Урманбаев Ержан Бахытович : другие произведения.

М.А.Булгаков.Беспокойный день. Глава 17

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Последняя версия сибирского аборигена
   Беспокойный день. Глава 17.
  
   "Утром в пятницу, то есть на другой день после проклятого сеанса, весь наличный состав служащих Варьете - бухгалтер Василий Степанович Ласточкин, два счётовода, три машинистки, обе кассирши, курьеры, капельдинеры и уборщицы, - словом, все, кто был в наличности, не находились при деле на своих местах
  
  (перечислена вся администрация театра, нет артистов, музыкантов и работников сцены),
  
  а все сидели на подоконниках окон, выходящих на Садовую, и смотрели на то, что делается под стеною Варьете. Под этой стеной в два ряда лепилась многотысячная очередь
  
  (много тысяч, это, как минимум, больше трёх тысяч человек),
  
  хвост которой находился на Кудринской площади
  
  (происходит распродажа конфискованного во время вчерашнего сеанса имущества зрителей театра).
  
  В голове этой очереди стояло примерно два десятка хорошо известных в театральной Москве барышников".
  
   Необходимое дополнение.
  
  В 1974 году в семье моей одноклассницы Ирины Ким случилось несчастье. Её отца, преподавателя Высшей школы милиции в Караганде, обвинили в организации частного цеха по производству меховых товаров.
  Под общим названием "цеховики" по всей стране тогда выявляли "стрелочников" для справедливого возмездия "спекулянтам", наживающимся на "временных" трудностях советского народа. Эти люди, естественно, были руководителями различного уровня. У обычной массы трудящихся просто не было при советской власти никаких возможностей даже подумать об организации подобной сложной структуры в рамках законодательства СССР. Конечно, они, в первую очередь, были бесстрашными людьми, не желавшими тупо, взятками и пытками, вышибать свой барыш с народонаселения, что можно было делать вполне легально при их должностях, они, создавая дефицитный товар, выбрасывали на рынок, востребованный обществом продукт, тем самым, как мы понимаем теперь, заслуженно зарабатывая деньги. К сожалению, многих из этих несомненно выдающихся бизнесменов, способных прославить и себя и страну, как сегодня, например, Роман Абрамович, или Вексльберг, или Алишер Усманов, обыденно и безжалостно расстреляли. Для советской власти были не нужны смелые и самостоятельные люди, ей нужна была только сама власть.
  Отец моей знакомой был определённым прикрытием со стороны милиции одного такого цеха в нашем городе. Сегодня мы бы сказали, что он "крышевал" цех со стороны милиции. Скорее всего, у него не было руководящих функций. По крайней мере, я этого не знаю. Потом его посадили в "места не столь отдалённые", по-моему, на 7 лет.
  Мы уже тогда были студентами. Многих из нас группы следователей забирали из общежитий и институтов и вели по домам этих, так называемых, "цеховиков" для присутствия при обысках в качестве понятых и для того, чтобы через нас реализовать часть пока ещё не опечатанных и не конфискованных шмоток несчастных людей. Это был мелкий бизнес рядовых милиционеров. Впрочем, их тоже можно было понять в те годы. Во всяком случае, их никто особо не осуждал.
  Мне тогда просто повезло. Моих знакомых ребят прихватили с собой "менты" за пять минут до того, как в этой аудитории появился я. Мне потом долго снился кошмар, как я вхожу в знакомую мне квартиру одноклассницы, к которой я был не равнодушен тогда, с обыском, и наблюдаю, как с неё сдирают, так шедшие ей, классные джинсы. Бр-р-р.... Мне и сегодня это противно. Не могу вспоминать без содрогания.
  Ну, а мои знакомые недели две торговали крутыми дисками (пластинки популярных зарубежных и наших артистов), отличными джинсами и другим барахлом. Видимо, они тогда неплохо нажились.
  
  Они были из числа тех, описанных М.А.Булгаковым, барышников, что стояли во главе километровой очереди перед театром Варьете. Остальные люди там представляли обыкновенный советский народ, желающий дешёво прикупить хорошую дорогую или драгоценную вещь
  
   Продолжим.
  
  "Очередь держала себя очень взволнованно, привлекала внимание струившихся мимо граждан и занималась обсуждением зажигательных рассказов о вчерашнем невиданном сеансе чёрной магии
  
  (в любой очереди больше всего говорят о товаре, за которым выстроились люди, и восхваляют события, которые дали им возможность чем-либо неожиданно поживиться).
  
  Эти же рассказы привели в величайшее смущение бухгалтера Василия Степановича, который накануне на спектакле не был. Капельдинеры рассказывали бог знает что
  
  (одним словом обозначает автор своё отношение к людям, не "чёрт знает что" говорят люди, но "бог знает что", значит, хорошие люди молвят, им верить можно),
  
  в том числе, как после окончания знаменитого сеанса некоторые гражданки в неприличном виде бегали по улице, и прочее в том же роде.
  Скромный и тихий Василий Степанович только моргал глазами, слушая россказни обо всех этих чудесах, и решительно не знал, что ему предпринять, а между тем предпринимать нужно было что-то, и именно ему, так как он теперь оказался старшим во всей команде Варьете.
  К десяти часам утра очередь, жаждущих билетов до того взбухла
  
  (после случившегося вчера в театре произвола никому в голову не придёт вновь посетить сеанс чёрной магии, барышники или спекулянты стоят за тем, чтобы по дешёвке скупить конфискованные вчера у граждан ценности; количество желающих обменять советские денежные знаки на реальный товар стало столь велико, что необходимо привлечь для сдерживания милиционеров),
  
  что о ней достигли слухи до милиции, и с удивительной быстротой были присланы как пешие, так и конные наряды, которые эту очередь и привели в некоторый порядок
  
  (милиция сама руководит обеспечением порядка при распродаже).
  
  Однако и стоящая в порядке змея длиною в километр (все советские люди, жившие в СССР, помнят, как они стояли в очередях, часто случайно пристраиваясь к какой-то уличной толпе, стоящей непонятно зачем) сама по себе уже представляла великий соблазн и приводила граждан на Садовой в полное изумление.
  Это было снаружи, а внутри Варьете тоже было очень неладно. С самого раннего утра начали звонить и звонили непрерывно телефоны в кабинете Лиходеева
  
  (звонят друзья и коллеги с просьбой отложить им дармовые "шмотки"),
  
  в кабинете Римского
  
  (ищут родные и близкие в беспокойстве за его судьбу после вчерашнего сеанса),
  
  в бухгалтерии
  
  (частные "барыги" изыскивают возможность перехватить себя кусок барахла "пожирнее"),
  
  в кассе и в кабинете Варенухи
  
  (друзья интересуются происшествием и его судьбой).
  
  Василий Степанович сперва отвечал что-то, отвечала и кассирша, бормотали что-то в телефон капельдинеры, а потом и вовсе перестали отвечать, потому что на вопросы, где Лиходеев, Варенуха, Римский, отвечать было решительно нечего. Сперва пробовали отделаться словами "Лиходеев на квартире", а из города отвечали, что звонили на квартиру и что квартира говорит, что Лиходеев в Варьете.
  Позвонила взволнованная дама, стала требовать Римского, ей посоветовали позвонить к жене его, на что трубка, зарыдав, ответила, что она и есть жена и что Римского нигде нет. Начиналась какая-то чепуха. Уборщица уже всем рассказала, что, явившись в кабинет финдиректора убирать, увидела, что дверь настежь, лампы горят, окно в сад разбито, кресло валяется на полу и никого нет
  
  (перед тем, как Римский выбежал из своего кабинета, Иван Савельевич опрокинул настольную лампу, и она погасла; прибежавшая следом после побега Римского погоня утроила форменный погром и обыск в кабинете, оставив в итоге, зажжённым свет в лампах).
  
