Nirvana
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
Аннотация: Вымышленная жизнь Курта Кобейна,написанная по песням группы "Нирвана".
|
NIRVANA
BLEW
В начале, как обычно, темнота.
(Ведь всё начинается с темноты)
((всё плохое?))
Становятся слышны металлические щелчки. Один, второй, третий - раз. Потом, громкое металлическое лязганье. Мы видим отяжелевшего избыточным весом мужчину Мигуэля Санчеса, у него смуглая кожа, чёрные вьющиеся волосы (на вид нечистые), вся одежда человека неопрятна. Именно он, этот латинос, зарядил помповое ружьё и передёрнул затвор - досылая патрон в патронник. Убийца встал и вышел в коридор.
Убийца идёт... идёт... идёт...
Идёт, движется - всё более пробуждаясь ещё одно рядовое утро. Утро большой семьи. Довольно просторная столовая (квартиры, дома для небогатых - многоквартирного, многоэтажного). Очень полная женщина средних лет (мексиканка) кормит своих детей завтраком. Запахи - кофе, подсушенного хлеба; более древние запахи еды, что готовилась здесь многие прошедшие годы. С одной стороны в столовой вроде бы чисто убрано, но с другой стороны чувствуется какое-то неясное запустение, неощутимый невидимый упадок.
Дети довольно веселы, болтают, иногда хихикают. Их четверо - одна старшая девочка и трое мальчишек: одиннадцати, двенадцати и мальчик лет десяти. Он услышал странную музыку взрыва однажды и вообще, от чего-то, он белокож и светловолос в отличии от других братьев и сестры, что смуглы и черноволосы, что вылитые потомки испанских завоевателей и мексиканских индейцев. Он улыбается улыбкой своих родственников, своего и их детства - он ребёнок такой же как они, маленький, но яркий фонтанчик жизни.
- мертвенный свет -
У утра вдруг изменился цвет. На бледный. Дети не заметили и не почувствовали этого, и мать тоже. Гренки пригорели. Сок весь выпит. Бутерброды съедены. С гренками кофе, некрепкий и с молоком - для детей.
- Кнут, ну-ка, передай мне тарелку! - старшая сестра сказала.
Белый мальчик повинуется, он послушный, поднимает и передаёт через стол большое металлическое блюдо с гренками.
- Ты прелесть, - улыбается младшему брату сестра.
Когда убийца шёл дальше по коридору, перед ним плясали демоны. Они были тёмными. Убийца не обратил на них внимания. И не знал, что им овладела страшная мелодия - ритм - пляски демонов, не знал что движется Тёмным...
Кровные братья. Три родных брата захотели писать. У них всегда так случалось после завтрака; они начинали стремиться в туалет одновременно - пихаясь, иногда доходило до драки, младший частенько ухитрялся обмануть старших братьев и опередить их - он или раньше просился выйти из-за стола, или напоминал матери и сестре о каких-нибудь делах, порученных старшим братьям, или о чём-то ещё со вчерашнего дня недоделанного ими. Сестра Сильвия давно заметила это и подыгрывала младшему брату. Подмигнув ему, начинала заговаривать Санчесу и Семюэлю зубы, а заодно и матери. Тем временем Кнут пулей вылетал из-за стола и только его и видели, братья опять оставались с носом.
На этот раз Кнут уже засобирался, передавая сестре блюдо, стал подниматься, сказал спасибо маме...
..И тут убийца выстрелил в женщину. Сильвия безумным криком обращалась к матери, которая упала в Кровь. Потом упал, нелепо до того замерший с тарелкой в руках Кнут...
Убийца ревел голосами демонов. Его ружьё ревело, рвало огнём плоть... Плоть воздуха верещала, умирали от огня микробы и атомы сгорали.
- все были убиты -
И вся картина утра была помножена на кровь, на ноль. Голоса демонов разорвали голову убийцы на части тем же огнём из ружья. Убийца до-Красил - завершил красную картину утра собственной кровью.
- одна кровь -
Час спустя. Многие голоса. Тихие причитания. Старая соседка семейства Санчес очень любила этих детей - они были неплохие и кипучие детством. Причитала. Особенно ей нравился мальчик Санчес Санчес, тот напоминал ей её младшего сына в детстве. (Ей не позволили увидеть тела убитых. Конечно же правильно поступили, зрелище тяжёлое). ((Да и не положено.))
Следователи обсуждали детали происшествия с экспертами. Медики появились поздно, но всё же успели заметить признаки жизни, что проявлял один из сыновей семейства Санчес. Странные они были, то бишь медики - очень уж медлительны. Трое. Двое мужчин и женщина, причём один мужчина вдруг вспомнил шутку, подходящую к теме произошедшего, и стал рассказывать напарнику; напарник юмора не понял, зато женщина-медик громко рассмеялась. Она стала слушать сердце белого мальчика стетоскопом, через свои медицинские уши.
