Стук, стук, стук - стучит ветер в окно. Скулит узкими щелочками и воет в дымовых трубах. Не любит зимний ветер, когда от него прячутся. Боится огня очагов, все норовит затушить его, задуть искру тепла.
Дзинь, дзинь, дзинь - откликается оконное стекло. Поскрипывает обеспокоенная оконная рама. Но даже и эти звуки постепенно затихают, потому что на улице не просто ветер. Там ветер со снегом. Метелица.
Снег полностью залепил окно, и в жаркoнатопленной комнате стало темно и тихо. Лишь изредка доносится постукивание входной двери, которая все еще сопротивляется снежному натиску. Но это не на долго. Наметет ветер сугроб под дверью, она и замолкнет.
Старушка, вязавшая носок, сидя в кресле у камина, отложила спицы и встала, чтобы зажечь лампу.
- Темень-то какая, - сокрушалась она, поправляя шерстяной платок, накинутый на плечи, - А ведь еще утро.
Желтая вспышка горящей спички. Короткая возня с фитилем лампы. И вот уже в комнате стало гораздо светлее.
Мебель отбросила тени: ажурную кресла-качалки, похожую на гриб тень от круглого столика, темные квадраты теней сундука и дивана... Каждый предмет обзавелся собственной тенью. Но самой большой была тень старушки. Она занимала всю стену и часть потолка. Тень явно льстила старушке, делая ее выше и стройней, добавляя изящества реальной фигуре. Но вот старушка отдалилась от лампы, тень дрогнула, потекла вниз и стала подобна своей хозяйке - плотносбитой низкорослой женщине в темном платье.
- Бабушка! Бабушка! - из соседней комнаты выскочила растрепанная девочка в длинной ночной рубашке.
Она очень напоминала маленькую птичку. Неопределенного цвета волосы - то ли русые, то ли коричневые, - живые глаза, крапинки веснушек на вздернутом носике, подпрыгивающая походка. И щебетание. Приятное, мелодичное щебетание.
- Бабушка, а бабушка, - чирикала пичуга, - а когда мы пойдем гулять?
Старушка укоризненно покачала головой, строго глядя на внучку поверх очков.
- Трудхен, Трудхен, все бы тебе гулять. Не умылась, не оделась, косы не заплела, не позавтракала, а уже гулять собираешься. Так и пойдешь в ночной рубашке?
Девочка только улыбнулась в ответ на бабушкино ворчание и ушла одеваться.
Через пять минут она опять стояла перед бабушкой.
- Все, - заявила девочка и запихнула пирожок в рот.
Старушка оглядела маленькую фигурку. Небрежно, не на все пуговицы застегнутое платье, сбившийся на бок передник, не натянутые как следует чулки, незавязанные шнурки на башмаках... Лишь белый накрахмаленный капор безупречно ровно покрывал голову девочки, но выбившийся из-под него длинный локон портил все впечатление. Старушка усмехнулась и приступила к допросу:
- Я вижу ты оделась.
Девочка кивнула.
- Умылась? - спросила бабушка.
По-прежнему не раскрывая набитого рта, девочка ткнула пальцем в мокрые ресницы.
- Хм. Ладно. А волосы?
Девочка повернулась к старушке спиной, чтобы стали видны две короткие косички, небрежно заплетенные и перевязанные тесемками.
- Допустим. А завтрак?
Девочка закончила жевать и ответила:
- Съела, бабушка!
- Один пирожок?
- Два, - возразила девочка. - Один еще в кухне, другой здесь. Ну, когда мы пойдем гулять?
- Сегодня, наверное, не пойдем.
Девочка надулась. Старушка взяла ее за руку и подвела к окну.
- Смотри, Трудхен. Окно снегом залепило. Девка-Метелица по улицам ходит. Бушует, на всех бросается. Нельзя нам гулять. Завтра она успокоится, и мы погуляем.
Старушка вернулась в кресло у камина. Девочка села на маленькую скамеечку у ее ног. Спрятала невплетенный в косы локон, подтянула чулки, разобралась с пуговицами и шнурками. Старушка наблюдала за ней, не говоря ни слова. А когда дошла очередь до клетчатого сине-зеленого передника, наклонилась и помогла внучке завязать аккуратный бантик. Теперь одежда приобрела пристойный вид. Старушка чмокнула внучку в лобик и вернулась к вязанию. Девочка задумчиво разглядывала пляску красно-оранжевых язычков пламени за чугунной решеткой. Отдельные шустрые искорки вырывались из общего танца и устремлялись вверх. Наиболее удачливые попадали в трубу и вылетали на волю, другие - больно ударялись о раскаленные кирпичи, отскакивали, падали вниз к товаркам, снова поднимались и снова падали, наименее удачливые - заскакивали в комнату, где и гасли окончательно на каминном коврике.
