Лучше быть в Африке королём, чем в Индонезии повешенным
1
Василий Иванович был учителем, как это ни странно. Ему дали прозвище Чапаев. Но называть его Чапаевым я буду не так часто. В последнее время слово Чапаев в очередном рассказе даст сигнал "дежа вю" читателю и тот, будь он хоть семи пядей во лбу, разочаруется с первых же строк, задумавшись о возможном плагиате. Все эти размышления в данном случае неуместны, но не каждый это поймёт. Есть те, кто просто читает. А для некоторых важно сначала разобраться и провести параллели, не прочитав и главы. Глупо, не правда ли? Так что для вашего же блага имя Чапаев я буду упоминать как можно реже.
Василий Иванович прекрасно знал, что его называют Чапаевым, но, будучи крайне спокойным и меланхоличным человеком, не обращал на это никакого внимания и не придавал этому большого значения. Однако, просыпаясь в постели среди ночи, во время когда мир мыслей гораздо более тонок и чувствителен для человека, он задумывался над тем, почему же его называют Чапаевым. Уж не верилось, что только из-за имени и отчества. И поэтому он искал в себе черты Чапаева, но так и не находил. А те, кто его таким называл, вовсе не задумывались, что у него сходного со знаменитым Чапаем.
Была у Василия Ивановича и настоящая фамилия, но, как многим казалось, несмотря на её крайнюю непохожесть на другие, да к тому же недюжую анекдотичнось, порождающую сравнительные тенденции, он её так любил и с таким тоном произносил, что давайте забудем о ней и оставим её ему.
2
В нашем мире есть люди ненормальные. Но они считают себя нормальными. Так что и мы считаем их нормальными. То есть нормальные все. Видите, как легко купиться. Псевдонормальные считают истинно нормальных ненормальными и гоняют их, нормальные же никого гонять не будут. но так как мы приучены к псевдонормальности как к нормальности, то у нас всё будет нормально и мы ничего не заметим. Однако кто-то всё таки заметит. Значит он - истинно ненормальный.
Василий Иванович хоть и был со странными сдвигами, многие считали его нормальным. Но, как потом оказалось, всё это было отвратительной лестью. Причём в своём большинстве она исходила от людей его возраста, что особенно неприятно. Они были пойманы, но, представляя собой верхушку власти, лишь с издевательской ухмылкой продолжили теперь уже открыто показывать, что это была именно лесть. Они видели и понимали, что никто им возразить не может, и смело говорили гадости о Чапаеве, который был уже далеко. Кстати, многие, у кого своё мнение формируется на девяносто девять процентов в зависимости от мнения других, зацепились за идею льстивших наглецов и, превратившись в них самих, смело раскручивали её на удивление тех, для кого своё мнение поважнее чужого.
Оставим накопившуюся злобу позади и пойдем вперёд, ведь Чапаев был уже далеко. Как не стараюсь, не могу в некоторых ситуациях называть его по другому. Привыкши, как говориться. Итак, он был далеко. Но скорее не в плане расстояния, а в плане духовного продвижения. Пройдя этап льстецов, он стал что-то искать. И это не этап искания, ведь все этапы в какой-то мере представляют этап искание, образуют единое искания. Что же такое искание, он так и не смог понять, хоть и искал всё время. Для каждого своё искание и своё объяснение этого, но каждый может ничего этого не понять, хоть и будет продолжать искать. А вот льстецы не ищут. Чего же им искать, если они вполне довольны своей жизнью? Ну и ... с ними. Они порождают злобу, а её мы оставили позади.
Проходя в слякотную погоду по грязным, загазованным заводническим набережным Яузы, он, вновь как ни странно, прочищал свои мозги после проверки на прочность. Зная, что позади было не только плохое, но и хорошее, связь с которым разорвать тяжело, он пытался идти вперёд. Ведь это надо было делать. Не идти же назад. Даже если там хорошее. Причём старался он идти и в прямом и в переносном смыслах. Ну это к слову, если никто ещё не понял.
