Андреев Вадим : другие произведения.

Скитальцы по краям (отрывки)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Решил - не совсем понятно зачем - выложить это сюда... Предупреждаю сразу: что-что, а форму (роман в обрывках) я выдерживаю строго. Не ждите связи, последовательности и прочей литературности. Текст имеет зачаточный вид. Каждый из отрывков может впоследствии обрасти страницами текста. Так что мое намерение - полигонная обкатка. Жду ругательств. Внятных, хотелось бы. Заранее пожалуйста.Кто еще не раздумал читать - welcome.


   Скитальцы по краям
   Роман в обрывках.
   Обрывок 1. Сезон уныния.
  
   "Электричка - какая-то, понимаешь, электричка - какая-то, дом - какой-то", - повторял он, словно этакий смешливый дзен-мастер, растолковывающий непонятливому ученику простой коан, и наполняясь от бестолковости ученика (меня, то есть) не гневом, а нескончаемым хохотом.
   "Дин Мориарти, - вдруг осенило меня, - Дин Мориарти, вот ты кто такой. А я, разумеется, Джек Керуак, неотступно следующий за своими безумными друзьями, но всегда на шаг отстающий от пульсации их просветленного сумасшествия. Слишком интеллигент - в патологическом смысле слова".
   Этим открытием я не замедлил поделиться с Андреем, который кроме прочих своих выдающихся качеств (типа уникальной разновидности клептомании, распространявшейся преимущественно на огромные и крайне нефункциональные предметы) поражал меня исключительным соответствием своему прозвищу - Маугли ("прозвище должно быть таким, чтобы оно угадывалось непосвященным человеком ", - говорил он мне), что проявлялось на всех уровнях его бытия.
   - Керуак... А, это писатель такой. А Дин Мориарти - его персонаж. Так?
   -Так.
   Дальше разговор перекинулся на литературные темы, из области богемно-тусовочно-наркоманских авторов, как это у нас обычно бывало. Тут в роли гуру выступал я, как обладающий в нашем кругу славой крайне начитанного человека и вообще гуманитарного интеллектуала (последним выражением, впрочем, пользовался в отношении себя в основном я сам).
  
   Мутно-солнечный осенний день достиг того предела, когда он уже начинал переходить в мутно-серый осенний вечер, но последние лучи оранжевого солнца еще позволяли чуть отодвинуть зревший внутри меня приступ меланхолии. Мы подошли к гаражу, служившему нашей тусовке сессионным сквотом. С его хозяином, Джексоном, я был знаком с шестого класса, когда мы оба поступили в только что образовавшуюся и крайне понтованную гимназию для "особо одаренных детей". Мы и правда были непростые ребята... Забегая вперед, скажу, что Джексон вылетел из школы в девятом классе из-за своеобразных отношений с администрацией, убежденной в том, что наш друг является drug-дилером ( впоследствии это немало нас забавляло, поскольку именно Джексон не участвовал в наших марихуановых сейшенах, из-за конфликтной реакции его организма на каннабиоиды). Я же благополучно доучился до выпуска, хотя, начиная с восьмого класса, усвоил позицию нонконформиста, отстаивал право носить длинные волосы, особо травмировавшие преподавательницу этикета, и расписывал свой джинсовый жилет постулатами идеологии хиппи. Этому, впрочем, был в глазах директора противовес в лице моих гуманитарных талантов (учителя литературы носились со мной вплоть до одиннадцатого класса) и социальная активность моих родителей. В общем, школа оставила в моей памяти светлый след, и годы учебы в ней впоследствии становились время от времени предметом моих ностальгических медитаций. Собственно, в то время и сложилась наша тусовка. Дима, Вадя, Фэнди, Рома, Коля... Нас было много и нам было весело.
  
