Укроп Чемпион : другие произведения.

Новинки всемирной истории

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Опыт конспекта и ловли лулзов от книги Ярослава Романчука "В поисках экономического чуда. Уроки для Белоруси"

  1. Введение
  В апреле 2008 года все свободомыслящие экономисты, счетоводы и бухгалтера Белоруссии были обрадованы очередным успехом белорусской экономической мысли: книга Ярослава Романчука 'В поисках экономического чуда. Уроки для Беларуси' "получила Гран-при международной премии имени сэра Энтони Фишера от 'Фонда экономических исследований Атлас' в категории 'молодые институты'".
  Сам Романчук - не последний человек в белорусской оппозиции. Один из руководителей Объединённой Гражданской Партии, когда-то возил из Польши шампанское, постоянно выступает со статьями и книгами, а ещё получил несколько премий. Он обещает привести страну к процветанию и этим безусловно оригинален.
  К сожалению, ещё не всё население Белоруссии знакомо с книгой-лауреатом. К тому же, обилие таблиц, графиков и цифр может смутить неподготовленного читателя. Поэтому я взял на себя труд сделать краткий пересказ этого сочинения с попутно возникшими вопросами. Я думаю, они волнуют не только меня, но и других читателей.
  Премия хорошее дело, но всегда ли она заслуженна? Тем более, когда её вручают заведомые союзники. Ведь небольшая проверка показывает, что все эти институты исповедуют идеологию, которая весьма близка к авторской.
  Мы не рискнём навязывать читателю свои теории и пытаться уличить автора в какой-либо ереси. Пусть лучше сам автор шаг за шагом проведёт нас по дорогам своей мысли. Нам предстоит узнать, насколько он объективен, какие удивительные открытия он сделал за время работы над книгой и, разумеется, - что представляет из себя его концепция?
  А дочитав до конца, мы решим, стоит ли нам гордиться его наградами. Вдруг они поролоновые?
  2. Учёные сторожа
  На титульном листе указано, что книга издана в Минске 'Центром Мизеса' в 2008 году. Отпечатана она, правда, на территории столь нелюбимой автором России, в Белгородской типографии. Тираж в 1000 экземпляров искупается тем, что книгу можно свободно скачать из интернета.
  Автор начинает предисловие с гимна 'Эврике'. Имеется в виду, разумеется, не город в Калифорнии и не главная героиня японского мультсериала Eureka Seven. 'Эврика' - это радость открытия. Автор называет её 'важнейшим фактором экономического благосостояния и нравственного здоровья' и признаётся, что сам не раз восклицал 'Эврика!' во время работы над книгой. Попутно следуют благодарности всем его учителям, друзьям и соратникам по партии.
  Ну что же, мы в предвкушении. Давайте окунёмся в открытия, сделанные автором!
  Первая глава называется 'Чудачества вместо чуда' и начинается с рассуждения о дураках, которые заносчивы и требуют всего здесь и сейчас. 'Дураки считают, что законов экономики нет' (стр. 7), в то время как умные 'умеют отличать знания от глянца, факты от метафор, логику от стёба' (стр. 8). А ещё они 'отличают страну-лидера от страны-лузера' (ibid.)
  Не называя страны по именам, автор критикует 'положивший миллионы жизней' СССР и восхваляет США, которые чтят 'героев науки, бизнеса, искусства, благотворительности, в которой талант и труд чувствуют себя уверенно...' (ibid.). Запомним это.
  Далее автор сурово осуждает тех, кто говорит, что 'Американцы - тупые'. Ему это часто приходится слышать. А ведь 'Государство - не живой организм, это просто фикция, фигура речи. Государство не действует: не производит, не торгует и не воюет. В реальном мире действует только человек' (ibid.).
  Двумя абзацами раньше СССР 'положил миллионы жизней', а США 'чтил героев'. Как это возможно для того, кто 'не действует'? А может, СССР и США не государства?
  Автор может оправдаться, что сначала имеется в виду только политический строй, а потом - национальность. Но почему не написать яснее?
  Я думаю, что всё-таки нельзя. Чёрно-белый тезис 'СССР - Империя Зла, а США - само совершенство' может вызвать немало возражений. Автор опровергает только одно из них, самое глупое и самое крайнее, а остальных как бы и нет. А напишешь яснее - и окажется, что говорил в начале об одном, в конце - о другом, а принять на веру предлагаешь третье.
  Итак, у народов формируются неправильные мифы друг о друге. Как же с ними бороться? О! Автор предусматривает специальных людей:
  'Чтобы мифы и иллюзии не становились 'общественным мнением', нужны умные, интеллектуальные сторожа. Они следят за тем, чтобы ересь не стала основой реальной политики...' (стр. 9)
  Выражение 'интеллектуальные сторожа' не может не обрадовать. Прав был Станислав Ежи Лец - и на дорогах мысли нас подчас подстерегают разбойники! Простодушные люди уверены, что интеллектуалы должны что-то там открывать, придумывать новые идеи и вообще мыслить. На самом деле основная их обязанность - слежка.
  В свободное от слежки время они '...призваны также изучать мир и предлагать стране всё то лучшее, что может нас обогатить' (стр. 9).
  Весьма любопытная форма утопии. Мыслители-'сторожа', совместившие в себе цензоров и комментаторов, владеют монополией на информацию (или, ещё точнее, монополией на право информировать). Они и решают, что полезно, а что нет. Заметим, что по мнению автора каста сторожей уже существует, но 'отравлена мифами и иллюзиями'. Сторожа '...не хотят меняться'. Они, как оказалось, и являются элитой, которая - 'за статус кво. Она - тормоз'. Мы стоим на месте, а весь мир убежал далеко вперёд.
  Не будем осуждать это причудливое Министерство Правды, но лишь уточним - по мнению автора, долг мыслителей допускать 'хорошие' идеи и не допускать 'плохие'. Правда, автор пока ни слова не сказал о 'хороших' идеях. Зато он осудил страны, которые не приёмлют хороших идей и 'каждый год мобилизуют население на битву за урожай, энергосбережение и выполнение прогнозных показателей'.
  Разгромив таким образом Кубу и Северную Корею (не самых сильных противников), автор переходит к восхищению странами, где случилось экономическое чудо, которое -'результат общенационального консенсуса' (стр. 10). Дальше он даёт более точное определение, которое читателю стоит хорошенько запомнить:
  'Экономическое чудо - это явление быстрого, устойчивого роста экономики (7-10% ВВП в год) на протяжении как минимум 20 лет в условиях добровольного обмена ресурсами, соблюдения прав и свобод человека [...] Его авторы [...] работают в условиях экономической и политической свободы' (ibid)
  Далее уточняется, что СССР к таким не относится, т.к. обеспечивал экономической рост за счёт репрессий. Откуда взялся экономический рост времён НЭПа, когда репрессий практически не было, а протекционизм к своему производителю - был и изрядный, автор, увы, не сообщает.
  Далее Романчук берётся разгромить 'белорусский феномен' и показать, что экономического чуда у нас нет. Попутно он предупреждает, что меньше, чем за два поколения 'homo sovetikus' от социализма не излечить. Древние евреи возразили бы, что Моисею хватило и одного поколения, а древние римляне дополнили, что в латыни надо писать 'soveticus'.
  Нам предстоит экскурс в историю стран-'чемпионов', которая, увы, 'во многом остаётся неизученной и непонятой'. Изучить это - вторая причина написания книги.
  Третья причина - глобализация и интенсификация межрегиональной и межстрановой конкуренции.
  Следующий абзац очень важен:
  'XX в. убедительно, на пальцах доказал, что экономика, основанная на государственной собственности, без демократии и прав человека, без верховенства закона и справедливой конкуренции неэффективна, аморальна и опасна для простого человека и природы. Марксизм и кейнсианство как попытки отрицания фактов мировой истории, как псевдонаучные теории, пытающиеся отрицать аксиому редкости и описывающие вместо реального человека некую утопическую, мифическую матрицу, провалились' (стр. 12)
  Итак, названы две 'ложные' идеи: марксизм и кейнсианство. Если с основными положениями марксизма знакомы практически все, то идеи кейнсианства известны немногим. Надеюсь, автор пояснит их дальше по тексту, чтобы сторожа знали, что запрещать.
  Также нам любопытно, что такое эта 'аксиома редкости'.
  Читателю следует запомнить про демократию, права человека, верховенство закона и справедливую конкуренцию.
  Опустим окончание первой главки (в основном это призывы верить автору и не заедать помидорами самогонку) и перейдём к общим советам умных людей. Так называется главка 2.
  Указаны адреса умных людей - это независимые институты, которые публикуют статистику. Важнейшее условия счастья - это экономическая свобода. Она и есть чудо.
  Интересующиеся могут узнать, что Литва и Латвия (с их огромным государственным долгом, массовой эмиграцией и русскоязычным населением, лишённым многих политических прав) свободней и благополучней Польши, которая 'далека от стандартов последовательного либерализма. Копируя польский опыт, можно набраться плохих экономических и правовых решений' (стр. 14). Чтобы белорусу не было так обидно, автор расписывает, как хорошо бы он жил, если бы входил в 20-ку самых свободных и богатых стран мира.
  Кстати, 'мыльный пузырь' цен на недвижимость лопнул в 2009-ом именно в Латвии и Эстонии, а не в Польше. И польские товары регулярно появляются на белорусских прилавках. Возможно, это козни кейнсианской закулисы, которая скрывает таким образом ПРАВДУ.
  На момент написания книги кризиса нету. Тем временем автор делает смелое заявление:
  'Нельзя отождествлять экономическую свободу и демократию [...] Страна может быть демократической, но экономически несвободной. Типичным примером является Индия. С другой стороны, страна может быть экономически свободной и без демократии (Гонконг, Сингапур)' (ibid)
  На стр. 10 нам обещали экономическую и политическую свободы, а на стр. 14 из них осталась только экономическая. Сторожить интеллектуальные просторы Родины можно и без демократии.
  Покритиковав Белоруссию, автор переписывает статью 'Шесть мифов о капитализме', подготовленную умными людьми. Этот пересказ занимает 5 страниц.
  Следующий раздел посвящён борьбе с бедностью. Автор восхваляет У. Истерли, который против экономической помощи бедным странам и порицает Дж. Сакса, одного из 'гуру неоколлективизма'. Поясняется, что такие деньги попадают в карманы к элите, а население всё больше ненавидит Запад. Советы 'гарвардского эксперта' Сакса надлежит выбросить в корзину, ибо они 'игнорируют Бога, человека и большой объём фактов', накопленный его оппонентами из институтов более 70 стран мира.
  Далее мы узнаём, что экономическое чудо гарантирует мир и оно важнее демократии. На этом месте читателю можно сделать передышку и вспомнить подготовленную грузинскими 'умными людьми' статью о грузинском экономическом чуде, датированную началом 2008 года. Она есть на сайте автора.
  Убедившись, что чудо чуду рознь, мы узнаём, что большое государство - это угроза национальной безопасности. Автор предостерегает нас, что легкомысленно смотреть в рот экспертам только потому, что они закончили Гарвард, МГУ или Лондонскую школу экономики.
  Справедливое предостережение. Однако должны ли мы смотреть в рот другим экспертам потому, что они из института Фрэйзера и института Катона? Автор не касается этого вопроса, а возвращается к благостной теме дураков.
  Дураков много и среди населения. Оно постоянно хочет социальной справедливости и бесплатного здравоохранения.
  Дальше автор повторно сообщает, что по данным очередного исследования большое государство опасно для самого себя. Удивительно, что в Китае и США об этом не знают. А Евросоюз (у которого уже есть и Европрезидент, и Европарламент), по всей видимости, создаётся кейнсианцами, дабы окончательно погрузить человечество в хаос.
  Но эти страны - далеко, оставив на растерзание автора чиновников пост-советских. Мы узнаём, что в Дании и Новой Зеландии каждый, кому поручены бюджетные деньги, находится под пристальным наблюдением 'гражданского общества и свободных СМИ'. Они, словно два ангела из мусульманских легенд, ходят за каждым и записывают его хорошие и плохие поступки.
  'Поэтому нам равняться на большое скандинавское государство - опасно' (стр. 25). Датчане в восторге от этой характеристики! Их страну так редко называют большой...
  Далее автор делает вывод, что чиновники приучили народ к иждивенчеству. Впрочем, опросы показывают, что жители многих стран Европы и Центральной Азии положительно относятся к росту расходов на здравоохранение, образование и науку (и позволяя тем самым Романчуку читать лекции в декоративном литовском 'институте' и публиковать книжки с критикой этой бесчестной политики). Чиновники очень любят такие ответы и соответственно прибирают к рукам больше власти.
  Автор приходит к выводу, что самый главный вредитель - государство, хуже него только 'Тунгусский, или, не дай Бог, Шкловский метеорит' (стр. 25)
  Чем так опасен упавший в глухой тайге метеорит, автор не уточняет, как не уточнил он пока и свою позицию касательно будущего Белоруссии. Мы пока слушали обещания, видели рейтинги и открывали для себя, что для счастья нам нужны экономическая свобода и сторожа. А всякие там демократии необязательны.
