; каждое перышко темных крыльев с белой каемкой.

     - Маршал сбежала, - прошептал чернокрылый и запоздало попытался выпрямиться, сложить крылья и отдать честь. Но генерал, сорвавшись со своего места, уже махнул рукой, освобождая от церемоний.

     Генерал перевел взгляд на юношу, и тот продолжил доклад вместо ворона.

     - Вечерний караул не застал ее в палате. Есть жертвы, есть раненые. Она украла лекарство от лепры, ограбила склад охотниц, - бойко оттараторил он. - А когда мы с господином Рауном направились к вам, нам доложили, что она уже на первом посту.

     - Ниже по склону еще два поста, а затем лес, - генерал скривился, как от зубной боли. Ему не хотелось верить в слова гонца, но медлить было нельзя. Врачи говорили, что маршал сошла с ума. И если раньше от нее можно было ожидать чего угодно, то теперь в своем безумии она была чрезвычайно опасна. Хорошо, если она просто сбежала ради свободы. Но что, если у нее была цель?

     Генерал смерил взглядом темнокрылого гонца, и взгляд его зацепился за алую повязку на плече. Гонец был из отряда Стрижей, а значит, быстрее него нет во всей империи.

     - Найди главу Охотниц, Алису. Лес у подножия госпиталя - ее вотчина, вот пусть она и ловит маршала, - скомандовал генерал. - Комплектация отряда - на ее усмотрение. И скажи, чтобы перед охотой зашла к врачам, они знают беглянку лучше всех.

     Стриж покорно кивнул, отдал честь и в считанные мгновения исчез в коридоре. Ему потребуется час, чтобы добраться до госпиталя по небу.

     - Полагаю, ты знаешь все в подробностях, - генерал перевел взгляд на Рауна, тот уже практически отдышался. - Докладывай.

     - Боюсь, даже того, что я знаю, мало, - крылатый в черном взглянул на генерала немигающими желтыми глазами. - Ночной караул ее не застал. В палате полный разгром, цепи для крыльев сорвала вместе с креплениями, под матрасом был тайник. Забрала аптечку, предварительно вытряхнув все обезболивающие, украла полугодовой запас лекарства от лепры.

     Молодой человек замешкался, и генерал одернул его.

     - Что смущает?

     - Врачи давали ей наркотик. По идее, она должна быть очень зависима от него, но она и дозы не взяла с собой, - чернокрылый ворон повел крылом. Его терзало много догадок, но все они были как будто неполными.

     - Любопытно. Что-то еще? - генерал искоса глянул на пленницу-кошку в клетке. Она тихо сидела в углу и смотрела в бездну под клеткой. Вот только львиные уши были обращены к двери.

     - Ее видели в пегасне, вот только она не забрала ни одного коня. И это меня тревожит больше всего, - ворон кашлянул в кулак и принялся пояснять, помогая себе руками. - Она из госпиталя не улетела, значит, крылья не держат. А может, сломала она их. И пегас ей был нужен, чтобы улететь. Но все кони на месте, она ушла. Не понимаю.

     - Это все? - генерал вернулся к скамеечке, выщербленной в сталагнате напротив пленницы, забрал фляжку с коньяком, разбавленным кофе, и разом осушил до дна. Ночка предстояла длинная.

     - Все, мой генерал, - ворон кивнул.

     - Тогда собирай совет к следующему вечеру, но пока не стоит поднимать панику. Быку отправь посыльную птицу, остальным явка строго обязательна, у нас чрезвычайная ситуация.

     Сначала нужно было загнать маршала в ловушку, а когда капкан захлопнется - думать, что делать. На роль ловцов подходили только двое. Ищейка империи - глава Охотниц, Алиса. И единственный, кто знал беглянку лучше всех - советник императрицы, полковник Хоорс.

     - Отправь Хоорса ко мне в кабинет, - генерал приставил кулак к губам, продолжая перебирать мысли в голове. - И кофе приготовь покрепче.

     - А вы? - Раун поклонился и уже готов был уйти.

     - А я поговорю с врачами, а потом вернусь к себе, - генерал выглянул из-за высокой стальной двери темницы и подозвал охотниц. Бескрылые девушки тут же забежали в грот и встали по своим постам. Если отряд таких же девушек будет при Алисе, все пройдет гладко, и Хоорс не понадобится. Но перестраховаться стоило.

     - Да, мой генерал, - кивнул Раун и бросился по коридору.

     - Удачи, Лион, на все воля Самсавеила, - с усмешкой бросила в спину генералу пленница.

     Он обернулся, но во тьме разглядел лишь смеющиеся лиловые кошачьи глаза.

     ***

     Ночью кабинет выглядел особенно аскетично - темные шкафы, широкий стол и стулья-жерди как будто впитывали всю темноту, оставляя мертвенно-бедные пятна стен и паркета. Высокий потолок терялся в полумраке, и у самых окошек на нем играли лиловые блики фонаря.

     Лион допивал вторую кружку горячего пряного кофе, когда дверь распахнулась.

     - Звал? Что, опять война? Или какая еще должна быть причина, чтобы поднимать меня посреди ночи? - на пороге показался раздраженный советник императрицы. Тряхнул белой гривой, наигранно зевнул и без приглашения присел на стул-жердь перед генеральским столом. Опустил сизые крылья павлиньим хвостом, по-хозяйски закинул ногу на ногу. От него снова несло приторными духами леди Изабель.

     Каким бы сонным и уставшим не старался показаться советник, но внешний вид выдавал его с головой. Гладко выбрит, волосы собраны в хвост, белоснежный наряд для верховой езды, как всегда, чист и выглажен, три золотых нимба на груди и четырехкрылые запонки отполированы, сапоги из белой кожи начищены до блеска. Как будто Лион выдернул его с церемонии, никак не меньше.

     Советник сверлил генерала взглядом из-под нахмуренных черных бровей. Лион смотрел в ответ, по ястребиному искоса, не моргая. Глубоко вдохнул и выдохнул, отбрасывая мысли о советнике. Была забота важнее.

     - Люцифера сбежала, - пожал он плечами, наливая третью кружку.

     Фамильярную насмешку смело с лица советника, он неловко сглотнул. Попытался осмыслить. Бегло провел по волосам рукой, убирая их назад. Не поверил словам.

     - Ты издеваешься? - проронил дрогнувшим голосом.

     - Ничуть, - повертев черную чашку, Лион сделал глоток на пробу. Кофе разлился приятной горечью, но не хватало еще перца.

     - Ты убьешь ее? - советник уже совладал с собой и теперь только переводил взгляд с одного медного крыла генерала на другое, терзаясь неясными мыслями.

     - Пока нет. Она маршал, а не солдат. И все здесь обязаны ей жизнью, - распахнув черную шкатулку с дорогими специями в ящике стола, Лион присыпал кофе красным перцем. - Поэтому я тебя и вызвал, полковник Хоорс.

     - Да, мой генерал, - советник демонстративно отдал честь и фыркнул. - Вот только найти ее любой сможет, я тут при чем? У нас в каждой, даже самой чахлой, деревушке есть кладбище с ее статуей, любой житель империи узнает ее по крыльям. Любой, Лион, любой!

     'Любой' не подходил.

     - Из всех, кто знаком с Люцией лично, ты - самый близкий ей человек. И если есть хоть кто-то, кто может вернуть ее, не убивая, так только ты, - замолчав и подумав, Лион сделал глоток. - Я послал еще кое-кого, но вы будете действовать отдельно.

     - Мы больше десяти лет не виделись, - Хоорс провел языком по зубам, словно между ними что-то застряло. - Я не уверен, что она меня послушается.

     - Если не послушается тебя, то вообще никого не послушается, - Лиону начинал надоедать этот разговор. - Так что найди ее и верни.

     - Но если...

     - Это приказ. Выполнять! - спокойно перебил его генерал.

     - Да выполню я, о мой генерал, - протянул Хоорс, сверля его взглядом. - Но...

     - Разговор окончен, у меня много дел, - Лион встал из-за стола и залпом осушил свой напиток. Собеседник поднялся со стула-жерди, но не двинулся с места. - Свободен, Хоорс, выполняй. Вечером отчитаешься перед Советом. И письменный отчет завтра передашь через Рауна.

     - Да, мой генерал, - зло прошипел советник и удалился, громко хлопнув дверью.

     Лион усмехнулся, наливая в чашку следующую порцию кофе. Полковник в отставке был не вправе ослушаться приказа, трибуналу не помешает даже императрица.

     'Победа, чистая победа!'

     Генерал машинально закинул в рот крохотную капсулу лекарства от лепры и запил ее кофе. Подошел к двери и выглянул в коридор, но секретаря не было. На столе того были лишь бумаги, разложенные по разным стопкам, и старая статуэтка Люциферы - точная копия той, что была на каждом кладбище империи. Лион задумчиво поднял ее, ухватив под крыльями, и поднес к лицу.

     - Ты построила целую империю. А теперь разрушишь ее? Неужели ты на это способна?

     Ответом была тишина и целая буря в голове, с каждым витком мыслей усиливающаяся и разрастающаяся.

     Десять трупов. То шею свернула, то по голове огрела, то скальпель в горло всадила. Парочка раненых - на собственное счастье они не бросились в погоню и отделались легкими травмами. Все три поста оказались абсолютно бесполезны, небесный патруль потерял ее возле леса. И хорошо, если это просто ее удача, если солдатам просто не повезло. Но что, если они поступили так намеренно? Если они, помня, кем она была, какой она была и что она для них сделала, упустили ее специально? Не смогли противостоять? Не захотели?

     Отдавать стольких под трибунал бессмысленно. И Лион надеялся, что это не более, чем вечная удача Люциферы.

     Вот только его смущало, что побег был тщательно спланирован. Особенного внимания заслуживал Конфитеор, лекарство от лепры. Его многолетний запас в условиях прогрессирующей болезни - это не просто преимущество, это гарант безопасности в любой точке империи. Любой, кому она предложит даже самый крохотный пузырек с лекарством, предаст и родину, и семью, и Бога. Потому что разрушающееся изнутри тело, каждый день болью напоминающее о несовершенстве, жаждет исцеления хотя бы на время. И хорошо, если она всего лишь купила свободу. Хуже, если она купит победу. Вот только в чем намерена победить Люцифера, генерал не знал.

     В этом мире неверном не будь дураком:

     Полагаться не вздумай на тех, кто кругом,

     Трезвым оком взгляни на ближайшего друга -

     Друг, возможно, окажется злейшим врагом.

     Лес всегда был полон звуков. Даже ночью. Осенняя листва шелестела, сыпались переспелые дикие яблоки. Нельзя было и пару метров пройти, чтобы не услышать писк загнанной добычи и довольный рык дикого зверя. Но сейчас Ариный лес утонул в тишине, как в киселе.

     Алиса повертела в руке инъекционный шприц с наркотиком от крылатого врача. Он клялся, что стоит только показать его беглянке, как она вернется. На коленях приползет. Алиса не верила. И окажись в стекле лекарство от лепры - без раздумий поделила бы между своим отрядом. Но в застенках сосуда перетекала какая-то вязкая дрянь. Охотница поежилась и спрятала шприц в потайной карман кожанки. Куда сильнее наркотика ее беспокоила абсолютная тишина.

     Охотница сняла с пояса нож и насторожилась. Все с момента приказа казалось ей фарсом, граничащим с абсурдом. Маршал сбежала - как будто до этого врачи Имагинем Деи не возились с ней, пытаясь сделать по-настоящему совершенной. Или все двадцать с лишним лет они просто лгали?

     В это верилось больше. Ведь если бы им удалось, она бы улетела. Не могло такого быть, чтобы маршал Люцифера, так гордившаяся своими крыльями, вдруг не использовала их. Как будто ловушка, капкан эгоизма и гордости. Она словно хотела еще раз подразнить Алису и всех Охотниц, напомнив, насколько они ничтожны и бесполезны, раз не заслужили крыльев.

     Опустевший лагерь посреди рыжего леса был единственным местом, от которого можно было отследить путь Охотниц. Алиса приоткрыла рот и провела синим раздвоенным языком по губам. Запахи тут же облепили глотку. У шатра командира девушки слушали инструктаж, который отправила Алиса. Внутри пахло только Хильдой - она ходила из стороны в сторону, беспокойно обдумывая приказ. Немудрено, Люцифера была ей дорога со времени войны.

     Алиса искоса глянула в крохотное зеркальце на опустевшей полочке с оружием. Поправила выпавшую русую прядь обратно в косу, вынула мешавшуюся соринку из глаза. Вертикальный узорный зрачок практически поглотил всю радужку, оставив только янтарные осколки. Неужели напугана? Охотница прислушалась к себе. Встречи с Люциферой она не боялась, слишком уж часто в детстве они дрались до полусмерти. Но вот отряд молодых девушек вполне мог впасть в легкую панику - нечасто приходится ловить крылатых, да еще и легендарных. Согласно приказу Лиона, Люцифера нужна была живой, а это усложняло работу в несколько раз.

     - Тц! - шикнула Алиса и выбежала из шатра. Снова облизнула губы, пробуя воздух на вкус. Среди бесконечного множества троп, по которым патрулировали мечницы, особенно пахли только две - Люциферу они, скорее всего, окружали. Вот только маршала было не учуять.

     Лучницы все, как одна, вместе с Хильдой ушли на свои посты, чтобы преследовать беглянку поверху. Хмыкнув, Алиса побежала к веревочной лестнице у ближайшего шатра. Лишь бы успеть. Добрая Хильда, растрогавшись, могла предать империю и приказать своим отступать. Этого было делать нельзя ни в коем случае!

     - Тц! - Алиса бегло осмотрелась, забравшись на деревянные подмостки. Они сеткой уходили в безмолвный лес, петляли меж деревьев и едва заметно покачивались. Охотница прищурилась, разглядывая лиловые метки вдоль мостиков лучниц. Крохотные кристаллы сияли, указывая дорогу, и Алиса бросилась по ним.

     Но чем дальше она уходила в медный лес, тем тише он становился. Звуки словно исчезли. Только скрипел расшатанный мостик и стальные петли веревочных поручней. Лес замер, листья застыли на ветках. Ни одного яблока не упало. Тишина опутала туманом все вокруг. Алиса сглотнула. Коснулась пальцами последней оставленной метки и замерла, вглядываясь в лес. Девушки так торопились, что не нашли и минуты, чтобы повесить следующий лиловый кристалл на ветку?

     - Тц! - Алиса поморщилась и направилась к другому дереву и развилке мостиков.

     Жуткие мысли заполняли голову, а руки так и чесались к бою. Она проверила оружие - меч легко вынимался, перевязь клинков плотно лежала на поясе, метательные ножи в кожаных наручах выщелкивались от одного прикосновения. Хотела проверить спрятанный в сапоге кинжал, но осеклась. Охотницы торопились, значит, загоняли Люциферу в ловушку - на поляну, где всегда отрабатывали задания.

     - Черт! Черт! Черт!

     И она бросилась со всех ног по мосткам, выглядывая внизу едва различимые тропинки мечниц, боясь увидеть какое-нибудь распростертое тело.

     Развернулась у дряхлого дуба и едва не слетела. Чертыхнулась, вставая. Мостик накренился и, скрипнув, качнул неподвижную лучницу, висевшую вниз головой.

     Узнавание пришло мгновенно. Олений хвостик выбился из-под куртки, бледное лицо было все так же щедро усыпано веснушками. На груди замызганная кровью коричневая лента. Хильда. Вот только мертвая.

     Алиса, держась за веревку и проверяя ногой прочность деревяшек, подошла к телу. Лезвие скальпеля вошло в горло несчастной до середины рукояти. Хильда упала на поручни, они не выдержали ее веса, и мостик перевернулся. Чудо, что ее не сбросило на землю - веревки запутались вокруг лодыжки.

     'Люцифера метнула', - догадалась глава Охотниц. Наклонилась и перерезала удерживающие лучницу путы, и та рухнула наземь.

     - Бедная Хильда, как тебя только угораздило? - цокнула Алиса и поспешила к знакомой поляне. Больше трупов не замечала, но на душе стало слишком тревожно. Предать Хильда уже никого не могла, но чтобы Люцифера ее убила? Одну только ее? Или Хильда подставилась?

     Вопросов было слишком много, ответом могло быть все, что угодно.

     Если Люцифера осталась все той же гарпией, лучниц и мечниц ждет смерть. Они слишком молоды, они не помнят ее, а только знают по учебникам и рассказам. Они верят, что она - легендарная ангелица. Они не знают, что она - чудовище.

     Люцифера и на тренировках могла швырнуть камень в спину. И добавить в голову. Каждому повторяла, что в жизни никто церемониться не станет. И глупо надеяться, что с девочками она будет играть в охоту. Если ей хватит сил, как раньше, - она будет их убивать.

     Даже ловушку нужно расставить правильно, и не дать ей спрятаться за крыльями. Не чувствуя боли, она использует их как щит. Она - не тот противник, которого можно встретить в каждом округе империи. И вся надежда была на то, что врач не солгал - Люцифера впрямь безумна и действительно слабее, чем раньше. Только тогда был шанс убить ее - не стрелами, так мечом. Ножом! Руками! Зубами!

     Деревья сменялись одно за другим, меток не было. Вот только звуков стало больше - пару вскриков, всхлипов, стонов - но этого хватило, чтобы уточнить направление.

     Охотницы стояли на мостках по периметру поляны и следили за каждым движением попавшей в тупик добычи. Алиса подошла к ближайшей лучнице, выделяющейся темно-зеленой формой на фоне рыжеющей листвы.

     - Докладывай!

     - Четверо убитых, одна раненая. Люцифере отсекли крылья согласно инструкции, - бойко протараторила девушка и опустила оружие, давая рукам отдых. Следующая Охотница подняла лук со стрелой и натянула тетиву к губам.

     Алиса облизнулась, подставляя язык липким запахам - крови, пота, внутренностей. И страха. Сомнений. Терзаний.

     - Что тебя смущает? - прошипела глава Охотниц, оглядывая поле боя.

     Три мечницы были мертвы. Тело одной прибито мечом к дереву сквозь живот, кожаную куртку уже пропитала кровь. Труп второй лежал с подвернутыми ногами посредине поляны, голова отброшена к кустам, а рука все еще находилась на рукояти клинка. Третья сжалась бездыханным клубком в луже собственной крови. Всхлипы четвертой доносились из-под мостика.

     Люцифера сидела на другом конце поляны, укрывшись одним отсеченным крылом, как броней. Второе, порубленное на несколько крупных кусков, лежало у ног. Трофей - черный обсидиановый меч - поблескивал в опущенной руке, видно было лишь лезвие и крестовину.

     Лучница замялась, но, сглотнув, продолжила:

     - Она как будто нарочно подставлялась мечницам. Будто хотела, чтобы мы лишили ее крыльев.

     Алиса хмыкнула и приоткрыла рот. Запахи тут же облепили глотку - жесткий аромат крови, эфира, вонь от мяса дикой хищной птицы, едва уловимый мерзкий запах переат-вульнуса.

     Она сразу встрепенулась над последним, поморщилась, вспомнив, какую адскую боль причиняло это лекарство. Вязкая жидкость растравливала, плавила кожу и затягивала мерзкой жгучей пленкой. Можно ногу в бою потерять, а одна ампула спасет тебе жизнь, не дав умереть от потери крови, если ты переживешь болевой шок, конечно же.

     Еще пахло спиртом. Глоток для храбрости? Уж кому, а храбрость не помешала бы ей самой и лучницам.

     - Сетью почему не поймали? - шикнула глава Охотниц, пересчитывая боеспособных лучниц. Всего шесть - негусто.

     - Порвала, командир, - отчеканила каждое слово подчиненная и вновь натянула тетиву, целясь.

     - Выманить не пробовали? - раздраженно огрызнулась Алиса и тут же осеклась.

     Что же здесь произошло, что Охотницы даже спуститься боятся, трясутся на мостиках и ждут командира? Боя, что ли, не видели? Или наивно решили, что Люцифера будет отбиваться честно, как на поединке? Ха!

     Алиса глянула на лучницу, но та виновато подбирала слова и бурчала под нос. Боялась, кусала губы.

     - Тц! - шикнула она и спрыгнула с мостков, не дожидаясь вразумительного ответа. - Стрелять по команде!

     Люцифера все также сидела под деревом, укрывшись огромным крылом, и даже не шелохнулась. Алиса вынула из-за плеча меч с извитым лезвием и приготовилась к внезапной атаке, но ничего не произошло. Фыркнув, отсчитала от крылатой пять метров и очертила по листве границу носком ботинка. Именно такое расстояние было безопасным. Шаг ближе, и Люцифера сможет, как обычно, рывком достать ее и ударить ногой.

     Можно было ударить первой - от меча крыло не спасет. Но контрудар стал бы фатальным. Уж мечницам совсем не повезло напасть на Люциферу, и не хотелось повторить их участь. Опыта у крылатой куда больше, а силы, судя по ранам Охотниц, не убавилось.

     Но ведь она могла и сама кинуться, первой напасть, вытащив обсидиановый клинок. И Алиса по привычке наклонила острие меча, защищая бедра и колени.

     Люцифера неторопливо поднялась и, покачнувшись, оперлась спиной о дерево. Тяжело выдохнула, даже дрогнуло крыло. Глава Охотниц отдала приказ готовиться. Сама удобнее перехватила рукоять меча, следя за каждым движением маршала. Сделала несколько шагов по кругу, стараясь сохранять дистанцию. Высунула язык, снова пробуя воздух на вкус. К запахам порванных кишок и крови примешивался дурной аромат грязной плоти и мокрых перьев. Знакомый запах дикой Гарпии. Похожий на тот, что и двадцать лет назад, когда они воевали плечом к плечу. С теми же едва уловимыми нотками пряных специй, что сильно перебивал запах мяса хищной птицы. Люцифера пахла так же, как и в ту ночь, когда она в одиночку напала на лагерь Кошек и вызволила саму Алису, Хильду и Кирану. Вот только было что-то еще, смутно знакомое.

     В Имагинем Деи пытались изменить Люциферу. Сделать ее совершенной. Алиса не знала, почему и зачем. Но теперь ей казалось, что все пошло не так. Запахи, в отличие от непогрешимых Ангелов, никогда не лгали. А пахла Гарпия странно, болезненно. Пролитая кровь дурно отдавала лекарствами и незнакомыми травами, паразитами, ядами. Гарпия умирала. Медленно, очень медленно. Разрушаясь изнутри. Смерть была лишь вопросом времени.

     С другой стороны - сколько раз она уже была уверена, что найдет Люциферу мертвой. А этого все не происходило. И слишком уж часто на войне приходилось рассчитывать только на Люциферу и полагаться только на ее удачливость. И гарпия никогда не подводила, даже если на ладан дышала. Она не только вызволила больше половины отрядов Охотниц, но и не раз спасала им жизни на войне. Неоднократно на своих руках выносила и саму Алису, и ее отряды. Она единственная из всех крылатых ставила на Охотниц все, доверяя им не только свою жизнь, но и судьбу империи. За свои жалкие четыре десятка лет жизни Люцифера смогла изменить тысячи жизней, а мир Алисы - перевернуть с головы на ноги.

     Алиса приказала лучницам ждать. И Люцифера, словно почувствовав это сквозь плотный полог, бросила под ноги крыло. Она оказалась в старой форме Охотниц - болотного цвета штанах и грубой отделки высоких сапогах на шнуровке. Должна была быть еще куртка, но на крылья она не налезет, а вот байка была как раз, только разорвана со спины. Помимо отрубленных крыльев - никаких ран на теле. Лишь плечо оцарапано стрелой, замызганы кровью и грязью сапоги.

     Бывшая крылатая сильно постарела. Перед Алисой стояла седая измученная женщина. Разочарование от увиденного мерзко нахлынуло на Алису, заставив усомниться в правильности своих решений. Да беглянку же за руку можно в госпиталь вернуть, у нее сопротивляться сил не хватит.

     Лучницы следили за каждым ее движением и нетерпеливо поглядывали на командира. Они ждали знака. Ее решения, ее приказа. Алиса сглотнула, облизнула потрескавшиеся губы, вслушиваясь в глухие удары сердца. Чувствовала себя маленькой девчонкой с жиденькой косичкой, которая вечно, день за днем, получала от Люциферы. Девочкой, что обязана была ей жизнью. И даже больше, чем просто жизнью. Всем. Не будь Гарпии, она бы никогда не стала главой всех Охотниц империи.

     Эта больная женщина так спокойно рассталась с самым драгоценным, что можно вообразить, - с крыльями. Она стала равной Охотницам. Такой же ничтожной и бесполезной перед Самсавеилом. Как будто признала их снова, как когда-то двадцать лет назад.

     - Вижу, ты смогла стать главой Охотниц, - просипела Люцифера. Алиса вздрогнула и посмотрела ей в глаза. Безумная. А голос все тот же. Ноги беглянки дрожали, но Алиса этого не замечала. - Помнишь, как обещала размазать меня по полю тонким слоем? - усмехнулась, тяжело дыша.

     Ящерица же смотрела как загипнотизированная.

     - Чего же ты ждешь? Я бескрылая, как и все вы. Я больше не ангел. Прикажи им убить, - беглянка кивнула на лучниц, чьи руки начинали затекать от напряжения и боли, - или как раньше, - кивнула на меч, судорожно пытаясь выровнять дыхание.

     Глава Охотниц достала из куртки инъекционный шприц с наркотиком. Прохладное стекло так приятно и знакомо ложилось в ладонь. Как будто хранило заветное лекарство от лепры. Но нет. Наркотик предназначался Люцифере. И только врачи знали, что тот делает с маршалом.

     - Люция, пойдем назад. Я должна вернуть тебя, - нет, она даже не надеялась на удачу.

     - Ты знаешь, что я отвечу.

     Алиса кивнула и бросила Гарпии под ноги стеклянную колбочку. Пыталась понять свои эмоции, принять решение. Как учили - пятнадцать секунд, не дольше.

     Стеклянный пузырек покатился к ногам Люциферы. Тонкая игла блеснула в защищенном корпусе. Прозрачная жидкость колыхнулась под сапогом, задрожала. Цок. И толстое стекло разбилось от удара пятки.

     Алиса вздрогнула. Она решилась.

     Выщелкнула из наручей нож, первый из шести. Пятясь, вложила между пальцев. Однажды она уже пыталась убить Люциферу метательными ножами. И загремела в госпиталь с сотрясением мозга, что отбило всякое желание кидать хоть что-то в Гарпию. Алиса глубоко вдохнула, чувствуя, как вонь кишок, запах крови и пота смешались, сильнее наполняя легкие. На языке запахи казались еще более мерзкими. И выдохнула, собираясь с мыслями, понимая, что все ждут.

     Осторожно осмотрелась, фиксируя все окружение сразу. Чувствуя, как начинают дрожать руки. Однажды ей подобное удалось. Всего однажды, и то - на неподвижных мишенях.

     Шагнула, повернулась на носочке, переступила, оборачиваясь, резко и плавно отпуская тончайшие лезвия по одному.

     Остановилась, боясь поднять голову. Зажмурилась. До крови закусила губу.

     Если она хоть один раз промазала, то должна была пронзительно свистнуть тетива. И мир бы погас, а глупая Ящерица упала бы на желтую траву с пробитой черепушкой.

     Но секунды текли, и ни одна стрела не была спущена ей в голову. Всех убила. До единой.

     Алиса глубоко вздохнула и открыла глаза. Лучницы повисли на мостиках бездыханные. И только одна из них, прижимая воротник к вспоротому горлу, целилась в командира. Хрипела, едва дыша. Пальцы ее мазнули по тетиве и ослабли. И вся она обмякла, повиснув на веревочных перилах.

     Когда Алиса обернулась к беглянке, то едва не отскочила, увидев бело-бурые крылья прямо перед собой. Люцифера держала разрубленные куски крыла на целом и протягивала девушке. Они пахли мокрой дичью, сладким конфитеором и наркотиком, будто пропитались им насквозь.

     - Правильно понимаю, эта была плата за то, что я спасла тебя тогда? - тихо произнесла Люцифера, заглядывая в глаза.

     Охотница кивнула и взвалила ношу на плечо. Может, этот дар спасет ее от казни. Она скажет, что маршал убила всех, а Алиса отрубила ей крылья - так та умрет от потери крови или звери ее сожрут. Вдруг поверят.

     - Я попробую выжить, - горько прошептала Алиса. - А потом мы встретимся снова. Не умирай до нашей встречи, пожалуйста, - провернула извитый меч в свободной руке, отвернулась и пошла прочь. Ее терзали сомнения: может, стоило убить именно ту, что предала всех крылатых, а не самых верных слуг империи. Может... Она обернулась, но Люциферы на поляне уже не было.

     Громко вскрикнули птицы и, всполошившись, поднялись в воздух. Алиса запрокинула голову и заметила, как над поляной высоко-высоко пролетел крылатый. Хоорс. Оцепенела, пытаясь понять, как ей быть. Возможно, он ничего не видел. Не видел, как Алиса убила весь отряд. Не видел, как она отпустила Люциферу. Но если она сейчас кинется вынимать свои ножи из глоток лучниц, она выдаст себя с головой. Даже дойти до генерала Лиона ей не дадут.

     Может, все обойдется.

     В глубине души Алиса прекрасно понимала, что ничего не обойдется, не сойдет ей с рук. Но ей больше не на что было надеяться, кроме провидения и Самсавеила.

     В этом мире не вырастет правды побег.

     Справедливость не правила миром вовек.

     Не считай, что изменишь течение жизни.

     За подрубленный сук не держись, человек!

     Хоорс осторожно спустился на поляну посреди густо ощерившегося Ариного леса. Воздух, поднятый порывом крыльями с земли, донес тошнотворный запах распотрошенных внутренностей и крови. К этому примешивался терпкий аромат сырости и едва уловимый сладковатый - лекарств. Ангел сложил крылья и поднял фонарь на уровень груди. Лиловый кристалл сиял в стеклянных застенках и, пульсируя, освещал лес на десять метров вокруг. Выхватывал пунцовыми пятнами тела охотниц, примятые листья, любопытное зверье. Ангел подошел к одной из лучниц, повисшей вверх ногами на веревочных перилах, осторожно оглядел. На самом деле ему было плевать на нее, но стоило уделить внимание ее смерти. Горло девушки было вспорото метательным ножом. Вторая лучница убита так же. И третья тоже. Все, кроме мечниц, были убиты тонкими клинками. Хоорс вытер один из них о куртку охотницы и поднес к глазам, посветил фонарем на высеченный номер. Партия новая, Люция не могла украсть со склада - там старье. Значит, забрала у одной из отряда. Но на поверку пояс ножен у лучниц был заполнен, а мечницам такие клинки не полагались. Оставался последний вариант - это были ножи главы охотниц.

     Можно было забрать улики и предоставить совету, сбор был назначен через несколько часов. А можно было спасти Ящерице жизнь и честь. Хотя бы честь. И ангел собрал шесть тонких ножей, протер о куртки лучниц и спрятал за пазухой. Если Алисе удастся пережить эту ночь, она будет обязана ему до самой смерти.

     Других ножей Хоорс не нашел. Осмотрел каждое тело, но мечницы были убиты своими же клинками - уж раны от меча и ножа Алисы не скроешь. Лиловый фонарь выхватил темное вязкое пятно впитавшейся крови у дерева, усыпанное пухом и перьями. И Ангел подошел к нему, склонился, поставил фонарь рядом и принялся разглядывать. Белые сбурыми, крупные, маховые. Такие были у одной лишь Люциферы. Да и неоткуда тут было взяться еще одному ангелу - какой идиот посмеет встать между охотницей и ее добычей.

     Последний патруль крылатых отрапортовал, что в небе не было ни Люции, ни ее пегаса. Лишилась крыльев, чем привела в ужас весь госпиталь и почти на день парализовала работу постов. Гул стоял по всей горе - глава Охотниц Алиса отрезала крылья той самой Люцифере! Но Хоорс мало в это верил, а увидев поле боя, убедился в своей правоте - скорее маршал отрубила крылья сама. Ей бы хватило безрассудства и на такое.

     Но и пегас Люции не улетел. Старая кляча утопала по лесам неизвестно куда. Еще одна ловушка. Чтобы все решили, что беглянка улетит. Или не ловушка. Может, она как раз и собиралась, потеряв крылья, улететь на крылатом коне. Тогда бы взяла кобылу посильнее, а не умирающее создание, давно бы скопытившееся, если бы не Лион.

     А собиралась ли она вообще отрубать крылья? Всю войну кричала, что это ее преимущество, а теперь вдруг - обуза? Или после госпиталя она была уже не в состоянии тащить на себе такую ношу? Или теперь ей противны ангелы?

     Могло быть все, что угодно.

     Хоорс поднял фонарь и прижал к груди. Обхватил его, уткнулся лбом в кольцо и тяжело выдохнул. Любые его догадки абсолютно не имели смысла. Пусть даже он угадает, что с того? Люция от этого не появится.

     Да и мог ли он угадать? Люция с самого детства была себе на уме. С ней почти никто не мог сладить, она делала всегда только то, что хотела. Лезла в драки, летала, как угорелая, покоряла горы. Она даже весь рядовой состав в свои десять лет построила - обыграв в шахматы на желание. Заставила каждого чему-то ее научить - стрелять, метать ножи, защищаться, прятаться.

     Найти маленькую гарпию было практически невозможно. Еще сложнее было вдолбить в упрямую голову, что ей жизненно необходимо заботиться о своем хрупком теле, не знающем боли. Ей было плевать - лезла в горы, сдирала руки и колени в кровь, вечно с вывихами, растяжениями. Сколько мороки! Сколько времени ушло, чтобы приучить ее заботиться о себе! Постоянно с разбитыми кулаками, синяками, вся перемазанная йодом и замотанная в бинты по самые уши. Она запасалась спиртом, перекисью, йодом, переатом и бинтами. Училась на ощупь определять травмы, пыталась компенсировать отсутствие боли всеми остальными чувствами. И плевать ей было на уговоры. Твердила без устали - 'Я - совершенство! И сам Бог позавидует мне!'.Несносная девчонка! Выросла в чудовище! Где ее искать?!

     Но Лион знал, кого посылает - Хоорс был единственным, кому было под силу отыскать Люциферу где угодно. В этом ему не было равных, он и сам не знал, почему.

     - Думай! - огрызнулся он, с размаху ударив лбом по фонарю. Тот только вспыхнул в ответ.

     Размышления никогда не помогали. Лишь странное интуитивное чутье работало безотказно. Хоорс выдохнул и поплелся меж деревьев в сторону селения муравьев. Он там уже был - не приходила Люцифера - но тянуло именно туда. Снова.

      

     ***

     Ариный лес кончился крутым спуском с холма. Внизу горела лиловыми огнями ночных фонарей деревня - последняя смена шахтеров возвращалась по домам.

     Пусто. Чутье завело Хоорсав никуда. Вокруг была только пожухшая трава, валуны да ямы. Тихая безлунная ночь как будто и не хранила никаких секретов. Он обвел фонарем примятые кусты, медленно сползающие по склону деревья и выступающий над холмом серый камень. Выдохнул.

     Собрался возвращаться, как услышал шепот. Мурашки пробежали по спине.

     - Кажется. Кажется. Мне все кажется. Кажется. Кажется...

     Бросился к валуну, обогнул. И замер, невольно опустив руку с фонарем.

     Он узнал Люциферу со спины. Седые волосы до талии были рассыпаны по широким плечам, запачканы кровью, а некоторые пряди даже намотаны на выступающие кости крыльев. Обломки были залиты переатом и блестели в свете фонаря. Люция сидела и покачивалась вперед-назад, все повторяя себе под нос, что ей что-то кажется.

     Как же сильно она изменилась. Кожа висела на выступающих костях, от былых мышц не осталось и следа. До чего тонкими и слабыми стали руки. Ее по-мужски широкая спина была усыпана, как бисером, ранами и крохотными синяками от игл - симметрично вдоль хребта. Каждый позвонок выделялся фиолетовыми и зелено-желтыми пятнами на сероватой коже.

     - Мне все кажется. Кажется. Кажется, - шептала она, водя большим пальцем по левому запястью. - Кажется. Кажется.

     Хоорс сглотнул, облизнул сухие губы, не решаясь окликнуть ее. Медленно подошел, боясь напугать, и выглянул из-за плеча. До чего же гадко пахло распотрошенной животиной. Между ног беглянки лежала объемная туша, под рукой - мешок с солью, у колена - еще один мешок, для мяса. Она готовила запасы. Ангел подозрительно присмотрелся к туше - мясо темное, такого у коровы не будет, разве что у оленя или коня.

     Догадка пришла не сразу. Хоорс нехотя поднял фонарь, лиловый свет разлился по камню, выхватив из мрака аккуратно сложенные белесые крылья. Там же стояли склянки, полные бурой жидкости, и мешок с ливером, неприятно бивший в нос запахом внутренностей. Ангел плотно прижал ладонь по рту, борясь с позывами рвоты. Не мог понять, что чувствует помимо омерзения и ужаса. И мясо, и крылья, и кровь принадлежали любимому пегасу Люциферы.

     Она даже головы не повернула, словно не видела, что все вокруг залито лиловым светом. Без фонаря, без огня просидела у камня до ночи. Врач предупреждал, что на закате и на рассвете галлюцинации особенно сильны. К тому же, сейчас осень - самое тяжелое время для всех безумцев. Если она не может отличить свет фонаря от мрака, то узнает ли своего хранителя?

     - Здравствуй, Люлю, - тихо прошептал он, присаживаясь рядом.

     Люция молчала, терла пальцами запястье и смотрела в темноту.

     - Люлю! - повторил он, тронув ее за плечо.

     Она перестала качаться и только скосила на него глаза. Жуткие, заглядывающие прямо в душу. Совсем не принадлежащие человеку. Скорее уж - дикой, голодной гарпии. Что-то азартное, хищное мелькнуло в зрачках и потухло.

     - Хоорс, ты? - просипела она, стиснув пальцами запястье.

     - А не похож?

     Он смог, наконец, спокойно вздохнуть. Она не станет его убивать. Но под ложечкой предательски засосало от страха - любимого пегаса убила, а ведь души в нем не чаяла.

     Люция изучающе смотрела на его лицо, будто первый раз видела. Прикусила губу, прижала руки к груди.

     - Не похож, - наконец, выдавила из себя. Насупилась, хмуря брови, отвернулась. - Ты выглядишь как зверюшка, что я дарила Изабель, как хорек. Ты в белой форме, как обычно. У тебя широкий нос и большие круглые глаза, карие, странные такие. Клыки, крохотные. Не руки, а лапы с когтями, - Люция замялась, еще раз искоса глянула на Хоорса. - Но только ты зовешь меня Люлю.

     - Понятно, - кивнул ангел и поджал губы. Он не рассчитывал, что у нее будут такие галлюцинации. Хорек... боже, как узнала-то? Чушь, он с трех лет крылатый, он больше не зверушка.

     - Мне все кажется, - прошептала она и горько усмехнулась. - Кажется. Вроде, мясо режу, а кажется, что червей перебираю, и они пищат, - слепо посмотрела перед собой, тяжело вздохнула. - Кажется. Но все такое настоящее, и не отличишь.

     Хоорс придвинулся к Люлю и предложил крыло. Она благодарно кивнула и, ухватив за перья, укрылась. Интересно, что ей померещилось? Плащ? Плед?

     - Кажется. Мне все кажется.

     - Но ты же как-то отличаешь явь от иллюзии. Или нет? - ангел наблюдал, как Люция снова водит пальцами по запястью. Вены отчетливо проступали под нежной кожей, и он готов был поклясться, что вдоль них нет живого места - все в бисере шрамов, синяков, кровоподтеков.

     - Отличаю, - она встрепенулась. Замешкалась, словно не могла понять, стоит ли доверять ему, является он иллюзией или нет. Протянула левую руку, ткнув запястьем под нос. - Когда мне все кажется, тут ничего нет.

     Хоорс перехватил руку и осторожно повернул, подставляя свету. Клеймо оплавленной плоти сложно было спутать даже со шрамами на руках. Просто номер по счету - остался с войны против кошек.

     - Тут цифры. Сто восемь или восемьсот один, как посмотреть, - ангел пожал плечами и оттолкнул руку. Уже не раз видел. Обычные цифры, у половины ангелов такие же остались с лагерей. У него самого - тридцать.

     - Сто восемь, - прошептала Люция, закрывая цифры ладонью. - Если все вокруг настоящее, то я их чувствую. А сейчас нет. Даже руку не вижу рукой - какие-то щупальца сиреневые, светятся.

     - Люлю, куда же ты пойдешь в таком состоянии, а?

     Хоорс чувствовал себя паршиво. Люция нуждалась в его помощи, ведь даже не могла приготовить себе запасы, не говоря уже о том, что осталась без оружия, теплой одежды и крова. Она была совсем одна против империи. Мир просто пережует ее жизнь и выплюнет.

     Он одёрнул себя - нет, она была снова одна. Снова против империи. Снова против мира. Снова без еды, оружия, одежды и крова. Снова.Ей не впервой было выживать и начинать все с начала. И она, безусловно, справилась бы в очередной раз, вот только верилось в это с трудом. Постарела, крылья потеряла, с ума сошла, отвернулась от империи. Из такого ада в рай не выбраться.

     - Люлю? - повторил ангел, тронув ее за плечо.

     Она слышала вопрос, но беззвучно говорила под нос, подбирая слова.

     - Мстить, - пробурчала наконец, с силой стиснув запястье.

     - Кому?

     - Меруру, Мерт и, напоследок, Инпу, - Люция дернула плечом, словно это было абсолютно логично.

     Хоорс пожевал губами, раздумывая над ее целями. Мерур был вассалом в округе Быков, приютил сироту, заботился о ней до пяти лет, хранил, как зеницу ока. А потом продал ангелам. С ним все было понятно. Мерт правила округом Змей. Их отношения сложно было назвать дружбой, но убивать из-за этого - странно. Инпу был вожаком волков в своем округе, когда-то их с Люциейгрызня привлекала всеобщее внимание. Не говоря уже о том, что именно Инпу убедил молодую императрицу отправить Люцию в тот самый госпиталь, из которого она сбежала. Это тоже можно понять.

     - Мерур и Инпу предали тебя, - заключил ангел и поставил фонарь на колени, так было лучше видно лицо Люции. - А Мерт?

     - Поставляла яды и наркотики в госпиталь. Она тоже предала меня, - Люция провернула разделочный нож в руке и воткнула в землю.

     - Инпу стал еще сильнее, будь осторожна.

     - Да, я знаю. Этот старый вояка мне не по зубам, придется хитрить и заманивать в ловушки, иначе его волчья свора разорвет меня в клочья! - усмехнулась она и повернулась к Хоорсу.

     Глаза безумной гарпии казались жуткими в свете фонаря. Зрачки сузились в точки, обнажив зеленые, как летняя трава, глаза. Потрескавшиеся губы, тонкий очерченный нос, острые скулы смотрелись на бледном лице высеченными, вырезанными. Она была слаба, но как всегда упряма и самонадеянна. Можно было сказать правду, что шансов у нее никаких, и услышать в ответ треклятую мантру 'Я - совершенство. И сам Бог позавидует мне!'. Нет, переубедить невозможно. Разве что уговорить, как раньше. Иногда срабатывало.

     - Месть разрушит тебя, Люлю, - Хоорс отвернулся. В голове вертелось много мыслей. С одной стороны, Лион был прав - беглянку надо вернуть, иначе сам факт ее побега здорово всколыхнет всю империю. Она не в безопасности. Никто не в безопасности. Она - враг, предательница. У нее опыта в побегах и обмане больше, чем у половины солдат. А еще они боятся ее, да. Им со скамьи Имагинем Деи внушают, что та самая Люцифера - редкой силы и мощи воительница. Их учат стремиться к ней, к ее способностям, к ее умениям, талантам. Им духу не хватит. Драться с легендой - уму непостижимо. Охотницы и те попались в эту ловушку. Ведь они сильнее ее физически, от той Люции и не осталось-то ничего, она и крылья свои толком донести не смогла! Она должна была проиграть, но образ, так трепетно удерживаемый в умах всех воспитанников Имагинем Деи, спас ей жизнь. Знала ли она об этом? Но как бы не был прав Лион, желая вернуть Люцию, он явно не учел, что нынешнее положение для нее куда естественнее и привычнее больничной койки под охраной.

     К тому же, шансы умереть на воле и в госпитале примерно равны. Стоит вернуть ее, как опыты наверняка продолжатся. Стоит оставить ее, как, воплощая свою месть, она умрет. Вопрос лишь, где - у быка, змеи или волка. Непременно умрет, всех троих даже ей не осилить. И она была к этому готова. Как и всегда - жизнь на кон, иначе не умела.

     - Я знаю, - вдруг отозвалась она, вторя его мыслям. - Но отказываясь от мести, ты позволяешь злу утвердиться в своей безнаказанности.

     Хоорс кивнул. В любом случае, она не пыталась разрушить империю, отомстить всем ангелам за свои злоключения. Даже сойдя с ума, не впала в слепую ярость. Четко осознавала, что и зачем делает, для чего, за что и почему. И было даже жаль, что ей не судьба удовлетворить свою жажду мести.

     - Помнишь, как учили нас магистры Имагинем Деи? Прости врага своего. Не можешь простить - убей! -отчеканила Люция каждое слово и обернулась к ангелу. - Я не могу просить. Понимаешь?

     Он понимал, но ничего не мог ей ответить. В нем так отчаянно боролись совершенно непонятные ему чувства, что он боялся хоть что-то сказать. Прошло время, когда он отвечал за нее головой, давно уже как. Прошло время, когда она отвечала за него, вдруг став его командиром на войне. Несносная девчонка выросла, и он больше не мог ничего поделать. И даже не хотел. Раньше было проще - за крыло схватил и ругай, веди куда хочешь, она жеребенком будет плестись и обиженно фыркать. А теперь? Какой из нее жеребенок? Гарпия, не иначе, недаром ее так и прозвали. Упрямая гарпия, которую за крыло да за косу никуда не отведешь, не заставишь лечь в госпиталь, не уговоришь слушаться врачей. Она выросла и много-много раз доказала, что стала взрослой, а он все не мог смириться с этим, принять ее.

     - Ты, как и Алиса, пришел забрать меня? - спросила Люция, положив руку на навершие ножа. Ей бы хватило доли секунды, чтобы воткнуть его ангелу в сердце. И он это понимал.

     - Что-то вроде того, - Хоорс пожал плечами. - Но я не буду тебя обратно тащить. Мог бы, ты вон как ослабла, но не хочу.

     Он даже посмаковал каждое слово, что сказал. Пожалуй, не врал. И впрямь не хотел силой возвращать ее. Не видел смысла. Она не просто так сбежала, а раз был повод - то сбежит еще раз. И еще. Пока в очередной раз либо не добьется своего, либо не умрет.

     - Хорошо, - усмехнулась она краем губ. - Ты провалил задание Лиона, верно? Что будешь делать?

     Ангел замялся и убрал крылья, обнажив изуродованную спину Люциферы. О генерале он забыл. Как и о совете, отчете, целой ночи, которую предстояло провести в спорах и бесполезной болтовне.

     - Разберусь, - буркнул он, поднимаясь.

     - Ты теперь враг для меня, - она следила за каждым его движением, все еще держа руку на рукояти ножа.

     Хоорс усмехнулся краем губ.

     - Убьешь, как пегаса?

     Он не рискнул поворачиваться к ней спиной, только отошел, чтобы она не достала ножом. А поднимется - тут же взлетит, без крыльев ей за ним не успеть.

     - Не сегодня. Ведь ты мне только кажешься. Кажешься. Кажешься...

     Что до новшеств у нас - недостатка здесь нет,

     Значит, в мире в делах и порядка здесь нет.

     Понапрасну не надо терзать себя горем -

     Ведь от жизни такой нам не сладко здесь, нет!

     Алиса неловко чувствовала себя в кресле напротив генеральского стола. И отчего Раун убрал вечную стул-жердочку для крылатых и приволок это подобие трона? Слишком большое, но не для ангелов. Как будто нарочно такое просторное, что утонуть можно.

     Черный бархат был таким приятным на ощупь, но Алиса сидела, как на иголках, ожидая ответа.Комната пропиталась ароматом кофе и перца, пряных трав и крови гарпии. Страшно было высунуть язык - все запахи облепят его, оближут зубы, залезут в глотку. И живот скрутит от голода и тошноты. Или от страха. Липкого, мерзкого, влажного на лопатках, щекотного на пояснице под курткой.

     Генерал молча смотрел на принесенный дар, бело-бурые крылья Люциферы, прижав кулак к губам. Он почти час так провел, думая о своем. Стоял над столом, забыв про остывающий кофе и главу охотниц, и молчал.

     Если бы он хоть слово сказал, было бы лучше! Алиса места себе не находила. Кусала губы, разглядывала все вокруг, пыталась отвлечься. Длинное окно, занимавшее почти всю стену, мало походило на окна всех остальных комнат и коридоров. Возможно, оно было единственным оставшимся со времен правления кошек - крылатые заменили окошки на огромные проемы с витражными створками, чтобы можно было залетать в помещения, минуя двери. Старые черные окна генеральского кабинета делали его недоступным снаружи, как темницу, как крохотную крепость.

     Совершенно все здесь было подчиненно минимализму, никаких картин, как в приемных покоях императрицы Изабель, никаких статуй и барельефов - одни лишь голые стены рыже-песочного цвета. Такие же массивные, как стол, черные шкафы, заполненные бумагами. Ни ковра, ни подушек. Ни даже дивана, а ведь Лион часто ночевал в своем кабинете. Из всех личных вещей здесь был только меч и перевязь наград, что лежали на полке у двери. Вот и весь генерал. Лаконичный, странный. Один только бог знал, какая буря бушевала у того в голове.

     - Скажи, Алиса, - вдруг произнес он.

     И Охотница встрепенулась, чувствуя, как сжимается все нутро. Даже не ощутила, что вцепилась в подлокотники изо всех сил, вонзив обстриженные когти сквозь перчатки.

     - Какая самая важная потребность человека? - спросил Лион и поднял глаза.

     Алиса растерялась. Она ждала вопросов про Ариный лес, потерянный отряд, чертовы ножи, которые она не забрала, Люцию, крылья. А он, как всегда, размышлял о другом. Разве это важно? Или он испытывает ее? Заберет самое дорогое, то, без чего ей не жить, и так накажет? Или он хочет честного ответа? Или проверяет, помнит ли она, как учили в Имагинем Деи?

     - Жить? - прошептала она и нервно облизнула раздвоенным языком губы. Запахи ударили в голову, но ящерица лишь мотнула головой, прогоняя дурманящие ощущения. - Инстинкт самосохранения?

     Лион отнял кулак, сложил руки на груди и снова уставился на крылья Люции.

     Охотница поджала губы, честно размышляя над его вопросом. Нет, ответ она знала, этому их учили. Голод и жажда, инстинкт продолжения рода, свойственные обычным гражданам Империи, безопасность. Но его вопросы никогда не были просты.

     - Все неверно. Даже то, что ты вспомнила - неверно, - он пристально следил за ней все это время и не пропустил даже тени на лице. - Первейшая потребность человека - хоть в какой-то мере распоряжаться своей жизнью самому. Все остальное лишь вытекает из этого.

     Алисе хотелось спорить, но она одернула себя, понимая, что это может плохо кончиться для нее самой. Спорить с Лионом безнаказанно могла только Люцифера.

     Генерал поднял со стола крылья и ловко закинул на плечо.

     - Поэтому Люция воевала. Поэтому сбегала. И поэтому выбрала борьбу, - усмехнулся он, подходя к двери.

     Охотница проводила его взглядом, пытаясь понять, ждет ли он ответа и стоит ли пойти следом. Но Лион окликнул секретаря.

     - Она остается в моем кабинете, проконтролируй. Для твоей же безопасности - не выпускай и не разговаривай.

     - Да, мой генерал! - каркнул Раун.

     Дверь захлопнулась, ключ провернулся в замке, и все погрузилось в тишину томительного ожидания.

     ***

     Лион все не приходил, часы на его столе медленно отсчитывали минуты лиловым песком. Алиса перевернула их уже трижды, значит, прошло три часа. Она хотела было развлечь себя предположениями, чье это мертвое сердце перетекало в застенках сосуда, но гравировка была выскоблена. А еще вдруг стало больно. Так глубоко в груди, что даже не схватить, не задушить, не смять. Из-за нее завтра под ноги Люцифере поставят восемь часов с лиловыми кристаллами. И еще пять - каких-то ангелов. Но те восемь - лишь ее вина. И чувство было, будто это ее сердце завтра вырвут, разломав ребра, и раскрошат в стеклянный сосуд.

     Алиса зубами стянула перчатки и запустила руки в волосы, все равно никто не увидит полупрозрачную чешую на пальцах и ладонях. Тело прошиб озноб, страшно захотелось укрыться походным одеялом под самый нос, но ящерица поглубже уселась в кресло и, подобрав ноги, обняла себя за колени. Девочек уже не вернуть. Можно только надеяться, что умерли они не зря.

     Совесть больно кольнула под ребра, Алиса сняла с пояса нож и подняла его к глазам. Стоит только проткнуть им руку насквозь и выдернуть, как станет легче - боль тела всегда ярче, всегда сильнее.

     Клинок играл, отбрасывая лиловые блики при каждом повороте извитого лезвия. Плясал пламенем, словно звал - искупи.

     - Совесть, ну конечно, - фыркнула Алиса, перехватывая нож лезвием вниз.

     У командира Охотниц нет совести. Разве не об этом сказала Люция, подарив это орудие пыток?! Ни у кого в империи нет такого ножа, а меч с таким же лезвием способен вызвать ужас у любой добычи. Генерала молят не дать главу Охотниц на время, а показать народу ее извитый меч!

     - У командира Охотниц нет жалости! Нет сомнений! Нет сожалений! - бубнила Алиса старую мантру. - Смерть - это только смерть! Командир Охотниц не плачет! Командир Охотниц не дает жалкой совести себя грызть! Командир Охотниц перед своим отрядом всегда права! Каждое решение, принятое Командиром Охотниц - верное! Каждая жертва - не напрасна!

     Совести нет.

     Сожалений нет.

     Страха нет.

     Боли нет.

     Нет права на эти чувства.

     Нет права на эмоции.

     Если Командир Охотниц совершила ошибку - она должна заплатить. Но сама она не вправе выбирать наказание.

     Алиса вложила нож в перевязь. Люция годы потратила, чтобы вбить эти мысли ей в голову, и не зря, треклятая гарпия! Теперь от них стало легче.

     Она понимала, что в смерти отряда и потере Люциферы - только ее вина. Но также знала, что не имеет права себя судить. А вот Лион может - и непременно будет! И Совет сейчас решает ее участь. Или уже решил.

     Совет не простит главе Охотниц потерю добычи. А когда из глоток девушек вытащат метательные ножи, и все поймут, что она убила свой же отряд, жизнь станет еще хуже, еще сложнее. Выхода из этой ситуации просто не могло быть. А если и могло, то легче поверить, что это злая шутка, ловушка, и ничего больше.

     Но можно было выбраться! Окно маленькое, ни один крылатый не пролезет, но у ящерицы нет крыльев, и она достаточно худа, чтобы выбраться наружу. В ночь никто не увидит ее. И Алиса кинулась к ближайшему черному окну. Поводила руками в поисках ручки, и не сразу обратила внимание на засохшие задвижки. Вытерла вспотевшие руки о штаны и, упершись коленом в маленький подоконник, с усилием сдвинула щеколду.

     В лицо дохнул уже прохладный осенний ветер, полный ароматов диких горных трав. Ночь была молчалива и безветренна. Алиса выглянула, свесившись по грудь, но все затмевала темнота. Как назло - новолуние, хоть глаз выколи.

     Тем не менее, она имела представление о том, что находится снаружи. Из леса, ее постоянного поста, было видно генеральскую часть замка, а эти окошки-бойницы ни с чем не спутаешь. Придется прыгать. И Алиса закусила язык, пытаясь вспомнить все до мельчайших деталей. Под кабинетом генерала снаружи только крутой склон. Можно ноги переломать, и то, если повезет. Охотница хмыкнула и, высунув руку, провела ладонью по каменной кладке. Просветы между глыбами большие, можно было зацепиться пальцами. Спуститься на землю на одних руках не проблема, это не сложнее каната над пропастью.

     Решено! Она сбежит по наружной стене. А дальше - будь, что будет. Повторить подвиг Люции вряд ли удастся, но все лучше, чем пытки и смерть. Ведь даже умирать ей придется на голых ледяных камнях в толще горы, чтобы никто не узнал, что ангелы способны карать, а не только править, следуя воле Бога. И Алиса принялась разворачиваться на маленьком подоконнике, чтобы сперва коснуться ногами наружной стены.

     Но стоило ей это сделать, как она увидела черные штаны, высокие кожаные ботинки на шнуровке, и едва касающиеся пола медные маховые перья. И только потом, сглотнув, осмелилась поднять глаза.

     Лион изучающе смотрел на нее сверху вниз, сложив руки на груди. Не собирался хватать, тащить внутрь. Все равно он выйдет из кабинета, вылетит и настигнет ее снаружи прежде, чем она успеет даже спуститься.

     - Сядь, - бросил он.

     Алиса уткнулась лбом в подоконник и тяжело вздохнула.

     - Тц!

     Он настолько бесшумно зашел в кабинет и сложил крылья Люции в углу, что она и не заметила. Так сильно увлечена была мыслями о девочках, гарпии, побеге и не подумала, что он мог предугадать такой ее шаг. Может, он и не уходил ни на какой совет, а только летал снаружи и ждал, пока она откроет окно. Может, это была ловушка, проверка на верность. А она ее с треском провалила.

     - Я жду, - все так же спокойно произнес он, наливая себе кружку горячего кофе.

     И Алиса поежилась. Может, лучше все же вылезть из окна и упасть, разбиться. Но она только прошептала:

     - Да, мой генерал, - и слезла с подоконника.

     - Совет крайне недоволен твоим провалом на задании и логичным считает отстранить тебя от службы, - начал Лион.

     Алиса поджала губы. Отстранение от службы - легкое наказание за такой громкий проступок. И, вместе с тем, слишком тяжелое. Без службы ей не достать лекарств в необходимом количестве, а значит, за полугодие лепра поглотит ее настолько, что боевые навыки упадут вполовину, а то и больше. Еще через полгода она будет в ужасе трястись от любой трещины на чешуйках лепры, всерьез опасаясь заболеть. Еще через год лепра охватит всю нервную систему, а это хуже смерти.

     - Дайте мне шанс, мой генерал, - прошептала она, стиснув в кулаке перчатки.

     Лион молчал, равнодушно посыпая кофе специями и пробуя на вкус. Затем достал проштампованные бумаги для поручений, и сердце Алисы сжалось. Генерал отпил из кружки, смакуя глоток, и начал писать. Изредка вертел в руках перо, формулируя предложения, машинально попивал горький напиток. И выглядел слишком спокойным. Охотница знала, что спокойствие генерала всегда означает лишь одно - он уже принял решение.

     Генерал размашисто подписался, вытащил из шкафчика стола печать с крыльями, обмакнул в покрывшиеся тонкой пленкой чернила и оставил размазанный оттиск.

     - Зайди! - окрикнул он секретаря за дверью. И ворон в то же мгновение отворил дверь, словно стоял прямо за нею.

     - Да, мой генерал! - привычно отдал честь и подошел к столу, принял документ и просмотрел. Глаза его, и без того круглые, стали еще больше, он повернулся было к крыльям Люции, сваленным в углу, но одернул себя. - Понял, бумагу доставлю, проконтролирую! - каркнул, отдал честь и, развернувшись на пятках, вышел.

     - А теперь - ты, - вздохнул Лион, поднимая глаза на Алису.

     Охотница кивнула и вытянулась по струнке, ожидая решения.

     - Берешь новый отряд, комплектуешь сама, снаряжаешь тоже сама. На рассвете отбываете в округ Змеи вместе с советником Эхионом, приказ выдам.

     Алиса опешила. Первой и единственной мыслью было, что ее возвращают на родину, где она будет доживать свой век под охраной своих же охотниц. Ловко. Чудовищно. Справедливо. А ящер Эхион слишком боится генерала, чтобы ослушаться. Если ему позволят командовать охотницами - все пропало.

     - Да, мой генерал, - отозвалась она дрогнувшим голосом.

     - Твоя задача - проконтролировать военное положение округа, усилить посты. Есть риск, что Люция придет туда. Возможен сговор между ней и Мерт, выясни. Помни - ты не подчиняешься никому - ни Эхиону, ни Мерт! Эти они подчиняются тебе на время этого задания. Через пару недель я загляну к вам с проверкой, к моему прилету все должно быть в полном порядке.

     - Задачу поняла, мой генерал! - протараторила Алиса, отдав честь.

     - Свободна, - кивнул Лион, наливая новую кружку ароматного кофе.

     И Алиса ушла заниматься его странным поручением. Возможно, Лион расчитывал на то, что для борьбы с Люцией она возьмет не дежурный отряд, а сильных, отлично подготовленных воинов. И то, что Эхион и Мерт должны подчиняться ей - ложь. Они ненавидят ее, о покорности речи быть не может, это очевидно. Но не пойти она не имеет права, это приказ. А потом ловушка захлопнется - одна против лучших охотниц она не справится никак. В любом случае, стоило быть начеку. На размышления оставалась половина ночи.

     ***

     Дверь за Алисой захлопнулась, Лион машинально перевернул часы, хранившие жизнь последнего императора кошек, и глубоко вздохнул. К правильному ли решению он заставил прийти совет? Что, если он слишком много взял на себя? Дай он Совету больше свободы, они могли бы придумать план получше.

     Совету - больше свободы? Они - самодуры, которых собственные господа послали лишь затем, чтобы самим не заниматься пустой политической болтовней. Пока он не пришел, они перемывали друг другу кости. Стоило положить на круглой стол между ними крылья гарпии, как они вдруг оцепенели. А потом пузырь их страха лопнул, и их самих словно прорвало! Они трогали перья, шептались, ругались, требовали лишить беглянку звания маршала. И когда он произнес ее имя, тишина снова укрыла всех с головой.

     Первое, о чем они подумали - как лишить ее звания. Не как спасти ее. Не как спасти империю от нее - а как сделать ее никем. Как подстраховать себя и в случае беды умыть руки.

     Когда же они узнали, что это сама Алиса упустила Люциферу, и принесла только крылья и восемь мертвых охотниц, их страх и ничтожность заставили их перекинуться на новую жертву. Наказать! Охотниц приструнить!

     Они так громко кричали о том, что могут сделать для империи их округа. Но даже имени - Люцифера - произнести не могли. Бурчали под нос, отводили глаза, тянулись промочить горло. Она никому из них ничего не сделала, а они всерьез ее опасались. И каждый клялся, что расскажет своему вассалу об этом происшествии, они поднимут местные армии и будут начеку каждую секунду! Они сплотятся! Они не дадут себя в обиду! Вот только самыми отважными оказались советники тех районов, что как можно дальше находились от места побега Люции. И лишь Моране, советнице от самого дальнего округа - осьминога, было все равно.

     Страх перед Люциферой исчез, стоило вернуться Хоорсу с новостями. Его визита Лион ждал с надеждой и опасением.

     Хоорс не вернул беглянку, и, казалось бы, это должно было огорчить Лиона и напугать всех, но генерал почувствовал непонятное облегчение. И, пожалуй, подозрение, с каждой новой фразой советника разгоравшееся все сильнее. Тот говорил, по сути, правильные вещи - как и все ангелы, Люцияпошла искать истоки своей жизни, клан, родителей, братьев, сестер. Это было похоже на правду, и советники купились, припоминая тысячи подобных случаев, рассуждая о том, кем могла быть та самая Люцифера до крыльев. Каждый пытался доказать соседу, что такое чудовище просто не могло у него уродиться.

     Что ж, они оказались правы, и это была удивительная удача, что единственный, кто помнил родину маршала, на днях уехал к своему господину. Остальные же потратят уйму времени, копаясь в архивах. А Лион решил подыграть, но вовремя одернул себя - если Люцифера будет гоняться за прошлым, то стоит сделать ловушку покрупнее. Через горы, города ангелов и старые храмы Люция не пойдет - за ними лишь океан. На склонах гор живут Лисы, Муравьи и Осы по своим округам, и маршал пройдет их территории меньше, чем за месяц. Следующие округа интереснее для нее - там и родной округ сМеруром во главе, и край Змей. А вот дальше ей нельзя было дать и шагу ступить! Округ Медведя с самого начала был против Люции, они смогут ее сдержать. Как и их соседи - Волки. Олени и Выдры, если грамотно отдать приказ, тоже справятся. Эти четыре округа при поддержке Охотниц смогут поймать Люцию. И этот план нравился советникам.

     Но, что хуже, этот план нравился Хоорсу. Значит, план был не верен.

     Или наоборот?

     Чью сторону решил принять Хоорс? Он воспитывал Люциферу, тренировал, мог ли он решиться на заботу единственный в жизни раз? Или императрица была ему дороже?

     Знал ли он, что его эмоции можно прочесть? Или потому так и было легко их увидеть, что он сам этого желал?

     Генералу больше по душе была мысль, что Хоорс что-то скрывает. А значит - следует, оставив ловушку в округах, пытаться поймать Люцию раньше, чем она попадется Медведю или Волку.

     Возвращаться на родину, в округ Быка ей не было смысла - она знала, что родители ее умерли при пожаре, а других родных и не осталось. Еще в войну она выяснила все до последней мелочи. Округ Ос ей не нужен, это лишь ароматный край сладостей и трав. Округ Лис никогда ее не занимал. А вот Мерт когда-то была подругой. И пусть даже сама хозяйка Змей не очень ценила эти отношения, но больше у Люции не было никого.

     Много зла, что казалось мне раньше добром

     И добра, что ко мне обернулось лишь злом!

     Я не знаю, чего я хочу? Дай мне, Боже,

     То, что благо внесет в мою душу и в дом!

     Солнце мазнуло лучом из-за облаков по глазам, и Кирана приставила руку козырьком ко лбу. Дети усердно писали ответы на листочках, скрипели перьями и едва различимо бурчали под нос.

     - А ну-ка тихо! - рявкнула Кирана, проходя мимо столов.

     В этом году один из этапов выпускного экзамена Имагинем Деи выпало принимать ей. Сперва она хотела устроить каждому допрос, один-на-один, по всему, чему учила. Но Хильда одернула ее - каждая Охотница должна уметь добывать информацию, пусть даже со шпаргалок. Кирана уступила, и теперь делала вид, что не слышит шебуршания бумажек, не видит этих взглядов на коленки, под руку, за листик, в рукав. Изредка показательно отвешивала подзатыльники тем, кто списывал слишком откровенно.

     Черт, а ведь когда-то сама сидела за деревянным столом посреди тренировочного полигона под самым небом и писала, так мастерски подглядывая под руку. Считала, никто и не увидит. И подумать тогда не могла, что она, будучи всего лишь Охотницей, когда-то станет Магистром Имагинем Деи и будет учить новое поколение. Это казалось настолько же невозможным, как и война. И вот теперь снова был мир, столы, тренировки, а она со смехом смотрела, как крылатые детишки прячут шпаргалки меж перьев. Куталась в подбитый оленьим мехом плащ и трепала ежик волос, пряча шершавые рожки.

     - Магистр Кирана, я закончила! - девчушка поднялась из-за стола и, оглядев себя, принялась поправлять форму.

     - Садись к моему столу, - бросила Кирана и, обведя взглядом последний ряд учеников, вернулась. Лиловый песок в часах медленно стекал в застенках, играя яркими бликами в солнечных лучах. - У вас осталось двадцать минут!

     Девочка поправляла манжеты куртки и повторяла под нос заученные фразы. Кирана хмыкнула и, оставшись стоять, полуобернулась к детям - пусть не думают, что она не видит.

     - Вопрос озвучь, - кивнула девочке и, прищурившись, оглядела ребят. В этом году было аж сто учеников, шестьдесят охотниц и сорок ангелов. Неплохой расклад. Ее задача сократить число сдавших до девяноста пяти. Потом они унесут столы и вторым этапом проведут поединки - еще минус двадцать несдавших. За крылатыми придут их учителя - для них будет готова пегасня и другой полигон, тех, кто не может летать - отправят изучать нужные императорскому городу профессии. Охотниц уведут в Ариный лес для посвящения и поделят на группы. Хильда приготовила им кое-что слишком увлекательное, смертельно увлекательное. И останутся двадцать-двадцать пять Охотниц, прошедших вступительные испытания. А Кирана через месяц получит новых учеников, и все продолжится, пойдет по кругу.

     - ... на все воля Самсавеила, - монотонно бубнила девчушка, сложив руками птицу перед грудью. Закончила ритуальное приветствие экзаменующегося и подняла на Кирану глаза. Магистр кивнула еще раз - продолжай. - Вопрос первый - сколько округов в империи? Вопрос со звездочкой, сложный, - набрала в грудь воздуха и продолжила, как по заученному. - В эпоху правления третьего императора кошек империя была разделена на сектора, и кланы распределены меж ними по законам...

     - Своими словами, - оборвала тираду Кирана, кинув камешек в крылатых мальчик, прикрывающих друг друга крыльями. - Лист отдай, - и протянула руку. Девочка покорно подала дрожащей рукой начерканный ответ. И охнула, когда Кирана его разорвала. - Ты и так все знаешь, ты одна из лучших. Продолжай. Можешь кратко, простым языком.

     На глаза девчушки навернулись слезы, но она тут же их смахнула. Умница - Охотницы не плачут.

     - Шестнадцать округов, - проблеяла ученица. - Медведя, Волка, Оленя, Быка, Лиса, Осьминога, Выдры, Скорпиона, - пробормотала, загибая пальцы. И забыла.

     - На звездочку ответила? - отвлекла ее Кирана, закинув исписанные листочки в мусорное ведро.

     Девчушка кивнула.

     - Семнадцатый округ - это горы. Они обнимают весь остров, оставляя бухту в западе. Вдоль хребта стоят кошачьи храмы и маленькие заброшенные поселения, - это она помнила без всяких шпаргалок. - На востоке - Ангельский град и Ариный лес у подножия. По документам это не округ, но по логике - он и есть. Основной клан - птицы, младший клан - рабочие насекомые. Вот, - и подняла на магистра красные глаза.

     - Хорошо, что там было во втором вопросе? - одобрительно кивнула Кирана.

     Девочка не успела даже открыть рот, как их накрыла черная тень. Раун мягко приземлился у стола и вопросительно глянул на Кирану немигающими желтыми глазами.

     - Да, Раун, что-то срочное? - бросила охотница, не сводя взгляда с учеников.

     - Магистр, позволите на пару минут? - попросил он, отходя в тень гор и показывая Киране рукой следовать за ним.

     Песок в часах перетек весь, заканчивая экзамен.

     - Время вышло! - крикнула магистр и, наклонившись, прошептала девочке на ухо. - Собери все листы.

     Ученица кивнула и, сорвавшись с места, побежала по рядам. Кирана поправила плащ, пряча шею и затылок в меху, и поравнялась с Рауном.

     - Меня вызывает генерал?

     - Боюсь, что нет, - ворон покачал головой. - Я собираю списки, и мне нужно знать, придешь ли ты вечером на церемонию.

     - Что произошло?

     - Люцифера сбежала, - Раун потянул Охотницу за локоть подальше от учеников и развернул к ним спиной.

     - Быть не может, - охнула Кирана. - Надо было послать Алису, капитан - лучшая ищейка. И что теперь?

     - Лион так и сделал, но Алиса потеряла весь отряд. Сегодня церемония для Охотниц и Ангелов - наши тоже погибли, - пояснил он.

     - Боже. Бедные девочки, - она покачала головой. - Если Хильда пойдет - то я вместе с ней. Ты уже спросил ее? Она будет?

     - Боюсь, что да, - осторожно начал Раун и отвел взгляд. - Это был ее отряд.

     Кирана кивнула - хорошо, она составит сестре компанию, бедняжка наверняка опять будет переживать каждую смерть, как свою собственную. Треклятая Люцифера, стоило только забыть о ней, как она снова явилась и перевернула все вверх дном. Хильда, наверное...

     - Постой. Ты сказал... - Кирана едва нашла в себе силы поднять на ворона глаза. Качнула головой, не веря, боясь услышать подтверждение неясной мысли.

     - Да. Весь отряд, и Хильда тоже.

     - Ты лжешь! - она хотела кричать, но вышел только сип. - Это неправда! Это не может быть правдой! Я не верю тебе! Не верю!

     - Я сожалею. Магистр, возьмите себя в руки, ученики видят, - он цепко схватил ее за плечо и несильно потряс. - Вы придете?

     Кирана опустила голову и посмотрела на свои руки. Сложила ладонь на ладонь, растопырив пальцы, и сцепила большие. Птица - символ империи. Символ Самсавеила, в храме которого сегодня вечером проведут церемонию. Жрец вскроет грудную клетку Хильды и вытащит сердце. Тело скормят амфисбенам, а сердце обратится в лиловый кристалл, и священные жернова пережуют его в пыль, которой заполнят часы.

     И хуже того - подписанные часы соберут и поставят на кладбище - у ног статуи Люциферы. Какой цинизм.

     - Кирана?

     - Нет, я не приду, - прошептала она и потерла переносицу. - Я, я не знаю, что мне делать. Я не верю. Скажи, что произошло?

     - Люцифера сбежала в Ариный лес, генерал послал Алису в погоню, та выбрала отряд Хильды. Что произошло на самом деле - никто не знает, но лучниц и мечниц нашли мертвыми.

     - А Алиса?

     - Жива. По-видимому, отрубила Люции крылья. Лион отправил ее в округ Змей с отрядом.

     Кирана тяжело вздохнула и поежилась.

     - Хильда была одна из лучших. Может, даже лучше Люциферы. Как так вышло, Раун? Как? - охотница повела плечом и подтянула плащ к горлу, ее била внутренняя дрожь, и пронизывало ветром до костей. Но солнце било в спину, а ветер давно стих.

     - Я не знаю. Люция метнула ей в горло то ли скальпель, то ли нож, - ворон пожал плечами, вынул из папки список и вычеркнул имя Кираны. - Извини, мне пора. Прислать тебе замену?

     - Нет-нет, я закончу экзамен. Передай в Имагинем Деи, что я замещу Хильду на испытаниях Охотниц, я знаю задания, - Кирана поджала губы и обернулась к ученикам. Они уже унесли парты, расчистив место для поединков. Нужно было не дать себе даже свободной секунды. Только работа, как можно больше работы, тогда для боли не останется места.

     - Держись, - бросил ворон и, сделав несколько шагов, взмыл в небо.

     Кирана проводила его взглядом. Значит, Люция метнула в горло Хильды нож.

     В памяти всплыла маленькая картина, как крылатые и будущие охотницы учились метать ножи. Это был день полного триумфа над Люциферой - что-что, а метать ножички у нее не получалось совсем. Алиса в тот день рыдала в голос от счастья, обыграв по баллам и своих, и ангелов.

     Люция не сумела бы убить Хильду. Это не могла быть она.

     ***

     Люция подошла к ветхой избушке, подняла к лицу ладони - руки как руки, в ссадинах и шрамах. Щупальца исчезли, чешуя тоже. Но клейма не было.

     Запрокинула голову - синеватое небо, затянутое тучами, вроде как было настоящим. И даже горы как горы. И домик самый обыкновенный. И дверца. С ручкой в виде головы муравья и кольцом-усиками. Нет, ее все еще преследовали галлюцинации. Днем исчезнут совсем. Ночью вернутся кошмарами и паранойей. Но она, кажется, пережила одну ночь. Переживет и следующую. И Люция постучала в дверь, придерживая свободной рукой крылья на плече.

     Открыла крохотная низенькая бабушка; большие черные без радужки и белков глаза вытаращились на гостью, изучающе рассмотрели. Вспомнили.

     - Ты же Люция! - засмеялась старушка, прижимая к груди все четыре тоненькие ручки. - Я уж думала, помру, а ты и не заглянешь! Все жду тебя, жду, а ты забыла по бабушку!

     Она со старческим кокетством покачала головой, разглядывая гостью с головы до ног. Это немного разозлило бескрылую, ведь минутное промедление могло стоить ей жизни. Рабочие муравьи заступили в утреннюю смену, деревенька практически вымерла, но ведь кто-то мог и вернуться. Дети могли выбежать играть на улицы, а занятые ремеслом взрослые - выглянуть в окна. Старушка прочла тревогу на ее лице и, заметив, что громадных крыльев за спиной Люции нет, посторонилась у двери, пропуская гостью.

     Люция зашла, пригнувшись, в скромную обитель. Ее никогда сюда не пускали, женщина боялась что, не совладав с крыльями, девочка разнесет все шкафчики и полки. В этом был смысл, потому что Люции и так было жутко тесно. Она свалила крылья грудой в пустом углу и, согнувшись в три погибели под низким потолком, искоса огляделась.

     Все стены были в хлипких старых стеллажах и полках. Забитые доверху, ветхие дощечки прогибались от засилья баночек, скляночек, жестяных коробочек и мешочков с травами. Закуток заканчивался дверью. На полу были разложены льняные полотенца, на которых сушились ягоды, ступить некуда. Под потолком развешаны связки трав, так и норовившие запутаться в волосах. Терпкие и мускусные запахи забивались в нос и щекотали горло.

     - Эть что, твои? - хмыкнула пожилая женщина, глядя на крылья в углу. Уперла все четыре крохотных рыжих кулака в бока и нахмурилась.

     - Пегасьи, - усмехнулась Люция, отвязала склянки с пояса и поставила рядом, - и кровь тоже.

     Ливр был выгодно отдан мяснику, взамен он сровнял выступающие кости отрубленных крыльев с лопатками и вынул осколки обсидианового меча. Один из них Люция даже оставила на память. Но такая драгоценность, как шкура и кровь священного животного, выдали бы маршала с головой. А старушке все сгодится, и она никогда не выдаст.

     - Помнишь, - заулыбалась та. - Помнишь, что давно мечтаю. Не забываешь старушку! Спасибо, милая! Ты не уходи! Погодь! - и завертелась, закрутилась в своей каморке, зазвенела стеклом, перебирая всеми четырьмя ручонками бутыльки на полке: то достанет, то положит, то снова возьмет. Покачивала головой, косилась на изуродованную спину гостьи и грязные седые волосы.

     - Вот! Держи! - бабушка раскрыла две ладошки прямо перед носом бескрылой. Чистый холщовый мешочек был даже подписан, но не разобрать. - Это хна, а то ты такая бледная, да еще в зеленом - как болотная лягушка! А это облепиха, она раны заживляет, - и лихо всунула под руки большую, запаянную воском, склянку с ярко-оранжевым содержимым, вторую такую же придерживала сама, ногтями очищая горлышко. - Давай, поворачивайся! Водицей какой, небось, лопатки залила и счастлива. Ишь ты!

     И Люция повиновалась. Села на пол, уткнулась лбом в стену, подставив спину четырем жестким ладошкам. Ей была приятна забота, и она старалась почерпнуть хоть немного тепла от забавной женщины-муравья. А та принялась снимать плотную пленку переата, платочком отряхивать пыль спиленных костей и промакивать холодной водой.

     - Ох! И чего рубила, глупая? Вон какая красавица была! Высокая, статная, а крылья роскошные. А? - причитала старушка, срывая остатки пленки. Кровь уже схватилась, но нежное мясо страшно чесалось.

     Люция усмехнулась про себя - та еще красавица, подойти страшно. Зато крылья и впрямь были сокровищем, единственным предметом гордости.

     - Так было надо, - тихо отозвалась она, поглаживая левое запястье. Под грубыми пальцами чувствовались цифры клейма. Иллюзии исчезли окончательно.

     - А тощая чего такая? Не кормют? - усмехнулась бабушка, размазывая жесткими пальцами масло облепихи по лопаткам.

     - Не кормют, - кивнула бескрылая и даже улыбнулась. Если бы только можно было остаться здесь и умереть. Без борьбы, без страданий. Но она не умерла на войне, не умерла в госпитале. Значит, еще рано, значит, она должна сделать что-то еще. А сделает это что-то для мира - тогда смерть заберет ее. Что же она должна сделать? Но пока все складывалось в пользу мести. Быть может, это и был тот самый путь.

     Люция усмехнулась, вертя в руках мешочек с хной - нет, Мерур должен знать, кто к нему пришел, а вот после она, может, и воспользуется ею.

     Старушка ловко обмотала бинтами грудь бескрылой, потуже затянула, заправила непослушные концы и, довольная своей работой, похлопала по спине.

     - Кушай хорошо, бестолковая девчонка. Совсем скелет, и кожа серая! - деловито пробурчала, подавая Люции мешок с мясом.

     - Буду, буду, - кивнула бескрылая, неуклюже поднимаясь в закуточке старушки-муравья. Ей было смешно, что ее зовут девчонкой и просят лучше кушать. Как давно подобное было, и как же сильно она скучала. - Прощайте!

     И Люция вышла на улицу, приставила ладонь козырьком и огляделась. Деревенька муравьев была почти пуста. Стоило поторопиться в кузницу, пока еще не сменились муравьи в шахтах.

     ***

     Но в лавке кузнеца она была нежеланным гостем. Ее встретил хозяин - заслонил собой широкий проход в саму кузню, сложил четыре мощные руки на груди, и недовольно смерил взглядом.

     Люция уже предложила Конфитеор - лекарство от лепры - в обмен на оружие. Но кузнец только нахмурился.

     - Ловушка это. Не положено нам просто так лекарство, - пробурчал наконец. - Уходи.

     Но Люция стояла, перебирая меж пальцев крохотные пузырьки с белым порошком. Ну уж нет! Остаться безоружной она отказывается!

     - Вся империя - Лепрозорий! Нет никого, кто бы ни болел лепрой. Эта зараза мучает каждого, как можно отказываться от Конфитеора? - скривилась, разглядывая просторное помещение лавки. Сюда другие муравьи возвращали инструменты на починку, а ангелы - оружие. Здесь можно было купить все, что душе угодно.

     Муравей был прав - риск чрезвычайно высок, это самая ближайшая кузница к югу от императорского дворца.

     - Не вся! - хмыкнул он, кивая на Люцию. - Ты из ангелов - у тебя глаза хищной птицы, и нос острый. И Лепры у тебя нет. Не бывает Лепры у ангелов. Вам этот ваш Кафиор, порошок покаяния, как вы кличете, и не нужен вовсе. Во как, - он развернулся и направился в свой закуток, мимо груды походного тряпья и одежды.

     Люция осталась стоять перед стойкой, разглядывая оружие. Слева на стене мечи, один краше другого. Надоели! Справа луки. Люция всегда стреляла посредственно, но время идет. Вон, ночью скальпелем вспорола глотку Охотнице. А над луками под потолком висели арбалеты. Самое то!

     Вот только муравей так и остался стоять у дверей кузни. Вроде правильно все сказал, но словно и не верил. Сомневался, терзался, соблазнялся. Ждал, что незваная гостья скажет что-то еще. Но Люция рассмеялась.

     - Чего ржешь, треклятая? - огрызнулся он.

     - У ангелов тоже есть лепра, - Люция сняла с плеч охотничью байку, разорванную на спине; обнажила перебинтованную грудь, живот и ребра в паутине лепры, маленьких алых трещинах и чешуйчатых серых корках, в многочисленных шрамах и царапинах.

     Кузнец сглотнул. Он поверил. Поверил, что эта бескрылая гарпия даст ему лекарство, и корки на его спине больше не будут трескаться, причиняя ему невыносимую боль. И даже ноги заживут, он перестанет хромать. Один пузырек сделает его свободным от страданий на целый год.

     - Крылатые скрывают свою лепру, ведь это признак слабой веры. Лепра есть у всех, абсолютно, - усмехнулась Люция, одевшись. - А у меня есть Конфитеор, единственное лекарство от нее.

     - Ты не обманешь? - тихо спросил кузнец, упершись ладонями в стойку.

     - Я хочу лучшее оружие, - сощурилась Люция, выкладывая на стойку три пузырька с лекарством.

     Кузнец сглотнул. Три года! Да ему снится!

     И стало плевать, что делает бескрылая ангелица в его кузнице, зачем ей оружие, откуда у нее лекарства. Он сгреб пузырьки и спешно спрятал под половицей, несколько раз оглядываясь и прислушиваясь, не следит ли кто, не подслушивает ли.

     - Я возьму арбалет, - отозвалась Люция. - Про стрелы, куртку и защиту, думаю, и так понятно.

     Муравей кивнул.

     - Вот! Сокровище мое, - улыбнулся кузнец, кладя перед ней блестящий черный арбалет. - Для себя берег, когда ноги здоровее станут, но тебе отдать не жалко.

     Люция приняла покупку и, уперев арбалет стременем в пол, взвела одной рукой. Защелкнула болт и, подняв, прицелилась в угол. Клац, и деревянную обшивку пронзила стрела. Отдача показалась легкой, плечо лишь немного вильнуло. Бескрылая довольно погладила отполированное до блеска черное дерево, взвесила оружие в руке и отложила в сторону.

     За оружием последовали два колчана - на спину и бедро, стрелы, плотная кожаная куртка с воротником под горло, поножи, наручи, перчатки.

     - Смотри, а нет, возьми лучше! - кузнец всучил гостье в руку арбалетный болт.

     Он был гораздо тяжелее обычных, и Люция не могла понять, почему. Смотрела на хитро оскалившегося мужчину, недоумевая.

     - Ангельская сталь! - захохотал он. - Стальной шлем пробьет и голову насквозь! - глаза горели, нервно бегая с Люции на половицу и обратно. Дождаться не мог.

     - Беру, - кивнула она, перекидывая арбалет через плечо. - Больше ничего не надо.

     Кузнец помог закрепить колчаны и надеть защиту, подал мешок с мясом.

     - Тебе не тяжело? - обеспокоено спросил, чувствуя неловкость.

     - Нет. Сорок килограмм отрезала, тридцать пять надела, - сощурилась Люция, поправляя ремни. - Даже дышать легче!

     Открыла дверь кузницы бедром и вышла на пустые улицы. Успела до обеденной пересмены. Сверилась по ясному небу и горам и, вздохнув, направилась на запад, в округ быков.

     Дверь, спружинив, захлопнулась за гостьей, и кузнец кинулся к половице, судорожно вытащил ее четырьмя руками. Родные мои. Прекрасные! Спасение мое! Покаяние мое!

     ***

     Кладбище сияло, озаряя все вокруг мертвым лиловым светом. Камни под ногами скрипели, крошась, в траве тихо сверчало и цокотало. Кирана натянула капюшон по самые глаза и поджала губы.

     - Магистр Кирана! Наконец-то дождался!

     Кирана вздрогнула и обернулась. Мастер ковылял к ней, а его некрупные крылья, совсем не пригодные для полетов, вздрагивали от каждого шага.

     - Я списки принесла на завтра. Нужно двадцать восемь обычных часов и пять для крылатых. Все детские, - отрешенно проговорила она и протянула бумаги.

     - Тридцать три сердца, какая жалость, - сочувственно покачал головой мастер. Но сочувствие его было столь равнодушным, что казалось формальностью. - В прошлом году было двадцать.

     - В прошлом году выпускалось меньше детей. У Ангелов на посвящении жертвы были? - такая же формальность.

     - Два мальчика, и все, - старик пожал плечами и не глядя подписал бумаги. Список забрал и приколол на стену, где уже висел листок с крылатой печатью.

     - Ясно, - Кирана кивнула, даже не запомнив цифры. - Я могу походить? - махнула рукой на яркий свет.

     - К Хильде? - тихо проронил мастер. - У Люциферы - десятая полка снизу, восьмой ряд.

     - Спасибо, - прошептала Кирана и, запахнув плащ, двинулась по дорожке.

     В тихом саду мертвых было светло, но жутко холодно. Пять огромных статуй вели вдоль широкой вымощенной дороги. Еще кошки решили так чтить своих мертвых. И великие мастера их эпох стояли на вечных пьедесталах, укрытые полотнами - Изабель не хотела их видеть и оставила только одну статую, а позже велела высечь из черного мрамора и вторую.

     Кирана быстрым шагом прошла кошачьи кладбища и остановилась у статуи мужчины, забравшим у кошек трон навсегда. Перед ним стояла чаша с лиловым огнем, а он держал над ним руку, словно не боялся, что его опалит пламенем. Каменные крылья шлейфом стелились за ним, обнимая широкую колонну, хранившую старые песочные часы. Император Феникс властно смотрел перед собой, возвышаясь на десять метров над Кираной. Лиловое пламя пронизывало его изнутри, словно тлело в самом сердце.

     В детстве статуя казалось такой огромной, такой величественной. А потом, после победы, поставили новое кладбище. Кирана с опаской обернулась, готовясь принять удар под ребра. Едва нашла в себе силы поднять глаза.

     Громадные распахнутые крылья застилали небо, укрывая павших солдат. На невысокой широченной колонне стояла коленопреклоненная Люцифера. Прижимала сложенную руками птицу к груди, молилась небу, умоляя простить и пощадить всех, кто шел за ней, всех, кто отдал жизнь за ее мечту. И песочные часы сверкали под ее пьедесталом, били мягким светом в распростертые мраморные крылья, окрашивали собранные в хвост волосы в лиловый, очерчивали острые скулы, нос, тонкие губы.

     Десятая полка, восьмой ряд - Кирана обошла пьедестал и остановилась под крылом статуи. Вытащила новые, яркие часы - за ними стояли остальные - других охотниц отряда.

     Серебряная вязь красиво выписывала буквы - Хильда, клан Оленя, одиннадцатый отряд. Дата, клеймо. Кирана, облокотившись одной рукой, запрыгнула на пьедестал и, встав во весь рост, едва достала до середины бедра Люциферы. Плюхнулась той под крыло, забилась, прячась в мраморных перьях, и крепко прижала к груди часы с лиловым песком.

     - Хильда, дурочка, - пробормотала, переворачивая стеклянный сосуд. - Какая же ты дурочка, - песок медленно потек, пульсируя в ответ, словно билось в застенках сердце. - И я - такая же дурочка, Хильда.

     Кирана представила, как тело ее сестры проглатывает амфисбена и, ворочая мощные чешуйчатые кольца, уползает в толщу горы. Остались одни лишь часы.

     - Помнишь, как мы любили ее? Помнишь? Она уравняла нас с ангелами, она заботилась о нас, спасала, лечила, кормила, учила бороться. Мы готовы были жизнь отдать за ее мечты, - бормотала охотница, укрывая часы плащом. - Послушай, как цинично. Жизнь отдать - за ее мечты. Смешно. Ты ведь отдала свою жизнь, и она сбежала. Забавно, - и всхлипнула, уткнувшись лицом в мех. - Ни у кого из нас не было мечты, и мы верили в нее - какую-то крылатую выскочку, мнившую себя совершенством. Мы шли за ней, позабыв обо всем.

     Подул ветер, и Кирана прильнула к крылу Люциферы, прячась от него. И вдруг подняла голову.

     - А ведь у нас были мечты, - грустно прошептала, вытягивая ноги. - Я помню, как мы с тобой держались за руки через решетку и клялись, что выживем и никогда друг друга не бросим, - хмыкнула и, подняв руку, погладила статую по перьям. - И мы мечтали о крыльях. Орали от боли, расчесывали места уколов в кровь, грызли руки, рвали волосы на голове и бесконечно рыдали. А нам все твердили - мечтайте о небе! Мечтайте о крыльях! И мы покорно мечтали. Страдали, умирали. Скажи, Хильда, почему? Почему наши мечты разбились, а ее - стали реальностью?

     Песок тихо шуршал и играл лиловыми бликами на щеках Кираны, будто гладил, успокаивая.

     - Просто мы - никто. Я - пустое место, всего лишь Охотница и Магистр Имагинем Деи. А ты - песок в часах, - ухмыльнулась Кирана и постучала ногтем по стеклу. - И мы с тобой вдвоем в ногах у Люциферы. А она укрывает нас крыльями - не от ветра, не от божьей немилости, не от смерти. Она прячет нас от света, от солнечного тепла. И снова - эти чертовы, чертовы крылья.

     Охотница запрокинула голову и разрыдалась. Горячие слезы потекли по щекам и шее и утонули в оленьем меху.

     - Будь ты проклята, Люцифера, - плача, шептала Кирана. - Будь ты проклята!

     Уж так судил Господь, и нет над Ним суда;

     Его решенье 'нет' не превратится в 'да'.

     Того, что может быть, случайно нет, быть может;

     Чего не может быть, не будет никогда.

     Родной край неприветливо дохнул в лицо Люцифере осенними листьями, растрепал волосы и иссушил губы. Кладбище столицы округа Быков обволокло холодным мертвым светом. Люция пальцем перевернула одни из часов, и песок зашуршал, вспыхнув ярче. Задрала голову, всматриваясь в точеный профиль и громадные крылья статуи. Точно так же, как она, сложила руками птицу и ухмыльнулась. Забавно вышло - сама придумала этот знак, а теперь ее же с ним изображают.

     - Лицемеры, - пробормотала она и, проведя рукой, перевернула весь ряд часов. Снова подняла голову и проследила за взглядом статуи - он был обращен не к небу, а к замку вассала императрицы. - Тц! - бросила Люцифера и, подхватив поудобнее бочонок с маслом для ламп, двинулась в сторону замка. Масляная дорожка поползла следом.

     При виде статуи, точной копии себя в прошлом, Люция снова почувствовала разочарование. Его горький привкус напоминал о глупых мечтах и чаяниях. А еще о том, о чем она и подумать не могла, когда жила во дворце Мерура. Из ее окна было видно кладбище, и скажи тогда хоть одна паучиха-провидица, что ее статуя будет крыльями подпирать тяжелое небо над городом, она бы ни за что не поверила.

     За кладбищем угадывался район слуг - ветхие землянки, даже скорее норы, и домики на деревьях. Сколько она помнила, пауков не пускали ближе к замку. Знаменитые ткачихи были в других городах, а здесь - лишь кукольники.

     А справа сиял огнями масляных ламп город, угадывались широкие кварталы лошадей, домишки коз, кучкующиеся между ними, госпиталь. Черной дорожкой по улицам змеилась смерть разбитыми лампами, и шлейф вел до самого кладбища.

     Впереди оставалась лишь стена, ограждавшая самый центр, обитель быков, и Люция взглядом искала старую брешь. Она часто убегала, когда не спалось, мчалась через кладбище и садилась под крылья императору Фениксу, сладко засыпая сразу, как только голова касалась мраморной плиты под его ногами.

     Деревянная дверца была на месте, все так же держалась на одной петле. Вот только было две проблемы - просто сдвинув ее, как раньше, Люция не смогла бы пробраться за стены; к тому же за ней простуженно кашлял бык, верно несущий службу.

     Люцифера поставила протекающую бочку с маслом у стены и сняла с пояса нож. Неторопливо просунула пальцы в широкий просвет между дверью и проемом, и остановилась. Раньше ей бы хватило сил вырвать любую дверь с петель, но за годы все стало хуже, и весь мир как будто в пять раз потяжелел. Даже мясо, которое она ела в огромных количествах, ни на йоту не приблизило к былой форме. Смешно, она двух оленей на спине смогла пронести только пару десятков километров, а потом валилась без сознания.

     С другой стороны, крылья же хватило сил донести, еще пегас этот, олени. А тут всего лишь дверь. И, упершись ногой, Люция дернула ту на себя. Железный засов вырвало с креплениями из дерева, и он повис на перекладине. Страж обернулся, но Люция всадила ему нож под ребра, приняв тело на плечо, подхватила выпавшую алебарду. Поддержала, провернула клинок и вытащила, распоров брюхо. Торопливо огляделась, но никого больше не было.

     Глянула на стража - лицо его исказила гримаса удивления. Люция хмыкнула и, подняв быка на руки, отнесла в угол, где аккуратно усадила, облокотив о стену и вернув оружие.

     Вернулась за бочонком и, еще раз оглядевшись, приставила дверь на место, будто так и было.

     - Дом, милый дом, - задумчиво протянула, проходя по старой дороге ко входу.

     Она ожидала, что сад станет похожим на кущеря, зарастет или будет сожран сорняком, но ее встретили маленькие розы и отцветшая лаванда. Каменная скамейка под пологом девичьего винограда была теплой на ощупь, словно совсем недавно на ней кто-то сидел. Люция насторожилась и, присев, прислушалась к звукам. Но кроме шорохов ветра, игравшего осенними листьями, ничего слышно не было.

     Подумав, Люция решила, что на скамейке отдыхал страж, и успокоилась. Одна из дорожек сада вела вдоль стены к главным воротам, а маленькая, мощеная грубыми камешками, - в заброшенное крыло. Прижав полупустой бочонок подмышкой, Люция направилась туда.

     Новая дверь оказалась даже податливее, чем у стены - не заперта. Но за ней была одна лишь темнота - занавешены окна, убраны лампы. В нос ударил запах застарелой пыли и уже непривычный, но не выветрившийся - скотины. Люция помнила дорогу наизусть и, мельча шаг, последовала, как и когда-то очень давно, в свою комнату.

     Половица скрипнула там же, где и всегда - Люция свернула и зашагала по деревянной лестнице, цепляясь за такие низкие теперь перила. Поднялась на третий этаж и остановилась, вспоминая. Прислушалась. Тишину нарушал только едва различимый плеск масла из бочки. Люция свернула и дошла до конца коридора, дернула ручку - не заперто.

     Спертый влажный воздух дохнул в лицо, застыв испариной на висах. Люция поставила бочку и широкими шагами дошла до окна, распахнула шторы. Теплый свет лиловой луны полоснул по вымытому полу и чистому ковру, зацепился за зеленый полог кровати, взбитые подушки и шарнирную крылатую куклу. Люция взяла ту за горло и опустила в руке, вспоминать не хотелось.

     У шкафа была картина в ее рост, и Люция двинулась к ней. Портрет был прислонен к стене, и на полу под ним стояли в широких вазах свежие орхидеи, цветы округа Змей. Казалось, что девочка в зеленом платье, изображенная на картине, гуляет посреди поля цветов и изучающе смотрит на зрителя. Люцифера коснулась пальцами щеки нарисованной девчушки и отдернула руку, будто обжегшись. Вытянутое лицо и чуть раскосые глаза выдавали в девочке жеребенка. Грива каштановых волос была откинута за плечи, пышная челка заколота набок. Изумрудно-зеленое платье пышной юбкой прятало крупноватые лошадиные ноги, легкая вуаль скрывала не по-женски широкую спину. Девочка улыбалась, будто кокетничая с художником, и крепко держала за руку мужчину в алом. Он был грузен, но богато одет. Бычьи рога украшал вырезанный орнамент, а шею - тяжелая цепь с крыльями - символом вверяемой власти.

     Люция шагнула к кровати и с размаху плюхнулась на ту, старая перина промялась. А гостья смотрела на не очень симпатичную, то счастливую девочку, и думала, что с нею стало.

     Куда делась смеющаяся малышка, играющая на скамейке с тем самым Муром в кошачью колыбельную из паутины няньки? Куда исчез тот жеребенок, галопом убегавший от ванны с жесткими щетками для гривы? Люция провела рукой по тонким седым волосам, мощным от крыльев плечам и фыркнула.

     Жеребенка просто-напросто уничтожили.Мерур убил эту девочку. Предал. Бросил. Использовал. Это он виноват, что статуя крылатой Люциферы стоит в каждом городе, и она чувствует себя вечным кладбищем. Это его вина, что жалкие мечты о крыльях - Люция сжала горло игрушке - стали реальностью! Кукла рассыпалась на пол, фарфоровые крылья разлетелись на мелкие кусочки.

     - Хорошее место для конца, - усмехнулась Люция и встала. В голове вдруг стало чисто. И легче дышать, словно створки старых окон распахнули, впустив чистый осенний воздух.

     Бочонок с маслом почти опустел, она вылила последнее на картину, куклу и одеяла. Ловко забралась на кровать и распахнула чердак - старых тайный ход из комнаты к Меруру. Присела, потянула на себя тяжелый полог, забрызганный маслом, торопливо вытащила из куртки огниво и, чиркнув кресалом, выбила столп искр.

     Пламя вспыхнуло, опалив руку. Люция бросила полог и выглянула с кровати. Огонь заплясал лисьими хвостами и окружил картину, скользнул к двери и по мокрому ковру к ступеням, наружу, на волю. Удовлетворенно хмыкнув, Люция забралась на чердак и побежала по старым ходам, за годы обросшие паутиной и осиными гнездами.

     Опаленные орхидеи повесили головы, краска на картине пошла трещинами, и любопытный жеребенок утонул в рыжем пламени.

     ***

     В каморке на пыльном полу сидела девчушка с паучьими глазами, желтый свет лампы падал на ее руки, переливался на паутине, растянутой меж длинных черных пальцев. Девочка перебирала тончайшие нити, выводя симметричный узор. Наконец паутина блеснула в тусклых лучах света картинами настоящего.

     Район города, принадлежащий Меруру, пожирал огонь до небес. И только дворец тельца стоял черной скалой в окружении голодного пламени.

     Паутина выхватывала образы ночи, вспышками показывая их один за другим.

     Тощая газель подхватила коромысло с пустыми ведрами, отскочила, спотыкаясь на звериных ногах. Отвернулась, приняв выдох янтарного пламени на рога, и унеслась в сторону озера. Она петляла меж таких же газелей, звонко отстукивая копытцами по мостовой, и передавала слух дальше - каждому, кого встречала: 'Сам дьявол напал на обитель повелителя! Адское пламя унесет всех нас!'

     Хрупкая козочка бегала между покосившимися трещащими домами и жалобно звала: 'М-ме-естные жители! Е-есть кто живой?'. Крепко держала спадающую белую шапочку с кокардой - алым крестом, и неустанно вопила: 'В госпиталь! В госпиталь!'. Испуганно перебирала короткими белыми ножками и резво перепрыгивала рухнувшие балки.

     Высокие статные кони впрягались вместо животных в телеги развозить песок. Помогали друг другу, грузили мешки, вытаскивали из-под упавших стен раненых и на руках передавали нервным козочкам. Пряднут ушами и улыбнутся широкими зубами, подбадривая перепуганных девчушек. Успокоят, повторяя, что все вокруг лишь плод чудовищной случайности, не более. А сами мрачнее туч.

     Быки снаряжались у арсенала, ожидая боя. Встревоженно мычали, начищали друг другу желтоватые рога, словно старый ритуал должен был им помочь. Оружие раздавал советник вассала, подбадривал, тревожно смотря на верных подданных Мерура телячьими глазами. Словно не замечал, что огонь подбирался все ближе, а беспокойные газели не справлялись. Пряднул коровьими ушами и, подобрав полы широкого зеленого одеяния, спрыгнул с мостков. 'Закрывай!' - утробно крикнул командиру взвода и поспешил укрыться в замке.

     Пауки бежали из своих хрупких домов на окраинах, выбирались из землянок и прятались в окружавшем город лесу. Кони выдавали инструменты и зорко следили, чтобы каждый был занят работой - копал ров, ломал слишком длинные ветки или засыпал песком корни деревьев в пожухшей листве. Если огонь достигнет леса, спастись не сможет никто.

     Но там, где ни одна душа не подумала искать, по ходам чердака замка тельца бежала фурия. Распугивала гнездовья птиц, перескакивала через испуганных мышей, и пробиралась сквозь паутину, и лезла, поглощенная мыслями о мечте. Дикая жажда убийства наполняла воздух вокруг нее, желание мести пылало сильнее пламени, до дрожи пугая провидицу.

     А в тесной каморке было комфортно. Разве что удушливо пахло пылью, копотью и мокрыми половыми тряпками. Мир снаружи сгорал, но в жалких застенках было прохладно, масляная лампа покачивалась под потолком, освещала юную провидицу. Длинные черные косы были туго заплетены ободом, скрывая шесть бездонных, без белка, без радужки, глаз. Жуткие, в четыре фаланги, пальцы судорожно сомкнулись, смяв паутину. Видения исчезли.

     Девочка с силой зажмурилась, стараясь спрятаться внутри себя, закрыться, не дать волю жгучему чувству вины. Она знала, знала, что этой ночью все будет в огне. Но никому не сказала. Как же страшно умирать!

     Но за закрытыми глазами не пылало пламя, не бились видения. Лишь тишина, звонкая яркая тишина. Не мрак, а всполохи лилового света, разбивающиеся со звоном в этой тишине. Знакомая до черточки фигура - распятый на девяти цепях ангел. Он снова звал ее. И она закричала, забиваясь в пыльный угол, к двери. Ангела она боялась больше смерти.

     - Вот ты где, Арахна!

     Дверь распахнулась, и девчушка полетела на пол. Тут же свернулась в поклоне и забила лбом о ковер возле ног господина. Мерур был страшно зол, и хотелось сжаться еще сильнее.

     - Не бросать же тебя! - фыркнул он с такой силой, что кольцо в его носу покачнулось, а цепь с крыльями задрожала.

     Провидица подняла голову и испуганно посмотрела на него, ожидая неминуемого наказания. Но он даже не замахнулся. Словно чувствовал жаркое дыхание смерти. За ночь похудел, алое одеяние в пол повисло на нем шелковой тряпкой. Щеки впали, очертя широкие скулы, губы превратились в тонкую линию, и только глаза смотрели не с грустью даже - со смирением. Он не знал, что его ждет, но был готов, хоть сам вряд ли это понимал. Мотнул головой, заведя могучие рога назад, снова фыркнул и сложил на груди мощные руки.

     - Оставьте! Я сгорю вместе с городом! Я не заслужила прощения! - заплакала девчушка у его ног, снова уткнувшись лбом в пол.

     Разметавшиеся черные волосы заелозили по алым туфлям господина, иМерур поморщился от омерзения. Схватил провидицу за косу и поволок за собой. Она не упиралась, только выла в черные ладони и придерживала волосы.

     Он тащил ее в покои по устланным коврами коридорам и деревянным ступеням. Мимо галереи старых доспехов для быков и лошадей; мимо гобеленов, изображавших его, хоровод рогатых детей и покойную телицу; мимо портретов всех крылатых, что когда-либо правили империей. Двери смыкались за ним, и вооруженные стражи огромными телами загораживали их. Облаченные в стальные доспехи, гордо отстукивали наточенными алебардами вслед господину.

     Мерур отпустил черные косы только в комнате.

     - Ну, плакса, что ты там увидела? - усадил девочку на пол возле кровати и навис над ней.

     - Все в огне, - шмыгнула она носом, поднимая глаза. Огляделась, услышав за спиной, чуть повыше, всхлип и тихий плач. Чуть привстала, разглядывая перепуганных телят. Но они жались к друг другу, и нельзя была даже различить кто есть кто. Провидица поправила прическу, успокаивая ноющие корни волос.

     - Это я и без тебя знаю! - господин сел на постель, и свора детей подвинулась, толкаясь и мыча, всемером едва помещаясь на огромной кровати.

     Девочке стало страшно. Скажи она раньше, всего этого бы не было! Хотелось так думать. Но ее паутина, сколько она ее ни разворачивала, показывала одно - Мерур умрет. И, сглотнув, провидица продолжила.

     - Дикая фурия нападет на короля быков, верша свое правосудие. Она сожжет весь город и сбежит, - зашептала провидица, закрывая руками голову. Она боялась удара.

     Мерур молчал. Его телячьи уши дернулись, выдавая страх. Но он быстро взял себя в руки. Главное - решить, как быть.

     - Ты говорила, что твои предсказания не всегда верны? - осторожно спросил он, смотря на нее грустными коровьими глазами. Бить не собирался.

     Девочка судорожно кивнула.

     Она солгала. Предсказания точны ровно настолько, насколько они сбываются, как паутину ни поверни. Провидица часами плела все по новой, и всякий раз Мерур умирал. Но не каждый - умирала она.

     - Хорошо, - минотавр принялся ходить по комнате. От масляных ламп у окна с видом на озеро, с открывающегося пейзажа на гобелен, где пышная телица обнимала семерых своих тонконогих детей. От гобелена к топору, от него к деревянной доске с воткнутыми по рукоятку кинжалами, от нее к трусливым детям, и снова к окну. - А твоя фурия хочет убить тебя? - внезапно спросил он, возвращаясь к кровати.

     - Нет, - честно замотала головой девчушка. Все смерти в паутине были случайны.

     - Тогда держи! - и он вынул из поясных ножен отравленный кинжал. - Ее убьешь ты. Это приказ, - почесал рукой необъятную грудь, - даже если я умру.

     Девочка трепетно приняла клинок как самое ценное сокровище. И в то же мгновение деревянныйдверца чердака распахнулась между провидицей и Меруром.В пыльном облаке к ним спрыгнула фурия, что в паутине бежала по коридорам. Вытащила из-за спины арбалет и, целясь в быка, попятилась к окну.

     Провидица бросилась к господину, но он, ошарашенный появлением гостьи, едва дышал, с ужасом глядя на гостью. Видел ее не в первый раз, и их явно связывало нечто чудовищное. Телята хором замычали, забиваясь под кровать.

     Ноги фурии подкосились, и она упала, забившись в конвульсиях. Лицо покрылось испариной, прилипли ко лбу седые волосы, проступили вены на шее.

     - Давай, - Мерур толкнул девчонку к фурии. Сам идти боялся, помнил - смерть! Бросился к своему топору, видя, что что-то происходит не так.

     И девочка пошла, крепко держа в ладошках клинок лезвием вниз. Не верила в реальность происходящего. Села подле женщины, увидела яркие белки беспокойных глаз, дрожащие губы и дергающиеся в нервном припадке руки, судорожно, до синих костяшек, сжимающие рукоять арбалета. Облизнула черным языком губы и занесла нож.

     - БЕЙ! - закричал Мерур, срывая со стены стальной топор в его рост.

     Но провидица видела только изумрудные глаза Люции и белесые ресницы. Зрачки дергались, сужались, расширялись, отчего эти зеленые-зеленые глаза в свете ламп казались сумасшедшими. Плечи девчушки задрожали, паучьи пальцы ногтями впились в ладони. Но фурия смотрела не на нее, а на быка. Схватила девчонку под ребра свободной рукой и встала, пошатываясь.

      

     ***

     Мир растекался красками, выскальзывал из-под ног. И самый настоящий огромный лоснящийся черный бык, не человек, несся на Люцию посреди пшеничного поля в полуденный зной. Она закричала, силясь прогнать наваждение, замахала руками - спрятаться, свернуться в комок. Оглушительный звон и хруст под ногами толчками выхватывали ее из забытья - нечему было на поле разбиваться. Но она не различала даже собственных рук. Лишь золотистые отсветы ленивой маслянистой лавы, пожирающей все вокруг. Жар полыхнул в лицо.

     Фурия судорожно сжала пальцами запястье, расцарапала его, стараясь почувствовать старое клеймо. И наваждение исчезло, а цифры были на месте.

     Разбитые лампы лежали возле Люции, и масло растекалось по половицам к Меруру, загораясь, разгораясь, поглощая все и вся. Ей сквозь пламя не пробраться, а быку уже не спастись.

     Оставалась только девчонка с ножом, но она упала вместе с Люцией и теперь стояла на коленях и дрожала от ужаса. Бескрылая глянула на Мерура, снова на девочку, вспоминая себя на ее месте. Когда-то и она была всего лишь развлечением, жалкой прихотью, изумительной зверушкой Мерура. И он бы вышвырнул девчонку точно так же, как однажды и ее. Даже самые восхитительные игрушки надоедают.

     Люция схватила девчонку за талию и, прикладом арбалета разбив стекло, выглянула из окна - пять метров и сразу в озеро. Прыгнула без раздумий.

     Вода охладила разум, возвращая Люцию в реальный мир: озеро, горящий город и девчонка. Бескрылая не помнила, откуда та взялась, но все равно вытащила на берег за шкирку.

     - Ловите! - утробный вой разнесся по озеру, и быки бросились за ней.

     Простонав, Люция повесила арбалет за спину, закинула потерявшую сознание девочку на плечи и побежала. Куда-нибудь. Петляя от голодных пастей пламени, прячась от преследующей толпы. Она просто бежала. В лес, куда не доставал свет огня.

     Девочка болталась на плече тряпичной куклой. Пришла в себя. Посмотрела на сгорающий дворец, полный криков и стонов. Вой убитых горем телиц наполнял само небо. Этот город был ее единственным домом. Но она знала: если вернется - ее повесят. Никто не любит провидиц, предвещающих смерть. Особенно, если их предсказания сбываются.

     Мерур был мертв. А его убийца бежала по лесу, унося паучиху все дальше на север.

     Вот сердце казни ждет, а ты приветь добром;

     Зло наплело узлов, распутай сеть добром.

     Ты зла или добра? Ты ослепила друга.

     Коль нужен добрый друг, придет он - встреть добром.

     Провидица боялась разомкнуть глаз и пошевелиться. Тело ломило от боли, руки затекли и онемели - фурия крепко держала за запястья; ноги болели, ступни мерзли. В бок упирался приклад арбалета, толстые веревки мешка терли ребра даже сквозь платье. Голова гудела, живот сжимался от голода, грубая рукоять отравленного ножа царапала уязвимые суставы.

     А фурия все бежала, тяжело ставя шаг, перемахивала через упавшие деревья, ломилась сквозь кусты.

     И вот она остановилась на поляне под вечер. Дыхание ровное, спокойное, будто не устала, а просто решила оглядеться.

     - Подъем, маленькое чудовище, - просипела фурия, взглядом выискивая место для отдыха. Свалила провидицу под дерево и отошла к лежащему ясеню.

     - Я не чудовище, - тихо отозвалась девочка, протирая грязной рукой заспанные глаза. Поднялась и выглянула из-за дерева. Лес - всюду, даже не видно дыма города быков. И синее полуденное небо, кристально-чистое, словно это не его коптило пламя. Было ли все произошедшее сном?

     Но озеро под окнами Мерура оставило на платье мутные потеки, неприятно пахнущие застоялой водой. А в руке был отравленный нож, подаренный господином. Воспоминания нахлынули ледяной волной, не давая опомниться. Мерур умер в огне, а его убийца спасла провидицу, предрекшую ему смерть.