3
Василий Иванович своё увольнение воспринял с улыбкой, которая расплылась по его лицу к ужасу директора, который про себя охая, казалось, ещё более убедился в своей правоте. Не желая воспринимать малознакомые эмоции и чувства, а видеть и чувствовать лишь то к чему привык, директор удалился, оставив Чапаева. Который, как было видно, был уже мысленно в другом месте. Проблемы его не волновали. Он ещё немного посидел. Потом оделся и ушёл, чтобы потом не вернуться. Да, кстати, директор был женщиной. Или женщина была директором. Это с какой стороны посмотреть. Директор - женщина. И от этой фразы почему-то на душе не легко. А вот женщина-директор это уже более приятно. Ну а для Василия Ивановича, который уже сидел в автобусе и уезжал в противоположном от школы направлении, это уже не имело смысла.
Кондукторша, казавшаяся неумолимой в обязательной покупке билетов, так и не подошла к Василию Ивановичу, чтобы тот у неё купил этот билет. Так он спокойно и проехал от конечной до конечной. У него было впечатление, что он ни о чём не думает. Редкое впечатление. Но тогда получается, что он думает от том, что ничего не думает, значит всё-таки думает. Подумав, что эти размышления не имеют жизненного смысла, он вновь решил ничего не думать, и всё началось с начала. Шагая теперь по улице, Чапаев пытался представить, что будет завтра. Но так и не смог нормально этого сделать. Он понял, что ему нужна обыденность, постоянство. И даже если он идёт вперёд, как он это про себя называл.
Вновь работать за три девять земель ему не хотелось. Да и вообще хотелось ли чего то? Наверное, всё-таки хотелось. Но не хотелось работать там, где не хотелось. А можно ли работать там, где хотелось?
Он решил найти очередную школу и попытаться там устроиться. Искал он школы оригинальным методом - просто шёл и смотрел по сторонам. Видел школу и, если она ему нравилась, он туда заходил. Конечно, только директоры-идиоты могли его принять. Ведь какой нормальный директор примет на работу человека с улицы, предложившего ни с того ни с сего свои услуги. Он и расспросить в свете таких обстоятельств нормально не сможет, а поэтому и не примет. Хотя находились директора, чьи действия носили характер спонтанности. Их неожиданные поступки, как ни странно для людей традиционных и совсем не странно для людей нормальных, находили тёплый отзыв у учеников. Благодаря этому ученики начинали любить и уважать своих директоров, что случается крайне нечасто. Но, повторюсь, таких директоров будет маловато. Да к тому же, как потом оказывается, половина директоров просто искусно меняет свой фальшивый облик, который был так внутренне приятен остальным. И превращается в бесчувственную машину с чёткими понятиями и действиями, которые не подлежат какому-либо изменению.
Именно так и случилось в последний раз. И не такой уж он телепат, чтобы раскусить истинную сущность этой машины. Она устроена очень хитро. А ведь сначала эта машина была человеком. Теперь же это отлаженный механизм, который будет умервщлять любые попытки, несоответствующие принятым нормам, заложенным в память.
Василий Иваночич шёл дворами, нырял переулки, проходил по набережным, по территориям заброшенных заводов. И вот впереди показалась очередная школа. Красная, обшарпанная, в комплекте с отвратительной погодой, она предстала перед Василием Ивановичем в не лучшем своём обличии, однако с первого взгляда она пришлась ему по вкусу. Приблизившись к ней, он даже не удосужился узнать её номер, а, зная план разных школ, и где примерно распологается кабинет директора, вошёл внутрь и направился к главному или главной. С директрисами Василию Ивановичу общаться было намного легче. Он сам не знал почему. Говорил он всегда непринуждённо и никаких волнений не испытывал. Почему? Да потому что ему было безразлично, примут его или нет. Если его принимали, он начал как-бы возвращаться к жизни, которая более похожа на жизнь обычного человека. А так он был каким-то чудаком. И чащё всего он таким и оставался. Ведь кто будет принимать чудаков на работу?