  В целом, таблицы из чужих отчётов, страстные филиппики в адрес уже почти двадцать лет как исчезнувшего Советского Союза и 'авторитетные мнения умных людей' занимают практически всю главу. Мыслители-сторожа - единственная его 'эврика'. Ну что же, подождём других.
  3. Всемирная история Западной Европы
  Автор собирается ознакомить нас с уроками успешных и неуспешных цивилизаций, которые даёт Дэвид Лэндис в книге 'Богатство и бедность народов', вышедшей в 1998 году. Это книга не была переведена на русский, поэтому он пользуется английским изданием.
  Разумеется, на эту тему написано множество других книг, но автору достаточно одной. И неспроста - Лэндис 'представляет большое количество фактов которые подтверждают идеи классических либералов и либертианцев' (стр. 26). С такой замечательной книгой другие уже не нужны!
  На 26-ой странице автор наконец-то объявил, что мир спасут либертианцы, как спасали его все последние 2000 лет.
  Следуют рассуждения об успехах науки и гигиены, умиляющие своей очевидностью, и о 'промышленной революции, о которой с такой ненавистью пишут марксисты и прочие этатисты' (стр. 27). Тот факт, что марксисты писали с ненавистью о социальной несправедливости, а не о промышленности, автору не важен. Вообще, его подход к идеям неприятных ему течений, будь то марксизм, антиглобализм или кейнсианство, всегда один и тот же: 'в сортах говна не разбираюсь'.
  В наши дни, сообщает автор, основное разделение - не между Западом и Востоком, а между богатыми и свободными государствами и бедными и авторитарными.
  Но это - наше время, а пока Дэвид Лэндис противопоставляет The West и The Rest. В чём же причина таких успехов Западной Европы?
  Одни пишут, что Европа умнее, организованней, трудолюбивей. Другие - что они более агрессивны, жестоки и вероломны. Правы и те и те, но их правота носит оттенок пропаганды.
  Третья группа учёных уверена, что европейцы просто украли у других народов их открытия. Это не соответствует фактам, потому что 'именно европейцы были двигателем прогресса на протяжении последней тысячи лет' (стр. 28).
  Конечно, это ничто по сравнению с 5000 лет истории корейского народа и гордым племенем укров, которое научило всех индоевропейцев говорить и готовить, но тоже много что значит. Начиная примерно с X в. н. э. Европа только и делала, что изобретала - компас, порох, часы, астролябию, мазут, фарфор, саблю, кольчугу, водку и трибунал святейшей Инквизиции. Даже удивительно, почему она ждала до XV века, чтобы начать завоёвывать мир и уступить туркам Балканы.
  Автор иронически относится к сторонникам 'богоизбранности чёрной расы', говорит, что расы равны и тратит несколько абзацев на пересказ климатических теорий Хартингтона, Гэлберта, Стритона и других экономистов, к которым Лэндис относится 'критически'. Да, в жарких странах много жары и проблем, но с ходом технического прогресса они 'устранены'. Как их устраняли в X в., он не упоминает и просто закрывает тему, переходя к следующему разделу, в котором вдруг выясняется, что 'по мнению Лэндиса, климат является важной предпосылкой развития европейской цивилизации' (стр. 29).
  В чём же отличие Лэндиса от Хартингтона и компании? Да всё элементарно, как бы говорит нам автор. Отличие в том, что он - прав, а они - нет. Тут даже аргументов не нужно.
  Но хватит рассуждений! Настало время ознакомиться с фактами, убедительно подтверждающими торжество либертианских идей уже в X в. н. э.!
  В Европе, благодаря умеренному климату, обилию рек, озёр, рыбы, леса и демократии, отдельные племена могли жить в разных местах Европы совершенно децентрализованно. 'В Китае же жизнь была возможной только вдоль рек, которые обеспечивали потребности людей. Кланы, контролировавшие реки, контролировали жизнь, поэтому в Китае быстро организовалось централизованное государство. В Библии аналогичный процесс описан на примере Египта, когда жители сначала отдали фараоны свои деньги, потом свой скот и наконец самих себя' (стр. 29).
  Автор не уточняет, что библейская история про правление Иосифа в Египте не намного более достоверна, чем предание про стены Иерехона, которые обрушились от звука трубы. Впрочем, дальше нас ждут ещё более интересные открытия.
  Первое время, без железа, европейцы сильно отставали от азиатов. Они были вынуждены вырубать леса и распахивать их на тяжёлых и сильных лошадях, 'в то время как монголы могли перемещаться по степям в поисках пищи' (стр. 29).
  Да-да-да! Простодушные этнографы вот уже тысячи лет полагают, что монголы и другие кочевники - скотоводы, которые периодически перегоняют коров и овечек с зимнего на летнее пастбище. Но Лэндис и Романчук открыли нам СТРАШНУЮ ПРАВДУ. Оказывается, стада у них бутафорские, а овцы заводные. Настоящие монголы перемещаются по степям, потому что ищут пищу. А ещё они ВНЕЗАПНО набегают - и грабят корованы!!
  Нет ничего удивительного, что их стиль жизни 'кардинально отличался от европейского. Конфликт между двумя укладами жизней не мог не войти в противоречие при расширении сферы влияния этих двух цивилизаций' (стр. 29).
  Напряжение нарастает. Конфликт монгольской и западноевропейской цивилизациями пока и вправду не раскрыт в работах европейских историков. То у них Иран, то Византия, то династия Тан, то Великие Моголы, то викинги, то ещё какие-нибудь вандалы. Разве что Гумилёв писал что-то про попытку монголов из вымышленного царства организовать крестовый поход в союзе с госпитайлерами, да ещё у Заболоцкого есть про Рубрука в Монголии. Прочие учёные до сих пор изучают какое-то 'иго', скрывая правду о величайшем конфликте в истории народов Евразии.
  Очень осторожно считаем следующий абзац.
  'В 732 г. Чарльз Мартелл остановил нашествие арабских завоевателей в битве у Тура. Ещё одна знаменательная битва произошла в 1187 г., когда сарацины Салладина нанесли поражение европейским рыцарям. Но в долгосрочной перспективе европейцы выиграли. Тяжёлые и выносливые лошади могли больше и дольше работать. Европейские стада были больше монгольских и китайских. Навоз помогал сохранять плодородие земель. В результате урожаи были лучше, пищи - больше. Рацион европейцев был богат молочными и мясными продуктами...'
  Да, друзья мои, вот как оно было. Монгольские арабы курда Салладина на недокомплетованных китайских лошадях пытались победить цивилизованных европейских рыцарей ещё в XII в. Простодушные кочевники различали тягловых, пахотных и боевых коней, не подозревая, что у европейские стада намного больше. Стада сами монголов использовались только для обмана этнографов - мясо кочевники не ели, а молоко - выливали, чтобы не мешало перемещаться по степи в поисках пищи.
  Грязные инсинуации Виктора Гюго о том, что у китайцев навоз идёт на поля, а у европейцев - в клоаку (ср. 'Отверженные', т. II, ч. V, кн. 2, гл. 1) всего лишь показывают его симпатии к социализму.
  Дальше следует статистика. В Китае для уборки урожая требовалось в 30 раз больше людей на единицу площади, чем в Африке, в 40 - чем в Европе и в 100 - чем в Америке. Автор не уточняет, для какого века приведены эти цифры. Если для XX, то непонятно, зачем Китай выращивает продукты, которые можно купить в высокопродуктивном Судане и цветущей Центрально-Африканской Республике. Если для XII, то можно лишь подивиться аграрным успехам древних майя.
  Далее излагается история двух первых сельскохозяйственных революций, в результате которых к XIII веку Китай стал одной из самых аграрно развитых держав мира. А значит (следуя логике предыдущего абзаца) они догнали и перегнали и германцев, и египтян, и даже ацтеков. Вот молодцы!
  Тем временем европейцы (в отличие от прочих народов) 'считали себя особенными' (стр. 31). Выделить ещё какие-то мысли сложно, потому что логическая связь между предложениями почти отсутствует, а абзацы похожи скорее на результат работы программы-генератора. Например, такие:
  'Аристократы имели право на ношение оружия, а простые люди старались не смотреть им в глаза. В азиатских деспотиях простые люди существовали для того, чтобы удовлетворять все прихоти правящего класса. Лэндис полагает, что само понятие экономического прогресса было западным изобретением. Аристократические государства (города) принципиально отличались от городов в Китае и Индии'. (ibid.)
  Всё ясно?
  Тем временем автор поясняет, кто всё это затеял:
  'Собственность в Европе была защищена правом. Без всеобщего признания этого права не было бы капитализма. Эти традиции были заложены евреями' (ibid.)
  ZOG не дrемлет, ZOG не спит. Беrегись, антисемит!!!
  Почему те же самые евреи не заложили аналогичные традиции в Средней Азии, Йемене или Хазарии (где их тоже было немало), автор умалчивает. Возможно, это были неправильные евреи.
  Пробираемся через спутанные абзацы о пользе городов-государств и фрагментарности, чёткого разделения государства и церкви (Григорий VII протестует). А вот равнодушное к религии китайское общество находилось в состоянии гомеостаза. Историки будут ссылаться на какое-то восстание Жёлтых Повязок, мореплаванье династии Мин и введение картофеля в XVIII веке, но мы их выслушаем как-нибудь потом. А пока мы узнаём, что 'К X-XI веку богатые европейцы были заинтересованы в установлении мира и развитии экономики' (стр. 32).
  Автор не уточняет, какую роль в установлении мира сыграли крестовые походы. Возможно, в Палестину вводили миротворческий контингент.
  Далее - три причины, по которым китайцы не смогли обогнать Европу. Это отсутствие частной собственности, запрет на фабричное использование женского труда и 'тоталитарный характер китайского общества'. В чём разница между первым и третьим и почему женщины не могли ткать дома, не написано.
  Далее рассматривается мир ислама. Там религиозные деятели попросту запретили всякую науку, и весь прогресс очень быстро сошёл на нет. История вполне себе цивилизованной Османской Империи, которая и в XVIII веке была изрядной силой, автор, увы, не рассматривает.
  Он возвращается к любимой Европе, которая полнилась радостью открытий - достаточно вспомнить судьбу Галилея. Источники культа изобретений коренились в религии (стр. 36). Это:
  '1. Уважение к ручному труду, которое нашло отражение в ряде библейских текстов.'
  Да, тут не поспоришь. Уже первые главы книги Бытие внушают уважение к труду. Вот Бог напутствует человека, которого изгоняет из рая: '...проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.' (Быт.3:17-19)
  Какое уважение к труду земледельца! А дальше мы узнаём, что 'И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец' (Быт.4:2).
  И Авраам, и Исаак, и Иаков были скотоводами. Да и сам народ Израильский был скорее народ-пастух, чем народ-земледелец. Ручной труд, ручной труд...
  '2) Идея покорения природы человеком'
  В целях маскировки, она была сформулирована только в XVIII веке. Я буду благодарен автору за более ранние источники. Из отцов церкви, пожалуйста! Или из древних греков!
  '3) Линейное восприятие хода времени (другие общества воспринимали ход времени как циклический процесс, т. е. считали, что всё можно начать сначала, в то время как в линейном измерении присутствовали и прогресс, и регресс)'
  От читателя не требуется понимать, что здесь написано. Даже в самой грубой форме циклическое время это Прогресс - Расцвет - Регресс - Гибель - Опять прогресс. Другое дело, что это не средневековье, а Освальд Шпенглер и его 'Закат Европы'.
  О средневековой психологии восприятия времени написано очень много. Чтобы составить более полное представление о том, как оно было устроено, я приведу обширную цитату из статьи Лотмана 'Звонячи в прадѣднюю славу' (в книге Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3-х т.т. Т. II. Таллинн, 1992, с. 107-110):
  'Линейное время современного культурного сознания неразрывно связано с представлениями о том, что каждое событие сменяется последующим, причем ушедшее в прошлое перестает существовать. Признак реальности приписывается лишь настоящему времени. Прошлое существует как воспоминание и причина, настоящее - как реальность, будущее - как следствие. С этим связано убеждение в том, что если подлинной реальностью обладает лишь настоящее, то смысл его раскрывается только в будущем. Отсюда стремление выстраивать события в единую движущуюся цепь и организовывать ее причинно-следственными связями.
  Древнерусское сознание исходило из иных представлений. Лежащие в основе миропорядка 'первые' события не переходят в призрачное бытие воспоминаний - они существуют в своей реальности вечно. Каждое новое событие такого рода не есть нечто отдельное от 'первого' его праобраза - оно лишь представляет собой обновление и рост этого вечного 'столбового' события. Каждое убийство братом брата не представляет собой какого-либо нового и отдельного поступка, а является лишь обновлением каинова греха, который сам по себе вечен.
  Поэтому особенно великим грехом являются новые, неслыханные преступления: они получают с момента своей реализации бытие, и каждое новое их повторение падает на голову не столько непосредственно совершившего их грешника, сколько на душу первого преступника. Точно так же и великие и славные дела лишь оживляют вечно существующую и единственно реальную 'первую славу', звонят в нее, как в колокол который имеет реальное бытие и тогда, когда молчит, в то время, как звон его - не бытие, а свидетельство бытия. Подобно тому как в циклическом времени мифа события непрерывно повторяют исконный порядок вечного Цикла и - одновременно - для того чтобы каждое событие, единственно предусмотренное в Порядке, осуществилось, требуется магическое вмешательство ритуала, которое его реализует, - для того чтобы вечный колокол прадедовской славы зазвенел, необходимы героические дела правнуков.