     - Мне без разницы. Ты мешаешь, - пожала плечами фурия и отстегнула с бедра колчан.

     - Я паучиха, - обиженно прошептала девочка, боясь поднять глаза. Но видела все и так, боковыми глазами, сквозь черные пряди выбившихся из прически волос. Спрятала нож на спину и сглотнула. Интересно, фурия заметила?

     - Хоть таракан. Уходи на все четыре стороны.

     - Но мне некуда идти! - паучиха вжала голову в плечи, теребя в руке кружевную оборку синего платья.

     - Мне все равно. Хочешь, чтобы я тебя вернула? - усмехнулась фурия, затягивая ремни колчана на бедре. Подняла глаза, усмехнулась.

     Девочка судорожно мотнула головой и попятилась. Она все пыталась понять, стоит ли бояться фурию. Ведь она пришла за жизнью Мерура, а саму ее спасла. Зачем?

     - Вот и не жалуйся, - хмыкнула та, поднимаясь. - А то пристрелю.

     Пожалуй, бояться стоило. Но руку грела рукоять ядовитого клинка, вселяя каплю уверенности.

     Фурия сделала несколько шагов на непослушных ногах и вдруг рухнула лицом в рыжую листву, потеряв сознание.

     Провидица потопталась на месте, повертела кинжал в руке. Господин хотел, чтобы она за него отомстила, он ведь просил об этом, приказывал.

     И, утерев нос кулаком, она, крадучись, подошла к едва живой фурии. Села рядом и подняла нож лезвием вниз.

     Она должна отомстить! Ведь фурия убила господина.

     Но он все равно бы умер, паутина не ошибается.

     Не сгорел - занозил бы руку и скончался от заражения, или поцарапался о свой же ядовитый нож. И даже не сама фурия его убила, а только пламя, разросшееся в спальне Мерура. Фурия не виновата!

     Но она хотела его убить. И грозилась пристрелить саму паучиху.

     Вот только вокруг больше не было никого. Один лишь лес, таивший в себе множество опасностей. И кроме фурии здесь не на кого было даже положиться. А она точно защитит, если решит, что ей это выгодно.

     Зачем вообще спасала, раз теперь решила бросить?!

     И паучиха заплакала. Швырнула ненавистный клинок в чащу серых стволов. Опустила руки и ненароком коснулась головы фурии. Подлетела, как ошпаренная, и тут же рухнула на ослабевших ногах. Задрожала всем телом и, свернувшись в комок, взвыла. Кошмары, мучившие незнакомую воительницу, отчасти передались и ей. И тогда она стала плести паутину, нашептывая стучащими зубами под нос.

      

     ***

     Мир Люция начала различать спустя вечность или пару мгновений: у нее больше не было чувства времени. Над ней сидела девочка и таращилась восьмью глазищами: два как у обычных людей, только абсолютно черные, другиепомельче у висков. Темные капельки-брови хмурились.

     Опять иллюзии.

     Заметив, что Люция очнулась, паучиха отскочила.

     Бескрылая отщелкнула из-за спины арбалет и вытянула в ее сторону:

     - Я предупреждала.

     Рука затряслась мелкой дрожью, не успела Люция даже взвести арбалет. И вот уже лицо девочки расползлось, лес растянулся, смялся, мир закружился и придавил к земле всем своим весом. Ну вот опять! Она сжалась в комок, чувствуя отдаленно, что ее трясло, что она задыхалась, мерзла в огне и плавилась во льдах. Отчаяние душило, не давая отличить явь от иллюзий. После побега они становились все чудовищнее с каждым днем. Не давая вздохнуть. Не давая жить. Бесконечная агония без боли. Неужели нельзя никак унять этот ад?!

     Все остановилось и замерло. Опало осенней листвой, растаяло, обдавая приятной прохладой. Сбежало, оставляя разум в покое.

     Люция почувствовала на своих висках приятную дымку, мысли стали чище, яснее. Открыла глаза: над ней нависла паучиха. Девочка плела свою паутину, растягивала ее, сминала, спутывала, разворачивала, кусая бесцветные губы.

     - Эй... Таракань, - одними губами позвала бескрылая, и та вздрогнула. - Что ты сделала?

     Люция села и попыталась собрать себя в кучу. Мир все равно плыл. Но на левом запястье блестело от пота клеймо - сто восемь.

     - Тебя отравили чем-то сильным, я подчистила твои кошмары, - скромно потупив взгляд, прошептала девочка. Паутина в ее руках рассыпалась.

     - Вылечить не можешь? - Люция сняла с волос остатки липкой дымки.

     - Нет. Я только с телом могу. Душа - слишком сложно, - девочка снова затеребила подол платья, оголяя мраморно-белые ноги в черных панталонах. Смешная.

     - Как тебя зовут? - вздохнула Люция, поднимаясь. Отряхнулась и подала маленькой незнакомке руку.

     - Все зовут Арахной. Мама назвала Евой, - приняв помощь фурии, та встала.

     - Ева так Ева. Меня зовут Люциферой. Ты зови Люцией, - маршал кивнула и, поправив ремни, отвернулась. - Можешь пойти со мной, если обещаешь не дать мне сойти с ума.

     Ева кивнула, соглашаясь.

     - А куда ты идешь?

     - Сперва вон к тому озеру, - и Люция, наклонившись, показала рукой на едва различимые блики в лесу. - Советую искупаться, больше чистой воды не будет. Перекрашу волосы, передохну. Поедим. Затем в округ Змей. Тут недалеко граница.

     Провидица снова кивнула, озеро так озеро. И, поправив задники туфелек, поспешила за фурией. Люция шагала быстро, хоть и покачивалась из стороны в сторону. Все ее мысли занимало клеймо и так внезапно кончившиеся иллюзии.

     ***

     Бирюзовая гладь водоема блестела холодно, склонившиеся над ним деревья покачивались, осыпая темные листья, и те кружились, танцевали, сбиваясь в грязную кучу у другого берега.

     Ева не знала, как ей быть, стоит ли идти купаться вместе с фурией или подождать на берегу. Осталась стоять, исподлобья наблюдая за Люцией. Боялась разглядывать в открытую, Мерур бы за такое косы повырывал, и парой затрещин она бы не отделалась. Но фурию девочка не смущала. Она равнодушно сбросила куртку, пропитавшуюся потом и кровью байку, размотала рыжие бинты.

     И провидицу едва не вывернуло. Она спешно закрыла рот рукой и сдавила пальцами горло, снимая спазм. Не было на спине фурии и сантиметра гладкой кожи. От штанов до лопаток тянулась лепра и сочилась белесой слизью. Болезнь клочками выхватывала куски плоти вдоль хребта. Страшнее всего были шрамы. Рваные, от плетей, от крючьев. Наспех зашитые, растравленные. Отрубленные кости как раз там, где у ангелов росли крылья - свежие кровавые раны. От копчика до плеч, огибая лопатки, тянулись кровоточащие рубцы срезанной кожи, пеньки вырванных перьев торчали из ран. Вот и все, что осталось от крыльев ангелицы.

     - Что, жутко, да? - усмехнулась та, оборачиваясь.

     Ева замотала головой, едва найдя в себе силы улыбнуться. Но Люция повернулась всем телом, и новый спазм сдавил горло. Та вся была в шрамах, руки исполосованы, залатаны. Живот снедала лепра. Даже на груди не осталось живого места. Обычному человеку такое не вынести.

     Люция разделась полностью, но у Евы едва хватило смелости проводить ее взглядом до озера - ногам фурии досталось еще больше, чем спине.

     Отвращение и ужас в голове паучонка укладывались в дикую смесь, и она тихо заплакала под деревом, дожидаясь, когда фурия искупается и выкрасит седые волосы в рыжий. Страшно было даже подумать, что пришлось пережить Люции. Вот только от этого паучиха боялась ее еще сильнее. Никого на свете она не боялась так же! Лишь ангела в лиловом гроте, но ведь его не существовало на самом деле. А фурия была совсем рядом, слишком настоящая.

     - Ева, ты ведь можешь подлечить мои лопатки? - позвала фурия, выжимая волосы над ворохом сухой листвы.

     - Все могу, - промямлила она, унимая дрожь.

     - Тогда иди ко мне.

     Паучонок, не поднимая глаз, направилась к фурии. Растянула паутину меж пальцев и, сглотнув, подняла голову. И только тогда поняла, что она едва достает лбом Люции до груди, а в плечах уже раза в три.

     - Я не дотянусь, - прошептала под нос и уставилась под ноги.

     Фурия прошла мимо нее к одежде, натянула на мокрое тело штаны, обула, не завязывая, высокие ботинки.

     - Бинты, мази или еще какая-нибудь гадость нужны? - пробурчала, плюхнувшись на землю позади Евы. Поморщилась, разминая шею, убрала волосы на грудь. Встряхнула портянки и, разувшись, принялась перевязывать ноги.

     - Ничего не нужно, - прошептала Ева, вставая позади фурии.

     Даже чистое тело Люции было серым и измученным. Явно одним заживлением ран не обойтись, тут необходимо было выводить яд кропотливо и долго. Вот только Ева не умела и боялась напортачить. Ведь если ошибется - фурия прибьет ее и не заметит. К тому же, сил было мало, желудок тихо урчал, а в голове разрастался туман от пережитой ночи.

     Паучиха тщательно осмотрела спилы костей от крыльев, разрубленную плоть и посеревшую на краях кожу. Кто-то уже поработал над ранами. Костный мозг был начисто вымыт из полых костей, а внутри них была рыжая маслянистая жидкость, пахнущая облепихой. Работа предстояла явно не хлопотная - не сложнее разбитых узловатых коленей телят. И даже эти борозды срезанной кожи, как бы жутко они не выглядели, вполне поддавались лечению. Ева приложила хрупкую паутину к плечам фурии, прикрепляя попрочнее. До чего странной была кожа на ощупь, сама немного шершавая, но каждый шрам гладкий, даже скользкий. Свежая рана едва ощутимо пульсировала под пальцами, а спилы костей растягивали паутину.

     Ева, пожевав губами, стала пальцами выдергивать остатки перьев, всякий раз прижимая голову, словно фурия должна была развернуться и ударить. Но фурия не била, и даже не дергалась, когда кожа, противно чавкая, тянулась за пером. Будто даже не чувствовала боли. А может, и впрямь не чувствовала? На копчике остались крохотные перышки, но они явно не причиняли своей хозяйке хлопот, и паучиха не стала их трогать. Осторожно разгладила кожу, промокнула платьем раны и покрыла сверху паутиной. Подтянула неровные ниточки, засеребрившиеся в вечернем свете, и опустила руки, перепачканные в крови.

     Люция копалась в куртке, мешала белый порошок во фляжке и считала под нос.

     - Я закончила, - пробурчала Ева, осторожно поднимаясь. Широкая паутина отняла много сил, и хотелось только упасть под дерево и уснуть. Слишком долгий день, перенасыщенный, переполненный. И утренняя взбучка за разбитую фарфоровую чашку, и пожар, и фурия с кошмарами. Чересчур много даже для двух дней.

     - На! Это тебе за работу, - Люция кинула паучонку закупоренный бурдюк, полный до краев. - Будешь хорошо заботиться обо мне, будет тебе и еда, и вода в придачу. Не будешь - оставлю в лесу, и поминай, как звали. Все поняла?

     Ева закивала, еще бы не понять. Ничего в этой жизни не изменилось, и за каждую ошибку все так же следовало платить. Вот только от первого подарка фурии пахло странно. Девочка раскупорила бурдюк и не успела даже поднести к губам, как закашлялась от запаха. Мерур любил такую гадость и часто, громко хохоча, требовал сделать глоточек отвратительной дряни, обжигающей горло. Он звал напиток водкой.

     - Это что, водка? - промямлила она, испуганно подняв на фурию глаза. Та встала, потянулась, разминая плечи, и разразилась хохотом.

     - Боже правый, - язвительно зашипела, одеваясь, - стала бы я давать ребенку водку?! Это спирт, пей!

     Но Ева не нашла в себе сил сделать даже глоток, только вжала голову в плечи, ожидая удара. Неужели фурия такая же, как Мерур?

     - Чего застыла? Пей, тебе говорят. Это Конфитеор, в воде ж ни черта не разводится, а у меня с собой только порошок и ампулы. Но инъекции, говорят, адски болючи, поэтому они - для меня, - фыркнула фурия, рукой подсушивая рыжие волосы. - Я по весу развела, в тебе больше тридцати килограмм явно не будет.

     - Спасибо, - прошептала провидица. И ей стало стыдно за свой страх и ожидания наказания. А под платьем саднили ключицы, снедаемые лепрой.

     Зажав пальцами нос, Ева сделала глоток, с трудом протолкнула обжигающую дрянь в горло и проглотила. Капсулы пить куда проще.

     - Взаимно. Надеюсь, твоя паутина поможет моим обрубкам зарасти и зажить, - усмехнулась фурия. - Голодна?

     Ева закивала.

     - Тащи мешок, там языки телячьи и пара куропаток, - Люция махнула рукой под дерево.

     Но провидица даже не шелохнулась и едва сумела промямлить:

     - Телячьи языки?

     Фурия удивленно изогнула бровь, а потом вдруг расхохоталась. Да так, что паучиха голову вжала и попятилась.

     - Что, телячьи языки - это не этично? Хорошо, тогда что этично? Что ты ешь?

     - Не этично, - пробурчала Ева, заламывая руки. Ей не казался смех фурии оправданным. Ведь так нельзя - есть священных животных своего клана. И соседнего клана тоже, даже самого маленького и бесполезного. Это жестоко, бесчеловечно. Так недолго и свою семью съесть! Своего господина!

     - Ты мясо вообще не ешь? - грубо оборвала Люция, и зыркнула на девочку, будто и не смеялась до этого.

     - Ем, - насупилась провидица. - Оленину, зайчатину.

     - Вот лицемеры, - огрызнулась фурия, снимая с пояса нож. Еве стоило огромных усилий не завизжать от ужаса. - То, что кланы Оленя и Зайца ваши соседи, вас не смущало?

     - Ну, когда они приезжают - не едим, - дрожащим голосом отозвалась паучиха, пятясь в лес.

     - Вот как. Тогда твои куропатки, ощипай и разделай, как нравится. Там же найдешь котелок - воды набери. С меня костер. Все поняла?

     Ева тяжело сглотнула подступивший к горлу ком. Признаваться, что она не умеет готовить, было страшно. А что, если не справится? Ни с куропатками, ни с чем-либо другим? Люция бросит ее? Что ей вообще нужно?!

     - Что-то еще? - промямлила Ева и вжала голову в плечи, горло заболело изнутри, так сильно она боялась заплакать. Ей казалось, что стоит фурии увидеть слезы, как та передумает.

     - Сейчас - ничего. Иди умывайся, но на будущее запомни пару простых правил. Плакать не дам. Больше ноешь - дольше идем, ты меньше спишь. Никаких истерик. Отставать не дам, ты совсем не входила в мои планы, я буду идти быстро. Кормить буду мясом, любым, какое добуду. Не нравится - сидишь голодная. Спать будешь на траве, я научу. Лечить меня будешь так часто, как это нужно. Потеряю сознание - не вой, не жди, не отдыхай - приводи в чувство. Не отвлекай. Не болтай. Не путайся под ногами. Это усвоить сможешь? - ее голос был абсолютно спокоен и даже равнодушен, будто отдавать такие приказы для нее было чем-то самым обыкновенным.

     Паучонок едва не плакала, но покорно кивала, из последних сил сдерживаясь.

     - Я не дам тебя в обиду никому, но только при условии, что ты будешь слушаться. Станешь обузой - я оставлю тебя. Запомни это.

     И Ева запомнила. А когда фурия ушла, упала на подкосившихся ногах и разрыдалась. Беззвучно, давясь соплями и слезами. Дрожа всем телом, крича в плотно прижатые к губам ладони.

     Почему? Почему эта чертова паутина могла показать жизнь любого, но не ее собственную?! Что теперь с нею будет?

     ***

     Размеренно вышагивая по плацу, Лион повел крылатого жеребца в конюшню. Раньше под вторую руку он вел коня Люциферы, но теперь тот исчез вслед за своей хозяйкой. Казалось бы, такая ерунда, а Лион то и дело, задумавшись, шарил рукой по воздуху в поисках поводьев.

     Куда ушла Люция? Нашла ли она то, ради чего сбежала? Стоило ли оно того? Не пожалела ли?

     - Разрешите доложить, генерал! - прямо перед ним приземлился Раун. По-птичьи дернул головой, уставился, ожидая ответа.

     - Разрешаю, - махнул рукой Лион, приказывая следовать рядом.

     - Бык убит, генерал, - каркнул ворон, зашагав чуть позади. - Господин Мерур и его семейство сгорели в замке. Ходят слухи, что это дело рук Люциферы, но нет никаких доказательств, все возможные улики сгорели.

     Лион медленно повернулся к секретарю, не веря своим ушам. В груди екнуло, и он вдруг ясно понял, что виновата в смерти быка Люция. Это не случайность и не заговор, это всего лишь ее воля. Непоколебимая, как и всегда.

     - Жди, - бросил он через плечо и повел коня в пегасню. Хоть немного времени для размышлений.

     Белые ворота были распахнуты настежь, а из дальних стойл доносилось обиженное ржание - слишком уж прекрасная погода выдалась для осени. Почти все денники были пусты и чисто убраны, то и дело прохаживались крылатые - из амуничника к своим пегасам и обратно. Молча кланялись генералу в пояс или отдавали честь, если были свободны руки. Но Лион был полностью погружен в свои размышления, и не замечал их.

     Подбежала девушка-конюх, из тех ангелов, которым летать не судьба - жалкие крылышки подрагивали за спиной, едва выглядывая из-за плеч. Но глаза сияли от гордости - крылатая! А покорить небо и на пегасе можно.

     - Я сам, - отмахнулся Лион, не подпуская девушку к коню. Расседловка - тоже время. И конюх осталась у стойла, готовая забрать амуницию, когда потребуется.

     Жеребец послушно зашел в денник, не пришлось даже заманивать вкусным темным сахаром. Расправил мощные крылья, позволяя себя расседлать. Даже не попытался пожевать хозяину волосы и крылья, лишь посмотрел искоса. Молча. Тревожно.

     Единственной, что могло объяснить чудовищное происшествие, сравнимое со стихийным бедствием, была месть Люциферы быку. Ведь он продал ее за баснословные деньги. Сперва пригрел сироту, как собственную дочь, хоть она и не родилась в клане быков. А потом выкинул, как ненужную игрушку, только почуяв запах денег. Логично, что она решила отомстить. Странно, что она не сделала этого раньше. Но кто должен быть следующим?

     Лион присел у мокрых от пота жилистых ног и принялся расстегивать плотные ремешки. Машинально пригнул голову, но конь и не думал играться и размахивать крыльями. Лишь внимательно следил, хлопая белесыми ресницами. Генерал стянул тяжелое седло и перекинул через перегородку. Сегодня верхом он не летал, только учил жеребца новым фигурам на собственном примере - стремена можно было не мыть.

     Среди своих врагов у Люции никогда не было. Разве что Алиса, но не враг, а соперница. И будь Алиса целью, была бы уже мертва. Или у Люции принцип такой - по порядку? Тогда следующая - определенно Ящерица. Ведь крылатые уважали бойкую гарпию.

     Хотя нет, между быком и Алисой были ангелы, те самые, что и создали из девчонки округа быков ангелицу. Но имен не осталось, да и метит Люция не в пешек, а в фигуры. Излюбленная тактика и в шахматах, и на войне, и в жизни. Следующая - фигура. Тот, кто возглавлял Имагинем Деи и даровал крылья Люции почти сорок лет назад, был давно уже мертв. Оставалась либо Алиса, либо... По хронологии за Алисой должна идти Химари, но она до конца своих дней проведет в тюрьме, нет никого смысла в ее смерти. С другой стороны, не будь Химари, принцессы кошек, не было бы и войны.

     Конь послушно уткнулся носом в плечо Лиону, позволяя снять уздечку. С интересом пряднул ушами, когда ангел вымыл и насухо протер трензель. Следил за каждым движением хозяина, изредка тяжело фыркая и постукивая копытом. Послушно подал каждую ногу, дав проверить подковы.

     Единственной, кто серьезно подвел Люциферу на войне, была Мерт, что теперь заправляла округом Змей. Она же поставляла наркотики и яды в ангельский госпиталь. А значит, Люция могла счесть ее предательницей.

     Ящерица или Змея - кто-то из них должен был стать следующей жертвой.

     Лион потрепал жеребца по холке и вышел из денника. Конь сложил крылья и, развернувшись, двинулся следом, опустил морду рядом с седлом, наблюдая как хозяин дает краткие указания девушке-конюху - денник вычистить, седло и уздечку вернуть на место. Благодарно заржал, стоило генералу упомянуть, что за отличную тренировку коню полагаются финики.

     Когда Лион вернулся на плац, ворон ждал его, пролистывая стопку бумаг. Заметив генерала, вытянулся по струнке и сложил крылья, как по уставу.

     - Слушаю, мой генерал!

     - Я отправляюсь в округ Змей раньше, чем планировал. Подготовь все, - Лион поправил крылатые запонки на рубашке. - Ты остаешься. Даю тебе один выходной, потом возвращайся к своим делам. Если что - пошли птицу, сам не покидай своего места.

     - Как будет приказано, - Раун кивнул.

     - Свободен.

     И ворон, пропустив генерала вперед, взмыл в небо.

     Лион проводил его взглядом, с толикой грусти глянув на молодых ангелов, тренирующих своих крылатых жеребят в небе. Неужели и он был таким же? Как будто сон. Все, что было до войны против кошек - не более чем сон, чужая жизнь.

     Коль ты постиг, мой друг, в чьей воле этот свет,

     К чему терзания, в которых смысла нет?

     Вершил бы ты дела, тогда б и нес ответ...

     Живешь единожды. Будь весел! - мой совет.

     Древний храм отзывался гулом на каждый шаг. Шорох крыльев, многократно усиленный, разлетался по всей зале, огибал колонны и еще долго звенел в сводах.

     Белые мраморные плиты уводили лиловыми трещинами от самых дверей вдоль высоких стен мимо алтаря в молельню, но Раун не торопился. Медленно прошел среди выбеленных колонн, невзначай ковырнул ногтем краску, словно надеясь увидеть древние кошачьи фрески, что император Феникс велел скрыть. Иногда побелка ссыпалась, и можно было разглядеть занятные фигурки шисаи - кошачьих жрецов и жриц. Жаль, все тут же исправляли.

     Ученики жреца вели приготовления у алтаря, готовясь в вечерней церемонии. Господина Мерура должны были похоронить на имперском кладбище, как человека, подарившего стране ту самую Люциферу. Интересно, будь он жив, был бы рад, что его приравняли к ангелам и их охотницам? Любой был бы счастлив, но его смерть словно все перевернула. Люцифера убила, Люцифера и сохранит его покой после смерти.

     - На двери же написано, что закрыто! - донесся красивый мужской голос из молельни. Жрец вышел, поправил лиловую робу и сердито глянул на гостя. Узнал. И тут же изменился в лице, как и все остальные. - Генерал вызывал? - тихо спросил он, уже не сердясь.

     - Нет, - утешил его Раун. - Я хотел попасть в молельню, не думал, что помешаю. Как раз никого нет, а вы заняты подготовкой к церемонии.

     Лицо жреца переменилось, он с облегчением вздохнул и повел рукой, приглашая секретаря генерала пройти.

     - Конечно, господин Раун. Вы не помешаете, - благожелательно улыбнулся, в радушном жесте распахивая ослепительно белые крылья.

     Ворон сдержанно кивнул в ответ и, обогнув занятых работой учеников жреца, свернул в левое крыло. Лиловые трещины, перетекающие по зале, вели именно сюда.

     Рауна встретила высокая белоснежная дверь, чуть приоткрытая - ровно настолько, чтобы боком мог зайти один ангел. Сразу за дверью начинались широкие ступени, уходящие по спиралив самое сердце горы. Фонарей здесь не было, и путь освещали пурпурные кристаллы, растущие вдоль лестницы.

     Когда-то на стенах были изображения, но их соскоблили и сровняли. Даже догадаться стало невозможно. Но никто и не хотел. Зачем, если к самому Создателю можно было спуститься. И он всегда слышал чужие молитвы и, безусловно, помогал, направлял, дарил надежду. Вот только ни с кем не говорил.

     Лестница закончилась лиловым гротом - практически сердцем, пульсирующим в недрах горы.Посреди него лежала бархатная пурпурная подушка, словно приглашая присесть и отдаться мыслям и чаяниям. Что Раун и сделал. Сложил ноги, опустил крылья, позволив спине и ноющим плечам расслабиться, и глубоко вздохнул.

     - Что могу я сделать для империи? Что могу я сделать для вас, Самсавеил? - прошептал он, наклоняя голову и выискивая знакомую трещину. Интересно, он один нашел ее?

     Грубый раскол лилового грота был почти незаметен, но в него можно было подглядеть в Райский сад. Тот самый, что навсегда заперли кошки-шисаи. Сквозь стены неровного грота было видно размытую шестикрылую фигуру, и кристальную скалу, поднимавшуюся из воды к ее ногам.

     Раун не ждал ответа и даже не верил, что Самсавеил ответит. Только сидел, сложив руками птицу на груди, и покачивался из стороны в сторону. Создатель был единственным, кому ничего от него не требовалось. И этот покой расслаблял, баюкал уставшее тело и разум. Раз Создателю ничего не нужно, значит, он на верном пути, и лиловые воды примут его сердце, даровав вечный покой.

     - Неужели ты так сильно хочешь помочь мне? - бархатом разлился в голове незнакомый голос. Точнее - очень знакомый, но ни разу не слышимый.

     Раун вздрогнул и открыл глаза. Но никого рядом не было. Задумчиво укрылся крыльями и снова глубоко вздохнул, пытаясь сосредоточиться.

     - Не можешь ответить мне - ответь себе. Чего ты хочешь? - вкрадчиво шептал голос.

     Ворон снова открыл глаза и мотнул головой, пытаясь понять, откуда исходит звук. Но тот, казалось, был в самой голове.

     - Ты никогда ничего не просишь. Оттого, что ничего не желаешь? - и снова бархат. Но теперь ворон понял, что искать источник бессмысленно.

     - Самсавеил? - тихо отозвался он и, услышав подтверждение, честно задумался.

     В годы обучения в Имагинем Деи Раун старался облегчить работу магистров. И был очень горд тем, что ему это хорошо удавалось. Но когда на посвящении в Ангелы его спросили, чего он хочет - ответа найти не смог. И его определили в архивы. Работа пыльная, но дюжко интересная в те минуты, когда никому ничего от тебя не нужно. Там его нашел генерал и предложил быть его секретарем. И эта работа понравилась ему еще больше. Может, он желал ее? Такую работу? Или что за этим скрывалось на самом деле?

     - Я понял твои мечты, - разлился теплый и ласковый голос в голове.

     Раун встрепенулся. Сам он не понял, а шестикрылое божество увидело? Вот так запросто.

     - Да?

     - Ты хочешь быть полезным, нужным и жизненно необходимым. Тогда я дам тебе это - окажи услугу.

     - Да? - Раун торопливо похлопал себя по внутренним карманам и извлек блокнот и наточенный карандаш. Неужели и впрямь он может быть полезен самому Самсавеилу? Это невозможно.

     - Та колонна, вокруг которой вьется лестница за твоей спиной - священный тайник. Отсчитай сто восьмую ступень и вытащи камень, что на ней. Укради книгу, и исправь в ней несколько строк, - вкрадчиво нашептывал голос.

     - Но что мне написать? Где? А если мой почерк... - захлебываясь словами, начал Раун. Эта просьба не выстраивалась на простые пункты - столько вопросов, столько неясного. А вдруг...

     - Рассеки пальцы и ладонь о кристалл, и твоя рука будет знать, что, как и где ей стоит написать. Книгу укради. Передай тому, кто воспитал двух женщин - ту, что не знает боли, и ту, что стремится к ней, - и голову вмиг поглотила тишина. Такая пустая и словно даже черная, что мысли ее даже не касались. Звонкая-звонкая тишина. Рауну казалось, упади хоть перо из его крыла, и он тотчас оглохнет.

     Ворон провел без движения несколько минут или часов, пытаясь прийти в себя. Наконец неуклюже поднялся на онемевших ногах, размял затекшие крылья, собрался с мыслями.

     - Найти сто восьмой тайник, - сказал сам себе и, на ходу пряча блокнот с чистым листом, стал подниматься в храм. А вдруг ему все померещилось? Голос - он раньше не слышал его, но как будто всегда знал. Может, он просто уснул?

     Сто восьмая ступень была точно такая же, что и все сто семь до нее, и еще почти столько же - после. Раун наклонился и, ощупав камень пальцами, потянул на себя. И тот поддался, открывая тайник.

     Внутри лежала древняя книга, и ворон с трепетом извлек ее и положил на колени. Открывать боялся. Чья она? Осталась от Шисаи? Или это тайник Жреца Ангелов? Когда страх прошел, осторожно пролистнул, бегло пробежав глазами по строкам. То были рецепты - волосы золотой рыбы, ноготь пчелиной матки, шкура с руки скорпиона... И даже иллюстрации, схемы, обозначения. Лиловымписаные формулы и целые строки на неизвестном языке. Раун открыл первую страницу - 'Ритуалы Высшей ступени'. Ясности это не прибавило.

     Зато он вдруг понял, что голос ему не приснился. Ведь вон он - тайник, и древний фолиант, как и было сказано.

     - Хорошо, что дальше? Ранить руку кристаллом и дать ей открыть нужную страницу и исправить строки? Так, а потом, - пытался припомнить ворон дословно. - Передай тому, кто воспитал двух женщин. Кто-то из Магистров? Но они тысячи девочек воспитали, - Раун покачал головой и задвинул пустой ящик. - Та, что не знает боли - Люцифера. Другой такой нет. Ее воспитывал Мерур, но он мертв. Самсавеил не мог не знать. Или, раз того еще не похоронили - он не знает? Глупости.

     Ворон встал и, заведя руку с книгой за спину, прикрыл ту крыльями.

     - Та, что не знает боли, и та, что стремится к ней? К ней - это к боли? Или к ней - к той, что не знает боли? - непонимающе протянул Раун, борясь с желанием спуститься и переспросить. - Кто это? Стремится к боли... Надо в архивах посмотреть. А если - та, кто стремится к Люцифере? Таких половина в Имагинем Деи!

     Недовольно пробурчав под нос, Раун принялся подниматься, заранее пытаясь идти так, чтобы ничем не выдать свою находку.

     Он уже почти вышел в храм, как его осенило.

     Все стремятся к Люцифере, но одна леди - сильнее всех других. Императрица. И их обоих объединяет только один человек в империи.

     ***

     - Ты идешь или нет? - недовольно прокричала Люция и остановилась перед границей округов Быка и Змеи. Бледно-лиловые кристаллы, закопанные в землю так, чтобы возвышаться над травой от силы на метр, переливались в лучах полуденного солнца.

     Ева бежала следом, на ходу разворачивая паутину. Отчего-то Люция была равнодушна к ее дару провидения. Не оспаривала способность Евы видеть будущее, но сама не хотела его знать. То ли боялась услышать о поражении, то ли не воспринимала всерьез, то ли была уверена в своих силах. Но хотя бы не запрещала. И Ева пыталась через будущее гарпии подсмотреть и свое - бросит ли она ее?

     Но паутина не может лгать. Показав однажды, она в десятки раз усилит вероятность воплощения увиденного. И именно это пугало провидицу. Она увидела, что Люция бросит ее в птичьей клетке - над бездонным высохшим гейзером. Увидела, как в огромной пещере Люция, по колено в слизи, будет разбивать тяжелым мечом огромные яйца, метаться меж ними, бить и бить, топча скорлупу и неродившихся полузмей. Она верила, что Люция бросит ее там. Но сжала кулаки и начала заново - спираль за спиралью, ячейка за ячейкой, в надежде, что паутина покажет иное. Ей все равно хотелось счастливого конца. Ведь не просто так рыжая фурия поила ее, делилась дичью, несла ночью и оберегала от хищников. Все было не так уж плохо, как казалось. Послушание способно было покорить и задобрить сумасшедшую воительницу. Нет, Ева хотела остаться с ней!

     - Стоять, таракань! - рявкнула фурия, ухватив Еву за шиворот. Кружевная тесемка горловины натянулась, впившись в шею, и паучонок застыла на одной ноге. Подняла глаза и охнула.

     Если бы и впрямь шагнула - распорола бы ногу об острый край кристалла. Ева покачнулась, встала ровно и, когда Люция убрала руку, поднялась на цыпочки, чтобы получше рассмотреть мир с другой стороны. Там тоже был лес. Яркий, сочный. Янтарно-рыжие деревья покачивались над изумрудной водой, осыпались огнями листьев. Сырой воздух дышал в лицо запахом тины и тонким, едва уловимым - орхидей, точь в точь, как духи телицы Мерура.

     До чего красиво.

     Не успела Ева даже прочувствовать целый букет незнакомых запахов, как Люция подхватила ее под мышки и ловко поставила по ту сторону кристальной границы.

     - Идем, только тихо, - шикнула фурия, перемахнув через бортик. Подтянула ремешки колчана повыше и бодрым шагом полезла в болото. Принялась осматриваться, выбирая наиболее надежную тропу.

     Но Ева только сглотнула и пошевелила ножками, поправляя задники туфелек. Если вода Люции по колено, то Еве она замочит панталоны. Что ж, выбора все равно не было. И, набрав в легкие побольше воздуха для храбрости, паучонок ступила в мерзкую прохладную жижу изумрудно-зеленого цвета.

     ***

     Огромные бело-бурые крылья гарпии висели на двери генерала, пряча под собой ту практически целиком. Раун тщательно подметал пол, собирая выпавшие перышки и осыпавшийся пух, когда по его столу постучали. Ворон обернулся, подняв в руках коробочку с перьями, и вопрошающе вскинул брови.

     У стола стоял советник императрицы, Хоорс, и нервно поглядывал на секретаря.

     - Да, господин советник, - обратился к нему Раун, приветственно, но сдержанно, распахнув крылья. - Генерал сейчас в отлете. Я могу вам помочь?

     - У тебя в руках ведь перья Люциферы, да? - как бы невзначай бросил Хоорс, с любопытством оглядывая перебинтованную ладонь секретаря. - Они нужны мне.

     Раун повел плечом и закрыл доверху полную коробочку.

     - Извините, я не могу вам ее отдать, - с сожалением развел крыльями ворон. - Что я скажу генералу? Пожалуйста, дождитесь его возвращения, может, он позволит вам ее забрать.

     И, стараясь не смотреть, как удивление сменяется презрением на лице советника, прошел к столу и закрыл коробку в ящик, провернул ключ и спрятал в карман.

     - Что-то еще, господин советник? - как всегда преданно и располагающе глянул на гостя.

     Хоорс мялся, поглядывая на висящие на двери крылья и незаметно для себя постукивая каблуком по полу. Наверное, думал, когда стоит прийти и ощипать крылышки Люциферы. Но потом вдруг нервное напряжение сменилось в нем на слабую догадку, и он повернулся к ворону.

     - Лион ведь не знает, сколько перьев исчезло с крыльев гарпии. А мне нужно совсем немного. И зачем ему об этом знать? - ласково проговорил он, и Раун едва сдержал эмоции. Хоорс всегда елейничал так с дамами, но чтобы с ним?! Определенно, не стоило давать ему ни перышка!

     - Прошу простить меня, но я несу ответственность головой за все доверенное мне генералом. Никак нельзя, поймите, - нарочито виновато проговорил ворон.

     С одной стороны, это и впрямь было так. А сдругой - на двери были всего лишь крылья, а в коробочке - жалкие перышки, которые он собирался просто выбросить в окно. И даже сделал бы это, не явись советник! Их можно было отдать совершенно безвозмездно, но то, как себя вел гость, сильно отталкивало. Эта чертова поза - он встал именно так, чтобы выгодно себя подать, что ветер из распахнутого окна трепал волосы; сложил крыльяроскошным шлейфом и словно даже набрал в грудь больше воздуха, расправил плечи. Будь Раун девушкой, купился бы. Или нет - Алиса вот всегда брезгливо, совершенно не стесняясь, морщила нос при виде советника. В любом случае, сейчас это чересчур раздражало.

     Вот только если не отдать перья, тот сам их возьмет, а так была возможность поторговаться.

     - Разве что нашлось быть хоть что-нибудь, способное умалить...

     - Чего ты хочешь? - грубо оборвал его Хоорс и, уперев кулаки в стол, заглянул в глаза.

     И Раун честно задумался. Если бы ему только удалось помочь генералу и подтвердить его догадки, это было бы замечательно. Но все, что касалось Люциферы, Лион взял полностью на себя. Оставалась глава Охотниц - Алиса, в которой генерал был совершенно уверен, а вот Раун - совершенно нет. И стоило доказать Лиону, как сильно он ошибается, пока не стало слишком поздно.

     - Есть мнение, - осторожно начал Раун, отведя взгляд, - что отряд Хильды погиб не от рук Люциферы. Их убили, метнув в шеи ножи или скальпели - на трупах не осталось орудий убийства. Кто-то забрал доказательства. Лион перетряс весь отряд грифов, но никто из них ничего не трогал.

     - От меня ты чего хочешь? Чтобы я тоже допросил грифов? -перебил его Хоорс, презрительно сдвинув черные брови.

     - Вы были там, господин советник. Когда искали Люциферу, верно? - Раун прищурился и глянул советнику в глаза.

     - Все ты знаешь, как там они тебя зовут - желтоглазая тень ястреба? Будут тебе ножи. Но если хоть одна душа узнает...

     - Я понял. О вас - ни слова, - каркнул Раун.

     - Умница, - губы Хоорса изогнулись в натянутой улыбке. Он протянул руку, но ворон успел бросить:

     - Ножи вперед, - и чуть наклонил голову, ожидая решения советника. Тот повернулся на пятках и в два шага нырнул за окно.

     Раун торопливо потер ладонь об угол стола - плоть чесалась неимоверно. Но легче не стало, и он зубами сорвал тонкие бинты и принялся царапать кожу. Остановился лишь когдапонял, что подстриженными когтями водит по совершенно здоровой ладони. Такого просто не могло быть, и он с удивлением и ужасом уставился на руку. Только утром он так сильно рассек пальцы и ладонь, что даже не был уверен, что сможет написать хоть слово. Но ему это удалось, и ни капли крови не упало на священную книгу. Он подложил фолиант на стол Хоорса, пока тот был занят императрицей, и мигом улетел в госпиталь. Медсестра еще долго трогала края раны, бурча под нос про густую кровь, не вытекающую из таких порезов, и добротно замотала бинтом, пропитанным лекарством. Она сказала, что раньше, чем через неделю, заживления ждать не следует. Но на коже не осталось даже шрамов.

     Может, всего этого просто не было? Ни голоса Самсавеила, ни книги, ни кристалла, ни исправленных строчек?

     Вот только Хоорс, видимо, обнаружил книгу. И даже нашел закладку. Прочел тот самый ритуал, и решил применить. И для этого ему понадобились перья Люциферы.

     Раун попытался вспомнить, что писала его рука, но в голове было совершенно чисто, никаких воспоминаний. Это пугало еще сильнее, а любопытство подстегивало. Более того, память отказывала показать ему даже страницу, даже иллюстрацию из книги.

     Вдруг он забудет все, что сегодня произошло? А может, это будет не в первый раз. Как часто такое вообще случается? С ним ли одним?

     - Вот, все шесть, - прервал его мысли вернувшийся советник императрицы. - Перья?

     - Секундочку, - Раун мотнул головой, цепляясь разумом за реальность, и уставился на платок с императорским знаком. - Позволите? - одним движением руки вытащил из нагрудного кармана свой платок с генеральским символом, и, обернув им руку, достал все шесть ножей. - Алисы?

     - Именно, - кивнул Хоорс, складывая свой платок обратно. - Мои перья?

     - Разумеется, - Раун обернул ножи, не касаясь их пальцами, и спрятал в потайной карман кителя. - Можно вопрос? - осторожно поинтересовался, отмыкая ящик и доставая коробку с ценными перьями.

     - Ну?

     - Зачем вам они? - ворон повел крылом, показывая свою незаинтересованность, и подал коробочку.

     - А это - не твоего ума дела. Ты - всего лишь тень Лиона, знай свое место, - елейным голосом, торжествующе улыбаясь, отозвался Хоорс. Вырвал из рук Раун коробку и вылетел в окно.

     - Да, я - тень ястреба. Безобидная, но полезная тень. А вы - старый сизарь, возомнивший себя павлином и фаворитом лебедя, - тихо прошептал ему вслед Раун и, присев на жердь, принялся за бумаги.

     Метательные ножи Алисы холодили сквозь платок и ткань кожу, но ворон еще не мог придумать, как их правильно применить. Но одно он знал точно - обмен с советником прошел в его пользу. И таким подарком судьбы разбрасываться нельзя.

     И в мыслях его больше не было ни капли воспоминаний о том, что его молитва шестикрылому божеству была услышана.

     Коль человек чужой мне верен - он мой брат,

     Неверный брат - мой враг, будь проклят он стократ.

     Лекарство иногда опасней, чем отрава,

     Болезни иногда излечивает яд.

      

     Ева боялась даже рот раскрыть. Стояла по колено в зеленой воде, задрав платье. Грязная, чумазая, смертельно уставшая. Стрекочущий, шевелящийся лес касался ее лианами, хватал за ноги корягами и пугал до глубины души. Хотелось прижаться хоть к кому-нибудь, теплому, сухому и живому, кто укроет и согреет. Хотя бы на время. Рядом на поверхности воды лопнул пузырь воздуха: Ева шарахнулась и задрожала всем телом. Сильнее прижала ладонь к губам, чтобы и звука не издать. Люция еще в первый же день предупредила, что паникеров и трусов расстреливают на месте, и она не станет жалеть паучонка только потому, что она ребенок.

     Люция была занята. Она заблудилась, но отказывалась это признавать. Перебирала рыжие пряди волос и вертела их на пальце.

     Она искала вход в подземелье царства Мерт. Но вокруг, куда ни глянь, - одно болото. Третий день одно болото. Пресная и чистая вода кончилась, остатки убитого в Ошином лесу оленя - тоже.

     - Тут что, все затопило к чертовой матери?! - Люция ударила по дереву кулаком. Болото отозвалось кваканьем, кряканьем и журчанием.

     Кроме входа, который фурия описывала как два ряда бирюзовых эмалированных столбов, она искала оазис. Ева с трудом поняла, что она имеет в виду: это должен был быть сад посреди болот, розарий с темной деревянной беседкой посредине. Из него тоже можно было попасть в царство змей. И Ева послушно осматривалась в поисках густых зарослей, способных скрыть море цветов. Но вокруг кроме ярких орхидей и путанных лиан не было ничего. Янтарно-зеленое болото, не замолкающее ни на миг.

     Люция задрала голову, чтобы рассмотреть небо, но через лианы и заросли ничего не увидела. Раздраженно ругнулась себе под нос и пошла наобум, прижимая к груди набедренный колчан, чтобы не промок.

     Ева шла за ней, высоко поднимая ноги. Чувствовала, скажи она хоть слово, издай хоть звук, на нее обрушится ярость Люциферы. Грустно вздохнула, шмыгнула носом - еще немного, и заболеет, на болотах слишком влажно, невыносимо душно и мерзко. Туфельки размокли, забившаяся тина натирала суставы даже через черный панцирь, а панталоны можно было выжимать.

     Знакомый аромат достиг забитого носа Евы, и она спешно принюхалась, боясь потерять отголоски воспоминаний. У телицы Мерура были в золотой шкатулке скляночки с маслом, которые пахли точно так же. Приторно. Сладко. На драгоценных пузыречках было даже выгравировано название 'Rose de Meaux'. Наносить масло на кожу телица разрешала только Еве - оно не впитывалось в ее покрытые черным хитином пальцы.

     Там, где розы - и есть сад. Паучонок, прижав полы платья рукой к груди, потянула Люцию за рукав.

     - Цветами пахнет, - неловко пробурчала, когда фурия обернулась и смерила ее недовольным взглядом.

     - Глаза протри, тут кругом орхидеи! - огрызнулась Люция.

     Ева вжала голову в плечи, обиженно насупилась. Ведь не ей же надо к царице змей! Будь ее воля, она бы и в болото не заходила!

     - Розы пахнут, не орхидеи, - промямлила под нос, кутаясь во влажный наряд.

     Люция пожевала губами, задумчиво оглядывая паучиху с ног до головы, и кивнула.

     - Веди, - махнула рукой, пропуская Еву впереди себя.

      

     ***

     Гарпия остановилась у границы деревьев, за которыми угадывался сад с пышными розами безумного количества оттенков - от желтых до фиолетовых. Они оплетали деревья, защищались шипами, не позволяя пробраться внутрь сада, но скрывали саму Люциферу. А ей было видно аккуратный чистый пруд с диковинными рыбками, изящную беседку, за столиком которой сидела, опершись на огромный змеиный хвост, Мерт. Ничуть не изменилась, только длинные волосы заплела в сотни косиц, а нагую грудь прикрыла алым палантином. Тонкие руки у запястий покрывала темно-зеленая чешуя, такая же от бедер плавно растворялась в черном змеином хвосте, венчавшимся погремушкой. Мерт неторопливо читала тонкую книгу, попутно стягивая с блюда лакомства.

     - Я ше ненафишу слаткое! - возмущенно завопила она и поднялась на мощном хвосте. Даже свернутый в несколько витков, он казался слишком огромным по сравнению с человеческим телом Мерт. - Плинеси мне пелепелиных яиц.

     Служка, все это время смирно стоявшая снаружи беседки, спешно забрала блюдо и бросилась прочь из сада. Зеленый хвост, торчащий из-под невзрачного белесого платья, волочился за ней и мотылялся из стороны в сторону, подметая дорожку.

     Люция беззвучно рассмеялась, узнав этот голос и знакомые презрительные нотки. О, как забавны были капризы Мерт. А ее 'Я хочу шить на фоле' или 'Скока мошна типя штать, и феть таше не стытно' - просто бесподобно. Маршал хотела выйти, поприветствовать свою старую подругу, услышать ее 'штлаштфуй', увидеть, как ее синий раздвоенный язык заелозит по ядовито-зеленым губам. Как она охнет, узнав в бескрылой Люциферу. Как бросится уползать, догадавшись, за чем та пришла. Как зашепелявит снова, рассыпаясь в извинениях и мольбах. Люция даже сделала шаг, ступая на мох, отодвинула ветку с розами, тут же впившуюся в руку сквозь перчатку. Но боковым зрением заметила главу Охотниц, пригнулась, прячась в колючих кустах, дернула Еву за руку, заставив по шею нырнуть в болото.

     Алиса торопливо подошла к беседке, подняла прозрачный полог и поприветствовала царицу змей поклоном.

     - Добрый день, госпожа Мерт.

     - Сашем опять плишла? Шефонушно? - прошипела полузмея, поднимаясь на хвосте из-за столика. - Я ше и так ласлешила тепе телать с моими калнисонами фсе, што потлепуется. И таше анкелоф пустила, лишь пы Лион утостофелился в моей нефинофности!

     - Генерал Лион ждет вас в кабинете, - произнесла ящерица, стараясь не смотреть двухметровой госпоже в раскосые глаза. - Вы не дали нам доступ к некоторым помещениям.

     - Я феть фсе фам ласкасала и покасала, пашемуфы не феите?!

     - Я выполняю приказ генерала, - все еще кланяясь, ответила Алиса. - Пройдемте.

     Мерт захлопнула книжку, отложила на середину стола и, преисполненная чувством собственного достоинства, выползла, вывалив массивные кольца хвоста, на мощеные дорожки. Стоя на хвосте, она возвышалась над охотницей на полметра, но Алису это, казалось, не беспокоило. Она снова поклонилась, пропуская царицу змей впереди себя. И они удалились в подземелье.

     Люция попятилась в болото. Черт! Черт! Черт! Зачем они здесь? Хотят забрать ее снова в ад. Думают, Мерт, как подруга, помогла маршалу? Наивное дурачье!

     Схватила в охапку Еву, всучила ей колчан и побежала прочь. Нужно переждать! Нужно только время! И Лион улетит. Алиса уйдет. Нужно немного потерпеть.

     Оглянулась, пытаясь разглядеть, не был ли кто еще в розарии Мерт, но Ева вцепилась в ее плечо пальцами и потянула на себя, пытаясь привлечь внимание. Замычала, заколотила кулаками по ключицам, но когда Люция обернулась, было уже поздно. Паучонок не успела предупредить, что прямо перед ними меж ограждений - столбов - закручивалась и бурлила грязная вода. Фурия машинально сделала шаг и провалилась в болото. Почувствовала упругий удар потока воды в грудь.

     Их уносило вглубь. Швыряло, крутило, не давая всплыть, несло и вертело, не позволяя различить ничего вокруг. Хлыстало и сбивало, мешая выплыть и вздохнуть. И, наконец, выкинуло в канализацию подземного царства.

     Люция оттолкнулась от скользкого дна и поднялась на поверхность. Откашлялась, вытерла лицо и отбросила волосы назад. Заметила краем глаза Еву - тоненькая черная рука исчезла в потоке воды. Подплыла к ней, отплевываясь от гнилых растений и слизи, нырнула, схватила за локоть и вытащила на поверхность. Девчонка наглоталась воды, но держала колчан, как ценное сокровище.

     Грязная туфелька поплыла по течению, бескрылая схватила ее, проверила босые ноги паучонка - вторая крепко держалась на черных ступнях.

     - Почему ты такая дохлячка? - рыкнула Люция, увлекая Еву за шкирку к склизкому бортику.

     Забралась на скользкий ледяной камень, перекинула паучонка через плечо, с силой ударила ладонью по ребрам.

     И Ева, кашляя протухшей водой, очухалась.

     - Где я? - просипела, держась за горло.

     - В канализации. Ищем инкубатор. Другого выхода отсюда нет, - Люция посадила девочку рядом, всучила туфлю, а сама забралась с ногами на бортик.

     Инкубатор - это там, где растут детеныши змеи, с ужасом подумала Ева. Все именно так, как она разложила в паутине один-единственный раз. Может, был еще вариант? Может, она ошиблась? Может, сплела несимметрично? Может, спросила неправильно? Она сжала мокрый колчан и задрожала от нахлынувшего холода подземелья. Шмыгнула носом, до чего же мерзко здесь пахло - тухлой водой и гнилыми растениями, но хуже всего - кисло-сладко и до отвратительного приторно - мертвыми орхидеями.

     Эхо донесло квакливые голоса охраны. Люция закрыла глаза, вслушиваясь в каждый мерзкий звук этих тварей, старалась различить, где они, откуда идут. Где квакши-стражники, там выход.

     - Пошли, тихо, - прошептала она и встала. - Нужно найти туннель, где совсем не будет этого болота.

     Ева отложила колчан и вытряхнула все, что набилось в туфельки, промыла ноги. Панцирь растрескался от воды, мясо набрало воды, мозоли горели, а лопнувшие пузыри сочились зеленой водицей болот. Закусив губу от боли, паучонок снова обула размокшие туфли и поднялась.

     Люция медленно кралась на гнусные голоса лягушек. Свернула направо сразу, как только представилась возможность.

     Осторожно вышагивала по сколькому бортику, двигалась ощупью. Ева спокойно шла за ней, обнимая колчан. Она видела каждый камешек дорожки, каждую паутину мха, каждую выбоину. Почему эта женщина идет так медленно? И она поняла:

     - Тебе же не видно, - осторожно заметила Ева.

     - А тебе прям видно! - огрызнулась фурия, не оборачиваясь. Не хватало еще поскользнуться и приложиться макушкой о камни.

     - Да, я же паучиха, - девочка обошла ту, едва не соскользнув в воду, взяла ее за руку и повела по туннелю, хлюпая туфельками.

     Ева говорила, когда впереди было скользко или текла вода, сообщала, когда нужно прыгать или переходить вброд. Она вела Люцию, оглядывалась на нее и, видя блуждающий взгляд слепца, улыбалась. Она нужна фурии, она полезная! А значит, Люция не бросит ее, не предаст.

     Наконец, она остановилась, и бескрылая, не получив указаний, врезалась в нее.

     - Что случилось?!

     А паучиха терзалась сомнениями. Камни под ногами были совсем сухими, а на дне глубокого тоннеля змеился тонкий ручеек. И стоило только повернуть по катакомбам направо, как вода исчезнет совсем. Ева думала, сказать ли. И что будет, если она не скажет. Жевала губы, бросая взгляд на знак. Терзалась.

     Провидицы не ошибаются.

     - Тут сухо, значит, инкубатор рядом? - грустно спросила она.

     - Именно. Пошли на свет.

     И Ева покорно повела Люцию по туннелю к факелам. Голоса квакш становились громче.

     Они приближались к змеиному инкубатору, становились слышны голоса охранников, а вместе с ними и шорох крыльев ангелов. Воды действительно стало меньше, но сырость никуда не исчезла, а ряды факелов окрасили все в мутно-зеленый цвет. Но теперь глаза Евы были уже не так нужны, и Люция пошла первой, оттеснив провидицу за спину.

     Лягушки переквакивались и делились впечатлениями о свите генерала. Смеялись над крыльями и руками ангелов - ну что за лапы без присосок? Языки короткие - как они едят? И вздрагивали от каждого шороха, похожего на хлопающие крылья. Жались друг к другу, переводили дух и снова ударялись в обсуждения. Люция поморщилась и пошла по указателям в инкубатор. Ева же заткнула уши руками и, громыхая стрелами, побежала следом. Но фурия не дала ей пройти и двух метров, грубо отобрала колчан и повязала его на бедро. Прижала палец к губам, показала рукой Еве следовать за ней. Та старалась все повторять за ней. Люция выглянула - лягушки заняты спором - перебежала в следующий туннель мимо них; Ева тоже выглянула, не поняла ничего, но побежала следом. Остановилась в проходе и высунулась, пытаясь разглядеть диковинных тварей. Никогда раньше ей не приходилось видеть жителей чужих округов. И если царица подземелий Мерт была изящна и смертельно красива, мощный чешуйчатый хвост обескураживал изумительным черным узором, то стражи ее царства казались смешными. Тощие, высокие, нескладные. Кожа бледно-зеленая, просвечивающая сеть синих сосудов. У всех были огромные нервно бегающие глаза с вертикальными зрачками-щелочками. И было сложно даже понять, куда они смотрят. Лица плоские, как будто их очень тщательно размазывали носами по стене, губы пухлые, мерзкие. Но стоило Еве увидеть, как один из стражников, облаченный в невзрачную форму с потеками ряски, задумчиво вымывал длинным розовым языком приплюснутое ухо, ей стало совсем дурно. Стражи были бестолковы, но сложно было даже предугадать, что они будут делать. А вдруг они заметили ее?

     Люция схватила Еву за шкирку и, заткнув рот ладонью, затащила в пустой туннель. Погрозила кулаком и отпустила. Паучонок сглотнула. Все прекрасно поняла - не глазеть, не отставать. Кивнула и послушно поплелась следом. Снова по влажным ходам, снова мимо квакливой охраны.

     Под ногами воды уже не было, но пахнуть стало еще хуже. И тут они услышали шаги. Не шлепки, свойственные лягушкам, не шорох хвостов ящериц и змей, а именно стук каблуков солдатских сапог. Звуки раздавались сразу отовсюду - верь только глазам. А прямо перед носом, пробеги метров десять - и огромная дверь.

     - Молчи! - шикнула Люция, подхватила Еву и ринулась туда. Выскочила на развилку, огляделась и, заметив вдалеке ангельские крылья, нырнула за дверь. Перевела дух. Ева, мыча и хныча, потрясла ее за штанину. И Люция обернулась.

     Горла коснулись острия двух копий. Перед гарпией стояли ящерицы, ниже ее на две головы, ни грамма человеческого, кроме стойки. Совсем не похожие на Алису. Зеленые морды вытянуты, распахнуты в оскале. Чешуя с ног до головы, вместо одежды тряпичная повязка на худых бедрах. И если руки еще были похожи на человеческие, только полностью закованные в броню чешуи, то лапы были звериными, трехпалыми. Стражи шипели и грозились проткнуть Люции глотку. Фурия медленно опустила Еву на пол, и девочка бросилась бежать. Но куда бы она ни повернула, везде были громадные белые яйца, больше ее раза в три. Инкубатор, тот самый, что и в паутине. Огромное влажное и душное помещение с несколькими дверьми по стенам. Ева взвыла.

     Люция, присев, нырнула под руку правого ящера, ладонью выбивая копье. Перехватила его за древко, и встала в стойку. Обезоруженный ящер бросился бежать за Евой, как за более слабой добычей.

     - Прячься! - рыкнула Люция.

     Ева, спотыкаясь в сене, побежала между яиц. Остановилась, не увидев позади никого. Выглянула из-за яйца. Люция размахивала копьем, как посохом, нанося удары наконечностям стражи. Замахнулась, занесла копье, но промазав, прищемила ящерице хвост. В ответ ей - вопль обиды. Провернула копье в руке и колющим ударом пронзила ящеру шею. Он задергался, кашляя. Но она уже отскочила от него и поспешила к яйцам.

     - Чего стоишь?! Беги! - закричала, выискивая второго ящера.

     - Сзади! - завопила Ева, сжимаясь в комок и закрывая уши.

     Люция обернулась. Обманул. Кинулся к Еве, а позвал подмогу: перед ней стояло три ящерицы-мечника. Фурия бросила копье и кинулась между яиц, на ходу защелкивая болт в арбалет. Ящеры - за ней.

     - Черт! Черт! Черт! - кусала губы Люция. Чешую не прострелишь, самое нежное место - горло, но в него попробуй попади. Обернулась, от ящеров ее отделяли считанные метры.

     И она не нашла ничего лучше, чем выстрелить в яйцо позади. Стрела прошла его насквозь, скорлупа треснула и поползла, наружу хлынула слизь. Ящеры в ужасе загалдели и бросились ловить выскальзывающего эмбриона. А Люция кинулась к ним. Прикладом арбалета ударила одного в морду и выхватила острый палаш из его лап. Тут же, не медля, рубанула им горло от груди до челюсти. Развернулась, переступая через падающее тело. Клинок оказался чересчур неудобным, рассчитанным на пальцы, способные обхватить толстую рукоять, и тяжелым. Но выбора не было.

     Ящерицы зашипели и ринулись на нее. Она бросилась прочь, на ходу рассекая палашом яйца, и поток слизи и не родившихся змей обрушился на ящеров.

     Ева визжала, заткнув уши. Люция свернула между яиц и оказалась прямо перед ней.

     - Замолчи! - зашипела, загораживая ее спиной от воинов.

     Паучиха старательно заткнула себе рот рукой, не переставая кричать, и попятилась, запутываясь в сене. Люция сражалась, не особо церемонясь- в ход шли ноги, локти, лоб. Она, несмотря на немалый рост, умела пользоваться собственным телом. Била длинными ногами по коленям, добивала рубящими ударами палаша. Отмахиваясь от нее, ящерицы сами рушили драгоценные яйца и отвлекались на каждого эмбриона, нечленораздельно вереща. А она, по колено в слизи, била их в спины. Они шипели, раненные и испуганные. Кидались бежать, но фурия нагоняла. Рубила, оглушала, толкала. Пока все не рухнули замертво.

     - Ну и чего было орать? - рыкнула Люция Еве, вытирая со лба зеленую слизь. Грязная, мокрая, отвратно пахнущая.

     А Ева рыдала, полулежа посреди полусотни разбитых яиц. Залитая желто-зеленой жижей по самую шею.

     Дверь распахнулась, и на пороге показалась Мерт. Она еще не видела, что произошло, и только раздраженно беседовала с кем-то позади нее.

     - Кофолю ше, я нишефо не снаю, - возмущалась она, и погремушка на кончике хвоста угрожающе дрожала. - Нет тут фашей Люцифелы, неушели не ясно? Откута ей стесь фсяться?

     Заползла, покачивая бедрами, свернула хвост в несколько спиралей, и, наконец, повернулась.

     - Поше. Поше мой, - ее голос задрожал, она обхватила чешуйчатыми руками виски. - Мои тетки, мои малышки...

     - Я выполняю приказ, прекратите театр и просто покажите мне инкубатор, - огрызнулась Алиса, проходя вслед за царицей змей. И замерла, увидев рыжеволосую женщину с ребенком. Узнала.

     Люция схватила Еву в охапку и кинулась в дальнюю дверь, на ходу побросав мечи.

     Ева болтыхалась у нее на плече, прижавшись щекой к прикладу арбалета, и смотрела, как сцепились двухметровая змея и юркая ящерица с извитым клинком.

     - Эта ты ее сюта плифела, ты! Специально! Штопы меня потстафить! - шипела змея, яростно постукивая погремушкой. - Улотина! Тепе никокта не пыть настоящей ящелицей! Ты шалкое потопие, плихфостень ястлепа!

     - Я вам не верю, - огрызнулась Алиса, снимая с пояса извитый меч. - Вы не пускали меня сюда. И обманули генерала.

     - Исса тепя мои тетишки мелтфы! - взвыла змея, поднимая тело в стойку, мазнула языком по губам и зашипела.

     От броска гадюки Алиса отскочила, занесла клинок и одним махом опустила на торс Мерт. Лезвие взрезало хребет, отрубив хвост. Ящерице залило кровью сапоги, но она быстро подвязала меч к бедру и, перемахнув через тело, бросилась в погоню.

      

     ***

     Люция кралась по болотам, одной рукой сжимая нож, а второй придерживая Еву. Та плотно стиснула зубы, чтобы даже звука не издать. Все снова шло по кругу - побег, охотницы во главе с Алисой. Вместо леса болото, выдающее каждое движение, и само-по-себе представляющее угрозу. Пока вода не доходила маршалу выше груди, но она знала: может быть все, что угодно. И такие же водовороты, ведущие в канализацию, и трясина. Металась меж черных деревьев, чувствуя, как сильно напрягаются ноги в густой от ряски воде. Различала тихие команды охотниц, удары мачете.

     Голос Алисы послышался совсем рядом, и Люция присела, погрузившись в мутную воду. Ева зажмурилась и задержала дыхание, послушно ныряя следом. Фурия прикрыла рыжие волосы ядовито-зеленой травой. Глава охотниц подошла совсем близко, выглянула из-за ближайших зарослей, огляделась. Люции даже показалось, что она заметила ее.

     - Пусто! - крикнула охотница через плечо, разворачиваясь.

     Люция как можно тише вынырнула, оставшись в воде по шею, и услышала, что охотницы удаляются в левую часть болот. Алиса пошла за ними, оглянулась несколько раз, словно проверяя. Прошептала что-то одними губами, Люция едва различила 'Беги', и скрылась в зарослях.

     Удача или блажь? Плевать. Люция обернулась, разглядела в зарослях вход в подземелье - два ряда бирюзовых столбов в золотых узорах. Если от них пойти направо, то за несколько часов можно вернуться в округ ангелов. Там на окраине была деревня, можно взять обычную лошадь. Дальше по лесам снова в округ муравьев, а там до Инпу через округ Ос рукой подать. Нужно только добежать.

     Люция вскочила, перекинула едва живую от страха паучиху через шею, придержав по рукам и ногам, и побежала. В голове билась всего одна мысль - 'Боже, лишь бы не ловушка!'.

     Были б добрые в силе, а злые слабы -

     Мы б от тяжких раздумий не хмурили лбы!

     Если б в мире законом была справедливость -

     Не роптали бы мы на превратность судьбы.

     Слишком много ощущенийпронизывало тело, Люция даже стала их различать. Ноющий от голода живот, высохшая носоглотка, зудящие мышцы и скатывающаяся на изгибах тела грязь вперемешку с потом. Больше всего хотелось пить. И, завидев издалека конюшню, гарпия едва не прослезилась.

     Ева крепко спала, сцепив длинные пальцы на шее Люции. Она мужественно продержалась весь вечер и ночь на болотах, но к утру сдалась и тихо засопела. Даже не заметила, как Хэбиные болота сменились полями и лесами.

     У конюшни стояли стреноженные лошади, ютились от жаркого солнца под навесом. Люция стащила паучиху, кинула ее в сено и бросилась к лошадям. Распихала упрямые морды и окунулась лицом в поилку, умылась, напилась и закашлялась. Много пить нельзя, так и простыть легко. А простуженные маршалы долго не живут.

     Люция развернулась и села, опершись спиной о корыто, задрала голову и дала себе вволю отдышаться. Сердце колотилось как бешеное, желудок запел китом. От тяжелого запаха лошадей и навоза становилось дурно. Она подобрала ноги и уткнулась лбом в колени. Форма уже высохла - грязными зелеными потеками со следами ряски. Сапоги промокли и, должно быть, натерли ноги. Люция разулась, размотала старые портянки. Мышцы плюсны горели, над пяткой сочилась лопнувшая мозоль, перетянутые сосуды посинели, но несильно. Слишком торопилась, переобуваясь на болотах. Гарпия привычными движениями прощупала стопу - кости целы, сухожилия не порваны, кожа не слезла. Только пальцы холодноваты, но это не беда. Вдохнула, выдохнула, разминая ноги, и вытянула их, давая отдохнуть. Ничего, бывало и хуже.

     В конце концов, бык был мертв - спасибо пламени, в реальном бою при таком состоянии Люция могла проиграть. Мерт тоже была мертва, и даже лучше, что ее убила Алиса, так царица змей наверняка запомнится ее подданным предательницей империи. Ни бык, ни змея уже не смогут испортить кому-то жизнь - мертвые не кусаются. Оставался только волк.

     Ева перекатилась по сену, не просыпаясь. К ней подошла пегая лошадь, боднула мордой, фыркнула на ухо и стала губами снимать с волос сухую траву.

     Чувство тревоги не покидало Люцию. В следующий раз охотиться за ней может совсем не Алиса, проявившая несвойственную ей слабость. Неужели Люция так сильно потрясла ее, отрезав себе крылья? Лион вряд ли оставит это просто так. А с ним шутки плохи. Гарпия обхватила голову руками. Если будет бой с охотницами или, того хуже, ангелами, ей живой не выйти. А значит, Инпу останется безнаказанным. Нужен союзник.

     Алиса не подходила - ее блажь была непонятна и могла в любой момент перемениться, стоило ей заметить слабину Люции.

     Хоорс предпочтет доставить генералу, лишь бы не возиться.

     Люция перебирала варианты, один хуже другого, ясно осознавая, что победить - практически невозможно. Ее потолок - устроить бунт в округе Инпу, и то, если повезет. Или пожертвовать жизнью, вложить все в один-единственный шанс попасть на тренировку вожака волков. Молить о справедливом бое, о шансе защитить собственную честь. Может, она проиграет и умрет от его меча. Может, выиграет, и ее порвут в клочья его сыновья.

     Был и третий вариант. Пробраться в темницу под старым полигоном и казармами и вызволить единственную заключенную - госпожу Химари. Кошку, силой которой Люция восхищалась. Навыки которой казались ей идеалом. Для гарпии она была недостижимым совершенством. Да, с ее помощью месть станет сладкой и легкой.

     Но было одно маленькое 'НО' - кошку в темницу заточила сама Люцифера двадцать лет назад. Может, первые два варианта не так уж плохи?

     Паучиха проснулась, когда лошадь стала губами жевать ее волосы. Открыла глаза и завизжала, что было мочи:

     - Лоша-а-адь! Убери ее! Убери! - вопила она, сжавшись в комок и обхватив голову руками. - Убери! Убери!

     Люция рывком поднялась на ноги и в два шага оказалась рядом, что-то ласково зашептала коню на ухо и, придерживая за шею, отвела к поилке.

     - Замолчи! - рявкнула, вернувшись, грубо схватила за запястье и выволокла из-под навеса Еву. - Тихо! - зашипела, силой зажимая той рот рукой. - Не ной, кому сказала!

     Ева виновато мычала ей в ладонь и послушно вытирала слезы, градом катящиеся по лицу. Всхлипнула, громко шмыгнула носом и пальцами отняла руку гарпии.

     - Умница. Ноги в руки, и за мной, - скомандовала фурия и, не дожидаясь ответа, быстро пошла в лес.

     Ева поплелась следом, икая при каждом вздохе. Ее всю трясло о страха, ноги странно чавкали, а руки казались слишком скользкими, но она боялась даже думать об этом.

     - Собирай шалаш, я пошла на охоту, - Люция усадила провидицу под дерево. - Я вернусь сюда же. Поняла?

     - А но-нодью т-ты с-сделаешь, м-м? - заикаясь, промямлила Ева и посильнее закуталась в платье.

     - Сделаю, когда вернусь, - кивнула Люция и, сняв со спины поклажу, стянула куртку и кинула под ноги Еве. - Грейся.

     Паучиха вцепилась в кожанку и накрылась ею, вжавшись в комок. Хотела было поблагодарить, но Люция уже шагала по лесу в одной рубашке и на ходу заряжала арбалет.

     ***

     Рыжее пламя дохнуло в лицо, опалив брови и виски. Тяжелое дерево, разгорающееся все сильнее, давило на спину, грозясь сломать. Люция тяжело выдохнула и загребая руками горячую землю, попыталась выбраться. Оттолкнулась ногами, вспахав тлеющий мох, насилу сдвинула ствол сосны на бедра. Поднялась на руках и, рыча от обиды и злости, забила крыльями. Запах паленной плоти забивался в нос и пробуждал животные инстинкты, будил страх смерти.

     - Чтоб тебя! Чтоб тебя! - закричала Люция, руками вытаскивая придавленные ноги.

     Пламя лизало кожу, рвало рукава и так и норовило хлестануть по лицу. Мешало дышать, палило перья, обжигало ноги сквозь штаны.

     Люцифера взревела раненым зверем и, упершись руками в дерево, сдвинула его. Отскочила, неуклюже размахивая крыльями, оттолкнулась, силясь вырваться из капкана пламени, но тут же рухнула на землю. Свирепо глянула за спину - левое крыло было сломано и вывернуто, с таким не то что летать, даже идти будет тяжко.

     Но оставался Лион. Последний из отряда. И Люция была бы рада свернуться в комок под деревом и сдохнуть, но обещание, данное ястребу, било по вискам.

     Гарпия отмахнулась от пламени, сложила сломанное крыло руками и плотно подвязала. Благо, плечо слушалось хоть как-то.

     Мотнула головой, отряхнулась от ссыпавшихся огненных искр, и огляделась. С неба она видела ястреба, когда облетала пожарище, и если верить ориентирам - горам, виднеющимся вдали, и кошачьему храму, отсвечивающим лиловым в ночи, то до Лиона было рукой подать. И Люцифера ломанулась вперед, на горы.

     Горящие ветки хлестали по лицу и рукам, на ладонях покраснели ожоги, надулись пузыри, но Люция неслась, не думая об этом. Перепрыгивала через рухнувшие деревья, сбивала пламя с крыльев и волос.

     Кружилась голова, звенело в ушах, путались ноги, горело все тело.

     Люция вывалилась на поляну и, пропахав лбом сухой мох, резко поднялась. Ноги тряслись. Крыло высвободилось из перевязи и повисло. Гарпия засмеялась, вытерла со щек и лба копоть. Животный ужас наполнял все ее естество, пожирал самые отдаленные кусочки души, поглощал разум. А она хохотала, дрожа всем телом от изнеможения. И даже была чуточку рада, потому что до Лиона оставались считанные метры. Ястреб лежал на груди, распластавшись по земле. Одно его крыло было придавлено тяжелой многовековой сосной. Он силился сдвинуть ее, но дерево лишь покачивалось, упершись в другие стволы, и все сильнее давило на сломанное крыло.

     - Лион! - окликнула его Люцифера и, сбивая ноги, бросилась на помощь.

     Но ястреб огрызнулся, отмахнулся здоровым крылом.

     - Мы как договаривались?! Сперва солдаты, потом я! - кричал он, еще сильнее раскачивая упрямую сосну. Едва не взвыл от боли, но сдержался и уткнулся лбом в землю.

     - Я уже всех доставила в госпиталь Алисе. Только ты остался, - Люция наотмашь ударила по крылу ястреба и, больно наступив на то ногой, бросилась к дереву. - Я подниму, а ты крыло тяни на себя. Давай!

     - Что?! Поднимешь? Да ты совсем...

     Договорить он не успел, Люция присела у дерева и, поддев пальцами, подняла ствол сосны. Приподнялась, одним махом опустив тот на грудь, и встала. Лион только и успел двумя руками сгрести крыло, как сосна упала на то же место, а сама Люция рухнула на колени.

     - Люцифера?!

     Она обернулась на его голос, но дерево над ней затрещало, и сосновая лапа, объятая огнем, рухнула сверху.

     ***

     Люция рывком поднялась, отмахнулась от веток, ударила по крылу, сбивая пламя. Но оно лизало перья, стегало по рукам и дышало в лицо, не давая вздохнуть. Гарпия закричала, споткнулась, и рухнула на крыло. Но то отчего-то встретило ее не мягкой периной, а жесткой землей. Люция дернула головой, подогнула ноги и замерла.

     Все тело горело, крылья пожирало пламя, и запах сожженной плоти бил в нос. Чугунная голова все так же гудела, пересохшую носоглотку все так же тянуло.

     Вот только единственным источником огня была нодья. А крыльев за спиной не оказалось. Как и ожогов.

     Сердце колотилось, как бешеное, Люция дышала, судорожно хватая ртом воздух, и пыталась прийти в себя. Сон, это был всего лишь сон. Воспоминание из прошлого. Такое яркое, выжигающее изнутри. Люция облизнула сухим языком губы и, все еще дрожа от ужаса, села. Стиснула зубы, чувствуя, как они стучат. Это давно прошло, всего лишь сон. Слава богу, Ева рядом, благодаря ей она стала просыпаться в кошмарах.

     Интересно, снится ли Лиону то же самое? Помнит ли он? Хочет ли он помнить?

     Когда жар отпустил, а сердце перестало рваться из груди, Люция стала различать звуки и запахи вокруг. Глаза открывать было страшно. Один только вид горящей нодьи был способен всколыхнуть воспоминания вновь.

     Кто-то тихо-тихо плакал и шмыгал носом. Пахло паленой плотью и чем-то незнакомым.

     - Ева? Опять ноешь? -прохрипела Люция и потянулась за бурдюком с водой - смочить горло.

     - Прости меня, прости меня! Прости, - промямлила провидица и заплакала еще горше. - Я не специально! Я не хотела! - всхлипнула и утерла слезы. - Прости меня! Только не бросай меня! Пожалуйста, не бросай меня! Не оставляй меня одну! Пожалуйста!

     - Да что у тебя стряслось?! - непонимающе спросила Люция, вытирая губы и закрывая бурдюк. - Ну?

     - Я без тебя не смогу! Не бросай меня, пожалуйста! Я не хотела! Я не нарочно! Я больше так не бу-у-ду-у! - выла Ева, закрыв голову руками. Как будто ожидала удара.

     Люция встрепенулась и села поближе.

     - Да прекрати ты! По-человечески мне объясни, что натворила?! - рыкнула она, поднимая лицо девочки за волосы. - И прекрати мямлить, я ни черта не понимаю!

     Ева тяжело всхлипнула и разревелась еще сильнее. Люция схватила ее за руку, и тут же отбросила.

     - Это что такое?!

     Руки паучихи были мерзкими на ощупь. Черные прожилки сосудов ветвились под мраморно-белой кожей и пульсировали так, что даже невооруженным глазом было видно.

     - Они же черные были, разве нет? - прошептала Люция, вытирая влажную ладонь о рубашку.

     - Я полиня-яла-а, - взвыла Ева и, подняла подол. Ноги были такими же.

     Гарпию передернуло, но она, фыркнув, протянула руку и потрогала лодыжку паучихи.

     - Забавно, - только и нашлась, с любопытством разглядывая девочку, как диковинную зверюшку. На руках и ногах кожа была совсем не похожа на саму себя - скорее белое мясо в прожилках сосудов. Упругое, гладкое, но мясо, плоть. - Полиняла, в смысле, кожу сняла?

     - Да-а, - паучиха всхлипнула и пихнула под нос гарпии панцирь с руки.

     - На латные перчатки похожи, - фыркнула Люция, повертев в руках шкуру. Черный локоть раскрошился, но предплечье и ладонь были целыми. Гарпия с любопытством согнула и разогнула пальцы на панцирной перчатке, осмотрела суставы, будто шарнирные. И даже постучала шкурой по земле, та отозвалась глухим стуком. - Прочная. Невесомая. И пальцы легко двигаются. Шикарно, я о такой всю жизнь мечтала, а то о деревья и чужие лица вечно костяшки сбивала, приходилось мазать, бинтовать, осторожничать...

     - Прости меня, прости, - шептала Ева, сжавшись в комок и натянув куртку на голову, будто защищаясь.

     - Ноги что, в таком же панцире были?

     Ева кивнула.

     - Забавная ты зверушка. Но это все ерунда. Ты ведь ревешь не потому, что шкура слезла, верно? - Люцифера изогнула бровь, и Ева попятилась, снова задрожав всем телом. - Выходит, есть что-то, из-за чего ты решила, что я должна тебя здесь бросить. Ну?! - отчеканила она каждое слово, и паучиха разревелась снова.

     - Я ходить не смогу, пока ноги не высохнут. Прости меня! Прости!

     - В смысле, не сможешь ходить? Совсем?

     Паучиха снова кивнула и вжала голову в плечи. Люция глубоко вздохнула, собираясь с мыслями.

     - Сколько это займет?

     - Пять дней, - промямлила Ева и закусила губу.

     - У меня нет столько времени, - Люция пожала плечами и встала. Ева с ужасом проводила ее взглядом.

     Гарпия похлопала по карманам штанов, нащупала пузырек с Конфитеором и стиснула его в руке. Перекинула арбалет через плечо, закрепила колчан и, не проронив ни слова, направилась через лес к полям.

     - Сто-о-ой! - завопила Ева, вскакивая следом. - Не оставляй меня! Пожалуйста! - бросилась следом, но ноги ее не удержали, и она рухнула в траву. - Пожалуйста! Не бросай меня! Я все-все для тебя сделаю! - плакала она. - Не оставляй меня!

     Но Люция уже скрылась за деревьями, и не было слышно даже ее шагов. Лишь треск пламени, шорох осыпающейся листвы и тихое уханье над головой.

     - Я не смогу без тебя. Не бросай меня. Не оставляй меня. Пожалуйста! Умоляю...

     ***

     Лион остановился у своего кабинета и глубоко вздохнул. Бело-бурые крылья гарпии висели на двери и так знакомо пахли Люциферой. Мастера успели доделать заказ в такой короткий срок - стоит написать благодарность.

     Раун что-то привычно прокаркал, отдав честь. Кажется, отчитался о проделанной работе - почистил крылья на двери, заварил кофе, разобрал бумаги, оповестил членов совета. Лиону было не до него, невыносимая печаль тяжелым камнем давила на грудь, а мысли переполняли голову, гнели и терзали. Секретарь замолк, и Лион перевел на него взгляд. Ворон внимательно осматривал стоящую за спиной генерала Алису. Лион посмотрел на нее тоже, но она ничуть не изменилась за последние часы. Дрожала от холода в бесцветной робе, перетаптывалась босыми ногами, крепко прижимала к груди связанные руки и смотрела в пол. Коса была распущена и собрана на затылке в пучок, во взгляде читалась покорность и, вместе с тем, стойкость. 'Зыблема, но непотопляема, ' - как всегда говорила про нее Люцифера. Даже лишившись оружия, отрядов, звания, она осталась верна самой себе. И ничего не рассказала Лиону, словно их с Люцией не связывала договоренность, союз или дружба. Да, упустила. Дважды. Да, один отряд убила сама, второй обманула. Сожалела, что ее девочкам пришлось пожертвовать собой впустую, но не считала себя виноватой. Никто ее не заставлял, никто не угрожал, не умолял. Это было только ее решение, и она согласна была за него заплатить. Просила только не мучить оставшиеся отряды - они ни в чем не виноваты, девочки ничего не знали.

     - Вызови Хоорса, пусть допросит ее. Методы и наказание - на его усмотрение, - произнес Лион, открывая дверь ключом. Толкнул ее, провел рукой по мягким и даже как будто теплым крыльям гарпии. - Зайди ко мне через час, у меня будут приказы по всем округам, нужно будет в срочном порядке передать их советникам и начальникам охотниц.

     - Слушаюсь, мой генерал!

     Лион закрыл за спиной дверь и прижался к ней лопатками. Распахнул крылья и укрылся в их пологе. Он не думал, что ему будет так тяжело допрашивать Алису. Странное гнетущее чувство давило на него - они ведь всю войну бок о бок прошли, а тут - нож в спину. Он вдруг осекся - а как он поступит, когда найдет Люциферу? Схватит ее, вернет, а дальше - дальше-то что? Отдаст Хоорсу разбираться? Это уже было.

     - Решай проблемы по мере их поступления, - процедил он сквозь зубы и, сложив крылья, направился к столу. Горячий кофе и впрямь ждал его, Лион налил кружку и залпом выпил, даже не ощутив, как обожгло язык и небо.

     Обязанности не ждут, и, зевнув, Лион достал чистые бумаги для имперских приказов, начал писать. Предстояла долгая работа для всех ангелов. Охотниц нужно было изолировать, ведь если они в сговоре с главой - Алисой, но Люция везде сможет делать все, что пожелает. Даже во время пожара, убившего Мерура, они по странной случайности успокаивали бунт на окраине округов Быка и Осы. А в болотах так доверились командиру, что упустили Люциферу. Тюрьмы каждого округа должны были принять новых заключенных, крылатые - обеспечить охрану и безопасность жителей и, самое главное, глав земель.

     Всех охотниц, бывших на болотах вместе с Алисой, предстояло допросить. Знали ли они, что задумала их командир? Согласны ли были подставить ангелов?

     Но Лион не мог понять самого важного - предавала ли Мерт империю?

     ***

     Раун медленно шел по дорожке кладбища, погруженный в свои мысли. Его пегас плелся следом, постукивая по каменной кладке и иногда фыркая - атмосфера сада мертвых пугала зверя.

     Ворон все не мог решить, что он скажет ей. Как объяснит, что она больше не Магистр и не Охотница, а просто-напросто заключенная ангельской тюрьмы. Вдруг она будет сопротивляться? Откажется? Нападет, желая убить его?

     - Раун? - тихо окликнула она его. И он поднял голову на голос.

     Кирана сидела в ногах Люциферы и крепко прижимала к груди лиловые часы Хильды. Торопливо шмыгнула оленьим носом и наклонила голову, ожидая ответа.

     - Я по приказу генерала, - ворон кивнул.

     - Не зачитывай, так скажи, - грустно отозвалась она, поджимая ноги.

     И Раун глубоко вздохнул.

     - Лион приказал всех Охотниц изолировать и допросить. Алиса снова дала Люции сбежать, и теперь все вы под подозрением. Даже Магистры.

     Кирана отвернулась, спрятав лицо под капюшоном, прижала часы к груди.

     - Это было вопросом времени, - дрогнувшим голосом отозвалась она и спрыгнула с постамента-кладбища. -Я сама дойду, хорошо? Или у тебя приказ сопровождать меня?

     - Боюсь, не дойдешь. Охотниц определили в одиннадцатый сектор, - Раун щелчком пальцев подозвал пегаса и, подхватив его за поводья, подвел к Киране.

     - Это тот, что рядом с кошкой? - охотница вернула часы на место и, будто прощаясь, погладила их по стеклу. Кристаллы вспыхнули в ответ.

     - Да, садись.

     - Я тут подумала, - прошептала Кирана, осторожно подходя к крылатому коню сбоку. Резко выдохнула, собравшись с мыслями, и повернулась к ворону. - Люция отвратительно метает ножи - она не могла убить охотниц ими. Я думаю...

     - Алису уже обвиняют в намеренном убийстве отряда. Тут ты немного опоздала с догадками. Но, - Раун подал руку охотнице и помог забраться на пегаса. Кирана поерзала в седле, вставляя сапоги в стремена, и глянула на него сверху вниз. - Но у меня есть одно доказательство, - и ворон вынул из потайного кармана кителя платок с генеральским гербом. Внутри были ножи. - Все шесть принадлежат Алисе. Сомнений быть просто не может.

     - Что будешь делать? - усмехнулась Кирана, потуже затягивая шнуровку капюшона. - У меня теперь связаны руки.

     - Еще не решил.

     Охотница понимающе кивнула и отстраненно махнула рукой, заканчивая разговор. Раун оттолкнулся от земли и поднялся в небо, коротко свистнул, и конь покорно развернулся. Кирана проводила взглядом кладбище Люциферы, до боли стиснула в пальцах луку седла и уставилась пегасу в холку. Он резво проскакал по мощеной дороге и, тяжело взмахнув крыльями, оттолкнулся. Ветер подхватил его и помрачневшую всадницу, растрепал гриву и ее капюшон, и остался звенеть в ушах. Раун что-то командовал пегасу, направляя в потоке, но Кирана не думала о нем. Все ее мысли занимала предательница, убившая сестру. Чтобы сделала Хильда на ее месте? Что должна сделать она сама?

     Но в голове отчаянно бились слова из лекций, что читала она сама, а когда-то - читали ей. 'Прости врага своего. Не можешь простить - убей!'

     ***

     Алиса медленно брела по коридору тюрьмы и смотрела, как волочатся по полу сизые крылья Хоорса. На нее сыпались проклятья, обвинения, угрозы, но она переставляла ноги и пыталась не слышать ни слова. Девочки просто напуганы, они в ужасе, им больно после пыток, им обидно, горько, грустно. Они ведь на самом деле не ненавидят ее так, как кричат.

     Лодыжка противно хрустнула, и ящерица едва не упала на камни. Встрепенулась, удержав равновесие, и тяжелые цепи зазвенели, отдаваясь гулом в тюремных сводах. Алиса едва успела отскочить, чтобы охотницы, тянущие руки сквозь решетки, не схватили ее за волосы. Голова все еще ныла после прошлого раза, она думала, они снимут скальп и выцарапают ей глаза, не меньше.

     - Ты заслужила. Хильде было больнее, - послышался тихий спокойный голос среди криков и ора. И Алиса против воли повернулась.

     В одиночной камере у решетки сидела Кирана - Магистр и охотница из клана оленя. Глубокие тени залегли под глазами, тяжелый росчерк плети запекшейся кровью рассекал лицо от носа до уха, синие губы чуть подрагивали.

     - Я ненавижу тебя. Пусть тебе будет так же больно, как всем нам! Как мне...

     Алиса остановилась и поджала губы, слушая охотницу. Та единственная не кричала, а только обводила блуждающим взглядом больших оленьих глаз ящерицу, и бормотала под нос.

     - За что ты убила ее? За что? - шептала охотница, казалось, в пустоту. - Все ради Люциферы, и ничего - ради нас. Мы выбрали тебя, мы поклялись умереть за тебя. А ты...

     - Я не убивала Хильду, - проронила Алиса, подходя к решетке поближе. Она не боялась Кираны.

     Та встрепенулась, будто только сейчас поняла, что видение главы Охотниц не иллюзорно, и с презрением посмотрела ей в глаза.

     - Ты лжешь. Ты убила свой отряд, я знаю. Ты убила их. Убила! Убила их всех! -процедила Кирана сквозь зубы, поднимаясь. Ноги едва ее удержали.

     - Да, я не собиралась лгать. Я убила весь отряд, предала всех охотниц, что доверились мне. Но Хильду... Хильду я не убивала.

     - Пусть тебе будет так же больно, как всем нам, вместе взятым. Ты не заслужила пощады. Мы ненавидим тебя. Ты чудовище. Ты самодурка, и хуже этого быть не может, - горько чеканила слова Кирана, привалившись грудью к решетке.

     - И потому я здесь. Я готова ответить за все, что сделала. Прости, что так вышло, - Алиса мотнула головой и виновато повела плечом, хотела было сказать еще, но не успела даже открыть рот.

     Охотница в одно мгновение схватила ее за волосы и с силой ударила лицом о решетку, прижала за затылок и, наклонившись, поравнялась с Алисой глазами.

     - Я уничтожу тебя, слышишь?! Они не убьют тебя, нет, они никогда так не делают, они же ангелы, не то, что мы! Ты выживешь, да. А потом я найду тебя. И ты пожалеешь, обо всем пожалеешь!

     Алиса облизнула разбитые губы и наморщила лоб. От виска тонкой струйкой стекала кровь к подбородку, треснувшие чешуйки больно впивались в кожу, а волосы на затылке практически звенели - и тем ощутимее, чем сильнее Кирана сжимала кулак.

     - Я заставлю тебя почувствовать себя на месте Хильды. На моем месте. На месте всех нас. Самодурка. Ты не бестолковая ящерица - Люцифера ошиблась, ты самая настоящая гадюка.

     - Да, я уже услышала, ага, - перебила ее Алиса и закашлялась кровью. - Вот только я действительно не убивала твою драгоценную Хильду.

     - Ты лжешь, - зашипела Кирана, наматывая волосы ящерицы на кулак.

     - Прекратите! - кто-то расцепил пальцы охотницы и дернул Алису на себя. Она сложилась пополам и закашляла. - На минуту отвлекся, а вы уже деретесь! Леди!

     Алиса подняла глаза на спасителя, Хоорс мерил обоих охотниц взглядом, сложив руки на груди. Фыркнул и, наклонившись, поднял цепь от оков своей пленницы.

     - Пошли, не так уж тебе плохо, не притворяйся, - и дернул на себя, увлекая Алису за собой.

     Кирана горько рассмеялась ему вслед:

     - Отвлекся он, сизарь чертов. Так я и поверила...

     Зачем ты мне явил сперва великодушие и милость?

     Твое лицо передо мной, как солнце, ласкою лучилось.

     Так что же этот свет померк, и в горе ты меня поверг?

     Не знаю - в чем моя вина! Молю - ответь мне: что случилось?

      

     Люция торопливо шагала по краю огромного кратера-полигона на вершине горы. Заходящее солнце уже не попадало сюда, скрывая маршала и девочку в полумраке. Ева бежала следом, шугаясь от каждого шороха. Она хотела взять Люцию за руку, но та была слишком занята своими мыслями и выдергивала ладонь из тонких пальцев паучонка.

     Маршал вспоминала Алису - мимолетные видения посещали ее, оставляя отпечаток детских криков и смеха, лязга мечей и глухих ударов сапог. Стоило лишь солнцу зайти, как сейчас, а толпа ангелов уже билась с будущими охотницами. И было здесь место и горю, и обидам, и торжеству силы. Охотниц травили жестоко - неудачные эксперименты, у которых не выросли крылья. 'Будьте благодарны', - кричали им крылатые дети, - 'что вас не убили'. Еще бы тут не было вражды. Хотя на деле они были равны. Дети, собранные со всей империи, оторванные от родителей, которых заставили забыть. Они могли бы вырасти полузмеями, полубыками, полуоленями и даже полумедведями, но жизнь распорядилась иначе. И кому-то достались крылья, навсегда стерев иные животные признаки. А кому-то не повезло, не повезло настолько, что они выжили, но в своих краях уже стали чужими.

     Каждый вечер Люция с Алисой хвастались мечами - кто какой украл. Настоящие! Стальные! Острые! Совсем не деревяшки для тренировок. Они дрались на клинках и кулаках. Под улюлюканье и крики, под охи, ахи, слезы. Они ненавидели друг друга, а толпа только распаляла.

     Сколько было споров и ненужных слов, призванных раздраконить друг друга, похлеще уколоть, заставить встрепенуться и всерьез захотеть чужой крови и боли. Они наивно думали, что обманывают своих воспитателей, сбегая из казарм посреди ночи. Считали, что их крики и вопли не слышны. Полагали, что хмурые врачи в госпитале верили сказкам про упавших с кроватей детей. Но все Магистры прекрасно понимали, откуда берутся порезы, рваные раны, сотрясения и переломы. Они не смотрели сквозь пальцы - они именно этого и ждали от будущих ангелов и охотниц. И сами забывали мечи в столовой, сами оставляли на полигоне аптечки с бинтами и перекисью, а когда дети перегибали палку - просто разгоняли их, как строгие учителя. И ждали, что на рассвете те соберутся снова, чтобы выцарапать друг другу глаза и похвастаться новым украденным оружием.

     Сейчас этот полигон был пуст, и Люция даже помрачнела. Их поколение - прыткое, ловкое, хитрое, озлобленное, сильное - уходило в прошлое. После войны детей больше так не воспитывали.

     Они прошли весь полигон и свернули, не дойдя до выхода. Люция нырнула в щель между камнями, усмехнулась, вспоминая, как детьми они толпой забивались в туннель и бежали в казармы. О, как же громко кричали им вслед! Проклинали, обещали устроить взбучку, вот только догнать чертят не могли - для взрослых ангелов туннели были узковаты.

     Люция знала каждый поворот на ощупь. Выйти можно было как в казармы, так и к столовой. Еву нужно было спрятать, и Люция выбрала второй путь, ей еще предстояло спускаться в тюрьму. Дорогу она помнила - они часто бегали подразнить заключенных, сомнений быть не могло - Химари с самого начала отправили туда по ее же приказу. Вся тюрьма была для одной лишь кошки, других узников перевели, чтобы исключить любую возможность побега. Люция свернула на первой развилке налево.

      

     ***

     Как ни боялась Ева, но никто не напал на нее сзади и не задушил в темноте. Люции дорогу освещал необычный фонарь - лиловый, в изящной стеклянной коробочке и с кованым кольцом в виде крыльев. Мерур все твердил, что мечтает о таких же, но баловать себя дорогими лампами не рискнул, а тут они висели на каждом углу. Люция медленно кралась по коридору, вслушиваясь в шорохи. Дважды им пришлось столкнуться с дежурными сторожами, крылатые заменяли охотниц, и от этого фурии было гораздо проще с ними управиться. По крайней мере, Люция работала быстро - стреляла и оттаскивала трупы в темные углы.

     Паучонок утерла нос рукавом большой, на вырост, куртки - Люция купила у конюха вместе с лошадью и сапожками. Обувь была впору, в куртке хотя бы тепло, а сама лошадь, вываренная в колбасу, хранилась в мешке на плече Люции. Еве было больно вспоминать об этом. Люцифера бросила ее у нодьи, а сама ушла. А когда вернулась, Ева устала рыдать и давно уснула. На утро ее ждали вещи и ультиматум - либо она едет верхом, либо остается в лесу одна. Ева бормотала, что передвигаться на лошадях не этично, но прекрасно понимала, что выбора у нее просто нет.

     За неделю в дороге руки и ноги паучихи высохли и окрепли - их снова покрывал черный прочный панцирь. Но страх, что Люция действительно может бросить ее - окончательно поселился в душе.

     Люция остановилась, когда узкий туннель, по которому они шли, закончился просторной залой с множеством ходов. Единственная дверь слева от узла дорог была украшена старыми потрескавшимися колоннами из дерева с вырезанными изображениями крылатых. Ева остановилась, чтобы разглядеть их, но Люция распахнула дверь и за плечо затянула паучонка внутрь.

     Кристальная лампа осветила неуютное помещение с деревянной мебелью. Можно было различить стойку у стены, покрытую толстым слоем жирной пыли, ряды столов и стульев.

     - Останешься здесь, - Люция кивнула Еве на стол в дальнем углу. И девочка молча пошла туда, осматриваясь в пахнущей старостью и ветхостью столовой.

     По стенам были стенды для мечей - деревянные горизонтальные палки с выщербленными выемками под рукояти. Ева провела по одному из них рукой и почувствовала пальцами бугры неухоженной древесины. Больше ничего интересного не было. Только пустые лампы под потолком, пыльные столы, грязные, как будто мохнатые, плиты пола.

     Люция захлопнула дверь и ушла, не сказав больше ни слова.

     Ева осталась одна. Она жалела, что не осмелилась спросить Люцию, вернется ли та. Даже не набралась смелости вчера, чтобы наконец выяснить, куда они идут. И позавчера. И неделю назад. Все, что Еве удалось узнать, так то, что Люция была настоящей крылатой - из тех, что действительно умеют летать. До чего это взбудоражило паучонка! Она буквально засыпала фурию вопросами, как это - летать? Не страшно? А пегасы такие же жуткие, как лошади? Почему же Люция не улетела с острова? Но фурия отмахнулась тогда, мол, кроме острова ничего и нет в этом мире. Некуда лететь, да и запрещено. Совсем ничего нет? Почему нельзя? Кто запретил? Куда крылья делись? Но ответа не было, только щелбан по лбу и раздраженное 'Отстань'. Люция пугала Еву, и она чувствовала себя ненужной. Вроде та и не обижала, но в то же время игнорировала, словно паучонок для нее - пустое место. Может, даже бросит здесь?

     Ева села в угол и облокотилась на холодную стену, выщербленную в скале. Затем стала неспешно наматывать паутину между четырех пальцев - виток за витком, стараясь не сделать ни единой ошибки. Сперва ей хотелось спросить у паутины, вернется ли Люция за ней? Но поняла, что не готова к ответам. Ведь если увидит в паутине картину, то своими же глазами сделает ее более вероятной. И теперь, слыша даже в ушах, как колотится сердце, она плела и плела. Спрашивала про прошлое Люции. Ей было безумно страшно, но что может быть сильнее детского любопытства?

     Она закончила плести и паутина задрожала, растянутая на пальцах.

     Болезненная девочка рыдала в голос посреди сырой и грязной комнатушки. Протяжно звала на помощь, захлебываясь слезами, била по полу крохотными кулачками, разбивая в кровь. Стальная решетка, заменяющая одну из стен, открылась, и вошел ангел. Свет за его спиной рисовал белый ореол вокруг его силуэта. Он подошел к девочке и взял на руки.

     - Тише, малышка, - прошептал он, поглаживая ее по хрупким плечам.

     - Где Мур? - плакала она, руками цепляясь за нежные пепельные перья и ворот хлопкового халата. - Где Мур? Где?

     - У тебя есть мы, Мерур больше не нужен, - он прижал ее к себе и стал покачивать, укрыв крыльями, как пологом.

     И девочка вслушивалась, кто такие 'мы' - бесконечные крики детей там, снаружи, бесконечный шорох крыльев, звон стекла и бульканье кипящей воды. И такой же бесконечный шепот на ухо. Безмятежная вечность. Приятный голос ангела убаюкивал и дарил такое необходимое спокойствие.

     - Теперь тебя зовут Люцифера - светоносная, - он провел рукой по ее щеке, и девочка улыбнулась. Тогда он осторожно, как фарфоровую куклу, отнес ее на кушетку у дальней стены и уложил на прохладные простыни. - Все будет хорошо.

     Она вздрогнула и, когда он отодвинулся, вдруг явственно ощутила голой кожей холод. Ангел перевернул ее на живот, подложил жесткую подушку под лоб. Тепло и трепетно погладил по нежной коже и вытащил из-под живота девочки стиснутые кулачки.

     - Ну же, не бойся! Ап! - распрямил их в стороны, - и полетели!

     И девчушка улыбнулась, с любопытством глядя, как он точно так же раскрывает роскошные крылья, как она - руки.

     - И ножки, ножки вытяни! - продолжал он, поправляя просторное холщовое платьице на теле девочки. И она послушно тянула носочки, гордо показывая красивые и очень сильные для ребенка ноги.

     - Ты почти летишь, Люцифера, - улыбался ангел. А она тянулась, руки в стороны, ножки в струнку, спина ровная. Ей нравился голос крылатого, ведь он не кричал, не требовал, а просто играл.

     Но ангел вдруг накинул на лодыжки ремни, на запястья - тугие веревки. Девочка дернулась, вскрикнув, потянула руки к груди, но их силой распахнули, привязали к железным поручням. Ремни натянули, платье разрезали, оголив спину. Она выгнулась, задергала плечами, силясь порвать веревки. Но они только проскользили по запястьям, срывая кожу.

     - Да ты и впрямь боли не чувствуешь, - раздраженно огрызнулся ангел. И девочка замерла, с ужасом глянула на него, не веря своим ушам. Не было в голосе крылатого ни ласки, ни доброты, только жесткая горечь и любопытство.

     - Мур, Мур... Мур! Мур! Мур! - закричала она, выгибаясь всем телом. Ей даже удалось подтянуть одну ногу.

     - Мерур не придет, он продал тебя, - усмехнулся ангел, подняв голову девочки за темные волосы, заглянул в янтарно-карие глаза в обрамлении густых черных ресниц. - Он не любит тебя, никто тебя не любит. И никогда не полюбит. Даже если ты сдохнешь, никто и горевать не станет.

     - Мур, - всхлипнула она, глотая слезы. - Мур.

     - Ты что, слов других не знаешь?! - закричал он, приложив ее лбом о жесткую, плотно набитую опилками подушку.

     - Мур, - зашептала она и до крови закусила губу.

     - Ты нужна только нам, слышишь? И только мы можем сделать тебя совершенством.

     Ангел убрал черные пряди волос с ее шеи, осторожно оттянул тонкую кожу и медленно ввел иглу, еще две вошли под лопатки - для крыльев, еще две - тремя сантиметрами ниже - для второй пары крыльев, еще две - для третьей пары, последние две - в позвоночник на уровне поясницы, чтобы хребет смог выдержать непосильную ношу. От всех девяти медленно вились тонкие трубочки, уходили вверх, где на высоте метров двух висели стеклянные бутылки.

     - Ты станешь шедевром, и нам позавидует сам Бог, - прошептал крылатый, затянул ремни посильнее и ушел.

     Решетка захлопнулась за ним, и мир погрузился во тьму. Детские вопли туманили разум маленькой Люциферы, на нее накатывали жар и холод одновременно, места инъекций саднило так, что хотелось разорвать в клочья; тошнило, мутило, трухало, пугало, терзало. Она терпела, сжимая в ладонях железные поручни, и водила пальцем по выгравированному номеру - сто восемь. Обмякла. В ушах зазвенело. И так захотелось плакать. Мерур не придет. Никогда не придет. И никто не спасет.

     Она чувствовала пульс в глазах, ощущала, как они высыхают и наполняются пылью. Таращилась на мечущихся между клеток ангелов. Искала взглядом других детей, чьи вопли боли и отчаяния, не утихающие ни на миг, перерастали в фоновый шум.

     - Я - Люцифера, - шептала она. - Светоносная, - бормотала она. - Я стану шедевром, - бубнила, стуча зубами от холода.

     Ева смяла паутину, и та распалась в ладонях. Паучиха глубоко вздохнула и начала по-новой. Теперь она знала, почему фурия пришла убить Мерура, но увидеть ее детство еще раз была не готова. Перелистнула на несколько лет позже. Люции должно было быть двенадцать, как и ей самой.

     Провидица увидела, как Люцифера выросла. Бело-бурые крылья болтыхались за спиной, в пыли, в грязи, словно она лазила по горам. Глаза из карих стали изумрудно-зелеными. Вся перебинтованная, перемазанная йодом с ног до головы, распатланная, с короткими светлыми волосами, она казалась смешной разбойницей. Люция торопилась к ангелу, что сидел на камне и рассматривал пробегающие облака.

     - Хоорс! - закричала она и вскинула вверх руку, привлекая его внимание.

     Ангел опустил глаза, тряхнул белой челкой и улыбнулся. Раскрыл руки и сизые крылья, принимая ее в объятья. Она ловко запрыгнула ему на колени и прильнула. Провела рукой по карманам серой формы, серебряному нимбу, приколотому на груди, и крепко-крепко обняла.

     - Что случилось, Люлю? - он поднял ее лицо за подбородок, осматривая почти сошедший фингал и разбитую скулу. - Опять что-то натворила?

     - Голень рассекла, - Люция пожала плечами и отвернулась, отпуская Хоорса.

     Ангел глубоко вздохнул и, бурча себе под нос, что бегать с рассеченной голенью нельзя, поднял ее на руки и неспешно понес в тень к камням. Люлю прижалась к нему щекой, вслушиваясь в размеренные удары сердца, улыбнулась. Он осторожно посадил ее на камень, ловко разорвал штанину над коленкой и стянул вместе с сапогом. Цокнул языком, осмотрев рану.

     - Сколько можно тебе твердить, бестолковая ты голова, - пробурчал, вытаскивая из кармана нитки в ампуле и иглу, - береги себя! За чем на этот раз полезла?! - ссыпал в руки Люции горсть антибиотиков, всучил бутылек с перекисью и запаянную пробирку бутираля.

     - За кровохлебкой, - пробурчала Люция. - Для бабушки.

     Хоорс фыркнул:

     - Да, кровь у тебя и впрямь остановилась, ничего не скажешь, - перетянул Люлю ногу чуть выше колена жгутом из рваных штанов. - Никому не говори, что ты ей помогаешь, поняла? Запрещать тебе бесполезно, все равно полезешь. Так хоть язык за зубами держи, ясно?!

     Люция кивнула, шмыгнула носом и поправила под курткой связку трав.

     - С твоей анальгезией нельзя так безалаберно относиться к телу! - твердил Хоорс, обрабатывая ссадину на колене и рану на голени. - А еще бежала! Небось до верха добралась и только потом - ко мне, - он отрезал кусок нитки об острый скол ампулы и принялся зашивать рассечение, подсыпая антибиотики. - Я не могу всегда быть с тобой рядом! И не всегда буду, понимаешь ты это или нет? Что ты будешь делать, если меня не станет? Если меня отстранят? Да просто когда тебя выпустят из Имагинем Деи? Я ведь перестану быть твоим хранителем! - он внимательно оглядел работу и залил рану тонким слоем бутираля.

     - Я всегда буду с тобой, - прошептала Люция, насупившись.

     - Нет, не будешь! Ты вырастешь, станешь настоящей ангелицей, а мне дадут новую ученицу. Мы, может, будем служить в разных концах империи!

     - Не хочу, - Люлю поджала губы.

     - Чего ты не хочешь? Чтобы мне поручили другую крылатую? Или служить далеко от меня? - фыркнул он, перебинтовывая голень. Осторожно натянул сапог и распустил жгут.

     - Ничего не хочу! - крикнула она, оттолкнув его ногой. Вскочила, накинула капюшон и бросилась бежать.

     - Люлю! Люлю, стой! - заорал он ей вслед, поднимаясь с земли. - Люлю!

     Но она уже спрыгнула со скалы в пропасть.

     - Люцифера! - Хоорс кинулся к обрыву, с ужасом глянул вниз. Но гарпия парила, распахнув черно-белые крылья. Тяжело взмахнула, подхватив поток, и взмыла в небо. - Что за несносная девчонка!

     Ева поджала губы и притянула руки к груди, паутина рассыпалась снова. Паучонку вдруг стало легче, фурия, оставившая ее одну, больше не казалась чудовищем. Она улыбнулась кончиками губ, и заплела снова, отмотав лишь год вперед.

     Люция заметно выросла и окрепла, волосы были собраны в хвост, а глаза горели - насмешливо, с издевкой. Крылья, плотно сложенные за спиной, подрагивали, переливались на солнце. Люция ждала, от нетерпения подпрыгивая на носочках. Вся - живая, обжигающая, реагирующая на каждый звук окружающей толпы, хохочущая и задиристая.

     Молчаливые и словно неживые маленькие охотницы пропустили в толпу худенькую девчушку с жиденькой косичкой. Та посмотрела на Люцию зашуганным зверьком, ощерилась, пряча под злобой страх и ужас. И гарпия заметила фальшь - сморщила тонкий нос и фыркнула.

     Крылатые дети загалдели и принялись подтрунивать над бескрылыми охотницами. Толкали их плечами, закрывали обзор крыльями, тюкали и дразнили. Люция прикрикнула на всех, в мгновение раскрыла большие бело-черные крылья и громко хлопнула ими, заставив толпу за спиной отскочить и притихнуть. Девчушка перед ней поджала губы и уставилась в пол. Никаких изменений не произошло. Ни злобы. Ни жажды сражения. 'Так не пойдет!' - решила Люция.

     - Ты боишься меня? - прошептала она, подойдя к маленькой охотнице вплотную, раскрыла огромные крылья, нависла над девочкой хищной птицей. - Бойся. Ненавидь. Презирай.

     - Я не боюсь! - крикнула противница, сжав кулаки. Голос сорвался на визг.

     Люция улыбнулась, сложила громадины-крылья и отошла к толпе.

     - Алиса, - склонила голову на бок, разглядывая вытянувшуюся по струнке девчушку, ее хрупкое, тонкое тело, белую кожу с проступающими сосудами, янтарные глаза с узкими вертикальными зрачками.

     Девчушка с опаской глядела на гарпию, шарахаясь от каждого движения - поворота головы, складывания крыльев, перебирания меж пальцев ремешка на больших - на вырост - штанах.

     - Ты же охотница. Таких, как вы, никто не любит. Вы ничтожества, настолько слабые и бездарные, что Бог не одарил вас крыльями! Рожденный ползать летать не должен! - Люция цедила слова сквозь зубы. - А тебя я ненавижу. Слабачка. Трусиха. Плакса. Ящерка, которой я вот-вот оторву хвост. О да! Ты, как и все ящерицы, предпочтешь отбросить ненужный хвостик! Уступишь мне! Поддашься!

     Алиса встрепенулась, замерла, лишь смерила крылатую чайными глазами с мгновенно сузившимися в точку зрачками. Но та продолжала, театрально маша рукой:

     - Бестолковая Алиса. Мелкая, глупая, наивная. Дохлячка! Коротышка! Бездарность! - она выкрикивала слова, и ее голос, звонкий, сочный, разлетался по пустому горному полигону и обрушивался на ящерку. Каждый вскрик - как обжигающая пощечина. - Трусиха! Рева! Ябеда!

     Алиса поджала губы, в янтарных глазах блеснуло море. А крылатая все говорила:

     - Тебе никогда не стать главой охотниц! Ты - никто! - как громом среди ясного неба. Под дых.

     - Ненавижу! - ящерка сорвалась с места. Метнулась к Люции. Увидела округлившиеся от удивления глаза, поднятые вверх руки, открывающие под удар живот и грудь.

     Все смолкло. Алиса со скрипом сапог провернулась на носочке и занесла ногу для удара - в солнце меж ребер. Губы сжала в тонкую линию, глаза, полные слез, сощурила. Все тело - струна, натянутая тетива. Вся ярость, вся боль - в одном ударе.

     Люция сделала лишь крохотный шажок назад и в считанные мгновения до удара точечно, резко, засадила локтем в голень Алисы.

     Раздался треск. И нечеловеческий вопль, снисходящий на хрип, пронзил сами горы. Алиса упала возле Люции и вцепилась в сломанную ногу. Просипела севшим голосом. Закатанные глаза слились с белым, как мел, лицом. Все молчали.

     'Ей оставалось совсем чуть-чуть. Она почти попала', - Люция коснулась ладонью ребер, чувствуя еще прикосновение ботинка. Ощущая распирающее ее удовлетворение.

     Ящерица смолкла и только плакала, обняв колено. Тихо. Совсем неслышно. Уставившись в сапоги охотниц и ангелов. Она видела, что Люция отходит от нее. Чувствовала, как та становится за спиной. Ожидала удара, но даже не могла пошевелиться, защитить себя от боли, сберечь внутренности. Оцепенела.

     Люция присела над Алисой, осторожно развернула за плечо и подняла. Подперев снизу коленкой, перекинула руку ящерки через плечо, уложила ноги ровнее, стараясь не потревожить голень, наливающуюся изнутри кровью. И медленно пошла сквозь толпу крылатых.

     - Куда ты несешь меня? - просипела Алиса, чувствуя под пальцами плотные мышцы Люции, ощущая, как они плавно тянулись под курткой, когда крылатая перехватывала ее поудобнее.

     - В госпиталь, - Люция не смотрела на ошарашенных ангелов, вдруг забывших о своей ненависти к охотницам. И они расступались перед ней, трусливо прятали глаза, шептались за спиной. Никто не посмел упрекнуть или обвинить гарпию, никому не хотелось на место Алисы.

     - Но почему? - прошептала Алиса, прижимаясь щекой к плечу крылатой. Чувствуя исходящую от нее силу, уверенность и спокойствие.

     - Потому, что ты впервые ударила меня.

     Паутина рассыпалась, и Ева удивленно посмотрела на черные пальцы, тонущие в полумраке столовой. В голове словно щелкнуло. Крохотное сомнение устроилось поудобнее в мыслях и прошептало - 'Люцифера человечнее всех, кого ты встречала'. И Ева поверила.

     Нет ни рая, ни ада, о сердце мое!

     Нет из мрака возврата, о сердце мое!

     И не надо надеяться, о мое сердце!

     И бояться не надо, о сердце мое!

     Ева размотала новую паутину, но не знала, что спросить.

     Ее покойный господин редко распалялся на комплименты женщинам, считая тех бесполезной тратой денег для империи - наравне с мужчинами получали и оружие, и одежду, но вряд ли их служба стоила таких затрат. И оттого признание из его уст было особенно ценно. Его заслужили только три женщины, одна из которых умерла столетия назад. Он даже хранил старый потрепанный портрет, на котором была изображена по-своему красивая дама в багряном кимоно - лицо было выбелено, чайные кошачьи глаза смотрели с прищуром, а алые губы были изогнуты в усмешке. Но больше всего Еву в женщине поразило то, что в пышной прическе из черных волос сидел паук - маленький, с блюдце, дикая тварь. Женщину Мерур звал не иначе, как Госпожа, и ничего про нее не рассказывал. Он и не показывал портрет никому, только запирался в своей галерее и созерцал - Ева лишь однажды подглядела за ним в паутину.

     Вторая женщина тоже была из рода кошек. Но ее портрета не было, Мерур разве что спьяну вспоминал истории о ней и сумбурно пересказывал скорее даже для себя, чем для гостей. Он звал ее кошачьей принцессой.

     И третьей была маршал империи. Он считал ее символом победы, усмехался - 'Не белый голубь приносит мир, а дикая гарпия!'. Мерур часто думал о ней, мало говорил, но иногда выходил в сад и тоскливо ходил по каменным дорожкам, гладил старые скамейки, повторяя под нос 'Мур. Мур. Мур'. Быть может, скучал, может, жалел, но никогда не забывал. Быть может, бойкая крылатая девочка в ее паутине, повторяющая его имя - на самом деле и есть та самая маршал, дикая гарпия?

