— Оо! — первое, что донеслось от Элси, едва только Хьюберт Эллисон открыл дверь на её звонок. — А ты изменился, Хью, тебя и не узнать! — Голос её был восторженный. И Хьюберту приятно было слышать его в такой поздний час, тем более, что как-то несколько дней назад, прежде чем отношения их - так сказать - ушли в историю, ему подвернулся превосходный случай остаться у Элси на ночь... Но Хью все 22 года, что он жил на этой Земле, проклинал себя за своё чёртово неудачничество.
Однако, он здорово изменился за эти полторы недели, что Элси куда-то исчезла из его поля зрения, и его самого мало кому доводилось видеть. Он даже и не догадывался, что всего за полторы недели он изменится настолько, что его трудно будет узнать - узнать того прежнего Хьюберта Эллисона, неудачника и недотёпу, у которого даже друзей нет, с кем бы он мог поделиться горестями своей жизни. И вот однажды судьба улыбнулась ему: он встретил Элси... ту самую Элси, с которой он не виделся уже сто лет, а ведь ещё девять лет ему было, когда он мечтал, что Элси Купер, - когда они вырастут, - выйдет за него замуж, но не думал он, что ровно через несколько часов Элси уедет куда-то со своим отцом, и... больше не приедет. Но она приехала. Хью тогда ровно две недели назад наедине с самим собой отметил свои 22 года. Она улыбнулась ему и они отправились гулять... Но разве Элси могла рассчитывать на то, что её друг детства, Хьюби, так разительно может измениться за эти 13 лет?... Что всего за полтора часа общения он так сильно может надоесть ей своей болтовнёй!... Солнце тогда медленно заплывало за горизонт, и Элси сказала Хью: "Ладно, Хьюби, приятно было пообщаться с тобой, но тебе наверно домой пора". "Как?! - удивился он. - А я думал, мы к тебе домой идём". "Ко мне?... - незаметно усмехнулась она. - Да нет, Хьюби, у меня отец... немножко не в себе. Ступай". Но Хью знал, что ей отдохнуть надо было - сильно уж его общество переутомило её. Но догадывался ли он, что ровно полторы недели будет ходить к её двери и звонить бестолку, в то время, как никто ему открывать эту дверь не будет, а спустя эти самые мучительные в его жизни полторы недели, она сама позвонит ему в дверь без четверти полночь и... восторженно произнесёт "...а ты изменился, Хью, тебя и не узнать!"
Насколько было известно Хьюберту, всё делится на две половины, начиная от луны и заканчивая земным шаром. ВСЁ. Одна половина светлая, другая тёмная. Так вот, когда Элси его встретила в первый раз, после 13-летнего перерыва, он был на все 100% уверен, что изменился он во вторую противоположную сторону - в тёмную (мрачную, бесцветную, безрадостную...). Но был ли он, спустя эти полторы недели, более чем на 100% уверен, что настала ему пора выбраться из вечной беспросветной тьмы?... выбраться на противоположную полосу жизни.
Спустя эти полторы недели, Хьюб почувствовал небывалый прилив энергии, увидев перед собой восторженное (а ты изменился, Хью) лицо без конца очаровательной Элси...
— Значит богатым буду, — отреагировал он каким-то сильным - раньше он за собой такого не замечал - мужским голосом. — Ну, как поживаете, девушка?
— Х...ёво, — откровенно призналась она. — Отец куда-то пропал. Думала, может ты его видел. — Они так всё и стояли и разговаривали через порог.
— Отец пропал? — переспросил он задумчиво и в то же время удивлённо. — Давно пропал?
— Ну... честно говоря, — говорила она как через "не хочу", — в тот самый вечер, когда мы виделись с тобой в последний раз.
Вот так вот! У него появилась блестящая возможность разузнать о том, где она пропадала эти полторы недели.
— И ты его искала? — воспользовался он возможностью, — эти две недели?
— В каком-то смысле, — ответила она неопределённо. — А ты приходил ко мне?
— Да, — сознался он, — и ни один раз. А где ты видела его последний раз? — спросил он её в тоне этакого Эркюля Пуаро, когда они наконец-таки прекратили этот разговор через порог и вошли в дом, крепко захлопнув за собой дверь.
— А, — махнула она рукой, — это сейчас не важно.
— Почему?
— Потому что он сейчас далеко. Очень. Я это точно знаю. Мне просто надо кое-что рассказать тебе... что я не рассказала в прошлый раз, когда ты увлёк меня разными анекдотами и забавными историями.
— Расскажи, — проникся он весь - до мозга костей - вниманием. — Конечно, расскажи. Я буду счастлив тебе помочь! — И он был искренен, ибо чувствовал в себе тьму энергии; он готов был хоть начать вращать земной шар в противоположную сторону; хоть отправиться пешком за солнцем, чтоб притащить его сюда. Добровольный отказ от пищи делал в нём ЧУДЕСА. Полторы недели он ничего не ел и... по-видимому, есть не собирался. Пока, во всяком случае, он собирался слушать, слушать и слушать... А что будет после... Он ведь даже и не догадывался с какими намерениями пришла к нему эта Элси Купер...
2
Началось всё ещё с его дня рождения (33-го), Элси тогда было 6 лет. Именинник в тот вечер отправился в уборную... и исчез... Во всяком случае, полчаса его не было точно. После чего, шумный, переполненный кучей гостей праздник неожиданно превратился в... заброшенное кладбище (подземное)... Все смотрели на именинника... Он возвращался из туалета... Весь белый, как ранний, залитый солнцем снег. Такое впечатление, будто зайдя в нужник он неожиданно оказался заперт некими неведомыми силами, и заперт не один... Такое впечатление, будто эта уборная на некоторое время почувствовала себя Машиной Времени, и... Винсент Купер, войдя в её пределы, наткнулся на собственное (на самого себя из недалёкого будущего, которое, возможно, начнётся несколько - несколько - минут спустя) обезображенное тело, которое какой-то (явно не из мира сего) маньяк пытался полностью затолкать в унитаз, но затолкал почему-то только по плечи (головой вниз). Может быть, именно так всё и было, однако Винс ничего никому не сказал, только пробормотав, "не ходите за мной, я должен выйти, покурить", удалился на улицу, шагая так, словно свои большие нужды исполнил, не снимая штанов.
И только когда за ним последовала жена, за дверью раздался донельзя раздражённый выкрик, "ну я же просил, не ходить за мной!" И Минелла Купер поняла намёк, позволив супругу остаться наедине с самим собой ("покурить")... И больше Винсента никто не видел... До тех пор, пока не прошло два месяца и он не приполз домой на четвереньках, истекая кровью - уши его были оторваны. "ОНИ сказали что я не должен слышать! - ревел он. - Но я не могу не слышать!! Не могууу!!! - Это был самый душераздирающий вопль, который Минелле и её Элси только довелось слышать за всю свою жизнь. Естественно, на вопрос, "кто, ОНИ?", Винсент конкретного ответа дать не мог, только молол какую-то чушь про посторонние страны, про какие-то невидимые тропы, про Слепого Слушателя и про бог знает что ещё... Но не это поразило его жену и дочь... Вполз Винс на четвереньках совсем не потому что был сильно пьян, а потому что истощён... Сначала они его не узнали, когда в дом к ним стал заползать скелет, самостоятельно выползший из какой-то могилы. Но потом... Они узнали папу... Папа в это время полз в кухню, ему нужно было хорошенько поесть, после того как он за эти два месяца потерял по меньшей мере... несколько десятков килограмм. И если б на помощь не пришли соседи и не оттащили его за ноги из кухни, от холодильника, папа не дожил бы до утра от количества съеденного...
