Женский голос. Мелодичный и приятный. Ах, что бы он не отдал, чтобы стать сейчас на 10 лет моложе. Или хотя бы на пять. Пять, впрочем, тоже много бы не изменило, но в данную минуту он и на это был согласен.
Женщина, наверняка, молода и красива. Впрочем, скорей всего, не так уж и молода. С чего бы это сейчас молодая женщина проявила бы к нему интерес? Вот если бы еще лет пять хотя бы назад... и то вряд ли...
Открыть глаза. Немедленно. Взять себя в руки. Последнее время с ним часто стали случаться такие головокружения, плюс ко всему букету, который уже имел место быть. Но вот до такой степени, чтобы потерять сознание прямо на улице, такого еще не было. Хотя в тайне он уже понадеялся, что это конец, но теперь, услышав голос, понял, что не умер. Значит, он еще тут для чего-то нужен... Удивительно, какое на него влияние оказал женский голос... он рассчитывал услышать ее еще раз, но вместо этого ему показалось, что он слышит голос Атоса.
--Арамис, что вы себе позволяете? Помните, что я всегда вам говорил, мой друг: любовь-это такая игра, в которой проигравшему...
--Помолчите, Атос,--мысленно отмахнулся от него Арамис.-Я скоро умру. Дайте хоть поразвлечься перед смертью.
--Послушайте, Арамис, да уймитесь же вы наконец,--услышал он бас Портоса.-У вас камни в почках и подагра, вы же сами мне жаловались...
"Я умру не от подагры,--подумал Арамис, безнадежно продолжая пытаться открыть глаза.-Я прежде сойду с ума от этих внутренних разговоров..."
--Любовь самое лучшее лекарство и от того, и от другого, друг Портос,--ответил Арамис.
--А я ей не верю,--упрямо повторил Атос.-Я никому из них не верю и вам, Арамис, не советую...
--Оставьте его в покое, Атос, видите, он при одном приближении женщины помолодел лет на 10,--заметил Портос.-И потом, что она с ним сделает? Обманет, изменит, украдет генеральский перстень? Так поверьте, Арамис уже в таком возрасте, когда все равно и то, и другое, и даже может быть третье...
Портос захохотал над собственной шуткой и исчез в воздухе. Атос продолжал стоять, скрестив руки на груди и укоризненно качал головой.
--Кстати, а почему я не вижу нашего славного гасконца? Это, кажется, дельце по его части?-мысленно произнес Арамис.
--Он еще явится, поскольку ваше приключение только начинается. Так что открывайте глаза, Арамис, ваш час еще не настал...
Следуя совету Атоса, Арамис наконец открыл глаза. Над ним склонилось лицо прекрасной незнакомки.
--Поднимайтесь, сударь, так недолго простудиться,--сказала женщина.
Он была прекрасна, как Венера-черные глаза, длинные, волнистые волосы, падающие на плечи. Никогда в жизни он не видел такой красавицы, хотя, безусловно, некоторое время Мари казалась самой прекрасной женщиной на свете... но это было так давно, что сейчас даже это воспоминание не вызвало никакого отклика в сердце... и если бы тогда в бесконечно далекой молодости, кто-то бы ему сказал, что он сможет равнодушно думать о ней, он первый вызвал бы на дуэль этого человека... Подняться... было бы неплохо, если бы это вобще было возможно... он предпринял попытку, которая, впрочем, оказалась безуспешной. "Господи, лучше смерть, чем такая жизнь,"--пронеслась мысль. Но тут женщина наклонилась, взяла его под руку, и он все-таки поднялся с ее помощью. "Пожалуй, я еще согласен пожить немного в таком обществе,"--тут же подумал он.
--Как твое имя, дочь моя?
--Ребекка, сударь. А ваше?
--Рене,--ответил он неожиданно для самого себя. В самом деле, не представляеться же ей герцогом д'Аламеда или послом Испании?