     Ева поняла, что хотела узнать. Мерур уже не сумел бы ничего рассказать, но паутина могла все. И провидица зажмурилась, сосредоточившись на вопросе. Люлю из прошлого не сильно-то походила на нынешнюю Люциферу, вот только почему? И провидица складывала паутину виток за витком, пока та не задрожала и не окунула паучонка в прошлое.

     Ева увидела измученную девушку, подвешенную за крылья и руки к потолку. Усыпанную, как бисером - иглами и паутиной трубочек. Знала, но не верила, что это - Люция. Уже седая, с такой же пепельной кожей. Лица было не видно из-за спутавшихся волос. На запястье алело клеймо - оплавленная кожа отблескивала цифры - сто восемь.

     Грот вокруг походил на лабораторию - Люция висела в свете кристальных ламп. Два ряда длинных столов уходили от нее к другим стенам. Небольшая трибуна с целой кучей рычагов и переключателей стояла у двери, за ней сидел мужчина в замызганном белом халате. Раскосые кошачьи глаза с тоской глядели на отражавшуюся в дальнем зеркале лаборантку - девушку с белоснежными кошачьими ушами и таким же хвостом, выглядывающим из-под чистого и выглаженного халата. Она скрупулезно разводила из фиксаналов растворы и делала пометки в пожелтевшем журнале.

     У ног Люции стоял пожилой мужчина-кот, поглаживал редкую бородку и, прижав черные кошачьи уши, пристально следил за пленницей.

     - Еще десять кубов, - задумчиво бросил он через плечо. Поднял голову, наблюдая за изменениями, вслушиваясь в каждый ее вздох. В полнейшей тишине было слышно, как пот, стекающий с ее лба, разбивался о камень.

     - Еще, - черный кот коснулся руками голых ступней Люциферы, не помещающихся в его ладонях.

     И кот у двери подал еще десять кубов пунцовой жидкости, даже не подняв головы. Ему явно не сильно нравилась работа и иссохшее тело девушки с облезлыми крыльями. Он коротал время, разглядывая собственное едва различимое отражение в дальнем зеркале, серые столы с кафелем. Наблюдал, как четко и слаженно белая кошка разливала лиловые растворы по колбам.

     - Еще.

     Черный кот провел ладонями по жилистым голеням Люции. Когда он увидел ее в первый раз, нагую, озлобленную, сильную, он был восхищен. Теперь от былых мышц почти ничего не осталось, нагота стала отвратительной настолько, что крылатую одели в мешковатую робу, а огонь в глазах потух. Вот только она по-прежнему не чувствовала боли! Бейся не бейся, но в этом они ни на шаг не продвинулись. Висела мотыльком, пойманным в паутину. Разве что дышала, и то благодаря инъекциям глюкозы.

     Люция тяжело вздохнула, сипло простонала. Ноги и вывернуты плечи забила дрожь. Крылья заколотились, осыпая перья. Она сделала еще несколько жадных глотков воздуха и закричала. Кот судорожно скомандовал:

     - Стоп! Хватит! Стой! Спускай ее! Давай!

     И кот у переключателей обернулся, поежился, видя, как неистово бьется в болезненных конвульсиях пленница. Она хватала ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, ребра спазматически сжимались все сильнее и сильнее.

     - Она задохнется! Ну же!

     Черный кот стоял под ней, обнимал за ноги, готовый подхватить, как только оковы разомкнутся.

     Щелк. И Люция упала тяжелым серым мешком.

     - Живее! Позовите... - кот перевернул ее, борясь с чувством отвращения. Мокрое от пота тело было липким, а грязь плоти скатывалась в ладонях. Посмотрел на серое лицо и закатанные глаза. Стал вытаскивать иглы, от падения провалившиеся под кожу. Услышал слабый сип. - Позовите командира. Она чувствует, что значит - быть человеком! - сказал он гордо, самодовольно. Погладил по щеке, с толикой восхищения наблюдая, как сильно его рука, наконец-то сумевшая даровать крылатой боль, отличалась от мертвецки бледной кожи Люции. - Пока она не задохнулась! Живее! Она же умрет!

     И они кинулись исполнять приказ. Девушка - в лаборантскую, сообщить всем удивительную новость. Юноша - за командиром.

     Хлопнули двери, оставив кота и его жертву одних.

     - Я училась имитировать этот ад чертов год, - процедила Люция сквозь зубы, поднимая на кота совершенно ясные глаза.

     Он оцепенел, с ужасом посмотрел на нее, все еще поддерживая под тощие ребра. Она ощерилась:

     - Как я тебя ненавижу! - и мертвой хваткой вцепилась ему в глотку.

     - Но асфиксия. Тремор! - он судорожно попытался отползти. Хотя бы разомкнуть тонкие ледяные пальцы с горла.

     - Я все еще не чувствую боли. Я ни-че-го не чувствую! - зашипела она, обломанными ногтями впиваясь в его кадык. - Совсем ничего, кроме желания жить, - и, резко дернув, вырвала адамово яблоко.

     Люцию окатило кровью из порванной артерии, но она откинула тушу мучителя к столу. Закашлялась, словно все ее легкие целиком наполнились едким дымом. Поползла через тело кота, волоча за собой крылья.

     Приступ сошел на нет так же внезапно, как и начался. Люция поднялась, опершись о стол, попыталась сложить крылья, но они только дрожали, ни на сантиметр не поднимаясь земли - лишь волочились павлиньим хвостом.

     - Где же они держат охотниц? - спросила она в пустоту, ковыляя к растянувшемуся на всю стену зеркалу. Заглянула в него, поправила пальцами уголки рта, расправляя так рано появившиеся морщины. Ткнула сломанным ногтем в синющие мешки под глазами, усмехнулась мерзкому липкому телу, едва укрытому рваной тряпкой, как рубахой. Вытерла кошачью кровь со щеки и плеча. Поднесла к лицу клеймо.

     - Сто восемь, - прошептала она и рассмеялась. Беззвучно. Словно разрыдалась. - Я - совершенство! - со всего размаху зарядила кулаком в зеркало. Оно со звоном разлетелось ей под ноги. - Я - Люцифера. Светоносная, - подняла осколок с хороший кинжал. Оторвала край рубахи и плотно обмотала им скол, чтобы не порезать руку. - И сам Бог позавидует мне!

     Дьявольская улыбка исказила ее измученное лицо.

     Ева схлопнула паутину между ладоней и свернулась комок, кутаясь в куртку. Внутренний холод пробирал до костей.

     - Нужно найти что-то еще, - едва не заплакала она.

     Телица Мерура говорила, что крошка Бель, императрица, души не чаяла в маршале, старалась быть похожей на нее если не внешне, то хотя бы внутренне. И телица твердила, что такой кумир для императрицы лучше всех учителей. И если Люцифера и впрямь настоящий маршал, то это даже странно, ведь ее Величество не могла выбрать ту Люциферу, что смотрелась в зеркало кошачьей лаборатории, а значит, что-то случилось позже.

     - Хочу увидеть, почему она стала маршалом, - уверенно прошептала Ева, начиная узор по новой. - И почему Изабель так ее любила.

     Паутина покорно засеребрилась, и каждая ее ячейка блеснула во мраке.

     Ева увидела уже совсем другую девушку. Люцию, именно ее, но иную. Светлые, с проседью, волосы были собраны в тугую косу. Форма серая, исполосованная ремнями и креплениями брони - блестящие стальные пластины защищали грудь, плечи и запястья, щитки - голень и колени. Роскошные, мощные крылья подрагивали в порывах ветра и казались такими мягкими, бархатными. Люция клином вела отряд ангелов по лазурному небу. Вдоль белоснежных стен дворца, над витражными переходами и россыпью розариев. Под крылатыми мелькали сверкающие крыши замка, купола главного храма - единственного здания, что совсем не тронули кошки. Люция скомандовала замедлиться. Весь отряд крылатых мужчин ждал, пока юная командир оценит ситуацию.

     Огромный, рыжий, как солнце, купол церемониального зала еще стоял посреди мраморной площади в окружении охотниц. Ящерица с жиденькой косичкой метала ножи в толпу напавших кошек. Звонко отдавала приказы, шествуя поверх побоища - по чужим плечам, головам - юркая, легкая, неуловимая.

     Охотниц было заметно меньше, чем нападавших. К тому же, с кошками была их принцесса, которую еще ни одна охотница не смогла даже оцарапать. Ее клинки было сложно различить в сумбуре боя, а ядовитые иглы появлялись из ниоткуда. Она петляла меж бойцов, своих и чужих, все ближе и ближе подкрадываясь к командиру охотниц - Алисе. Ящерка металась, судорожно выискивая в небе подмогу. И не увидела, как белые пальцы Кошки охватили лодыжку и дернули вниз, на мрамор. Толпа бойцов поглотила охотницу, грозясь растоптать и стереть в пыль. Кошка исчезла в пучине боя, мелькнула меж чужих спин и оказалась у витражного входа в зал церемоний, толкнула стеклянную дверь бедром и скрылась под рыжим солнцем площади.

     Люция скомандовала - в атаку. Ей не было дела до гибнущих охотниц, важен был лишь император и его драгоценное семейство. Она направила подчиненных в купол, отдав приказ разбить его.

     Рыжее солнце площади за несколько мгновений рассыпалось осколками под ударами ангельских мечей. Кроме звона бьющегося стекла не было слышно ничего. Люция пикировала с неба, различая, как в витражном дожде танцует кошка. Та шагала, переступила белыми кошачьими лапами, вертелась, крутилась. Её мечи рассекали воздух и рвали, кромсали крылатых стражей. Император уже пал, и кошка танцевала на его спине, отбиваясь от защитников. Она казалась мелкой и слабой на их фоне, но они не смогли причинить ей вреда - она ранила в крылья, головы, попутно, незаметно для глаза, метая иглы. И если ангелы могли противостоять ударам её мечей, то иглы заставали врасплох. Она прорвалась сквозь крылатых и занесла клинки над императрицей, закрывающей своим телом драгоценное дитя. Изабель стояла на троне, отцовская диадема-нимб висела на ее золотых волосах, зацепившись за крохотные ушки. Успели короновать. И девочка орала, что есть мочи, выглядывая из-за материнского плеча. Лиловые, горящие яростным огнем, глаза кошки пугали её до смерти, а рядом не было никого, кто мог защитить. Никого, кроме фурии.

     На Кошку сверху обрушилась Люция. Повалила на мраморный пол, выбив из рук клинки. И тут же рванула, оглушив крыльями, к императорской семье. Девочка от ужаса едва дышала, мать лежала на ней тяжелым грузом, укрывая крыльями. И тонкая дорожка отравленных игл вела вдоль хребта крылатой леди - Люция попалась на уловку клинков, как и все ангелы. Последняя игла, предназначавшаяся Изабель, оставила глубокий росчерк на нимбе - Кошке не повезло лишь на доли миллиметра.

     - Бель, не бойся, я с тобой, - Люция бесцеремонно стащила тело императрицы под ноги и протянула девочке руки. Та упала в ее объятья и крепко вцепилась в крылья.

     - Ты не бросишь меня? - прошептала, икая, малышка.

     - Никогда не брошу. Ведь ты - императрица. Ничего не бойся!

     - И я никогда тебя не брошу, - проскулила Изабель, всем телом прижавшись к спасительнице. Сложила четыре крыла, ещё покрытых белоснежным пушком, и притихла.

     Люция обернулась, оглядела бойню охотниц и кошек за разбитым куполом. Без своей принцессы им было уже не победить, выжившим охотницам и ангелам ничего не стоило подавить их окончательно. Химари уже лежала на руках у высокого ангела, связанная по запястьям и щиколоткам. Он сложил рыжие крылья и подошел к Люции, ожидая приказа. Поднял на нее глаза, посмотрел по-ястребиному, искоса.

     - Лион, - обратилась та к нему, - убейте всех, кроме Химари. Кошку и трупы доставьте в храм Ясинэ. Ждите там меня. Я пока успокою ребенка.

     И она взмыла в небо, оставив Лиона заканчивать последний в войне бой.

     Ева зажмурилась, усилием воли листая вперёд, ей слишком сильно не хотелось видеть конец войны. Но она не могла понять, кого хочет увидеть дальше - маленькую императрицу, впечатленную Люцией, как и сама Ева, или кошачью принцессу, чья участь была ей совсем не известна. Интуиция подсказывала, что это она была той самой кошкой, которую уважал господин Мерур. А вот о храме Ясинэ паучонок не знала практически ничего - взрослые с ужасом шептались об этом месте. Не могло там случиться что-то ужасное! Это же сама Люцифера! Ева верила в лучшее и наматывала паутину на пальцы.

     Люция стояла, опершись о воткнутый в землю клинок. Сложив руки на груди, созерцала, как кошка, измазавшая свое белоснежное кимоно в грязи, копалась в земле во дворе кошачьего храма и хоронила убитых воинов.

     - Скоро рассвет, Химари, стоит поторопиться, - цинично бросила победительница и тут же осеклась.Принцесса кошек подняла на нее тяжелый взгляд.

     Даже победив, Люция чувствовала себя поверженной. Она думала, что этот жест сломленной воли успокоит, уверит в победе. Но крылатая стояла у могил, вырытых Химари; посреди клинков - изголовьев; на поле смерти. И не чувствовала себя победительницей. Даже цепь, тянувшаяся от горла кошки к поясу, казалась не более, чем жалкой издевкой.

     Химари налегла на крестовину меча над закопанным телом, погрузив его на треть, и пошла к последнему трупу - юноши-кота.

     - Скажи, каково это - хоронить тех, кто повелся на твои речи и обещания победы? - процедила сквозь зубы Люция. - Хоронить их, как животных, даже не отдав сердца водам Самсавеила? Каково это?

     - Никак, - и Химари за ногу оттащила тело кота к неглубокой яме. - Я уже хоронила своих детей.И ваш крылатый род точно так же не позволил мне отдать сердца водам смерти.

     Люция хмыкнула:

     - Я слышала от пленников-кошек, что ты считаешь мир, в котором мы живем, лепрозорием. Они сказали правду?

     - А что, ты хочешь поспорить? Или у тебя другое мнение? - кошка ссыпала землю в яму, укрыв тело кота. Фыркнула, небрежно отряхнула руки о кимоно. - Мы тут варимся в котле, из века в век лучше не становится. На себя посмотри и на мир вокруг - хочешь сказать, это не адово чистилище?

     Люция нахмурилась, но ничего не ответила. Кошка продолжала:

     - Окружающий мир - не более чем цирк уродов. Да над нами Бог смеётся и издевается, - усмехнулась она, отдернув распахнутый ворот кимоно. Кивнула на Люцию. - Ты-то чем живёшь? Для чего? Для кого?

     Крылатая хотела было напомнить, что она - человек войны и никогда в жизни не жила иначе. Но Химари опередила её, махнув рукой:

     - Что есть ты, что нет тебя - этому миру плевать. Он не приводил тебя в мир для чего-то особенного, он просто швырнул куклу на сцену и сел наблюдать. Умрешь ты, и ничего не изменится - все продолжат дохнуть от лепры, вариться в чертовом котле вражды родов и видов, округа все так же будут ненавидеть друг друга. Война, которую ты мнишь жизнью - всего лишь вспышка, и теперь она будет тлеть, пока не разгорится в другом округе, с другими тварями. Мы все несчастны, мы все уроды Лепрозория. И нас никому не жаль. Пойми, Люцифера, это просто цирк, трагикомедия, зрелище для избалованного Бога, - кошка опёрлась на гарду кошачьего клинка и с грустью посмотрела на небо, усыпанное лиловыми звёздами. - А каким видишь мир ты?

     Люция молчала, перебирая цепь в руке, ей было нечего сказать. И кошка это понимала:

     - Найдёшь ответ - приходи.

     Плечи Евы свело судорогой, она спешно стянула паутину с пальцев и, смяв, бросила на пол. Плечи свело снова, но провидица уже раскупорила наполовину полный бурдюк и сделала несколько глотков. Горло тут же до слез обожгло, и Ева закашлялась. Но это все равно было лучше, чем страдать от лепры. К тому же, корки на шее и ключицах заметно уменьшились и практически не мешали. А судороги и потерпеть можно. Паучонок торопливо скопила слюну во рту и с трудом проглотила - лишь бы горло не пекло. Вернула бурдюк с Конфитеором на пояс и мысленно поблагодарила Люциферу за лекарства.

     Вот только ответа так и не было. Паутина не показала, почему гордость империи, прекрасный боец и просто сильная девушка вдруг стала фурией, одержимой местью. Безжалостной и совершенно не умеющей сострадать. Равнодушной к смертям тех, кого считала своими. Люция сломалась, но Ева не знала, почему и когда.

     Размотала паутину снова, хотя от последних звеньев на глаза от боли накатывали слезы. Но Ева плела, стиснув зубы, отчаянно желая понять фурию до конца.

     Голова наливалась чугуном от перенапряжения, пальцы не слушались. Еще чуть-чуть! Хоть один раз. И паутина показала то, что искала провидица.

     Люция вошла в тронный зал с кипой бумаг и остановилась у двери. Императрица беседовала с коленопреклонённым вассалом округа Волков, покусывала болезненно-алые губы и кивала, хмуря тонкие брови. Волк заметил вошедшую Люциферу и замолчал, прижав уши назад. Изабель встрепенулась, увидев Люцию, и улыбнулась. Показала рукой подойти ближе - маршал важнее.

     Люцифера кивнула и направилась по багряному ковру мимо каменных колонн к старому золотому трону. В этом зале она была первый раз - Бель исполнилось четырнадцать, и теперь четырехкрылая ангелица могла по праву считаться императрицей. Огромная площадь на двенадцать колон предназначалась для празднеств, но здесь был единственный уцелевший трон, и Бель назначала аудиенции. Можно было отреставрировать трон из церемониального купола или забрать роскошное кресло из храма, но императрица была непреклонна - трон отца полюбился ей с первого взгляда. И было чему восхищаться - вместо спинки трона по всей стене разрослось золотое дерево с лиловыми кристальными яблоками. Во времена кошек это было лишь украшением, но сейчас такие же золотые пазы, вплавленные в изящные ветки, поддерживали четыре тяжелых крыла императрицы, отчего она казалась величественнее.

     - Это из лабораторий кошек? - Инпу, волк, с нескрываемым любопытством посмотрел на исписанные корешки папок.

     Маршал вытянулась по струнке, сложила бело-бурые крылья и осталась стоять навытяжку. Молчала, не собираясь отвечать никому, кроме императрицы.

     - Это же в них написано, как они мучили тебя девять лет назад? - тихо спросила девушка. Она неловко себя чувствовала на папином большом троне, ерзала, расправляя платье, чтобы казаться больше. Но все равно на фоне распахнутых белоснежных крыл выглядела маленькой.

     - Да, Ваше Императорское Величество, - маршал склонила голову в поклоне.

     Инпу принял документы, перебрал папки, бурча под нос и наконец, торжественно выудив кипу бумаг с пометкой - сто восемь - подал ее Бель. Люция бессознательно стиснула пальцами левое запястье, пряча клеймо.

     Императрица, поджав губы, торопливо листала страницы и бегло прочитывала бумажки. Инпу, поклонившись, встал рядом под крылом и начал читать тоже, изредка указывая Бель на отдельные графы и строки. Маршала это жутко нервировало, но она не двинулась с места - свое портфолио, любезно составленное кошками, она уже читала.

     - Я уверяю вас, все получится, Ваше Величество, - ласково сказал волк, поклонившись Бель в пояс. Забрал бумаги и спустился к Люции. - Вы можете на меня положиться.

     Изабель вздохнула так глубоко, как позволял корсет, и насупилась. Инпу продолжал:

     - Мне нужна лишь ваша поддержка, помещения, умы ваших подчиненных, в особенности того господина...

     Императрица подняла руку в белой перчатке, приказывая волку замолчать. И он поклонился ей снова, раздраженно фыркнул в козлиную бородку.

     - Хорошо. Я вверяю маршала Люциферу вам, Инпу, - проговорила императрица, не глядя Люции в глаза. Каждое слово далось ей тяжело, но она кивнула сама себе и продолжила, обращаясь к крылатой. - Ты станешь совершенством. Ведь ты достойнее меня.

     - Стоп, что? - Люция встрепенулась, шагнула и заглянула Бель в глаза. - Я не понимаю. Вы вообще о чем? Что значит - совершенством? Что значит - достойнее вас, Изабель?!

     Но волк положил руку ей на плечо и с силой сжал.

     - Вы слышали приказ. Пойдемте, Люцифера.

     - Какой приказ?! Я никуда не пойду! - маршал пренебрежительно отдернула руку волка и закрылась от него крыльями.

     Изабель вздохнула и с болью взглянула на свою спасительницу.

     - Так надо, Люция, - прошептала она под нос. Кашлянула и добавила громче. - Маршал Люцифера, вы переходите в подчинение господину Инпу, приказ не обсуждается.

     - Да что за... - огрызнулась Люция, непонимающе хмурясь.

     - Свободны оба! - рявкнула Бель, вскакивая с трона. Крылья съехали с пазов, но не упали.

     Люцифера преклонила перед ней колено, глубоко вздохнула и сказала дрогнувшим голосом:

     - Да, Ваше Величество.

     На ее лице не шелохнулся даже мускул, она покорно встала после кивка Бель и пошла за волком.

     - Ты станешь совершенством. И сам Бог позавидует нам, - горько прошептала императрица, присаживаясь в кресло.

     Нежный голос Бель громом ударил по ушам Люциферы, заставляя кровь стыть в жилах, а пот струиться по вискам. Маршал замерла и, не веря, обернулась. Но вошедшие стражи Инпу схватили ее за крылья и поволокли за собой. А Люцию забила дрожь, судорога не давала даже шанса вырваться, голова задергалась на плече.

     Едва дышала - пять вздохов, пять выдохов. Судорожно, проталкивая воздух в сопротивляющиеся легкие. Горячие слезы текли по ее лицу под тугой серый ворот.

     Предали. Бросили. Вонзили в спину нож по рукоять.

     Ниспошлют испытанье - что сделаешь ты?

     Причинишь ли страданье - что сделаешь ты?

     Если горем убитый в моленье бессонном

     Оскорбит тебя бранью - что сделаешь ты?

      

     Тяжелые створки железной двери распахнулись, впуская императрицу. Грот наполнился ароматом пряной вишни и выделанных кошачьих шкур. Придерживая полы белого платья, Изабель по-хозяйски вошла в грот-темницу. Семь ангелов склонили перед ней головы, провожая к стальной клетке, удерживаемой цепями над бездной. Все, как один, в иссиня-черной форме с серебряными швами, чернокрылые, статные. Глупые. Молчаливые. Изабель прошла, громко цокая золотыми туфельками, к выступу в скале. Оглядела казавшиеся склизкими сталагнаты, смерила недоверчивым взглядом хранителей - когда кошку сторожили Охотницы, было куда спокойнее. Но генерал подозревал их в измене и очень быстро заменил на крылатых. Верные бойцы, неловко чувствовавшие себя в сердце горы, были куда надежнее бескрылых воительниц, от которых можно было ждать предательства. Ангелы не помогут кошке, ангелы не обидят императрицу, ангелы знают, что она правит, следуя воле бога, ангелы помнят, что такое кошачьи лагеря и война.

     Изабель остановилась у самого края, проводила взглядом посыпавшиеся черные камешки и подняла на пленницу глаза. Распахнула белоснежные крылья, демонстрируя свое превосходство, поправила корсет из шкуры пантеры, подтянула к шее воротник мантии из хвоста барса. Кошка осталась равнодушной, только тоскливо вздохнула и оперлась спиной о стальные прутья решетки. Пленница терялась на фоне огромного белого тигра с ввалившимися боками. Он сухо рыкнул и положил морду на лапы.

     - Сколько она не ест? - обратилась Изабель к командиру хранителей.

     - Охотницы передали, что вторую неделю - ждет, когда ее тигр умрет собственной смертью, - отозвался ангел, не поднимая головы.

     - Вы что, его кормили? Сказано было, всех кошек морить голодом, чтобы они на нее бросались! - Изабель прошлась взглядом по куртке крылатого, выискивая имя и номер. Она пожалуется генералу.

     - Нет, Ваше Императорское Величество. Он не нападает на нее, - ангел склонился в поклоне еще ниже, пряча глаза. - Мне запросить охотниц, охранявших ее до нас?

     - Нет, - отмахнулась императрица и поджала губы.

     Пленница запрокинула голову и закрыла глаза, погрузившись в свои мысли.

     - Неужели ты не хочешь, чтобы я тебя пощадила? Чтобы выпустила? Чтобы дала еды и воды? Неужели ты не хочешь на свободу? - тихо спросила Бель, но ее голос многократно усилился и зазвенел в гроте, вторя сам себе.

     Маленькая темноволосая женщина в ржавом от крови тончайшем платье даже не пошевелилась. Глаза ее горели, как кристальная лампа, белые львиные уши дернулись.

     - Ты обрекла свой народ на вечное рабство, что может быть хуже? Вот гниешь здесь, а никто ведь даже не пытался тебя спасти - ты им не нужна, они ненавидят тебя, они никогда тебя не простят, - шипела Бель, пытаясь задеть пленницу, но та лишь смотрела ей в глаза, не моргая. - Язык, что ли, откусила?! Хватит пялиться! Отвечай! - Изабель топнула ногой, чувствуя, как внутри все закипает.

     Львица пошевелила ушами. И больше ничего. Бель сняла туфлю и с силой швырнула в заключенную. Кошка только чуть-чуть наклонила голову, и изящная туфелька, просвистев у самого ее уха, утонула в бездне.

     - Химари! - закричала Изабель, вперившись взглядом в лиловые глаза львицы.

     Та отвернулась, тигр утробно рыкнул на крылатую и махнул хвостом.

     - Я не буду это терпеть! - прошипела Изабель, отходя от клетки. - Не давать ей даже пить! - крикнула она ангелам и развернулась. Яростно хлопнула двумя парами крыльев и удалилась, прихрамывая на одной туфле.

      

     ***

     Химари сидела, подобрав задние лапы, и смотрела, как обиженная императрица распахнула двери, закричала на ангелов, а семеро стражей побежали за ней - извиняться, причитать, обещать уморить кошку голодом. Охотницы были куда сдержаннее.

     Двадцать лет одно и то же, непрекращающийся цирк с одной единственной целью - поставить кошку на колени. Просто убить императрице было мало. Глупая наивная девчонка, как же слепа была ее вера в собственное горе. Приходила каждый месяц в один и тот же день - когда умер император и его жена, в одно и то же время - на закате. Бель искренне старалась заставить Химари чувствовать себя виноватой, а свое существование считать бессмысленным. Но кошке было не знакомо чувство вины - по воле императора она потеряла семью, и вот месть удалась, а крошку Бель ей было совсем не жаль. Свою жизнь Химари и так считала бессмысленной, больше не к чему было стремиться, некого защищать. Она бы давно сбежала, но не знала, ради чего. Как бы ни пыталась Изабель уколоть Химари, уже никто не смог бы заставить кошку страдать сильнее, больше некому было умирать.

     Львица равнодушно осмотрелась, цепляясь взглядом за неизменный пейзаж. Стальная парадная дверь вела по широким коридорам в императорский дворец, бесконечный колоны сталагнатов и выросты сталактитов поддерживали каменный потолок. Вырубленные скамеечки для охотниц стояли, как и всегда так, чтобы было проще следить за пленницей - правда, крылатые не додумались встать там же. Незаметные каменные двери, ведущие в другие гроты-тюрьмы, теперь не использовались - всех узников перевели уже очень давно в соседнее крыло.

     Химари легла на дно клетки, свесив руки в бездну. Глянула вниз. Куда ни плюнь - чернота, едва-едва светлеющая на изломе скалы и выступе. Голоса за дверью гудели, ни слова не разобрать. Изабель скандалила, все ждали генерала. А сюда он долетит не раньше, чем через час. Тоска смертная. И хоть бы еще было слышно, о чем так надрывно кричит императрица. Чего ей недостает?

     Тень шевельнулась во мраке. Химари дернула белоснежными ушами, принюхалась. Запах был знаком, как такую крылатую забудешь? Кошка села в углу, поближе к выступу скалы, опустила лапы за решетку, усмехнулась. Кто бы мог подумать, что сама Люцифера пожалует?

     Люция осторожно прикрыла заржавевшую дверь, недоуменно вслушиваясь в шорохи грота. Поняв, что рядом нет стражей, опустила арбалет стременем в пол и грузно сползла по стене. Запрокинула голову, пытаясь отдышаться. Кровь скользнула багряной дорожкой по подбородку и закапала на куртку. Кожанка была вспорота на рукаве и уже стала алеть, под ребрами было несколько кривых разрезов, скорее холостых - дышала Люция часто, но размеренно. Бедро уже наспех перемотано, сапоги замызганы свежей кровью. Маршал усмехнулась, заметив на себе любопытствующий взгляд кошки, и убрала с лица волосы - ссадина от сломанного носа до уха подсыхала, кто-то, все же, здорово приложил ее лицом о камни.

     - Оу, да ты никогда еще не выглядела такой побитой псиной, - поморщилась Химари. Голос сиплый и словно даже чужой. Кошка попыталась вспомнить, сколько месяцев назад говорила последний раз. Почти полгода, когда приходил генерал. - Тут пока никого нет. Проходи, чувствуй себя как дома, ни в чем себе не отказывай, - промурчала она, но гостью передернуло.

     Бескрылая торопливо похлопала ладонями по ногам и рукам, особое внимание уделив порезам и ссадинам, вытерла кулаком кровоточащий висок и поднялась. Проверила арбалет и, закинув его на плечо, подошла к пленнице. Химари терпеливо ждала, прислонившись щекой к холодным прутьям решетки. Люция обошла ряды каменных колонн и осторожно присела на вырубленную в скале скамью напротив кошки, положила арбалет на колени, внимательно осмотрелась еще раз и глубоко вздохнула.

     Кошка недоверчиво сощурилась и принюхалась. Странно. Перед ней была совсем не та самовлюбленная ангелица, опьяненная победой. Люция выглядела постаревшей, крылья исчезли, и волосы стали рыжими. Она пахла Конфитеором, ядами и пауком. Еще от нее мерзко несло болотами и немытым телом. Даже волосы слипались. Кошка сморщила маленький носик. Но сомнений не было, это определенно была та самая гарпия, уж глаза все так же сверкали колючими изумрудами.

     Люция молчала, и Химари равнодушно разглядывала ее, гадая, за чем та пожаловала. Уж явно не для беседы по душам, глупаяангелица вряд ли даже помнила старый уговор. Скорее уж ей что-то было нужно, страшно необходимо, до безысходности, до отчаяния. А раз так, то взамен можно было потребовать все, что угодно. И не выполнить ни одного из обещаний! Свобода ценнее обязательств. Вот только придумать бы, на что ее потратить - бесполезную свободу. Но пока что Люция не торопилась просить и предлагать взамен, зато мешок с надорванным ремешком на ее плече пах кониной.

     - У тебя мясо в сумке, - Химари наклонила голову, стараясь заглянуть Люции в глаза.

     - Да, конечно, - спохватилась бескрылая, развязала мешок и вытащила небольшую вареную колбасу в синюге. Голодной кошке этого было достаточно, и Люция передала мясо через прутья клетки.

     Химари подхватила колбасу ногтями и, по-кошачьи подбросив ее перед собой, впилась зубами посередине. Помогая себе пальцами, разорвала пополам и кинула часть тигру. Он проглотил ее, даже не жуя. Кошка села, свесив лапы за решетку, развернула синюгу и принялась жадно уплетать солоноватое мясо, урча от удовольствия.

     - Ну и зачем ты пришла? - спросила кошка, отгрызая острыми зубами шкурку оболочки. Люция вернулась на место и взяла арбалет.

     - Я хочу убить Инпу.

     - Ну и убей, - пожала плечами заключенная. Мясо быстро кончилось, и теперь она тщательно вылизывала шершавым языком пальцы.

     - Я не справлюсь, - Люция сглотнула и прошептала совсем тихо, - без вас.

     Кошка остановилась, спрятала розовый язычок за острыми зубами.

     - Ты предлагаешь мне убить волка взамен на еду? - подняла тонкую бровь, презрительно фыркнула. - Правильно понимаю, тебе в голову пришла идея, что надо бы отомстить всем врагам? Вот только они не по зубам оказались дикой гарпии. Забавно, эти птички тут куковали, что ты непобедима, а оно вон как оказывается.

     - Я уже убила Мерура и Мерт, - Люция оперлась о сталагнат и отвернулась, настороженно вслушиваясь в звуки за дверью.

     - Неплохо. Скажи, каково это, убивать тех, кто повелся на твои речи и обещания мира? - нарочно спросила кошка, щурясь.

     - Никак, - усмехнулась Люция, прекрасно помня их разговор. - Я не хоронила детей, в отличие от вас, но все равно - никак. Не знаю, почему. Пару лет назад грезила, что запытаю их до смерти, а на деле и не сама убила, а так, - бескрылая отмахнулась. - Сюда пробиралась, даже руки не дрожали. Вроде свои они, родные, некоторых сама учила несколько лет, в лицо знаю, по именам, по кличкам. А не жалко, щемит что-то только, мол, зазря они умирают, и все.

     Кошка понимающе кивнула. Обреченность и усталость были ей знакомы. С этим чувством ей пришлось жить очень и очень долго - оно проходит. Равнодушие превращается в чувство вины, потом в обиду, ненависть, а затем исчезает.

     - Но я хочу довести свою месть до конца, - Люция подняла на Химари глаза. - И мне нужна ваша помощь.

     Химари усмехнулась и обвила белым с кисточкой хвостом ногу. Знала, просить у Люции можно что угодно - достанет и выполнит, а обещания можно потом нарушить, велика беда.

     - И что же ты можешь мне предложить? М? - кошка пряднула ушами и прищурилась. - Мне не нужны богатства - я жила и в бедности, и в роскоши, удивить сложно. Свобода мне тоже не шибко нужна сама по себе - что с ней делать? Дети и муж мертвы, близкие и подавно. Народу своему я без надобности - сама видишь, никто и не пытался меня вызволить. Здесь я доживаю свою последнюю жизнь. Я засыпаю в этом мире. И, как все старики, мечтаю о покое, но ты его у меня хочешь отнять. М?

     Люция насупилась и поджала губы, размышляя над словами. А кошка нетерпеливо ерзала, гадая, сможет ли гарпия выкрутиться. Соглашаться на условия сразу не собиралась, раздумывая, что будет интереснее - выторговать наиболее щедрое предложение или повышать ставки до тех пор, пока свора крылатых не вернется. И тогда! Ух, тогда она и впрямь повеселится, такой театр не каждый год увидишь!

     - Я нашла ответ на тот вопрос, что вы задали на кошачьем кладбище. Про мир, окружающий меня.

     - Это уже интересно, - Химаримурлыкнула под нос, предвкушая один из тех ответов, что слышала сотни раз. Но вдруг... вдруг эта самовлюбленная бестия сможет удивить еще раз?! - Я пойду с тобой, если ты расскажешь.

     Гарпия подняла на кошку хищный взгляд и косо ухмыльнулась.

     - Меняю мой ответ на голову Инпу.

     Химари дернула белым кошачьим носом, коротко рыкнув. До чего наглая птица. Но цена волчьей жизни ее вполне устраивала, нужно было лишь добавить самую малость.

     - Еще я хочу мечи из храма Самсавеила, того самого, с кладбищем. И вещи из арсенала, желательно - мои.

     - Арсенал рядом, на моей памяти его не разбирали. За мечами пойду, куда скажете, - Люция покорно кивнула.

     - По рукам. Будет тебе голова Инпу. Но если ответ меня не удовлетворит, твою жизнь я заберу в качестве компенсации, - Химари подобрала лапы и привстала, услышав стихающие крики императрицы. Крылатые стражи возвращались.

     Люция вскочила и спряталась за сталагнатом, молча кивнула кошке.

     Ангелы отворили парадную дверь и вернулись на свои посты, не заметив непрошеную гостью. Люцифера вжалась в каменную стену и затихла.

     - Эй, там! - Химари встала на цыпочки и схватилась за решетку. Качнула ее. - Я пить хочу!

     Ангел, стоявший возле клетки, поморщился. Ему уже влетело за халатность. Приказ остался тот же - пить не давать.

     Львица рыкнула.

     - Я буду орать! И вы все пожалеете, что не дали бедной женщине глотка простой воды!

     - Кричи, сколько хочешь, - ангел усмехнулся и закатил глаза.

     И Химари закричала. Ее пронзительный вопль разбивался об ушные перепонки, нарастал и ввинчивался в черепушки. А орала она в полную силу, зажмурившись, оголив львиные клыки.

     - Заткнись! - ангел силился ее перекричать, но это было невозможно. И тогда он подошел к клетке, поднял с уступа камешки и замахнулся.

     Львица бросила косой взгляд на Люцию. Та кивнула и тут же выстрелила ему в шею. Подбежала, пригнувшись, и подхватила за крыло, не давая упасть в пропасть. Химари по-прежнему визжала, спрятавшись за тигра, ангелы зажимали уши руками и закрывались крыльями.

     Гарпия зажала арбалет коленями и торопливо проверила пульс жертвы - мертв. Прохлопала по карманам, выискивая ключи - они же как-то заводили огромных диких кошек в клетку. Ключ нашелся не сразу, рука затекла держать ангела навытяжку.

     - Держи, - и Люция передала связку ключей пленнице. Кошка удовлетворенно мурлыкнула.

     Пока бескрылая, улучив момент, возилась с ножнами ангела, другие стражи соображали и боязливо высовывали чугунные головы из крыльев. Наконец, Люция вынула меч. Дверь за ее спиной щелкнула, высвобождая узников. Тигр приземлился рядом, едва не спихнув в бездну. Химари ловко перепрыгнула и оказалась у плеча.

     - Это мне? - деловито отобрала меч и осмотрела. - Мило.

     Люция отпустила бесчувственное тело крылатого в бездну. Торопливо оглянулась, считая стражу и на ходу заряжая арбалет. Первых трех, заметивших побег, застрелила. В то время как тигр, молниеносно и хищно, сохотился еще на двоих. Последнего, вовремя сообразившего и кинувшегося к выходу, Химари настигла, когда он взялся за ручку двери. Ангельский клинок вошел меж его крыльев.

     Химари поморщилась - меч был слишком тяжел, под две руки, да и явно не удовлетворял ее чувство прекрасного - грубая работа.

     - Арсенал там, - Люция, избегая тигра, скользнула меж сталагнатов к тому же ходу, через который пришла.

     Кошка кивнула и пошла следом.

     ***

     Химари терпеливо ждала, пока Люцифера заворачивала ангела в крылья и укладывала на полу.

     - Ты убила уже восьмую птичку, спасая меня, неужели совесть не кусается?

     Люция отряхнула руки, торопливо защелкнула болт в арбалет и взвела.

     - Не кусается. Меня пытали почти всю мою жизнь, то одни, то другие. Меня предавали. Меня не жалели - и я не стану.

     - Но ведь это не они лично пытали тебя и предавали, - заметила кошка, перешагивая через бледную руку крылатого.

     Люция вздохнула, ориентируясь на перекрестке ходов.

     - Так-то оно так, и эти мальчишки и девчонки не пришли сюда, чтобы убить меня - они просто выполняли приказ, а я просто оказалась у них на пути. Вот только никто из моих солдат не заступился за меня тогда, никто не навестил, никто даже не попытался меня спасти. Меня постигла та же участь что и вас. Я подарила своему народу свободу, мир и даже подобие равенства и порядка. Вы подарили своему народу отчуждение, волчье рабство и всеобщее презрение. И вот что забавно - мы обе никому не нужны. Вы ведь все прекрасно понимаете, а задаете такие вопросы.

     Химари горько усмехнулась:

     - Да, меня спасать пришла одна ты. Мой враг. Забавно.

     Люция не видела в этом ничего забавного, выглянула из-за угла, прищурилась, пытаясь различить в слабом лиловом свете тени - пусто. Махнула рукой, подзывая кошку, и двинулась в сторону арсенала - высокие деревянные двери была заперты лишь на засов. Люцифера приставила арбалет к стене, еще раз огляделась, поджала губы, разглядывая пленницу. Гарпия прекрасно помнила, что даже безоружная Химари чрезвычайно опасна, но решила рискнуть. Повернулась спиной, подняла балку с пазов и опустила рядом, под ноги.

     - Прошу, - распахнула двери и пропустила кошку вперед.

     Следом за Химари в темноту нырнул тигр. Люция забрала арбалет и зашла последней. Ссилой захлопнула тяжелую дверь и привалилась к ней плечом. И только тогда, переведя дух, поняла, что в арсенале больше нет освещения.

     - Темень какая! Химари, вы где? - Люциябеспомощно пыталась найти в полнейшей тьме силуэт кошки.

     - Что, совсем ничего не видишь? - донеслось издалека. - Тогда стой там, я найду свои вещи и вернусь.

     Что-то упало с каменных полок и покатилось, звеня. Кошка зашипела и пошла дальше. Люция усмехнулась и, сев у двери, стала перебирать стрелы. Восемнадцать потратила по дороге в кошкину темницу, четыре - в гроте у клетки Химари, еще восемь - по дороге сюда. Пересчитав стрелы трижды, она так и не смогла понять, сколько их на самом деле, и бросила это дело. В голове разрастался туман, Люция машинально схватилась за запястье, прощупывая грубое клеймо. На месте, все по-настоящему, всерьез. А значит, и обуревавшие чувства тоже - свои собственные, не навязанные наркотиком и кошмарами. Внутри саднило. От несправедливости? Отчаяния? Обиды? Она не знала. Солгала кошке, пытаясь обмануть себя же. Было так пакостно оттого, что пришлось убить пару десятков крылатых. Тех, кого всегда считала своими, уж какими бы плохими они ни были. И одновременно с этим Люция отдавала себе отчет в том, что могла бы спокойно убить еще сотню родных птичек. Она скучала по ним, разумом понимала, что должна мучиться совестью, но так долго была совсем одна, что потеряла связь с крылатыми, перестала ощущать себя одной из них. И, стоило признать, ее устраивало это одиночество.

     Возможно, что-то похожее испытывала Ева - ведь ни слова не проронила ни о Меруре, ни о таких же пауках. Как будто и не было никого, кто мог быть близок провидице.

     Стоило Люции вспомнить о маленькой Еве, как легкие словно перехватило стальными тисками. Она рухнула на колени, арбалет полетел по каменному коридору, стрелы рассыпались. Люция хрипела, упершись лбом в горячие ладони. И виделся ей не арсенал в толще горы, а лес, объятый пламенем и дрожащий от переполнявших его криков. А она стояла на четвереньках в кольце огня и отчаянно пыталась укрыться сломанными крыльями. И не было сил кричать. Переполняло отчаяние и дикий страх смерти.

     - Что с тобой?

     Словно шепот из-под земли. Но никого рядом не было. Гарпия расцарапала запястье в кровь, но клейма тоже не было. Иллюзия, но совершенно настоящая - сыпались почерневшие листья, сворачивалась и искрилась трава. Легкие наполнялись раскаленным дымом.

     - Люция?

     Вокруг - лишь трескучее пламя. Непослушные крылья, снедаемые огнем, дым и отвратительный запах паленой плоти. Она помнила, как и двадцать лет назад, чувствовала - там, за стеной огня - Лион. Со сломанными ногами и перебитым крылом. Там, за лесом - Алиса. Мечется перепуганной ящерицей меж палаток, сама обрабатывает ожоги и осматривает травмы. И ждет, ждет ее, по привычке поглядывая на небо.

     Вот только у Люции не было глубоко внутри чувства, что она справится. Выживет. Донесет Лиона врачам. О нет, нет, ее удел - просто свернуться в дрожащий комок под лапой сосны, глубоко вздохнуть этот мерзкий запах плавящейся смолы, и навсегда исчезнуть, рассыпаться пеплом.

     Счет давно потерял я мученьям моим,

     И молва расползлась обо мне, словно дым.

     Кому видеть случалось такое на свете -

     Я в воде по макушку, но жаждой томим?

     Люцифера все еще тонула в огне, отчаяние накатывало все с большей силой. И когда она готова была сдаться, что-то холодное мазнуло по лбу и вискам. Что-то жгучее обдало щеку. Кошачьи глаза вдруг вспыхнули лиловыми кристаллами перед самым лицом.

     Пожар исчез, Люция стояла на четвереньках на холодном каменном полу. А щеку жгло от пощечины. Гарпия подняла глаза, но вокруг был лишь непроглядный мрак.

     - Тебе плохо, - это был не вопрос. - Ты арбалет уронила и стрелы. Я все собрала, - голос тот же, из пожара. Химарин.

     И Люция почувствовала, как кошка подняла ее руку, повесила на нее ремешок колчана и всучила арбалет.

     - Вставай, нам нужно уходить, иначе мы не сможем выбраться отсюда, - хрупкая маленькая кошка ловко подняла Люцию за локоть. Бескрылая с трудом устояла на ногах, ей все казалось, что сломанные обуглившиеся крылья тянут спину. Химари прищурилась, заглянув Люции в глаза, и фыркнула. - Я поведу.

     Кошка приоткрыла дверь и выглянула. Пряднула львиными ушами, вслушиваясь в шорохи горы, и удовлетворенно потянула гарпию за собой.

     - Пусто. Пошли.

     Люция послушно двинулась следом. Впереди были слышны шаги, и Химари вынула несколько черных игл из наручей и вложила меж пальцев. Бескрылая перевела дух, можно было временно положиться на кошку. Лишь бы только никому не вздумалось проверить коридоры - трупы было негде прятать, побег и даже путь вскроется мгновенно.

     Химари махнула рукой и вынырнула в коридор. В полумраке от кристальных ламп она отчего-то показалась Люции другим человеком. Будто тощая пленница осталась в арсенале, а вышла убийца. Пропитавшаяся кровью рубаха исчезла, сменившись на молочно-белое кимоно с серыми от грязи рукавами и серыми отпечатками на коленях. Стальной нагрудник, туго затянутый на тощих ребрах, немного болтыхался. Наручи обхватывали запястье вплотную, нелепые щитки на кошачьи лапы едва показывались из-под наряда. Узкий меч в черных ножках был подвязан к поясу. Еще были иглы, появлявшиеся из ниоткуда - кошка просто проводила рукой по складкам кимоно и распределяла те меж пальцев.

     Люция заметила, что так же, как и она, Химари разглядывала ее.

     - Что?

     - Ты больна, - прошептала кошка, отворачиваясь, и медленно побрела по коридорам, вслушиваясь в незнакомые шорохи.

     - Пройдет, - пробурчала бескрылая, волоча ноги следом. Она могла бы встрепенуться и снова воевать, бежать по коридорам, искать выход. Но стоило ей поднять глаза, как она видела Химари в сером кимоно и броне поверх него. Воспоминания обволакивали разум - в прошлый раз Люцифера вела кошку на цепи. Точно так же шла по пятам, но подталкивала острым клинком в спину и смотрела с нескрываемым торжеством и гордостью. Сейчас это казалось нелепой детской глупостью. Все так изменилось, и теперь Люция не понимала, что чувствует к Химари. С одной стороны, кошка была единственной соперницей, которую гарпия уважала. Хотелось доверять ей, как обычно - без притворства, без обмана, ведь Химари не бросила ее одной сражаться с хранителями, привела в чувство в арсенале и даже не оставила в темноте. Но с другой, любая кошка была способна на предательство. Они сперва ласковы, добры, покорны, а потом вдруг что-то происходит в их ушастых головах, и они готовы убить, в клочья порвать. Стоило быть настороже и радоваться каждый раз, когда Химари не использовала слабости Люции в свою пользу. Но союзникам стоит доверять, иначе какой это союз. От сердца отлегло, притворство для гарпии было невыносимым. Теперь она не видела причин изображать из себя сильную - Химари не бросила в момент слабости, значит, не предаст. В ближайшее время. Пока они не выберутся.

     - Ты сбежала из госпиталя, потому что тебе стало хуже? - не оборачиваясь, тихо спросила Химари.

     - Откуда вы знаете, что я там была?

     Почти одиннадцать лет. Люция не стала договаривать.

     - Знаю, - кивнула кошка. - За что они тебя так? Зачем? Ты ведь выиграла войну.

     Люция пожала плечами. Так хотелось огрызнуться, упрекнуть кошку в любопытстве. Но не было сил.

     - Они кололи под лопатки - как в детстве, - Люция поджала губы. - А если я пыталась сбежать, травили ядами и наркотиками, ведь больше меня ничего не берет, - она сглотнула, вспоминая бесконечные кошмары и иллюзии. Одиннадцать лет! А казалось, что все сто. Кошка молчала, только белые уши были обращены назад, к Люции. - Хотели, чтобы у меня выросли вторые крылья.

     - Это абсурд. Ты бы стала соперницей Изабель. Разве нет? Только четырехкрылые достойны императорского трона - таков закон. Я не права? - кошка обернулась и глянула на спутницу.

     - Я не знаю, - Люция замотала головой. - Я ничего не знаю.

     Но она прекрасно знала.

     Кошка насупилась.

     - В войну на тебе ставили опыты, хотели понять причину твоей анальгезии. Мы все хотели перестать чувствовать боль. Провалилось с треском, - она усмехнулась бесцветными губами. - И даже пытались вернуть тебе ощущение боли, чтобы сравнять наши возможности. Но твои благодарные ангелы? Зачем им это было нужно?

     - Оставьте меня в покое! - Люция тряхнула головой и отвернулась.

     Кошка не стала настаивать, потрепала тигра по холке и ускорила шаг.

     ***

     Химари приложила пальцы к вене на шее ангела. Он лежал у ее ног, пораженный иглами в шейные позвонки. Бездыханный. Уже четвертый.

     - Идем, - она вынула из складок кимоно еще три иглы и вложила их в ладонь.

     - Куда именно? - Люция смотрела поверх кошки. И та повернулась в сторону ее взгляда.

     Перед ними была развилка. Правый туннель уходил наверх - через старый полигон и столовую. Левый туннель вел сквозь многочисленные ходы наружу - в Ариный лес.

     - Мы пойдем налево. Там живут кумо, но это не так страшно, - Химари хлопнула по бедру, подзывая тигра.

     - Я пришла с полигона.

     - Там нас легко найдут - слишком уж просматриваемая площадь, - кошка мотнула головой. И Люция пошла за ней в левый коридор.

     Пыльные пурпурные фонари разом вспыхнули, и у нее закружилась голова. Хуже того, она вдруг снова почувствовала ледяной жар в груди. Ева, нужна была Ева. Провидица обнимет за шею, растянет паутину вокруг головы, и иллюзии снова осыплются, растают. Но ведь Химари уже вывела из кошмара. Да! Верно! Химари поможет. И Люция посмотрела на кошку, крадущуюся меж камней. А поможет ли? Станет ли нянчиться? Ведь это - кошка, эгоистичное и ловкое создание. Выберется из горы и исчезнет, оставив Люцию выживать в собственном аду.

     - Ты застряла? - Химари щелкнула пальцами перед лицом гарпии, привлекая внимание.

     Люция вздрогнула.

     - У меня там девочка, паучонок. Я должна забрать ее.

     ***

     - Я так бесконечно люблю тебя, радость моя. Я так безмерно скучаю. Я жду тебя. Жду одну лишь тебя, радость моя. Тысячи-тысячи жизней я томлюсь, ожидая тебя.

     Его бархатный голос эхом разливался в гроте. Ему вторили каменные птички, осыпающаяся листва кристальных деревьев, тихая заводь и даже сам воздух.

     - Ты оставил меня, Создатель, обернувшись ею. Я искал тебя, я гнался за тобою, а ты жила. Жадно впитывала каждый уходящий день, трепетно хранила каждую созданную тобою тварь, холила и лелеяла, оберегала, любила. Ты любила все и всех, кроме одного лишь меня. И одного лишь меня ты прокляла, обрекла, предала.

     И он рассмеялся, и перья посыпались с его крыл в озеро, вмиг обернулись кристаллами и уплыли. Горький смех его словно обжег все вокруг, но камень выдержал боль хозяина сада.

     - Я ненавидел тебя, ненавидел твое проклятие. Но не мог, не мог и дня твоей жизни провести без тебя. Я смотрел лишь на тебя. На одну лишь тебя. И я ждал, что ты вернешься, передумаешь, вернешь меня. Я бесконечно ждал твоей милости.

     Он тяжело простонал, и весь грот загудел в ответ, утешая.

     - Ты взрослела, и я не мог оторвать от тебя взгляда. Ты росла, и я следовал за тобой, куда бы ты ни пошла. Я хранил тебя, как самое ценное сокровище, радость моя. Я оберегал тебя. Старался уберечь, но ты не нуждалась во мне. Ты старела, и я по крупицам отдавал тебе жизни других, лишь бы ты не заметила, лишь бы ты жила дальше. Я так любил тебя, что ты умерла. Ты оставила меня, снова оставила меня одного.

     Он глубоко вздохнул, и цепи зазвенели, не пуская его.

     - Но я нашел способ снова тебя любить. Снова видеть каждый твой день, каждый миг, каждый вдох. Я поклялся беречь тебя даже от смерти. И, радость моя, я сберег, - его теплый бархатный голос эхом раздавался в сводах, просился исповедью на волю. - Ты умирала, и я искал тебя, бился раненым зверем. Один лишь твой вздох был способен вылечить мои раны, искупить мою боль. Один лишь твой вскрик в новорожденной крохе был способен вернуть мне разум.

     И он прикрыл глаза, предаваясь воспоминаниям.

     - Я любил тебя так долго, так сильно, так больно, что не смог не хотеть обладать. Я пришел к тебе, я вернулся туда, где был рожден, я нашел тебя. Я проклял тебя, желая любить. Они убили тебя, убили дитя нашей любви, они забрали тебя у меня. Убили тебя, радость моя, - и ярость его звенела в гроте, разливаясь по всей горе ужасом и страхом. - Но я не дам, никогда не отдам им тебя больше. Никогда. Никогда-никогда.

     Камень звенел, вторя его боли, его обещанию, его утрате. А он продолжал.

     - И сколько бы раз ты не умирала, я буду снова с тобой. Снова, с одной лишь тобой, радость моя. Я буду искать тебя тысячи раз, я буду любить тебя тысячи жизней.

     Он закрыл глаза, и лиловый туман вырвал из плоти событий ее образ. Любимый, хранимый.

     - Ты всякий раз другая. Но каждый раз - та самая. Я вымотал твою душу, но ты снова и снова веришь в то, что я не могу понять. Ты прокляла меня, заставив занять твое место, но я все никак не могу стать подобным тебе. Ты победила без единого боя, а я лишь бьюсь в застенках собственных ошибок, как мотылек в кристальном фонаре - я никогда не сгорю, но и свобода навсегда останется за стеклом. Выпусти меня. Полюби меня. Меня некому больше любить, кроме одной лишь тебя. Радость моя, я буду ждать тебя, одну лишь тебя. Пока ты не простишь меня, я буду ждать. Каждую твою жизнь. Каждый твой миг.

     Ее образ в лиловом тумане едва заметно дрожал. Он не смог не коснуться ее своей любовью, эхом прошептать - 'радость моя', и дать ей хоть немного сил. Не умирай, не умирай снова, не умирай на моих глазах.

     - Любишь ли ты меня? Простишь ли меня? Снимешь ли свое проклятие? Радость моя?

     ***

     Ева сцепила пальцы и сгорбилась. Ее била дрожь, она не чувствовала ледяных рук, онемевших от плетения. Это был ее предел. Больше не хотелось растягивать паутину и узнавать о Люции, даже дышать не очень-то и хотелось. Только спать.

     Она растянулась на холодном полу, щекой прильнула к пыльной гранитной плите.

     И чихнула. Звонко. Громко. Оглушительно.

     За дверью послышались шаги.

     Провидица резко села и стала тереть рукавом глаза. Люция вернулась! Как же долго ее не было!

     Дверь распахнулась, и комнату озарил пурпурный свет. Шестикрылый ангел медленно вошел, громыхая цепями, и остановился. Ева обомлела от страха. Это был ангел из ее вечных кошмаров. Глупая, она думала, что с появлением Люции они исчезли, но вот он опять стоял перед ее глазами. Снова что-то говорил, спрашивал. Звал по имени, тянул руки. Он медленно приближался, крылья волочились следом, оставляя на пыльном полу лиловые полосы. Провидица чувствовала исходящую от него силу, каждой клеточкой тела ощущала, что он куда сильнее Люциферы, куда опаснее.

     Ева завизжала, вскакивая с пола, и бросилась между столами к другому углу, можно было оббежать крылатое чудовище и выскочить в коридор. Там Люция - она защитит. Паучонок сделала лишь шаг, как за руку ее схватили. Она вскрикнула, обернувшись. В глаза ударил свет пурпурного фонаря, казавшийся ореолом. Цепи исчезли, а у нападавшего было лишь два крыла. И он был не так уж ужасен, но и этого было достаточно.

     - Кто тут у нас хорошая девочка? Как ты здесь оказалась? - он сильнее сжал Евино плечо, она всхлипнула и попятилась. - Не бойся меня, я ничего тебе не сделаю. Пока что, - он наклонился к ней, протянул руку, едва коснулся пальцами черной челки. И грузно завалился на бок, под ноги Еве. Из затылка торчал арбалетный болт.

     Ева подняла глаза, попыталась сквозь слезы различить фигуру в дверном проеме. Та двоилась, но это не мог быть никто кроме ее фурии.

     На пороге стояла запыхавшаяся Люция. Опустила арбалет, косо усмехнулась. Из-за ее плеча выглянула женщина с кошачьими ушами. Ее серьезное хищное лицо словно смягчилось, колючие глаза подобрели, легкая улыбка тронула сухие губы.

     - Сейрен? - удивленно воскликнула она и, разглядев паучонка, вмиг помрачнела, отвернулась.

     А Ева уже расцепила пальцы крылатого и побежала к Люции, всхлипывая и плача. Смелая Люция! Сильная Люция! Любимая Люция! Драгоценная Люция! Ее Люция! Сама лучшая!

      

     ***

     Химари кралась впереди, ловко орудуя иглами. Люции только оставалось перешагивать через распластавшиеся трупы крылатых и стараться не уронить свою ношу - связанного ангела, которому всадила болт в хребет. Он был все еще жив, почему-то это важным условием, предыдущего, умершего у Люции на руках, Химари велела бросить. Крылатый был нужен для платы кумо, вот только Люция чувствовала подвох. Все ангелы знали, что кумо - демоны, и их ничем не купишь. Правда, отдавать им живых ангелов они не пробовали.

     Впереди маячил нагруженный Химариными вещами тигр. Ева держалась под рукой Люции, мешалась, но фурия ничего не могла с этим поделать - зверя девочка боялась слишком сильно.

     Их побег уже был известен всем, в ходах наверху были слышны шаги, но кошка уверила, что сюда никто не сунется. Если все так, как было двадцать лет назад - точно! Вот только двадцать лет прошли уже давно, и это не придавало Люции уверенности.

     - Стойте здесь, я быстро, - Химари бесшумно метнулась по коридорам, только хлопнули полы ее кимоно. Люция кинулась было следом, доверия к кошке в ней было не так уж много, но Химарин тигр остался с ними, а значит - и кошка вернется.

     Когда Люция уже опустила ношу на пол и размяла затекшую спину, кошка вернулась. Странно глянула на Еву, будто желая что-то спросить, но сделала знак следовать за ней и ушла. Гарпии снова пришлось взваливать крылатого и повиноваться.

     Через несколько развилок кошка отдала приказ остановиться.

     - Его оставь тут, - Химари указала пальцем на небольшой грот из обвалившейся стены туннеля. Люция торопливо огляделась в поисках демонов, и сделала, как велела кошка.

     Когда тело уже лежало на камнях, а Люция вернулась, Химари оттеснила всех подальше в туннель и коротко то ли свистнула, то ли мявкнула, зацокала языком, отбивая замысловатый ритм, снова свистнула.

     И туннель заполнился лиловыми, пурпурными, сиреневыми и голубыми облаками. Они были словно пушистые и нежные звери. Ева протянула руку, желая их потрогать, но Химари сильно сжала ее запястье.

     - Это кумо, они питаются душами, - прошептала Химари, ослабляя хватку.

     - Откуда они? - тихо-тихо спросила Ева, потирая запястье. Панцирь даже не хрустнул, но ощущение было не из приятных.

     - Это проклятье, которое все мы навлекли на себя, когда решили стать кем-то более сильным, чем человек. Мы покусились на святое и должны заплатить, - кошка грустно посмотрела на паучонка сверху вниз.

     - Их много? Я раньше не видела.

     - Раньше было много. По всей империи. Сейчас только здесь - Он слабеет. Чем ближе к сердцу горы - тем их должно быть больше, - Химари смотрела, как облака уминают свежую душу. Она вилась голубым полотном меж них, разрываемая в клочья. - Идем, пока они заняты.

     И они медленно пошли мимо кумо, стараясь не то что не касаться их - не дышать. Ева жалась к Люции, Кошка поглядывала на облака, будто пыталась проконтролировать.

     - Нам наверх, - Химари указала на лаз в толще горы. Старые вырубленные в скале ступени вели в кромешную тьму.

     - Тут лучше, - Люция кивком головы указала на продолжение туннеля, здесь все еще были кристальные лампы, старого образца, тусклые, грязные. Но все же лучше, чем темень, в которой одна только Люция не могла ориентироваться. - Наверху нас быстро найдут.

     - А ты не слышишь этот грохот? Это амфисбены ползут по туннелям. Уже вся гора знает, что я сбежала. И нас непременно сожрут, если мы пойдем вниз. Против ангелов поможет оружие, а против этих тварей нет вообще ничего.

     - Только Мерт, - Люция поджала губы.

     - Что?

     - Ничего. Идем наверх, я доверюсь вам.

     Рвется связей людских изначальная нить,

     Привязаться - к кому? Что - любить? С кем дружить?

     Человечности нет. Лучше всех сторониться

     И, души не раскрыв, пустяки говорить.

      

     - Живее! - шикнула Химари, нервно поглядывая на пока пустующее небо. Ангелов еще не было - хоть малейшая передышка. - Ну?!

     Тигр последним прошел в полумрак невысокого грота, Химари нырнула следом.

     - Я останусь на страже, - Люция сняла арбалет и мотнула головой в сторону затянутого тучами неба.

     Кошка кивнула, забрала мешок с мясом и оставила гарпию любоваться просторами необъятной империи. Ее больше заботила старая катана, запасы игл и две заветные коробочки, одна для клинка, другая с косметикой. А империя - сколько раз она видела ее. Меняющуюся, умирающую и воскресающую. Объятую пламенем, сожженную бунтами и уничтоженную лицемерием. Вот пусть эта бескрылая посмотрит на империю, покорить небо которой она больше никогда не сможет. Возможно, бесстрашная Люция, ты видишь ее такой в последний раз.

     Химари предполагала, что им придется дожидаться ночи - от грота до поредевшего осеннего леса тянулись поля, бежать далеко, первый же патруль крылатых заметит беглянок. В сам же грот вела лишь одна дорога - через логово кумо, ни один ангел не рискнет пойти в разведку. Стоило отдать должное, временная замена охотниц пришлась слишком кстати, теперь засады в лесу не жди, а небо за несколько часов стемнеет. К тому же, Люция сказала, что через пару дней - новолуние, а значит, и сегодня ночь будет черна, даже совиному патрулю придется нелегко. Только бы никто не нашел их раньше.

     Пока Люцифера устраивалась возле выхода, прячась в тени, Химари сняла с тигра тяжелую ношу оружия и потрепала зверя по холке. Не думала, что он увяжется за ней. Стоило быть благодарной. И она щедро выдала ему палку колбасы, а сама села с клинком и старой деревянной коробочкой в угол. За двадцать лет с мечом могло произойти очень многое, а походный набор вполне мог прийти в негодность. Скрепя сердце, Химари вынула катану из ножен, осторожно провернула в руке, и облегченно выдохнула. Ни ржавчины, ни зазубрин, вот только рукоять истерлась. Кошка уложила клинок на колени и открыла коробочку с инструментами, выудила утико - мешочек-погремушку - и тихонько потрясла, белая пыль глинозема тут же клубом осела на руку. Значит, лезвие она почистит. Абура - пузырек с маслом- потемнела, жидкость медленно скользила по стенкам. Пойдет. Несколько плотных тряпочек были испачканы гвоздичным маслом, но оно высохло и затвердело. Черные кожаные ленты, смотанные в шар, даже не иссохлись.

     Ева держалась в стороне, поближе к Люции, но все равно, скосив черные глаза, наблюдала. Надо же, какая интересная девочка. Страшненькая, несуразная, преданная чудовищу. Занятная девчушка. Паучиха, заметив на себе взгляд, отвернулась, сняла с пояса бурдюк, отпила и поморщилась. Дохнуло Конфитеором, лекарством ангелов. Кошка хмыкнула, сразу сообразив, что это подарок Люции, значит, о девочке та хоть как-то заботится.

     Кошка подняла катану и, простучав ладонью у основания, вытащила мэкуги, удерживающие лезвие. Отложила клинок и перехватила рукоять задними лапами, уже разматывая кожаные ленты. Старую обмотку пришлось сдирать ножом, она присохла намертво. Зато новые полоски кожи очень плотно легли, кошка подбила навершие и потуже затянула ленты под него. Оставалось лезвие, Химари аккуратно подняла его, разглядывая изгиб, удовлетворенно хмыкнула и принялась вытирать клинок. Обсыпала порошком из утико с обеих сторон, протерла снова, оглядела. Повторила еще несколько раз, пока результат ее не удовлетворил - матовое лезвие стало чистым и гладким. Масла едва хватило на весь меч, Химари вытерла и его, отполировав клинок до блеска. Осторожно вставила хвостовик в рукоять и подоткнула шпильки мэкуги. Проделанная работа ее устроила, кошка еще раз внимательно оглядела катану и вернула в ножны. На душе заметно полегчало. Старый клинок прослужит недолго, стоит заменить его на парные катаны Ясинэ, но и это лучше, чем ничего.

     Возвращая уже ненужные инструменты в коробочку, кошка заметила, как Ева села плести паутину. Было ли это развлечением девчушки или даром, Химари не знала. А спрашивать не хотелось, девочка одним своим видом бередила старые раны, вызывала воспоминания, о которых почти удалось избавиться.

     Даже несколько воспоминаний, и Химари не могла понять, которые для нее невыносимее. Напоминание об ошибках или священный долг? И если первое было слишком болезненно, то второе подстегало любопытство. Та ли это Ева? Или просто девочка, названная Ее именем. Раньше кошек часто называли Евами, вот только ни одной настоящей среди них не было. Если она - лишь паучиха, то что она значит для Люциферы? Если же Ева та самая, то почему именно Люцифера? Эта гарпия не справится. И сама Химари - тоже не справится, проклятье нависло над всеми шисаи уже очень давно.На что Он рассчитывает?

     Вот только не спросишь же - она не знает, а Она не скажет или не знает тоже.

     Химари подвязала катану и двинулась к Люции, лишь бы не думать о прошлом, лишь бы отвлечься.

     - Никого? - осторожно подошла к гарпии и выглянула из-за плеча. Та смотрела на раскрывающиеся просторы - из укрытия едва-едва было видно серп гор, уходящий за горизонт.

     Люция вздрогнула, покосилась на Химари и подвинулась, предлагая встать рядом. Кашлянула в кулак, прочищая горло.

     - Меня не было каких-то одиннадцать лет, а все так изменилось, - бескрылая поставила арбалет стременем у ног. - Вас не было целых двадцать, вам тоже кажется, что мир иной?

     Кошка усмехнулась одними глазами, встала рядом, рукой обвела границы Ариного леса. Лепрозорий Бога, как ни крути, был занятным местом, но ей не хватило жизни, чтобы познать его целиком.

     - Я прожила не одну жизнь. Я видела так много перемен, смен власти, внутренних войн, уничтоженных округов, что стала равнодушной. Что бы я ни делала, ничего не будет постоянным. Время пережует и мои труды, и мои творения, и саму мою жизнь, и даже память обо мне. Этот остров не оставит после меня ничего, - кошка пожала плечами и полуобернулась к Люции.

     - Даже ваше сердце сгниет вместе с телом, ведь вы предательница всей империи, - прошептала гарпия и ухмыльнулась.

     - Как и твое.

     Люцифера равнодушно кивнула, будто давно смирилась с этим.

     - Я была в округе Быка. Теперь пауки у них ходят в слугах, ума не приложу, как так получилось. И в округе Змей была. Но там все так же воняет тиной и гнилью, разве что тише стало. Для Муравьев ввели какие-то смены, они строят новые ходы в горе, - Люция посмотрела на кошку. - Все изменилось так быстро. Даже как будто запахи другие, вкусы. Будто солнце светит иначе.

     - Это иллюзия, - Химари снисходительно махнула рукой. - Я видела, как меняются поколения Охотниц. Те, что твоего возраста - слишком грубы, но амбициозны и крайне талантливы. Вот только дохнут быстро, или их отправляют на отдых, не знаю. Те, что доучились после войны - боятся меня, будто я взглядом убиваю. К ним добавились те, что знают меня лишь по рассказам - их мало, мы тогда уничтожили почти все лаборатории Имагинем Деи. О, эти девочки донельзя любопытны, им вечно хотелось задавать мне вопросы. О тебе - особенно часто. Жаль, я не застала молодняк, который тебя в глаза не видел.

     - Таких не будет. По всей империи кладбища с моей статуей, - Люция пожала плечами.

     - Я начинаю радоваться, что мое сердце сгниет. Это куда лучше, чем стоять кристальными часами в твоих ногах, - фыркнула кошка и рассмеялась.

     И тут же замолчала, услышав незнакомый звук. Шевельнула ушами, вслушиваясь и пытаясь вспомнить. Так хлопали крылья. Химари огляделась, но вокруг было чисто. Отошла на шаг в грот, вытащила из рукава три иглы и вложила в ладонь. Звук нарастал. Пусто, совершенно пусто. Тигр встревожено припал на передние лапы, проглотив последнее мясо. Ева дрожала в дальнем углу, она что-то знала, поняла Химари. Провидица, не иначе. Но слишком бестолковая, чтобы предупредить.

     Стоило кошке обернуться вновь к Люции, как она увидела взмывший перед ними силуэт. Огромные белые крылья хлопнули, ангельский клинок сверкнул в лучах заходящего солнца. Кошка среагировала мгновенно, и три иглы вошли в горло ангелу. Следом за этим арбалетный болт пробил крыло у самой кости.

     Ангел запоздало взмахнул крыльями, взмыв в небо.

     - Стреляй! - зашипела Химари, выскакивая из укрытия. Она следила глазами за исчезающим в облаках ангелом. Следующий арбалетный болт пробил второе крыло сапсана, тот с усилием взмахнул, и исчез. - Черт! Ушел!

     Кошка схватила Люцию за локоть и потянула за собой.

     - Давай внутрь!

     - Нам нужно бежать! - бескрылая с легкостью вырвалась и махнула рукой Еве, подзывая.

     - Куда ты сбежишь?! - зашипела Химари, утягивая Люция за рукав в грот. - Они придут за нами, нужно быть готовыми! Они найдут нас везде!

     - Пойдем через логово кумо!

     - У нас больше нет свежей души! - зарычала Химари, сжимая кулаки. - Или ты хочешь принести кого-то в жертву?!

     Она была Люции лишь по грудь, но ее это не смущало. Кошка зыркнула, задрав голову, и гарпия покорилась:

     - Командуйте, госпожа Химари, - Люция положила руку на плечо подбежавшему паучонку.

     - Мы ждем здесь, прячемся в гроте. Даже если патрульный выживет и успеет передать наше местоположение, стемнеет раньше, чем остальным отдадут приказ искать нас. Я не видела среди хранителей ночных птиц, значит, после захода солнца мы сможем безопасно уйти полями в лес. Не успеем - придется отстреливаться.

     - Хорошо, госпожа Химари, - Люция кивнула и, вмиг позабыв о Еве, ушла в тень грота. Рыжие языки закатного солнца пробивались сквозь осыпающийся лес и наполняли убежище теплым светом. Иллюзия уюта и безопасности.

      

     ***

     Лион сидел на вырубленной в сталагнате скамье и вертел в руке ключ. Он достал его из замочной скважины распахнутой клетки, и все не мог вспомнить, почему цифры на нем были важны. Он где-то уже видел номер сто восемь, вот только где?

     Память медленно перебирала воспоминания, обнажая самые сокровенные, напоминая о войне. Сто восемь.

     Или восемьсот один - как посмотреть.

     Лион расстегнул запонки на рубашке и закатал левый рукав. Клеймо, оставленное кошками, все так же белело на запястье. Восемьсот один. Или сто восемь - как посмотреть.

     - Черт, - Лион мигом раскатал рукав и попытался застегнуть запонки. Рука дрожала. - Черт!

     Он помнил, как впервые увидел клеймо Люциферы - она подала ему руку, что-то спрашивая. Кажется, может ли он идти. Он не мог - обе ноги сломало упавшей сосной.

     Тогда Люция, поправив крылья, самоуверенно заявила, что донесет его до госпиталя. Не слушая никаких возражений, завернула в крылья и подняла. Тяжело выдохнула, неуверенно качнулась, балансируя здоровым и сломанным крыльями. И пошла через лес, пожираемый пламенем.

     Лион пытался убедить ее передумать, бросить его, а она истерически хохотала и приговаривала:

     - Если я спасу тебя, будешь мне должен. Вот станешь генералом - и сочтемся на этом!

     Она сдержала обещание, несколько часов несла его, а, отдав в руки охотницам, упала, потеряв сознание. Девушки хлопотали над его ожогами и переломами, усердно извиняясь и отпаивая обезболивающим и снотворным.

     А Люция лежала на спине с подвернутыми ногами, и бессознательно улыбалась. Алиса стояла над ней и отдавала другим указания. А он не мог поверить, что Люцифере удалось побороться и за его жизнь, и за свою.

     И вот он сидел посреди грота - победителем в ее войне, генералом, как она просила, и не мог отделаться от чувства, что это совсем не то. Не та цена.

     - Генерал Лион! - сапсан появился в дверях темницы и окликнул его. - Разрешите доложить!

     Голос не такой, как обычно. Лион подскочил и взглянул на прилетевшего ангела. Тот держался за горло и был белее снега, а в опущенной руке сжимал три черных иглы.

     - Разрешаю!

     Лион подошел к крылатому, всерьез опасаясь, что если тот пройдет по темнице к нему - сил говорить не останется.

     Разведчик кивнул, сглотнув, промокнул рукавом лоб.

     - В гроте у выхода из логова кумо я видел сбежавшую Химари. И вместе с ней, - откашлялся кровью, - Люциферу.

     - Что ты сказал? - Лион побледнел. Нет, Люция не могла быть здесь. А если могла, то почему она спасла своего врага? Почему не Алису? Ведь глава охотниц была совсем рядом, по коридору метров двести. Зачем Люции кошка? Ведь она ненавидит кошек.

     - Они там, можно поймать обеих разом, мой генерал! - как же счастлив он был. Как же горд!

     Лион машинально приставил кулак к губам, план необходимо было менять. Беглянки теперь будут спасать охотниц? Люции всегда было проще управлять отрядом, вряд ли непокорная кошка сразу будет ей повиноваться. И стоит не дать ей это сделать. А может, она и не знает, что охотницы заперты в темницах, как предательницы империи. Может, они ей и не нужны, и отряд не нужен.

     Сапсан ждал, едва стоя на дрожащих ногах. Опустил раненые крылья, сил держать их не оставалось - ну и что, что не по уставу.

     - Никому ни слова! - процедил сквозь зубы Лион. - Я сам разберусь.

     - Какие дальнейшие указания? - сапсан попятился, и Лион понял по голосу, что ангел расскажет всем, кому успеет.

     - Стоять! - генерал схватил гонца за плечо и рывком опрокинул на скамью. - Ты никому ничего не расскажешь.

     Сапсан сполз по сталактиту, судорожно утер разбитые губы, обернулся.

     - Даже так, - усмехнулся он. - Уж лучше мне умереть, чем двум преступницам, одна хуже другой, верно?

     Ангел зашелся кашлем, судорожно захрипел, сложившись в три погибели.

     - Вы с ними заодно, да?

     Но Лион уже поднял выпавшие иглы Химари и одним махом распорол ими горло сапсана.

     - Я не знаю, - прошептал он, видя, как птичьи глаза стекленеют. - Я не знаю.

     Внутри все перехватило от мысли, что он ничем не отличается от Алисы. Неужели она чувствовала то же самое, убивая своих?

     - Как жаль, что я генерал, - горькая улыбка тронула его губы. - Любой другой на моем месте поступил бы правильно. Но не я.

     Сапсан уже не слышал, а только смотрел распахнутыми глазами на черную клетку, скрипуче покачивающуюся над бездной.

     Лион бросил иглы, перешагнул через распростертые крылья мертвого гонца и направился к выходу. Лишь бы никто не видел, что произошло, лишь бы никто не слышал.

     У дальней стены коридора стоял Раун - секретарь. Только завидев господина, отдал честь и чеканным шагом двинулся навстречу.

     - Какие будут указания, мой генерал? - как всегда, совершенно спокойно осведомился он.

     Лион поморщился - слышал ли? А если слышал, предаст? Но чернокрылый ангел был одним из тех, кому хотелось доверять.

     - Всем капитанам передай - пусть прочесывают ходы, охотницам усиль охрану, - Лион осекся, нельзя говорить, что Люция может прийти за ними. - Если закончат и не найдут - пусть прочешут все выходы с горы, поля перед лесом - особенно.

     - Отдать распоряжение ночным разведчикам?

     - Да, два отряда сов должно хватить. Через два часа пусть приступают.

     - Хорошо, мой генерал, - поклонился ворон, не сводя немигающего взгляда с Лиона.

     - Я буду в оружейной, принеси кофе, - Лион глубоко вздохнул и, приставив кулак к губам, двинулся к выходу.

      

     ***

     - Думаете, у нас получится, Магистр? - тихо прошептала одна из Охотниц, внешне напоминающая маленькую ласку.

     Кирана, окруженная толпой узниц, кивнула. Девушки переглянулись. Кто-то заботливо подал кусок хлеба, желая услужить, но магистр отмахнулась. Чувство голода она практически не ощущала, да и если бы протянула руку - все бы увидели, как дрожат ее пальцы.

     - У нас нет выбора. Если Алиса выживет, а она наверняка выживет, то снова станет главой, - начала Кирана, усевшись поудобнее, охотницы закивали. - Такая самодурка нам не нужна.

     - Но ведь она хорошая ищейка, раньше все было замечательно, - перебила ее одна из узниц.

     - 'Раньше' уже закончилось. Или ты не боишься, что она прибьет тебя просто так?!

     Ответа Киране не последовало, и она едва заметно улыбнулась.

     - Алиса убила мою сестру и ваших подруг, убила специально, и даже не пыталась отрицать. Она точно так же убьет и вас, и вы даже не поймете, за что.

     - Ее придется убить? - испуганный шепот прошелся волной по толпе.

     - Хотя бы сместить. Ей больше нет веры - она, как и ангелы, перестала ценить наши жизни, - ответила Кирана.

     - Но ведь есть Люцифера! Она ведь жива, верно? Она ставила наши жизни на одну чашу весов с жизнями ангелов. Мы должны помочь Гарпии!

     И шепот прошелся по толпе. Кирана усмехнулась и тряхнула головой, обнажая покоцанные рожки.

     - Вы только решаете быть на стороне Люциферы, а между делом - вас тут пытали, а теперь держат на привязи как раз по ее вине. Вас уже осудили за помощь ей. Мало?!

     Шепот стих. И Кирана продолжила в полной тишине.

     - Вернее нас для империи нет никого. Мы помогаем ей выстоять и не разрушиться изнутри. Мы и есть основа власти, - чеканила Кирана.

     - Но ведь ангелы...

     - Любая власть не может существовать без карательного механизма. Вера, которую пытаются нести крылатые, еще не помогла усмирить ни одно бунта. Мы - плеть императрицы. Ангелы - ее слуги. Без нас все рухнет. Мы нужны своей империи, мы обязаны исполнить свой долг до конца или сдохнуть здесь.

     Гул объял темницу. Кирана терпеливо ждала, расчесывая струпья лепры на руках, почему-то, чем больше она нервничала, тем сильнее они горели. Еще и лекарства им больше не давали.

     - Мы должны сбежать! - прокатилось по толпе Охотниц.

     - Нет! - Кирана встала и, дождавшись тишины, продолжила. - Нас выпустят. Мы невиновны. Но вместе с нами выпустят и Алису. Нельзя допустить, чтобы она снова стала нашей главой. Мы не в безопасности под ее командованием. Более того - мы в большой опасности!

     - Мы с вами, Магистр!

     И охотницы преклонили и колено и зашептали слова старой присяги, но уже - Киране.

     ***

     - Странно, - Химари с опаской вышла из грота, ползком добралась до края уступа и глянула вверх. Небо было чистым, лиловые звезды сверкали в полнейшей тишине. И вокруг не было ни души. Слишком странно! Нехорошо.

     - Что будем делать? - Люция полезла следом, держа наготове взведенный арбалет.

     - Прошел уже час, а к нам так никто и не явился. Вот это меня слишком сильно настораживает, - Химари нервно дергала львиными ушами.

     - Может, вы убили его? Ядовитые иглы, или аккурат по артериям? - Люция искала врагов в небе. С наступлением ночи она была как слепой котенок в кромешной тьме.

     - Яд там старый, мог уже не подействовать, - кошка вертела в ладони сразу четыре иглы, они перетекали меж пальцев, скользили по ногтям.

     - Тогда стоит отправляться в путь. Я верю, что он умер до того, как успел о нас рассказать, - Люция поднялась и направилась в грот искать наощупь свои вещи.

     - Если бы умер - послали бы нового, - кошка тоже встала. Как же все это ей не нравилось. Но в одном маршал была права - стоило отправляться в путь. Промедление - смерти подобно, чем дольше они раздумывают, чем выше шанс, что их найдут. Тем больше вероятность, что вместо сапсана их грот навестит сова. Нужно выдвигаться.

     Кошка быстро снарядила тигра, теперь поклажа состояла всего лишь из запасного кимоно, мешочка с косметикой и большого запаса игл. Люция перекинула через плечо опустевший мешок из-под мяса и подозвала перепуганную Еву. Девочка молчала, только переводила взгляд с Химари на Люцию и обратно.

     И они выдвинулись в дорогу. Мимо бесконечных ходов в толще горы, Химари говорила, что теперь многие из них завалены. По крутым склонам, выводившим Люцию из себя - взбираться ей нравилось, а вот вниз она всегда летела на собственных крыльях. Через поля в лес, бесконечный, непроглядный лес.

     Ева вела Люцию за руку, сияя от гордости. До чего ей нравилось быть полезной. А кошка сидела верхом на тигре, покачиваясь в такт каждому его шагу. Медитировала, вслушиваясь в шорохи леса на километры вокруг. Ее было видно в кромешной тьме, лиловые светлячки словно летали вокруг, кружились, танцевали, сияли, как кристальные лампы. Пурпурные огоньки, всполохи кошачьей энергии, древней и почти забытой.

     И слышала она только стрекот насекомых, шум ветра и листвы, тяжелую поступь Люции, бесшумные шаги Евы, колебание глади озера и дыхание зверей. Никого, кого можно счесть угрозой.

     - Слева озеро, через четыре часа доберемся и устроим привал.

     - Хорошо, - отозвалась Люция, но в голосе слышны были нотки недовольства. Гарпия понимала, что выбора нет, либо их найдет ночной патруль спящими у костра, либо они успеют уйти.

     Химари поджала губы и осторожно почесала тигра за ушами, еще не зная, как он себя поведет. Кроме слишком верного для дикой твари тигра у нее никого не было. Зато прибавилось хлопот, чего стоит Люцифера и ее провидица, даже не понимающая, в какой ситуации они все находятся. Девчонка слепо верила, что Люция ее защитит, так безрассудно, что не считала нужным предупреждать об опасности. Толку с такой провидицы? Может, стоило сделать, как планировала? Сбежать, оставить Люцию, обернувшись диким зверем? Гарпия ведь даже не увидит в такой темноте, куда ушла кошка. А исчезни паучиха из поля зрения, старые воспоминания перестанут проситься наружу.

     Нет, ей хотелось остаться, одиночество было невыносимо.

     Кошка вздохнула полной грудью воздух свободы. Но отчего он не был пьяняще сладок?

     Как странно! Любят суть, а воспевают лик.

     Кто в сердце краснобай, тот въявь косноязык.

     Еще диковинней, о Властелин вселенной:

     От жажды мучаюсь, а предо мной родник.

      

     Императрица сидела на мраморной скамейке церемониальной площади, скрытая в белом розарии от посторонних глаз. Полуденный зной, так не вяжущийся с осенними холодными ветрами, прогнал всех ангелов, дав Бель вдоволь напиться горя. Она уже не смотрела на разбитый купол, его рыжие сколы навевали воспоминания, и сразу казалось, что реки крови текут к ногам маленькой четырехкрылой девочки, потерявшей самых близких людей.

     - Изабель, милая, с тобой все хорошо? - Хоорс осторожно тронул плечо императрицы.

     Девушка вздрогнула всем телом и перевела на него грустные глаза, похлопала ладонью по скамье рядом, предлагая присесть. Она терпеливо дождалась, пока он усядется и спрячет забинтованную руку от ее глаз. Знала ведь, что прячет лепру, но делала вид, что не замечает. Поправила складки золотого платья, сжала в кулаке белоснежное перо, выпавшее из крыльев.

     - Бель? - ангел коснулся ее руки, непонимающе заглянул в глаза.

     - Сегодня мой настоящий день рождения. Я узнала это из архива, - девушка едва не плакала.

     Хоорс помрачнел. Сжал ее руку в своей ладони, прижался к плечу.

     - А я свой настоящий не знаю. Я родился - как прорезались крылья. Как и ты. Не бери в голову, не думай о прошлом, - он не знал, как утешить милую сердцу Бель.

     - А если бы у меня не было еще одной пары крыльев? Если бы я умерла? Если бы мои настоящие родители не отдали меня ангелам? Если бы... - договорить она не успела, ангел сорвался с места и встал над ней.

     - Никаких если бы! Ты - четырехкрылая, а значит - дарована Богом императору. Как ты можешь так не уважать своих родителей?! Да они пожертвовали собой, чтобы ты была счастлива! - Хоорс рукой указал на разбитый купол церемониального зала, трон в котором был усыпан лепестками белых роз в знак вечного траура по императорской семье.

     - Я уважаю их, - Бель отвернулась, как можно сильнее прижалась щекой к жестко накрахмаленным кружевам выреза платья. К горлу подступил комок. - Я всего лишь хотела, чтобы ты поздравил меня. Чтобы поддержал. А не твердил, что я должна быть благодарна. Я благодарна! Искренне благодарна его Императорскому Величеству Исхириону и Инессе за то, что любили меня, как своего ребенка. Но, может, я не должна была быть здесь.

     Изабель с трудом сдерживала слезы. Судорожно бегала глазами по пустой площади, боясь, что кто-нибудь придет и увидит, как плачет императрица. Но никого не было. И она позволила себе маленькую слабость, но тут же утерла щеку об плечо.

     - Мы уже говорили об этом, - Хоорс сел у ее ног, взял руки в свои и сжал. - Люцифера не стала бы императрицей вместо тебя, понимаешь? В Имагинем Деи пытались вырастить ей вторую пару крыльев, но Бог не хочет этого - он считает ее недостойной.

     - Она сильнее! Она бы справилась! Я помню, как она в одно мгновение повергла Химари. Знаешь, она просто повалила ее, швырнула, как тряпичную куклу, на пол и выбила мечи. Она спасла меня с такой легкостью, - ее голова чуть-чуть подрагивала от переизбытка чувств. - Она бы справилась. Она сильнее, она лучше меня, она...

     - Слабее! Ты меня слышишь?! - он дернул ее за руки, притягивая к себе. Она марионеткой наклонилась, золотые локоны, выбившиеся из прически, коснулись его лица. - Только самые сильные получают четыре крыла и при этом остаются в живых. Самые достойные. Моя херувим, милая, ты сильнее любого в этой империи.

     - Но Люцифера, - она шмыгнула носом, посмотрела поверх Хоорса. Огромная площадь, окруженная розарием белых роз, была пуста. Купол, мемориал ее отцу и матери, сиял в лучах утреннего солнца, сверкал, играл сотнями бликов и золотых брызг. Но императрица помнила, каким было это место в день ее коронации. И ощущение собственной слабости сдавливало грудь.

     - Пусть эта площадь будет единственным воспоминанием о ней. Договорились, Бель? Она выиграла войну - ради тебя. Будь благодарна, и отпусти, - он поднял ее за плечи, безвольную куклу, так отчаянно нуждающуюся в тепле, так страстно жаждущую признания.

     - Да, - она уткнулась лбом в его грудь. Неужели он правда считает ее достойной?

     - С Днем Рождения, моя херувим, - он осторожно, словно боясь спугнуть, поднял ее голову за подбородок. Коснулся соленых от слез губ. Она принадлежит ему одному.

     ***

     - Я пойду купаться, - Химари, сняв с тигра всю обузу, взяла вещи в охапку и направилась к озеру. По милости гарпии они шли всю ночь, а кошка каждой клеточкой тела молила о ванне, искренне радуясь, что больше не придется вылизываться. Зато никакой погони, оторвались, надо отдать должное. Благо, озер по пути было достаточно.

     Люция кивнула, ее больше увлекало потрошение оленя, которого она застрелила сегодня утром, чем купания и приведение себя в порядок. Ева носила хворост для костра. За ней всюду следовал тигр; проносился мимо, несильно бил огромными лапами по лодыжкам, играя; прыгал, вился вокруг. А она до дрожи его боялась и пыталась делать вид, что не замечает. Тихонько скулила и зажмуривалась, когда он несся прямо на нее.

     ***

     Ева услышала, как тихо поет кошка, отмываясь в ледяной воде. Ее мурлыкающий голос был нежен, удивительно притягателен, чарующе легок и безыскусен. Бросив все, паучиха юркнула меж деревьев поближе к озеру, поглядеть на удивительную кошку. Быть может, именно ее так почитал и уважал покойный Мерур. Тогда на Химари вдвойне стоило взглянуть. Какая она? Неужели у нее и впрямь кошачьи лапы вместо ног? И хвост? В пути паучиха не разглядывала новую спутницу.

     Тигр бросился было следом, но вдруг передумал и ушел стоять над душой Люции.

     Как прекрасна была Кошка - тонкая, изящная. Мыла волосы, наклонившись над водой. Не тронутое солнцем тело с проступающими ребрами и бедрами все равно казалось Еве удивительно красивым. Белый хвост, увенчанный такой же белой кисточкой, раскачивался из стороны в сторону в такт песенке. А ноги, да, ноги и впрямь были кошачьими лапами. Человеческие бедра плавно переходили в тонкие колени, а затем вдруг, утопая в белом мехе - в кости предплюсны, совсем как у кошек. Химари шагнула к берегу, на ходу выжав волосы, и Ева успела разглядеть крохотные ступни - лапы с розовыми подушечками и острыми когтями. Отдельно все это казалось чудовищным. И львиный хвост, переходящий в поясницу, и кошачьи уши, и лапы, и клыки, и даже следы вибрисс на щеках. Но в ней оно слишком гармонично сочеталось.

     - Выходи, - мурлыкнула Химари, запахнувшись в серое кимоно.

     И Ева, поняв, что бежать уже поздно, вышла из-за дерева, боязливо закрылась руками, ожидая удара.

     - Я просто хотела... - начала она, вжав голову в плечи.

     - Я знаю. Лучше помоги мне, раз пришла, - Химари указала рукой на разложенные вещи. Гребни, зеркальце, пузыречки с тушью, кисти, помады, шкатулку украшений и мелочей.

     - Да, конечно, - девочка подбежала к вещам, едва не запутавшись в собственных ногах. Когда телица Мерура была жива, Ева каждое утро помогла той с макияжем и прическами. Но ее плотные крема и набор бирюзовых теней не мог сравниться с косметикой Химари.

     Паучонок взяла гребни, повертела в руках, прикидывая, какой больше подойдет для густых волос кошки, и подняла глаза на Химари.

     - Спасибо, я сейчас, - кошка села спиной к Еве, раскрыла зеркальце и стала разглядывать себя в нем. Расстроенно облизнула белесые губы, внимательно посмотрела на едва различимую каемочку на носу, и паучонок только сейчас заметила, что самый кончик носа - кошачий.

     Ева сглотнула и, подойдя, взяла тяжелую копну волос в руки. До чего мягкими были пряди, не то что жесткая вечно путавшаяся грива телицы. Хотелось просто стоять и водить руками по волосам, чувствуя каждой клеточкой их прикосновения. А ведь грубые руки паучихи были не так чувствительны, как у других, что же они ощущали, касаясь Химариных волос?

     - Спишь? - тихо спросила кошка, глядя на Еву в зеркальце.

     Паучонок вздрогнула и едва не выронила гребни, зажатые под мышкой.

     - Простите, - промямлила она и стала спешно расчесывать черную гриву.

     Ей было неуютно. С одной стороны, паутина не могла врать, но показывала, что, когда Люции было двадцать лет, она победила Химари. И в паутине сама кошка тоже была молодая. А сейчас Люция выглядела очень взрослой, а Химари - все такой же молодой. Можно было понять, когда фурия в бешенстве, в ярости, рада или удивлена - морщины выдавали ее эмоции. Но лицо кошки было совершенно гладким, белая матовая кожа казалась даже велюровой. Ева начинала путаться, но спросить не решилась.

     Вместо этого ей вдруг вспомнилось, как на юбилей тельца-советника Онуфрия пришли гейши. Они были слугами господина Инпу, эдаким подарком на торжество - танцевали, играли на музыкальных инструментах и очень мило общались с гостями. Все они были кошками. И Химари слишком сильно была на них похожа. Ева осеклась, когда Химари подвела глаза угольно-черной тушью и стала медленно вырисовывать губы карминной помадой. Ее худое лицо со впалыми щеками все больше и больше походило на лица тех гейш. Не такое белое, не кажущееся маской, но слишком похожее.

     Кошка, мурча себе под нос, поправляла подводку, широко раскрывая и без того большие кошачьи глаза - лиловые, даже светящиеся, как кристальная лампа, с узким вертикальным зрачком.

     - О чем ты думаешь? - кошка разглядывала себя в зеркале, но Еве мерещилось, что она смотрит через него на нее саму. Спохватившись, паучонок принялась зачесывать кошкины волосы в высокий хвост.

     - Вы красивая, - тихо-тихо прошептала она, зажмурившись. - И похожи на гейш, что приходили к моему покойному господину.

     Кошка улыбнулась, казалось бы, так же сдержанно, что и гейши, но в ее улыбке чувствовалась неподдельная нежность.

     - А ты похожа на мою дочь.

     Ева боязливо выглянула из-за плеча Химари, пытаясь получше разглядеть в зеркальце ее лицо. Зачерпнула гребнем волосы ото лба и затянула в хвост потуже.

     - А какая она? - прошептала, не поднимая головы.

     Кошка отложила зеркальце и, скрестив ноги, села поудобнее.

     - Ее звали Сейрен, она была волчицей. Еще у нее была сестра - Шизука, но ты совсем на нее не похожа.

     - Но вы же кошка, - Ева, забыв про страх, перебила Химари, непонимающе нахмурила брови.

     - Меня попросили убить Шизуку, - замялась Химари. - Вообще только кошки могут менять форму - становиться зверьми, и не отличишь от дикой твари. Но иногда другие виды обнаруживают особенные источники силы Самсавеилаи по нелепым случайностям находят в себе способность к метаморфозам. Не то чтобы это случается часто, волки, например, выкрали у кошек тайну превращения. Но это требует нескольких десятилетий обучения, а Шизука научилась этому сама. Превращаться умела, а контролировать зверя - нет, - Химари подала паучонку охапку игл для прически. - Потому и терроризировала свою же родную деревню. Я нашла ее - волчицу, до смерти напуганную собственными человеческими мыслями, трясущуюся от криков людей и треска огня. Я увидела ее под корзинами на торговой площади, среди трупов с порванными глотками. Она сидела и скулила, зашуганно озираясь вокруг. Уже не волк, еще не человек - тело медленно менялось с наступлением утра. Но, как только она заметила меня, как только поняла, что я могу быть угрозой для нее - ощерилась и обернулась волком - исчезли человеческие черты - руки стали мощными лапами, ребячий хребет превратился в широкую спину.

     - Ты спела ей, и она послушалась тебя? - Еве становилось любопытно. А кошка залилась смехом.

     - Какие песни, паучоныш? Так не бывает. Она напала на меня, бросилась, так отчаянно желая впиться мне в глотку. Никакой любви, паучонок, никакого прозрения и волшебства материнских чувств, - ухмыльнулась кошка. - Я успела обернуться львом и сбить ее в прыжке. Прижала к земле и сомкнула челюсти на горле. Она потеряла сознание от удара и вернулась в человеческое тело. Тогда я отпустила ее, не могу я детей убивать. Но пришли люди - они видели из окон нашу маленькую битву.

     - Они забрали ее?

     - Они ждали, что я убью ее. Кричали, чтобы я порвала ее лапами на куски, разгрызла маленькую черепушку. Они считали ее чудовищем. Такие же люди, как она, с такими же волчьими ушами, зубами, хвостами - они жаждали ее смерти. Не моей! А ведь я - кошка, их враг по крови. А ее... Я спросила, где ее родители, но волчонок была сиротой, и никто не взял ее к себе после их смерти. Осталась только старшая сестра, Сейрен, но та сошла с ума - ее заставили наряжать трупы родителей для похорон, а затем упекли в дом сумасшедших на окраине округа Волков. Младшая девочка-волк побиралась на улице, перебиваясь мышами и ворованной едой, ее били и выгоняли из города, ненавидели, презирали. И волчонок нашла в себе силы стать чудовищем - удивительная девочка, чтобы спасти сестру или ради самой себя, а может из мести. Она никогда не рассказывала об этом.

     - Тогда ты всех их убила и забрала ту девочку из больницы? - Ева затянула хвост паутиной, подоткнула волосы снизу и заколола иглами. Паучонку хотелось сделать прическу, как у Госпожи из сокровенной картины Мерура, но она плохо помнила ее.

     Химари покачала головой.

     - Я решила, что хочу стать хозяйкой чудовища, хочу научить ее быть совершенным орудием смерти. Чтобы она смогла отомстить. И я забрала ее. Без сестры она отказывалась мне верить, и я была вынуждена совершить набег на дом сумасшедших и забрать второго ребенка. Это едва не стоило мне жизни - без письменного разрешения главаря волков, на охраняемую территорию, да еще и воровкой, мало того, что сама кошка. Но я забрала сестру Шизуки - Сейрен, и только тогда она стала тренироваться вместе с кошками.

     - Ведь это здорово! - Ева едва не подскочила.

     - Это было слишком тяжело. Она не скоро научилась контролировать себя, а между превращениями в волка умоляла меня ее убить. Я баюкала ее в полнолуние, пряча ото всех, утешала и учила. Снова и снова. Вместе с ее сестрой, и без нее. Я понимала ее, но мой эгоизм, мое желание обладать такой силой, пусть и косвенно, было сильнее. Но я любила ее, хотя сама этого не понимала.

     - А Сейрен тоже училась быть воином?

     - Нет, она достигла совершенства в токсикологии. Яды делала и противоядия, - пояснила кошка. - Тихая зашуганная девочка. Ты похожа именно на нее, - Химари подала старые заколки, и Ева, поправив выбившиеся пряди, украсила гребнем с цветами и бусинами прическу. Кошка повернулась и мурлыкнула, прищурившись. - И ты смотришь на меня так же, как они вдвоем.

     - А ты тоже рассказывала им истории и пела кошачьи песенки? - паучонок придвинулась к Химари совсем близко, и та погладила ее по волосам. Как же хотелось бесконечно тереться об ее ладонь, жмурясь от удовольствия!

     - И танцевала, - кошка кивнула и, поднявшись, принялась укладывать свои вещи.

     - Ты, должно быть, красиво танцуешь, - пробурчала Ева под нос, и про себя добавила, - не то, что я.

     - Хочешь посмотреть? - Химари, подняв зеркальце, пудрила нос так, чтобы его кончик слился по тону.

     - Очень.

      

     ***

     Опьяненная восторгом и завороженная красотой, Ева кусала губы и не могла оторвать взгляда от танцующей Кошки. Химари кружилась у берега озера. Мягко ступала босиком, покачиваясь, как плакучая ива. Мурлыкала себе под нос, завораживала, манила.

     Каждый шаг - так волнительно прекрасен, по-кошачьи грациозен и точен. Ни одного лишнего движения, но Ева была поглощена кошкой: ее спокойствием, силой, чарующим завораживающим танцем. Ее вдохновляла Химари - изящным телом, которым та владела настолько мастерски, что становилось жутко. Ее баюкал нежный кошкин голос, одурманивал, путал.

     Еву била дрожь от холода, и в то же время тепло разливалось по всему телу. Кошка сводила с ума. Кружилась, покачивая бедрами, гнулась, мялась, тянулась. Как хотелось коснуться ее, погладить кисточку хвоста, мягкие уши, уткнуться в маленькие ласковые руки. И лишь бы она никогда-никогда не останавливалась. Такая нежная, тягучая, прекрасная. Как танцующее пламя, как мягкий бархат.

     - Стой! - тихий голос Люции- словно пощечина. Ева и не заметила, как та пришла.

     Паучонок вздрогнула и едва не рухнула лбом в землю, тело вмиг стало ватным и неподъемным, голова шла кругом, гудела, пульсировала, и каждый удар сердца - громом в ушах. За шиворот паучонка удержала Люция. Отодвинула от кошки, уложила возле себя и укрыла сверху курткой. Ева попыталась встать, чувствуя, что между женщинами назревает ссора, но даже голову поднять не смогла, мир кружился. Мягкий, теплый, одурманивающе прекрасный.

     - Я знаю о куно и шисаи, - Люция ногой прижала паучонка к земле, не давая подняться снова. - Я знаю, что вы маскируетесь под гейш. Знаю, что очарованных вашими танцами вельмож находили с ядовитыми иглами в глотках. Я знаю, что вы способны свести с ума, ввести с глубочайший транс. Я вижу, что каждое ваше движение отточено до миллиметра, а голос чудовищен, он туманит разум, путает мысли.

     - Но ты в трезвом рассудке, - Химари стояла от бескрылой на расстоянии вытянутой ноги, как раз так, чтобы гарпия не смогла ударить, и искоса смотрела сквозь нее.

     - А Ева - нет! - зарычала фурия.

     Химари уперла руки в бока. Она не собиралась спорить, но возмущение в ней нарастало.

     - Я не умею танцевать иначе. И я не хотела доводить Еву до такого, - тихо, грустно извинилась кошка.

     - Вы ведь хотели нас предать, - Люция схватилась за нож. - Решили начать с Евы?

     Кошка вздохнула полной грудью и, помедлив, протянула руку к подошедшему тигру, и он ткнулся мордой в ладонь. Химари кивнула своим мыслям, посмотрела на Люцию и снова кивнула.

     - Я собиралась оставить вас, ты права, но... - она запустила пальцы в густую шерсть зверя, потянула шкуру, отвернулась от Люции.

     - Но что?

     - Передумала, - кошка пожала плечами и двинулась в лес. - Ева просто попросила меня станцевать для нее. Не могла же я отказать.

     - Да нас ангелы ищут! Что вы, что я - преступницы, и я больше, чем уверена, нас не ловить будут, а убивать. А вы тут у озера бедрами крутите, краситесь, наряжаетесь! Жрать подано, и нечего на открытой местности шастать!

     Но Химари молча покачала головой, отвечая гарпии в мыслях, и ушла, скрывшись за серыми стволами.

     Люция осталась с Евой одна. Фурия презрительно фыркнула, подняла Еву на руки и понесла в лагерь.

     - Ну и как же угораздило эту чертову кошку?! А ты зачем просила, а? Таракань бестолковая, - бурчала Люция, вышагивая между колючих сухих кустов.

     А Ева гладила фурию по плечам, понимая, что та не сердится на нее. Сердилась бы - на плечи закинула, как мешок, всегда же так носила.

     - Лежи, утром станет лучше, я знаю, - Люция осторожно положила паучонка у тлеющей нодьи и села рядом.

     - Правда, она красивая? Она так чудесно танцует, - лепетала Ева, словно ей не было плохо. - Прости ее. Она хорошая, я знаю, - и паучонок прижалась к Люции всем телом. - Она не хотела, я знаю. Предавать нас не хотела.

     Люция поджала губы. Усмехнулась. А Ева все бормотала:

     - Я в паутине видела. Я сплела их сорок семь штук, и ни в одной она не предала нас. Я не вру, - она едва не плакала, понимая, что Люция не доверяет ни кошке, ни ее словам. - Она придет, она вернется.

     - Как скажешь, спи.

     Люция ушла, укрыв паучонка курткой. Ей вдруг захотелось окунуться в ледяную воду с головой и пролежать так всю ночь. Ева поднялась на локтях, но тут же рухнула на сухую траву, обессилев. Улыбнулась, понимая, что фурия заступилась за нее перед Химари, несмотря на то, что считала ту сильнее себя; осознавая, что для Люции она не пустое место. И это чувство тлело в глубине ее души, разгоралось и заполняло собой все мысли, баюкало нежнее кошкиных песен.

     Неужели таков наш ничтожный удел:

     Быть рабами своих вожделеющих тел?

     Ведь еще ни один из живущих на свете

     Вожделений своих утолить не сумел!

     Химари сидела на уступе скалы и смотрела на горизонт. За спиной сквозь толщу горы был слышен шум лиловых родников; подпитываясь их энергией, кошка видела больше, дальше, глубже. Вспоминала край Кицунэ, каким он был пару веков назад. До чего могущественно время - меняет все и вся. Леса разрослись, степи опустели, в поле зрения был лишь один постоялый двор с конюшней. А от него рукой подать до тайных ходов, ведущих к храму Самсавеила.

     Кошка опустила глаза и стала спускаться. Прямо под уступом сидела Ева, задумчиво плела паутину и, поднимая, смотрела сквозь нее на небо. Ночью паучихе снились кошмары, и теперь она была сама не своя, даже не спрашивала ни о чем.

     - Мы идем на постоялый двор, где конюшни, - подобрав полы кимоно, Химари спрыгнула с уступа.

     Люция непонимающе посмотрела на кошку, сложила руки на груди. Она все это время стояла в тени раскидистого дуба, больше всех переживая, что на открытой местности их могут заметить с неба.

     Прошла неделя с тех пор, как они отправились в храм Самсавеила, когда-то принадлежавший Ясинэ. Тогда они сошлись на том, что Химари обязана Люции за спасение, а Люция требует лишь помощь в убийстве Инпу и согласна пойти в кошачий храм.

     - Там можно будет оставить Еву, не потащишь же ты ее в храм. Мы и сами рискуем, он может рухнуть в любой момент, - Химари поставила ладонь козырьком и посмотрела вдаль, где в дневной дымке степей не было видно конюшен и дома.

     - Да я вообще в ваш храм не пойду, там... - продолжение Люция пробурчала себе под нос, отвернувшись от кошки. Расчесала пальцами спутанные волосы, нервозно поправила ворот куртки.

     - Хорошо, посторожишь моего тигра, - невозмутимо ответила кошка и, потуже затянув перевязь меча, бодро зашагала под тенью скал в сторону постоялого домика.

     Ева, сорвавшись с места, бросилась за ней, но, заметив тигра, гордо несшего своей хозяйке заячью тушку, приостановилась и опасливо вжала голову в плечи. Люция позади глухо ударила кулаком ни в чем не повинный дуб и побрела следом, полностью погруженная в свои мысли.

      

     ***

     - Люция, ты можешь ответить на мой вопрос? - Химари остановилась посреди пшеничного поля и, обернувшись, чтобы лучи не били по глазам, посмотрела на бескрылую.

     - Какой? - отозвалась Люция, фыркнув себе под нос.

     - Я видела только лис, а раньше при кошках здесь жили в качестве слуг тушканы, мы иногда нанимали их как гонцов. Куда они подевались? - кошка похлопала рукой по бедру, подзывая тигра.

     - Был издан указ, что слуги либо должны приносить доход работой, либо за них платят хозяева. Нужно было сократить их число, - Люция с трудом припоминала указы, которые ее не касались. Возможно, они уже изменились, но за время своего заключения маршал этого не знала.

     - Угу, и вы решили уничтожить их совсем. Отобрали империю, так хоть бы заботились о ней, - кошка махнула рукой и, подобрав полы кимоно повыше, зашагала к виднеющемуся возле островка леса дому. Лошади фыркали, земля у ног стрекотала и жужжала, полная насекомых, но сам дом был тих, и это не предвещало ничего хорошего.

     - Времена меняются. Раз вас так это задевает - начните очередную войну и забирайте трон, - огрызнулась вслед бескрылая.

     - Я старая кошка, мне уже все равно, как вы жить будете. Просто грустно, - Химари пожала плечами. Казалось бы, разговор должен был успокоить ее, но что-то еще бередило душу. Кошка обернулась, прищурившись, оглядела гору и сглотнула подступивший к горлу ком. Где-то там было место, хранившее одни из самых неприятных воспоминаний. От раздумий ее отвлек тигр, боднув лбом. Завертелся рядом, приминая стебли пшеницы, игриво заклокотал, и кошка усмехнулась.

      

     ***

     Люция придержала дверь домика, пропуская Химари с тигром и растерянную Еву. Девочке все было в новинку, и она, боязливо прячась за кошкой, пыталась разглядеть, о каких же лисах говорили женщины. Но в полумраке зашторенной комнаты был лишь приземистый мужчина с пушистым рыжим хвостом, и Ева даже улыбнулась, таким несуразным он ей показался. Лис вытирал столы и, увидев пришедших гостей, огрызнулся, махнув на них тряпкой.

     - Чего надо? - встал, уперев руки в бока. - Комнату или пожрать?

     - Комнату, - Люция прикрыла за собой дверь и расстегнула куртку.

     - Пятьдесят тенши, - фыркнул лис, удаляясь в дальний угол, к стойке с записями и ящичку с ключами. Посмотрел на гостей и ухмыльнулся. - Нет денег - нет комнаты, дамы. А за всякие побрякушки я не продаюсь. Пегасню видели? Ангелы прилетают ко мне частенько. Слышите топот копыт? Или убирайтесь, или вам придется заплатить.

     И правда, за дверью было слышно, как прискакал конь. Люция загодя отошла в тень, поближе к столам, впуская неожиданного гостя. Сердце ушло в пятки, ведь любой ангел узнает Химари, и тогда беды не миновать.

     Дверь распахнулась, и по скрипучему полу пронеслась юная лисица в черном плаще. Бросилась в объятья хозяина дома и разразилась слезами. Ее трясло, она хрипло выла, а хвост колотил по ногам.

     - Папа, папа, - проскулила она.

     - Фенека, что случилось? Милая, тебя обидели? Скажи, кто, я убью его! - он снял с девушки капюшон, обнажив ярко-рыжие лисьи уши, заглянул в ее полные слез глаза. И, кажется, понял. Спешно отстегнул брошь плаща и не удержал в трясущихся руках ткань. Девушка осталась стоять в прилипшей к телу тонкой нижней сорочке. - Фенека, дочка?

     А она упала к его ногам, пряча нагое тело в черных складках бархатного плаща. Он стоял над ней и не мог поверить.

     - Фенека, что с тобой сделали?

     - Ничего, - так отчаянно, как будто это 'ничего' было самым обидным в ее жизни. - Я ехала за продуктами, долго выбирала мясо, и потому задержалась. Знала - ты будешь ругаться, и решила сократить дорогу через лес, - всхлипнула и утерла слезы.

     - Там тушканы, ты что, обезумела? - он судорожно нащупал рукой стул и упал на него.

     - Они напали на меня. Хотели изнасиловать, - лисица закашлялась от слез. - Стащили с коня, раздели, порвав платье, - сглотнула подступивший к горлу комок.

     - Какие твари могли такое сотворить? - лис шептал совсем тихо, обхватив голову руками.

     - Они раздели меня, сняли с меня маску и рассмеялись, - взвыла с надрывом. Лисица теребила плащ, плечи ее дрожали, уши были прижаты к голове. - Не тронули меня. Сказали, что я им противна, - всхлипнула. - А всю еду забрали, только коня оставили.

     Люцифера хохотала, упершись руками в стол, и это больно задело униженную девушку, та вспыхнула до кончиков рыжих ушей и, плача, укрылась плащом с головой. Ева попыталась, прячась за Химари, заглянуть в лицо Фенеки, но так и не смогла. Лис подскочил, как ошпаренный, и бросился с кулаками на фурию, причитая, что он крылатых позовет, у него и свисток есть на такой случай. Но когда он подлетел к маршалу, она выпрямилась и посмотрела на него сверху вниз.

     - Никого ты не позовешь. Твоя надежда - если крылатые прилетят сюда сами. А свисток - просто блеф, ни один ангел не унизится до такого, - Люция, не глядя на лиса, вытащила из внутреннего кармана куртки крохотный вытянутый пузырек с запаянным горлом. Белый порошок заполнял сосуд целиком, а на дне был оттиснут ангельский герб - два крыла и диадема. Лис побледнел.

     - Кто ты? - он следил глазами за пузырьком, едва дыша.

     - Какая разница? Я отдам его Фенеке, если ты позаботишься о девочке из паучьего рода и тигре. Им нужна комната и еда. Согласен? - она спрятала пузырек в кулаке, заставляя хозяина дома посмотреть ей в глаза. А он уже тянул свои руки к Конфитеору.

     Целый год его дочь не будет монстром. Целый год она будет счастлива.

