Аннотация: Маленький совершенно не серьезный рассказ о встрече с Музой.
МУЗА
Экран старенького ноутбука погас. Очередной день потрачен впустую - подумал Писатель. Второй месяц ничего не приходило в голову, новые сюжеты были или не интересны, или использованы миллионы раз миллионами писателей. "А о чем вообще может писать провинциальный писатель? О своей жизни? О жизни своего хоть и большого, но все-таки провинциального, города? Кому интересна его жизнь? Кому интересен город, где главное событие выборы нового - старого мэра, где окончание ремонта какой ни будь улицы - праздник? Может написать историческую повесть, а лучше сразу роман? И плевать, что все события будут "высосаны из пальца", или из этой бутылки коньяка!" - думал Писатель, наливая коньяк в остывший кофе.
- Фууу! Ну и гадость! В холодный кофе дешевый коньяк! Извращенец! - женский голос звучал из пустоты, в комнате никого кроме хозяина квартиры, не было. Только когда коньяк потек по ногам Писателя, он понял, что все еще продолжает наливать, но теперь уже не в кофе, а себе на брюки.
- Урод! Какие же вы все уроды! Хотя....не все. Большинство! - заявил тот же женский голос.
- Где ты? Кто ты? Почему я тебя не вижу? Я же не пил сегодня! - Писателя охватила легкая паника.
- Ты бы не потолок рассматривал и не брюки свои мокрые, а посмотрел кто с тобой, Уродом, за столом сидит!
- Чтоооо! Ты.....эээээ....ааааааа....Наоми? Да нет! Какая на....Наоми Кэмпбелл у меня на кухне? И почему рыжая!? - это была уже не паника, Писателя трясло. Он схватил кружку с кофе и проливая, стал глотать, не чувствуя вкуса.
- А чем тебе не нравиться Наоми? Или ты вообще против негр..., то есть темнокожих? - ехидно спросила рыжая супермодель.
- Нет, нет. Я совсем не против негров. Цвет кожи не имеет значения... Я не пойму откуда ты появилась, кто ты и зачем.... Ну ты поняла. - мямлил Писатель то краснея, то бледнея и кажется готовый упасть в обморок.
- Нет, вы посмотрите на него! Мать моя Мнемозина и отец мой Зевс! Он всю ночь канючит - Муза, Муза, приди ко мне! Я спускаюсь к нему, а он только штаны может обмочить, правда коньяком, но сути это не меняет. - возмущалась темнокожая красавица. Впрочем, злости в ее голосе не было, скорее насмешка и желание развлечься, повалять дурака.
- Господи! ... - начал Писатель, но Наоми-Муза, его перебила.
- Лучше говори: "О Зевс Всемогущий!" Мне будет приятнее, все-таки отец. - поправила Писателя Муза.
- Хорошо, хорошо, как пожелаешь! Я так давно тебя ждал! Говори скорее о чем мне писать.... и... и почему ты все-таки черная? Ведь музы гречанки, если я не ошибаюсь.
- Ты достал, расист! Так лучше, зануда? - Наоми, с совершенно не идущими ей рыжими волосами, больше не было. На ее месте сидела Моника Беллуччи в костюме Клеопатры из французской комедии. Вот только волосы ... Да, да, они были ярко рыжими, настолько яркими, что резали глаз.
- Ну? Доволен? Или опять что-то не устраивает? Что ты на мои волосы пялишься? Цвет не нравиться? Менять не буду! Сегодня хочу быть с волосами цвета осени - последнюю фразу Муза произнесла без обычной насмешки, скорее с грустью.
- А тебе нравиться осень? Одному стихоплету хотелось, чтобы круглый год была осень. Он думал она его вдохновляет. Урод, такой же урод, как и вы все - людишки. Вдохновлять могу только Я! Запомни это!... Урод!
- Почему ты всех нас называешь уродами? Что мы тебе сделали? Почему ты такая злая или вернее агрессивная? Ты же нимфа, создание легкое и веселое, эфемерное. Я всегда представлял вас прозрачными, парящими в воздухе и улыбающимися, радующимися жизни и радующими других.
- Почему вы все Уроды? А ты в зеркало на себя посмотри! Да и остальные не лучше. Много ты видел вашего брата, писателей, похожих на нашего, как у вас говорят, "босса", Аполлона? Те скульптуры, которые вы налепили, и близко не передают его истинную красоту! Это было, во-первых. А во-вторых - я не знаю ваших имен, они меня не интересуют. Урод - имя, для всех вас, смертных. - Муза медленно стала таять и исчезла в воздухе.