- Жив... А что, он не родной их сын?
Один из детективов копался в документах:
- Родной. Кнут Санчес - по бумагам отец - Мигуэль Санчес, мать - Росита Санчес.
- Жив... - медик продолжала медленно слушать ушами и наушниками.
- Жив. В больницу!
Вы всё закончили, ребята, с неживыми?
- Всё.
- Тогда мы всех забираем.
- Ага.
2
Мёртвых везли вместе с живым - на одной машине - не церемонясь. На счастье выживший мальчик был вне сознания и не мог увидеть своих мёртвых родственников.
А в это время...
В квартире семьи Санчес следователи изучали улики, коих было не много: помповое ружьё, полбутылки виски и металлический поднос для хлеба, изрешечённый дробью (большая часть дробин, причем, застряла в металле подноса). Вот в общем-то и все подробности. Отец семейства не терял работы (на которой числился на хорошем счету), был в меру религиозен, ни в каких радикальных партиях не состоял. С одной стороны дело было ясным - вполне понятно было, что произошло. Но с другой стороны - было непонятно, почему это произошло.
Кнут Санчес придя в себя в реанимации, был издёрган полицейскими детективами, вопросами о своём отце. Но ничего вразумительного не показал - мальчику было только десять лет.
И Кнут Санчес был отправлен в приют после поправки здоровья (причём оплаченной страховкой его мёртвого отца).
FLOYD THE BARBER
Лёжа в кровати (постелью это сложно было назвать, крайне неудобная мебель - скорее даже меньшее - место для сна). Итак, во сне он видел кошмары, просыпался с криками от того, как выглядел его отец в его снах - он выглядел как демон, ружьё его - огненная пасть; и этот поднос, что был в руках мальчика - единственная защита от всего этого. Он вскакивал и кричал.
Другие мальчики из его комнаты, обещали его побить, если он не перестанет. Он не переставал. Тогда кто-то из них нажаловался на него Парикмахеру Флойду. Парикмахер Флойд - было прозвище очень крупного и полного мальчика, на год-другой старше тех, кто проживал с Кнутом в одной комнате. И заслужил он это прозвище из-за одного своего пагубного пристрастия - он любил издеваться над сверстниками и теми кто был младше, своеобразным манером.
Флойд приказал посадить Кнута на стул и держать. (Всё это происходило в предобеденный час - когда в коридорах приюта не встретишь учителей). Ребята из комнаты Кнута с усердием выполнили распоряжение. Из за поясного ремня Парикмахер Флойд достал ржавое бритвенное лезвие и стал водить им по щекам Кнута - царапая их и оставляя порезы.
- Не вздумай вопить - хуже будет! - предупредили Кнута. - А то я слышал по ночам ты мастак покричать, другие ребята с усердием закивали в знак полного согласия и заулыбались по подхалимски. - Итак, - продолжал Флойд, - Многого мы не добились, потому перейдём к стрижке.
Из голенища ботинка он достал небольшие ножницы. Стал кромсать светлые локоны Кнута. Ножницы тупые. Заминают, только пучки волос - выдёргивая и выкрамсывая. Кнут корчился от боли. Ему заткнули рот, так как ясно было, что он не сдержится и закричит. Флойд Парикмахер приговаривал:
- Стрижка только начата - мы сделаем из этой девчонки настоящего мужика - бритого и в шрамах! - и загоготал и смеялся долго, не мог остановиться.
Однокомнатники Кнута смотрели на Флойда с ужасом. Флойда боялись и никто не жаловался, потому ещё, что он был на хорошем счету у наставников, докладывал о промахах и прегрешениях других ребят. И ему всё сходило с рук.
- И попробуй об этом рассказать, - прошипел Флойд, припечатав исцарапанное лицо Кнута своим пузом, видимо для большего веса своих слов.
С того дня жизнь Кнута пошла по сильному наклону к худшему. Он не спал несколько ночей, чтобы контролируя себя не кричать во сне. Чем-то на душе его стало даже легче, он не видел кошмарных снов. Но наяву происходило что-то вроде. Его унижали, шпыняли - но не били, разве что подзатыльники, чтобы не было видно синяков - так подучил остальных ребят Флойд; что нашёл забаву в том, чтобы распускать о Кнуте унизительные слухи, всячески изводя его.
Кнут был подавлен морально и физически, он ощущал слабость в теле, и слабость сопротивляться издёвкам окружающих. Никак ещё не оправился от чудовищного события, произошедшего с его семьёй - был подавлен также и по этой причине.
Он размышлял ночами:
- Я...