     Лисица выглядывала из-за плаща, не веря такой случайности. Ева успела разглядеть ее лицо, словно паутиной исполосованное лепрой, даже губы - сухие корочки больной плоти. Неужели и тело было таким же?

     - Согласен, - лис взял себя в руки, вытер потные ладони о фартук. Но Люция кинула пузырек Фенеке и отвернулась. Лисица поймала Конфитеор и крепко прижала к груди, словно маленькая стекляшка была самым дорогим сокровищем.

     - Вы кто? - Фенека спрятала дар в карман и встала. Она ждала от Люции ответа, не веря в случайности и чудеса. Ева успела разглядеть под потной сорочкой бугры лепры от груди до бедер прежде, чем девушка запахнула плащ.

     - А тебе лучше не знать, ты и так рискуешь. Разве это законно - брать лекарства у незнакомцев, когда ты их не заслужила честным трудом и верой? Если ангелы узнают - тебя вздернут на виселице твои же лисы, лишь бы избежать позора, - горькая усмешка исказила лицо Люции, но никто этого не видел, она так и не повернулась.

     - Зато я год буду красива и здорова, - голос лисицы был твердым и решительным. Она ловко открыла ящик с ключами и вытащила один из них. - Пойдем, девочка из паучьего рода, - поманила Еву рукой и тявкнула по-лисичьи, привлекая внимание тигра, он боднул хозяйку в бедро и неспешно поплелся за Фенекой по ступеням.

     - Мы вернемся, - гарпия кивнула, не оборачиваясь, застегнула куртку и вышла за дверь.

     - А ты куда? - Химари вынырнула следом.

     - С вами, мне так спокойнее, - Люция пожала плечами и искоса глянула на кошку.

     ***

     Фенека очень быстро ушла, сказав, что у нее много работы, и Еве стало одиноко и даже скучно в молчаливой тишине. Она сидела на захваченной клопами кровати и смотрела на тигра. Ей было страшно его касаться, и она просто разговаривала сама с собой, обращаясь к нему.

     - Наверное, ты любишь Химари так же сильно, как я люблю Люцию, - паучонок подобрала ноги и обняла себя за колени. - Иначе, зачем бы ты пошел за ней, верно?

     Тигр не отозвался на вопрос, положил морду на лапы и закрыл глаза.

     - Тебе, наверное, тяжело! - спохватившись, паучонок принялась расстегивать ремешки, перекинутые через спину зверя. Стянула сверток с вещами Химари - косметикой и бельем, плотно уложенными в сероватое кимоно. Выгрузила тяжелую сумку, доверху набитую иглами, перевязанными по сотне штук. Подхватила котомку и, просунув ремешок под лапами тигра, вытащила ее, потрясла над ухом. В сумочке забренчало, и Ева, не совладав с любопытством, сунула руку внутрь. Ничего необычного - стеклянные пузыречки, слишком легкие, чтобы быть полными, трубочки, обмотанные бинтами скальпели, нитки и медальон. Паучонок без раздумий вытянула его за цепочку. Милое, потрепанное украшение - овальнаяплашечка из золота с крохотным замочком, истертым от прикосновений. Ева щелкнула пальцами, раскрывая кулон, и села на пол, распахнув рот от изумления.

     На обеих сторонах медальона было по портрету. Слева была сама Химари, ее Ева узнала сразу же - кошка как будто и не изменилась, лиловые глаза смотрели с равнодушием, но в улыбке чувствовалась мягкость и, вместе с тем, гордость. Волосы были зачесаны в хвост, шею и плечи скрывал плотный ворот белого кимоно. На правой стороне был изображен кот. Резкие скулы, аккуратно очерченные губы, тонкий нос, высокий лоб. Паучонку он не нравился. Было в его тяжелом взгляде то, что заставляло Еву чувствовать себя маленькой и беспомощной. Сила? Гордость? Кот был так не похож ни на одного мужчину, которого она встречала. И белые полосатые уши на макушке даже не придавали его образу очаровательности. А темно-фиолетовое кимоно казалось слишком строгим. Неужели Химари могла любить такого человека? Мужчину, чей снисходительный взгляд заставлял паучонка ежиться? Был ли он с ней таким же высокомерным, как на крохотной картине?

     Ева защелкнула медальон и аккуратно вернула в сумочку. Решено, она смастерит для Люции безделушку, когда-нибудь фурия вспомнит паучонка и, быть может, улыбнется. Девчушка села на край кровати и принялась выплетать меж пальцев кружева паутины.

     ***

     Ева сидела нос к носу с тигром и заглядывала ему в глаза. Он казался ей кем-то большим, чем дикая кошка. Во взгляде читалось необъяснимое; смутное чувство терзало девочку, но она не могла разобрать шепот интуиции. В голове не было ничего, кроме гулких шорохов и, вместе с тем, пустоты.

     Она не знала. Но паутина - знала все!

     И Ева, подобрав под себя ноги, отложила недоплетенный браслет для фурии и принялась расплетать паутину нить за нитью. Коснулась рукой теплого носа зверя и продолжила. Виток за витком. Клетка за клеткой, узел за узлом. Тигр прищурился и даже припал на задние лапы, словно готов был прыгнуть, если что-то пойдет не так. А Ева плела так быстро, как умела лишь она - растянув призрачные нити между мизинцами и большими пальцами, а остальными шевеля с такой скоростью, выкладывая узор, что не разглядеть ни малейшего движения.

     И вот паутина была голова. Идеальная, ровная. Засеребрилась и потухла. Не рассыпалась, не смялась. Потухла. И Ева заорала от ужаса, бросилась прочь, сбивая руки и ноги. Отползла в самый угол, подальше от зверя, и взвыла. Сердце ее колотилось, казалось, в самой голове. Гулко. Громко. Больно.

     Никто, никто на свете не мог закрыть Еве глаза. Никому, ни одной твари не удавалось лишить ее дара. А тигр - словно воздвиг нерушимую стену, с вышины которой паучиху окатило кипящим маслом.

     Она беззвучно кричала, забившись в пыльный угол. Паутина тухла лишь на мертвых.

     Провидица понимала, что это не простое совпадение, и не каприз паутины. Ведь тигр был жив. Еву брала злость - как он мог обмануть паутину?! Ее душил страх - кто он, что смог?

     А зверь изучающе смотрел на нее, медленно водил хвостом по смятой кровати. Щурился и заглядывал в бездонные глаза.

     Ева вдруг поняла, что перед ней - чудовище. Тигр послан их убить, именно поэтому он не пустил ее в свое прошлое, оставив лишь иллюзию смерти - она бы разгадала все его планы. Провидица хотела снова расплести паутину на пальцах, но руки дрожали, а сама мысль, что он сожрет ее, если она узнает правду - пугала до глубины души. И Ева качалась, обняв ноги. Вперед-назад, вперед-назад. Ждала, что будет. Лишь бы, лишь бы фурия спасла ее! Забрала, обняла, укрыла! Она придет, обязательно придет!

     Тигр шелохнулся, и Ева залезла за штору, дрожа всем телом. Он спрыгнул с кровати, и она вцепилась в пыльные портьеры, что было сил. Мягкие лапы ступали бесшумно, но Ева понимала - он идет к ней. Зажмурила все восемь глаз, ожидая смерти.

     Фурия, пожалуйста, спаси.

     ***

     - Химари, скажите, а где ваша лепра? - осторожно поинтересовалась Люция, отнимая от бедра опустевший инъекционный шприц. Конфитеор медленно разливался по венам, и гарпия терпеливо прощупывала спину, пытаясь определить, как скоро придется увеличить дозировку лекарства.

     - Лепра? - Химари искоса глянула через плечо и, снова подняв полы кимоно, зашагала по вырубленным в скале ступенькам.

     - Я заметила, что вам не интересны лекарства, - Люция спрятала стеклянный пузырек в мешок за спиной и встала. Идти предстояло еще столько же, а бесконечные повороты в толще горы ее уже утомили. Здесь было слишком тесно, под ногами - слишком скользко.

     - У меня нет лепры, - кошка махнула рукой, чтобы гарпия поторапливалась. - У меня чистая родословная, без единого скрещивания с другими видами. Или ты всерьез думала, что ваша болезнь берет начало от слабой веры? - усмехнулась Химари, обнажив белоснежные клыки.

     - Так значит, все дело в беспорядочном скрещивании?

     - И в том, что ангелы делают себе подобных из других существ. Вы скоро выродитесь и так, даже войны не нужны, - Химари выглянула из-за каменной стены, скрывающей тайный ход от чужих глаз. Перед ней было лишь поле во мраке ночи и тусклые пятна масляных ламп у одиноких домов. Постоялый двор, приютивший провидицу и зверя, отсюда было не видать.

     - А вы, стало быть, и впрямь принцесса? - Люция шла по пятам, раздраженно одергивая цепляющийся за выступы колчан.

     - Теперь это не имеет никакого значения, - Химари жестом попросила бескрылую пригнуться и перебежками добраться через вымытые водой ступени на новый виток переходов. Гарпия нырнула мигом, а кошка остановилась перевести дух. Казалось бы, ничего особенного Люция не спросила, но в душе все словно сжалось от самой старой обиды.

     ***

     Люция остановилась у кладбища перед воротами храма и осторожно перевела взгляд на Химари. Та была поглощена своими мыслями.

     - Двадцать лет прошло, а я помню, как была здесь в последний раз, словно это было вчера, - кошка грустно усмехнулась, облокотившись о навершие воткнутого в землю меча-надгробия. - Теперь уже ничего не вернуть. Без кошек все забудут о Самсавеиле, забудут, что когда-то были шисаи и куно, забудут, что все мы связаны. Может, оно уже больше и не нужно вовсе. И разрушенный храм - могила моего прошлого?

     - Кошки еще живы, - осторожно отозвалась Люция, словно не хотела беспокоить кошкины мысли.

     Химари похлопала рукой по гарде, обвела взглядом кладбище, полное воткнутых в землю мечей.

     - То поколение, которое было теми самими 'Кошками', вселяющими страх и, в то же время, уважение, давно умерло. Последних вы изничтожили в своих лабораториях, выбивая из каждого моего воина одну жизнь за другой, - Химари подобрала полы кимоно и подошла к воротам храма, ведущим на крохотный полигон, окруженный садами. Там нечему было рушиться, разве что глупые ангелы разломали все розы.

     Ворота покосились, краска облупилась, петли иссохли, и створки теперь лишь висели на них, грозясь упасть и рассыпаться в щепки. Химари осторожно нырнула в щель между ними и замерла. Неужели воспоминания останутся с ней навсегда?

     Горькой моей слезой взор опалится пусть,

     Скорбной моей мечтой боль утолится пусть.

     Либо, чтоб боль вобрать, век мой продлится пусть,

     Либо, вмещаясь в век, боль умалится пусть.

     Больше всего на свете младшая дочь императора кошек боялась смерти. Она знала, что проживет девять жизней, но все равно тряслась от страха. И не было в холодном кошачьем замке ни души, способной ее утешить.

     До чего же она жалела, что родилась второй. Отец любил свою первую дочь - Айко - так трепетно, так нежно; а Химари повторял изо дня в день, что та рождена с единственной целью - защищать старшую сестру до последнего вздоха. Родная мать твердила, что Химари - ее ненавистная жертва, и обязана заплатить по счетам.

     У Айко было все, чего она желала, и наряды, и книжки, и танцы. У Химари - только ножи, украденные у стражи, и тряпичные куклы из лоскутов, выброшенных императорской портнихой. Все это регулярно отбирали, и приходилось таскать по новой и перепрятывать. Сестер объединял лишь утренний и вечерний туалет - они должны были быть похожи, как две капли воды. Розовые ванны и бархатные полотенца, стоило только закрыть глаза, превращали Химари в самую любимую дочь императора, в самую красивую, самую необходимую. Она любила эти мгновения, отдаваясь им в мечтах целиком.

     Но даже эта шаткая идиллия рухнула, как карточный домик. Айко прибежала однажды в комнату сестры и швырнула сорочку из паучьих кружев в руки. От Химари требовалось только надеть наряд, ведь на кону была жизнь Айко. И Химари повиновалась, ничего иного ей не оставалось, кроме как исполнить свой долг. Она была готова к тому, что тайком пробравшийся враг убьет ее, приняв за Айко, хотя колени предательски дрожали, а зубы стучали громко-громко. Айко убежала, и Химари слышала, как она кричит в коридоре и причитает, но смелости не хватило прийти ей на помощь, и девочка ждала своей участи, спрятавшись под одеялом.

     Дверь распахнулась и глухо ударилась о стену. Вместо убийцы на пороге стоял император и сама Айко, цела и невредима.

     - Папочка, она позорит меня! Она украла мою сорочку, ты же знаешь, какая ловкая из нее воровка! Украла, чтобы мною притвориться, и пошла в казарму. Папочка, они теперь думают, что это я, как чертовы гейши, готова отдаться за монетку! Я, а не она! - плакала Айко навзрыд. - Папочка, сделай что-нибудь! Папочка!

     И Химари поняла, что ей никто никогда не поверит. Ведь она не Айко и никогда ей не станет. Девочка сжала под подушкой нож и сглотнула.

     - Убирайся, - прорычал император, сверля Химари взглядом. - Я не желаю тебя больше знать. Я дам тебе час, а потом спущу амфисбен и кумо. Выберешься - твое счастье, а нет, мы не станем горевать. Ты - меньшая из потерь и не стоишь слез.

     Больше никогда кошке не было так обидно и мерзко на душе. Она сорвалась с кровати и убежала. Айко кричала ей вслед, требовала вернуть ночную сорочку, но отец одернул ее.

     Химари не знала, куда бежать - лабиринты под горой, казалось, водили ее кругами. Когда она была готова сдаться и умереть навсегда, разом потеряв все девять жизней в желудке амфисбены, ее завело в Райский сад империи. Истинный ангел, хозяин сада, сказал, что выведет ее в обмен на простую услугу - Химари должна стать одной из шисаи, жриц его двенадцати храмов. И кошка согласилась.

     ***

     Химари с трудом отворила тяжелые створки ворот кошачьего храма. Стянула капюшон и зажмурилась от слепящего солнца. Полигон, полный каменной крошки и пыли, замер. Кошки, разряженные в кимоно, сидели в два ряда и даже не повернулись в ее сторону. Между ними можно было пройти до самого храма, но отчего-то Химари казалось, что мимо них ей не сделать и шага - смерть наступит мгновенно, а потом ее просто выкинут за ворота. Высокая тигрица в белом, как снег, кимоно прервала свой танец и обратила внимание на гостью. Химари поежилась.

     - Кто ты? - мягкий вкрадчивый голос главной шисаи храма совсем не вязался с ее острыми чертами лица и хищными глазами.

     И Химари посмотрел на свои руки, истесанные камнями, что кровь пропитала все бинты, спрятала израненную ногу позади другой, чувствуя, как изнеможенное тело дрожит то ли он усталости, то ли он страха. Она прошла уже десять кошачьих храмов, и в каждом ей отказали. И если она могла понять, почему в мужской храм ей нельзя даже служанкой, то отказ в женских монастырях больно бил по самолюбию. Прошло уже пять лет, как она ушла из императорского замка, а при виде ее белых львиных ушей и хвоста все захлопывали двери перед самым носом. Кому захочется связываться с принцессой, пусть даже дорога домой той заказана.

     - Химари, - пробурчала кошка, не поднимая головы. Врать не было смысла.

     - Ты - белая львица, из императорского рода, - подняв с земли посох, шисаи медленно подошла, вышагивая на гэта, увенчанных колокольчиками. - Ты - проклятье императора. Зачем ты пришла?

     Химари попятилась. Она не знала, что ответить. И не нашла ничего лучше, кроме как упасть в поклоне к ногам шисаи.

     - Прошу, возьмите меня! Я буду служить вам. Я хочу быть вашей конэко! Я все выдержу, я со всем справлюсь. Поверьте мне, я прошу.

     Шисаи толкнула ее посохом в плечо, коснулась подбородка и задрала голову. Скривив губы, посмотрела на высушенное летним солнцем лицо, серые тусклые глаза, белые растрескавшиеся губы. И, развернувшись, направилась через полигон обратно. Химари уткнулась лбом в стиснутые кулаки. Не было сил даже горевать. Куда теперь? Умирать? Так страшно терять жизнь.

     - Победишь - приму, - и тяжелый посох полетел через весь полигон в Химари. Огрел навершием - кошачьей головой - и скатился под ноги. - Я не верю твоей покорности, и это единственная причина, по которой я даю тебе шанс.

     Химари удивленно посмотрела на белую тигрицу, даже не потянувшуюся развязывать оби тяжелого кимоно, словно не считала гостью важнее дохлой мухи. Вот так? Без крова, без пищи - в бой, посмотреть, стоишь ты чего-то или нет. Спохватившись, что несколько десятков пар глаз пристально следят за ней, Химари подняла посох и, опершись об него, встала. Оглядела высеченные письмена трости, крепко стиснула пальцы там, где переливались на солнце лиловые камушки, и они больно врезались в ладонь. Химари вдруг осознала, что не умеет драться.

     - Не стой столбом!

     И в мягкое пушистое ухо прилетела затрещина. Кошка удержалась лишь благодаря посоху. Но шисаи и не думала учить, ждать и церемониться. За первым ударом последовал второй - по лицу. Третий - под дых. Четвертый - в раненную ногу, до слез. Пятый - в бедро, стоило Химари опереться на другую ногу. Шестой - по спине ребром ладони. Седьмой...

     Седьмой исчез в никуда. Падая, Химари встала на больную ногу и, провернув посох в руке, со свистом опустила его набалдашник на скулу шисаи, рассекая бархатную кожу от уха до губы. Упала, не устояв, и выронила посох. Тут же подтянула руку к груди, ее пекло, но она словно была совсем чужая.

     Нужно было вставать, бороться, но только не лежать, баюкая раздробленные кости ступни. Она привстала на локтях, обернулась. Над ней стояла тигрица с занесенным над головой посохом, по губам ее текла кровь, по лицу и рукам уходили лиловые полосы. Удар, и мир утянул Химари в бездну.

     ***

     Химари очнулась после удара тигрицы, когда грубые руки плотно затягивали на ее ступне жесткие бинты поверх дощечек. Дернулась, не понимая, где она и что происходит. Но ее осадили, заставив лечь снова.

     - Дай перевязать раны и пойдешь к ней, - картавый грубый голос раздался у ног. Мужской. Откуда в женском храме мужчина? Точно, ее выкинули за ворота, а он подобрал неудачницу. Химари подняла глаза на того, кто заботился о ней так неохотно. Взгляд отказывался фокусироваться, но она смогла разглядеть спасителя. Резкие черты лица, высокий лоб, волосы, собранные в тугой хвост, белые тигриные уши.

     - К ней? - непонимающе просипела Химари, горло словно было набито песком.

     Кот рукой указал через заросли роз. Туда, где в свете полной луны тигрица шисаи молча избивала манекен. Каждый удар отзывался на кукле клубом лиловой пыли.

     - Но я не хочу, - Химари откинулась на свернутую под головой циновку и посильнее зажмурилась.

     Все казалось сном. И мужские руки, в мозолях и ссадинах, перетягивающие ее ступню; и густой аромат роз, наполнявший легкий и прятавший остальные запахи; и однообразный шепот воды в нескольких метрах от нее. А безумная тигрица была словно венцом всего происходящего. Ее белая, исполосованная шрамами кожа отливала бледно-сиреневым цветом под луной; свободные штаны венчались поясками на лодыжках; грудь, туго перебинтованная, казалась вровень с ребрами; черные длинные волосы были собраны в пышный пучок и подвязаны алой лентой. Лицо было в следах дневного плотного макияжа, лишь стерты губы, а через левую щеку шла кровавая рана, наскоро стянутая нитью. Это не было сном. И Химари завороженно смотрела на тигрицу, наносящую манекену страшные раны, отчего плитка под ее ногами покрывалась сеном все больше. Маленькие ноги с черными подушечками били яростно и, казалось, озлобленно. Химари думалось, что на месте боевой куклы шисаи представляла ее саму.

     Химари поднялась на локтях, вдруг явственно осознав, что хочет быть такой же. Такой же сильной, такой же гордой. Не думать о том, что она лишь пушечное мясо, расходный материал. Жить тем, что она - на вершине мира, и вся вселенная заботится о ней. Кошка посмотрела на руки, перевязанные даже по пальцам, что не разглядеть былых ран, крепко сжала кулаки. Если она очнулась не за воротами, как это обычно бывало, а у послетренировочной ванны, значит, еще есть шанс. Или это чудовищная издевка. Настолько чудовищная, что так похожа на правду.

     - Готово, иди, - поверх перевязок кот одел ей широкий сапог, затянул ремешки. - Потом в храме, когда вернешься, справа у дверей увидишь подстилку - теперь ты спишь там, - он помог ошарашенной кошке подняться, ловко подхватив ее за плечо.

     - Так я принята? - стоило ему лишь сделать шаг в сторону дверей, как она цепко схватила его за рукав кимоно.

     - Она - твоя госпожа. Спроси у нее, -ответил кот, силой разжал ее тонкие пальцы и оттолкнул руку. Не позволяя снова коснуться его, резко развернулся и ушел.

     Дверь за ним хлопнула гулко, выдавая тигрице, что кошка свободна. Химари сглотнула подступивший к горлу ежистый ком. Она запомнит его! И глаза цвета синего льда, и сжатые в линию губы, и грубые руки, и длинные собранные в хвост волосы. И даже едва уловимый аромат горького шоколада.

     Собравшись с духом, кошка направилась к тигрице, которая теперь танцевала, словно летала над полигоном, завершая тренировку.

     Дохромав до своей госпожи, Химари склонила голову и зажмурилась, что было сил. Шисаи остановилась и подошла к ней почти вплотную.

     - Ты принята, Химари, - тигрица хоть и была одного роста с кошкой, но той казалось, что она гораздо выше ее, и это пугало.

     - Почему? - кошка боялась посмотреть на шисаи.

     - Я увидела в тебе сольпугу, этого мне достаточно.

     - Сольпугу? - Химари недоуменно посмотрела на шисаи, и только тут заметила, что нечто, казавшееся ей лентой, на деле было мохнатой лапой огромного, с тарелку, паука. Он, перебирая алыми конечностями, собирал выбившиеся локоны своей хозяйки в прическу. Заткнул последнюю прядь и уселся в свое гнездышко из черных, как смоль, волос, лишь пушистые лапы оставив снаружи. Кошка сглотнула, чувствуя, как немеют виски и кончается в легких воздух.

     - Меня зовут Ясинэ. Я - настоятельница одиннадцатого храма Самсавеила, и одна из тридцати трех шисаи, охраняющих его тайны. Тренировки ты начнешь на рассвете. Хайме сказал, где ты спишь? - переобувшись в несуразные гэта, шисаи засеменила к парадным дверям.

     Хайме, его зовут Хайме.

     - Да, - Химари тут же кивнула и попятилась, пропуская тигрицу.

     Все внутри кошки трепетало. Это снится ей! А если не снится - она станет шисаи, чего бы ей это не стоило. Она превзойдет свою госпожу.

      

     ***

     Руки Химари были изуродованы бесконечными тренировками, ноги тряслись от боли, тело горело. А сколько раз она ломала белый, с кисточкой, хвост. Сколько раз сама Ясинэ таскала ее за него, осыпая проклятьями. Но кошка знала - все было не зря. Она жила в своих мечтах стать лучшей шисаи. Она дышала своей фантазией, опьяненная боями и изяществом своей госпожи. Ей больше не о чем было мечтать.

     Лук был тяжел, тетива, впиваясь в израненные пальцы, дарила нестерпимую боль, руки дрожали от перенапряжения. Но кошка стояла перед мишенью и одну за другой тянула стрелы. Звон спускаемой тетивы отдавался, казалось, даже не в куполе тренировочного храма, а в самой голове, отчего становилось дурно. Пока не кончатся стрелы - она будет стрелять! Упадет - продолжит на коленях.

     - Моя сольпуга, - мурлыкающий, с нотками издевки, голос послышался над головой.

     Химари подняла глаза на балкон. Госпожа Ясинэ стояла, опершись о перила, и разглядывала ее. Кошка, мгновенно среагировав, сложила лук и поклонилась в пояс.

     - Ночь на дворе, а ты шумишь, - вкрадчиво, свысока бросила настоятельница.

     - Простите, госпожа. Днем я не смогла выполнить норму, но я выполню ее.

     - Ты уже ее выполнила, иди спать, - тигрица фыркнула и похлопала рукой по балкону.

     - Да, моя госпожа. Но я останусь, моя госпожа. У меня еще тренировка с бо, моя госпожа, - кошка поклонилась еще ниже.

     - Я проверю завтра.

     - Я не подведу, моя госпожа!

     Ясинэ ушла. Химари глянула ей вслед и заметила такую редкую улыбку на губах госпожи. О, она стоит этих мук!

     Химари прошла через настоящий ад тренировок, и все ради одного единственного дня, самого важного выбора в ее жизни. Госпожа Ясинэ должна была отобрать из пару сотни конэко всего десять, достойных стать куно, защитницами тайн Самсавеила и слугами трех шисаи храма.

     Кошка стояла, вытянувшись по струнке, и силилась унять дрожь. Все казалось чужеродным. Кимоно в несколько слоев было душным, оби слишком туго стягивал живот, от прически тянуло виски, а под косметикой невыносимо чесались щеки и лоб, от туши щипало глаза. Но она терпела. Смотрела в никуда, в то же время с ужасом отмечая, что госпожа Ясинэ, шедшая вдоль ряда из сотни кошек, придирчиво разглядывала каждую и выбирала. Кого выберет, станут куно, а всем остальным дадут время до рассвета, чтобы либо сбежать, либо убить соперниц. Последняя выжившая тоже станет куно. Тигрица была совсем рядом, и ее беспокойный паук на ходу сочинял новую прическу. Хайме, следовавший за ней, отмечал имена в блокноте по велению госпожи. Химари сглотнула. Ясинэ прошла мимо нее, и кошка явственно услышала шепот 'Химари - нет'. Надежда разбилась как хрустальный шар. Как хотелось плакать! Но ни один мускул не дрогнул на кошкином лице. И Ясинэ остановилась, заметив это, и усмехнулась.

     - Сольпугу записывай. Она подходит.

      

     ***

     Кошка грезила, что ей не будет равных среди куно, ведь она так старалась. Но реальность была такова, что бесчисленные тренировки выматывали, колоссальный объем знаний отказывался усваиваться, а нервы не выдерживали. Постоянная конкуренция сводила с ума. Химари больше не училась драться, она училась быть орудием убийства. Танцевала, пела, играла на флейте, перебирала струны арфы. Упражнялась со скрытым оружием и тем, что, хоть и не является им, может убить.

     Единственной отдушиной были тренировки по маскировке, Химари охотно наряжалась в разномастные костюмы и с огромной самоотдачей играла роли служанок, помощниц, крестьянок, охотниц кошачьего рода. Самым излюбленным образом были гейши, Химари была готова притворяться ею всегда.

     Но какая гейша не может окружить гостей заботой? И Химари устраивала чайные церемонии для других куно и шисаи. Какая гейша не умеет играть на самых изысканных и сложных музыкальных инструментах? И с разрешения настоятельницы куно соревновались на желание. Какая гейша не сможет танцем довести до умопомрачения? И Химари танцевала всегда, стараясь даже в бою не потерять лица и не сбиться с мелодии, что мурлыкала под нос. Какая гейша не сможет соблазнить мужчину?

     - Не окажешь мне услугу? - тихо прошептала она, потянув Хайме на широкий рукав кимоно.

     Он обернулся и, неприветливо изогнув бровь, уставился на нее сверху вниз.

     - Чего тебе?

     - Я репетирую танец, но все куно не такие высокие, как ты. А вдруг мне попадется высокий мужчина? - тихо бормотала она, опустив глаза. Вслушивалась в его дыхание, которое он не умел скрывать, и ждала.

     - Гэта повыше попросите, - огрызнулся он, отступая. Химари тут же, как будто из страха, схватила его на рукав, не отпуская.

     - Пожалуйста, - произнесла одними губами, подняв на него глаза. Расстроенно закусила губу и взяла его руку в ладони. - Хотя бы один раз. Клянусь, я больше никогда не попрошу! Ну? Потанцуй со мной. Или не умеешь?

     Он хотел было вырвать руку, но она все напирала.

     - Там не сложно, честно. Я же не убью тебя. Ну?

     И Хайме нехотя согласился.

     Одна из кошек села играть на сямисэне, остальные куно расступились, пропуская Химари и ее добычу в центр, и замкнули круг.

     - Постой вот здесь, хорошо? - она оставила его посередине и, отойдя на пару шагов, застыла. Пряднула ушами, вслушиваясь в незнакомый ритм, облизнула губы и замурчала, помогая себе. Осторожно шагнула, качнулась на гэта. Краем глаза заметила, как Хайме инстинктивно дернул руками, готовый подхватить, если она упадет, и улыбнулась.

     Куно на сямисэне неторопливо перебирала струны и мурлыкала, закрыв глаза. А Химари вторила ей и голосом, и телом. Медленно кружилась, обходила Хайме и тянулась, качаясь гибкой ивой. Ловила на себе его недовольный взгляд и про себя усмехалась - мог бы и не смотреть, раз так зол.

     Был ли он зол?

     Химари переступала на деревянныхгэта в ритм музыке, а темп все нарастал. Она сделала один оборот вокруг Хайме, второй, третий, мурча под нос. И споткнулась за его спиной. Боясь потерять равновесие, нечаянно схватилась за кимоно кота. Ногти царапнули кожу под тонким шелком.

     - Извини, - прошептала Химари, плавно перетекая в танце уже перед его лицом. Заметила, как шея его покрылась мурашками. Нравится?

     Мурлыча, снова его обошла, на сей раз специально проведя рукой по его пояснице. Он вздрогнул, инстинктивно выгибая спину.

     Куно за инструментом заиграла быстро, и Химари, обогнув Хайме, закружилась перед ним на краюшке переднего брусочка гэта. Она крутилась, незаметно помогая себе хвостом, и неотрывно следила за Хайме.

     Чуть сместила ногу, выводя из равновесия. Он было кинулся ее ловить, но она устояла и, махнув хвостом, продолжила крутиться.

     Она повторяла свой трюк несколько раз. Обходила его, царапая спину сквозь шелк, кружилась на кончике брусочков гэта, совсем немного теряла равновесие и смотрела, как он бросается ее ловить. Он делал это почти незаметно, но выдавали руки.

     До чего ей нравилось его реакция. До чего ей нравилось, что это она ей причина.

     И упиваясь своей хитрой игрой, Химари сама не заметила, как действительно потеряла равновесие. Мир провернулся перед ее глазами и застыл.

     Химари встала ровно и поднял глаза. Хайме поддерживал ее за талию. Багровый от обуревавших его эмоций.

     - Спасибо, - промурчала кошка, поправив воротник его кимоно. Ласково улыбнулась, нарочно заглядывая в глаза.

     Но он разжал руки и оттолкнул ее.

     - Ненавижу, - процедил сквозь зубы, отступая.

     Музыка смолкла, остальные куно в недоумении смотрели на него.

     - Свою работу ненавижу. Лечу вас, в чувство привожу, стою тут манекеном для ваших игрищ! Я вас всех ненавижу! - рычал он. Но смотрел только на Химари, будто вся его ненависть, вся его обида и разочарование предназначались ей одной. - Ненавижу!

     Он развернулся и ушел, оставив куно одних - впервые без присмотра.

     ***

     Химари жила мечтой, что однажды Ясинэ примет ее как родную дочь. Самовлюбленный кот признает ее превосходство и не будет издеваться после их танца. Она мечтала, что напарницы будут ждать ее благосклонности, а не шушукаться о ней по углам. Она думала, что если станет сильнее - окружающие будут умолять ее быть друзьями и союзниками. Но гордость и надменность никогда не проходят даром, и в погоне за своей мечтой Химари перегнула палку.

     Кошка обещала шестикрылому серафиму стать шисаи, вот только ей было невдомек, что шисаи - не лучшие из куно, а особенные. Тренировок и упорства мало, слишком мало. Вера, знания, опыт - полнейшая чушь, не способная ни на шаг приблизить к цели. Но Химари не привыкла мириться.

     - Скажите, что я должна сделать, чтобы стать шисаи? - спросила она Ясинэ, начищая катаны.

     - Сольпуга, я не первый месяц тебе толкую, что просто так шисаи не стать. Я не хочу продолжать этот глупый разговор.

     - Вам не нужны шисаи? - упорно продолжала кошка.

     - В этом храме и так три шисаи, этого достаточно, - Ясинэ сгоряча огрела утико о стену, пыль глинозема практически не сыпалась с мешочка.

     - Значит, чтобы стать шисаи, я должна убить одну из них и занять ее место, так? - Химари проверила лезвие клинка, проведя им по ладони.

     - Нет! - огрызнулась тигрица, перебирая остальные утико в коробочке. - И я не собираюсь ставить условия, как в первый раз.

     - Тогда я поставлю! - Химари вскочила и вернула клинок в ножны. - Если вы не возьмете меня, я расскажу всем, что в женском храме Самсавеила живет мужчина. Хайме ведь нельзя быть здесь, верно? Что скажут остальные настоятели? Другие шисаи? - кошка не видела, как побагровело лицо Ясинэ, и продолжала. - Еще я скажу, что он ваш сын, и вы его прикрываете. Хайме с его навыками ведь должен либо стать шисаи в мужском храме, либо охотником на службе императора.

     Ясинэ обернулась, и кошка с силой сжала рукоять катаны. Горло сдавило от подступивших слез - тигрица смотрела на нее, как отец - с тем же презрением, с той же ненавистью.

     - Я знаю, что вы скажете, - прошептала Химари, едва сдерживая слезы. - Убирайся, да? И вы не желаете меня больше видеть?

     - Нет, - сухо прорычала Ясинэ. - Я верну тебя отцу - он как раз ищет свою несносную дочурку.

     Бродягою пройдешь пути свои - добьешься,

     Не раз умоешься в своей крови - добьешься.

     Коль от себя сумеешь отказаться

     И сам взойдешь на жертвенник любви - добьешься.

      

     Химари потребовался год, чтобы сбежать из подземелий, в которые упрятал ее отец. У него не было планов на династический брак, как она опасалась. Но назревала война, а Император хотел позаботиться о своей Айко. К счастью Химари, он не учел семь лет, которые она провела в храме Самсавеила ученицей Ясинэ. Стражи были соблазнены и лежали со вспоротыми глотками грудой тел в ее же клетке. Патрули были убиты со спины и аккуратно уложены в темных нишах. Несколько тел пошло на корм кумо по совету шестикрылого серафима. Кошка просила снять с нее обязательства обещания, и готова была заплатить жизнью, но ангел был непреклонен - она обязана стать шисаи. И даже подарил яблоко из сердца горы, Райского сада.

     И вот кошка стояла на полигоне у самых ворот, предлагая тигрице бесценнейший дар - то самое яблоко, пульсирующее, будто живое сердце.

     - Моя госпожа, позвольте мне бой, как в самый первый раз, - взмолилась Химари, уткнувшись лбом в каменную плитку.

     - Ты не достойна даже находиться рядом со мной! Мне следовало вышвырнуть тебя за ворота, как это сделали шисаи других храмов, - зашипела Ясинэ, сжимая в кулаке старый посох с кошачьей головой.

     - Тогда бы я не научилась быть куно, - горько-горько прошептала Химари.

     - Так и должно было быть! Твоя судьба - защищать свою семью, а не из кожи вон лезть ради совершенно бессмысленной мечты! Здесь тебе не клуб благородных девиц, мы не учим быть леди при императорском дворе, мы учим быть убийцами, тенями Самсавеила, - тигрица ловко поправила свесившегося с ее лба паука.

     - Я и была убийцей! Я была тенью! Разве я завалила хоть одно ваше задание? Разве возвращалась с пустыми руками, а не головой врага? - зло закричала кошка, едва не плача.

     - Ты предала меня, когда попыталась шантажировать. Ты перешла черту, и я не собираюсь тебя прощать просто потому, что ты императорская дочка, - тигрица тяжело выдохнула, развернулась на лапах и направилась к конэко, вытанцовывающим друг с другом замысловатые па.

     - Но я же ваша сольпуга! - отчаянно закричала Химари.

     Госпожа Ясинэ остановилась, пряднула полосатыми ушами, судорожно кивнула.

     - Тогда защищайся, - бросила через плечо, развязывая пышный оби кимоно.

     Шисаи оказалась в своих неизменных каштановых штанах и с перевязанной грудью. Сняла гэта и подошла к Химари. Кошка уже стояла в боевой готовности, планируя, как она будет нападать. Важно было как можно быстрее закончить бой. Вот только она всего один раз в жизни сражалась с Ясинэ, и то победа была сущей случайностью. Химари вдруг поняла, что она понятия не имеет, как будет бить тигрица. Вскользь, краем глаза заметила, как лиловое пламя объяло кисти шисаи. В следующее мгновение последовал удар.

     Кошка защитилась, заблокировав удар госпожи, отшагнула назад. Но пальцы левой руки мгновенно онемели, и она не смогла ими пошевелить. Это сильно испугало. Химари даже не увидела, что произошло.

     Тигрица напала снова. И на этот раз кошка старалась разглядеть все. Гибкое пружинящее на кошачьих лапах тело, лиловые тигриные полосы на руках и лице. Не кулаки, не ладони, а сомкнутые указательный и средний пальцы. Тигрица била именно ими. В точки, в меридианы, в узлы. Все кошкино тело было мишенью, в которую невозможно не попасть. Что бы кошка ни подставила под удар - тигрица выведет из строя. Руки не станут бить, ноги прекратят держать тело, спина откажется повиноваться, а боль задушит разум. И стоило Химари это понять, как сотни ударов посыпались на нее, она лишь чувствовала, как одна за другой мышцы отказывают ей. Упала, свернулась в клубок, защищая внутренние органы. Тигрице остановить их ничего не стоит, а умирать не хотелось до сих пор.

     Ясинэ выбила ей все конечности по точкам и оставила лежать на холодных камнях. Химари видела, как госпожа подзывает конэко и требует бо. Видела, как посох с кошачьей головой ложится в исполосованную лиловым пламенем ладонь. Как огонь растекается по резным фигурам и знакам.

     Тигрица провернула посох по лиловым камням, механизм щелкнул, и она вытащила из бо белоснежный клинок. Химари знала - это конец. Ее вышвырнут из храма менять одну жизнь на другую. Так хотелось зажмуриться от ужаса. Но в то же время она желала посмотреть в глаза смерти, побороть страх.

     - Остановись! - раздался над головой утробный мощный рык. Тело кошки заслонил собой любимейший сын Ясинэ.

     И тигрица послушалась - опустила занесенный клинок, но не убрала в ножны.

     - Уйди с дороги! Она собиралась предать меня, собиралась предать тебя! А я ведь верила ей, верила в нее! Я столько сил потратила на ее обучение, и все зря! Как ты смеешь мешать моей мести? - шипела она, по-звериному оголяя клыки.

     - А как ты смеешь избивать мою жену? - его голос был слишком спокоен.

     Химари дернулась, пытаясь разглядеть его лицо. Но тело не слушалось совершенно. Она презирала его всей душой, ненавидела, терпеть не могла. Он ведь тоже должен ее ненавидеть - она бесила его, раздражала, говорила такие чудовищные гадости. А он - любит? О нет! Он просто хочет издеваться над ней сам! Он за все заставит ее заплатить! За каждое колкое слово! За каждую издевку! За все! За все она заплатит!

     - Что ты сказал? - лиловые полосы сошли с тела тигрицы, руки задрожали, и она выронила посох-ножны. - Как ты можешь? Она же чудовище. Я видела, что она с тобой делает. Это нельзя простить. И по ее милости тебя бы забрали у меня! Как? Как ты смеешь пойти против моей воли? - она словно разом лишилась всех сил, ее едва держали лапы, и окажись она на гэта - давно бы упала.

     - Она моя жена. И я запрещаю тебе ее убивать. Ты поняла меня? - его не волновало то, что перед ним стояла не просто его мать, а лучший воин империи.

     - Поняла, - тигрица уступила, собралась с силами и кивнула, - еще бы не понять, - и, бросив ему под ноги клинок бо, медленно побрела в сторону ворот.

     Конэко бросились к ней, но шисаи отвергла их помощь. У самых дверей обернулась, посмотрела на сына.

     - Скажи хоть, когда была свадьба? И какая тварь обвенчала вас? - губы Ясинэ дрожали.

     - Сегодня вечером. Нас обвенчаешь ты, - его тон не терпел возражений.

     И Ясинэ заткнула рот рукой, заглушая крик. В ее глазах блестели слезы. Она распахнула дверь и исчезла в храме. Никто не осмелился пойти за ней, всем слишком сильно были дороги их жизни.

     Химари ждала новой порции боли и унижений. Но кот точечными ударами тех же двух пальцев расслабил все мышцы кошки, и она даже смогла вздохнуть полной грудью.

     - Через пару часов сможешь шевелиться, пока терпи, - Хайме поднял ее, вялую, на руки и понес через весь полигон к тренировочной ванне.

     А кошка не могла поверить и силилась дать сошедшим с ума разумом хоть какое-то объяснение происходящему. Это все кошмарный сон! Но кот был реальным и все так же пах горьким шоколадом. Вот только попросить у него объяснений кошка не могла, язык онемел и насмерть прилип к небу.

     ***

     Всю свою жизнь Химари ненавидела саму идею династических браков. Верила, что брак по расчету чудовищен. Зарекалась, что не позволит этому случиться с ней. Но оказалась у алтаря с человеком, которого ненавидела. И все ради того, чтобы сама Ясинэ тренировала ее. Чтобы ей позволили учиться быть шисаи.

     Ясинэ тренировала кошку до полусмерти, не жалея ни единого мгновения. Она изо дня в день брала вверх над ученицей, в чем бы то ни было. Лук, катаны, иглы, плети, топоры, веера. Она не щадила свою сольпугу, но в то же время укрывала ее от императора любой ценой. Между ними больше не было ни понимания, ни заботы, ни даже нежности и любви, только бои, опустошающие, гнетущие и разрушающие изнутри обеих.

     Каждый раз, когда Химари не могла встать с пола, снова поверженная и опустошенная, Ясинэ склонялась над ней и повторяла одно и то же, одно и то же.

     - Брось Хайме, оставь в покое моего сына, и этот ад закончится, я клянусь, - шептала она, заглядывая кошке в глаза.

     Но Химари вставала снова и снова. Нет, она не собиралась отказываться от мечты. Кроме этой мечты, у нее ничего не было. Эту мечту ей даровал Самсавеил, и она не имела права ее отвергать.

     Кошка готова была смириться и с невыносимым супружеским долгом, и с унижениями свекрови, и с болью, и с ранами, которые не успевали зажить. Она собиралась стать лучшей шисаи, и этим вернуть долг серафиму, заставить отца сожалеть о своих решениях, а мать - гордиться! Тогда она будет по-настоящему свободна.

     - Продолжим бой! - едва живая, с трясущимися коленками, Химари начинала все сначала. И Ясинэ, медленно покрываясь растравленными ранами, лиловыми тигриными полосами, нападала снова и снова.

     Последним, что помнила Химари, всегда был грустный шепот Ясинэ над ухом.

     - Я ненавижу тебя сильнее, чем могу вытерпеть. И я люблю тебя сильнее, чем могу выдержать.

     Тогда ей сильно запала в душу мысль, что Ясинэ ненавидит ее сильнее, чем может вытерпеть. Это разрушало желание быть родной для госпожи, наравне с Хайме. Это дарило столько боли. Нелюбимая совершенно никем кошка страдала, хоть и отказывалась себе в этом признаться. Хайме заботился о ней, но это казалось издевательством, он словно не вспоминал о том, какую боль она ему принесла.

     И Химари никогда не приходило в голову, что ее госпожа на самом деле любит свою сольпугу. Любит так мучительно, что ненавидит и себя, и ее за это.

     ***

     После затяжных боев с Ясинэ Химари просыпаясь в воде оттого, что муж смывал с ее тела кровь. До чего же хотелось умереть. Кошка больше не сопротивлялась, позволяя коту делать с ней все, чего он захочет. Она решила, что это разумная цена за то, что Ясинэ учит ее одну всему, что умеет сама.Самая лучшая шисаи оставила своих учениц ради Химари, ради обещания, данного сыну. И кошка не могла разгадать, что было важнее для госпожи.

     Каждую тренировку Химари силилась понять, как Ясинэ удается вывести ее из боя за считанные мгновения. Она помнила лишь вспышку лилового пламени и боль.

     Но Ясинэ не спешила раскрывать свои секреты, сперва обучая той самой технике боя, которой едва не убила Химари по возвращению в храм Самсавеила. Кошка выучила все важные точки человеческого тела, все меридианы и важные узлы. Она часами проводила за трактатами, расчерчивала манекены и бесконечно учила. Она тренировалась на конэко и куно, ей больше не нужно было их уважение - они боялись ее. Убивать ей было запрещено, и они были этим даже огорчены.

     Химари познала и второе свое лицо - морду дикого зверя. Львица ее души явилась ей в боях с Ясинэ, подчиняя себе целиком и полностью. Дикая кошка заполнила своей хищной сутью каждую клеточку Химариного тела, и у той ушли годы, проведенные в клетке, чтобы вернуть себе саму себя.

     Еще многие годы львица брала над Химари верх, когда той угрожала смерть. Дикая кошка слишком сильно не хотела умирать, а физически была куда сильнее своей хозяйки. Ясинэ звала львицу - душой, но Химари отказывалась в это верить. Слишком разные они были. Белая львица, словно огненная стихия, пылала волей к жизни и искренней добротой. Химари же знала одну лишь себя и помнила только о своей цели; прятала лицо за маской гордости и безразличия так долго, что маска плотно приросла. И уже никто не считал львицу Химариной душой.

     Тренировки, полные боли и отчаяния, так сильно вымотали кошку за десятилетия, что она смирилась и с львицей. И лишь тогда смогла действительно ее услышать, почувствовать мощь тяжелых звериных лап, ощутить дикое единение с самим миром, отпустить и себя, и ее. Маска треснула, но об этом знала одна лишь Химари. И она совершенно не понимала, как ей быть дальше - и просто жила, следуя воле Самсавеила. Боль выжгла все, оставив только слепую веру и смирение.

     Кошка с полной самоотдачей пыталась освоить ту силу, которая в руках Ясинэ сметала все на своем пути. Тайком училась в подземельях, но результатов не было совершенно никаких. Глаза из серых стали лиловыми, в волосах залегли пунцовые пряди, но больше не изменилось ничего.

     Когда Ясинэ узнала о попытках Химари самой стать одной из шисаи, то решила помочь. Тигрица сказала, что кошке не хватает эмоций, она слишком глубоко прячет все свои чувства и страхи. Одна лишь гордость пылает в кошке в полную силу, но это - не то чувство. Лишь неконтролируемая ярость срывает все оковы, и мощь, пропитывающая сами горы, разливается по всему телу, наполняя его нечеловеческой силой. Но полный самоконтроль не давал Химари сорваться с цепи, и Ясинэ махнула на это рукой - овладеть силой Самсавеила удается немногим, и только те становятся шисаи.

      

     ***

     Ясинэ умирала в окружении всех своих конэко и куно. Даже шисаи поднялись из тайного, скрытого в толще горы, храма, чтобы проститься с великой тигрицей.

     Кошка, наконец, добилась своего. Но она не знала, что забрала последнюю жизнь тигрицы. Отказывалась верить и не могла простить себя за то, что желала такого исхода. Поверженная Ясинэ с все тем же беспокойным пауком, теперь ютившимся у нее в ладонях, лежала на руках сына и тяжело дышала.

     Тигрица хрипло попросила оставить ее с кошкой одних. Все повиновались, сказали последние слова благодарности, и ушли. Хайме тронул Химари за плечо, словно подбадривая, и направился к себе. А кошка села возле умирающей госпожи.

     - Сольпуга моя, ты смогла найти в себе источник силы Самсавеила, - горькая усмешка исказила тигриное лицо. - Гордись, моя девочка, теперь ты - тридцать третья шисаи вместо меня. Твой шантаж удался.

     - Простите. Я не знала, что это ваша последняя жизнь - кошка избегала встречи с тускнеющими глазами госпожи Ясинэ. - Я бы ни за что... простите.

     Ясинэ крепко сжала ее руку в своей и притянула к себе.

     - Отрекись от Хайме, слышишь? От семьи! Брось своих волчат! И мои священные клинки будут твоими! Я отдам тебе свое кимоно, свою броню, свои яды! Все оно будет принадлежать одной лишь тебе. Ты станешь сильнейшей в истории шисаи, когда отбросишь оковы семьи. Я не смогла, мой сын слишком дорог мне. А ты, я знаю, ты сможешь, моя сольпуга, - глаза тигрицы наполнились слезами.

     Химари наклонилась к полосатому уху своей госпожи. Все ее тело трепетало, сердце вырывалось из груди, своим стуком заглушая весь мир.

     - Ни за что, старая карга, - прошептала Химари, ладонью ударяя по солнечному сплетению Ясинэ, и лиловое пламя пронзило грудь тигрицы насквозь. Сердце Ясинэ остановилось. Паук свернулся на ее ладони и умер в то же мгновение.

      

     ***

     Теперь Химари стояла перед храмом Ясинэ совсем одна. Мужа она потеряла. Волчат давно похоронила. Родных детей лишилась.

     Ни семьи, ни дома.

     Никаких оков.

     - Сбылось твое проклятье, ушастая перечница! Я заслужила твои дары! - процедила Химари сквозь зубы, распахнув двери храма.

     Люцифера молча последовала за ней.

     Мгновеньями Он виден, чаще скрыт.

     За нашей жизнью пристально следит.

     Бог нашей драмой коротает вечность!

     Сам сочиняет, ставит и глядит.

     - Я помню себя живым. Я помню себя настоящим. Я помню тебя - Создатель, - тихо шептал он в пустоту.

     Голос его растекался по кристальным стенам и тонул в тишине.  

     - Я бесконечные годы рвался из твоего ада, бежал из безумия, что ты мне уготовил. Всем нам. Я готов был рвать цепи, сковывающие меня, не дающие мне быть выше, смотреть зорче, видеть истину. Я искал способ вырваться из колеса мучений. Но я был лишь спицей его, и меня швыряло волей твоей. Меня бросало на камни, кружило в пучине, выматывало и изламывало.

     Тихий шепот озера, лижущего кристальный берег, грустно вторил его словам.

     - Я искал выход из твоего колеса, искал способ сломать темницу, вырваться в ничто и навеки забыться. Мне было нечего терять, и мое отчаяние жаждало пустоты и вечной нерушимой темноты. Где я буду свободен от тебя, от твоих глупых игр в нелепую, жестокую жизнь. Я так устал.

     Он замолчал, едва слышно простонал и разразился смехом, будто кашлем.

     - Я сломал твое колесо, что распяло всю мою жизнь. Я вырвался из твоей темницы, что не давала мне даже вздохнуть. Я разрушил то, что ты уготовил мне. Я освободился, достигнув вечного ничто. Истины, о коей мечтал. И тогда ты нашел меня. И пустота вокруг вмиг стала конечной, осязаемой, ужасающей.

     Он качнул головой, и лиловая пыль посыпалась в его волос.

     - Как был ты зол. Как ненавидел меня. Как был... напуган? - он усмехнулся кончиками губ. - Ты кричал в белоснежной пустоте, ты швырял в меня свою ярость, не давая опомниться. Ты лгал, что создал мир - вечную бесконечную игрушку для меня, для нас. Ты лгал, ибо она была лишь твоей попыткой к бегству... Я вопрошал, а ты отвечал, гневаясь на меня все сильнее. Ты не мог понять, как посмел я отвергнуть твой подарок, как посмел я желать пустоты.

     С глухим щелчком кристальное яблоко сорвалось с ветки и, ударившись оземь, рассыпалось на тысячи осколков.

     - Я учил тебя, каким должен ты быть. Я кричал, ненавидел, указывал, спорил. Ты долго слушал. Я укорял тебя в гордости, я просил показаться мне. И ты вдруг спросил - какой ты есть. Я искал твой образ в памяти по голосу, пытаясь дать тебе внешность по подобию своему же. Я определил твое естество, как сумел. И ты явился мне в точности таким же. На троне, в белоснежных одеяниях, седобородым старцем посреди пустоты. Глаза твои смеялись надо мной, но ты словно чего-то ждал. Я словно должен был что-то сказать. И я сказал. Признался, без капли лукавства, что ненавижу созданный тобой ад, театр избалованного Бога. Ты отвечал, что любишь твое творение. Мы спорили вечность.

     Сердце его гулко отсчитывало удары, будто это и впрямь было важно. Словно это действительно было нужно.

     - Ты проиграл. Мне так казалось. Мы вмиг волею твоей поменялись местами. И вот я восседал на твоем троне, дрожа от ужаса и восхищения обуревавшей меня мощи. Ты отдал мне свой ад, свое треклятое колесо мучений. Ты обернулся женщиной и ушел в созданный тобою мир. Ты ушел умирать. Ты проклял меня, навеки предал, ты обрек меня на свою жизнь. Ты заставил меня смотреть на бесконечный театр. Вечно смотреть на то, отчего я бежал. Ты сделал меня собою. И это было худшим из проклятий. Я искал пустоту, а должен был жить. А ты, тот, кого я ненавидел, нашел спасение в смерти. И я искал способ тебе отомстить.

     ***

     Люция вошла в храм следом за кошкой. Подняла фонарь на вытянутой руке, и огляделась в поисках Химари. Лиловый свет освещал не больше метра вокруг, и гарпия потерла фонарь рукавом куртки. Стало видно чуть лучше; презрительно фыркнув, Люция поплевала на стекла и протерла снова; потрясла лампу, словно это должно было помочь. Теперь она могла различить в конце зала знакомую фигуру Химари. Той-то легко с кошачьим зрением.

     Гарпия задрала голову, вместе с тем подняв фонарь. Высокие потолки практически осыпались, местами было видно лиловые звезды в свете подступающего рассвета. Но в целом - ничего особенного, небо как небо, крыша как крыша. Белые стены, такие же белые круглые колонны. Все, все, до чего мог достать свет фонаря, было белоснежным и лишь немного окрашивалось в лиловый разными фресками. По сероватому, но все же белому, полу вились лиловые трещины. Люция провела по одной такой ногой, счищая слой пыли, и та засияла. Странно.

     В войну ангелы устраивали набеги на кошачьи храмы, но Люции не приходилось в них участвовать. Что-то подобное она уже видела - в ангельском храме. Те же колонны, своды, стены. Разве что без фресок и барельефов. Эти здания как будто были построены по одним чертежам, из одних материалов. Выходит, в городе ангелов тоже кошачий храм? Двенадцатый?

     Заскрипели высохшие петли, Химари отворила дверь в другом конце зала, и Люция вынуждена была прервать осмотр таинственных узоров и поспешить за ней. В этих стенах проводились те же богослужения? Читались те же молитвы? Люция никогда не верила религиозным сказкам, считая их основой для порядка в империи. Народом было проще управлять с помощью веры, но сложно быть религиозной, надиктовывая тексты Божьей воли.

     - Вам же никогда не говорили правду о сотворении мира, верно? - кошка нырнула за дверь следом за Люцией. - И про храмы Самсавеила и наследие кошек тоже никто не говорил?

     Ее вопросы были скорее риторическими. Между тренировками и юным крылатым, и охотницам давали уроки 'О Мире'. Люция знала, что мир создал Бог, но люди были глупы и беспомощны и не могли даже общаться со своим Богом. Тогда он понял, что не сможет ничему их научить, и послал ангела. Настоящего, с шестью крыльями, и свет его озарял все вокруг, и сама природа оживала от одного лишь его дыхания. В последнее Люция с самого начала не верила, какая-то энергия, какие-то живительные реки, какое-то дыхание. Но одно она знала точно - он подарил крылья тем, кого счел достойными. Ведь надо было просветить всю империю, а волю Бога нельзя нести из уст в уста, люди должны сами увидеть Бога и рассказать остальным.

     И люди увидели. И люди рассказали. Но им не поверили. И тогда Бог разрешил верным ему дарить тела животных неверующим душам. Люди увидели себя, зверей, в отражении озер и рек и поверили. И тогда Бог вернул им человечность, но до конца людьми они так и не стали, ведь с самого начала не уверовали, вот и поплатились. Отчего теперь больше нет людей, Люция не знала - ей это было не интересно. В Самсавеила она верила плохо - какой-то серафим, которого все боготворили. ДляЛюциферы он ничего не значил. Да и мог ли? Она презирала его, ненавидела за то, что он допустил войны, позволил своим подопечным мучить друг друга. А раз он допустил это - то он не достоин почитания и уважения.

     Религия была для нее лишь орудием, способным контролировать толпу. Вера в Самсавеила и была тем самым Конфитеором для народа, обезболивающим лекарством от лепры мира. Но не более того.

     - Храмы Самсавеила? - Люция фыркнула. Выходит, их всего двенадцать, ангелы присвоили себя один. - Наследие кошек? - гарпия вышла на балкончик лестницы, спиралью уходившей вниз. Свесилась с бортика, вытянув руку с фонарем, но его свет не доставал донизу.

     - Я расскажу, если только...

     - Если только я поверю? - Люция прыснула смехом.

     - Если ты обещаешь молчать, - сурово фыркнула кошка и начала спускаться по ступеням, подняв полы кимоно.

     - И вы думаете, что я поверю? - бескрылая пошла следом. Ступени были слишком узки, чтобы идти вдвоем, и она шла чуть позади кошки, освещая фонарем каменные стены вокруг. Выщербленные в камне письмена и рисунки завораживали ее, но, вместе с тем, и отталкивали. Этот ход был вырублен уже в горе, как и ступени с перилами. Все из камня, в россыпи мелких лиловых кристаллов.

     - У тебя не будет выбора.

      

     ***

     Они спускались так долго, что Люции надоело водить фонарем перед собой, и теперь она болтала им в опущенной руке, по инерции следуя за кошкой. Все мысли о религии выветрились утомительным спуском.

     - Откроешь? Тут нужна грубая сила, - кошка остановилась перед массивной дверью, в несколько метров высотой, и постучала костяшками пальцев по ней. Металл.

     Люция подняла фонарь повыше, разглядывая сцены, отлитые в воротах.

     С небес спускался шестикрылый ангел, это гарпия знала с детства, но вот дальше все шло иначе. Он пришел не к людям, а к девушке. Следующая сцена рассказывала о том, что у них появился крылатый ребенок. Люция даже усмехнулась - как? Крылатые бесплодны, это все знают. На следующей картине женщину держали за руки мужчины, а ребенка угрожали убить; серафим стоял в окружении людей - на коленях, сдавшись без боя. 'Ну и трус', - подумала Люция. Дальше он был привязан, и у гарпии дрогнуло сердце - люди собирали стекающую с его порезанных вен кровь. Потом он был в окружении людей, но все они были мертвы - стояли, закованные в кристаллы. А на последней отлитой сцене он был распят, а перед ним в коробочке из детской черепушки лежало сердце.

     - Оно принадлежало его любимой, - тихо прошептала кошка, касаясь пальцами отлитого сердца. И Люция присмотрелась, оно было истерто до блеска - сколько же пальцев его касалось. - А череп - его сыну.

     - А что было дальше? - недоуменно поинтересовалась Люция, поворачиваясь к Химари.

     - Дальше? Открывай, я расскажу, - грустная улыбка тронула кошкины губы.

     Люция отдала спутнице мешавшийся фонарь и налегла на дверь. Уперлась ладонью и плечом, та поддалась. Гарпия толкнула еще, выдохнув в ворот, и тяжелые петли тяжело заскрипели. Она сделала еще шаг, толкая дверь. Еще, под отвратительный скрип до рези в ушах. Еще, под шкрябанье металлической двери о каменный пол зала. Уперлась в барельеф распятого ангела спиной и, отталкиваясь ногами, сдвинула дверь еще. Та противно скрипнула напоследок и распахнулась, облепив бескрылую влажным и затхлым воздухом. Люция провалилась во тьму. Кашляя, поднялась с пола и обернулась к кошке.

     - Милости прошу, госпожа Химари, - голос заглушил новый приступ кашля.

     Кошка осторожно, будто украдкой, вошла следом. Поставила фонарь у ног Люции и, рассеянно водя руками по воздуху, зашептала себе под нос. Люция пошла следом, поводила фонарем в пустоте, но свет его упирался во мрак и дым, как в стену.

     Химари вдруг ударила ладонями друг об друга с таким оглушительным хлопком, что стало понятно - помещение громадно.

     - Фонарь больше не нужен, оставь его, - задрав кимоно, кошка прошествовала по запыленным плитам влево. Дошла до каменной резной скульптуры в виде дерева, ей до пояса, стряхнула с него пыль. Выудила из корней серое яблоко, протерла о ткань, осторожно поставила в крону деревца, как в клетку. И оно засияло лиловым. Вмиг окружающее пространство заполнил собой грохот камня, все вокруг наполнилось поднявшейся пылью, которая так и норовила залезть в глаза и рот.

     Когда все смолкло, Люция осмелилась открыть глаза. Снова откашлялась, в горле першило.

     Помещение было усыпано кристаллами разных форм и размеров. И все сияло, горело, словно раскаленное докрасна. Огромный зал был так высок, что гарпия смутно различала барельефы на потолке, она угадала в них облака и нечто, скорее всего, символизирующее Бога - существо, так сильно похожее на шар, ветви которого паутиной тянулись ко всему сущему. Он сам состоял из одних кристаллов, пульсировал, словно это билось огромное сердце. Или не Бог - Люция не знала. Водила головой, пытаясь ухватиться взглядом хоть за что-то. От самого пола до высоченного потолка стояли фигуры, гиганты из кристалла, облаченные в каменные одежды. Зал, который эти статуи вели до других дверей, был громаден настолько, что не было видно сцен на противоположной двери.

     - Что это? - только и нашлась, что сказать, Люция. Развела руками, словно хотела спросить больше - спросить про все. Но от ужаса и восторга не могла обличить мысли в слова.

     - Прошлое, которое уже не вернуть, - кошка пожала плечами и пошла вдоль ряда гигантов, в пять раз выше нее. - Ты видишь первых, кто жил в этом Лепрозории, на этом чертовом острове, с которого не сбежать.

     - Они были так громадны? - Люция пошла вслед за кошкой, стараясь не упустить ни единого слова.

     - Нет, это лишь образы. Обрати внимание, каждая фигура держит в руках кристалл. Присмотрись - и ты разглядишь заточенное в него существо - прообраз.

     - А почему к ним тянутся кристальные нити с шара на потолке? - Люция была занята совсем не статуями и указала на щупальца Бога, хоть Химари и не могла видеть спиной.

     - Потому что существа в кристаллах и есть Бог, - слова кошки повисли в воздухе.

     И Люция сглотнула, словно лишь так она могла поверить ее словам. Смириться. Понять. Принять как истину.

     А принимать было что, ведь перед ней стояли чудовища, каких сложно вообразить, не будь ты с ними знаком. Монстры, так бесчеловечно похожие на населяющих остров тварей. И все они - Бог. Было о чем подумать, например, обо всем, что ей рассказывали в детстве. Сказки и впрямь оказались ложью, но чтобы так...

     Первым у дверей стоял мужчина с головой змеи и телом человека.

     - С другой стороны - женщины, - Химари махнула рукой направо. Теперь она встала рядом с Люцией и посмотрела на нее снизу вверх.

     Гарпия кивнула, но оборачиваться не стала. Потому что следом шел мужчина с головой крокодила. Следом с головой лягушки, следом...

     Ее мысли прервала кошка - тронула за плечо.

     - Ты слушаешь?

     Конечно, не слушала. Ведь одна мысль, что все эти твари действительно жили здесь, а что еще чудовищней, они и есть Бог, било в ее голове все на осколки.

     - Мы тут застрянем, если ты будешь глазами хлопать. Иди быстро и слушай, - кошка потянула ее за рукав. Люция рассеянно кивнула и покорно пошла под руку с ней.

     - После пресмыкающихся он создал птиц, - Химари обвела рукой следующие статуи, после многих змееподобных чудовищ. То были существа с телами людей и головами птиц, каменными крыльями, вложенными в ниши. Бесчисленное множество птиц.

     - Это лишь малая часть, вообще в каждом кошачьем храме по чуть-чуть, если собрать их в одном месте - получишь всех возможных существ, но, - кошка усмехнулась, - где найти столько места?

     - То есть, в каждом храме есть этот Бог, - Люция ткнула пальцем в потолок, - и такие же статуи, но другие?

     - Да. И все это один Бог. Пошли! - и Химари потянула гарпию дальше. Мимо грифов и орлов, мимо лебедей и воробьев.

     - Потом был скот, - она указала на человека с кристальной головой быка, потом с головами овцы, козы. Они, казалось, бесконечны. - А за ними - гады.

     И Люция узнала в существе паука, те же восемь глаз, как у Евы, только у девочки не было жвал и клыков, а у твари были.

     - Пошли! - кошка настойчиво потянула ее дальше. Мимо улиток с мерзкими рожками, бабочек.

     - Звери последние, - и кошка остановилась у фигуры мужчины с волчьей головой, высеченной из цельного лилового кристалла.

     Люция остановилась тоже, сглотнула, переводя дух. За волками шли медведи, затем лисы, множество знакомых зверей. Последними у металлических ворот, вдруг оказавшимися так близко, стояли кошки. Мощные кристальные тела в каменной броне, баюкающие мертвых богов. Маршал оглянулась - они прошли весь зал, и теперь открытые ворота терялись вдалеке.

     - Что с ними стало? - тихо-тихо прошептала Люция, неизменно переводя взгляд на кристальный шар на потолке.

     - Они обидели Бога, и он забрал их души. А их дети стали просто зверьми, каких ты видела на просторах империи. Глупыми, дикими, бездушными.

     - Обидели? Тогда почему есть мы? Откуда?

     - Он создал нас тоже, позже, но и мы обидели его.

     - Но почему мы живы?

     - Потому что он не может убить нас.

     - Почему? Потому что он - это мы? - нелепая догадка, Люция это понимала.

     - Потому что мы его головоломка, его игрушка, его увлечение, его забава, его проклятье. Он может все, но не выиграть самого себя. А мы - и есть игра. Без начала, без конца, - грустно отозвалась Химари. - Или он просто наказывает нас этим миром. Заставляет платить по счетам самого себя - нами.

     - А тот серафим, - вдруг вспомнила гарпия и указала рукой через плечо, - он зачем прилетал? Он к нам прилетал? Или к ним?

     - Убить нас, - кошка спокойно пожала плечами и поспешила к воротам, шурша полами кимоно.

     - Но мы ведь живы, - фыркнула Люция, на всякий случай потрогав себя по плечам и лицу.

     - Потому что он мужчина, - и Химари звонко рассмеялась. - Он влюбился в женщину. В Бога он влюбился, хоть и был создан уничтожить его.

     - Кем?

     - Богом.

     - Зачем?! - разум Люции не выдержал. Она не понимала ничего, оно отказывалось умещаться в ее голове. - Зачем Богу создавать кого-то, чтобы он убил его? Он создал себя, чтобы себя же убить? И в себя же влюбился?! И себя же проклял? И себя же обидел? Он полный придурок, твой Бог! Он сумасшедший! Он запутался сам в себе! Да это же рехнувшийся идиот! - и она закричала, вцепившись в собственные волосы. - Я не понимаю! Я ни черта не понимаю! Зачем все это? Зачем?! - отчаянно и вместе с тем обиженно закричала она.

     - Он хочет смерти. Разрешит загадку, и исчезнет навсегда. А мы - вместе с ним, - голос Химари был тих и спокоен. Она будто уже сотни раз это повторяла и тысячи раз слышала.

     - Но я не хочу быть его игрушкой, - голос Люциферы дрогнул.

     - Ты уже в его ловушке. В своей ловушке. В моей ловушке. Ты дышишь и чувствуешь, а значит, ты часть его жизни, ты - его жизнь, ты - он.

     - Да пошла ты к чертовой матери! - завопила Люция. Она бы орала громче, сильнее, дольше. Но подвело горло, и крик сошел на сип и кашель. Уже не было важно, что кошка мудрее, сильнее, опытнее. Все ее слова казались безумием, сумасшедшей выдумкой. Это не может, не может быть правдой! Но Люция понимала, что в кошкиных словах не ни грамма лжи. Нет ни капли притворства, как в речах родных ангелов. Нет ни намека на желание заставить ее поверить, покориться, подчиниться. Кошка просто рассказывала о мире, как будто не было по-другому, не могло быть. Она не заставляла верить ее словам, но сама говорила так, будто иной правды нет. А еще она провела ее в самые сокровенные помещения шисаи, куда ни одному ангелу никогда не было хода. Она приоткрыла завесу тайны, которую должны были сохранить все кошки. Предала собственную тайну.

     - Ты не сможешь его понять, и не сможешь простить, - Химари грустно поджала губы. Вздохнула и побрела к воротам, словно желая закончить разговор.

     - Нет. Я понимаю, - Люция посмотрела на свои руки в мозолях и шрамах. - На его месте я бы тоже хотела смерти. Ведь это больно - быть совсем одному целую вечность. Он никому не нужен, он один в пустоте. Играет в жизнь, изучает сам себя. Сам создает игрушку - и сам же играет. Он сумасшедший. Он безумный. А мы - его отдушина? - она задрала голову, чтобы посмотреть на того, кто пугал ее до глубины души. Потому и пугал. Столкни его с потолка, и он разлетится на тысячи кусочков, и каждый осколок - чья-то жизнь. - Каким чудовищем должен быть твой Бог, чтобы сотворить такое?

     - Одиноким, - и Химари похлопала рукой по железной двери, на которой были отлиты картины, показывающие, как кошки обучились у истинного ангела управлять силой по имени Бог. - Открой, пожалуйста, она такая же тяжелая.

     И Люция повиновалась. Подбежала к кошке, мельком глянула на барельефы, сейчас они ее не волновали, они лишь видела распятого ангела и одиннадцать кошек, обучающихся его мастерству. Они управляли лиловыми реками, кристаллами, а на последнем барельефе заточали умерших Богов в кристальные статуи в каменных одеждах. Сущая ерунда, ставшая легендами.

     Гарпия приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы можно было протиснуться боком внутрь. Отошла, позволяя Химари зайти первой, и последовала за ней, напоследок еще раз взглянув на кристального Бога.

     О жестокое небо, безжалостный бог!

     Ты еще никогда никому не помог.

     Если видишь, что сердце обуглено горем, -

     Ты немедля еще добавляешь ожог.

     В пурпурном свете фонаря легко можно было различить не такое уж больше, по сравнению с прошлым залом, помещение. Симметричное, шестистенное. Прямо вела арка в такую же шестистенную комнату, по четырем сторонам были деревянные двери с железной окантовкой. На каждой изображено по кошке.

     - Это самые первые шисаи одиннадцатого храма Самсавеила, - Химари взяла Люцию за локоть и повела через зал к арке. Целому ряду арок, идущих одна за другой.

     - Это их могилы, правильно? - догадалась Люция.

     - Ну, не совсем, - Химари замялась. - Многие кошки и коты, пытаясь научиться управлять силой истинного ангела, составили свод правил, как это делать нельзя. Увы, мы знаем эти правила только потому, что они благополучно и феерично скончались на тренировках, - кошка скривила губы, пройдя еще через одну арку. Она знала, куда идти.

     - Тогда что мы здесь делаем?

     - Каждая шисаи перенимала навыки кого-нибудь из них, на выбор. В дальней комнате есть склеп первой кошки, посвятившей свою жизнь ядам. Моя госпожа училась у нее, и потому ее вещи хранятся тоже там, - Химари проносилась мимо каменных входов. Некоторые из них треснули, какие-то обвалились, другие были завалены свитками и подперты тяжелыми огромными, с Химари ростом, веерами.

     - Зачем хранить на трупах доспехи и оружие? - поморщившись, тихо спросила Люция, скорее в пустоту. Нравы кошек не были ей близки.

     - Они и не трупы. Я снова прошу у тебя терпения. Ты поймешь все сама, - кошка торопилась, перебирая лапами под задранным кимоно.

     Люция замолчала, ее убедили не слова кошки, а сам ее вид - Химари была встревоженная, напряженная, как натянутая тетива, реагирующая на каждый звук, бегающая глазами с одной каменной двери на другую. Поскорее бы она нашла то, в чем так нуждалась. Бескрылая обнимала фонарь и размеренно шагала за Химари, один ее шаг - как три кошкиных. К тому же она слышала знакомые голоса. Слишком знакомые! Но Химари их словно не замечала. Значит, не было голосов, это всего лишь иллюзия. Люция вернется к Еве, паучонок снова опутает ее голову мерцающей дымкой, и голоса исчезнут. Это всего лишь иллюзия.

     - Прибыли. Зайдешь со мной? - Химари остановилась, не дойдя до конца коридора. Прямо перед ней была каменная плита с изображенной женщиной с кошачьими ушами. В руках она качала, как баюкают ребенка, огромного паука. И улыбалась, так чудовищно, так хищно и коварно, что Люция невольно попятилась.

     - Что, эту дверь тоже толкать надо? - тихо-тихо спросила она. До чего же мерзкой казалась ей кошка, вырубленная в камне. От мысли, что придется касаться той руками, становилось не по себе.

     - Нет, я сама, - Химари мотнула головой, положила руку на фигуру паука, облизнула губы и тяжело вздохнула полной грудью. Под ее ладонью разливалось лиловое пламя. Оно заполнило собой паука, опутало паутиной фигуру шисаи, влилось в трещины и насечки, поглотило дверь целиком, и только тогда Химари убрала руку. Утерла испарину со лба. Камень шелохнулся и с грохотом поехал вниз.

     Но Люция уже не смотрела на камень, она щурилась, пряча глаза от слепящего лилового света. По сравнению с ним фонарь был лишь звездочкой на небе. Кошка вошла первая, перешагнув через еще не полностью опустившуюся дверь. Ступила на кристальные камни - берег лилового озера. Люция последовала за ней.

     Грот был небольшим, полностью усыпанным кристаллами, помещением. Озеро, то ли в самом деле лиловое, то ли кажущееся таким из-за кристального дна, было неглубоким, и скорее декоративным, потому что Химари пошла по дну, не придав ему никакого значения. Посреди грота стояла фигура, высеченная из кристалла. Люция ожидала увидеть прекрасную женщину, воинственно сжимающую древко копья или рукоять меча, но та на подкосившихся ногах держала себя за горло и кричала. Гримаса боли и ужаса застыла на ее кристальном лице.

     - Зачем вы такие памятники делаете? Они ведь жуткие, - Люция скривилась, остановившись у самой кромки воды.

     - Они не рукотворные. Она обратилась в кристалл сама, - Химари подняла с кристального пола у ног статуи две парных катаны и оглядела их.

     - Все кошки так умирают, что ли? - бескрылая понимала, что задает глупые вопросы.

     - Нет, все кристальные статуи в этих склепах закончили свою жизнь так из-за собственных ошибок. Кто-то по незнанию использовал силу Самсавеила, стоя в лиловой пыли - и она забрала его жизнь. Кто-то по глупости вел бой посреди кристаллов - это неспроста священные камни, они не терпят крови. Кто-то по дурости делал оружие из кристаллов и, порезавшись об него, заплатил жизнью, кристаллы не могут быть оружием.

     - А она? - Люция гадала, что могла сделать эта женщина. Гарпия отошла в проем двери, грот давил на нее своим слепящим светом. К тому же она по-прежнему слышала голоса. Но из-за шороха кошкиного кимоно и звона вещей ее госпожи не могла разобрать, кажется ли ей это. В любом случае слух Химари надежнее.

     - А ее укусил ее же паук, сожравший кристалл. Яд поменял структуру, и потому даже противоядия не помогли - она промучилась несколько минут, а потом обернулась статуей. Тварь, кстати, сбежала, держи ухо востро! - усмехнулась кошка. Люция поежилась и нервно дернула плечом. - Вообще я плохо знаю эту историю. Мне известно лишь то, что мир больше не видел отравительниц, подобных ей, даже моя госпожа лишь немногое переняла у нее, я и того меньше.

     Химари встряхнула защитный корсет из толстой кожи, расправила его по стальным спицам и пластинам, распустила шнуровку. Кошка глянула было на Люцию, словно хотела попросить ее выйти, но потом передумала, разделась, перекинула тяжелое от игл кимоно через голову отравительницы и осталась в кожаных штанах. Отряхнула лапы от воды, чем сильно привлекла внимание Люции, она никогда не думала, что кошачьи ноги могут быть такими. Длинная узкая стопа с хрупкой пяткой, не человеческие пальцы, а скорее подушечки кошачьих лап, широкие, с ладонь, с когтями. Это даже отдаленно не напоминало человеческие стопы, скорее уж изящные лапы в белом меху. Кошка все это время стояла на цыпочках - подушечках кошачьих лап, то ли чтобы казаться выше, то ли оттого что кошачья поступь была ей ближе человеческой. Поверх штанов на голень кошка нацепила кожаные защитные пластины. Сверху надела молочно-шоколадное кимоно, ловко и быстро пересыпала все иглы из старого, спрятала ритуальные ножи в подкладу. А поверх вместо широкого несуразного пояса натянула корсет, скрывший ее тело от груди до бедер, ловким отточенным движением затянула разом шнуровку по хребту. Это кимоно было лишено обычных широких рукавов и плотно лежало по руке. Кошка покрепче застегнула наручи от локтей до запястий, зубами затянула ремешок на щитках с тыльной стороны ладоней. Подвязала катаны, через плечо перекинула мешок со звякающими пузырьками, очевидно, с ядами. И была такова.

     - А почему у вас кожаный корсет со стальными щитками? Разве в то время было так мало металла? - осторожно поинтересовалась Люция, оглядывая кошку с ног до головы.

     - Был, иначе чем, по-твоему, мы убивали таких тупиц, как ты? - Химари, одной рукой придержав новое кимоно, прошла через озеро, оставив старые вещи у ног статуи. - Стальной нагрудник тяжелее и менее подвижен, хоть из сотни сегментов его собери, а кожаный не мешает моим движениям, я даже не затянула его уже моего живота. Это не ваши тряпичные безделушки для талии, а защита моего тела.

     - Хорошо-хорошо, я просто спросила. У вас ведь сложная прическа и макияж, - Люция выставила перед собой ладони, не желая спорить.

     - Я в первую очередь женщина, а уже во вторую - воин и убийца, - процедила кошка сквозь зубы.

     - А вы ничего не слышите? Голоса там, разные голоса? - Люция хотела как можно быстрее перевести тему, ей совсем не хотелось ругаться с Химари из-за внешности и красоты, к тому же, взгляд на это у нее был ровно противоположный. Вот, кошка скажет, что не слышит, и они пойдут назад, а там Ева избавит ее от этих галлюцинаций.

     - Слышу. Два голоса - мужской и женский.

     Как гром среди ясного неба.

     - Это в той стороне, и даже над нами, - кошка рукой указала на продолжение коридора. - Все упирается в катакомбы, ведь каждый храм связан с другим. Ходы проходят под императорским дворцом, казармами и полигонами. Мы бы с самого начала пошли через гору, но я не была уверена, что тайные туннели не разрушены, на поверхности надежнее.

     Люция не знала, что даже думать. Если это не иллюзия, то любопытство смыкало липкие лапки на ее горле. А если кошка лжет, то все совсем худо.

     - А чьи голоса, узнаете? У вас слух лучше моего. Да две пары ушей всегда лучше, - осторожно обмолвилась Люция, спиной выходя из склепа.

     - На человеческие я глуха, это рудименты. А голоса, - Химари честно прислушалась, пряднула львиными ушами. - Императрица Изабель и незнакомый мне мужчина, - кошка пожала плечами. - Что, хочешь послушать?

     И Люция кивнула быстрее, чем поняла, что и впрямь хочет. Ведь неизвестный мужчина мог оказаться Хоорсом.

     - Это далеко. Пошли, провожу, а то тут целые лабиринты, любой заблудится. Но мы вряд ли сможем их увидеть, катакомбы замка не были связаны с ходами храмов, - и кошка поспешила по туннелям, ведя бескрылую в пустоту и мрак. И только пурпурный фонарь освещал пару метров вокруг Люции.

     Она бежала к Хоорсу, позабыв и о Еве, и об Инпу. Лишь бы это и впрямь был он!

     ***

     Ева очнулась от стука в дверь. Вскрикнула, вдруг ясно осознав, что не заметила, как уснула. Или потеряла сознание. Или, все же, уснула. Огляделась, пытаясь понять, где находится, и что произошло.

     Но мир был все тем же. Пыльная комнатушка с большой кроватью, втиснутой между окном и стенкой. Прикроватный столик с подложенной под ножку книжкой. Багряные шторы, зажатые в Евиных кулаках. Паучонок с трудом разжала онемевшие пальцы, сглотнула и ползком направилась к кровати. Неужели ушел? Опасливо выглянула из-за деревянного бортика, надеясь обнаружить пустую кровать. Как же громко стучало сердце!

     Тигр спал, свернувшись у стены. Ева видела лишь полосатый бок и круглые уши с черной каемкой.

     В дверь постучали снова, Ева вздрогнула и, вжав голову в плечи, попятилась в свое убежище, за штору.

     - Это Фенека. Я войду? - ручка двери повернулась.

     Ева прижалась к стене. Если тигр ее не тронул, и она уснула, значит, она нужна живой. Верно, живой. Она ведь видела, что будет в клетке. Что ее там запрут, и она будет ожидать своей смерти. Видела! Видела! Видела! И вот эта лисица. Утащит ее, запрет, спрячет.

     - Извини, что так долго, я конюшни чистила, - девушка в закрытом синем платье вошла в комнату, прижала край подноса к талии, придерживая его свободной рукой, а другой закрыла за собой дверь. К поясу за колено было привязано лошадиное бедро. - Я и зверю еды принесла. Если проголодаешься ночью - спустись ко мне, дам перекусить, - лисица поставила поднос с двумя горшочками и столовыми приборами на столик, на пол положила сырую лошадиную ногу. Тихо тявкнула, привлекая внимание тигра.

     Яд. Или снотворное. Она с тигром заодно. А завтра будет клетка, как у пташки. Глупой наивной пташки!

     Ева осеклась. На нее из-под бежевой глиняной маски смотрели чайные глаза. Ласковые. Добрые. Благодарные. Лисица не могла отравить паучонка, она позаботилась о ней, принесла еду даже тигру. Нужно поблагодарить в ответ. Но у паучонка едва хватило сил кивнуть. Желудок свело от голода. А если действительно яд?

     Фенека выпрямилась, молча вышла из комнаты и тихонечко прикрыла за собой дверь. Тигр мягко спрыгнул с кровати, и Ева отскочила в свой уголок. Она даже не заметила, как он проснулся. Искоса глянув на нее, зверь подошел к еде, обнюхал горшочки, приборы, поднос и потащил лошадиную ногу в угол, подальше от Евы. Паучонок притихла. Она не могла понять, с чем связан такой щедрый жест. Тигр дал ей безопасно пройти к еде, специально ушел подальше. Или это ловушка?

     Желудок отозвался резкой нестерпимой болью, он словно ел сам себя изнутри. И Ева, повинуясь его, не терпящему возражений, зову, осторожно прокралась к столику. Обнюхала горшочки, но от приятных запахов желудок снова дал о себе знать. Ева опасливо подняла глиняные крышечки. Каша с мясом пахла слишком соблазнительно, а от овощного рагу текли слюнки. Яд так яд! И Ева принялась уплетать за обе щеки, впервые за долгие годы жалея о спиленных жвалах, ведь с ними она бы ела еще быстрее, а так приходилось справляться пальцами, а вилкой слишком долго. К черту платье, все равно грязное! И она вытирала руки об подъюбник.

     Остановилась, заметив крайними глазами движение в углу. Но тигр обгладывал лошадиную ногу, урча от удовольствия. И Ева продолжила трапезу, жадно облизнув пальцы, измазанные в каше.

      

     ***

     Люция бежала за Химари, едва поспевая. Кошка что-то учуяла и словно сошла с ума - яростно хлопала дверями, грубила, когда надо было сдвинуть обвалившиеся потолки туннелей, шипела, бурчала под нос. И как ни пыталась Люция понять, что так сильно задело обычно хладнокровную кошку, как ни старалась осторожно спросить - в ответ было лишь рычание и злоба.

     Наконец, кошка остановилась. Замерла, глядя себе под ноги, прижала пушистые белые уши к голове и сглотнула. Люция чувствовала, что случилось нечто жуткое, но не могла понять даже - где случилось. Встала чуть поодаль, осторожно разглядывая меняющуюся в лице Химари. Та пошевелила кошачьим носом, куснула губу, пряднула ушами и снова принюхалась. Запахи тревожили ее так сильно, что она машинально притрагивалась к наручам, полным игл, словно готовилась метать их на поражение. Но никого не было. Куда ни глянь - одни стены, отсвечивающие лиловым в свете фонаря, скользкие камни да темный ручей под ногами. Звуки срывающихся капель, раздающиеся дальше по тоннелю, все те же голоса. Люция принюхалась, пахло кровью, но не было запаха гниющей плоти. Одна только кровь. Неужели именно она так встревожила Химари?

     Тогда, затаив дыхание, Люция присела на корточки, макнула пальцы в тонкий ручеек, и поднесла их к свету фонаря. Кровь отливала коричневым, утопая в сиянии кристалла. Гарпия принюхалась.

     - Откуда столько человеческой крови? - недоуменно прошептала Люция, поднимаясь с колен. Ручеек тек выше по туннелю.

     - А это и не человеческая, - так же тихо отозвалась Химари. И в миг - исчезла, бросившись по туннелю со скоростью львицы.

     Спохватившись, Люция побежала за ней. Она уже не боялась потеряться - пока под ногами хлюпает кровавый ручей, она на верном пути. Свернула на первом же повороте, еще раз, всматриваясь в каменные плиты под ногами. Проскочила под свисающей с потолка решеткой, заржавевшей в туннеле, и услышала до дрожи знакомый голос. Остановилась, пытаясь определить, откуда он доносится. Хоорс был важнее кошкиной мести и обиды. Но его голос слышался дальше по проходу, оттуда же, откуда тек кровавый ручей. Химари рядом не было, и она могла быть либо уже там же, где и Хоорс; либо совсем в другом месте. Но навыки госпожи кошки определенно не завели бы ее в тупик.

     Прикрыв фонарь краем куртки, Люция торопливо зашагала по коридору. Кровь же должна была откуда-то течь, наверняка сверху, ведь капала же совсем недавно, громко и отчетливо. Люция завернула за угол, и увидела миниатюрную фигуру Химари. Она стояла посреди туннеля и слушала, раздумывала, придерживая меж пальцев иглы.

     Люция молча подошла к кошке и остановилась. Никаких источников звука рядом не было, а единственная в туннеле решетка была несколькими метрами дальше. Именно из нее с противным звуком капала кровь.

     Сказать кошке, что стоит сделать пару шагов, бескрылая не решалась, вдруг так лучше слышно? Вдруг Химари боится?

     Источник крови был найден, дело оставалось за кошкой, но ведь сама Люция искала Хоорса.

     И стоило ей вспомнить про советника императрицы, как именно его голос громом отдался в ушах бескрылой.

     - Я привезу тебе еще, только скажи, сколько нужно? И каких именно? В прошлый раз я перепутал, - он говорил таким ласковым, теплым тоном, что это здорово озадачило Люциферу.

     - У меня осталось всего пять леопардов, на мантию не хватит двух шкур. Мне нужно либо еще две особи, либо просто выделанные шкуры, как в позапрошлый раз, - звонкий голос императрицы казался словно ненастоящим. Он разбивался в трубе, разлетался по туннелю. И до того он не вязался с капающей с решетки кровью, что Люция отказывалась верить. Это просто швея ее величества. Просто швея! - На ворот нужен хвост барса, прошлый я испортила случайно. Еще хочу маленькую накидку из шкуры тигра Химари. Шкуру сама выделаю, - и с такой злобой это было произнесено, с такой яростью и ненавистью, что Люция невольно опустила глаза на свою напарницу.

     На лице Химари не дрогнул ни один мускул, она пристально смотрела на край трубы впереди и не решалась подойти ближе.

     - Хорошо, Бель. Три шкуры я закажу Инпу, у него наверняка есть еще пара нерадивых слуг. И про тигра спрошу.

     Люция отчетливо услышала звук поцелуя.

     - Обещаешь? - голос Изабель был мягок и казался довольным.

     - Конечно, моя херувим. Сейчас же пошлю голубя Инпу, через три недели шкуры будут готовы. Я сам привезу их тебе. Заберу у Фенеки своего лучшего пегаса, и - мигом, заскучать не успеешь, - со скрипом приоткрылась дверь там, наверху, давая понять, что Хоорс собирается уходить.

     - У меня слишком много дел, чтобы скучать, - усмехнулась императрица.

     Дверь за ангелом тяжело захлопнулась, противно проскрипев напоследок. Заелозил стул по полу, послышался шорох шнуровки и грустный вздох. Люция медленно повернулась к Химари, осторожно заглянула ей в глаза. Кошка смотрела в сторону, ее худое плечо едва заметно подрагивало под молочно-белой тканью.

     - Думаю, нам пора, - осторожно произнесла Люция, отходя от туннеля по течению кровавого ручейка.

     - Какая жалость, что я промазала на миллиметр двадцать лет назад, - процедила сквозь зубы Химари, резко и с силой подобрав полы кимоно. - Мы едем в округ Оками, к волкам.

     Люция снова бежала за кошкой, покорно минуя любые препятствия. На этот раз они пошли другими ходами, минуя храм и священные залы. Бескрылая вынула из-под куртки фонарь, но ей казалось, что Химари сама светится тем же лиловым светом, что и кристаллы. Иллюзии, скорее бы добраться до Евы.

      

     ***

     Паучонок сидела на кровати в самом углу, подобрав ноги. Доплетала меж пальцев шнурок из паутины, изредка поднимала его повыше, чтобы разглядеть, примериться. Мысль о том, что ее маленькое скромное творение наденет Люция, заставляло паучье сердце трепетать.

     Иногда она слышала, как тоскливо вздыхал тигр Химари, поднимала на него глаза, но он лежал в противоположном углу комнаты, сторожа обглоданное лошадиное бедро. Еве больше не казалось, что он убьет ее. По крайней мере - не здесь, не сейчас. Но и плести паутину, чтобы увидеть его будущее или прошлое, паучонку не хватало смелости. А шнурок - безобидное занятие, успевай только менять местами все десять паутинных нитей.

     В дверь постучали. Ева не обратила было внимание, ведь вчера приходила Фенека с ужином, а сегодня с завтраком, обедом и стопочкой мальчишеской одежды. То были пара брюк песочного цвета, коричневая рубашка, немного великоватая, но приятная к телу, новые ботинки впритык и белье. Лисица сказала, что это вещи ее покойного брата, но паучонку они нужнее. Ева не спорила, ведь ее платье Фенека унесла стирать. Может, оно и не нужно больше? Неудобное и слишком заметное. А так она не будет обузой для Люции, пусть и самую малость!

     Стук раздался снова.

     - Да? - Ева сползла с кровати и спешно обулась.

     Ручка провернулась, впуская в комнату Химари.

     - Тебе идет, Фенека отдала? - тихо бросила она Еве и похлопала рукой по бедру. Тигр встал и бросился к ней, обнюхал новую броню, так изящно подчеркивающую кошкину фигуру и, казалось, даже мастерство; потерся о выступающие над тонким алым поясом навершия клинков; и заурчал, щурясь от удовольствия.

     - Спасибо. Вам тоже идет, - смущенно пробормотала Ева себе под нос. Кошка кивнула, немного отрешенно глядя поверх тигра и машинально почесывая его за ухом.

     - А Люция где? - осторожно спросила Ева, завязывая последний узелок на браслете.

     - Ждет внизу, идем, - Химари грустно улыбнулась и вышла в коридор.

     Ева выбежала следом, тигр рядом с хозяйкой уже не так пугал ее. Паучонок проскользила по перилам лестницы до первого этажа и бросилась наружу.

     На улице Люция разглядывала лошадей, проверяла подковы, смотрела зубы, трепала коней по холкам. Возле нее вертелась Фенека, бойко треща про дорогу и короткий путь через лес.

     - Едем? - усмехнулась Люция, подводя к Еве пегую кобылу.

     Паучонок сглотнула, чувствуя, как у нее подкашиваются ноги и жутко трясутся коленки. Лошадей было три, значит, вот эта кобыла была для нее и только для нее! Неужели Люция решила, что если в прошлый раз Ева не рыдала от ужаса, то ей понравилось? Было просто не до того! Да и саму Люцию Ева боялась больше коня. А теперь огромная животина смотрела на нее сверху вниз, меланхолично пережевывая вырванный с корнем пучок травы. И нужно забраться ей на спину. Она же скинет ее!

     - Ну? - совершенно не желая слушать возражений, Люция ловко подтянула паучонка за плечо, подхватила под колено и в считанные мгновения усадила в седло.

     Ева взвыла, распластавшись на коне, передний край седла больно давил на живот; Фенека любезно вставила ноги в стремена и забрала поводья. Паучонок обхватила теплую бархатную шею кобылы, с ужасом поняв, что не может сомкнуть пальцы, а значит - ее легко сбросить! И взвыла еще горестней. Чтобы отвлечься от панических мыслей, повернула голову набок. Люция уже по-мужски сидела верхом, пошире взяв вожжи. Химари, проигнорировав стремена, ловко запрыгнула в седло боком и придержала поводья под грудью.

     - Что, страшно, Ева? - рассмеялась Люция, глядя на трясущуюся паучиху. Легонько пнула коня в бока, и тот послушно подвел ее к Евиной кобыле. - Я поведу, привыкай к седлу, - уже без смеха произнесла фурия, забирая у Фенеки поводья.

     - Удачной дороги, - тепло отозвалась лисица. Ева ее не видела. Только почувствовала, как та любовно погладила ее по руке, совсем не брезгливо задержавшись на мерзких длинных пальцах. - Еще раз спасибо.

     - Пошла-пошла! - прикрикнула Люция, уводя Евину кобылу за собой. Паучонок зажмурилась. Ох, она знала, что Люция все равно ее не снимет, не посадит перед собой, как в прошлый раз. Может, стоит побороть свой страх?

     Ни повода мечтать о встрече благодатной,

     Ни капли стойкости в разлуке необъятной,

     Ни собеседника для жалобы невнятной...

     О, горестная страсть, восторг невероятный!

     Степи уже давно сменились редким леском, протоптанная дорожка исчезла среди охристых стволов, а сохнущая зелень смешалась перед глазами в бледную кашу. Ева зажимала рот рукой, словно это могло спасти ее от укачивания, пальцы отвратно пахли желудочным соком и скудным завтраком. Передний край седла сильно давил под ребра, но именно эта боль не позволяла расслабиться и сползти с коня. Люция медленно вела того за поводья подле своей лошади, изредка подтягивая ослабевшую Еву за ворот куртки.

     - Вон там хорошее место для ночлега, остановимся? Рядом вода - Ева умоется. А я на охоту схожу, - встревоженный голос Химари прозвучал совсем рядом, но паучонку ее было не видать.

     - Я не слышу воды, - Люцию Ева тоже не видела.

     - Научись мне верить.

     После их отъезда из постоялого двора единственным, что видела Ева, была земля, листва и шея коня. Она помнила, как они выбирались лесом из округа лис, за ними погнались разбойники. Их Ева не боялась, хоть и кричала, что было мочи, от мысли, что конь ее сбросит или упадет вместе с ней. Лес закончился окраиной Хэбиных болот, которые она благополучно проспала. Но потом Люция и Химари решили пойти округом медведей, чтобы миновать родной для Евы Ошиный край. И все бы хорошо, но на вечных пригорках Куминого леса и разбитых тропах Еву страшно укачивало. Смолистый аромат ели словно пропитывал легкие, и оттого становилось только хуже. Мерное постукивание дятлов било по вискам и разливалось глухой болью в голове. Лошадь переступала по подлеску, топтала мох и устало фыркала, и Еву качало от каждого ее шага. Она не чувствовала ног, они горели от боли. Ей казалось, что внутренности она давно уже выплюнула. Даже глоток Конфитеора вызывал позывы рвоты. Поскорее бы добраться до округа Волков.

     Ева помнила, как Люция ловила ее, когда ту вывернуло наизнанку прямо в седле. Как Химари поила с ладоней и умывала. Помнила по-мужски грубые руки Люции, осторожно поддерживающие верхом, помнила теплые кошкины объятья и мурлыкающие колыбельные - как здорово они усыпили и скрыли эту смущающую мерзость. А теперь сон прошел, снова тошнило, бил озноб.

     - Держись, паучоныш, скоро Окамий лес, - Люция неловко похлопала Еву по плечу и повела в сторону, следуя указаниям Химари.

     Ева уткнулась лбом в колкую лошадиную гриву и замычала. До чего же ей не нравилось причинять неудобства фурии и кошке. Они не заслужили таких хлопот! Она только мешает им и тормозит. Во рту снова стало кисло и солено одновременно, по горлу прошел слабый спазм.

     Рядом послышался озадаченный голос Люции.

     - Потерпи, - она осторожно обхватила Еву под мышки и потянула на себя. Ловко перехватила под колени, беря на руки как Алису когда-то давно в подсмотренном прошлом. И Ева точно так же прижалась к ее груди, и точно так же положила руку на плечо.

     И мир показался сущей ерундой. И кони были не страшны, и собственная слабость стала пустяком. Неужели кто-то может не любить эту гарпию, одним своим теплом прогоняющую всякий страх? Неужели кто-то не может простить ей сотни унесенных жизней и искалеченных судеб?

     Люция отнесла Еву к воде. За небольшим оврагом и впрямь было озерцо, спрятанное в ярко-зеленом оазисе посреди высыхающего леса. Бескрылая положила Еву возле дерева, заглянула в глаза, словно пытаясь понять, насколько той плохо. Удостоверилась, что все не так уж худо, и, поднявшись, ушла.

     - Я разведу огонь и воды натаскаю, идет? - донесся голос Люции за спиной.

     - Тогда тигр на тебе. А я поохочусь. Только сперва с Евой управлюсь, - и вот уже Химари подошла к дереву, под которым полулежала Ева. - Встать можешь?

     Как только из-под ног исчез конь, Еве сразу стало легче. И теперь, пожалуй, она могла бы встать. Люция и не такое пережила! А она что, хуже? Слабее?

     И хуже. И слабее. Но силы встать все равно нашлись. Покачнувшись, Ева потерла запястьями глаза, все восемь, и побрела к озеру. Химари ей не помогала, только встала чуть позади, наблюдая и контролируя. Ева грустно улыбнулась, окунув руки в прохладную воду. Никто не скажет ей, что она - обуза. Они солгут, будут опекать и заботиться, как и раньше. Может, стоит облегчить их ношу? Утопиться, и решить все проблемы? Ведь все равно она ничего не умеет. Костер собрать? И Люция справится. Воду таскать - ума не надо. Лечить Люцию нужды больше нет, даже отголоски кошмаров полностью исчезли с появлением кошки. Если на них нападут, Ева будет лишь обузой, не способной за себя постоять.

     - Умывайся быстрее, и пойдем на охоту, - сказала Химари, отвлекая от тяжелых раздумий. Ева, не веря своим ушам, обернулась.

     - Что, простите? - спросила она, но ей удалось только беззвучно пошевелить губами.

     - Ты разве не хочешь пойти со мной? Мне кое-что нужно от тебя, - подбоченившись, Химари искоса глядела на Еву и вертела в руке пару тонких черных игл.

     - Хочу! Конечно, хочу! - вскрикнула паучонок, спешно умывая лицо и шею. Прополоскала рот, намочила слипшиеся волосы, зажмурившись, и вскочила. Неужели она может быть полезна Химари на охоте?!

     - Тогда пошли, - кошка усмехнулась и направилась в лес по берегу озера. Вытащила из наручей еще шесть игл и, равнодушно махнув хвостом под кимоно, нырнула в темный редкий лес. - Будь осторожна, не только мы с тобой видим в темноте. Если кого-то заметишь - не ори, я все услышу до того, как ты увидишь.

     Ева покорно кивнула и пошла за кошкой след в след. Ей было любопытно, как будет охотиться Химари. Львицей сломает шею добыче? Вспорет брюхо клинком? Черные иглы казались сущей игрушкой.

     Кошка сделала Еве знак рукой остановиться и прокралась в сторону, высматривая добычу из-за деревьев.

     Паучонок, как ни напрягала глаза, не увидела никого, лишь услышала, как что-то упало в нескольких метрах от нее. Сообразив, кинулась на звук и выудила из куста птицу. Бурую, с округлым хвостом и странно торчащими перышками у горла.В них она понимала мало, но вес был приличный. Птица едва дышала, распластав крылья. Грудная клеткабыла пробита, и только кончик иглы торчал меж ребер.

     - Чего смотришь? Она же мучается, - фыркнула кошка, подходя к паучонку, забрала добычу и свернула шею. - У любого существа есть точки и узлы в теле, распределяющие энергию во всем организме. Перекроешь одни пути - заставишь человека страдать и биться в агонии. Пробьешь другие - убьешь. Третьи - спасешь жизнь и вылечишь многие болезни, - она отложила птицу под дерево рядом. - Но лучше всего, - Химари стиснула острый подбородок Евы и задрала голову, - работают яды.

     Повинуясь завораживающим глазам Химари, Ева покорно открыла рот и позволила кошке коснуться клыков.

     - Терпи, - голос ее был спокойным и, в то же время, властным. Со звонким хлопком в руке Химари раскрылась склянка.

     Острая игла кольнула небо совсем рядом с ядовитыми железами, прилегающими к деснам. Щеки запекло, Ева почувствовала снова, как течет яд по каналам, сочась с клыков. Услышала, как он капает в подставленную склянку, зажмурилась. В прошлый раз, нацедив ценной жидкости, ее оставили восстанавливаться в темнице под дворцом Мерура на целую неделю. И теперь она не ждала ничего хорошего. Яд - вот и все, что нужно было кошке. Не утешить. Не научить. И не пообщаться. Ей нужен был только паучий яд. И горячие слезы потекли по Евиным щекам.

     - Спасибо, - кошка нежно чмокнула Еву в лоб между второй пары глаз. Убрала иглу с неба, закупорила склянку.

     - И все? - непонимающе прошептала паучиха, сглатывая капли яда. Она не чувствовала слабости и тяжести, и это казалось странным.

     - Да. Мне нужно совсем немного, - Химари кивнула и, осмотревшись, выбрала полуразваленное дерево неподалеку и двинулась к нему.

     Ева спешно вытерла слезы, про себя возмущаясь собственной глупости. Как могла она подумать, что Химари желает ей зла?

     Кошка посмотрела склянку на просвет; раскупорила, понюхала и окунула в маслянистую бело-желтую жидкость иглу. Выждала некоторое время, шевеля ушами и вслушиваясь в шорохи полупустого леса. Ева не успела даже заметить молниеносный кошкин жест, как черная игла из склянки исчезла в кустах десятком метров дальше. Паучонок запоздало вздрогнула, а Химари закрыла бутылек и кинулась через сохнущие кусты за добычей.

     Ждать ее пришлось недолго, кошка вернулась с тощим зайцем, но довольная.

     - Твой яд - отличный паралитик. Просто находка, - потрепав Еву по волосам, Химари села на все то же дерево, бросив тушку под ноги, и принялась за работу.

     Ева наблюдала, как ловко Химари вынимает из потайных складок платья иглы, как ссыпает их в склянку с драгоценным ядом и терпеливо ждет, когда они наполнятся сами, а потом прячет по другим складкам, в наручи и потайные кармашки брони. Она будто бы делала это тысячи раз, так легко и просто у нее выходило.

     - Могу научить, - отвлекшись от своего занятия, Химари протянула Еве тонкую черную иглу, чуть влажную от яда.

     И Ева, осмелившись, кивнула. В глубине души все трепетало.

     Кошка спрятала склянку, всучила паучонку охапку игл в другую руку, и встала.

     - Твои пальцы для метания игл подходят просто великолепно. Попробуй, у тебя должно получиться, - она развернула Еву за локоть, а сама встала чуть позади. - Игла изящна и должна лежать в твоих пальцах, как перо, - кошка взяла иглу из наручей указательным и средним пальцами, легко и так просто.

     Химари повернула руку ладонью вниз, словно чуть-чуть махнув ею вперед. Щелкнула, и игла исчезла в стволе ближайшего дерева. Ева, хмыкнув под нос, попыталась повторить. Стиснула пальцами иглу и, махнув, бросила. Игла бесшумно упала к ее ногам.

     - Еще раз, - кошка положила иглу между пальцами Евы. Взяла ее руку в свою, согнула в локте и немного в ладони. - У тебя две руки, и твои плечи - продолжение каждой. Плечи и метающая кисть должны быть связаны прямой линией, - она выпрямила руку Евы, подняла ее, метя в листву, надавив на другое плечо, повернула, опустила и убрала свои ладони.

     Ева, сильно волнуясь, повторила ее движения - руку к груди с иглой, потом резко распрямить в сторону цели, пальцами махнуть в самом конце. Игла упала рядом с деревом. И от охватившего радостного удивления Ева прижала ладонь к губам. Неужели она способна на что-то, кроме бесполезного разглядывания паутины?

     - Тренируйся, - Химари погладила Еву по плечу и вернулась к своему дереву.

     И Ева усердно метала кошкины иглы одну за другой. Следуя указаниям Химари, старалась выстроить их в линию на стволе дерева; поворачивалась, пытаясь метнуть иглы в разных направлениях. Выходило посредственно, больше половины игл даже не достигали целей, но кошка не обращала на это внимания, давая Еве возможность просто играться.

     ***

     Паучонок обернулась на шорох, поддерживая в пальцах пустые иглы. И замерла. Посреди леса на тяжелых цепях был распят шестикрылый ангел. Висел, подхваченный оковами за руки, с распахнутыми крыльями, обмотанными цепями. И все вокруг него озарялось мощным лиловым светом. Не слепило, не обжигало глаза, а словно грело, подобно солнцу. Это был все тот же серафим, что и всякий раз во снах. Черноволосый, с болезненной кожей, не видевшей солнечного света, худой, с обмотанными серым тряпьем бедрами. Он поднял на нее глаза. Черные, безгранично глубокие, пугающе всезнающие. Он позвал ее по имени. Заглянув в самое сердце, словно пытаясь донести больше, чем мог сказать. Ева знала, что он снова будет звать ее, просить прийти к нему, умолять о прощении, признаваться в любви. И она снова не будет понимать, кто он, зачем зовет ее, что просит простить и почему любит. Он вселял в нее ужас, и она не могла с собой совладать.

     - Умри! Умри! Умоляю, умри! - она швырнула в него иглу, еще одну, еще. Зажмурилась, надрывно крича. Рухнула на колени, но не перестала метать иглы.

     - Стой! Хватит! - доносилось отовсюду. Но Ева не различала голоса, и не могла вспомнить, что было до появления серафима. Казалось, что не было ничего и никого. Только он, мучающий ее своими видениями.

     - Ева! - ее стиснули за плечи, не позволяя поднять руку с иглой. Неужели это ангел вырвался из своих оков?

     - Ева! Прекрати! - ее повалили на землю, грубо прижали носом к траве.

     И Ева заплакала от собственного бессилия.

     - Ева? Ева! - ее развернули за плечо, похлопали по щекам. И паучонок открыла глаза.

     Она не могла разобрать ничего вокруг, глаза щипало до слез, мир расползался, не позволяя его разглядеть, ускользал, утекал меж пальцев времени. Все вокруг было залито теплым лиловым светом, охватывающим с ног до головы. Ева не чувствовала себя прежней. Она понимала, что вот есть она, а вот есть мир. Но она была иной. Не было больше теплых бугорков на небе с пузырьками яда, не было еще шести глаз, пальцы стали короче и мягче. И что-то лежало на руках легкой ношей, теплое, родное, любимое. Детский вскрик заставил Еву открыть глаза и посмотреть на свои руки, крепко державшие крылатое дитя. Младенец вертелся, укрытый четырьмя собственными крыльями, морщил круглый носик и щурился на свет.

     - Ева? - до боли родной голос раздался над самым ухом.

     Ева сделала шаг, не поднимая головы, и припала к любимому мужскому плечу. Довольно улыбнулась, чувствуя себя самой счастливой на свете. Наконец-то страх отступил.

     - Я люблю тебя, - прошептала она, прячась в пологе его крыльев. - Не оставляй меня. Не покидай меня. Я хочу всегда быть с тобой.

     Ева подняла голову и обомлела, секунду задержалась на черных бездонных глазах, чувствуя, как сердце пропускает удары. Ее обнимал шестикрылый ангел.

     И она закричала.

     Все рассыпалось, как пыль. Ева орала, чувствуя, как горячие слезы скользят по щекам, мерзко собираясь под подбородком. Всхлипывала, отталкивая свое проклятье, теперь запустившее пальцы в самое сердце. Но он схватил ее за плечи, стиснув больно-больно. И она с толикой ярости взглянула ему в глаза снова. Но они были лиловыми, глубокими, встревоженными. Подведенные черным, с узкой щелочкой-зрачком.

     Химари тревожно смотрела на нее. И даже что-то говорила, но голос терялся, тонул в бурлящем шуме, заполнявшим собой, казалось, Евину голову целиком.

     - Что случилось? Ты нашпиговала зайца, как ежа. Тебе что-то привиделось? Ты кричала, просила не оставлять тебя, а потом снова кричала. Ева? Все хорошо? Ева?

     Покинув истину, скитаться - это что?

     По тропкам алчности метаться - это что?

     Уютное жилье покинуть - безрассудство.

     А предпочесть покой, остаться - это что?

      

     Алиса покорно следовала за стражем, не поднимая головы. Она уже порывалась сбежать, но ее радушно покатали над бездной за цепь между оков, запястья все еще саднило. И это не считая ноющего от нежных рук Хоорса затылка. И, кажется, сломанных ребер, позволяющих теперь вдыхать воздух мелкими порциями.

     - Проходи.

     Перед ней открылась генеральская дверь. Такую ни с какой другой не спутаешь - бело-бурые крылья гарпии были крепко приколочены к кожаной обивке.

     И Алиса вошла, едва успев избежать толчка в спину.

     Лион корпел над бумагами, внимательно прочитывая каждую и лишь потом расписываясь, рядом лежала его записная книга, куда он вносил все изменения в его громадной вотчине. Поистине ничего не могло ускользнуть от него.

     Ящерица остановилась в метре от стола, понуро опустив голову. О, она знала наперед, что ее ждет. Он обещал обдумать все, что произошло, обещал принять решение, значит, он его принял. Алиса наблюдала, как Лион вчитывается в доклад, машинально делая пометки в своей книжке, следила за его серьезным лицом и острым жестким взглядом. Она понимала, что это - конец.

     Когда он закончил, то отложил бумаги и захлопнул записную книжку на замок. Приоткрыл шкафчик стола и вытащил связку ключей, тут же стиснул кольцо в виде двух сложенных крыльев в ладони. Алиса сглотнула. Он не смог понять, что произошло в лесу и болотах, и решил пытать ее собственноручно. Он уведет ее в недра горы, где никто не услышит криков. Стоил ли побег Люции того? Стоил?!

     Но Лион молчал. Поднялся из-за стола, расправив и сложив снова громадные крылья, и Алиса невольно попятилась, отчего цепь меж ее лодыжек звякнула. И ангел, наконец, посмотрел на нее. Ящерица замерла, почувствовав себя лишь глупой добычей для ястреба.

     - Я знаю, что ты упустила Люцию нарочно, - он медленно направился к Алисе.

     Нет, она не будет жалкой, Люцифера учила ее быть смелой и сильной, если уж она перестала боятся ее, то и Лион не страшен. И Алиса шагнула к нему, подняв руки к груди. Задушить цепью она не сможет, он сильнее, крылья ей не сломать, лицо расцарапать не выйдет, ноги высоко не поднимешь.

     - Я знаю, что ты убила свой отряд охотниц, позволив ей сбежать, - он подошел совсем близко и взялся за цепь. Алиса опустила голову. Даже если она справится с генералом, то за дверью ее ждет караул, а по коридорам с короткой цепью между ног далеко не убежишь.

     - Я знаю, что на болотах Хэби ты дала Люции уйти, обманув и своих охотниц и моих ангелов, - он потянул за цепь, и Алиса послушно вытянула руки.

     Ей становилось дурно. Если он все это знает, значит, не станет ее пытать, а только убьет. Убьет сам, ведь прилюдные казни запрещены. Отведет туда, где никто ее не услышит, и, быть может, свернет шею, вспорет горло, заставит выпить яд. Или снова отдаст Хоорсу. Что угодно. Все, что угодно! Алиса чувствовала пульс, отдающийся в ушах.

     А может, он не станет ее никуда отводить, а убьет прямо здесь. Тело заберет Раун и просто выкинет в окно перед своим столом. Так просто. Была охотница - нет охотницы. И всем будет все равно. Даже Люцифере - и той - наплевать!

     - Вы убьете меня? - прошептала она, разглядывая ключ от своего последнего пристанища в его руках, сил поднять глаза просто не было.

     - Нет, - он развернул ее правую руку за запястье, осмотрел глубокие кровавые борозды и ссадины. - Ты лучшая ищейка империи, самая талантливая охотница. Я не настолько глуп.

     - Но я предала ваше доверие, позволив Люции сбежать, - голос Алисы дрожал, она судорожно облизывала синим языком губы, не понимая, чего ждать от ястреба.

     - Именно это мне и нужно, - он провернул ключ в замках оков, высвободив сперва правую, затем левую руки Алисы. Похлопал ладонью по стопке папок, и Алиса, натянув цепь до предела, поставила стопу на нее. Лион, наклонившись, снял и эти оковы.

     - Я не понимаю, - Алиса потерла ноющие лодыжки, искоса глядя на генерала.

     - И не надо. Я улетаю к Инпу, мне нужны его волки, чтобы поймать Люцию. Если он все еще жив, значит, она непременно придет за ним! И я должен не дать ей его убить, и не дать ему убить ее, - Лион вернулся за стол и спрятал ключи.

