Аннотация: Опыт конспекта и ловли лулзов от книги Ярослава Романчука "В поисках экономического чуда. Уроки для Белоруси"
1. Введение
В апреле 2008 года все свободомыслящие экономисты, счетоводы и бухгалтера Белоруссии были обрадованы очередным успехом белорусской экономической мысли: книга Ярослава Романчука 'В поисках экономического чуда. Уроки для Беларуси' "получила Гран-при международной премии имени сэра Энтони Фишера от 'Фонда экономических исследований Атлас' в категории 'молодые институты'".
Сам Романчук - не последний человек в белорусской оппозиции. Один из руководителей Объединённой Гражданской Партии, когда-то возил из Польши шампанское, постоянно выступает со статьями и книгами, а ещё получил несколько премий. Он обещает привести страну к процветанию и этим безусловно оригинален.
К сожалению, ещё не всё население Белоруссии знакомо с книгой-лауреатом. К тому же, обилие таблиц, графиков и цифр может смутить неподготовленного читателя. Поэтому я взял на себя труд сделать краткий пересказ этого сочинения с попутно возникшими вопросами. Я думаю, они волнуют не только меня, но и других читателей.
Премия хорошее дело, но всегда ли она заслуженна? Тем более, когда её вручают заведомые союзники. Ведь небольшая проверка показывает, что все эти институты исповедуют идеологию, которая весьма близка к авторской.
Мы не рискнём навязывать читателю свои теории и пытаться уличить автора в какой-либо ереси. Пусть лучше сам автор шаг за шагом проведёт нас по дорогам своей мысли. Нам предстоит узнать, насколько он объективен, какие удивительные открытия он сделал за время работы над книгой и, разумеется, - что представляет из себя его концепция?
А дочитав до конца, мы решим, стоит ли нам гордиться его наградами. Вдруг они поролоновые?
2. Учёные сторожа
На титульном листе указано, что книга издана в Минске 'Центром Мизеса' в 2008 году. Отпечатана она, правда, на территории столь нелюбимой автором России, в Белгородской типографии. Тираж в 1000 экземпляров искупается тем, что книгу можно свободно скачать из интернета.
Автор начинает предисловие с гимна 'Эврике'. Имеется в виду, разумеется, не город в Калифорнии и не главная героиня японского мультсериала Eureka Seven. 'Эврика' - это радость открытия. Автор называет её 'важнейшим фактором экономического благосостояния и нравственного здоровья' и признаётся, что сам не раз восклицал 'Эврика!' во время работы над книгой. Попутно следуют благодарности всем его учителям, друзьям и соратникам по партии.
Ну что же, мы в предвкушении. Давайте окунёмся в открытия, сделанные автором!
Первая глава называется 'Чудачества вместо чуда' и начинается с рассуждения о дураках, которые заносчивы и требуют всего здесь и сейчас. 'Дураки считают, что законов экономики нет' (стр. 7), в то время как умные 'умеют отличать знания от глянца, факты от метафор, логику от стёба' (стр. 8). А ещё они 'отличают страну-лидера от страны-лузера' (ibid.)
Не называя страны по именам, автор критикует 'положивший миллионы жизней' СССР и восхваляет США, которые чтят 'героев науки, бизнеса, искусства, благотворительности, в которой талант и труд чувствуют себя уверенно...' (ibid.). Запомним это.
Далее автор сурово осуждает тех, кто говорит, что 'Американцы - тупые'. Ему это часто приходится слышать. А ведь 'Государство - не живой организм, это просто фикция, фигура речи. Государство не действует: не производит, не торгует и не воюет. В реальном мире действует только человек' (ibid.).
Двумя абзацами раньше СССР 'положил миллионы жизней', а США 'чтил героев'. Как это возможно для того, кто 'не действует'? А может, СССР и США не государства?
Автор может оправдаться, что сначала имеется в виду только политический строй, а потом - национальность. Но почему не написать яснее?
Я думаю, что всё-таки нельзя. Чёрно-белый тезис 'СССР - Империя Зла, а США - само совершенство' может вызвать немало возражений. Автор опровергает только одно из них, самое глупое и самое крайнее, а остальных как бы и нет. А напишешь яснее - и окажется, что говорил в начале об одном, в конце - о другом, а принять на веру предлагаешь третье.
Итак, у народов формируются неправильные мифы друг о друге. Как же с ними бороться? О! Автор предусматривает специальных людей:
'Чтобы мифы и иллюзии не становились 'общественным мнением', нужны умные, интеллектуальные сторожа. Они следят за тем, чтобы ересь не стала основой реальной политики...' (стр. 9)
Выражение 'интеллектуальные сторожа' не может не обрадовать. Прав был Станислав Ежи Лец - и на дорогах мысли нас подчас подстерегают разбойники! Простодушные люди уверены, что интеллектуалы должны что-то там открывать, придумывать новые идеи и вообще мыслить. На самом деле основная их обязанность - слежка.
В свободное от слежки время они '...призваны также изучать мир и предлагать стране всё то лучшее, что может нас обогатить' (стр. 9).
Весьма любопытная форма утопии. Мыслители-'сторожа', совместившие в себе цензоров и комментаторов, владеют монополией на информацию (или, ещё точнее, монополией на право информировать). Они и решают, что полезно, а что нет. Заметим, что по мнению автора каста сторожей уже существует, но 'отравлена мифами и иллюзиями'. Сторожа '...не хотят меняться'. Они, как оказалось, и являются элитой, которая - 'за статус кво. Она - тормоз'. Мы стоим на месте, а весь мир убежал далеко вперёд.
Не будем осуждать это причудливое Министерство Правды, но лишь уточним - по мнению автора, долг мыслителей допускать 'хорошие' идеи и не допускать 'плохие'. Правда, автор пока ни слова не сказал о 'хороших' идеях. Зато он осудил страны, которые не приёмлют хороших идей и 'каждый год мобилизуют население на битву за урожай, энергосбережение и выполнение прогнозных показателей'.
Разгромив таким образом Кубу и Северную Корею (не самых сильных противников), автор переходит к восхищению странами, где случилось экономическое чудо, которое -'результат общенационального консенсуса' (стр. 10). Дальше он даёт более точное определение, которое читателю стоит хорошенько запомнить:
'Экономическое чудо - это явление быстрого, устойчивого роста экономики (7-10% ВВП в год) на протяжении как минимум 20 лет в условиях добровольного обмена ресурсами, соблюдения прав и свобод человека [...] Его авторы [...] работают в условиях экономической и политической свободы' (ibid)
Далее уточняется, что СССР к таким не относится, т.к. обеспечивал экономической рост за счёт репрессий. Откуда взялся экономический рост времён НЭПа, когда репрессий практически не было, а протекционизм к своему производителю - был и изрядный, автор, увы, не сообщает.
Далее Романчук берётся разгромить 'белорусский феномен' и показать, что экономического чуда у нас нет. Попутно он предупреждает, что меньше, чем за два поколения 'homo sovetikus' от социализма не излечить. Древние евреи возразили бы, что Моисею хватило и одного поколения, а древние римляне дополнили, что в латыни надо писать 'soveticus'.
Нам предстоит экскурс в историю стран-'чемпионов', которая, увы, 'во многом остаётся неизученной и непонятой'. Изучить это - вторая причина написания книги.
Третья причина - глобализация и интенсификация межрегиональной и межстрановой конкуренции.
Следующий абзац очень важен:
'XX в. убедительно, на пальцах доказал, что экономика, основанная на государственной собственности, без демократии и прав человека, без верховенства закона и справедливой конкуренции неэффективна, аморальна и опасна для простого человека и природы. Марксизм и кейнсианство как попытки отрицания фактов мировой истории, как псевдонаучные теории, пытающиеся отрицать аксиому редкости и описывающие вместо реального человека некую утопическую, мифическую матрицу, провалились' (стр. 12)
Итак, названы две 'ложные' идеи: марксизм и кейнсианство. Если с основными положениями марксизма знакомы практически все, то идеи кейнсианства известны немногим. Надеюсь, автор пояснит их дальше по тексту, чтобы сторожа знали, что запрещать.