  Такой тип сознания обращает мысль не к концу - результату, а к началу - истоку.
  Современному сознанию будет легче представить себе подобный строй мысли, если мы проиллюстрируем его исторически более близкими примерами.
  Гоголь остро чувствовал и умом исследователя, и интуицией художника самую сущность архаического мировоззрения. В 'Страшной мести' писателя отразилась с необычайной яркостью интересующая нас в данном случае система категорий. Злодей Петро, убив побратима, совершает неслыханное преступление, соединяющее грехи Каина и Иуды, и становится зачинателем нового и небывалого зла. Преступление его не уходит в прошлое, порождая цепь новых злодейств, оно продолжает существовать в настоящем и непрерывно возрастать. Выражением этого представления становится образ мертвеца, растущего под землей с каждым новым злодейством.
  Таким образом, в подобном представлении активны две стороны. С одной стороны, действует зачинатель. Именно он создает постоянные конструктивные признаки мира. Будучи единожды созданы, эти 'столбовые' конструкции уже существуют вневременно, не входя в историю людей, а располагаясь в более глубинных слоях бытия. Отсюда типичное для древнерусской письменности внимание к вопросу 'кто зачал?', 'откуда повелось?''
  Продолжим чтение Романчука.
  Ещё у европейцев был свободный рынок. И греческая политэкономифология 'в греческих легендах об Икаре, который взлетел выше положенного богами, или о Прометее, который по-своему интерпретировал понятие 'общественный товар'' (ibid.).
  К сожалению, ни Романчук, ни Лэндис не знакомы с китайской мифологией, где есть свои Икары и Прометеи.
  Тем временем настало время Колумба. Автор сначала изливает праведный гнев на мексиканцев, которые выпустили к его юбилею монеты, посвящённые культуре ацтеков, потом (вроде бы для объективности, а на деле - чтобы не прослыть шовинистом) признаёт, что индейцев постигла 'злая участь', чтобы перейти к горделивому описанию разграбления Америки испанцами и португальцами.
  'Общеизвестно, что Колумб плыл в Китай, но сбился с пути' (стр. 38). Страшно подумать, что бы произошло, если бы он не сбился!!
  'Предводитель испанцев Кортес, прибегнув к хитрости, вскоре приобрёл полный контроль над богатой золотом империей инков' (стр. 39)
  Жалеть их нечего - эти империи были 'тоталитарными государствами'. Жалеть надо Франсиско Писарро, про которого почему-то забыли...
  Далее излагается история хозяйственной монополии и державного головотяпства Нидерландской Ост-Индской Компании - прототипа современных олигархий. Немного похоже описывали в советских учебниках всемирной истории.
  Хвастливая хроника завоевания Англией Калькутты. Слишком богатые Испания и Португалия сравниваются с Россией, странами Персидского Залива и... Венесуэлой. Жители Каракаса благодарны за оказанное доверие, но отмечают, что уровень их жизни пока далёк от стран Персидского Залива.
  История передела колоний, промышленной революции и прочая, прочая, прочая.
  'Итальянцы не воспользовались открытием Америки. У них почти не было флота.' (стр. 45). У Генуи и Венеции не было флота? Кто же тогда воевал с турками и основывал торговые фактории в Крыму? Правда, плыть в Америку из Италии довольно затруднительно, да и сама Италия была практически покорена Испанией. Но для автора это несущественно. Остаётся лишь посочувствовать итальянцам, а ещё шведам, датчанам, норвежцам и полякам, у которых тоже не было колоний в Новом Свете.
  Успехи Северной Европы объясняются исходя из теории Макса Вебера о полезном влиянии кальвинизма. Правда, на севере Германии живут в основном лютеране, но кого это волнует?..
  'В XIX в. Альфонс де Кондолл подсчитал, что из 93 иностранных членов Французской академии наук 71 был протестантом, 16 - католиками и 7 - иудеями' (стр. 45).
  Обратите внимание - мы подсчитываем количество ИНОСТРАННЫХ членов и в XIX веке. Подозреваю, что большинство из них были попросту немцы и голландцы.
  На стр. 48 осуждается способ вычисления ВВП для тех периодов, когда статистика не велась, после чего эта осуждённая статистика используется в доказательстве. А то!
  Ввиду того немаловажного факта, что Лэндис - британец, то отдельный раздел посвящён причине успеха Британии. Среди них - равенство полов, недопущение дискриминации по религиозному, этническому, половому и любому другому признаку. Бежавшие в Америку пуритане, ирландцы, и суфражистки не считаются.
  Упоминание об индийском хлопке, технологию производства которого скопировали европейцы. О том, как умирали от голода индийские ткачи в XIX веке, нет ни слова. Почему просвещенная, цивилизованная и свободная Британская Империя не помогла своим собственным подданным? Кто знает...
  Основная беда этих рассуждений - вовсе не в дилетантизме автора, сводящего весь непростой ход истории к борьбе иудео-христианской демократии с сино-монгольским тоталитаризмом плюс перемещениями по степи в поисках пищи, и не в скомканности изложения, и даже не в отсутствии знаний - книга Лэндиса, я уверен, куда более подробна и обстоятельна. Беда в том, что все эти 'объяснения' объясняют лишь задним числом! Если фрагментация полезна, то почему не расцвела в одночасье ужасающе раздробленная Германия? Если торговые монополии справляются лучше королей, то почему чисто протестантская Голландия в таким треском проиграла войну Англии? Англиканская церковь ближе к католицизму, чем к кальвинизму - но именно Великобритания завоевала полмира. В Голландии купцы-капиталисты фактически возглавляли страну - и именно эти гуманные люди грабили Яву и Суматру. Почему Франция, пусть и ослабленная, не погибла после изгнания гугенотов? Откуда обеднение вольной шляхецкой Речи Посполитой? Почему казаки покорились царю, а не царь - казакам?
  Автор такими неуместными вопросами не задаётся. Вместо этого перечисляются страны, которые тоже были готовы к промышленной революции. Россия и Австрия, например, не были.
  Трогательный абзац, от которого так и веет ласковым шовинизмом: 'Ещё хуже было положение на Балканах, которые находились под игом Османской империи. Эти регионы до сих пор не оправились от наследия коллективизма и этатизма' (стр. 53). Дескать, так этим молдаваноболгарским цыганам и надо!
  Дальнейшее изложение нарочито запутанное, ибо в нём признаётся существование всяких нелибертианских вещей. Например 'в традиционно прорыночных государствах - например, викторианской Англии и США после второй мировой войны - существовало множество торговых барьеров, которые защищали их от импорта и развития' (стр. 53-54). И чуть дальше 'после полного поражения Наполеона в 1815 г. во Франции недолгое время существовал период свободной торговли, который быстро закончился под напором французских производителей'.
  У-у-у-у-у! Вроде предприниматели, а какие всё-таки враги либертианства!! Ох уж эти французы. Впрочем, автор по ним ещё пройдётся.
  Далее - скомканное изложение истории России с 1815 по 1917. И на закуску - яростная критика книги А. Гершенскрона 'Экономическая отсталость в экономической перспективе' (1951).
  Раздел 'Богатство знаний' малоинтересен. Перейдём к 'японскому' разделу о том, 'как последний может стать первым'.
  Почти сразу же нам попадается кусок, который стоит того, чтобы процитировать его, пусть даже с небольшими сокращениями:
  'Японцев очень заинтересовала европейская культура. Для них она была гораздо интереснее, чем скучное изучение конфуцианства. [...] При встрече с европейцами они скопировали их оружие, религию, часы, но всё равно чувствовали своё превосходство.
  Испанцы и португальцы раздули страхи японцев по поводу христианизации Японии. Они говорили, что их короли сначала засылают миссионеров, а потом полностью порабощают страны. В 1612 году Токугава Иэясу запретил христианство. На то время из 18 млн. японцев христианами были до 700 тыс. человек. Японцы боялись, что христианство разрушит их базовые ценности. Началась кровавая компания, в процессе которой не желавших публично отречься пытали и убивали. Такое отношение к другим религиям обрекло Японию на культурную и экономическую изоляцию' (стр. 57)
  За десяток строк японцы успели дважды скопировать религию и дважды от неё отречься. Какое непостоянство! Однако даже в эдакой изоляции Япония напоминала средневековую Европу, где 'крестьян уважали за их труд. Рабочих ценили за производимые ими товары'. (ibid) Сёгунат же был аналогом империи римской католической церкви, но гораздо сильнее. Правда, ни сёгун, ни микадо духовной власти не имели, да и папы так и не смогли установить свою власть даже над светскими правителями Священной Римской Империи.
  Стиль напоминает учебник для четвёртого класса, однако предназначен совсем для другого. Из упрощённого изложения можно легко убрать 'неприятные' подробности. Ну, и о купцах рассуждать:
  'Типичен пример И. Тоцугоро и его семьи. Они стали очень богатыми, торгуя и оказывая много услуг для Осаки. Сложилась ситуация, когда многие люди задолжали деньги ему и его семье. По конфуцианской религии в 1705 г. сёгун приказал конфисковать всё его богатство' (стр. 58)
  Какая опасная религия это конфуцианство! Замирая от страха, открываем томик Конфуция и читаем:
  'Учитель сказал:
  - Если есть возможность добиться богатства, то ради этого я готов стать возницей. Но если нет такой возможности, то я буду следовать своим путем.' (Лунь Юй, VII, 13)
  'Когда учитель ехал в Вэй, Жань Ю правил колесницей.
  Учитель сказал:
  - Народу здесь много!
  Жань Ю спросил:
  - Народу здесь много, но что надо сделать [для него]?
  [Учитель] ответил:
  - Надо сделать его богатым.
  [Жань Ю] спросил:
  - Когда он станет богатым, что надо еще сделать [для него]?
  [Учитель] ответил:
  - Надо его воспитать!' (Лунь Юй, XIII, 9)
  'Учитель сказал:
  - Быть бедным и не роптать - трудно, быть богатым и не зазнаваться - легко.' (Лунь Юй, XIV, 11)
  Похоже, мы имеем дело с более поздними трактовками конфуцианства. Автор, к сожалению, оставляет эту тему синологам, считая её слишком сложной для своих читателей. А жаль! Было бы здорово узнать про многовековую борьбу либертианского даосизма с этатическим конфуцианством и про восприятие объективизма Ван Янмина в свете классического коллективизма Чжу Си!
  'В Японии не существовало кальвинистов, но господствовала весьма схожая этика. Японцы отдавали предпочтение скорее работе, чем богатству. [...] Монахи писали, что через работу человек обретает спасение' (ibid)
  Мысль о том, что труд важнее богатства, ближе скорее социалистам, но она так удачно указывает работнику на его место, что её нельзя не процитировать. А монахи благодарны за дополнение буддизма и синтоизма концепцией спасения.
  Страница 59 упоминает быстрый рост Эдо (будущего Токио) где к началу XIX века жил 1 млн. человек при общем населении в 26 млн. Получается, что за неполных два века население Японии выросло почти в полтора раза. Изолированная от всего мира Япония 'развивалась чуть ли не по Адаму Смиту' (ibid). Ведь даже при совершенной автаркии у неё был ряд преимуществ:
  '1) 250 лет без войн и революций'
  Крестьянские восстания не в счёт.
  '2) Более дешёвый и доступный водный транспорт'
  А так же тайфуны, цунами и просто землетрясения.
  '3) Единственный язык и одна культура'
  В конце XIX века некоторые абитуриенты просили принимать у них экзамен по-английски - экзаменатор не понимал их исконно фукуокского выговора. А диалекты бывшего Рюкюского королевства неспроста выделили в отдельный язык.
  '4) Упразднение старых торговых барьеров'
  Каких барьеров, в каком году, каким указом?
  '5) Развитие общей коммерческой этики'
  Что ж, у северокорейского рынка, стихийно возникшего в совершенно изолированной стране с единым языком и культурой, есть неплохие шансы на большой успех к 2200 году. Их последняя война закончилась только 50 лет назад, поэтому пока они живут бедно, хотя и наловчились запускать подводные спутники Земли.
  Далее - незаурядные успехи правителей отдельных провинций.
  Описание реставрации Мэйдзи достойно того, чтобы его включили в японский учебник истории. Начинается с описания достижений провинции Сацума, которая обанкротилась в 1825-ом, в 1831 объявила о реструктуризации долга на 250 лет и начали производить сахар, чтобы к 1851 производить четверть японского сахара. Позже они стали делать хлопок и оружие, а ещё ввозить из Китая дешёвую контрабанду. 'В 1870 они инициировали борьбу против старого режима. В 1867-1868 произошла японская революция. Сёгунат был низвержен. Власть перешла к императору' (ibid)
  Какие умные люди живут в этой Сацуме! Начать борьбу с режимом через год после его падения - это и модно, и безопасно! Именно они, а не Муцухито и компания, свергли сёгунат, который простодушно стриг купоны, не замечая ни принудительного 'открытия' Японии эскадрой Перри, ни мятежей, ни того, что из страны откачивают золото.