     Алиса вытерла дорожку пота со щеки.

     - Простите, вы предаете империю? - тихо прошептала она, подходя к столу.

     - Нет, я не позволяю империи потерять прекрасного воина и лучшего стратега, - Лион грустно улыбнулся. - А ты меня прикроешь.

     - Но я ведь... - Алиса запнулась, пряча раненые руки за спину.

     - Снова командир охотниц. На время моего отсутствия назначена исполняющей мои обязанности, - Лион всучил ей бумагу, где действительно было написано ее назначение, и внизу стояла крылатая роспись. - Никто не должен последовать за мной, это мой приказ и единственная твоя задача, - он снял с подставки меч, оставив генеральскую перевязь, усыпанную медалями, натянул кожаные перчатки и выжидающе посмотрел на Алису.

     - Есть, мой генерал! - она мгновенно отдала честь рукой, посмотрев поверх головы ястреба.

     Он кивнул и прошел мимо нее.

     - Простите, генерал, но, - Алиса прижала сложенное назначение к груди и повернулась к Лиону. Он остановился. - Что для вас сделала Люция, что вы хотите ее спасти?

     - А для тебя? - он усмехнулся, не обернувшись, и распахнул дверь.

     Поняв, что ответа она не получит, Алиса последовала за ним.

     В коридоре их ждала крылатая стража, готовая отволочь ящерицу в клетку. И Раун, перебирающий документы.

     - Верните командиру охотниц и моему заместителю форму и оружие, тех охотниц, кого она выберет - отпустить и возвратить на должности.

     - Будет исполнено, генерал, - отозвались оба ангела.

     Лион кивнул секретарю, сильно занятому своей работой, и поспешил по коридорам дворца.

     Алиса последовала за стражами уже в качестве заместителя генерала, а не пленницы, и была искренне этому рада. Ведь с его приказом она не могла не справиться.

      

     ***

     Ева сидела у Кошки на руках, все еще дрожа всем телом.

     Всхлипнула, уткнувшись в платок, и закусила губу. Нужно было как можно скорее успокоиться, негоже так позорить себя перед Химари. Но судорога все еще пробивала все тело, слабость не позволяла подняться. Обычно после видений становилось хуже, но сейчас от мерногомурчания Химари и ее поглаживаний по волосам и спине было легче. Такая теплая и нежная кошка баюкала паучонка, как совсем маленькую девочку, как телица утешала своих тонконогих детей в покоях Мерура. Хотелось уснуть и забыть ангела, как страшный сон. Был ли он реальным, она не понимала, зато как никогда раньше ощущала нехватку внимания. Химари казалась ей близким человеком, с ней хотелось поделиться наболевшим, чтобы получить в ответ жалость и заботу.

     - Мама никогда меня не любила, - тихо прошептала Ева, скомкав в черных ладонях кошкин платок. - Мало рук и много мозгов. Слишком любопытная, приставучая, неуклюжая. Меня не любил никто, но ее нелюбовь ранила сильнее всего.

     Химари смолкла, и когда паучонокподняла на нее глаза, то увидела, как кошка смотрит в сторону. Не слушает? Ну и пусть. Слова уже вырвались, и стоило договорить, чтобы еще не скоро захотелось жаловаться снова.

     - Когда я плакала, а я всегда плакала, потому что мои бестолковые руки мало на что годятся, - Ева раскрыла пальцы веером и с грустью на них посмотрела. - Я делала так, - и свела ладони вместе, упершись пальцами друг в друга, - пальцы липли, я растягивала меж них тонкие нити, они путались, сбиваясь в бесформенные клочки, иногда в паутину, это успокаивало. Полная моих слез, паутина однажды заиграла в блеклых лучах луны, и я увидела в ней лицо того чудовища, что является мне с тех пор. Тогда я еще не боялась его. Тогда я плела и плела, ожидая увидеть его снова, но видела лишь окружающих меня тварей. Я не сразу поняла, что вижу и настоящее, и прошлое, и будущее. Сперва было сложно их отличить - в паутине это лишь образы, я вижу их, даже если не знаю тех, кто в них есть, я слышу их, хотя никто из сидящих рядом с паутиной не услышит и шороха. Я могу видеть множество возможных событий, они словно вырванные клочки одной ленты. Есть узлы - в них мало вариантов, но все они похожи, а есть тысячи вариантов абсолютных бессмысленностей, - Ева громко шмыгнула носом и сглотнула сопли. Вроде уже не хотелось плакать, и тело дрожать перестало. - Мама, увидев это, продала меня Меруру. Я думала, что моя жизнь изменится. Но каждое утро я рассказывала быку, каким будет его день, описывая все до мелочей, ела то, что останется с его стола и уходила к его жене и детям. Им я тоже говорила, что их ждет. Я была неотрывно с ними, но как игрушка, они смеялись надо мной или боялись меня, зависело лишь от их возраста. Но провидиц не выбирают.

     - Они боялись, что ты предскажешь им смерть. Да и я знаю, что пауки не ходят у быков в слугах, их работа - поля и леса, ремесла, особенно создание тканей и гобеленов, - Химари, наконец, отозвалась.

     - Они боялись не только этого, - и Ева пальцами зачесала назад волосы, обнажив все восемь черных бездонных глаз, серпом уходящих к макушке. - Еще были хелицеры, но их спилили.

     - Отчего ты прячешь глаза? - Кошка оживилась, подхватила жесткие черные пряди паучьих волос, вытащила из наручей пару игл.

     - Это пугало быков и они, м-м-м, попросили меня их спрятать, - Ева закрыла глаза, увидев, как Химари начинает заплетать челку в косу ото лба.

     - Но зато служение им спасло тебя от призыва в ряды ангелов, - примиряюще прошептала кошка.

     - Не совсем, - Ева закусила губу, воспоминания об этом были ей неприятны. Но ведь кошке можно было доверить все, что угодно. - Я изначально им не подходила - здоровье слабое. Мама несколько лет подряд приводила меня, ожидая, что я подойду, и меня заберут. И раз за разом ей отказывали. Я была ее надеждой на кристальную смерть, а так подвела...

     - О, кто же додумался дарить родителям право умереть в водах Самсавеила и покоиться в песочных часах в ногах Люциферы в уплату жизней их драгоценных деток? - со смешком отозвалась Химари.

     Но Еве показалось, что смех ее - очень грустный и даже болезненно саркастичный. И паучиха пожала плечами.

     - Меня Мерур забрал из-за дара. Мама была счастлива - ей полагалась достойная старость и кристальная смерть. Вот только я все равно ее подвела. Я ведь не хотела. Правда, не хотела.

     - М?

     - Это я предсказала Меруру смерть. Только я. Значит, ее лишат всего этого. Значит, все зря. И я - тоже зря! - Ева с силой стиснула кулаки, царапнув ногтями ладони. Громко шмыгнула носом и запрокинула голову, чтобы слезы не потекли по щекам.

     - Ты же не виновата, что он должен был умереть, верно? Ты просто увидела это, и все, - Химари смахнула Евины слезы и вытерла нос платком.

     - Как бы сказать... - Ева пошевелила носом и скосила глаза, пряча взгляд от кошки. - Все, что я вижу в паутине - оно как бы уже есть. Но где-то не здесь, а вообще есть. Я не знаю, где. Это как поле. Голая земля и тысячи свечей, - она пыталась жестикулировать, руками охватывая все то множество, что хотела описать. - Они не горят. А я иду с фонарем. Я просто иду, смотря по сторонам и, сама того не желая, зажигаю все свечи рядом с собой. Я... я, - Ева запнулась и принялась кусать губы.

     - Твоя паутина и есть - тот фонарь? - кошка тихо мурчала на ухо.

     - Да, - Ева кивнула. - Но свечи тухнут, когда я ухожу. Но как бы не до конца - они тлеют. Они словно помнят, что когда-то горели. И... и...

     - Давай помогу, - Химари погладила ее по руке и, вздохнув, начала. - Поле - что-то вроде судьбы кого-то, кого ты видишь в паутине, верно? - Ева кивнула. - Свечи - события, которые могут произойти или не произойти, верно? - Ева снова кивнула. - Ты зажигаешь чужие свечи просто оттого, что видишь их. А потом сам человек проходит по этому полю своей жизни. И те свечи, что ты зажигала, они скорее всего и загорятся, потому что, как ты сказала, они помнят, что горели. Так?

     - Так. Если бы я не посмотрела, Мерур, может, мог бы выжить. Он ведь не такой уж плохой. Он ведь...

     - Ева, ну что за глупости ты говоришь? Он ведь попросил бы тебя посмотреть. И ты бы точно так же предрекла ему смерть. Ну разве нет, м?

     - Наверное, - тихо-тихо прошептала Ева и пожала плечами. Ей так хотелось прекратить этот разговор, прервать немедленно. И спрятаться, закрыться от липкого ощущения неизбежности собственной смерти. Мерур ее больше не тревожил, Химари оправдала страшное предсказание так равнодушно, что провидица поверила и смогла отпустить вину.

     - И это вполне логично, что окружающие тебя боялись - ты не ошибаешься.

     - А ты тоже была такой? Тебя тоже боялись и презирали с самого детства? - так хотелось заглянуть кошке в глаза, но паучонок сдержалась.

     - Нет. Я была младшей дочерью императора. Все носились с моей сестрой, а я была лишь ее тенью. Нелюбимой бестолковой тенью.

     - Ты сбежала, правда?

     Химари рассмеялась.

     - Да. Я сбежала в храм Самсавеила, где стала сперваконэко, затем куно, а потом шисаи. Научилась защищать только собственную жизнь и секреты Самсавеила; и отнимать чужую жизнь, воровать чужие секреты. Это мне нравилось больше перспективы умереть за сестру в ближайшей войне.

     - Что стало с твоей сестрой?

     - Я заставила ее играть меня, и она справилась с этим, отдав за меня все свои жизни, - хищная, чудовищно довольная улыбка исказила мраморное лицо Химари.

     Ева поежилась, чувствуя, как спина покрывается гусиной кожей. Лучше не задавать таких вопросов, если не хочешь знать ответы.

     - Как давно ты стала шисаи? - спросила Ева, нахмурив брови. Что-то все равно не складывалось, кошки правили очень давно, об этих временах уже никто и не вспомнит.

     Химари замолчала, и, приоткрыв глаза, Ева увидела, что она поджала губы, затаив дыхание.

     - Почти пятьсот лет назад.

     - Ты не выглядишь пятивековой старухой, - поморщившись, хмыкнула Ева. Она бы подозрительно посмотрела Химари в глаза, но та крепко держала ее за волосы.

     - Я умирала восемь раз. И в каждой из этих жизней мне удавалось прожить достаточно, - Химари силой повернула голову Евы поровнее и снова принялась заплетать косу.

     - Все кошки так живут? По девять жизней?

     - Все. Не дергайся, - Химари больно потянула прядь у виска, вплетая ее в колосок.

     - Каково это - умирать? - уставившись на собственные руки, тихо-тихо прошептала Ева. Ответа она не ждала.

     Кошка остановилась, глубоко вздохнула, словно прощупывая каждое слово, каждое сравнение.

     - Это как будто проваливаешься в черный шелк. И хочется погрузиться в него, раствориться в нем, утонуть в нем, стать им. Чувствуешь себя каплей в море вселенной, но от этого так радостно. А потом тебя вышвыривает, выплевывает обратно. Если умираешь от старости, то пару лет ходишь еще дряхлее и немощнее, чем до смерти, а потом тело становится молодым и здоровым. Если отсекло голову или еще что, то, быть может, кто-то заботливый отнесет твое тело в лиловые священные воды, там голова отрастет. Что угодно отрастет, хоть мешок с внутренностями в воду брось.

     - Страшно умирать?

     - Только первые пару раз, - Химари закончила тугую косу, обвязав ее на конце лентой с бутылька.

     Ева замолчала, задумавшись - а смогла бы она прожить пятьсот лет. Ведь это наверняка жутко тяжело.

     - А моя последняя смерть все не приходит ко мне. Дразнит, терзает, но не забирает с собой.

     - Как можно желать собственной смерти?

     - Когда больше нечего и некого терять, остается ждать только ее.

     - Некого терять? - Ева насупилась, наконец, взглянув кошке в глаза. Каким же тяжелым и тоскливым был взгляд Химари. Она была полна пожирающего ее отчаяния и боли утраты, и это горе вдруг оказалось на самой поверхности лиловых глаз.

     - Моего мужа и детей убили ангелы.

     Ни один мускул на лице Химари не дрогнул, но глаза были обреченно пусты.

     Ева с силой сжала в кулаке кошкин платок, ошарашено глядя себе по ноги. Химари потеряла всех, но осталась человеком. Двадцать лет провела в клетке, зная, что от ее мира ничего не осталось, понимая, что ей не к кому идти и некуда бежать. Если это была цена за силу, то паучонок не готова была ее заплатить. Она больше не хотела быть такой же, как Химари, только не таким путем, не такими утратами и потерями.

     - Ты сильная, ты со всем справишься. Не то, что я, - пробурчала Ева под нос, облокачиваясь на упавшее дерево.

     - Нам всегда дается ровно столько, сколько мы можем вынести. И ни капли больше нам не дается! Меньше, правда, тоже, - Химари присела и, вытянув изящную руку перед собой, поставила на землю уже белую львиную лапу.

     Ева с ужасом наблюдала за метаморфозом кошки, за тем, как тонкие руки становятся тяжелыми лапами, а лицо вытягивается в звериную морду, как болезненный оскал сводит почерневшие львиные губы. Она не могла поверить своим глазам, и даже когда белая львица обернулась к ней, готова была поклясться, что их с Химари не связывает совершенно ничего. Даже глаза огромной кошки были цвета янтарных бус мертвой телицы Мерура, но никак не лиловых кристаллов.

     - Садись, Люция будет в ярости, что мы задержались, - даже голос был другим. Тяжелым, глухим и словно чужеродным для дикой кошки.

     Судорожно кивнув, Ева покорно подошла на трясущихся ногах к львице и, подпрыгнув, перекинула ногу через ее белый бок. Химари поднялась на лапы, и паучонок с ужасом поняла, что не достает даже кончиками пальцев до земли.

     - Забери зайцев и держись покрепче, я пойду быстро, - казалось, рыкнула картавая львица, вышагивая по сухой траве. Ева подхватила у самых корней дерева двух зайцев за лапы и перекинула через спину Химари.

     - Ты красивая, - вжав голову в плечи, прошептала Ева.

     Львица пряднула назад белыми круглыми ушами.

     - Спасибо, - и ускорила шаг, вынудив паучонка вцепиться в бархатную шкуру покрепче.

     Ева молчала ровно до тех пор, пока Химари быстрым шагом не вышла к озеру. До лагеря оставалось идти совсем немного, но вопрос так и вертелся на языке, а любопытство подстегивало все сильнее. Кошка всегда отвечала на вопросы, словно ее жизнь не была никакой тайной или загадкой, значит, и на такой глупый ответит.

     - А у тебя были львята? - зажмурившись, спросила Ева. Сердце колотилось, вдруг этот вопрос Химари сочтет неприличным, вдруг он ее оскорбит.

     - Нет, у меня были лигры потому что я обручена с тигром. Дочь и двое сыновей, - Химари перебралась через гнилые стволы деревьев у кромки озера, осторожно ступая лапами, чтобы Ева не упала.

     Так значит, тигр в медальоне был ее мужем. И Ева прижалась щекой к плечу, залившись румянцем, но Химари этого не видела, хоть и почувствовала замешательство.

     - Я не знала человека вернее и преданнее, чем мой муж. Когда меня выгнали из храма, а я вернулась - он стоял за меня горой. Когда я привела в дом волчат, он стерпел. Я убила его мать, но он не стал любить меня меньше. Я бросила все и ушла зарабатывать себе на жизнь умением убивать, и он последовал за мной. Разве могла я не покориться? - огромная грудная клетка дикого зверя сжалась, казалось, в смешке.

     - То есть, ты не любила его до этого? - Ева сильно сжала в пальцах густой мех. Ей было не понятно, как можно быть замужем за тем, кого не любишь. Ведь для того, кто любит - это мучительно больно.

     - Нет, не любила. Думала, что не люблю, - Химари пристально следила за противоположным берегом озера, но Ева не увидела там совершенного ничего и никого.

     Вот только слабо различимое предчувствие пульсировало в затылке. Ева силилась разобрать неясный шепот интуиции. Ей вдруг вспомнилось, как Мерур поносил шисаи и гейш, постоянно упоминая одну из них - принцессу кошек. Он хохотал, рассказывая своим детям и гостям о львице, сумевшей практически уничтожить деревню волков, он восхищался ее силой и способностью сжигать псов священным пламенем. Он не понимал, что произошло, но твердил, что это было началом последней войны ангелов с кошками. Мерур одаривал память о той принцессе восхищением и грудным искренним смехом, а ее силу сравнивал со своей.

     И Еве казалось, что под ней бьется все та же мощь. Волосы встали бы дыбом, не будь они так туго затянуты в косу. Нет, не могла кошка, хладнокровно убившая столько людей, давшая толчок к войне, быть такой чуткой и доброй женщиной.

     - Скажи, а где ты жила? - сипло спросила Ева.

     - В столице округа волков - Инузоку.

     Все словно сжалось внутри Евы, но она все еще не верила, ведь это могло быть простым совпадением. Ведь оно должно было быть просто совпадением. Не могут так притворяться люди, и эта женщина, потерявшая все, не могла быть чудовищем. Или как раз потому, что все потеряла, только она и могла?

     Львица припала на лапы у того самого дерева, куда Люция отнесла полуживую Еву, и паучонок послушно слезла.

     Она понимала, что разговор окончен, либо он был невыносим для Химари, либо она больше не хотела разговаривать, либо просто неприлично спрашивать такое. Пожалуй, вообще неприлично спрашивать у взрослых об их жизни, они всегда так реагируют, закрывая тему, когда им угодно, оставляя еще больше вопросов. Вот и кошка теперь нервно поглядывала в лес, игнорируя Еву, и это даже обижало в некоторой степени.

     - Жди здесь, я поохочусь, - и львица рванула с места в усохшие кусты, оставив на мокром берегу отпечатки огромных лап.

     Ева приставила свою ногу в сапожке рядом со следом и тяжело сглотнула подступивший к горлу ком. Эта принцесса была, определенно, та самая.

     Все, что видим мы, - видимость только одна.

     Далеко от поверхности мира до дна.

     Полагай несущественным явное в мире,

     Ибо тайная сущность вещей - не видна.

     Люция была зла - промедление ее невыносимо бесило, вот только никакого решения на ум не приходило. Пойти за Химари? Вот только куда? Лес огромен и, поди пойми, куда кошка могла уйти охотиться. Еще Ева увязалась с ней, что за бестолковая девчонка.

     В голове снова был туман, мерещились звуки, и так не хватало спасительной паутины. Но, как назло, эти двое застряли в чертовых зарослях полумертвого леса! Люция с силой ударила ближайшее дерево. Тигр поднял голову и, зевнув во всю пасть, снова свернулся у тлеющейнодьи.

     Гарпия, обмотав кулаки бинтами из запасов кошки, решительно направилась вымещать гнев на деревьях, тренировки всегда успокаивали и здорово коротали время. Если бы только все осталось как двадцать лет назад, если бы маршал снова могла тратить время на драки, отдыхать за шахматами или сложными командными играми. Если бы она могла снова летать, опьяненная свежим воздухом. Если бы снова был долгожданный мир и оживленные полигоны, если бы только можно было бить, не желая другому смерти. Если бы только больше никогда не пришлось рубить головы и ломать хребты. Если бы только никто не решил гнаться за иллюзиями и глупыми идеями. Если бы.

     Уткнувшись лбом в сухой теплый ствол дерева, Люция усмехнулась. Война потому и нравилась ей, что была простой и понятной до последней мелочи. И как бы она не сожалела и не бесилась невыносимо от поступка Инпу, она не могла представить другого исхода. Не видела иного будущего, кроме этого. И, пожалуй, в глубине души не мечтала о мире - считала его прекрасным, но не желала всем сердцем.

     Люция, рассмеявшись, ударила по дереву ладонью, осыпав ноги опилками и сухой корой. Разум метало из стороны в сторону, она мечтала о войне, вспоминая мир, она желала мести, скучая по крыльям, она ненавидела то, что с ней сделали, повторяя вновь и вновь, что она - совершенство. Безумие душило и терзало, и единственным спасением было несчастное дерево, такое податливое под ударами кулаков, такое хрупкое, покорное, мертвое. Глубокие борозды вырванной деревянной плоти впивались занозами через бинты, но успокаивали, заставляя не думать, не делать выбор, а просто, как мантру, повторять, что обязательно нужно после тренировки обработать руки. Смешно, но эта вечная забота о теле перетягивала душное одеяло мыслей с терзаний разума.

     И гарпия била, вымещая злобу, всю свою боль и безысходность. Она выплескивала отчаяние и сомнения, снимала с себя тяжелую ношу обуревавших ее чувств. Она знала - поддайся она своим терзаниям, и они поглотят ее целиком, сведут с ума, распнут в бездне разочарования.

     Лес позади зашевелился, и из него неспешно вышла белая львица, волочившая за горло тощую косулю. Люция, пригнувшись, метнулась к оружию и в ту же секунду направила заряженный арбалет на зверя. Но рядом с огромной кошкой показалась Ева, счастливая и даже отрешенная в своей радости. Гордо продемонстрировала Люции такие же тощие тушки зайцев, подняв их над головой. Бескрылая перевела взгляд с нее на львицу. Раз трусливая паучиха не боялась огромной кошки, значит, она - Химари.

     - Я не знала, что это - ваша вторая форма, - Люция положила арбалет под дерево и принялась разматывать руки. Дичь нужно было приготовить, а бинты в опилках совершенно не годились в пищу.

     Люция плюхнулась на землю возле нодьи, кинув рядом свернутые бинты, размяла ладони. Ссадины на ссадинах чесались, потертые костяшки пульсировали, растравленные сетью кровавых трещин и царапин от щепок. Достав из-за пазухи бутылек с облепиховым маслом, Люция экономно обработала раны. Фыркнув, отстегнула с пояса нож и положила на ногу. Разделать целую косулю! Чем они думали?!

     Химари доволокла за горло тушу до Люции и, разжав челюсти, села рядом.

     - Это так удобно - использовать немую форму, чтобы не мешать мне, - огрызнулась Люция, перетаскивая тощее животное за ногу к себе поближе.

     - Я не немая, - рыкнула львица чужим голосом, но тон был все тот же, надменный и горделивый. - Но если тебе так мешает, - и ворох черных волос осыпался с львиной головы, белая шкура опала, растворившись на плечах кошки молочно-белым кимоно. И вот уже на земле у костра сидела Химари в своем облачении.

     - Очень мило с вашей стороны, - Люция кивнула, проведя рукой по венам на горле косули. Мертвая. И бескрылая пустила кровь, сделав тонкий надрез на шее дичи.

     - Я помогу с разделкой, у нас мало времени, - Химари расстегнула и сняла наручи и повыше закатала узкие рукава наряда. Закрутила волосы и собрала в пучок на затылке, заколов парой игл. Бросила взгляд на растерянногопаучонка. - Ева, возьми из сумок хрен с солью и готовь паутину. Зайцев и глухаря отдай тигру.

      

     ***

     - Меня отпустили, вещи вернули и даже дали направление в госпиталь. Чей это приказ? - Кирана уперла руки в стол и требовательно глянула Рауну в глаза. - Лион нас помиловал?

     - Не совсем, - ворон вытащил из-под руки охотницы папку и пододвинул к себе.

     - Нас ровно девять, не хватает только одной - и будет полноценный отряд. Но мне не вернули полномочий Магистра, значит, я снова в строю, как солдат, - Кирана повела плечами, без привычного плаща ей было неуютно. - А еще Алису так и не вернули в темницу. Генерал избавился от нее?

     Ворон отложил перо и поднял на встревоженную охотницу глаза. Неторопливо оглядел ее с ног до головы, задержав взгляд на голом посохе за спиной. Разве она с ним ходила, когда была Магистром? Такое оружие за плащом не спрячешь. Видимо, это ее охотничий комплект - вместе с обычной формой, ножами в наручах и клинком на поясе.

     - Боюсь, что гораздо хуже, - отозвался Раун и кивнул на дверь. - Это она приказала вас отпустить.

     - Алиса?! - охотница побледнела, руки задрожали.

     - Генерал назначил ее исполняющей обязанности на время его отлета. И собрать отряд из конкретных охотниц было ее решением, - ворон пожал плечами и похлопал рукой по столу. - Если ты хочешь к ней зайти, оставь все холодное оружие здесь, я запишу и потом верну. Идет?

     - Посох деревянный, оставить могу? - хмыкнула Кирана, расстегивая ремешки наручей.

     Раун с сомнением оглядел черную палку за спиной охотницы. По уставу сдаче полагались только мечи. И даже ножи - всего лишь прихоть, ведь Раун понимал, что Кирана может Алису убить. С одной стороны, это бы решило некоторые проблемы. Алисе нет места среди охотниц, раз она так легко смогла убить их. Не то чтобы это было запрещено, она вольна была распоряжаться ими по своему усмотрению, и перебей она хоть десять отрядов где-то в другом месте, никто бы и ухом не повел. Но она упустила Люциферу, а такой обмен безумной ангелицы на двенадцать трупов хороших воинов - чересчур.

     С другой стороны, Лион вернется не скоро, и заменить его некому. К тому же, он дал ей личный приказ, и Раун даже не знал, какой именно. Не станет Алисы - и полетят головы, когда генерал вернется. Что, если он поручил ей что-то очень важное, и провала допустить никак нельзя?

     А если Алиса предаст Лиона, как и всю империю? Что тогда? Может, Кирана предотвратит беду?

     - Ну так? - охотница сложила оружие на край стола и выжидающе смотрела на секретаря.

     Что она, посохом ее убьет? Алиса - не маленькая беззащитная девочка, чай не даст себя обидеть.

     - Посох можно, - Раун кивнув и, достав из стопки бумаг журнал, принялся записывать визит Кираны и оставленные ею вещи.

     ***

     Алиса строчила приказы по шаблону, оставленному Лионом. Факсимиле с его росписью, правда, сильно мазалось, но выбора не было. Когда-то она уже занималась подобным - когда Люция была маршалом. Гарпии часто требовалась помощь, и она надиктовывала приказы и распоряжения.

     Самые важные бумаги Алиса давно уже закончила и успела проконтролировать их выполнение. Увы, даже на это времени едва хватало, и она то и дело поглядывала на кофейный сервиз на полке. Третьи сутки практически без сна давали о себе знать. Неудивительно, что генерал так пристрастился к бодрящему напитку.

     Охотница потерла глаза, ей казалось, будто в них песка насыпали. Ломило мышцы, старые раны ныли, мерещились посторонние шорохи. Алиса боялась встать, всерьез опасаясь, что закружится голова. Сперва нужно было все закончить, а потом и отдохнуть. Хотя бы часик, пока она снова не уснула на столе. Как Лион только выдерживал это? А ведь она и половины его работы не выполняла.

     Дверь распахнулась.

     - Я стучала, - на пороге появилась Кирана. Было непривычно видеть ее в форме и без плаща. Коричневая лента, приколотая к груди, как будто вернулаохотницу в прошлое. Алиса готова была поклясться, что Кирана не изменилась с войны ни капельки.

     - Да, заходи, - Алиса кивнула и с некоторым радостным чувством отложила приказы и стала искать бумаги для охотниц.

     - Неужели ты и правда думаешь, что мы будем тебе подчиняться? - прошептала Кирана, снимая со спины посох.

     - 'Вы' и 'вам', - одернула ее Алиса. - Я твой командир, что с твоей субординацией?

     - Нет, 'ты', - Кирана стала медленно обходить стол. - Охотницы присягнули мне.

     - Императрица подписалась под этой присягой? Или, может, ее советник одобрил? Или генерал при этом присутствовал и может подтвердить? - Алиса сложила нужные документы и постучала ими по столу, выравнивая. Краем глаза проследила, как Кирана опустила посох.

     - Мы сами так решили. А еще я обещала, что заставлю тебя испытать то же, через что и мы прошли. Через что прошла Хильда. Помнишь? - Кирана презрительно прищурилась, охотничьей поступью обходя рабочее место генерала.

     - Меня и так пытали похлеще вашего. Не думай, что ангелам было наплевать, что я потеряла два отряда и не уследила за третьим в округе Быка. Я уже понесла наказание, и не обязана перед тобой отчитываться. А вот ты - обязана следовать моим приказам, - Алиса резко встала и, опустив руку на клинок на поясе, исподлобья посмотрела на охотницу.

     - Ты мне больше не командир. Мы не дадим тебе нами командовать, - Кирана ногой оттолкнула кресло, расчищая место.

     - Я и так тебе не командир. Ты понимаешь это, или месть застилает тебе глаза?! - огрызнулась Алиса, вынимая извитый клинок. Она понимала, что бой неизбежен. - Я исполняю обязанности генерала, это тебе понятно?! Сейчас я - твой генерал, олениха ты упертая! - рявкнула она. Удар последовал в ту же секунду, но совсем не так и не там, где она ожидала.

     Кирана рывком повалила ее на пол и, заблокировав руки посохом, только сильнее стала давить на него, пытаясь задушить. Клинок выпал.

     - Я думала, ты не можешь быть еще хуже, чем ты есть! Но нет же! Ты умеешь удивить! Я уничтожу тебя, - шипела она, налегая на посох.

     Алиса попыталась поднять ее, и раньше бы ей это удалось, но теперь сильная усталость не давала даже на миллиметр сдвинуть с горла посох.

     - Дура! - выкрикнула она и, оттолкнувшись ногами, ударила Кирану коленями в спину. Она лишь немного ослабила напор, но этого Алисе хватило, чтобы спихнуть ееи, повалив на землю, отобрать посох.

     - Самодурка! - Кирана кувыркнулась от удара и вскочила. - Ты предала всех нас! Ради какой-то гарпии! Да мы в сто раз ценнее ее! Ты не достойна нами командовать!

     - Это не тебе решать, - огрызнулась Алиса и наотмашь ударила посохом. Еще раз, еще.

     Кирана заблокировала все ее удары.

     - Пытаешься драться, как твоя Люцифера? Я тебе не мальчишка, чтобы цацкаться и бахвалиться честью и достоинством! - охотница выбила ногой посох из рук Алисы и прыгнула на нее сверху. Опрокинула на пол и, схватив за запястья, вытянула руки. - И не надейся, что я отступлю!

     Алисы попыталась пошевелиться, но Кирана сидела на ребрах, не позволяя толком поднять ноги, и руки держала крепко.

     Клинок, где-то рядом падал извитый нож. Алиса попыталась отыскать его взглядом.И нашла - в нескольких сантиметрах от кистей рук, только бы дотянуться.

     - Я ненавижу тебя. Ненавижу! - Кирана больно схватила ее за горло и налегла всем телом на руку. Мир поплыл. Легкие стали захлебываться, паника накатывала все с большей силой. Алиса забилась под охотницей, чудом вырвала руку и, схватив клинок, взрезала им плечо оленихи. Но даже пальцы той не дрогнули, она будто даже не заметила. Из последних сил Алиса вонзила извитый клинок Киране меж ребер. Та на секунду лишь ослабила хватку, но, согнувшись от боли, продолжала душить.

     Потолок потек красками, генеральский стол закружился, растянулся, черный шкаф как будто падал. Как в тумане, на грани осознания Алиса пошевелила ногами. Шкаф с бумагами стоял у самых ступней. И Алиса вложила все оставшиеся силы в один лишь удар - в нижние перекладины и ножки шкафа.

     И он действительно упал, погребя под собой обеих охотниц.

     ***

     Алисе казалось, что она маленькая девочка - ящерка, беззаботно охотящаяся на болотных лягушек. Но это теплое ощущение быстро исчезло, и Алиса поняла, что с трудом дышит. Сперва ее обеспокоило, что дыхание давалось тяжело. Но потом обрадовало - дышит, значит, живая.

     Она открыла было глаза, но ее едва не вырвало. Мир на секунду мелькнул черно-желтым пятном.

     - Не шевелитесь, я уже вызвал медиков, - обеспокоенно проронил кто-то над самым ухом и облокотил лопатками о спинку кресла.

     Алиса приоткрыла один глаз, пытаясь вспомнить, что было в последние часы. Память пока не возвращалась.

     У стола лежала Кирана, кровь растекалась с ее бока по полу. Один из рогов сломан. Сапоги сняты, синюшние стопы неестественно вывернуты.

     С хрипом Алиса попыталась подняться, но Раун, вдруг оказавшийся рядом, снова осадил ее в кресло.

     - Говорю же, не шевелитесь!

     Она подняла на него глаза. Он выглядел обеспокоенным. Убедился, что она услышала, и направился к шкафу. Ловко поднял его и поставил на место, бумаги придвинул рядом.

     - Я... что... Рау, - Алиса пыталась спросить, что произошло, но слова отказывались складываться. Она помнила лишь, как Кирана душила ее, и ничего больше.

     - И молчите! У вас сотрясение, прекратите себя мучить. Медики придут, на ноги вас поставят, тогда и поговорим! - Раун осторожно подошел к Киране, присел и, приложив ухо к ее груди, прислушался к дыханию. И снова обратился к Алисе. - Ради Самсавеила, ждите медиков! У вас еще нога то ли сломана, то ли выбита, пару ребер точно сломали. Шея еще.

     - Мне... не... не больно мне... не... - едва слышно прошептала одними губами Алиса, силы отчего-то покидали ее.

     - Шок, мне ли вам рассказывать. Просто посидите, пожалуйста! - он бережно поднял охотницу на руки, стараясь причинить как можно меньше боли. Она все не приходила в себя. - Я отнесу ее медикам, а из госпиталя - на допрос. Этого больше не повторится, обещаю.

     Алиса тяжело посмотрела ему в глаза. Ее кольнуло недоверие к ворону, но она тут же его отмела. Лион доверял своему секретарю, значит, и она должна. Она кивнула было, но голову обратно поднять не смогла, стало слишком плохо. Услышала только, как Раун вышел.

     Боль медленно накатывала. Опухшая нога наливалась и начинала ныть, ребра словно били болью в хребет при каждом вздохе. Шея болела, в голове расползался желто-черный туман.

     На грани осознания она услышала шорох крыльев, приоткрыла глаза - белые халаты замельтешили перед ней и закружились. А потом вмиг исчезли, и она провалилась в пустоту.

     ***

     Приземлившись у постоялого двора 'Фенека', Хоорс привычно заглянул в конюшню, проверяя, на месте ли его любимый пегас. Он всегда брал именно его для визитов в волчью обитель. Сколько же прекрасных кошачьих тел перенес его верный помощник.

     Убедившись, что конь жив и здоров, Хоорс направился в дом, собираясь перекусить перед дорогой. Инпу редко жаловал его обедом, предпочитая вести дела за бокалом вина или пресловутого горького напитка, именуемого чачей.

     В доме была только лисица, дочь хозяина постоялого двора. Фенека подметала пол, напевая себе под нос, что, признаться, было сродни чуду, обычно девушка была хмура, но вежлива.

     - Ох, простите! - спохватилась лисица, заметив в дверях ангела, глянула на него счастливыми голубыми глазами, прижала к груди метлу.

     - Ты почему посреди ночи полы метешь? - Хоорс подозрительно склонил голову на бок, пытаясь понять, что напрягает его больше - бессонница Фенеки или то, что она выглядит иначе. Вроде все было, как всегда - синее платье в пол, слегка топорщившееся ниже спины от пушистого лисьего хвоста; рыжие, как пламя, волосы, собранные в тугой пучок за ушами.

     - Не спится. Я сейчас покормлю вас, погодите. И коня подготовлю, - лисица закивала, судорожно бегая глазами по сторонам.

     Было в ней что-то новое, совсем иное. Голубые глаза, обычно скромно выглядывающие из-под маски, теперь светились от счастья. Хоорс вдруг понял, что впервые увидел лицо Фенеки. И, кажется, это поняла и она сама. Вытянулась по струнке и, взявшись за юбки и метлу, побежала на кухню, прошептав под нос извинения.

     Хоорс задумчиво запустил пальцы в волосы, пытаясь услышать голос интуиции, шепот души. Он сел за первый же стол, развязал тугой белый воротник и сложил его на спинке стула.

     Фенека принесла салат и теплое лошадиное мясо, зажаренное до хрустящей корочки. Она больше не смотрела ангелу в глаза и спрятала лицо за старой маской. Молча подала столовые приборы и стакан с холодным квасом.

     - Приятного аппетита, господин Советник Императрицы, - склонила голову в поклоне и прижала к животу деревянный поднос.

     Хоорс кивнул и выложил на стол две монеты по двадцать тенши. И лисица тут же забрала их. Он знал, что его ночной обед стоит дешевле. Она знала, что он не примет сдачи. И обоих это устраивало.

     - Я подготовлю вашего пегаса к отлету, - она еще раз кивнула, присев в реверансе, и убежала, у самой двери повязав кожаный фартук поверх платья и оставив поднос.

     Хоорс остался один, терзаемый неясными мыслями. Неужели Фенеке привезли лекарства раньше срока? Или она всегда была такой, просто маску носила? Определенно, с лисицей что-то произошло. Но что?

      

     ***

     Хоорс пролетал над желтеющем в лучах солнца лесом, все еще думая о Фенеке. Словно очень необходимо было что-то понять. Он ловил мысль за хвост, пытался услышать неразборчивый голос интуиции, но она ускользала от него.

     Крылатый равнодушно разглядывал осыпающуюся перину осеннего леса, когда вдруг вспомнил о Люлю. Она ведь могла заявиться к Инпу как раз к его прилету, ведь убила же и Мерура, и Мерт. Все - как обещала. И стоит ли сомневаться, что и до волка она доберется?

     Но Хоорс сомневался, он давно понял, что безумию Люции не будет конца, и что оно же ее и погубит. Безусловно, ее ожидает лишь смерть и расплата за собственное самолюбие. Она всегда говорила, гордо вздернув подбородок, что она - совершенство, и сам Бог позавидует ей. Что ж! Она заплатит, Бог не терпит такого презрения и самовлюбленности. Она заплатит. И даже лекарством от пресловутой лепры ей не отделаться!

     Ангел вспомнил Фенеку без маски, милую лисицу с приятным лицом.

     'Неужели', - подумалось ему, - 'неужели она влюбилась?'

     И он неосознанно провел рукой по шее, повыше поднимая ворот, пряча следы жаркой любви императрицы.

      

     ***

     Хоорс, придержав поводья, с надменным видом повел коня к каменному пятачку посреди поляны. Несколько волков уже ждали его, готовясь стать охраной и провожатыми, девушка-кошка в изрядно потрепанной форме конюха тоже ждала, боязливо виляя полосатым хвостом. И стоило копытам жеребца коснуться земли, а крыльям сложиться вдоль тела, как она подбежала к нему и, осыпая Хоорса благодарностью за визит и извинениями за свою неловкость, предложила свою помощь. Ангел спешился, кинув поводья кошке, и та, ласково бормоча что-то коню, увела его с полигона.

     - Здравия желаю, - привычно бросил он волкам, но они отчего-то таращились на небо и были больше увлечены приближающейся крылатой фигурой.

     Это возмутило советника императрицы, но он тоже поднял голову и не поверил своим глазам. Черный Ястреб империи собственной персоной спускался с неба. Генерал был без свиты, без ленты с наградами через плечо. Как всегда собран и серьезен.

     Лион приземлился совершенно бесшумно, вытянувшись по струнке, и с глухим хлопком сложил массивные крылья. Судя по его удивленно изогнутой левой брови, он точно так же не ожидал увидеть Хоорса, как тот - его. Повисло мучительно тяжелое молчание между советником и генералом. Оба понимали, что визит каждого - сокровенная тайна империи. И каждый не мог понять, за чем прибыл другой.

     Тем временем волки оказались проворнее и сообразительнее, и целая колоннада окружной армии торжественно выстроилась от гостей к воротам города, из которого, сбивая ноги, бежал заместитель Инпу, то и дело покрикивая на сопровождавших его кошек.

     Хоорс медленно отдал честь перебинтованной рукой, пристально смотря генералу в глаза. Не мог бы Жоккару бежать быстрее?!

     - Добрый день, генерал, - запыхавшийся волк вытянулся и четким отработанным движением приставил когтистую руку ко лбу. - Добрый день, советник императрицы. Мы не ждали вашего визита, но спешим уведомить, что наш город полностью подавил бунт, и мы рады приветствовать вас на осеннем фестивале, - выдав тираду, он тяжело выдохнул. - Господин Инпу занят до вечера, и вас буду сопровождать я.

     Ангелы переглянулись.Хоорс решил уступить.

     - Мое дело может подождать, сперва вы, я зайду к Инпу завтра, - он галантно поклонился генералу в пояс, заодно пропуская его вперед себя.

     И процессия сдвинулась. Одна из кошек, облаченная в пестрый наряд гейши, мило улыбнулась черными губами генералу, похлопала янтарными глазами в обрамлении алых теней и ловко пристроилась у локтя, провожая в город. Точно такая же кошка совершенно незаметно оказалась по правую руку от Хоорса и, потупив взгляд, ненавязчиво коснулась локтя. Кивнув, ангел позволил ей взяться удобнее и увести в шумный город. Жоккару последовал за ними, замыкая процессию.

     Все волки, как один, стояли навытяжку, отдавая честь генералу. А Хоорс блаженно улыбался. За чем бы ни прибыл Лион, он это выяснит! И, быть может, ему удастся вывести предателя на чистую воду. В том, что генерал предал императрицу, у него не было сомнений. Один, без свиты ангелов, не предупредив волков. Он точно что-то задумал. И наверняка позаботился о прикрытии так, что не подкопаешься. Эту загадку стоит разгадать как можно скорее. Или же ход конем будет вернее и надежнее?

     Немало нагрешил я на своем пути,

     Но все же светится надежда впереди:

     Мне нынче плохо так, что худшего не жди.

      

     Химари бодро забиралась по отвесному склону, тигр плелся позади, но и не отставал. Где-то вверху маячили кошачьи домики с резными изогнутыми крышами.

     Люция и Ева, должно быть, были уже в городе, и, что вполне вероятно, сейчас изумленно шатались по улочкам, разряженным к празднику. Осенний фестиваль, о котором кошка услышала краем уха, перестал быть даром пришедшей Зиме. И то, не было больше жертв, на разрушенных алтарях теперь выстроили кабаки да таверны, а сами шисаи нынче прислуживали пирующим, а не вселяли благоговейный ужас. Химари там было не место. Даже если бы ее не узнали, то определенно всыпали бы плетей хотя бы за то, что служанка отбилась от чьих-то рук. Устраивать побоище было чревато, в городе собрались волки со всего округа, набившись в городишко, как в муравейник. Но в этом был существенный плюс - Люция с паучихой могли слиться с толпой, сойти хоть за циркачей, мало ли кого принесло на фестиваль.

     Химари планировала попасть в город с окраины, где жили слуги волчьих стай. Даже дрожь брала, насколько мерзким и неестественным это казалось, ведь когда-то волки и кошки были равны, и бойня отряд на отряд была лишь фестивальным развлечением и способом умерить конфликт. Это злило невыносимо, но Химари не готова была снова вставать за свой народ, слишком старой и слишком усталой она казалась самой себе. Пусть лучше новое поколение вершит революции, но никак не она.

     Химари осеклась, споткнувшись о деревянную игрушку. Наклонившись, подняла с земли разбитую неваляшку в виде кошки, осталась только голова с погрызенными ушами, верхние лапы и спинка. Что-то екнуло в груди, и меланхолию с тоской смело и разбило вдребезги. Сердце заколотилось бешено, отдаваясь глухими ударами в ушах и висках, во рту пересохло. Неваляшка определенно принадлежала ее дочери, кошка даже помнила, как ругала ту за глубокие борозды от когтей на спинке игрушки. Задрав голову, Химари всмотрелась в виднеющийся наверху дом с серой крышей. Он определенно принадлежал когда-то ей. Кошку разрывало от желания бежать прочь и снова войти в свой сад, навестить место, навсегда обрекшее на одиночество. Прижав неваляшку к груди, она уверенно зашагала по склону.

     Остановилась почти у самого верха и взглянула на сияющий город в стороне. Как жаль, что она не сожгла его дотла.

     Обернувшись, Химари сделала шаг и по колено провалилась в высохший ручей, двадцать лет назад он еще тек вниз по склону. Фыркнув, кошка выбралась и поспешила наверх, но стоило ей только коснуться рукой края обрыва, как на нее навалилась невыносимая тяжесть. Она прекрасно понимала, что ждет наверху, ведь она так и не вернулась сюда после той ночи, так и не взглянула на свой дом ни разу за двадцать с лишним лет.

     Тигр боднул в локоть и, схватив зубами за наручи, увлек за собой, насильно затащив наверх. Поднявшись, Химари огляделась. Все сильно изменилось за два десятилетия. Теперь ее дом был на самом краю, а все остальные кошачьи жилища держались от него подальше, как от проклятого. Все пришло в запустение. Все, что могло упасть - упало, что могло сгнить - сгнило. Все рассыпалось, покосилось, рухнуло. Дом все еще стоял, хоть и дрожал и выл от каждого ветра, от сада же теперь не осталось даже видимости, он зарос и больше походил на густой лес; калитка скрипела где-то вдалеке, ее даже не было видно из-за кустов.

     Тигр, шумно обнюхивая землю, направился прямиком к порогу. Сжав неваляшку покрепче, Химари, едва дыша, пошла за ним.

     Трава под ногами доходила до колена, цеплялась крапивой за полы кимоно, приминалась от каждого кошкиного шага. В кустах сверчало, а где-то вдалеке гудел пирующий город.

     Раньше Химари верила, что все будет хорошо. Что в этом мире для нее обязательно найдется свой райский уголок, свой кусочек счастья. Всем сердцем верила! А все пошло наоборот. Ну почему разбивалось абсолютно все, чего она касалась? Почему оно рушилось? Почему от убеждений оставались одни лишь осколки? Почему эта жизнь постоянно, раз за разом, хотела ее сломать? Может, ей это удалось. Химари казалось, что она проиграла. Она вдруг так отчетливо осознала твое поражение, что захотела взвыть раненым зверем. Все-все она потеряла. Все разрушила. Все уничтожила. Империя не пошла бы крахом, будь она рядом с отцом на войне. Ясинэ была бы жива и не дала бы ангелам сесть на трон, не убей она ее. Сейрен прожила бы дольше, решись Химари прийти ей на выручку вовремя. И дети были бы с ней, вернись она тогда, двадцать лет назад, хотя бы на полчаса раньше, хотя бы на четверть часа. До чего же было горько и обидно. От злобы на саму себя Химари швырнула обломанную игрушку в ступени, разбив ее окончательно. До крови прикусила губу от невыносимой боли и бросилась в дом.

     Распахнула деревянные двери и свернула по коридору. Ее несло по хлипким половицам в самую дальнюю комнату с видом на городские огни. Она ворвалась в нее, утирая кровь с губ, с силой открыла высокий шкаф. Рука сама потянулась за темным шелковым кимоно на вешалке. Сглотнув подступивший к горлу мерзкий ком, Химари вытащила его и, встряхнув, накинула на плечи. Укуталась в него, словно промерзла до костей, вжалась, запахивая ткань в несколько оборотов. Оно все еще терпко пахло горьким шоколадом.

     С дрожащими губами оглядела комнату, любимая спальня была такой чужой и родной одновременно. Круглое окно почти на всю стену, из которого так приятно было смотреть на город и горы вдали, дрожало от натиска ветра. Просторная пышная кровать, на которой было так здорово валяться и ни о чем не думать, покрылась толстым слоем бархатной серой пыли. Шкаф затянуло паутиной. Посильнее укутавшись в кимоно, Химари вышла из спальни и через весь коридор медленно побрела в сад, волоча за собой слишком длинное мужнино кимоно.

     Тигр лежал у порога, лапой лениво покачивая уцелевшую голову сломанной неваляшки. Он только глянул на вышедшую кошку и снова вернулся к своему скучному развлечению.

     Химари, сжав в ладонях ворох шелковой ткани, упивалась ароматом горького шоколада. Пусть Хайме не было с ней, но этот запах успокаивал, придавал сил и был путеводной нитью между ее жизнью и его смертью. Глубоко вздохнув, она пошла по каменной тропинке, почти полностью утонувшей в траве, к своему заветному месту, самому сокровенному, полному воспоминаний и глупостей.

     За садом, превратившимся в густые заросли, было маленькое озерцо, когда-то полное воды. Теперь же оно опустело, а два скелета рыб были засыпаны землей и обломками развалившегося мостика. Обойдя его, Химари вышла на поляну, где у самого края обрыва росла могучая старая яблоня. Когда-то муж посадил ее из священного семечка, пообещав беречь Химари, как ее. С самой большой ветки спускалась качель - три дощечки, скрепленные вместе и подвязанные толстой веревкой. Кошка подошла к дереву и, обняв огромный ствол, припала всем телом. Обернулась, глядя на наливающийся закат. И даже усмехнулась, кутаясь в шелковое кимоно. Все будто по-старому, закрой глаза и поверь, что ничего этого не было, что только вчера был семейный ужин, все были живы, счастливы. Улыбнувшись, кошка присела на край качели и оттолкнулась в пустоту. Веревки заскрипели, но выдержали.

     Химари помнила, как Хайме качал ее здесь такими же осенними вечерами. Она делала вид, что ей все равно, что ей наплевать на его старания, хотя ей безумно нравился свистящий в ушах ветер. Хайме подхватывал ее, невесомую, и поднимал в воздух, усмехаясь. Он твердил 'Я знаю, что тебе нравится'. И она сдавалась, заливаясь смехом.

     Кошка помнила, как он бесшумно подкрадывался к ней, когда она сидела на самом краю, наваливался сверху, а она возмущенно пищала и грозилась порвать его в клочья. Хайме никогда не слушал угроз, позволяя себе щекотать ее и трепать прически, которые она делала несколько часов.

     Он забирался на яблоню и дразнил ее оттуда - 'Что ты за кошка?! Лазить по деревьям не умеешь!'. И она шипела, нервно снимая пять слоев одежды и забиралась к нему в одних штанах, кидалась душить с криками 'Облезни! Чтоб ты грохнулся!'. А он накрывал ее сверху своим кимоно и крепко обнимал, не давая брыкаться.

     Сколько же терпения и прощения было в нем, что он выносил ее несколько веков, и все так же любил, все так же баловал и заботился.

     Хайме срывал самые красивые яблоки и дразнил ее, поднимая их выше головы. И она прыгала возле него, едва доставая до плеча. Он думал, что злит ее. Но Химари знала, что один удар, и это яблоко она будет грызть, сидя на его спине и не давая даже пошевелиться. Но все равно продолжала прыгать, возмущенно мявкаяи повторяя 'Отдай! Отдай!'.

     Химари с силой стиснула собственные плечи, вдохнув запах горького шоколада. Хайме больше не было. Никто больше не обнимал и не целовал. Она никому и никогда не была нужна так, как ему. Сейчас она это понимала. Вот только теперь, когда она так нуждалась в нем, в его любви, в его тепле, его не было рядом. И никогда не будет. Больше никто не укроет ее плечи и не станет дразнить яблоками. Больше никто ее так не полюбит. И больше никого на свете она не сможет любить так же, как его.

     С самой верхушки могучей яблони сорвалось спелое яблоко. С шорохом листьев промахнуло мимо ветки с качелями и упало кошке в ладони. Химари провернула его в руке, любуясь, как отливает лиловым бок зрелого яблока в слабых лучах уходящего солнца. Наливное, пунцово-алое, твердое. Кошка улыбнулась теплым воспоминаниям и откусила кусочек. Ей казалось, что с того света муж преподнес ей лакомый подарок.

     Но пора было идти и, ловко соскользнув с качели, Химари направилась обратно к дому.

     Напротив самого входа полулежал, облокотившись на старое дерево, обглоданный временем и насекомыми скелет. Ржавый клинок торчал меж сломанных ребер, навсегда пригвоздив к земле. Черепушка держалась лишь на высохших связках, одежда, изъеденная молью, висела грязными выцветшими тряпками. Истинная неумолимая мощь природы - даже трава проросла сквозь тело, почти полностью скрыв в своих зеленых объятьях. Не будь меча, и никто бы не заметил труп. Химари шагнула было, но, споткнувшись, остановилась. Под ногами в траве и мхе угадывались кости от осыпавшихся крыльев. И даже вышитый императорский герб на форме скелета вторил все то же - мертвый ангел в кошкином саду пролежал больше двадцати лет. Глубоко вздохнув, Химари коснулась пальцами навершия меча в виде кошачьей головы. Самый любимый клинок ее дочери, драгоценный подарок на первое воскрешение, теперь был просто ржавой железкой. И до того это стягивало грудь изнутри, что не было сил даже плакать. Они убили ее! Убили! Убили! Они забрали прекрасную Тору, и даже в уцелевших архивах о ней не было ни слова. Ни о ком из них. Ни о дочери, ни о сыновьях, ни о муже. Сколько ни билась Химари, она не нашла ничего. И никого, кто бы мог знать. Словно их никогда и не существовало. Словно целых столетий просто не было.

     Вот только ржавый меч торчал из земли, всем своим существом доказывая, что было. Там же, в траве, лежало и другое оружие, навеки потерявшее своих хозяев. Драгоценные, самые любимые, дети были просто мертвы. И даже не здесь, а где-то так далеко, что не достать, не узнать, и даже не похоронить.

     Может, Химари и смогла успокоиться, качаясь над пустотой обрыва, но вид меча Торы вернул ее в тот день.

     Она опоздала. Возвращаясь с идеально выполненного задания, услышала лишь рык сына, Райги, бросилась со всех ног через деревню, так предательски зашторившую окна. Сломала калитку, помяла кусты, кинувшись зверем сквозь них. Но когда оказалась на поляне у дома, Райги не было. Вся трава была усыпана его стрелами, деревья были изранены, и разбиты окна. Но сына не оказалось. И больше никто не кричал.

     Аромат пролитой крови бил в нос, вымещая все другие запахи. Алая лужа на ступенях пахла дочерью Торой. На сломанных перилах висело ее порванное кимоно, залитое кровью. От ступеней по траве вели следы, а под деревом, пригвожденный клинком, полулежал ангел. Химари бросилась за дом. И вместо вороха стрел увидела лишь поле окровавленных и сломанных копий. Каждое из которых принадлежало второму сыну, Тайгону. Но и его не было тоже. Только еще один крылатый труп ждал кошку. Стойкий запах смешанной крови мерзко ударил в нос. Химари различала и кровь Торы, и Райги, и Тайгона, и Хайме. Катан мужа на земле не оказалось, но его присутствие было заметно и без того. Еще двоих ангелов кошка нашла в лесу, с переломанными крыльями и вспоротыми животами.

     Она метнулась назад, жадно впитывая каждый звук, каждый шорох. Скрипнула дверь дома с парадной стороны, и кошка ринулась туда. Но когда она оказалась по ту сторону дома, было поздно. Крылатый взмыл в воздух с тяжелой ношей. В ворохе шелковых кимоно, который он мешком держал в руках, кто-то был.

     В считанные секунды Химари вернула себе человеческую форму, вырвала из земли копье сына и с силой метнула в ангела. И промахнулась. Он взмыл в лучах заката и исчез в облаках. Кошка не знала, унес ли ангел ее дочь или кого-то из сыновей, или поверженного мужа. Но она осталась одна посреди зелено-алого сада с четырьмя крылатыми трупами.

     Металась, кричала, звала своих детей. Но сад был тих. Ни следов у обрыва, ни капли крови за пределами сада. Ничего. Никого. В доме - пусто, кухня была напрочь разгромлена, деревянная мебель раскромсана, шкаф дочери перевернут вверх дном, коридор залит кровью, и не разберешь, чьей.

     Она вернулась к ангелу, убитому Торой, ногой расправила нашивку на его груди. Личное подразделение императора, элитный отряд. Сердце рухнуло в пятки. Ее разум, наконец, смог осознать, что она потеряла семью. Столько крови, а земля еще чавкала от нее под ногами, не могло принадлежать живым людям. Они мертвы. Если не умерли от потери крови, то их забрали и так же, по небу, унесли в никуда.

     Химари, как кукла, на немых ногах доволокла свое едва живое тело до угла дома. Ветер трепал валявшееся на земле кимоно. Как всегда, темно-фиолетовое, без узоров и рисунка. Она сгребла его в охапку, и медленно понесла в дом.

     В голове зияла пустота. Ни мыслей. Ни чувств. Боль вытеснила все и исчезла сама.Кошка, медленно волоча ноги, поднялась по ступеням и вернулась в дом. В голове билась безумная мысль - нужно повесить кимоно Хайме, зачем он вещи разбрасывает? Нужно вернуть наряды Торы в шкаф, и то кимоно со ступеней постирать, что за безалабернаялигрица. И пусть мальчики уберут свои игрушки, опять устроили бардак в саду. Она замерла перед огромным зеркалом в конце коридора. Оно треснуло еще во время нападения и почти на треть высыпалось на пол. Но с него на Химари смотрела другая львица. Страшно распатланная, с размазанной по лицу косметикой, в криво висящем на плечах кимоно. Сильно прижимала к груди ворох лилового шелка, пачкая свой серый наряд кровью. Она была в ней с головы до ног. Белые лапы вымазаны по щиколотку, и ни клочка чистого меха. Руки в крови, лицо в потеках. Нет, то была какая-то другая кошка, не Химари. По щекам той текли слезы, но ведь их не было, Химари не чувствовала их. Провела рукой по щекам и поднесла к губам. Мокрая ладонь дурно пахла кровью Хайме. Пустота в душе заныла, разум забился в застенках отчаяния, его голос слабел, пока не стих вовсе.

     Химари выронила кимоно. Невыносимо хотелось заполнить зияющую дыру внутри. Все вторило внутри нее - 'Ангелы убили детей, мужа. Они убили их. Убили...'.

     А она все смотрела на свои руки, переставая их узнавать. Кожа стала трескаться на глазах, и лиловые полосы, мелкие черточки, растравливая каждый сантиметр плоти, охватывали все ее тело. Ясинэ говорила именно об этом, повторяя, что Химари слишком сильно сдерживает себя, не давая силе Самсавеила поглотить целиком. Вот только теперь у кошки не было сил сдерживаться. Никаких сил не было.

     Зеркало треснуло окончательно и, съехав, разбилось на тысячи осколков. В последний раз кошка взглянула в глаза незнакомой львицы, но это была уже даже не она, а чудовище с дикими глазами.

     Сама не своя, Химари ушла из дома. У калитки вынула парные мечи. Она рычала, била стекла, ломала двери. Спрашивала каждого, почему они позволили этому случиться. Как могли они прятаться, пока ангелы убивали ее семью. Но все бежали от нее, крича, что сам дьявол пришел по их души. Она гналась за ними всеми, вокруг нее все трещало и звенело. Кто-то кричал 'Пожар', и деревня вокруг была объята лиловым пламенем, и сколько ни туши его, оно лишь разгоралось и поглощало все и вся.

     ***

     Химари провела пальцами по острым кошачьим ушам на конце клинка Торы. После того дня она не возвращалась больше в свой сад.

     Она вообще мало что помнила после того, как вышла из дома в кошачью деревню и волчий город. Воспоминания были даже не в тумане - они словно напрочь стерлись из памяти. Кошка очнулась тогда посреди пепелища совсем одна, чувствуя себя едва живой, будто она умерла, и теперь вернулась к жизни. Вот только это и так была девятая жизнь, не могло быть никакой смерти и воскрешения.

     Химари не сразу поняла, что потеряла все, что было действительно дорого. Ее душила всего одна мысль - отомстить. За ней пошли кошки, лишившиеся крова и своих господ, за ней много кто пошел. Стоило лишь напомнить, что она дочь императора и шисаи, наследница самой Ясинэ, как целая армия поднялась на защиту ее чести и во славу мести.

     Вот только месть осталась незавершенной. Маленькая девочка, любимая дочурка императора, которую она так жаждала уничтожить у него на глазах, чудом, но выжила. Эта маленькая дрянь заняла на троне место своего отца, приказавшего убить семью Химари. Спасибо Люцифере и низкий поклон ей за это! Чокнутая императрица из года в год, из месяца в месяц приходила к ней устраивать театр в честь своей горькой утраты. Лицемерная идиотка! Кошка потеряла детей, и после этой боли вынуждена была слушать, как страдает юная императрица без отца и матери. Да знала бы она, что это - никогда их и не иметь! Знала бы она, чего стоит умение убивать. Если бы только она на своей шкуре испытала, что значит - терять самого любимого человека и родных детей! Самовлюбленная эгоистичная тварь!

     Химари пинком отворила калитку, как же зла она была. Как же хотелось шею свернуть четырехкрылому куренку! Но это бы не вернуло ей ни Хайме, ни любимую Тору, ни даже сыновей. Уже было слишком поздно.

     Кошка побольнее закусила губу. Сейчас она могла только помочь той, что лишила ее возможности отомстить. И ее маленькой зверушке, видевшей в глупой машине для убийств чуткую ранимую душу. Химари встрепенулась. Раз она еще не сдохла окончательно, значит, у шестикрылогоСамсавеила были на нее свои планы.

      

     ***

     Кошки проходила между домов с дорогими женскими нарядами, стопками юбок и жесткими, громыхающими на всю улицу, каркасами под платья. Служанки-кошки обменивались косметикой, красили друг друга, подражая старой моде на гейш.

     Волчицы в пышных нарядах сновали по улицам, брезгливо морщась просто оттого, что им пришлось побывать в районе кошек. Их служки носились за ними с вещами и украшениями, что-то лебезя. Были здесь и не только волки, но и олени из соседнего округа, телицы, косули, змеи. Разряженные под цвет окружных флагов, пестрые яркие пятна на фоне серых улиц.

     Химари, насупившись, стала присматриваться к девушкам, выискивая подходящих жертв. Охота, так охота. И она, пританцовывая и насвистывая старую фестивальную песенку про маленьких волчат, пошла по улочкам, приглядываясь к каждой паре - красавица и кошачья служка. Больше всего она уделяла внимание платьям, выбирая среди них подходящее. Одно было слишком узкое. Другое слишком короткое. Слишком розовое. Слишком кружевное. Слишком нелепое. Химари кусала ноготь и искала-искала-искала.

     Будь весел! И гадать до срока ни к чему

     На радостный рассвет, на горестную тьму.

     И небо-колесо не ведает, ему

     Проехать мимо иль по сердцу твоему.

      

     Люция сняла Еву с коня и, поставив на землю, удостоверилась, что девочка вполне может стоять на ногах. Все же, идея ехать с ней верхом на одном коне была не так уж плоха.

     - Позволите? - из-под ее руки высунулась мальчишечья кошачья мордашка, и он ловко отобрала поводья.

     Кажется, Люция научилась отличать в толпе хвостатых и ушастых созданий волков от их слуг. Уж больно похожими были их уши и хвосты на первый взгляд. Вот только разница была смутно понятна с непривычки. Кошки обладали чуть другой мимикой - раскосые глаза смотрели слишком живо, слишком откровенно и даже болезненно. Словно искали в каждом госте, не принадлежащем клану псов, утешения, понимания и хоть маломальской поддержки. Люции казалось, что протяни она руку, и они потрутся об нее щекой, замурчат, благодарно принимая ласку.

     Волки смотрели иначе. Почти неживые глаза словно пронизывали насквозь, вся их мимика была как будто сконцентрирована на губах - они непрерывно что-то говорили, потявкивали или жевали. Беспокойно махали хвостами и постоянно тянулись к оружию на поясе, будто готовы были ввязаться в любую драку. Но не было в их беспокойстве ничего схожего с нервным напряжением кошек. Они были хозяевами на осеннем фестивале, на празднике жизни.

     К тому же, волки были единственными, кто позволял себе еще засветло пьяно выть по углам. Их гостям и слугам это было как будто непозволительно.

     Последний раз такое разнообразие народов Люцифера видела на все том же осеннем фестивале, но больше десяти лет назад. Принимающим округом был край Осьминога, и Люцифера все ноги сбила по борделям и тавернам. А когда совсем обессилела, и мысль провожать осень в рыбацком городе, пропитавшимся запахами гнилых водорослей и рыбьих потрохов, стала удручать - просто просидела на пирсе до рассвета.

     Видимо, в этом году была очередь края Волков. К ним на фестиваль собрались гости из соседних округов - пару раз в толпе маячили ветвистые оленьи рога и каштановые наряды их хозяев. Барышни с веснушками мило перешептывались, и их мягкие уши дергались на каждый шорох. Невысокие зайцы с пышными прическами и разномастными головными уборами то и дело гляделись в зеркала, недовольно дергали звериными носами и старательно прятали длинные пушистые уши.

     Совсем немного было лис. В рыжих меховых плащах они казались опавшей листвой, самой осенью, с которой сегодня прощались.

     Не было видно слуг царицы змей. Они, должно быть, все еще скорбели по своей госпоже. И были настолько убиты горем, что не прислали и цветов - все вокруг пахло осенними полевками и бархатцами, но совсем не орхидеями.

     Что особенно злорадно позабавило Люцию - слуги Мерура на праздник явились. Полнотелые телицы возмущенно мычали, распихивая окружающих, и томно хлопали длинными-предлинными ресницами. Их изумрудные наряды как всегда были чересчур откровенными и необъятными. 'Баба-чайник' - вспомнилась гарпии старая шуточка.

     Статные, широкоплечие медведи в черных шкурах возвышались каменными глыбами у таверн ос, торгующих медовухой и сотами. Угрюмо поглядывали на окружающих и своих балованных детей.

     В толпе шныряли худые хорьки, воровато оглядывали окружающих и, словно прицениваясь, цокали языком. Но куда бы они не нырнули, везде были ушлые волки. А кошки, приставленные к гостям-дамам, шипели и демонстрировали длинные острые когти, предупреждая, что не позволят испортить праздник.

     - Смотри-смотри! Бочка с девочкой! - взвизгнула Ева, пальцем тыкая куда-то в толпу.

     И впрямь, у кабака возле ворот стояла бочка в метра полтора высотой, и в ней действительно была девушка. В одной лишь рыжей тряпочке, несильно скрывающей грудь. Сине-зеленый цвет волос дурно сочетался с венком из осенних цветов, а с яркими губами навевал вполне конкретные мысли. Девушка, воркуя, ухватила юношу-оленя с маленькими рожками за локоть, потянула на себя и, хохоча, впилась в губы. Он с трудом вырвался и начал упрашивать его отпустить, силясь разомкнуть ее пальцы. Он даже увлек ее по пояс наружу, и все смогли лицезреть грубые борозды жабр на ребрах красавицы.

     - Это не девочка, а ночная рыбка, не смотри туда, - и Люция за косичку развернула паучонка в другую сторону.

     - Оплата после фестиваля, без денег коня не отдам, - все тот же кот-конюх щелкнул пальцами, привлекая внимание Люции, очевидно уже не первый раз.

     - Да-да, хорошо, - кивнула она, уводя Еву в толпу.

     - Смотри, пчелка! Или оса. Шмель? Шершень? - Ева запнулась, раззявив рот у ароматной пекарни.

     Над ней, беззубо улыбаясь, склонился полноватый чернокожий мужчина. Желтая плоть на сочленениях рук и такой же желтый мех, выбивающийся из-под рубашки, определенно говорили в пользу первого варианта, но Ева не знала наверняка. Он продавал сладости, и, пока Люция отвернулась, дал паучихе медовую конфету. Она тут же развернула ее и сунула в рот, боясь, что гарпия не разрешит. Но та даже не заметила.

     - Пойдем, - и снова потянула за тугую черную косу.

     - А вон там тетенька бобер! Смотри, тот дядя с большими клешнями косится на тебя! А вон еще одна выдра и дяденька выдра! Или не выдра? Они такие милые!

     - Прекрати так кричать, - подтянув паучонка за ухо, прошипела Люция.

     Ева покорно замолчала. Хватило ее, правда, ненадолго. Стоило им вдвоем попасть в центр города, как новая порция удивления забила из девочки просто фонтаном. И она бегала от лавки к лавке, изумленно таращилась на товары и вслух обсуждала совершенно все, что ее будоражило. Будь то маленький прыткий тушканчик с длинным хвостом, раздающий приглашения, или яблоко в липкой карамели на палочке, подаренное хозяином лавки сладостей за искреннее восхищение. Провидицу привлекало все, глаза разбегались, а руки тянулись к каждому встречному. Они не отталкивали ее, не смотрели косо, не отшатывались, увидев серп паучих глаз и руки. Они не воспринимали ее как страшного ребенка, приветливо улыбались и вторили вслед комплименты и благодарности. Она не чувствовала себя ненужной.

     - Тш-ш! - шикнула Люция, увлекая Еву в переулок. - Мы не на праздник пришли. Мне нужно узнать, где находится глава города - волк Инпу. Поэтому мне придется оставить тебя и пойти искать его и место, о котором говорила Химари. Поняла?

     Ева, вдруг осмелев от новых впечатлений, уперла руки в бока.

     - Спорим, что я все узнаю?

     В мальчишеском наряде она казалась той еще маленькой разбойницей.

     Люция подавилась смехом.

     - На что спорим? - и протянула Еве руку.

     - Что ты будешь носить его всегда! А мне что-то свое дашь! - и с этими словами паучонок ловко завязала на запястье Люции шнурок.

     - Что? - ошарашенно спросила та, но девочка уже растягивала на пальцах паутину. Люция покачала головой, совершенно не веря, что паучонок справится, такая задача казалась трудной даже для нее самой.

     Но провидица сосредоточенно выплетала на пальцах узор и, напевая себе под нос кошкину песенку, всматривалась в серебристую паутину. Люция, подняв к глазам руку со шнурком, фыркнула себе под нос. Ну и что же хочет глупая паучиха взамен?

      

     ***

     Люция торопливо шагала по освещенному ночными огням городу, крепко держа Еву за косу, чтобы не потерять.Паучонок была полностью поглощена новым подарком - осколком обсидианового меча. Ей очень нравилось, как отливает неровный край. Или дело было не в самом обсидиане, а в подарке? Люция сказала, что осколок застрял в ее спине, когда она рубила крылья. Впрочем, Ева была довольна. И даже мельком рассказанная история ее нисколечко не смутила. Напротив, теперь она очень трепетно держала обломок с нож длиной, прижимая его к груди.

     Город был переполнен звуками и криками, а от бесконечных платьев и вездесущих кошачьих ушастых лиц становилось дурно.

     Люция разглядывала вывески, постоянно подтягивая Еву за косу к себе поближе. И таверна с глупым названием 'Хиро' нашлась возле самого транспаранта, яркими буквами вещавшего, что осенний бал-маскарад пройдет именно на этом пятачке земли. Люция, оглядевшись, запомнила местоположение, напротив - цветочная лавка с чернокожей женщиной с солнечно-желтыми волосами, еще одной пчелой. Рядом лавка с разноцветными фонариками и печеными яблоками. Умом-то Люция понимала, что такой 'пейзаж' во время фестиваля мог быть практически везде, но уж место проведения осеннего танцевального праздника она должна была узнать.

     Лишь мельком заглянув на территорию маскарада, Люция увидела между полосатых шатров серо-сизые крылья. Она бы узнала их владельца везде. Сомнений быть просто не могло - Хоорс пришел на фестиваль. Зачем? Почему? Но факт был фактом, ангел был здесь. Он даже обернулся, словно почувствовав на себе ее взгляд. Точеный профиль в обрамлении пепельных волос - вне всяких сомнений, это был он. И Люция даже вжала голову в плечи, словно в такой толпе ее можно было разглядеть.

     - Ищи Химари, - наклонившись, шепнула Еве, увлекая ее к порожкам таверны. Сил не было вглядываться в пестрый ужас абсолютно одинаковых разряженных гейш.

     У самых ступенек Люция присела и помогла Еве забраться ей на шею, ловко подсадив. Даже если эта идея пугала паучонка, а ездить верхом на том же коне она боялась панически, то на плечах Люции она сидела спокойно. Спрятала во внутренний карман куртки драгоценный подарок и, обхватив холодными руками лоб Люции, неловко спросила:

     - Идем?

     Люция поднялась со ступенек и поспешно вернулась в поток людей.

     Они прошли довольно далеко, но, сколько ни спрашивала Люции, нет ли где Химари, Ева отвечала, что не видит ту. Это жутко нервировало, но когда у Люции практически кончилось терпение, она почувствовала, как неловко ерзает Ева, высматривая кого-то в толпе.

     - Смотри, кажется, она. Да? - наклонившись так, чтобы встретиться с Люцией глазами, прошептала она.

     - Я не вижу, - пробурчала Люция, отмахиваясь от паучьей косички.

     - А ее слышно.

     Действительно, самый звонкий крик кошки был очень похож на Химарин. Она расталкивала народ одним только голосом:

     - Пропустите! Я несу вещи своей госпоже! Пустите, моя милая госпожа ждет меня!

     Ева засмеялась в кулак и, наклонившись, свесилась перед лицом Люции снова.

     - Госпожа - это она имеет в виду тебя.

     Люция отмахнулась, пытаясь разглядеть Химари. Но все окружающие кошки были абсолютно одинаковыми, а пестрые наряды путали неимоверно. Как вдруг она ее заметила - в том же кимоно, но без доспехов. С изящно заколотыми волосами и парой ярких гребней. С черными, как у всех остальных кошек, губами и подведенными алым глазами. С огромной плетеной корзиной перед собой. Кошка, на цыпочках выглядывая из-за людей, тоже увидела их. Сперва Еву, которая махала ей руками, а потом и саму Люцию. Взглядом указала на переулок между лавками с цветами и деревянными поделками. И Люция с Евой двинулись туда.

     - Ты уже нашла 'Хиро'? - деловито спросила Химари, поравнявшись с ними у лавочек.

     - Да, нужно будет дальше пройти. Только на кой-нам таверна? - придерживая Еву за ноги, пробурчала Люция, и стала снова выискивать вывеску маскарада.

     - Нужно где-то оставить Еву и моего тигра, это слишком опасное мероприятие, - фыркнула кошка, поудобнее подхватывая объемную корзину с вещами.

     - Боюсь, если я хотя бы достану лекарства от лепры, нам придется не очень-то весело, и, прямо скажем, тяжко. Это государственная измена, и мы быстро загремим в пыточные камеры. Это вам не постоялый двор посреди безлюдного поля, это центр волчьего города, - возмущенно начала было Люция, но кошка прервала ее, шикнув.

     - Как и в любом городе, они принимают тенши.

     - Что? Где вы их украли? - Люция боком двинулась на другую сторону улицы, против потока было жутко неудобно идти.

     - Не твое дело. Шагай в таверну, только Еву снять не забудь, потолки здесь везде не ахти, - и, вынырнув перед Люцией, кошка продолжила вещать свое нелепое: - Пропустите! Я несу вещи своей госпоже! Моя милая госпожа ждет меня!

     И все действительно расступались. По крайней мере, кошки, чья участь была схожей; но этого было более, чем достаточно.

     У самого входа в таверну 'Хиро' Люция сняла с шеи Еву, подхватив ее за бока, и взяла в охапку, не сильно церемонясь.

     Кошка вошла первой, толкнув дверь корзиной. Словно танцуя, добралась до стойки и отсыпала тенши из потайного кармана.

     - Комнату до завтрашнего обеда для моей милой госпожи.

     На что получила ключи и отрешенный кивок от толстого усатого кота в полосатом фартуке поверх бесформенной черной одежды.

     - Первый этаж, комната сто восемь, - подтолкнув Люцию, все еще державшую на весу Еву, кошка последовала за ними.

     - Слушайте, а сам тигр где? - вдруг вспомнила Люция, ставя Еву у дверей.

     - С другой стороны, - щелкнув в замке ключом, Химари пропустила их вперед.

     Комната не выделялась ничем особенным. Жесткая кровать в углу была наспех заправлена, жестяной таз для горячей воды стоял под ней, туалетный стол с большим зеркалом - у стены рядом с окном. И никаких украшений, кроме грязно-желтых штор.

     - Раздевайся и побыстрей! - рыкнула Химари, запирая дверь.

     - Я ничего не понимаю, - зажмурившись, пробурчала Люция в ответ.

     - Держи! - кошка всучила ей корзину и поспешила распахнуть окно. Стоило ей высунуться из него и присвистнуть, как тигр запрыгнул в комнату, едва не повалив кошку. - Так, все на месте. Тигр охраняет Еву, мы идем искать Инпу.

     - Инпу будет начинать маскарад, а потом у него государственные дела. Ева уже выяснила, - вытаскивая из корзины пышное изумрудное платье, нехотя отозвалась Люция.

     - Тогда все гораздо проще, - кивнула кошка, помогая Люциидостать все вещи. У столика легло колье с изумрудами, на кровать - черно-зеленый корсет, туда же еще несколько бежевых юбок, свернутый в спираль кринолин и золотые перчатки.

     - И зачем вам все это? Платье для вас большое, это очевидно, да и так вы хорошо сливаетесь в толпе слуг, - недоуменно спросила Люция, встряхивая наряд над корзиной. С него посыпались ленты, заколки и даже мешочки с косметикой.

     - А это не мне, а тебе. Раздевайся, кому говорю! - рассержено зарычала Химари, отбирая зеленое платье. - Я одену тебя.

     - Маскировать меня под тупую бабу, изображающую из себя невинного ангелочка - верх идиотизма! Я так не умею! - возмутилась Люция, пятясь к двери.

     - Я причешу тебя и скажу, как себя вести, - утащив косметику и украшения к трюмо, фыркнула кошка.

     - Но там будет Хоорс!

     - И накрашу! - кошка осеклась. - Кто такой Хоорс?

     Ева кашлянула с кровати. Она с самого начала забралась на нее с ногами и теперь с любопытством смотрела за спором женщин.

     - Мне паутина показала, что на праздник позвали двух важных ангелов. Один такой высокий-высокий в черном, а другой чуть ниже, очень красивый, блондин с голубыми крыльями. Как зовут, не знаю, но очень серьезные люди, - затараторила Ева, боком следя за тем, как тигр укладывается у ножек кровати.

     Даже Химари заметила, как изменилась в лице Люция при одном только упоминании 'красивого' ангела.

     - И на кой-нам крылатый блондин? - подбоченись, спросила Химари, заглядывая Люции в глаза.

     - Нужен. Очень нужен, - Люция сглотнула, чувствуя себя неловко от подозрительных взглядов этих двух. К тому же отчего-то пекло щеки и уши. - Вы поможете? - неловко спросила она, стараясь не смотреть на кошку.

     - А я что делаю?! Не стой столбом! Раздевайся, дальше я помогу! - зарычала она в ответ.

      ***

     Люция стояла у окна, упираясь руками в подоконник, кошка же, уткнувшись подушечками лапы, затягивала корсет.

     - Как же хорошо, что я додумалась стащить наряд у телицы. Ты, мало того, что высокая, ты еще и... - договорить она не успела, Люция выпрямилась, и кошка едва не полетела на пол.

     - Широкая?

     - Нет, у тебя грудная клетка большая, талия низкая. Ну да, из-за твоей лепры еще и немного широка, - фыркнула кошка, вытирая об шторы кровь. - Кстати о лепре, она немного растрескалась на спине, давай промокну. Тебе-то не больно, но кровь может проступить и испортить платье, - и она, снова развязав корсет, принялась вытирать потрескавшуюся плоть Люции шторами. - Мне казалось, эффект от лекарств почти мгновенный, нет?

     - Мгновенный, но ненадолго, потом организм привыкает, и надо повышать дозу, а я забыла. Я же ее не чувствую, - Люция, отдышавшись, снова уперлась в подоконник.

     - Понятно, - отозвалась кошка, застегивая платье и поправляя корсет.

     - Вы что-то говорили о моем телосложении, - старательно втягивая живот, напомнила Люция.

     - Я говорила, что ты определенно родилась кобылой, тут большого ума не надо, - усмехнулась кошка, выпуская когти на лапах, чтобы не скользили по юбке.

     - Это с чего вы так решили?

     - У тебя очень массивные ноги, как у лошадей. Ты можешь с весьма приличной поклажей бегом покрывать большие расстояния, я так могу только львицей, и то не шибко долго, а у тебя превосходная выносливость. Грудная клетка большого объема, плечи широки, шея, подними ты волосы, не такая уж короткая. А если придираться к мордашке, то можно вообще не гадать - вытянутый овал лица, миндалевидные глаза с прямыми ровными ресницами, уши немного вытянуты, и, - напрягшись, она туго стянула корсет и тут же, не отпуская, завязала и спрятала ленты под юбку, - вообще ты просто физически сильная, что чаще всего дается при рождении коням.

     - Правильно понимаю, я настолько страшная, что могу быть только лошадью? - скрепя зубами, пробурчала Люция.

     - Ты просто родилась лошадью, вот и все. Гораздо важнее, что ты женщина, и должна выглядеть красиво, - недовольно отозвалась кошка, за руку увлекая Люцию к трюмо.

     Корсет жал просто невыносимо, давление жестких изогнутых прутьев ощущалось, казалось, во всем теле сразу. Дышать можно было только мелкими порциями и очень часто, а ходить, так вообще, не наклоняясь даже посмотреть под ноги.

     - А кошки тощие! И ноги у вас короткие, - съязвила Люция, покорно садясь на скрипучую табуретку у трюмо.

     - Что поделать, - равнодушно пожала плечами Химари, собирая волосы Люции и наматывая их на пальцы. - Сиди ровно, - скомандовала она, выбирая подходящий гребень.

     Она возилась долго, начесывая, укладывая и закалывая волосы Люции. Собрала рыжие пряди в высокую прическу, умудрившись скрыть все недостатки, которые сама же озвучила. Накрасила Люцию, хоть та и сопротивлялась, то помада слишком красная, то глаза чешутся.

     Но кошка была непреклонна, и Люция вынуждена была признать, что работа Химари удалась. Она не верила, что с зеркала на нее смотрела она сама. Слишком красивым было отражение. Никаких синяков под глазами не осталось, кожа казалась ровной, бархатной, свежей. Изумрудное колье идеально сочеталось с рыжими волосами, алая накидка на плечи скрыла шрамы и спиленные кости от крыльев, под золотом перчаток не было видно обкусанной кожи на пальцах и обломанных грязных ногтей.

     - Тебе идет, моя милая госпожа, - шепнула кошка, заправляя выпавшую прядь Люции за ухо. - Думаю, Хоорс будет сражен наповал.

     Мгновенно покрывшись пунцовыми пятнами, Люция вскочила из-за столика. Покачнулась, еще не совсем привыкнув к новой одежде, благо, кошка разрешила не снимать сапог, и, стиснув кулаки, направилась к двери.

     - Я оставлю здесь все свои вещи, - Химари сложила на кровати бутылечки с ядами и лекарствами. - Запаса игл, пары инъекций сильного обезболивающего и ампул бутираля мне должно хватить с головой, - похлопав себя по потайным карманам кимоно, она потрепала напоследок тигра за ухом и подбежала к Люции.

     - Одного я не понимаю, как в таком виде я смогу убить Инпу? Мне бы дойти до выхода из этой забегаловки, - пробурчала та, переводя дух.

     - Инпу убью я.

     Сердца счастливые нельзя тоской губить,

     Минуты радости камнями тягот бить.

     Не ведает никто, чему в грядущем быть,

     И надо - пировать, блаженствовать, любить.

     - Почему все на меня пялятся? - прошипела Люция сквозь зубы, семеня на цыпочках впереди Химари.

     Этот вопрос показался кошке более чем глупым. Она трудилась над тем, чтобы превратить массивную бабу в изящную девушку и, пожалуй, справилась с этим, какие могут быть сомнения? Люции действительно шло изумрудное платье, более того, рыжая накидка хорошо скрывала широкие плечи и мощные руки и даже подчеркивала искусственно узкую талию. Сделать грубые черты лица бескрылой милыми и очаровательными не было проблемой, и даже волосы так удачно легли завитками, а со спины красиво блестели насыщенным медным цветом. На этом осеннем празднике Люция могла бы стать жемчужиной, не смотри она так недовольно и подозрительно на окружающих.

     Никто бы и не подумал, что маршал империи, та самая гарпия может быть такой. Кошка осталась довольна маскировкой.

     - Почему ты так странно идешь? Пусть платье волочится, все равно выкинешь, - недовольно шепнула Химари, оттягивая Люцию за локоть к себе поближе.

     - Я шагаю, как умею! - огрызнулась та, опускаясь на пятки.

     - Вот именно, что шагаешь. Представь, что идешь по канату. Медленно, осторожно, - кошка недовольно хмыкнула. Стоило уделить внимание таким мелочам в комнате. Но кто мог подумать, что гарпия не умеет ходить, как женщина?!

     - Как вы вообще достали этот нелепый зеленый куст? - фыркнула Люция, вежливо улыбаясь прохожим.

     - Платье? Немного хлороформа завалялось, да и яд Евы пришелся кстати, - кошка невозмутимо пожала плечами, уставившись под ноги. Она вела себя как служанка, которую госпожа шепотом за что-то сурово отчитывает. Все должны были поверить.

     - Вы что, убили их?

     - Нет, просто очень вежливо попросила одежду, - Химари легонько ткнула Люцию в бок, и та снова заулыбалась прохожим.

     - Да уж, - процедила сквозь стиснутые зубы Люция, не переставая улыбаться. Она вдруг остановилась и обернулась к кошке в пол-оборота. - Спасибо вам.

     Химари кивнула. Ее больше занимали тревожные мысли - достаточно ли хлороформа? Правильно ли она рассчитала дозировку яда на толстую барышню-телицу?

     От невеселых дум ее отвлек скрип платья Люции. Повернувшись на звук, Химари с удивлением обнаружила, что бескрылая сильно сжимала юбки, и перчатки скользили по ткани.Люциязаметно нервничала, выискивая среди окружающей разношерстной толпы знакомую фигуру.

     Химари еще раз ткнула ее в бок, вынудив заулыбаться приближающимся волкам. Вот только это была плохая идея, потому что Люция, вне всякого сомнения, понравилась псам, и теперь у них было твердое намерение уделить очень много внимания рыжей бестии в зеленом.

     ***

     Ева снова села возле окна - слишком уж неловко она себя чувствовала на кровати. Чересчур близко был тигр, а сейчас паучиха очень явно чувствовала опасность. И оттого боялась зверя еще больше. Ей не хотелось опять смотреть в его сокровенные мысли, потому что она знала, что не увидит ничего. Простая интуиция куда надежнее. Вот только она просто разрывалась, неистово повторяя, что Еве надо бежать, спасаться, иначе она умрет.

     Но куда бежать?

     Все случилось слишком внезапно. Окно распахнулось, и Еву схватили, предусмотрительно сцепив руки вместе и зажав рот и нос ладонью. Она пыталась кричать, но тряпка на лице приторно и мерзко пахла точно так же, как бутылечки Химари. Вздохнув для крика, она едва не потеряла сознание. А значит, бороться было уже поздно. Как ни старалась паучонок не дышать, в голове уже разрастался дурманящий туман. Дотянуться бы руками до головы, вытащить бы из черепушки это ощущение. Но мир вращался так медленно, а руки было не выдернуть из мертвой хватки врага.

     Тигр спрыгнул с кровати, даже на его звериной морде можно было прочесть удивление. Но Ева не поверила.

     Вот так легко попасться в ловушку могла только она. Тряпка пахла чем-то Химариным, значит, и руки сжимала она, все сильнее и сильнее заводя их за голову. И зверь просто кинется на паучонка и порвет в клочья.

     Тигр не кинулся. Рухнул на подкошенных лапах, и пушистый алый дротик показался раной на его шее.

     Ева не чувствовала онемевших пальцев, глаза смыкались, тошнило. Вялость растекалась по всему телу, мир дробился, едва хватало сил смотреть лишь парой глаз на то, как неизвестный враг запрыгивает через окно и идет к зверю. Тряпку любезно убрали, руки отпустили, и Ева куклой упала на пол. Горло саднило, но даже откашляться не было сил, дикая слабость усыпляла.

     Люция никогда не простит ей такой глупости. Но засыпающая Ева смиренно смотрела, как неизвестный связывает тигра по лапам. Это была не Химари, совсем не она. Серый хвост, нервно подметающий пол, принадлежал волку. Тигра выволокли через окно и принялись уже за нее. Руки и ноги связали так же, как зверю, подхватили под мышки и перекинули через подоконник.

     Закрывающимися глазами Ева разглядела лишь, как свора волков борется с очнувшимся зверем. Еще несколько дротиков, и он сник. Волки затащили его в закрытую телегу в самый угол, рядом с ним кинули и Еву. Черный полог опустился, погрузив добычу во тьму. Паучонок не могла открыть глаза, засыпая, но она все еще чутко слышала все, что происходило снаружи.

     Кто-то возмущался, что пришлось брать большую кошку. Ему ответили, что приказы не обсуждаются. А потом все смеялись, брезгливо говоря о Еве, о ее мерзких страшных руках и глупой косичке, о залысинах у висков и россыпи черных глаз. Они хохотали, и паучонку даже было бы обидно, не бойся она так сильно всего, что с ней могут сделать. Даже стыд из-за того, что она так бесчеловечно сочла Химари предательницей, не мог вытеснить страх. Ева уже сомневалась, враг ли лежит перед ней со связанными лапами или друг. Зверь что-то скрывал, значит, хорошим его не назовешь.

     Телега тронулась, и Ева погрузилась в тяжелый липкий сон.

     ***

     Заметив, что Люция растерялась, Химари взяла инициативу в свои руки. Крепко схватила за запястье и повела мимо удивленных волков.

     - Простите, извините, моя госпожа опаздывает на встречу со своим женихом, - не поднимая головы, лебезила кошка, уводя Люцию в толпу флиртующих девушек.По мнению Химари, это должно было помочь, но пьяные недоверчивые волки увязались за ними.

     - Хоорс, - шепнула Люция опустившимся голосом, бледнея, как покойник.

     - Что? - встрепенулась кошка, отвернувшись от шатающихся повсюду волков. Крылатого было не видать, и как ни старалась она подпрыгнуть на цыпочках, его нигде не было.

     - Хоорс, - Люция сглотнула. - Я должна с ним поговорить.

     И не дожидаясь ответа Химари, гарпия подобрала полы тяжелого платья и бросилась между рядами разряженных дам.

     - Простите, уважаемые леди, моя госпожа давно не виделась со своим женихом, - во всеуслышание заявляла кошка, пробираясь за Люцией. - Ох, простите, она так соскучилась, - ворковала она, распихивая локтями замешкавшихся служек. - Семейная драма, не обращайте внимания!

     Это бы привело Люцию в бешенство, если бы она не была так увлечена погоней за Хоорсом, что не слышала совершенно ничего вокруг.

     Химари, наконец, увидела ангела, о котором говорила Ева и Люция. Он не был ей знаком. Сизокрылый, весьма статно и привлекательно выглядевший для своих немалых лет, он чем-то отталкивал и заставлял нервничать. Она чувствовала исходящую от него угрозу, но не могла связать это с внешностью - слишком миловиден, слишком галантен, слишком изящен даже для ангела. Он улыбался дамам, ненавязчиво выдергивая свои руки и крылья из загребущих лап незамужних девиц. Извинялся, отпихивая от своего носа кружевные платочки, все пятясь и пятясь в сторону шатров.

     Нужно было что-то делать, потому что Люция застыла каменной статуей и едва дышала в тугом корсете. Хоорс, не видя, спиной шел на нее, лишая ее всякой возможности хоть что-то сказать. В таком состоянии она была абсолютно бесполезна!

     - Добрый вечер, господин Хоорс, - ласково шепнула Химари, настойчиво хватая его у основания крыльев. Прекрасно знала, что иного варианта просто нет.

     Он не успел даже развернуться, как она запихнула неуклюжую Люцию в шатер и, следом, вовремя подставив подножку, отправила и самого Хоорса. Оба с грохотом рухнули внутрь и тут же скрылись за полосатыми полами тряпичной беседки. Химари мельком заглянула в нее, удостоверилась, что кроме крылатого и Люции никого нет, и осталась стоять настороже.

     - Прошу прощения, моя госпожа очень давно не виделась со своим женихом, - мурлыкнула она окружившей ее толпе.

     Волкам хватило и этого, ангел был им явно не по зубам, и они поспешили удалиться и найти разумную замену рыжей бестии.

     Но толпу дам этим было не унять. Они угрожали свернуть кошке шею и выцарапать глаза, но ни одна не решилась на такой подвиг. Химари присела и, только коснувшись ладонями земли, обернулась львицей и угрожающе заклокотала.

     Толпа стихла.

     - Кому-то еще моя милая госпожа перешла дорогу? - как можно спокойнее промурлыкала Химари.

     Грубый звериный голос произвел должное впечатление - оказалась, что совершенно никому Люция не помешала. Испуганные дамы удалились искать волков, согласных покарать наглую кошку из одной лишь трепетной любви к красивым женщинам.

     Какая-никакая, но фора.

     ***

     - Ради Самсавеила, простите! - Хоорс почти сразу же встал с Люции, как только полосатая занавесь закрылась за Химари. - Меня толкнули, я, ей-богу, не хотел, - принялся извиняться он, потирая ушибленное плечо. - Я помогу, - и протянул Люции руку.

     Люция чувствовала себя совершенно ужасно. От падения кринолин лопнул и теперь впился в бедра жесткими холодными прутьями. Мало того, что в этом жутком корсете она не могла согнуться, так и сапоги скользили по юбке, не давая даже опереться.

     - Я не достаю, - пробормотала она, чувствуя себя особенно беспомощно. Но знала, что он не оставит лежать на холодном земляном полу.

     Хоорс, кивнув, обошел Люцию по краю шатра, минуя пышную юбку и, аккуратно подхватив под мышки, поставил на землю. Казалось, его совсем не смутили охотничьи штаны и мужские сапоги на незнакомке. По крайней мере, Люция думала, что он ничего не заметил. Она в это верила, пока горла не коснулся клинок, ловко вынутый из ножен наручей.

     - Кто ты? - сизые крылья накрыли пологом обоих, не давая шанса сбежать. - Ты не из этих дам, ведешь себя не как они и выглядишь совсем иначе. Ты думала, сможешь в сапогах ходить как пава?

     Люция опешила, и даже не подумала сопротивляться, когда он свел ее руки за спиной и крепко сцепил, прижав к пояснице.

     - Что ты здесь ищешь?

     - Тебя? - кашлянула Люция, явственно ощущая, что не может дышать. Затягивая корсет, кошка явно не учла, что колотящееся сердце потребует больше воздуха. - Неужели не узнаешь меня? - просипела она, чувствуя, что голос не слушается. Дернулась, пытаясь обернуться, но он держал крепко.

     - А должен узнать? И зачем тебе советник императрицы? Думаешь, убив меня тем ножом на бедре, ты чего-то добьешься? - он повернул ее голову к себе лезвием клинка.

     Люция замерла, ощущая на себе испытывающий взгляд, облизнула потрескавшиеся губы. А он смотрел прямо в глаза, щурясь и словно перебирая в уме сотни лиц.

     - Мы знакомы больше тридцати лет, неужели ты действительно меня не помнишь? - она смотрела, не моргая, и с толикой грусти отмечала, как за эти годы он, все-таки, постарел. В черных бровях появились серые волоски, тонкие морщинки залегли в уголках глаз.

     - Люлю? - его лицо вытянулось, он глядел и не мог поверить. Спрятал клинок, развернул бескрылую за плечи, убрал волосы с лица, потянул голову повыше за подбородок. - Ты так на себя не похожа.

     Она, словно извиняясь, скривила губы.

     - Это Химари тебя так? Готов поклясться, именно она меня сюда толкнула, столько силы и ловкости в простых движениях, такое только веками отточить можно, - он ослабил хватку и, отступив, отвернулся. - Ты согласилась на это, чтобы найти меня?

     Люция кивнула, закутываясь в теплую накидку, слишком неловко она чувствовала себя в таком виде. Жаль, жалким куском ткани не скрыть зеленого куста, как ни укрывайся. Почему, почему оно снова зеленое?! Как тогда, на той картине.

     - Тебе идет, - вдруг обронил он, по привычке убирая волосы с лица.

     Люция смутилась, невольно пятясь от пристального взгляда. Но он продолжал.

     - Так ты даже красивее Изабель, я действительно не узнал тебя, - Хоорс усмехнулся, пряча тонкий клинок в наручах под рубашкой. - И если бы ты не упала и не продемонстрировала мне так неаккуратно сапоги и ножны, я бы, может, сдался сразу в любые сети, - он фыркнул под нос и исподлобья взглянул на Люцию, словно испытывая на что-то.

     Она поерзала и, плюнув на всякое смущение, принялась поправлять оружие под платьем и ненавистный кринолин. Ангел расхохотался.

     - Да, вот за это я тебя и люблю уже тридцать лет, непосредственная ты моя, - смеялся он, опираясь о заваленные шкафы. Усмехнулся, отряхнув пыль с хлипких вещей вокруг, указал рукой на деревянный сундук возле себя. - Присядешь?

     - Что ты сказал?

     - Прости?

     - Я неправильно услышала? Ты любишь меня уже тридцать лет? - Люция стояла, не шелохнувшись, опустив глаза. Крепко сжимала обруч кринолина под юбкой, так сильно, что руки дрожали.

     Хоорс тяжело вздохнул, пожевал губами, словно нарочно выдерживая паузу. Секунды текли, тянулись, и ничего не происходило.

     - Да.

     Обруч треснул.

     - Так ты присядешь, Люлю? - он, оттолкнувшись ногой от шкафа, подошел и осторожно заглянул в лицо. - Я думал, ты знаешь. Я думал, ты отказала мне, когда стала маршалом, а меня оставила за бортом, мол, я недостоин. Разве нет?

     Она молчала, все так же сжимая юбку. Смотрела в пол и едва ли замечала хоть что-то.

     - Люлю? - он насильно поднял ее лицо, ухватив двумя пальцами за подбородок. - Ты покраснела, тебе дурно?

     Она не реагировала и так.

     Даже когда он распустил корсет и принялся обмахивать ее веерами гейш из шкафа, она все равно не могла собрать мысли в кучу. Не верила. Смотрела за тем, как он возится возле нее, трогает лоб, слушает мерное дыхание, приложив ухо к груди, но не могла позволить себе поверить. Наверное, он имел в виду что-то другое, не ту любовь, о которой она мечтала до войны, а что-то более простое, обезличенное, как любят друзей. А она, наивная, купилась, поверила, что он мог влюбиться в свою подопечную.

     - Правда? - горько усмехнувшись, спросила она, отворачиваясь. И, не давая ответить, тяжело вздохнула. - Я знаю, что ты любишь Бель. Мои врачи часто обсуждали ваш роман, наверное, хотели, чтобы мне было особенно горько и одиноко.

     - Она другая. Она совсем не как ты, - он сел рядом на сундук, галантно расчистив место от пышного платья. - В ней нет твоей непосредственности и прямоты. Она лукавит и хочет казаться лучше, чем есть. А ты - настоящая. Даже если ошибаешься, ты не перестаешь быть собой. Ты искренне ненавидишь, искренне презираешь, и так же искренне помогаешь и любишь. У тебя свои принципы и своя справедливость, и все делаешь ты, советуясь лишь с самой собой.

     Люция поджала губы. В его словах не было ничего, что могло бы дать хоть какую-то надежду на что-то большее, чем просто покровительство и дружеская опека.

     - И за это я тебя люблю, - он ласково потрепал ее по волосам. - Кстати, рыжий идет к твоим зеленым глазам.

     Она зажмурилась, вслушиваясь в шепот в голове. Мысли непрестанно вертелись, как в кипящем котле, и сложно было даже замедлить их бег. Он не приходил к ней в госпиталь - значит, не имел права. Он не пошел за ней после побега - значит, прикрывал с тыла. Он сказал, что любил все эти годы - значит... Ее мысли прервал осторожный вопрос.

     - Ты не веришь, Люлю? - он коснулся ладонью ее щеки и притянул к себе.

     Вот бы всегда можно было на кого-то положиться, как на него. Уткнуться в теплую нежную ладонь и забыть и про месть, и про предателей, и про все на свете. Просто побыть Люлю, а не маршалом Люциферой, дикой гарпией, защищающей кладбища. Какой же глупой она была, что предпочла военный чин ему. Ну и где теперь чин? Стоило оно того? Когда можно было просто быть счастливой. Просто быть любимой.

     И бескрылая позволила укрыть себя крылом и в сизом пологе впервые поцеловать.

     ***

     Охраняя покой парочки, Химари позволила себе расслабиться. Села на тюк сена для дорожек и с чувством выполненного долга закрыла глаза. Она понимала, что ночь только началась, и в свете пунцовых огней могло произойти все, что угодно. И волки должны были прибежать и забрать на 'перевоспитание' - излишняя наглость непозволительна слугам. И сердце кровью обливалось при мысли, что императрице нужны кошачьи шкуры, и кто-то должен их забрать у Инпу. И самого Инпу следовало убить, что с учетом охраны - весьма непростая задача. Но хотелось хоть на несколько минут просто побыть если даже не в тишине, то в покое. Ничего не ждать, ни о чем не мечтать.

     И она даже откинулась спиной на стопку тюков, жадно вдыхая аромат фестиваля. Пахло сдобными булочками, имбирем, выпивкой, яблоками и огнем. К этому примешивался очень знакомый аромат, слишком похожий на запах крепкого кофе. Кошка распахнула глаза, не веря нюху. Но рядом никого не было. Лишь шатер, пахнущий, пряно, Люцией и немного ванилью - Хоорсом. От снующих дам за версту несло цветочными духами, а запах кофе словно исчез. Но не могло просто так привидеться такое. Только один человек на свете так приятно пах горьким напитком, и это был генерал. Но он, определенно, не мог быть на празднике. Он всегда презирал подобные мероприятия! Ему все время было на них неуютно, и он по горло погружался в работу, лишь бы не тревожили.

     Химари закрыла глаза и принюхалась снова, на сей раз доверившись львиному нюху. Прикрыла рукой нос от любопытных глаз, и низ лица вытянулся в звериную морду на несколько минут. Этого хватило. Кофе, точно кофе, с теми же нотками специй, молотого перца. Сомнений быть просто не могло. И кошка, подобрав полы неудобного кимоно, пошла на поиски.

     Этот аромат сложно было спутать с чем-нибудь другим, он пропитывал рыжие крылья генерала и, когда он уходил, оставался в темнице еще несколько дней. Химари не знала, что им двигало, но почти сразу после ее заключения Лион стал наведываться. Выгонял всю охрану, но тайком, чтобы ни одна живая душа не знала. И крылатые стражи ютились за дверью, ожидая приказа войти. Он садился на край скалы перед клеткой и всегда передавал кошке через прутья что-нибудь вкусное. Чаще всего приносил сырое мясо, иногда еще теплое, и коньячную фляжку, доверху наполненную пегасьим парным молоком. Долгие годы просто молчал. Сидел на камне, наблюдая, как Химари ест и делится с дикими кошками едой. Когда было грустно - приносил спиртное, чаще всего коньяк или ликер. Щедро делился, не требуя ничего взамен.

     Поначалу кошке казалось, что он медленно травит ее, но еда не пахла ядами, да и выбора особо не было. Однажды она даже спросила, чего он хочет взамен. Ведь не бывает так, что кормят и поят просто, чтобы посмотреть, как ты с горящими глазами и дрожащими от голода руками будешь уминать очередной вкусный подарок. Его устроили просто ее уши и, возможно, даже совет. Она согласилась, слишком уж было любопытно, что скрывается за маской ястреба и ароматом пряного кофе.

     Она всегда молча ела, внимательно слушая все, что он говорил, иногда совсем тихо спрашивала интересные подробности. Лион никогда не говорил об Изабель, и это подкупало. Чаще всего его мысли вслух были посвящены Люцифере. Он не замечал этого, но любой разговор приводил к ее образу и поступкам. Сравнивал, вспоминал. Даже если Лион говорил о политике, рассуждая о погибшей империи кошек, он вспоминал маршала. Неосознанно, но неизменно. Часами мог рассказывать о том, что делала Люция в войну, иногда всерьез удивляя, казалось бы, неглупую кошку, странными, но чертовски верными ходами Люции. С восхищением твердил, как та неустанно тренируется, даже став маршалом. С упоением вспоминал, какой счастливой она казалась, когда получала медали. Грустно смеялся, рассказывая, как колотила манекены, пока не разбила часть в труху, и ведь до крови стесала руки и голени, но была безумно довольна. Люция вдохновляла, но он никогда не ставил ее выше себя. И ее победу в войне считал временным проявлением силы, вынужденной мерой. Он искренне волновался, когда она снова по неосторожности разбивала руки, падала со скал или выворачивала крылья. А когда ее вдруг забрали в госпиталь, будто исчез. Вернулся лишь через полгода, исхудавший и печальный. Его сильно потрепали переживания, но он отказывался это видеть, и лишь твердил, что нужно больше работать - в работе нет места тоске. Держался лишь на воспоминаниях о Люции, причитая, что она справлялась и с более жуткими вещами. Верил, что она справится снова. Никогда не говорил, что любит Люцию, но Химари с высоты прожитых веков слышала это в каждом слове. Он мнил это уважением, чувством долга, благодарностью и, возможно, до сих пор в это верил.

     Но сейчас Лион был опасен. Что, если он увидит ее? Ведь узнает же, точно узнает! И даже если захочет помочь - не сможет, как не смог помочь Люции. Свобода, которая сопутствовала генеральскому чину, мало отличалась от свободы кошек-служек. У него не будет выбора, да и вряд ли бы он стал выбирать. Одно дело, когда враг сидит в клетке и слушает все, что тебя тревожит, но совсем иное - враг на свободе.

     Тем не менее, кошка шла на запах пряного кофе, намереваясь хотя бы узнать, что нужно генералу в Инузоку.

     О тайнах сокровенных невеждам не кричи.

     И бисер знаний ценных пред глупым не мечи.

     Будь скуп в речах и прежде взгляни, с кем говоришь.

     Лелей свои надежды, но прячь от них ключи.

     Белоснежные стены госпиталя навевали тоску, а неприятные запахи лекарств как будто оседали в легких безысходностью. Ворону больших трудов стоило отодвинуть воспоминания о больнице - в детстве он слишком часто болел.

     - Она пришла в сознание, но ее состояние все еще оставляет желать лучшего, - медбрат старался не смотреть Рауну в глаза. - Раны от такого оружия плохо заживают, понимаете.

     - Мне нужно с ней поговорить, детали выздоровления меня не касаются, - ворон хотел было добавить, что охотница пострадала от рук Алисы, когда хотела ее убить, но передумал. Слухи слишком быстро распространяются. Медикам хватит и того, что исполняющей обязанности Лиона здорово досталось.

     - Да, конечно, но недолго.

     Раун усмехнулся. Все равно ни у кого из них духа не хватит прервать их беседу и попросить его на выход. Он поправил песочные часы, что держал под мышкой, и шагнул за дверь.

     Кирана выглядела задумчивой - смотрела на свои бескровные руки, что-то бормотала под нос. Раун постучал костяшками пальцев по дверному проему, привлекая ее внимание. И олениха подняла перебинтованную голову.

     - Я убила ее? - только и смогла она прошептать, кивнув на часы в руках Рауна.

     - О, нет, - спохватился он и, подойдя, поставил часы на прикроватный столик. - Это Хильда. Я подумал, тебя это взбодрит.

     Кирана дрожащей левой рукой подхватила сосуд, перевернула и прижала к груди.

     - Спасибо, - едва слышно прошептала, морщась от боли, край песочных часов врезался в бок.

     - Твоя жажда мести поостыла? - ворон сел на самом краю кровати, опустив крылья за изножье.

     - Нет, - отозвалась олениха и, поведя плечом, повернулась к зашторенному окну. Бледные лучи солнца едва пробивались сквозь занавески, окутывая белоснежную комнату дымкой. - Теперь я еще сильнее уверена в своей правоте.

     - Вот как, - Раун удивленно вскинул брови.

     - А ты на меня посмотри, - косо ухмыльнулась Кирана. - Я не чувствую правую руку - она распорола мне ее своим треклятым клинком. Дышать больно, на бок я лечь просто не могу. На ступнях порвала сухожилия этим чертовым шкафом. И сотрясение - да. Как проснусь - тошнит, голова раскалывается. Как будто она ножом своим в черепушке моей водит, - ее передернуло. - Как видишь, я не представляю для нее ценности, раз я просто солдат. Так нельзя.

     Раун хотел было ответить, что это Кирана напала на своего командира, та лишь защищалась, но передумал. Такая позиция была куда удобнее. Ведь она права - Алиса должна была уладить конфликт миром, а не изувечить подчиненную.

     - Нужно вывести всех на чистую воду.

     - Всех? - охотница непонимающе нахмурилась и качнула головой.

     - Алису и Лиона. Он отчего-то покрывает ее.

     - Может, любит, - Кирана пожала плечами и инстинктивно прижала сосуд с кристальным песком сильнее.

     - Вряд ли. Здесь что-то другое. И я очень хочу узнать, что.

     - Так ты против генерала настроен? А как же верность? Он твой командир, - усмехнулась охотница и тут же сложилась пополам от нахлынувшей боли. Анальгетики начали отпускать, стоило позвать медбрата.

     - Это и есть верность, - взгляд ворона был резким и колючим. - Я должен доказать ему, что он в опасности. Я должен предостеречь. Должен не дать ему совершить ошибку. Алиса опасна, пока Люцифера на свободе. Мы все в опасности. И если вдруг Люцифере захочется власти - о! будь уверена! Алиса положит к ее ногам императорскую диадему!

     - Так у тебя есть план, - Кирана дернула оленьим носом и расплылась в улыбке. - Хоть кто-то меня понял.

     - Все просто - я подготовлю доклад к заседанию совета и попрошу аудиенции у Императрицы, - Раун кивнул на охотницу. - А ты убедишь своих. Они присягнули тебе, правильно понимаю?

     Кирана кивнула.

     - Это будет несложно. Но не объявят ли ангелы нам войну? Ты можешь настроить армию крылатых против Алисы?

     - Армию? - Раун встал и непонимающе оглядел охотницу. - Армия империи - это вы. Крылатые воевали лишь при Люции, сейчас Лион дал им слишком много свободы и мало обязанностей. А быть на подхвате у охотниц совсем не сложно, - ядовито каркнул он и направился к двери.

     - Когда я смогу ходить, я все сделаю, - бросила Кирана вслед и посильнее прижала к груди песочные часы. Ради сестры она была готова на все. Ведь она это делает только для нее.

     - Я буду ждать, - кивнул ворон и махнул рукой, прощаясь.

     ***

     Люция внимательно слушала Хоорса, пристально глядя в глаза. Она впитывала каждое слово, в уме отмечая все, что считала важным. А он все говорил и говорил. Об императрице, об империи, о будущем, о страхах.

     - Я одного не могу понять, - перебила она сизокрылого ангела, - тебе какая польза от свержения Изабель?

     - Она сошла с ума, Люцифера! Она постоянно шьет и шьет все новые платья из кошачьих шкур. Бель не правит, а всю работу выполняю я и Лион. Какой смысл в такой правительнице? - он развел руками, ожидая согласия с доводами. - Она собирается распустить совет и казнить всех кошек.

     Но Люция покачала головой.

     - Конкретно тебе оно зачем? Тебя послушать, так ее даже в живых оставлять нельзя, - она уперла кулаки в бока. - Скажи, зачем? Так правишь ты, а Лион следит за порядком во всей империи. Но вот она будет отстранена, и вы вдвоем все так же будете править. Чем она мешает? - процедила сквозь зубы бескрылая.

     - Она безумна. Она не правит сейчас, но Химари сбежала, и Бель больше не перед кем демонстрировать свою власть. Не сомневайся, она захочет взять все в свои руки. Это лишь вопрос времени! Но она ведь ничего не умеет, что она сделает с империей? - он пристально смотрел Люции в глаза, требуя ответа. - И она отвергает все советы!

     - Но должен быть другой способ! - бескрылая закрыла глаза, силясь сосредоточиться на мыслях об императрице. Маленькая девочка, цепко державшаяся за ее крылья, совсем не вязалась с девушкой, жаждущей власти.

     - Другого способа нет. Только этот кошачий обряд, - обреченно вздохнул Хоорс. - У нее четыре крыла, и в любом вопросе совет будет на ее стороне. Нужно сделать так, чтобы ей перестал верить даже совет.

     Они замолчали. Люция жевала губами, пытаясь заставить себя думать о Бель как об императрице, чудом пока еще отстраненной от власти.

     - Постой, но это лишено смысла. Даже если все удастся - она останется херувимом, все обязаны будут исполнять ее волю. Безумна Бель или нет, в состоянии править или нет - закон есть закон, императором может быть только херувим. Никто из нас не подходит на эту роль. И уж я тебе гарантирую, никому не удастся вырастить вторую пару крыльев ни тебе, ни мне, ни Лиону. Это невозможно - на меня посмотри!

     - Не совсем, - Хоорс потупил взгляд. - В Имагинем Деи есть херувим. Шансы выжить у него невелики, ему всего три.

     - Откуда ты... - начала было Люция, но Хоорс ее перебил.

     - Мы с Бель хотели забрать его себе. Но она испортит мальчику жизнь. Она не сможет воспитывать сына, - ангел беспокойно посмотрел на гарпию.

     Люция поджала губы, тяжело вздохнула, но взяла себя в руки.

     - Что ты предлагаешь?

     - Свергнуть Бель и короновать мальчика. Ты, я или Лион станем его регентами, - Хоорс отвернулся.

     - Вот как, - Люция тяжело вздохнула. Целый котел мыслей непрестанно бурлил в голове.

     - Я не хочу терять тебя снова, - Хоорс осторожно коснулся ее ладони, словно напоминая о недавнем.

