Поэт Агафонов давно мечтал доказать поэту Балкину, что он, поэт Балкин, писака, а он, поэт Агафонов, если не гений, то величина сопоставимая.
Дело было осенью, в пору, не воспетую разве что ленивыми. Любой поэт, как считал Агафонов, осенью будет ждать вдохновения, как ребенок рождественского чуда. В таком настроении он пребывал несколько октябрьских недель, нарушаемых, правда, мыслями о Балкине. И потому не сильно удивился, узрев приклеенное к двери своей квартиры объявление: 'Звездному кораблю требуется кочегар'.
'Поэтические клубы уже по квартирам ходят', - подумал с удовольствием Агафонов и взглянул в парадное окно, увы, не выходившее на Невский. Никаких контактов указано не было, и заинтригованный Агафонов сорвал объявление и поднес к близоруким глазам. Мелким шрифтом сообщалось: 'Заинтересованных просьба явиться в полночь в сад у Академии. Без вещей'.
Заинтересованный Агафонов в смутном предчувствии осеннего чуда явился в означенное время. Чутье не подвело Агафонова. Когда часы на телефоне показали нули, пространство вокруг залил яркий свет, стало тепло, исчезли запахи и звуки.
И поэт Агафонов оказался на звездном корабле.
- Вы, Агафонов, будете читать мне стихи, - сообщил живой корабль, в рубке которого сейчас сидел поэт, - и тем самым раскочегаривать мой семантико-квантовый двигатель.
- Почему вы выбрали меня? - с тайной надеждой спросил поэт и, набравшись нахальства, добавил: - а не томик Блока.
- Потому что я традиционалист. А использование заготовок в пути - постыдное шарлатанство, к тому же снижающее стойкость и моральное качество моей брони.
- И как часто вы используете поэтов?
- Всегда. Вот одного спустил на Монмартре и сразу вас подобрал.
Агафонов задумался.
- Что-то я не помню, чтобы такое случалось. Кто-нибудь да проболтался бы.
- А вы никогда не слышали о полетах в небесных сферах?
- Я думал, это метафора.
- Ну. Поэты часто за метафору выдают конкретику.
Последующие часы Агафонов почти не спал. Они парили среди звезд и пылевых туманностей, огибали газовые гиганты, едва касаясь кромки их водородных атмосфер. Не видел еще Агафонов в жизни такой красоты, и вдохновение нахлынуло на него сильнее, чем в ночь его первого соития. Агафонов творил.
- А вот тут третья строчка - балласт только для рифмы. Переделай и бросай в топку, - Корабль давно перешел на 'ты' и давал советы.
- Не учи ученого. Я писал стихи, когда ты еще...
- Вот Овидий мне то же самое говорил.
Они пролетели мимо зарождающейся звезды, где Агафонов увидел радугу размером со светило. Потом он свежим взглядом посмотрел на стихотворение и неудачную строчку вычеркнул.
Никогда он не чувствовал себя таким нужным и счастливым, никогда еще его поэтический талант не поднимал к звездам буквально. Время для Агафонова перестало существовать.
Так продолжалось до тех пор, пока мимо них не пронесся другой звездолет.
Недра корабля утробно зарокотали. Дюзы задышали гневными протуберанцами.
- Каков нахал! - взревел корабль.
- Кто это?
- Конкурирующая фирма. Он обставил меня на последних гонках, первым добрался до правого плеча Ориона. Спорю, он сжульничал.
- Что мне делать?
- Поддай жару, кочегар.
У Агафонова оставалась в загашнике пара удачных рифм и образов. Он посмотрел в боковой иллюминатор на ослепительное сияние некой туманности и заработал.
Когда он прочитал результат, Корабль рванул вперед, стремительно и бодро искривляя пространство. Поэт провалился спиной в живое сиденье. А звезды превратились в полосы.
- У-ух, хорошо пошла! - сказал Корабль.
Они быстро нагнали вражеский звездолет.
Чувство погони влило в Агафонова новую порцию вдохновения.
- Сейчас-сейчас! Догоним и перегоним.
И он застрочил сонет в героическом байроновском стиле.
Корабль сделал еще один рывок и почти вылетел за пределы галактики. Агафонов увидел перед собой черную бездну Вселенной и ужаснулся. 'Надо бы этим воспользоваться', -рассудил он и продолжил писать, на этот раз беспощадно подражая По.
Но не успел он закончить последнюю строфу, как рядом возник звездолет противника.
В кабине послышалось шуршание а потом раздался голос.
- Ну что, до туманности Андромеды. Кто придет последним, пишет на фюзеляже 'пентюх'.
- Кто это? - спросил Агафонов. Голос показался ему знакомым.
- Это он, подлец.
Тем временем конкурент вытянулся в длинную макаронину, конец который терялся в бесконечности. Агафонов быстро закончил стихи, и Корабль сделал новый рывок.
Так они догоняли и обгоняли друг друга десяток раз.
- Мне нужно вдохновение. Дай что-нибудь вещественное.
С потолка ему на голову свалился кусок тонко выделанной шкуры, за ним шариковая ручка.
- Что это?
- На этой штуке твой предшественник написал 'Песнь песней'. Вдохновляйся.
'Давно лирики не было', - подумал Агафонов и застрочил белый стих.
Когда оба корабля зависли всего в сотне световых лет от ближайшего рукава Андромеды, Агафонов был истощен.
- Я могу прочитать что-нибудь из своего из раннего.
- Не годится. Стихи должны быть свежие. Таковы правила поединка.
- Да какая разница. Кто узнает?
- Я.
- А, ну ладно. Кстати, а почему он не летит?
- Его кочегар тоже в творческом кризисе.
И тут Агафонова будто громом поразило. Он вспомнил этот голос.
- Балкин!
- Вы знакомы?
- К несчастью.
В следующее мгновение в кабине раздался голос, не дававший покоя Агафонову в ночных мысленных спорах.
- Ну, что? Сдаетесь?
- Балкин. Стрихнину тебе в ухо!
- Кого я слышу! Агафонов!
- Он самый.
- Рад встрече. И у меня для тебя новости. Я победил.
- Еще нет, - сказал Агафонов и потянулся за папирусом.
- Слишком поздно. Я начинаю читать.
И Балкин начал:
- Послушайте! Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно? Значит - кто-то хочет, чтобы они...
В следующее мгновение Звездолет исчез.
- Плагиатор! Бездарность! - кричал ему вслед Агафонов.
Они еще немного повисели над Андромедой, казавшейся теперь кофейной пенкой.
- Возвращаемся, - произнес звездолет. - Тебя у подъезда спустить?
- У гастронома.
- Ты не грусти, друг. Он же сжульничал. Еще полетаем.
- Непременно полетаем, - сказал Агафонов, а потом будто что-то теплое, пушистое прикоснулось к его душе.