   Мы позвонили в дом, где Джексон жил со своими родителями. Никто не открыл, и мы стали наслаждаться последними минутами тепла, рассевшись у дороги.
   Пока мы сидим, я объясню одну вещь, без которой то, что будет происходить дальше покажется непонятным. Этот год для нашей компании стал годом открытия грибов. Посвященные понимающе усмехнулись, для остальных поясню, что псилоцибиновые грибы являются одним из древнейших психоделических средств, используемых человеком для расширения границ внутреннего опыта. "Дымок", которым пользуется кастанедовский Дон Хуан - это сушеные псилоцибиновые грибы. Кастанеда их курил. В России их едят. (Мы, правда, пробовали курить сушеную шкурку мухомора, но из этого ничего не вышло. Да и вообще, мухомор - отдельная тема. Я не ел, поэтому говорить ничего не буду). Так вот, грибы. Маугли в этом отношении оказался предприимчивее других и уже поимел в ту осень опыт их употребления. В тот день он решил приобщить к галюциногенному опыту меня. Я возвращался из универа, чувствуя себя достаточно погано: больное горло и общая угнетенность организма. Андрей встретил меня на платформе, купил сигареты и мы отправились в лес. По дороге он достал пластмассовый туесок, я быстро съел его малоприглядное содержимое. Там было примерно 20-25 штук - приличная доза для первого раза. Сам Андрей был уже. По дороге его кумарило со страшной силой, а я ничего не чувствовал - кроме симптомов начинающейся болезни - и был раздражителен. Мы расположились на полянке, Андрей устаивал целые представления, я тускло стебался над ним, испытавая при этом острую фрустрацию. Она стала для меня лейтмотивом того дня, а потом - и всей осени. После этого мы долго гуляли - по дороге моя подавленность чуть расселась - и в итоге оказались у того самого гаража. Где мило болтали, пока не позади не раздался шум. Обнаружилось, что нашего сознания в его измененном состоянии хватило только на то, чтобы позвонить в дом. Постучать в гараж мы не догадались. Оттуда вышли Джексон с Димой, неестественно бледные, и не надо было быть Еврипидом, как любит выражаться Рома, чтобы догадаться, что они испытывали воздействие тех же природных психоделиков, что и мы с Маугли. Мы отправились гулять. Наступил вечер. Очень странный вечер, один из самых странных в моей жизни. Нет, галлюцинаций у меня не было. Я вообще так до сих пор и не понял, состоялся ли тогда "приход" или нет. Обычно в таких случаях говорят, что если он состоялся, то таких вопросов не возникает, но это очень общие слова... Прибегну, потому, к спасительному эпоке и, воздержавшись от интерпретаций, займусь простым описанием.
   Мы бродили по прилегающим к городу зеленым (только не осенью) районам. Осень, как я тогда понял, вообще по своей сути кислотна. Вся эта игра приглушенно-насыщенных цветов, эстетика упадка и разложения, особая прелесть тлена - все это очень близко духу грибов. Я не люблю осень и, наверное, поэтому не полюбил грибы. Ganja is a spirit of summer. Spirit of Jah. Но я отвлекся. Диму пробило на телеги.
  -- Ты понимаешь, - жаловался он, - мыслей становится так много и они так стремительны, что язык не успевает за ними, не успевает их выразить.
   Я возражал в том смысле, что всякая мысль уже существует в языке, вне языка ее нельзя назвать в полном смысле существующей.
  -- Не случайно, - говорил я, - Хайдеггер называл язык "домом Бытия".
  -- Да, - вяло усмехнулся Дима, - не случайно я так с тех пор и не открывал твою книгу.
   Полтора года назад, когда мы еще только познакомились, Дима взял у меня несколько книг и среди прочих - "Время и Бытие" Хайдеггера. Действительно сложная книга...
  
   ...
  
