Пока "шевроле", 1990 года выпуска, подъезжал к особняку, уже значительно стемнело, несмотря на то, что над земной поверхностью образовалась какая-то жуткая каша - из нескольких туч и всего, что преобладающий ветер способен поднять с земли. Где-то неподалёку сверкнула молния и дождь хлынул мощным напором, как по команде. И, если приглядеться ко всему происходящему как можно внимательнее, то необязательно быть предсказателем, чтобы вполне уверенно и достаточно серьёзно заявить, что назревает довольно кошмарная буря, или что-то в этом роде.
-- Не доедем, -- почти шёпотом заметила Келли, сидящая рядом с тем, кто хладнокровно крутил во все подходящие стороны баранку своего заезженного, но так и не потерявшего врождённого великолепия, "шевроле". К чёрному юмору Келли относилась намного лучше, чем к своему парню, который делал почти всё именно так, как хотелось его роскошной девочке. Но пока этой девочке хотелось пошутить "по-чёрному". Ещё она успевала вовремя закрывать глаза, в то время, как продолжительные молнии разряжались всё чаще и чаще, и эти молниеносные разряды приближались почему-то именно к "шевроле", которому до особняка осталось ехать считанные метры.
-- Вот чёрт! -- воскликнула она уже не тем голосом, которым она привыкла отпускать разнообразные чёрные шуточки; в данный момент голос её походил на голос человека, загнанного по пояс в реку, где изредка возникают аллигаторы.
-- Что за бес в них вселился! -- вскрикивала она как можно беспокойнее, смыкая глаза намного сильнее и чаще прежнего.
-- Наверно, именно так и было задумано, -- ответил я ей почти серьёзным голосом и надавил на газ ещё сильнее.
-- Да ты с ума сошёл! -- отреагировала она на моё последнее действие.
-- А что такого, -- пожал я плечами. -- На дороге вроде никого нет.
-- Вроде, -- хмыкнула она и тут же успокоилась: "шевроле" значительно сбавил скорость, благодаря тому, что въехал на подъездную аллею, по которой необходимо вести такой роскошный автомобиль с крайней осторожностью, рискуя сорваться с обрыва.
Дело в том, что особняк находится на самой макушке крутой сопки и "подъездной аллеей" служила искусственная винтовая дорога, огибающая сопку, как гигантская пружина. Со стороны этот готический особняк чем-то смахивал на замок самого Дракулы, если учитывать, что все его особенности изложены в миниатюрной форме. Тем не менее, куковать в этом "замке" нам придётся до "счастливого финала" этого одержимого урагана.
-- А как ты думаешь, правда, что самый первый хозяин этого дома преклонялся сразу Богу и дьяволу? -- спросила Келли, как бы между прочим.
-- Кто тебе такое сказал?
-- Да так, слухи.
-- Значит, сейчас этот хозяин разорван на две половины, -- сделал я вывод её вопросу.
-- Чего? -- не поняла она.
-- Ну, одна половина в раю, -- пояснил я ей, -- а другая в аду.
-- Может быть. А ты, кстати, не в курсе, зачем этому хозяину так нужны были две такие веры?
-- Ну потому, наверно, и нужны были.
-- А какого чёрта тогда эти вонючие молнии домик этот не тронули, - хотя он вон аж на какой высоте торчит, - а к нам с такой скоростью запрыгали?
-- Наверно, чтоб не подпустить нас к этому домику.
-- Выходит, что этот кретин и правда оставил кое-кому неплохое наследство, -- произнесла она так, как измученные одиночеством люди иногда стараются размышлять вслух.
-- Это ты о чём? -- осведомился я.
-- Не "о чём", а "о ком", -- ответила она. -- О Фредди. Мы ведь, как-никак, к нему едем.
-- И правда, -- дошло до меня, -- неплохо было бы пожить в таком домике, особенно когда по ночам его охраняют такие классные сторожевые псы в виде молний - нехреновое наследство! -- А дожди у нас напоминали о себе почти каждую ночь, молнии ещё чаще.
"И это ещё не всё о достопримечательностях этого "замка Дракулы"!" - Такую фразу я не отчаялся бы произнести вслух в присутствии Келли (хоть она и неравнодушна к чёрному юмору), но в мозгу у меня эта фраза возникла, точно хлынувшая кровь из искусственного отверстия в горле, - другого сравнения я и не в состоянии подобрать.
-- А как ты думаешь, может из этой сопки вырваться например лава, или что-то такое? -- спросила она меня перед тем, как я надавил на тормоз.
-- Конечно может, -- ответил я, наскоро выпрыгивая из автомобиля и накрывая его чехлом, -- если у этой сопки появится кратер.
-- А говорят, у неё был кратер и эта сопка была заснувшим вулканом и тот первый владелец заложил в этом кратере фундамент этого дома, -- рассказывала она в то время, как мы с ней мчались со всех ног, пытаясь укрыться от массы здоровенных капель, опрокидывающихся на нас по чьей-то милости; мчались мы до самого портального входа.