  В одиннадцатом часу ворвалась в Варьете мадам Римская. Она рыдала и заламывала руки
  
  (хорошо зная своего мужа, супруга умом понимает то, в какую передрягу попал Григорий Данилович).
  
  Василий Степанович совершенно растерялся и не знал, что ей посоветовать. А в половине одиннадцатого явилась милиция. Первый же и совершенно резонный вопрос был:
  - Что у вас тут происходит, граждане? В чём дело?
  
  (уже получены инструкции быстрее реализовать "барахло" и отмежеваться от прошедшего вчера сеанса, обелить Воланда, всю вину возложить на банду Коровьёва и кота Бегемота).
  
  Команда отступила, выставив вперёд бледного и взволнованного Василия Степановича. Пришлось называть вещи своими именами и признаться в том, что администрация Варьете, в лице директора
  
  (Степан Богданович где-то рядом протрезвляется у своих друзей из НКВД, завтра, в субботу утром, его встретят в аэропорту в причудливой одежде),
  
  финдиректора
  
  (Григорий Данилович прячется в стенном шкафу в гостинице Ленинграда, сегодня вечером его поездом отправят в Москву)
  
  и администратора
  
  (находится в непосредственном распоряжении Геллы, видимо выполняя специфические услуги, в ночь с субботы на воскресение его отпустит домой сам Воланд),
  
  пропала и находится неизвестно где, что конферансье после вчерашнего сеанса был отвезён в психиатрическую лечебницу
  
  (в Эпилоге после выхода из клиники он сможет прожить 15 лет на какие-то им собранные сбережения; понятно, что конферансье обвинённый в очернительстве реформ советской власти получил срок в 15 лет лагерей)
  
  и что, коротко говоря, этот вчерашний сеанс был прямо скандальным сеансом.
  Рыдающую мадам Римскую, сколько можно успокоив, отправили домой и более всего заинтересовались рассказом уборщицы о том, в каком виде был найден кабинет финдиректора
  
  (зачем им сеанс, там для них всё очевидно, их интересует вредный и въедливый Григорий Данилович).
  
  Служащих попросили отправиться к своим местам и заняться делом, и через короткое время в здание Варьете появилось следствие в сопровождении остроухой, мускулистой, цвета папиросного пепла собаки с чрезвычайно умными глазами. Среди служащих Варьете тот час разнеслось шушуканье о том, что пёс - не кто другой, как знаменитый Тузбубён. И точно, это был он. Поведение его изумило всех. Лишь только Тузбубён вбежал в кабинет финдиректора, он зарычал, оскалив чудовищные желтоватые
  
  (не молода собака, раз зубы пожелтели, и, как всякие старые собаки, не агрессивна, скорее всего, автор описывает как ластится она к хозяевам)
  
  клыки, затем лёг на брюхо и с каким-то выражением тоски и в то же время ярости
  
  (чуя запах своих, демонстрируя своё послушание)
  
  в глазах пополз к разбитому окну. Преодолев свой страх, он вдруг вскочил на подоконник и, задрав острую морду вверх, дико и злобно завыл. Он не хотел уходить с окна, рычал и вздрагивал, и порывался прыгнуть вниз
  
  (естественно за своими знакомыми рвётся собака из окна, не раз подкармливала псину видать Гелла).
  
  Пса вывели из кабинета и пустили его в вестибюль
  
  (только теперь он берёт след искомого, Римского),
  
  оттуда он вышел через парадный ход на улицу и привёл следовавших за ним к таксомоторной стоянке. Возле неё он след, по которому шёл, потерял. После этого Тузабубён увезли
  
  (бестолковость сыскной работы советских правоохранительных органов показывает М.А.Булгаков, зачем нужна собака-ищейка, чтобы определить, куда может деваться человек посреди ночи, если у него нет своего собственного автомобиля?).
  
  Следствие расположилось в кабинете Варенухи, куда и стало по очереди вызывать тех служащих Варьете, которые были свидетелями вчерашних происшествий во время сеанса. нужно сказать. что следствию на каждом шагу приходилось преодолевать непредвиденные трудности. Ниточка то и дело рвалась в руках
  
  (в главе 27 отдаст автор справедливость следователю, который возглавлял следствие, он в течение двух дней обнаружит все концы этого дела, как и всех участников, кроме Варенухи, по причине его освобождения Воландом из-под пленения Геллой без судебного преследования).
  
  Афиши-то были? Были. Но за ночь их заклеили новыми, и теперь ни одной нет, хоть убей!
  
  (сотрудники НКВД ликвидируют всякие свидетельства какого-либо официального участия в проведении сеанса чёрной магии Воланда, на афишах он указан конкретно).
  
  Откуда взялся этот маг-то самый? А кто же его знает. Стало быть, с ним заключали договор?
  - Надо полагать, - отвечал взволнованный Василий Степанович.
  - А ежели заключали, так он должен был пройти через бухгалтерию?
  - Всенепременно, - отвечал, волнуясь, Василий Степанович.
  - Так где же он?
  - Нету, - отвечал бухгалтер, всё более бледнея
  
  (человека можно посадить и за то, что сотрудники НКВД вчера здесь хозяйничали без составления основного документа; куда ни кинь, повсюду клин, поди тут разберись, как себя нужно вести; а ведь мы все, жители СССР, умудрялись тогда знать, как необходимо было говорить, в чём сознаваться, в чём нет, но как?!)
  
  и разводя руками. И действительно, ни в папках бухгалтерии, ни у финдиректора, ни у Лиходеева, ни у Варенухи никаких следов договора нет
  
  (этот документ Стёпа так и не доверил никому, понятно, что он в надёжных руках специалистов из НКВД).
  
  Как фамилия-то этого мага? Василий Степанович не знает, он не был вчера на сеансе. Капельдинеры не знают, билетная кассирша морщила лоб, морщила, думала, думала
  
  (тупость кассирши максимально выделена М.А.Булгаковым),
  
  наконец сказала:
  - Во.... Кажись, Воланд
  
  (даже самый мелкий служащий театра помнит фамилию мага, так утверждает автор, остальные просто умнее и лоб не морщат, лгут, от греха подальше).
  
  А может быть, и не Воланд? Может быть, и не Воланд. Может быть, Фаланд
  
  (из памяти людей стирается имя главного персонажа, ни при каких обстоятельствах не должен присутствовать в показаниях о криминальном сеансе с конфискацией имущества Великий вождь Воланд-Сталин).
  
  Выяснилось, что в бюро иностранцев ни о каком Воланде, а равно также и Фаланда, маге, ровно ничего не слыхали
  
  (только вчера оттуда отвечали на практически любой вопрос о нём; Никанору Ивановичу дали разрешение на внеочередную прописку в квартире М.А.Берлиоза, причём председатель жилтоварищества звонил в интуристское бюро сам для проверки слов Коровьёва, значит официальный номер телефона конторы ему известен заранее; Ивану Савельевичу рассказали, где остановился маг и дали его номер телефона для связи).
  