В больнице его выходили, раны от когда-то существовавших ушей зажили. Но... исчез он и из больницы... Так крепко исчез, что даже полиция не могла найти его. Минелла однажды перепугала среди ночи дочь, проснувшись от собственного крика. "Винни! - выкрикивала она имя мужа, - я знаю, где ты! Я знаю!!" "Где он, мамочка?! - тут же налетела на неё семилетняя Элси. - Где папа?!" "Он на Луне! - отвечала мамочка. - Я его ясно видела! Ясно!! - Она заливалась горькими слезами потери самого дорогого в её жизни. - Он больше не вернётся! НИКОГДААА!!!" Но дочь не была в этом согласна с матерью. Она кое в чём догадывалась, и не посмела бы утверждать, что её предположения не граничат с действительностью. И, скорее всего, Элси могла видеть будущее... И она не держала мать, когда та в одну из ночей подскочила с постели и ничего не говоря побежала на улицу прямо в ночной рубашке, словно наконец-то догадалась, что ей нужно всего лишь стать лунатиком и отправиться на Луну...
— Она была не права, — услышала в следующую ночь Элси спокойный, умиротворённый голос... своего отца... — не следовало ей искать меня. Ох не следовало.
Элси в это время почему-то не спала; она сидела в своей кровати, укутавшись одеялом и тупо уставившись в одну точку. Но, как только ухо её уловило отцовский голос... она тут же подскочила с места, переполненная счастьем и радостью: "Папка!! Папка вернулся!!! Уррр... — не докричала она своё "ура!", едва только в поле зрения ей попал... оживший труп совершенно незнакомого мужчины...
Но Элси постепенно привыкла к своему "новому папе" (он ей конечно объяснил, что он, дескать, и есть тот самый Винсент Купер; так она и начала привыкать к этой "новизне"... Впоследствии этот Винсент Купер оказался намного мудрее и осмысленнее того прежнего Винсента, и из уст его нередко вылетали небывалые по своей необыкновенности перлы...) Но исчезновения не прекратились. Это была вроде бы их семейная с папой тайна. И Элси никому не смела даже намёки делать на "ИСЧЕЗНОВЕНИЯ"... Даже своему - на удивление - лучшему другу, Хьюби Эллисону. Просто она думала, что когда-нибудь мама её вернётся, но, в отличие от папы, мама ушла лишь один раз, и приходила только иногда (во сне; в кошмарном)... Но случилось так, что Элси увидела своих пропавших маму и папу. Ей тогда только-только стукнуло девять. Винсент Купер в тот день через "не могу" хорошо поужинал и, встав из-за стола, тихо - переваливаясь с одной ноги на другую - медленно, как старая жирная черепаха, побрёл в сторону прихожей, проговорив дочери что-то вроде "ну вот ВРЕМЯ и пришло. Мне пора. Вернусь или нет, не знаю, но ждать меня не советую". Спустя две или три ночи, Элси пробудил какой-то слабый но настойчивый стук в окно. Она раздвинула шторы и... - может ей и показалось, но что-то знакомое она разглядела сквозь ночную тьму... Что-то сухощавое и безобразное колотилось как затерянная вьюгой пташка в стекло. Оно хлопало ртом как рыба, выброшенная на берег. По всей видимости, оно боялось сорваться с 31-го этажа, об этом говорили и "его" перепуганные глаза; но, в то же самое время не похоже было, чтоб "ЕГО" удерживал один только карниз; больше всего походило на то, что Элси за своим окном увидела некое подводное пространство, и задыхающееся человекообразное существо хотело, чтоб Элси пустила "его" к себе в комнату... Только несколькими секундами позже девочка в этом "человекообразном ОНО" узнала собственную мать, потому что где-то в стороне проплывал отец и выражение его лица кое-что подсказывало Элси... Девочка тут же распахнула окно, но вместо бьющегося в безвоздушной агонии мамы, она пустила к себе в спальню только несколько порывов ветра. А среди бесконечного пространства полуночной мглы видно уже никого не было.
Элси почему-то оделась, села на лифт и оказалась на ночной пустынной улице... Город, в котором она жила, издревле славился некой оживлённостью, особенно по ночам; но в эту ночь... Все словно отправились вслед за Винсентом...
Элси долго ещё шла по безлюдным улицам, пока обо что-то не споткнулась. На дороге лежал труп и чем-то напоминал собой небольшой обрубок гигантского каната (плетёного)... так сильно был скручен этот труп, как выкрученная влажная тряпка. И Элси недолго смотрела на этот человеческий труп... Её душераздирающий крик ещё долго разрывал тишину этой таинственной, загадочной ночи; до тех пор, пока девочка не забежала в свою квартиру и не захлопнула за собой дверь.
Нет, не труп так напугал маленькую Элси, а то, ЧТО она увидела (узнала) в этом трупе... Она могла бы на всю жизнь остаться заикой, если б пригляделась к этому очень знакомому лицу мертвеца ещё внимательнее.
Отец вернулся домой через несколько недель и они сразу с дочерью куда-то уехали... КУДА-ТО ДАЛЕКО...
3
— И что было дальше, когда вы уехали? — участливо спросил Хью, когда понял, что историю она рассказывать закончила.
— Я не помню, — ответила она опять неопределённо (невозможно было по тону её определить, правду она говорит или не совсем правду). — Я знаю только то, что он УШЁЛ.
— Но почему ты уверена, что он больше не вернётся?
— Потому... — ответила она, но продолжила своё детское "...всё кончается на У". — Он оставил записку. Он никогда раньше не оставлял записок!
— Я найду его, — уверил Хьюберт свою Элси. — Я знаю, где искать!
— Где? — безразлично спросила она.
— Где? — задумчиво переспросил он. — А как ты думаешь, Эл, почему он всегда возвращался истощённым и худым?
— Ну и почему же? — полюбопытствовала она.
— Потому что он ничего не ел.
— Ну и что из этого?
— Ты слыхала что-нибудь про галлюцинации во время длительных голоданий?
— Про галлюцинации?
— Ну да. голодающий в некоторые моменты начинает видеть то, чего простому обычному человеку видеть не дано. Никогда про такое не слыхала?
— Ну, если долго будешь голодать, — отвечала она, — то ещё наверно и не такое увидишь. Но почему ты уверен, что именно голодал? Может, он всё это время долго ходил и потому так истощался. Почему ты думаешь...
