Часть пятая. Ершалаимская или Санкт-Петербургская хроника.
Понтий Пилат. Глава 2.
Царь Николай Второй Романов или
Февральская буржуазная революция.
"Не хочешь ли ты ободрать весь земной шар,
снеся с него прочь все деревья и всё живое из-
за твоей фантазии наслаждаться голым светом?"
"В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат
(царь Николай Второй был хорошим наездником и любил выездку, автор описывает парадную мантию Государя Императора).
Более всего на свете прокуратор ненавидел запах розового масла, и все теперь предвещало нехороший день, так как запах этот начал преследовать прокуратора с рассвета. Прокуратору казалось, что розовый запах источают кипарисы и пальмы в саду, что к запаху кожаного снаряжения и пота от конвоя примешивается проклятая розовая струя. От флигелей в тылу дворца, где расположилась пришедшая с прокуратором в Ершалаим первая когорта Двенадцатого Молниеносного легиона, заносило дымком в колоннаду через верхнюю площадку сада, и к горьковатому дыму, свидетельствовавшему о том, что кашевары в кентуриях начали готовить обед, примешивался всё тот же жирный розовый дух".
Необходимое дополнение.
Пахнет нашатырём от кипарисов и пальм в саду дворца Ирода Великого.
Пропахло медицинскими процедурными запахами помещение, где проживает семья царя Николая Второго. Страшная болезнь мучает сына царя цесаревича Алексея.
Продолжим.
"О боги, боги, за что вы наказываете меня?... Да, нет сомнения, это она, опять она, непобедимая, ужасная болезнь... гемикрания, при которой болит полголовы... от нее нет средств, нет никакого спасения... попробую не двигать головой..."
Необходимое дополнение.
Многие годы безуспешно мучается царь Николай Второй с наследственной болезнью своего сына. Вся страна знает об этом. Это не только личная проблема семьи Романовых, но беда всероссийская.
Болен наследник престола, будущий Государь!
Используя, созвучное гемофилии, но крайне редко употребляемое, слово "гемикрания", автор, как обычно, дает читателю возможность самому догадаться, зачем он применяет совершенно не распространенный среди обычных людей термин.
Подобными символами роман сознательно насыщался М.А.Булгаковым особенно в предсмертный период, как я понимаю, для того, чтобы путем множества мелких признаков обозначить свою мысль.
Продолжим.
"На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону. Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
- Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
(больной, озабоченный кучей своих проблем властитель вчитывается в дело какого-то нищего бродяги, трудно представить себе более милосердного и внимательного к своему народу судью).
- Да, прокуратор, - ответил секретарь.
- Что же он?
- Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, - объяснил секретарь.
Прокуратор дёрнул щекой и сказал тихо
(обнаглевшие коррумпированные и обюрократившиеся подчинённые чиновники отлынивают от своей непосредственной работы, иначе как саботажем нельзя назвать отсутствие элементарной резолюции на деле Иешуа, не читая, отправил к прокуратору дело тетрарх):
- Приведите обвиняемого.
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта - ссадина с запёкшейся кровью. Приведённый с тревожным любопытством глядел на прокуратора".
Необходимое дополнение.
Узнаваемо и не кровоточит лицо Иешуа.
Через несколько часов у повешенного на столбе будет другое лицо.
"Счастливее двух других был Иешуа. В первый же час его стали поражать обмороки, а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его, так что лицо его исчезло под чёрной шевелящейся маской. В паху, и на животе, и под мышками сидели жирные слепни и сосали жёлтое обнажённое тело....
Тогда Иешуа поднял голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо".
Совершенно определённо описаны разные люди. Тут нет никакой ошибки. Афраний отправил на казнь другого человека, хитроумно и жестоко изувечив того до такой степени, что жертве стала казаться спасением от пыток смерть.
Продолжим.
"Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
- Так это ты подговаривал народ разрушить ершалаимский храм?
Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой
(не знает никакой пощады по отношению к себе Понтий Пилат, не имеет права он жалеть себя, когда решается вопрос жизни хотя бы и самого никудышного гражданина страны).
Человек со связанными руками несколько подался вперёд и начал говорить:
- Добрый человек! Поверь мне...".
Необходимое дополнение.
Но пробуждается страна от многовекового сна, и бродят среди нее проповедники новых, утопических идей о свободе.