Также нам любопытно, что такое эта 'аксиома редкости'.
Читателю следует запомнить про демократию, права человека, верховенство закона и справедливую конкуренцию.
Опустим окончание первой главки (в основном это призывы верить автору и не заедать помидорами самогонку) и перейдём к общим советам умных людей. Так называется главка 2.
Указаны адреса умных людей - это независимые институты, которые публикуют статистику. Важнейшее условия счастья - это экономическая свобода. Она и есть чудо.
Интересующиеся могут узнать, что Литва и Латвия (с их огромным государственным долгом, массовой эмиграцией и русскоязычным населением, лишённым многих политических прав) свободней и благополучней Польши, которая 'далека от стандартов последовательного либерализма. Копируя польский опыт, можно набраться плохих экономических и правовых решений' (стр. 14). Чтобы белорусу не было так обидно, автор расписывает, как хорошо бы он жил, если бы входил в 20-ку самых свободных и богатых стран мира.
Кстати, 'мыльный пузырь' цен на недвижимость лопнул в 2009-ом именно в Латвии и Эстонии, а не в Польше. И польские товары регулярно появляются на белорусских прилавках. Возможно, это козни кейнсианской закулисы, которая скрывает таким образом ПРАВДУ.
На момент написания книги кризиса нету. Тем временем автор делает смелое заявление:
'Нельзя отождествлять экономическую свободу и демократию [...] Страна может быть демократической, но экономически несвободной. Типичным примером является Индия. С другой стороны, страна может быть экономически свободной и без демократии (Гонконг, Сингапур)' (ibid)
На стр. 10 нам обещали экономическую и политическую свободы, а на стр. 14 из них осталась только экономическая. Сторожить интеллектуальные просторы Родины можно и без демократии.
Покритиковав Белоруссию, автор переписывает статью 'Шесть мифов о капитализме', подготовленную умными людьми. Этот пересказ занимает 5 страниц.
Следующий раздел посвящён борьбе с бедностью. Автор восхваляет У. Истерли, который против экономической помощи бедным странам и порицает Дж. Сакса, одного из 'гуру неоколлективизма'. Поясняется, что такие деньги попадают в карманы к элите, а население всё больше ненавидит Запад. Советы 'гарвардского эксперта' Сакса надлежит выбросить в корзину, ибо они 'игнорируют Бога, человека и большой объём фактов', накопленный его оппонентами из институтов более 70 стран мира.
Далее мы узнаём, что экономическое чудо гарантирует мир и оно важнее демократии. На этом месте читателю можно сделать передышку и вспомнить подготовленную грузинскими 'умными людьми' статью о грузинском экономическом чуде, датированную началом 2008 года. Она есть на сайте автора.
Убедившись, что чудо чуду рознь, мы узнаём, что большое государство - это угроза национальной безопасности. Автор предостерегает нас, что легкомысленно смотреть в рот экспертам только потому, что они закончили Гарвард, МГУ или Лондонскую школу экономики.
Справедливое предостережение. Однако должны ли мы смотреть в рот другим экспертам потому, что они из института Фрэйзера и института Катона? Автор не касается этого вопроса, а возвращается к благостной теме дураков.
Дураков много и среди населения. Оно постоянно хочет социальной справедливости и бесплатного здравоохранения.
Дальше автор повторно сообщает, что по данным очередного исследования большое государство опасно для самого себя. Удивительно, что в Китае и США об этом не знают. А Евросоюз (у которого уже есть и Европрезидент, и Европарламент), по всей видимости, создаётся кейнсианцами, дабы окончательно погрузить человечество в хаос.
Но эти страны - далеко, оставив на растерзание автора чиновников пост-советских. Мы узнаём, что в Дании и Новой Зеландии каждый, кому поручены бюджетные деньги, находится под пристальным наблюдением 'гражданского общества и свободных СМИ'. Они, словно два ангела из мусульманских легенд, ходят за каждым и записывают его хорошие и плохие поступки.
'Поэтому нам равняться на большое скандинавское государство - опасно' (стр. 25). Датчане в восторге от этой характеристики! Их страну так редко называют большой...
Далее автор делает вывод, что чиновники приучили народ к иждивенчеству. Впрочем, опросы показывают, что жители многих стран Европы и Центральной Азии положительно относятся к росту расходов на здравоохранение, образование и науку (и позволяя тем самым Романчуку читать лекции в декоративном литовском 'институте' и публиковать книжки с критикой этой бесчестной политики). Чиновники очень любят такие ответы и соответственно прибирают к рукам больше власти.
Автор приходит к выводу, что самый главный вредитель - государство, хуже него только 'Тунгусский, или, не дай Бог, Шкловский метеорит' (стр. 25)
Чем так опасен упавший в глухой тайге метеорит, автор не уточняет, как не уточнил он пока и свою позицию касательно будущего Белоруссии. Мы пока слушали обещания, видели рейтинги и открывали для себя, что для счастья нам нужны экономическая свобода и сторожа. А всякие там демократии необязательны.
В целом, таблицы из чужих отчётов, страстные филиппики в адрес уже почти двадцать лет как исчезнувшего Советского Союза и 'авторитетные мнения умных людей' занимают практически всю главу. Мыслители-сторожа - единственная его 'эврика'. Ну что же, подождём других.
3. Всемирная история Западной Европы
Автор собирается ознакомить нас с уроками успешных и неуспешных цивилизаций, которые даёт Дэвид Лэндис в книге 'Богатство и бедность народов', вышедшей в 1998 году. Это книга не была переведена на русский, поэтому он пользуется английским изданием.
Разумеется, на эту тему написано множество других книг, но автору достаточно одной. И неспроста - Лэндис 'представляет большое количество фактов которые подтверждают идеи классических либералов и либертианцев' (стр. 26). С такой замечательной книгой другие уже не нужны!
На 26-ой странице автор наконец-то объявил, что мир спасут либертианцы, как спасали его все последние 2000 лет.
Следуют рассуждения об успехах науки и гигиены, умиляющие своей очевидностью, и о 'промышленной революции, о которой с такой ненавистью пишут марксисты и прочие этатисты' (стр. 27). Тот факт, что марксисты писали с ненавистью о социальной несправедливости, а не о промышленности, автору не важен. Вообще, его подход к идеям неприятных ему течений, будь то марксизм, антиглобализм или кейнсианство, всегда один и тот же: 'в сортах говна не разбираюсь'.
В наши дни, сообщает автор, основное разделение - не между Западом и Востоком, а между богатыми и свободными государствами и бедными и авторитарными.
Но это - наше время, а пока Дэвид Лэндис противопоставляет The West и The Rest. В чём же причина таких успехов Западной Европы?
Одни пишут, что Европа умнее, организованней, трудолюбивей. Другие - что они более агрессивны, жестоки и вероломны. Правы и те и те, но их правота носит оттенок пропаганды.
Третья группа учёных уверена, что европейцы просто украли у других народов их открытия. Это не соответствует фактам, потому что 'именно европейцы были двигателем прогресса на протяжении последней тысячи лет' (стр. 28).
Конечно, это ничто по сравнению с 5000 лет истории корейского народа и гордым племенем укров, которое научило всех индоевропейцев говорить и готовить, но тоже много что значит. Начиная примерно с X в. н. э. Европа только и делала, что изобретала - компас, порох, часы, астролябию, мазут, фарфор, саблю, кольчугу, водку и трибунал святейшей Инквизиции. Даже удивительно, почему она ждала до XV века, чтобы начать завоёвывать мир и уступить туркам Балканы.
Автор иронически относится к сторонникам 'богоизбранности чёрной расы', говорит, что расы равны и тратит несколько абзацев на пересказ климатических теорий Хартингтона, Гэлберта, Стритона и других экономистов, к которым Лэндис относится 'критически'. Да, в жарких странах много жары и проблем, но с ходом технического прогресса они 'устранены'. Как их устраняли в X в., он не упоминает и просто закрывает тему, переходя к следующему разделу, в котором вдруг выясняется, что 'по мнению Лэндиса, климат является важной предпосылкой развития европейской цивилизации' (стр. 29).