"Черт возьми, только этого мне не хватало! За такие отношения церковь не погладит по головке... впрочем, о чем я? Как будто любые отношения с женщиной церковь одобрит..."
--Я всегда говорил, что самая лучшая религия-это атеизм!-тут же послышался голос гасконца.
"Легок напомине",--подумал Арамис.
--Послушайте, д'Артаньян, я ведь, кажется, никогда не вмешивался в вашу личную жизнь, не так ли?
--Так то было, когда я был жив. А теперь я умер. Что хочу, то и делаю. Вот когда вы умрете, тоже будете делать все, что вашей душе захочется,--засмеялся д'Артаньян.-Вы поняли смысл шутки, Арамис? Все, что душе захочется, ха-ха-ха...
"Так, это сказывается общество Портоса. Шуточки явно в его духе..."
--Д'Артаньян, не мешайте, сделайте одолжение. В кои-то веки почувствовал себя человеком, и то наполовину, а тут вы, неужели мы не можем поговорить в другое время?
--Мне скучно,--честно признался гасконец.
--А мне весело, особенно сейчас... Приходите перед тем, как я ложусь спать, я с удовольствием с вами побеседую. Кстати, отчего я до сих пор не видел Рауля? Неужели он попал в ад? Я так молился за его душу, что господь не мог меня не услышать...
--Он занят. Некая мисс Мэри Грефтон заболела горячкой, простудившись под проливным дождем во время поездки во Францию и умерла, так что сами понимаете...
"Ну почему молодые и здоровые умирают, а я все еще живу?"
--Сударь, вы совсем бледны, давайте я провожу вас к доктору,--услышал он голос Ребекки.
--Благодарю тебя, дочь моя, доктор мне не поможет...
Д'Артаньян наконец растворился в воздухе, видимо, удовлетворенный ответом Арамиса.
--Куда же вас проводить?-спросила Ребекка.
--К коллегии, если тебе не трудно.
--Это совсем не трудно, сударь. Пойдемте.
--Тогда отчего ты так грустна?
--У нас с вами разный бог, сударь.
--Какой же бог у тебя?
--Бог Авраама, Исаака и Якова. Только не говорите мне, что мы пили кровь христианских младенцев. Иначе я вас брошу прямо здесь.
"Она очень умна и невероятно красива",--подумал Арамис.-"Но Портос прав, я уже устал и стар для всего этого."
--Ты не права, дочь моя. Настоящий господь лишь тот, кто у тебя в сердце, а все остальное мишура.
--Если бы все так думали, сударь, в мире давно бы не было религиозных войн. Но они есть, значит, права я, а не вы... Какое у вас красивое колечко,--тут же перевела она тему разговора.-Это во Франции такие делают?
Арамис вздрогнул и машинально повернул перстень камнем вниз. Впрочем, это уже не имело никакого значения.
--Это кольцо моего отца,--соврал он не покраснев.
"Ай-яй-яй",--тут же послышался голос Атоса.
"Атос, что вы предлагаете? Сказать ей, что я генерал иезуитского ордена, что во время крестовых походов святые воины за веру вырезали их народ городами и деревнями, а тех кого не дорезали, сжигали на кострах? Вы хотите, чтобы она меня бросила тут и я умер на улице?"
"Вы едите из всех кормушек..."--начал было Атос.
"Не правда. На этот раз я просто действительно очень хочу домой, принять ванну и лечь спать. Клянусь вам, никогда в жизни я этого так не хотел, и это истинная правда."
Атос махнул рукой и растворился.
--Мы пришли, сударь,--сказала Ребекка.-Вы хотели бы увидиться еще раз?
--Нет, дочь моя. Ты права, у нас действительно разный бог. И потом, я слишком стар для тебя.
--Что вы, сударь. Вы в молодости наверняка были очень красивы, это и сейчас видно.
--Благодарю тебя, дочь моя. Но нам правда лучше не встречаться. В последнее время я не приношу людям удачи.
--Как желаете, сударь. Проводить вас до дверей?
--Благодарю, я сам.