— Ладно, Эл, — решительно произнёс он, — некогда спорить. Надо спасать человека.
— Но как ты это собрался делать?! — не могла она понять.
— Очень элементарно, Элси, — загадочно ответил он. — Главное в любом задании, это ЖЕЛАНИЕ.
— Хорошо, что мать с отцом мои приедут из своих гостей только через три дня, — радостно произнёс он напоследок. Он действительно чувствовал в себе СИЛЫ и был до идиотизма искренен, когда собрался "спасти человека" (как он выразился)... Он не думал, что трёх-четырёх дней ему может не хватить, чтоб у него, как у любого голодающего (на длинные дистанции) начались видения. Скорее всего, Хьюберт чувствовал себя как ребёнок, отправившийся по длинному-бесконечному пути в сторону Голодного Края; туда, где открываются границы бесчисленного множества миров, закрытых реальностью от сознания простого (сытого) смертного.
Часть первая. СВАЛКИ
4
Норма и Иллайн Эллисоны возвращаясь домой совершенно случайно наткнулись на какой-то заброшенный полуразваленный домик... Смрад от домика шёл такой, словно здание это отождествляло собой один из входов в бездонный КОШКИН ДОМ... Надо было им додуматься - переться прямо напрямик, вместо того, чтоб обойти это отвратительное место другой улицей! Но обходить было уже поздно, потому что Иллайн кое-что прочёл на стене этого мерзкого строения; прочёл то, от чего сонмище мурашек промчалось по всему его телу...
— Что с тобой, Илл? — вовремя обратила на него внимание жена. — Ты побледнел весь!
— Да нет, ничего, — солгал он. глаза его в это время никак не могли оторваться от надписи на стене, выведенной чем-то тёмно-красным (так маньяки-убийцы в кровавых триллерах иногда оставляют автографы на стенах домов какого-нибудь города-жертвы).
Норма тоже взглянула на это обращение, нацарапанное недавно засохшим "кровезаменителем". НЕ УЙДЁШЬ ОТ МЕНЯ! - гласило обращение.
— Что тебя так напугало? — не могла она никак понять.
— Ничего меня не напугало, — ответил он как-то хладнокровно, — с чего ты взяла?
— Ладно, пойдём отсюда, — проговорила Норма супругу, поскольку тот аж остановился, как увидел эту надпись, как будто она приковала его к себе намертво.
И они пошли.
Одним из видов хобби Иллайна Эллисона являлась графология. И, если он не сошёл с ума, то почерк этого кровавого послания принадлежал... его сыну...; его тихому, миролюбивому сынульке, который никогда и ни за что не полезет на ражон... а тут какое-то угрожающее... как будто Хьберт преследует кого-то...
— Хорошо, что мы с тобой сегодня прошли три остановки пешком, — решила Норма как-то отвлечь мужа от его мыслей, — я аж проголодалась даже немного от такой прогулки.
Иллайн хотел было ей заметить, что при её средненьком росте и весе Арнольда Шварценеггера (молодого), голодными обычно не бывают, но не стал.
— Хьюби наверно уже сварганил чего-нибудь к нашему приходу, — мечтательно произнесла она, поскольку Илл её по-видимому не собирался выбираться из своего "мрачного царства мыслей".
— Наверно, — пробормотал он, чтоб она не думала там бог знает чего.
— Он сейчас должен быть дома, — проговорила Норма, — а то ключа-то у нас нету. — Ключ от дома, всегда лежавший во внутреннем кармане Нормы, весьма причудливым образом испарился оттуда вместе с десятью долларами ещё в автобусе.
— Должен быть дома, — тем же отсутствующим голосом подтвердил Иллайн.
Дом Эллисонов располагался где-то в полуметре от той развалины с окровавленной надписью. И, спустя ровно несколько минут, супруги добрались до дома и принялись звонить в дверь... Но открывать им никто не хотел.
Иногда можно взглянуть на дом и как-то догадаться, что в нём никто не живёт. Порой Иллайн пробовал себя в такой сфере "графологии" и... Как-то дом по-иному выглядел, когда никого кроме мышей и тараканов в нём не находилось; но совсем иначе выглядел он, когда - например - все (жильцы) были в сборе и дружно сопели, пока яркое дневное солнце замещала луна. Их же дом выглядел так, словно последний таракан покинул его уже месяца два-три назад... Или богатая интуиция Иллайна опять подвела своего хозяина?... Но, так или иначе, дом Эллисонов выглядел пустынным.
— Его что, нет? — не веря самой себе спросила Норма, конкретно ни к кому не обращаясь.
— Нет, — ровным тоном ответил ей муж. — Похоже, что Хьюберта нашего дома сегодня нет.
— А как же мы домой-то попадём? — чуть ли не пускаясь в слёзы спросила (опять ни у кого) Норма. — Я есть хочу. Что теперь нам делать?!
— Ну он же не навсегда ушёл, — сказал Илл. — Может быть, он прямо сейчас и придёт. — Но он знал, что Хьюб так быстро не придёт.
— А если он ключ забыл взять? — тут же осенило её. — Придёт и "мама-папа, открывайте мне дверь"!
— Не беспокойся, дорогая, — этак мягко произнёс он, — что-нибудь придумаем.
— Что? не будем же мы дверь-то выламывать. Её и не выломаешь.
И действительно, в их дом проникнуть не так-то легко: прочные металлические решётки на окнах, бронированная дверь с тремя замками, двумя - на двери чёрного входа, и всё такое...
— Во всяком случае, постараемся что-нибудь придумать. — Он понимал, что выглядит уже глупо, но что-то же надо было сказать.
— Ну постарайся, — разрешила она. — Постарайся прямо сейчас.
— Послушай, Норма, — решил он наконец-то заметить ей кое-что, — а тебе не кажется всё это странным?
— Что именно? — не поняла она.
— Ну, то, что он ушёл из дому. Он ведь не уходил никогда. И всегда встречал нас.
— Тебе-то что до этого? Может, он невесту себе завёл!... Ты дверь открывать собираешься?!
— Кто? Он?! — тихо - не на всю улицу - рассмеялся Илл. — Да он же практически ребёнок ещё! Он женщин боится.
— Это ты ребёнок!
— Мы оба с тобой ребёнки, — решил отшутиться он.
— Нет ты один. Потому что ты дверь...
— Идите сюда! — тихо позвала их какая-то девушка. Она стояла неподалёку, и стояла так, словно вот уже минут 12 дожидалась, пока они не наговорятся, и невыдержала-таки.
— Вы это кому? — тут же полюбопытствовал у этой двадцатилетней (с виду) очаровашки Иллайн, разбираясь, его она позвала или его жену.
— Ваш сын ключи от дома оставил, — произнесла та вместо ответа.
— Наш сын? — переспросила Норма, словно не веря своим ушам. — А Вы что, с ним знакомы?...
— А где он сейчас? — не успел Илл перебить супругу.
Девушка же только пожала плечами. — Пойдёмте, я покажу вам, где он оставил ключи.
— А где он их оставил? — спросила Норма.