-- Просто он был уверен, что если не будет приклоняться дьяволу, то тот выпустит на него кое-что из ада, -- продолжила она.
Тут я и сообразил, что она тем самым пытается намекнуть мне на кое-что такое, что не в состоянии влезть в рамки реального, но тем не менее это "кое-что" начнётся очень скоро... возможно, этой же ночью.
Этой же ночью Фредди надумал устроить празднование своего семнадцатого дня рождения, и по такому случаю пригласил в свой жуткий унаследованный особнячок не только нас с Келли. И, разумеется, мы отправились к нему - за тридевять земель - не только потому, что у нас не нашлось подходящей отговорки; во всём виноват Фредди - он неплохо отрекламировал весь свой замысел празднования и перечень приглашённых гостей, среди которых весьма заметно проскользнуло и имя Страшного Джека... Но об этом чуть позже.
Совершенно случайно Фред наткнулся на нас прямо в дверях, только потому мы поздоровались с ним по старой-доброй традиции, далеко за пределами той комнаты, где - как ни странно - собрались почти все... разумеется, кроме Страшного Джека; он, как всегда, заявится чуть попозже и, во что бы то ни стало, в следствии его кошмарнейшего появления, сам собой вдруг возникнет какой-нибудь жутковатый фортель, и с каждым разом всё выходило страшнее и ужаснее. Интересно, что он задумал на этот раз?... Как бы кого-нибудь из представительниц прекрасного пола не посетил какой-нибудь, так называемый, разрыв сердца.
-- О! -- вдруг опомнился Крейг, когда настоящее веселье только-только разошлось - как говорится - на всю катушку, -- а где же Джек? Чего это он так и не возник в следствии непредвиденных обстоятельств?
-- Действительно! -- подхватили его остальные. И все уставились на Фредди.
-- Так он же вроде на чердаке должен появиться, -- тут же отреагировал Джонни, как всегда осведомлённый не хуже самого Фредди. -- Ведь оттуда до его родных молний, как рукой подать.
-- А что, пошлите на чердак, -- обрадовалась Бет, в то же время пытаясь внушить эту идею, посредством своего гипнотического взгляда, и всем остальным, -- там так жутко!
Что-то получилось, идея пришлась по душе вроде всем, если конечно не обращать внимания на самого виновника торжества, но похоже, что на него никто так и не обратил внимания, в то время как глаза его заметно расширились и сделались какими-то испуганными, словно на чердаке он прятал самого дьявола со всей его преисподней.
-- Конечно пойдём, -- подал голос Фред, -- но как-нибудь в другой раз. Хорошо?
Он словно произнёс какое-то сверхъестественное изречение, в результате на него уставилась куча глаз: кто-то что-то не понял, кто-то удивился до самой чрезмерной степени, а у кого-то испортилось настроение. Хорошо бы, всё это только так казалось.
-- Там мой дед, -- объяснил он.
-- А чего он там забыл? -- подал голос кто-то незаметный.
-- Ничего, -- ответил он как ни в чём ни бывало. -- Просто я сам его уда поместил, на всякий случай.
-- Ну и что, дед?! -- удивился приятель Бетти, -- что он, мамонт у тебя, что ли?, полчердака занимает, да?
-- Мы ведь все такие тихие, -- дополнила его подруга. -- Мы ведь ему не помешаем, правда? -- и опять направила свой магический взгляд прямо ему в глаза. Но не сработало:
-- Видите ли, друзья-товарищи, -- начал Фред с расстановкой слов, -- всё дело в том, что мой дедуля приказал долго жить... прямо с самого утра... Видите, какая хреновина вышла!... Но если вы обещаете не раскрывать втихаря гробик и не трогать дедушку руками, то мы наверно всё-таки позволим себе встретить Джека.
На чердаке было как всегда темно, но чисто, и попахивало разлагающимся телом.
Темно, как в могиле, если не считать периодических разрядов молний. И жутко, как в самом центре развязки страшной истории.
Включив свет, все обнаружили чёрный гроб, посреди всего чердака. Со стороны он выглядел несколько зловеще и даже угрожающе. Но какое дело остальным было до собственных воображений, никто ведь ещё, надо полагать, не помешался настолько, чтоб испугаться по-настоящему.
В общем, все удобно расположились, кто где и принялись дожидаться "возвращения Страшного Джека". Но вдруг свет внезапно потух... Хотя некоторые наверняка уже догадывались, что самый главный "сюрприз", подготовленный Фредом, только начинается... Ни одна, из самых восприимчивых дам, даже не шелохнулась, словно все восприимчивые давным-давно "разнюхали", что такое разрыв сердца; проверили на собственной шкуре.