Она поклонилась и ушла легкой, грациозной походкой. Мари была очень красива, но даже ей было далеко до нее... Она не шла, она парила, едва касаясь ножками мостовой. Арамис смотрел ей вслед, как зачарованный. "Черт бы меня побрал,--подумал он.-Меня и все церкви, синагоги и мечети... красота, вот что должно быть истинной и единственной религией человечества... Вы довольны мной, Атос?" "Да, друг мой. Отдыхайте, сегодня вы это заслужили."
Арамис наконец добрался до своего любимого кресла, вытянул ноги, хотел взять молитвенник но передумал. Вместо этого он достал два письма, одно от Атоса, другое от д'Артаньяна. Это было все, что у него осталось от друзей, а так как Портос писать не любил, то от Портоса у него не было ничего. Арамис вздохнул. Что ж поделаешь, два письма это тоже не богатство, но спасибо что есть хотя бы это... Он знал их наизусть, эти два письма, но все равно он должен был их перечитать, увидеть бумагу, почерк, строчки... Это уже стало традицией вместо вечерней молитвы, без этого он просто не мог заснуть... В дверь постучали.
--Простите, монсеньер, к вам какая-то дама,--сказал дон Илларио, поклонившись.
--Дама?-удивился Арамис.-Что за дама? Молодая и красивая?
--Нет, монсеньер,--улыбнулся дон Илларио.-Вернее, когда-то она безусловно была красавицей, это видно... Она сказала, что ее зовут Аглая Мишон.
Мари называла себя Аглаей либо в случае большой опасности, либо когда хотела привлечь к себе внимание. Это было что-то вроде секретного кода. "Ах ты черт, опять какая-нибудь интрига, иначе просто так она бы не явилась, да еще не назвалась бы Аглаей, "--подумал Арамис
"Арамис, не надо ее пускать,"--тут же сказал Атос.-"Ее визиты не приносят добра, вы же знаете."
"Уж вам-то, Атос, грех жаловаться на то, что приносят ее визиты."
"Вы правы,--улыбнулся Атос.-Но вам есть чего опасаться."
"Хорошо, друг мой, я буду осторожен. Спокойной ночи."
--Она не сказала, что ей надо?
--Да, монсеньер, она сказала, что слышала что вам стало нехорошо на улице и обеспокоена вашим состоянием.
"Так я тебе и поверил, старая змеюка. Ну хорошо, в конце концов, это тоже единственное, что осталось из прошлого..."
--Хорошо, Илларио, скажи ей, что я жду ее.
Илларио поклонился и вышел. "Что ей от меня надо, черт возьми? Столько лет, а без интриг, как без воздуха... "-еще раз подумал Арамис.
Он повернул перстень и посмотрел на камень, переливающийся в свете пламени свечи. Потом подумал, и положил перстень в шкатулку.
"Рано ей еще говорить об этом. На всякий случай, надо быть готовым ко всему..."
Арамис сидел в кресле, завернувшись в плед, уставившись неподвижным взглядом на прыгающее пламя в камине. Никогда еще одиночество так не захлестывало его с головой, до дурноты, до почти физической боли. Ее приход ничего не изменил. На удивление. Даже, казалось, стало еще хуже, хотя хуже уже быть просто не могло... Атос был прав-не надо было ее пускать... Это было минутной слабостью... на мгновенья вернуться в прошлое... но ничего не случилось. Он молча смотрел на нее, не собираясь заговаривать первым, потому что знал, что эта женщина никогда не является просто так. Но теперь даже обида не проснулась в нем. Он думал только о том, чтобы она быстрее ушла, тогда можно будет принять снотворное и лечь спать, а во сне ничего не чувствуешь...
"Арамис, что случилось? Вы так бледны, вы не ранены?" "Я не ранен, Атос, я убит." "Вы не хотите рассказать мне, что случилось?" "Нет,--резко ответил он,--и прошу вас, никогда не спрашивайте меня об этом." "Как хотите, друг мой. Но помните, что вы всегда можете рассказать мне все, что хотите". "Благодарю вас. Но это я не могу рассказать даже вам. Как вы там говорите, Атос-любовь-это такая игра, в которой проигравшему достается смерть? Я же говорю, я мертв..."