Как он понял, директор этой школы недавно помер, а его место заняла завуч. Видимо, директора все любили, а завуч была дурой, это отражало лицо каждого ученика. Однако события в верхах не должны так волновать, даже если они могут серьёзно повлиять на жизнь. Впрочем, кого это волнует. Новоиспечённая директорша была малость под градусом. Очевидно после поминок, подметил Чапаев. Когда та уселась с гордостью в своё новое кресло и надвинула свои очки, Чапаев перешёл в наступление. Словно гипнотизируя директрису, он плавным голосом проговорил:
- Можно поинтересоваться? - произнёс он, не отрывая взгляда от директрисы. - Могли бы вы принять меня на работу в вашу школу?
Директриса обратила внимание лишь на последние слова, после которых она с ощущением полного счастья, как показалось Чапаеву, откинулась на кресле. "Моя школа..." - вздохнула она. Казалось, она мечтала об этом всё время, когда была завучем. Выкинуть бы ей этот портрет в траурной рамке бывшего директора. Теперь это её школа, и она тут всевластный правитель.
- Вы приняты. Подпишитесь здесь и здесь. - сказала директриса с таким тоном, что было видно её желание показать, какая он добрая.
Чапаев нисколько не был удивлён. Подписался где надо, поинтересовался, когда начинаются занятия и покинул школу. Казалось, и десяти минут не прошло, как он в неё вошёл. Вступившая на путь реформ директриса после многих лет однообразия решила, видимо, всё изменить. "Хорошо, что нашлись люди, которые меня оттуда выпроводили, - наконец начал осознавать Чапаев, что увольнение из прошлой школы было для него самым лучшим исходом. - иначе другие бы меня там повесили. Как в Индонезии." Чапаев удалялся от школы. "А коллеги реформаторов частенько становятся главнее их, ну а те вообще бесследно пропадают..." Быстро мелькнула эта мысль в у него в голове. "Кто ещё будет королём - это неизвестно." Казалось, не сам он порождал туманные наполеоновские планы, а кто-то другой подключился к его голове и перекачивал информацию. Но он уже отключился, и Чапаев, как обычный человек, был занят теперь другой задачей. Так как шёл он, когда искал школу, куда глаза глядели, то теперь он искал путь к своему дому и, запоминая названия улиц и номера автобусов, учил путь к новому месту работы.
4
Утром следующего дня он уже ехал на автобусе в свою новую школу. Как обычно сидел у окна и рассматривал мелькающие за окном силуэты таких же людей, ехавших на работу. Он всё время пытался убедить себя, что он не такой как все остальные, но так как эта мысль была крайне надуманной и искусственной, она напрочь отказывалась приживаться в его голове. Но он продолжал её себе насаживать и у него это никак не получалось. Зачем ему это было надо? Он считал, что это позволит ему идти вперёд, как он выражался, совершенствоваться. Но так ли это на самом деле, не знал ни он ни кто-либо другой.
Итак, наконец он добрался до этой школы. Надо сказать, что ничто после первого раза уже не казалось ему незнакомым. И в эту школу он шёл, как будто ходил в неё уже лет пять подряд. Завуч, та которая директор, нервно курила на пороге с бутылкой дешёвого пива в руке. Кашляла, харкала. А мимо проходили ученики и ничего не замечали. Василий Иванович взошёл на порог. Как же ему хотелось обматерить эту ... . "Доброе утро, Варвара Николаевна!" - сказал Василий Иванович. "А... Откуда..." - бросила бутылку в ближайшие кусты директриса. Варвара Николаевна вспомнила, что днём раньше она вовсе не представлялась Чапаеву. "Откуда вы знаете, как меня зовут?" - еле сказала она, проглатывая оставшееся во рту пиво. Но Чапаев уже давно вошёл в школу. Нет, он всё-таки не был телепатом, просто увидел фотографию с подписью всех школьных учителей на столе директора.