- Бабушка, а кто такая Девка-Метелица? - спросила девочка через несколько минут молчания.
Старушка тяжело вздохнула. Не хотелось ей на этот вопрос отвечать, да надо - не отстанет внученька, пока все не выяснит.
- Метелица - она ведьма злая.
Такой короткий ответ не устроил девочку, она развернулась, положила подбородок бабушке на колени, вскинула на нее глаза в пушистых ресницах и продолжила расспрашивать:
- А откуда она взялась? А где она живет? А почему она злая? А зачем она в город наш пришла? - вопросы сыпались будто зерно из порванного мешка.
Старушка еще раз вздохнула. Грустная ее улыбка отразилась в сверкающих любопытством голубых озерах.
- Расскажу я тебе, деточка, откуда берется Метелица и почему она такая на людей злая. Раз в пятьдесят лет это происходит. Раз в пятьдесят лет Старая Метелица ищет себе замену. Ищет маленькую девочку, чтобы дело свое передать, а самой на покой отправится.
- Да такое, внученька, - старушка ткнула спицей в сторону темного окна. - По дорогам ходить, дома и деревья снегом засыпать, людей слепить да запугивать, в сугробы заводить и там насмерть замораживать.
- А кто ее научил?
- А как находит старая Метелицa наследницу, приводит она ее во дворец ледяной. Там Царица Зима живет. Она девочку и обучает всему, что Метелице знать положено. Дает ей слуг в подчинение. Непростых слуг. Сам господин Северный Ветер служит Метелице. Тучи снежные для нее снежинки перевозят. Где Метелица укажет, там снежинки и просыпятся. А господин Ветер их по сторонам разбросает.
- А почему Метелица на людей злая? Сыпала бы себе свой снег и никого не трогала.
- Души у нее нет, внученька. Царица Зима у своих подданных душу вымораживает. Обязательно. Не любит она души человеческие.
- Почему, бабуля?
- Горячие они, души человеческие. А Царица Зима любое тепло ненавидит. Вот и лишает души своих подданных. Чтобы жалости в них не было. Чтобы выполняли они все ее приказы безропотно. Чтобы было им все равно кого засыпать и кого замораживать.
- А где живет Метелица?
- В ледяном дворце среди вечного снега и живет. Все слуги Царицы Зимы там живут.
- А в какой стране этот самый дворец находится?
- Нет там никаких стран, деточка. Есть только снега бескрайние и льды никогда нетающие. В самой их середине и стоит дворец. Стены, потолки, колонны в нем ледяные. А на полу ковры снежные. По стенам узоры из сосулек. И все там белое или голубое.
- Красиво, наверное, - вздохнула Трудхен.
- Наверное, - согласилась старушка. - Но я бы туда не хотела. А тебе что же, хочется попасть в царство вечного холода?
- Если бы только посмотреть. Ненадолго.
- Живым туда нельзя, - убежденно сказала старушка.
- А Метелица? Разве она мертвая?
- Бездушная она, - ответила старушка. - А это все равно, что мертвая. Ведь, что говорят, когда человек умирает?
- Что?
- Что он богу душу отдал. А Метелица свою душу Царице Зиме отдала. А без души...
Старушка замолчала, задумалась. Молчала и девочка. Стало слышно, как под порывами ветра сотрясается дверь внизу.
- Бабушка, - встрепенулась девочка, что-то надумав. - Можно я к Марте схожу? У нее кукла новая. Мы поиграем. Можно?
- К соседке? - переспросила старушка. Девочка кивнула. - Ладно, иди. Но к обеду смотри возвращайся.
Оставшись одна, старушка еще какое-то время вязала. Все медленней и медленней шевелились ее пальцы, пока совсем не замерли. Звякнули, остановились спицы, замер клубочек в рабочей корзинки, устало провисла нить. Старушка заснула.
Снилось ей, что она снова маленькая девочка. Что они с сестрой одни дома. А на улице такая же, как сегодня, метелица. Сестра хочет пойти гулять...
Колючий ветер коснулся лица старушки, руки-ноги ee в миг заледенели, не защитили их толстые чулки, платье и платок. Старушка с трудом разомкнула мгновенно смерзшиеся ресницы и увидела прямо перед собой женщину в белом наряде. Лицо женщины оставалось в тени.
- Кто ты? - прохрипела старушка.
Ледяной смех был ей ответом.
Женщина подошла к камину, одним легким движением руки потушила огонь. Взмах другой руки распахнул окно. В комнату немедленно набились снежинки, оседая на полу, на мебели, на старушкиной фигуре в кресле.