— Ты подожди здесь, — сказал Илл жене, — а я схожу.
— Мы вместе сходим, — сказала Норма.
И они отправились вслед за девушкой. Чем-то она похожа была на Элси, - как показалось Норме, - с которой Хьюберт дружил в детстве, пока та с отцом не уехала куда-то.
— А Вы давно с Хьюбертом знакомы? — спросила Норма у девушки по дороге.
— С кем? — не поняла девушка.
— С сыном нашим, — пояснила Норма.
— А я с ним не знакома вовсе, — ответила девушка. — Просто меня попросили помочь вам.
Это не Элси, - решила про себя Норма. Но если б эта Норма была чуть-чуть посообразительнее, то наверняка задумалась бы, обязательно ли верить на слово кому попало.
Девушка вела их как раз в ту сторону, откуда они пришли и обнаружили запертый со всех сторон собственный дом (в сторону полуразваленного "домика привидений поклонника старых вещей" с тёмно-красной надписью, что так сильно напугала Иллайна).
— Интересно, — задумался вслух Илл, — надолго ли он ушёл.
— Вернётся он, куда денется, — сказала ему Норма.
— Ты так считаешь? — Скорее всего, Иллайн разговор этот решил завести с той целью, что в нём примет участие эта загадочная незнакомка и предоставит хоть какую-то возможность вытянуть из себя некоторою информацию о Хьюберте, потому что та надпись на стене, в которой он ясно узнал почерк своего Хьюби, насторожила его донельзя... а ещё этот запертый дом... (есть ли в нём Хью или нет?... А что, если он... там есть?...)
— Ну куда ему деться? — не понимала Норма.
— Потом скажу, куда, — не хотел Илл говорить это, но сказал.
— Что? — не расслышала она.
— Потом, — сказал он ей, — не сейчас.
— Ты о чём?... Ты что, знаешь... Ты знаешь, что он не вернётся сегодня?
— Не знаю - предполагаю.
Они немного увлеклись; увлеклись настолько, что слегка отстали от девушки.
— Как это не вернётся?! Ну-ка объясни мне всё по порядку.
— Ну... Ну я не знаю, как тебе сейчас это объяснить. Но... Но понимаешь, я чувствую, что ушёл он из дома не сегодня... и не вчера... Я не знаю, как попонятней объяснить тебе...
— Ты понимаешь, что ты говоришь! — повысила Норма голос. — Как это он позавчера ушёл?! Он всегда дома сидел, если мы уезжали куда!... Нет, надо было нам его с собой взять! Зря я стала...
— Э! — как-то испуганно произнёс Иллайн. — А где она?!
И правда, вокруг никого не было, кроме их двоих и, где-то неподалёку бестолково вылупившегося на них большого чёрного кота.
— Только что же была! — Но, похоже, они разговорились так, что отстали от этой девушки навсегда.
— Может её позовём? — предложила Норма. — Может она где-нибудь рядом?
— Не надо её звать, — сказал Илл как-то настороженно.
— Почему?
— Да не нравится мне всё это. Куда она нас завела?
Норма осмотрелась: вокруг какие-то трущобы, в которых наверняка уже никто не живёт кроме злых духов, и скелеты от старых никому не нужных домов. Дороги или тропинки под их ногами не было, был только мусор. Если пойти в какую-нибудь из сторон, то запросто можно наткнуться на забор, через который трудно перелезть, или на кучу металлолома.
Где-то неподалёку послышался детский крик - дети во что-то играли. Норма тут же кинулась на голоса; ей плевать было - дети там или куча идиотов, ей нужно было только спросить. Не нужен ей уже был ни ключ ни дрюч; единственное, о чём она беспокоилась, это чтоб не остаться навсегда вреди этого кладбища, блуждая в поисках выхода; чтоб пресса через три-четыре недели не объявила эту бухгалтершу без вести пропавшей.
Зайдя за угол, Норма увидела четырёх детей - двое мальчиков и двое девочек по шесть примерно лет. Они визжали, им было весело: двое девочек тщетно пытались стащить с одного из мальчиков штанишки, тот же упорно сопротивлялся. Но все четверо тут же замерли, завидев выпорхнувшую из-за угла женщину средних лет. Откровенно говоря, дети смотрели на эту женщину несколько по-особенному; они уставились на неё вызывающе, как на ужасную зануду которая откуда-то издалека припёрлась в их тихий-мирный, не нарушаемый никакими встречными ветрами, городок и испортила всю их игру.
— Дети, вы не видели, тётенька здесь не проходила, молодая такая?
— Нас тётеньки не интересуют, — ответила ей одна из девочек, и все четверо захихикали.
— А где ваши мамы с папами? — спросила тогда Норма.
— В пиз... — начал было тот мальчик, с которого стягивали штанишки, но второй мальчик вовремя заглушил речь своего товарища: — Здесь-то уж их точно нет.
— А где они есть?... Понимаете, дети, мне нужно как-то выбраться отсюда, найти дорогу домой. Я заблудилась.
— Как вы заблудились? — не поняли дети. — Здесь невозможно заблудиться!
— А как мне тогда дорогу найти?
— Дорог не существует, — ответили ей.
— Ну это понятно, — подал голос Иллайн, выйдя из-за угла, — но вы же как-то возвращаетесь домой?
— Если б даже мы и захотели как-то возвращаться домой, — усмехнулся первый мальчик, — то родители наши умерли бы от страха...
— Зря вообще-то вы всё это затеяли, — удручённо произнёс второй мальчик (не тот, с которым "играли"), опять пытаясь заглушить своего товарища. — Отсюда целым домой не вернёшься.
— Что значит, "целым домой не вернёшься"! — немного резче положенного произнёс Илл. Ему эти дети не понравились, как и весь этот чёртов переплёт, в который его угораздило залететь вместе с женой.
— Потому что в сердце должна быть любовь, — вдруг сказала одна из девочек. — Тогда и неприятностей и никаких "чёртовых переплётов" уже не будет. Всё нужно любить.
— И никаких негативных чувств не испытывать, — подтвердила вторая.
— А вы дорогу потеряли! — загоготал над ними первый мальчик своим вызывающим смехом.
— А что здесь смешного-то? — как-то растерянно проговорила Норма, но Илл потянул её за рукав: — Пойдём отсюда.
А к вызывающему смеху мальчика присоединились все трое детей, когда Илл и Норма завернули за угол. Затем сменился прежним визгом, когда к спине этого "первого" мальчика как можно незаметнее как можно незаметнее подкралась девочка и стащила ему штанишки по самые щиколотки. Игра продолжилась.
А Норма с Иллайном ещё долго блуждали, натыкаясь то на чадящие каким-то тошнотворным дымом кучи мусора, то на длиннющие непроходимые заборы с богатой коллекцией детского фольклора, уделавшего собой каждый забор, на какой только эти "сбившиеся с пути" супруги не натыкались. Солнце уже готовилось к закату, когда Иллайн воскликнул уже совершенно ожившим голосом: — Смотри!
И Норма посмотрела.
