Когда земляне решили захватить Ригель-16, они еше не подозревали, что совершают ошибку.
А когда ветеран звездного десанта Джон Боузер вошел в бар на захваченном ранее Ригеле-16, он еще не знал, что неприятности только начинаются.
Ничто не предвещало беды. Двое солдат играли в дартс, используя тело тщедушного ригельца, привязанного к стене. Тот уже не отбивался, а тихо скулил.
Шестеро морпехов делили за столом трофеи.
Бармен тоже был ригельцем. Он налил Джону рюмку малдаварийской водки и дружелюбно спросил у него, как дела.
Планета терпил, с презрением подумал ветеран. Человечество уже завоевало половину рукава галактики. Скорпионцы сопротивлялись до последнего, а перед угрозой плена съедали друг друга. Коллективный разум Великого Храрлурка чтобы не попасться врагу взорвался со всеми своими звездами. И Джон Боузер даже не хотел вспоминать как сражались джагернаутцы.
Но эти. Эти сразу сдались. Никакого сопротивления. Они пустили людей на свою единственную уютную планету, не мешали строить фабрики и с великим терпением уходили в рабство.
Они это заслужили, в очередной раз подумал Боузер.
Он услышал жалобный мяукающий звук и обернулся. Стрела от дартс торчала из глазного яблока привязанного к стене ригельца.
- Ну все, хватит, - сказал Боузер и подошел к солдатам, - снимите его.
- Да по... - начал было солдат, но тут заметил на Боузере нашивку с серебристым черепом на фоне звезд - эмблему звездного десанта, - слушаюсь, сер.
Подумать только, я иду домой в обществе ригельца, размышлял Боузер пока они шли по городу еще месяц назад принадлежавшему не людям. Маленькое, пушистое существо, держась за кровоточащий глаз, семенило рядом. Они шли по узким улочкам мимо маленьких уютных домиков, никогда не знавших войн.
- Ты уверен, что с глазом будет все в порядке? - спросил он, удивляясь собственному вопросу.
- Да, мастер Джон, мы, ригельцы, быстро регенирируем.
- Поэтому вы готовы всё терпеть?
Существо вздохнуло.
- Нет. Не поэтому. Все дело в Кавай.
- Ах да, ваша религия.
Как звездный паразит поедающий одну цивилизацию за другой, человечество не особенно заботилось о культуре покоренных миров.
- Кавай это не совсем религия, мастер Джон. Кавай - это Кавай.
- А докажи.
- Если хотите, мастер.
Вечер обещал хоть какое-то разнообразие в череде дней, полных грабежа и насилия.
- Если мы свернем вот на эту улицу, то очень скоро выйдем к храму Кавай. И он будет нас там ждать.
- Кто? Кавай?
- Он самый, мастер Джон. Тем более, вы взяли с собой орешки.
Они свернули, и уже скоро вышли из города. Дорога шла через лес и действительно они очутились у древнего храма похожего на уменьшенную и уютную версию египетских пирамид.
- Кавай внутри, мастер Джон.
Вход в пирамиду был высотой не больше метра, как раз для ригельца, но крупному человеку вроде Боузера пришлось бы забираться в нее ползком.
Это может быть ловушкой, подумал было ветеран. Но тут он вспомнил с какой легкостью сдались ригельцы.
- Это не ловушка, мастер Джон, - сказал ригелец, - Мы перестали строить ловушки в пирамидах тысячу лет назад.
Джон Боузер кивнул, опустился и начал забираться внутрь пирамиды.
- Он в самом центре, мастер Джон, - пискнул снаружи ригелец, - просто ползите прямо и вы на него напоретесь.
Ветеран Джон Боузер готов был увидеть уродливого истукана, искусный портрет или скрижали с заповедями вроде "не убий", "не сопротивляйся инопланетному вторжению". Но там внутри, в зале где можно было встать во весь рост и где из дыры в потолке бил луч солнечного света, на постаменте среди ореховой скорлупы сидело крохотное, размером меньше кошки, существо. Пушистое, с красивым лоснящимся мехом, смешными острыми ушками и огромными доверчивыми глазами.
Доверчивые глаза посмотрели на ветерана Джона Боузера.
- Кавааай? - спросило существо.
Вот тебе и бог, подумал Боузер и вспомнил, что ригелец что-то там ему говорил про орешки.
Он достал горсть орехов и протянул существу.
Крохотная ручка опустилась к его ладони и Боузер почувствовал нежное прикосновение шерстки.
Кавай взял один орешек, положил в рот и раскусил скорлупу. Он аккуратно выплюнул мусор и продолжил жевать. Когда он съел орешек, глаза его закрылись а губы расплылись в блаженной улыбке.