В чём же отличие Лэндиса от Хартингтона и компании? Да всё элементарно, как бы говорит нам автор. Отличие в том, что он - прав, а они - нет. Тут даже аргументов не нужно.
Но хватит рассуждений! Настало время ознакомиться с фактами, убедительно подтверждающими торжество либертианских идей уже в X в. н. э.!
В Европе, благодаря умеренному климату, обилию рек, озёр, рыбы, леса и демократии, отдельные племена могли жить в разных местах Европы совершенно децентрализованно. 'В Китае же жизнь была возможной только вдоль рек, которые обеспечивали потребности людей. Кланы, контролировавшие реки, контролировали жизнь, поэтому в Китае быстро организовалось централизованное государство. В Библии аналогичный процесс описан на примере Египта, когда жители сначала отдали фараоны свои деньги, потом свой скот и наконец самих себя' (стр. 29).
Автор не уточняет, что библейская история про правление Иосифа в Египте не намного более достоверна, чем предание про стены Иерехона, которые обрушились от звука трубы. Впрочем, дальше нас ждут ещё более интересные открытия.
Первое время, без железа, европейцы сильно отставали от азиатов. Они были вынуждены вырубать леса и распахивать их на тяжёлых и сильных лошадях, 'в то время как монголы могли перемещаться по степям в поисках пищи' (стр. 29).
Да-да-да! Простодушные этнографы вот уже тысячи лет полагают, что монголы и другие кочевники - скотоводы, которые периодически перегоняют коров и овечек с зимнего на летнее пастбище. Но Лэндис и Романчук открыли нам СТРАШНУЮ ПРАВДУ. Оказывается, стада у них бутафорские, а овцы заводные. Настоящие монголы перемещаются по степям, потому что ищут пищу. А ещё они ВНЕЗАПНО набегают - и грабят корованы!!
Нет ничего удивительного, что их стиль жизни 'кардинально отличался от европейского. Конфликт между двумя укладами жизней не мог не войти в противоречие при расширении сферы влияния этих двух цивилизаций' (стр. 29).
Напряжение нарастает. Конфликт монгольской и западноевропейской цивилизациями пока и вправду не раскрыт в работах европейских историков. То у них Иран, то Византия, то династия Тан, то Великие Моголы, то викинги, то ещё какие-нибудь вандалы. Разве что Гумилёв писал что-то про попытку монголов из вымышленного царства организовать крестовый поход в союзе с госпитайлерами, да ещё у Заболоцкого есть про Рубрука в Монголии. Прочие учёные до сих пор изучают какое-то 'иго', скрывая правду о величайшем конфликте в истории народов Евразии.
Очень осторожно считаем следующий абзац.
'В 732 г. Чарльз Мартелл остановил нашествие арабских завоевателей в битве у Тура. Ещё одна знаменательная битва произошла в 1187 г., когда сарацины Салладина нанесли поражение европейским рыцарям. Но в долгосрочной перспективе европейцы выиграли. Тяжёлые и выносливые лошади могли больше и дольше работать. Европейские стада были больше монгольских и китайских. Навоз помогал сохранять плодородие земель. В результате урожаи были лучше, пищи - больше. Рацион европейцев был богат молочными и мясными продуктами...'
Да, друзья мои, вот как оно было. Монгольские арабы курда Салладина на недокомплетованных китайских лошадях пытались победить цивилизованных европейских рыцарей ещё в XII в. Простодушные кочевники различали тягловых, пахотных и боевых коней, не подозревая, что у европейские стада намного больше. Стада сами монголов использовались только для обмана этнографов - мясо кочевники не ели, а молоко - выливали, чтобы не мешало перемещаться по степи в поисках пищи.
Грязные инсинуации Виктора Гюго о том, что у китайцев навоз идёт на поля, а у европейцев - в клоаку (ср. 'Отверженные', т. II, ч. V, кн. 2, гл. 1) всего лишь показывают его симпатии к социализму.
Дальше следует статистика. В Китае для уборки урожая требовалось в 30 раз больше людей на единицу площади, чем в Африке, в 40 - чем в Европе и в 100 - чем в Америке. Автор не уточняет, для какого века приведены эти цифры. Если для XX, то непонятно, зачем Китай выращивает продукты, которые можно купить в высокопродуктивном Судане и цветущей Центрально-Африканской Республике. Если для XII, то можно лишь подивиться аграрным успехам древних майя.
Далее излагается история двух первых сельскохозяйственных революций, в результате которых к XIII веку Китай стал одной из самых аграрно развитых держав мира. А значит (следуя логике предыдущего абзаца) они догнали и перегнали и германцев, и египтян, и даже ацтеков. Вот молодцы!
Тем временем европейцы (в отличие от прочих народов) 'считали себя особенными' (стр. 31). Выделить ещё какие-то мысли сложно, потому что логическая связь между предложениями почти отсутствует, а абзацы похожи скорее на результат работы программы-генератора. Например, такие:
'Аристократы имели право на ношение оружия, а простые люди старались не смотреть им в глаза. В азиатских деспотиях простые люди существовали для того, чтобы удовлетворять все прихоти правящего класса. Лэндис полагает, что само понятие экономического прогресса было западным изобретением. Аристократические государства (города) принципиально отличались от городов в Китае и Индии'. (ibid.)
Всё ясно?
Тем временем автор поясняет, кто всё это затеял:
'Собственность в Европе была защищена правом. Без всеобщего признания этого права не было бы капитализма. Эти традиции были заложены евреями' (ibid.)
ZOG не дrемлет, ZOG не спит. Беrегись, антисемит!!!
Почему те же самые евреи не заложили аналогичные традиции в Средней Азии, Йемене или Хазарии (где их тоже было немало), автор умалчивает. Возможно, это были неправильные евреи.
Пробираемся через спутанные абзацы о пользе городов-государств и фрагментарности, чёткого разделения государства и церкви (Григорий VII протестует). А вот равнодушное к религии китайское общество находилось в состоянии гомеостаза. Историки будут ссылаться на какое-то восстание Жёлтых Повязок, мореплаванье династии Мин и введение картофеля в XVIII веке, но мы их выслушаем как-нибудь потом. А пока мы узнаём, что 'К X-XI веку богатые европейцы были заинтересованы в установлении мира и развитии экономики' (стр. 32).
Автор не уточняет, какую роль в установлении мира сыграли крестовые походы. Возможно, в Палестину вводили миротворческий контингент.
Далее - три причины, по которым китайцы не смогли обогнать Европу. Это отсутствие частной собственности, запрет на фабричное использование женского труда и 'тоталитарный характер китайского общества'. В чём разница между первым и третьим и почему женщины не могли ткать дома, не написано.
Далее рассматривается мир ислама. Там религиозные деятели попросту запретили всякую науку, и весь прогресс очень быстро сошёл на нет. История вполне себе цивилизованной Османской Империи, которая и в XVIII веке была изрядной силой, автор, увы, не рассматривает.
Он возвращается к любимой Европе, которая полнилась радостью открытий - достаточно вспомнить судьбу Галилея. Источники культа изобретений коренились в религии (стр. 36). Это:
'1. Уважение к ручному труду, которое нашло отражение в ряде библейских текстов.'
Да, тут не поспоришь. Уже первые главы книги Бытие внушают уважение к труду. Вот Бог напутствует человека, которого изгоняет из рая: '...проклята земля за тебя; со скорбью будешь питаться от нее во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе; и будешь питаться полевою травою; в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься.' (Быт.3:17-19)
Какое уважение к труду земледельца! А дальше мы узнаём, что 'И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец' (Быт.4:2).
И Авраам, и Исаак, и Иаков были скотоводами. Да и сам народ Израильский был скорее народ-пастух, чем народ-земледелец. Ручной труд, ручной труд...
'2) Идея покорения природы человеком'
В целях маскировки, она была сформулирована только в XVIII веке. Я буду благодарен автору за более ранние источники. Из отцов церкви, пожалуйста! Или из древних греков!