Первый урок Василий Иванович провёл как и следовало ожидать. Как? Ответ прост - как и следовало ожидать. Почему? Да потому что он всегда проводит свои уроки как и следует ожидать. А кто ожидает. Не знаю точно, наверное он сам. Потому что все остальные на этом первом уроке видят его впервые. После первого урока Василий Иванович узнал, что Варвара Николаевна, спускаясь по лестнице, споткнулась и насмерть разбилась. Это нисколько не удивило Чапаева, он лишь забрал свои вещи и направился через ту самую лестницу, у подножья которой распласталась Варвара Николаевна, в кабинет директора, где и занял свой новый пост. Остальные учителя не сказали ни слова. Может они были так приучены, а может у них просто не нашлось слов в ответ такому неожиданному стечению остоятельств. Так Чапаев стал директором школы. Кстати, до этого такого с ним не случалось. Обычно его выгоняли. А кто? Да те же самые директора. Он нисколько не удивился став директором. И тут вы наконец спросите: "Да этот чудак вообще чему-нибудь удивлялся?" Безусловно. Естественно удивлялся. Чему? Ну, сейчас я не скажу. Не помню.
В общем, директором ему уже к середине дня быть надоело. Он сжёг в сортире все документы, и, никому так и не сказав ни слова вообще за всё время пребывания на этом ответственном посту, неспеша покинул школу. И вообще была ли школа?
5
Он снова ехал в автобусе, который не покидал его ни на минуту даже в самые трудные дни. Автобус для него был чем-то священным, непосягаемым. Он готов был платить любые деньги, чтобы ехать на нём. Знали бы это кондукторы, вот драли бы с него. Так он любил автобусы. Но не так, чтобы целовать сиденья и ласкать поручни - люди бы сочли его за форменного извращенца. А так, внутренней любовью, если можно, собственно говоря, так выразиться. Сам он лишь в глубине представлял себе это. А, заходя в автобус, растворялся и благоговенно внимал шуму мотора, скрипу дверей и шороху пакетов в руках у пассажиров.
Это псих, скажете вы. Кто его знает. Может и псих. Но лучше об этом речи не заводить. Разве приятно всё время говорить о человеке, представление о котором сложилось как о психе. Безусловно, нет. Поэтому для вашего же блага, советую вам представить его нормальным и сохранить это самое представление до самого конца.
Итак, он приехал к себе домой, где просидел последующую неделю. практически безвылазно. Только за продуктами и всё. Может быть у вас возможно возникнет догадка, что он морально готовился к поиску следующей работы в очередной школе. Но, скорее всего, наилучшие догадки делают терапевты, поэтому вы в пролёте. Даже если это и так, то всё-равно. Повторяя курс алгебры за девятый класс, Чапаев никак не мог понять понять одно - в чём смысл жизни. Будучи крайне упёртым, хотя и спокойным, человеком, он пытался найти его в алгебраических формулах, подставляя в них слова вместо цифр и букв. Он считал это крайне занимательным и полезным, хотя и смысл найти и не мог, а все его друзья вообще говорили, что это бред. Ну и вы, наверное, с ними согласны. Ведь какой нормальный человек станет искать смысл жизни в формулах. Псих. Но представляйте его нормальным - так будет легче.
