- ... Короче, даже не сомневайтесь, пацаны, всех из салаг в фазаны переводить будут. Так что по 24 горячих обеспечено. - Рыжий парень с кривоватой ухмылкой закончил свой рассказ.
За окном проплывала тайга - поезд мчал на Дальний Восток. Призывники, все как один остриженные наголо, понуро молчали - впереди их ждали два года службы на Китайской границе, и, судя по рассказу рыжего, брат которого уже отслужил и много чего порассказал, первый год ничего радостного не предвещает.
- Ну, мне-то, собственно, пофиг, - нарушил я молчание. - Служить буду год, так что все "горячие" делим на двое...
- С высшим, что ли? - презрительно процедил рыжий и сплюнул сквозь зубы - Тьфу, устроился...
***
Служить мне действительно предстояло год, так как призывался я после института. На весь эшелон нас набралось таких несколько человек.
Первый месяц - карантин - прошел скучно. Зубрили устав, учились ходить строем, а больше спали.
Зато в роте началась другая жизнь. В первый же день мускулистый, налысо остриженный (хотя и "дед") сержант осмотрел меня внимательнее, чем других. Я был худой, просто тощий, нескладный и, несмотря на то, что по возрасту превосходил остальной контингент, выглядел ребенком.
- Чувствую, с тобой придется поработать серьезно, - многозначительно сказал Сергей. И хотя в его голосе не было злости, ничего хорошего интонации не предвещали.
У Сергея было две особенности. Он никогда не орал, в отличие от всех сержантов, почти не матерился и команды отдавал довольно тихим голосом. Но в этом голосе звучал такой металл, что ослушиваться не хотелось.
Вторая особенность показалась мне в те годы крайне странной: сержант спал голым. Правда, ночевал он, в основном, в каптерке, но когда ее заваливали комплектами новой формы, располагался на своей койке в казарме. Раздевался, как ни в чем не бывало, и, подтянувшись на руках, закидывал свое ладно скроенное тело на верхний ярус.
"Даже не стесняется, подонок", - со злостью думал я, завидуя спортивной фигуре молодого мужчины. Сам я даже наедине с собой не мог в ту пору остаться без трусов - чудовищно стеснялся. Но пуще всего раздражал меня мужской атрибут командира - длинный, объемный, словно раздутый от гордости - полная противоположность моему скромному полудетскому "хозяйству"...
***
Отношения с сержантом не сложились сразу же. Я со своим интеллигентным и независимым характером меньше всего соответствовал представлению Сергея о правильных армейских порядках. Стоило ему лишь намекнуть на какие-то "строгие меры", о которых я не имел понятия, как я тут же отсылал его к Уставу и тоже негромко, но внятно объяснял, что я не ябеда, но при первой же попытке выйти за рамки, ни минуты не сомневаясь, доложу командованию части.
- Стукач! - возмущенно ахал сержант и обдавал меня презрительным взглядом.
- Я не стукач, Сергей, - отвечал я. - Я вижу тех, кто в самоволку ходит каждый вечер, вижу, как пацаны бухают, и я, по-моему, никого еще не заложил. Но со мной ты будешь все полгода до своего дембеля обращаться исключительно по уставу.
- Да пошел ты! - круто поворачивался на каблуках сержант и смачно сплевывал на пол - Посмотрим, гнилая интеллигенция!
"Да уж не ты, быдло" - мысленно добавлял я, глядя ему в спину.
***
"Перевод" прошел без меня. Если честно, мне было стыдно - ведь пацаны не возражали, чтобы их отходили деды. Не радовались, но и не возражали.
- Хорошо, - сказал я сержанту, - согласен на двенадцать. Мне служить год, а не два.
- Или двадцать четыре, как всем, или ничего, - ответил командир.
- Тогда ничего.
Хреново было у меня на душе, но представить, как черный кожаный ремень обрушивается на мою задницу, я был просто не способен.
В детстве мальчишки делились иногда подробностями домашнего "воспитания" - мне казалось это чем-то диким. В нашей семье такое просто не могло никому прийти в голову!