За окном, тем временем, стало уже светло, поскольку неподалёку разрядилась очередная молния. И в это время крышка гроба сама отлетела в сторону и позеленевшее тело дедушки Фредди не спеша начало "пробуждаться"... Судя по его дальнейшим движениям, можно было запросто сообразить, что дедуле уже порядком осточертел этот тесный гроб... также, как и сама смерть.
Сверкнуло ещё несколько молний подряд, и все успели как следует рассмотреть это жуткое тело, особенно лицо этого замысловатого старика, который не так давно приказал долго жить.
Дикий хохот раздался откуда-то с дальнего угла комнаты, но всем было не до него, обезумевшего от ужаса одного из приятелей хозяина дома... Хотя, хохот этот говорил о чём-то совершенно другом.
-- Да это же Джек, -- вскрикнул хохотавший, после того, как успокоился.
-- Точно, Джек, -- согласилась с ним его подруга.
И обстановка молниеносно разрядилась, на пару с очередной молнией, когда свет загорелся также внезапно, как и потух. Перед ними действительно стоял тот самый Джек Страшный.
-- Как вы думаете, -- обратился он к присутствующим своим жутким зловещим голосом, -- возможно ли то, что вам доведётся сейчас услышать? -- Задал он такой глуповатый вопрос, очевидно, рассчитывая, что какой-нибудь умник обязательно отзовётся. И не просчитался.
-- А ты сначала расскажи, а там посмотрим, -- подал голос Боб. Судя по его движениям, нализался он, как говорится, в стельку. Вообще, Боб - парень нормальный, особенно пока трезвый; в данных ситуациях он начинает корчить из себя разнообразных умников всех категорий, если не обращать внимание на его остальные выходки и разносторонние фортели.
-- Но доверьтесь мне, -- продолжал Джек, -- это правдивая история.
-- А почему мы вдруг должны тебе ещё и довериться? -- удивился Боб, и его удивление пока казалось уместным.
-- А потому, что Энни Арден, в тот день, когда это произошло, праздновала свой семнадцатый день рождения. -- Так ответил ему Джек. -- И на этот праздник она пригласила всех друзей... всех, кроме единственного, которого она не имела возможности пригласить, потому как этот единственный был её парнем, два года назад погибшим в автокатастрофе. Только не подумайте, что он мёртв! Он жив - известное дело, в душе любящего его человека. А как раз, в день рождения Энни исполняется и день гибели Эдди - так звали её парня. Он два года назад так спешил на пятнадцатый день рождения своей близкой подруги, что немного перестарался. Но не спеши он так, я думаю, не лежало бы сюжета к этой истории. Верно же? -- Среди друзей этот Страшный Джек пользовался абсолютным успехом, он, как никто другой, умел пугать, и пугал каждого, кто попадался ему под руку; пугал посредством своих излюбленных жутких историй. В прошлый раз он поведал нам историю о сыне графа Дракулы и о его кровавых сновидениях, в которых ему пришлось стать вампиром... Этакая современная страшная сказка. Но это дела минувшие, весь страх как-то успокоился, а пока на нас с разрушительной силой надвигалась его очередная "правдивая история" с более неожиданной концовкой.
-- Ну вот и всё, -- констатировал Боб, -- дальше можешь и не продолжать, и так всё ясно: парень всё-таки успевает на день рождения своей близкой подруги, а тут и сказочке конец, а кто слушал, тот мертвец!
-- Ты всё сказал, дружище? -- спросил у него Фредди каким-то мягким голосом.
-- Ну, а если так оно и есть, -- утверждал тот, сам не понимая - что и зачем.
-- Если всё, -- продолжал Фред в том же духе, не обращая внимания на утверждения Роберта, -- то Джек, наверно, ещё не всё.
-- В общем, вечер был в полном разгаре, -- продолжал Джек, как ни в чём не бывало, -- и Энни не оставалось ничего, как отправиться в кухню за приготовленным сюрпризом в виде праздничного пирога, оставленного в холодильнике.
-- Странно, -- удивилась она, когда заметила, что в кухне выключен свет: она ведь совсем недавно его включила. -- Может, лампочка перегорела? -- Она повернула лампочку. -- Да нет, вроде всё нормально.
Включив свет, она отправилась в ту комнату, где сидели гости, но... все посмотрели на вошедшую именинницу так, будто вместо неё на них зловеще уставился какой-то незнакомый тип.
-- Где сюрприз? -- Вопрос этот прозвучал настолько настойчиво, что моментально заставил Энни понять, почему все на неё так смотрят; она вспомнила, что так и не принесла свой сюрприз, и уже собралась снова отправиться на кухню, но что-то её остановило... Скорее всего, ей не понравился тон, которым её спросил кто-то из... Только в голове у неё никак не укладывалось, кому из гостей мог бы принадлежать такой настойчивый, требовательный, удивлённый до предела и... знакомый... да-да, знакомый голос, ведь она прекрасно понимала, что где-то уже слышала этот голос, и не так давно. Последний раз - если ей память не изменяет - где-то два с половиной года назад.