'3) Линейное восприятие хода времени (другие общества воспринимали ход времени как циклический процесс, т. е. считали, что всё можно начать сначала, в то время как в линейном измерении присутствовали и прогресс, и регресс)'
От читателя не требуется понимать, что здесь написано. Даже в самой грубой форме циклическое время это Прогресс - Расцвет - Регресс - Гибель - Опять прогресс. Другое дело, что это не средневековье, а Освальд Шпенглер и его 'Закат Европы'.
О средневековой психологии восприятия времени написано очень много. Чтобы составить более полное представление о том, как оно было устроено, я приведу обширную цитату из статьи Лотмана 'Звонячи в прадѣднюю славу' (в книге Лотман Ю.М. Избранные статьи. В 3-х т.т. Т. II. Таллинн, 1992, с. 107-110):
'Линейное время современного культурного сознания неразрывно связано с представлениями о том, что каждое событие сменяется последующим, причем ушедшее в прошлое перестает существовать. Признак реальности приписывается лишь настоящему времени. Прошлое существует как воспоминание и причина, настоящее - как реальность, будущее - как следствие. С этим связано убеждение в том, что если подлинной реальностью обладает лишь настоящее, то смысл его раскрывается только в будущем. Отсюда стремление выстраивать события в единую движущуюся цепь и организовывать ее причинно-следственными связями.
Древнерусское сознание исходило из иных представлений. Лежащие в основе миропорядка 'первые' события не переходят в призрачное бытие воспоминаний - они существуют в своей реальности вечно. Каждое новое событие такого рода не есть нечто отдельное от 'первого' его праобраза - оно лишь представляет собой обновление и рост этого вечного 'столбового' события. Каждое убийство братом брата не представляет собой какого-либо нового и отдельного поступка, а является лишь обновлением каинова греха, который сам по себе вечен.
Поэтому особенно великим грехом являются новые, неслыханные преступления: они получают с момента своей реализации бытие, и каждое новое их повторение падает на голову не столько непосредственно совершившего их грешника, сколько на душу первого преступника. Точно так же и великие и славные дела лишь оживляют вечно существующую и единственно реальную 'первую славу', звонят в нее, как в колокол который имеет реальное бытие и тогда, когда молчит, в то время, как звон его - не бытие, а свидетельство бытия. Подобно тому как в циклическом времени мифа события непрерывно повторяют исконный порядок вечного Цикла и - одновременно - для того чтобы каждое событие, единственно предусмотренное в Порядке, осуществилось, требуется магическое вмешательство ритуала, которое его реализует, - для того чтобы вечный колокол прадедовской славы зазвенел, необходимы героические дела правнуков.
Такой тип сознания обращает мысль не к концу - результату, а к началу - истоку.
Современному сознанию будет легче представить себе подобный строй мысли, если мы проиллюстрируем его исторически более близкими примерами.
Гоголь остро чувствовал и умом исследователя, и интуицией художника самую сущность архаического мировоззрения. В 'Страшной мести' писателя отразилась с необычайной яркостью интересующая нас в данном случае система категорий. Злодей Петро, убив побратима, совершает неслыханное преступление, соединяющее грехи Каина и Иуды, и становится зачинателем нового и небывалого зла. Преступление его не уходит в прошлое, порождая цепь новых злодейств, оно продолжает существовать в настоящем и непрерывно возрастать. Выражением этого представления становится образ мертвеца, растущего под землей с каждым новым злодейством.
Таким образом, в подобном представлении активны две стороны. С одной стороны, действует зачинатель. Именно он создает постоянные конструктивные признаки мира. Будучи единожды созданы, эти 'столбовые' конструкции уже существуют вневременно, не входя в историю людей, а располагаясь в более глубинных слоях бытия. Отсюда типичное для древнерусской письменности внимание к вопросу 'кто зачал?', 'откуда повелось?''
Продолжим чтение Романчука.
Ещё у европейцев был свободный рынок. И греческая политэкономифология 'в греческих легендах об Икаре, который взлетел выше положенного богами, или о Прометее, который по-своему интерпретировал понятие 'общественный товар'' (ibid.).
К сожалению, ни Романчук, ни Лэндис не знакомы с китайской мифологией, где есть свои Икары и Прометеи.
Тем временем настало время Колумба. Автор сначала изливает праведный гнев на мексиканцев, которые выпустили к его юбилею монеты, посвящённые культуре ацтеков, потом (вроде бы для объективности, а на деле - чтобы не прослыть шовинистом) признаёт, что индейцев постигла 'злая участь', чтобы перейти к горделивому описанию разграбления Америки испанцами и португальцами.
'Общеизвестно, что Колумб плыл в Китай, но сбился с пути' (стр. 38). Страшно подумать, что бы произошло, если бы он не сбился!!
'Предводитель испанцев Кортес, прибегнув к хитрости, вскоре приобрёл полный контроль над богатой золотом империей инков' (стр. 39)
Жалеть их нечего - эти империи были 'тоталитарными государствами'. Жалеть надо Франсиско Писарро, про которого почему-то забыли...
Далее излагается история хозяйственной монополии и державного головотяпства Нидерландской Ост-Индской Компании - прототипа современных олигархий. Немного похоже описывали в советских учебниках всемирной истории.
Хвастливая хроника завоевания Англией Калькутты. Слишком богатые Испания и Португалия сравниваются с Россией, странами Персидского Залива и... Венесуэлой. Жители Каракаса благодарны за оказанное доверие, но отмечают, что уровень их жизни пока далёк от стран Персидского Залива.
История передела колоний, промышленной революции и прочая, прочая, прочая.
'Итальянцы не воспользовались открытием Америки. У них почти не было флота.' (стр. 45). У Генуи и Венеции не было флота? Кто же тогда воевал с турками и основывал торговые фактории в Крыму? Правда, плыть в Америку из Италии довольно затруднительно, да и сама Италия была практически покорена Испанией. Но для автора это несущественно. Остаётся лишь посочувствовать итальянцам, а ещё шведам, датчанам, норвежцам и полякам, у которых тоже не было колоний в Новом Свете.
Успехи Северной Европы объясняются исходя из теории Макса Вебера о полезном влиянии кальвинизма. Правда, на севере Германии живут в основном лютеране, но кого это волнует?..
'В XIX в. Альфонс де Кондолл подсчитал, что из 93 иностранных членов Французской академии наук 71 был протестантом, 16 - католиками и 7 - иудеями' (стр. 45).
Обратите внимание - мы подсчитываем количество ИНОСТРАННЫХ членов и в XIX веке. Подозреваю, что большинство из них были попросту немцы и голландцы.
На стр. 48 осуждается способ вычисления ВВП для тех периодов, когда статистика не велась, после чего эта осуждённая статистика используется в доказательстве. А то!
Ввиду того немаловажного факта, что Лэндис - британец, то отдельный раздел посвящён причине успеха Британии. Среди них - равенство полов, недопущение дискриминации по религиозному, этническому, половому и любому другому признаку. Бежавшие в Америку пуритане, ирландцы, и суфражистки не считаются.
Упоминание об индийском хлопке, технологию производства которого скопировали европейцы. О том, как умирали от голода индийские ткачи в XIX веке, нет ни слова. Почему просвещенная, цивилизованная и свободная Британская Империя не помогла своим собственным подданным? Кто знает...
Основная беда этих рассуждений - вовсе не в дилетантизме автора, сводящего весь непростой ход истории к борьбе иудео-христианской демократии с сино-монгольским тоталитаризмом плюс перемещениями по степи в поисках пищи, и не в скомканности изложения, и даже не в отсутствии знаний - книга Лэндиса, я уверен, куда более подробна и обстоятельна. Беда в том, что все эти 'объяснения' объясняют лишь задним числом! Если фрагментация полезна, то почему не расцвела в одночасье ужасающе раздробленная Германия? Если торговые монополии справляются лучше королей, то почему чисто протестантская Голландия в таким треском проиграла войну Англии? Англиканская церковь ближе к католицизму, чем к кальвинизму - но именно Великобритания завоевала полмира. В Голландии купцы-капиталисты фактически возглавляли страну - и именно эти гуманные люди грабили Яву и Суматру. Почему Франция, пусть и ослабленная, не погибла после изгнания гугенотов? Откуда обеднение вольной шляхецкой Речи Посполитой? Почему казаки покорились царю, а не царь - казакам?