Свет зеркала
по ту
стекла сторону
пугает
Я
один
мне некому помочь
...я не могу обратиться к учителям, они не доверяют мне, чуть ли не обвиняют в произошедшем с моей семьёй...
волосы болят
как косы, что верёвки
тянущие на дно
нужно на дно
на дно реки
утечь На - тёмная вода - от всего этого
Мне ненавистны одноклассники, боящиеся за свои душонки слабаки. Ах, если бы у меня был друг - такой, как я мальчик - мы многое бы смогли... Но нет его...
только тяжёлый воздух
что давит
только мучительный вдох
вдохи
муки
нужно утечь...
Слова утекали из его головы потоком в никуда, не с кем было поделиться мыслями - его бы только высмеяли, его бы только измучили.
Он Решил Бежать
Бежать в марево Красное Неизвестного.
Бежать До - конца.
SOMETHING IN THE WAY
Он выбрал день. Он выбрал час. Он долго готовился - обдумывал; собирал, скрытно, вещи. И к назначенному дню, уже за пределами приюта, его ждала сумка с шерстяным одеялом (украденным из прачечной), и одеждой, что мог собрать (так же украсть или вынести часть своих вещей, что выдавались приютом). День он выбрал самый обычный. Рядовой день, когда не бывает проверок городскими чиновниками - когда весь приют стоит на ушах, причём на очень чистых; и день, в который нет смотров ребячьей самодеятельности или спортивных соревнований, в которых добровольно участвуют все.
Он выбрал для бегства предобеденный час, когда дети расслабленно бродят по всему комплексу приюта, или валяются на кроватях, если устали после уроков - в ожидании кормёжки.
- час пробил -
Кнут не торопясь вышел из корпуса, постоял рядом с одной компанией болтающих мальчишек, потом с другой - всё ближе и ближе к своей цели. Потом приблизился к забору, осмотрелся по сторонам - не привлёк ли внимание чьё-нибудь; и в несколько секунд перемахнул через забор и прыгнул в ближайшие кусты и засел там, ожидая когда все разойдутся на обед.
Через некоторое время двор стал пустеть. Потом оказалось совсем пусто. Кнут, озираясь, выбрался из кустов и побрёл найти сумку. Нашёл, и также оглядываясь, выбрался на дорогу за комплексом приюта. И уже не оглядываясь, уверенной походкой - чтобы показать, что он ничего не преступил, углубился во дворы близлежащего квартала домов.
Эта часть города была ему мало известной - так как до определённых событий он жил в другой его части. Потому он брёл наугад, стараясь сильнее удалиться от места, откуда сбежал. Брёл, брёл Кнут. И набрёл на реку - русло её протянулось в обе стороны - правую и левую, он двинулся налево, вниз течения. Река была узка, но довольно чиста по городским меркам. На удалении из места, что не нравилось ему, план Кнута заканчивался - он исполнил вымечтанное. И что делать теперь он не знал. И потому брёл и брёл вдоль реки. А увидев мост, Кнут спустился к самой воде и забрался под него. Мост был невелик - так как и река невелика - из бетона, пешеходный мост. Там где мост брал своё начало - становясь уже нависшим над землёй и водой (снизу), было сухое место. Кнут уселся там и стал размышлять...
...звезда, окурок сигареты, тихий шум;
воздух стремится разгладить слабенький поток воды -
Но Наоборот - ерошит мелкие гребни.
Зачем?
Куда делать далее шаги. Не хочется. Повторяющаяся мелодия кружения Мира. Привыкание к цифре один. Трудно вдыхая, но легко выдыхая уже полной грудью - На Свободе! Впитывать свободу глазами приятно. Зачем-то звенит воздух и спускается чарующий покой. Кнут засыпает. Но просыпается довольно быстро, через час с четвертью. Он не голоден - совсем сбит с толку волей и независимостью. Ходит вдоль берега реки, бросая в воду мелкий камень. В голове его практически вакуум, тождественный душевному покою. Он улыбается с Солнцем. И так проходит время до вечера. Свет меркнет. Звезды уже не окурки, а истинные светила. Он впитывает всё и радуется всему. За весь остаток дня его никто не побеспокоил. Редкие люди, бредущие по мосту, не обращали внимания на "страдающего" бездельем одиннадцатилетнего мальчика. Покойное наступление сумерек. Тепло обволакивает, трогая мягкими руками щёки и лоб. Кнут в восторге, ему давно не было так хорошо.
Но внезапно, спустившаяся тьма испугала его. Фонарей у реки вовсе не было, и свет, только немного, от реки - отражённый свет звёзд и луны. Ветер стал громче, видимо из-за того, что притих на ночь город (маленький городок без ночной жизни и больших шумных заводов), и звучала речка, тревожно и настойчиво.