Они могли бы поспорить хоть с самим Господом Богом, что перед ними стоял тот самый полуразваленный домик, на котором засохшей кровью было вычерчено "НЕ УЙДЁШЬ ОТ МЕНЯ!" (и Иллайн побледнел от неожиданности, узнав по почерку своего сына). Только на этот раз той же самой кровью было выведено совсем другое... "ДОМ ЗАКРЫТ НА ВСЕ ЗАМКИ, ПОТОМУ ЧТО ТАМ НЕТ НИКОГО. НО ОН-ТО ДОМА!"
— Что это такое? — первой подала Норма голос. — Это что, та корова написала, которая завела нас в этот Край Помоек?
— Да какая разница, кто это написал! — махнул Илл рукой на надпись, хотя про себя отметил, что почерк не сына, а... какой-то молоденькой девушки... Впрочем, это действительно не важно. — Ты лучше обрати внимание на домик!
— Да какой это домик!, от него названия даже не осталось!
— Ну ты обратила?
— Ну и что? Тот же самый разваленный барак. Ты ещё почему-то побледнел возле него, когда...
— Это значит, — втолковывал он ей голосом самого счастливого человека, — что мы уже почти дома.
— Ну да, — произнесла она так, словно это дошло до неё ещё сто лет назад. — Почти дома. Сама знаю. А дверь-то ты чем открывать будешь?
— А я тут по дороге кое-что приобрёл, — поделился он с ней секретом, вытащив из сумки настоящую воровскую "фомку". — Надо быть полным дураком, чтоб полдня бродить по свалкам и не найти ничего подходящего.
— Если это орудие не поможет, — указывал он на небольшой ржавый топорик, который Илл продемонстрировал вслед за "фомичём", — то с этой вот штукой, — достал он не тронутую ржавчиной пилку по металлу, — мы всё-таки справимся, я так думаю.
5
Однажды Хьюберту стало очень плохо.
В это время он не имел представления, находились ли родители его ещё в гостях или уже давным-давно вернулись и... не застали его дома; он не имел представления даже о том, что сейчас делала его Элси... Он от неё далеко ушёл. И забрёл он очень далеко.
Но в тот момент родители его наверно всё же находились ещё в гостях.
А началось всё с того, что Хью спокойно и весьма популярно объяснил Элси, что он знает где искать её пропавшего папашу, но - вроде как - не может в словах описать ей, как добраться до этого местонахождения. Про себя же он отметил, что это чёртово "местонахождение" может стать известным любому идиоту, нужно только как следует напрячь мозги и хорошенько поработать воображением (чем-то для него это было сродни телепатии: "представь себе, что он, это совсем не он, а ты, и хорошенько подумай, в какую из четырёх сторон тебе пойти было бы удобнее всего"). И объяснив ей систему чрезмерно напряжённой работы мозга, когда отвлекать его было бы более чем нежелательно, он предложил ей остаться и подождать его немного (минуток 30-40, не больше), пока он приведёт её папу целым и невредимым.
Да, во время одиннадцатого дня голодания, Хьюберт чувствовал в себе великую энергию в области мыслительной сферы. Но он ведь не стал предполагать, что всё может выйти как бы наоборот... И потому его дико мучила жажда, но ещё страшнее ему хотелось есть. А вокруг, кроме чадящих свалок мусора, ничего и никого. Он бродил второй или третий день.
Солнце заплывало за горизонт, на свалки опускалась ночь, но Хью не останавливался. Он помнил, что жизнь сохраняет только движение. Он засыпал, но не останавливался. Он уже не чувствовал свои ноги (они шли сами по себе), когда откуда-то издалека его напугал чей-то хохот. Он разорвал эту потрескивающую тишину, как окровавленный топор безжалостного убийцы. Это был какой-то зловещий хохот; хрипящий, рычащий, и мужчине или женщине хохот этот принадлежал - трудно было определить. Но на мгновение Хьюберту показалось, что хохот этот принадлежит Винсенту Куперу...
Это было как кошмарный сон, после которого просыпаешься с душераздирающим воплем. И именно тогда Хью и увидел возле себя Элси.
— Не продолжай этот путь, — строго предупредила она его. — Ты потерял силы. Вернись назад и возврати их.
— Что-то ты как-то странно говоришь сегодня, Элси, — заметил он ей.
...Но никакой Элси перед ним не было, только один раздирающий глаза дым.
— Элси! — позвал он в пустоту. — Элси!!
Но даже собственное эхо не ответило ему.
— Конечно, — размышлял он вслух, словно Элси находилась неподалёку, спрятавшись, — ничего нет проще чем дать совет... А вот выполнить его... реализовать, так сказать... "Вернись назад и возврати свои силы"! — передразнил он свою Элси. — А как я вернусь на этот зад?! Я далеко забрёл!
Но стоило ему произнести это вслух, как (точно по мановению некоего сверхъестественного жезла) Хью наткнулся на забор, матершинные стишки которого заслоняла собой (кровь опять же сто лет назад засохшая) "ШАГАЙ ВДОЛЬ И НЕ ЗАБЛУДИШЬСЯ".
"Так это же я такие фигни писал, - вспомнил он. - только вдоль чего шагать?... И в левую или в правую сторону? - И он зашагал вдоль этого забора в правую сторону, прислушиваясь к голосу собственной интуиции, потому что, "пойдёшь налево, - знал он опыт жизни, - и всё остальное пойдёт "налево".
Он проходил мимо заброшенных, потерявших цвет домов, мимо какой-то пустынной дороги, по которой проезжал все один Кадиллак, но как он выглядел! Весь помятый, как после самого грандиозного сношения, разбитый вдрызг, весь в крови и каких-то шмотьях свежего мяса (в каких-то синяках и кровоподтёках), словно только что проехал насквозь мясную фабрику (но никакую фабрику он не проезжал). Ехал этот причудливый "кадди" очень медленно и за рулём его, казалось, словно и не было никого... только Хьюберт не заметил этот автомобиль, как не заметил он и небольшого озерца, из которого он мог бы запросто напиться воды и даже не придать значения тому факту, что вода в этом озере и на воду-то не похожа; какое-то зеленовато-кровавое месиво с очень дурным запахом.
Хью ничего не видел и не слышал даже; не слышал он, как озеро пытается заманить его; как оно что-то там то ли напевает, то ли из недр его, как из бездн преисподней, раздаются крики о помощи. Но в то же самое время озерце это звало его: "Хью-у-у-би-и-и! и-и-д-и-и к-а-а мне-е-е!" (Иди ко мне, Хьюби, я буду любить тебя бесконечно!). Но по какому-то чёртовому совпадению, Хью был настолько поглочен собственной целью, что на некоторое время превратился в зомби.
Он возвращался домой, потому что кошмарно хотел есть. и остановить его в этот момент не смог бы даже, наверно, ураган торнадо.
6
Скорее всего, Иллайн Элисон забыл, что дверь чёрного хода тоже бронированная, когда вогнал в её обивочную фанеру свой топорик... Именно тогда Норма позвала его.