     Люцифера убрала руку и, в задумчивости сцепив пальцы у живота, стала размышлять. Снова править с Лионом - это, конечно, заманчиво. Если взять и Алису, то их заветная троица впервые восстановится после войны. А ведь они втроем понимали друг друга без слов, совершенно идеально гармонируя на поле боя. Юркая и опытная Алиса была незаменима в любых вопросах вылазки, шпионажа и незаметный убийств - она могла выполнить любой приказ, на нее всерьез можно было положиться, и именно это перевернуло ход войны. Лион в любой патовой ситуации мог рассуждать здраво, он был идеальным командиром крылатых. И если те с трудом представляли Люцию во главе, не веря, что женщина способна воевать, то он был самым надежным союзником, целиком и полностью гарантировавшим поддержку ангелов. Он был хорошим стратегом и знал очень много о катакомбах, базах кошек, тайных ходах, ведущих в замок, и о самих врагах. С ними двумя было чертовски комфортно.

     Даже после войны они удачно вписались в мир, полностью переключившись с боев и захвата власти на восстановление империи. Быть может, так и должно было быть? И теперь появился шанс снова вернуться к тому прошлому, когда все они верили, что смогут изменить империю. Хоорс будет отличным дополнением, за эти годы он понял структуру совета, и в вопросе престола тягаться с ним в опыте вряд ли кто-либо сумеет.

     Если Бель не может править, империя не должна страдать. Эти люди не заслужили таких мук. Лепрозорий должен избавиться от предателей, продажных тварей и самой лепры. Только так из этого цирка уродов можно сделать райский сад.

     Но оставалась маленькая проблема - сам херувим.

     - Что за мальчик? Почему у него мало шансов выжить?

     - Его зовут Нойко, он из округа Осьминога. Сын Мораны, но об этом знаю только я. Осьминоги не получают даже пары крыльев, он уникален, но недостаточно силен физически. Врачи за него боятся, хотя он удивительный мальчик.

     - Нойко, значит, - прошептала Люция под нос.

     - Его поддерживают, переливая твою кровь, - обронил Хоорс, отвернувшись. - Кажется, это помогает.

     - И? - процедила Люция сквозь зубы. Даже несмотря на побег, империя все равно продолжала пить из нее соки и использовать в своих нуждах. Бедный мальчик, его ждет то же самое, может, даже хуже.

     - Ты поможешь, Люлю?

     - Говори, что делать, - Люция обреченно кивнула.

     Хоорс стрелой вскочил с сундука и неожиданно для бескрылой схватил за плечи.

     - Пожалуйста, внимательно меня выслушай! - затараторил он, оглядываясь на выход из шатра. - Я нашел записи кошек, не спрашивай где и как, и я узнал их самые сокровенные обряды. Один из них нам подходит просто идеально! Только нужны ингредиенты, я сам их не соберу - я на привязи Бель и больше, чем на полдня, из города ангелов не выберусь. Разве что у нее снова кончатся шкуры, но это бывает не так часто. Я рассчитываю на тебя, сможешь? - Хоорс вопрошающе посмотрел ей в глаза, еще сильнее сжимая плечи.

     Люция кивнула, не обращая внимания на волнение ангела.

     - Нужны перья из ее крыльев, но это я сам добуду. Необходима паутина, но просто с дерева не пойдет, важна именно от паучихи-провидицы. Такая будет в округе быков, там сейчас беспорядки, но несколько провидиц осталось на окраинах столицы. Поищи там, купи или укради, только удостоверься, что провидица действительно видит будущее, - он отпустил ее плечи, неловко поправил сползшую накидку. - Прости, я просто нервничаю.

     - Что еще? - Люция мысленно отметила, что нужно попросить Еву сплести паутину.

     - Так, перья, - Хоорс принялся загибать пальцы, - какая-нибудь вещь из паутины провидицы и самое главное - кристаллы. Обычные, как в фонарях, не пойдут. Лучшие кристаллы - в сердце горы, под городом ангелов. Где-то там есть райский сад, полностью состоящий из кристаллов. Он скрыт за огромной дверью, не перепутаешь, на ней изображено дерево.

     - Но, - начала было Люция, не совсем понимая, почему пойти туда не может сам Хоорс, ему ближе, и для него это безопаснее.

     - Сад запечатан кошками. Они закрыли его еще когда впервые проиграли нам. И уже столько столетий туда не попасть. Тебе нужна шисаи, кто-нибудь из кошек, кто знает о саде и помнит, как его открыть. Я уверен, Химари с этим справится, - он взял руки Люции в свои. - Нужен всего лишь маленький кристалл из сада. Ты можешь взять его у самого входа, заходить глубоко внутрь опасно. Добудешь? - он потянул бескрылую за руки, поднимая с сундука.

     - Паутина и кристалл. Добуду, - Люция кивнула, уставившись в пол. - Что-то еще?

     - Все. Остальное я сделаю сам. Зеркала, заклинание, ступки - не проблема. Давай договоримся встретиться у сада? С этого и начнется наша миссия, - он прижал ее руки к груди.

     - Когда?

     - Через месяц, - он дернул крыльями, торопливо глянул через плечо. Его что-то тревожило и он, возможно, должен был быть уже на важной встрече.

     - А если я опоздаю? - Люция раскрыла пальцы, упершись ладонями ангелу в грудь. Она даже чувствовала сквозь камзол, как бьется сердце.

     - Я буду приходить каждый день, пока ты не придешь! - он притянул ее и торопливо поцеловал в губы. - Я люблю тебя.

     Хлопнул крыльями, развернувшись, и выскочил из шатра, оставив Люцию наедине с самой собой и своим решением. Неужели она предала маленькую Бель? Обещала всегда быть с ней и не давать в обиду, а теперь некому защитить милую императрицу от самой Люциферы.

      

     ***

     Химари, минуя очередной волчий отряд через кусты, выбралась на сам маскарад. Никому не было до нее дела, псы показушно морщили носы, стоило ей показаться рядом, и точно так же провожали всех остальных служанок. Дамы в ярких платьях задорно танцевали на площади. Компанию им чаще всего составляли сами волки, которых было здесь пруд пруди. Струнная музыка лилась с площадки музыкантов из округа быков, все, как на подбор - породистые лошади. Химари обошла огороженный для танцев просторнейший загончик и нырнула в узкую улочку между шатрами. Эти отличались дорогой тканью и насыщенным рыжим цветом. Определенно, если Лион и мог быть на празднике, то место ему рядом с Инпу среди красивых шатров и волчьей охраны.

     Выглянув из-за последнего в улочке шатра, Химари заметила краем глаза целый хоровод служанок с блюдами. Такие грациозные, они еще и здорово отличались от всех остальных - вместо кристально-чистых хлопковых белых кимоно на них были шелковые наряды с узорами из осенних листьев. К тому же, за версту несло ароматами вкусной пищи. Довольно фыркнув, Химари по кустам направилась к ним.

     Кошки следовали к чайному домику на краю парка. А сам домик метров за пятьдесят был огорожен столбиками с натянутыми между ними зелеными полотнами. И у каждого звена изящного заборчика стояло по волку, вооруженного так, что сомнений не было - это элитная свора Инпу. Все вполне сходилось - красивейшая деревянная беседка, бойцы, лично подчиняющиеся вожаку округа, красивые служанки, вкусная кухня. И тонкий, едва различимый среди запахов еды и псин, аромат кофе. Лиона следовало искать там же.

     Пока кошки не достигли чайного домика, еще можно было что-то сделать. Дальше ни один волк просто так Химари не пустит. И она кинулась оббегать кошачий хоровод, чтобы попасть к шатрам на другой стороне дороги. Первые служанки уже почти дошли до волков, времени оставалось все меньше.

     Пока Химари бежала за шатрами, на ходу вытаскивая иглы из наручей, кошки замедлились перед пропускным пунктом. А значит, могли слышать все, что произойдет за их спинами, и поднять тревогу. Нужно было отвлечь всех. Судорожно выискивая хоть что-то, что можно разбить или заставить греметь, кошка совсем случайно заметила на поляне у чайного домика под самым куполом леса подвешенные фонари. Судя по всему, волки не стали пользоваться услугами кошек и заставлять их вешать кристальные лампы на деревья, а просто подвязали и перекинули через самые сильные ветки. Натянутые от фонарей веревки были собраны с трех сторон площадки. В десятке метров в кустах часть из них крепилась к железному кольцу, надежно державшемуся на земле под собственным весом. Кошка сощурилась, риск промазать был довольно велик, нужно было так метнуть иглы, чтобы они порвали прочные веревки. Иглы решительно не годились на такую роль. Скрепя сердце, кошка выудила из-под пояса пару ритуальных ножей. Терять такие шисаи воспрещалось под страхом мучительной смерти, но выбора не было. Мысленно извинившись перед покойной Ясинэ за богохульство, она молниеносно метнула их в веревки от фонарей. Раздался треск, и десятки кристальных ламп полетели с деревьев. Оглушительный звон битых стекол и раздробившихся кристаллов заставил всех и каждого обернуться на звук.

     Кошка успела как можно аккуратнее метнуть несколько игл в оголенную шею последней в ряду служанки. Она тут же рухнула, и только отточенная годами ловкость позволила Химари успеть поймать и кошку, и ее драгоценное блюдо. Мельком проверив пульс, она за кимоно оттащила жертву в ближайший шатер, полный запасных фонарей.

     Даже когда Химари вернулась на свое место, все были увлечены произошедшим. Волки оглядывали деревья, выискивая, что могло заставить столько фонарей просто свалиться с веток и разбиться на тысячи осколков, служанки шептали свои догадки друг другу:

     - Надо было нас попросить, глупые неуклюжие псы. Повесили черти как, вот пусть Инпу их и накажет, - донесла слух впередистоящая служанка.

     Инпу и сам был не прочь покарать своих волков. Он стоял на пороге чайного домика и отдавал приказы - позвать кошек, чтобы убрали, заменить фонари, прочистить всю территорию на случай диверсии. Рядом с ним показался и Лион. Все так же строг, серьезен, но совсем не спокоен.

     - Шевелитесь там! - рыкнул один из волков у входа на площадку. - Фонари и фонари, вам-то что с того?! Еда стынет, - бурчал он, мельком оглядывая каждую служанку. Химари заметила на его шее кристальный медальон. Значит, этот умел оборачиваться настоящим волком. Огляделась - вся свора охраны была с медальонами. Злоба на миг затуманила ее разум. Столько веков прошло с тех пор, как псины выкрали у кошек секрет оборотничества. Их отвратительные тела не способны были вмещать силу и воды Самсавеила, как кошачьи, но они нашли лазейку - полые медальоны из кристалла, наполненные священной водой. Такие только в недрах храмов достать можно было. И вот теперь они их вешали на шею! Нагло пользовались священными дарами, не предназначенными для всего их рода! Нет бы, как все - смириться с тем, что лишь один из тысячи может обрести облик зверя! Они самовлюбленно решили быть лучшими. Бестолковые, эгоистичные псы.

     Химари собралась с мыслями, подавив злобу и отвращение, тайком поправила под кимоно завязки гэта, опустила глаза, скрывая их лиловый цвет, и засеменила за кошками. Они все покачивались, изображая из себя плакучую иву, останавливались у волков на входе и кланялись в пояс. Кошка повторила за ними.

     Было всего одно, но - у Химари была другая прическа и совершенно неподходящий наряд. И если кто-нибудь заметит, то проще сразу сдаться.

     Волк мельком глянул на нее, принюхался и остановил, не дав пойти за служанками. Кошка выпрямилась из поклона и осталась стоять навытяжку. Неужели раскусил?

     - Так вот, что так странно пахнет, - фыркнул страж, поднимая крышку блюда. - Проходи.

     От сердца отлегло. Благодарно кивнув, Химари засеменила за хороводом служек. От ее взгляда не ускользнуло ничего. Часть волков была занята фонарями, разбитые-то уберут, но требовалось повесить новые. Другие прочесывали лес за пределами заборчика. Третьи стояли по периметру, как каменные статуи. Обнаружение Химари было лишь вопросом времени.

     У самых дверей кошка обернулась и придирчиво осмотрела площадку. Абсолютно все были заняты делом или караулили в лес. Служанки цепочкой вошли внутрь, а Химари юркнула за угол чайного домика, придерживая блюдо. Как же оно мешалось! Но выкинуть не было ни малейшей возможности. Кошка еще раз осмотрелась - никто ничего не заметил. И тогда она по стенке прокралась до окна. Над головой что-то скрипнуло, кошка принюхалась - волки, сторожат Инпу сверху, лучник, или даже два. Есть шанс, что и по периметру дома тоже кто-то есть. Молясь на удачу, кошка выглянула из-за угла. И носом едва не уткнулась широкоплечему волку в грудь и пульсирующий лиловый кристалл на цепи. Сглотнула, подняв глаза. Как она могла его не учуять? Потеряла сноровку за двадцать лет, глупая кошка.

     - Кушать? - тихонечко спросила она, ткнув блюдо ему в живот.

     Он не успел даже удивиться, как три черных иглы вошли в глотку. Химари подхватила падающее тело и, жалея, что ей не досталось хоть капли физической силы Люции, как можно тише уложила волка на скрипучий пол. Рядом оставила и блюдо. Проверила пульс жертвы - мертв. Дело за малым. И, разувшись, прокралась бесшумно к окну. Села под ним, стараясь казаться незаметной. Если никто из волков-стражей не повернется, все пройдет отлично.

     В домике скрипнула дверь, и хоровод служанок так же тягуче выплыл из него. Инпу и Лион, должно быть, остались одни.

     - Приятного аппетита, генерал, - донесся до кошки хрипловатый голос волка.

     - Благодарю, - отозвался Лион. - Но меня больше волнует то, о чем я просил вас.

     - Да, безусловно. Мне уже доложили, - Инпу был горд. - Паучья девочка у нас. С ней был тигр, но, как и приказано, его взяли тоже. Сейчас они на полпути к гейзеру Ши, что посреди каньона.

     - Каньон Люции не преграда, и вы должны это знать, - в голосе Лиона чувствовались нотки презрения и недоверия.

     - Не торопитесь, юноша, - протянул волк, наливая чай. - Вы хоть и генерал, но должны знать, что я вожак волков не из-за блестящей шерсти. У нашего рода свои порядки. В ловушку ведет только одна дорога. Да и гейзер давно высох. Весь каньон - одна сплошная западня, потому что самые лучшие мои бойцы будут ждать там. И муха не пролетит, не то что Люцифера, - хриплый смех, казалось, сотряс все тело волка. - Но у меня есть опасения.

     - Да?

     - Люцифера никогда не была глупой, и, неплохо зная ее дурной характер и прямоту, я сомневаюсь, что она придет. Дети - явно не то, к чему она питает любовь. Я не уверен, питает ли она любовь хоть к чему-нибудь. В ней мертво все женское и все благодетельное, она лишь дитя войны. Ей не разбить моих волков, и рисковать своей жизнью... м-м-м... слишком не похоже на нее. На что вы надеетесь, генерал? - голос волка был слишком слащав, тот словно хотел показать, что знает больше, может лучше.

     На месте генерала Химари бы засомневалась, ведь Инпу был прав. Люция действительно была способна жертвовать всем и идти по головам. Вот только она же искренне заботилась о Еве, переживала за нее, поила, кормила, на руках носила. Кошке она казалась совсем другой, нежели двадцать лет назад.

     - Она пришла в город с этим ребенком. Значит, девочка для нее представляет ценность. И я уверен, что она пойдет за ней, - Лион усмехнулся.

     - Хорошо, я оставлю слуг по периметру каньона, они оповестят волков, когда Люция придет, - Инпу рыкнул, со стуком опуская чашку на стол. - Задали мне задачку! Еще Хоорс со своими кошачьими шкурами!

     Сердце Химари екнуло. Она упустила самую главную добычу, увязавшись за запахом генерала. Глупая, глупая кошка!

     - Не забывайте наш уговор насчет жизни Люции, - эти слова прозвучали даже слишком жестко.

     Но кошка не слушала, она пыталась понять, о чем шепчет душа, что твердит, о чем просит Самсавеил. Путей было два, и следовало решить поскорее, что же важнее! Кошачьи шкуры и смерть советника императрицы или жизнь Евы и Люции? Честь народа или обещание?

     - Господин! Мы нашли тело служанки в шатре с запасными лампами! И кто-то нарочно подрезал веревки фонарей.

     Как гром среди ясного неба. Химари почувствовала, как по спине мерзко поползли ручьи ледяного пота.

     - Здесь лазутчик! Обыскать все!

     С десяток глаз смотрели прямо на нее со своих постов по периметру площадки. Как же быстро они ее нашли.

     Оттолкнувшись от бортика, Химари спрыгнула на землю, в прыжке обернувшись львицей. Краем глаза заметила, как мимо служанок, возившихся с разбитыми лампами, прошел Хоорс.

     Но решение было уже принято, и, рыкнув на стражей, белая львица перемахнула через заборчик и скрылась в лесу. Химари понимала, что свора волков последует за ней, а избавиться от них практически невозможно. Свернула к фестивалю. У самых шатров обернулась собой и нырнула в толпу.

     Нужно было как можно скорее найти Люцию. Но даже расскажи она о том, что Лион хочет ее смерти от волчьих лап, это не спасло бы Еву. К черту Люцию! Сама разберется. И кошка ринулась в 'Хиро'.

     У окна тошнотворно пахло выпивкой, ядом и мокрыми псинами. Химари успела лишь взять с кровати мечи, как услышала волчий лай. Где находится гейзер смерти, иначе именуемый просто Ши, кошка знала не понаслышке. И вела к нему всего одна дорога, по которой могла проехать телега, оставившая следы под окнами таверны.

     Никто не видел, как из окна 'Хиро' выпрыгнула белая львица и исчезла в лесу.

     Перед погонщицей - своей судьбой - не трусь.

     Не так уж долго ей владеть тобой, не трусь.

     Что в прошлом кануло, все провожай улыбкой,

     И пусть грядущее грозит бедой, не трусь.

     Ева услышала, как проснулся тигр. Он тяжко просипел, сонно переворачиваясь на спину, и грузно лег на бок, вытянув полосатые лапы. Паучонок открыла глаза и посмотрела на зверя. Пожалуй, она была рада увидеть, что с ним все в порядке. Одиночество и страх извели бы до полусмерти, не заставляй она паутиной эти мысли раз за разом исчезать из головы. Казалось бы, сейчас должно было быть особенно страшно. Загадочный зверь лежал прямо перед ней, и смотрел на руки. И кроме них двоих в телеге не было никого, только пыль и тряпки в углу. Снаружи галдели пьяные волки, но сложно было разобрать, что они так яро обсуждали.

     Паучонок хоть и была в отчаянии, но ощущала внутри себя равнодушное спокойствие. Фурия придет и вызволит из волчьих лап. Она всех победит. Она не бросит ее. Не заставит страдать.

     Через ворот куртки выскользнул осколок черного меча, едва не оцарапав шею. Спохватившись, паучиха спешно взяла его в руки. Не дай боже волки увидят.

     Но волков рядом не было, а веревки на ногах передавливали сосуды, что даже в теплых сапогах ступни мерзли. Ева провернула в руке лезвие, стараясь попасть самым сколом между запястий. И все бы ничего, но ее охватил внезапный страх - вдруг острое лезвие вскроет вены, несмотря на прочную панцирную броню. Ева глянула на тигра и замерла, его глубокие синие глаза дарили необъяснимое спокойствие. Сглотнув подступивший к горлу ком, она решилась; надавила пальцами на скол лезвия, разрезая веревки. Села поудобнее и, перехватив осколок, стала пилить веревки на ногах. И только когда они поддались, она вдруг поняла, что же наделала. Если волки увидят без пут, они наверняка будут очень злы. И определенно отберут единственное оружие. И почему только она не попросила у Химари игл? Научилась же их метать. К тому же прямо перед ней лежал связанный зверь, и надо было принять решение. Слушать сердце Ева не хотела, ведь оно так настойчиво требовало, чтобы она его спасла. Страх кричал громче! С самого начала паучиха знала, что с тигром что-то не так. Чувствовала всей душой. Что, если он убьет ее? Ведь она уже видела, что ее участь - умереть в железной клетке над бездной уснувшего гейзера. Что, если он сделает так, что это станет явью? Отведет к врагам, бросит умирать, прислуживая кому-то, кто очень хочет ее смерти. Ведь просто так ничего не скрывают.

     Чему быть, того не миновать! В конце концов, вся ее жизнь, какой бы она ни казалась, привела ее к Люции, значит, мир позаботится о ней и сейчас. Ева глубоко вздохнула и выдохнула, решаясь на совершенно отчаянный шаг - подойти к зверю. Ползком добралась до него и осторожно коснулась задних лап, так хотя бы не было риска, что он мгновенно откусит руку по локоть. Но тигр лежал смирно, искоса наблюдая. Будто был куда умнее обычной дикой кошки. Ева принялась разрезать веревки. Следом пошли передние лапы, страх практически исчез. И стоилопаучихе кинуть порезанную веревку в угол, как телега остановилась. Запряженные лошади дико и испуганно заржали. Ева услышала скулеж и тихий волчий лай, смешанный с рычанием. Почувствовала дыхание смерти. Услышала, как там за пологом, за тряпичными стенками, кто-то умирает. Теперь тигр казался не таким уж страшным, и Ева вжалась в его бок, обняв колени. Враг снаружи был куда опаснее.

     Она зажмурилась, что было сил, обхватила себя за плечи покрепче, чтобы унять дрожь. И услышала легкий перезвон колокольчиков. Где-то их уже слышала. И она еще сильнее вжалась в полосатый бок, пытаясь вспомнить. Снаружи зазвенела сталь, и невозможно было даже понять, хорошо это или плохо.

     Звон стих. Раздался тихий свист, и тигр сорвался с места, зубами впился в Евину руку и потащил за собой наружу. Паучиха принялась орать. Она ведь знала! Знала! С самого начала знала!

     Больно не было, чешуйчатая броня тела не позволяла даже поцарапать, но от страха Еве казалось, что она жутко ранена. Ведь он вытащит ее и отдаст врагу. Почему фурия так и не пришла? Почему позволила этому случиться?! От отчаяния сил сопротивляться не было, и паучонок позволила зверю вытащить себя из телеги. Упала на землю и свернулась в клубок, боясь даже глаза разомкнуть.

     Ее подняли за грудки и поставили на землю, маленькие горячие ладони коснулись лица. Ева удивленно распахнула глаза, не веря самой себе. Перед ней стояла Химари. Совершенно серьезная. Волосы все так же были собраны в прическу, заколка с маленькими колокольчиками была воткнута у кошачьего уха, и только одна прядь выскользнула и теперь нелепо топорщилась у виска. Кимоно было порвано по бокам от бедра, а оба клинка кошка крепко сжимала под мышкой.

     - Садись на тигра. Живо! - скомандовала она, удостоверившись, что паучонок цела и невредима.

     Ева готова была обнимать кошку и благодарить, но та была холодна, и выглядела сильно обеспокоенной. Паучонок покорно залезла на тигра и вцепилась в шерсть на холке. Химари принюхалась и, коротки свиснув, отдала зверю команду, он сорвался с места и понес Еву в лес. Кошка обернулась львицей и поспешила за ним.

     Химари то и дело обгоняла, направляла, уводила кругами по зарослям. Ева давно уткнулась лбом в звериную шкуру и зажмурилась, заставляя себя молча терпеть - ветки хлестали по лицу и больно били по ногам и рукам. Но паучонок помнила, что большим кошкам достается сильнее. Когда она попыталась хотя бы оглядеться, то увидела загнанную Химари, перемахивающую через упавшее дерево. Мгновение, и она исчезла из поля зрения, оставшись позади.

     Еве стало не на шутку страшно, она слышала волчий вой и лай нескольких десятков псов. И все они следовали за ними.

      

     ***

     Инпу был не на шутку спокоен, четко отдавал приказы, попутно командуя кошками, одевавшим его в броню. Волки слушались беспрекословно, и не было даже малейшей паники, словно это была всего лишь штатная ситуация.

     Разведывательная группа принесла грустные вести - сопровождающий девочку и тигра отряд погиб, ребенка украли. Не было никаких сомнений, что именно кошка, побывавшая у чайного домика Инпу, могла сотворить такое. Волки искали предательницу в лесу, несколькими группами они уже успели взять ее с добычей в кольцо, оставалось только заманить в ловушку.

     Лион подавил чувство тревоги, заставив себя думать, что план удастся. К тому же рядом был Хоорс, само его присутствие жутко напрягало.

     - Если ваш план провалится, мой генерал, - осторожно начал советник императрицы, - что вы будете делать? - лукавый прищур словно подначивал ударить ему промеж глаз.

     - Подам в отставку. Мне нельзя ошибаться, - как можно равнодушнее отозвался Лион, ожидая возвращения Инпу.

     - Тогда до встречи, - довольно произнес Хоорс, подзывая одного из волков. - Мои шкуры готовы?

     И его увели к Жоккару, заместителю вожака волков. Чувство тревоги возобновилось после ухода советника императрицы, что-то сильно не нравилось Лиону, что-то беспокоило, но он не мог понять, что именно. Определенно, назревало что-то нехорошее, и ощущение неизвестности напрягало и заставляло разум метаться в догадках. Пустая трата времени, генерал никогда не верил мыслям, заполнявшим голову целиком. Это как стая диких крыс, пока не угомонишь, не сможешь даже сосчитать.

     - Вы все еще здесь, генерал? - Инпу в боевом облачении медленно шел Лиону навстречу. - Мы справимся, и я отправлю добычу так скоро, как только смогу. Естественно, совершенно секретно. Как обычно, через подземелья.

     - Как я могу быть уверен в вашей победе? - отозвался Лион, осматривая вожака волков. Стальной нагрудник, наручи, наколенники, такие же сапоги и даже перчатки с защитными пластинами. А под мышкой он держал шлем с защитой для волчьих ушей.

     - Я сам пойду за Люцией. Уж на меня-то вы можете положиться, - Инпу затянул под подбородком поддеву и сверху надел шлем без забрала. - Жоккару проводит вас на летную площадку.

     - Рассчитываю на вас. До встречи, - и, кивнув, Лион удалился дожидаться помощника волка в пустом чайном домике.

      

     ***

     - Лежи и не высовывайся! - сурово рыкнула на паучонка Химари, силой стаскивая с тигра и укладывая у дерева. - Охраняй! - буркнула зверю, нервно вслушиваясь в волчий вой.

     Она уже была на пределе, сердце все еще колотилось после бега, словно было уверено, что качает кровь по телу дикой кошки. Повернувшись беззащитной спиной к тигру, Химари вынула мечи. Вздохнула, выдохнула, вслушиваясь, как сердце покоряется и успокаивается. Она еще ни разу не использовала священные клинки в настоящем бою и не знала, как они себя поведут, насколько будут послушными и покорными каждому движению.

     Химари собралась с мыслями, вслушиваясь в лай преследующей их толпы. Лучшее место для боя не найти - широкая поляна, простор и полная свобода.

     Волчий рык донесся из-за дерева за спиной Евы. И уж первой среагировала именно она, разразившись криком. Ударом лапы тигр сбил врага с ног и в мгновение ока сомкнул пасть на горле. Раздался хруст, но он тут же утонул в буре звуков.

     Кошка сцепилась со сворой волков, стремительно наносила секущие удары, лишая их возможности атаковать. Вертелась и металась по поляне, практически привыкнув к клинкам. Они приятно легли в ладонь и слушались беспрекословно. Каждая катана - продолжение руки.

     Очередная рассеченная волчья пасть промелькнула и скрылась среди таких же псов. Химари лихо вспарывала глотки, ныряя под врагов, била волкам-людям в руки, куда не доходила броня. Рассекала цепи, принудительно возвращая псов в человеческие тела. Впервые за долгие годы чувствовала себя в своей тарелке. Шаг, прогиб, одной рукой отвлечь, второй поразить. Отойти, броситься, выбить из рук оружие, ударить по коленям и сразу - в шею. В целом ворохе волков и людей она все еще держалась. Вот только врагов становилось все больше. И сколько бы Химари не топталась на трупах, они не кончались, ссыпались со всех сторон, кидались, рычали, выли, едва не доставали когтями.

     Химари уже не успевала наносить удары, а только отбивалась одним мечом, по привычке. И внутри было так пусто, ни отголоска священной силы. Как ни пыталась кошка позвать Самсавеила, как ни старалась заставить клинки пылать лиловым пламенем, ничего не происходило. Страх только нарастал. Неужели она просто погибнет, загрызенная жалкими псами. Вот так легко?

     И душащее чувство безысходности и бесполезности сбивало с толку и мешало биться в полную силу. Она все надеялась, что клинки вспыхнут, как у Ясинэ в руках, и станут разить врагов наповал. Но этого не происходило. А кошка не могла отделаться от ужасающих мыслей, пропуская удары один за другим, лишь чудом избегая серьезных ранений. Она не справится. И вот секира в руках одного из волков прошла по голени, распоров до кости.

     Химари едва не упала, оцепенев от жуткой нестерпимой боли. Но ее подхватили, сильно стиснув плечо, отобрали один из мечей и поставили ровно.

     - Держись! Я рядом.

     Химари уже отражала оставшимся клинком атаку безоружного зверя. Враг с секирой исчез из поля зрения. Кошка хотела было обернуться, чтобы увидеть, кто же это предал волков и не дал ей упасть. Кто стоял к ней спина к спине, защищая. Старый друг или хитрый враг? Но ей все не удавалось.

     Кошка вдруг вздрогнула, осознав, что оставила Еву одну. Волки бросились на Химари, но другая их часть могла напасть и на нее. Вся надежда была лишь на тигра. Понял ли дикий зверь, что девочку стоит защитить даже ценой жизни?

     ***

     Ева пряталась в крохотной пещерке среди раскидистых корней дерева. Здесь было тесно и влажно, а звон мечей заставлял дрожать и затыкать уши руками. Как же страшно было, как же жутко. Но из укрытия было видно лишь лес и бегущих волков. Им не было никакого дела до нее, они неслись порвать кошку в клочья.

     Паучонок силилась разобрать в мыслях. Кто это был? Кто схватил за руку и силой затолкал в это маленькое убежище, полное жуков и муравьев? Он потрепал по волосам и сказал только 'Пожалуйста, выживи', и ушел. Что он имел в виду? Она помнила только его голубые глаза и тревожную улыбку, застывшую на тонких губах.

     Что теперь с ними будет? Где же сильная фурия? Люция, кошка без тебя пропадет. Ну почему ты не пришла? И Ева дрожащими руками тянула с пальцев паутину, сворачивая ее в ровный узор. Она больше не слышала и не видела ничего, словно мир замер и затих. Только глядела в блики меж белесых нитей, щурилась, пытаясь различить образы.

     И разглядела. Хищные волчьи глаза. Совсем не в паутине.

     - Вот ты где!

     Ее, визжащую и брыкающуюся, вытащили из тесного убежища за руки. Она вырывалась, но ей хватило одной лишь пощечины, чтобы беспомощно сжаться в комок, дрожа всем телом. Даже не дернулась, когда связали, и молча стерпела, когда волк в кожаных доспехах перекинул через плечо и понес. Как же жутко он вонял потной и мокрой псиной, но Ева больше переживала не за себя. Если волки ее так спокойно забрали, значит, справились и с Химари, и с тем мужчиной.

     Паучонок подняла голову и увидела на поляне посреди целого ковра волчьих трупов белого тигра и львицу. Они просто лежали, спина к спине. Тяжело дышали, и это дарило хоть какую-то надежду. Или просто Еве казалось, что они дышали. Не было сил даже плакать.

     - Сколько хлопот от них, - огрызнулся волк, подбрасывая безвольную Еву поровней. - Если бы не Винс, возились бы до утра, - похлопал по плечу парня-кота, выглядевшего немногим старше Евы. - А то и вовсе они нас всех перебили бы.

     Волк за край куртки стащил Еву с плеча, довольно хмыкнул, еще раз глянув на нее.

     - Сколько им еще, Винс? - пробурчал, ставя паучонка на землю. Не отпустил, только сильнее вцепился в ворот, свободной рукой приставив к спине нож.

     - Через час примут человеческую форму. Еще через час очнутся, - кот робко проводил Еву взглядом, словно извиняясь.

     - Гр-р. Мы можем не успеть. Убей их, пока не пришли в себя, - рыкнул волк, кивком головы командуя остальным волкам. Их было не так уж много, но каждый вселял в паучонка дикий страх. Вооруженные до зубов, с дикими, жаждущими крови и боли, глазами. Ни грамма жалости, ни капли человечности. Они словно готовы были сожрать ее живьем.

     - Да, господин Жоккару, - пробубнил кот, отворачиваясь.

     А перед Евой открылась повозка, и огромная птичья клетка опустилась прямо у ног на землю. Железная клетка. Сердце Евы ушло в пятки, казалось, даже кровь в жилах похолодела, а коленки стали громко стучать от страха. Провидица уже видела эту клетку много-много раз. Знала, что она несет смерть. Она даже пахла ею, словно пропиталась насквозь.

     Паучиха дернулась, почувствовала на грани осознания, как нож рассекает спину, и кинулась бежать. Сделала лишь шаг, всем телом ринувшись в лес, как на связанных ногах подпрыгнула и кубарем покатилась с маленького склона. Все тело отозвалось болью, каждая кочка норовила ударить, где понежнее, каждая ветка - оцарапать лицо, а каждый камень больно впиться в плоть. Ее догнали, схватили за шиворот, едва не задушив, и поволокли обратно.

     Ева брыкалась, плакала, билась и силилась вырваться, но ее запихнули в клетку и замкнули. Паучонку, воющему от собственной слабости и бесполезности, оставалась только смотреть, как две большие кошки лежат среди трупов, а рыжий кот стоит над ними с опущенной трубкой и дротиками в руке. Еве хотелось крикнуть, что он предатель и заслуживает мучительной смерти. Вот только она понимала, что смерть ждет именно ее, а не его.

     ***

     Люция вышла из шатра, когда сумела привести все мысли в порядок. В голове уже созрел план, и следовало поторопиться. До Инпу бескрылой не было никого дела, она вдруг поняла, что он и без того стар, и умрет рано или поздно. Нужно было с Химари добраться до округа ангелов, уговорить показать дорогу к райскому саду и отпереть ворота.

     Вот только у шатра не было кошки, только прохаживались подозрительные волки, зачем-то обнюхивающие каждый угол, и ворковали толпы разряженных незамужних девиц. Кошки не было и на площади, где все еще танцевали гости. Не было и за столом с ароматными яствами, и в толпе служанок. Она словно испарилась. Вспыхнув от такой наглости, Люция подобрала полы платья и поспешила в таверну, на ходу расталкивая всех, кто попадался на пути.

     Дверь в комнату поддалась с первого удара ноги и распахнулась настежь. Но в комнатушке не было даже Евы. Исчез тигр, пропали оба клинка Химари. Произошло что-то явно нехорошее. Времени искать улики и размышлять не было, стоило последовать за ними. И Люция оборвала юбку от пояса, стянула разломанный кринолин, торопливо накинула куртку поверх корсета, застегнула на груди крепления и зацепила арбалет и колчан за спиной. Если кто и мог найти кошку и паучонка, так только волк, и нужно было заставить одного из них помочь.

     Ругаясь на шляющуюся где-то Химари, Люция краем уха услышала, как двое волков за барной стойкой обсуждали жуткие черные паучьи пальцы и спорили, сколько же глаз было у маленького чудовища. Люция замерла и осторожно, пытаясь понять, послышалось ли ей это, подкралась к волкам сзади. Но нет, они доказывали друг другу, были ли в черных глазах паучьей девочки зрачки, или это маленькое исчадие ада совсем не походило на нормального человека. Они презрительно морщили носы и чокались, заплетающимся языком благодаря Самсавеила, что им не пришлось вести девчонку дальше границы города.

     Стиснув кулак от гнева, Люция положила одному из волков руку на плечо.

     - Где сейчас паучья девочка?

     Реакция последовала незамедлительно, Люция успела отскочить и, пригнувшись, пропустить удар над головой. Тут же сгребла за ворот нападавшего и толкнула на стойку.

     Толпа замолчала и расступилась, кто-то даже торопливо убрал пару столов и стульев ради зрелища. Но у Люции не было ни времени, ни настроения устраивать цирк. Она дождалась, пока волк заплетающимся языком объяснит товарищу, что справится сам, и подняла кулаки к груди. Бескрылая помнила, что самым болезненным местом у волков всегда были носы, и можно было закончить бой с одного удара, если повезет, если просчитать наперед, как поведет себя противник. Но пьяный волк и сам не знал, что он будет делать, только с рыком кинулся на Люцию, занеся над головой пустую бутылку.

     Хмыкнув, бескрылая сделала пару шагов навстречу и, пока волк понимал, зачем, выбила с ноги ему коленную чашечку и добила падающее тело локтем в шею. Волк больше не поднялся, и Люция даже растерялась, потому что ответить на вопрос тот больше не мог. Но оставался его товарищ, более трезвый и на вид более сильный.

     Волк не стал кидаться на нее, а только подошел и точно так же поднял кулаки.

     - Драться с женщинами - позор, но ты, видимо, не считаешь себя женщиной. И я не буду... - он не успел даже договорить, как Люция сделала подсечку, выбивая землю из-под его ног, и тут же со всего маху ударила ему в нос. Из всех, с кем ей приходилось драться, одна только Алиса заслуживала разговоров.

     Волк упал, взвыв раненным зверем, но Люция придавила его к земле еще сильнее, сев сверху на грудь. Она не позволила ему даже коснуться сломанного носа или вытереть кровь, заломив руки над головой.

     - Еще раз спрошу - где паучья девочка? - рыкнула она, свободной рукой приставляя нож к горлу волка.

     - То чудовище с тигром? - кашляя, спросил он.

     - Она самая!

     - Отвали! - и он харкнул ей в лицо кровью.

     Люция провернула нож в руке и с размаху тыльником ударила по ключице волка. Пока он выл и метался под нею, стараясь изо всех сил вырваться или хотя бы освободить руки, толпа недовольно галдела. Сломанная ключица - совсем не то зрелище, которое все хотели видеть, ни раны под курткой, ничего не видно, но волчьи вопли не могли не оставить равнодушными. Совершенно никто не кинулся выручать раненного волка; олени, куницы, пчелы, телицы просто стояли и смотрели, больше беспокоясь о том, все ли им видно. Бескрылая даже поморщилась, настолько ей показалось это ненормальным. Охотницы при ней всегда защищали своих, как и крылатые не давали в обиду друг друга. И в войну все держались за товарищей. А тщедушное равнодушие всех пестрых гостей казалось лицемерной фальшивкой и пародией на дружбу между округами.

     - Где паучья девочка и тигр? - повторила она.

     - К гейзеру! Они ведут ее к гейзеру! - он все еще метался, силясь вырвать руки, но это дарило ему еще больше боли, сломанная ключица стала хлюпать кровью. - Это за лесом! Через кварталы кошек, дорога всего одна, не пропустишь.

     Люция кивнула и рывком встала. Вернула нож на пояс, поправила крепления арбалета и съехавший по ноге колчан.

     - Ее зовут Ева, и она не чудовище, - и ушла под свист и недовольные вопли толпы. Все, что они могли - орать ей вслед, что бой надо закончить, но Люция, вытерев с лица кровь, уже неслась сквозь толпу к ближайшей конюшне. Ворованный конь - тоже конь.

     Всех бродяг, бедняков и больных знаешь Ты,

     Всех беспомощных с горестью их знаешь Ты,

     Если я позову Тебя, стоны услышишь,

     А смолчу - и наречье немых знаешь Ты.

     Кошка очнулась с чугунной головой, рывком села, едва не потеряв сознание, и машинально стала похлопывать по бокам и бедрам в поисках клинка. Подняла голову, чувствуя опасность, и увидела перед собой бледного перепуганного паренька-кота. Тот искоса поглядывал не на саму кошку, а на кого-то рядом. Химари повернулась, но возле нее сидел тигр и пристально глядел на юношу, клокоча.

     - Не бойся. Раз он тебя еще не убил, то и не убьет, - прошептала она незнакомцу, с трудом поднимаясь. Она понимала, что этот парень как-то связан с тем, что ей плохо, и она с трудом двигается. К тому же звериная форма исчезла, а Химари ясно помнила, что под конец боя стала львицей.

     - Это яд, вам еще долго будет плохо, - словно извиняясь, прошептал юноша, растягивая губы в извинениях.

     - Чей яд? - Химари провела рукой по лбу, ощупывая кожу, затем коснулась шеи, куда попал дротик.

     - Паучий, - юноша-кот даже зарделся от гордости. Еще бы, такие яды - большая редкость и стоят бешеных денег. - Сам добыл. Я в вас дротиком... ну, того, - он помог кошке устоять на полусогнутых слабых ногах, придержав за локоть.

     Она усмехнулась, поглаживая опухшую рану на шее.

     - Водки не найдется? - тяжело выдохнула, каждой клеточкой тела ощущая, как невыносимо страдает плоть.

     - Только спирт, - недоуменно отозвался парень, опасливо косясь на тигра.

     - Пойдет, давай сюда, - усмехнулась кошка, опираясь о ближайшее дерево.

     Кот протянул Химари фляжку, и она залпом осушила ее. Закашлялась, прижав руки к горлу, едва не упала. Она чувствовала, как по телу разливается обжигающее тепло, как становится хуже и сразу же - лучше. Травы, способные поднять температуру еще выше и наверняка уничтожить яд, остались в таверне.

     - Вам лу... - но договорить юноша не успел. Кошка молниеносно схватила его за горло и прижала к дереву.

     - Ох, не стоит, - мурлыкнула она. - Ты всадил в мою шею дротик с ядом, помогая волкам. Ты думаешь, я решу, что ты не враг?! - у нее жутко кружилась голова, но она знала, что на парня ее вполне хватит.

     - Я не знал! Честно, не знал! Я только когда подошел, понял, что вы - это вы, - просипел он, скребя руки Химари коротко остриженными ногтями.

     - Что я - это я? - кошка принюхалась. Спирт хоть и перебивал запахи, но не настолько сильно. Юноша казался знакомым, но Химари не могла понять, почему. Она все еще крепко держала его за горло, пытаясь вспомнить лицо.

     - Вы научили меня собирать яд, - хрипел он, стараясь хоть на миллиметр подвинуть кошкину руку с кадыка. - В войну. Которую проиграли, - ему явно не хватало воздуха.

     Но кошка отпустила его и, наклонив голову, еще усерднее пыталась вспомнить. Наконец, вспышкой, до нее дошло.

     - Ты Винс? - сухо пробурчала она, уже вовсю занятая поиском мечей.

     - Да, - юноша-кот уперся руками в колени и пытался отдышаться. - Меня просто послали помочь волкам забрать какую-то очень важную девочку. Они хотят кого-то заманить в мертвый гейзер, - кашляя, закончил он.

     - Там много волков? - кошка, упершись ногой в труп, тянула застрявший в ребрах меч на себя.

     - Очень, - Винс поежился. - Наших тоже хватает, мы волков кормим и поим, пока он играют в карты по шатрам. К тому же наша задача оповестить их, как только кто-нибудь появится возле каньона.

     Химари глубоко вздохнула, вытирая окровавленный меч о край кимоно.

     - Они ловят маршала.

     - Люциферу?! - Винс побелел от ужаса. - И вы с ней заодно? - кажется, это было сказано с ноткой презрения и обиды.

     Кошка кивнула, вышагивая по волчьим трупам ко второму мечу.

     - И сколько там кошек? Тех, что я знаю, и что знают меня, - уточнила она, одним махом вытащив второй клинок из волчьего живота.

     - Из опытных бойцов будет котов пятьдесят, - неуверенно начал Винс.

     - Ох, и что же, мне всех перебить придется?! - простонала Химари, подвязывая мечи. Только этого не хватало, против своих же, в лоб. Она не сможет, как Люция, убивать бывших товарищей, это слишком. Но разве есть выбор?

     - Нет!

     Химари обернулась на столь бойкий ответ. Винс стоял, не поднимая глаз, и крепко сжимал кулаки.

     - Мы не скажем, что вы пришли, - он серьезно посмотрел на нее, нахмурив густые брови.

     Кошка криво усмехнулась и пошла дальше, ей этого было мало. Все равно Люция придет и втянет ее в бой с котами, а ведь когда-то все было иначе.

     - И не выдадим маршала! - крикнул он вдогонку, спохватившись. - Мы не будем драться с вами, не поможем волкам, - Винс потупил взгляд.

     А Химари звонко рассмеялась.

     - Глупый мальчишка! Как ты собрался уговорить слуг ослушаться своих господ? Эти кошки трусливы, как мыши! - взревела она, обернувшись к нему. Она вся дрожала от гнева и горькой обиды.

     Юноша-кот вжал голову в плечи, замявшись. Пожевал губами, опасливо прижав уши к голове.

     - Вас мы боимся больше, - тихо-тихо прошептал он, отворачиваясь. Искоса глянул на кошку и, спохватившись, бросил, - Простите.

     Химари, помрачнев, кивнула.

     - Я правильно понимаю, на вашу помощь в бою я могу не рассчитывать? - презрительно шикнула она, повесив уши.

     Винс кивнул.

     - Боюсь, что так. Но мы вас не выдадим. Честно!

     Химари криво усмехнулась, обнажив белоснежные клыки в потеках ее же крови.

     - Если вас не выпорют, - мотнула головой и, обернувшись белой львицей, затрусила в сторону гейзера Ши.

     *** 

     На территорию кошачьего лагеря Химари ступила уже человеком, а не львицей. Винс давно обогнал ее и успел донести весть о приходе необычной гостьи. Надо отдать ему должное, никто из волчьих слуг не выдал ее появления.

     На страже стояли только мужчины-коты. В кожаных доспехах, слабо вооружены, и больше встревожены, нежели серьезно готовы к бою. Девушки и женщины возились у небольших костров, и таскали котелки в обход каньона.

     Перед Химари все расступались и склоняли головы, а она шла, недоверчиво придерживая мечи у бедра и как можно незаметнее подтягивая раненую ногу.

     - Принцесса.

     - Принцесса.

     - Принцесса.

     Они шептались за спиной, переносили весть о ее приходе друг другу, но никто не решался даже подойти. Кошка брезгливо поморщилась, а потом, устыдившись самой себя, прижала уши к голове. Чувство вины неподъемным камнем легло на грудь. Это из-за нее все кошки стали покорными и трусливыми, сделались слугами, ожидающими поощрений. Если бы не война, все бы жили, как раньше. Даже тихая ненависть лучше рабства. Все лучше служения волкам!

     А кошки все равно звали ее принцессой, помнили. И лучше бы им кинуться на нее, задушить за все, на что она их обрекла, лучше бы им забыть, что кошачья принцесса бросила их, оставив побираться у ног врагов. Она готова была к их гневу, ведь сейчас она шла помогать маршалу, той самой сумасбродной девчонке, похоронившей столько кошкиных солдат. Они вправе были звать ее предательницей, которой она и являлась. Но шептали только - 'Принцесса'.

     Даже понимая свою вину, Химари все равно шла через пролесок к краю каньона. Она заберет Еву и отдаст девочку Люции. А потом - будь, что будет. Это было настолько неважно и бессмысленно, что кошка боялась загадывать. Из головы не выходили дочери. Если бы только она могла вернуть все прошлое и поступить иначе. Если бы только Самсавеил дал ей шанс исправиться, спасти ни в чем не повинных девочек, жизни которых она загубила собственными руками.

     Кошка, не спеша, забралась на каньон и присела у самого края. Тигр остался ждать ниже, развернулся спиной, словно охраняя от кошачьего рода.

     Огромный колодец каньона был полон шатров, столов и волков. Все они были вооружены и ждали своего часа, коротая время за разговорами и картами. В самом сердце каньона покоилось иссохшее озеро, с пролегающей сквозь него широкой бездонной трещиной. Химари только в самой первой жизни застала гейзер живым, он бил столпом раскаленной воды каждый час. А потом вдруг умер, и волки стали ссыпать туда тела врагов, предателей и убийц. А теперь же, на трех старых цепях висела все та же птичья клетка, в которой доводили до изнеможения преступников. От ее дна тянулась веревка к одному из столбов, потянешь за нее, и через распахнутые створки вдоволь намучившийся заключенный упадет в черную бездну. Вот только сидела в этой клетке не отчаянная преступница, а девочка, которой суждено было стать приманкой для более крупной добычи.

     Волки терпеливо ждали, когда в ловушку угодит маршал, дикая гарпия. Прохаживались бессмысленными дозорами от единственного выхода - расщелины шириной в пять лошадей - до гейзера, и обратно. Стреноженные кони стояли возле крутого обрыва каньона прямо под Химари, тихо ржали, били копытами щербатую землю и толкались. Один из волков прикрикнул на молодую рыжую кошку в грязном фартуке, и, отвесив поклон, она побежала успокаивать животных. Юная кошка вилась возле лошадей, поглаживая их по лоснящимся шеям, утешала, словно извиняясь за неудобства. И кони ее слушали, бодали носами, пожевывали мягкие уши, позволяли тянуть себя, и даже не проронили ни звука, когда она крепко подвязала их за поводья к столбу.

     Конюхи, кухарки, куртизанки - завидные профессии для горделивых кошек, ничего не скажешь. Но они словно привыкли к этому, приспособились, смирились, сломались. Или сделали вид. Но даже на войне в госпиталях Химари не видела таких потухших безрадостных взглядов. Тогда все верили в свою принцессу, смотрели на нее с горящими глазами, растягивали губы в радушном оскале, а 'Принцесса' за спиной звучало с трепетом и любовью. Пошли бы они за ней сейчас? Шепот за спиной был полон удивления, горечи и надежды. Они ждали от нее того, что ей было уже не под силу. Старые кошки не воюют, старые кошки растягиваются на подстилке у камина и мурчат. Старые кошки спят, мечтая о смерти. А Ева ждала свою фурию, мечтая о спасении. Старые кошки не бросают котят умирать.

      

     ***

     Люция неторопливо пробиралась сквозь лагерь с взведенным арбалетом. Она недоверчиво косилась на каждую кошку, металась из стороны в сторону и словно не верила, что они не станут нападать.

     Химари метнула ей под ноги иглу, и тогда их глаза, наконец, встретились. Люция со всех ног бросилась к кошке, прижав к груди арбалет. Химари ждала бескрылую, ждала команды к бою, отмашки, разрешения. И было так странно на душе, неловко, но приятно. Впервые кошке захотелось получить приказ от этой безумной сумасбродной девчонки, как все ее кликали, и выполнить его. Люция поднялась и на четвереньках подползла к самому краю каньона-колодца. Осмотрела все, едва задержавшись на клетке с Евой.

     Кошка ждала, благодарно смотря на то, как волчьи слуги готовят поздний ужин, терпкий аромат которого скрывал присутствие маршала более чем полностью.

     - Волки не спали прошлую ночь и весь этот день, они устали - самое время для нападения. Приходил Инпу, подбодрил воинов, и остался - возится с бумажками в шатре возле клетки, - Химари указала рукой на ярко-алый шатер, охраняемый двумя крупными стражами.

     - Перья императрицы, паутина провидицы, - Люция словно и не слушала ее. Закатала рукав куртки по локоть, дернула запястьем, заставляя шнурок, Евин подарок, провернуться. - Идем, - заключила она, вставая.

     Не успела кошка хоть что-то ответить, как бескрылая стала спускаться к лагерю.

     - Куда?! - опешила Химари, не веря своим ушам.

     - В ангельский град, - терпеливо ответила Люция, разряжая арбалет и пряча болт в колчан.

     - Но Ева?! - дрожащим голосом прошептала кошка.

     Люция молча защелкнула арбалет в крепления на спине.

     - Моя жизнь важнее для этой империи, - и стала спускаться.

     - Она любит тебя. Действительно любит. Она ждет там, в этой чертовой клетке! Ждет, что ты придешь и спасешь ее! - кошка не верила, это казалось чудовищной шуткой, не могло быть правдой. Она отказывалась верить.

     - Пусть ждет. Я достойно ее похороню. В кристальных часах, никак не меньше. Но - после! Черви даже не успеют съесть ее сердце, - и даже голос не дрогнул. Она обошла тигра и спрыгнула на траву.

     Химари опешила. Да за один такой шанс двадцать чертовых лет назад она готова была продать душу и тело Самсавеилу до скончания времен! Позволь ей судьбы спасти драгоценных волчат пару веков назад, она была бы готова на все. Ее душили слезы - от ярости, от горя.

     А Люция словно даже не понимала, не хотела понимать.

     - Идем, у нас много дел.

     Кошку трусило, кожа горела. Слезы сами хлынули, как ни пыталась она их сдержать. Все тело налилось текучей энергией Самсавеила, обжигающей, невыносимой. Химари швырнула в Люцию камень, и тот, многократно усиленный, просвистел возле щеки бескрылой, рассекая ее.

     - Гори оно синим пламенем! - взревела кошка. - Пошла ты к чертовой матери, бессердечная эгоистичная дрянь! Ты не достойна зваться Люциферой, несущей свет. Ты - чудовище, - орала кошка, совсем не боясь, что волки ее услышат.

     Но Люция даже не повернулась, и тогда, утерев слезы со щек, кошка перемахнула через край колодца, попав вместо бескрылой в волчью ловушку.

      

     ***

     - Боже! Все возможно тебе. Пронеси чашу сию мимо меня. Но не чего я хочу, а чего - ты, - шептала Ева дрожащим голосом, молясь на коленях в железной клетке. Она перебирала пальцами паутину, наматывая ее в клубок, виток за витком.

     Ей не хотелось смотреть на волков, они скалились ей и смеялись. Не хотелось думать о спасении - она в него больше не верила. Молилась, но от страха мучительной смерти. Ева чувствовала себя виноватой - из-за нее убили Химари. Люция точно будет зла и, возможно, бросит ее умирать. Заслужила!

     - Боже, все возможно тебе. Пронеси чашу сию,. - все смолкло, и паучонок подняла голову.

     Люция! Ева поднялась аж на цыпочки, глядя, куда обратились все волки. Но там стояла Химари - одна. Только что обратившаяся из львицы в человека. Ее маленькая грудь тяжело вздымалась, а левая нога подрагивала, рассеченная вдоль голени. Волки бросились всем скопом. Она мгновенно обнажила парные клинки, охваченные лиловым пламенем. Зарычала, показав белоснежные львиные зубы. Все ее тело словно горело изнутри, под белоснежной кожей жилки проступали пунцовой сетью. Кошка сделала шаг, второй, и растворилась в волчьих телах.

     Ева видела знакомые движения, переступы, волны, покачивания и кружения, сопровождаемые лиловыми клинками, разящими, разрывающими. Кошка словно танцевала, как тогда - у озера. Паучиха не видела, но чувствовала притягательный взгляд лиловых глаз.

     Волки кидались толпой, все новые, и новые. Хватали пики, секиры, мечи. Они бросались на нее по головам, а она - танцевала. Мягко, легко, смертельно.

     Тигр метался меж врагов, тяжелыми ударами лап сбивая их и толкая друг на друга. Вгрызался в незащищенные глотки и ломал челюстями ноги.

     Ева стояла на дрожащих ногах, прижав клубок паутины к груди, и едва дышала. Она видела, чувствовала дикую невыносимую боль Химари, отражавшуюся в ее лиловых глазах. Та заставляла зрачки кошки дрожать, а мускулы шеи и плеч сокращаться, отчего некоторые движения рук выходили грубыми, жесткими, совсем не вяжущимися с прекрасным танцем. Но кошка держалась, разя волков, прыгая по их поверженным телам.

     Паучиха трясла решетку, вцепившись в нее изо всех сил, но даже не замечала этого. Где Люцифера? Где?! Почему ее снова нет?

     Она видела, как сзади к кошке приближался вожак волков - седобородый, широкоплечий, сильный. Это он знакомился с Евой, говоря, что имя ему - Инпу, он глава всех псов, и его не стоит бояться всерьез, ведь волки не обижают детей. Но это именно он заносил секиру над кошкиной головой.

     И Химари почувствовала угрозу, обернулась, выставляя руки с мечами вперед. Но было поздно. Ева видела, как золотые волчьи глаза дико смотрят на кошку, и страх заполнил собой все ее существо, пронзая душу отчаянием и болью.

     - Боже! Пронеси чашу сию мимо нее! - орала Ева, не слыша ничего кроме мрачного боя собственного сердца.

     Вот - горе! Кровью слез ты захлебнуться должен,

     Иль мир ликующий перевернуться должен!..

     Пока твои глаза не высосала тьма,

     Представь, что это сон, что ты проснуться должен!

     Кошка словно застыла, пытаясь защититься от удара вожака волков. Его секира сверкала над ее головой, а Химарины мечи враз потухли. Ева трясла клетку, но оторвать глаз не могла. В голове билась только одна мысль 'Даже если богу все равно, почему Люция не пришла?'.

     Волк рухнул кошке под ноги, приложившись грудью на собственную секиру - его голову в шлеме насквозь прошел осмиевый болт, драгоценное сокровище Люциферы.

     Ева присела на дно клетки на подкошенных ногах, ее все еще била дрожь.

     - Пришла, пришла, пришла, - сорвавшимся голосом хрипела она. Пришла и спасла кошку от неминуемой смерти. Прекрасная Люция, добрая Люция, верная Люция. От охватившей ее радости паучонок вытирала слезы и сильнее прижимала к груди клубок паутины. Всхлипнула, громко шмыгнув носом, и уткнулась лбом в клетку. Спасена.

     На краю каньона стояла Люция, отточенными движениями взводила арбалет, уперев его стременем в землю, и стреляла. Снова и снова. Она знала, что исключительно ангельский метод ведения боя, с неба, беспроигрышен практически всегда. Не жалела сил и разила всех, кто мог ранить кошку издалека, и волки с алебардами, секирами, пиками исчезали в потоке товарищей.

     Химари кивнула, перехватив мечи удобнее, и одним из клинков указала в сторону Евы и лошадей. Волков не становилось меньше, но был шанс сбежать.

     Люция прикинула расстояние. Единственным выходом было - поверху добраться до гейзера и спрыгнуть к коням, забрать обоих, Химари и Еву, и унестись отсюда как можно дальше.

     Все звенело, скрежетало, свистело. Бескрылая только и успевала, прыгая по камням, изредка отстреливать самых надоедливых волков, вдруг решивших на отчаянный поступок - забраться по крутому склону. Химари была совсем близко, прямо под ногами, и Люция старательно расчищала ей дорогу, высматривая место для прыжка. Лиловые клинки рвали и кромсали, звеня и разгораясь все сильнее от пролитой крови. Люция мельком глянула на клетку, Ева пыталась открыть дверцу, сосредоточенно выискивая снаружи хоть какой-то засов или замок.

     Защелкнув арбалет за спиной, Люция спрыгнула с края каньона и, изрядно проскользив по крутому склону, едва успела затормозить у кучкующихся лошадей и не получить копытом в грудь. Животина жалась друг к другу, но совершенно молча, по привычке. Дело было за малым - спасти Еву, чтобы Химари пошла за ней до самого райского сада.

     - Люция! - вскрикнула Ева, вжавшись в клетку всем телом.

     И бескрылая обернулась, с удивлением обнаружив за спиной дикого волка, припавшего на лапы для прыжка. Пока он решался, вгрызться ли ей в горло или схватить за ногу, она успела с размаху пнуть его в нос и тут же приложить пяткой в темечко. Нервно развернулась, но всех волков взяла на себя Химари - на кошку псы бросались особенно рьяно. Собравшись с мыслями, Люция лихо забралась на первого попавшегося коня, без седла это было весьма затруднительно. Фыркнув под нос, перехватила поводья и сильнее сжала ногами бока лошади.

     - Пошла! - ударила пятками, на ходу вытащила арбалет и, намотав поводья на руку, зарядила снова.

     Оставалось совсем немного до заветного гейзера, сбоку к нему же спешила Химари, отчаянно отбиваясь от настырных волков. Одна рука уже была ранена, словно чьи-то клыки распороли ее сквозь слой кимоно. Но кошка старалась не обращать на это внимания, нервно поглядывая на раскачивающуюся над гейзером клетку.

     Перед самой грудью лошади вдруг возник волк, прыгнул, ощерившись, и та от страха поднялась на дыбы. Люция выстрели в упор. Услышала вскрик Химари и, тут же зарядив арбалет, выстрелила в волка, пробившего кошке ключицу. Но стрела срикошетила в единственную веревку, удерживающую дно Евиной клетки, и то распахнулось над бездной.

     Люция почувствовала, как ее сердце ухнуло, пропуская удары. Волосы зашевелились, а из дрогнувших рук едва не выпал арбалет.

      

     ***

     Ева не успела даже закричать, только ахнула, легкие перехватило, а вмиг поглотившая ее тьма отозвалась недружелюбным эхом. Все пронеслось перед глазами: ужас на лице Люции, ворох волков, нападающих на кошку, Инпу, обещавший сохранить ей жизнь.

     Воспоминания сдавливали сердце, но она не могла отделаться от мысли, что так и должно быть. Что чудовищу не место в этом мире, а раз с самого начала ее никто не любил, не стоило и мечтать.

     Но она вдруг поняла, что никуда не падает. Только раскачивается на собственной паутине из размотавшегося клубка, та трещит едва различимо, но все еще держит. Глянула наверх и едва не разрыдалась от счастья. У самого края бездны на животе лежала Химари. Она осторожно обвила паутину вкруг запястий и потянула на себя. Кровь скользнула по ее рукам от сломанной ключицы и разбилась на щеке Евы. Горячая, густая.

     - Держу, - сипло отозвалась Химари, подтягивая паучонка все выше и выше, пока за ее спиной Люция разбиралась с обступившими их волками.

     Кошка притянула Еву за ворот, та и слова сказать не успела, как за руку ее дернула Люция и завела за спину.

     И Ева послушно спряталась за ней, с ужасом и восхищением наблюдая за всем, что происходило вокруг. Люция, ловко орудуя одним из мечей кошки, заставляла волков держать дистанцию. В ней не было ни капли кошкиной грации, и она, не чураясь грубой силы, добивала волков ногами. Ее конь не подпускал к себе никого, загнанный в угол, он испуганно ржал и отступал к гейзеру. Тигр по ту сторону отбивался от врагов, охвативших их кольцом.

     - Забирай Еву и беги! - рыкнула кошка, вынимая из земли второй свой клинок. И Люция повиновалась. Разметала зверье возле лошади, бесцеремонно перекинула Еву через холку и забралась следом.

     - Давай сюда! - крикнула Люция, кидая меч рядом с кошкой и выщелкивая арбалет. Она быстро повела коня, пока волки не кинулись снова и, поравнявшись с кошкой, протянула руку.

     - Втроем мы не спасемся, - грустно отозвалась Химари, крепко сжав оба меча в руках, они тут же вспыхнули пунцовым пламенем. Ее фарфоровое лицо исказила гримаса боли, но кошка сдержалась даже от стона.

     Люция старательно разворачивала коня, отбиваясь от наступающих волков уже и ногами, и прикладом арбалета. Она хотела силой забрать кошку.

     - Пошла! - рыкнула Химари, метнув иглу в круп лошади. Та заржала от боли и понесла Люцию.

     Сколько бескрылая не била ее, не тянула поводья, задирая той голову, лошадь мчалась галопом на волю, в лес, оставляя Химари позади.

     Ева зажимала рот рукой, заставляя себя не плакать, но поток горячих слез лился сам собой. Кошку поглотила серость волчьих тел, даже лиловое пламя стало неразличимым. Паучонок понимала, что видит Химари в последний раз, из таких битв не выходят живыми. Одна на сотни волков, неужели она не знала, на что идет? А если знала, зачем пожертвовала собой? Нет, Ева не стоила этих жертв, никаких жертв и подвигов, и оттого было еще обиднее, еще больнее.

     А каньон наполнялся новыми воинами, они спешили по крутым склонам к гейзеру, хватали оружие у поверженных бойцов, и рвались, спешили к кошке. Как будто ей было мало тучи волков. Ева утирала слезы и жалась к ноге Люции, но не могла отвести взгляда. Дернулась, мельком заметив в толпе нападавших знакомое лицо, и насухо вытерла глаза, чтобы разглядеть наверняка. Толпу волков рассекал, верхом на жеребце, кот Винс, тот самый, что практически убил кошку на поляне. Вот только теперь дротики он пускал трубкой в стан волков. И те, кто показался подкреплением псам, оказались кошками. Их было меньше, они были слабее, но их словно что-то вело. Преданность? Верность? Желание защитить Химари? Она отчего-то была им важна и нужна, как Еве.

     А лошадь уносила их все дальше, и паучонок смотрела, как в самую первую встречу, за спину Люции. Туда, где в черной ночи сияло лиловое зарево, так далеко, что не верилось в реальность его существования. Смотрела, как зарево гасло, тускнело. Так же она прощалась со своим родным домом, утопающем в пожаре, а теперь пора было прощаться и с кошкой.

     Было до нервной дрожи обидно, душно, так сильно, что Ева не чувствовала, как хваткие пальцы Люции удерживают ее ровно, вжав в лошадь. Та хрипела и плакала, погоняемая Люцией, спотыкалась о ветки, едва не падала, проваливаясь в ямы. И вдруг заржала пронзительно, горько, и рухнула на передние ноги, свалив Еву в канаву. Люция осталась верхом, спрыгнула, позволив умирающей лошади с переломанными ногами завалиться на бок, и, отстегнув с пояса нож, равнодушно полоснула им по горлу животного, прекращая мучения.

     Ева села, прижавшись спиной к дереву, уперлась руками в его мощные корни. Ей вдруг стало страшно - слишком холодной, слишком равнодушной казалась Люция.

     Срывался снег, таял, даже не долетая до земли. Тучи над головой, черные, как небо, прятали звезды. Люция вытащила псалий уздечки из лошадиного рта и кинула поводья в кусты. Выдохнув, взяла коня за ноги и поволокла под ель, минуя Евино скромное убежище.

     Под вечно-зеленым раскидистым деревом можно было не бояться начинающейся бури. И Ева наблюдала за своей фурией, боясь даже пискнуть. Люция была сама не своя. Молчаливо собрала ветки для костерка и разожгла его, огниво в ее руке дрожало, но она быстро совладала с собой. И принялась монотонно разделывать коня, словно это было важнее всего.

     Ева боялась растянуть паутину, увидеть в ней мертвую кошку. Она всем сердцем надеялась, что та выживет, но сама понимала, что это сродни фантазии. Волков было больше, гораздо больше, чем кошек. Смысла не было ожидать чего-то хорошего. И было так невыносимо видеть хладнокровную Люцию, равнодушно снимавшую шкуру с еще теплого животного. Паучонок подняла на нее глаза, с усилием встала на трясущихся ногах. Она готова была высказать Люции все, что она о ней думает. Сжала кулачки и стиснула зубы. Она скажет все, что боялась высказать, спросит, как можно быть такой черствой и бездушной. И пусть Люция только попробует остановить ее! Ева уйдет, вернет кошку, живую. Или мертвую. Вернет!

     Паучонок подняла на фурию мокрые от слез глаза и вмиг осела. Она увидела, как трясутся ее губы, как алые крылья заостренного носа подрагивают. Люция отложила нож и спихнула тушу на землю, с силой сжала кулаки, шумно выдохнула и встала.

     - Сиди здесь! - рявкнула она и ушла в начинающуюся метель.

     Ева осталась у тлеющего костра, она не могла ничего делать. Совершенно ничего. Не могла глотать, дышать, моргать. Оцепенела от страха.

      

     ***

     Люцифера вышла в метель, с силой зажала рот и нос рукой, давя в себе эмоции. Выдохнула, чувствуя, как по напрягшимся связкам тяжело идет воздух, толчками. Глотать было неприятно, словно кто-то душил изнутри. И это совершенно новое ощущение сбивало с толку. Люция вроде даже смирилась со смертью кошки, приняла это как должное, но тело вело себя странно.

     Отдышалась, заставляя себя вдыхать холодный воздух только носом, и поплелась по заметаемым следам лошади - назад, в волчий каньон. Она должна увидеть собственными глазами, что все кончено. И если это так, то стоит найти другую кошку, способную открыть ворота в райский сад.

     Она прошла довольно много, когда увидела бурое пятно вдалеке, двигавшееся ей навстречу. Приставив ладонь ко лбу, Люция пыталась рассмотреть, кто это был.

     В десятке метров от нее шел тигр, израненный, с поломанных хвостом. Он волочил за собой на ткани из-под шатра Химари. И за ними следовал шлейф крови, засыпаемый снегом. Лапы зверя дрожали, но он все равно тащил свою ношу. Ткань треснула в его пасти и расползлась сотнями нитей, Химари заскользила вниз по склону.

     Люция бежала к ней по сугробам, с ненавистью к себе ощущая, что плачет навзрыд. Треклятые слезы! Она и не помнила, когда плакала последний раз. Когда растили крылья? Может быть, и тогда - нет. Но сейчас, что было не так сейчас? Не страшно. Не больно. Но слезы все равно текли.

     Тигр в несколько хромых прыжков настиг кошку и склонился над ней. Встал в человеческий рост с Химари на руках. Люция остановилась. Жуткие метаморфозы происходили с телом зверя. Лапы вытягивались, исчезали полосы, тело теряло свою гибкость и грацию, а голова становилась уже. Это определенно был мужчина. Высокий, сильный, белые полосатые лапы не уступали диким тигриным, резкие черты лица, очерченные скулы выдавали в нем волевого человека. Люция не могла отделаться от чувства, что ей стоит его бояться. А это чувство слишком редко посещало ее.

     Копна длинных седых волос рассыпалась, закрыв его лицо, а ворох плотной темной ткани вмиг скрыл тело. Химари на его руках казалась совсем хрупкой и беззащитной. Он укутал ее в полосатое полотно шатра, и она словно стала ребенком, сладко спящим у него на груди.

     Кот покачнулся, припав на раненое колено, харкнул кровью и даже улыбнулся, разглядывая багряный сгусток в снегу. Он понес Химари дальше, оттеснив Люцию плечом.

     А маршал отказывалась верить, шла за ним, пытаясь унять дрожь. Ей казалось, что она замерзает, хоть она и была тепло одета.

      

     ***

     Ева услышала шаги. Чужие шаги, тяжелые, но так напоминающие поступь Химариного тигра. И не могла пошевелиться от охватившего ее отчаяния. Что здесь делать мертвому тигру? Это явно не он. Кто водится в этом лесу и пришел на запах мертвой лошади? Волки? Медведи? Лисы? Любой вариант был одинаково страшен.

     Но она нашла силы обернуться.

     Те же холодные голубые глаза, резкие черты лица. Она узнала его, как не узнать, ведь он спрятал ее от волков и наказал молчать и не высовываться. Брат? Сын? В сердце екнуло, это был кот из кошкиного медальона, только гораздо старше своего портрета. Тот, о ком она говорила с затаенной теплотой. Муж.

     Он так бережно придерживал полосатый сверток с телом кошки, что казалось, будто он просто баюкает ее, охраняя сон. Но бурыми пятнами проступающая сквозь полотно кровь расползалась все сильнее. Ева подскочила и, не решаясь, что же делать сперва - смотреть на тело драгоценной кошки или прятаться от пугающего гостя, так и застыла. Услышала потуги Люции успокоиться - она кусала руку и пыталась сдерживаться. Раз фурия рядом, бояться нечего. И Ева отступила, пропуская кота поближе к догорающему костерку.

     Кот уложил Химари поверх еловых иголок у самого костра и рукой указал Еве сесть рядом. Он казался спокойным даже когда отсчитывал пульс, прижав пальцы к кошкиному горлу. Размотал ее, развязал порванный пояс, мельком взглянул на рваные раны, сочащиеся кровью. Пряднул ушами, выпрямившись.

     Кошка тяжело просипела и замерла, опустив голову на плечо. Дышала, не просыпаясь. Ева спешно свела пальцы вместе и растянула нити паутины, на ходу заплетая их в бесформенный узор. Ведь это не страшнее, чем ссадины на узловатых коленях телят латать! Да и раны Люциипосле каждого ее боя лечила же. Уж немного помочь точно сможет! И Ева сглотнула, заставляя себя не отводить взгляда.

     - Люцифера! - рыкнул кот, не оборачиваясь. Голос мурчащий, картавый, но слишком грубый. - Костер разожги сильнее. Приготовь стрелы, все ножи и иглы, - командовал он, закатывая рукава и собирая волосы в тугой хвост.

     И Люция, не издав ни звука, повиновалась. Это было настолько необычно лицезреть, что Ева, отвлекшись, спутала паутину. Фурия металась у огня, складывала оружие у ног кота, стаскивала с кошки уцелевшие запасы игл. Молчала, закусив губу до крови.

     - Ева, готовь много паутины, тебе предстоит долгая ночь, - мягче и спокойнее прошептал кот, сворачивая под кошкиной головой край шатра.

     Паучонок кивнула, расплетая паутину заново. А кот принялся тающим снегом смывать спекшуюся кровь, мешающую разглядеть раны. Еве стало дурно, но она тут же взяла себя в руки. Если не найдет в себе силы быть сильной - кошка умрет.

     Даже заставила себя смотреть, как трепетно обмывает Химари кот. Отчего-то раны кошки вызывали в Еве ужас, хотя разумом она понимала, что Люции доставалось немногим меньше. Вот только Люция не умирала, не страдала от боли, и равнодушно сносила почти что любые травмы.

     Было жутко, что-то внутри словно шевелило мерзкими лапками, барахталось в собственной слизи и отчаянно просилось наружу. Закашляв, Ева сложилась пополам, не в силах сдерживаться. И застыла, едва не ударившись лбом о скулу Химари. Нельзя потакать своим слабостям, нельзя опускать руки. Ева коснулась опухшей кошкиной щеки, рассеченной от губы, приклеила пару нитей у края раны и принялась спешно залатывать ее, сплетая плоть и паутину в одно целое.

     - Так держать, - отозвался кот. И Ева вздрогнула от неожиданности.

     Но он был прав, останавливаться, закрыв жалкую сквозную царапину, было рано. И Ева продолжила. Убрала растрепанные волосы, выбившиеся из кошкиной прически, растянула паутину, чтобы поддержать сломанное львиное ухо, но кот ее остановил.

     - Иди сюда, иначе все это бессмысленно, - позвал он. И Ева обернулась. Кот трепетно промакивал рассечение на кошкином бедре, сосредоточенно выискивая другие раны, угрожающие жизни Химари. - Ты же зашиваешь их, а не просто сверху плетешь? - поинтересовался он, подпуская неуклюжую Еву ближе.

     - Да. Шью, - кивнула паучонок, касаясь пальцами самого края раны на кошкином бедре. Почувствовала, как паутина проникает в плоть, сливаясь в одно целое, и начала плести.

     Он поддерживал ладонями края плоти, соединяя их вместе, а Ева латала, подтягивая нити потуже, попрочнее. Кровь пульсировала прямо под пальцами, била, слабея с каждым ударом.

     Когда работа была закончена, а рана от бедра до колена была плотно затянута в паутину, Ева почувствовала, как покалывает пальцы. Резерв паутины на день кончился, все остальное организм станет высасывать из себя сам.

     - А вот с этим я не знаю, что делать, - тихо прошептал кот, осторожно отворачивая порванный край кимоно на боку кошки. Огромная рана зияла гнойной чернотой, Еве показалось, что это внутренности ползут наружу. Оно пульсировало, кровь толчками стекала на полосатое полотно.

     - Зашить? - просипела Ева, но не выдавила и звука, голос пропал.

     - Она уже не так живуча, как раньше. И, я боюсь, - начал он, щурясь на трескучее пламя. Вынул нож Люции и протер о колено, - что она умрет окончательно. А я уже не смогу исправить это.

     Ева не видела его лица, только смотрела, как он купает клинок в рыжем пламени, нагревая лезвие. Смотрела, как завороженная, и не могла поверить, что он может говорить об этом так легко. Как так? И почему так просто? Так спокойно? И что значит - не смогу снова исправить?

     - И вы оставите ее умирать? - хрипло отозвалась Ева.

     - Нет. Я снова буду ее спасать. Но не уверен, что смогу, - и он кивнул Люции. - Держи ее. Крепко держи, не бойся сделать больно. Она может очнуться. Я надеюсь на твое бессердечие, - отчеканил он каждое слово, удовлетворенно разглядывая идеально наточенное лезвие.

     Но Люция стояла перед ним на коленях, склонив голову, и держала в ладонях россыпь маленьких запаянных пузырьков с оттисками крыльев.

     - Это антибиотики. Все, что у меня есть, - высыпала их дрожащими руками ему на колени и резко поднялась.

     Он криво усмехнулся, перебрал их пальцами.

     - Драгоценный дар. Надеюсь, сработает, - кивнул, обернул один из пузырьков краем темного кимоно и надломил, крепко сжал в кулаке. - Ева, укрой Химари и готовься. Люция, держи.

     Фурия едва не растянулась на кошке, придавив ее ноги, укрытые шатром, к земле и сведя раненные руки вместе. Кошка даже не дрогнула, все еще не приходя в себя.

     - Пожалуйста, живи, - горько прошептала Люция.

     Кот промокнул Химариным кимоно рану и крепко стиснул нож в руке. Ева торопливо плела сеть, прикидывая, хватит ли ей размаха пальцев. Выходило почти впритык, но кот еще раз макнул клинок в пламя и принялся управляться с раной. Он разрезал ее сильнее, стал скрупулезно рассматривать в свете огня и ковырять, вытаскивая забившуюся грязь. Ева поняла, это все из-за нее, кошка ведь животом кинулась на край гейзера. Кот принялся поправлять пульсирующую и сочащуюся кровью плоть, искоса поглядывая на лицо кошки. Так и не очнулась, даже не дернулась, только гримаса боли так и осталась на ее лице. Кот высыпал содержимое пузырька в рану, ножом аккуратно распределил, хмыкнул и, разбив еще один, высыпал и его.

     - Шей. Туго, - пробурчал Еве, убирая руки.

     Паучонок приложила ледяные ладони к животу и спине кошки, паутина натянулась. Не хватало. Но Ева все равно полностью вплела ее в кошкин бок и принялась за самые края, дополнив паутину вширь. Оставалось за малым, свести края плоти вместе, Ева намотала на палец ведущую нить паутины.

     - Там крови много, я не могу оставить всю там, ведь ей хуже станет, - прошептала она, мостясь на выступающих тазобедренных костях кошки.

     - Нужно что-то впитывающее и чистое, - кот поморщился, бегло выискивая хоть что-то подходящее рядом.

     - Я поняла, исправлю, - Ева кивнула, облизнув потрескавшиеся губы. Во рту становилось сухо, но нельзя было даже цепляться за мысль, что паутина пьет ее соки, медленно убивая. Не сейчас.

     Ева отогнула край паутины, чувствуя, как уже слившаяся плоть холодеет под пальцами. Наспех сплела бесформенный ком и вложила его в рану, распределив пальцами по всей ее длине. Кровь не била, даже не пульсировала. Ева сглотнула. Мертвая?

     Кот будто услышал ее мысли - прильнул полосатым ухом к груди кошки, зажмурился.

     - Дышит.

     Ева выдохнула и продолжила. Накрыла паутиной, оставив снаружи кончик полотна внутри, укрепила ее, зацепила по-новой.

     - Держите ее, - осторожно позвала, грея пальцы дыханием. Кот положил руки рядом с краями раны. И Ева потянула за нить паутины, собирая под ней плоть край к краю, кот помогал, подтягивая посильнее, но очень аккуратно, словно боялся навредить.

     - Сухожилие зашить сможешь? - бросил он, убирая руки и поднимая острый нож Люции.

     - Смогу, если подержите, - Ева кивнула. Нет, она никогда в жизни этого не делала, но ведь могла же. Научится. Справится. Спасет милую кошку. Ей так хотелось в это верить.

     - Я подержу, - отозвалась Люция, отпуская Химари.

     Ева кивнула. И пока кот возился со сломанной ключицей Химари, они управились с голенью кошки, задетое сухожилие поддалось с одиннадцатой попытки, и то после того, как Люция разрезала рану нагретым ножом сильнее.

     Плечо кошки было залатать еще проще, ухо решили оставить сломанным.

     Пока кот скрупулезно возился иглами в ране от алебарды на плече Химари, Люция растирала спиртом ледяные подушечки кошкиных лап и посильнее кутала их в полах шатра. Ева осматривала Химари, тонкими пальцами тщательно прощупывая каждый сантиметр бледного тела. Даже осмелилась разбинтовать кошкину грудь и проверить ребра.

     Как же было стыдно. Ведь это из-за нее кошка с наливающимися синяками и рваными ранами лежала полумертвая в лесу. Ведь можно было этого избежать! Ева хотела думать, что это можно было предотвратить, но боялась узнать наверняка. Паутина безошибочно скажет, должно ли это было быть в кошкиной жизни или нет. Но что, если должно? Что, если она обязана была пожертвовать собой? Что, если она должна была умереть, а их жалкие потуги продлят ее мучения, от силы, на пару дней?

     - Латай, - дал отмашку кот, убирая окровавленные руки и вытирая их о снег.

     Заплетая ключицу, Ева чувствовала сквозь паутину, что та закреплена сломанными иглами.

     - Я оставлю дырку, чтобы их вытащить можно было, - Ева вытерла испарину со лба. Ее едва ли хватит на эту рану, паутина скользила с пальцев так медленно и мучительно больно.

     - Нет, она все равно не зарастет, - кот бережно сложил иглы в мешочек и бросил у огня, к ножам.

     Ева послушалась. Ее тошнило, но рвать было нечем, то были просто бесполезные позывы желудка хоть как-то обратить на себя внимание. Он говорил, что сама Ева сокращает свою жизнь. Ну и пусть. Так тому и быть. Заслужила. Годом меньше, годом больше - никакой разницы, если кошка может выжить.

     Паутина плелась с кровью, розовая, блестящая, влажная. Ева закашлялась. От боли на глаза навернулись слезы.

     Кот обхватил ее ладонями за плечи. Ева хотела было вырваться - он скажет, чтобы она перестала. Непременно скажет! Но она обязана спасти кошку. Обязана!

     - Держись, - только и отозвался он тихо-тихо.

     И Ева плела, соединяя пульсирующими пальцами паутину и кошкину кожу. Пачкаясь в собственной крови, едва сдерживая рвоту, заставляя себя тянуть нить сантиметр за сантиметром. Даже если хотелось кричать, даже если становилось невыносимо холодно.

     - Все, хватит, - он крепко сжал ее запястья и сложил пальцы в кулаки, силой оборвав алые нити.

     Еве хотелось орать. Так не должно быть! Если - 'хватит', значит, кошка мертва. Так не должно быть! Так нельзя!

     Кот потряс ее за плечи и крепко обнял, не давая вырваться и даже пошевелиться. Паучонок рыдала, вцепившись в мокрый от пота ворот его кимоно. Выла, видя, как Люция поднимает полотно шатра и укрывает им кошку, подтыкает под нее. Вот, сейчас она накроет ее голову краем ткани, и все будет кончено. Все будет зря. Но Люция села рядом с кошкой и подняла с земли нож. Ева от ужаса дернулась, почувствовав, как по спине пополз липкий ледяной пот. Фурия поднесла лезвие к кошачьему носу Химари, и Ева заметила, как по нему медленно пополз туман. А на шее пульсировала, медленно-медленно, слабо и едва различимо, вена. Живая.

     Ева позволила себя на миг закрыть глаза и не заметила, как провалилась в спасительный сон.

     В постройке кольцевой без окон, без дверей

     Скитальцы, узники бессмысленных путей,

     Мы все беспомощны, как птицы средь сетей,

     Мы жертвы времени, и страхов, и страстей.

     - Как тебя зовут? - Люция смотрела, как неизвестный ей мужчина бережно укладывает Еву и укрывает своим кимоно.

     - Хайме, - отозвался он, усаживаясь в свете костра, и стал раздеваться.

     Люция пожевала губами, но больше ничего спросить не решалась. Она мало знала о кошкиной семье, а по телу кота не могла определить его возраст, незнакомец мог оказаться равно как мужем, так и сыном, и братом, и просто другом. И это незнание грызло изнутри, она так и не узнала совершенно ничего о женщине, так любезно и по-человечески помогавшей ей практически во всем. И, быть может, никогда не узнает, если Химари умрет.

     Нет, эту ночь кошка определенно протянет! И от этой мысли становилось легче. Но сердце все еще колотилось, как бешенное, слезы не текли, а сочились даже, и их невозможно было унять. Полный нос соплей, мокрые губы и ледяные щеки - малоприятные ощущения. И хуже того, этот спокойный кот перевязывал раны, шипя сквозь зубы, и совсем не обращал внимания на нее. Словно презирал. Не считал кем-то важным, заслуживающим внимания.

     - Чего ты ревешь? - пробурчал он, поднимаясь и туже затягивая поясок на холщовом белом кимоно, синим уже укрывалась Ева, сладко посапывая во сне.

     Люция замялась.

     - Я не могу их остановить. Я ничего не чувствую, но они все текут и текут. Что-то в глаза попало, - она оперлась о ствол ели и отвернулась от кота. - Я просто чудовище, не обращай внимания.

     Хайме усмехнулся, вытащил из складок шатра уцелевшие Химарины катаны и оглядел лезвия. Он не стал отвечать на словаЛюции, больше увлеченный самим собой. Обрезал длиннющий хвост волос под самую веревку, и она сползла, упав в снег. Расчесал седые пряди пальцам, убирая их с полосатых ушей. Глянул на тугой пучок белесых волос и кинул их под ель.

     - Химари перебила всех волков? - спохватилась Люция, поняв, что кот не станет продолжать разговор о ней самой.

     - Нет, - он мотнул головой, подвязывая мечи к поясу. - Моя жена, безусловно, отличный боец, но не настолько. Она хрупкая и разве что ловкая, но не сильная. Волков перебили кошки, они в последний момент решили, что не могут дать своей принцессе умереть от лап грязных псин.

     Муж. Понимания не прибавилось. Он столько месяцев притворялся тигром. Да что вообще они друг для друга значат?!

     - Зачем там было столько волков? - Люция наблюдала, как Хайме пробует перевязанную ногу, встает на цыпочки, топчется, разглядывая перебинтованную голень, хмыкает.

     - Тебя они ловили, разве не очевидно? И Еву твою специально выкрали, - кивнул в сторону спящего паучонка.

     - Но зачем им я? - Люция пыталась вспомнить, где же она могла так сильно проколоться. Убить ведь можно было еще проще, не собирая столько волков в одном месте, не упекая Еву в клетку.

     - Я без понятия. Выжившие кошки сказали, что волков послал генерал Лион.

     Люция поджала губы - что-то не сходилось. Лион всегда был к ней добр и справедлив. Он поддержал в войне, заставив ангелов подчиняться ее приказам, несмотря на то, что она женщина - их это возмущало. Он помог справиться с Химари, закончил войну, пока сама Люция пыталась отцепить воющую маленькую императрицу и заставить ее сидеть в своих покоях тихо, как мышка. Лион советовался с ней и после войны, общаясь, как с равной, а не просто опасной выскочкой. Неужели он вдруг почувствовал в ней угрозу?

     - Он хотел убить меня? - не веря даже своим словам, прошептала Люция.

     - Не думаю, - Хайме пожал плечами. - Хотел бы убить, послал бы ангелов, а не нанимал бы волков. По мне, так он хотел тебя поймать, за тем и нужна была Ева.

     Кот склонился над Химари, прощупал пульс, положил ладонь на лоб, проверяя температуру.

     - Может, он хотел уберечь тебя? Спасти от чего-то? - поправил край шатра, подоткнув его под голову кошки. - Или кого-то?

     Люция закрыла руками лицо, пытаясь сосредоточиться. У Лиона никогда не было простых планов, он ничего не делал просто так. Понятие 'прихоть' было ему совершенно не знакомо, он просчитывал все наперед, никакой импровизации, никакой гибкости и лояльности. Ответ должен был быть прост, но его не было. Лион что-то задумал, и пытаться разгадать такой маневр было наивно и глупо, планов у него могло быть сразу несколько.

     Кот, удостоверившись, что Химари в порядке, если это вообще можно было так назвать, уже не обращал внимания на Люцию.

     - Куда ты? - спохватилась она, видя, что кот собирается уходить.

     - В Инузоку, сжечь город волков дотла, - процедил он, подбросив в костер охапку коричневых еловых иголок.

     - Я с тобой! - Люция тут же бросилась подбирать ножи и прятать их под куртку и в ножны на бедре. - Я не могу здесь оставаться, - пояснила она, поджимая губы.

     - Нет, ты останешься, - он смерил ее недовольным взглядом, - с моей женой. И будешь беречь ее как последнее сокровище на этой треклятой земле! - и был очень зол.

     - Но я не могу, - Люция проверила колчан и арбалет, удостоверяясь, что они в полной готовности. - Что, если она очнется? Как я посмотрю ей в глаза? - пробурчала она, уставившись на трескучее пламя.

     Кот вмиг оказался совсем рядом и за грудки подтянул ее к себе.

     - Да мне плевать! - процедил он сквозь зубы. - Ты всего лишь женщина. А я гораздо сильнее тебя. И если до сих пор еще ни один мужик не вбил тебе это в голову - я вобью! - сухо прорычал он, прижав бескрылую к ели.

     Люция перехватила его руки и с силой оторвала от себя, вынырнула из-под него и сжала кулаки. Такая перемена ее настораживала.

     - Это ненормально, когда женщина воюет, - презрительно ответил он на незаданный вопрос.

     - Но Химари такая же! - и Люция махнула рукой в сторону едва живой кошки.

     - Химари другая! - рыкнул он, положив руку на гарду кошкиного клинка. - Я прожил несколько жизней там, где готовили женщин воинов. Куно, черт возьми, а не только шисаи! Женственных! Роскошных! Смертельно красивых! Но воинов. Да вы все больные на голову! - даже физически можно было ощутить волну ненависти и презрения, исходящую от него.

     Люция было попятилась, но тут же, намеренно, шагнула к нему, всем видом показывая, что она не отступится.

     - Но неспроста есть охотницы, но нет охотников! - Люция уперла руки в бока, полностью уверенная в правильности своих суждений.

     - Я тебя умоляю! - кот поморщился, словно она сказала полнейшую чушь. - Все мальчишки после вашей терапии либо дохнут, потому что слабые, либо получают крылья! Намек ясен?! - фыркнул он, делая шаг Люции навстречу. - Они сильнее вас. Это вы, женщины, можете просто выжить после этого ада. А потом вас всех в расход, ведь рожать-то вы не можете, а в бою уступаете мужчинам. Пушечное мясо в юбках! Половина дохнет еще на тренировках, и охотницы, и ангелицы, - рычал он, презрительно щуря глаза. - Думаешь, я не знаю, какие порядки в вашем Имагинэм Деи?!

     Его слова задели Люциферу за живое. В глубине душе она понимала, что он в чем-то прав, называя их пушечным мясом, но ведь она сама так не считала!

     - Но оставшиеся ведь справляются, бунты останавливают, предателей убивают, - только и нашлась она, разводя руками.

     Кот фыркнул, усмешка исказила его лицо, сделав похожим на гримасу.

     - То-то я смотрю, такая предательница, как ты, жива и целехонька, - прошептал он, склонив голову на плечо. Люция вспыхнула, но он не сделал попыток задеть ее сильнее. - Вы просто не должны воевать, вот и все.

     - Но мы - сильные! Мы можем воевать! - Люция непонимающе глянула на кота сверху вниз. Ну почему он такой упертый?! - Отряд охотниц меня столько раз выручал в войну, - начала она, собираясь перечислить все заслуги, в общем-то, принадлежавшие одной Алисе и подчиненным ей отрядам.

     - Ага, а отряд крылатых мужиков помог спасти юную императрицу, - огрызнулся кот. - Где были твои охотницы, а, величайший стратег империи?! Ты же не дура, в купол самых сильных мужчин взяла, а охотниц, как пушечное мясо - отправила сдерживать кошек. Да они там все полегли! Ты же знала, что так будет! - негодующе прошипел он, и его мурчащий голос вмиг перестал казаться приятным. Резкий, жесткий, хлесткий. - И только попробуй сказать после этого, что охотницы - не пушечное мясо!

     Люция опешила, пытаясь унять нахлынувшую обиду. Она решительно не понимала, о чем толкует кот. Его слова очень слабо вязались с его любовью к Химари, да и не находили в глазах бескрылой никакого подтверждения. Да, в чем-то он был прав, особенно в причинах ее выбора, и с этим Люция боялась спорить, предчувствуя поражение, но сам тон, сама постановка вопроса! Неужели он взаправду так презирал женщин?

     - Да чем тебе не угодили те же охотницы и ангелицы? Иногда лучше них не найти, - Люция запнулась, пытаясь припомнить качества, которые она особенно ценила в Алисе и ее отрядах во время войны. - Хитрые, умные, верные, - бормотала она. - Без семей им нечего терять! - выпалила и прикусила язык.

     Хайме, казалось, и не слушал ее вовсе, мрачно смотрел в сторону, прижав уши. Пожевал губами, бросил подозрительный взгляд на бескрылую, и поник.

     - Моя дочь была охотницей, - тихо пробормотал он. - Еще когда ваши идиоты не начали давать крылья всем подряд, потому что в черти каком поколении четырехкрылые ангелы стали рожать двукрылых, а потом и вовсе стали бесплодными, - он отмахнулся и отвернулся от Люции, полностью погрузившись в свои мысли.

     - Она умерла? - оборвала его тираду Люция, опустив кулаки.

     - Да, - он поджал губы.

     - Прости, - Люция потупила взгляд. Все складывалось по полочкам само. - Ты поэтому не любишь женщин-воинов? - осторожно спросила она. - Ну, кроме Химари, она у нас просто особенная, я уже поняла.

     - Нет, я просто вас не понимаю, - он пожал плечами, все еще не смотря на нее. - Не понимаю, почему охотницы не уходят в народ, ведь их отправляют во все округа, они не обязаны воевать. Никогда не понимал, почему кошки приходят к моей матери и просят научить убивать, - фыркнул, смотря под ноги. - Женщины, которые должны нести жизнь, хотят ее отнимать. Это отвратительно.

     Он замолчал, и Люция выжидающе посмотрела на него, вперившись взглядом в руки, подрагивающие от усилия сломать рукоять клинка. Кот закипал. Молча, спокойно. И Люция поморщилась, понимая, что ушат злобы прольется на нее. Она не знала, чего ожидать, невольно попятилась к дереву. А его словно прорвало.

     - Вы какие-то мужиковатые бабы, - бросил он. - Даже если красиво одеты и накрашены, все равно бабы, не женщины. Ты-то хоть выглядишь, как мужчина, - он махнул рукой на Люцию, словно предлагая ей самой рассудить и смириться, - бедра узкие, плечи широкие, мышцы, которым каждый второй мужчина позавидует - меня на руках сутки таскать сможешь.

     Люция напряглась его усмешке, выжидающе скосила на него глаза, предполагая возможность нападения.

     - Но я всю жизнь провел среди мужиковатых баб, - продолжал он, теребя кисточку на навершии рукояти. - Я больше не воспринимаю вас, как женщин. Вы - недомужчины. Пока вас не переклинит, что бывает редко. Химари, как видишь, не переклинило, - и он кивком головы указал в кошкину сторону. - Но она хотя бы не ведет себя, как мужик - 'Ах, я плачу, я же не умею быть женщиной, я же мужик', - передразнил он Люцию и недовольно плюнул кровью под ноги. - Просто сохрани ее для меня живой - я слишком сильно ее люблю.

     Бескрылая шагнула к нему, намереваясь задать очень простой вопрос - почему он все еще здесь, раз она ему противна. Но он опередил - толкнул к дереву и схватил рукой за горло. Люция, упершись ногой в ствол ели, оставила себе почти полметра для маневра, но не решалась его совершить. Она не боялась Хайме, уже давно в уме просчитав возможные пути выхода из проблемы. Но оставалось два нерешенных вопроса, и потому Люция только коснулась пальцами его запястья, придерживая руку. Но он продолжал.

     - И мне плевать на тебя. Я действительно сильнее, потому что мужчина. А ты просто мужиковатая баба, да еще и никогда не знавшая любви мужчин, - он бросил это невзначай, но Люцию сорвало.

     Она с силой сжала его руку и отвела от горла. Посмотрела на кота, прикидывая силы. Она выше на полголовы, крепче сложена. Физически сильнее, выносливее, мощнее. Ей хватит удара наотмашь, чтобы заставить его распрощаться с зубами, а если ударит ногой, то может сломать пару костей за раз. Но он был гибче, хлеще, ловчее и гораздо опытнее.

     Кот не пытался схватить ее снова за глотку и позволял держать его руку на весу. Он в любой момент мог ударить исподтишка, а еще он знал, куда бить - Люция уже заметила, как деловито он присмотрелся к ее шее и солнечному сплетению, не скрытых курткой. Наверняка ударит по ним, и вряд ли корсет выдержит.

     Люция мельком глянула на Химари и Еву, спящих у костра. Что скажет кошка, если найдет своего мужа мертвым по вине Люции? А если найдет мертвой саму Люцию?

     Пытаясь определиться, готова ли она на бой, бескрылая глянула коту в глаза. Что-то засосало под ложечкой. Ей уже не хотелось драться. Она не чувствовала необходимость быть сильнее. Захотелось отвесить ему пощечину и уйти.

     Бескрылая усмехнулась, нехотя скривив губы в улыбке. Она поняла, почему кошка выбрала его в мужья. Один только взгляд его глаз цвета синего льда даже не обезоруживал, а заставлял поверить, что все это не нужно. Не нужно быть сильной. Не нужно бороться. Нужно только разрешить себе быть слабой. И до того притягательной и теплой казалась эта идея, что Люция готова была сдаться. Может, он прав? И она лишь пушечное мясо в юбке, когда пытается быть похожей на мужчин?

     - Но я же... - начала было она, но кот перебил.

     - А мне плевать! Либо не удивляйся, что ты можешь чувствовать, как женщина, либо я вмажу тебе как слабому мужику. Смирись, что ты женщина, нуждаешься в любви и заботе. Смирись, что ты слабее мужчины, - он заметил, что от их криков Ева чуть не проснулась. Убрал руку и тревожно глянул на Химари.

     - Ты хочешь, чтобы я покорилась тебе?! - Люция пришла в ярость, и желание поддаться его какой-то моральной внутренней силе исчезло.

     - Нет, - его голос был уже тише и спокойнее. - У меня есть непокорная жена, одной ее достаточно, - усмехнулся, проворачивая на безымянном пальце черное кольцо. - Просто пойми и признай.

     Каким же спокойным он был, словно и не пытался придушить ее несколькими минутами ранее.

     - Что признать?! - Люция нависла над ним, его глаза оказались на уровне ее губ. Но он, казалось, не придал этому значения и спокойно глянул на нее, прищурившись.

     - Что ты хочешь, чтобы я обнял тебя и утешил, - отозвался он, склонив голову на бок. - Потому что я мужчина, а ты - женщина. Потому что я сильнее и могу защитить.

     Его равнодушный тон распалял Люцию еще сильнее. Может, она и хотела его внимания и участия, но не настолько уж она в нем нуждалась.

     - Не хочу! - она скрипнула зубами и сложила руки на груди. - Ты же трус! Это я спасла Химари из тюрьмы ангелов, - и ткнула большим пальцем себя в грудь, - а не ты. Я!

     Хайме отвернулся от нее, отступил в сторону тропы из их убежища. Усмехнулся, согласно кивнул, развернулся на лапах и ушел.

     - Тогда спаси ее еще раз, - бросил напоследок, обернувшись зверем.

     ***

     Ночь в покоях императрицы выдалась тихая, плотно захлопнутое окно поскрипывало от натиска ветра, а за ним сияли раскаленные лиловые звезды. Хоорс машинально провел рукой по груди, как обычно поглаживал свою леди по белокурым волосам, но Бель не оказалось на его плече. Подорвавшись, он не нашел ее и в постели.

     За полупрозрачным пологом угадывались крылатые очертания императрицы. Девушка стояла у окна, замотавшись в одеяло и укрывшись крыльями, и смотрела за окно.

     - Отчего ты не спишь? - Хоорс сел на кровати и выглянул из-за полога.

     Бель была печальна и одновременно зла. С силой сжимала дрожащей рукой край тонкой ткани у груди и о чем-то тихо говорила сама с собой. Но, услышав вопрос, замерла.

     - Я не могу простить Лиона. Он упустил мою Кошку! - прошипела она, даже не оборачиваясь.

     - Ну упустил и упустил, сколько уже прошло-то, спи, - Хоорс протер глаза и, зевнув, глянул на императрицу снова. Опять одно и то же. Химари! Химари! Химари! Опять Химари! Даже если он вздумает, срывая с нее корсет, похвалить ее чудесную работу, вечер будет упущен - она вспомнит о Химари и заставить ее забыть о кошке можно будет только силой.

     - Ты не понимаешь! - заорала Бель, обернувшись. - Эта тварь убила моего отца на моих глазах! Всю мою семью! Я чудом избежала расправы!

     Хоорс вздохнул, сегодня не хотелось волочить ее на кровать и затыкать рот, а иначе всю ночь можно провести за разговорами о кошке.

     - А твой отец послал убить ее детей. А до этого твой прапрадед отправил Кошке голову ее отца. А еще твоя прабабка над ее приемной дочерью... - пробормотал он, закатывая глаза.

     - Заткнись! - Изабель подлетела к нему и звонко отвесила пощечину. И еще одну. И еще. - Замолчи! Замолчи!

     Он остановил ее, перехватив руки за запястья. Это всегда успокаивало ее, грубая сила заставляла милую Бель быть покорнее овцы, только самому Хоорсу это не сильно нравилось. Гораздо милее была Бель другая.

     - Чего ты хочешь, моя госпожа? - спросил он, деликатно поправляя сползающее с ее груди одеяло.

     - Убить ее голыми руками, - процедила Бель, крылья нервно забив по пологу. Сжала кулак, почти до крови впившись ногтями в ладонь.

     - Я приведу ее к тебе, обещаю. Она сама к тебе придет! - он провел рукой по ее щеке, и Изабель легко чмокнула его в ладонь.

     - Но я ей не соперник, - императрица отстранилась и, сложив крылья, побрела к окну. - Я никогда не стану таким же хорошим воином, как Люцифера, - она глубоко вздохнула и посмотрела на небо. - За что, Боже, мне это наказание?! - взвыла, уперев руки в подоконник. - Неужели я была плохой девочкой? За что ты отобрал у меня всех, кого я любила? За что дал мне такое слабое никчемное тело? Чем я тебя рассердила? Чем? Что я сделала, что ты оставил мне, шестилетнему ребенку, целую империю, полную жаждущих власти?

     Хоорс решительно подошел к ней и обнял со спины, посильнее прижав к себе. Бель опустила крылья и облокотилась на него, прильнув к груди.

     - Ты победишь ее, я обещаю, - он легонько чмокнул ее в макушку и уткнулся носом в бархатную длинную шею.

     - Это под силу только Люцифере, - печально отозвалась Бель, закрывая глаза. - Но ее нет, а значит - я не стану сильнее, и кошка останется жить.

     - Я знаю решение этой проблемы, - он укрыл ее крыльями, погрузив во тьму. - И я помогу тебе осуществить свою месть и стать сильнее.

     - Обещаешь? - она повернулась к нему, коснулась прохладными ладонями щек.

     - Клянусь, - он нежно поцеловал ее в губы, чувствуя, как сама императрица отвечает на его поцелуй, тая в руках. Разве смел он желать еще? - Идем спать, я все расскажу тебе завтра, - он подхватил ее и понес на кровать, закутав в ее же белоснежные крылья. Она кивнула и прижалась к нему всем телом. Ласково замурчала, рисуя ногтем узоры на его груди и плечах.

     - Я так люблю тебя, - прошептала она, хватая его за руки, плечи, пока он перебирался через нее на свою половину громадной кровати. - Ты самый лучший, - бормотала, укладываясь под его боком. - Мне больше никто-никто не нужен, - мурчала и терлась щекой о его плечо. - А завтра ты расскажешь, как мне убить чертову кошку!

     ***

     Люция сидела у костра, подвернув ноги под себя, и кидала в огонь сухие иголки с ели. Шел уже четвертый день с тех пор, как Хайме оставил их и ушел, как он сказал, сжечь Инузоку дотла. Ева сказала, что часть города уцелела, то были кварталы кошек и конюшни, но другая часть была полностью разгромлена и местами даже сожжена. И больше ничего. Никаких новостей. Никто не приходил, даже звери, и те обходили их лагерь стороной, только белки да зайцы иногда показывались рядом.

     Даже снег уже сошел, и шатер Химари пришлось сушить, саму ее, все еще спящую, укутали в кимоно кота. Ева пыталась будить кошку, но ничего из этого не вышло. Люция хотела предложить отвесить соне пару пощечин, но не была уверена, что кот вдруг не появится в этот самый момент. Уж тогда одной лекцией о мужиковатых бабах не отделаться.

     Бескрылая перебирала стрелы, недовольно отмечая, что осталось даже меньше, чем она думала. Почти все спустила на волков, а самую ценную, осьмиевую, пожертвовала на смерть Инпу. Но отчего-то мысль о завершенной мести не радовала Люцию. Стоило ли все оно того? Ей казалось, что нет. Она повернулась к Еве, молча разглядывающей паутину и выискивающей в ней кота. Провела тыльной стороной ладони по щеке. Рассеченная от губы до скулы, теперь она была плотно перетянута паутиной. Под ней чувствовалась новая кожа на месте вспоротой камнем. Евина паутина, такая плотная и ровная, была мягкая и теплая на ощупь, так и хотелось касаться ее снова и снова.

     Химари тихо сопела сломанным носом. Люции было грустно смотреть на нее, не хотелось даже подходить близко. Жажда мести набирала силу, теперь одних лишь предателей было недостаточно. Месть Химари ангелам - ее месть. Этой лжи, правлению крылатых нужно положить конец. Нужно все исправить, ведь кошки с самого начала были правы. Они лучше других умели слышать бога и понимать его. Они не мучили детей и не пытались обратить догмы в свою пользу. Люция просто обязана победить! Тогда и кошку подлечат, и Ева обретет дом. А сама Люция... Этого она не знала. Что будет дальше? Если она выиграет, то что потом? Начнет гражданскую войну, уничтожая вассалов за вассалами? Истребит всех крылатых? Создаст семью? Остепенится? Уйдет отшельничать? Попробует познать веру кошек? Уйдет в поход, желая пройти империю вдоль и поперек?

     Люция не знала. И не хотела знать, гадать, мечтать, желать.

     Коль сердце от тоски томится у тебя

     Иль жуткое в делах творится у тебя,

     Полезно расспросить, что на сердце у прочих,

     И сердце, право же, взбодрится у тебя.

     Ева посильнее закуталась в кимоно Хайме и закрыла глаза. Люция еще не вернулась с дровами для новой нодьи, а значит, до ее прихода будет довольно прохладно. Поежившись, паучонок укрылась воротом кимоно с головой.

     До чего же странно пахло одеяние кота. У телицы Мерура были темные, почти черные плитки с похожим запахом, но она никогда не делилась своим лакомством. Разве что однажды один из ее многочисленных сыновей стащил кусочек, но тут же выплюнул и заявил, что не стоит даже пробовать - гадость была горькой.

     Вытащив руки по локоть из-под кимоно, Ева принялась растягивать паутину. Каждый раз ее все еще била дрожь при мысли, что паутина будет розовая, а дикая боль снова пронзит кончики пальцев. Но, обработанные облепихой, пальцы зажили, а паутина сияла белизной. Ева уже успела несколько раз перелатать Люции щеку, вспоротую, наверное, вражеским копьем. Несколько дней назад решительно разделась, пока Люция уходила на охоту, и, дрожа от холода, как осиновый лист, залатала саму себя - пару ссадин, ушибов, царапин и просто слезшей сморщившимися кусками кожи. Пора было менять паутинные заплатки, но не хотелось снова раздеваться. Может, когда Люция сложит большой костер и уйдет охотиться, она наберется смелости.

     Тонкая полупрозрачная паутина подрагивала на коченеющих пальцах Евы, такая уже не годилась для провидения, разве что на жалкую перевязку. Но Химари перевязывали утром, очень долго провозившись с раной на боку и у бедра, а Люции еще не было. Ева схлопнула ледяные ладони, смяв паутину. Выкинула мягкую пластинку к маленькой горке точно таких же, под которыми угадывался отрезанных хвост седых волос Хайме.

     Мизинец к мизинцу, большой палец к большому, и растянуть две прочные нити основы. Указательным к мизинцу, безымянным к большому, и другой рукой, растянуть. На перекрестке нитей развести их средним, закрепить. Указательными, безымянными, средними, подтягивая предыдущие нити, вплести новые. От одних пересечений нитей к другим, растягивая паутину все шире, расплетая ее в блюдце. Почувствовав, как пульсирует паутина в такт ее сердцу, Ева сосредоточилась на Хайме, закрыла человеческие глаза, оставив только серп паучьих, видевших весь мир иначе.

     Кот был жив. В новом, темно-каштановом кимоно и плаще, остриженный коротко. Стоял на парапете, посреди осколков мраморной статуи, решительный, сосредоточенный, и отдавал целой толпе кошек, поделенной на отряды, приказы. Стальной нагрудник поверх его кимоно поблескивал пластинами, отражая свет полной луны. И все, как завороженные смотрели на него, молча кивали и покорно следовали его воле.

     Мир снаружи зашевелился, и Ева открыла глаза, сминая паутину. Люцифера пришла с тремя огромными, с Еву ростом, бревнами. Паучонок было расстроилась, что не успела увидеть про кота больше, но, с другой стороны, она узнала, что он жив и занят делом. И этого было достаточно.

     - Я разожгу нодью и пойду спать к Химари, ты опять за главную, - отозвалась фурия, укладывая три бревна пирамидой.

     Ева кивнула - все как всегда. Люция посторожит, пока нодья начнет прогревать окружающий воздух, уйдет в навес к Химари и пробудет с ней пару часов, подтянув кошку к себе и уложив головой на колени. Как обычно, заснет ненадолго, а потом уйдет на охоту, и в это время Ева должна будет сторожить Химари и томящуюся пламенем нодью. Прошло больше недели, и Ева даже привыкла, но скука одолевала безумно. Неужели они будут здесь, пока Химари не очнется? Это может затянуться. Даже залезть в голову кошки паучонок не могла, ее встречала абсолютная белизна. Точно так же реагировала и паутина, стоило спросить провидение о Химари. Это всегда значило лишь один ответ - контрольная точка, с этого момента будущее не известно, нужно ждать, пока человек выберет дорогу. Но как выбрать будущее может полуживая кошка?

     Пока Люция была занята обустройством теплого ночлега, Ева растянула паутину по-новой. Ей было интересно знать, когда абсолютно одинаковые дни закончатся, и они пойдут дальше. Ева не знала, куда им предстоит идти и за чем, но все лучше, чем повторять одно и то же.

     В будущем в их маленький лагерь должны были прийти волки, много волков. И Хайме не должен был бы до них добраться. Ева свернула паутину и задумалась. Огляделась, но времени в окружающем мире прошло больше, чем в паутине, и Люция уже полулежала, привалившись к дереву, и, засыпала, поглаживая Химари по волосам.

     Паучонок раздумывала, рассказать ли Люции о том, что случится этой ночью, или нет. Страх в ней боролся с желанием спасти дорогих женщин самой. И Ева решилась. Встала, запахнув кимоно, чтобы не волочилось, и прокралась к вещам Химари. Забрала все иглы, что были, и пустые пузыречки кошки, спряталась от кемарившей Люции, чтобы та ничего не заметила. Поводила языком по небу и внутренней стороне клыков, приставила пузыречек и зажмурилась. Заставлять яд течь без ухищрений кошки было сложно - он не тек. Тогда Ева представила, что ей нужно убить кролика ядом, но это тоже не помогло. Едва не плача от обиды, она вообразила, как вгрызается клыками в глотку волка, собирающегося убить спящую Люцию. И это сработало, скулы запекло, а о дно пузыречка тихо застучали янтарные капли. Заполнив все пузыречки, паучонок перевела дух. Она сама не ожидала от себя такого. Впиться в чью-то шею? Это же кошмар. Но дело было сделано, оставалось только наполнить иглы ядом.

     На поверку не все иглы оказались полыми, и поэтому Ева отложила отдельно цельные, отдельно пустые. На одну с ядом приходились две литые, не так уж и плохо.

     - Ева?

     Люция проснулась и собиралась на охоту.

     - Я здесь! - отозвалась паучонок, вскакивая и бросая свое занятие.

     - Что ты там делаешь? - подозрительно спросила Люция, укладывая Химари на подвернутый край шатра.

     - Тут муравьи бегают, - ляпнула она и тут же прикусила язык. Какие муравьи в такой холод? Но Люция не обратила внимания та подобную глупость, только усмехнулась бестолковым развлечениям паучонка.

     - Иди сюда, у Химари отклеилась паутина с уха и щеки, стоит поправить, - позвала она, поправляя арбалет. - Я ухожу, постараюсь вернуться до заката.

     Ева дождалась, когда фурия уйдет, торопливо залатала царапины Химари, экономя паутину, и вернулась к своему занятию.

     Взяла в охапку все иглы, что могла унести, и решительно двинулась в лес. Она оплела все на двадцать метров вокруг лагеря, больше не хватило паутины, она снова пошла розовая, а от режущей боли на глаза навернулись слезы. Но и того было вполне достаточно, и Ева расставила ловушки - по три иглы. Они сработали бы, задень волк тонкую нить паутины, стелющейся по-над землей, чуть повыше, чем бегают звери. Единственным местом без ловушек была тропа, ведущая к лагерю, по которой всегда возвращалась сама Люция - такова была договоренность, чтобы Ева не паниковала. От ловушек Ева протянула уже розовые нити поближе к костру, и спрятала там, где Люция не станет искать - у Евиной подстилки.

     Фурия вернулась быстро, подозрительно глянула на паучонка, прищурившись.

     - Почему вокруг лагеря паутина? - спросила она, усаживаясь у костра и ножом сдирая с бело-серого зайца шкуру.