Грусть нашла на Чапая. Какой шанс он упустил. Почему он не остался в кабинете директора. "Не моё? - спрашивал он себя. - Глупость!" Сам не понимая свою натуру, он поспешно оделся и направился в школу, в которой он мог бы стать директором. Ноги сами вели его туда. Половину пути он вообще прошёл пешком, а не проехал на автобусе, как это было обычно. Школа предстала в своём традиционном обличии, как будто он ходил в неё уже пять лет. Порог. Дверь. Кабинет директора. А там сидит какой-то упырь, которого он в лицо не видел. Ну и пакость. Чапаев пристально посмотрел в глаза упырю, и ушёл прочь. Упырь даже не понял, что это было, поэтому через секунд шесть вскочил и выбежал и вслед. "Вы случайно не учитель математики? нам нужен учитель математики." - завопил он слабым голосом вслед Чапаеву. Чапаев, хоть и услышал нотки настоящей слабости, а тем более и вопрос про учителя математики, всё равно даже не обернулся и спешно покинул школу. Упырь лишь повертел головой и вернулся в свой кабинет. Но писать бумаги ему не захотелось. Так грустно стало у него на душе. И в первую очередь из-за того, что он упырь, к тому же с маленькой буквы. И тогда он решил не быть упырём, а на худой конец уж писаться с большой буквы. Каждый вправе сам выбирать, кем ему быть, но не каждый делает это правильно. Но судить всё равно не нам. И даже не тому, кто выбирает...
Василий Иванович, сойдя с порога, повернул в другую сторону и, пожалев себя, зашагал в направлении востока. Такие вещи случались с ним редко. Но всё-таки случались. Какие вещи? Разные. Зачем объяснять, если вы не поймёте. Восток - дело тонкое, но не только поэтому Чапаев туда пошёл. А ещё он подумал, что там восходит солнце ну и всё такое. Возможно это поможет идти вперёд. Но Земля же круглая, всё равно вернёшься обратно. А в другом плане сразу и не скажешь...
Первым ему встретился какой-то странный полузаброшенный завод. Почему полузаброшенный, Чапаев сам не знал. Так ему казалось. Вроде бы кто-то там был. Хотя снаружи никого видно не было. Так как делать было нечего, Василий Иванович зашёл на территорию и осмотрелся. Грязное кирпичное сооружение с побитыми стёклами и ржавыми железными конструкциями, покрашенное в коричневый свет, и никого вокруг. Делать нечего - Чапаев идёт к заводу. С какими мыслями он туда шёл? Кто его знает. И опять же: будет ли нормальный человек прогуливаться по территории какого-то разбитого завода? Наверное, нет. Ну и ладно.
Вдруг чья-то нога мелькнула в дверном пролёте. Чапаев это очевидно увидел и первый раз за долгое время остановился. Однако через несколько секунд вновь тронулся с места. Теперь уже целенаправленно - в сторону ноги. Нога мелькнула ещё раз и на лестнице, когда Чапаев поднимался вверх. Куда именно вела лестница, он понял, когда уже оказался на крыше. Очень плохая крыша: всё обшарпанно, куски покрытия слезают и в проплешинах видны какие-то гнилые материалы, помятые, ржавые трубы, пара трупов птиц, сломанные лопаты и куски заляпанных вёдер. Но всё смотрелось так едино, что вся несуразность этих объектов компенсировалась их общностью, преображавшую их. "Прямо картины рисовать" - Чапаев вышел на середину крыши. "Эй! Эй!" - кто-то кричал снизу. Чапаев не смог его увидеть, так как стоял в центре. Он подошёл к краю крыши и посмотрел вниз. Какой-то рабочий в замызганной телогрейке и трениках, с пробитой каской стоял внизу и смотрел вверх. Но смотрел он не на Чапая, а на что-то, что распологалось выше его. Чапаев секунд пять смотрел на рабочего и думал, на что же может смотреть этот ... , если на крыше выше ржавых труб ничего нет. Почему он кричал "Эй! Эй!"? "Эй!" - снова закричал рабочий, и уж тогда Чапаев обернулся и посмотрел вверх. Он ничего успел увидеть, вдруг что-то толкнуло его в живот и он полетел вниз.