— Илл, иди сюда. — Голос её в точности напоминал собой голос четырёхлетней девочки, увидевшей в ночи за окном своей спаленки нечто нереальное и превосходящее рамки воображения здравомыслящего человека.
— Что ты там увидела? — пошёл он на её зов, оставив топорик в двери.
Она стояла под одним из окон своего особнячка и заглядывала в это окно так, словно оно уводило в какой-то совершенно другой мир.
— Что там за свет? — произнесла она даже несколько испуганно. — Посмотри.
Иллайн взглянул.
В сгустившихся сумерках это явление разглядеть было намного удобнее, чем при дневном свете. Какое-то неприятное и в то же время причудливое (на вид) зеленоватое свечение просачивалось сквозь серое мутное стекло из кухни.
"Что это за такой призрачный, ядовитый зелёный цвет поселился на нашей кухне?" - хотели бы они спросить друг друга, но... смотрели на это явление, как ошарашенные; они как будто даже пикнуть боялись - настолько завораживающее было свечение. И выглядело оно очень неприветливо.
Первым из оцепенения вырвался Илл: — Пойду, пилку принесу, — оповестил он свою - всё ещё загипнотизированную - супругу. — Чего возиться с этим бестолковым топором!?
Пилка пошла по шурупу оконной решётки, как по маслу. Но не всё так гладко шло, как первые несколько вступительных движений Илла. Ему предстояло перерезать семь или восемь уголков, чтоб можно было открыть дорогу к этому пыльному, заляпанному маслом и чёрт знает чем, окну кухни, через которое ядовитый, гипнотический свет просачивался всё сильнее и сильнее; он как будто набирал силу, пожирая энергию трудящегося Иллайна (но пожирал "он" не только его энергию...).
— Долго ты чего-то копаешься! — вдруг ни с того ни с сего заворчала Норма. Глаза её не отрывались от свечения. — Я же есть хочу!
— А я ещё больше есть хочу! — заявил ей Илл. — Знаешь, как физический труд вырабатывает чувство голода!
— Всё равно, медленно очень! Быстрее давай пили!
— Что это ты раскомандовалась?! — удивился он но не остановился, только запилил ещё быстрее, словно вместо этого назло супруге собрался было замедлить скорость, но не тут-то было. Он не мог остановиться или заставить свою жену "оторвать свою жирную задницу от сумок, на которых она расселась как королева, и попробовать попилить самой!" Ему хотелось как следует поработать этим тёмным вечером и заработать себе сверхъестественное чувство голода; он чувствовал, как зелёный свет гипнотизирует его и чем сильнее и ярче становилось свечение, тем быстрее Иллайн пилил.
— Быстрее! — подбадривала Норма его уже не своим голосом. — БЫСТРЕЕ!! Ещё быстрее!!! Быыыссс... — Стальная решётка отлетела, и хорошо что только ухо ей задела, слегка порвав его и пустив немного крови на свободу, но та не придала этому особого значения, — ...стрееееейййееее!!!!...
Илл залез в окно, даже не замечая рамы со стеклом и Норма прямо-таки впорхнула следом за ним, не обращая внимания на свой шваценеггерский вес.
Сильное зелёное свечение издавал их огромный "индезит" (марка холодильника), и благо, что дверца холодильника была закрыта, не то они б ослепли (и, наверняка, ослепли бы не только они одни). Сияние исходило изнутри их холодильника, и оно, просачиваясь сквозь всё, через что можно просочиться, нарастало и нарастало, превосходило собой мощь солнечного света. Но человек ко всему привыкает...
Кроме этого сумасшедшего зелёного сияния, в кухне стояло ещё ведро, до краёв наполненное чьей-то кровью, и свежие надписи, БЕРЕГИСЬ, Я ГОЛОДЕН, наводняли своей чёрно-красной окраской все до единого кухонные стены и потолок.
7
Пока Хьберт Эллисон шагал вдоль испещрённого мелом забора, он даже предположить не догадался, что дорога эта приведёт его не к собственному дому (из него он ушёл без ключа, в надежде на своих родителей - они всегда готовы были открыть ему любую дверь), а - например, к дому Элси.
Хью свой родной город мог бы знать лучше пресловутых "пяти пальцев", но не было у него времени знакомиться с этой громадной коллекцией свалок, - расположившейся почему-то не по всему городу, а в одном месте, - на окраине которой жил он и жила Элси в своём многоэтажном доме. Не было у него времени знакомиться по одной простой причине: свалки эти почему-то затягивали в свои глубины маленьких детей, которые очень часто терялись там... Иногда терялись навсегда. Легенды бродили по городу как толпы безумцев, но администрация и муниципалитет города похоже не собирались принимать какие-либо меры, так что свалки ещё сильнее затягивали в себя непослушных детишек, и всё чаще и чаще из кучи мусора или металлолома можно было выкопать детский трупик. Это было кошмарное время, родители сходили с ума. Но оно, вместе с заблудившимися навсегда детьми, ушло в историю. Всё поутихло, остался только страх; простой мистический страх, заблудиться на СВАЛКАХ. Но не каждого страх этот охватывал. Для кого-то ТАЙНА СВАЛОК навсегда осталась тайной...
Мало на что обращал Хью внимание, пока двигался вдоль забора. Хотелось бы ему посмотреть, что это там за психопат такой стонет и просит освободить его. Но он не хотел смотреть в сторону одной гигантской кучи, чем-то напоминающей собой невысокую сопочку; на вершине этой кучи стояло бог знает что: какой-то огромный пятиметровый крест (такие обычно стоят на кладбищах, возвышаясь своим карликовым ростом над самыми древними могилами), на котором был распят донельзя сухощавый и полностью обнажённый парень (из кистей его рук, насквозь пробитых гвоздями, чёрно-красная кровь хлестала сильнее, чем из лодыжек). Всё равно. Если б Хью его и увидел, принял бы за видение. Но он не смотрел даже на рисунки самых талантливых детей своего города: на то, как здорово мальчики изображали на заборах обнажённых женщин, выбравших смыслом своей жизни лесбийскую любовь, а девочки - каких-то дьяволоподобных парней, проводящих между собой оральные половые акты; и все, словно из кошмарных снов повылезали (очень жуткий облик имели). А всё что касалось видений, то тут Хьюберту мог бы позавидовать любой шизофреник; проходя мимо открытого канализационного люка, он услышал душераздирающие вопли сразу нескольких тонущих детей. Но он не подошёл к люку, он боялся туда смотреть - очень уж неестественно, очень уж театрально звучали эти "вопли". А когда он прошёл мимо, то из люка высунулась голова пятилетнего мальчугана с перекошенным от злобы лицом, "куда ты пошёл, - орал тот вслед Хью, - ты, ишак! А ну иди сюда, козёл!!" Но Хью, по-видимому, решил прикинуться глухонемым. Или, возвращаясь поздно вечером домой через лес, он почему-то наткнулся на какое-то мрачноватое кладбище; он даже и не заметил, как оказался в самом центре этих обезображенных временем могил. И случилось это на восьмой день голодания. Хотя он прекрасно знал, что кладбища в этом лесу сто лет уже не существует - его всё разворотили бульдозеры, и выстроили на его месте парк культуры и отдыха с "убийственными аттракционами", лабиринтами ужасов, музеями восковых чудовищ и много с чем ещё... О том, что с ним дальше происходило на этом кладбище-призраке, он никогда бы не захотел вспоминать.