Автор такими неуместными вопросами не задаётся. Вместо этого перечисляются страны, которые тоже были готовы к промышленной революции. Россия и Австрия, например, не были.
Трогательный абзац, от которого так и веет ласковым шовинизмом: 'Ещё хуже было положение на Балканах, которые находились под игом Османской империи. Эти регионы до сих пор не оправились от наследия коллективизма и этатизма' (стр. 53). Дескать, так этим молдаваноболгарским цыганам и надо!
Дальнейшее изложение нарочито запутанное, ибо в нём признаётся существование всяких нелибертианских вещей. Например 'в традиционно прорыночных государствах - например, викторианской Англии и США после второй мировой войны - существовало множество торговых барьеров, которые защищали их от импорта и развития' (стр. 53-54). И чуть дальше 'после полного поражения Наполеона в 1815 г. во Франции недолгое время существовал период свободной торговли, который быстро закончился под напором французских производителей'.
У-у-у-у-у! Вроде предприниматели, а какие всё-таки враги либертианства!! Ох уж эти французы. Впрочем, автор по ним ещё пройдётся.
Далее - скомканное изложение истории России с 1815 по 1917. И на закуску - яростная критика книги А. Гершенскрона 'Экономическая отсталость в экономической перспективе' (1951).
Раздел 'Богатство знаний' малоинтересен. Перейдём к 'японскому' разделу о том, 'как последний может стать первым'.
Почти сразу же нам попадается кусок, который стоит того, чтобы процитировать его, пусть даже с небольшими сокращениями:
'Японцев очень заинтересовала европейская культура. Для них она была гораздо интереснее, чем скучное изучение конфуцианства. [...] При встрече с европейцами они скопировали их оружие, религию, часы, но всё равно чувствовали своё превосходство.
Испанцы и португальцы раздули страхи японцев по поводу христианизации Японии. Они говорили, что их короли сначала засылают миссионеров, а потом полностью порабощают страны. В 1612 году Токугава Иэясу запретил христианство. На то время из 18 млн. японцев христианами были до 700 тыс. человек. Японцы боялись, что христианство разрушит их базовые ценности. Началась кровавая компания, в процессе которой не желавших публично отречься пытали и убивали. Такое отношение к другим религиям обрекло Японию на культурную и экономическую изоляцию' (стр. 57)
За десяток строк японцы успели дважды скопировать религию и дважды от неё отречься. Какое непостоянство! Однако даже в эдакой изоляции Япония напоминала средневековую Европу, где 'крестьян уважали за их труд. Рабочих ценили за производимые ими товары'. (ibid) Сёгунат же был аналогом империи римской католической церкви, но гораздо сильнее. Правда, ни сёгун, ни микадо духовной власти не имели, да и папы так и не смогли установить свою власть даже над светскими правителями Священной Римской Империи.
Стиль напоминает учебник для четвёртого класса, однако предназначен совсем для другого. Из упрощённого изложения можно легко убрать 'неприятные' подробности. Ну, и о купцах рассуждать:
'Типичен пример И. Тоцугоро и его семьи. Они стали очень богатыми, торгуя и оказывая много услуг для Осаки. Сложилась ситуация, когда многие люди задолжали деньги ему и его семье. По конфуцианской религии в 1705 г. сёгун приказал конфисковать всё его богатство' (стр. 58)
Какая опасная религия это конфуцианство! Замирая от страха, открываем томик Конфуция и читаем:
'Учитель сказал:
- Если есть возможность добиться богатства, то ради этого я готов стать возницей. Но если нет такой возможности, то я буду следовать своим путем.' (Лунь Юй, VII, 13)
'Когда учитель ехал в Вэй, Жань Ю правил колесницей.
Учитель сказал:
- Народу здесь много!
Жань Ю спросил:
- Народу здесь много, но что надо сделать [для него]?
[Учитель] ответил:
- Надо сделать его богатым.
[Жань Ю] спросил:
- Когда он станет богатым, что надо еще сделать [для него]?
[Учитель] ответил:
- Надо его воспитать!' (Лунь Юй, XIII, 9)
'Учитель сказал:
- Быть бедным и не роптать - трудно, быть богатым и не зазнаваться - легко.' (Лунь Юй, XIV, 11)
Похоже, мы имеем дело с более поздними трактовками конфуцианства. Автор, к сожалению, оставляет эту тему синологам, считая её слишком сложной для своих читателей. А жаль! Было бы здорово узнать про многовековую борьбу либертианского даосизма с этатическим конфуцианством и про восприятие объективизма Ван Янмина в свете классического коллективизма Чжу Си!
'В Японии не существовало кальвинистов, но господствовала весьма схожая этика. Японцы отдавали предпочтение скорее работе, чем богатству. [...] Монахи писали, что через работу человек обретает спасение' (ibid)
Мысль о том, что труд важнее богатства, ближе скорее социалистам, но она так удачно указывает работнику на его место, что её нельзя не процитировать. А монахи благодарны за дополнение буддизма и синтоизма концепцией спасения.
Страница 59 упоминает быстрый рост Эдо (будущего Токио) где к началу XIX века жил 1 млн. человек при общем населении в 26 млн. Получается, что за неполных два века население Японии выросло почти в полтора раза. Изолированная от всего мира Япония 'развивалась чуть ли не по Адаму Смиту' (ibid). Ведь даже при совершенной автаркии у неё был ряд преимуществ:
'1) 250 лет без войн и революций'
Крестьянские восстания не в счёт.
'2) Более дешёвый и доступный водный транспорт'
А так же тайфуны, цунами и просто землетрясения.
'3) Единственный язык и одна культура'
В конце XIX века некоторые абитуриенты просили принимать у них экзамен по-английски - экзаменатор не понимал их исконно фукуокского выговора. А диалекты бывшего Рюкюского королевства неспроста выделили в отдельный язык.
'4) Упразднение старых торговых барьеров'
Каких барьеров, в каком году, каким указом?
'5) Развитие общей коммерческой этики'
Что ж, у северокорейского рынка, стихийно возникшего в совершенно изолированной стране с единым языком и культурой, есть неплохие шансы на большой успех к 2200 году. Их последняя война закончилась только 50 лет назад, поэтому пока они живут бедно, хотя и наловчились запускать подводные спутники Земли.
Далее - незаурядные успехи правителей отдельных провинций.
Описание реставрации Мэйдзи достойно того, чтобы его включили в японский учебник истории. Начинается с описания достижений провинции Сацума, которая обанкротилась в 1825-ом, в 1831 объявила о реструктуризации долга на 250 лет и начали производить сахар, чтобы к 1851 производить четверть японского сахара. Позже они стали делать хлопок и оружие, а ещё ввозить из Китая дешёвую контрабанду. 'В 1870 они инициировали борьбу против старого режима. В 1867-1868 произошла японская революция. Сёгунат был низвержен. Власть перешла к императору' (ibid)
Какие умные люди живут в этой Сацуме! Начать борьбу с режимом через год после его падения - это и модно, и безопасно! Именно они, а не Муцухито и компания, свергли сёгунат, который простодушно стриг купоны, не замечая ни принудительного 'открытия' Японии эскадрой Перри, ни мятежей, ни того, что из страны откачивают золото.
Автор осуждает японский государственный протекционизм, назло которому промышленность делала большие успехи.
Прекрасный пример взаимоисключающих параграфов:
'Задолго до промышленной революции большую роль в накоплении богатства играл индивидуализм. Но как только японцы поняли, куда идти, как развиваться, важнейшим фактором успеха стали их коллективистские ценности' (стр. 60).
Вот так одна революция переделала целую страну. Правда, до эпохи Мэйдзи Япония не знала даже командных видов спорта, но кому какое дело? 'Коллективистскими ценностями' европеец объясняет сразу всё в поведении любого азиатского народа, идёт ли речь о китайцах или японцах, вьетнамцах или эвенках.
Дальше читаем внимательно.