Вовку, жившего по соседству, лупили частенько - даже во дворе были слышны его вопли. "Как же так, - недоумевал я, когда Вовка как ни в чем не бывало выходил во двор, - как же он чувствует себя после такого?" А Вовка ерзал задницей по скамейке, кривился и через полчаса забывал про всякую боль.
Мне все это представлялось верхом варварства.
После "перевода" я часто вспоминал Вовку, ловя на себе косые взгляды сослуживцев. Никто не сказал ни слова, но, может быть, это и было самое худшее?..
***
- Вот тут клумбочку кирпичиком обложить, вот так наискосок - толстый потный капитан показал мне, что делать с кирпичами, сложенными штабелем возле клумбы и, вытирая пухлую шею носовым платком, засеменил в штаб.
Несмотря на жару, с задачей я справился быстро - бордюр вокруг клумбы получился отменный.
- Курить есть? - вдруг услышал я за спиной тихий хрипловатый голос. Мой "закадычный враг" осмотрел клумбу и остался доволен.
- Знаешь ведь, что не курю.
- Ну и правильно.
Я расстегнул гимнастерку и присел на кирпичный бордюр. Сергей опустился рядом. Мне вдруг показалось, что он хочет заговорить со мной, но не решается. Пока я мысленно искал тему, сзади послышалось пыхтение - мокрый от пота капитан спешил принимать работу.
- Ой бля-я-я, - завыл он вдруг, как баба на базаре, у которой свистнули кошелек, - ой бля-я-я, да что ж ты выложил? Не так надо было, не так - зубчиками вот такими.
- Вы же сами мне показали! - не выдержал я. - Я же при вас начал!
- Я? Я показал?! - истерически завопил капитан бабьим голосом. - Я сейчас покажу! Эй, сержант!
Сергей поднялся.
- Как стоишь?! Смирно! Слушай мою команду. Раз у тебя такие нерадивые подчиненные, сам - ты понял? - сам сейчас быстро переложишь весь бордюр. Ты понял?
- Так точно, - ответил Сергей, стоя навытяжку. На его щеках играли красные пятна.
- Выполнять! О боже, боже - и капитан, отираясь платком, зачастил обратно.
- Во мудак. Ну ладно, переделаю, - и я принялся вынимать кирпичи из земли.
- Отставить. Я переделаю. А ты вечером получишь 25 горячих.
- За что? Я не виноват, ты сам знаешь. Пусти!
- Уйди - тихо, но выразительно произнес сержант.
- Послушай. Я все сделал правильно. Этот мудак сам не знает, чего хочет. Ты здесь ни при чем, я переделаю сам. И запомни, - я чуть-чуть повысил голос, - ты ни пальцем, ни ремнем меня не тронешь. Даже если бы я был виноват.
- Да не трону, не трону, не ссы. Буду я об тебя руки марать!
- Вот и хорошо. А теперь не мешай.
- Слушай, вали отсюда - лицо Сергея исказилось, он смотрел на меня мутным злым взглядом. - Я тебя прошу, уйди по-хорошему...
- Ну и хрен с тобой! Ну и потей здесь! Ты думаешь, я не знаю, чего ты на меня взъелся? Высшее образование мое тебе покоя не дает! Это здесь, в армии, ты мной командуешь. Год будешь командовать, а потом всю оставшуюся жизнь я буду командовать тобой и такими как ты!
- Орать не надо. - Сергей спокойно посмотрел мне в глаза, злость его вдруг улетучилась. Будешь, будешь мною командовать. Мне вуз не светит. Я приемный по физике на пять сдал, сразу в Новосибирский универ прошел. Школу с медалью закончил, между прочим, потому из приемных только один сдавал.
Сержант ловко и быстро извлекал из земли кирпичи. - А тут беда. Малый с пацанами полез на стройку, с третьего этажа сорвался. Лежит, ходить не может. Сделали операцию, вроде все бесплатно, только денег ушло не меряно. Мать в долги залезла - нас двое у нее, отец от рака умер. Так что я на работу вместо вуза. Руки у меня нормальные, устроился хорошо. Зарабатывал классно, пока в армию не призвали. Сейчас не могу помочь, зато долги отдали. Вернусь снова на ту же работу, ждут меня.