   А тем временем в мире творилось нечто занятное. Две ласточки Апокалипсиса, два небесных всадника Гнева пронзили и сокрушили две гигантские, словно два фака, обращенные к небу, башни Вавилона. Два летчика-камикадзе обрушили башни World Trade Center, громады, символизировавшие несокрушимую финансовую мощь США. Еще один самолет атаковал и поджег Пентагон. Четвертый обрушился на здание Капитолия. Еще несколько были обезврежены очнувшейся-таки системой воздушной безопасности Штатов. Самолеты принадлежали американским компаниям и были захвачены на рейсе. Во всех были пассажиры...
   Это был шок. Мир начинало переклинивать. Мы были довольны. Мы были радикалами.
   Помню, как мы гуляли с Андреем по лесу, курили план и ругали американцев. И еще много о чем говорили - о любви там, о вечности... Было очень хорошо (я вообще очень люблю гулять по лесу с другом - одним, это совсем другое дело чем тусовка, - с бутылкой вина, или косяком) и мне тогда показалось, что я внутренне примирился с осенью.
   ***
   Трава и портвейн - вот подлинный mix маргинального интеллектуала. Раньше в моей идеологии место портвейна занимало вино, но сегодня я понял, что позволить себе регулярно иметь 60 рублей на вино маргинал не может. Кстати, портвейн тоже подорожал. Я испытал культурный шок, когда обнаружил, что харизматические "777", всегда стоившие 30 рублей, теперь стоят 38 (потом, все-таки, оказалось, что это результат не общекультурного перелома, а всего лишь жадности хозяев того магазина)
   А обнаружил я это, когда мы с Маугли, направляясь в гости к Максу Растаману, решили зацепить бутылочку чего-нибудь этакого (а сумма в 40 рублей, которой мы обладали, сильно сужала диапазон доступной нам "этакости").
   О Максе надо рассказывать отдельно. Это человек уникальный в своем роде. "Когда я стану архиепископом, - сказал я в тот вечер Маугли, - я причислю его к лику святых". Мне еще не раз пришлось это повторять.
   Макс был старше нас всех: нам было 17-18, ему уже 27 лет, но это никак не сказывалось на нашем общении. Он был достаточно известным (в узких, разумеется, кругах) ударником: он играл с уже ставшими легендой "Jah Division", его имя можно найти в списке благодарностей на альбоме группы "Остров", участвовал во множестве менее знаменитых проектов, например индастриал-группе "Цизфинитум".
   В нем была простота и цельность, которой так не хватало моей измученной рефлексией натуре, но простота эта была не от недостатка, а от избытка, если понятно, о чем я говорю.
   Его лицо было таким, какие бывают у революционеров и святых. Макс благополучнл совмещал в себе черты того и другого.
   По образованию он был кинологом, когда-то работал в знаменитом центре им. Колесникова. Потом охранял свалку, потом - гавнокачку. Озвучивал компьютерные игры, делал музыку к спектаклю Мамонова "Есть ли жизнь на Марсе". Потом - забил на все. В начале нашего знакомства я спросил: "А где ты сейчас работаешь". Немного замявшись, он ответил: "Понимаешь, с тех пор, как я усвоил идеологию растафарианства, я нигде не работаю".
   Бескорыстие Растамана было предельно. Когда у него была трава (а она была у него почти всегда), у тебя не было шансов, зайдя к нему в гости, уйти ненакуренным. Но мало того - как то раз Егор попросил меня купить бокс. Так совпало, что в тот же день мы с Максом встретились, и он пригласил меня зайти на чай. Вечером я зашел, мы раскурились, послушали музыку и я спросил насчет травы.
  -- Макс, ты не знаешь, нет мазы боксик замутить?
  -- Да нет проблем. Вон, открой шкаф, там пакетик, отсыпь, сколько тебе надо.
   Я почувствовал себя несколько неудобно. Накуривание накуриванием, в конце концов, это входило в кодекс тусовочного гостеприимства, но с повышением количества вещества рыночные отношения вступали в свои права. Макс же считал это положение вещей ненормальным. Помню, когда к нам приезжали "Exploited", дней за десять до концерта мы с Растаманом сидели в беседке и он вслух размышлял о возможностях заработать 400 рублей на билет. "Идти убивать кого-то, или морду бить - не хочется, - говорил он, - но анашой (и тут самый тон его изменился, стал величественным, даже грозным) торговать тоже нельзя".
   В следующий раз он сделал подношение уже без моих вопросов, а в третий раз, со словами: "Вот, Саша, тебе небольшой сюрприз", вручил мне пакетик, в котором было травы рублей на 500. На мои маловнятные реплики, предполагавшие выразить крайнюю степень благодарности и определенную - неловкости, он ответил более мимикой и жестами, но все было понятно - так должно быть. Так сказал Джа.
   Он был добр, и доброта его распространялась на всех окружающих без видимых предпочтений. Вокруг него всегда были самые разные люди, в том числе и те, чьи взгляды и образ жизни резко расходились с его собственными, но он это никогда не делал это предметом обсуждений и разбирательств. "Пойдем, лучше, пяточку забьем" - так он примерно к этому относился. Но он мог быть и жестким, а иногда - и гневным. Мне всегда было тяжело видеть его в такие моменты.
   Макс был особенным. "Единственный человек, которому хочется подражать", - заметил Маугли. Так.
  