'Типичной ошибкой экономических историков было допущение того, что сегодняшний экономический выигрыш от выбора типа и эффективности производства сохранится и завтра. История не вписывается в рамки некоей математической формулы и экономической модели. Экономическая политика догоняющих стран и лидеров экономического прогресса не может быть одинаковой' (ibid)
Но разве сам автор не уверял нас до сих пор, что ему известна панацея, некий простой рецепт расцвета для слабосильного государства? Разве он не говорил, что эти правила просты и известны всем умным людям? Разве он не пытается нас убедить (без особенной заботы о фактах), что идеи либертианства вот уже 1000 лет способствуют расцвету западноевропейской цивилизации?
Но я полагаю, что он не зря добавил это замечание. Раз история 'не вписывается', то экономическую модель можно объявить успешной вне зависимости от её результатов. А если что не так - списать на 'местные особенности' и 'стихийный этатизм'.
А пока можно отложить японскую историю и заняться рассуждениями общего характера о том, что назад дороги нет и человек заведомо неотделим от своей цивилизации, которая, разумеется, является цивилизацией Западной Европы.
4. Лицо врага
'Прогресс человечества был обеспечен за счёт роста и расширения так называемой западной цивилизации, её способа получения знаний, политических институтов и идеологию. Сегодня некоторые учёные рассматривают процесс распространения западной цивилизации как агрессию. В постмодернистском мире 'относительных ценностей и морального равенства' сама идея западноцентральностремительного мира многим кажется высокомерной. Они предпочли бы иметь историю, в которой для каждого нашлись бы хорошие слова, и не было бы никаких лидеров. Еврофобы заявляют о себе, по-новому интерпретирую историю. Антиглобалисты утверждают, что во втором тысячелетии Запад доминировал не по причине превосходства своих политических и экономических институтов' (стр. 61)
С тем, насколько 'по-старому' интерпретирует историю сам автор, мы уже познакомились. В целом же приведённая цитата позволяет сделать два вывода.
Во-первых, автора совершенно не волнует, что на эту проблему могут быть разные точки зрения. Любой, кто думает иначе, даже не достоит дискуссии, ибо он еврофоб и антиглобалист (эти слова у автора служат ругательством, наряду с коммунистом, этатистом и кейнсианцем).
Во-вторых, если политические и экономические институты Запада были столь эффективны, отчего же в их колониях то и дело вспыхивали восстания, свирепствовал голод, а то и вовсе наблюдался отрицательный прирост населения? Или они были эффективны в основном для САМОЙ Европы, а не для тех, кого она грабила? В этом месте либертианская риторика неотличима от фашизма.
Вообще, этот сомнительный тезис стоило бы обосновать, но автор этого не делает. Дальнейшие рассуждения касаются того, что в будущем всё произойдёт внезапно. Соответственно, никто ничего не знает, и предсказать не берётся. Пол Кругман говорит, что идея конкуренции устарела, но он неправ. После нескольких бессвязных фраз на стр. 62 следуют уроки истории XX века (опять-таки из книги Д. Лэндиса):
'- Доходы и выгоды распределяются неравномерно, но в долгосрочной перспективе свободная торговля полезна'
Как там было у Чехова? Нужна собаке свобода, но надо её всё-таки на цепи держать!
'- Экспорт и импорт рабочих мест не то же, что экспорт и импорт товаров'
Чем он является, автор не сообщает.
'- Сравнительные преимущества могут изменяться'
Но эти изменения невозможно предсказать. Можно завтра получить наследство. А можно и не получить :(
'- Всегда полезно слушать и слышать сигналы рынка, т. е. не блокировать информацию...'
Искренне ваш, Капитан Очевидность.
Связь между советом и пояснением неясна. Если ты услышал сигнал рынка, ты сразу же заинтересован в том, чтобы его не услышали конкуренты.
'- Многие люди по-прежнему больше предпочитают брать и делать, чем производить. Это искушение присуще каждому обществу в любой исторический период. Нейтрализовать его, сделать доминирующей и модной не этику распределителя, 'халявщика', а творца и производителя' следует при помощи: образования, PR идеологии капитализма и чтения вслух Айн Рэнд.
Полиграф Полиграфович Шариков страшно горд, что его воззрения на общественное благо поставлены в один ряд с марксизмом, антиглобализмом и даже кейнсианством!
Этот пункт весьма интересен тем, что автор как бы 'спрыгивает' с высот на повседневность и пытается хотя бы в общих словах сформулировать 'правильную' идеологию и отучить homo sovetikus от грабежа корованов по монгольскому образцу. Увы - эта идеология совершенно неотличима от идеологии столь ненавистных автору марксистов. Советский человек из официальной пропаганды постоянно изобретал, стоил, покорял космос и боролся за мир.
Всё дело-то в том, что мало производить - нужно, чтобы товар нашёл потребителя. В противном случае мы получаем только забитый товаром склад. Причём товар вовсе необязательно плох - он может не выдержать конкуренции с более дешёвым импортным товаром. Теоретически, можно не производить вообще ничего и покупать, что надо, на мировом рынке. Но для этого нужны деньги, много денег! Прежде, чем что-то купить, надо сначала продать.
Да, в современном мире руда в Австралии, фирма в Японии, завод в Китае, а биржа в Нью-Йорке. Но которое из этих замечательных учреждений расположено в Белоруссии? Чем мы займёмся на мировом рынке, когда отменим все пошлины?
'По умолчанию человек, [...] живущий в современном (семья, школа, вуз, медиа, культура, 'улица') становится сторонником liberté, égalité, fraternité (свобода, равенство, братство), т. е. лозунгов Парижской коммуны и этатизма.' (стр. 62)
Выскажусь в защиту школы. Помимо вредных влияний, школьник может там усвоить, что liberté, égalité, fraternité было лозунгом Великой Французской Революции, которая произошла за 80 лет до Парижской Коммуны. Ещё он может заметить, что ни liberté, ни égalité, ни fraternité не имеют отношения к etat, а скорее относятся к сословным перегородкам.
Кстати, вплоть до начала XX века даже в странах с парламентами существовал имущественный ценз - право голоса имели только люди с определённым годовым доходом. В некоторых странах был ещё и ценз национальный - 'покорённые' народы могли выдвигать меньше депутатов, чем 'полноправные'.
Что-то из этого сохранилось и до нашего времени. К примеру, единственной страной, где пустили в эфирное время противников введения единой европейской валюты, была Швеция. Заметим, что это единственная страна, сохранившая свою валюту.
Далее автор радует нас обширной цитатой из Лэндиса о пользе оптимизма. 'Люди, которые живут для того, чтобы работать - небольшая и счастливая элита' сообщает он нам. 'Быть образованным, открытым для получения новой информации оптимистом выгодно и прибыльно' (стр. 63).
Как быть тем, у кого нет денег на образование, и легко ли быть оптимистом, когда ты пока не выгоден и не прибылен, Лэндис не уточняет.
На этом пересказ книги Лэндиса в общем завершён. Правда, в оригинальной книге нет ни слова о либертианстве, а многие рецензенты отмечали, что Лэндис так и не дал на свой вопрос конкретного ответа, сведя его к тому, что 'Европа победила, потому что была лучше, Европа была лучше, потому что она победила'.
Зато его мнение 'пересекается с основными тезисами философии объективизма А. Рэнд и рекомендациями австрийской школы экономики (Л. фон Мизес, Ф. фон Хайек, М. Ротбард, И. Кирзнер и другие). Раз столько умных и талантливых людей сошлись во мнении относительно природы богатства и бедности, белорусским элитам критически важно изучить это бесценное наследие и начать проводить экономическую политику на данной научной и идеологической базе' (стр. 63)
Итак, мы знаем имена целых 6 (!!!!) умных и талантливых людей, на чьей научной и идеологической базе будет основано наше будущее процветание. Фраза 'бесценное наследие' вызывает приятную ностальгию по партиздатовскому Энгельсу.
(Какое однако счастье, что автору не повстречалось 7 умных и талантливых сайентологов!)
Впрочем, сейчас день, а значит, белорусские элиты (они же - вы не забыли? - сторожа) отсыпаются после ночной вахты. Давайте попробуем изучить это бесценное наследие, прежде чем перейдём к следующей порции авторских 'эврик'.
5. Мизес, откройся!