-- Не может быть, -- произнесла она каким-то сдавленным голосом.
В то же время она совершенно непроизвольно шагала в сторону кухни.
-- Я не верю этому, -- шептала она, подходя к холодильнику, открывая дверцу и протягиваясь за тортом. -- Чушь собачья! -- вырвалось у неё.
Торт был её собственным заказом. Сделал его для Энни один знакомый дизайнер, пообещавший ей изобразить на нём кремом что-то такое, на что можно будет смотреть только вечером и при свете свечей. Потому-то Энни ни разу и не взглянула на это "что-то такое", и только перед тем, как вынести его в качестве "всеобщего сюрприза", всё-таки решила хоть краешком глаза оценить работу настоящего мастера. А когда подняла крышку, то в глаза ей ударило то, на что необходимо смотреть только вечером, да ещё и при свете свечей... Это было что-то вроде какого-то странного узора, только узор этот ей о чём-то говорил, что-то он ей напоминал... становился сплошной рябью, заполняющей весь её взор. Заполнял он также и само изображение.
Но вдруг она вспомнила, что уже довольно долго простояла у открытого холодильника, глядя на торт, которого в руках у неё уже не было, так как валялся на полу, после того, как вылетел из её рук.
Энни, как ни в чём не бывало, закрыла холодильник и почти машинально зашагала в ту комнату, где её дожидались некоторые из друзей и знакомых.
Шла она медленным и каким-то неопределённым шагом. Со стороны казалось, будто каждый свой шаг она тщательно обмозговывает, перебирает в нём всё до мелочей. Но только сама она, помимо ещё кое-чего, потихоньку начинала понимать, как ей трудно идти, ведь ей почему-то стало казаться, что воздух помаленьку начинает сдавливать её со всех сторон, да так, что двигаться - не то что невозможно; вообще, даже дышать трудно. И тут ощущение ужаса возникает само собой. Только ощущение это видимо и не ожидало пострадать от результата собственных способностей, ведь оно создало в Энни какие-то суперчеловеческие силы, с помощью которых она умудрялась прорываться сквозь этот неземной воздушный пресс. Что-то удалось на славу, и в результате она уже у желанной двери. Ей только оставалось завернуть за угол и тогда все её увидят и она уже будет свободна от этого жуткого состояния. И вот, спустя некоторые усилия, она завернула за угол и вошла в комнату... но не в состоянии осмотреться; ей мешает эта постоянная рябь того столь влиятельного "странного узора" (изображённого на торте кремом). Она с такой силой наводнила весь её взор, что вскоре вроде бы даже перестаралась и уже начала рассеиваться. Тогда-то Энни и позволила себе разглядеть очертания комнаты... именно той самой комнаты, которая ночью также пустынна и темна, как в данный момент. Так что, комната пуста и Энни не имеет возможности позвать кого-нибудь на помощь, а ведь помощь ей, между прочим, очень даже необходима, ведь она слышит за своей спиной медленные и зловещие шаги одного жуткого типа. Тип этот имеет высокий рост, худощав и страшен на вид - этакий маньяк-убийца, сбежавший прямо с электрического стула. А почему бы и нет?, ведь именно этот тип преследует Энни во всех её кошмарных сновидениях, иногда издевающихся над ней, с самого детства. И вот она чётко слышит голос этого кошмарного типа; именно тот самый голос, который казался ей самым ужасным из всех, что ей довелось услышать.
-- Это не сон, -- доверительно произнёс голос.
Энни от этого стало ещё страшнее, ведь она верила каждому его слову; верила во всех подобных снах и верила - разумеется - не по своей воле, как это обычно бывает в кошмариках. Но вдруг... она даже не ожидала о себя такого... она резко повернула голову в сторону того, кто шагал за её спиной... а это был...
-- Так ты говоришь, что это правдивая история? -- наконец-то перебил его Боб. По его лицу было видно, что больше терпеть он просто не в состоянии. Но занудой, или кем-то в этом роде, он почему-то не казался.
-- Ну, проснулся! -- удручённо произнёс ему кто-то из приятелей. -- Спал бы дальше, пока Джек не закончит всё как следует.
-- Да нет, погоди, -- совершенно сдержанно говорил тот (пока сдержанно), -- он ведь сказал, что это правдивая история, и мы почему-то должны ему довериться.
-- Ну а если это и так? -- сказал Фред, видимо пытаясь как-то заткнуть рот (пока не поздно) этому иногда горячему Роберту. Хотя, он мог бы и "предложить" ему какую-нибудь другую комнату, вместо данной, но его не очень устраивали результаты такого варианта, после того, как он кое-что проанализировал.
А тот, словно всю свою прожитую жизнь ждал такого вопроса.