  Автор осуждает японский государственный протекционизм, назло которому промышленность делала большие успехи.
  Прекрасный пример взаимоисключающих параграфов:
  'Задолго до промышленной революции большую роль в накоплении богатства играл индивидуализм. Но как только японцы поняли, куда идти, как развиваться, важнейшим фактором успеха стали их коллективистские ценности' (стр. 60).
  Вот так одна революция переделала целую страну. Правда, до эпохи Мэйдзи Япония не знала даже командных видов спорта, но кому какое дело? 'Коллективистскими ценностями' европеец объясняет сразу всё в поведении любого азиатского народа, идёт ли речь о китайцах или японцах, вьетнамцах или эвенках.
  Дальше читаем внимательно.
  'Типичной ошибкой экономических историков было допущение того, что сегодняшний экономический выигрыш от выбора типа и эффективности производства сохранится и завтра. История не вписывается в рамки некоей математической формулы и экономической модели. Экономическая политика догоняющих стран и лидеров экономического прогресса не может быть одинаковой' (ibid)
  Но разве сам автор не уверял нас до сих пор, что ему известна панацея, некий простой рецепт расцвета для слабосильного государства? Разве он не говорил, что эти правила просты и известны всем умным людям? Разве он не пытается нас убедить (без особенной заботы о фактах), что идеи либертианства вот уже 1000 лет способствуют расцвету западноевропейской цивилизации?
  Но я полагаю, что он не зря добавил это замечание. Раз история 'не вписывается', то экономическую модель можно объявить успешной вне зависимости от её результатов. А если что не так - списать на 'местные особенности' и 'стихийный этатизм'.
  А пока можно отложить японскую историю и заняться рассуждениями общего характера о том, что назад дороги нет и человек заведомо неотделим от своей цивилизации, которая, разумеется, является цивилизацией Западной Европы.
  4. Лицо врага
  'Прогресс человечества был обеспечен за счёт роста и расширения так называемой западной цивилизации, её способа получения знаний, политических институтов и идеологию. Сегодня некоторые учёные рассматривают процесс распространения западной цивилизации как агрессию. В постмодернистском мире 'относительных ценностей и морального равенства' сама идея западноцентральностремительного мира многим кажется высокомерной. Они предпочли бы иметь историю, в которой для каждого нашлись бы хорошие слова, и не было бы никаких лидеров. Еврофобы заявляют о себе, по-новому интерпретирую историю. Антиглобалисты утверждают, что во втором тысячелетии Запад доминировал не по причине превосходства своих политических и экономических институтов' (стр. 61)
  С тем, насколько 'по-старому' интерпретирует историю сам автор, мы уже познакомились. В целом же приведённая цитата позволяет сделать два вывода.
  Во-первых, автора совершенно не волнует, что на эту проблему могут быть разные точки зрения. Любой, кто думает иначе, даже не достоит дискуссии, ибо он еврофоб и антиглобалист (эти слова у автора служат ругательством, наряду с коммунистом, этатистом и кейнсианцем).
  Во-вторых, если политические и экономические институты Запада были столь эффективны, отчего же в их колониях то и дело вспыхивали восстания, свирепствовал голод, а то и вовсе наблюдался отрицательный прирост населения? Или они были эффективны в основном для САМОЙ Европы, а не для тех, кого она грабила? В этом месте либертианская риторика неотличима от фашизма.
  Вообще, этот сомнительный тезис стоило бы обосновать, но автор этого не делает. Дальнейшие рассуждения касаются того, что в будущем всё произойдёт внезапно. Соответственно, никто ничего не знает, и предсказать не берётся. Пол Кругман говорит, что идея конкуренции устарела, но он неправ. После нескольких бессвязных фраз на стр. 62 следуют уроки истории XX века (опять-таки из книги Д. Лэндиса):
  '- Доходы и выгоды распределяются неравномерно, но в долгосрочной перспективе свободная торговля полезна'
  Как там было у Чехова? Нужна собаке свобода, но надо её всё-таки на цепи держать!
  '- Экспорт и импорт рабочих мест не то же, что экспорт и импорт товаров'
  Чем он является, автор не сообщает.
  '- Сравнительные преимущества могут изменяться'
  Но эти изменения невозможно предсказать. Можно завтра получить наследство. А можно и не получить :(
  '- Всегда полезно слушать и слышать сигналы рынка, т. е. не блокировать информацию...'
  Искренне ваш, Капитан Очевидность.
  Связь между советом и пояснением неясна. Если ты услышал сигнал рынка, ты сразу же заинтересован в том, чтобы его не услышали конкуренты.
  '- Многие люди по-прежнему больше предпочитают брать и делать, чем производить. Это искушение присуще каждому обществу в любой исторический период. Нейтрализовать его, сделать доминирующей и модной не этику распределителя, 'халявщика', а творца и производителя' следует при помощи: образования, PR идеологии капитализма и чтения вслух Айн Рэнд.
  Полиграф Полиграфович Шариков страшно горд, что его воззрения на общественное благо поставлены в один ряд с марксизмом, антиглобализмом и даже кейнсианством!
  Этот пункт весьма интересен тем, что автор как бы 'спрыгивает' с высот на повседневность и пытается хотя бы в общих словах сформулировать 'правильную' идеологию и отучить homo sovetikus от грабежа корованов по монгольскому образцу. Увы - эта идеология совершенно неотличима от идеологии столь ненавистных автору марксистов. Советский человек из официальной пропаганды постоянно изобретал, стоил, покорял космос и боролся за мир.
  Всё дело-то в том, что мало производить - нужно, чтобы товар нашёл потребителя. В противном случае мы получаем только забитый товаром склад. Причём товар вовсе необязательно плох - он может не выдержать конкуренции с более дешёвым импортным товаром. Теоретически, можно не производить вообще ничего и покупать, что надо, на мировом рынке. Но для этого нужны деньги, много денег! Прежде, чем что-то купить, надо сначала продать.
  Да, в современном мире руда в Австралии, фирма в Японии, завод в Китае, а биржа в Нью-Йорке. Но которое из этих замечательных учреждений расположено в Белоруссии? Чем мы займёмся на мировом рынке, когда отменим все пошлины?
  'По умолчанию человек, [...] живущий в современном (семья, школа, вуз, медиа, культура, 'улица') становится сторонником liberté, égalité, fraternité (свобода, равенство, братство), т. е. лозунгов Парижской коммуны и этатизма.' (стр. 62)
  Выскажусь в защиту школы. Помимо вредных влияний, школьник может там усвоить, что liberté, égalité, fraternité было лозунгом Великой Французской Революции, которая произошла за 80 лет до Парижской Коммуны. Ещё он может заметить, что ни liberté, ни égalité, ни fraternité не имеют отношения к etat, а скорее относятся к сословным перегородкам.
  Кстати, вплоть до начала XX века даже в странах с парламентами существовал имущественный ценз - право голоса имели только люди с определённым годовым доходом. В некоторых странах был ещё и ценз национальный - 'покорённые' народы могли выдвигать меньше депутатов, чем 'полноправные'.
  Что-то из этого сохранилось и до нашего времени. К примеру, единственной страной, где пустили в эфирное время противников введения единой европейской валюты, была Швеция. Заметим, что это единственная страна, сохранившая свою валюту.
  Далее автор радует нас обширной цитатой из Лэндиса о пользе оптимизма. 'Люди, которые живут для того, чтобы работать - небольшая и счастливая элита' сообщает он нам. 'Быть образованным, открытым для получения новой информации оптимистом выгодно и прибыльно' (стр. 63).
  Как быть тем, у кого нет денег на образование, и легко ли быть оптимистом, когда ты пока не выгоден и не прибылен, Лэндис не уточняет.
  На этом пересказ книги Лэндиса в общем завершён. Правда, в оригинальной книге нет ни слова о либертианстве, а многие рецензенты отмечали, что Лэндис так и не дал на свой вопрос конкретного ответа, сведя его к тому, что 'Европа победила, потому что была лучше, Европа была лучше, потому что она победила'.
  Зато его мнение 'пересекается с основными тезисами философии объективизма А. Рэнд и рекомендациями австрийской школы экономики (Л. фон Мизес, Ф. фон Хайек, М. Ротбард, И. Кирзнер и другие). Раз столько умных и талантливых людей сошлись во мнении относительно природы богатства и бедности, белорусским элитам критически важно изучить это бесценное наследие и начать проводить экономическую политику на данной научной и идеологической базе' (стр. 63)
  Итак, мы знаем имена целых 6 (!!!!) умных и талантливых людей, на чьей научной и идеологической базе будет основано наше будущее процветание. Фраза 'бесценное наследие' вызывает приятную ностальгию по партиздатовскому Энгельсу.
  (Какое однако счастье, что автору не повстречалось 7 умных и талантливых сайентологов!)
  Впрочем, сейчас день, а значит, белорусские элиты (они же - вы не забыли? - сторожа) отсыпаются после ночной вахты. Давайте попробуем изучить это бесценное наследие, прежде чем перейдём к следующей порции авторских 'эврик'.
  5. Мизес, откройся!
  Людвиг фон Мизес (наряду с фон Хайеком) считается одним из основателей австрийской экономической школы. Его обширное наследие обладает, увы, одним существенным недостатком - в нём практически отсутствуют сочинения по экономическим вопросам. Его интересовали не столько индустрия и безработица, финансы и кредит, сколько неправильное понимание их оппонентами. Большая их часть посвящена критике социалистических и институциональных идей, а также концепций исторической школы. После распада Советского Союза его труды стали весьма популярны, так как его критика советской системы была во многом справедлива. К сожалению, блистательно обличая и описывая в мельчайших подробностях ужасы бюрократии, автор может им противопоставить только тот факт, что 'у нас-то всё намного лучше'. Его рассуждения о либерализме скроены по одному шаблону - 'а вот у нас не так, потому что laissez faire. Уберите бюрократию - и всё зацветёт.'.
  Тот факт, что даже небольшая компания так или иначе порождает свою собственную бюрократию (хотя бы для сбора статистики), для Мизеса не особенно важен.
  Экономическое моделирование и кейнсианские формулы он отрицал, как ненадёжные. По его мнению, математика не может предсказывать события будущего даже в вероятностных категориях. Не существует даже такого понятия, как общий уровень цен - есть отдельные цены на отдельный товар и они никак не связаны.
  (Надо отметить, что его младший брат стал довольно известным статистиком. В книге Пойи 'Математика и правдоподобные рассуждения' фамилии Мизеса и Кейнса нередко встречаются даже на одной странице)
  'Математический метод должен быть отвергнут, не только потому, что он бесплоден. Это совершенно неправильный метод, исходящий из неверных предпосылок и ведущий к ошибочным выводам. Строящиеся в соответствии с этим методом силлогизмы не только лишены практической ценности, они отвлекают от изучения реальных проблем и искажают соотношения между различными явлениями'
  Основой экономического исследования должна стать праксеология - наука о человеческом поведении или о том, как человек делает выбор. Принципы праксеологии, как он их излагает - это вечные истины, не нуждающиеся ни в проверке, ни в доказательствах, ни даже в экспериментальном подтверждении. Анализ исторического процесса не нужен, ведь он демонстрирует лишь субъективную позицию автора (сравните с марксистским тезисом о том, что каждый историк пишет историю в интересах класса, к которому принадлежит), в то время как человек всегда остаётся тем же, в не зависимости от культуры.
  Даже свободу он определял как 'такое положение дел, при котором право свободного выбора индивидов не ограничивается государственными принуждением сильнее, чем в любом случае оно ограничивается праксеологическими законами'. То есть если праксеология не работает - то виновата не она, а государство.
  Впрочем, многие проблемы праксеология попросту не рассматривает. Скажем, бедность и безработица находятся 'за пределами теории человеческого действия, - теории, которая рассматривает только вопрос о том, как обеспечиваются средства, необходимые для потребления, но не о том, как эти средства потребляются'.
  Цель человеческих действий - спастись от 'ощущаемого беспокойства'. Чтобы избавиться от него, человек... мыслит!! 'Только человеческое сознание носит производительный характер, вследствие того что производительные силы являются духовными силами. Ощущение беспокойства человек устраняет с помощью логического умозаключения'
  Идеальная экономика стремится к покою, так называемой 'экономике бесперебойного кругооборота'. 'Система все время находится в движении, и все же она всегда находится на том же месте. Она бесперебойно вращается вокруг неподвижного центра. Обычное состояние покоя вновь и вновь нарушается, но вслед за этим оно немедленно восстанавливается на том же уровне'.
  Однако общественное неравенство жизненно необходимо, потому что существуют определённые обязанности перед обществом и людей надо принуждать к их выполнению. А вообще-то 'каждый человек волен стать предпринимателем, если он полагается на то, что сумеет предвосхитить будущие рыночные условия лучше, чем его сограждане, и его попытки действовать на свой страх и риск и нести личную ответственность за свои поступки получат одобрение потребителей'. Предпринимателей он, всё же, недооценивал, утверждая, что они не могут регулировать цены и вообще спрос. Реальные предприниматели действуют, разумеется, куда решительней, что подтверждается существованием безработицы.