"Бедный мальчик,--подумал Атос.-Он совершенно серьезно полагает, что это конец света. Он даже представить себе не может, что на самом деле такое конец света..."
Тогда ему действительно казалось, что весь мир рухнул. Он и представить не мог, что любимые люди могут делать так больно друг другу. И от того, что это исходит от любимого человека, которого ты боготворишь, это становится еще невыносимее. Никто, кроме Атоса, не видел его тогда в состоянии, близкому к самоубийству и может быть именно спокойный, ровный голос Атоса остановил его тогда от этого шага... но в тот день он разучился плакать. Навсегда...
Впрочем, и это неправда. Никогда он не плакал так, как после смерти д'Артаньяна, даже в день, когда все закончилось с ней... даже после смерти Портоса... смерти Атоса и Рауля он вообще пережил как в каком-то столбняке, он не пролил ни одной слезы, стоя над их могилами, а вот смерть последнего из друзей оказалась выше всех оставшихся сил...
Зачен она пришла-справиться о его здоровье? Какая пошлость... это можно было сделать через записку... или нет, не надо записок. Записка слишком уж напомнила бы о том письме, где было написано "нежно целую ваши черные глаза", а это уж было бы совершенно невыносимо... Но зачем же она пришла? До сих пор носится со своими грандиозными идеями... Мари, опомнись, посмотри на себя в зеркало, в конце концов... неужели не пора остановиться? Нет-нет, не предлагай мне ничего, оставь меня в покое. Я уже на своей вершине, у меня есть все и при этом ничего нет, понимаешь ли ты, о чем я говорю? Ну конечно, ты понимаешь, ведь он же все-таки был твоим сыном... ты мало о нем заботилась, но даже такая женщина. как ты должна чувствовать что-то к своему ребенку... конечно, я верю, что ты плакала, когда узнала о его смерти... постой, у меня есть что-то для тебя...
Арамис подошел к секретеру, взял шкатулку, в которой лежали письма Атоса и д'Артаньяна, подумал с минуту, затем открыл шкатулку, достал медальон и протянул ей.
Она несколько мгновений удивленно смотрела на медальон, не решаясь открыть, затем наконец открыла запылившуюся крышечку... там были портреты Атоса и Рауля. Раулю было там лет четырнадцать, можно было подумать, что на портрете изображен Купидон... Атос тоже был хорош...
--Прости меня,--вдруг тихо и медленно произнесла она, глаза прямо ему в глаза.
--Уходи,--неожиданно для самого себя сказал он.-Уходи и никогда сюда не возвращайся... мы на этой земле не должны больше встречаться...
"Право, Арамис, я предпочел бы чтобы вы разбирались с вашими личными делами без цитат моего сына,"--усмехнулся Атос откуда-то сверху.
--Неужели ты думаешь, что эта еврейская шлюха серьезно тобой заинтересовалась?
--Мари, Мари, не стоит оскорблять женщину только потому, что она моложе и красивее тебя...
Она протянула ему медальен.
--Нет, это тебе. Уходи, прошу тебя, пока я тебя не обидел, а я этого очень не хочу...
Когда-то очень давно он хотел этого... хотел, чтоб ей хоть на минуту стало так же больно как ему, чтобы она почувствовала, то что чувствовал он...
"Зачем вы ей отдали портреты, Арамис?"
"Она переживет меня. Пусть у нее останется хоть что-то."
"Это очень благородно с вашей стороны... вы и сейчас не хотите мне рассказать, что тогда произошло?"
"Нет. Но я с удовольствием расскажу вам, что она мне предлагала сейчас... вы не поверите, она предлагает попытаться освободить Филиппа... это наш долг перед несчастным мальчиком... в ней проснулись материнские чувства... сумашедшая женщина..."