- Кавааай, - протяжно произнесло животное.
- Кавай-кавай, брат, - сказал Боузер махнул рукой и вылез из пирамиды.
На следующий день после обхода никому не нужных блокпостов он не пошел в бар. Он вернулся к себе, в глиняный домик где до оккупации жила ригельская семья. Боузер сидел на диване и размышлял о несчастных ригельцах, их божестве, и неожиданно для себя, о милосердии.
Он вспомнил земных божеств, мстительных и коварных, закомплексованных и самолюбивых. А ведь тот ригелец был прав: Кавай - это не бог. Кавай - это Кавай. Милый зверек с доверчивыми глазами, который любит орешки.
Когда наступила ночь и в небе Ригеля-16 взошла вторая луна, Боузер взял пакет с орешками и пошел навестить Кавая.
В последующие дни с земли прибыли мобильные заводы, основная задача которых, казалось, была уничтожить экологию любой планеты. Мрачные кубы со стороной в километр, они опустились на планету, уничтожив походу несколько архитектурных памятников неземной культуры.
Вслед за ними потянулись новые мародёры - организаторы сафари, политики и портовые таксисты.
Ригельцы терпеливо принимали оккупантов, отдавали им свои дома и ценности.
Вот только ветеран Джон Боузер реже стал появляться на работе. Все больше времени он начал проводить внутри древней пирамиды, кормя орешками Кавая и любуясь его невинным взглядом.
А еще при свете дня, бившего сквозь дыру в потолке, Боузер начал рисовать. Никогда он не замечал за собой никаких талантов. Но теперь все было иначе. Он принялся рисовать ручкой на квитанции на обыск, но на следующий день перешел на блокнот и карандаш. Потом он понял, что карандаши бывают разные по твердости и постарался в них разобраться.
Он начал свой творческий путь со схематических чертежей звездолетов. Но чем дальше, тем больше его работы наполнялись цветом и гармонией.
Уже через неделю ветеран Боузер акварельными карандашами рисовал в скетчбуке маленьких девочек в юбочках в клеточку, плюшевых медвежат и пухленьких дракончиков. И все это время они с Каваем питались одними орешками.
Однажды Боузер поднял взгляд и увидел в углу храма тень. Тень шевельнулась.
- Кто здесь? - произнес он и опустил руку к поясу. Но вместо пистолета нащупал лишь кисть для растушевки.
- Это я, мастер Джон, - сказал ригелец и вышел из тени.
Что-то изменилось в ригельце, но что именно, Джон понял не сразу.
- Последний раз когда мы виделись, у тебя глаз готов был вытечь.
- Мы быстро регенирируем, я же говорил, мастер Джон.
Он посмотрел на свои руки покрытые пятнами краски. На разбросанные по полу скетчи вперемешку с ореховой скорлупой. На доброго, всепомнимающего, до смерти сладкого Кавая.
- Что ты со мной сделал? - спросил он.
- Ничего, мастер Джон. Вы спрашивали о моей религии, требовали доказательств. Вы их получили.
- Кавааай, - заметил Кавай.
- Вы давно не мылись, а еще бледны. Вам надо выйти домой, отдохнуть, привести себя в порядок.
- А как же... - начал было Боузер, и понял, что не хочет покидать Кавая.
- О, вы не волнуйтесь. Храмов Кавая много и они есть тут во всех лесах. Вы бы заметили это, если бы интересовались нашей цивилизацией прежде чем привозить сюда ваши совсем не эстетичные заводы.
Когда Боузер узнал, что Кавай не один, что их много, его охватили противоречивые чувства. Он любил Кавая. Но и ненавидел.
Боузер действительно пришел домой. Привел себя в порядок. В полевом синтезаторе сделал себе симпатичную, совсем не боевую беретку, милый разноцветный шарфик и матерчатую сумочку. Он сложил в нее свои скетчбуки, карандаши, клячки, кисточки, точилки, фломастеры и отправился в бар.
Когда ветеран звездного десанта Джон Боузер вошел в бар на захваченном ранее Ригеле-16, он понял, что это - конец.
Двое солдат мастерили воздушного змея. Шестеро морпехов играли за столом в шарады. Бармен-ригелец с главным садистом галактики генералом Лестерсом сидели в обнимку и пели на два голоса Ива Монтана.
Ветеран звездного десанта, герой битвы при Бетельгейзе и взятия Альтаира, бесстрашный Джон Боузер понял, что сопротивляться бесполезно. Он заказал себе двойной капучино с карамелью, сел у окна, накрылся пледом, достал скетчбук и принялся любоваться каплями дождя на стекле.
А по его щекам катились щедрые мужские слезы.