Даже самому Понтию Пилату, не отвечая на его вопрос, выравнивая его с собой в обращении, пытается читать проповедь Иешуа.
Продолжим.
"Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
- Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься
(не ровняй меня с собою, не читай мне проповедь, нищий бродяга, пристало оправдываться подсудимому, а не склонять судью в свою веру).
В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно
(сам прокуратор продвигает образ жестокого, но справедливого судьи в сознание подданных).
- И так же монотонно прибавил: - Кентуриона Крысобоя ко мне.
Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион первой кентурии Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором. Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце.
Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни
(говорит он преданному кентуриону на языке европейском, чтобы было не понятно Иешуа, не должен знать язык знати необразованный бродяга):
- Преступник называет меня "добрый человек". Выведете его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить
(беспокоится о здоровье разбойника, якобы жестокий, повелитель).
И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул рукою арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним.
Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом германской палицы"
(не облик смазливого красавца из детских сказок и романтической девичьей мечты описывает мастер и М.А.Булгаков, но суровое лицо воина-победителя).
Необходимое дополнение.
Через образ Марка Крысобоя отражает в романе автор образ былинного русского богатыря. Его характеристики красноречиво указывают на это.
(Понтий Пилат) " - А вот, например, кентурион Марк, его прозвали Крысобоем, - он - добрый?
(Иешуа) - Да, - ответил арестант, - он, правда, несчастливый человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил?
- Охотно могу сообщить это, - отозвался Пилат, - ибо я был свидетелем этого. Добрые люди бросались на него, как собаки на медведя
(русский богатырь во все времена и во всем мире ассоциировался с огромным бурым медведем).
Германцы вцепились ему в шею, в руки, в ноги
(весь 20 век именно Германия была главным и непримиримым военным противником России).
Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубились с фланга кавалерийская турма, а командовал ею я, - тебе философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в Долине Дев"
(пока я могу лишь гадать, что за бой, времен Первой мировой войны 1914 - 1918 годов, имеет в виду автор).
Немногим позже в этой же главе, именно в его силу и преданность вложит автор надежду на спасение России, должен защитить Отчизну русский богатырь:
(Понтий Пилат)" - И настанет царство истины?
- Настанет, игемон, - убежденно ответил Иешуа.
- Оно никогда не настанет! - вдруг закричал Пилат таким страшным голосом, что Иешуа отшатнулся. Так много лет тому назад в Долине Дев кричал Пилат своим всадникам слова: "Руби их! Руби их! Великан Крысобой попался!"
В главе 16:
"Кентурион Крысобой единственно что разрешил солдатам - это снять шлемы и накрыться белыми повязками, смоченными водой, но держал солдат стоя и с копьями в руках. Сам он в такой же повязке, но не смоченной, а сухой, расхаживал невдалеке от группы палачей, не сняв даже со своей рубахи накладных серебряных львиных морд, не сняв поножей, меча и ножа. Солнце било прямо в кентуриона, не причиняя ему никакого вреда, и на львиные морды нельзя было взглянуть, глаза выедал ослепительный блеск как бы вскипавшего на солнце серебра
(не прячется он от солнца, да и не беспокоит его солнце и свет, гордо носит он свои регалии, отделяя себя от черни).
На изуродованном лице Крысобоя не выражалось ни утомления, ни неудовольствия, и казалось, что великан кентурион в силах ходить так весь день, всю ночь и еще день, - словом, столько, сколько будет надо
(велика сила терпения в русском народе).
Все так же ходить, наложив руки на тяжелый с медными бляхами пояс, все так же сурово поглядывая то на столбы с казнимыми, то на солдат в цепи, все так же равнодушно отбрасывая носком мохнатого сапога
(что за деталь обмундирования Марка упоминает автор под названием "мохнатый сапог", мне неизвестно)
попадающиеся ему под ноги выбеленные временем человеческие кости или мелкие кремни"
(не на этой ли вершине холма опускается Воланд со свитой главе 32, давя те же самые КРЕМНИ и камни?).
"Цепь солдат по мановению Крысобоя разомкнулась, и кентурион отдал честь трибуну. Тот, отведя Крысобоя в сторону, что-то прошептал ему. Кентурион вторично отдал честь и двинулся к группе палачей, сидящих на камнях у подножий столбов".
"Крысобой брезгливо покосившись на грязные тряпки, лежащие на земле у столбов, тряпки, бывшие недавно одеждой преступников, от которой отказались палачи, отозвал двух из них и приказал:
- За мною!"