- Малый... - слова застряли у меня в горле, - малый-то поправился?
- Не совсем еще. Но ходит. Ничего, выздоровеет, никуда не денется. Вот так. А теперь - иди.
- Сергей, я...
- Крууу-гом!
Уходя, я слышал за спиной звук аккуратно складываемых кирпичей.
***
Казарма засыпает дружно. Солдат за день набегается так, что не успеет голову на подушку положить, а уже сон видит.
В этот вечер я встал через полчаса после отбоя, надел брюки и майку, влез в шлепанцы и стал ждать.
Сергей ночевал в каптерке. Наверно, еще не ложился: только что к нему завалился Васька по прозвищу Хохол, сержант из другой роты - крупный парень с украинским акцентом. "Да когда же тебя черт заберет?" - мысленно поносил я Хохла. Меня охватило нетерпение. Тот же как назло и не думал выходить из каптерки.
Наконец, дверь скрипнула, и Васька затопал к выходу. Я подошел к каптерке. Все внутри напряглось - смесь страха, решимости и какой-то подспудной гордости за себя заполнила все мое существо. Я вошел и плотно закрыл двери:
- Разрешите обратиться, товарищ сержант?
Сергей сидел в спортивных штанах и майке и пришивал к кителю шеврон.
- Чё надо? - спросил он, смерив меня долгим взглядом.
- То самое... - ответил я и попытался улыбнуться. Внутри у меня что-то оборвалось.
- Что - то? Чего явился? Команда "отбой" была.
- Явился получить...
- Что получить? Яснее говори.
- Ремня! - рявкнул я, покраснев до корней волос.
- А-а-а, - протянул Сергей и снова взялся за иголку. Повисло молчание.
- Свободен, - сказал, наконец, командир, откусывая нитку.
- Я не уйду.
- Уйдешь прямо сейчас.
- Нет не уйду, пока не получу, что заслужил!
- Да ну? А я тебя и пальцем не трону - на кой мне надо с замполитом объясняться?
- Слышишь, ты! Не делай из меня скотину. Замполита вспомнил! Узнает только тот, кому ты сам расскажешь. Короче: я не уйду.
- Я тебе что днем сказал? Руки марать не буду.
- Будешь. Придется. Ты просто трус.
- Во как. - Во взгляде парня появилось любопытство. - А ты вообще представляешь, чего просишь? А, маменькин сынок? Тебя в детстве часто драли?
- Ни разу.
- Ни разу?! Погоди - это что же, ты вообще никогда не получал ремня?!
- Ни разу.
- Ахренеть... - протянул сержант, - вот она, интеллигенция гнилая.
- Не гнилая, а просто интеллигенция. Я порядков армейских не устанавливал. Но раз есть они - буду подчиняться. И я не уйду, пока не получу по полной!
- По полной? Уверен?
- Да.
- Ну гляди. Ты сам напросился.
- Сколько всыпешь?
- Значит так. Разговорчики - отставить. Говорить будешь, когда я прикажу. А пока - молчать и выполнять команды.
- Есть, товарищ сержант!
- Получишь 24 как салага и 25 за кирпичи. Итого 49.
- Давай уж 50 для ровного счета.
- Отставить разговоры! Я не ясно сказал: молчать? - И подойдя к шкафу, добавил, как всегда, тихо, но твердо:
- Раздеться.
Только теперь я понял, как сильно волнуюсь. Дрожащими руками расстегнул ремень, ширинку, приспустил штаны, прикрываясь майкой.
- Раздеться команда была! Что не понятно? - Сержант повысил голос и достал из шкафа кожаный офицерский ремень
- Что, сс... совсем? - заикаясь, пробормотал я.
- Ага, - буркнул сержант.
От моей былой решительности не осталось и следа. "Козел, - пронеслось в голове, - ну и радуйся..."
Скинул шлепанцы, бросил на пол штаны, майку, трусы.
- Смирно!