  Восхищаясь монополиями, он считает демократию несовершенной, ибо она есть всё тот же ненавистный ещё Бакунину институт порабощения. 'Английские филантропы и педагоги, которые выступали в защиту народного просвещения, не предвидели, какую бурю ненависти и возмущения вызовет к жизни этот общественный институт'. Учить следует только чтению, письму и математике, всё прочее - навязывание официальной идеологии, которое надлежит отменить.
  Рынок у Мизеса честен сам по себе, настраивает сам себя и сам даёт информацию производителю, потребителю и продавцу. Даже в самом страшном ночном кошмаре он не смог бы увидеть наше время - когда львиную долю цены товара обеспечивает название бренда и расходы на рекламу.
  Бороться из США с фашизмом и коммунизмом было довольно легко, ведь они не могли дать сдачи. Поэтому он мог смело заявлять, что 'коллективистическая философия отрицает существование индивидов и действий индивидов. Индивид есть простой фантом, не имеющий реальности, иллюзорный образ, изобретенный псевдофилософией апологетов капитализма' (Мизес Л. фон. Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции. М., 2001. стр. 187). Да и сам материализм - штука сомнительная. 'Материализм вообще стремится выбросить историю за борт. Все идеи и действия должны быть объяснены как результат определенных физиологических процессов' (ibid. стр. 134)
  Правда, Маркс ничего такого не утверждал, но разве можно ждать от этого коммуниста чего-то хорошего?
  Его собственное мнение о человеческой истории было, разумеется, прямо противоположенным. Миром правят идеи, под воздействием которых люди совершают различные действия, которые составляют историю. Идеи придумывают люди, но не все, а только некоторые. Остальные 'не имеют собственных мыслей; они только воспринимают. Они не создают новых идей; они повторяют то, что слышали и подражают тому, что видели. Если бы мир был населен только такими людьми, то не существовало бы никаких изменений и никакой истории' (Мизес Л.фон. Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции. М., 2001. стр. 139.)
  Что же до фактов столь нелюбимой им истории, то фон Мизес подчас излагает их настолько объективно и непредвзято, что даже страшновато становится. Вот, к примеру, описание событий Великой Отечественной Войны (из книги 'Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность'. М., 1993. стр. 131.):
  'Нацисты легко разбили эту [советскую] армию и оккупировали важнейшие части территории России. Россию спасли британские и, в первую очередь, американские силы. Американские поставки позволили русским преследовать немцев по пятам, когда скудость вооружений и угроза американского вторжения вынудили их отступить из России. Они даже смогли громить арьергарды отступающих нацистов. Они смогли захватить Берлин и Вену, когда американская авиация разрушила немецкую оборону. Когда американцы сокрушили японцев, русские смогли нанести им удар в спину'.
  Давным давно распался Советский Союз, стал сборочным цехом для всего на свете Китай - а предположения праксеологии так пока и остаются никем не доказанными. Неспроста сам Мизес определял их как аксиомы - т.е., то, что заведомо не требует доказательства. И оченл может быть, что стройные построения Мизеса применимы так же ограниченно, как старая добрая евклидова геометрия. Для больших площадей на выпуклом земном шаре она уже непригодна.
  Что же касается "критической" стороны его трудов... большая часть полного собрания сочинений Ленина посвящена критике забытых работ полузабытых авторов. Про большинство из них известно только то, что их когда-то критиковал Ленин.
  Можно сказать, что фон Мизесу повезло с объектом критики: ведь бюрократия бессмертна.
  6. Айн-цвай-Рэнд!
  Айн Рэнд училась в Советском Союзе и до самой смерти пронесла в себе ненависть к 'Этой Стране'. В 21 год она эмигрировала в США, где и написала свои основные работы. Нет нужды приводить её биографию - она общедоступна. Что же касается её идей, то они представляли собой марксизм, старательно вывернутый наизнанку. Гимн индивидуализму и ненависть к коллективизму в любых его формах.
  'В сегодняшней культуре доминирует философия мистицизма-альтруизма-коллективизма, следствием которой является сильное государство в разных его формах: коммунистическое, фашистское или так называемое государство всеобщего благосостояния' - напишет она позже. Коллективистом объявлялся любой, кто был с ней не согласен или просто не нравился, а история превращалась в грандиозное moralité по мотивам её идей. Пассажи в духе 'на выборах в Германии в 1933 году коммунисты поддерживали нацистов под тем предлогом, что потом они поделят между собой власть, но сначала им нужно уничтожить общего врага - капитализм' (эссе 'Реквием по человеку') наполняют её теоретические работы почти до отказа.
  Свою философию она называла объективизмом, смело смешивая в своих трудах громкие сравнения и грозно звучащие тезисы. 'Философия Аристотеля была интеллектуальной Декларацией Независимости. [...] Она определила главные принципы рационального взгляда на бытие и сознание: что существует только одна реальность, [...] что задача человеческого сознания в том, чтобы воспринимать, а не создавать реальность, и [...] что А есть А'. Из этой восхитительной тавтологии следует множество заключений: в частности, что инфляция - это признак экономической левизны, а коммунизм - это не просто заблуждение, а воплощение мирового зла. Никому-не-нужная диалектика, все эти причины, по которым из A получается Б, В, а иногда и вообще Х, остаётся за бортом.
  Даже США был для неё не больше, чем ещё одним полигоном, где она героически сражалась с левизной и коллективизмом, наступавшими со всех сторон. Главным двигателем прогресса она считала ни писателей, ни художников, ни философов, ни поэтов, а бизнесменов. Они же считались величайшими страдальцами современной ей эпохи.
  Себя Айн Рэнд отнюдь не причисляла к страдальцам. Впрочем, к столь обожаемым ей бизнесменам её тоже сложно отнести. С точки зрения её собственных теорий она была философом, а значит - ничем.
  Лучшим способом защиты её чёрно-белого мира почиталось нападение. В эссе 'Культ нравственной серости' (1964) она порицает не только тех, кто поддерживает то, что она считает злом, но и тех, кто недостаточно громко с этим слом борется. 'Для меня есть только чёрное и белое' - вот что, по её мнению, должен произнести всякий порядочный человек. Кисточку он оставляет себе.
  Как и подобает либертианцу, она считала этатизм причиной всех воин и утверждала, что крупный капитал всегда занимает антивоенную позицию, в то время как за войну выступают коммунисты и прочие любители авантюр. Получается, Крупп вовсе не были заинтересован во Второй Мировой Войне. Вообще, все неприятности в любом государстве - из-за коллективизма и этатизма. То есть причина всех бед любой страны в том, что 1) в ней живут люди 2) эта страна ещё существует.
  Авторы предисловий к книгам Ницше обожают длинные абзацы. Авторы предисловий к книгам Айн Рэнд бьют в колокола, трубят в трубы и приветствуют героев капитала теми же возгласами, какими за пятьдесят лет до этого приветствовали героев труда. 'В XXI веке альтернатив неолиберализму не предлагает никто, кроме смертников' - предостерегает нас Александр Эткинд, как бы намекая, что ждёт врагов свободы. В качестве несомненных заслуг отмечают огромные тиражи её книг, влиятельных людей, с которыми она общалась и умницы-яппи, которые пришли на смену стихийному коммунизму хиппи.
  Что до тиражей её книг, то исследования о популярности книг Айн Рэнд производятся главным образом институтом её имени. Находиться на втором месте после Библии, когда на первом месте находится 'Над пропастью во ржи' (или другой из десятка вариантов) - это просто какая-то метафизика и явно противоречит объективизму. Да, она популярный автор, как и подобает тому, кто обещает всё и сразу. Нельзя сказать, что она переделала Америку - скорее, она сказала Америке то, что та давно мечтала услышать.
  Влиятельные люди жали ей руки, но так и не взяли её в долю. А последователи раскололись на два лагеря: сторонники Перкоффа из Института Айн Рэнд и сторонники Келли из Института Объективистских Исследований. Рэндистов вообще сложно назвать людьми свободомыслящими.
  Во многом рэндисты напоминают сектантов. В 1968 году, на пике популярности, Айн Рэнд рассорилась со своим ближайшим сподвижником Брэндоном. Его сочинения приравнены к Марксу и Ленину, читать их категорически запрещено. Запрещены всякий юмор и ирония по отношению к отцам-основателям. Изгнание из общины грозит каждому, кто недостаточно стремится к Джону Гэлту.
  Одним из успехов называют то, что середине 60-х её кружок посещал Алан Гринспен, будущий глава Федеральной резервной палаты, аналога Центрального банка. Успех и вправду незаурядный, если учесть, что упразднение Центрального банка - одно из главных требований так обожающих её либертианцев.
  Что же до яппи, которые якобы воплотили её философию в жизнь, то исследователи их феномена не замечают того, что хиппи и яппи были современниками. Как показала практика, яппи были такими же детьми 60-х: отнюдь не брезговали наркотиками (предпочитая, правда, тонизирующие, а не психоделики), увлекались мистицизмом и отвратительно заботились о детях. Они были такими же эгоистами, как и хиппи, только это были эгоисты-экстраверты.
  Неспроста в огромном 'Атланте' нашлись десятки страниц для рассуждений, сотни - для описания катастрофы, и всего лишь несколько - для счастливой утопии изобретателей-капиталистов, которую они ухитрились обустроить без секретарш, рабочих и уборщиков.
  Чем дальше отходила Рэнд от политического памфлета - тем более странные выводы она делала. В эссе 'Контрабандная романтика' (1968) она порицает писателей и режиссёров, которые делают главным героем несчастного человека, пытаются вызвать у зрителя страх и напоминают им об альтруизме. Идеальный герой для неё - Джеймс Бонд, ирония по отношению к которому недопустима. Неблагодарные свиньи - это все, кто осмеливается плохо высказываться 'о работе человека, чей талант, достижения и слава дали группе ранее ничем не примечательных людей шанс прославиться и заработать кучу денег.'
  Как видите, можно кичиться даже чужими деньгами!
  Джеймс Бонд, типичный 'герой', который всегда приходит на помощь, для неё - ролевая модель. 'В герое они ищут не лидера или защитника, поскольку его деяния всегда в высшей степени индивидуалистичны и антиобщественны.' Индивидуалистичный секретный агент (но ничуть не этатист), который смешивает антиобщественное мартини в тылу своего-собственного-врага значит немало для среднего американца!
  'Вдохновленный Джеймсом Бондом, человек может найти в себе смелость восстать против жульничества своих свойственников, или потребовать заслуженного повышения, или сменить работу, или сделать предложение девушке, или заняться любимым делом, или забыть весь мир ради своего изобретения.'
  Режиссёры замечают, что теория драмы относит Джеймс Бонд именно к супергероям. Вдохновлять зрителя призван другой типаж - несчастный человек, который рвётся к признанию. Но такой персонаж вызывает в ней ненависть, Айн нравятся только состоявшиеся бизнесмены и супергерои. Встретить их можно разве что в бесконфликтном и помпезном соцреализме из жизни ангелоподобных капиталистов, но ничего... рано или поздно публика примет её сторону! 'Она перестанет довольствоваться эстетическими барами, где незаконно торгуют спиртным, и потребует аннулировать поправку Джойса-Кафки, запретившую продавать и пить чистую воду, не денатурированную юмором, тогда как ядовитое пойло продают и пьют у каждого прилавка в книжном магазине'
  На первый взгляд оригинальная, философия Айн Рэнд по сути - инверсия марксизма. Словно негативная фотография, она изображает белое - чёрным, чёрное - белым, а картинка остаётся всё той же. Исчезнет оригинал - и в негативной фотографии (которой не с кем больше спорить) попросту отпадёт всякая надобность. Если 'Железная пята' Лондона прекрасно передаёт умонастроения эпохи, если 'Мы' Замятина и '1984' Оруэлла впечатляют образностью и остроумными наблюдениями, то 'Атлант', боюсь, так и останется навсегда эдакой 'Махабхаратой', которую все начинали, все проникались, но никто не дочитал до конца.
  'В чём же причина её популярности?' спросит меня читатель. Почему так много американцев считают, что эта книга изменила их жизнь?
  Да потому что из художественных книг, авторы которых ставят целью 'изменить' читателя, очень немногие вообще издаются. Художественное творчество очень тяжело даётся параноидальному типу личности, для которого идеи важнее людей. Много ли найдётся в русской литературе известных романов, скроенных по типу 'Что делать?' Многие ли дочитали до конца хотя бы первый том 'Архипелага ГУЛАГ'? 'Один день Ивана Денисовича' был небольшим и актуальным, но уже 'Матрёнин двор' читается с огромным трудом. Толстые тома 'лауреатской прозы' так и оставались непрочитанными: человеку просто неинтересны 'правильные' герои.
  Книги Дэйла Карнеги написаны лёгким занимательным языком - а единственный роман так и остался ненапечатанным.