-- Так?! -- у него зрачки чуть не побелели от удивления, но удивление его почему-то всё ещё не казалось неуместным. -- Он же нам уже начинает рассказывать сон этой... как там он её назвал?...
-- Ты бы сначала дослушал всё до конца, -- сказали ему. -- Откуда тебе знать, что это был сон?
-- Так он рассказывает всё так, будто следил за ней, в душу ей заглядывал: что там за чудеса творятся. Интересно, как это он умудрился?
-- Не важно. Ты слушай и всё. Может, она сама ему всё рассказала.
-- Ха, интересно, а ту историю, что он нам в прошлый раз поведал - правдивую историю - кто ему на уши навешал?... Неужто сам сынок этого Дракулы? -- произнёс он наигранным душераздирающим шёпотом. С виду Роберт явно пытался забавлять публику, разоблачая эти жуткие проделки Страшного Джека.
-- Ага, с дочкой вместе, -- ответили ему и несколько человек загоготали в голос.
Не было сомнения, все без исключения заинтересовались этой джековской историей и желали дослушать её до конца, если не обращать внимание на то исключение, которое составлял Роберт, и он понимал, что ему пытаются заткнуть рот, только не припоминал ни единого случая, когда эта попытка кому-либо удавалась, по отношению к нему.
А вообще, всему виной скука, которая иногда вселяется в Роберта, как какой-то бес, и он ничего не может с собой поделать; просто сходит с ума, пытаясь так и этак вытолкнуть из себя это тягостное настроение. И, надо полагать, головомойку он решил Джеку устроить не от веселья. Но, бывает, скука его и не до такого способна довести.
-- А, наверное, он сам и был этой тёлкой, -- вдруг осенило Боба. -- А? Джек? -- подмигнул он ему левым глазом. -- Ты, помнится, как-то нам рассказывал, как ты нечаянно оборотнем стал...
-- Слушай, Бобби, кончай, а? -- Фред даже и не ожидал, что его тон окажется несколько угрожающим.
-- Да кто же здесь кончает? -- удивился он. -- Это ж тебе не постелька.
-- Короче, Боб, -- начал выходить из себя ещё кто-то, -- давай, ты сейчас спрячешься куда-нибудь, чтобы мы тебя искали и не нашли. Как ты к этому относишься?
-- Да он же вам дерьмо на уши вешает! -- не выдержал Роберт, если судить по голосу. -- Говорит - "правдивая история", а сам...
-- А ты не слушай и всё будет о'кей.
-- Кто это тебе такое сказал? -- неожиданно возразил Боб каким-то осторожным голосом. -- Просто этот друг, -- указал он большим пальцем на Джека, -- больше никогда не будет обманывать. В этом я могу вам поклясться чем угодно.
-- Даже голосом? -- полюбопытствовал Фред, решив, что Роберт не успеет так быстро сообразить, что "проиграв" таким образом свой дар речи, он не в состоянии будет вставить ни звука, когда Джек с ехидством продолжит свою правдивую историю.
-- Ты на что намекаешь? -- Чудеса да и только. Фред не ожидал от своего старого приятеля такой сообразительности.
-- Ну тогда хотя бы своим присутствием, если...
-- Чего ты умника из себя строишь?
-- Да потому что ты... только не в обиду... на зануду уже начинаешь смахивать. Тебе ведь сказали - правдивая история, значит так оно и есть, а ты...
-- Зря ты споришь! -- Его тон - тон человека, который очень часто расслабляется - неожиданно стал серьёзным и жёстким. Он смерил Фредди каким-то неопределённым взглядом. -- Ты ведь не знаешь, к чему приводят споры.
Все, словно замерли в ожидании развязки страшной истории, которую, вместо Джека, решил закончить сам Роберт.
-- Ты ведь мне совершенно ничего не докажешь, -- продолжал Боб в том же духе, -- потому что в душе я прав, как и ты. каждый себя считает идеальным, даже если он прикончит ни за что ни про что своих родителей... Но ут к нему приходит какой-то козёл и начинает внедрять ему, что он не прав. Тогда он задушит своих детей... И опять не прав! Хотя, вряд ли кому в голову придёт, что удавил он своих детей и перерезал глотки мамаше с батей не просто так, а потому что чего-то хотел; просто так никто ничего не делает.
-- Совершенно верно, -- согласился с ним Фред, стараясь как можно больше походить на настоящего рубаху-парня. -- Откровенно говоря, ты прав: просто так, действительно, никто ничего не делает, я с тобой не спорю, но... -- Он вовремя прикусил язык, решив, что проще сказать этому изредка неуравновешенному человеку что-нибудь приятное, чем резко переходить к делу; хотелось ему только одного, чтоб этот неуравновешенный человек унялся как можно скорее, потому что Боб явно начинает сходить с ума с головокружительной скоростью; всё это выказывали глаза Фреда.