     - Я, - Ева запнулась, ее ошарашил сам факт, что Люция заметила, ведь паутину она плела тонкую, едва заметную, - я играла, - ляпнула и закусила губу.

     Но Люцию это устроило, и Ева облегченно выдохнула в ворот кимоно.

     Как и неделю до этого, они поели в тишине, напоили кошку кровью, потому что так и не смогли придумать, как ее кормить, и разошлись по своим подстилкам.

     Люция уснула быстро, растянувшись возле спящей Химари. А Ева морщила нос, мечтательно поглядывая на узел паутины от ловушек. Она чувствовала себя безумно счастливой. С нетерпением ждала, что волки нападут и, сраженные иглами, приползут умирать к ногам Люции. А та непременно поблагодарит храброго паучонка, скажет, что гордится ею! И Ева нетерпеливо ждала, упиваясь мечтами.

     ***

     Волки пришли перед рассветом, паутина под пальцами Евы задрожала, оповещая о гостях. Паучиха вскочила, скинула кимоно, приготовившись метать кошкины иглы в любой движущийся объект. И прижухла, осматриваясь. Люция спала, громко посапывая; Химари все так же лежала, закутанная в несколько слоев шатра, нодья тлела, а полутьма вокруг скрывала непрошенных гостей.

     Ловушки сработали, узел паутины раскачивался над землей, подрагивая, как задетый болванчик. Волки падали, выли, рычали, скулили. Но их было много, и они стремительно приближались. Ева видела их, каждого, рвущегося сквозь кусты и сломанные деревья. Метала иглы, как учила Химари, но по три, дрожала от страха и пятилась к Люции. Что бы ни случилось, волки не должны навредить никому из ее близких. Даже если придется пожертвовать жизнью, она согласна!

     Ева не успевала, метать иглы быстрее она не могла, и от этого было слишком обидно и горько.

     - Я так и знала, что паутина была неспроста! Чем ты думала?! - прогремел над паучонком голос Люциферы. Фурия за шкирку отвела ее за спину и грубо осадила рядом со спящей Химари. - Только попробуй встать! - рыкнула, уже заряжая арбалет.

     И Ева легла, ползком забравшись под кошкин бок. Страх пропал. Люция все исправит, Люция со всем справится. Но он мысли, что потом эта Люция сделает с ней самой, Еве захотелось удавиться.

     ***

     Люция машинально сунула руку в колчан, нащупывая оставшиеся болты. Их оставалось совсем мало, а дальше бой перешел бы в рукопашный. Черт бы побрал эту провидицу, ребенок же, что она о себе возомнила?!

     - Стой! - вопль Евы перешел в хрип. Паучонок повисла на ее руке, не давая выстрелить. - Там кот! Стой!

     Люция отвела колодку арбалета в сторону и присмотрелась. Нет, Хайме она решительно не видела. Но и стрела была последняя, если Ева и видела кого-то, стоит приберечь ее.

     - Все? Меня уже не хотят убить? - послышался насмешливый мурчащий голос с теми же нотками издевки.

     - Не стрелой точно, - процедила сквозь зубы Люция, опустив арбалет и воткнув стременем в землю.

     Хайме вышел из-за дерева, сделал знак рукой, и еще с десяток кошек показались следом. Пока он медленно подходил к Люции и осматривался, его отряд успел повязать выживших и проверить все трупы.

     Люция огляделась, врагов больше не ожидалось. Силой отцепила Еву от себя и пошла навстречу коту, посматривая на трупы. Тут не было воинов - женщины, дети, старики. Что все они тут делали? И почему даже без малейшей охраны? Безоружные, гражданские.

     - Мы гнали их из города, чтобы они своим маленьким числом создали коммуну и жили там. Мы не думали, что они попадутся тебе, - отозвался кот, выглядывая из-за Люции.

     Ева вскрикнула и рухнула на колени. Ее била дрожь от охватившего ужаса.

     - Я убила последних волков! - рыдала она, стиснув виски ладонями.

     Хайме мотнул головой.

     - Часть все равно разбежалась. Еще несколько групп мы выгнали за пределы округа. Не вини себя, Ева, ты уже ничего не исправишь, - его голос казался утешающим, но это не могло помочь паучонку. Ева выла, сложившись пополам на земле, беззвучно кричала, царапая лицо, и не могла успокоиться.

     Люция отвернулась, она не считала нужным успокаивать паучонка, резонно считая, что та виновата сама. Но кот подошел к Еве и крепко обнял, принялся что-то шептать на ухо и покачивать ее, успокаивая. И девчушка в его руках обмякла, опустив голову на плечо, и только тихо скулила под нос.

     - Что тебе принести? - услышала Люция его тихий вопрос.

     - Сапоги и плед, я мерзну ночью, - громко шмыгая носом, отозвалась Ева. - Котелок, от жареного мяса тошнит. Соли, перца, - она перечисляла ему, загибая черные пальцы, а он честно слушал и кивал, запоминая. И это успокаивало лучше всего остального. В конце беседы кот поставил Еву на землю и потрепал по волосам, паучонок уже не выглядела подавленным и разбитым зверенком.

     А кот вернулся. Люция все еще некомфортно себя чувствовала после их прошлого разговора, и понимала, что не может это скрывать.

     - Это нормально, что тебе что-то нужно. И нормально, что я могу тебе помочь. Потому что я - мужчина, и ты можешь на меня положиться, - кот наклонил голову, с насмешкой глядя на фурию.

     Люция скрипнула зубами от злобы, но уступила.

     - Жена твоя мерзнет. Спирт я уже извела на ее лапы и руки, нужны теплые вещи, пледы, - она принялась вспоминать, чего ей так не хватало всю неделю. Часть и без того попросила Ева. - Добудь кошкину косметику и кимоно, если она очнется - попросит же. А еще мы не знаем, чем ее кормить. Она ведь не совсем дикая кошка, ей крови мало будет. Мы таких солдат молозивом поили, найдешь?

     Кот только кивнул, запомнив или сделав вид, что все запомнил.

     - Это все?

     Люция кивнула в ответ.

     - Хорошо, я принесу, - от равнодушно отвернулся и направился к своим кошкам.

     - А если нет? - выпалила Люция ему в спину.

     - Я же сказал, что принесу. Значит, так и будет, - отчеканил он каждое слово. - Тебе самой что-нибудь нужно? Лично тебе.

     Люция запнулась. Да как у него вообще язык поворачивается?! Но он обещал, что принесет, клялся, что на него можно положиться.

     - Портянки стерла. И под курткой у меня один корсет, мне бы майку, - пробурчала она, отвернувшись.

     - И портянки принесу, и кофту тоже, - отозвался он и ушел с котами и заложниками в лес.

     ***

     Стоило кошкам уйти на достаточное расстояние, как Люция направилась к Еве. Приперла ее к дереву и наклонилась, заглядывая в глаза. Ева вжала голову в плечи и захлюпала носом.

     - Что это, черт возьми, было? - зашипела фурия, заставляя паучонка смотреть ей в глаза.

     - Волки, - промямлила Ева.

     - Ты ведь знала, что они придут, бестолковая ты провидица! Почему мне не сказала? - она была в бешенстве. Этот же взгляд паучьих глазенок был ей чертовски знаком, догадка пришла сама собой. - Что, захотелось побыть спасительницей? Убийцей? Сильной и способной защитить остальных? - рыкнула она, задирая Евину голову за подбородок.

     Ева испуганно зажмурилась и с усилием кивнула.

     Люция обреченно выдохнула и отпустила перепуганного паучонка. Что делать дальше, она не знала. Ее все бесило и обижало до глубины души. Она понимала, что не стоит срываться на Еве. Махнула рукой и ушла в лес собирать стрелы, целые еще могли пригодиться. Паучонок потопталась у дерева и кинулась следом.

     Вытаскивать болты из трупов было неудобно, приходилось проворачивать по оперению и, упершись ногой, тянуть. Но это успокаивало, а испорченные стрелы, угодившие в кости, можно было ломать голыми руками - от этого становилось еще лучше. Ева волочилась следом, подбирая иглы, что-то бормотала, бурчала, и, наконец, не выдержала.

     - Я хотела быть похожей на тебя! - выпалила она, сжав кулаки.

     Люция выпрямилась, неторопливо осмотрела стрелу и сунула в колчан. Глубоко вздохнула и повернулась к Еве.

     - Ты понимаешь, что в убийствах нет ничего прекрасного? - тихо спросила и поджала губы. - Это чья-то смерть. Кто-то жил, мечтал, верил, пока тебе не захотелось это изменить?! - с грустью посмотрела на Еву. Неужели она не понимала этого? Ведь это даже не воины были - обычные люди, мечтающие о спокойной жизни, не более.

     Но Ева понимала, прекрасно понимала. А вот нотация ее злила.

     - Но ты сама ведь любишь убивать! Ты любишь войну! Ну, скажи, что нет?! - паучонок швырнула иглы в землю и пошла обратно к нодье и кошке.

     - Да, люблю, - честно призналась Люция, помогая ногой себе вытащить очередной болт.

     Ева остановилась. Потопталась на месте, обернулась.

     - Я просто хотела быть, как ты, - развела руками, боясь поднять глаза.

     Люция понимающе кивнула, поджав губы. Паучонок продолжала.

     - Я хочу такую же жизнь, как у тебя! - она умоляюще посмотрела на небо сквозь верхушки елей, словно только оно и могло это исправить. - Не бояться ничего и никого! Не бояться, что кто-то сделает больно. Защищать тех, кто дорог! Отстаивать свои права! Быть важной! Быть известной! Чтобы одно мое имя вызывало у людей восхищение! - тараторила она, вытирая слезы. - Я хочу быть такой же сильной, чтобы на меня можно было положиться! Такой же храброй.

     - А я хочу такую жизнь, как у тебя! - огрызнулась Люция.

     Ева опешила.

     - Что? - переспросила, не веря своим ушам.

     Люцифера с треском сломала стрелу о колено, хмыкнула, глядя на застывшую Еву.

     - Я хочу знать родителей, произведших меня на свет, какими бы они ни были, - пожала плечами. - Я хочу жить, зная, что будет завтра. Даже если там снова придется делать то же, что и вчера - говорить идиоту, что его ждет. Я хочу, чтобы ради меня сама госпожа Химари билась насмерть! - вскрикнула она, махнув рукой в сторону лагеря. - Я хочу быть любимой. Чтобы меня не использовали каждую минуту моей жизни, не вили веревки, не пытали, не травили, не мучили. Я хочу, чтобы мне не снились кошмары, которые не описать словами, - ее била дрожь.- Я не хотела убивать, воевать, бороться. Но у меня не было шанса выжить иначе. И это - все, что я умею, - она запнулась, подняла руки к глазам и стала перечислять, загибая пальцы. - Я умею читать, немного медленно, правда. Писать, шевеля непослушными пальцами. И лишать жизни - мастерски. В шахматы играю неплохо. Вот и все, что я могу, - усмехнулась, глянув на Еву. - Люблю ли я это? Люблю, потому что не знаю ничего иного. А если не любить то, что у тебя есть - лучше и не жить вовсе.

     - Прости, - Ева опустила глаза. Ей стало все понятно. И безумно стыдно.

     - Что? - не расслышав, переспросила Люция.

     - Прости. Я, наверное, не хочу твоей жизни, - паучонок опустила глаза и стала перебирать в руках комок паутины. Успокаивало, занятые руки отвлекали. И это искусственное спокойствие придавало сил. - Я просто внимания хотела. Ты игнорируешь меня. Я, - она запнулась, вытерла рукавом глаза. - Я хотела, чтобы ты заметила меня, похвалила, полюбила, словно я тебе дорога. Мама никогда меня не любила. А ты... ты забрала меня, кормила, давала кров. Ты была мне как мать или старшая сестра. Я думала...

     - Иди сюда, - Люция опустила стрелы и протянула Еве руку. - Не бойся, я редко кусаюсь.

     И паучонок подошла, захлебываясь от душащих слез. Люция подхватила ее одной рукой за талию и подняла. Ева обняла ее ногами, обхватила за шею и взвыла, уткнувшись в плечо. А Люция гладила ее по спутавшимся волосам и смотрела за деревья на спящую кошку. Она вспоминала ее слова. Кошка искренне считала, что империя, лепрозорий бога - цирк несчастных уродов. И бескрылую не покидала эта мысль. Кошка, пережившая столько веков, наверняка знала, что говорит. И вполне могла быть чертовски права. Люция неловко коснулась губами мокрой и соленой щеки паучонка и понесла Еву назад, в тепло и покой.

     - Ева, пожалуйста, никогда не проси силы. Никогда не желай ее. Никогда не мечтай о ней, - грустно шептала она паучонку на ухо. - Ты получишь ее, и тебе придется ее использовать. Поверь мне, лучше быть слабой и довольствоваться этим - тогда никогда-никогда не придется быть сильной. Пожалуйста, не повторяй моих ошибок.

     Снова в сад прилетел соловей, улетевший давно.

     Видит - розу в цвету и в смеющейся чаше - вино.

     Прилетел и на тайном наречье мне звонко прощелкал:

     'Ты пойми: что ушло, никому воротить не дано!'

     Добыча всего необходимого заняла у Хаймебольше времени, чем он рассчитывал. Совсем некстати было и разовое вмешательство медведей, обеспокоенных судьбой своих старых друзей, волков. Слишком многое пришлось пустить на самотек, да и сложно было объяснить всем кошкам, рассчитывающим на него, почему он уходит, и почему им нельзя к своей принцессе. Однако, они собрали ему все необходимое и, пожелав Химари выздоровления и счастья, отпустили его, продолжив свою маленькую войну самостоятельно. Больше всего Хайме беспокоило то, что он не чувствовал вины и не считал себя в ответе за свой род. В его голове была только кошка - воспоминания о ней, тоска и бесконечное отчаяние.

     В лагере царил порядок, в овраге были свалены трупы, в пролеске убраны ветки и кости, а у самого костра - тепло и даже уютно. Тихо тлела нодья, еловые лапы бережно укрывали шатер, пряча от снега, запасы вяленого и копченого мяса сушились в редких лучах зимнего солнца. Как будто кошка все убрала, ожидая его. Теперь она, должно быть, дошивает очередное платье. Или, быть может, сладко спит, не дождавшись его.

     Но Химари лежала недвижима на коленях Люции, а Ева вытаскивала пропитанный кровью сверток паутины из ее бока. Заменила на новый, белоснежно чисты, алый кинула в горку под елью, где уже лежали перевязки и скомканные блюдца паутины.

     Кот догадался, что порядок - заслуга паучонка, а мясо, развешенное по веткам - забота Люции. Они ждали только его, бескрылая молча кивнула, посмотрев ему в глаза, а Ева кинулась в объятья, вжалась всем телом, уткнувшись носом в грудь и что-то забормотала.

     - Оставаться здесь дольше нет смысла, - Люция укрыла кошку одной рукой и выжидающе глянула на Еву. - А Химари еще нужно подлатать.

     Ева отозвалась сразу, бросилась к кошке, на бегу разматывая новую паутину.

     - Я принес все, что вы попросили, - кот стянул с плеч мешки и поставил один из них, с теплыми вещами, поближе к укрытию. - Переодевайтесь, и мы двинемся в путь.

     Он молча наблюдал, как бескрылая и паучонок, наловчившись, меняют кошке перевязки. Не было нужды спрашивать, приходила ли Химари в себя. Даже если и приходила, они вели себя так, словно ей не стало лучше. Переодели, сразу выбросив ржавое от засохшей крови кимоно, укутали в несколько слоев пледа, причесали и уложили на подстилку из шатра.

     Кот остался с кошкой, пока Люция и Ева дербанили мешок с теплыми вещами и переодевались. Химари сильно исхудала, бледные щеки провалились, пышная черная грива теперь была легко собрана в тонкую косичку. Хайме присел рядом и аккуратно оттянул веки, лиловые глаза были бледнее, чем обычно; принес еще целую веточку из костра - зрачки среагировали на свет. Все это заставило кота крепко задуматься. Когда-то очень давно он дал кошке обещание, и теперь его рвало между обязанностью его выполнить и нежеланием прощаться с любимой. Она всегда боялась умирать, но не сами ощущения пугали ее, а мучения, сопровождающие долгую смерть. Он обещал избавить ее от них, обещал, что не даст томиться на грани между жизнью и забвением. Но вот этот момент настал, а он был не готов. Стиснул рукоять клинка, скользнувшего из рукава, и зажмурился. Давая такое обещание, он был уверен, что сможет перерезать ей горло, прерывая все мучения. Но вот она лежала, едва дыша, у его ног, полуживая, так и не пришедшая в себя. А убить ее он все равно не мог. Осознание собственного эгоизма делало еще больнее. Он прекрасно понимал, что не хочет прекращать ее мучения, хочет оставить ее, пусть даже такую, для себя. Жалость к ней перебивалась страхом остаться без нее. Он уже и не помнил, что значила жизнь без кошки. Не хотел вспоминать. И как бы сильно он ее ни любил - себя он любил сильнее. Для себя нарушил обещание и оставил ее жить и мучиться. Для себя принес теплые вещи, чтобы кошка не умерла от холода. Все - для себя. Осознание этого давалось болью в затылке.

     - Я понесу Химари, идет? - грубоватый голос Люциферы вывел его из забытья. - А ты вещи и мясо возьмешь. Ева согласилась кошкину одежду и оружие отдельно тащить.

     Кот кивнул, подпуская бескрылую к Химари. Так даже лучше. Если вдруг он передумает, Люцифера не даст ему убить кошку.

     Наблюдая, как бережно поднимает тело Люция, он не мог отделаться от чувства, что относится к бескрылой, как к равной. Пожалуй, их силы были равны, вот только в бою она поведет себя спокойнее, а он из-за мук обещания станет импульсивным. Она не позволит ему убить кошку - это точно.

     Хайме забрал положенную ему ношу, проследил, чтобы потух огонь и последовал за спутницами. Ева быстро убежала вперед, за что получила нагоняй от Люции. Но кот убедил ее, что паучонку ничего не грозит, он сам учует и услышит врага быстрее.

     Стоило Еве скрыться за еловыми ветками, напевая песенку себе под нос, как Люция переменилась в лице. Выглядела обеспокоенной, мусолила слова, пытаясь что-то спросить. Но не решалась.

     - Я вижу, что у тебя есть вопросы ко мне, - вздохнул кот, поправляя лямки мешковатых рюкзаков. - Опять про мужественных женщин и воинов?

     - Нет, - пробурчала Люция, отвернувшись. - Про Химари.

     Кот заметил, что Люция тщательно всматривается и вслушивается, выискивая Еву. Значит, вопрос не предназначался для ее ушей. Или же она боялась за паучонка? Скорее уж первое.

     Помедлив, Люция спросила:

     - Там, у каньона, Химари сказала мне про материнство и Еву, - она замялась, - почему?

     - Почему Химари кинулась спасать Еву, хотя было очевидно, что все волки ей не по зубам? - переспросил кот, не совсем понимая, что имеет в виду обеспокоенная воительница.

     Люция кивнула. Хайме пожал плечами, пытаясь определиться, что именно бескрылой можно узнать, а что - нет.

     - Однажды у нее был такой же выбор.

     Люция непонимающе посмотрела на кота.

     - Между настоящей дочерью и чем-то более ценным? - предположила она, не понимая, о чем говорит кот.

     - Практически. Она выбирала между приемной дочерью и мной. Она могла прийти на помощь своим волчатам, но не сделала этого. Шизука выжила, а вот Сейрен погибла, - Хайме заглянул через плечо на спящую кошку. - Скорее всего, она винила себя за это. Даже не так. Она действительно винила себя за это.

     Люция поджала губы, тоже взглянув на спящую Химари.

     - А что тогда произошло?

     - Война, - кот пожал плечами. - Империя кошек сменялась империей ангелов. Я погиб - мне раздробило позвоночник и сломало ноги. Она оттащила меня в храм Самсавеила. Таких одиннадцать всего. В одном из них вы с кошкой забирали оружие. Может, она показывала тебе - хрустальный грот, в самой глубине выщербленная в скале лиловая чаша с такой же лиловой водой. Любой из кошек, кто окунется в нее, полностью восстановится. Так-то кошки по три года воскресают, а в чаше не больше недели, - он искоса глянул на Люцию, проверяя, слушает ли она его. Но она была вся во внимании. - Она осталась меня защищать всю эту неделю, ангелы тогда и в священные храмы смели заходить. А если бы ушла - сражалась бы плечом к плечу с дочерями. Если бы она бросила меня, смогла бы сохранить Сейрен жизнь.

     - Но? - Люция остановилась и повернулась к коту в пол оборота.

     - На нас никто не напал. И, знаешь, - он с тоской вздохнул. - Она ведь даже не любила меня.

     Люция пожала плечами и пошла дальше. Все, что касалось отношений, было ей недоступно и непонятно.

     - Вы же были женаты, - нашлась она, бросив взгляд на его черное кольцо на безымянном пальце.

     - Она вышла за меня, потому что у нее не было выбора. Моя мать отказалась ее тренировать, между ними произошел очень тяжелый конфликт. А я защитил Химари. Решил, что больше не могу держать это в себе.

     - О, какая романтика, - насмешливо фыркнула Люцифера.

     - Никакой романтики, я даже не предлагал ей быть моей женой, - он поджал губы, подняв руку к глазам и посмотрев на тонкое черное покоцанное от времени и боев кольцо. - Мы часто работали в паре, пока она тренировалась как куно и убийца. Ей надо было учиться танцевать с мужчинами, учиться обольщать, совращать, дразнить и выпытывать сокровенные тайны. А я велся на нее, как последний дурак. Презирал их всех, и ее вместе с ними. Ненавидел. Неженственные, а всего лишь подобные женщинам, эти кошки вызывали у меня отвращение. Она тоже. Но я все равно ее любил.

     - Может, стоило потом разойтись и оставить друг друга в покое? - Люция поудобнее перехватила кошку, и куртка скрипнула, натянувшись по рукам. Наконец-то она вернула себе былую форму, что и двадцать лет назад.

     - Может, и стоило, - кот равнодушно пожал плечами. - Она дразнила меня, испытывала терпение и всячески нервировала. И до брака, и после, для нее словно не было его. Так, кольцо и клятва, которые ничего не значат, - он скривил губы в усмешке. - А потом она привела к нам в дом волчат, Шизуку и Сейрен. Я был в ярости, все кошки были, ведь это просто немыслимо - забирать в дом детей врагов. Но я стерпел, а она сдалась со временем, - он придержал тяжелую ветку ели, чтобы Люция легко прошла под ней.

     - И тогда вы стали жить душа в душу, - закончила за кота бескрылая, слащаво протянув слова, с издевкой.

     Хаймев ответ разразился смехом.

     - Я стал дразнить ее, подшучивать, подтрунивать. Потому что влюбляться начала она. Забавно было заставлять ее, взрослую кошку, дочку погибшего императора, прыгать вокруг меня за несчастным яблоком. Она и на дерево лезла, плюнув на дорогие ткани и наряды. В озеро прыгала, забыв про макияж и прическу, - кот прыснул смехом, вспоминая недовольное лицо Химари в потеках туши и разводах помады. Довольно прищурился, предаваясь воспоминаниям. - Я наслаждался!

     - Садист, - пробурчала Люция, пригнувшись под очередной еловой лапой.

     - Я любил ее.

     - Эй! О чем вы говорите? - звонкий голос Евы вырвал их обоих из томительных размышлений. - Я место нашла. Там речка, - весело затараторила она, крепко стиснув бок рукой, но желудок предательски запел.

     - Я подготовлю все для обеда, - отозвалась Люция, ускорив шаг.

     У самой реки была бурая плешь вымерзшей травы, самое то для привала. Течение реки настолькобурным, что вода не замерзала даже у берега, но совсем недалеко заводь лишь немного колыхалась, собираясь у камней осколками льда. Люция ушла за дровами, а кот, подхватив Химари, вместе Евой направился купать кошку.

     Пока кот возился, обустраивая подобие ванны, чтобы кошкино тело не унесло течением, Ева торопливо снимала паутину. Раны стали заживать, большая часть напоминала о себе только розовыми рубцами. Вот только в себя кошка никак не приходила.

     - Это кома? - тихо спросила Ева, обращаясь к коту. - Химари говорила, что у кошек переход между жизнью и смертью тяжелый, - тут же попыталась она оправдаться.

     - Нет, это десятая жизнь Химари, - кот раздевался, ничуть не смущаясь взгляда Евиных глаз.

     - Десятая? - Ева непонимающе глянула на него, и тут же дергано отвернулась.

     - Да, - кот бросил под камень доспехи и кимоно, оставшись в тонких холщовых штанах.

     - У кошек же девять жизней всего, - вмешалась Люция. Она стояла под сенью еловых лап, придерживая охапку узловатых веток.

     - Девять, да, - Хайме кивнул. - Но это долгая история, - размяв плечи до хруста, он направился к Еве и кошке.

     - А нам предстоит долгий путь, - отозвалась Люция, недвусмысленно намекая, что хочет услышать больше конкретики.

     - Кстати, куда мы идем? - ловко вынув кошкино тело из вороха тканей, кот понес ее к воде. Ева увязалась следом и, пытаясь что-то сказать, неловко бормотала под нос.

     - В Ангельский град, за императрицей, - Люция склонила голову, наблюдая за ними со спины.

     - Ева, что ты там бормочешь? - шикнул кот, заходя по пояс в воду.

     - Но она же женщина, я помою, - стушевалась паучиха, вжав голову в плечи.

     - Не понял.

     - Она женщина, а вы, - запнулась и стала нервно теребить край куртки, - нет.

     - Я ее муж, этого достаточно, - он непонимающе уставился на девочку, прижав кошку к себе, держать ее на таком холоде долго было нельзя.

     - Ева! - окликнула паучонка Люция. - Иди сюда, поможешь мне, - рыкнула и недовольно поджала губы.

     - Но он же, - Ева совсем смутилась и не могла решить, куда ей идти нужнее.

     - Он же сказал тебе, что он ее муж. Оставь их наедине, - фыркнула фурия, склонив голову на бок.

     - Ладно, - Ева глянула на кота зверенышем и, отряхнув сапожки, побежала обратно к Люции.

     ***

     Паучонок молчала, недовольно и смущенно зыркая на фигуру кота, стоящего к ней спиной. Он все еще купал кошку, потом там же, на берегу, сушил и растирал, не давая замерзнуть. А Ева сидела у слабого огня и утрамбовывала подстилку из еловых иголок и одеял, добытых котом. Люция возилась с едой - снова мясо, немного овощей из мешков Хайме. Он даже сладости принес, и Ева едва не пустила слюнки, но такую роскошь фурия оставила на следующий день.

     - Ты не ответил, - усмехнулась Люция, обращаясь к коту.

     Ева обернулась, Хайме стоял за ее спиной, держа на руках сверток с кошкой.

     - Тебе оно действительно надо? - пробурчал кот, укладывая Химари рядом с Люцией. Бескрылая тут же подтянула ее еще ближе, уложив головой на колено.

     - Я почти ничего не знаю о ней, - пожала плечами и подала коту пузырек с ярко-оранжевой жидкостью. - Облепиха, раны хорошо заживляет, пользуйся, - махнула рукой, возвращаясь к своему занятию по жарке овощей.

     - Ценная вещь, спасибо, - усмехнулся он, раскупоривая пузырек и рукой подзывая Еву.

     Она насупилась было, но покорно подошла.

     Хайме тяжело вздохнул, задумавшись, пока Ева раскутывала кошку и готовила паутину. Воспоминания о прошлом кот мнил позором всей жизни. Это была даже хуже, чем осознание собственной вины в смерти Сейрен, такой милой сердцу Химари.

     - Та самая война, после которой ты стала маршалом, началась из-за меня, - прошептал он, закусив губу. - Мы жили в Инузоку, в кошачьем квартале. Химари тогда ушла по заданию, и в тот вечер на нас напали, - под взглядом черных требовательных глаз паучонка он принялся бережно обрабатывать кошкины раны облепихой. - Это был личный отряд императора ангелов. Он прознал, что последняя кошачья принцесса жива. И не просто жива, перенеся утрату, но еще и счастлива, замужем, с детьми, - грустно усмехнулся кот. - Я домой возвращался с лакомствами для Торы, а на пороге застал Тайгона, защищающего сестру. Он отбивался копьем, а Райга стрелами гонял по небу ангела.

     - Они убили всех кралытых? - тихонько прошептала Ева, растягивая паутину на ранах кошки.

     Хайме удивленно глянул на нее сверху вниз.

     - Нет, это не так-то просто. Мы отбились от первого отряда ангелов. Одного Тора прибила мечом к земле, другого Райга застрелил, третьего я убил. Еще четверых мы в лесу догнали и расправились. Остальные улетели, - кот пожал плечами. - Мы за это время успели сбежать, побросав все. Ушли через обрыв в лес, там в горы, к храмам.

     - Вы оставили Химари? - Люция скривила губы и покачала головой.

     - Она должна была еще день провести на задании, мы не ждали ее. Я и вернулся на следующий день, но было уже поздно, - кот с сожалением повел плечом, отворачиваясь. - Инузоку был практически сожжен дотла, а посреди пепелища лежала Химари без сознания. Все боялись к ней подходить, - Хайме внимательно осматривал кошкино тело, выискивая ссадины и царапины, нуждающиеся в лечении. - Я думал, на нее ангелы напали, когда мы сбежали. А потом до меня дошло. Как и дошло то, что я ее теряю. Что, не сбеги я, трусливо поджав хвост, она бы не решила, что убили всю ее семью. Она бы не уничтожила половину города, пожертвовав за это своей жизнью, - он тяжело вздохнул, поежившись от холода, мокрые штаны чавкали. - Я схватил ее и побежал к храмам. Мать всю жизнь вдалбливала мне в голову кучу всего про источники, ритуалы, всемогущего Самсавеила.

     - Ты вылечил ее там? - Ева аккуратно подвинула его руку с талии кошки и принялась латать длинную рану, уже затягивающуюся благодаря паутине. - Тогда мы можем вылечить ее там же! - она даже засияла, встрепенувшись.

     - Не можем - нет больше шисаи, кроме меня и Химари. А кошки, что выжили, не знают наших ритуалов, - хмыкнул кот, не смотря на паучонка. - Я не донес ее тогда. Она на моих руках умерла, - Хайме торопливо подтянул на кошке штаны, сползавшие с тощих бедер. - В девятый раз умерла, даже не придя в себя. Все, что я мог - донести ее до храма, чтобы дети могли попрощаться.

     - Я все понимаю, но твоя мертвая кошка потом еще войну прошла, двадцать лет просидела в тюрьме и со мной сбежала, - Люция недоверчиво хмыкнула, принявшись снимать нанизанные овощи с ободранных веток.

     - Райга вызвался отдать свои жизни в обмен на одну для нее. Есть у кошек такой ритуал, три дня неустанных молитв трех шисаи. Всего-то нужно две ванны в толще кристаллов, вода из райского сада, жертвы и тот, кто готов эти жертвы принять, - кот задумался, пытаясь вспомнить, было ли что-то еще. - Вроде все. Только вместо Райги умирал я, сравняв наш с кошкой счет жизней.

     Ева заглянула коту в глаза, пытаясь прочесть, не врет ли он. Но Хайме не врал.

     - Это, наверное, очень тяжело, - замялась Люция, опустив глаза. Все кошачьи ритуалы были связаны с кристаллами и райским садом. И все они работали, если даже мертвую кошку можно было воскресить. Значит, Хоорс был прав, и у них действительно есть шанс что-то изменить в империи.

     - Я почти год провел без движения, но в сознании. Дети заботились обо мне вместе с шисаи и конэко. Райга отнес тело матери в Инузоку и положил там же, где я ее нашел. Она должна была решить, что не умирала.

     - Неужели она купилась? - усмехнулась Люция, подоткнув вместо своей ноги сверток одеял кошке под голову.

     - Да. И пока я восстанавливался, она воевала. Детям я запретил рассказывать ей обо всем, особенно о том, что мы живы, - горько усмехнулся он, помогая Люции встать.

     - Зачем было от нее скрывать? Она же из-за вас воевала, - Люция поморщилась, разминая затекшие ноги.

     - Ты имеешь в виду, почему мне было выгодно скрывать правду о том, что я ее предал? - фыркнул кот, укрывая спящую Химари.

     - Это не предательство, - бросила Люция и снова поджала губы.

     - Еще какое. Восстановившись, я хотел найти ее, все объяснить, остановить. Но она сама нашла меня, захватывая храмы. Застала в облике тигра, а дети сбежали к морю. Слава Самсавеилу, шисаи не выдали нас, - кот тяжело вздохнул.

     - Она знала тебя пару столетий и вдруг не признала в звере? - Люция принялась вытаскивать из мешка мясо, перебирая его и лучше смешивая с солью.

     - Конечно, узнала. Звала по имени, шпионила, разговаривала со мной, когда я увязался за ней. Но я не менял формы, научившись жить неотделимо от зверя, а она бросила эту затею, признав во мне обычного тигра из храма, - кот хмыкнул. - Вот только я не смог ничего поделать. Все шло так стремительно - захваченные госпитали, отвоеванные храмы, гарнизоны. Война шла уже без Химари, она контролировала только часть ее - все, что касалось императора. Она жаждала расправы над его дочерью, в отместку за то, что он сделал с ее семьей.

     - Ты мог все исправить, - грустно прошептала Люция, вспоминая, как они с Лионом гадали, из-за чего началась война. Они предполагали разные варианты, и безумные, и простые. Лопнувшее терпение, старые обиды, глупые предсказания из храмов. Им казалось, что цель кошек - сам император. Им верилось, что кошки просто хотят вернуть себе трон. А на деле Химари не было дела до трона и императора. Все, чего она хотела - мести за своих детей. Это даже не могло прийти им на ум. И, признаться, они не знали о том приказе, как и о существовании особого отряда.

     - Я хотел, но когда я пришел в ее шатер человеком, ее в нем не было. Она обманула ангелов и, вместе с тем, обманула меня. Спряталась в катакомбах с отрядами, готовясь к последнему бою, - кот хмыкнул. - На площадь церемоний я опоздал, на похороны у храма Ясинэ тоже. Я прибежал, когда она закапывала последний труп, и тоже струсил, а потом вы вдвоем улетели.

     - Я думала, ты упрямее, - фыркнула Люция, подбрасывая еловых иголок в огонь.

     - Я тоже так думал. Но при виде ее мне становилось стыдно и больно. Все, что я мог - умереть от такого позора. Я ведь клялся ей в любви, обещал, что буду рядом, когда она будет нуждаться во мне. Обещал, что не оставлю ее одну в этом мире. Обещал, что не дам ей страдать. Но она страдала, нуждалась во мне, а я бросил ее. Она считала меня мертвым, и я решил, что так и должно быть, - кот пожал плечами, отвернувшись. - Ваши ангелы собирали кошек по всей империи, чтобы помучить мою жену подольше. Изабель все мечтала, что они порвут ее в клетке. И я попал к ним тоже. Нас морили голодом, а потом кидали ей, чтобы мы убили ее. Но почему-то кошка так и не умирала, а нас становилось меньше.

     - Она вас, что, живьем жрала? - Люцию передернуло.

     - Не знаю. Когда меня к ней притащили, она и не думала нападать. Заметила, что я не пытаюсь ее убить, и успокоилась, - кот пожал плечами. - Хотя я был готов, что она меня разорвет в клочья, она может.

     Люция пихнула Еве под руку миску с мясом и овощами, отвлекая от латания ран. Хотя Ева уже и забыла, что должна была лечить кошку, и только сидела с полуоткрытым ртом и таращилась на Хайме.

     - На самом деле, было не так уж плохо. Голодно, но терпимо.

     - А потом пришла я, - заключила бескрылая, вытирая с губ сок.

     - Именно.

     - Ты, наверное, ненавидишь меня за это, - протянула она, облизнув пальцы. - Я ущемила твое мужское самолюбие, угробила возлюбленную и вынудила стать снова человеком, - она избегала его взгляда, ей было слишком неловко. Да, он чертовски раздражал, но имел всякое право.

     - Напротив. Ты теперь не дашь мне сбежать от кошки, не дашь мне притворяться зверем, когда она очнется, не позволишь мне струсить, - и он грустно улыбнулся, крепко сжав едва теплую кошкину ладонь с блестящим черным кольцом, болтавшимся на пальце. - Она - единственное, что мне по-настоящему дорого. Потому мне и страшно. Ничего не боюсь, кроме как тяжелого взгляда ее лиловых глаз. Ей есть, за что меня ненавидеть. И я боюсь, что она не простит меня. Никогда не простит.

     Как ветер, к локонам ее прильну? Едва ль.

     Скачу я к пропасти, но поверну едва ль.

     На то и зрячи мы, чтоб лица милых видеть...

     Я вроде зряч, но ей в лицо взгляну едва ль.

     Прошел почти месяц со смерти Инпу, но кошка так и не проснулась. Ева говорила, что та идет на поправку, но Люция не верила. Молчаливо переворачивала кошку, дабы избежать пролежней, ухаживала за телом и поила молозивом или, если не так повезет - молоком, что приносил Хайме. Больше никто ничего от нее и не требовал. Хайме, постарев прямо на глазах, только и делал, что охотился и метался по деревням в поисках питья для кошки, еды к мясу и соли. Практически все запасы лекарства от лепры подходили к концу. С такой дозировкой его оставалось еще на месяц, если пить вдвоем с Евой. Коту-то было все равно, ни миллиметр его гибкого тела не съедала болезнь. Ева стирала вещи и готовила на троих, ее увлекла идея супов, каш и даже каких-то отваров. И все всегда молчали. Это сводило с ума, но даже изменить ничего не представлялось возможным.

     По утрам были перевязки и завтрак, после которого они снова отправлялись в путь. На новом месте Хайме охотился, а Ева находила себе тихое занятие. Паучонок больше не прыгала, напевая песенки, и не пыталась говорить. Даже перестала плести паутину и смотреть в будущее. Она ждала, что все изменится, но окружающий мир раскачивался на острие иглы, томительно приближая их к тому, что не поддавалось Евиному пониманию.

     Люция раздумывала, что станет делать, когда доберется до ангельского града. Башни императорского дворца уже угадывались на горизонте, и не было никаких сомнений, что придется выбирать. Что, если кошка так и не проснется? Как найти без нее райский сад? И стоит ли его искать? Стоит ли вообще вся эта игра свеч?

     - Я там видела озеро, воды наберу, - отвлекла ее от раздумий Ева, забирая с собой котелок и пару фляг. - И искупнусь.

     Люция кивнула, отпуская Еву одну, охрана ей была уже не нужна. Паучонок тренировалась на деревьях, наловчившись метать кошкины иглы, ей можно было позволить уйти и в деревню, не боясь. А ледяные реки и озера она полюбила безумно, всплеск адреналина раз в несколько дней не давал упасть духом.

     'Ты слишком быстро взрослеешь, таракань', - усмехнулась Люция, укладывая кошку на подстилку из соломы, еловые леса давным-давно кончились, и приходилось довольствоваться заменой от Хайме.

     И если паучонок держалась на загадочных видения, отказываясь их рассказывать кому бы то ни было, кроме спящей Химари, то Люция чувствовала себя разбитой. Она смотрела на кошкино худое лицо, белое, как снег под ногами, и не могла отделаться от чувства вины. Водила пальцем по черным капелькам-бровям, гладила бархатные впалые щеки, расчесывала волосы, пряча в жидкую косичку темные, лиловые, седые пряди. Если бы кот не отрезал кошкину косу почти по плечи, волос было бы еще меньше. Люция тоскливо вспоминала выбеленное лицо Химари, смотревшееся куда более здоровым; черные полосы туши, делавшие ее глаза по-кошачьи огромными и красивыми; алые губы, скрывающие клыки. Кошка, такая необычная и непонятная, скрытная и упрямая, теперь лежала фарфоровой куклой на коленях Люции. Растрепанная, слабая, с потрескавшимися губами, посеревшей кожей. Израненная и измученная. Молчаливая. Ева часто проверяла, дышит ли она вообще. Никто не мог объяснить, что происходит с кошкой. Она жила, но как будто совсем не здесь.

     Люции было невыносимо горько оттого, что все происходящее - ее заслуга. Никто не обвинял ее. Ева только раз поблагодарила за спасение, а кот практически дал обет молчания, полностью погрузившись в страдания от утраты. Все словно ждали, когда кошка умрет. Хайме хотел пойти за ней, считая, по видимому, что только смерть искупит и облегчит его боль. Люция же пыталась разобраться, что же на самом деле чувствует к кошке, и в чем себе врет. С одной стороны, она злилась на нее за то, что план с райским садом вот-вот мог запросто рухнуть. Но с другой, она не могла смириться со смертью Химари, она отказывалась ее терять. Впервые кто-то отнесся к ней так. Кошка не ставила ее выше себя, как это делала Алиса или Ева. Кошка не считала ее равной, как Лион и Хайме. Она просто не мерила ее с собой, относилась к ней по-своему, принимая до последней капли. И даже перед смертью она ничего не ждала, не винила, не заставляла. Разозлилась да, но не заставляла идти за ней. И это странное равнодушие дарило истинное спокойствие, позволяло Люции быть собой. Не будь кошки, бескрылая вряд ли бы решилась на бой с волками, вряд ли бы даже попыталась спасти Еву.

     Внутри словно что-то щелкнуло, и Люция вдруг поняла совсем простую вещь, что она была нужна все время не там, где она была. В войну стоило дать командовать Лиону, это позволило бы увеличить число солдат, ведь из-за ее упрямства и тяжелых кулаков часть ангелов избегали ее отрядов. Она была нужнее, как солдат, а не глава - играть в шахматы, планируя битвы, можно было и не на правах командира. Забрав насмерть перепуганную крылатую девочку из купола, стоило остаться с ней, а не бросить в пустом темном замке в ледяной комнате. Тогда никто не забрал бы для опытов, тогда не пришлось бы бежать. А Еву стоило услышать раньше, ведь это было очевидно, что девочка хочет быть важной хоть для кого-то, а не только пустым местом, умеющим различать тысячи вариантов будущего. И саму кошку стоило спасти. Нужно было просто остаться с ней у гейзера смерти.

     Бескрылая одернула себя и стиснула виски ладонями. Все можно было сделать по-другому раньше. Вот только 'раньше' уже закончилось. Нельзя думать о том, что невозможно исправить. Нельзя тешить себя иллюзиями, что все можно было предотвратить. Нельзя. Совсем нельзя. В каждую секунду прожитой жизни она была уверена в правильности своего выбора. Значит, выбор был сделан верно всегда. Предавать саму себя в прошлом - хуже всего. Если можешь предать себя - предашь кого угодно, не стоит даже надеяться на обратное.

     Люция расслабилась, опустив лоб на колени. Чувство вины перестало грызть. Она все сделала так, как считала правильным в том самый момент. Так было нужно. Даже если не было - только мысль об этом помогала успокоить разум. Верить себе, вот и все, что ей оставалось. Верить тем, кто шел рядом, вот и все, что она могла себе позволить. Упрямо твердила под нос, что сам бог позавидует ей, но уже сомневалась, что ей можно завидовать.

     Глянула на кошку, уняв мучения совести, и едва не взвыла. Как ни уговаривай себя, что все было правильным, потому что было 'решением', а внутри саднило. Бескрылая кинулась к Евиному свертку с кошкиными вещами, дрожащими руками выудила косметичку и целую охапку кистей. Как же хотелось вернуть ту Химари, чей образ так не вязался со всеми этими лесами, полями, степями, но не казался чужеродным для лепрозория.

     Пока никто не видел, она, сама не своя, кинулась рисовать ту Химари, которая вызывала у нее восхищение, поверх умирающей этой. Неумело, торопясь, но она выбелила кошкино лицо, кривовато обрисовала губы и, высунув кончик языка от усердия, стала подводить глаза.

     - Люцифера, - очень тихо и осторожно позвал ее Хайме. Но Люция подскочила как ошпаренная и бросила всю косметику на землю.

     Они так и остались стоять, она - навытяжку, стараясь унять колотящееся сердце, и он - пытаясь понять, что происходит. Глянул на перемазанную косметикой Химари, на оброненные кисти и коробочки, на руки Люции, стиснутые в кулаки. Она даже глаза поднять не решалась, только попятилась и, упершись в спиной в дерево, обессиленно сползла по нему. Нужно было что-то делать и с кошкой, и с ней самой. Кот подошел к Люции и, наклонившись, приобнял за плечи.

     - Зачем ты это сделала? - тихо спросил он, заглядывая ей в глаза.

     И Люция треснула пополам - кинулась ему на шею, едва не повалив, и взвыла.

     - Я хочу, чтобы она вернулась! Я скучаю по глупой кошке! - она сильно-сильно стиснула его за плечи, словно боялась, что он отпустит.

     - Постой, ты же никого не хоронила еще, верно? - спросил он, покорно садясь с ней рядом. Поднять ее на ноги было почти невозможно, слишком тяжела; а выбраться из мертвой хватки еще сложнее. - Никто не умирал на твоих руках?

     - Солдаты, - Люция пожала плечами.

     - Нет, солдаты - это не то. Кто-то близкий? Дорогой человек? - пытался он объяснить, неловко поглаживая ее по спине. Он не ждал от нее этих эмоций, и был совершенно к ним не готов.

     Люция мотнула головой, всхлипнув.

     - А ты хоронил дочерей и мать, я знаю. Тебе было так же плохо? - успокаиваясь, спросила она.

     Кот кивнул, пытаясь вздохнуть полной грудью, а она продолжила выть раненым зверем.

     - Я не хотела. Не хотела всего этого, - она крепко вцепилась в кимоно кота и уперлась лбом в его грудь. И он сдался, прижав ее к себе, грубую, сильную, упрямую, но совершенно разбитую. - Я никогда не хотела чужих смертей, не хотела войны, чужих страданий. Всегда боялась быть обузой для окружающих меня мужчин. Я справилась с этим, но ты говоришь, что я просто стала такой же, как они. А я ведь, - сглотнула подступившие к горлу сопли, - я ведь иначе не знаю, не умею. Ты все твердишь, что ты сильнее меня, а мне хочется спорить и соревноваться, чтобы доказать тебе, что ты не прав. Потому что ты, на самом деле, прав. И я в этом вся и есть.

     - Можно одну просьбу? - перебил он ее, отстранившись.

     - М? - промычала она, подняв на него блестящие от слез изумрудные глаза.

     - Не меняйся, слышишь меня? Никогда не меняйся, особенно из-за меня, - он хмыкнул, шершавой рукой вытерев ей слезы. - Да, я ненавижу в тебе мужчину, и совсем не вижу женщину. Я рассчитываю на тебя, надеясь, что ты станешь мне опорой, клеткой, если я струшу перед кошкой. Но я не люблю тебя и никогда не смогу. Это выше моих сил, - усмехнулся он, нарочно притянув ее лицо к себе поближе, совсем как Хоорс. - И не пытайся ровняться на мои стандарты, слышишь? Сама посуди, вкус у меня весьма странный, - фыркнул он, бросив взгляд на спящую Химари. - Ровняйся на вкус того, кто любит тебя вот такую, мужиковатую, самовлюбленную, грубую и прямолинейную солдафоншу.

     От последних слов Люция взвыла еще сильнее, едва снова не засадил лбом коту в плечо.

     - Да разве это нормально, любить такую меня?! - горько отозвалась она, сама вытирая ненавистные слезы.

     - А разве нормально любить женщину, пытающуюся тебя убить? Или издевающуюся над тобой? Считающую тебя недостойным тела принцессы кошек? - рассмеялся он, поглаживая Люцию по лопаткам. - Или ты думаешь, что Химари - прекрасная женщина? Или что я - прекрасный мужчина? - Люция в ответ пожала плечами, а он продолжал. - Мы с ней - чудовища этого лепрозория. Как и ты. Как и все здесь. Просто мы это поняли, а ты бьешься, как муха в стекло, пытаясь быть кем-то другим.

     - Я настоящая не достойна любви, - просипела Люция, отпуская кота. Ей стало легче от беседы с ним. Совсем не лучше, но хотя бы не так тяжко.

     - Ева считает, что достойна, - усмехнулся кот, вставая. - И я знаю еще одного человека, кто думает так же.

      

     ***

     Верные волки не принесли Люцию. Более того, весь округ волков был охвачен войной между псами и кошками. Лион так и не отдал приказа ангелам усмирить бунт, но вызвал главу охотниц, и она стояла навытяжку в его кабинете, ожидая приказа. Она уже подготовила несколько отрядов, предполагая, что он пошлет ее бороться с бунтовщиками, как обычно.

     Лион молча смотрел в окно в конце кабинета, пока Алиса пыталась понять, что с ним происходит. Он выглядел постаревшим и осунувшимся. Последний раз она видела его таким, когда Люцию забрали на опыты. И теперь он снова вертел в голове поток мыслей, выбирая меньшее зло.

     - Ты ничего не хочешь мне сказать? - вдруг спросил он, но Алиса не смогла понять по голосу даже его настроение.

     - Боюсь, что нет, мой генерал, - с хрипотцой отозвалась она, пытаясь понять, на что именно он намекает. Неловко переступила с ноги на ногу, поудобнее опершись о трость, выбитое колено заживало слишком уж долго.

     - Я должен знать, кто пытается убить будущего генерала, - протянул он.

     Алиса машинально коснулась рукой горла, проверяя, не слез ли платок. Нет, Лион определенно не мог видеть желтушные синяки на ее шее, да и корсет под формой был надежно скрыт.

     До нее не сразу дошло сказанное ястребом.

     - Простите, генерал? Разрешите переспросить? Вы сказали 'будущий генерал'? - дрожащим голосом произнесла она.

     - Я подаю в отставку. А ты займешь мое место, - ответил он, задумчиво вертя в руках черную кружку без ручки.

     - Но, - Алиса запнулась. - Я же охотница. У меня нет крыльев, да и...

     - Я договорюсь с советом. Часть из них уже дали свое согласие при личной беседе, - прервал ее Лион. - Осталось сообщить императрице и провести саму церемонию, так просто она меня не отпустит.

     Алиса пыталась подобрать слова, не веря своим ушам. Она - генерал?! Да она всю жизнь об этом тайно мечтала, но совсем не желала, чтобы мечта сбылась именно так. И Лион был совсем не тем человеком, кого она хотела бы сместить. В этом деле он был лучше нее. И оставалась одна большая проблемка, которую он вешал ей на шею свинцовой гирей своим уходом.

     - Что делать с Люцией? - спросила она, пытаясь разглядеть в ворохе рыжих крыльев хоть какие-то проявления эмоций.

     - Ничего, я сдаюсь, - Лион пожал плечами. - Если тебе так хочется - преследуй ее сама.

     Алиса опешила. Она впервые видела его таким. Он столько раз был на грани смерти, поражения, но никогда не сдавался. Что было не так теперь? Что могло сломать железного ястреба? Неужели он рассчитывает, что она сделает все за него?!

     - Не хочу. Я думаю, Люция имеет право на свою месть, - Алиса замялась. - В Имагинэм Деи на всех учили, мол, оставляя месть без ответа, ты позволяешь злу утвердиться в безнаказанности. Знаете, - охотница отвернулась, пытаясь не смотреть генералу в спину, - Люция всегда была верна этим словам, и вряд ли свернет с намеченного пути, - пожала плечами. - Но раз она завела девочку, может, она изменилась и хочет обычной жизни? Тогда я тоже не хочу ее преследовать. Она ведь будет жить, как и все люди.

     - У нее нет дома, - оборвал ее слова генерал.

     Алиса замялась, нервно постукивая понавершию трости.

     - Я в детстве часто ныла, твердя, что мое место, мой дом - на болотах, а не среди охотниц. Она тумаками вбивала в меня, что я просто не понимаю, что такое 'дом'. Говорила, мол, дом - там, где о тебе думают и где тебя ждут, а не просто место на карте с такими же тварями, - Алиса прикусила губу. - И на войне говорила, что, вот война кончится, и пора будет домой - к друзьям, к тем, кто думает о нас, - пожевала губами, всматриваясь в спину Лиона. Он, казалось, даже и не слушал. А ведь раньше они не были так далеки друг от друга, были друзьями, товарищами, а не просто генералом и подчиненной. - Я думаю о ней, значит, она может вернуться туда, где я, - заключила Алиса и глубоко вздохнула. Она никогда не говорила с ним о Люции, их дружеские беседы обычно касались боевых тактик, истории и верований кошек, но никак не человеческих взаимоотношений. - А ты думаешь о ней, Лион? - впервые за долгие годы его правления она обратилась к нему без чина и на 'ты', совсем как раньше.

     А он молчал, скрыв крыльями лицо от ее любопытных глаз. И вздрогнул, когда она к нему так просто обратилась.

     - Простите, мой генерал, за грубость, - спохватилась она, склонив голову. Он явно был не намерен продолжать разговор, и стоило уйти, пока какой-нибудь предмет не полетел в нее.

     - Я тоже думаю о ней, - голос генерала дрогнул. - Но уже не верю, что она может вернуться туда, где я. Рядом со мной опасно, все здесь настроены убить ее. Я уйду в отставку и исчезну, - горько усмехнулся он.

     - Куда исчезнешь? - не поняла Алиса его слов. Зато поняла, что может говорить с ним, как и двадцать лет назад.

     - Искать ее. Она ценнее любой империи, - прошептал он, все так же прячась в пологе крыльев. - А саму империю я могу оставить на тебя - она будет в надежных руках.

     Алиса облизнула синим языком губы, пытаясь осмыслить его слова. Когда-то она уже это слышала, лет пятнадцать назад, когда только собирался совет.

     - Ты коллекционер? Собрал лучшие умы империи в совет и все не можешь остановиться? - усмехнулась она. Да, определенно, он просто хотел сделать совет совершенным. Вернет Люцию и заставит служить империи, как раньше. Все это - временно.

     - Лучшие умы? - насмешливо фыркнул Лион. - Если собрать гениев вместе, они станут стадом тупых овец. Совет - самый яркий тому пример. Империи нужен кто-то один, кто может управиться со всем, - он помедлил, глубоко вздохнув. - Ты спрашиваешь, коллекционер ли я?

     Алиса растерялась, торопливо поправила платок у горла. Нужно что-то ответить! Но Лион опередил ее.

     - А то ты не знаешь? - внезапно закричал он. И черная чашка с холодным кофе полетела ящерице под ноги. - Не догадываешься?! - рыкнул он, обернувшись. - Вот все, что произошло за эти месяцы, ну ни капельки не подсказывает тебе, кто же я?!

     Алиса только усилием воли заставила себя не сделать и шага назад. Отряхнула ногу от кофе и тростью отодвинула разбитую кружку. Она никогда не видела его таким, но не боялась, чувствуя, что поддержка ему нужна больше, чем страх. А он смотрел на нее черными разъяренными глазами, тяжело и часто дыша. Сложил крылья, рывком стянул ненавистный шейный платок, и грузно сел в кресло.

     - Я сам долгие годы мнил это дружбой, обязанностью, верностью, - тихо продолжал он, запрокинув голову. - Я считал это чем-то простым. Как забота о товарище, поддержка, благодарность за былые заслуги, - похлопал по вышитой эмблеме императорской власти - нимбу и паре крыльев. - Как генерал, я считал, что это мой долг - сохранить личность, так необходимую империи. А все оказалось гораздо проще, только я запретил себе в этом признаваться, - грустно протянул он, смотря куда-то поверх Алисы, словно пытаясь ее не замечать. - Люция была нужна не империи, а мне самому. Я - влюбленный мальчишка, не более. Понимаешь ты это или нет?!

     - Но, - Алиса места себе не находила, - но ты ведь, ты, - замялась, пытаясь собраться с мыслями. Ее слишком сильно пугало то, что она чувствовала то же самое. Зачем он ей это говорит? Она ведь ничем не сможет помочь ни ему, ни себе самой. - Ты ведь хороший генерал, - выпалила она, чувствуя, как выжидающе он сверлит ее взглядом.

     - Какой от меня толк, Алиса? - мучительно протянул он, стиснув руками виски. - Я даже не могу сделать выбор в пользу империи. Как генерал я совершенно бесполезен. Я позволил ей ввести в хаос несколько округов, это почти что война, - приставил к губам кулак. - А я не могу воевать против нее, не могу думать головой, не могу создать стратегию, не знаю, что с ней делать. Я словно безоружен, и сам же виноват, - усмехнувшись, он с размаху опустил кулак на стол. Алиса подскочила и вжала голову в плечи. - Вся жизнь - для других. Для друзей, для солдат, для империи. Я скоро буду слишком стар, а так ничего и не сделаю для себя.

     - А чего ты хочешь для себя? - неловко спросила Алиса, погрузившись в свои мысли. Выходит, он столько лет просто держал это в себе. И если она не позволит ему свалить бремя своих терзаний на нее, то ему станет еще хуже. Даже если они стали друг другу просто товарищами по службе, она все равно чувствовала себя обязанной быть ему другом, хоть какой-то поддержкой.

     - Люциферу, - спокойно ответил он. - Пусть это и эгоизм, но она - единственное, чего я хочу для себя. К черту империю, я не могу служить ей, постоянно терзаясь мыслями о Люции. Это невыносимо! Это - непозволительная роскошь!

     Алиса кивнула и, осмелев, подошла к столу. В своей жизни она всерьез боялась только двух людей, Люцию и Лиона. Опасалась Хоорса, но с ним просто было неуютно из-за его вечной галантности и некоторой искусственности.

     - Вы похожи своей силой, - пожевав губами, произнесла она, не решаясь поднять глаза. - Думаешь, в постоянных спорах с ней и заключается твоя любовь? Вспомни, как остервенело вы доказывали друг другу свою точку зрения.

     - И находили гениальные решения, позволившие выиграть войну, - усмехнулся он. - Она умеет вдохновлять, даже не стремясь к этому. Пора признать, она - единственная причина всех моих побед и последнего поражения.

     Встанем утром и руки друг другу пожмем,

     На минуту забудем о горе своем,

     С наслажденьем вдохнем этот утренний воздух,

     Полной грудью, пока еще дышим, вздохнем!

     Кирана ошарашенно смотрела на Рауна, не в силах издать и звука. Неуклюже покачнулась на костылях, но устояла.

     - Магистр?

     - Я не верю, - просипела она в ответ на обращение и покачала головой, словно желая выбросить из головы его слова. - Ну почему, почему все так? - Рауну показалось, что ее голос буквально звенел от сдерживаемых слез. - Эти полгода - худшие в моей жизни!

     - Мне очень жаль.

     - Хильда, эти пытки, унижения. Все из-за Алисы. Так нельзя, - она подняла на него глаза, и ворон понял, что ошибся. То звенела сталь и ярость. - Меня все это задело слишком сильно, я не могу рассуждать здраво. У тебя есть план?

     - Есть только сроки - до самой церемонии стоит все подготовить, - Раун перебирал бумаги. Нужно было занять руки, хоть чем-то себя отвлечь, чтобы не думать о том, что он предает генерала.

     - Это же будет в один день? Лион откажется, леди Изабель примет его отказ, снимет полномочия, а потом передаст их Алисе. Да? -Кирана так сильно сжимала ухваты костылей, что ворону казалось - еще мгновение, и она их сломает.

     - Именно, - Раун кивнул, припоминая прочитанный вдоль и поперек устав и законы. - Я заручусь поддержкой ангелов - она и их генерал тоже. Посмотрим, смирятся ли они с такой неполноценной заменой, - пожал плечами и искоса глянул на охотницу - не задел ли? Она ведь тоже неполноценна.

     - Нет, это лишнее, - Кирана как отрезала. - Извини, но это дело чести. Мы сами справимся.

     - Уверена?

     - Да, ты же сам говорил, что охотницы и есть - армия империи. Нам не впервой брать всю грязную работу на себя, - усмехнулась она слишком печально.

     - Рычаги воздействия? Алиса многих брала в ученицы, воспитывала и тренировала каждый отряд. Для многих она - пример. А на церемонию соберутся охотницы со всех округов. М? - Раун сложил стопку бумажек на подпись Лиону и постучал ими об стол, выравнивая. Через несколько часов он вернется с совета, и стоит успеть все подготовить к его прилету.

     - Хильда тоже обучала охотниц. И, можешь мне поверить, гораздо лучше и самоотверженнее, чем Алиса. Хильда всю себя посвятила им, дневала и ночевала на своей работе. Думаю, охотницы это прекрасно помнят, - презрительно фыркнула Кирана.

     - Выходит, Хильда - и есть тот рычаг? - усмехнулся ворон и искоса глянул на Магистра. Она дернула плечом, поправляя сползающий плащ, и вскинула голову, тряхнув ежиком волос.

     - Да. Мы не дадим Алисе стать генералом. А ты, пожалуйста, позаботься о том, чтобы ангелы нам не мешали, - и Кирана склонила перед вороном голову.

     - Можешь на меня рассчитывать.

     ***

     Разбитый витражный купол церемониального зала сверкал на солнце рыжим пламенем. Даже на белых башнях можно было разглядеть распахнутые ставни и каменную кладку. Люция равнодушно смотрела на приближающийся город, укладывая арбалетные болты в колчан. Хайме совсем недавно принес ей новое оружие и попросил охотиться вместо него. Стоило удовлетворить его просьбу, потому что сутки напролет с Химари сводили с ума. Каждый день, видя плод своей гордости и ошибок, она едва сдерживалась, и то, благодаря Еве. Паучонок говорила, что кошка идет на поправку, и скоро восстановится. Действительно, почти все раны затянулись, щеки стали румянее. Но она все равно спала!

     Стянув хрупкий обод паутины с волос, Люция с трудом устояла на ногах. Кошмары теперь преследовали каждую ночь, приступы и галлюцинации случались несколько раз за день. Если бы не Ева, она давно бы сошла с ума. То ли сказывалась близость лаборатории, полной стольких мучительных воспоминаний. То ли снова хотелось почувствовать то эфемерное счастье, сопутствующее тому, чем ее поили. То ли ответственность перед Хоорсом давала о себе знать. То ли Люция действительно скучала по кошке и терзалась чувством вины.

     - Ты в порядке? - кот смотрел на нее исподлобья, отпаивая Химари молозивом.

     - В полном! - собирая мысли в кучу, отозвалась Люция. Он не должен знать, что ей плохо, иначе не отпустит на охоту. Но чем дальше Химари, тем лучше Люции, и стоит дать хоть какую-то передышку терзающемуся разуму. - Я на охоту, вечером буду.

     - Ты боишься зайцев и косулей? - подозрительно отозвался кот. - Все ножи и стрелы забрала.

     - Просто не привыкла оставлять оружие, - Люция пожала плечами и, развернувшись на пятках, быстрым шагом направилась в лес вдоль обрыва.

     - Или собираешься бросить нас? - тихо спросил он, но так, чтобы она услышала. Люция вздрогнула.

     - Научись мне доверять, - огрызнулась, застегивая куртку по самое горло. И даже не заметила, как стала говорить фразами кошки.

     За ней увязалась Ева. То ли не верила, что Люция пошла именно на охоту, а не подальше от них. То ли хотела побыть рядом. Паучонок пыталась остаться незамеченной, и не рисковала подходить близко. Люция же делала вид, что полностью увлечена охотой и не слышит, как скрипит снег под Евиными сапогами.

      

     ***

     Обнаженный лес завывал от ветра и поскрипывал, и похрустывал от каждого шага. Зато добычу было видно издалека. Тощая косуля, упершись копытцами в дерево, лихо слизывала замерзший мох и жадно жевала. Непуганая добыча была слишком увлечена жалким завтраком. Люция сняла арбалет с плеча и как можно тише зарядила. Косуля пряднула ушами и осторожно опустилась на все четыре узловатые ноги. Пригнула голову и только тут заметила, что за ней следят. Рванула, споткнулась. И рухнула со стрелой в груди. Ева вскрикнула и с силой зажала рот рукой. Косуля забила копытами, хрипя от боли. Но Люция быстро настигла ее и перерезала горло.

     - Столько смертей видела, а все вскрикиваешь и охаешь, - усмехнулась гарпия, вытирая нож об снег.

     - Прости, - промямлила Ева, понимая, что остальную добычу она уже распугала. Выдохнула клуб пара, взяла себя в руки и пошла по глубоким следам Люции к добыче. Ей приходилось прыгать, чтобы попасть след в след. И почему только эта фурия так широко шагает. Снова не догнать.

     Косуля была уже мертва, нужно было только донести ее обратно. Учитывая, сколько они уже прошли - к ночи добрались бы до лагеря. Жаль, придется впотьмах готовить. Перевязав ноги добычи паутиной, Ева позволила дальше фурии управиться самой.

     Люция молча, подхватив косулю за ноги, взвалила ее себе на плечи и, выпрямившись, пошла к обрыву на тропу. Ева чувствовала, что той весьма тяжело, но не предлагала свою помощь, боясь оскорбить любимую фурию. Да и чем она могла помочь? Косуля слишком тяжела. Еве оставалось только смотреть на крепкие руки Люции и широкую мощную спину. Пожалуй, фурия могла бы заменить ей и отца, и мать. Мужественность и сила сочетались в ней с простотой и открытостью. Люции много чего недоставало, по мнению Евы, но менять ее не хотелось. Пусть лучше такая, грубая, замкнутая, простая, но почти что родная.

     Но паучонок больше не завидовала ей, не пыталась быть похожей. Только мечтала стать полезной. Люции становилось лучше от Евиного лечения, но она все так же избегала разговоров.Она словно не знала, что вообще делать с Евой и о чем говорить. Или просто не считала это чем-то важным и нужным. Была погружена в свои мысли и на автомате заботилась обо всех, кто ее окружал. Или делала вид, что заботилась. Или просто считала это своим долгом. Ева не могла ее понять и просто шагала следом, отсчитывая минуты и часы Люцииной охоты.

     - Еще столько же, давай передохнем? -прохрипела фурия, скидывая тушу на землю и перехватывая рукой за ноги.

     Ева кивнула, чувствуя, что еще немного, и Люции потребуется ее помощь. Выглядела она неважно, пот струился по вискам и щекам, взгляд затуманился. Еще немного, и снова свернется в дрожащий комок и будет бормотать что-то несуразное и неразборчивое. А ведь прошло от силы часа два пути, ей быстро становится плохо.

     Но Люция пока держалась, волоча тушу за собой к обрыву. Ева вышагивал следом, выплетая паутину на случай, если фурия опять сойдет с ума.

     Свалив косулю у дерева, Люция осела прямо у обрыва и закашлялась. Паучонок боязливо мялась возле нее, заглядывая в глаза, но даже дотронуться не решалась. Ее беспокоило состояние Люции, вызванное сильнейшим чувством вины, но такое не лечится паутиной, а только поддерживается. Как заставить умирающую фурию перестать себя уничтожать? Как объяснить ей, что она не виновата? Как облегчить ее страдания? И Ева металась, незаметно обматывая голову фурии тончайшей серебряной дымкой. На большее она была не способна. И сколько бы раз в день она не пыталась сделать паутину лучше, так и не продвинулась. Только кровавая была способна подарить Люции почти сутки без безумия и самобичевания. Но каждый день плести ее не представлялось возможным.

     Люцифера заткнула рот ладонью и сгорбилась, пытаясь унять дрожь. Ева закусила губу, отпрянув. Фурии с каждым днем становилось все хуже. И Хайме тоже, но его не рвало кровью и не сводило с ума, он просто ходил, как мертвец, тоскуя по кошке. Еве безумно хотелось плакать. От собственного бессилия, бесполезности, слабости. Если бы только она могла облегчить их страдания. Если бы могла вернуть кошку. Но даже замотанная в розовую паутину Химари крепко спала.

     - Черт! - огрызнулась Люция, сглатывая скопившуюся кровь. Вытерла руку об штаны и поморщилась от мерзкого привкуса во рту. - Когда я уже сдохну?! - едва слышно прошептала и снова зашлась кашлем.

     Ева уселась рядом, свесив ноги в бездну обрыва.

     - Ты изменилась, - тихо произнесла она, стараясь не смотреть на мучающуюся фурию. Люция подавила кашель, стиснув окровавленными пальцами горло.

     - Да ну? - просипела, отхаркиваясь кровью снова.

     - Ты стала, - Ева подняла руки к лицу, сжала и разжала жесткие пальцы, пытаясь подобрать слова. - Ты стала теплее. Человечнее.

     Люция усмехнулась, вытирая рукавом губы.

     - Ты ошибаешься, Ева. Я жажду отмщения еще сильнее, чем раньше, - она подвинулась ближе и тоже свесила ноги. - Этот мир - Лепрозорий, цирк уродов. И я хочу положить этому конец.

     - А раньше было лучше? До войны? - осторожно спросила Ева, нахмурившись. Она не знала другой жизни, но уж Люция-то точно повидала многое. Ей есть с чем сравнить.

     Но Люция пожала плечами.

     - Мир всегда был таким, какой он есть. Ни лучше, ни хуже. Просто нам кажется, что он все хуже и хуже. Посмотри на кошек, если бы мир катился в ад, они давно бы замучили всех своими жалобами, что родились в раю, а умирают в аду, - усмехнулась она.

     - То есть, всегда было плохо? - поморщившись, спросила Ева.

     - Тоже нет, - хмыкнула Люция. - Всегда было - нормально, средне. Просто моя жизнь заканчивается, а горе накапливается, поэтому кажется, что ничего хорошего в жизни и не было, - тоскливо протянула она и поджала губы. - А ты взрослеешь и разочаровываешься. Это нормально. Это лучше, чем-то, как взрослела я.

     - Почему? - помедлив, боязливо спросила Ева. - Почему лучше?

     Люция прищурилась и посмотрела на небо, теперь такое далекое и недоступное. Затянутое снежными тучами так плотно, что и лучик заходящего солнца не пробивался сквозь них.

     - А я взрослела и очаровывалась. В твоем возрасте я была уверена, что моя жизнь прекрасна, а я вырасту в совершенство. Я была влюблена в каждый уголок этого света, я боялась потерять хоть мгновение. А потом началась война, и мой мир рухнул, разлетелся вдребезги. Нет ничего страшнее разочарования, а оно охватило меня целиком. Впиталось под кожу, растравило душу и изувечило все мои мечты. И некуда было бежать. Не к кому. Все, кто когда-то мог мне помочь - сами нуждались в помощи.

     - И не было ничего хорошего? - едва не плача промямлила Ева.

     - Было. Мои крылья, - грустно вздохнула бескрылая гарпия и повернулась к паучонку.

     - Но ты отрезала их.

     - У меня не было выбора. Но я любила небо больше всего на свете. Да и сейчас люблю.

     - Я тоже, - грустно отозвалась Ева. Она бы все отдала за крылья. Она даже готова была все отдать, но с самого младенчества не подходила ангелам. Бессмысленная мечта растворилась в потоке страха и отчаяния. Рожденная ползать никогда не сможет летать.

     Люция потрепала Еву по волосам, отчего паучонок едва не свалилась с обрыва.

     - Есть пегасы. Ты еще полетаешь, я обещаю, - улыбнулась она, стягивая потускневшую паутину с волос.

     Ева с улыбкой наблюдала, как тяжело встает ее фурия и снова взваливает тушу на плечи. Обещания были именно тем, что заставляло Люцию жить. Паучонку сложно было понять, что на самом деле происходит в голове фурии, если она думает о мире, как о Лепрозории, который не так уж ужасен. Кошкины мысли уложились в ее голове совсем иначе, легче, проще, став уже мыслями и идеалами Люциферы.

     ***

     Бескрылая медленно взбиралась на гору с тяжелой ношей на плечах, рядом маячила Ева, готовая в любую секунду помочь. Но уж до костра-то Люция готова была дойти собственными силами, несмотря на то, что лопатки и плечи сводило судорогой от перенапряжения. Чувствуй она боль, давно бы взвыла и упала без сил. Даже галлюцинации вернулись быстрее, чем должны были. Теперь она слышала кошкин смех. Значит, дальше будет еще хуже.

     Такой теплый, счастливый и легкий смех Химари все не выходил из головы. Она смеялась, так удивительно нежно и ласково, что сердце просто разрывалось от чувства вины.

     Но Люция краем глаза увидела бледное лицо Евы и остановилась. Паучонок тоже слышала кошкин смех. Таращилась огромными глазами на рыжий огонек на самом верху холма и что-то бормотала. Рванула, спотыкаясь и с трудом пробираясь в снегу. И Люция бросилась за ней, не веря своим ушам.

     У костра действительно смеялась кошка.

     Тощая, бледная, слабая, хрупкая, как фарфоровая кукла. Хайме крепко держал ее за руки, давая опору. Помогал делать шаги на трясущихся ногах, еще один, еще. А она хохотала. Лапы не держали ее, подворачиваясь под весом ослабшего тела. Кимоно висело на костях, редкие волосы так и норовили залезть в глаза и рот. Тело едва слушалось, но она так старательно вышагивала, тяжело дыша. И смеялась.

     Хайме увидел Еву и притянул кошку к себе, не давая упасть. И она уткнулась в него, слабо обняла и так и осталась стоять, сползая на землю на слабых ногах.

     Люция поднялась следом за паучонком, свалила тушу косули у костра и кашлянула. Кот повернулся на звук и гордо улыбнулся - помощь 'клетки' ему не понадобилась, чему он был несказанно рад. Но Химари боязливо прижала уши к голове и замолчала, улыбка исчезла с ее лица.

     - Неужели я такое чудовище? - пробурчала Люция, закатывая глаза.

     Кошка смотрела на нее, словно первый раз видела, вглядываясь в каждую черточку, каждую морщинку. Подняла глаза на мужа, снова на Люцию.

     Но бескрылая не стала ждать ее ответа, ловко сгребла Химари в охапку и подняла на руки.

     - Знаешь что, кошка, мне никогда не приходило в голову, что ты можешь быть такой дохлячкой! - фыркнула. - Мы уже три месяца с тобой шляемся! Тут вокруг зима, снега - фиг пройдешь! А ты помирать собралась. У меня планы, между прочим! - ругалась она, покачивая Химари в такт своим возмущениям. Заметив, что та даже голову в плечи вжала, фурия расхохоталась. - Я очень рада, что ты с нами, - уже добродушнее произнесла она. - Мне тебя не хватало.

     - Ты так постарела, - Химари чувствовала себя виноватой. Замялась, прижавшись к сильной Люции всем телом. Как же спокойно становилось на душе, стоило уткнуться лбом в ее плечо. Словно все эти месяцы она все время так жила, прижавшись к ней, подпитываясь ее силой и уверенностью. - Спасибо, - тихо-тихо проскулила она, пряча слезы. - Спасибо.

     Ева металась у кошкиных вещей, выуживая потрепанные кисти и косметику. А Люция передала кошку обратно Хайме и ушла потрошить дичь. Ей стало гораздо легче, а кошкина благодарность была в сто раз ценнее всего, что когда-либо имела Люция. Оно стоило того.

     Мир прекрасен, одежд его чудных не счесть,

     Власть над сердцем людским смог навек он обресть.

     Коль по правде - прекрасная это обитель,

     Жаль одно - вот дела в ней бесчестные есть.

     Ева терпеливо ждала, пока Люция разденется и приготовится для перевязок. Сегодня кот и кошка ушли на охоту, и можно было посвятить больше времени лечению фурии.

     - Я готова, - пробурчала Люция, сгибая руки и заводя за голову.

     Паучонок кивнула и придвинулась ближе, растянув на пальцах паутину. Лечить Люцию было сложнее, чем кошку, ее тело плохо поддавалось паутине, перевязки сползали и рвались, стоило только фурии напрячь мышцы. Это было невыносимо, к тому же разобраться, что именно травмировано, с каждым разом становилось все большей и большей проблемой. Люция не чувствовала боль, и не могла на нее пожаловаться. И если внешние раны было легко найти и обработать, то внутренние находились в катастрофичном состоянии. Их нельзя было замотать в паутину, обработать маслом. А чтобы достать лекарства необходимо было знать, от чего лечить. Тому же, это явно была уже не лепра - уж Конфитеорона колола исправно.

     Еве оставалось довольствоваться тем, что внешние повязки не давали фурии сойти с ума и, хоть немного, но поддерживали весь организм. И если кошку Ева могла обхватить руками, разом замкнув паутину, но вокруг Люции приходилось ползать. Но паучонка беспокоило совсем не это, работы она не боялась. Касаясь ладонью груди и ребер фурии, она чувствовала, что та болеет смертью. Во всем было виновато чувство вины. Но кошка была жива, не было причин чувствовать себя виноватой. А Люции становилось только хуже, и это очень сильно беспокоило Еву.

     Люция закашлялась, согнувшись пополам, и Ева отпрянула, не успев замкнуть паутину на груди фурии. Полчаса ползания вокруг насмарку.

     - Прости, - тихо отозвалась Люция, сглатывая кровь. Ева кивнула и начала заново, подождав, пока бескрылая поднимет руки.

     Как ни старалась Ева вылечить ее, но Люция прекрасно понимала, что это бесполезно. Ее время пришло, а сопротивляться было совершенно бессмысленно. Ей казалось, что это пресловутая лепра добралась до внутренностей, а Конфитеор вылечил лишь нарывы на коже. Старые раны горели, швы ползли, а суставы слушались через раз. Все тело было до предела напряжено, сердце захлебывалось, в голове - вечный туман.

     Ева перехватила паутиной ребра фурии, попросив глубоко вдохнуть. Может быть, ритуалы кошек могли бы вернуть фурии загубленное здоровье, но та запретила рассказывать Хайме и Химари о своем состоянии, боясь, что они не дадут воплотить ее цель в реальность. Все перевязки были тайными. Хотя иногда они вели себя так, будто знали о состоянии бескрылой гарпии, но ничего не предлагали. Может, и помочь на самом деле не могли.

     Сперва Ева пыталась спрогнозировать, сколько осталось жить Люции, но состояние ее ухудшалось неравномерно. Паучонок терзалась сомнениями и желанием все рассказать Химари, но Люция была слишком убедительна в своей ярости, и готова заплатить жизнью за цель. Уж лучше так, чем заставлять ее мучиться чувством невыполненного долга.

     Следом за грудной клеткой пошли все суставы, и Ева торопливо затягивала их в паутину, дожидалась, пока она полностью сольется с плотью фурии, и продолжала. Очередная повязка плотно легла по правому плечу.

     - Можно с тобой поговорить? - осторожно начала Ева, вплетая паутину в кожу и мышцы.

     - Да, - Люция только скосила на нее глаза, не опуская руку.

     - Я не могу забыть наш прошлый разговор, - паучонок старалась не смотреть ни на что, кроме своей работы, - мы точно можем продолжить?

     - Да.

     Ева сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, пытаясь набраться смелости. Она должна понять фурию, обязана понять. И какой бы ни была правда, она готова ее принять.

     - Ты ведь ненавидишь этот мир, - выпалила она и закусила губу.

     - Почему? - перебила ее Люция, заглядывая в глаза. Но та опешила и стала подбирать слова, бормоча под нос. Металась глазами, раздумывая над ответом.

     - Он столько страданий тебе причинил, - неловко пробормотала она, убирая руки. Фурия послушно подставила локоть для перевязки.

     - Ну и что? - пожала Люция плечами. - Я люблю этот мир. Очень люблю. Он чертовски прекрасен и изумителен.

     - Но ведь, - Ева поджала губы и заставила себя замолчать. Понять, просто понять, а не спорить. Хотелось напомнить Люции и мучения до получения крыльев, и тяжелые тренировки, и войну, и пытки. Но Ева вспомнила горящие глаза молодой фурии и то, с каким остервенением и уверенностью она твердила, что она и есть - совершенство. Она кричала миру, что сам Бог позавидует ей. Разве мог он позавидовать ее судьбе? Или потому и мог, что она видела его же мир совсем иначе?

     - Что 'ведь'? - грустно усмехнулась Люция, искоса наблюдая за Евой. - Разве у меня есть другой мир? Мне не с чем сравнить, а значит, этот - самый ужасный из всех, самый прекрасный из всех, - она впервые улыбнулась так тепло и умиротворенно. - И моя жизнь самая чудовищная на свете. Самая удивительная на свете. Потому что другой у меня нет.

     - Даже без крыльев? - прошептала Ева, поднимая глаза к синему-синему небу.

     - Даже без крыльев.

     - Даже если больно и горько? - нахмурившись, спросила она.

     - Даже если больно, горько, обидно и невыносимо, - Люция кивнула и усмехнулась краешком губ. - Каким бы чудовищным местом ни был этот мир, он привел меня сюда. В это место, в это время, к этим людям, к этим событиям. И, знаешь что? - она нарочно повернула Еву к себе за подбородок.

     - Что? - пробормотала она, пытаясь осмыслить ее слова.

     - Все было не зря. Я всю жизнь делала то, что считала правильным. Я, может, и умираю, но понимаю, что и это тоже правильно, - хмыкнула она.

     - И тебе совсем не жалко? - Ева сглотнула подступивший к горлу комок слез. - Тебе совсем не страшно умирать?

     - Я больше не нужна этому миру, - равнодушно пожала плечами Люцифера. Ева дернула носом, всхлипнув, подбородок задрожал. - Ну-ну, не плачь, таракань. Мы все умрем, когда перестанем быть нужными для остальных.

     И Ева хотела закричать, что фурия нужна ей, всем нужна, но у нее получилось только горько-горько разрыдаться.

     ***

     Кошки вдвоем отлично справлялись с охотой и готовкой. И вечно болтали, нервируя Люциферу. Химари изо дня в день рассказывала коту о войне, о ее встрече с Люцией и Евой, о мести, о гейзере Ши. А кот покорно слушал, хоть и без нее прекрасно все видел собственными глазами. Они собирались уйти на другой конец империи, к морским храмам, к детям - и были поглощены воспоминаниями о них.

     - Я извиняюсь, но у нас еще есть дела для этой империи! - недовольно фыркнула Люция, прерывая очередную беседу о прошлом.

     Химари подняла на нее испытующий взгляд.

     - К чему этот тон? Как видишь, мы все еще с тобой. Видимо, чтобы помочь твоей империи, - саркастично прошипела она, щурясь. - Может, поведаешь нам, куда и зачем мы идем?

     - Я...

     - Нет-нет, позволь напомнить. Я была обязана избавить империю от Инпу, таков был наш с тобой договор. И больше ничего, - Химари отложила содранную заячью шкуру на бревно и, вытерев руки о тряпку, вопрошающе глянула на Люцию. - Нет, я не отказываюсь помогать тебе и дальше. Но ты вот-вот умрешь, если не сойдешь с ума раньше. А Еву куда, позволь спросить?

     - Вы хотите забрать таракань себе? - нарочито спокойно уточнила гарпия, но на кошку даже не посмотрела.

     - Не 'хочу', а 'заберу'. Но сперва я помогу тебе. Ради Евы, по рукам? - кошка поднялась и, подойдя ближе, уставилась на Люцию снизу вверх. Хотя той показалось, что все было совсем наоборот, и сразу вспомнилось, с какой гордостью и внутренним превосходством смотрела на нее поверженная кошачья принцесса на кладбище кошек. Да ни черта она не изменилась, все такая же заносчивая и равнодушная.

     - Да, конечно. Это облегчит мою задачу, - Люция неловко пожала кошке руку.

     Хайме обтер нож о тряпку и встал тоже.

     - Тонкости ваши как-нибудь без меня обсудите. Я согласен на Еву, во всем остальном последую за Химари. Если решу, что вся эта дурацкая затея угрожает ее жизни - заберу ее, и дело с концом, - деловито прошептал он, поравнявшись с Люцией. - И так как без Евы моя жена не уйдет, а Ева привязалась к тебе, то я сперва убью тебя, что облегчит задачу уже мне.

     Люция кивнула, принимая условия.

     - Я не особо планирую выжить, так что соглашусь с любыми вашими требованиями. Но и у меня будут свои, - бескрылая глубоко вздохнула и, собравшись с мыслями, начала. - Нужно лишить Изабель трона. Даже возможности хоть когда-нибудь его занять.

     - Как ты себе это представляешь? - усмехнулся кот, переводя взгляд на ангельский замок наверху горы.

     - Хоорс поможет. От меня требуется паутина, которую я взяла у Евы, и лиловые кристаллы, как в храме, - отозвалась гарпия и провернула шнурок на руке.

     Кошки переглянулись. Люция сделала вид, что не заметила.

     - Я знаю, где их достать, но без вас не смогу, - пробормотала она, пожимая плечами.

     - И где же? - в один голос спросили они.

     - В Райском саду.

     - Шисаи заперли его, когда ангелы отбирали у нас трон, - протянула кошка и прищурилась. - Ты хочешь, чтобы мы открыли его?

     - Да.

     - И это избавит нас от Изабель?

     - Да.

     Химари дернула кота за рукав и просяще заглянула в глаза. Хайме ответил ей очень тихо и быстро, ни слова не разобрать. Они так и шушукались, будто на незнакомом языке говорили. Из всего разговора бескрылая смогла лишь различить имя императрицы. Но ее мало заботила суть диалога и она тихонько насвистывала себе под нос, вполглаза следя за Евой у костра. Лишь бы та ничего не услышала, но паучиха громко тарахтела крупой, перебирая ее от мусора.

     - У меня один вопрос, - обратился кот к Люции. - Ты уверена, что Хоорсу можно доверять?

     - Да, уверена, - сквозь зубы прошептала гарпия. Как мог он сомневаться? Да и какая ему разница? Все равно сбежит вместе с кошкой, как только его что-то напугает.

     - И это не связано с твоими чувствами? - все так же беспардонно спросил он.

     - Нет, не связано, - лишь на несколько секунд помедлив, отозвалась она.

     - Ладно, - наконец обреченно рыкнул кот, сверля Люцию взглядом. - Тогда нам стоит собираться в дорогу. Быстрее начнем, быстрее закончим. Я на разведку, а вы сами решайте, - огрызнулся он и, не дождавшись даже ответа, обернулся тигром и исчез в лесу.

     - Я запасу еду, - вяло отозвалась Люция, провожая кота взглядом.

     - А я разберусь с оружием. Ева поможет с ядом. Идет? - кошка всучила бескрылой разделочный нож и, подобрав полы кимоно, направилась к Еве.

      

     ***

     Ева послушно заполняла пузыречки ядом, один за другим. Небо и щеки сводило и вязало, но оставалось совсем немного, и паучонок терпела. Ей было не по себе с этими странными взрослыми, но они обещали взять ее с собой. К тому же, набравшись храбрости, Ева рассказала Люции о своих видениях, о шестикрылом ангеле. Она больше не боялась его, чувствуя, будто они знакомы очень давно. Но воспоминания не возвращались. Сокровенная тайна так и осталась бы просто рассказанной историей, если бы Химари не обратила на нее внимание. Попросила рассказать еще раз и в подробностях, задавала кучу странных вопросов и все твердила, что не может поверить. Это обидело паучонка, но она не подала виду, только зареклась, что не скажет кошке ни слова о шестикрылом ангеле.

     Теперь кошка сидела перед ней, заполняя иглы, а Ева все боялась спросить о том, что беспокоило ее сильнее всего. Она решила, что будет бороться со всеми страхами, что только родятся в ее душе. Вдохнула, выдохнула.

     - Ты ведь злишься наЛюциферу, - выпалила она на одном дыхании.

     - За что? - усмехнулась Химари, увлеченно перебирая иглы.

     - За все, - промямлила Ева, нахмурившись. Не этого ответа она ждала.

     - Нет, не злюсь, - кошка пожала плечами. - Я благодарна ей.

     Ева непонимающе наклонила голову, ожидая пояснений. Химари подняла на нее пурпурные довольные глаза.

     - Я всегда верила, что мир нельзя трогать, - грустно отозвалась она и поджала губы. - Терпела, когда убивали отца и мать, моих слуг и друзей. Терпела, когда сменялась власть. Терпела бои с женщиной, которую ненавидела. Терпела брак по расчету. Старалась, - она пошкрябала кончиком чистой иглы по подбородку. - Знаешь, словно слон в посудной лавке - старалась ничего не задеть. Но это невозможно. И я мечтала, училась, влюблялась, заботилась о детях. А потом, как неуклюжий слон, обрушилась на всю свою жизнь - война, тюрьма.

     Химари пожала плечами, тепло щурясь на лучи солнца, пробиравшиеся сквозь черные ветки. Мурлыкнула себе под нос.

     - Моя идея недеяния рухнула, как колосс на глиняных ногах. И поняла я это только с приходом Люции, - задумчиво протянула кошка, глядя на серо-синее небо, объятое ветрами. - Нужно жить в движении, а не созерцании - вот, что я поняла. Если бы не Люция, я бы предпочла умереть среди волков, но я боролась, я выжила. Если бы не она, я не смогла бы простить себе, что начала колоссальную войну. Я не смогла бы быть счастливой. Если не радоваться миру, то зачем вообще жить?

     Ева улыбнулась. Пожалуй, зря она тревожилась об их отношениях, они даже лучше, чем хотелось бы.

     - Когда Люция забрала меня из дворца, - смущенно начала Ева. Запнулась, поняв, что ее переживания и прошлое - пустое, ненужное, лишнее для кошкиных ушей. Но кошка смотрела на небо, а белые пушистые ушки были повернуты к паучонку. Вся во внимании. И Ева осмелилась продолжить. - Когда она забрала меня, я боялась ее. Она была такой странной. У нее были странные требования, и она никогда ничего не объясняла и ничему не учила. Она даже не пыталась быть доброй. Командовала, когда ее лечить, когда молчать, когда спать, когда собирать дрова. Она выдрессировала меня под себя, и больше ничего, - Ева пожала плечами. -Если я уставала и ныла, то она шла позади меня и пинками гнала вперед. А если я уставала идти, но терпела, то она несла меня на спине, - паучонок тепло улыбнулась, невольно поерзав. - Она отучила меня жаловаться. Я захотела быть хоть немного, но похожей на нее.

     Кошка мурлыкнула и пряднула ушами.

     - Люцифера вдохновляет самого генерала, - протянула она. - Уж он-то крепкий орешек. Только я тебе ничего не говорила, - подмигнула кошка Еве.

     - Вот только, - замялась Ева, вертя в руках пустой пузыречек.

     - 'Вот только' что? - Химари обернулась к ней.

     - Я не смогла понять, почему она убила всех этих людей. И не понимаю, почему мы идем убивать императрицу, - пробурчала Ева, нахмурившись. - Неужели нельзя решить миром? Зачем мстить?

     Химари пожевала губами, пытаясь как можно проще сформулировать мысль. Она сама не знала ответа на этот вопрос, но догадывалась. Сколько таких кошек она повидала, сколько воинов были так похожи на бескрылую. Не так талантливы, но очень похожи.

     - Нет ничего проще войны, - нашлась она, задумчиво провернув иглы на пальцах. - Война, борьба, месть - это легко. И поэтому твоя фурия не остановится.

     - Я не понимаю, - промямлила Ева, поднимая на кошку глаза. Воевать - так сложно, нервно, опасно, страшно. Как это может быть чем-то легким?!

     - Когда ты на войне - все просто, - усмехнулась кошка. - Есть друг, есть враг. Есть три цели на день: выжить самому, найти еду и кров, убить врага. Тебе чудовищно физически - голодно, холодно, больно, трудно убивать, сражаться. Но морально тебе легче всех - тебя беспокоят простые вещи, разум не мечется, обдумывая все те же три цели на день. Весь мир - пара сотен метров вокруг, - кошка глубоко вздохнула, прислушиваясь к своим воспоминаниям. Война и мир в ее жизни сменялись слишком уж часто. - Но вот война кончается, ты остаешься наедине с собой. Враг повержен. Ты вдруг понимаешь, что ты - лишь капля в море. И это невыносимо. Физически легко - сыто, тепло, сухо, мягко. Ты переживешь этот день, неделю, месяц, год. Тебе есть, чем прокормиться. Тебе не нужно убивать. Но вот морально тебе тяжелее, чем на войне. Разуму не нужно решать три цели, и он начинает войну в голове - кто я, где я, зачем я здесь, почему, а что завтра? И это никогда не заканчивается.

     - И Люция выбрала то, что легче морально? - кажется, Ева понимала. Очень старалась понять.

     - Да, ты права. С ее талантами война - не проблема. На войне она может быть самой собой. А ей нравится быть самой собой.

     Ева не могла перестать сравнивать. И Люцифера, и Химари были воинами всю свою жизнь. Но они были настолько разными, что сложно было понять, что делает их такими.

     - Но ведь ты тоже воин, - осторожно начала Ева, кусая губы. Химари кивнула. - У тебя была семья. И ты воевала. Как ты справилась с этим? Совместила? - должен был быть способ сделать Люцию счастливой. Хотя после разговора с фурией Ева уже сомневалась, так ли та несчастна.

     - Никак, - кошка как отрезала. - Я находила утешение в сражениях. До войны я была наемной убийцей, и очень дорого стоила. Каждое задание - вызов смерти. И я умирала. Не дома, не в храме, не на теплых подушках в окружении родных, - усмехнулась Химари. - Я умирала в грязи, в снегу, в болотах, помоях. Пойми, паучонок, из этого проклятого круга нет выхода. Хайме пытался вытащить меня, и я покорно завела детей, согласившись с его мнением. Но не перестала убивать, я просто не смогла отказаться от этой звериной простоты. Я пыталась сотни раз, сотни лет, но все бестолку.

     - Я верю, что Люция справится, - дрогнувшим голосом перебила кошку Ева. - Я буду надеяться.

     - Паучоныш, не мучай себя. Это бесполезно. Я хотя бы знаю, какой мир без войны, у меня есть муж, дети, есть, с чем сравнить. Но вся жизнь твоей фурии - одна сплошная война, понимаешь? Она всю жизнь сражается. Она воин до мозга костей, - Химари было жаль Еву, тяжело понимать, что ее надеждам не суждено сбыться.

     Ева с силой сжала кулаки и закусила губу, заставляя себя не плакать.

     - Но она верит, что мир хороший. Я все еще не понимаю, почему. Но Люция действительно в это верит, - проскулила она, вытирая нос тыльной стороной ладони и громко шмыгая.

     - Все будет хорошо. Ты веришь старой кошке, а, паучонок? - кошка тяжело вздохнула, пригладила выбившуюся из косички прядь жестких паучьих волос.

     Ева закивала, успокаиваясь. С каждым разом ей все легче было унять слезы.

      

     ***

     - Ты сильно занята? - спросила Химари, склонившись над плечом бескрылой. Люцифера скрупулезно отделяла мясо от костей и складывала в мешок с перетертой клюквой и солью.

     - Говорить могу, руки заняты, - пробурчала Люция, дернув плечом.

     - Я пришла за своей платой. Инпу мертв, а взамен я получила лишь катаны и броню. Ты обещала дать ответ мой вопрос, помнишь? - Химари отряхнула бревно напротив бескрылой и примостилась на краюшке.

     - Если вы про то, что значит окружающий мир для меня, то - помню.

     Люция была немногословна после последнего разговора, но кошка действительно хотела узнать ответ. Ей было глубоко плевать на мнение бескрылой, но в глубине души она чувствовала, что должна увидеть мир ее глазами.

     - Я все пытаюсь понять, почему ты считаешь мир совершенством, - осторожно начала Химари. Ева ведь об этом и говорила. Люция только хмыкнула, и пришлось продолжить, надеясь, что хоть какие-то слова заденут ее. - Я понимаю, почему ты считаешь себя совершенной - ты не чувствуешь боли, как Самсавеил, ты сильная, крепкая, выиграла войну совсем девчонкой, вела за собой мужчин, пережила целый ад, - принялась перечислять она. - Но мир? Мир-то - почему? Почему ты считаешь этот проклятый лепрозорий совершенным?

     Люция покачала головой, наотмашь швырнув мясо в мешок.

     - Ничего вы не поняли, госпожа Химари, - презрительно усмехнулась она.

     Кошка удивленно изогнула бровь.

     - Мир сам по себе совершенен, - продолжила бескрылая, пальцами и коротким ножом выковыривая тазобедренный сустав оленихи. - Не потому, что в нем нет страданий, боли, болезней - они есть, еще какие. Не потому, что в нем безопасно и легко - еще как опасно! И совсем не легко. И даже не потому, что-де и в таком аду найдется место счастью - много вы таких видели? Мир - совершенство, потому что он - единственное, что у меня есть. Я пыталась это и Еве объяснить, но она не понимает меня, - хмыкнула Люция. - Я другого мира не знаю и никогда не узнаю. Он - самый лучший из всех, что мне доведется увидеть, и именно поэтому он - совершенство. А я - всего лишь часть его. Я тоже совершенство, потому что я такая же, как этот мир. Несовершенна в совершенстве. Совершенна в несовершенстве. И вы - такая же. И Ева. Все мы - совершенства этого мира, потому что других таких нет, - Люция задумчиво повертела в руках сустав и, сжав кулак, разломала его.

     Химари пожевала губами, осмысливая ее слова. Хмыкнула, улыбнувшись про себя. Сколько людей она знала, сколько мнений, но таким мир видела одна только Люцифера. Мир - через призму себя. Себя - через призму мира.

     - Совершенные чудовища, - задумчиво прошептала кошка. - Уроды-совершенства. Презренные циркачи в этом лепрозории бога.

     Люция пожала плечами.

     - Пусть так.

     - Спасибо за такое откровение, - кошка была уже занята, пытаясь хотя бы мысленно ощутить мир таким же, как и Люцифера.

     - Это не откровение и не тайна. Просто никто меня об этом не спрашивает, - усмехнулась Люция, исподлобья глядя Химари в глаза.

     Кошка кивнула. Пожалуй, долг был выплачен Люцией с процентами. Ради этого стоило выползать из своей норы и бороться.

     Не сам я выбрал жизнь, идея не моя

     Пройти кровавый путь земного бытия.

     Мне быть или не быть, Он без меня решает.

     Был сам собой - когда? и где? и был ли я?

     Ева трепетала, находясь в каком-то незнакомом состоянии, сродни эйфории и животному страху. Все вокруг было совсем чужеродным, странным, пугающим. Скользкие камни, омываемые пурпурными ручьями, переливающиеся бока огромных тварей, копошащихся в расщелине. Треск и шепот кумо, пробирающий до костей.

     Это были темные холодные ходы под горой, ведущие к самому ее сердцу особыми путями. Единственным источником света были кошки. Химари вела всех, высоко подняв руку, объятую лиловым пламенем до запястья. Замыкал Хайме, готовый в любую секунду отразить атаку. Но вдоль таких скал никто в своем уме не пошел бы - ни света, ни плит, как в ангельских катакомбах, сплошные камни, так и норовившие раскрошиться под ногами в самый неожиданный момент. Воздух наливался чем-то потусторонним, и Ева дышала, набирая полную грудь. Она чувствовала, что все вокруг отзывался в ней чем-то, что в меньшей степени горело и в кошках.

     Ветер дохнул в лицо горстью лиловой пыли, и Ева заткнула рот и нос рукой, чтобы не закашляться. Все здесь было ей незнакомо, но она почти физически ощущала, как сильно ее звало это место. Оно было чужим, но то, куда вели катакомбы, вызывало у паучонка восторг. Она не знала, куда хочет попасть Люцифера, но понимала, что именно туда нужно попасть и ей. Что-то ждало ее, звало, просило, умоляло. Страх смешивался с радостью, разгорался, разливался, заполнял собой каждую клеточку Евиного тела.

     Паучонок попробовала расплести паутину, любопытство будоражило и подстегивало. На тончайшем белом кружеве сверкнуло лиловое пламя и погасло, поглотив паутину. Нельзя. Или рано. Или не там. Ева не могла понять, почему это произошло, но пробовать снова не стала. Ей и без всякой паутины казалось, что она на верном пути. Ее ждало нечто, за что она готова была отдать всю свою жизнь. Не знала, почему, зачем, кому, но терпеливо шла, томясь счастливым ожиданием.

     Кошка скомандовала остановиться, дрогнувшим голосом позвала Хайме.

     Перед ними стайка кумо вилась у груды блестящих камней. Обойти их было трудно, но вполне реально. Вот только сверху шла более хрупкая порода, и можно было запросто попасться им на обед. Если обойти снизу, то можно было попасть на обед уже амфисбенам, что заполнили собой расщелину.

     - Люция, этой же дорогой в захваченный мною замок попали твои охотницы? - усмехнулась кошка, обернувшись к бескрылой. - Рассказывай, как им это удалось. Особенно меня пугают те, что под нами - от амфисбен не сбежать и не скрыться.

     - Они шли ниже, где нет ваших кумо, жертвовать даже одним воином было слишком опасно, это могло подорвать мораль, - хмыкнула Люцифера. - Нам повторить то же самое не удастся, нас сожрут, и не подавятся - Мерт с нами нет.

     - Ты про ту хищную змею, которую ты украла из моего госпиталя? - кошка прыснула смехом.

     Ева вжала голову в плечи, вспоминая шепелявую хозяйку болот. Брр, неужели она годилась на что-то кроме поедания сладостей и размножения?

     - Да, укротительница амфисбен. Я не знаю, что она делала, но те твари, оставшиеся после вас, слушались только ее, - Люция пожала плечами, щурясь на копошащуюся тьму внизу.

     - Они слушаются любую змею. Мы спускали их на шпионов, которых угораздило забраться в катакомбы, прекрасные зверюшки. Прожорливые только, - Химари поджала губы и грустно вздохнула. - Змей среди нас нет, придется по старинке.

     - Плохая идея, - рыкнул кот, хватая ее за руку. - Очень плохая идея! Пошли через верх.

     - Действительно, давайте все здесь передохнем! - огрызнулась кошка, вырывая руку. - Замыкай, пожалуйста.

     Хайме недовольно поморщился.

     - Давай лучше я, - тревожно предложил он, пристально смотря кошке в глаза.

     - У меня контроль лучше, - и она коснулась его плеча, упрашивая о маленькой поблажке.

     Недовольно фыркнув, Хайме вернулся в хвост их скромной процессии. Химари скомандовала:

     - Всем взяться за руки цепочкой и за мной. Кто расцепит пальцы - останется видеть сцены рая тут!

     Звучало убедительно. Люция крепко стиснула холодную кошкину руку и двинулась следом. Щелкнув пальцами, Химари потушила огонь. Раскрыла ладонь, и на ней засеребрились синие осколки кристалла. Свет, исходящий от них, пульсировал и бился, обволакиваемый слабым пурпурным пламенем.

     Кошка вытянула руку и защелкала языком, подзывая стайку голодных облаков. Ева вжала голову в плечи, потому что они стремительно ринулись к ним. От исходящей от кумо угрозы стало вмиг дико страшно. Они были такие пушистые, мягкие, красивые. Но по спине противно тек ледяной пот, а волосы у висков вставали дыбом. Хотелось орать и прятаться, но паучонок только крепче стиснула жесткие ладони Люции и Хайме.

     Облака бросились на синие кристаллы и принялись с урчанием их уплетать. Кристаллы тянулись, разрываемые облаками, словно были сахарным сиропом. Кумо успокоились, только когда вылизали кошкину руку начисто.

     - Бегом! - рыкнула она, выдергивая ладонь. И ринулась в первый же тоннель.

     У очередного поворота она остановилась перевести дух. Прислушалась, но среди топота ног шепот и треск кумо был не стышен.

     Выглядела кошка совсем неважно. Но что больше встревожило Еву - та рука, с которой Химари кормила кумо, постарела. Кожа огрубела, и сетка морщин перчаткой оплела ладонь и запястье.

     - Что это было? - сердито пробурчала Люция, хватая кошку за плечи. - Твоя душа? Твоя жизнь?

     - И то, и другое, - усмехнулась она, выныривая из объятий бескрылой. - Не было у меня выбора, замолчи.

     Дальше их повел уже кот. Он не стал даже слушать уговоры и возмущения Химари, только оттеснил ее за спину и попросил Люцию быть замыкающей. Такое построение бескрылую не радовало. Света от пурпурного огня, охватившего кисть кота, ей было мало, и приходилось придерживаться рукой за стены. Под пальцами она чувствовала шероховатые зарубки и узоры, но не могла разобрать, что это.

     Ева видела все и, задрав голову, таращилась на потолок, исписанный древними письменами. Странные символы по спирали опутывали круглый туннель. Трогать их паучонокбоялась, каждый знак был словно сделан из воды, казался жидким и прозрачным. Зазевавшись, она споткнулась и едва не полетела на землю. Кот пряднул ушами.

     - Так не пойдет! - и коснулся пламенеющей рукой знаков. Все утонуло во тьме, и Ева не смогла разглядеть даже собственных рук.

     Было слышно, как урчат кумо, шипят амфисбены, ворочая свои огромные чешуйчатые тела.

     Туннель вспыхнул, и кольцо лиловых знаков растянулось от кота до бескрылой, озаряя все вокруг.

     - Идем, - кот поманил всех рукой и двинулся дальше. Кольцо послушно следовало за ними. Люция держала руки поближе к груди, трогать стены расхотелось.

     Ева грустно смотрела Химари в спину. Она, наконец, поняла, что так сильно сближало кошек с этим местом. Они были родными для этих катакомб, для письмен, для кристаллов. Неотделимой частью сокровенного мира лепрозория. Они владели чем-то поистине удивительным и знали гораздо больше, чем говорили. Вот только даже для них эта странная сила была слишком огромна.

     ***

     Лиловые письмена тоннеля растворились в темной зале, погрузив все во тьму. Но что-то, однако, можно было разглядеть - огромный грот, старательно выщербленный в самом сердце горы, расползался вокруг сотнями темных коридоров. У самого дальнего края высилась тяжелая черная дверь из стали, запертая на засов.

     Сердце Евы екнуло. Испарина скользнула по вискам. Туда.

     - Пошли, - пробурчал кот, хватая Люцию за запястье и увлекая за собой. - Сними засов, дальше я сам, - и он принялся щелкать пальцами, пока все они не засияли так, будто под кожей горели кристаллы.

     Бескрылая с трудом подняла тяжелую деревянную задвижку. Осторожно положив ее рядом с дверью, едва сдержала кашель. Под курткой тянулась розовая паутина, облегчая каждое движение, но надолго ее не могло хватить.

     - Вот он, твой райский сад, - презрительно бросил Хайме, касаясь пальцами ворот.

     Черная дверь от прикосновения кота пришла в движение. Высеченный круг под его руками засиял пунцовым и провернулся. По десяти трещинам разошлось лиловое пламя, охватывая дверь целиком, рисуя замысловатые узоры по краям. Защелкали замки. Стальные ворота пунцовой рамой обрамляли последний элемент.

     - Теперь ты, - устало позвал кот Химари, пропуская ее к воротам.

     Десять элементов заканчивали прорисовываться. Скала, Волна, Пламя, Ветер, Цветок, Кошка, Солнце, Месяц, Песочные часы. Последним засиял в самом центре силуэт огромного раскидистого дерева. Вся дверь переливалась узорами, пряча черную сталь, оставалось только темное пятно в лиловой кроне.

     Химари коснулась круглого замка, дверь поглотила и ее пламя. Впитала его, как жадная земля - воду. Слизала, будто кумо.

     Последним стало яблоко, засиявшее чужеродным светом. Щелкнул последний замок, и ворота приоткрылись ровно настолько, чтобы мог зайти человек без крыльев. Теплый струящийся свет опутал залу, мягко растекся по пыльному полу и замер, не дойдя до тоннелей.

     - Ладно, я пошла, - пробурчала Люция, невольно кладя руку на рукоять ножа. - Я быстро, подождите тут.

     - Я с тобой, - тихо пискнула Ева и зажмурилась, боясь гнева фурии. Но кошка ее опередила, всучив одну из своих катан.

     - Не стоит ходить в Райский сад безоружной, - мягко прошептала она, стиснув пальцы Евы на рукояти клинка. Люции ничего не оставалось, кроме как взять паучонка с собой. - Этот меч - самый лучший клинок, который можно вообразить. Он рубит даже ангельскую сталь, - как бы невзначай обронила кошка, ласково поцеловав паучонка в лоб.

     Люция нахмурилась, Райский сад казался ей ловушкой. И Хоорса еще не было. Ни записки, ни весточки, а ведь она опоздала на два месяца. Согласится ли он исполнить план с таким промедлением? Простит ли?

     - Пошли уже! - недовольно пробурчала фурия, махнув Еве рукой. Проводила кошек взглядом. Химари уже села, подвернув ноги под себя, а Хайме принялся расчесывать ее спутавшиеся волосы. Открытие врат райского сада отняло у них немало сил, кровь отлила от лиц и рук, дыхание стало тяжелее и чаще. Но они и слова упрека не сказали.

     - Спасибо, - чуть слышно шепнула им Люция, за руку уводя Еву в райский сад.

     Лиловый свет поглотил их, обнял и успокоил. Все на свете, вся жизнь стала такой глупой, наивной и простой. Стоило лишь окунуться в этот осязаемый свет, и ощущение самой себя растворялось в нем, смешивалось, исчезало. Все внутри трепетало, словно найдя свой истинный дом, место, где всегда ждали, всегда понимали. Никогда раньше никто из них не испытывал такого простого счастья. Теплого и мягкого, как бок пушистой кошки. Простого и доброго, как искренние подарки познавших боль и страдания. Ласкового, понимающего, родного. Хотелось остаться здесь навсегда.

     Люция поморщилась, чувствуя, как саднят лопатки на месте отрезанных крыльев, как горят ноги, покалывает спина. Но и эти ощущения утонули в лиловом свете.

     Когда глаза привыкли, Люцифера смогла разглядеть райский сад. Одни лишь кристаллы окружали ее, уводя узкой тропой через расщелину в зал, сияющий еще сильнее, еще теплее, еще роднее. Душу так и звало рвануть туда и остаться навеки, впитывая и поглощая каждой клеточкой чистое счастье, радость просто жить. Но бескрылая одернула себя, грубо напомнив, что внутрь идти нельзя. Хоорс не стал бы говорить об этом, не будь веской причины. Это ловушка, просто ловушка. Капкан, готовый сожрать ее душу живьем.

     Тряхнув головой, она повела паучонка к маленьким кристаллам поближе к двери. Ева вяло последовала за ней.

     Внутри паучонка бушевала целая буря. Опутывающий ее свет казался не просто прекрасным, дарил не только счастье. Но и что-то еще, не поддающееся пониманию. Виски ныли, голова наливалась свинцом. Она знала, что это за место, и помнила хозяина сада. Воспоминания дробились, крошились, будто их насильно запихивали в ее маленькую голову.

     Евин разум раскалывался, трескался, разбивался. Осколки его смешивались, разрывая сознание. Она вспоминала, как рождалась и умирала в лепрозории сотни раз. Сотни жизней, и все это была она, всегда всякий раз пытающаяся найти дорогу в райский сад. Даже собственная, жалкая паучья жизнь растворилась как капля в океане тысяч других. Но всегда ее звали Евой. Каждую жизнь - Ева.

     Не в силах терпеть чудовищную боль, Ева заорала, что было мочи. Вырвала руку, из последних сил растянула на непослушных пальцах паутину и вплела в виски.

     Воспоминания зашевелились снова, укладываясь по порядку, от паучьей жизни к самой первой. Осколки памяти вставали на свои места - тысячами разбитых зеркал. Время между ними стиралось, они смешивались в одну бесконечную жизнь. Ева рухнула на колени, тяжело дыша, переживая вспышками одну жизнь за другой. Сотни, тысячи раз. Разум сходил с ума.

     - Ева? - такой далекий, совсем чужой голос на мгновения выхватил из мучительного забытья. Ева подняла голову и посмотрела на склонившуюся над ней женщину чужими глазами. Пыталась вспомнить, кто она, что здесь делает, и как ее зовут.

     Люцифера.

     Разбитая мозаика прожитых жизней сложилась до самого конца. И ужас, нечеловеческий ужас поглотил ее душу. Ева с трудом отвернулась от спутницы. С тревогой глянула в сияющий проход. И буря новых воспоминаний затопила ее целиком.

     Он ждал ее все эти жизни.

     - Сэм! - заорала Ева, насколько хватило легких. - Сэм! - закричала, вытирая слезы. - Сэм, - позвала сорвавшимся голосом и побежала к нему.

     Она сбивала ноги, спотыкаясь о кристальные камни. Дрожала, едва находя в себе силы совладать с неуклюжим телом. Но все равно вошла в святую обитель.

     Люция осталась одна. И ее разрывало от неконтролируемого страха, любопытства и тревоги за паучонка.А еще она совершенно не понимала, что произошло. Но знала точно - без провидицы из сада не уйдет. Подобрала брошеннуюкатану и бросилась следом.

     Яркий свет райского сада ослепил ее, заставил остановиться и сильно зажмуриться. Но глаза быстро привыкли, и можно было разглядеть само сердце горы.

     Оно и впрямь напоминало сердце - огромная пещера даже пульсировала подобно ему. И везде, всюду были кристаллы, словно горевшие изнутри. Все звенело, играло, пело волнительными трелями. Такие же кристальные деревья росли, шелестели, раскачивали лиловые яблоки, цвели. Без света, без ветра, без насекомых и птиц. Райский сад был пуст, тем и прекрасен. Лиловые реки утекали из кристально-чистого озера, унося с собой кристальные лепестки. Высеченные пунцовые ступени вели вкруг грота на самый верх, где на серебряных цепях висел распятый серафим.

     Ева поила его с рук, встав на цыпочки на самом краю кристальной лестницы.

     - Самсавеил, - выдохнула Люция, чувствуя, как подкашиваются ноги.

     ***

     - Я вспомнила, - тихо прошептала Ева, наблюдая, как жадно пьет Самсавеил из ее черных ладошек. - Все вспомнила. И тебя, и себя, - отряхнула руки и посмотрела ангелу в глаза. - Ты не узнаешь меня, Сэм?

     Он улыбнулся.

     - Ты - моя Ева. Радость моя.

     Паучонок шмыгнула носом, раскрыла рот, чтобы спросить еще, но не решилась. Разве было у нее право снова ждать его любви? Маленькое чудовище, когда-то бывшее прекрасной девушкой. Она не ждала от него ничего, и только терла глаза, пытаясь унять слезы.

     Он молча разглядывал каждую черточку ее опухшего от слез лица, каждую ссадину, каждую царапину. А она украдкой, боязливо поглядывала на него - на сияющую лиловым кожу, бархатную, искрящуюся, на такие же лиловые крылья.