  Айн Рэнд понимала, что описывает характеры ещё хуже, чем Говард Филлипс Лавкрафт передавал диалоги. Поэтому она сосредотачивается на описании чудесной утопии, великих свершений и суровой борьбы. Её яснолицие герои - все эти сильные, благородные изобретатели - словно сошли с брежневских фресок, изображающих молодого советского учёного с молекулой или пробиркой в руке. А её прекрасная и всезнающая героиня широко известно в наше время под именем Мэри Сью.
  Сочные описания катастроф, гибели цивилизации и демонстративное декларирование своей позиции, которое повторяется на разные лады, первоначально шокирует и располагает к себе. Автор кажется немыслимо смелым и оригинальным мыслителем, который знает, как надо. Увы, после нескольких встреч оказывается, что этот мыслитель умеет слушать только себя, снова и снова повторяя довольно небольшой набор идей, которыми он объясняет что угодно и в какой угодно области - от атомной энергетики до животноводства.
  Если говорить о русской литературе, то Айн Рэнд надо сравнивать не с Набоковым, а с Юрием Никитиным, автором толстых романов про победу 'русской пассионарности' над 'тупыми американцами'. Ужасающие киношные штампы, которых стыдятся даже второсортные боевики, он оправдывает тем, что 'это пародия', хотя так ни разу и не показал нам своего 'непародийного' стиля.
  Свои литературные способности она оценивала весьма высоко и даже писала теоретические работы ('Основные принципы литературы' (1968), 'Что такое романтизм?' (1969)). Себя она считала представительницей романтизма, и противопоставляла свой реализм ненавистному ей 'натурализму', который выдумали, разумеется, враги-коллективисты, чтобы подорвать жизненный дух читательской публики. Также она противопоставляет чёткую цель в жизни, дающую сюжет, и жизнь бесцельную, апатичную, которую изображает бессюжетность и характерно для стихийных коллективистов. Подобно столь нелюбимому ей Ленину, она так и застряла в своих эстетических пристрастиях на реализме середины XIX века.
  И философию, и творчество Рэнд можно назвать параноидальными, причём в широком смысле этого слова, ведь паранойя вовсе не обязательно вызывает бред преследования. Параноидальный человек - он в первую очередь мономан, фанатичный сторонник одной идеи, которую, однако, считает своей вотчиной и стремится донести до всех, истребив по дороге противников.
  Отрицание коллективизма в любой форме было той катушкой, на которую и наматываются бесконечные строки её сочинений.
  'Это - люди крайне узкие и односторонние,- пишет о параноиках Ганушкин в книге 'Клиника малой психиатрии',- вся окружающая действительность имеет для них значение и интерес лишь постольку, поскольку она касается их личности; все, что не имеет близкого, интимного отношения к его 'я', кажется параноику малозаслуживающим внимания, малоинтересным. [...] Кто не согласен с параноиком, кто думает не так, как он, тот в лучшем случае - просто глупый человек, а в худшем - его личный враг. [...] Параноики крайне упорно отстаивают свои мысли, они часто оказываются борцами за ту или иную идею, но тем не менее это все-таки менее всего идейные борцы: им важно, их занимает, что это - их идея, их мысль, дальнейшее их мало интересует. Параноики страдают недостаткам критической способности, но этот недостаток очень неравномерно распространяется на различные их суждения. [...] В общем, надо сказать, что мышление параноиков - незрелое, неглубокое, по целому ряду особенностей прямо приближающееся к детскому: это мышление не только субъективно, но и резко эффективно окрашенное: правильно только то, что хочется и нравится параноику. У некоторых параноиков мышление, хотя и в меньшей степени, чем у мечтателей, находится в большой зависимости от непомерно развитой и не сдерживаемой критическим отношением и логикой фантазии, но чаще оно в гораздо большей степени определяется их чрезмерной склонностью к резонерству, т. е. к своеобразным построениям, берущим за основание какую-нибудь одностороннюю мысль и приводящим ее до крайних пределов, не взирая на явные несообразности. В основе резонерских суждений всегда лежит та или иная ошибка суждения самим больным, однако не сознаваемая, как в силу его ослеплённости аффектом, так и в силу слабости его критики.
  Надо добавить, что некоторые параноики любят - свойство, роднящее их с шизоидами - необычные ассоциативные сочетания, предпочитая либо формально-спекулятивные, либо парадоксальные построения простым и естественным. Это свойство до некоторой степени объясняется стремлением к открытию нового, другим неизвестного, желанием противопоставить себя обычным людям. Будучи, как уже выше отмечено, людьми очень узкими, параноики не отличаются богатством идей: обыкновенно они, ухватившись за несколько понравившихся им мыслей, не могут уже от них освободиться и только пережевывают их дальше на все лады.'
  Что же касается её утопии, то, если верить этологу В. Р. Дольнику, она осуществима в цивилизации животных-'анархистов', живущих по отдельности и изредка сходящимся, чтобы оставить потомство - скажем, медведей или диких лесных кошек. Точно так же как коммунизм - естественная форма общественного устройства пчёл и муравьёв. Обезьяне (животному очень общественному) нужно нечто другое.
  Если говорить о реальном производстве, то точно так же, как короля делает свита, а генерал бессилен без штаба, даже самое обычное изобретение требует целого штата людей, которые изучат его, протестируют и внедрят. Прогресс двигают научные сотрудники, а различные управленцы уже не занимаются изобретательством - они и без того работой загружены.
  Изобретателю в наше время безопасней не придумывать что-то новое (и ненужное) радикально улучшать существующую технологию, как это сделал Google. Первый zip-архиватор PKZip был раздавлен конкурирующим WinZIP'ом, а русский WinRAR, который сжимал намного лучше, так и остался обитателем русскоязычной части Интернета. Уже давно стали редкостью вакансии программиста на Perl, в то время как написанный на нём PHP стал популярнейшим из языков веб-программирования. А крупнейшей IT-компанией остаётся Microsoft, хотя оконный интерфейс был запатентован Xerox, MS DOS куплен у сторонней компании, а True Type шрифты были в последний момент скопированы из MacOS даже без замены порядка бит в байте.
  Напоследок хочется отметить ещё одну любопытную особенность творчества Айн Рэнд. У неё отсутствуют малейшие признаки чувства юмора.
  7. Истер ли?
  Вернёмся к книге Романчука. Следующая, четвёртая главка называется 'Уроки экономического роста от У. Истерли'. Нам сообщают, кто такой Истерли и обещают, что он поможет нам избежать экономических депрессий и социальных катаклизмов.
  Книжка, которую будут пересказывать в этот раз, уже переведена на русский (У. Истерли 'В поисках экономического роста').
  Далее следуют таблицы и графики, который наглядно показывают, что высокая детская смертность как правило вызвана нищетой и экономическим спадом. Спасибо вам, Капитан Очевидность!
  Далее мы узнаём о провале западных рецептов в социалистической Гане. Основная причина провала - богомерзкая теория развития.
  Придумал её Е. Домар, который с 1957 года впал в ересь Солоу. А виноват, как обычно, Советский Союз - в 1930 г. он заразил Запалд книгой Ковалевского 'Плановая Экономика'. В сочетании с еретическим учением об излишках рабочей силы Артура Льюса они породили чудовищное вероучение о том, что бедным странам нужно только оборудование. К сожалению, пока не удаётся созвать Вселенский Экономический Собор для её осуждения. Под их влиянием У. Ростоу, коварно используя свою фамилию, выпускает книгу 'Стадии экономического роста', а ещё восхищается сталинским СССР. А вот Саймон Кузнец был против (и, видимо, кузнецом).
  Более внятно изложить содержимое главки о панацеях увы, невозможно. Это просто вереница названий стран, фамилий ерсериархов и обрывочных сведений об их заблуждениях. По дороге автор роняет упоминание о том, что Литву с 1995 года закармливают кредитами. Запомним.
  Далее следует изложение различных рецептов, которыми еретики предлагают лечить слаборазвитые страны. Роберт Солоу считал единственным рецептом роста технические изменения, но он неправ. Другие считают таким средством образование. Но образованные люди вместо того, чтобы поднимать свою страну, массово уезжают в Америку. Есть ещё алармисты, которые видят спасение в презервативе, который ограничит рождаемость и предохранит от СПИДа.
  Разумеется, все они неправы.
  Следующий раздельчик озаглавлен 'Кредиты, которых лучше бы не было'. Истерли осуждает всех, кто берёт кредиты или списывает по ним долги. Например, два греческих города-государства, объявивших в IV в. до н. э. дефолт по кредитам от Делосского храма. Осуждает ли он Литву, не упомянуто.
  Следующие два раздельчика 'Стимулы и мотивации' и 'Рождённые под несчастливой звездой' посвящены тому факту, что у одних стран получается расцвести, а у других нет.
  Завершив пересказ книги, автор добавляет заключение, озаглавленное 'Серьёзные упущения Истерли'. Об упущениях в нём, правда, нет ни слова. Просто один абзац общих фраз.
  Как достигнуть роста и не повторить чужих провалов, не написано. Наверное, для достижения процветания достаточно согласится с Романчуком и его 'самоочевидными принципами'. Впрочем, ничего удивительного - третий принцип Айн Рэнд утверждает, что 'капитализм ѓ- высшее достижение человечества, а свобода предпринимательства - основа всеобщего счастья и процветания'. Из этого, кстати, следует, что развивать экономическую науку по большому счёту бессмысленно. Раз капитализм - потолок, выше которого ничего нет, а всеобщее счастье и процветание так легкодостижимы, но нет нужды изучать её законы и размышлять о том, куда стоит, а куда не стоит вмешиваться государству. Надо просто всех распустить, всё разрешить и открыть все границы, а деньги привязать к золотому стандарту.
  (Можно, кстати, и без стандарта, а просто вернутся к номинальным золотым и серебряным монетам. Как раз и Центробанк самоупразднится за ненадобностью).
  Следующая главка озаглавлена 'Чемпионы капитализма'. В ней приведены биографии хороших и прогрессивных американских капиталистов и плохих и вороватых российских олигархов. Хорошие капиталисты строят, изобретают и снижают цены, а плохие олигархи воруют народное добро, ничего не изобретают и сплошь бывшие комсомольцы.
  Литературное наследие Генри Форда (в частности, его книга 'Мировое еврейство') почему-то не упомянуто, как не упомянуты деятели из нефтяных монополий и достопамятной 'Юнайтед Фрут'.
  8. Штаб-квартира вредительских элементов
  Следующая главка озаглавлена 'Государственные инвестиции - структурное и экономическое зло'. Начинается она с небольшого исторического экскурса.
  Государство - это институт, который оказывает некоторые услуги. Однако у него внезапно начинается головокружение от успехов, появляются идеологи, философы, другие интеллектуалы, которые начинают утверждать, что люди у власти - ближе к Богу и абсолютной истине.
  Возгордившиеся чиновники принимаются вкладывать деньги в безумные проекты, одурманивая население обещаниями и религиозной риторикой, ссылаться на Бога, обещать красивую жизнь после смерти и т.д. Причём ни один из них не мог с цифрами на руках доказать преимущество именно госинвестиций.
  С тех пор государство начинают сотрясать кризисы в нём заводится инфляция, антиглобалисты, пожары и землетрясения.
  Судя по оброненной фразе, это изложение всемирной истории позаимствовано у Айн Рэнд. К сожалению, автор не упоминает, в какую из эпох государство настолько возгордилось. Было ли это в Египте незадолго до строительство пирамид, или ещё раньше - в эпоху, когда случился переход от полумифического матриархата к патриархату, не очень ясно. А может, этого и вовсе никогда не было?
  Мы узнаём о 7 отличиях государства-коммерсанта от человека-инвестора. Далее делается вывод, что презумпция инвистиционной невиновности - за частником, бремя доказательства необходимости государственных инвестиций в некоторый проект - за распорядителями чужого (то есть, за государством). Правда, различные фонды, а также биржевые маклеры тоже распоряжаются 'чужим', но они не считаются. В конце концов, книгу читает частник и надо сказать ему несколько приятных слов.
  Далее следуют 'железобетонные аргументы против государственных инвестиций'. В развитых странах бюрократы воруют, а в развивающихся - воруют бессовестно. Длинная вереница провальных проектов, в том числе 'Купол тысячелетия' в свободной Великобритании.
  В качестве крупного авторитета в российских делах выступает Борис Немцов.
  Следующая глава призывает нас учиться на ошибках соседей и следовать советам умных людей, которые учились на западе. Это Л. Бальцерович, В. Клаус, М. Лаар, А. Илларионов, Е. Гайдар. Все они умные, потому что учились на Западе. В то время как Чехия, Польша и Венгрия застряли между планом и рынком.
  Впрочем, Лаару в последнее время сильно достаётся от автора - впал в кейнсианства, допустил обвал в Эстонии.
  Напротив, оплот врага - Вашингтонский обком... то есть пардон, Вашингтонский Консенсус, это ужасное дитя неокейнсианства, неомарксизма и прочих ересей. Как и подобает ересям, они называются не по платформе, а по имени отца-основателя. Запад не смог предложить Восточной Европе ничего прогрессивного, поэтому Егора Гайдара пришлось завозить чуть ли не контрабандой.