Здание завода, с крыши которого он летел по направлению к разбитому асфальту внизу, было не таким высоким, однако Василий Иванович подумал о нескольких вещах. Первое, о чём он подумал, было то, что здание завода не так высоко, но разбиться всё равно можно. Второе - скорее всего он разобьётся, но, какого чёрта, где же вся жизнь, которая пролетает перед глазами? И третье - а причём тут этот ... рабочий? Думать о том, что можно попробовать помахать руками, чтобы улететь, он не стал. а вернее он подумал, что не стоит об этом думать. Что же касается того какой частью тела приземляться, а точнее врезаться, в разбитый асфальт он подумал, но мельком, так как решил, что будет одинаково больно и неприятно. Ещё он подумал, что чего-то слишком уж о многом удалось ему подумать в такой кратчайший срок. "А не сон ли это?" - подумал он. Но тут уж слишком близко оказался асфальт, и Василий Иванович со всей скорости впечатался ... . Но никакой боли не почувствовал. "Как странно." - подумал Василий Иванович. И где он теперь находился, где этот ... рабочий. Вокруг темнота, лишь тёмно-синий свет сочится из створок окна. Нет. Не может быть. У себя дома. Впервые за много лет по его лицу расплылась настоящая улыбка. Он жив. Но теперь его беспокоило другое - как долго он спал, что было, а чего нет. ... .
Где же реальность? Как её найти, если она есть. Сколько её искать, если её нет, но ты не знаешь об этом. На самом деле, рядом с визуальной реальностью существует и полувизуальная - реальность представления. Она тоже имеет право быть реальностью ведь её эксклюзивный обладатель в большинстве случаев хочет её увидеть. Но превращение полувизуальной в визуальной - процесс не слишком частый. Существуют и другие реальности, которые в совокупности и синтезе образуют парадигму реальности. Таким образом полиморфные реальности, пересекаясь, могут серьёзно сбить с курса. Но случается это не так часто, и это факт. Большинство людей живут с самоосознанием личности в визуальной реальности, то есть кажущейся наиболее реальной из всех реальностей. Благодаря этому, а правильней сказать из-за этого, у них вырабатывается опять же полиморфная модель скептицизма, закрывающая пути осознания новых реальностей, превращая их, например, в невоспринимаемые детские фантазии.
Чему отдать приоритет Василий Иванович не знал. Ему по душе был ближе поиск, поэтому он отверг скептицизм и обзавёлся проблемой нахождения правды или вывода существования какой-то реальности. Математик по профессии всё более становился математиком в душе. Но это ему не совсем нравилось. Расчётливость? Что в ней такого хорошего. Она сто раз убьёт радость в жизни. Так думал Василий Иванович.
Утром после странных ночных размышлений Василий Иванович почувствовал тягость и тоску во всех этих поисках. А на кой ... они нужны, если уже проехали. Так что занудливым "open", "search" и "edit" для души и всего сознания он просто предпочёл "new". Но это не начинание жизни с начала, а новое на старой основе, Изменения внутри матрицы не поощряются ею самой. Это чревато неожиданными последствиями. Но так как в той или иной степени поступки данного рода обдуманы и оправданы, матрица скорее всего прощает новоначинателя и его изменения в матричном механизме. Но матрица не любит, когда долго думают. Обезвоженный механизм долго не терпит и оболочка теряет не только теряет значение, но и усугубляет действительность - скрывает её под переплётом блеска и свежести в то время, как ... . В общем надо начинать что-то новое. И как можно скорее.
6
Давно он хотел поехать в Африку. По его виду этого нельзя было сказать. Типичный собутыльник с хоть каким-то умом на краю извилин. И иногда так казалось даже ему самому. Но всё-таки он прекрасно понимал, что это совсем не так, и жизнь продолжалась. Купив билет он уже ехал в эту самую Африку на чертыхавшемся автобусе, который был наполнен до отказа. Разомлевший Чапаев в конце автобуса и вправду думал, что едет на чёрный континент, хотя пару часов назад ещё ясно представлял, что Африка - это Суздаль. Быстро стемнело. Народу становилось всё меньше. "Конечно, кому же охота зимой ехать в Африку..." - думал Чапаев, засыпая на своей сумке. Совсем уж в темноту автобус добрался до места и разбуженный Василий Иванович был выдворен на холод. Мороз сразу вправил ему мозги, и он, забыв абсурдные африканские иллюзии, поплёлся по суздальской земле. Тишина успокаивала душу. Но не разум, который всё пытался придумать где же заночевать. Спать однако не хотелось. И Василий Иванович решил побродить по городку до рассвета, благо сумка была не тяжёлая, да и настроение хорошее.