  Курьер Карпов сообщил, что будто бы этот самый маг остановился на квартире у Лиходеева. На квартире, конечно, тот час побывали. Никакого мага там не оказалось
  
  (как можно обнаружить того, кого им приказано не обнаруживать, более того замести все его следы).
  
  Самого Лиходеева тоже нет. Домработницы Груни нету, и куда она девалась, никто не знает. Председателя правления Никанора Ивановича нету, Пролежнева нету!
  
  (вся администрация жилтоварищества находится на профилактических беседах или под следствием в НКВД, Никанор Иванович Босой сам дал показания, что все они воры и взяточники)
  
  Выходило что-то совершенно несусветное: пропала вся головка администрации, вчера был странный скандальный сеанс, а кто его производил и по чьему наущению - неизвестно
  
  (неизвестно только по официальным документам, простым людям, включая и нас с вами, всё известно, так будет ещё долго продолжаться в СССР, когда всем всё будет известно, но ничего доказать официально будет невозможно).
  
  А дело тем временем шло к полудню, когда должна была открыться касса. Но об этом, конечно, не могло быть разговора! На дверях Варьете тут же был вывешен громадный кусок картона с надписью: "Сегодняшний спектакль отменяется"
  
  (кому в голову могло прийти в театр на следующий сеанс чёрной магии после проведённой в нём акции, ясно, что, завлекая и, тем самым, обманывая людей, обещал многодневные гастроли профессора Воланда плакат о выступлениях мага).
  
  В очереди началось волнение, начиная с головы её, но, поволновавшись
  
  (всегда в СССР люди, которым, несмотря на долгое пребывание в очереди, в итоге ничего не доставалось по причине дефицита, оставались недовольными),
  
  она всё-таки стала разрушаться, и через час примерно от неё на Садовой не осталось и следа
  
  (к часу дня закончили распродажу в театре Варьете).
  
  Следствие отбыло для того, чтобы продолжать свою работу в другом месте, служащих отпустили, оставив только дежурных, и двери Варьете заперли
  
  (опечатан, до выяснения, ещё один, судя по финдиректору, администратору, конферансье, рассадник антисоветской культуры и агитации, как и Торгсин, как и "Дом Грибоедова", после вынужденной паузы театр заработает вновь, в котором станут работать Алоизий Могарыч в качестве финдиректора и Иван Савельевич - администратора).
  
  Бухгалтеру Василию Степановичу срочно предстояло выполнить две задачи. Во-первых, съездить в Комиссию
  
  (Народный комиссариат просвещения РСФСР в 1920-1930 гг. занимался всеми вопросами культуры)
  
  зрелищ и увеселений облегчённого типа
  
  (так, с сарказмом, называет М.А.Булгаков все культурные развлекательные учреждения)
  
  с докладом о вчерашних происшествиях, а во-вторых, побывать в финзрелищном секторе для того, чтобы сдать вчерашнюю кассу - 21 711 рублей
  
  (бухгалтер до рубля пересчитал свою кассу перед сдачей её в казну государства).
  
  Аккуратный и исполнительный Василий Степанович упаковал деньги в газетную бумагу, бечёвкой перекрестил пакет, уложил его в портфель и, прекрасно зная инструкцию
  
  (по-немецки педантичен бухгалтер театра Варьете в выполнении распоряжений вышестоящих организаций, подчёркивает М.А.Булгаков),
  
  направился, конечно, не к автобусу или трамваю, а к таксомоторной стоянке.
  Лишь только шофёры трёх машин увидели пассажира, спешащего на стоянку с туго набитым портфелем, как все трое из-под носа у него уехали пустыми, почему-то при этом злобно оглядываясь
  
  (подобные предыдущие пассажиры, видимо, были с удостоверениями милиции и ездили бесплатно).
  
  Поражённый этим обстоятельством бухгалтер долгое время стоял столбом, соображая, что бы это значило.
  Минуты через три подкатила пустая машина, и лицо шофёра сразу перекосилось, лишь только он увидел пассажира
  
  (во все времена в СССР таксисты, как редкие представители полулегального частного предпринимательства, терпеть не могли проверяющих, контролирующих представителей власти с полными портфелями изъятых ими бумаг, чаще всего эти ребята ездили по служебным удостоверениям бесплатно, отказывать им водители такси права не имели).
  
  - Свободна машина? - изумлённо кашлянув, спросил Василий Степанович
  
  (он отвозит деньги в Зрелищную комиссию постоянно, согласно инструкции, его удивляет неприветливость шофёра, который, наоборот, всегда должен быть заинтересован в солидном, с деньгами, клиенте).
  
  - Деньги покажите, - со злобой ответил шофёр, не глядя на пассажира.
  Всё более поражаясь, бухгалтер, зажав драгоценный портфель под мышкой, вытащил из бумажника червонец и показал его шофёру.
  - Не поеду! - кратко сказал тот
  
  (многократно хвалённый конвертируемый советский червонец так безжалостно высмеивает автор, подозреваю, какую лютую ненависть вызывали они у него, советского интеллигента-писателя, часто и не по своей воле безработного и вследствие этого без средств к существованию).
  
  - Я извиняюсь... - начал было бухгалтер, но шофер его перебил:
  - Трёшки есть?
  
  (более 20 лет спустя при деноминации денег в 1960-ых годах все бумажные деньги номиналом более 10 рублей сократят свою стоимость в 10 раз, а все металлические монеты останутся в прежнем номинале, это позволит некоторым предприимчивым людям в одночасье увеличить свой капитал в 10 раз, даже и не знаю я, откуда узнал о надежности более мелких купюр М.А.Булгаков, видимо, природная сметливость русского человека подсказала)
  
  Совершенно сбитый с толку
  
  (автор, описывая несколько бестолкового человека в образе Василия Степановича, сознательно вводит нас в заблуждение, очень трудно сбить с толку аккуратного, исполнительного, добросовестного человека, обычно такие люди очень серьёзны и замкнуты),
  
  бухгалтер вынул из бумажника две трёшки и показал шофёру.
  - Садитесь, - крикнул тот и хлопнул по флажку счётчика так, что чуть не сломал его. Поехали.
  - Сдачи, что ли, нету? - робко спросил бухгалтер.
  - Полный карман сдачи! - заорал шофёр, и в зеркальце отразилась его наливающиеся кровью глаза
  
  (проводимые в одночасье денежные реформы, именно таксистов делали заложниками изменений в сфере обращения денежных знаков).
  
  - Третий случай со мною сегодня. Да и с другими то же было. Даёт какой-то сукин сын червонец, я ему сдачи - четыре пятьдесят.... Вылез, сволочь! Минут через пять смотрю: вместо червонца бумажка с нарзанной бутылки! - Тут шофёр произнёс несколько непечатных слов. - Другой - за Зубовской
  
  (уверен, что какой-то известный то ли юридический, то ли архивный отдел НКВД располагался в те годы по указанному адресу).
  
  Червонец. Даю сдачи три рубля. Ушёл! Я полез в кошелёк, а оттуда пчела - тяп за палец! Ах ты!..
  
  (вероятно, автор обыгрывает выражение о том, что цены на рынке стали кусаться, кусаться и тяпать - это одно и тоже, к тому же пчёлы жалят; М.А.Булгаков использует противоречие русского языка, когда жалящие насекомые наносят человеку укус)
  
  - шофёр опять вклеил непечатные слова. - А червонца нету. Вчера в этом Варьете (непечатные слова) какая-то гадюка-фокусник
  
  (даже представить себе не могу, что бы сделали с М.А.Булгаковым чекисты, если бы они только подумали бы, что эти слова могут быть адресованы в 1930-ых годах их дорогому и любимому вождю Воланду-Сталину)
  
  сеанс с червонцами сделал (непечатные слова)..."
  