     - Я не брошу тебя здесь, - всхлипнула она, мокрыми ладонями касаясь его худых щек. И бархатный песок осыпался, обнажив белоснежную кожу. - Боже, Сэм, ты весь в пыли, - протянула она, пальцами отряхивая его лицо и волосы.

     Он терпеливо закрыл глаза, позволив паучонку умыть его. Молча стал дожидаться, пока она уймется. Но она старательно отряхивала черные волосы, и не могла остановиться.

     - Прости, что так долго шла, - прошептала она, отряхивая руки. - Прости, что боялась.

     Люция бесшумно подошла сзади и приобнялаодной рукой Еву за плечи. Паучонок вздрогнула и сжалась от нахлынувшего страха.

     - Кто ты? - спросила Люция ангела, сжав рукоять опущенного меча.

     - А ты? - усмехнулся он, подняв на нее глаза.

     И бескрылая запнулась, его вопрос, как и ее, требовал больше, чем просто имя. Действительно, кто же она? Уже не ангел, крылья не вернуть. И даже не маршал, предатели не в почете. Человек - давно уже нет.

     - Ты - Люцифера. Предательница крылатых. Та, кто посмел пойти против природы, против судьбы. Редкая смелость, а, Люцифера? - хмыкнул он. - А я Самсавеил. Глупец, решивший, что люди прекрасны, раз одна из них, - кивнул он на Еву, - так любит их всех.

     - Я вижу, как они прекрасны, - протянула Люция, разглядывая неестественно вывернутые в плечах руки ангела. От запястий тянулись цепи к стенам грота. Даже крылья были пробиты кольцами и распяты.

     Самсавеил горько рассмеялся, но даже его смех успокаивал.

     - Ты помнишь свои крылья?

     Люция кивнула, все еще чувствуя, как саднят лопатки и плоть возле сломанных костей.

     - Это мои крылья, - тихо произнес он. - С этого все и началось. Раз сын ангела и человеческой женщины родился крылатым, может, и все смогут летать? - с издевкой произнес он. - Долетят до бога, спросят, любит ли он их?! - язвительно прошипел Самсавеил, дернув крепкими оковами.

     - Долетели, - протянула бескрылая, в замешательстве разглядывая первого ангела. Белокожий, черноволосый, с такими же черными глазами. Исхудавший, костлявый. Лиловый бархат переливался на его выступающих ребрах и бедрах. Крохотные пурпурные кристаллы обручем медленно плыли у его головы. Нимб, как в легендах.

     - Им было невдомек, что там - никого нет! - продолжал он, яростно смотря Люции в глаза. - Бог, этот обезумевший старик, создал райский сад - не эти жалкие пару сотен метров вокруг, а само это месте, все то, чем вы живете. И напрочь сошел с ума, - и Самсавеил смеялся, наблюдая, как до бескрылой начинало доходить. - А вместе с ним лишился разума и я.

     А она судорожно перебирала множество мыслей. Вспоминала слова Химари, кошачьи храмы, их историю. И все вставало на свои места, укладывалось в ее голове так плотно и ровно, что не возникало даже сомнения в истинности мыслей. Сумасшедший старик, тот самый, на потолке кошачьего храма, так отчаянно тянущий кристальные щупальца к каждому существу, создал себе игрушку. Создал тварей, навеки запечатанных в статуях кошачьих храмов. Проклял их, сам себя. Не наигравшись, создал новых. Снова - из себя, таких же, похожих, единых. И окончательно сошел с ума, разбившись на тысячи осколков. Любой захочет умереть на его месте. Обернуться вселенской пылью и раствориться в ней.

     Вот только смерть для Бога теперь висела на девяти цепях, скованная по крыльям, рукам и ногам, и кричала, сходила с ума сама. Он должен был даровать ему свободу от жизни, но оказался совершенно бесполезен.

     Лепрозорий, окружавший Люцию, стал таким по вине и по милости шестикрылого ангела. Крылья дали начало и кошачьи ушам, и волчьим хвостам, и щупальцам, и рогам. Люди поняли, что могут больше. Крылатые начали треклятое безумие, возомнив себя такими же, как Самсавеил. Они решили, что могут создавать, творить, править, раз они стали как он. Они поверили, что они такие же, как бог, который их любит. По образу. По подобию. И точно так же, как он, сошли с ума.

     Люция обернулась. Весь райский сад был чудесным творением одной лишь мысли распятого ангела. Озеро, чьи воды уносили кристаллы по всей империи, было самой живительной влагой во всей империи. Цветущие деревья, одни лишь яблони, камни, кристаллы, ступени. Все они не нуждались во внешнем мире. Свет, почва, тепло и дождь были им не нужны. Райскому саду нужен был только Самсавеил.

     - Ты - Бог? - тихо прошептала она. - Ведь ты - и есть Бог! - закричала она, словно ее озарение нельзя было выразить иначе.

     Он рассмеялся, запрокинув голову. Тряхнул головой, усмехнулся кончиками губ.

     - И да. И нет. Я - самое первое его творение. Это меня, а не вас, он сделал подобным себе, надеясь, что я буду сильнее и смогу вынести его ношу. Это мне, а не вам, он отдал свои самые сокровенные дары - руки, способные творить из ничего, силу, которую нельзя превзойти. И свое же проклятье - бессмертие. Глупый Бог верил, что, поделившись проклятьем, умрет сам. Но он просто сошел с ума. Навечно!

     - Тебя ведь не смогли убить, - она словно и не слушала его, тревожно разглядывая полупрозрачные шрамы и даже швы. - Тебя резали на куски, - дрогнувшим голосом прошептала она, подходя к ангелу ближе. - Но ты полностью регенерировал и даже не умер от боли и потери крови.

     Самсавеил терпеливо ждал, пока она удовлетворит свое любопытство, разглядев каждый сантиметр его тела, усыпанный лиловой пылью. Она оказалась куда глупее, чем ему казалось, и куда менее любопытной, куда более доверчивой. И ее совсем не интересовало его настоящее прошлое. Никого оно не интересовало. И это было бы даже больно, не будь так радостно - Еве не стоило знать ничего о нем. Совершенно ничего. Иначе все будет впустую, а этого нельзя допустить. Вытерпеть еще тысячи лет ради того, чтобы снова быть с ней - невыносимая цена.

     Из мучительных сомнений и страха, тянущего липкие пальцы к его сердцу, Самсавеила вывел голос Люциферы.

     - Ты чувствуешь боль? - тревожно спросила она, касаясь ладонями его бархатной груди. Отряхнула пыль и, осмелев, прижалась ухом к тощим ребрам. Она не ожидала, что тело крылатого будет теплым. И вздрогнула, услышав, как бьется сердце.

     - Нет.

     - Анальгезия, значит, как и у меня, - отпрянув, Люция поджала губы. Она, как любопытный ребенок, водила ладонями по его груди и рукам, и лиловый песок осыпался в кристальное озеро.

     До нее доходило. Медленно. Со скрипом.

     - Поэтому им нужна была я? - осторожно спросила она, морщась от воспоминаний.

     - Да. Они считали тебя идеальным творением. ПодобнаСамсавеилу, Богу, твердили они, - усмехнулся он, сочувственно глядя на бескрылую. Он и не думал, что его же кровь проявится через тысячелетия.

     - У меня больше нет крыльев, - вздохнула она и, обведя руками райский сад, усмехнулась. - И это место мне не подвластно.

     - Верно, - ангел кивнул. - Когда-то сотни лет назад ты была самым первым моим творением, самым лучшим. Но не идеальной. Даже я для них не идеален, - рассмеялся он. - Потому и нахожусь здесь.

     - Как много всего - в твоей власти? - прошептала Люция, прижав к себе Еву. И снова она слышала его через слово, как будто ее разум отказывался принимать его слова. - Раз она знает тебя, значит, это не первая ее жизнь, верно?

     - Я возвращал ее тысячи раз, надеясь, что когда-нибудь она вернется, - Самсавеил кивнул.

     - Понятно, ты можешь давать нашим душам новые тела и новые жизни, - Люция тяжело вздохнула, пытаясь сформулировать мысль. - Можно вопрос?

     - Ты ведь за этим и пришла. Спрашивай.

     - Лепра - твое проклятье?

     Ангел удивленно вскинул брови, от кошек он привык слышать вопросы о предназначении, но совсем не о болезни.

     - Нет, я не создавал лепру, - Самсавеил качнул головой. - Ее создали вы сами. Пытаясь сотворить ангелов, вы нарушили хрупкий баланс и за пару десятков лет утопили весь райский сад, империю, в этой заразе. И даже не выжили бы, не дай я кошкам рецепт лекарства.

     - Понятно, - Люция сглотнула и похлопала молчаливую Еву по плечу. - Паучоныш, пожалуйста, собери пару кристаллов у озера.

     Ева потупила взгляд, но все же уступила. Несколько раз глянула на распятого ангела, и затрусила по лестнице вниз.

     - Ты сам меня сюда привел, - прошептала Люция, заглянув ангелу в глаза. - Сам создал. Как и Бог - свою смерть?

     - Возможно, - Самсавеил попытался пожать вывернутыми плечами.

     - Я больше не нужна ангелам. И ты им тоже не нужен, - она вздохнула, проводив паучонка взглядом до самого озера. - А ей - нужен.

     И пока Ева была увлечена поиском крохотных кристаллов, Люция поудобнее обхватила тонкую рукоять катаны Ясинэ и занесла над головой. Острая сталь переливалась в свете лиловых кристаллов и словно пела.

     Как же остер был кошачий клинок.

     Не давай убаюкать себя похвалой -

     Меч судьбы занесен над твоей головой.

     Как ни сладостна слава, но яд наготове

     У судьбы. Берегись отравиться халвой!

     Цепи поддались не сразу. Кошачий клинок вспыхнул, рассекая ангельскую сталь, как масло, и треснул на последней цепи. Люция не сумела удержать катану, и она разлетелась осколками, а рукоять выбило из рук. Цепь, удерживающая руки шестикрылого ангела, треснула сама, и Самсавеил ухнул в озеро. Ворох лиловой пыли облаком застыл над кристальной водой.

     Ева оглушительно завизжала. Весь грот повторил за ней, разнося ее ужас и страх. Затрепетали яблони, зазвенели кристальными листьями. Пронзительно заплакал райский сад.

     Люция в несколько прыжков добралась до Евы по осыпающейся лестнице, мельком убедилась, что паучонок цела, и прыгнула в озеро.

     Снаружи казалось, что водоем райского сада был неглубок, но Люции пришлось вынырнуть, набрать полные легкие воздуха и нырнуть снова. Шестикрылый ангел медленно шел на дно, и когда Люция подхватила его за руки, равнодушно посмотрел ей в глаза и позволил увлечь себя на берег.

     Вынырнув, Люция закашлялась, тут же сплюнула лиловую воду, смешанную с кровью, и обернулась к Еве. Паучонок дрожала, обняв яблоню, и тихо скулила. Скулила и яблоня, будто живая зверюшка. Но стоило Еве увидеть Самсавеила, как она оживилась, а дерево смолкло.

     Люцифера подтащила ангела за кольцо в крыле и вытолкала на берег. Укутала в его же крылья и, понимая, что настолько обессиленное тело придется тащить, подняла на руки. Это была совсем не хрупкая кошка, не Ева и даже не подстреленная косуля. Крылатый весил многим больше. Даже больше, чем Лион двадцать лет назад. Люция даже усмехнулась - опять, снова, но уже все совсем иначе.

     - Ворота открой, - пробурчала гарпия Еве, вставая с Самсавеилом на руках.

     Ева глянула на нее затравленным волчонком, но послушно убежала выполнять приказ. Люция сделала несколько тяжелых шажков с едва посильной ношей, и рухнула на колени. Закашлялась, уткнувшись лбом в ворох мокрых перьев, обреченно взвыла. До чего же тяжело, руки горели от самого хребта, ноги тянуло из-за свалившегося веса. Бросить бы, бросить невыносимую ношу.

     Но Люция только усмехнулась. Если кто и мог вытащить Самсавеила из его же сада, так только она. Значит, придется донести.

     - Помочь? - ангел все это время наблюдал за ней, вслушиваясь в ее мысли.

     - Чем? - просипела она, виновато глядя на алое расползающееся пятно на белоснежных крыльях.

     Самсавеил вытащил руку из вороха перьев, зазвенев цепями, и коснулся двумя пальцами ее лба, провел ими до губ, от виска к другому.

     - Ты ведь знаешь, что сегодня умрешь, - грустно усмехнулся он, но его бархатный голос нежно проникал в черепушку и словно обволакивал ее изнутри. Тепло, приятно, так блаженно.

     - А вы это исправили? - Люция глянула ему в глаза, пошевелила лицом, чувствуя, как стекает горячая вода к подбородку.

     - Нет. Просто заставил твой разум забыть, что тело умирает.

     Люция кивнула, задумчиво копаясь в ощущениях собственного тела. Чувство было знакомо смутно, но бескрылая смогла его разобрать. Точно так же она тащила на себе Алису и ее напарницу из обрушивающейся лаборатории. Точно так же несла по проливному дождю Лиона до госпиталя. Тогда ее не волновало ничего, кроме возложенной на себя же ответственности.

     Ева вернулась и застыла у расщелины. Обвела фурию с сокровенной ношей взглядом и, спохватившись, бросилась собирать крохотные кристаллы.

     Люция поднялась с колен. Голова закружилась, но уж падать точно не хотелось.

     - Пойдем, - позвала она паучонка и поспешила вернуться в катакомбы. Ева распихала листики яблони по карманам и затрусила следом. Ледяное спокойствие фурии успокаивало.

     - Вы сделали последний день моей жизни легче, чтобы я вас вытащила? - прошептала Люция, осторожно обходя развалившиеся пурпурные ступени.

     - Это моя благодарность, - Самсавеил мотнул головой, пошевелил голыми ступнями. - За то, что привела ко мне Еву, - улыбнулся он, обернувшись к паучонку. 'Радость его' семенила за ними, перебирая кристальные лепестки в карманах.

     - Я не стремилась к этому. Но благодарность я приму. Сегодняшний день слишком важен для меня.

     ***

     Кошки уже ждали у ворот Райского сада. Хайме придерживал распахнутую дверь, а кошка танцевала, мурлыча себе под нос. И Люция бы даже не придала значения ее танцу, если бы она не покачивалась плакучей ивой, топчась на Хоорсе. Советник императрицы лежал на животе, связанный по рукам, ногам и крыльям. А кошки вели себя так, будто ничего не произошло.

     Химари сощурила глаза, глядя на пришедших, кивнула Самсавеилу, словно они были давно знакомы. А Хайме принял из рук фурии тяжелую ношу и усадил крылатого у стены.

     - Что происходит?! - рыкнула Люция, подбегая к танцующей кошке. Хоорс проводил ее взглядом.

     - Он сам на нас бросился с мечом, - фыркнула кошка, спрыгивая с его спины. - А где мой клинок?

     - Раскрошился, - буркнула Люция. - Хочешь, рукоять принесу?

     Кошка мотнула головой и, подобрав полы кимоно, направилась помогать коту.

     Хайме уже дал Самсавеилу мизерное количество еды из запасов и теперь осторожно растирал холодное тощее тело. Химари принялась возиться с ослабевшими крыльями ангела. Распрямляла и сгибала их, пока Ева расчесывала пальцами его черные волосы.

     - Они у тебя просто звери, - дрогнувшим голосом отозвался Хоорс, пока Люция разрезала его путы. - У тебя все готово, Люлю?

     Люцифера кивнула, отбросив веревки.

     - Планы немного изменились, - Хоорс привстал и принялся отряхиваться. - Лион готовится к отставке, сама церемония через три часа.

     Люция пришла в ужас. Столько охраны сконцентрировано на маленьком пятачке империи, и для всех них она предательница.

     - Это нам на руку, - Хоорс усмехнулся, подбадривающе похлопав Люцию по мокрому плечу. - Бель в ярости, ничего вокруг себя не замечает. Есть шанс убить ее до мероприятия, а на нем самом объявить о смене власти.

     Люция фыркнула, уж на смену власти ей было наплевать. Если даже Самсавеил сказал, что это ее последний день, нет никакого смысла думать о следующем.

     - Вся охрана больше не сторожит входы-выходы и коридоры, все ждут заключительного слова генерал. Вот только сейчас сменяется последний караул, а на замену им спустят амфисбен, - поправив перевязь с мечом, Хоорс искоса глянул на Люциферу. - Нам стоит поторопиться. Паутина с собой? - Люция показала мокрый шнурок на запястье. - Кристаллы?

     - У Евы.

     - Тогда забирай, и пошли, - буркнул он, косясь на остальных.

     - Они со мной. Раз спустят амфисбен - я не могу их оставить, - чувствуя возможный конфликт, Люция напряглась. Но Хоорс уступил.

     - Ладно, сами разбирайтесь, мне нужна только ты. Я дам тебе текст, выучишь, поняла?

     - Поняла.

     Химари пряднула ушами и отложила свое занятие. Снять оковы было невозможно, но сам ангел был цел и невредим. Только очень слаб.

     - Куда мы идем? - кошка подозрительно скосила глаза наподошедшего Хоорса.

     - По катакомбам в старую лабораторию. От нее в замок, в одну из башен императорского крыла, - ангел сложил руки на груди. Не мог определиться, кто беспокоит его больше - кот, в считанные мгновения уложивший его на лопатки; кошка, пробежавшая пальцами вдоль хребта так нежно, что у него отнялись руки и ноги; или шестикрылый хозяин райского сада, которого Хоорс знал лишь по легендам. Но он действительно существовал. Пожалуй, больше всего пугал именно последний - стоило только отвернуться, как разум будто забывал о его существовании.

     - Мы пойдем последними, - Хайме помог Самсавеилу встать и придержал за ребра. Все тело шестикрылого охватила лиловая дымка. - Самсавеил восстановится, и мы нагоним вас. Ева тоже с нами.

     Хоорс демонстративно хмыкнул и, схватив Люцию за руку, увлек за собой в темный коридор. Химари шмыгнула за ними.

     ***

     Дверь старой лаборатории захлопнулась перед самым кошкиным носом, и она удивленно отпрянула. Задумчиво пожевала губами, прильнула ухом к двери. Но там только гремели ступки, а слова было не разобрать. Люция что-то медленно, по слогам читала, то и дело останавливаясь и переспрашивая. И как ни пыталась кошка сосредоточиться, ажужом вилась у замочной скважины, но ни слова разобрать не смогла.

     А когда внутри лаборатории хлопнула другая дверь, и Хоорс с Люцией вышли, кошка забеспокоилась.

     - Что там? - спросил Хайме, медленно подходя к двери.

     Химари обернулась на голос, Самсавеил уже практически шел сам, крепко держась за подставленный котом локоть. Крылья шлейфом волочились за ним, объятые лиловой дымкой, как пламенем. В целом, серафим выглядел гораздо лучше - больше не было нужды поддерживать сад. Но по глазам было видно, он к чему-то готовится и копит силы.

     - Не нравится мне все это, - обреченно прошептала кошка, обращаясь к мужу. - Я не смогла разобрать, что читала Люция, но сам обряд, часть его составляющих кажутся мне знакомыми. И, ей богу, этот ритуал не из хороших!

     Кошку сильно тревожило то, что могло произойти. И она даже готова была признать, что волнуется за Люциферу. Внутренний голос противно кричал - 'Хватай Еву и беги', но она не слушала собственный эгоизм. К тому же Ева больше не могла принадлежать ей. Долг шисаи - исполнить волю Самсавеила, и против нее она не могла пойти. Неужели ради этого он взял с нее клятву столько веков назад?

     - Прекрасная интуиция, - вместо кота ответил Самсавеил, и даже усмехнулся, глядя Химари в глаза.

     Это придало ей решимости и уверенности. Воля Самсавеила - закон для всего мироздания.

     - Я пошла! - буркнула она, оглядываясь. Коридор знакомый. - Не могу бросить эту дуреху! Слишком уж плохое у меня предчувствие.

     Когда-то совсем ребенком она все ходы перелазила и оббежала по сотне раз, но за столько лет катакомбы императорского дворца шибко разрослись, дополнились новыми туннелями, что-то обрушилось, что-то затопило.

     Видя замешательство Химари, серафим коснулся рукой стены у двери. Лиловая волна пошла по ней, заскользила к потолку, растянулась по туннелю и нырнула в черноту наверху.

     - Кажется, вентиляция или канализация, - крылатый пожал плечами, кивнув на незаметную решетку на потолке.

     Химари кивнула в ответ и поспешила туда, иглами открутила крепления и забралась внутрь. Ее тревога только нарастала.

     Хайме только прыснул смехом. Опять его драгоценная женушка лезла в самое пекло. И было бы ради кого! Долг шисаи она выполнила, больше ничего никому она была не должна. Так нет же!

     Самсавеил отстранился, пошатнулся, пытаясь удержать равновесие, и остался стоять, широко расставив еще непослушные ноги. Он определенно чувствовал себя лучше. Задумчиво посмотрел на Еву, судорожно растягивающую паутину. Девчушка боялась за Люцию всем сердцем и все пыталась хоть краем глаза подсмотреть, что ждет ее любимую фурию. Но паутина сыпалась, мялась, путалась. А паучонок нервничала и едва не плакала от обиды.

     - Ты так волнуешься за Люциферу, милая Ева, - осторожно прошептал он, боясь отвлечь паучонка. Но Ева шарахнулась и бросилась за Хайме. Вжалась в него, вцепившись тонкими пальцами в пояс, и зверенышем выглянула. Ей все еще сложно было сопоставить возлюбленного и этого ангела; прошлая и настоящая жизни в голове сшивались, но очень и очень медленно.

     Он ждал, спокойно глядя ей в глаза. И она осмелела. Отпустила пояс Хайме и медленно, крадучись, подошла к Самсавеилу.

     - Она для меня - самый дорогой человек. Только тебя я люблю сильнее. И то, - замялась она, - не люблю даже. Помню, что люблю, но не верю до конца, - и она принялась виновато заламывать руки.

     Самсавеил понимающе кивнул. Он и не ожидал от нее чувств из прошлого. По крайней мере - сейчас.

     - Ты же понимаешь, что она чудовище, - мягко прошептал он, пытаясь удержать равновесие. Но Ева вспыхнула, обиженно зыркнула и нахмурилась. Пожевала губами, решаясь сказать.

     - Ты сам ее такой создал! - выпалила она, сжав кулаки.

     Он усмехнулся, тронул ее за плечо, успокаивая.

     - Я слишком долго ждал ее именно такую, чудовищную, совершенную. Да, создал я. Но и ты - тоже.

     Ева отпрянула, все еще щуря глаза. Не понимала. Слушала, но не слышала.

     - Это и есть твой дар этому лепрозорию, а, Сэм? - осторожно спросила она, смерив его непонимающим взглядом.

     - О нет, радость моя! Она - моя месть!

     - Кому? - Ева встрепенулась. Целая буря чувств разрасталась в ее голове, путалась, мешалась. Она не могла разобрать, что чувствует к шестикрылому ангелу. Хотелось звать его Сэмом, и это было так привычно. Но сложно было поверить, что из-за нее он оказался заперт на этой проклятой земле на тысячелетия.

     - Богу, - наконец, ответил Самсавеил, зная, что она не помнит о себе самого важного. И никогда не вспомнит, уж об этом он позаботился.

     Ева сглотнула, нервно пошевелила пальцами, вертя в руках моток паутины. Все происходящее было выше ее понимания. Приходилось думать о совсем страшных вещах, сокровенных тайнах вселенной, нужно было терпеть и ждать, надеясь, что хотя бы смерть Люциферы будет легкой. И хуже того, ангел, говоривший жуткие вещи, был самым дорогим для нее, самым близким. Должен был быть, но любить его было невыносимо, сердце отказывалось верить, что теперь она может быть любимой, что она достойна, что заслужила. В голове мысли мешались в жуткую кашу, и любая попытка хоть как-то разобраться делала только хуже.

     - Ты не обязана меня любить, - Сэм медленно подошел и склонился над ней. Ева встрепенулась, ощутив себя совершенно беззащитной, если даже мысли были для него такими же громкими, как слова. - Я так долго ждал тебя, что прожду еще много лет, прежде, чем ты снова согласишься разделить со мной жизнь, - прошептал он, касаясь губами ее лба меж серпа глаз.

     Ева покраснела до кончиков ушей, с ужасом и восторгом посмотрела на кота, всей душой умоляя его спрятать ее от душащих чувств. Невыносимо. К хаосу в голове примешивалось тепло, благодарность и счастье. Мысли варились в жуткое месиво.

     - Я ухожу, - его слова предназначались уже Хайме, кот обернулся и приготовился выслушать. - Мне нужна одежда, а то я, как факел, притяну сюда амфисбен, - хмыкнул Самсавеил, выпрямляясь. - Я выживу даже у нее в желудке, чего не скажешь о вас, - усмехнулся он. - Да и потом, у меня одно очень важное дело.

     - Хорошо, - кот кивнул, про себя смеясь глупым шуткам и издевкам вселенной.

     - Береги ее, - бросил ангел через плечо и побрел по туннелю, волоча за собой сияющие крылья.

     Хайме фыркнул и сел на под, подперев стенку.

     - Тоже мне, команда! - пробурчал, не переставая смеяться. - Бросили нас одних! У всех чудовищно важные дела, все верят, что вершат судьбы и меняют порядок вселенной! Бесит! - рыкнул он. - Бесит!!!

     - Может, мы сможем помочь им, - тихо промямлила Ева, провожая Самсавеила взглядом.

     - Вряд ли. Нам бы просто не подохнуть - и на том спасибо! - Хайме запрокинул голову и закрыл глаза.

     ***

     Меч был удивительно прекрасен - ангельская сталь сияла ледяным светом, рукоять из дорогой кожи приятно ложилась в руку, крылатое навершие было творением даже слишком талантливого ювелирного мастера - каждое перышко уникально. Ножны бархатом ласкали кожу, кристальные яблочные зернышки россыпью вились до самого острия.

     Немыслимо, и как только можно Охотницу одарить чином генерала? Она возьмет этот меч, даст клятву, но... никогда не сможет его заслужить на самом деле. Раун тревожно поджал губы. Нет уж, Кирана справится с Алисой, и все встанет на свои места. Все будет, как раньше. Даже лучше!

     Ворон запахнулся в трехслойный плащ - два черных полотна по плечам и одно длинное с капюшоном - меж крыльев, и ускорил шаг. Генерал, должно быть, заждался его. Еще эти бумаги - и зачем только ему понадобились отчеты о смерти Хильды и того отряда, что убила Алиса? Перед самым назначением. Странно, слишком странно.

     - Раун, - окликнул его бархатный голос. Такой знакомый, словно сотни раз слышимый. Ворон обернулся, пытаясь вспомнить обладателя мягкого вкрадчивого голоса.

     Перед ним стоял ангел. Тяжелые крылья стелились следом, словно ему было слишком тяжело их поднять. Ворон выглянул из-за его спины и пересчитал крылья. Шесть. Ледяной пот заскользил по спине. Раун тряхнул головой, опомнившись, и посмотрел на незнакомца.

     - Да? - опасливо прошептал и невольно сделал шаг назад. Странная, пугающая и одновременно теплая и нежная сила исходила от ангела. Сколько было крыльев? Раун снова было заглянул за его спину, но одернул себя. Ведь смотрел же. Кажется, да. Но не помнил, сколько крыльев увидел.

     - Я могу попросить твой плащ? - бархатный голос проникал в самую черепушку и растекался в ней, баюкал каждым звуком, каждым отзвуком.

     - Да, конечно, - Раун стянул накидку и отдал его нагому незнакомцу быстрее, чем понял, что делает.

     - Благодарю, - кивнул ангел и, развернувшись, пошел в другую сторону. Неторопливо накинул плащ на плечи и спину, скрыв верхние крылья, и ускорил шаг.

     Ворон так и остался стоять, мучительно пытаясь вспомнить, откуда он знает этот бархатный голос. Но вспомнить не смог. Кто-то тронул его за плечо, и Раун дергано обернулся. Кирана в форме и магистерском плаще как будто ожидала ответа.

     - Прости? - переспросил он, проводя по лицу, как будто снимал пелену. - Я тут просто видел кого-то. Ты не заметила?

     - Не заметила, - Кирана пожала плечами. - Все готово, Раун. Алиса в Золотом куполе попивает горячее вино и о чем-то шушукается с ангелами. Самое время, я жду твоего приказа, мои Охотницы ждут моего, - повторила она, стряхивая пылинки с мехового воротника.

     - Да, конечно. Приказ даю, - ошеломленно отозвался ворон и, кивнув, пошел мимо Охотницы к лестнице.

     - Так кого ты видел? - окликнула его Кирана.

     И он удивленно обернулся, не понимая ее вопроса.

     - Я никого не видел, - ответил он. С чего вообще она решила, что он кого-то видел? Он был здесь один. Или нет? Нет, никого больше не было. Генеральский меч, разве что. И отчеты для Лиона.

     - Ладно, - кивнула Охотница.

     Раун поднялся по лестнице на следующий этаж, как Кирана заметила, что он выронил бумаги. И даже не совсем выронил - а будто вытащил одну папку и приставил к стене. Специально? Кирана хотела было позвать, догнать, вернуть, но остановилась. В руках она держала доклад ангелов на имя Хильды. Дело о смерти.

     Осторожно открыла трясущимися руками. Попыталась прочесть. Отчего-то все плыло, слова с трудом складывались в предложения. Бессмысленные фразы. Кирана перечитывала их снова и снова. Жадно впитывала каждое слово о смерти Хильды, вновь и вновь прокручивая все в голове. Читала и перечитывала, и разум ее снова и снова вспарывал горло Хильде скальпелем, снова и снова разрезал ремни на ее сапогах, снова и снова ронял ее с мостика оземь. Снова. Снова. И снова.

     Скальпель из ангельской стали, вымазанный в яде, был даже приложен в конверте. Кирана лишь провела по нему пальцами сквозь толстую бумагу, запоминая очертания. Хильду убил яд - через час после начала задания.

     И только через два в лес вернулась глава Охотниц - та самая Алиса.

     Она еще даже не ступила за границу лагеря, а Хильда была уже мертва. Уже час, как мертва.

     Кирана глубоко вздохнула - медики не ошибались никогда. И что касается ядов, благодаря украденным книгам кошек, они могли определять смерть с точностью до четверти часа. Четверти! Они просто не могли солгать.

     Но кто мог?

     - Магистр! - звонкий голос был словно пощечина. - Магистр! Алиса вернулась на плац, нам начинать?

     - Нет. Не троньте ее, она не убивала мою Хильду, - одними губами прошептала Кирана.

     - Магистр? - позвала охотница, подходя ближе. Не расслышала.

     - Я отменяю приказ! - крикнула Кирана, отворачиваясь. - Алису не трогать.

     Девушка молча поклонилась и поспешила удалиться.

     - Хильда, какая же я дурочка, - просипела Кирана, скомкивая в кулаке бумаги, конверт треснул по лезвию, и скальпель едва не вспорол охотнице пальцы. - Но умирать мне еще рано, - усмехнулась она и бросила бумаги в угол. Все равно они никому, кроме нее, на самом деле не предназначались.

     С древа старости желтый последний слетает листок,

     Посинели гранаты увядших и сморщенных щек.

     Крыша, дверь и четыре подпорки стены бытия

     Угрожают паденьем. Настал разрушения срок.

     Химари осторожно пробиралась по скользкому туннелю, то и дело проскальзывая лапами. Кромешная темень страшно раздражала, и когда кошка увидела свет в конце мерзкой трубы, то сразу кинулась к нему.

     Споткнулась, едва удержалась, распоров когтями трубу, приложилась всем телом на прутья. Только успела перевести дух, как прут под руками треснул, и ее понесло наружу.

     Выпустив львиные когти и на руках, Химари вцепилась изо всех сил в хлипкие стенки туннеля и остановилась только у самого конца. Успокоилась и, звонко клацая когтями, высунулась. Туннель оказался водосточным, и его дыра выходила как раз под ноги статуе шестикрылого ангела, венчавшего угол императорского дворца.

     Белоснежная площадь вкруг разбитого купола церемониального зала была переполнена крылатыми и ликующими охотницами. Не то, что яблоку упасть - даже зернышку - негде. У главных ворот императорского замка на янтарной террасе была только охотница Алиса. В черной генеральской форме с душащим рыжим платком. Она крепко стояла, опершись об извитый клинок, и смотрела поверх бесконечной толпы, думая о своем. На нее были обращены взгляды всей армии, четко построенной по званиям и обязанностям. Глаза разбегались от пестрых парадных форм, а охотницы в белоснежных нарядах светились от счастья и гордости.

     Все ждали начала церемонии, а значит, времени оставалось совсем немного.

     Переведя дух, кошка на когтях выбралась из трубы. Глянула вниз, никто и глаз бы не поднял, ни о какой диверсии и в мыслях у крылатых не было. Задрала голову - наверх вели бесчисленные окна. Башен, как помнила кошка, всего пять. Самая центральная - купол храма, там можно не искать. Оставалось четыре абсолютно одинаковые башни. Ни света в окошке ранним утром, ни дыма, ни распахнутых окон. И Химари выбрала из них ближайшую.

     Подтянулась, расцарапав ступню статуе серафима, поднялась еще, перегнулась, забравшись на тонкий парапет. Дальше только карабкаться. Выпустив когти, Химари полезла по окнам, молясь, чтобы старые навыки не сыграли с ней злую шутку.

     Ловко цепляясь за белоснежные рамы, кошка забиралась все выше. Подняла ногу, пытаясь найти опору на голой стене, руками она уже крепко держалась за подоконник распахнутого окна. Лапа скользнула по каменной кладке, но кошка удержалась. Тяжело выдохнула и подтянулась на непослушных руках, помогая себе локтями. Ремешок патронташа на ноге лопнул, и целая сотня игл соскользнула в толпу крылатых.

     Химари судорожно подтянулась, оттолкнулась ногами, но подоконник треснул, и она едва не упала вслед за иглами. Казалось, патронташ летит вниз так медленно, так нарочно долго! И кошка, цепляясь когтями за раму, стала карабкаться. Лишь бы успеть! Лишь бы никто не заметил!

     - Эй! Кто там?!

     Но она уже залезла на подоконник и перемахнула внутрь. Упала на паркет, ушибла бок, поморщилась, приподнялась на локтях, и обнаружила прямо перед своим носом замшевые сапоги шоколадного цвета. Ее охватил ужас. Превозмогая страх, она подняла глаза на хозяина комнаты.

     На нее смотрел генерал. Ястреб в насыщенно-каштановом костюме. Он узнал ее, удивленно распахнул глаза, изогнул бровь.

     Кошка не успела и слова сказать, как он сгреб ее за грудки. За окном послышался шорох крыльев. Лион глянул на кошку, на окно. И силой запихнул ее в распахнутый шкаф.

     - Генерал? - обеспокоенно спросил влетевший в окно крылатый. Отдал честь и, ступив на паркет, сложил крылья. - Разрешите доложить?

     - Докладывай, - невозмутимо позволил Лион, прижав кошку к стенке шкафа за шею.

     - Тут лазутчик, - неловко пробормотал юноша, поднимая за лопнувший ремешок полупустой кошкин патронташ. - И он залез в ваши покои. Разрешите осмотреть?

     Лион нахмурился, приставив кулак к губам.

     - Я никого не видел и не слышал, - задумчиво протянул он, нахмурив брови. - Может, окно перепутал? Загляни в соседнюю комнату, - кивая на дверь напротив кровати. - Проверь, - равнодушно продолжил, придерживая Химари за горло. Она и не думала сопротивляться, только молила Самсавеила о капельке удачи.

     - Да, мой генерал! - с готовностью отозвался ангел и, подойдя к двери, заглянул в соседнюю комнату. - Но здесь нет окна! - возмутился он, но Лион пинком отправил его в уборную.

     - Посиди здесь, это приказ! - недовольно рыкнул он, захлопывая и запирая дверь за ключ. - А теперь - вы! - пробурчал, усаживаясь на кровать и складывая руки на груди.

     Химари боязливо вышла из шкафа, торопливо огляделась. Комната генерала выглядела запущенной, словно бывал он в ней раз в полгода. Постель нетронута, ковер под ногами новый, ни ворсинки не примялось, шкаф даже пахнет свежесрубленным деревом. Она знала, что он дневал и ночевал в рабочем кабинете, но только сейчас окончательно в этом убедилась.

     - Я вижу, что состояние ваше неважное, - отвлек Лион, все еще пристально смотря на нее. - Поэтому просто напоминаю, что скрутить вас мне не составит труда. Но мне очень не хочется так поступать, я вас уважаю. А еще хочу выслушать.

     Химари кивнула, встав перед ним. Черт! Сидя, он был с нее ростом, через клетку это не так пугало, как сейчас.

     - Ты же знаешь, что я пришла с Люциферой, - начала она.

     Лион кивнул, зная об их союзе.

     - И где она?

     - Здесь, в замке, - кошка напряженно осматривала его. Форма новая, так же скроена, но темно-каштановая, бархатная. Ни медалей, ни лент. Только пряжка ремня в форме крыльев, и перевязь по генеральский меч. - Скорее всего, уже наверху, в кабинете императрицы. Мы пришли убить ее, - и она закусила губы, ожидая его реакции.

     - Это идея Люции? - тяжело вздохнул Лион, нахмурившись.

     - Не совсем, - замялась кошка. - Хоорса.

     - Это очень плохо! - Лион вскочил и стиснул кошку за плечи. - Что они собираются делать?!

     - Убить ее. Я большего не знаю, меня не посвятили, - Химари смотрела ему прямо в глаза. Пожалуй, стоило довериться его чутью и физической силе. Он сможет все исправить, он справится.

     - Это очень плохо, - повторил Лион уже тише, приставил кулак к губам. - Я знал, что этим кончится, но не думал, что сегодня. Черт, только не сегодня!

     И он отпустил кошку и принялся расхаживать по комнате, растопырив крылья.

     - Что будешь делать? - Химари потерла плечо, будет синяк от таких объятий.

     - Спасать ее, что еще!

     - Императрицу? - понимающе уточнила кошка.

     - Люциферу! - горько усмехнулся он. - И императрицу, если получится.

     - Я могу быть полезна? - улыбнувшись, спросила Химари, наблюдая, как мечется ястреб.

     - Да, - он остановился и обернулся к ней, - можете. Проберитесь по фасаду до кабинета императрицы. Это на самом верху башни шестикрылого ангела, узнать легко - внутри разделочный стол серпом, куча клеток и шторы из шкур. Справитесь?

     Кошку передернуло, но она кивнула. Конечно, справится, она и без него так и собиралась поступить.

     - Что-то еще? - предусмотрительно уточнила она, заметив, что нечто тревожит Лиона тоже. Он нервно поглядывал на дверь, словно их могли подслушать.

     - Да, - протянул ястреб в ответ. - Если мне не изменяет память, то вы здорово ладите с ядами. Вы не могли бы...

     - Конечно, - и кошка протянула ему несколько игл со второго патронташа на ноге. - Яд паучий, отличный паралитик, - Лион принял иглы и, не дожидаясь, пока она заберет руку, подхватил ее за изящные пальчики и легко коснулся губами костяшек.

     - Премного благодарен. Я рассчитываю на вас, принцесса Химари.

     - А я на вас, генерал Лион, - ответила она, насмешливо глядя ему в глаза.

      Он кивнул, и она в ту же секунду выскочила за окно. Львиные когти заклацали по каменной кладке и совсем слились с многочисленными звуками толпы.

     Лион фыркнул и резко распахнул дверь.

     - Я знаю, что ты уже здесь.

     Раун стоял в коридоре, крепко стискивая в опущенной руке генеральский меч и поддерживая папки с бумагами.

     - Так это вы - предатель?! - сквозь зубы прошипел ворон. - Я слышал весь ваш разговор. И я передам его императрице, - зло отчеканил он и бросился по коридору.

     Лион успел схватить его за крыло. Дернул на себя и, подставив ногу, опрокинул ворона на пол.

     - Тем проще, - ястреб подхватил бумаги и кинул на ковер в комнате, они явно были лишними. Да и времени до церемонии оставалось все меньше.

     - А я все гадал, как может Алиса вертеть вами в угоду своей милой Люцифере. А все оказалась элементарно! - прошипел ворон, поднимаясь.

     Лион молчал, оглядывая пространство вокруг. Все оружие, что когда-либо хранилось в комнате, он еще вчера безвозмездно передал в мастерские. Единственный и последний меч был на поясе секретаря, и он намерен был им воспользоваться, судя по тому, как сжимал рукоять. Оставались иглы Химари и собственные кулаки.

     - Вы все спелись. Напрочь рехнулись со своей Люциферой! - Раун оперся клинком о пол и выпрямился. - Она чудовище. Всегда была такой и всегда будет. Она угробила все, что мы сделали. Просто похоронила, и ей ничего за это не будет.

     Лион медленно отступал - дальше по коридору стояли императорские доспехи времен кошачьего правления. И их оружие. Раун шел на него.

     - Она однажды спасла всех нас, да. Я учил это в Имагинем Деи. Но сейчас это она ввергла нас в новую войну. Край быков уничтожен, волков - разгромлен, змей - опустошен. А ты, Лион? Что сделал ты, чтобы ей помешать?! - насыщенно-желтые глаза ворона смотрели свирепо, яростно и абсолютно безнадежно. Он был разбит точно так же, как Лион. Сломлен, потерян, предан всеми и самим собой. - Ничего! Ничего ты не сделал!

     Ястреб провертел в руках тонкие иглы. Чувство дежавю не покидало его. Те же черные иглы. Химарины ядовитые иглы. Ангел, вдруг понявший, что с ним происходит на самом деле. Но Раун не заслуживал смерти. Определенно, нет.

     - И я даже знаю, чем все закончится. Добро победит зло! - язвительно каркнул ворон. - Я помню тот урок, что вела нам, неопытным птенчикам, маршал Люцифера. Она сказала это и уточнила - победитель всегда объявляет себя добром, а поверженного злом. Так и живем!

     - И чего же ты хочешь? - Лион заметил, как Раун осторожно вынимает из ножен меч. Нападет, без всяких сомнений.

     - Стать 'добром'!

     Клинок слизал несколько рыжих перьев - Лион успел присесть и, подхватив падающие ножны, отразить ими удар. Ангельская сталь запела, скользя по кристаллам.

     Раун попытался ударить снова. И снова. И снова. Налетая и сбоку, и сверху, и снизу. Он пытался хотя бы задеть. Кажется, что-то кричал. Каркал озлобленно, остервенело.

     Лион с усилием выбил клинок из его рук ударом ножен. И следом, пока ворон не успел опомниться, полоснул ядовитыми иглами его по горлу.

     Яд подействовал не сразу, и Раун успел схватить Лиона за ворот и прижать к стене. И тут же сполз сам.

     - Премного благодарен, принцесса Химари, - тяжело просипел Лион, поднимая к глазам пустые иглы. Раун у его ног был жив. Поистине большой глупостью была бы его смерть.

     Ястреб огляделся - в коридоре не было больше никого, кроме них двоих. Тогда он взвалил ворона на плечо и, отнеся в свои покои, уложил на кровать.

     - Ты слишком полезен для империи. Но слишком наивен и молод.

     Ворон пошевелиться не мог, и только смотрел дикими желтыми глазами.

     - Ты был бы лучше меня, будь ты на моем месте. Так ты думаешь? - невесело усмехнулся Лион. - Может быть, ты правильно думаешь. Но ты не на моем месте.

     ***

     Хайме резко поднял голову и подал руку Еве, подзывая.

     - Очень быстро забирайся мне на спину, поняла? - чуть слышно прошептал он, ловко подсаживая паучонка.

     - Что-то случилась? - спросила она, словно очнувшись. Но Хайме уже бежал по туннелям, тревожно шевеля ушами.

     - Да, спустили амфисбен, - под ногами кошачьи лапы ощущали едва уловимую вибрацию. Это мощные змеиные тела охотились в тоннелях под ангельским градом.

     Ева вжалась в шею Хайме, теперь и она слышала нарастающий гул. Под ее руками гладкая кожа кота сменилась густым полосатым мехом. Огромный тигр уносил ее в темному, а она держалась изо всех сил, вцепившись в мягкий мех.

     Хайме свернул в первый узкий поворот, пронесся через пещеру в другой. Поднялся по огромной лестнице прыжками, убегая отамфисбен на другой уровень туннелей. И остановился у громадной развилки. Такая, на десятки ходов, была и перед Райским садом.

     - Может, туда? - закричала Ева, рукой показывая на большую трещину. Уж там-то амфисбена не пройдет.

     И тигр мгновенно свернул в щель, пробрался по узкому ходу и спрыгнул в пустое помещение. Под лапами каменная крошка, а вокруг - полная тьма. Даже он не мог разглядеть, что находится перед ним, сама темнота была словно живой. Мрак, казалось, шевелился. И Хайме шумно принялся обнюхивать все вокруг, припав мордой к земле.

     Ева протянула руку в темноту, пытаясь разглядеть, что перед ней находится. Глаза не видели совершенно ничего. Ладонь уперлась во что-то твердое, и паучонок машинально погладила мрак.

     Темнота была шершавой на ощупь и даже какой-то членистой, сегментированной. Каждое звено, твердая, словно каменная, чешуйка - с ладошку.

     Волосы встали дыбом, все тело пробила дрожь, потому что чешуйки поползли. И Ева начала орать, одернув руку. Амфисбена. Живая. Огромная. Голодная.

      

     ***

     Хоорс постучал в дверь и, дождавшись крика 'Войди!', заглянул внутрь. Люция осталась ждать у двери, прижавшись к косяку спиной. Отдышалась, переводя дух, бежать по коридорам и прятаться от крылатых служек было утомительно. К тому же коридор стражи здорово выбил ее из сил. Но она управилась с ними всеми.

     Изабель разделывала мясо.

     - Как! - привычным движением выдернула из деревянного стола топор. - Я! - провернула в руке, беря поудобнее. - Тебя! - замахнулась. - Ненавижу! - ударила.

     

     Хоорс сглотнул, дернул плечами, стараясь отбросить лишние мысли.

     - Бель, - ласково позвал свою императрицу, осторожно подходя сбоку, с левой руки, чтобы ненароком не получить топором.

     Она устало обернулась к нему заплаканным лицом. Тоненький носик опух, а губы даже посинели.

     - Ненавижу, - всхлипнула она.

     - Это из-за Лиона? - аккуратно спросил Хоорс, делая рукой знак Люции. Бескрылая кивнула и медленно босиком зашла в кабинет.

     - Ненавижу! - взревела императрица, с силой швыряя топор в стол. И он крепко воткнулся в древесину меж ребер мертвой пумы. - Как он мог меня оставить?! В такой момент! - и Бель сжала кулаки и всхлипнула еще горше.

     Хоорс легонько ее приобнял и, потянув на себя, заставил прижаться и умерить пыл. Даже крыльями укрыл, чтобы она могла оказаться только с ним.

     Убедившись, что советник и императрица заняты, Люция обвела взглядом комнату. Шторы из кожи в пол, песочного цвета, лоснящиеся, бархатные. Огромный дубовый стол, служивший императрице разделочным полотном. Клетки по углам, но пустые. Там же вилы и плети. На стене целая коллекция топоров и ножей. Кажется, милая ласковая девчушка, всхлипывающая у нее на плече, выросла во что-то дикое. Не было времени сожалеть и, осознав, что сделала правильный выбор, Люция на цыпочках двинулась в угол кабинета. Где, как и обещал Хоорс, уже полукругом стояли двухметровые зеркала.

     - Я чувствую себя такой беззащитной! - плакала Бель, вжавшись в белый камзол Хоорса. Стиснула его за ребра, словно могла стать еще ближе. Ей было мало его, слишком мало, чтобы утешиться.

     - Тш, милая, не плачь, - шептал он, поглаживая ее по дрожащим лопаткам и шелковым волосам.

     Люция как можно аккуратнее рассыпала кругом меж зеркал кристальную пыль. Та все так же пульсировала, и это немного пугало. Встала в круг, вытащила из кармана блюдце, высыпала на него перышки из белоснежных крыльев Изабель, сверху положила шнурок из паутины Евы, все как говорил Хоорс. Сжала зубами листик с непонятными и сложными словами ритуала. Оставалось только зажечь перья и паутину и прочитать. Тогда все станет иначе, станет лучше, прекраснее. Люция подавила в себе кашель, только скользнули капельки крови по крохотной бумажке. Вытащила коробок спичек из-за пазухи.

     Все будет иначе.

41. Императрица

     Благородство страданием, друг, рождено,

     Стать жемчужиной - всякой ли капле дано?

     Можешь все потерять, сбереги только душу,

     Чаша снова наполнится, было б вино.

     Резко отпрянув, Хайме рванул назад. У Евы перехватило дыхание, но она только сильнее вжалась в тигриную холку и закусила губу, заставляя себя не кричать.

     Снова - лабиринт, гудящий от змеиных тел. Тигр мотнул головой, выбирая дорогу. Слишком медленно. Щель за ним разлетелась осколками, и амфисбена зашипела, раскачивая раненной головой. Алая кровь заливала ей глаза, и она только покачивалась, высунув черный раздвоенный язык. Хайме замер, припав на лапы. Пока чудовище было занято собственной болью, можно было неслышно уйти.

     Ева дрожала, обхватив зверя за шею. Не могла поверить, что все происходит именно с ней. Отчаянно звала Самсавеила, молилась, просила у судьбы хоть немного удачи.

     Пурпурная капля змеиного яды скользнула с метровых клыков и разбилась на Евином плече. Она только охнула, ощутив, как шею окатило горячим. И тут же пожалела об этом. Задрала голову, боясь, что ее вздох был услышан.

     Почувствовала только глухой удар в грудь - тигр сорвался с места, а хищная пасть громко клацнула там, где мгновения назад была Ева. И сердце паучонка снова заколотилось, как бешеное.

     Хайме нырнул в первый же туннель. Амфисбена - за ними. Паучонок, вцепившись в густой мех, не могла оторвать глаз от переливающихся чешуек змеи. До чего же прекрасное творение. Мощное, хищное, сильное.

     Но змея вдруг исчезла - нырнула в поворот, оставив свое лакомство в туннеле. Но Хайме и не думал останавливаться, только ускорился.

     В конце туннеля показался лиловый свет, как от кристальных ламп. Там безопаснее, там лучше, ближе к замку. И можно забраться в императорский дворец, и переждать. Только бы добраться быстрее.

     Оставались считанные метры, и тигр несся, практически припав к полу.

     Удар пришелся в ребра Хайме и Евину ногу.

     Амфисбена с силой боднула их мордой и швырнула в стену. Они оказались на новой развилке, и никаких фонарей здесь не было, только вилась стайка голодных пурпурных облаков у вырубленной в скале лестнице.

     Ева в ужасе посмотрела на свою ногу и бок тигра. Штанину разорвало, и целый пласт кожи свернулся от коленки до щиколотки. Голень чудовищно пекло, но паучонок не чувствовала боли, только в ушах отдавался грохот от пульса. Сглотнув, Ева посмотрела на амфисбену. Хищная тварь переливалась в лиловом свете и сияла каждой чешуйкой. Огромная, как двадцать кроватей телицы Мерура! И такая же чудовищная, как сам бык в гневе.

     Тигр поднялся, хромая. Еще бы метр их пронесло, и они угодили бы в бездну. Еще бы чуть-чуть, и в бездну угодила бы сама амфисбена, но она все рассчитала, обошла их по другому пути, и теперь смотрела пурпурными глазами, пытаясь выбрать добычу повкуснее. Хайме попытался оценить обстановку. Выбор был, один опаснее другого. Под самым боком амфисбены крошилась кромка обрыва, но она не позволила бы так себя обмануть, тварь была, определенно, умнее обычной змеи. За ней толпились облака, готовые разделить ее трапезу. Пока она их не тронет - они не тронут ее, неплохое соседство. Но стоит ей задеть их, как облака кинутся на более крупную добычу, а значит, обмануть амфисбену можно.

     Хайме подождал, пока Ева снова заберется верхом и крепко ухватит за шею. Змее это не понравилось, и она встала в стойку, подняв тяжелую голову. Отклонилась, готовясь ударить. Сейчас! И тигр ринулся к ней - под груды свернутого мяса и чешуи. Лишь бы получилось. Лишь бы она не решила, что он пытается ее обмануть. И он бежал, сбивая лапы, в самую гущу облаков. Успеть бы.

     Амфисбена ловко развернула тяжелое тело и обрушилась на них всем своим весом. Хайме в последний момент успел отпрыгнуть, но их с Евой и без того задело и отшвырнуло в туннель. Огромная морда змеи упала в скопище облаков. И, встревоженные такой наглостью, они бросились на нее.

     Ева закашлялась и принялась вылезать из-под огромной туши тигра. Он тяжело сипел, смотря нечеловеческими глазами в стену, с морды капала кровь.

     - Не умирай! - прошептал Ева, обнимая его за шею. Она даже не пыталась осмотреть себя, ничего не болело, но на ее руках хрипел Хайме, ребра странно вздымались, а сломанный хвост колотил по полу.

     Но зверь, казалось, усмехнулся, уткнулся носом в ее руку. И шкура опала, растворилась, возвращая хозяину человеческий вид. Ева машинально погладила Хайме по щеке.

     - Это всего лишь ребра, кому они нужны! - хмыкнул он, привставая. - Не хорони меня раньше срока. У меня еще кошка есть и дети.

     И Ева с готовностью подала ему руку и неимоверными усилиями помогла подняться. Вот вечно так, торопится и думает всякие глупости. Конечно, он не умрет. Он сильный, почти как Сэм!

     Встав, Хайме только сплюнул кровь под ноги и перевел дух. Можно было воспользоваться этим же тоннелем, вернуться в лабиринт и попытаться найти другой выход. Но никто не гарантировал, что не будет новых амфисбен. Со сломанными ребрами далеко не уйдешь, а о беге не могло быть и речи. Тем более с Евой на спине. Оставался другой вариант - пойти по лестнице, так любезно предоставленной самой судьбой. Судя по разливающемуся вокруг урчанию облаков, трапезничающих амфисбеной, они слишком заняты, чтобы заметить их. И Хайме за руку увел Еву за спину.

     - Идем. Только тихо, держись меня и не высовывайся, - шепнул он ей, крадучись выходя из тоннеля.

     Ева крепко взяла его за пояс и побрела следом, боязливо выглядывая из-за локтя.

     В гроте у самой бездны облака пожирали амфисбену. Паучонок никогда в жизни не видела столько облаков. Стайка, которую прикормила кошка, казалась по сравнению с ними жалкой. Это были целые тучи! И одной амфисбены им было мало. Они опутали всю змею, и она задрожала. Проглотили ее синюю душу и принялись за тело. Оно буквально растворялось, попадая в облака. Шкура клочьями провисала на скелете.

     Ева вжалась в Хайме и судорожно задышала. Все с опозданием свалилось на нее - и страх, и ужас, и осознание приближающейся смерти. Но ярче всего обожгла боль. Ногу пекло и щипало, в сапоге хлюпало, по спине словно прошлись плетями, а голова наливалась свинцом. Тело болело так, что хотелось упасть, согнуться и хотя бы вырвать. Может, так стало бы хоть капельку легче?! Паучонок не могла напиться воздухом. Ее больше не волновало ничего. Ни Сэм, ни Люцифера, ни мир, ни пегасы, ни будущее. Только лиловые твари, пьяные от змеиной души.

     Дрожа всем телом, она уткнулась коту в спину и тут же отпрянула. Ему еще больнее. И стало даже чуточку легче. Она уже спокойнее выглянула из-за него, хотела спросить, что они будут делать дальше. Но ноги ее подкосились, и ни слова вымолвить она не смогла - лиловые тучи ползли уже к ним.

      

     ***

     - Изабель, милая, помнишь мое обещание? - Хоорс понял лицо императрицы в своих ладонях, улыбнулся, заглянув в ее мокрые глаза.

     Она неловко всхлипнула и кивнула.

     - Помнишь, я обещал тебе, что ты поквитаешь с кошкой? - ласково шептал он, складывая сизые крылья.

     Бель снова кивнула, но слезы прекратились. Наоборот, теперь в лазурных глазах императрицы мелькало удивление и даже подозрение. И она посмотрела туда же, куда кивал и Хоорс.

     В полукруге зеркал стояла маршал Люцифера. Бескрылая, рыжая, с трудом узнаваемая. Но все такая же крепкая и восхитительно мощная. Бель захлестнул восторг, и она стиснула руки советника за запястья.

     - Боже, Хоорс! - прошептала она и от радости даже мурлыкнула под нос. - Неужели ты уговорил ее? Она убьет кошку?

     Императрица переводила взгляд с Хоорса на свою любимую Люциферу и снова на него. Пока не услышала, как маршал читает себе под нос. Что-то на чужом языке, так кошки молились Самсавеилу, считая его своим богом, чтобы он избавил их от мучительной смерти. Глупые кошки! Но зачем это было Люцифере? Под ногами ее были рассыпаны кристаллы, а в руке она крепко держала серебряное блюдце с тлеющими белыми перьями.

     Не успела она даже спросить, как Хоорс перехватил ее руки и больно стиснул по запястьям. Бель вскрикнула, но он тут же заткнул ей рот ладонью.

     - Я придумал лучше, милая Бель, - улыбнулся он, убирая руку с ее губ и отстегивая с пояса тяжелый моток веревки. - Гораздо, лучше!

     Императрица не успела даже пискнуть, как Хоорс повалил ее животом на пол и придавил ногой за плечи. Он не видел, что за окном по скользкому фасаду карабкалась та самая кошка, смерть которой он обещал Бель.

     Химари подтянулась на дрожащий руках и прильнула к окну. Вжалась щекой в ледяное стекло и перевела дух. До чего же жарко. Оставалось только добраться до парапета под самой крышей, а дальше - рукой подать до заветной башни, всего метров тридцать. Кошка даже повернулась в ее сторону, чтобы удостовериться, что это та самая башня с кожаными шторами и полукруглым столом.

     Башня оказалась той, вот только и Хоорс, и Люцифера уже были в ней вместе с Изабель. Но кошку смутило совсем не то, что советник связывал крылья императрице, уперев сапог в ее спину, а то, что делала Люция. В серпе зеркал глупая бескрылая читала по бумажке слова кошачьего ритуала, и Химари с ужасом смотрела на ее губы, читая каждое слово.

     - Люция, пожалуйста, ошибись хоть в слове! Хоть в звуке! - волна отчаяния нахлынула на кошку и, вместе с тем, придала сил. Химари понимала, что опоздала. Даже если она ворвется в башню, будет уже поздно. А то и хуже. Никогда не знаешь, чем отомстит незавершенный ритуал.

     Она ведь знала. С самого начала знала. Знала!

     И кошка стремительно забралась на парапет и боком двинулась в сторону окон. Ей оставалось только смотреть, как Хоорс крепко связывает упирающуюся Бель.

     Люция тщательно проговаривала каждое слово, красиво выведенное Хоорсом на мятой бумажке. Перья все еще тлели, и надо было успеть до того момента, как стержни сгорят в пепел.

     Хоорс управился с крыльями, завел руку Бель за спину и крепко обвязал запястья. Императрица брыкалась, пыталась что-то кричать, сжав зубами веревку, кажется, проклинала его. Белое личико налилось кровью от ярости и отчаяния. Хоорс потуже связал ее ноги за лодыжки и колени, так, чтобы она даже согнуть их не смогла. Но она все равно дергалась, еще сильнее задирая юбки. Попыталась даже ползти, но советник сел ей на спину, больно придавив крылья. И Бель сдалась. Горько заплакала, упершись лбом в паркет. Сил сопротивляться у нее не осталось. Она что-то яростно шептала, кусая веревку, но больше выла от обиды и боли.

     Тогда он слез с нее, ухватил на ворот и потянул в угол. Она только умоляюще посмотрела на него, пытаясь разобрать, что им движет. Глянула на Люцию, торопливо дочитывающую ритуальную молитву.

     Люцифера мельком поглядывала на перья, пытаясь успеть с ними вовремя. Белые перья сгорали быстро, один за другим. Опахала сворачивались, осыпались. Ей показалось, что среди чисто белых перьев мелькнуло совсем иное, странное, другое. Бурое опахало вмиг осыпалось пеплом, не дав себя разглядеть. Показалось.

     Изабель всхлипнула, когда Хоорс усадил ее к стене и склонился над ней.

     - Предатель, предатель! - шептала она в веревку как можно четче, чтобы он услышал. Чтобы понял, как она его ненавидит. Всех их ненавидит! Они врали ей всю ее жизнь! Клялись в верности! В любви! Присягали! Обещали всегда быть рядом. Хранить. Беречь.

     - Смотри, моя госпожа, - восторженно прошептал он, насильно поворачивая ее лицом к Люции. - Смотри! Смотри!

     Но она обмякла и уронила голову на грудь. Встрепенувшись, Хоорс обернулся.

     Люция стояла на коленях, уронив и блюдце, и листок. Смотрела в потолок пустым взглядом. Едва дышала. Белая, как снег.

     Покачнулась и рухнула в лиловую пыль.

     ***

     Люцифера с трудом продрала глаза. Попыталась пошевелиться, на даже шелохнуться не смогла. Все вокруг было в жутком тумане, хуже того, она ничего не могла вспомнить.

     Какой-то стол, дубовый, массивный, с тушей зверя и воткнутым в нее топором. У самой ножки стола - голова пумы, смотрящая на нее мертвыми грустными глазами. Тяжелые шторы. Огромная дверь. Серп зеркал и целый ворох пыли. И в этих лиловых осколках - она сама. Отдельно. Чужими глазами.

     Умерла?! Но нет, что-то шло не так. Или наоборот - именно так! Все, абсолютно все, что происходило, она видела со стороны. Просто помутнение. Все же, умерла. Как и обещали ангелы - выпорхнула из грешного тела, сорок дней проведет рядом с ним и отправится к Богу. Да, еще сорок дней.

     Ее мысли рассыпались жуткой ложью, потому что она, там, посреди лиловой пыли, приподнялась на локтях. И посмотрела в свою душу, словно видела ее насквозь. И Люция не нашла в себе даже мысли. Не понимала. Не могла разобрать. Тело жило отдельно, само по себе, без нее. И она даже не чувствовала его.

     К бескрылой подбежал Хоорс, прервал круг пыли и принялся помогать. Стоило той Люции твердо встать на ноги, как она отпихнула советника и бросилась в туше мертвого зверя. Спешно достала из ящичка нож. Положила руку на доску. Замахнувшись, воткнула лезвие в ладонь. И залилась радостным смехом. Смехом Люции!

     - Хоорс? - мягко позвала она, с теплой улыбкой смотря на проткнутую руку. - Знаешь, знаешь, что я чувствую? - воскликнула, показывая ему окровавленную ладонь.

     Он медленно подошел к ней и кивнул, понимая.

     А она смотрела на него и по-детски улыбалась.

     - Я чувствую холодную твердую сталь. Но боли - боли нет совсем. И я, - пыталась она подобрать слова, - словно не помню, какая она.

     Это невозможно, и Люция пыталась прогнать чудовищное наваждение. Все вокруг было как в тумане - вязким, тягучим, тяжелым. Но как будто настоящим - ярким, четким. За окном было видно Химари. Глупая кошка, ты опоздала. Так торопилась, едва не срываясь с карниза, спешила, бежала, кричала. Спасибо, за заботу, глупая кошка.

     Чего-то не хватало. И Люция не сразу поняла, что не видит императрицу. Совсем. Только у стола лежала ее диадема, и больше ничего.

     Хоорс наклонился, подбирая серебряный обруч.

     - Я счастлив тебе угодить, моя госпожа, - ласково прошептал, надевая диадему на рыжую бескрылую перед ним.

     Она успела только что-то тихо ответить ему, как дверь распахнулась, и вошел Самсавеил в темной мантии. Крылья волочились за ним следом лиловым шлейфом, громыхали цепями, выдавая в нем хозяина райского сада. Он спокойно огляделся, тяжело вздохнул, заметив зеркала и пыль, посмотрел в самую душу Люции и перевел взгляд на Хоорса и женщину рядом с ним.

     - Люди, - презрительно прошептал он, снимая капюшон.

     - Кто вы? - обратилась к нему рыжеволосая женщина. Заглянула в глаза и попятилась, упершись спиной Хоорсу в грудь.

     - А ты? - склонив голову на бок, процедил он. Усмехнулся, посмотрел за спину пары, где стенку подпирала четырехкрылая блондинка с блуждающим взглядом. - Люди, - повторил он с грустью. - Глупые люди, возомнившие себя равными мне, - рассмеялся он, медленно подходя к столу. - Глупые люди, наивно полагающие, что священные книги кошек могут просто так попасть им в руки. Глупые люди, даже не пытающиеся думать головой. За тысячи лет не изменилось совершенно ничего, - чеканил слова незнакомец.

     - Хоорс! - взвизгнула бескрылая, спешно вырывая нож из руки.

     Но он развернулся и бросился наутек - к окну. Распахнул его, осыпал проклятьями приближающуюся кошку, и ринулся к двери. Замер возле Самсавеила, пытаясь разобрать, станет ли он его преследовать.

     - Ты свою роль уже выполнил, но теперь своя шкура дороже? - усмехнулся шестикрылый, не оборачиваясь. - Беги! - с презрительным смехом позволил он.

     Дверь хлопнула в считанные секунды, и Хоорс скрылся в коридоре.

     - Так кто же ты? - улыбаясь, спросил Самсавеил, медленно подходя к бескрылой. - Кто ты? - уже настойчивее, требовательнее.

     - Я - Люцифера! Маршал этой империи! - рыкнула женщина, опуская клинок, как перед разделкой мяса. - Ты не посмеешь меня убить! - и она второй рукой вытащила из дубовых досок топор.

     - Ты - Изабель. Не стоит мне лгать, - выдохнул он, оценивающе глядя на нее. - А я - Самсавеил, - и протянул ей руку. - Тот, кому ты так часто исповедовалась.

     Бель сглотнула, судорожно пересчитала пурпурные крылья, волочившиеся за ангелом - ровно шесть. Глянула на протянутую ладонь, на серебряные кандалы. И воткнула нож в стол.

     - Ты поможешь мне? - неуверенно прошептала, протягивая руку в ответ. И он коснулся ее ладони своей. И сразу стало теплее, легче. - Ты сделаешь меня такой же, как ты? - осторожно посмотрела ему в глаза, пытаясь разобрать в них ответ.

     Но Самсавеил отпустил ее руку и вместо ответа схватил за горло. Бель дернулась, но сил вырваться не хватило. И хуже того, даже руки поднять она не могла. Тело отказалось ей повиноваться.

     - Но я же теперь, как ты! - вскрикнула она, вставая на цыпочки, пытаясь вырваться. - Я не чувствую боли. Мне и крылья вырастят!

     - Ты никогда не станешь, как я, - грустно прошептал Самсавеил, отбирая у Бель топор. Больше не было необходимости сдерживать ее. И Бель поняла, что руки и ноги снова ее слушаются.

     Ярость просто заполняла ее целиком. Как он посмел! Она сильнее! Она лучше! Изабель шипела, пытаясь вырваться, царапала шестикрылому ангелу лицо, с ужасом ощущая, как под сломанными ногтями его кожа и плоть восстанавливаются мгновенно. Нужно повторить то же, что и Хоорс! Нужно забрать его тело! Тогда она станет лучше! И каждый, каждый в этой империи поймет, что ее надо бояться, что за свою семью и любимых она сотрет в порошок. Она больше не будет маленькой девочкой, запертой в комнате мертвых родителей. Она больше не будет смотреть в маленькое витражное окошко на то, как сильнейших воинов империи ведет за собой ангелица. Это она будет вести всю империю, она станет лучшей императрицей. Вечной императрицей! Если только справится с последней жалкой преградой.

     - У тебя должна быть слабость! - шипела она и изо всех сил тянулась к его глазам.

     - Ее нет в моем теле, - прошептал Самсавеил ей на ухо. И она успела схватить его за волосы, только коснулась лилового нимба, как руки обдало жаром, и кожа слезла с ладоней. Закричав от ужаса, она принялась лупить его по щекам и вискам. Даже попробовала ударить ногой, но промазала.

     Он только наблюдал за ней, смотря прямо в глаза. Думал, расценивал, решал. Наконец, коснулся другой рукой лба Изабель.

     - Я просто дам тебе то, чего была лишена Люцифера, - нашелся он, проведя пальцами ото лба Бель до подбородка, от виска к виску.

     - Крылья? - просияла она. Но это была боль. Чудовищная, словно нахлынувшая за десятилетия сразу. Разрывающая, пожирающая изнутри. Все пульсировало и горело. Не было на теле даже миллиметра, не охваченного диким проклятьем.

     Сперва Бель орала, пока не потеряла голос. Билась в руках шестикрылого ангела, хрипела, дрожала. В конце концов, боль поглотила ее целиком, и она повисла на его руке. С закатанными глазами и льющейся вместе с кровью слюной. Он снова провел пальцами по ее лицу, и боль, как морская волна, отхлынула.

     Самсавеил отпустил ее и даже поддержал за плечо, не дав упасть на ослабевших ногах. Боли не было, но теперь тело ее помнило и боялось. И этот страх передался и Бель. Она с трудом подняла к лицу руки, чувствуя, как они покалывают. Странные ощущение. Изабель пыталась разобраться в них, понимая, что больше Самсавеил ее не тронет.

     До нее дошло, только когда ногти покрылись кристаллами. Пальцы твердели, отказывались повиноваться. Глянула на ноги, но с ними происходило то же самое. Ее пожирали кристаллы, заменяли собой ее плоть. Живьем. И от осознания этого захотелось закричать. И она даже попыталась это сделать, но горло изнутри тоже затвердело, вышел только сип, хотя она всеми силами пыталась орать.

     В голове глухо отозвался удар сердца. Оно с трудом толкало лиловый песок по артериям. Сетка лиловых кристаллов поглотила ее всю. Глаза остекленели. Сердце сжалось в последний раз и застыло кристаллом.

     - Прекрасна, - вздохнул Самсавеил, оглядывая свою работу. - Словно живая, - грустно усмехнулся он, снимая с головы Изабель серебряную диадему. - И почему люди превратились в это? - спросил он, повернувшись к окну. Его слова предназначались добравшейся кошке, но она не стала отвечать.

     Химари пыталась оценить обстановку, спрыгнув на пол. Всюду был лиловый песок. Самсавеил ждал от нее ответа, оглядывая тело Люциферы, навечно закованное в кристалл. В углу, возле зеркал лежало тело императрицы. И кошка подошла к ней.

     - Ты ей не поможешь, - отозвался Самсавеил, бережно вертя в руках диадему. Прекрасная работа, не считая глубокой царапины посередине. - Люцифера добралась до самых глубин своего ада, - начал он, но кошка махнула на него рукой. Он даже не обиделся, лучше нее зная свои ритуалы, сам же учил всех кошек.

     Химари осторожно убрала волосы с лицаЛюции, подняла поровнее. Как же непривычно было видеть ее такой. Не бескрылая, а четырехкрылая, совсем не сильная, совсем не крепкая. Тонкая, хрупкая. Но кошка-то знала, что в ее лазурных глазах сверкает все та же сила и уверенность.

     - Люция, ты слышишь меня? - осторожно спросила она, взрезая веревки когтями. Она бы привела ее в чувство силой Самсавеила, но помнила - только капля магии, и она превратится в такую же статую, и кошка вместе с ней.

     Потрясла за плечи, заставила посмотреть на себя. Она бы ударила ее, но после анальгезии это было слишком опасно. Зрачки Люции дрожали, она только взглянула на Химари и заплакала. Так горько, что сердце Химари сжалось.

     - Когда? Когда же меня отпустит?! - всхлипнула она и взвыла. - Я же сбежала! Все закончилось!

     - Ш-ш-ш, тихо, тихо, - кошка прижала ее голову к груди и погладила по шелковым волосам. - Люция, ты действительно сбежала, - шептала она ей на ухо, прижимая к себе. - Ты нашла Еву, меня, Хайме. Это не сон и не опыты. Это твоя жизнь, - силой оторвала ее руку от левого запястья. Люция расцарапала его в кровь, словно пытаясь найти цифры клейма.

     - Но я умерла, там! - не унималась ангелица, мотая головой. - Ты можешь говорить с моей душой, ты же кошка, - тяжело, рывками, вздохнула.

     - Не выдумывай глупостей, бестолковая ты Люцифера! - Химари закатила глаза. Она бы ущипнула ее, давая понять, что тело реально, но побоялась. Могло ведь выйти хуже, кто знал, что будет с Люцией, почувствуй она боль, куда более сильную, чем царапины на руке. - Давай, вставай! - рыкнула она, с силой потянув крылатую на себя.

     - Ты не врешь мне? - она с трудом встала на ноги, тяжелые крылья перевешивали, а к телу она еще совсем не привыкла. Даже не понимала, чье оно.

     - Я никогда тебе не врала, - тревожно отозвалась кошка, с трудом поддерживая ее. - Держись. Пожалуйста, держись.

42. Лицемеры

     Тот, кто мир преподносит счастливчикам в дар,

     Остальным - за ударом наносит удар.

     Не горюй, если меньше других веселился.

     Будь доволен, что меньше других пострадал.

     Хайме протянул Еве руку, и, видя, что она от ужаса не может даже шелохнуться, сам схватил за запястье.

     - Я с тобой, не бойся, - попытался он ее успокоить. Ему бы кто так сказал, потому что животный страх смерти перебивал собою все ощущения. Тигр, запертый в его душе, как в клетке, жалобно мявкал и дрожал от ужаса.

     - А ты? - всхлипнула Ева, с нечеловеческой силой сжав его ладонь. Губы ее дрожали, а зубы выстукивали так, будто она насмерть замерзала.

     - За меня не волнуйся, я же кот, - и он даже попытался выдавить из себя жалкое подобие улыбки, скулы свело. Но это не подбодрило ни Еву, ни его самого. Тогда он глубоко вздохнул полной грудью, стиснув зубы от боли, и выдохнул, рывками, едва не потеряв сознание. Помнил, как учила Ясинэ - контроль, спокойствие и равнодушие. Сможешь плюнуть смерти в лицо - выживешь.

     Кот прищелкнул пальцами, ограничивая и выгоняя ощущения от силы Самсавеила. Как только запас закончится, на несколько минут ее заменит собственная душа и оставшиеся жизненные силы. Надо только удержать ее. Не дать бы больше, чем у него есть. Не дать бы меньше, чем хватит для кумо. Лиловое пламя окутало его руку, лизнуло ладонь и вытекло на пол. Растворилось, исчезло, ушло. На ладони засеребрились синие кристаллы, отсвечивающие в такт его сердцу. Этого должно было хватить до самого конца лестницы. И кот зацокал языком, подзывая пунцовые тучи, двинулся им навстречу.

     Ева взвизгнула, но руку не отпустила, только захромала следом, глотая слезы от страха. Бормотала под нос, дрожала от страха, но шла. Шаг за шагом, спиной к лестнице, до крови вцепившись в шершавую ладонь кота. Едва не споткнулась о первую ступеньку.

     - Лестница! - громко шепнула она, потянув Хайме на себя. Выглянула из-за него, боясь даже взглянуть на тучи. Ни глаз, ни ртов, ни даже рук или щупалец. Но она всем своим существом ощущала, как они на нее смотрят. Ее даже передернуло, стоило представить, каково приходится Хайме.

     Он поднялся за ней, едва не упал, совсем обессилев. Выделенный лимит кончался, а лестница только началась. И Ева тоже это поняла. Одной рукой растянула паутину, опутала его пальцы и запястье.

     - Возьми мою, ты кошке нужен, - протянула она.

     Глупый паучонок, только годы тренировок позволяют так безалаберно разбрасываться своей душой и жизнью. Кот даже дернул плечом, но почувствовал, как стало легче. Кристаллы покрылись сеткой паутины, а кумо и не заметили подмены. Хайме благодарно повел сломанным хвостом по Евиной ноге.

     Паучонок, хромая, торопливо тянула его за руку все выше и выше. Оставалось только с десяток ступеней, и дверь, ведущая во дворец. Совсем немного, совсем чуть-чуть! Дернув руку кота на себя, Ева чуть не упала. Удержалась только, ухватившись за старое крепление для фонаря. И то оно надломилось, и Ева, повиснув, с ужасом оглядела пройденный путь.

     Часть облаков все еще вились у туши амфисбены, даже шипели, деля остатки ее тела и капельки души. Несколько облаков с особым упорством преследовали кота, вылизывали его руку, собирая последние крохи синих кристаллов. И он старел на глазах, сетка морщин растянулась до плеча.

     Ева шкрябнула ногтями ручку двери за спиной, и та покорно провернулась и распахнулась. Паучонок едва не рухнула в темную пыльную комнату. Успела упасть на колени, все еще держа кота за руку.

     Облегченно вздохнула, как из-под куртки выскользнул осколок обсидианового меча. Звякнул о ступеньку, отскочил, провертелся и покатился по лестнице в самую гущу кумо. Остался на первой ступеньке, переливаясь лиловым светом. Но Ева уже не смотрела на него. Отпихнула кота, нырнула под облака и со всех ног бросилась за драгоценным подарком Люции. Она успеет, она схватит и вернется! Она не позволит забрать ее любимое сокровище. Заберет, вернет, спрячет под сердцем. Самое ценное. Единственное, что останется от Люциферы, когда она умрет. Успеет! Достанет! Заберет!

     Она споткнулась, запутавшись в собственных ногах, и пролетела несколько десятков ступенек на животе. Но успела. Поймала! Схватила! Прижала к груди. Утерла рукавом сломанный нос и разбитые губы. Сглотнула железную кровь. И подняла глаза.

     Над ней нависло кумо. Совсем не милое. Совсем не доброе. Коснулось лица ледяным лиловым дымом, и Ева с ужасом ощутила полное единство с ним. И оно перетягивало на себя ее душу и жизнь. Пожирало, волной страха и ужаса отшвыривая любые попытки сопротивляться.

      

     ***

     Паучонка вырвало из агонии. Хайме схватил ее за шкирку и бегом потащил по лестнице. Перехватил под мышки, едва не упал от накатившей боли, зарычал, заставляя себя терпеть. Каждое движение отзывалось в груди мучительной болью, он готов был поклясться, что чувствует, как крошатся сломанные ребра. Рванул в темную комнату, кинул паучонка в угол и заперся. Под рукой нашарил старый шкаф и обрушил его под дверь. Выдохнул. Осел на четвереньки, беззвучно крича от боли. Успел. Справился. Вытащил. Она живая. Точно живая. Он ведь чувствовал, когда нес ее, что сердце билось. Не мог ошибиться. Не мог ее потерять.

     Услышал тихий всхлип, и позволил себе уткнуться лбом в пыльный пол. Раз плачет, значит, точно живая. А страх и горе пройдут.

     Но она рыдала так горько, так отчаянно. Кричала, заткнув рот ладонью. Скулила, выла раненым зверем и билась лбом о пол. Столько боли и чудовищной безнадежности было в ее скорбном плаче, что Хайме не выдержал.

     - Что-то сломала? Болит? - прохрипел он, с трудом подползая к ней. - Страшно? - тронул ее руку, пытаясь утешить.

     - Нет! - закричала она, отпихивая его ногой. - Я не вижу! - заорала и снова зашлась горьким плачем.

     - Тут темно, - кашлянул кот. Морщась от боли, прищелкнул пальцами, и его руку окутало лиловое пламя. Оно озарило собой крохотную комнатушку, подсобку, заваленную старым хламом. - Так лучше?

     - Лучше?! - взревела Ева, ногтями вцепившись в собственное лицо. Провела ими, расцарапывая кожу до крови. Закричала, хлюпая сломанным носом. - Ничего не изменилось!

     Кот непонимающе поднял на нее глаза. И обомлел. Перед ним сидела паучиха, нос, губы, подбородок - все в алой крови вперемешку с соплями и слюной. Черные бездонные глаза были подернуты лиловой пеленой. Все восемь. Слепая, совсем слепая.

     И до того было больно смотреть на нее, что кот едва сдержал горький вздох. Бедная, бедная Ева. Ее чудовищное горе придало ему сил, он привстал и обнял ее, силой прижимая к себе. Она, рыдая от ужаса, вздрогнула, когда он ее коснулся, но вжалась в него, прильнула к груди.

     - Держись, - только и смог он прошептать. Не знал, представить не мог, как ее утешить. Только гладил по мокрым волосам, целуя в макушку и покачивая в объятьях. Сохранил живой, как обещал, но разве это жизнь?

     - Я теперь не смогу увидеть будущее, - всхлипнула она, обхватывая его за шею.

     И кот даже не нашелся, что ответить. Но она вдруг встрепенулась, вырываясь из объятий. Вытерла рукавом хлюпающий нос, на ощупь расстегнула куртку и спрятала осколок. Несколько раз убедилась, что он не выскользнет. Застегнулась, сглотнула, пытаясь успокоиться. Соединила пальцы и растянула между ними паутинные нити. Кот присел рядом, переводя дух. Стоило накопить немного сил и выйти из душной коморки. Лишь бы никого не встретить. Лишь бы не пришлось сражаться.

     Ева медленно выплетала узор на дрожащем полотне. Закусила губу, не переставая проговаривать шепотом схему - лево на семь часов, право - на пять. Плела, чувствуя паутину лишь пальцами. Терпеливо вырисовывала знакомый узор, пока паутина не задрожала, пульсируя. Оставалось только спросить, только подумать. И Ева попросила показать ей все, что происходило с ней. Знала, что это невозможно, паутина не показывает провидице ее саму, но искренне умоляла хоть на один день снять этот жестокий запрет. Кивнув, подняла паутину к белесым глазам и обхватила повязкой, заплела на затылке. Серебряные нити впитывались в кожу, срастались, соединялись, становясь одним целым. Ева мотнула головой, словно проверяя, крепко ли держится паутина.

     - Я буду спрашивать, а ты отвечай. Только честно, - дрожащим голосом попросила она.

     - Хорошо, - кот кивнул, настороженно глядя паучонку в глаза.

     - Ты сейчас стоишь, держишься за ребра и тянешь ко мне руку, предлагая встать?

     - Нет, - он честно мотнул головой. Пожевал губами. - Но я собирался так сделать.

     - А потом мы выйдем в пустой коридор, - пыталась она подобрать слова увиденным картинам. - И пойдем за кошкой и Люцией.

     - Да, - прохрипел он, с трудом поднимаясь на ноги. Кашлянул, прижав ладонь к ребрам, подал вторую Еве. - А теперь я даю тебе руку. Пойдем?

     Но она поднялась сама - помнила, каким все было. И даже смогла со второго раза взять его за руку, будто видела ее по-настоящему.

     - Пойдем, - покорно кивнула, обнимая его за локоть. Ей с трудом давалось ощущение собственного тела. Как править им, когда видишь на несколько минут вперед, а идти надо сейчас? И она доверилась коту, благодарно погладив его по старой морщинистой ладони.

      

     ***

     Хоорс бежал по парадной лестнице, сбивая ноги. Ему всюду мерещился Самсавеил, казалось, что это шлейф его крыльев громыхает цепями позади. Он все время оборачивался, но шестикрылого хозяина райского сада там не было.

     Он снова услышал крылья, обернулся, и врезался в Лиона. Отпрянул, едва не осев на пол.

     - А я знал, что здесь что-то не так, - Лион сложил руки на груди и презрительно изогнул бровь, смерив Хоорса яростным взглядом.

     - Ты не понимаешь! - в ужасе просипел советник, пытаясь его обойти. Но куда бы он ни кинулся, ястреб уже был там, преграждая ему дорогу.

     - Чего это я не понимаю? Ты предатель и лжец. Какие-то еще новости? - надменно хмыкнул он, склонив голову на бок.

     - Я помог императрице!

     - Ага, этой соплячке, которой ты вешал на уши сладкое вранье? - фыркнул он, шагнув на Хоорса. Тот попятился.

     - Она теперь владеет телом Люциферы! - огрызнулся советник, вжав кулаки. - Она - совершенство!

     Он кинулся наЛиона, но тот отодвинул его на расстояние руки, пользуясь разницей в росте.

     - То-то ты бежишь со всех ног, - усмехнулся, сжав плечо советника.

     - Там Самсавеил! - закричал он, вздрогнув от накатившего ужаса. - Он всех нас убьет. Или Бель убьет его! - Хоорс оттолкнул его руку и попытался снова пройти мимо, но Лион грубо осадил его на пол.

     - Стало быть, теперь Люция владеет телом Изабель, - задумчиво произнес он и глубоко вздохнул. - Что ж тем лучше.

     - А! Я понял! Тебе нужно тело императрицы! Что, завидно стало, да?! - усмехнулся Хоорс, поднимаясь. - Тоже хотел?!

     Но усмешка мгновенно сошла с его лица, превратившись в разбитые зубы и выбитую челюсть. Он только что-то промямлил, упав. Выплюнул несколько зубов и с ужасом поднял глаза на генерала. Лион шагнул на него. Хоорс утер губы и не нашел ничего лучше, кроме как попытаться проползти мимо Лиона. Понял что трусит и попытался взять себя в руки.

     - Вот так убьешь меня? - фыркнул он, отплевываясь кровью. - Клинок меж ребер и все? - с усмешкой кивнул на генеральский меч. - Ага, честный бой, мой генерал! - презрительно прошипел, вставая.

     - Конечно, честный. Меч марать стыдно! - Лион не дал ему подняться, с ноги ударив в лицо. Тут же пяткой добавил по макушке, с толикой восхищения признавая, что методы ведения боя у Люции были даже приятные. Фыркнул, носком ботинка переворачивая Хоорса на живот.

     Стоило генералу только ухватиться за предплечья крыльев, как Хоорс понял, что с ним собираются делать. Попытался сбросить Лиона, но получил только увесистый и раздраженный пинок под ребра.

     - Всегда мечтал так сделать! - торжествующе рыкнул генерал, наклоняясь и перехватывая крылья поближе к лопаткам. - Я ненавижу тебя и твою поганую лживую морду, - процедил он сквозь зубы, проворачивая кости. Раздался треск. Коридор окатило диким криком, наполненным болью и ужасом.

     Оба крыла упали грудами недвижимого мяса и перьев, сломанные у самых лопаток. Повисли на растянувшейся коже. Лион ухватил воющего советника за шиворот парадного камзола и потащил к окну. Распахнул ногой и перекинул Хоорса через подоконник.

     - Алиса! - заорал генерал, выглядывая охотницу в черном.

     - Я здесь, мой генерал! - крикнула она с террасы и махнула ему извитым мечом.

     - Я доверяю предателя империи тебе, - Лион удерживал советника за ногу над площадью. Толпа охала, о чем-то шепталась, и расступалась, оставляя белоснежную площадку под окном.

     - Хоорс? - удивилась Алиса, спрыгивая с янтарного постамента и подбегая под окно. Не подала и виду, но в душе визжала от счастья. - Убить, мой генерал? - крикнул она, опершись на меч.

     - Что пожелаешь, то и делай. Крыльев у него уже нет, - усмехнулся Лион, отпуская ногу Хоорса. Тело его с воплем пролетело несколько этажей и шмякнулось под ноги Алисе, испачкав кровью сапоги. Она брезгливо поморщилась и вытерла их о грязный камзол предателя. Осторожно толкнула носком ботинка, но советник был еще жив. Что-то говорил беззубым ртом, пытался встать, подбирая под себя сломанные ноги, но Алиса прижала его к земле, ткнув острием клинка.

     - Да, мой генерал, - запоздало крикнула, задрав голову. И уже про себя, - Всегда мечтала так сделать, павлин недоделанный, - с усмешкой занесла меч и рубанула по шее. Ей хотелось мучить Хоорса и заставлять его страдать, как тогда он мучил ее. Но она понимала, что у Лиона больше причин для ненависти, и он уже расквитался. Продлевать мучения было бы бессмысленно. Куда важнее было успокоить обезумевшую толпу. - Лион! - крикнула она, желая спросить об императрице, но генерала уже не было в окне.

      

     ***

     Лион стоял, положив руку на гарду меча, с тревогой и удивлением смотрел на мужчину-кота и паучонка. Они тоже с тревогой смотрели на него. Кот сжал рукоять катаны, а девочка спряталась за него и что-то зашептала. Генерал вспомнил слова Алисы и Инпу о девочка-паучихе, которую забрала Люцифера. Быть может, это она и была.

     - Надеюсь, вы не претендуете на Люцию, - осторожно начал он, пытаясь решить, что делать. Кот выглядел неважно, если судить по урывочному дыханию - у него были сломаны ребра. А девочка явно не боец, слишком напугана и потеряна.

     - Мне нужна только моя Химари, - хмыкнул кот, смерив его оценивающим взглядом.

     Муж принцессы кошек. Лион кивнул, убирая руку с оружия.

     - Тогда нам стоит поторопиться, - махнул рукой, предлагая идти за собой. - Я знаю, куда.

     И он повел случайных союзников по пустым коридорам, то и дело останавливаясь, чтобы они успевали.

     Ева покорно топала за Хайме, вцепившись в его руку. Мир, который она видела, непрерывно дрожал и менялся прямо на глазах. Мягкий. Податливый. И оттого она боялась даже дышать, думая, что и это может изменить ход истории. Но сердце билось так остервенело, что воздуха не хватало.

     Лион довел их до кабинета императрицы на самом верху башни. Коридор к нему был полон мертвой стражи. Переглянулся с Хайме и, вытащив клинок, ястреб отворил дверь. Они с котом вошли первыми, а Ева, держась за косяк и стены - последней.

     Хайме направился к своей кошке и, стоило ей броситься ему на шею, взвыл. Она принялась хлопотать возле него и извиняться, усадила возле Самсавеила на клетку. И до чего трогательной была ее неуклюжая забота. Она раздела его до пояса и принялась прощупывать сломанные ребра. Что-то шептала, заглядывая ему в глаза, мурлыкала, когда он благодарно гладил ее по волосам. Лион поклонился императрице и, отведя ее за локоть к окну, попросил уделить ему хоть несколько минут. Он что-то говорил ей, о чем-то спрашивал. И она отвечала, по-дружески кивая его словам. А Сэм смотрел Еве прямо в глаза, укрывшись собственными крыльями.

     Здесь не было только Люциферы.

     Точнее, как раз таки она и была самой важной фигурой в комнате. Стояла кристальной статуей с застывшим воплем на лице. И Ева сразу поняла, чья это работа. Не первый раз за тысячи жизней видела.

     Ева с силой сжала черные маленькие кулаки.

     - Лицемеры! - заорала она, смерив всех ненавидящим взглядом. Все уже давно обернулись, но умом она понимала, что произошло это только сейчас. - Какие же вы твари! - зарычала, стиснув зубы. - Обнимаетесь, воркуете, когда та, кому вы жизнью обязаны, стоит бездыханная! Я верила, - зашипела она на Сэма, презрительно скривив губы, - что ты человечнее и мудрее всех нас. Но это ты убил ее. Ты! - закричала она, ударив по стене. Рука отозвалась тяжелой болью, но Ева не заметила этого. - Лицемеры! Чудовища! Как вы могли ее бросить?! - билась она в истерике. Ее душила ненависть и злоба. Она ничего не понимала, и обида ранила сильнее потерянных глаз. Она верила им, считала друзьями, семьей. А всем им было наплевать на ее драгоценную фурию. Они лгали с самого начала.

     Паучонку на плечи легли руки и крепко прижали к себе. Ева только глянула на них - не кошкины, и с силой расцарапала, вырываясь. Обернулась, готовая кинуться выцарапывать глаза, но перед ней стояла императрица. Красивая, изящная, с точеными чертами лица, белоснежными крыльями. Даже алое бархатное платье смотрелось на ней спокойным и благородным. Она едва заметно улыбнулась, поднимая исцарапанные руки к лицу. И только выдавила из себя:

     - Как же больно быть человеком.

     И Ева услышала в этом бархатном голосе родные нотки. Слишком родные. Не веря, глянула ей в глаза, все еще с трудом воспринимая новый мир. Новую Люцию.

     - Ты Люцифера, - всхлипнула она, виновато опустив голову. Опять. Снова не разобралась и накричала на всех. Как же было стыдно. Как обидно и горько.

     - Я рада, что ты жива, моя таракань.

     Ева снова вздрогнула. Нет, она что-то напутала, она видит не ту реальность. Но под пальцами было бархатное платье, шнурки кожаного корсета на тонкой талии. Под щекой билось сердце Люции. И паучонок вдруг поняла, что это не последний день ее любимой фурии. Она будет жить, она будет с ней. Всегда.

     - Ты хотела руки, способные изменить Лепрозорий. И ты их получила, - зашептала она, прижавшись к Люции всем телом. Родная. Теплая. Любимая.

     - Но они так болят, - прошептала в ответ императрица, обнимая паучонка.

43. Все, что выпало, надо успеть проиграть

     'Нетленная любовь!..' - вне сердца?! Где ж она?

     'Горящий дух!..' - где плоть, что им обожжена?

     'Раб Божий!..' - нет, мой друг, мы все рабы рассудка.

     Красивым словесам на деле грош цена.

     Бездушный зимний ветер залетал в распахнутые окна и гулял по коридорам, напевая заунывные песни. Раун кутался в плащ и медленно брел на встречу с императрицей. Она вызвала его из госпиталя, но ничего не уточнила. Обязан прийти. И все. Назначила день, час, но даже причины не указала.

     У ворот церемониального зала стояли охотницы, Раун было протянул им приглашение, но они отмахнулись - о его визите предупреждены, и разрешили пройти внутрь.

     - Ваше Императорское Величество, позвольте войти? - окликнул он, просовывая голову в помещение.

     - Да, заходи!

     Трон был пуст. Всюду сновали ангелы и охотницы, переносили бумаги и снимали со стен кошачьи шкуры. Раун не сразу заметил императрицу.

     Она стояла у одной из колонн и обсуждала с рабочим кошачью фреску, что вырисовывалась при отколупывании верхнего слоя побелки и красок. Но вместе с тем это была не императрица. Не та императрица.

     В первую очередь бросалось в глаза отсутствие платья и корсета из кошачьей шкуры. Четырехкрылая была в каштановых штанах и сапогах; белой рубашке, прихваченной высоким поясом на талии и стальными наручами. Длинные светлые волосы были туго затянуты в хвост. Императорскую особу в ней выдавала лишь диадема, легко обнимающая лоб и крылья.

      - Раун, подпишешь? - Изабель мягкой кошачьей походкой подошла к ворону и, ухватив за локоть, повела за собой туда, где народу было поменьше.

     - Что это? - он осторожно принял из ее рук бумаги, пробежался глазами по диагонали, но ничего не понял.

     - Назначение на должность моего советника, - спокойно отозвалась она.

     - Подпишу, но я ведь секретарь, какой вес имеет моя подпись? - непонимающе отозвался ворон и поднял глаза на императрицу. - Ваше Величество, - торопливо добавил и покорно опустил глаза.

     - Ты не понял. Я хочу, чтобы моим советником был ты. Мне порекомендовали тебя как человека, верного одной лишь империи, - она улыбнулась. Усмехнулась даже. Незнакомый огонек блеснул в ее глазах. В голове ворона отчего-то вспыхнули слова умершей Люциферы - 'кто победил, тот и добро'.

     - Я... - Раун тряхнул головой, отгоняя призраки прошлого. - Я не ожидал признания моих талантов, Ваше Величество, - поклонился он Изабель в пояс. - Я не подведу.

     - Я рада, Раун, - кивнула она и, развернувшись, двинулась к выходу. - Заканчивайте без меня, - кивнула одной из охотниц и практически выскочила в коридор, как ворон бросился следом.

     - Простите! Могу я задать вам вопрос? - окликнул он ее, ускоряя шаг.

     Она обернулась, махнула рукой, предлагая ему догонять, и пошла чуть медленнее.

     - Вы - Люцифера? - каркнул он раньше, чем успел понять, какой вопрос его волновал. И в то же мгновение побледнел от ужаса.

     Она остановилась, смерила его задумчивым взглядом и даже фыркнула.

     - Как ты себе это представляешь, Раун? Это невозможно. В мире нет силы, способной менять души людей. Не говори глупостей, иначе я решу, что рекомендация была ошибочной, - с лукавым прищуром ответила она и, кивнув на бумаги, продолжила. - Завтра принеси в мой кабинет с подписью. Тогда и начнем все сначала.

     Она ушла, а он остался стоять в пустом коридоре. Хотел было сказать ей, что ничего не понимает, но отложил все мысли на потом. Сейчас в его голове была одна лишь каша. И, пожалуй, счастье. Он наконец-то будет полезен. Будет нужен.

     ***

     По коридору прокатилась тележка, груженая клетками. Алиса проводила ее взглядом и осторожно вышла из тени колонны. Кажется, это был последний ангел. А значит, сейчас в мастерской императрицы осталась лишь Изабель.

     Алиса крепко стиснула рукоять извитого кинжала и крадучись направилась к дверям. Сердце отчего-то колотилось так бешено, так неистово, так болезненно.

     Императрица стояла в полупустой комнате и задумчиво разглядывала статую Люциферы. Изучала, словно незнакомку. Трепетно водила пальцами по острым чертам лица хищной гарпии. Будто боялась, что от прикосновений та рассыплется в пыль. Раскрыла и снова сложила четыре огромных крыла, потянула спину, болезненно скривив губы. Без привычного корсета ей было явно неудобно, и она потуже затянула широкий ремень на талии.

     Что-то в ее виде здорово настораживало генерала. Она медленно обогнула статую и императрицу вдоль стены. Мазнула языком по губам, пробуя воздух на вкус. Запахи облепили всю глотку. Знакомый терпкий, словно красный перец с паприкой - любимые специи Лиона. Оттого ли он их любил, что они напоминали ему о Люции? Горький-горький запах ввинчивался в голову, напоминая о той, что теперь стала кристальной статуей.

     Люцифера всегда была на стороне крошки Бель, может, не стоило перечить ее убеждениям? Генерал осторожно погладила рукоять клинка. Или стоило?

     Алиса прошла к зеркалам и повернулась к ним лицом. Невольно скривилась -за последние полгода из нее будто выпили несколько бокалов жизни. И все было абсолютно зря. Лиону хорошо - он уйдет, он, наконец, обретет свободу. А что делать ей? Что? Служить, как преданная собачка девушке, которая никогда это не оценит. Странно, что она не приказала убить ее в отместку за Хоорса.

     Отражение смотрело на свою хозяйку тоскливо и болезненно. Янтарные глаза потухли. Все, совершенно все оказалось бессмысленным. И само тело не могло смириться ни с чем.

     Ну как 'не могло' - только это и оставалось. Смириться. Со всем смириться. И с потерей Люции. И с уходом Лиона. И с этой ношей и чертовыми гирями, что он повесил ей на шею. Как будто знал, что она не сможет ему отказать. Он заклинал ее именем Люциферы - каков хитрец. А теперь в ее руках были три практически полностью уничтоженных округа, тысячи смертей, сотни бунтов. И оставалось только одно - смириться со всеми потерями, как когда-то она смирилась с отсутствием крыльев.

     - Четыре крыла на двоих, - голос Изабель звучал как-то неестественно. Непривычно.

     Тонкие нежные руки требовательно скользнули по ребрам. Острый подбородок больно уперся в плечо.

     Алиса подняла глаза на отражение. Рука с клинком задрожала.

     Императрица стояла позади нее, широко раскрыв белоснежные крылья. И впрямь казалось, что перед зеркалом - два ангела.

     Алиса не понимала. Не понимала совершенно ничего. Трусливо облизнула губы. И сердце поняло все первым. Этот запах. С детства знакомый терпкий запах исходил от императрицы. И этого просто не могло быть.

     Руки Изабель сложились перед грудью Алисы в символ птицы. Ладонь на ладонь, большие пальцы вместе, остальные - словно перья. Как у статуи на кладбище.

     - Ты - Люцифера? - тихо прошептала Алиса, заглядывая в небесно-голубые глаза императрицы, отраженные в зеркале.

     - Тсс, никому ни слова. А то одной болтливой ящерице я прищемлю хвост!

     ***

     - Я не помешаю? - императрица отворила дверь в покои ястреба и осторожно вошла.

     - Нет, я уже почти закончил, - Лион укладывал на кровати вещи в дорожный мешок и только полуобернулся, чтобы поприветствовать гостью.

     Она мягкой поступью, позаимствованной у принцессы кошек, подошла к шкафу и безынтересно в него заглянула.

     - Смотрю, ты все вещи собрал, - протянула она.

     - Оружие отдал в мастерские еще до назначения Алисы, одежда моя ей точно не по фигуре. А все остальное - так, мелочи, месяц продержусь, там буду смотреть по ситуации, - Лион свернул запасную рубашку и аккуратно сложил в походный мешок.

     Императрица понимающе кивнула.

     - Я хотел поговорить с тобой.

     - Да? - она бегло осмотрела сложенные на кровати вещи и личное оружие - ножи, пегасий хлыст.

     - Надеюсь, ты оставишь Алису на посту генерала, - Лион полуобернулся к императрице, та отрешенно кивнула в ответ, и он продолжил. - Скажи ей, кто ты есть на самом деле. За своей Люциферой она готова идти куда угодно. Ради тебя она пожертвует всем. Для тебя и твоей империи - она лучший генерал, которого можно вообразить.

     - Алиса знает, - Люция искоса глянула на ястреба и даже улыбнулась уголком губ.

     Лион удовлетворенно выдохнул. Ну хотя бы мечта ящерицы станет реальностью. Как и стремления его секретаря, Рауна. Ворон всю жизнь стремился быть полезным для империи. Человек на троне для него значит мало, и тем лучше - он сможет здраво мыслить, не цепляясь за собственные слабости. Было отличным решением посоветовать именно его Люцифере.

     Императрица медленно подошла к распахнутой двери в уборную и положила руку на ручку.

     - Стой-стой! - запоздало окликнул ее Лион, но не успел.

     Дверь медленно закрылась, тряхнув криво повешенными крыльями Люциферы.

     - Что это? - голос императрицы дрогнул, она осторожно, будто боясь спугнуть непрошенное видение, провела рукой по бело-бурым перьям, набравшимся пыли и влаги коридоров.

     Лион молчал, бережно укладывая вещи. Руки должны были быть хоть чем-то заняты.

     - Ты хранил их? - тихо прошептала она, сжимая в кулаке маховые перья. - Зачем? Лион? - она обернулась и вопрошающе посмотрела на ястреба.

     - Ты не хочешь знать! - процедил он сквозь зубы и отвернулся. Чувствовал себя пристыженным ребенком.

     - Я хочу знать, почему, когда я отрубаю крылья, их приносят тебе, а ты хранишь их, как зеницу ока, - она с прищуром глянула на него. - Я хочу знать, почему меня оставили в живых, когда убить можно было очень и очень легко. Я хочу знать.

     - Люцифера, ты не хочешь.

     - Ты мне друг или кто?! Я спросила - я хочу узнать. Я - твоя императрица! Ты обязан ответить, и таков мой приказ.

     Он с трудом взял себя в руки. Она как всегда слишком настырна. И вряд ли даже понимает, что творит.

     - ... или кто.

     Люция непонимающе нахмурилась и подошла ближе.

     - Ты спросила, друг я тебе или кто. Я - 'или кто'.

     ***

     Кирана молча стояла посреди генеральского кабинета и смотрела в окно. В бирюзовом весеннем небе учился летать будущий император - четырехкрылый мальчишка Нойко. Нелепо хлопал большими крыльями и отчаянно верещал. Охотница от скуки считала, сколько раз он терял равновесие и камнем падал вниз, а следом за ним ныряла Изабель. Подхватывала, поднимала еще выше, и все повторялось. За время, что Кирана наблюдала, счет перевалил за пятый десяток.

     Алиса тем временем что-то писала, царапая бумагу пером.

     - Ты прочла? - наконец, не выдержала она и постучала ногтем по документу на краю стола.

     Кирана вздрогнула и перевела взгляд набумаги.

     - Я знаю, что там, - тоскливо ответила она и откашлялась. - Вы назначаете меня на должность главы Охотниц. Слухи быстро разлетаются, - и пожала плечами.

     - А ты прочти внимательнее. Иначе какой ты командир, раз веришь одним лишь слухам, - с усмешкой глянула на охотницу Алиса.

     - Да, мой генерал, - выдохнула Кирана и взяла бумаги. Честно прочитала, но ничего нового не нашла. Такой документ она уже подписывала после отставки Лиона.

     - Третий пункт, - генерал махнула пером, призывая прочесть еще внимательнее.

     И Охотница покорно прочла. Дважды.

     - Этого пункта ведь не было раньше, - осенило ее и она удивленно подняла на Алису глаза.

     - Теперь есть. Или не устраивает? - лукавый прищур ящерицы означал, что она довольна своей работой.

     - Еще как устраивает, - искренне улыбнулась Кирана. - Теперь я подчиняюсь только императорской семье. Как когда-то самые первые охотницы-кошки.

     - Мир? - Алиса встала из своего черного кресла и протянула главе охотниц руку. - Я больше не имею над тобой власти. И надеюсь на твое содействие.

     - Мир, - Кирана мигом подписала документ и пожала генералу руку. - Можете на меня рассчитывать.

     ***

     Морские волны шумно лизали ступени, ведущие в храм. Небо баюкало заходящее солнце, тянущее рыжие лучи к кошачьему храму. А кошка выглядывала из-за спины кота и любовалась миром. Лодыжка противно ныла, но в объятьях Хайме было совершенно спокойно и так легко. Как раньше. Как всегда.

     - Ты что, плачешь? - окликнул он ее и дернул плечом, пытаясь разглядеть лицо. - Старые кошки не плачут.

     - Я и не плачу, - мурлыкнула она, зарываясь носом в ворот кимоно. Терпкий запах горького шоколада успокаивал, как ничто на свете. - Но очень боюсь.

     - Чего же ты боишься, глупая кошка?

     - Прошло двадцать лет, вдруг они ушли из этого храма? Вдруг их там больше нет?

     - Вдруг ты напрасно покупала марципан для Торы? - рассмеялся Хайме и подхватил кошку поудобнее.

     - Я так виновата перед ними, - кошка потрясла свертком с подарками для сыновей и дочери.

     - А я - перед тобой. Но ведь ты простила меня, - он неуклюже чмокнул Химари в висок. - Да и какое это имеет значение? Простят, не простят, главное, что они снова будут с тобой. Живые, здоровые. Разве я не прав?

     - Прав, - пробурчала она ему в плечо. - Но я все равно боюсь.

     - Уже почти пришли. Прекращай давай трястись, как кошка на морозе, и выбрось из головы всю эту ерунду, - почти огрызнулся он, поднимаясь на последнюю ступеньку.

     Кошка не успела ответить совершенно ничего, как до ее ушей долетело нестройное:

     - Мам?!

Эпилог

     Смотри же! В суть входить ты не устал пока,

     Среди добра и зла ты не застрял пока,

     Ты - путник, ты - и путь, ты - и привал; иди же,

     Путь от себя к себе не потерял пока.

     Ева остановила пегаса у самой кромки скалы и опустила поводья. Внутри нее все трепетало, сердце билось в счастливом ожидании. Позади был целый Лепрозорий - империя, полная удивительных существ, изумительных воспоминаний. А впереди открывался лазурный океан и небо, впитавшее бирюзу. Мир ждал ее, раскрыв объятья. Манил, звал, предлагал окунуться в него, отдаться ему, позволить провести себя по его тайнам и секретам. Паучиха жадно вдохнула соленый воздух и зажмурилась, подставив лицо солнцу.

     Рядом с пегасом приземлился Самсавеил. В белой парадной форме, сшитой из плотного полотна паутины, он казался излишне нарядным. Протянул Еве руку, и она крепко сжала его ладонь в своей.

     - Четыре года прошло, - улыбнулся он, укрыв паучиху от солнца крыльями. - Ты действительно думаешь, что готова улететь со мной? Я могу подождать еще. Столько, сколько ты пожелаешь, радость моя.

     - Я готова, - вздохнула она.

     - И не жалеешь? Может, ты никогда и не вернешься сюда. Ты готова к этому? - с тревогой переспросил он, заглянув ей в глаза. Она глянула в ответ, ласково улыбнулась и кивнула.

     - Я со всеми попрощалась.

     - И они не пытались тебя остановить? - усмехнулся Сэм, потрепав пегаса по белоснежной гриве.

     - Нет. Пожелали удачи и очень просили вернуться, - Ева прищурилась, пожевала губами, пытаясь вспомнить каждое сказанное ей на прощанье слово. Она не ожидала, что получит столько любви от старых друзей.

     - Ты взяла у кошки то, что я просил? - осторожно прервал ее думы Сэм.

     - Да, - закивала она, наклоняясь к седельным сумкам.

     - Тогда о чем ты так грустишь, раз они сказали тебе добрые слова в дорогу? О чем ты так тоскуешь, радость моя? - тихо спросил он, наблюдая за паучихой.

     - Я не тоскую, - отозвалась она, вытаскивая два яблока - для себя и него. - Я просто думаю о том, что на самом деле они мне дали. О том, чему научил меня Лепрозорий.

     - И о чем именно твои мысли? - фыркнул ангел, забирая свое яблоко.

     - О том, как рожденная ползать может летать, - усмехнулась она, ерзая в седле. - О том, что потерявшая все может обрести свободу и счастье. О том, что падший ангел может изменить тысячи жизней. Я думаю о том, что всем нам нужна была Люцифера. Все мы должны были понять, что можем быть счастливыми, какими бы мы не были на самом деле.

     Ева улыбнулась и надкусила яблоко до косточек. И они замерцали лиловыми семенами. Паучиха укусила еще, упиваясь соком. Яблоки из кошкиного сада были самыми вкусными, их нельзя было описать - не сладкие, не горькие, не кислые, но и не пресные. Они были совсем другие, но даже от крохотного кусочка мысли становились такими ясными, внутри разгорался теплый и нежный огонь.

     - Нам пора, - Самсавеил надкусил свое яблоко и усмехнулся.

     Ева кивнула, подтянув одной рукой поводья. Глянула напоследок на империю - остров Лепрозория в синем океане.

     - Даже если этот мир так ужасен, каким ты его видишь. Даже если он - цирк Бога, я все равно люблю его. Я благодарна ему за то, что он приютил мою душу и дал мне прожить тысячи жизней, - тепло прошептала она, словно это место могло ее слышать.

     - Но он уродлив.

     - А я не видела этого уродства. Люцифера не видела, и научила этому нас, - Ева пожала плечами. - Я все равно ее не понимаю, но ей я благодарна больше всего. Она - твое чудовище, падший ангел, проклятие, но этому Лепрозорию нужна именно такая. Она столько всего изменила.

     - Ты ошибаешься. Ее единственной ролью было - вернуть тебя мне. Все остальное лишь совпало. Все совпало, совершенно все, - ворчливо отозвался Сэм, подходя к краю скалы. - Извини, я не могу любить это место так же, как ты. Я не могу любить твоих друзей, твоих близких. И не могу донести до тебя, почему не должна их любить и ты.

     - Но я люблю, - сладко протянула она, щурясь от томительной неги, баюкающей ее каждый миг рядом с шестикрылым.

     - Радость моя, раскрой глаза. Очнись, проснись, встрепенись ото сна, - он осторожно тронул ее за плечо и, не сдержавшись, обнял. - Это иллюзия, радость моя. Все-все уничтожено, радость моя. Они - не те, кем ты их считаешь. Радость моя? - он отстранился, осторожно поднял ее лицо за подбородок, заглядывая в глаза. Он вернул ей зрение, но этого было мало. Она все никак не видела то, что он пытался ей показать.

     - Они подарили мне тебя, они спасли меня, вырастили. Они заботились и лелеяли, - Ева улыбнулась и понежилась щекой о руку ангела.

     - Взгляни в лицо реальности, радость моя. Они подарили тебя мне, заплатив за это немыслимую цену. Они все уничтожили. Они уничтожили сами себя. Они - чудовища. Вспомни все, что тебя так пугало - смерти невинных людей, разрушенные города, траур и бесконечную нестерпимую боль, впитавшуюся кровью в саму землю. Ева! Радость моя! Неужели ты не слышишь? Неужели ты не понимаешь моих слов?

     Она подалась вперед и осторожно, трусливой зверюшкой коснулась лбом его губ. Люби меня.

     - Но ты - самое ужасное чудовище из них всех. И я люблю тебя, а значит, люблю и их. Не могу не любить, - ее серьезный голос холодом сполз по его спине.

     - Нас больше некому любить, кроме тебя, - прошептал он, бережно целуя ее и усаживая обратно в седло.

     - За это ты любишь меня, - вдруг звонко рассмеялась Ева в ответ и хлопнула пегаса по холке. И тот послушно сделал несколько шагов и поднялся в небо. - А Люция, случайности, о которых ты говоришь... По мне, так чушь. Ты просто завидуешь Люцифере за то, каким она увидела мир, каким она ощутила его и приняла.

     - Нет, не завидую, - усмехнулся Сэм, щурясь на солнце. - А ты?

     - А я завидую, - паучиха укусила сочное лиловое яблоко и ссыпала осколки-косточки в карман.

     Ответа она не услышала, серафим поднялся слишком высоко, и ветер сорвал все его слова и унес в океан.

     - Стой! Не лети так быстро! - крикнула она, подгоняя пегаса. А Сэм хохотал, кружась над ней. Ему так хотелось, чтобы вся его боль обратилась этим смехом и исчезла.

     Ева летела к нему, с восторгом смотря под ноги. Крылатая тень плыла за ней по синему-синему океану, а счастье переполняло до краев.

     - Спасибо, - прошептала она, помахав на прощанье лепрозорию. - Спасибо.

---

Комментарии: 2, последний от 19/04/2017. © Copyright Вайя Ариса (arisa.vayya@gmail.ru) Размещен: 06/06/2016, изменен: 26/05/2017. 1108k. Статистика. Роман: Приключения, Фэнтези

Оценка: 4.86*4  Ваша оценка: не читать очень плохо плохо посредственно терпимо не читал нормально хорошая книга отличная книга великолепно шедевр

---

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"