Я вытянулся. Лицо горело, как будто меня засунули в печь. От стыда глаза заволокло слезами. "Не дождешься, чтобы я заревел, - твердил я мысленно, - ну и смотри, смотри, сука". Я представил себе ехидную улыбку сержанта, разглядывающего мое скромное "хозяйство".
Казалось, время остановилось. "Какой же я дурак, - ругал я в мыслях уже себя, а не Сергея. - Раскис, как барышня, вчера же все вместе мылись в бане, что ж теперь-то стесняться?"
Сквозь слезы я взглянул на сержанта. Он убрал подушку с койки и намотал на руку конец ремня. Похоже, мое "достоинство" его совсем не интересовало.
- Ко мне! - Сержант сел на стул в центре каптерки.
Я зашлепал босыми ногами по полу. И опять невыносимо стыдно стало от мысли, что Сергей сейчас смотрит на мой болтающийся член.
Однако на лице Сергея не отражались ни насмешка, ни удовольствие. "Ко мне подойди", - сказал он уже вполне мирным тоном, и прежде чем я успел опомниться, взял левой рукой за шею, нагнул и перекинул меня через свое колено. "Разогрев", - добавил Сергей.
Шлёппп! - ладонь командира звонко опустилась на мои ягодицы. Больше всего меня поразил звук - я даже не думал, что это так громко.
Шлеппп! - я начал ощущать боль, но не сильную.
- Это что же, как в детском саду будет? - осмелел я.
Бэмц! - ладонь командира припечатала попу с двойной силой. Ого! Это уже не шутки.
- Я же сказал: мол-чать!
И снова: бэмц! Я начинал понимать: да, это не шутки. Господи, что же будет, когда дойдет до ремня?..
После десятого шлепка последовала команда "встать!" Теперь мне было уже не так стыдно стоять навытяжку перед своим мучителем - попа давала о себе знать.
- На койку. Жопой кверху. Считать удары.
...Звук, доселе не слышанный мною в жизни. Острая, жгучая боль.
- Раз...
Новый удар.
- Два...
- Нет, не два. Ни одного пока.
- Я же считаю!
Третий удар.
- Не знаю такого числа - "раз".
Жаххх!...
- Один...
- Правильно.
Четвертый удар стал, таким образом, первым...
Я задергался.
- Еще раз дернешься - привяжу.
- Не надо...
Жаххх! Жаххх! Казалось, этот звук слышит вся казарма, вся округа.
"Молчать буду как партизан" - крутилось в голове. После двенадцатого я начал громко стонать. После двадцатого крик перешел в рев. После двадцать четвертого сержант объявил перерыв.
Я уткнулся в одеяло, чтобы Сергей не видел моих слез.
- Зря геройствуешь - сержант затянулся сигаретой. - Дать закурить? Ах да, ты же у нас не куришь, интеллигенция.
- Делай свое дело, гад - проскрежетал я зубами.
- Успеется. И это я - гад? А мне казалось, меня кто-то попросил себя выпороть.
Странно, но теперь мне было совершенно безразлично, что Сергей внимательно рассматривает мое распластанное тело.
- Чё худой такой? Дрочишь, наверное, часто - Сергей усмехнулся, видя как краска густо залила мое заплаканное лицо. - Да ты не стесняйся, нас тут двое мужиков. Ничего, в армии поправишься. Я тоже пришел как щепка. Режим дня - великое дело. А дрочить полезно.
Сергей говорил медленно, как бы не замечая моих всхлипываний.
- Кстати, только дурак молчит, когда его порют. Орать надо, понял? Так легче.
"Хрен тебе", - подумал я. Но скоро убедился, что сержант был прав на все сто.
После тридцатого я мертвой хваткой вцепился в спинку койки, чтобы не вскочить.
Тридцать пять, тридцать шесть... Кто это вопит, неужели это мой голос? Сорок... В голове бухает какой-то молот, мешает считать... Бежать уже не хочется. А что это за звук? Почему звук ремня по заду, а боли нет? Проклятые слезы - забили весь рот и нос, нечем дышать...
Сорок восемь, сорок девять...
- Ну?! Чего остановился? Гад, сука...