Людвиг фон Мизес (наряду с фон Хайеком) считается одним из основателей австрийской экономической школы. Его обширное наследие обладает, увы, одним существенным недостатком - в нём практически отсутствуют сочинения по экономическим вопросам. Его интересовали не столько индустрия и безработица, финансы и кредит, сколько неправильное понимание их оппонентами. Большая их часть посвящена критике социалистических и институциональных идей, а также концепций исторической школы. После распада Советского Союза его труды стали весьма популярны, так как его критика советской системы была во многом справедлива. К сожалению, блистательно обличая и описывая в мельчайших подробностях ужасы бюрократии, автор может им противопоставить только тот факт, что 'у нас-то всё намного лучше'. Его рассуждения о либерализме скроены по одному шаблону - 'а вот у нас не так, потому что laissez faire. Уберите бюрократию - и всё зацветёт.'.
Тот факт, что даже небольшая компания так или иначе порождает свою собственную бюрократию (хотя бы для сбора статистики), для Мизеса не особенно важен.
Экономическое моделирование и кейнсианские формулы он отрицал, как ненадёжные. По его мнению, математика не может предсказывать события будущего даже в вероятностных категориях. Не существует даже такого понятия, как общий уровень цен - есть отдельные цены на отдельный товар и они никак не связаны.
(Надо отметить, что его младший брат стал довольно известным статистиком. В книге Пойи 'Математика и правдоподобные рассуждения' фамилии Мизеса и Кейнса нередко встречаются даже на одной странице)
'Математический метод должен быть отвергнут, не только потому, что он бесплоден. Это совершенно неправильный метод, исходящий из неверных предпосылок и ведущий к ошибочным выводам. Строящиеся в соответствии с этим методом силлогизмы не только лишены практической ценности, они отвлекают от изучения реальных проблем и искажают соотношения между различными явлениями'
Основой экономического исследования должна стать праксеология - наука о человеческом поведении или о том, как человек делает выбор. Принципы праксеологии, как он их излагает - это вечные истины, не нуждающиеся ни в проверке, ни в доказательствах, ни даже в экспериментальном подтверждении. Анализ исторического процесса не нужен, ведь он демонстрирует лишь субъективную позицию автора (сравните с марксистским тезисом о том, что каждый историк пишет историю в интересах класса, к которому принадлежит), в то время как человек всегда остаётся тем же, в не зависимости от культуры.
Даже свободу он определял как 'такое положение дел, при котором право свободного выбора индивидов не ограничивается государственными принуждением сильнее, чем в любом случае оно ограничивается праксеологическими законами'. То есть если праксеология не работает - то виновата не она, а государство.
Впрочем, многие проблемы праксеология попросту не рассматривает. Скажем, бедность и безработица находятся 'за пределами теории человеческого действия, - теории, которая рассматривает только вопрос о том, как обеспечиваются средства, необходимые для потребления, но не о том, как эти средства потребляются'.
Цель человеческих действий - спастись от 'ощущаемого беспокойства'. Чтобы избавиться от него, человек... мыслит!! 'Только человеческое сознание носит производительный характер, вследствие того что производительные силы являются духовными силами. Ощущение беспокойства человек устраняет с помощью логического умозаключения'
Идеальная экономика стремится к покою, так называемой 'экономике бесперебойного кругооборота'. 'Система все время находится в движении, и все же она всегда находится на том же месте. Она бесперебойно вращается вокруг неподвижного центра. Обычное состояние покоя вновь и вновь нарушается, но вслед за этим оно немедленно восстанавливается на том же уровне'.
Однако общественное неравенство жизненно необходимо, потому что существуют определённые обязанности перед обществом и людей надо принуждать к их выполнению. А вообще-то 'каждый человек волен стать предпринимателем, если он полагается на то, что сумеет предвосхитить будущие рыночные условия лучше, чем его сограждане, и его попытки действовать на свой страх и риск и нести личную ответственность за свои поступки получат одобрение потребителей'. Предпринимателей он, всё же, недооценивал, утверждая, что они не могут регулировать цены и вообще спрос. Реальные предприниматели действуют, разумеется, куда решительней, что подтверждается существованием безработицы.
Восхищаясь монополиями, он считает демократию несовершенной, ибо она есть всё тот же ненавистный ещё Бакунину институт порабощения. 'Английские филантропы и педагоги, которые выступали в защиту народного просвещения, не предвидели, какую бурю ненависти и возмущения вызовет к жизни этот общественный институт'. Учить следует только чтению, письму и математике, всё прочее - навязывание официальной идеологии, которое надлежит отменить.
Рынок у Мизеса честен сам по себе, настраивает сам себя и сам даёт информацию производителю, потребителю и продавцу. Даже в самом страшном ночном кошмаре он не смог бы увидеть наше время - когда львиную долю цены товара обеспечивает название бренда и расходы на рекламу.
Бороться из США с фашизмом и коммунизмом было довольно легко, ведь они не могли дать сдачи. Поэтому он мог смело заявлять, что 'коллективистическая философия отрицает существование индивидов и действий индивидов. Индивид есть простой фантом, не имеющий реальности, иллюзорный образ, изобретенный псевдофилософией апологетов капитализма' (Мизес Л. фон. Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции. М., 2001. стр. 187). Да и сам материализм - штука сомнительная. 'Материализм вообще стремится выбросить историю за борт. Все идеи и действия должны быть объяснены как результат определенных физиологических процессов' (ibid. стр. 134)
Правда, Маркс ничего такого не утверждал, но разве можно ждать от этого коммуниста чего-то хорошего?
Его собственное мнение о человеческой истории было, разумеется, прямо противоположенным. Миром правят идеи, под воздействием которых люди совершают различные действия, которые составляют историю. Идеи придумывают люди, но не все, а только некоторые. Остальные 'не имеют собственных мыслей; они только воспринимают. Они не создают новых идей; они повторяют то, что слышали и подражают тому, что видели. Если бы мир был населен только такими людьми, то не существовало бы никаких изменений и никакой истории' (Мизес Л.фон. Теория и история. Интерпретация социально-экономической эволюции. М., 2001. стр. 139.)
Что же до фактов столь нелюбимой им истории, то фон Мизес подчас излагает их настолько объективно и непредвзято, что даже страшновато становится. Вот, к примеру, описание событий Великой Отечественной Войны (из книги 'Бюрократия. Запланированный хаос. Антикапиталистическая ментальность'. М., 1993. стр. 131.):
'Нацисты легко разбили эту [советскую] армию и оккупировали важнейшие части территории России. Россию спасли британские и, в первую очередь, американские силы. Американские поставки позволили русским преследовать немцев по пятам, когда скудость вооружений и угроза американского вторжения вынудили их отступить из России. Они даже смогли громить арьергарды отступающих нацистов. Они смогли захватить Берлин и Вену, когда американская авиация разрушила немецкую оборону. Когда американцы сокрушили японцев, русские смогли нанести им удар в спину'.
Давным давно распался Советский Союз, стал сборочным цехом для всего на свете Китай - а предположения праксеологии так пока и остаются никем не доказанными. Неспроста сам Мизес определял их как аксиомы - т.е., то, что заведомо не требует доказательства. И оченл может быть, что стройные построения Мизеса применимы так же ограниченно, как старая добрая евклидова геометрия. Для больших площадей на выпуклом земном шаре она уже непригодна.
Что же касается "критической" стороны его трудов... большая часть полного собрания сочинений Ленина посвящена критике забытых работ полузабытых авторов. Про большинство из них известно только то, что их когда-то критиковал Ленин.
Можно сказать, что фон Мизесу повезло с объектом критики: ведь бюрократия бессмертна.
6. Айн-цвай-Рэнд!
Айн Рэнд училась в Советском Союзе и до самой смерти пронесла в себе ненависть к 'Этой Стране'. В 21 год она эмигрировала в США, где и написала свои основные работы. Нет нужды приводить её биографию - она общедоступна. Что же касается её идей, то они представляли собой марксизм, старательно вывернутый наизнанку. Гимн индивидуализму и ненависть к коллективизму в любых его формах.