   Необходимое дополнение.
  
  Деньги, которые будет сдавать бухгалтер Василий Степанович Ласточкин, а также 400 рублей, полученные Никанором Ивановичем, не исчезают.
  Изменяются червонцы только тогда, когда они появляются от рядовых сотрудников НКВД. В буфете недостача в 109 рублей образовалась после посещения его молодым и пожилым людьми во время сеанса в Варьете, думаю, очевидно, что это были чекисты. Исчезают червонцы у таксистов после поездок людей с портфелями из театра Варьете. У профессора Кузьмина три червонца, оставленные буфетчиком Андреем Фокичем Соковым, преобразуются в этикетки от шампанского Абрау-Дюрсо, а затем в чёрного котёнка с блюдечком, и потом снова в этикетки. Эти перемены связаны с наличием в квартире профессора пьяных сотрудников НКВД.
  По всей видимости, М.А.Булгаков издевается над финансовой системой в СССР, когда какие-то бумажки, расписки и всякая другая бумажная дрянь подменяли собой реальные денежные знаки, и не только использовались по прямому назначению , но и даже имели некоторое хождение в стране.
  
   Продолжим.
  
  "Бухгалтер обомлел, съёжился и сделал такой вид, как будто и самое слово "Варьете" он слышит впервые, а сам подумал: "Ну и ну!.."
  
  (удивляясь тому, что сама власть использует мошеннические механизмы в обращении с денежными знаками).
  
  Приехав куда нужно, расплатившись благополучно, бухгалтер вошёл в здание и устремился по коридору туда, где находился кабинет заведующего, и уже по дороге понял, что попал не вовремя. Какая-то суматоха царила в канцелярии Зрелищной комиссии. Мимо бухгалтера пробежала курьерша со сбившимся на затылок платочком и с вытаращенными глазами.
  - Нету, нету, нету, милые мои! - кричала она, обращаясь неизвестно к кому. - Пиджак и штаны тут, а в пиджаке никого нету!
  
  (автор описывает какой-то чудовищный дебош с раздеванием высокого начальства, похабными действиями относительно женщин Зрелищной комиссии)
  
  Она скрылась в какой-то двери, и тут же за ней послышались звуки битья посуды
  
  (в бессильной злобе женщина во все времена практически во всех странах в качестве протеста насилию бьёт посуду).
  
  Из секретарской комнаты выбежал знакомый бухгалтеру заведующий первым сектором комиссии, но был в таком состоянии, что бухгалтера не узнал, и скрылся бесследно.
  Потрясённый всем этим бухгалтер дошёл до секретарской комнаты, являвшейся преддверием кабинета председателя комиссии, и здесь окончательно поразился.
  Из-за закрытой двери кабинета доносился грозный голос, несомненно принадлежащий Прохору Петровичу, председателю комиссии. "Распекает, что ли, кого?" - подумал смятённый бухгалтер и, оглянувшись, увидел другое: в кожаном кресле, закинув голову на спинку, безудержно рыдая, с мокрым платком в руке, лежала, вытянув ноги почти до середины секретарской, личный секретарь Прохора Петровича, красавица Анна Ричардовна
  
  (мне представляется, что в такой позе красавица секретарь лежит после совершённых над нею насильно развратных действий "толстяком с кошачьей мордой", оскорблённого пренебрежительным к себе отношением).
  
  Весь подбородок Анны Ричардовны был вымазан губной помадой
  
  (обычно губной помадой вымазывается подбородок после страстных поцелуев),
  
  а по персиковым щекам ползли с ресниц черные потоки раскисшей краски.
  Увидев, что кто-то вошел, Анна Ричардовна
  
  (её отчество подчёркивает аристократическое происхождение и наследственную отвагу)
  
  вскочила, кинулась к бухгалтеру, вцепилась в лацканы его пиджака, стала трясти бухгалтера и кричать:
  - Слава богу! Нашелся хоть один храбрый! Все разбежались, все продали!
  
  (попрятались все подчинённые Прохора Петровича от распоясавшегося кота Бегемота, испугавшись произвола сотрудника НКВД)
  
  Идемте, идемте к нему, я не знаю, что делать! - И, продолжая рыдать, она потащила бухгалтера в кабинет.
  Попав в кабинет, бухгалтер первым долгом уронил портфель, и все мысли в его голове перевернулись кверху ногами
  
  (у мыслей не может быть ни ног, ни рук, Василий Степанович сознательно изображает дурачка-простофилю; от удивления настоящий бухгалтер, которым несомненно является Ласточкин, прижмёт портфель с деньгами поплотнее к груди; к тому же перед входом Анна Ричардовна его обо всём происходящим предупредила).
  
  И надо сказать было от чего.
  За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстухе, из кармашка костюма торчало самопишушее перо
  
  (галстук напялил на себя кот Бегемот, поэтому он звучит "галстуХ", а вот самопишущее перо положил в карман ещё Прохор Петрович),
  
  но над воротником не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук.
  
   Необходимое дополнение.
  
   Подвергнув личному обыску и раздев донага Прохора Петровича, маленький кот Бегемот, облачившись сам в его одежды, незаметный в солидном костюме Китайцева, сидит за столом и, подражая голосу и манерам председателя, раздает распоряжения и ставит необходимые резолюции на документах.
  
  В главе 27 заведующий программным отделением Зрелищной комиссии Китайцев будет клясться и божиться, открещиваясь от всяких упоминаний о сеансе профессора Воланда.
  Там же выяснится, что он объявился в кабинете сразу после появления милиции. А это значит он никуда не отлучался, а был подвергнут котом Бегемотом физическому унижению ради послушания.
  
  Грозный голос, доносившийся из-за закрытой двери, огромный письменный стол, массивная чернильница всё это характеризует хозяина кабинета, как человека крупного телосложения. Понятно, что большие предметы психологически комфортны и привычны огромному мужчине.
  М.А.Булгаков этим описанием объясняет "невидимость" крохотного кота Бегемота в одежде Прохора Петровича.
  Путаница в обозначениях названия руководящих театром Варьете организаций и должностей - это сатирическое представление автором вошедших в практику при советской власти обозначений и аббревиатур наподобие "Главрыбы" или "Абырвалга" в "Собачьем сердце".
  
   Продолжим.
  
  Костюм был погружен в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царила кругом. Услыхав, что кто-то вошел, костюм откинулся в кресле, и над воротником прозвучал хорошо знакомый бухгалтеру голос Прохора Петровича:
  - В чем дело? Ведь на дверях же написано, что я не принимаю.
  Красавица секретарь взвизгнула и, ломая руки, вскричала:
  - Вы видите? Видите?! Нету его! Нету! Верните его, верните!
  Тут в дверь кабинета кто-то сунулся, охнул и вылетел вон
  
  (забегают перепуганные служащие, заносят требуемые бумаги).
  
  Бухгалтер почувствовал, что ноги его задрожали, и сел на краешек стула, но не забыл поднять портфель
  
  (не вовремя и не туда попал со своим докладом о вчерашнем происшествии бухгалтер, но портфель с деньгами находится под жестким контролем).
  