Кнут, практически на ощупь, добрался до своих вещей под мостом; выудил из сумки одеяло и закутался в него - не похолодало, просто чувствовал себя неуверенно. Он закрыл глаза, лёг удобнее и пытался уснуть. Где-то вдали лаяла собака и будто ближе и ближе. Кнут вздрогнул - на реке услышал громкий шлепок. И опять всплеск. Под мостом было совсем темно, и темнота эта напомнила ему другую тьму - тьму самого ужасного утра, когда родной отец подстрелил его. Кнут вспомнил приближающуюся фигуру отца - но это был не он, с виду он - но на самом деле нет, его лицо заменяло что-то тёмное, и руки тоже. И сейчас Кнуту почти невыносимо стало терпеть. Терпел чувство болезненное - ЧТО-ТО Приближалось - лаем пса, плеском на воде, ещё чем-то неприятно Тайным! В самом тёмном воздухе будто было написано - Что-то Приближается. Мальчика охватил ужас, он и на минуту не смел прикрыть глаза, чтобы не пропустить - не упустить взглядом - если что-то приближается. Он сжался в ком и дрожал, на щеках ощущая холод слёз, он сожалел уже что сбежал из приюта - ставшего знакомым уже местом - потому не таким страшным. Ему хотелось бежать! Но куда? Этот город ему совсем не знаком. Набрести на стаю бродячих собак, что развелись на окраинах города, и бродят во тьме, лая от голода? Но ему казалось, что за окружающей его темнотой, вдали притаилась ещё большая Тьма - тьма как у его отца на улыбке губ. Его трясло, он плакал, скомкав своё тело в маленькое незаметное, пытался стать незаметнее и тише - тихо дышал, глотая слёзы. Он поклялся себе, что если дождётся утра, непременно уйдёт из-под моста этого Злого места.
Что-то надвигается
голос тёмного
пса
скотины Низа
Вопль страха застыл на губах
губы пляшут дрожь
плеск воды вызывает Тёмные воспоминания
небо детства
семья деревянных людей мертва
и всё колдовство и магию детства заменяет теперь Страх
в кишках и в ногах
длинного длинного
неподвластного часа
-Ночи-
Мы увидим как рождается звезда и проследим путь среди таких как мы роботов и бетонных чудо-куличей, мы взглянем в глаза судьбы неспящих
и в детство с золотыми ногами
- уйдём -
оставим его бояться одного и набивать желудок сознания ледяной рыбой эмоций.
Утро проскочило незаметно. Кнут, видно, не заметив как, задремал, без снов, некрепко и с малым отдыхом для возбуждённого сознания, и через минуту - проснувшись совсем уже собирал вещи быстро, украдкой озираясь в ранне-утреннем полусумраке; полусне света. Тут же выскочил под солнце, волоча сумку, взглянул на него - ему стало теплее внутри, и припустил прочь от моста. Шёл он, шёл, и оказалось что совсем не удаляется от реки, а идёт вдоль - видно внутри не желал удаляться от того, что хоть малость знает. Не известный город, видно, пугал его, пусть псы ночи перестали давать волю своим звукам, но днём могли проснуться другие псы, крупнее и умнее, недаром дети их, брошенные в приют, были жестоки и зубасты заранее в душе.
Трудно путнику совсем одному в неведомых местах. Кнут брёл вдоль реки. И течение - движение светящейся от солнца воды, успокоило его и выровняло настроение. Он улыбнулся.
кирпич воды с раствором из солнца
стройка сознания
Радости
взгляд на воздух и сквозь
Ура! - в лес благородных облаков
наверху
нужен верный путь по компасу золотого
найдётся
и я буду есть рассветные закуски
пудинг из Света
и запечённая комета
- момента Обрадости -
Кнут бросил сумку на асфальт у реки, он заметил кое-что на воде. Это был большой поплавок из пенопласта. Разувшись и подкатав до колен штаны, Кнут вошёл в воду и дотянувшись до поплавка, потащил его на себя, за поплавком, на верёвке, появилась сетка с кругами из проволоки, а в ней крупная рыбина. Кнут ухватил её крепко-крепко, а сетку забросил обратно. Теперь нужно было быстро "сделать ноги" в другое место, подальше. И он запихнув рыбину в сумку, зашагал легко в хорошем настроении. Многоэтажные дома совсем удалились от реки, машины со своими шоссе тоже, и весь их шум и напор искусственной энергии отступили.
Здесь несколько суховатых деревьев отвоевали себе и берегу реки немного пространства у отступивших дорог, асфальта и городской пыли. Здесь была пыль земли, практически её соль - жизнь. Кнут расположился здесь и под плеск воды и щебет птиц стал найденным куском стекла соскабливать чешую и выпускать потроха утренней добычи. А день разгорался могучим солнцем, подмигивая мальчику ресницами и веками белых облаков, и по-своему пел о жизни и простоте любви природы.
Мальчик трудился не зря, пусть и неловко, но без нехорошего чувства, а с удовольствием, и работа худо-бедно закончена на первом этапе. Очищенная и выпотрошенная рыбина, уложена на проросшую сквозь камни маленькую траву, Кнут собирает дрова для костра, куски древесины, выброшенные водой реки, несколько сухих веток отломлены с деревьев. Спички Кнут нашёл в день своего побега, там же у реки, и дрова прекрасно жарко горят, а рыбина, насаженная на тонкую ветвь, знай себе жарится и вкусно пахнет. И готово вдруг. Точно. И во рту у мальчика накапливается слюна. Скорее бы остыло! А трапеза эта самая превосходная в его жизни. Он часто вспоминает об этом потом.
COME AS YOU ARE
А во время, что наступит быстрее чем можно вообразить, придёт вечер, и Кнут паникует и бежит прочь от реки в незнакомые переулки, шумно-голосистые жителями, и людьми, и нелюдьми - животными. Большеглазая крыса кричит:- Понаехали тут!
Кнут вздрагивает и начинает забиваться в совсем уж крошечные и тесные проулки.
они кричат ему
всё тише
На одну из крыс он даже наорал сам:
- А вы перегородили своим лысым хвостом всю дорогу! Доброго вам вечера.
Здесь старый кирпич в этих проулках, здания будто дышат по-другому.
- спокойнее и краше -
Жизнь стайкою детей унеслась куда-то за угол, и теперь здесь прекрасное падение к покою. Кошки не обращают на него внимания. Собаки убежали злобно лаять к реке. Проулки всё сложней и загадочней, и даже сами жители, не думаю, что могут выбраться когда-то отсюда - найти дорогу. И тут вдруг поворот и тупик, в стене маленькая дверь.
Сильно вечереет. Звёзды холодят воздух своим нетёплым светом. Кнут оставил сумку у двери и завернувшись в одеяло бродит по каменному тупику, чувствуя себя в безопасности - лишь два выхода из этого места - выход за поворот тупика, да на небо наверху каменных строений. Дверь заперта. Он бродит. Засовывает голову в мусорный бак, там груда гамбургеров - выбирает, свежие ещё, ест, хочется пить потом, но нечего, так и засыпает на асфальте у двери, укутавшись в одеяло. Спит всю ночь крепко. Рано утром просыпается и над своей головой читает объявление на двери, незамеченное в сумерках: Come as you are.
Кнут стучит в дверь. Долго стучит. Отворивший мужчина немолодой, видит перед собой маленького мальчика, перепачканного известью, который извёлся от голода, прижимающего к себе плотно единственную свою ценность - грязную сумку.
- Ты нам не подходишь, - произносит мужчина и пытается захлопнуть дверь, но не успевает, потому что Кнут бросает быструю фразу в оставшуюся щель меж дверью и стеной:
- Но у Вас же написано - "приди таким, какой ты есть"!?
- Да, написано. Но не таким, как ты - в извёстке и с грязной сумкой. И порошу не бросаться более фразами через щель в дверном проёме.
Но Кнут всё одно тараторит:
- Я согласен на любую работу за любую оплату.
- Ловлю тебя на слове, мелковатый беглец - будешь работать за еду, - произносит утвердительно скорее, а не предлагая условия.
Но Кнут всё равно отвечает:
- Буду.
И вот, его новое пристанище - кухня небольшого кафе с баром - грязно-железная, пахучая. Его работа: мыть посуду, мыть полы ночами, выносить мусор, разгружать продуктовые машины. Его оплата - объедки со столов посетителей. Его ночлег - маленькая кладовка без окон. Строго-настрого Кнуту наказано не показываться в зале среди посетителей. Всё это он уяснил в течение первого дня, так как не был дураком, но пока и умным не был.
Работал прилежно, обвыкался - хотя бы в кладовке было не страшно спать. Работы было много, он уставал и спал крепко, не видя никаких снов, кроме этих:
шоссе с разделительной жёлтой полосой
следы у обочины в пыли
глаза волков в чащах за дорогой
вой Луны и плач предутреннего неба
светом
и Даль, Даль, Даль.
Его хозяин Боб часто спрашивал:
- Ты вооружён? У тебя нет оружия?
Кнут отвечал по-разному. Например:
- Глаза на потолке?
Или:
- Я не осуждаю синих пчёл.
А чаще:
- Всё это крайне любопытно.
Короче говоря, не рассказывал ничего, что могло бы его выдать. Но никто и не спрашивал у него другого - кроме:
- У тебя нет оружия?