-- А вообще, ты верно заметил, -- принялся он расхваливать Боба, -- спорами и критикой действительно нихрена не добьёшься, только пострадать можно запросто.
-- Конечно, -- усмехнулся Роберт, -- ещё как можно! Помнишь, был такой человек, Сталин?
-- Это который Гитлера, что ли, победил?
-- Да, он самый. Вот кто не любил критики; таких, как он, ещё поискать надо.
-- Да, самолюбивый был человек. Но речь-то сейчас, собственно говоря, о другом идёт. Джек нам сказку собрался поведать, а ты перебиваешь - не хорошо.
-- А может, правдивую историю, а не сказку?
-- Может и так, не в этом суть. Перебивать ведь также нехорошо, как и спорить. Верно?
-- Ну, как хочешь, -- пожал он плечами и собрался отправиться в какую-нибудь другую комнату, но... что-то его остановило... возможно, это была какая-то блуждающая мысль. Он что-то ещё хотел сказать, но в течение некоторой доли секунды никак не мог решиться, но всё-таки проговорил как бы через "не могу". Может быть, только потому его слова звучали несколько странно.
-- Только эта правдивая история не должна быть сказкой. В этом я поклялся самому себе и постараюсь сдержать клятву, чего бы мне это ни стоило, -- и с такими словами он направился к выходу.
-- По-моему, это парень сегодня, или перепил или недопил, -- высказался Дик.
-- Да он, наверно, вместо того, к чему привык с детства, нечаянно водички хлебнул, -- подал голос другой остряк, -- вот и...
-- Джек, -- позвал его Фред, -- в чём дело, дружище?
Тот взглянул на него несколько растерянно, словно и он воспринял всерьёз предупреждение Роберта. Но взгляд его выказывал что-то другое.
-- Не бойся, браток, -- сказал он ему сразу, как он обратил внимание на его глаза, -- Боб пошёл, или спать, или в туалет, так что можешь быть уверен, что вернутся он очень нескоро.
Но Джек имел такой вид, словно был непоколебимо уверен в том, что Роберт вовсе никуда не пошёл, просто притаился где-то неподалёку, всё сильнее и сильнее сжимая дробовик приятеля Фреда... палец его уже начинает подёргиваться в нервном припадке и вот-вот нечаянно заденет курок. На которую из живых мишеней направлена мушка, догадываться Джеку особенно не приходилось, и вообще никогда не придётся, если его угораздит продолжить свою "правдивую историю".
Но вдруг кое-кто вычислил всё, что скрывается за этим испуганным и растерянным (из-за надвигающейся опасности) взглядом. И этот "кое-кто" был несомненно Полем, который обнаруживался исключительно в самых крайних случаях. Но в данный момент он показался несколько неожиданным, может только из-за того, что обнаружился перед этим самым-крайним случаем, как пророк, обезумевший от чего-то кошмарного и неотвратимого.
-- И правда, чего ты так испугался? -- удивился "обезумевший пророк" (хотя, больше этот пророк смахивал на сумасшедшего), -- как будто этот парень какой-то здоровяк. Продолжай и не бойся!... Или он тебя и правда до чёртиков напугал? -- в его словах прозвучал какой-то ядовитый и в то же время жуткий (для таких, как Джек) сарказм.
Всё, страх Джека пас; самолюбие Страшного задели у всех на глазах, и Джек с удовольствием предоставил бы своё тело одной из прожорливых молний, выбросившись из окна, чем согласился бы с тем, что какой-то там Боб способен напугать... причём до чёртиков!... самогО Страшного Джека.
-- Да ты что, шуток не понимаешь? -- незамедлительно отреагировал Джек. -- Я же пошутил. Во даёт!
-- Ну и слава богу! -- театрально перевёл дыхание Поль, -- а я-то думал...
Джек, между тем, как следует расслабился и решил всё-таки продолжить:
-- Итак, на чём мы остановились?..
-- Не мы, а ты. Мать твою!.. -- поправил его приглушённый голос Роберта... Только никто не мог понять, откуда донёсся этот неожиданный нервозный выкрик.
Помимо некоторых, машинально осмотрелся и Джек, и... совсем немашинально поймал на себе насмешливый взгляд Поля: дескать, ну как?.. а ты говорил, что шутишь! Что же ты теперь нам скажешь, а? Джек Испуганный? Или ты уже обделался? Или...
-- Так на чём мы остановились, спрашиваю, -- наглядно проигнорировал он голос Роберта.
-- Ты, вроде, так и не договорил, кто же всё-таки шагал за её спиной, -- тут же отозвался осчастливленный Фред.
-- А, ну да! -- как бы обрадовался Джек.
-- Джек!!! -- донёсся душераздирающий визг, который заставил встрепенуться даже и Поля. Визг этот был настолько неузнаваем, что не так легко было сразу определить, кому он принадлежал. Но судя по тому, что доносился он опять откуда-то извне, можно было без особого труда сообразить, что Роберт уже успел осушить две-три бутылки, и только потому превратился в самого настоящего психа.