  Анна Ричардовна прыгала вокруг бухгалтера, терзая его пиджак, и вскрикивала:
  - Я всегда, всегда останавливала его, когда он чертыхался!
  
  (ругал частенько, по всей видимости, советскую власть председатель Зрелищной комиссии, не стесняясь в выражениях; черти - это в романе всё время представители большевистского государства)
  
  Вот и дочертыхался! - Тут красавица подбежала к письменному столу и музыкальным нежным голосом, немного гнусавым после плача, воскликнула: - Проша! Где вы?
  - Кто вам тут "Проша"? - осведомился надменно костюм, еще глубже заваливаясь в кресле
  
  (продолжает глумиться над красавицей секретарем развратный и сексуально озабоченный Бегемот).
  
  - Не узнает! Меня не узнает! Вы понимаете? - взрыдала секретарь
  
  (после произведённого публично над секретаршей и над ним самим насилия противен сам себе хозяин кабинета, в тягость ему любое общение с близкими людьми).
  
  - Попрошу не рыдать в кабинете! - уже злясь, сказал вспыльчивый костюм в полоску и рукавом подтянул к себе свежую пачку бумаг, с явной целью поставить на них резолюции
  
  (выгоняет незваных и ненужных ему гостей из кабинета в коридор кот).
  
  - Нет, не могу видеть этого, нет, не могу! - закричала Анна Ричардовна и выбежала в секретарскую, а за нею, как пуля, вылетел и бухгалтер.
  - Вообразите, сижу, - рассказывала, трясясь от волнения, Анна Ричардовна, снова вцепившись в рукав бухгалтера
  
  (Василий Степанович рвётся из помещения, чтобы случайно не оказаться следующей жертвой произвола),
  
  - и входит кот. Черный, здоровый, как бегемот. Я, конечно, кричу ему "брысь"!
  
  (разве может позволить не оскорбиться столь уничижительному обращению к себе один из руководителей НКВД?).
  
  Он - вон, а вместо него входит толстяк, тоже с какой-то кошачьей мордой, и говорит: "Это что же вы, гражданка, посетителям "брысь" кричите? И прямо шасть к Прохору Петровичу. Я, конечно, за ним, кричу: "Вы с ума сошли?" А он, наглец, прямо к Прохору Петровичу и садится против него в кресло! Ну, тот... он добрейшей души человек
  
  (даже в ситуации полного уничижения личности своего начальника, под угрозой быть обвинённой в сопротивлении власти, она говорит о Прохоре Петровиче только хорошее),
  
  но нервный. Вспылил! Не спорю. Нервозный человек, работает как вол, - вспылил. "Вы чего, говорит, без доклада влезаете? А тот нахал, вообразите, развалился в кресле и говорит, улыбаясь. "А я, говорит, с вами по дельцу пришёл потолковать"
  
  (пришел прикрыть свои грязные дела подтасовкой документов кот Бегемот).
  
  Прохор Петрович вспылил опять-таки: "Я занят!" А тот, подумайте только, отвечает: "Ничем вы не заняты..." А? Ну, тут уж, конечно, терпение Прохора Петровича лопнуло, и он вскричал: "Да что же это такое? Вывести его вон, черти б меня взяли!"
  
  (хватило смелости послать подальше самого Бегемота председателю Зрелищной комиссии)
  
  А тот, вообразите, улыбнулся и говорит: "Черти чтоб взяли? А что ж, это можно!"
  
  (дорого и долго будет расплачиваться за проявленную смелость Китайцев; используя игру слов, М.А.Булгаков, руками кота Бегемота устраивает ад в кабинете у Прохора Петровича; черти, то есть чекисты, заставят говорить его в главе 27 всё, что им надо)
  
  И, трах, я не успела вскрикнуть, смотрю: нету этого с кошачьей мордой и си... сидит... костюм... Геее!.. - распялив совершенно потерявший всякие очертания рот, завыла Анна Ричардовна
  
  (не соблюдая элементарных правил субординации, на глазах у подчиненных, ниже пола опускает авторитет Прохора Петровича руководитель НКВД, раздевая его догола и заставляя сидеть под столом).
  
  Подавившись рыданием, она перевела дух, но понесла что-то уж совсем несообразное:
  - И пишет, пишет, пишет! С ума сойти! По телефону говорит! Костюм! Все разбежались, как зайцы!
  Бухгалтер только стоял и трясся. Но тут судьба его выручила. В секретарскую спокойной деловой походкой входила милиция в числе двух человек. Увидев их, красавица зарыдала еще пуще, тыча рукою в дверь кабинета
  
  (пришли дополнительно вызванные силы поддержки, теперь у председателя Зрелищной комиссии шансов, хоть как-то защитить свое мужское и руководящее достоинство, совсем нет).
  
  - Давайте не будем рыдать, гражданка, - спокойно сказал первый, а бухгалтер, чувствуя, что он здесь совершенно лишний
  
  (нельзя, просто опасно для жизни быть свидетелем гнусностей, творимых руководителями СССР),
  
  выскочил из секретарской и через минуту уже был на свежем воздухе
  
  (спасается бегством случайный свидетель произвола власти).
  
  В голове у него был какой-то сквозняк, гудело, как в трубе, и в этом гудении слышались клочки капельдинерских рассказов о вчерашнем коте, который принимал участие в сеансе. "Э-ге-ге! Да уж не наш ли это котик?"
  
   Необходимое дополнение.
  
  В главе 27, "Заведующий программным отделением Зрелищной комиссии Китайцев клялся и божился, что никакой программы представления никакого Воланда, пропавший Степа Лиходеев ему на утверждение не присылал и ничего о приезде такого Воланда Китайцеву не телефонировал. Так что ему, Китайцеву, совершенно непонятно и неизвестно, каким образом в Варьете Степа мог допустить подобный сеанс (хорошо обработанный бывший председатель Зрелищной комиссии "пошел в отказ", на сленге правоохранительных органов, переложив всю ответственность за проведенный сеанс на Степана Лиходеева). Когда же говорили, что Аркадий Аполлонович своими глазами видел этого мага на сеансе, Китайцев только разводил руками и поднимал глаза к небу. И уж по глазам Китайцева можно было видеть и смело сказать, что он чист, как хрусталь.
  Тот самый Прохор Петрович, председатель главной Зрелищной комиссии... (разжаловали председателя, теперь он заведует отделением в комиссии).
  Кстати: он вернулся в свой костюм немедленно после того, как милиция вошла в его кабинет, к исступленной радости Анны Ричардовны и к великому недоумению зря потревоженной милиции (не могла же милиция задерживать своего бесчинствующего начальника). Еще кстати: вернувшись на свое место, в свой серый полосатый костюм, Прохор Петрович совершенно одобрил все резолюции, которые костюм наложил во время его кратковременного отсутствия (тут заключено свидетельство того, что бумаги подписывал и утверждал поначалу другой человек, не Прохор Петрович, потому что ему пришлось "одобрять все резолюции"; пустой костюм получается обладал собственным почерком).
  ...так вот, тот самый Прохор Петрович решительнейшим образом ничего не знал ни о каком Воланде" (самый крупный из задействованных начальников полностью отказался подтверждать само существование Воланда).
  
   Продолжим.
  
  "Не добившись толку в комиссии, добросовестный Василий Степанович решил побывать в филиале её, помещавшемся в Ваганьковском переулке.
  
  Необходимое дополнение.
  
