Он был примерно моего возраста и роста. Загорелое лицо с едва обозначенной, но недовольной усмешкой. Клетчатая рубашка, потёртые джинсы и остроносые коричневые ботинки. Мода на всё это прошла лет десять назад, но он упрямо появлялся в саду каждый день в своём неизменном наряде, как человек, уверенный, что хороший вкус вечен, если повыше поднять подбородок. Я бы не удивился, узнав, что он голосует за консерваторов и выписывает Национальный католический реестр.
Что именно мне в нём не нравилось? Трудно сказать. Но он вызывал у меня почти животную неприязнь. Особенно - его взгляд. Даже удав моргает чаще, глядя на кролика! В его присутствии в голове рождались самые мрачные мысли, а ладони и кожа в сгибах локтей становились липкими. A воздух становился вязким, не более пригодным для дыхания, чем темень омута в безлунную ночь.
К тому же он нигде не работал, целыми днями сидел в своей съёмной комнате на втором этаже. Стоило мне тихо подойти к его двери - и скрип половиц или мебели внутри мгновенно стихал. Я почти чувствовал, как он, затаив дыхание, стоит с той стороны двери, слушает, ждёт, что я сделаю дальше.
Когда он выходил в сад, медленно слонялся между деревьев и молча наблюдал за мной. Когда я уходил в дом, то он загладывал в окна. Вы знаете это чувство - когда затылком ощущаешь чей-то взгляд? А следующую по пятам панику - видны ли этому незнакомцы мои мысли? Если нет, то представьте что вы опускаете руку в карман и находите там руку мелкого воришки.
Я не раз говорил жене, что от него пора избавиться. Но он исправно платил за комнату - первую неделю каждого месяца. Я тоже исправно напоминал об этом Лани что бы выглядеть объективным. Она обычно отвечала:
- Это твоё дело.
Тоном, которым напоминала, что дом принадлежит мне, а значит, и решать должен я.
В конце концов я решил: хватит. Взяв лопату в сарае, пошёл рыть яму в саду - между зарослями дикого крыжовника и клумбой гладиолусов. Заросли были как нельзя кстати: не придётся отвечать на идиотские вопросы соседей.
Через час я выбрался из ямы и сел на траву. Вода в бутылке нагрелась на солнце и пахла дешёвым пластиком. Обернувшись, я увидел его - он стоял под деревом и молча смотрел на меня.
Я пожал плечами и кивнул на яму. Он не шелохнулся.
Тут из дома вышла Лани, вернувшаяся из города:
- Для чего яма? Ты почти присыпал гладиолусы.
Прежде чем я успел ответить, постоялец подошёл к краю ямы и спокойно сказал:
- Это для меня.
Лани пожала плечами по-прежнему обращаясь ко мне:
- Понятно. А что говорит твой психолог?
Опять прежде чем я успел ответить, постоялец начал:
- Если старые способы не работают...
Он осёкся под моим злорадным взглядом
- ...нужно искать новые, - закончил я и посмотрел на него почти торжествующе.
- Только поосторожнее с моими гладиолусами, - заметила Лани. - И яма, кстати, маловата.
И ушла в дом.
Я повернулся к нему:
- Неужели и вправду маловата?
Он молча кивнул.
Я вздохнул, залез в яму и лёг на дно, рискуя испачкать одежду. Голова неудобно упиралась в край. Он стоял у моих ног, заслоняя вечернее солнце. Его тень доходила мне до подбородка. Вот умеет же, сукин сын, встать так, чтобы загородить мне свет.
- Вылезай, Диоген, - сказал он. - Всё равно ничего у тебя не выйдет.
Я выбрался, отряхнул джинсы.
- С чего такая уверенность? - буркнул я, снова вонзая лопату в землю.
Лани вернулась в сад с двумя стаканами холодного лимонада. Осевшая на стекле влага собиралась в крупные капли и скатывалась вниз.
- Ну как, скоро управитесь? К ужину вас ждать?
- Его точно нет, - ответил я.
Подождав пока Лани уйдёт, постоялец сказал:
- Психолог, если не ошибаюсь, говорил, что я тебе нужен...
Я промолчал. Тот продолжал:
- Что я - часть этого дома, такая же, как и ты.
Я не сразу понял - это насмешка или угроза. Ничего, еще немного и я окончательно избалюсь от его назойливого присутствия. Пусть говорит что хочет - теперь емы уже ничего не поможет.
Наконец яма была готова. Видя, что я не шучу, он тихо спросил:
- Ты сам не видишь, что без меня не обойтись?
- Обойдёмся. Мы прекрасно обойдемся без постояльцев. Я буду лучше экономить, чем продолжать тебя терпеть.
- Ладно, - усмехнулся он. - Поиграем в Йорика.
И спрыгнул в яму.
Когда всё было закончено, я утрамбовал землю лопатой, а потом - для надёжности - ботинком.
Давивший на меня атмосфреный столб вдруг уменьшился на половину. Неужели всё так просто? Это следовало сделать давным-давно. Из приоткрытой двери на освещённую веранду доносился звон посуды - Лани накрывала ужин. Жара спала, появились первые светлячки. Ветер шевелил листья, солнце почти ушло, и светлячки плыли над землёй, и всё вокруг было ясным, настоящим и действительно моим. Жизнь только начинается, подумал я. Завтра расскажу об этом терапевту.
Я сделал шаг назад, чтобы еще разполюбоваться своей работой - и наткнулся спиной на что-то твёрдое. В недоумении я обернулся - он стоял передо мной, как ни в чём не бывало. Та же клетчатая рубашка, те же ботинки.
- Бу! - сказал он, глядя прямо в глаза, не мигая. - Пойдём, казенная землемерша, ужинать.