Казалось, он уже осмотрел все церкви и храмы, а солнце так и не всходило. Вероятно, тут полярная ночь. Сейчас меня съест полярный медведь. А может я с ним подружусь и пойду к нему в берлогу пить горячий чай. Василий Иванович окончательно отморозил себе мозги.
Утром он нашёл себя на скамейке, на которой заснул глубокой ночью. Рядом уже пробегали собаки, так что он решил побыстрее встать, чтобы не явиться людям в дурном облике. Зная свою физиономию, вид которой был дан двумя абзацами ранее, он тем не менее старался хоть одеться прилично. Человек явно не богатый, но и не нищий. Но деньги тратить на что-то новое, если есть то же самое старое, он не будет. Галстук, безрукавка, пальто и ушанка - вот что служило ему уже на протяжении многих лет.
Итак, встав с пресловутой скамейки, он направился к одноэтажному жилому массиву, который представился Василию Ивановичу как туристическая база. Подойдя ближе, он увидел надпись "Туристическая База" и удивился своей догадливости. Крайне редко в последнее время удавалось что-то угадывать. А может было просто мало возможностей. Наш мир состоит из противоположностей противоположностей, так что угадать что-либо не так сложно, ведь есть всего два направления. Но ещё есть то, что всё путает и делает разным. Что это? Никто не знает что это. Вот и Чапаев не знал. И телепатом он опять же не был, чтобы всё угадывать.
Вход в главный корпус был прямо перед носом, так что грех было не зайти. Что Василий Иванович без особых проблем и сделал. Над бортиком, за которым спиной стоял какой-то человек, по-английски было написано "Reception", что Чапаев расценил как показатель приличности данного места. Неожиданно человек за бортиком повернулся к Василию Ивановичу, и тот увидел что человек был негром. Негр явно не с добром смотрел своими кровяными глазами. Из двери слева вышли ещё два негра. Один толстый. А другой тоже толстый. И смотрели они на Чапаева тоже не с добром. Прямо буравили глазами. "А не в Африке ли я?" - подумал Василий Иванович. По его спине пробежала дрожь - все три негра двигались в его направлении. Он начал пятиться, нащупывая руками входную дверь. "Хорошо что хоть сзади никого нет" - подумал Чапай, как вдруг ощутил сильнейший удар по голове и, падая без чувств, еле-еле разглядел четвёртого толстого негра.
Темнота перед глазами стояла очень долго. Наконец он проснулся. И где? Вновь у себя в квартире. Вновь глубокая ночь, и снова непонятно, что было на самом деле, а чего не было. Ситуация становилась крайне неприятной, а неприятные ситуации серьёзно портят настроение. Даже таким тихим и странным людям. Поиск правды к хорошему не приводит. Обязательно чего-нибудь случается, и вы уже не рады, что искали правду. Лучше бы поверили неправде, и конец. Но нет. Большинство людей с этим не согласятся и будут бешенствовать по поводу предыдущих высказываний. Они будут искать правду, которою фиг найдешь. И будут вечно натыкаться на неприятности. Крайние ситуации ставят в итоге человека на путь абстрактных размышлений о сущности мироздания и конкретных примеров идеологического восприятия. Однако, как только всё улаживается все думы и сомнения улетучиваются и начинаются тусклые серые будни и такие же выходные, которые ничем не отличаются. Время идёт, и с нарастанием неживой по духовной сущности материи сознания, наступает следующий удар по этому сознанию, а точнее по ещё живому его ядру. Всё неживое отпадает, и после нового осмысления смысловых направлений и всего остального на конкретных примерах, продолжается будничная жизнь, имеющая смысл лишь для материального благополучия во всех гранях конструирования реального человека. Но тем не менее этот реальный человек - самая лучшая позиция, лучше всего воспринимаемая и отображаемая в действующем пространстве. А если живёшь хорошо, то дальше-то и копать не надо.