  Старовага;ньковский переулок (также Шуйский, Никольский, Благовещенский, Воздвиженский, с конца XVIII века - Ваганьковский, 1922-1926 - Староваганьковский, 1926-1996 - улица Маркса и Энгельса) - переулок в Центральном административном округе города Москвы. Проходит от улицы Знаменки до Воздвиженки, параллельно и между Крестовоздвиженским переулком и Моховой улицей.
  Материал скопирован из Википедии - свободной энциклопедии.
  Все описываемые события происходят в двух шагах от Кремля и Александровского сада, там, где скоро будут ждать решения своей судьбы мастер с Маргаритой.
  
   Продолжим.
  
  И, чтобы успокоить себя немного, проделал путь до филиала пешком.
  Городской зрелищный филиал помещался в облупленном от времени особняке в глубине двора и знаменит был своими порфировыми колоннами в вестибюле
  
  (за этой узнаваемой деталью здания просматривается вполне определённое строение, в котором в 1930-ых годах размещалось министерство просвещения РСФСР).
  
  Но не колонны поражали в этот день посетителей филиала, а то, что происходило под ними.
  Несколько посетителей стояли в оцепенении и глядели на плачущую барышню, сидевшую за столиком, на котором лежала специальная зрелищная литература, продаваемая барышней
  
  (вся история "хорового пения" в филиале Зрелищной комиссии будет рассказана со слов рядовой продавщицы сувениров и рекламной литературы в вестибюле конторы).
  
  В данный момент барышня никому ничего не предлагала из этой литературы и на участливые вопросы только отмахивались, а в это время и сверху, и снизу, и с боков, из всех отделов филиала сыпался телефонный звон, по крайней мере, двадцати надрывавшихся аппаратов...
  
  (вчерашние события в подведомственном филиалу учреждении вызвали обвал интересующихся, любопытствующих телефонных звонков, ради вменяемого и единообразного ответа им, обучает "пению" сотрудников филиала Коровьёв).
  
  Поплакав, барышня вдруг вздрогнула, истерически крикнула:
  - Вот опять! - и неожидан запела дрожащим сопрано
  
  (пением обозначил М.А.Булгаков ложь рассказов свидетелей происходящего):
  
   Славное море, священный Байкал...
  
  Курьер, показавшийся на лестнице, погрозил кому-то кулаком и запел вместе с барышней незвучным, тусклым баритоном:
  
   Славен корабль, омулевая бочка!..
  
  К голосу курьера присоединились дальние голоса, хор начал разрастаться, и, наконец, песня загремела во всех углах филиала. В ближайшей комнате Љ 6, где помещался счётно-проверочный отдел
  
  (бухгалтерия самая важная часть филиала комиссии, именно сюда стремится сдать свою выручку Василий Степанович),
  
  особенно выделялась чья-то мощная с хрипотцой октава. Аккомпанировал хору усиливавшийся треск телефонных аппаратов.
  
   Гей, баргузин... пошевеливай вал!.. -
  
  Орал курьер на лестнице.
  Слёзы текли по лицу девицы, она пыталась стиснуть зубы, но рот её раскрывался сам собою, и она пела на октаву выше курьера:
  
   Молодцу быть недалечко!..
  
  Поражало безмолвных посетителей филиала то, что хористы, рассеянные в разных местах, пели очень складно, как будто весь хор стоял, не спуская глаз с невидимого дирижёра
  
  (песню каторжников из далёкой Сибири поют хором сотрудники филиала, так М.А.Булгаков даёт понять читателям, что под угрозой страшной и длительной ссылки, кто угодно запоёт слаженно на разные голоса, как поют в хоре оперные певцы).
  
  Прохожие в Ваганьковском останавливались у решётки двора, удивляясь веселью, царящему в филиале
  
  (якобы весельем, передёргивает внимание автор, подыгрывая логике: если поют, то, значит, веселятся; на самом деле, очень печальную, я бы сказал тоскливую и заунывную песню исполняют в конторе служащие городского зрелищного филиала).
  
  Как только первый куплет пришёл к концу, пение стихло внезапно, опять-таки как бы по жезлу дирижёра. Курьер тихо выругался и скрылся
  
  (разве понравится нормальному человеку нести околесицу по чужому сценарию).
  
  Тут открылись парадные двери, и в них появился гражданин в летнем пальто, из-под которого торчали полы белого халата
  
  (зачем в жаркий день доктору поверх халата надевать пальто, на самом деле, холодно в Москве),
  
  а с ним милиционер
  
  (настоящего доктора сопровождали бы санитары, а не сотрудники НКВД, автор мистифицирует образ врача, позволяя самим действующим тут лицам определять специальность этого "гражданина").
  
  - Примите меры, доктор, умоляю! - истерически крикнула девица.
  На лестницу выбежал секретарь филиала и, видимо, сгорая от стыда и смущения
  
  (не привык лгать секретарь, ведь "гражданин" человек посторонний и образованный, как тут ему всерьёз рассказывать про мифический гипноз и чудеса, но таков приказ, иначе будет Нерчинск),
  
  заговорил, заикаясь:
  - Видите ли, доктор, у нас случай массового какого-то гипноза...
  
  (продолжает расширяться теория следствия о невиданной силы гипнотизёрах, сам себе расписывает компромат Фагот-Коровьёв, обучая людей этому "хоровому пению").
  
  Так вот, необходимо.... - он не докончил фразы, стал давиться словами и вдруг запел тенором:
  
   Шилка и Нерчинск...
  
  - Дурак! - успела выкрикнуть девица
  
  (нарушая дружный хор, честная девица пробует высказаться по поводу Коровьёва),
  
  но не объяснила, кого ругает, а вместо этого вывела насильственную руладу и сама запела про Шилку и Нерчинск.
  
   Необходимое дополнение.
  
  Песня на стихи поэта 19-го века Дмитрия Павловича Давыдова (1811-1888), племянника известного героя Отечественной войны 1812-го года Дениса Давыдова, и народную мелодию заключённых в Сибири каторжан.
  
  Славное море - священный Байкал,
  Славный корабль - омулёвая бочка.
  Эй, баргузин, пошевеливай вал,
  Молодцу плыть недалёчко.
  
  Долго я тяжкие цепи носил,
  Долго скитался в горах Акатуя,
  Старый товарищ бежать подсобил,
  Ожил я, волю почуя.
  
  Шилка и Нерчинск не страшны теперь,
  Горная стража меня не поймала,
  В дебрях не тронул прожорливый зверь,
  Пуля стрелка миновала.
  
  Шёл я и в ночь и средь белого дня,
  Вкруг городов озираяся зорко,
  Хлебом кормили крестьянки меня,
  Парни снабжали махоркой.
  
  Славное море - священный Байкал,
  Славный мой парус - кафтан дыроватый,
  Эй, баргузин, пошевеливай вал,
  Слышатся грома раскаты.
  
   Продолжим.
  
  - Держите себя в руках! перестаньте петь! - обратился доктор к секретарю
  
  (доктор возмущён оскорбительным высказыванием девицы о Коровьёве, поэтому он строго обращается к нарушающей приказ свидетельнице, чтобы она не выпадала из общего хора).
  
  По всему было видно, что секретарь и сам бы отдал что угодно, чтобы перестать петь, да перестать-то он не мог и вместе с хором донёс до слуха прохожих в переулке весть о том, что в дебрях его не тронул прожорливый зверь и пуля стрелков не догнала!
  