Когда забор кончился, Хьюберт действительно согласился с тем, что кровавая надпись на нём не лгала - взору его мгновенно предстал многоэтажный дом, в котором проживала Элси Купер. А это значит, до его дома рукой подать. И он тут же двинулся в путь. Но... был остановлен, не успев сделать и четыре шага.
— Не ходи туда, Хьюберт, — услышал он за своей спиной голос какой-то незнакомой девушки. Голос был серьёзен и, казалось, предостерегал от большой опасности.
Когда Хью обернулся, он чуть на спину не упал от неожиданности... Перед ним стояла Элси!...
— Элси, что у тебя с голосом? — тут же обратил он внимание.
— Не обращай внимания, — сказала она, повторив ещё раз для убедительности: — Не в коем случае не ходи домой, Хью!
— Почему?
— Потому что тебе нельзя сейчас есть. хоть ты и чувствуешь, что голоден, но игнорируй это!
— Слушай, — решил сменить он тему, — эта свалка!... это не свалка, а хер знает что!! ты поверить себе не сможешь - я три или четыре дня подряд лазил по ней! Я заблудился!
— Ты должен найти его, — твердила ему Элси своё.
— Кого найти? — не понял Хьюби.
— Винсента Купера, — ответила та. Её новый голосок так и не менялся - так и не собирался становиться старым.
— Да ты с ума спятила, подружка! — захохотал он. — Я думал: пойду, притащу его за шиворот с этой чёртовой "СВАЛКИ ЗАБЛУДИВШИХСЯ ДЕТЕЙ", да и сам не заметил, как забрёл в дебри. Ты даже не представляешь себе, эта свалка, она как дьявольский лабиринт: с виду вроде бы небольшая - в два шага перешагнёшь, - но как войдёшь в её дебри, да вдохнёшь её ядовитого дыма, да посмотришь на весь этот хлам, который здорово между прочим гипнотизирует, так крыша нафиг поедет и хрен ты уже выберешься из этих дрёбаных свалок!
— Конечно-конечно, — поддакивала ему Элси. — Всё правильно - заблудишься и голову сломаешь. Но ты послушай меня, как знатока: здесь не нужна голова, СВАЛКИ пожирают её своим дурманом; здесь нужна только энергия, а ты, кажется, потерял её. Вот что ТАМ нужно. СВАЛКИ пожирают разум, находчивость, сообразительность, интуицию, ориентацию, а энергии у НИХ наверно больше, чем во всей вселенной.
— Нефига себе у тебя сведения! — удивился он. — А почему ты сама не идёшь искать своего отца тогда?
— Потому что я сегодня поела - энергии у меня нет совсем, а у тебя... её тьма-тьмущая! Ведь ты...
— А почему ты тогда не голодаешь? — любопытствовал он. — Лень Матушка не позволяет?
— Хьюби, котик, я не могу, мне врачи не разрешают. Причём здесь Лень Матушка? У меня давление.
— А откуда мне тогда взять энергию, если ты говоришь, что я потерял её?
— Я тебе дам, — улыбнулась она своей обворожительной улыбкой. — А есть - не в коем случае не ешь!... Ну, пойдём со мной, счастье моё.
— Я что, правда твоё счастье? — спросил он по пути.
— Ты даже себе не представляешь, насколько это правда!
8
Вдвоём они вошли в сорокоэтажный небоскрёбик Элси, сели на лифт и Элси нажала на кнопку 31, перед тем как скоростной лифт плавно поплыл вверх...
Но лифт не доехал до 31-го этажа - замер на полпути. И двери его также плавно распахнулись, как перед тем, когда Элси со своим счастьем вошла в него...
По ту сторону дверного проёма лифта стоял какой-то пятнадцатилетний парнишка. Заговорил он сразу, как Элси предстала его взору:
— Элси, солнце моё! — обрадовался он. — Где ж ты пропадала вместе со своим хреновым папаш...
— Я тебе не Элси! — рявкнула та ему. — Элси свою ищи на Помойках!
— Детка, — заговорил он несколько удручённо, — может ты забыла насколько ужасно выглядит - внутри выглядит - наш с тобой "огненный факт"? или мой половой товарищ тебя уже не вдохнов...
— Засунь себе свой половой товарищ... — перебил его быструю скороговорочную речь Хьюберт.
— А тебя, гомнюка, кто спрашивал? — гаркнул на него этот парень.
— "Гомнюка"? — переспросил его Хью так, словно не расслышал. — Ты сказал "гомнюка"? — Он медленно шёл на этого малолетнего сосунка, даже и не замечая, как тот сунул руку за спину и через полсекунды в ней заблестело длинное лезвие хорошего "кнопаря".
— Спокойнее, чертило! — предупредил его парень, — не то пиписку дрочить потом не сможешь, когда второй рот на кадыке вырастет!
Хью замер на месте - очень уж жутко выглядело лезвие кнопаря этого "сосунка".
— Ладно, езжайте, — разрешил им парень. — На хрен ты далась мне со своим педерастом!
— Что ты сказал, щенок?! — протянул тут же Хью, но двери лифта быстренько закрылись. — Кого ты педерастом назвал?! Ну выпусти меня, — заорал он уже Элси, — я отделаю этого малыша!
— Не надо никого отделывать, — сказала ему Элси. — Лифт звукоизолирован, потому он не знает, в какую сторону мы поехали (но Хью-то почувствовал, что двигаются они вниз). Он сейчас побежит за друзьями; они будут выламывать мою дверь минут через пять, потому что он тупой и думает, что мы с тобой всё также едем ко мне. А тебе сейчас нельзя здесь оставаться. Тебе нужно убегать со всех ног вглубь СВАЛОК, и они тебя не догонят, потому что у голодающего энергии больше, чем у неголодающего. Ты всё понял, Хьюби?
— Да понял-понял! — недовольно ответил он; недоволен он был этой чёртовой ситуацией, которая почему-то сложилась так круто.
Вышли из небоскрёба они бегом, потому что сверху, откуда-то с восемнадцатых этажей послышались сразу несколько голосов: "А ну стой, пидор!"; "Стой! догоню - хуже будет!", полетело несколько кирпичей, бутылок, но Хью с Элси уворачивались, как старались.
— СВАЛКИ дадут тебе энергию! — кричала Элси вслед убегающему Хьюберту, — только ты всегда проси её у НИХ и ОНИ дадут! Они уважают ГОЛОДАЮЩИХ. — Она бы хотела крикнуть ему: "Полюби СВАЛКИ сильнее всех!", но он бы не понял этого.
Полюбить СВАЛКИ не так-то легко: от них воняет, и они неприятны в прямом и переносном смысле.