-- Джек, я тебя прошу, -- неожиданно взмолился Боб своим голосом, -- не продолжай!, ради всего святого!
-- В общем, Энни резким движением обернулась и взглянула на того, кто за её спиной всё приближался к ней и приближался, -- как можно непринуждённее продолжил Джек, -- а это был...
На этот раз прервал его какой-то дикий и супер-душераздирающий вопль... Только тогда можно было смутно догадаться, что Роберт находится не иначе как за окном... но всё произошло настолько быстро, что никто и понять ничего не успел, в течение происходящего. Но если рассматривать этот момент, как кино замедленного действия, то (несмотря на то, что вопль превратится в долгий замогильных хрип, за которым последует кое-что пострашнее) окно разнесёт собой тело Роберта, который в это время выпускает из правой руки крепкую верёвку и... после некоторого действия, голова Джека отделяется от тела и попадает кому-то прямо в лицо, обдавая его кровью, как фонтаном.
Когда кто-нибудь заходит слишком далеко, бывает очень трудно предсказать, что же произойдёт дальше. И, когда это происходит, реальность иногда перестаёт видеть собственные границы. И, если эта реальность позволила какому-нибудь странному случаю проявить себя, то наверняка она уже не будет артачиться, если какой-нибудь ещё более странный случай тоже мягко попросит её впустить его в себя... Это ведь всё так просто! Оно и в жизни так - лиха беда начало, но стоит эту беду преодолеть... и слабохарактерная реальность, "борясь за собственное существование начинает хиповать".
-- А ведь я его предупреждал, -- произнёс Роберт, без особого руда закинув на плечо огромный топор для рубки всего, соответствующего собственным размерам. И в его голосе прозвучало какое-то неестественное сожаление, -- причём, ни раз. А он оказался самым обыкновенным бараном.
Все смотрели на него, как на материализовавшегося главного героя кошмарных сновидений Энни Арден... хотя, казалось, что это он и есть, судя по тому, как взмахнул он этот неимоверный топор себе на плечо и не рухнул соответственно тому, какого он был телосложения; взмахнул, несмотря на здоровенно мясника, который обычно размахивается таким топором, словно пушинкой... если, конечно, рассматривать это действие в том же замедленном темпе, с помощью которого можно было внимательно пронаблюдать последний из пьяных фортелей Роберта Брауна.
-- Вот и... -- продолжил было он, но...
-- Ах ты сука! -- "нашёлся" кто-то из гостей, и тут же вылетел "показаться"... и не только...
Это был Лу Ронд, долговязый, но довольно проворный атлет. Видно было, КАК ему уже осточертел этот придурок. И, похоже, он рассчитывал вырвать этот почти исполинский топор из хрупких ручонок Боба и вполне справедливо отплатить ему за всё.
Судя по более ярким вспышкам, молнии даже и не намеревались оставлять себя в покое, хотя бы на несколько минут.
-- Видите, как далеко всё зашло, -- хладнокровно проговорил Боб, в то время, как по топору и к его пальцам стекала кровь. И сожаление в его тоне уже утратило себя, и его место занимал какой-то кошмарный пафос. -- Всё зашло очень далеко! -- И, прежде, чем сказануть следующее, он мельком, но более внимательнее обычного осмотрел некоторые из устремлённых на него взглядов.
-- И, я думаю, конца этой "траектории" никогда не будет, -- "сказанул" он.
Вокруг всё выглядело несколько странно, даже зловеще; никто не паниковал, словно все те, кто обязан проделать это в первую очередь, вовремя успели загреметь в какой-нибудь транс.
С пальцев Роберта кровь смело стекала уже на бездыханное тело Лу. Впрочем, он сам виноват - выскочил, когда надо было сидеть и сопеть в дырочки (да поглубже, и чтоб никто не слышал), и рванулся совсем не в том темпе, в котором следовало бы; тем более, что дело это далеко не частных рук, а рук полиции (или кого там ещё)... вот и лежал, как батон, который по диагонали разделили на две половины... Так смотрелся Лу, после очередной умопомрачительной выходки Роберта.
...Кстати, о полиции!.. Кажется, до неё ещё очень и очень далеко: Спустя две-три минуты Вэй Винсмэн незаметно прошмыгнул к лестнице, надо полагать, решил кое-куда звякнуть по телефону. Но вот он, почти также незаметно возвратился назад. И, глядя на его теперешнюю физиономию, ходил он не звонить кое-куда, а вешаться (но, видимо, то ли верёвка отсырела, то ли потолок прогнил, но вышло у него всё совсем не так, как он хотел). Но, тем не менее, о телефонном проводе уже успели позаботиться, и это был предприимчивый Бобби, которому не доставит особого труда разъединить на две половины от паха до темени с одного удара (как он набрался опыту, проделав это с Лу Рондом) любого, кто вздумает оказаться таким же прямым.
-- Вот до чего, оказывается, можно довести обыкновенного человека, -- говорил он. -- А спасибо за всё скажите вот этому чуду, -- указал он большим пальцем на обезглавленное тело Страшного Джека, который в подобных случаях, по понятию его почитателей, обязательно должен возвратиться на своё место. -- Когда встретитесь с ним на том свету... -- Но он, словно привидение, стоящий перед разбитым окном, на фоне разворачивающейся стихии, вдруг исчез из виду... До всех только донёсся удаляющийся протяжный визг и приглушивший его шлепок. А на его месте образовался Чаверс Ронсон.
И обстановка моментально нормализовалась.
Вот с кем надо было посоветоваться Лу Ронду, и, более незаметнее чем Вэй, подкрасться к этому парню, и... Но теперь его "половинчатое" тело создавало довольно жуткое впечатление.
Как я заметил, если происходит что-то противоестественное, то иногда бывает практически невозможно предугадать дальнейшие события. Так вот, я неуверен, что все наши злоключения вроде бы подошли к концу. Тучи заволокли всё небо так, что если не обращать внимание на часы, трудно разобрать, день за разбитым окном, или ночь. А разбушевавшаяся до пределов стихия, похоже, ещё только начиналась.
Подлесловие
Главное, внимание на что обращать в первую следует очередь (вот так строим стиль разговорной речи!), это на начало произведения. Мне кажется, что начало напоминает собой фундамент всякого текста. Текст - это "дом, строящийся вверх ногами" (строители ходят на руках и кран... наверное, врыт головой в землю, как страус; из поверхности торчат только одни колёса). Так вот, что можно заметить при медленном (вдумчивом) прочтении начала этой новеллы (для пофигистов, которым в лом читать длинный громоздкий текст, но хочется оценить что-либо такое, за счёт чего смело можно "опустить" текст в разряд "мыльных пузырей"; "чушков", ползающих по зоне с ведром и шваброй; - для того, чтоб "опидорасить" очередной рассказ, весь читать его необязательно, достаточно лишь осмотреть НАЧАЛО). То, что автор новеллы явно фантазирует. Наверняка, это русский человек, он американист и так далее. Но главное: девушки у него никогда не было. А про то, что у него нет машины (тем паче, "шевроле"), про это даже и промолчать можно. Допустим такую постановку. Но, несмотря ни на что, автор акцент ставит именно на "шевроле". Автор говорит, что девушка к чёрному юмору относится намного лучше, чем к своему парню (хотя, если оценить с хорошей КОЛОКОЛЕНКИ, то... юморок у бабицы этой достаточно посредственнейший). Но парень акцент на "шевроле" ставит так сильно, что в тексте прозвучал такой смысл ("Ещё она успевала вовремя закрывать глаза, в то время, как продолжительные молнии разряжались всё чаще и чаще, и эти молниеносные разряды приближались почему-то именно к "шевроле", которому до особняка осталось ехать считанные метры")... Такой смысл, будто девица, при виде "молний", волнуется за себя (за свои глаза), но парень - сильно обеспокоен за "шевроле"; так сильно, что скорость прибавляет, отчего девица взвизгивает "да ты с ума сошёл!". Но он тут же сбрасывает газ, чтоб объяснить читателю, будто едет по "подъездной аллее", и читатель наверняка успевает подумать, что парень этот сбрасывает скорость из боязни не успеть затормозить (мол, за "шевроле" боязно) и повредить шпаклёвку-обивку дома, который является финишем путешествия данного "шивраля". Но... тут же автор переходит на ФАНАСТИКУ и объясняет причины, пока более сообразительные читатели не успели просечь сей "тонкий юмор"; не успели им проникнуться. Причины в том, что подъездная "аллейка" напоминает собой ПРУЖИНУ, окаймляющую высокий кусок скалы. Оказывается, "замок", к которому они с подружкой ("шивролёй") приближаются, стоит на высоком холме. Это такой "гигантский ведьмин зуб", на макушке которого коронка в виде особняка, где и разворачивается дальнейшее событие (побочная инерция). То есть, к ФАНТАСТИКЕ автор прибегает для того, чтоб показать читателю, будто корешок, к которому они с девицей едут, вообразил себя "бугорком на плоской равнине". Особняком.
Да. Хотелось бы ещё по поводу "хундамента" (о котором я замолвил прежде) договорить. Оказывается, текст не дом, строящийся кверхоногами, а дело в совсем другом: Автор книгу кверх ногами пишет так, чтоб случайно приблизившемуся к ней человеку было удобнее глянуть. А вдруг он не успеет приспособиться к чтению перевёрнутого текста. В общем, пишет автор для других, а не для себя, поэтому "хундамент" находится вверху.