  (пытается хотя бы словами песни объяснится с окружающими людьми секретарь, называя зверем Коровьёва, который грозит им расстрелом)
  
  Лишь только куплет кончился, девица первая получила порцию валерианки от врача
  
  (получив требуемые показания, доктор выдаёт служащим обычную безобидную успокоительную настойку валерианы, как бы войдя в положение несчастных людей, вынужденно сочиняющих несусветную чушь о гипнозе),
  
  а затем он побежал за секретарём к другим - поить и их.
  - Простите, гражданочка, - вдруг обратился Василий Степанович к девице, - кот к вам чёрный не заходил?..
  - Какой там кот? - в злобе закричала девица. - Осёл у нас в филиале сидит, осёл!
  
  (от имени девицы выписывает автор народное отношение к сфальсифицированным бесчинствам представителей советской власти)
  
  - И, прибавив к этому: - Пусть слышит! Я всё расскажу, - действительно рассказала о том, что случилось.
  Оказалось, что заведующий городским филиалом, "вконец разваливший облегчённые развлечения" (по словам девицы), страдал манией организации всякого рода кружков.
  
   Необходимое дополнение.
  
  "Облегчёнными развлечениями" автор называет физическую культуру и спорт, которыми при советской власти коммунисты решили заменить для народа всевозможные злачные привычки человека, поименовав его пережитками прошлого.
  Прежде и всегда к таковым относили азартные игры, казино, публичные дома и другие заведения, где люди как бы предавались гульбе и распутству, которые пропагандисты называли тлетворным влиянием западного империализма.
  Энтузиазм "заведующего городским филиалом" говорит о том, что он относился к своему труду с ответственностью увлечённого подвижника, готового бесплатно трудиться ради приобщения молодёжи к активному и полезному досугу.
  
   Продолжим.
  
  - Очки втирал начальству! - орала девица.
  В течение года заведующий успел организовать кружок по изучению Лермонтова, шахматно-шашечный, пинг-понга и кружок верховой езды. К лету угрожал организацией кружка гребли на пресных водах и кружка альпинистов".
  
   Необходимое дополнение.
  
  М.А.Булгаков сознательно применяет совершенно бессмысленные понятия, такие, например, как гребля на пресных водах. Разве есть разница на солёной морской воде или на пресной речной воде соревноваться спортсменам? Они ведь не пить эту воду собираются.
  Соревнования по академической гребле, гребле на байдарках и каноэ проводятся на пресных водах только по причине физической невозможности проводить их в открытом море и океане, без создания определённых, обеспечивающих безопасность сооружений.
  Так автор превращает в сознании читателей, очевидное стремление трудолюбивого и разностороннего заведующего городским филиалом "облегчённых" развлечений к обеспечению людей культурным и здоровым досугом, в бессмыслицу и фарс.
  С лёгкой руки рядовой продавщицы в вестибюле буквально все читатели романа представляют достойную контору, занимавшуюся просвещением масс, как нечто убогое, придуманное советскими чиновниками для собственного безделья. Активную культурно-массовую работу с подачи автора воспринимают, как нечто бессмысленное.
  Кружки "...по изучению Лермонтова, шахматно-шашечный, пинг-понга и кружок верховой езды..." и "...кружок альпинистов" - это очень полезные занятия. Впрочем, как и кружок гребли.
  
   Продолжим.
  
  "И вот сегодня, в обеденный перерыв, входит он, заведующий...
  И ведёт под руку какого-то сукина сына, - рассказывала девица, - неизвестно откуда взявшегося
  
  (не думаю, что были тогда люди, которые не знали бы, откуда берутся чиновники, заставляющие "петь хором"),
  
  в клетчатых брючонках, в треснутом пенсне и... рожа совершенно невозможная!
  
  (удостоверение сотрудника НКВД при их официальных визитах делало любую внешность омерзительной).
  
  И тут же, по рассказу девицы, отрекомендовал его всем обедающим в столовой филиала как видного специалиста по организации хоровых кружков
  
  (офицер НКВД прибыл для получения необходимых свидетельств о прошедшем вчера в театре Варьете сеансе чёрной магии).
  
  Лица будущих альпинистов помрачнели
  
  (кому, как ни армейцам, которые были родоначальниками восхождений на горные вершины, не узнавать своих коллег по Красной Армии сотрудников НКВД),
  
  но заведующий тут же призвал всех к бодрости, а специалист и пошутил, и поострил, и клятвенно заверил, что времени пение берёт самую малость, а пользы от этого пения, между прочим, целый вагон
  
  (польза - это освобождение Воланда и его подручных от ответственности за произвол власти, устроенный в театре Варьете; хоровое пение или свидетельские показания официальных руководителей делает сеанс чёрной магии исключительно инициативой самого руководства театра Варьете, то есть Григория Даниловича Римского).
  
  Ну, конечно, как сообщила девица, первыми выскочили Фанов и Косарчук
  
  (обычные в те годы, присутствовавшие в любом коллективе по разнарядке НКВД, внештатные сотрудники НКВД, "сексоты", как их называл народ, в моём детстве это было едва ли не самым грязным ругательством для ябед и стукачей),
  
  известнейшие филиальские подхалимы, и объявили, что записываются. Тут остальные служащие убедились, что пения не миновать, пришлось записываться и им в кружок
  
  (подавшие пример сотрудники ясно дали понять это).
  
  Петь решили в обеденном перерыве, так как всё остальное время было занято Лермонтовым и шашками
  
  (самое важное дело в ежедневном расписании каждого здорового человека обед заменяет пением М.А.Булгаков).
  
  Заведующий, чтобы подать пример, объявил, что у него тенор, и далее всё пошло, как в скверном сне
  
  (не радостное веселье царит в городском филиале, а дурной сон, так указывает автор).
  
  Клетчатый специалист-хормейстер проорал:
  - До-ми-соль-до! - вытащил наиболее застенчивых из-за шкафов, где они пытались спастись от пения
  
  (многие из тех, кто жил в советское время, помнит, как вовремя укрывшись в закутке от глаз начальства, можно было избежать общественных нагрузок, всегда сыпавшихся на головы рядовых сотрудников из различных комитетов),
  
  Косарчуку сказал, что у того абсолютный слух
  
  (это комплимент "сексоту" о том, что тот понимает всё верно),
  
  заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стукал камертоном по пальцам
  
  (переходя от угроз к делу, демонстрируя физическое насилие, убеждает Коровьёв давать нужные показания),
  
  умоляя грянуть "Славное море"
  
  (то есть, угрожая им запеть в далёкой Сибири каторжные песни).
  
  Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понимал своё дело
  
  (легко, быстро и убедительно умели внушать сотрудники НКВД, этого у них не отнять).
  
  Допели первый куплет. Тут регент извинился, сказал: "Я на минутку!" - и... исчез. Думали, что он действительно вернётся через минуту. Но прошло и десять минут, а его нету. Радость охватила филиальцев - сбежал
  
  (настоящая радость - это отсрочка необходимости писать официальные показания с заполнением протоколов и донесений, подписанных ими как бы добровольно).
  
  И вдруг как-то сами собой запели второй куплет. Всех повёл за собою Косарчук
  
  (он назначен ответственным за мероприятие),
  
  у которого, может быть, и не было абсолютного слуха
  
  (что-то приличное в нём всё-таки присутствовало, поэтому и в его "пении" есть сбои),
  
  но был довольно приятный высокий тенор. Спели. Регента нету! Двинулись по своим местам, но не успели сесть, как, против своего желания, запели. Остановиться - не тут-то было. Помолчат минуты три и опять грянут!
  