Женщина смотрела на их слаженную работу и улыбалась. Теперь старушке стало видно ее лицо. Безупречно красивое лицо. Как у мраморной статуи. Белая кожа, белые губы, белые волосы. Одни лишь глаза под белыми веками синие, холодные. Белые колья ресниц. Белое с перламутровым отливом платье. Вышитые серебром снежинки. На голове высокая затейливо вырезанная ледяная корона. На белой шее ожерелье из мелких голубых и синих льдинок. Ни шубы, ни шапки, - ни к чему они Метелице.
- Гертруда, - прошептала старушка.
Женщина наклонилась и заглянула старушке в лицо.
- Узнала, - сказала она. - А я тебя с трудом. Постарела ты, Луизхен. Подурнела.
Последние слова будто послужили сигналом для снежинок, они набросились на старушку, укутывая ее в белоснежный саван, выбеляя ее морщинистую кожу, вымораживая голубизну ее глаз, покрывая изморoзью стекла очков.
- Зачем ты здесь? - старушке было все труднее шевелить губами, все больнее дышать ледяным воздухом. - Зачем ты пришла, Гертруда? За внучкой моей? Не отдам! Не получишь...
Старушка закашлялась. Женщина брезгливо на нее посмотрела и ответила;
- Не тебе мне указывать, Луизхен. Или ты забыла кто я? Я - Метелица!
- Помню, - старушка зашевелилась, пытаясь вырваться из сковывающего ее снежного покрова.
- А помнишь кто меня такой сделал? - продолжала Метелица. - Кто меня подговорил гулять пойти в тот самый день? Кто? Сама-то ты не пошла. Больной сказалась. Почему ты это сделала, Луизхен? За что ты меня так? Ну, отвечай! - Xолодные руки легли на плечи старушки. - Это наша последняя встреча, другой не будет. Вспомни, что за причина тебя толкнула на это? Чего тебе не хватало? Чем я тебе помешала?
Холодные глаза не давали старушке отвести взгляд, ледяные пальцы на плечах не позволяли подняться.
- Отвечай! - требовали белые губы.
- Ты была такая красивая! Тебя все любили! Тебе дарили подарки! Покупали кукол! Коньки подарили! - кричала старушка в страшное лицо женщины, бывшей когда-то ее младшей сестрой.
- Коньки?! - переспросила та недоверчиво. - Так ты из-за них захотела от меня избавиться? Ты же даже кататься на них не умела, - Метелица усмехнулась. - Все упасть боялась, кожу нежную поранить.
- Зато ты ничего не боялась, - буркнула старушка.
- Я не боялась, - согласилась Метелица. - И сейчас не боюсь. Ничего и никого не боюсь. Что захочу, то и сделаю. Ты сама дала мне эту власть, Луиза. И не тебе стоять у меня на дороге.
Метелица отвела глаза, отпустила старушкины плечи и подошла к распахнутому окну. В окно влетел вихрь и закружился вокруг Метелицы нетерпеливо и весело, словно щенок, зовущий хозяина на прогулку.
- Внучку в честь меня назвала? - спросила Метелица, не оглядываясь.
Старушка не ответила.
- Вину, стало быть, чувствовала.
Метелица погладила вихрь, шепнула ему что-то, и он умчался в белое мельтешение за окном.
Метелица обошла комнату. Шлейф из снежинок следовал за ней.
Над камином висел не тронутый снежным покровом портрет двух маленьких голубоглазых девочек в белых капорах и коричневых платьицах. Девочки держались за руки и улыбались друг другу. И ни одна из них не была похожа на старушку или ее гостью. Те счастливые девочки остались в далеком прошлом.
Метелица тронула лицо одной из нарисованных девочек. Лицо почернело, черты его стали неразборчивы.
Стоя под испорченным портретом, Метелица обратилась к старушке:
- Пора мне, Луизхен. Ухожу я. А внучка твоя... - фигура в кресле дернулась. Метелица усмехнулась и закончила: - Внучка твоя во дворце давно. Она сама на улицу вышла. Ты ведь не знала? - фигура затряслась. - Не знала, - поняла Метелица. - Зря ты ей про дворец наш рассказала. Девчонка захотела его увидеть, вот и выскочила на улицу, прямо мне навстречу.
Фигура в кресле затряслась сильнее. Метелица засмеялась.
- Ты не беспокойся, Луизхен, я о ней позабочусь. Из нее выйдет замечательная Метелица. Ведь она так похожа на тебя.
Женщина в белом наряде внезапно исчезла из комнаты и появилась за окном, где из снежинок соткался белый конь с роскошной гривой, запряженный в белые сани.
Дзинь, дзинь, дзинь, - звенело стекло в открытом окне.
Комната была засыпана снегом, и не было в ней никого живого. Единственная оставшаяся на портрете девочка больше не улыбалась. Она смотрела куда-то вдаль. И взгляд ее был холоден.