мы друзья каких-то пчёл (синих видимо)
мы летаем по комнате взад и вперёд
денежным знаком своей страны
но на Марсе будут яблони цвести
- все туда -
Все туда! - (повторяется сорок три раза)
Кнут так долго пытался скрыть кто он и откуда - тратил всё время своё свободное на обдумывание этих мыслей, что не успел заметить, что никто из тех, с кем работает, не задавал об этом вопросов; а хозяин, даже, не пускает его в клиентский зал именно по этой причине - чтобы не появилось лишних вопросов - откуда ребёнок работает здесь и не мал ли он для этого. Но Кнут не замечал и продолжал думать: что скажет, если спросят - о том; что ответит если спросят - об этом? Всегда держал вещи приготовленными для бегства, нервничал, что кто-то из кухонного окружения, заметит сумку и поинтересуется для чего она. Насушил сухарей и собрал, сколько мог, другой непортящейся еды и воду в бутылках. Он страшился вернуться в приют, страшился снова жить на реке; и становилось холоднее на шоссе, что вели в другие города, и холод и одиночество пугали, здесь же было, пусть, трудно, но не страшно, к этой забегаловке он привык уже почти: к людям, и к работе, и к своей тесной кладовке с постерами голых женщин на стенах - но вопросы опять просыпались, как воспоминания о кошмарном ночном сне: "- Может ли он доверять этим стенам и людям? Не вернут ли его в приют?"
Страх, что все узнают правду о нём - его страх. Но персонал и так догадывался, откуда взялся этот мальчик - и им не было дела до этого. А Кнут не догадывался об этом.
Чтобы успокоить нервы, Кнут придумал одну штуку, он решил - надо отвлечься. Он незаметно наблюдал за клиентами бара, он заметил, что приносит тем успокоение и пусть некоторую, но радость.
Выпросил у хозяина Боба немного денег и половину дня на выходной - кататься на каруселях. И вот он Кнут пробирается по закоулкам, этого района города, битком набитым мелкими барами и винными магазинами. В "свой" бар он не пошёл. Каменные стены сменяются плитными, те деревянными и просто другими. Кляксы слабосветных фонарей, огни в глазах алкоголиков, безошибочно бредущих в этих лабиринтах к "водопоям". Птицы, чем-то сраженные в небе, падают к ногам людей - никто не обращает на это внимание, ведь люди давно не видели неба за стенами домов и из-за света витрин винопоев. Собаки и крысы с радостью рвут трупики этих птиц, бросаясь под ноги людям, и те падают через них, не замечая ничего, кроме своего бытия. Они - люди - любят крыс, те мельче и через них нельзя споткнуться, и кошек, те вообще пугливы и выбираются из своих укрытий только ночью, хотя и нападают на самих людей, но сожрать их не могут, лишь приносят им облегчение смертью.
Иногда идти Кнуту так тесно, что он протискивается бочком через сомкнувшиеся вряд строения. Но вот и приглянувшийся ему бар - его название светится как зубастая улыбка. Кнут тоже улыбается и торопясь входит в двери. Никто не обращает на него внимания. Кнут озирается по сторонам - с виду это тот же бар, что является его местом работы. Он проплывает, разводя руками, в сигаретном дыму и парах алкоголя - всё это вырывается из глоток посетителей. Но Кнут привычен и в тёмном чаду, что добавляется также кухней, безошибочно находит стойку бара, но не без труда взбирается на высокий табурет. Он ждёт когда бармен обратит на него внимание, потому что подозвать бармена сам, он стесняется.
Итак, сидит он - сидит... Пьяные плавают вокруг, вытаращив глаза как глубоководные рыбы. Официантки - виляя всем, чем можно - ловко лавируют между ними, постреливая своими глазками как мини-фарами. Обстановка привычная Кнуту - но только он наблюдал всё это исподволь, а теперь находится в самом центре, ему приятно даже, что он празден - и всё вращается вокруг него. Он улыбается и поглядывает на бармена, тот изволит, наконец-то, его заметить и подплывает ближе. Кнут заказывает то, что чаще всего заказывают в "его" баре - что-то крепкое. Бармен без промедления наливает. И вот, пока Кнут готовится выпить первый в своей жизни алкоголь, он слышит голос.
- У меня есть что-то, что больше подходит молодому человеку как ты!
Присевший рядом нестарый мужчина, смотрит Кнуту в глаза, глазами, что расширены на другой манер, чем у прочих здесь. Он будто гипнотизирует взглядом этим. Одет тот серо, как все, но серо на другой манер, и Кнут уверен, что незнакомец и плавает по бару и улицам по-другому.