   Я решил начать работать. Потому что хотелось книг, музыки, наркотиков - много чего хотелось. Да, еще сотовый телефон. А тут как раз Дима решил погрузиться в учебу и предложил мне занять его почетное место курьера в фирме. Вообще-то курьерская работа мне была уже знакома: год назад я подрабатывал в одном журнале и, по правде сказать, вынес мало приятных воспоминаний. Эта работа отнимает много сил, еще больше времени, и дает мало денег. За одну поездку платили 20 рублей (для сравнения, мало-мальски приличная книжка стоила рублей 60-80), а поедешь ты на Охотный ряд или метро Домодедовская, где надо еще ждать под мокрым снегом неходящий автобус - это как повезет. Чаще получалась Домодедовская. Единственное, что было хорошо - у меня не было никаких обязательств, я работал совершенно свободно: захотел - приехал, не захотел - и не надо. У меня даже телефон поначалу не спросили, хотя давали поручения забрать или отвезти энные суммы денег. Один раз я весь день мотался с месячной зарплатой в кармане. Может, это почти трогательное доверие (или преступное легкомыслие?) и заставило меня-таки привезти эти деньги в офис, а не в винный магазин, например. Короче, моя рабочая карьера продлилась не больше месяца, и я с этим завязал. А теперь вот опять.
   Дима сопровождал меня на церемонии вступления в должность, провел экскурсию по основным заведениям в офисе: столовой и сортиру. Мне дали двести рублей "на проезд" и первые поездки. Знаете, как это у наркоманов - первая доза бесплатно. В день, когда я начал работать, поездок было завались и можно было выбирать. Я навыбирал центровых мест. Дима чувствовал себя плохо (в тот же вечер он уже лежал с температурой), но рыцарски счел своим долгом сопровождать меня.
   И первым местом, куда мы с ним попали, был кафе-бар. Он назывался "Райский уголок" и на стенах в предбаннике там висели коллажи с изображениями розовых поросят и текстами о пользе, приносимой свиньями. Шуточными, разумеется, текстами. Пока я, отдав документы на подпись, ждал у входа, в бар заходили большие люди в кашемировых пальто и серьезно-пустынных лицах. Весь их облик говорил о том, что они не сомневались в том, что они тоже приносят пользу обществу. Только уже безо всяких шуток.
   Я же о себе такого сказать не мог. Поэтому я и был курьером.
  
  
   В то холодное утро я окончательно решил, что первый месяц работы станет для меня последним. Я минут 30 шатался по безлюдной индустриального вида местности, продуваемой всеми ветрами, в поисках нужной мне улицы. Редкие прохожие направляли меня в противоположные стороны; указания, прилагаемые к документам, тоже страдали невнятностью. Окончательно замерзший, я, наконец обнаружил искомую улицу, а также то, что мне предстояла еще изрядная прогулка по ней вдоль набережной загаженной речки, в которую сливались отходы какого-то производства. Метров через 20 я увидел в реке уток - а это был ледяной ноябрь. Видимо, нефтепродукты повышали температуру воды и не давали ей замерзнуть. Уток это явно устраивало.
   Потом я поехал в офис, набрал новых поездок и отправился их развозить. В переходе метро, чтобы развеяться, купил свежий номер "Лимонки". Я покупал ее достачно регулярно, отдавая свои три рубля почти исключительно за статьи самого Лимонова. Остальные материалы вызывали у меня в разных пропорциях смех, сочувствие (в обоих своих смыслах ) и раздражение.
   Продавец, посмотрев на мои неестественного цвета пальцы сочувственно поинтересовался:
   - Холодно на улице?
  -- Да, - выразительно ответил я.
  -- А здесь тепло. Пока.
  
   Кончилось это, как у меня обычно и бывает - так и не начавшись. Стиль был выдержан. Я проработал три дня - и заболел. На неделю. Потом проработал еще два дня - и опять заболел. На две недели. А перед этим еще успел захватить какие-то важные документы. Пока я болел, с работы постоянно звонили - чего-то хотели от меня. Стали еще Диму напрягать, чтобы, типа, он им бумажки эти передал. Как будто это были его проблемы... Когда я наконец приехал к ним, уже зная, что меня уволили (чему я был несказанно рад), на меня очень кисло посмотрели и дали триста рублей - за три дня. Ладно, чего я им еще доказывать буду... У них, наверное, и правда какие-то проблемы из-за этих документов были. А я себе книжек купил. Джойса и еще всяких...
   Сезон уныния подходил к концу.
  
  
  
  
  
   Обрывок 2. Побег от Ким Чен Ира.
  