- Постой! Ты не сказала, о чем мне писать! - Писатель хотел сказать что-то еще, но тут кто-то похлопал его по плечу. Он обернулся. В воздухе парило создание явно неземной красоты! Девушка, женщина, девочка - все в одном прекрасном, полупрозрачном, улыбающемся загадочно, лице. Несколько взмахов почти не видимых крыльев, и Нимфа оказалась в паре метров от Писателя. Теперь он мог видеть не только лицо, но и все ее тело, прикрытое хитоном с причудливыми узорами. Хитон не скрывал совершенства тела. Сочетание непорочности и сексуальности не достижимые для смертных - вот что увидел Писатель в парящей рядом Музе. Он не мог оторвать от нее глаз, и не хотел. Все мысли исчезли, исчезли требующие ремонта, стены кухни, ее убогая обстановка, мокрые от коньяка брюки больше не вызывали неудобства. Была только Она! Муза! Фея!...
- Ну все! Хорош слюни пускать! - насмешливый голос вернул Писателя с горы Геликон на нашу землю со всеми ее недостатками. Перед ним сидела Ангела Меркель, только волосы... ну вы догадались. Челюсть Писателя отвисла, казалось, еще сильнее. Но он справился с собой, вытер салфеткой слюни, которые действительно текли по подбородку и сказал слегка, заикаясь:
- А, ты... это... не могла бы побыть настоящей феей, без этих дурацких образов.
- Что бы ты слюнями захлебнулся? - засмеялась не приятным скрипучим голосом Нимфа-Ангела Меркель.
- Ты же думать начал сразу другим местом. Мужики, вы везде одинаковые, только здесь еще и уроды. Давай к делу, а то меня еще пара миллионов таких как ты ждет. Пиши!
Писатель, трясущейся рукой, пытался включить ноутбук, который, как назло, никак не хотел включаться. "Ну включайся уже! Чертова машина! Ведь она сейчас улетит, и Все!!! Опять месяцы без сна, опять недельные запои и отходняки, поиски денег и звонки во все подряд издательства!" - он уже не отпускал кнопку включения, но... экран никак не реагировал, компьютер видимо умер окончательно, что было не удивительно, учитывая его возраст.
- Ручку бери и бумагу, чудак! Быстрее! Быстрее! - Муза явно над ним издевалась.
Писатель схватил первое, что попалось - карандаш и салфетку.
- Я готов! Пишу! - буквально прокричал он.
Муза-Меркель молча, оценивающе, смотрела на него и ничего не говорила. Писатель, тоже молча, ждал. Так они сидели пару минут. Первой не выдержала Муза. Постепенно рот ее стал растягиваться в улыбке, она закашлялась, видимо пытаясь сдержать смех, но не смогла. Смех вырвался из ее рта и заполнил комнату. Это уже не был голос Меркель, смеялась она как Нимфа. "Так смеются спутницы Аполлона" - подумал Писатель и сам начал улыбаться не понимая, чему. Все его заботы вдруг исчезли, стало легко и весело, как будто он сам был сейчас на горе Олимп в окружении прекрасных нимф, златокудрый бог света, покровитель искусств - Аполлон!
С горы Олимп на грешную землю его опустил скрипучий голос немецкого канцлера:
- Ну все, посмеялись и будет. Ты правда подумал, что я сейчас тебе надиктую "Евгения Онегина " или, хотя бы "Гарри Поттера"? Посмотри на себя, Урод! Ты бы еще на манжете приготовился писать, а лучше прямо на руке, да что там, на лбу себе пиши! - Муза засмеялась опять, но теперь уже скрипучим, противным голосом. От этого смеха у Писателя мурашки побежали по всему телу. Нимфа встала, взяла бутылку с остатками коньяка и допила его прямо из горлышка.
- Гадость! Еще есть? - спросила она.
- Нннет, только водка, в холодильнике - промямлил Писатель.
- Ладно, сойдет и водка - сказала... уже не Меркель! Настоящая Муза! Правда теперь она не парила в воздухе, а твердо стояла на ногах и одета была в джинсы и клетчатую рубашку, но красота ее не зависела от одежды, это была Богиня!
- Мне пора, заболталась я тут с тобой, а меня еще в Англии ждут. Надеюсь там хоть виски нормальное есть, а не эта бормотуха - она покрутила в руках бутылку с водкой.
- Бывай, Писатель! Надеюсь понял, о чем писать, если не совсем идиот. Хотя... - внезапно она стала исчезать и просто растворилась в воздухе.
Ошарашенный Писатель сидел с карандашом в руке перед не работающим ноутбуком. Впрочем, почему не работающем?! Экран умной машины засветился и на белом, как чистый лист, экране появилось только одно слово: