Васильев Антон Егорович, 17 лет, ученик 9 класса 1657 школы.
Да-да, это про меня так в моем личном деле написано. Аккуратно так, на компьютере, шрифтом Times New Roman, черным по белому. По - официальному, любят учителя печатать на казенном принтере всякую лабуду, а потом еще удивляться, что краска закончилась. Думают, что подойдет сейчас какая-нибудь важная шишка с проверкой, полистает бумажки, и сразу ему станет ясно, как в школе ученики учатся.
Ага, ну Васильев - подумаешь, Васильев! Мы таких не раз видели: на тебе и Бориса, того, который в списках не значился, на тебе и Александра. А про семнадцатилетних Антонов и говорить нечего - таких в каждой районной школе штук десять.
Ну да, им буковки буковками, а у меня пиздец, хоть вешайся на березке ближайшей! Весна, птички поют, коты орут под окнами, радость, счастье, теплынь! А тут - нате вам! - висит под окнами столовой какой-то Антон на бельевой веревке, и так радостно ножками раскачивает, аки маятник. Ничего, пускай повесит, гулять на свежем воздухе полезно!
Вот так, и никак иначе видится мне мое светлое безоблачное будущие. Как там оно... харакири.
Потому что на дворе май месяц, что ни день - то экзамен, а нам еще в двадцатых числах ЕГЭ, будь оно не ладно, сдавать. А у Вас, Антон Егорыч, мало того, что с русским и алгеброй отношения, как у Валуева с балетом, так Вы ещё и упомянутые предметы сейчас прогуливаете в каком-то захудалом дворе, где никто со времен французской революции не убирался. Так мало того, Вы, Антон Егорыч, продолжаете усугублять эту экологическую катастрофу своими окурками. Стыдно!
Ага, как же. Я бы на вас посмотрел, ели бы вам вчера весьма недвусмысленно намекнули, что в десятый класс вы в любом случае не пройдете.
О семейном моем благосостоянии можно догадаться при первом же взгляде на меня. Длиннющие широкие джинсы тошнотворного зелено-коричневого цвета, подвернутые чуть ли не десять раз, чтобы по земле не волочились; свитер размеров на пять как минимум больше меня самого, выцветшего красного цвета, и колючий на столько, что если бы я на себя прицепил репейник, мне б и то легче было; ну и, кончено же, моя гордость - кроссовки "Asisad", мейд ин Чайна. Нет, это я не бомжа описал, это я, Антон Васильев, собственной персоной. Зато прическа у меня действительно модная. Во имя экономии к парикмахеру не хожу, поэтому на голове - длиннющие жиденькие волося, уложенные модным способом "Ветер, ветер, ты могуч", непонятного блекло рыжего цвета. Нынче с длинными волосами ходить круто, так что если от меня отрезать голову, будет очень даже ничего. Только я на такие жертвы во имя красоты не готов. Вот когда меня в ПТУ не примут и мне придется идти зарабатывать на жизнь своей красотой неземной, во тогда совсем другое дело. Правда боюсь, до этого счастливого момента я не доживу - отец, как узнает, что экзамен провалил, так сразу меня на месте и прибьет.
В общем, как впору выражаться в подобных ситуациях, жизнь гавно, солнце гребанный фонарь.
А я, может, мог бы стать Великим! Мог бы, если бы не родился в семье учительницы младших классов и сантехника, у которых помимо меня еще двое детей. Презервативы, штука такая есть.
Устроили тут демографический взрыв. Мелким-то хорошо, они только и делают, что в детсад ходят, играют целыми днями в машинки и лопают от пуза.
А любимый старший брат сидит голодный (деньги, предназначенные на завтрак, пошли на покупку скейта) каждый день по семь уроков и чахнет на задней парте.
Про парты в школе - это вообще отдельный разговор. Просто наглядное иллюстрированное пособие к социальной лестнице. Первые две- три парты - это светила мировой науки, которые знают вообще все, вплоть до университета и вообще не понятно за чем в школу ходят. Серединка - это самопровозглашенная "элита", сливки общества, так сказать. Ну а последние парты - это мы, скромные бомжики школьной социальной лестницы. Мы и Серега Мельников.
Серега Мельников - это отдельный слой общества, представленный в нашем классе в единственном экземпляре. Это человек, обладающей невероятной способностью одновременно оставаться отличником и все уроки проводить, изрисовывая заднюю сторону тетради шедеврами Пикассо. Сидит это чудо в перьях рядом со мной, занимает своими художественными принадлежностями всю парту, а на любую попытку вторжения в его личное пространство отзывается виртуозными матюками. Мне, признаюсь, даже пару раз приходилось записывать за ним эти гениальные словесные обороты. Более про этого субъекта мне неизвестно ничего, кроме того, что живет он в каком-то Мухосранске и встает в шесть утра, чтобы успеть на занятия. А еще упомянутый был выходцем из семьи известных на всю Европу программистов, отец его, говорят, является создателем какой-то безумно популярной у буржуев игры. Однако завидное материальное положение не мешает Сереге раз за разом забывать учебники и безвозвратно одалживать их у меня. Сдается мне, что у Мельникова за три года совместного сидения скопилась целая библиотека книг с подписью "Васильев А.Е." на заднем форзаце.
Давеча в отместку стащил у него какую-то карточку, то ли кредитную, то ли удостоверение личности (поди, без такой карточки и ванну не зайдет, знаем мы их). Блестящая такая, твердая, гладкая. Ни единой царапинки. А на ней очень пафосно напечатано:
Мельников Сергей, 19.02.1992.
Mephistopheles
Uranophobia
5698346897523
Первая строчка была понятна сразу - это фамилия, имя и дата рождения нашего любимого Мельникова. Но причем тут Мефистофель, и какое отношение он имеет к пандемии, для меня так и остается загадкой. Странный же набор цифр, расположенный в левом нижнем углу, переливался на солнце, как голограмма. Пару раз мне казалось, что она мигает красным. Больше нужно спать, значит, Антон Сергеич.
А вообще, пора бы уже выдвигаться. Скоро в школе конец занятий, дома надо быть в два, а то отец опять будет насиловать меня в мозг и другие естественные отверстия.
И вот то ли день у меня сегодня хреновый, то ли карма такая, но стоило мне ступить на пустынную проезжую часть, и из-за поворота вылетела какой-то невменяемый фургон, весело гудя ослепил меня фарами и...