"Она не сумашедшая, друг мой... просто некоторые люди без этого не могут... вспомните себя до недавнего времени... это им помогает забыть о настоящем..."
"Зачем вы это говорите, Атос?"
"Вы прекрасно знаете зачем..."
"Оставьте меня хоть вы в покое... "
"Арамис, подумайте сами, что достойней: умереть, попытавшись спасти несчастного, или изо дня в день ждать, пока смерть придет за тобой?"
"Я с вами согласен, Атос, но только я уже вышел из возраста, когда спасают королей. В сорок лет это было благородно, сейчас это будет просто смешно..."
"Мне жаль, что вы так думаете. На вашем месте я все же бы попытался... но тогда по крайней мере хоть простите ее. Помните, христианство все время говорит о прощении..."
"Вы сошли с ума..."
"Между прочим, друг мой, это вы со мной разговариваете, так что кто из нас сошел с ума, это еще вопрос..."
"Господа, господа,"--послышался наконец голос Рауля.-"Господа, какой пример вы подаете молодежи? Пойдемте, отец, нам с вами есть о чем поговорить. Вы так мне и не обьяснили, почему вы с самого начала были против моего брака с Луизой..."
"Нет-нет, мой мальчик, не будем здесь о Луизе. Лучше скажите, как бы оказались у заграждений арабов."
"Я же говорил, что меня понес конь."
"Почему вы его не остановили? Я ведь вам показывал этот прием, вы помните, д'Артаньян?"
"Конечно",--тут же ответил гасконец.-"Я уже забыл считать, сколько раз он спасал мне жизнь. Я лично считаю, что Рауль не хотел останавливать коня..."
"Господин д'Артаньян",--укоризненно произнес Рауль с совершенно Атосовской интонацией. Гасконцу сразу стало не по себе.-"Самоубийство-самый страшный грех... как вы можете так обо мне думать, господин д'Артаньян?"
"Есть разные способы самоубийства, мой юный друг",--упрямо продолжал гасконец.-"И это не обязательно самоубийство физическое... вот например Арамис..."
"Слушайте, д'Артаньян, я ведь вас просил приходить перед сном. Сегодня у меня еще дела..."
Друзья наконец исчезли. Арамис продолжал некоторое время смотреть на пламя, о чем-то размышляя, затем позвал Илларио.
Илларио был единственным из всего окружения, с кем он мог по настоящему поговорить у чем угодно и кто понимал его практически с полуслова. Иногда даже Арамис ловил себя на мысли, что думает о нем как о сыне-по возрасту складывалось в любом случае... "Атос в своем репертуаре,--усмехнулся Арамис.-Если где-то есть угнетенный король, он помчится его спасать..."
--Что вам угодно, монсеньер?
--Послушай, Илларио, у тебя ведь никого нет, верно? В смысле, подруги, возлюбленной...
Илларио пожал плечами, не понимая, куда клонит Арамис.
--Что ты скажешь, если я познакомлю тебя с одной девушкой, очень красивой?
--Вы очень добры ко мне, монсеньер... я полностью доверяю вашему вкусу.
--Хорошо, значит, решено... тогда окажи мне одну услугу.
--Все, что угодно, монсеньер.
--Найди ту женщину, которая приходила ко мне, она еще, вероятно, не успела далеко уйти... передай ей всего три слова... передай ей, что я ее простил...
--Монсеньер желает услышать ответ?
--Ни в коем случае... никаких ответов.. ступай, Илларио...
Он едва не сказал ему "сын мой", но во время опомнился. Молодой человек вышел. "Если все сложится, у них будут невероятно красивые дети,--подумал Арамис.-Почему бы и не сложится? Оба молоды и красивы. Не думайте, Атос, я не занимаюсь сводничеством на старости лет. Если бы вы видели их обоих, вы бы сами сделали тоже самое..."
Он подошел к секретеру за снотворным, но вдруг передумал. Ему почему-то показалось, что впервые за много времени это будет первая спокойная ночь...