   Нет, нищее наше кочевье
   Милее отцовского сада!
   Анна "Умка" Герасимова
  
   Мы решили поехать в Питер. Вчетвером - Я, Маугли, Вадя и Ольга - тогдашняя
   вадина пассия. Замысел был выдержан в лучших традициях: к кому и вообще зачем мы едем никто не знал; была пара достаточно иллюзорных адресов столь же иллюзорных вписок - и все. Было решено, что мы с Маугли поедем автостопом, наши друзья - на собаках (электричках, если кто не привык к неформальскому арго). Мы должны были встретиться в пятницу в семь утра на Ярославском вокзале. В четыре часа меня разбудил звонок Андрея - он был уже на платформе. Я с тоской понял, что еще не собирал рюкзак...
   Когда мы приехали на вокзал, нас там, как и следовало предполагать, никто не ждал. Мы пошли в вокзальную забегаловку (а надо сказать, что все формы жизнедеятельности в пространстве Ярославского вокзала следует отнести к экстремальным видам спортам) и скромно позавтракали собственными припасами. Вскоре все вокруг стали как-то суетиться, замелькали люди в форме. Вокзальные помещения закрыли. Причина стала понятна сразу - в этот день в Москву приезжал северокорейский вождь Ким Чен Ир. А мы из Москвы уезжали.
   Не дождавшись компаньонов, мы пошли за билетами (с самого начала спасовав и решив доехать до Твери на электричке), зачем-то написав и пришпилив к расписаниям движения поездов записки для Вади с Ольгой. Осознание бессмысленности этого предприятия (если бы записки не сорвало ветром через минуту, их бы сняли уборщики через пять) нас не останавливало - чувство внутренней ответственности преобладало.
   Поезд отправлялся в пол-одиннадцатого. Несколько часов в электричке под тридцатиградусным солнцем выпарили из меня последние остатки бодрости.
   Мы вытекли из вагона, побродили по перрону, дав свой вариант идентификации безымянного памятника, и встали перед необходимостью выйти к трассе. Эта задача заняла у нас больше времени дала больше впечатлений, чем мы предполагали поначалу. Какой-то пьяненький мужик, у которого мы имели неосторожность спросить дорогу, задержал нас минут на двадцать, сбивчиво рассказывая о своей нелегкой жизни и периодически порываясь присоединиться к нам. "Сейчас, только за гармонью схожу...". Все-таки мы убедили его, что не стоит. В итоге к трассе нас вывел полумафиозного вида персонаж, проведя какими-то своими тропами.
  
   ...
   Просто обрывки
  
   Возле сквера за мной увязалась и всю дорогу трусила неподалеку, то отставая, чтобы обнюхать какие-то по-собачьи понятные ей знаки, то забегая вперед, небольшая черная собака, из тех, что летом стаями валяются на солнце, а зимой прячутся по подвалам. Чего она от меня хотела? Может, ей просто обрыдла эта собачья ... и она надеялась, что я возьму ее к себе, что она будет спать на коврике и есть из мисок, и играть со мной. У двери подъезда я обернулся, посмотрел на нее и мне стало невыразимо грустно. В чем-то я ее очень хорошо понимал. Она отвернулась и побежала дальше.
  
   Горизонтальное положение оказалось еще отвратительнее вертикального. Я даже удивился - ведь еще полчаса назад я спал, вполне комфортно спал и вообще непонятно отчего проснулся в полвосьмого утра. Наверное, от яркого солнца (весна наступила, йес) и сознания необходимости ехать на стадион получать зачет по физре. В деканате заколебали. Все еще спали (вся комната и кухня в спящих вповалку людях), а входная дверь так и осталась открыта с ночи. Предпринимались попытки закрыть ее, когда запах плана стал явственен на лестничной клетке, но всем уже было пофиг.
   Чувствовал я себя на редкость погано, и оставалось только утешаться тем, что до водки я вчера так и не дошел. Но и без нее всего хватало. Под конец выпили даже дешевый портвейн, хотя поначалу снобски иронизировали на его счет. Познакомился с девушкой, которая, как оказалось, старая знакомая моего брата, причем они уже лет восемь не виделись. Всплыло это совершенно случайно, через какую-то фигуру общей знакомой, и я поинтересовался: ты, случайно, Дениса Г. не знаешь? "Ну как же, это моя первая любовь". "Я его брат". Общее приятное удивление и расспросы. "Нет, не женился еще".
  
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"