- Все. Ты свое получил. Встанешь по моей команде.
Рев все еще вырывается из моей груди. Возвращается чувство боли. Нет сил терпеть... Постепенно я перестаю рыдать и начинаю дышать нормально.
- Встать.
Слажу с койки. Сержант протягивает платок:
- Сопли утри.
Вытираю лицо и осторожно провожу рукой по попе. Мокро! Но ладонь чистая.
- Что, кровь ищешь? Да нет ее и в помине. К зеркалу шагом марш!
Теперь мне глубоко пофигу, что я голый, я просто не замечаю этого. Становлюсь спиной к зеркалу на дверце шкафа и осматриваю свои ягодицы. Красные, но не такие страшные, как ожидал увидеть. И никакой крови!
- Лицом к стене! Руки за голову!
Какая странная команда. Становлюсь у стены, складываю руки на затылке.
- Должен же я осмотреть результат своей работы - со смехом говорит Сергей и мне уже почти смешно, но...
Но раздается стук в дверь.
- Куда?! - Рявкает сержант при моей попытке дернуться в сторону. - Стоять. Это Васька, он свой.
В каптерку вваливается Хохол и шумно свистит, увидев интересное зрелище.
- Кого это ты так, Серега? Нехило отделал. Но и не по полной. Что, пожалел? Ба, та це ж Вадим! Во здорово! Пацаны завтра поприкалываются!
- Пацаны не узнают. Я ясно сказал? Ясно?
- Да ясно, ясно, чё ты, Серега. - Васька подходит ко мне. - Ну чё, Вадим, орал?
- Орал.
- Нормально он вынес, - говорит Сергей. - Все бы так. Уважаю.
У меня вдруг что-то щекочет в глазах.
- Ну ладно, я журнал занес. Спать потопаю. Пока, Серега. Ну, Вадим, мать твою! Кто бы мог подумать? Молоток.
Васька сваливает, а я стою у стенки с руками за головой.
- Отставить. Иди сюда. Вот, выпей чаю.
Беру дрожащими руками чашку. Стою.
- А чё ты стоишь? Думаешь, не сядешь? Ну и дурь у тебя в голове! Садись.
Осторожно присаживаюсь на деревянный табурет, ощущая прохладное дерево разгоряченным задом. С ума сойти, я могу сидеть!
Глоток за глотком горячего чая окончательно возвращает меня к жизни. И я вдруг вижу, что передо мной нет сержанта. Сидит напротив парень, которого вижу будто в первый раз - умный, серьезный, доброжелательный.
- Серега.
- Что?
- Спасибо...
- Не за что.
- Прости меня.
- Отставить. Мы не бабы.
- Ну все равно, прости. Знаешь, я тебя проклинал, когда ты порол меня, думал, от боли вырублюсь...
- Понятное дело, - Сергей улыбнулся. - Я батю своего знаешь, как материл, царство ему небесное, но не вслух, конечно. Меня-то он не так сёк. Я по два дня сидеть не мог...
- Странно, почему настроение такое хорошее после дикой боли?
- Потому что ты ее вытерпел. Ты сейчас сам себя уважаешь. Хоть и не знаешь этого...
Сергей снова улыбнулся. - Ну все, пора спать.
Мы встали. Я протянул руку, и сержант крепко пожал ее.
- А знаешь... - я замялся.
- Ну что?
- Ну... Я не против, если ты меня за провинность снова накажешь... А что если... А что если не за что будет наказывать? - Я снова густо покраснел.
- Ну, если не за что, отведаешь прутьев вместо ремня. - Сергей рассмеялся. А потом вдруг посерьезнел, положил руку мне на плечо и тихо сказал:
- Я сам замечу. Я пойму, когда надо будет снова.
- Спасибо! Спасибо, Сергей!
Я подобрал с пола одежду и радостно выскочил в темный коридор.
- Трусы! - крикнул вдогонку командир.
Я положил одежду на пол и, быстро натянув трусы, снова поднял шмотки и зашлепал к своей койке. Казарма крепко спала, и никто не видел ни моей багровой попы, ни счастливой физиономии.