  Автор сообщает нам об ужасах переходного периода и беспощадно освещает все признаки чудовищного отхода от Светлого Здания Либертианских Идей.
  '...полное игнорирование основных выводов теории человеческой деятельности, наилучшим способом представленной а работах австрийской школы экономики <...> были проигнорированы основные праксеологические закономерности человеческой деятельности...' (стр. 160-161) Ах, это очаровательное смешение северокорейской передовицы с рекламой 'Колгейт - морозная свежесть'! Устоять невозможно!!
  'Инновационность [в тоталитарных государствах] <...> была следствием воровства шпионами западных изобретений и технологий' (стр. 161). Британские учёные доказали, что Саяно-Шушенская ГЭС была изначально построена в Орегоне, но как-то раз безлунной ночью её распилили на блоки и вывезли в СССР завербованные Кровавым Тоталитаризмом лесорубы, танк Т-34 - похищен у немцев (именно поэтому у них и не было аналогов - коммунисты похитили ВСЁ!), а автомат Калашникова переделан из старинного малайского духового ружья, прототип которого был уничтожен мировым коммунизмом, чтобы скрыть свою техническую бездарность.
  Термин Radical ignorance - когда действующий субъект не только не знает фактов, явлений реальной жизни, но даже не подозревает об их существовании. Применять к оппонентам.
  Все беды из-за того, что игнорировали предпринимателя, 'вместо проведения монетарной политики в свете классического труда Л. фон Мизеса 'Теория денег и кредита'' (указан 1981 год издания, но автор погорячился - первое издание этого передового труда датируется аж 1912 годом. Русский перевод по недосмотру коммунистов был напечатан в Москве в 1934-ом). С тех пор экономическая наука не развивалась, а законы только ещё больше запутались. Экономисты следуют экономике развития, которая ложная, потому что её придумал Кейнс и не следуют праксеологии, которая истинная, потому что её придумал фон Мизес.
  Причиной всех реформенных и пореформенных бед называлось именно влиянию неокейнсианской ереси, которая, судя по всему, того и гляди затопят мир.
  К сожалению, все крупные экономисты марксистского толка поумирали в XIX веке, поэтому в роли зловещего князя мира сего выступает Джон Мейнард Кейнс. Ох, неспроста фотография в Википедии показывает его со спины и вполоборота. Первый (и последний) барон Кейнс как бы улыбается нам на прощание, чтобы спустя секунду скрыться у себя в кабинете и продолжать злодейские дела. Настоящий гений зла, он не перестаёт раздражать Романчука: то обвиняет капитализм во внутренней нестабильности, то пишет письмо своем другу, социалисту Бернарду Шоу, то развращает Артура Пигу, то посещает СССР по семейным обстоятельствам... А ещё он ухитрился стать 'одним из двенадцати апостолов секретного общества Кембриджа' (если вспомнить словарное определение слова 'апостол', получается, что в Кембридже учились прямые ученики и последователи Иисуса Христа!!) и заполучить избранную статью в белорусской Википедии, причём в той её версии, что ведётся на оппозиционно настроенной тарашкевiце! Вторая избранная статья ѓфранцузская, что тоже неспроста - в других сочинениях Романчука Франции достаётся изрядно. Одним словом, самый настоящий богумильский папа для всех экономических ересей XX века. Позже его тиара перейдёт к Самуэльсону. Их еретические идеи проникли даже в учебники и с тех и пошло увлечение противным человеческой природе моделированием экономических моделей.
  Ввиду того, что белорусы кейнсианства не видели (а иные и вовсе узнают его фамилию на первом курсе из хрестоматии по английскому языку для математиков и экономистов), автор, увлёчённый поисками экономического чуда, не разбирает его позицию, а либо ругает её вместе с марксизмом, либо обвиняет во всех бедах и кризисах 'немарксистских' стран. Критике Кейнса посвящена главка 21 главы II другой его книжки - 'Либерализм. Идеология счастливого человека'.
  Да, он действовал не просто так, а 'в пылу ненависти к викторианской морали' (стр. 332), и в свободное от гомосексуализма, работы в министерстве финансов и финансовых спекуляций время искажал 'аксиомы экономики' и писал вредные книги. А ведь Айн Рэнд ясно даёт понять, что после капитализма ничего нового в экономике не было, нет и не будет!
  Приводится немаловажная подробность: 'Автор трёхтомника о Кейнсе Р. Скидельски писал, что его герой часто принимал важные решения, находясь в постели' (стр. 318). Был ли он там один? Скидельски не уточняет.
  Также автор сообщает, что 'Общая теорию занятости, процента и денег' '...была написана так сложно, что даже сторонники Кейнса не могли её толком понять' (ibid). Тем не менее, имела большой успех и заразила многие умы, хотя автор и отказывает Кейнсу в оригинальности и называет его 'Бритни Спирс' от экономики (стр. 321). Спасибо, что не Элтон Джон и не Борис Моисеев...
  К величайшему разочарованию тех читателей, кто подумал, будто бы автор сам штудировал и анализировал Кейнса, на стр. 324 того же сочинения перечислены книги с критикой кейнсианства, которыми автор пользовался. Все последующие цитаты взяты из них. Приятно, что мировой производственный процесс поставляет теперь полуфабрикаты не только для супов и вермишели, но и для сочинений по экономике. Накрошил, размешал ѓ- вот тебе и обоснованная критика!
  Увы, для того, чтобы разобраться в собственной праксеологической душе, полуфабрикатов пока не придумали. Так, если поискать в Google про загадочную 'аксиому редкости' (помните?), то первой же ссылкой будет... статья Романчука от 2006 года 'Гендер как современное оружие коллективистов'. Там он сообщает, что борьба за женское равноправие - ещё один инструмент коварного интервенциализма, а про аксиому редкости говорит, что 'для бомжей в равной степени как и для миллиардеров, охотников и рыболовов, женщин, гомосексуалистов и лесбиянок валидна аксиома редкости, аксиома человеческой деятельности и другие аксиомы праксеологии'.
  Вообще, гомосексуалистов, лесбиянок и бисексуалов автор явно недолюбливает, корит за политическую апатию и как бы намекает, что либертианство - оно конечно за свободу, но в разумных пределах и их права включены в бытовое определение либерализма по чистому недоразумению. Согласно определению Мизеса (и Романчука), праксеология - это 'наука о любом виде человеческой деятельности'. А значит, человек, который в личной жизни придерживается не тех принципов, рискует перенести их и в экономику, и в политику, и в космонавтику, и даже в животноводство!!! А секс-меньшинства, пусть и в несколько другой сфере, косвенно поддерживают ненавистного Джеймса М. Кейнса, а стало быть, являются стихийными КЕЙНСИАНЦАМИ.
  Другие стихийные враги свободного рынка - это банкиры и прочие сомнительные люди, которые не желают привязывать деньги к золотому стандарту. Их чёрными руками осуществляется управление, разграбление и перераспределение. А виновато во всём государство. Чтобы исправится, оно должно открыть границы, приватизировать школы, сжечь 'Экономикс' богомерзкого Самуэльсона и перестать увлекаться мерзким градуализмом. К тому же, даётся некоторое количество советов задним числом о том, что надо было делать, но не сделано, а теперь уже не исправишь.
  Раздельчик про интервенциализм интересен данными по странам, которые во второй главе будут процветать. 'В 1995 ѓ- 2005 Латвия увеличила внешний долг более чем в 2,5 раза, доведя его в 2005 до 101,1% ВВП <...> Литва - более, чем в 2 раза, Эстония - в 5 раз (при 38,5% госрасходов)' (стр. 175) У Польши и Чехии дефицитный бюджет, а Словения после вступления в ЕС опустилась на 70-ое, а чуть позже - на 74-ое место в очередном индексе.
  Далее - многочисленные таблицы, индексы, отчёты Всемирного банка, данные по качеству инвестиционного климата и т.д. Обильная критика существующих структур и обещания сделать жизнь лучше. Главка о том, как всё стало в мире сложно и как и где обваливаются рынки. В Великой Депрессии был повинен американский Центробанк. Монатеристы из банков США напечатали слишком много долларов, и сейчас в мире очень много 'пузырей', которые того и гляди взорвутся. Мир не может бесконечно потреблять.
  Ещё таблички. В табличке 'Экономическая деятельность. Межстрановое сравнение' нет данных по Эстонии. Судя по ней, по среднегодовому темпу роста ВВП Беларусь превзошла Россию и Швецию, Молдавия превзошла США и Германию, Литва и Латвия держатся за Белоруссией, зато мощнейший рывок совершил Казахстан.
  Табличка 'Торговля, текущий счёт. долг, кредит' обнаруживает, что мы экспортируем примерно на ту же сумму, что импортируем. Литва держится белорусского уровня, а вот Латвия ввозит вдвое больше, чем вывозит. Внешний долг Латвии 104% ВВП, Литвы - 52% (у Белоруссии - 20%). У Голландии, Ирландии и Новой Зеландии долгов вообще нет.
  Главка 10 главы II будет посвящена расцвету и немыслимым успехам этих стран. Автор называет это 'балтийским феноменом'. К сожалению, книжка написана задолго до пика кризиса и беспорядков в Риге. В наше время термин 'балтийские тигры' больше не употребляется, а по итогам 2009 года все три страны Прибалтики оказались в пятёрке худших стран мира по динамике ВВП.
  Последняя главка посвящена критике экономической политики в современной Белоруссии. 'Как считает австрийская школа...'
  9. Завтрак для чемпионов
  На этом первая глава заканчивается и начинается вторая. В ней рассматриваются успехи стран, которые всё-таки смогли подняться и расцвести. Это Финляндия, Ирландия, Япония, Китай, Германия, Великобритания, США, Чили, Новая Зеландия, Литва-Латвия-Эстония (будучи 'балтийским феноменом', они объединены в один раздел) и Швеция.
  Отметим, что в другой своей книге, 'Либерализм. Идеология счастливого человека' автор упоминает (стр. 192) что в начале 1990-х решительный курс на либерализацию и процветание взяли Аргентина, Мексика, Маврикий и Тайланд. Увы, ни одно из этих государств почему-то в книге не упомянуто, а новости из них доходили самые неприятные - то обвал начала 90-х в Мексике, то бунты 1998-го в Аргентине, то недавняя заварушка в насквозь туристическом Тайланде. А про Маврикий слышно только то, что с 12 марта 1992 года Маврикий стал республикой.
  Вы не найдёте здесь упоминания о 'четырёх азиатских тиграх' (Тайвань, Гонконг, Сингапур, Южная Корея). И это не случайно, потому что история их подъёма несколько отличается от красивых авторских построений. Вот, в частности, неприятное свидетельство от одного из лучших российских корееведов, Андрея Ланькова (статья 'Экономики ЮВА: вверх, вниз, и опять вверх'):
  'Помимо экспортной ориентации экономики, всех 'тигров' объединяла еще одна черта: за исключением Гонконга, 'новый азиатский капитализм' везде был далек от либерального идеала, государство вмешивалось в экономику активно и бесцеремонно (впрочем, в 1960-е гг. и на Западе экономический либерализм был скорее ересью, чем ортодоксией). Другая особенность 'первой волны' заключалась в том, что все 'тигры' совершали свой рывок под руководством авторитарных режимов.'
  Зато есть статья про Чили, расцветавшая под мудрым руководством Великого Аугосто Пиночета Угарте. Нет, здесь не будет рассказано о 1 млн. эмигрантов, покинувших страну во время его реформ, о его счетах в швейцарских банках, оформленных на родственников и детей, об огромных проблемах с экологией, о том, сколько лет в Чили вообще не платили пенсии и о катастрофическом ухудшении экологий, и о 300 с лишним процентах инфляции в первые месяцы его правления (можно сказать, что экономическое чудо было достигнуто 'армейским способом' - сначала сделать плохо, а потом как раньше). Также не упомянуто, имеются ли в современном Чили передовая наука, высокотехнологичное производство, каков там размер пенсий даже по сравнению с белорусскими (этот вопрос обходится молчанием, хотя описанию пенсионной реформы уделено немало страниц) и каково там живётся людям, занятым в производстве, которые не могут уехать. Не упомянуто даже про подвешивание телефонов к яйцам политзаключённых.
   А описание Литвы-Латвии-Эстонии заставит прослезиться любого человека, знакомого с советскими энциклопедиями. За то время, пока мы дочитали от страницы 175 до страницы 423 они ВНЕЗАПНО рассчитались с долгами и теперь 'Совокупный долг правительства Литвы не превышает 20% ВВП, Латвии - 15%, а Эстонии <...> менее 5% ВВП' (стр. 423). Напомним, на стр. 175 'В Латвия увеличила внешний долг более чем в 2,5 раза, доведя его в 2005 до 101,1% ВВП <...> Литва - более, чем в 2 раза, Эстония - в 5 раз (при 38,5% госрасходов)'
  Зато на стр. 427 мы видим дифирамбы эстонским молочным продуктам. Куда они пропали из России, где балтийское молоко пили ещё в Перестройку, уступив рынок еретически-неоплановым белорусским йогуртам, почему-то не написано. Должно быть, неомарксисты скрывают! Зато эстонские продукты нередко побеждают на эстонском конкурсе 'Лучший продукт года', проводимым Эстонским союзом пищевой промышленности и Институтом продуктов питания.