9
Как-то однажды Хью совершенно случайно наткнулся на выход из СВАЛОК; он взобрался на самую высокую кучу раскалённого солнцем металлолома и... увидел собственный дом...
"Зачем мне бродить по этим СВАЛКАМ?! - никак не мог понять он. - Элси "энергии" мне не дала! А я уже потерял все силы... Я пятнадцатый день ничего не ем!, или, может, семнадцатый... Нахрена мне лазить среди этой вони?! Это что, моё (ударение на слове "моё") проклятие? Лазить пока я не сдохну здесь, и пока газеты не напишут: "СВАЛКИ проснулись: ещё один заблудившийся навсегда "ребёнок"!" Нахрена мне это надо?! Вон мой дом! Нахрена мне это?" - И он начал спускаться с верхушки, чтоб отправиться домой. Но... он увидел яркое зелёное сияние... Оно было какое-то ядовитое, - как показалось ему. - И не иначе, как это жуткое сияние издавал его дом... Но Хьюб всё равно хотел вернуться домой, чтоб поесть, навсегда потерять "энергию" (как назвала её Элси) вместе с этой Элси, потому что... Он не мог себе объяснить - почему, но ему казалось, что Элси чувствовала его голод; чувствовала ещё до того как он наступил. И наверняка тот её 13-летний "перерыв" придал ей большие силы, и она встретила его, и... голодание началось... (закончится ли?.. И - самое главное - как закончится)
Теперь он понял, что для того, чтоб вырваться из этого чёртового переплёта, ему остаётся только поесть. И ВСЁ! и будь она проклята, эта хренова эгоистка, Элси вместе со своими СВАЛКАМИ.
Он не хотел идти домой - сияние нарастало, но ноги его не слушались: им плевать было на всё, лишь бы поскорее набить пузо своего хозяина - нажрать его до отвалу, чтоб он ходить не мог. Но Хью уже не в состоянии был выбраться из сверхъестественного лабиринта, - СВАЛКИ засосали его как маленького бестолкового ребёнка.
Часть вторая. В ГОЛОДНОМ КРАЮ
Очень долго блуждал вконец изнеможенный Хьюберт по безумному лабиринту свалок. Есть хотел он настолько ужасно, что давным-давно бы набросился на чадящую кучу автопокрышек или ещё более зловонную гору золы и в мгновение ока сожрал бы эти кошмарные СВАЛКИ... но, почему-то не поднималась у него на это всё рука. Как-то в голову ему пришла безумная идея: съесть самого себя. Но он взвыл от боли и оглушил своим воплем наверно половину СВАЛОК, когда попробовал откусить от руки кусок. Потом он решил, что уже давным-давно умер, и это вовсе не СВАЛКИ, а его ад (персональный, который с некоторой любезностью предоставило его Провидение). Но идея эта быстро прошла, вылетев из его головы со скоростью времени. Из головы его также вылетели советы Элси, чтоб он попросил у СВАЛОК энергии, когда почувствует себя на грани истощения. Но если б он и вспомнил эти советы, то вряд ли бы стал что-то просить у этих помоек; он проклинал СВАЛКИ, себя, Элси, и всё на свете. Проклинал вслух, и в некоторой степени громче положенного. Настолько ему всё осточертело.
Бродил он до тех пор, пока обо что-то не споткнулся и не рухнул в глубокую яму (трёх-четырёхметровую в глубину), которую кто-то, очевидно, приготовил для какого-нибудь гробика.
10
Очнувшись, Хьюберт решил, что яма, в которую он нырнул, не настолько глубока, что из неё нельзя выбраться. Всё выглядело наоборот: яма оказалась ему по плечи, когда он поднялся на ноги.
Когда он поднялся на ноги, он был изумлён: вокруг никаких свалок не было, если не обращать внимания на окружающую его со всех сторон местность родного района... Солнце находилось у горизонта, и поскольку Хьюберт так и не запомнил, в какой из двух противоположных сторон восток, а в какой - запад, ему пришлось как-то определять по внешним признакам, утро сейчас или вечер.
Если Хьюберта и удивлял родной город, то только иногда - погодой или какими-нибудь замысловатыми его гостями... Но на этот раз он его не просто удивил, а даже изумил. Своей тишиной. Весь город словно давным-давно уже умер... Или Хьюберту это только показалось?
Да, скорее всего, это было ещё одно видение голодающего человека: он вылез из своей ямы, в которой бог знает сколько провалялся, и... окунулся в какой-то фантасмагоричный мир смерти собственного города.. но видение очень быстро улетело, как какой-нибудь чудовищный комарик-мозгопожиратель (он незаметно влетает в ухо и впивает своё жало в мозг, высасывая из него всю позитивную информацию, заменяя её бредовыми видениями того мира, из которого его занёс сюда ветер перемен), порой превышающий во время своего полёта сверхъестественную скорость. Место этого видения заняли какие-то выкрики, доносящиеся из одного небольшого домика. По всей видимости, два человека никак не могли между собой что-то поделить:
— Отдай, моё! — отчаянно вопил голос какой-то толстухи (так вопят только толстухи).
— Фиг тебе! — отвечал ей мужской голос; голос маленького гипперактивного толстячка, — я первый начал его есть! Моё!!
— Моё! — визжала толстушка своим противным поросячьим голоском. — Отдай мне (на "мне" ударение)!! Я первая его увидела!!
Хотелось бы Хьюберту воочию поглядеть, что же это два безобразных обжоры (муж и жена, или брат и сестра, или...) так не могли поделить между собой. Эту делёжку двух постаревших капризных детей, в основном сопровождал храп; храп доносился почти из каждого открытого окна (открытого, потому что на дворе стояли самые безжалостные августовские дни, во время которых даже ночью дышать нечем); такой протяжный и громкий, что трудно себе представить, как им всем вместе удалось заснуть этой ночью. Судя по храпу, Хьюберт понял, что та сторона, где сейчас находится бледное розовое солнце, называется востоком. И что скоро все проснутся.
Хью тем временем шагал по направлению к своему дому, где ждал его набитый всегда до отказу "индезит" и самый обильный за всю его жизнь завтрак, после которого он уж точно проваляется на мягком диване, посасывая все на свете прохладительные напитки, до следующего вечера.
Беспокоило его только единственное - по-настоящему беспокоило: узнают ли его родители, когда в дверь к ним постучится ходячий скелет, от которого за километр разит потом и свалочной вонью; вонью, которая разъедает носоглотку и действует круче слезоточивого газа. Но Хью не был дураком; он знал "Великий Материнский Закон": "мать всегда узнает своё дитя, что бы с ним (или с ней - с матерью) ни случилось".
Несмотря на то, что Брауэр-Стрит храпела в голос, глядя на его дом, нельзя было сказать, что в нём кто-то спал. Всего два человека - отец и мать - жили сейчас в этом доме, и они не спали, судя по двум теням, сновавшим на кухне. Свет горел только в кухне, как будто жили сейчас они только там, потому что кто-то запер их...