- Я вот это продаю, - незнакомец кладёт на прилавок странного цвета таблетку, - пока не заплатил за выпивку, ты можешь заплатить мне - ту же сумму. Незнакомец прикасается к плечу Кнута: - Я тебе советую - это лучше, чем выпивка!
- А что от этого бывает? - вопрошает Кнут.
- Ты уплывёшь много дальше, чем от алкоголя, - просто отвечает незнакомец.
А Кнут, уже зажатую в ладони, уже немного смявшуюся купюру, что он приготовил для бармена, протягивает незнакомцу. Тот берёт и уходит. Кнут тихо пятится в чад бара, оставив стакан на стойке, и скрывается в этом чаду. Находит свободное место за свободным столиком, кладёт в рот пилюлю и запивает остатками сока из стакана, что среди оставленной грязной посуды на столе.
Кнут в замусоренном проулке на заднем дворе бара - его рвёт. Рвёт долго и мучительно, потом он опускается на асфальт, тут же, и пытается отдышаться. К нему подходя - приближается коричневая собака средних размеров, а приблизившись, пристально смотрит в его глаза, склонив морду набок. Кнут смотрит в тёмные глаза собаки. А та вдруг произносит:
- Извините, что пристаю к Вам, но мне некому выговориться.
Кнут от нехорошего ощущения внутри, ещё и от удивления, молчит.
- Вы знаете... - скорбно продолжает собака, а глаза её делаются столь грустны, что с ней же Кнут расплакался бы, от своего состояния и жалости, - как невыносимо одиноко сознательной собаке среди сородичей? Вы понимаете меня? - Кнут через силу кивает.
- Так вот, - продолжает собака с некоторым подвыванием в голосе, - меня совершенно они не понимают. Мало того, что я одна разумею говорить - одна из них, так и методов моей жизни они не приемлют. Я как бы ненавязчиво пыталась направить их на более удачную жизнь. Подслушивала разговоры людей - о сбросах отходов мясокомбината в определённом месте, и пыталась направить к качественной и сытной еде своих сородичей. И что же вы думаете?! Меня же не слушают! Считают это моими фантазиями. Мол, эта собака со странностями. И предпочитают рыться в мусоре. Я пыталась предупреждать их о рейдах отлова собак - о чём также подслушала. И мне опять! не поверили!! А результат - многие из моих сородичей были пойманы и отправлены на мыло. Крайне печально.
Собака всё продолжала свой монолог, а Кнут молчал.
- Знаете, как это тяжело быть изгоем?! О - о! Это я скажу Вам тяжкий крест - если я могу так выражаться. После многих так сказать, пророческих заявлений, другие собаки стали сторониться меня, избегали контактов - банальнейших обнюхиваний; а когда, набравшись опыта жизни, и просто желая влиться в стаю - вести себя как все, и мне казалось, что всё я делаю правильно - всё как все, но они, мои сородичи (теперь уже бывшие сородичи) не приняли меня, всё равно ощущая как-то мою инородность, травили меня и выживали из стаи. Что бы я ни делала, как бы ни старалась - ничто не выходило, я всё одно оставалась чужаком. На меня рычали, кусали, не понимали. Мне пришлось уйти. Конечно я живу хорошо, подслушивая людей, я нахожу лучшую еду; также не без их, так сказать, помощи, у меня тёплый ночлег - но всего этого слишком мало, чтобы заменить мне общества себе подобных. Но - о! - протянула собака воодушевлённо, у меня появилась отрада жизни - это мои щенки. И пусть я вижу, что они совсем неразумны и останутся таковыми - не говорящими собаками, но забота о них отвлекает меня от горестных мыслей. Я почти счастлива. Но страшит меня будущее, они вырастут - ведь вы знаете как быстро взрослеют щенки собак - и так же не будут понимать меня, отрекутся от меня. Но пока я увлечена материнством - может в этом и есть смысл моей жизни. Сейчас я довольна. Довольна и разговором с Вами.
Собака убежала по своим делам, а Кнут так и остался сидеть.
PAPER CUTS
Когда Кнут попал сюда, то его определили в палату для буйных. Её - палату - ещё называли - Спичечная коробка. Это была одноместная палата, и не палата вовсе, а просто широкая кровать из непромокаемой ткани, что как противень вдвигалась в стену - в помещение - коробку. Больной мог лежать там, но не мог встать и даже сесть - мог лишь ворочаться с боку на бок. Стены были мягкими, и потолок тоже. К тому же больным коротко обрезали ногти, и специальный дантист - что состоял в штате больницы - спиливал - сравнивая острия зубов во ртах пациентов. Потому человек, пусть и не связанный - буйный человек - не мог внутри этой палаты нанести себе вред, и будучи внутри не мог, так же, нанести вреда окружающим.