  (Не имеют ли премии, полученные автором за его книгу, ту же природу, что премии эстонских продуктов? Очень похоже, что принцип тут один и тот же).
  Почему так много людей эмигрирует из этого рая через Польшу, не написано. наверное, таким образом страна избавляется от неомаксистских элементов, которые уезжают во Францию чинить сантехнику и требовать бесплатного школьного образования.
  За описаниями счастливых стран и народов следует эпилог. В нём автор противопоставляет физиков и лириков, котоыре выбрали 'очень коварный но эффективный способ борьбы: экскоммуникацию т. е. исключение из дискуссии, игнорирование и замалчивание' (стр. 484).
  Смею заметить, что они не только его выбрали, но и научили ему автора книги.
  Лирики верят красивым лозунгам. Это тот самый 'обыватель', который верит неомарксистам и хочет бесплатного здравоохранения.
   Тем временем физики тащат в экономику закон Гука, правило буравчика и гравитационную постоянную. И вообще они кейнсианцы стихийные.
  Себя автор относит к реалистам, которые интересуются не абстрактным, а живым человеком. Отрицая государство и боготворя частника, он обращается к нему, обещая хорошую жизнь... но почему-то не раньше государство будет переделано!.
  Да вот только этот его живой человек слишком уж похож на чертёж абстрактного робота, постоянно меняет маски и служит главным образом для обоснования выкладок автора.
  10. Заключение
  Закрыть книгу ещё не означает закрыть дискуссию. Ведь только дочитав до конца, мы понимаем самое величайшее из разочарований, которое принёс нам автор.
  Оно отнюдь не в обилии ошибок и зыбкости его позиции. Вся беда в том, что книга НЕ СОДЕРЖИТ НИ ОДНОЙ АВТОРСКОЙ МЫСЛИ. Большая часть страниц первой, 'теоретической' части отдана под цитаты из чужих статей и книг и даже само название - калька с названия уже упоминавшейся книги Истерли. А стиль изложения, стандартизованный до предела, торжественный к друзьям, суровый к врагам и обожающий готовые эпитеты, неотличим от достославного журнала 'Корея'. Плюс цитаты из Всепобеждающей Стальной Айн Рэнд, Путеводной Звезды XXI века.
  Открытия автора сводятся к открытию книг, из которых он пересказывает и переписывает. Словно колонизатор, он вывозит чужое золото, а не добывает своё, собирает из четырёх книг пятую, скрепляя её своими рассуждениями фактически не о чём и апелляциями к бытовой логикеѓ.
  Тщетно мы стараемся узнать из её страниц что есть неолиберализм, почему это направление мысли так популярно, каков его взгляд на природу человека и какие меры он предлагает. Автор попросту развешивает ярлыки, обещает, негодует и в конце получает премию. Жюри можно понять ѓ- в конце концов, премию надо присуждать каждый год и желательно в разные страны - а вот его единомышленников я не понимаю. Неужели неолиберальная мысль сейчас в таком кризисе, что даже самая лучшая из свежих книг оказывается такой ужасной компиляцией из которой становится очевидно, что догматику всё равно, откуда брать догмы - из Маркса, из фон Мизеса или из Игнатия Лойолы?
  Центральный тезис, что максимально свободный рынок - идеальная форма общественного устройства, весьма мрачно оттенён постоянными упрёками автора в адрес человека-коллективиста, которого хлебом не корми - дай увлечься свободой, равенством, братством и бесплатным здравоохранением! Индивидуалиста из человека уже выжигали, - теперь будем жечь другую половину?
  Срывание покровов с госпроектов и Великой Депрессии кажется зеркальным отображением статей о том, как неконтролирумые рыночные механизмы приевели экономику США к обвалу. Кто же прав? Правы, согласно автору, либертианцы. Почему они правы? Потому что они либертианцы.
  Одно из самых важных, интересных и популярных течений современной экономической мысли становится под пером автора таким же мёртвым, как идеи чучхе. А политическая программа сводится к паре лозунгов - 'снять теперешних, поставить неолибералов, всё приватизировать, отменить таможенные барьеры, а потом ждать, пока расцветём и только периодически давать по голове профсоюзам'. Неспроста из всего наследия австрийской школы автору приятней всего критика от фон Мизеса и пропаганда от Айн Рэнд (которая никогда не была экономистом). Как не надо - это так, как есть, а как надо - это, по идее, инвесторы должны знать. И вообще, государство не нужно и именно поэтому все меры предложенные автором могут быть применены исключительно на государственном уровне.
  Когда-нибудь, возможно, мы и прочитаем интересную книгу о взглядах и истории развития экономической мысли в неолиберальном её варианте. А пока у нас есть книжка, стилем и аргументацией напоминающая советскую передовицу 1974-го года. Из которой можно заключить, что все мы продаём и покупаем, производим и потребляем, добываем и утилизируем, а значит, следуя логике автора, принимаем участие в ужасающей многовековой войне этатизма и неолиберализма.
  Дорога, на которую нас приглашает автор, только кажется ясной и ровной. Мифология Романчука населена чудовищами и торжество свободы в странах Запада, согласно ей, только кажущееся ѓ- даже после того, как пали коммунистические правительства, зловещие кейнсианцы из Всемирного Банка продолжают плести интриги, популистские правительстваѓ ѓ- закрывать границы, а простодушное большинство - требовать бесплатного школьного образования. Даже в счастливом западном мире, первые лучики которого мы видели на начальных страницах книги, до сих пор правят бал антирыночные элементы!
  Если в мире есть что-то хорошее, Романчук знает, что причиной тому неолиберализм, свободный рынок и праксеология. Напротив, всё плохое ѓ- от этатизма, государственных инвестиций и кейнсианства. Поэтому на цивилизацию продолжают обрушиваться беды, в благополучных странах не всё благополучно, а прекрасная Франция мало того, что загажена понаехавшими алжирцами и бунтующими студентами Сорбонны, но ещё и один из оплотов мирового социалистического зла и именно она совместно с Россией (у Романчука, как у Яна Флеминга, Россия и СССР ѓ- синонимы) принесли в Африку опасные идеи свободы-равенства-братства и именно поэтому там сейчас в обилии встречаются трайбализм, каннибализм и муха це-це (см. 'Либерализм. Идеология счастливого человека', I, 3, стр. 77). Конечно, многие из африканских диктаторов отправляли коммунистов на корм крокодилам, но это была, должно быть, вынужденная мера. Ведь даже последнему антиглобалисту должно быть очевидно, что если бы не было коммунистов, Иди Амин и Гастингс Камузу Банда ни с кем бы не боролись и всесторонне развивали сельское хозяйство. Германия, Япония (в который, как вы помните, 'сильны традиционные коллективистские ценности'), Индия и Китай поддерживают Францию в этом антилиберальном деле! Даже СССР распалось с тайной целью обогащения социалистических правительств Запада (ibid, стр. 80).
  Лозунги, программы и даже действия не имеют значения. Так, 'либертианские реформы в Новой Зеландии' осуществляли социалисты, а все президенты США кроме Рейгана 'явные этатисты'. Конечно, Рейган немало вбухал в военную программу и вообще именно при нём стал расти внешний долг США, который вылился в недавний кризис. Однако он принимал в Белом Доме Айн Рэнд, а значит, ему прощается всё.
  Поэтому 'Запад' для Романчука - там, где нет социализма (ibid). Впрочем, социализм у него тоже свой, он определяет его, как 'систему централизованного планирования'. А разве при государственном капитализме нет централизованного планирования? Даже Брокгауз и Эфрон, например, определяли социализм как 'систему народного хозяйства, при которой орудия производства, то есть земля и капитал (заводы, фабрика, железн. дор. и проч.), являются общей собственностью всех трудящихся; труд и производство, а равно распределение продуктов труда организованы таким образом, что эксплуатация одних членов общества другими становится невозможной: все трудящиеся при равных обязанностях и равных правах участия в общественном труде облечены равными правами в пользовании плодами своего труда'. Но разве можно быть объективным, когда речь идёт о врагах?
  Продвигая идеологию крайнего либерализма, автор осуждает все прочие течения, но обстоятельно критикует лишь доисторический социализм брежневского образца. Либералы и социал-демократы для него - единственные идеологии в мире, причём первая - правильная, а вторая - совсем нет (возможно, это связано с двухтысячелетним противостоянием культурной Европы и тоталитарной Монголии). При первой человек живёт счастливо и предприимчиво,а при второй обречён перемещаться по степи в поисках пищи.
  Все, кто думает иначе, не просто дураки - они злодеи, мечтающие поработить мир. Историческое развитие и перемены игнорируются, всё сваливается в одну кучу, и получается, что в СССР были в одно и то же время 'нефтедоллары и Железный Занавес, работали концентрационные лагеря и психбольницы, а люди получали информацию от советского TV и газеты 'Правда''.
  Коммунист Сталин - тиран, а значит все, кто за бесплатное здравоохранение - за тиранию. Кейнс - гомосексуалист, значит, все кейнсианцы...
  Заметим, что даже столь нелюбимый им Кейнс высоко оценил 'Дорогу к рабству' столь любимого им фон Хайека, а ещё позже настолько пересмотрел свои убеждения, что женился.
  Наступление на противника идёт по всем фронтам, причём автор не брезгует никакими аргументами и именно поэтому не может добиться прорыва ни на одном направлении. В уже цитировавшейся книге 'Либрализм. Идеология счастливого человека' в качестве довода приводится даже тот факт, что фон Хайек и фон Мизес жили образцовой семейной жизнью, а последний даже написал, что 'брак представляется морально оправданным, когда он заключается по любви: заключённый без любви брак представляется неприличным' (искренне ваш, Капитан Очевидность). В то время как Маркс и Кейнс были плохими мужьями. Едва ли этот довод можно назвать весомым, но зато он даёт всяким еретикам повод позубоскалить по поводу личной жизни Айн Рэнд и образцового мужа и отца Йозефа Гёббельса.
  Однако есть ещё один любопытный аспект, мимо которого не может пройти ни один вдумчивый исследователь. Это то, что книга и сама риторика автора открывают перед нами полумифологический мир, напоминающий мир средневековых паломничеств и хождений. Реальные страны, народы и люди превращаются в маркеры и иллюстрации, а вожделенный богатый Запад то маячит на горизонте, словно недосягаемый сказочный замок, то вдруг расстилается перед нами, наполненный ужасными следами проблем, госинвестиций и кейнсианства.
  Бытовая мифология с её Западом, больше похожим на Страну Чудес, и Прошлым, одновременно Величественным и Кровавым никуда не пропадает, хоть автор и грозится её опровергнуть. Она неизменно подпитывает его рассуждения, к неё он обращается всякий раз, когда нужно говорить напрямую к читателю. Каждое его опровержение ласкает читателю слух. И вот уже хороший дедушка Пиночет одной рукой дарует экономические свободы, а другой ѓпотрошит гидру коммунизма, а процветающая Латвия движется в будущее, навьюченная неправильными кредитами. Презрительная ухмылка в адрес белорусских 'Дожинок' и умиление их эстонскими клонами, которые намного лучше и честнее, 'потому что эстонские'. Государство, осуждаемое и за создание госмонополий, и за препятствование созданию монополий частных. Либертианская мысль торжествует по всему земному шару ѓ- и вместе с тем 'в полно мере свободными' могут считаться лишь Гонконг, Сингапур, Ирландия, Великобритания, Эстония, Дания, США, и Финляндия ('Либерализм. Идеология счастливого человека', I, 5, стр. 94). Но даже эти страны находят, чем обидеть поклонников:ѓ Гонконг уже китайская территория, Ирландия - далеко не самая богатая страна в Европе, а США продолжает раздражать неолибералов то этатистом Бушем, то 'социалистом' Обамой. Искомая свобода она одновременно везде и нигде, ей следуют 'все здравомыслящий люди' и одновременно её преследуют на Востоке - социалисты, а на Западе - кейнсианцы. Неспроста список свободных стран так невелик, и того и гляди ужмётся до Сингапура и Финляндии. Ни одно интервью автора не обходится без срыва покровов с какой-нибудь Франции и демонстрации того, что даже западные страны не все достаточно западны.
  Чтобы не огорчать автора, рискну дополнить его список ещё несколькими названиями стран. В Камбодже (в ней живёт в 1,5 раза больше людей. чем в Беларуси) отсутствует бесплатная медицина, среднее образование и финансирование железных дорог. Жителям Сомали незнакомы таможенные барьеры, они не платят налоги и могут свободно покинуть страну. Жители Либерии крайне редко сталкиваются с проверяющими. Растущее могущество и скорый расцвет этих государств станут, несомненно, одним из важнейших аргументов в полемике, которую ведёт автор.
  И напоследок, ещё одна неполиткорректная цитата из Л. фон Мизеса (книга 'Антикапиталистический склад ума'):
  'Возникновение многочисленного класса... свободомыслящих интеллектуалов - это одно из наименее приятных явлений в эпоху современного капитализма. Их назойливая возня отталкивает разумных людей. Эти интеллектуалы лишь вредят'
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"