  (на все лады обсуждают сотрудники содержание "песен", которыми им надо будет заполнить документы очень скоро для следователей НКВД)
  
  Тут сообразили, что беда. Заведующий запёрся у себя в кабинете от сраму
  
  (не желая быть свидетелем, как честный человек, и в отличии от более молодых своих сотрудников, зная последствия столь "безобидной" болтовни для тех, кого им предлагают оболгать, то есть для руководителей Театра Варьете).
  
  Тут девицын рассказ прервался. Ничего валерьянка не помогла.
  Через четверть часа к решётке в Ваганьковском подъехали три грузовика, и на них погрузили весь состав филиала во главе с заведующим
  
  (для точного соответствия и страха сотрудники НКВД везут весь состав филиала к Стравинскому, где за два часа доктора разъяснят "впрыскиваниями" им должное понимание и поведение).
  
  Лишь только первый грузовик, качнувшись в воротах, выехал в переулок, служащие, стоящие на платформе и держащие друг друга за плечи, раскрыли рты, и весь переулок огласился популярной песней
  
  (заодно автор высмеивает задорные песни толпы, выезжавший или вывозимой на всякую дурацкую работу за город, я хорошо помню, как под эти бравурные марши, используя глупость и бескорыстный энтузиазм молодёжи, нас заставляли собирать урожай с колхозных полей, строить целые посёлки, а, порой, и города, "за бесплатно", как тогда мы говорили; М.А.Булгаков иронизирует, перекликая добрые воспоминания о своей бескорыстной юности с дачей ложных показаний, наветов на отдалённо знакомых людей).
  
  Второй грузовик подхватил, а за ним и третий. Так и поехали. Прохожие, бегущие по своим делам, бросали на грузовики лишь беглый взгляд, ничуть не удивляясь и полагая, что это экскурсия едет за город
  
  (с такими песнями люди едут исключительно в каземат; в Москве в 1930-ых годах в подобных грузовиках ездили в большинстве сотрудники НКВД, солдаты и арестованные люди, поэтому всем ясно, куда везут этих несчастных).
  
  Ехали, действительно, за город, но только не на экскурсию, а в клинику профессора Стравинского.
  Через полчаса совсем потерявший голову бухгалтер добрался до финзрелищного сектора
  
  (изначально, именно в этот отдел после сдачи отчёта о вчерашних происшествиях направлялся Василий Степанович; отвлекает внимание и путает М.А.Булгаков, впрочем, как обычно, никакой головы не потерял опытный бухгалтер, строго следуя инструкциям; перед сдачей отчёт должны утвердить для контроля руководящие организации в лице Прохора Петровича Китайцева или в случае его отсутствия заведующий городским зрелищным филиалом),
  
  надеясь, наконец, избавиться от казённых денег. Уже учёный опытом
  
  (опасаясь в очередной раз попасть на сотрудников НКВД),
  
  он, прежде всего, осторожно заглянул в продолговатый зал, где за матовыми стёклами с золотыми надписями сидели служащие. Никаких признаков тревоги или безобразия бухгалтер здесь не обнаружил. Было тихо, как и полагается в приличном учреждении.
  Василий Степанович всунул голову в то окошечко, над которым было написано: "Приём сумм"
  
  (всё-таки уже орудуют и в финансовом секторе неграмотные чекисты, какому мало-мальски образованному человеку придёт в голову обозвать кассу "приёмом сумм"?),
  
  - поздоровался с каким-то незнакомым
  
  (кассира, которому ежедневно сдавал деньги бухгалтер в зале нет)
  
  ему служащим и вежливо попросил приходный ордерок.
  - А вам зачем? - спросил служащий в окошечке
  
  (не знаком с предназначением даже самого простого бухгалтерского документа человек).
  
  Бухгалтер изумился
  
  (как тут не удивиться, когда надо сдавать приличные деньги случайному гражданину).
  
  - Хочу сдать сумму. Я из Варьете.
  - Одну минутку, - ответил служащий и мгновенно закрыл сеткой дыру в стекле.
  "Странно!" - подумал бухгалтер. Изумление его было совершенно естественно. Впервые в жизни он встретился с таким обстоятельством. Всем известно, как трудно получить деньги; к этому всегда могут найтись препятствия. Но в тридцатилетней практике бухгалтера не было случая, чтобы кто-нибудь, будь то юридическое или частное лицо, затруднялся бы принять деньги".
  
   Необходимое дополнение.
  
  Желает бухгалтер Варьете Василий Степанович Ласточкин сдать "вчерашнюю кассу", то есть выручку от посетителей театра, по назначению.
  Но противоречат его действия действиям сотрудников НКВД по приведению официальных бумаг в соответствие с формируемой "легендой" о произошедшем в театре сеансе.
  Должны быть в сговоре гипнотизеры и администрация театра Варьете.
  Сдающий всю выручку до последнего рубля, бухгалтер ломает задуманный следователями сценарий.
  Не придумав ничего для логичного описания поступка Василия Степановича, чекисты тупо, по инерции и требуемой руководством разнарядке, решают сделать из него валютчика.
  
  Зачем скрытому богатею нести свои богатства в кассу финзрелищного сектора в качестве выручки от вчерашнего сеанса?
  Бог весть логику неграмотных чекистов, как утверждает бухгалтерским "Странно!" автор романа.
  Опять некуда деваться без невиданной силы гипноза, а проще без языческой мистики и фантастического чуда перевоспитания по призыву партии и правительства подпольного миллионера.
  
   Продолжим.
  
  "Но, наконец, сеточка отодвинулась, и бухгалтер опять прильнул к окошечку.
  - А у вас много ль? - спросил служащий
  
  (какая разница кассиру, сколько денег принёс сдавать бухгалтер, ведь не ёмкости специальные для хранения их нужно ему подготовить).
  
  - Двадцать одна тысяча семьсот одиннадцать рублей
  
  (до рубля сосчитана и упакована денежная сумма у финансиста театра Варьете).
  
  - Ого! - почему-то иронически
  
  (уже знает он какую "шутку" они подсунули или сейчас сунут ему в пакет)
  
  ответил служащий и протянул бухгалтеру зелёный листок.
  Хорошо зная форму, бухгалтер мигом заполнил его и начал развязывать верёвочку на пакете
  
  (всё же хорошие ученики у Фагота-Коровьёва, "с такими в трамвай не садись").
  
  Когда он распаковал свой груз, в глазах у него зарябило, он что-то промычал болезненно.
  Перед глазами его замелькали иностранные деньги. Тут были пачки канадских долларов, английских фунтов, голландских гульденов, латвийских лат, эстонских крон...
  
  (всё подряд хватали и паковали в Народном Комиссариате по финансам сотрудники НКВД, я подозреваю, что часть этих денежных знаков в те годы не была в обращении).
  
  - Вот он, один из этих штукарей из Варьете, - послышался грозный голос над онемевшим бухгалтером. И тут же Василия Степановича арестовали
  
  (скрупулёзно исполнявшего инструкцию бухгалтера с тридцатилетним трудовым стажем даже не упомянет больше автор, ничего пришить к его делу и предъявить ему в качестве обвинения чекистам не удастся, выпустят этого аккуратного, исполнительного, добросовестного, но очень напуганного человека, слава богу, первым и без последствий).
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"