'В сегодняшней культуре доминирует философия мистицизма-альтруизма-коллективизма, следствием которой является сильное государство в разных его формах: коммунистическое, фашистское или так называемое государство всеобщего благосостояния' - напишет она позже. Коллективистом объявлялся любой, кто был с ней не согласен или просто не нравился, а история превращалась в грандиозное moralité по мотивам её идей. Пассажи в духе 'на выборах в Германии в 1933 году коммунисты поддерживали нацистов под тем предлогом, что потом они поделят между собой власть, но сначала им нужно уничтожить общего врага - капитализм' (эссе 'Реквием по человеку') наполняют её теоретические работы почти до отказа.
Свою философию она называла объективизмом, смело смешивая в своих трудах громкие сравнения и грозно звучащие тезисы. 'Философия Аристотеля была интеллектуальной Декларацией Независимости. [...] Она определила главные принципы рационального взгляда на бытие и сознание: что существует только одна реальность, [...] что задача человеческого сознания в том, чтобы воспринимать, а не создавать реальность, и [...] что А есть А'. Из этой восхитительной тавтологии следует множество заключений: в частности, что инфляция - это признак экономической левизны, а коммунизм - это не просто заблуждение, а воплощение мирового зла. Никому-не-нужная диалектика, все эти причины, по которым из A получается Б, В, а иногда и вообще Х, остаётся за бортом.
Даже США был для неё не больше, чем ещё одним полигоном, где она героически сражалась с левизной и коллективизмом, наступавшими со всех сторон. Главным двигателем прогресса она считала ни писателей, ни художников, ни философов, ни поэтов, а бизнесменов. Они же считались величайшими страдальцами современной ей эпохи.
Себя Айн Рэнд отнюдь не причисляла к страдальцам. Впрочем, к столь обожаемым ей бизнесменам её тоже сложно отнести. С точки зрения её собственных теорий она была философом, а значит - ничем.
Лучшим способом защиты её чёрно-белого мира почиталось нападение. В эссе 'Культ нравственной серости' (1964) она порицает не только тех, кто поддерживает то, что она считает злом, но и тех, кто недостаточно громко с этим слом борется. 'Для меня есть только чёрное и белое' - вот что, по её мнению, должен произнести всякий порядочный человек. Кисточку он оставляет себе.
Как и подобает либертианцу, она считала этатизм причиной всех воин и утверждала, что крупный капитал всегда занимает антивоенную позицию, в то время как за войну выступают коммунисты и прочие любители авантюр. Получается, Крупп вовсе не были заинтересован во Второй Мировой Войне. Вообще, все неприятности в любом государстве - из-за коллективизма и этатизма. То есть причина всех бед любой страны в том, что 1) в ней живут люди 2) эта страна ещё существует.
Авторы предисловий к книгам Ницше обожают длинные абзацы. Авторы предисловий к книгам Айн Рэнд бьют в колокола, трубят в трубы и приветствуют героев капитала теми же возгласами, какими за пятьдесят лет до этого приветствовали героев труда. 'В XXI веке альтернатив неолиберализму не предлагает никто, кроме смертников' - предостерегает нас Александр Эткинд, как бы намекая, что ждёт врагов свободы. В качестве несомненных заслуг отмечают огромные тиражи её книг, влиятельных людей, с которыми она общалась и умницы-яппи, которые пришли на смену стихийному коммунизму хиппи.
Что до тиражей её книг, то исследования о популярности книг Айн Рэнд производятся главным образом институтом её имени. Находиться на втором месте после Библии, когда на первом месте находится 'Над пропастью во ржи' (или другой из десятка вариантов) - это просто какая-то метафизика и явно противоречит объективизму. Да, она популярный автор, как и подобает тому, кто обещает всё и сразу. Нельзя сказать, что она переделала Америку - скорее, она сказала Америке то, что та давно мечтала услышать.
Влиятельные люди жали ей руки, но так и не взяли её в долю. А последователи раскололись на два лагеря: сторонники Перкоффа из Института Айн Рэнд и сторонники Келли из Института Объективистских Исследований. Рэндистов вообще сложно назвать людьми свободомыслящими.
Во многом рэндисты напоминают сектантов. В 1968 году, на пике популярности, Айн Рэнд рассорилась со своим ближайшим сподвижником Брэндоном. Его сочинения приравнены к Марксу и Ленину, читать их категорически запрещено. Запрещены всякий юмор и ирония по отношению к отцам-основателям. Изгнание из общины грозит каждому, кто недостаточно стремится к Джону Гэлту.
Одним из успехов называют то, что середине 60-х её кружок посещал Алан Гринспен, будущий глава Федеральной резервной палаты, аналога Центрального банка. Успех и вправду незаурядный, если учесть, что упразднение Центрального банка - одно из главных требований так обожающих её либертианцев.
Что же до яппи, которые якобы воплотили её философию в жизнь, то исследователи их феномена не замечают того, что хиппи и яппи были современниками. Как показала практика, яппи были такими же детьми 60-х: отнюдь не брезговали наркотиками (предпочитая, правда, тонизирующие, а не психоделики), увлекались мистицизмом и отвратительно заботились о детях. Они были такими же эгоистами, как и хиппи, только это были эгоисты-экстраверты.
Неспроста в огромном 'Атланте' нашлись десятки страниц для рассуждений, сотни - для описания катастрофы, и всего лишь несколько - для счастливой утопии изобретателей-капиталистов, которую они ухитрились обустроить без секретарш, рабочих и уборщиков.
Чем дальше отходила Рэнд от политического памфлета - тем более странные выводы она делала. В эссе 'Контрабандная романтика' (1968) она порицает писателей и режиссёров, которые делают главным героем несчастного человека, пытаются вызвать у зрителя страх и напоминают им об альтруизме. Идеальный герой для неё - Джеймс Бонд, ирония по отношению к которому недопустима. Неблагодарные свиньи - это все, кто осмеливается плохо высказываться 'о работе человека, чей талант, достижения и слава дали группе ранее ничем не примечательных людей шанс прославиться и заработать кучу денег.'
Как видите, можно кичиться даже чужими деньгами!
Джеймс Бонд, типичный 'герой', который всегда приходит на помощь, для неё - ролевая модель. 'В герое они ищут не лидера или защитника, поскольку его деяния всегда в высшей степени индивидуалистичны и антиобщественны.' Индивидуалистичный секретный агент (но ничуть не этатист), который смешивает антиобщественное мартини в тылу своего-собственного-врага значит немало для среднего американца!
'Вдохновленный Джеймсом Бондом, человек может найти в себе смелость восстать против жульничества своих свойственников, или потребовать заслуженного повышения, или сменить работу, или сделать предложение девушке, или заняться любимым делом, или забыть весь мир ради своего изобретения.'
Режиссёры замечают, что теория драмы относит Джеймс Бонд именно к супергероям. Вдохновлять зрителя призван другой типаж - несчастный человек, который рвётся к признанию. Но такой персонаж вызывает в ней ненависть, Айн нравятся только состоявшиеся бизнесмены и супергерои. Встретить их можно разве что в бесконфликтном и помпезном соцреализме из жизни ангелоподобных капиталистов, но ничего... рано или поздно публика примет её сторону! 'Она перестанет довольствоваться эстетическими барами, где незаконно торгуют спиртным, и потребует аннулировать поправку Джойса-Кафки, запретившую продавать и пить чистую воду, не денатурированную юмором, тогда как ядовитое пойло продают и пьют у каждого прилавка в книжном магазине'
На первый взгляд оригинальная, философия Айн Рэнд по сути - инверсия марксизма. Словно негативная фотография, она изображает белое - чёрным, чёрное - белым, а картинка остаётся всё той же. Исчезнет оригинал - и в негативной фотографии (которой не с кем больше спорить) попросту отпадёт всякая надобность. Если 'Железная пята' Лондона прекрасно передаёт умонастроения эпохи, если 'Мы' Замятина и '1984' Оруэлла впечатляют образностью и остроумными наблюдениями, то 'Атлант', боюсь, так и останется навсегда эдакой 'Махабхаратой', которую все начинали, все проникались, но никто не дочитал до конца.
'В чём же причина её популярности?' спросит меня читатель. Почему так много американцев считают, что эта книга изменила их жизнь?