Кнута определили в "это". Просто выдвинули кровать из стены, бросили пациента на неё и задвинули кровать обратно, замки щёлкнули - Кнут вне какой бы то ни было опасности ни для себя, ни для общества. Еду приносили два раза в день, причём персонал, побаиваясь буйства пациента, вбрасывал "как шайбу в игру" еду на тарелках и в стаканах в приоткрытую щель - и Кнуту приходилось подползать и втягивать ртом рассыпавшуюся кашу и всасывать разлитый кофе. Он день за днём сидел в темноте и большею частью спал, чем бодрствовал - в еду видимо были подмешаны лекарства. А когда просыпался видел, что посуда убрана, а странная палата его вымыта. Проведя там с трудом вынесенное количество времени, неизвестное ему самому, был выпущен в общее мужское отделение психиатрической больницы. Где врач пытался понять, как двадцатидвухлетний мужчина довёл себя до состояния, что стал опасен себе и окружающему обществу.
В огромной палате, где оказался Кнут, металлические кровати стоят плотно друг к другу, что кажется будто люди лежат по двое, и меж притиснутыми кроватями тесные проходы. Жуткий запах многих тел и дезинсекции. И местами в палате тяжёлая тишина, и местами нездоровый шум. В палате сумасшедшие, алкоголики, наркоманы. Кнут принадлежит к последним. К алкашам и наркотам персонал относится более человечно, чем к психам - с которыми не церемонились.
Но Кнут по выходу из "Спичечной коробки" не замечает многого вокруг, подхваченный приливами и отливами активности внутри этого места. Но, видимо, привыкая к лекарствам, рассудок его светлеет, и память и ощущения возвращают сильную тягу к чему-то, что забыл, но что было необходимей даже жизни. Но то что он забыл - это "что-то", облегчает его бытие. Его наблюдательный взгляд начинает чётко фиксировать происходящее вокруг.
Он теперь не размышлял в стихах, с его умом стало что-то, и сны видел только о воспоминаниях.
- вот сон -
Он опять в "коробке", в темноте - ползёт на запах еды, ползёт-ползёт, но никак не может добраться до желаемого. Голод уже невыносим. Кнут тянет руки - вперёд, в бок - один, в бок - другой, но тщетно, лишь пустота и тьма, пустота и тьма. Его клетка становится будто бы безразмерной...
Он просыпается.
- вот другой сон -
Он на дороге, оставляет следы в пыли. И будто бы собаки или волки бросаются преследовать его, он слышит их громкое страшное дыхание, чует их вонь - ощущает, чутьём жертвы, их силу догнать и разорвать добычу. И домик небольшой на окраине скопления построек, Кнут спасается там, выбив окно. Внутрь, по полу, забивается под стол. Потом, отдышавшись немного, поднимается на ноги; вокруг полки и полки, на них банки, тюбики, коробки с лекарствами - он ищет средство для того, чтобы успокоить своё бьющееся в страхе тело. Но не находит ничего. Баночки с таблетками рассыпаются в прах в его пальцах, коробки оказываются пусты...
- ещё сон -
Он опять ползает по "Спичечной коробке", втягивая в себя всё, что втягивается, и пытается петь потом. Голос сухой, чужой, но это отвлекает Кнута, придаёт сил. Потом он часто поёт в темноте. А проснувшись ото сна, чувствует на губах своих улыбку.
Вокруг него появляются люди, что раньше были нематериальны, как тени - это палата с многими её обитателями. Мужчины разного возраста - моложе Кнута, много старше. Небритые, многие коротко стриженые - жутковатые. Поначалу Кнут замечает только из ряда вон выходящие происшествия. Например, когда солидный усами полувековой мужчина затанцевал с тем же солидно-серьёзным видом - вихляя бёдрами и широко двигая руками - очень развязно и смешно до испуга. Перед внутренним взором Кнута продолжительно стояло это воспоминание, и ему делалось невыносимо от существования вблизи этих людей. А как они ели!
Это была картина скорби и ужаса. Они заглатывали крайне невкусную еду, подбирали со столов то, что упало из чужих ртов, оставшиеся объедки - не стыдясь и не думая ни о чём, кроме набивания желудка. Их лица - искорёженные упрощением животных, поведение - не человека, а полубеса. И Кнут, поначалу, был частью этой сползающей в малореальность картины. Несознательной составной частью её.
Теперь на каждой трапезе он стал отдельным ужаснувшимся наблюдателем. Сцены из ряда этого, полуадского, случались частенько в столовой. Мужчина, с которым Кнут поговорил интересно в туалете - говорили о пении и сопровождении его - вдруг стал выкрикивать речь - что его ещё все узнают, и что он огромная величина; и перемена эта в человеке была так неожиданна, что вгоняла в оторопь. Кнут так и замер на месте и потерял себя в себе самом.