(стыдится даже участвовать в казни, брезгливо морщась, Марк Крысобой, незаметно уклоняется он от командования, передавая бразды правления человеку в капюшоне)
Уйдет последним великан защитник земли русской с Лысой Горы:
"Из него вдруг брызнуло огнем, и крик кентуриона: "Снимай цепь!" - утонул в грохоте".
До последнего часа остается в романе преданный воин рядом со своим государем в главе 26:
(Понтий Пилат) " - У вас тоже плохая должность, Марк. Солдат вы калечите...
(как равного, по имени называет своего солдата прокуратор, прощаясь, перед смертью)
В величайшем изумлении Марк глядел на прокуратора, и тот опомнился".
Огромный великодушный былинный русский богатырь Марк Крысобой исчезнет, растает, растворится в воздухе, и на смену ему придут палачи во главе с Афранием.
Только в самом конце главы 26 мелькнет в ночи гигант кентурион, сопровождая Левия Матвея к прокуратору, отступит в сад и скроется в тень, чтобы по первому зову появиться вновь:
(Понтий Пилат) " - Марк! - крикнул прокуратор, и кентурион вступил под колонны. - Нож его мне дайте.
Кентурион вынул из одного из двух чехлов на поясе грязный хлебный нож и подал его прокуратору, а сам удалился".
Не оставит более места ни в романе, ни на земле М.А.Булгаков справедливому воину-освободителю. Простимся с ним и мы.
Вернется ли когда-либо на землю русскую этот богатырь, мне не ведомо.
Автор утверждает, что не вернется.
В современной армии остались служить лишь палачи.
Продолжим.
"Простучали тяжёлые сапоги Марка по мозаике, связанный пошёл за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да ещё вода пела замысловатую приятную песню в фонтане
(свободно разливается чистая струя информации и щебечут на воле разносчики её почтовые голуби).
Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.
Выведя арестованного из-под колонн в сад, Крысобой вынул из рук легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица, и глаза обессмыслились
(должен человек знать свое место и должен уметь достойно разговаривать с почтенными людьми, которые тратят на него своё драгоценное время).
Марк одною левой рукой, легко, как пустой мешок, вздёрнул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
- Римского прокуратора называть - игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять"
(поведение Иешуа нарушает принципы старой морали: вести себя богобоязненно, обращаться согласно принадлежности к сословию, безропотно принимать заслуженное наказание).
Ты понял меня, или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладел с собою, краска вернулась, он перевёл дыхание и ответил хрипло:
- Я понял тебя. Не бей меня.
Через минуту он вновь стоял перед прокуратором.
Прозвучал тусклый, больной голос:
- Имя?
- Мое? - торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая готовность отвечать толково, не вызывать более гнева
- Мое мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Твое
(здесь умные люди, не стоит делать вид, что ты дурачок).
- Иешуа, - поспешно ответил арестант.
- Прозвище есть?
- Га-Ноцри.
- Откуда ты родом?
- Из города Гамалы, - ответил арестант, головой показывая, что где-то далеко, направо от него, на севере, есть город Гамала
(быть может, Россию указывает нам головой арестанта М.А.Булгаков).
- Кто ты по крови?
- Я точно не знаю, - живо ответил арестованный, - я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец...
- Где ты живёшь постоянно?
- У меня нет постоянного жилища, - застенчиво ответил арестант, - я путешествую из города в город.
- Это можно выразить короче, одним словом - бродяга
(характеристика всем революционерам и кочевникам),
- сказал прокуратор и спросил: - Родные есть?
- Нет никого. Я один в мире.
- Знаешь ли грамоту?
- Да.
- Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского?
- Знаю. Греческий.
Вспухшее веко приподнялось, подёрнутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного
(не прост бродяга, если сумел выучить другой язык самостоятельно, значит не из простонародья, как представляется, а из дворян, но таких немало в стране).
Другой глаз остался закрытым.
Пилат заговорил по-гречески
(вынужден каждое слово бродяги проверять на истинность прокуратор):
- Так это ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
(храм прежней морали, устоев общества).
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески:
- Я, доб... - тут ужас мелькнул в глазах арестанта оттого
(изображает крайне забитого трусливого идиота),
что он едва не оговорился, - я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушить здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие
(и продолжает лгать).
Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и записывавшего показания