Василий Иванович решил не искать правду, чтобы... её найти?! Его ход мыслей был вовсе не оригинален. Он стал бояться того, что снова с ним что-то будет происходить, и он вновь будет просыпаться после своей смерти, которая была всего лишь сном. А вдруг когда-нибудь всё будет реальным, и умрёт он по-настоящему. Да, это будет неприятно. А всё началось с того, что он решил найти правду - что есть реальность, а что нет. Начал. Вроде был близок. но тут его убили. Или почти убили. Или он сам умер. И оказалось, не по-настоящему. С одной стороны это радует, но продолжать не хочется. Поэтому бессмысленный поиск правды был завершён. Но, как оказалось, нет. Весь смысл в том, что ему не захотелось вновь умирать, потому что может вдруг он умереть по-настоящему. И он не стал вовлекать себя в ненужные опасные ситуации, которые могут привести к смерти. Смерть может придти неожиданно, но всё-таки он решил себя разумно ограничить. А для чего? Да. Чтобы понять, что есть реальность, а что нет. Сам он это знал, но курьёзно себя же и обманывал, прикидываясь что не знает. Не рисковал, прекрасно зная причины своих действий. Ну и так далее. Если кто не понял, перечитайте этота абзац слева направо и сверху вниз.
Удовлетворяя латифундию своих мозгов, Василий Иванович так и просидел безвылазно неделю дома. Боясь смерти. Находясь в противоречивом состоянии, он наконец решил, что уже находится в самой настоящей реальности, а прошедшии фантазии - нелепый кошмар прошлого. Он прокультивировал свои мировоззрения и впервые вышел на улицу за продуктами, так как домашние запасы кончились, и он изрядно проголодался.
7
Выходя из подъезда, Василий Иванович наткнулся на дохлого кота, который самозабвенно лежал прямо посередине дороги. Соседка Василия Ивановича, которую он дико ненавидел, явно наслаждалась этим зрелищем. Ей, вероятно, было приятно наблюдать как за дохлым котом, так и за реакцией людей, выходящих из подъезда. Василий Иванович пошёл прочь от этой мерзости, но его любимый продуктовый, к сожалению, оказался закрыт. От досады он сел на ступеньки, который были на редкость сухими и чистыми. Мимо проходили люди, а он сидел и сидел.
- Вы не хотите попасть в другое измерение? - послышался голос из-за угла.
Причём тот, кто спрашивал, так неестественно и нецеленаправленно это произнёс, что Василий Иванович и не обратил на это внимания. Но, когда не последовало ответа кого-либо, Василий Иванович всё-таки обернулся. У угла стоял какой-то электрик и раскуривал сигарету. Василию Ивановичу вдруг тоже захотелось покурить. Электрик с радостью достал Чапаеву сигарету и поднёс зажигалку. Не успел Василий Иванович как следует затянуться, как вдруг... Яркая вспышка и...
- Где я? - вслух сказал Василий Иванович, но, сам услышав себя, понял, что сказал это на каком-то тарабарском языке.
А до этого он ещё успел обратить внимание на то, что теперь он уже не белый человек, а негр. Рядом стояли какие-то хижины. Солнце, казалось, только взошло.
- Хамба кан барам ба! - вдруг сказа кто-то сзади.
Василий Иванович обернулся и увидел приветствующего его негра. Кажется, он тоже сказал какую-то тарабарщину, но Василий Иванович всё понял. "Здравствуй, Король!".