По этой причине я не люблю летать в самолетах. Еще не люблю потому что любовь в самолетах бывает только в кино. Здесь под любовью я, конечно, подразумеваю секс. Только в фильмах парни настолько привлекательны, что девушек не смущает то, что в туалете нассано на полу, а к бокам металлической раковины прилипли чьи-то волосы. Только в фильмах девушки не готовы потерпеть до гостиницы. Они хотят здесь и сейчас. Под 'здесь и сейчас' я, конечно, подразумеваю грязный узкий туалет.
- Молодой человек.. - снова начала стюардесса. - О, большое вам спасибо! - сказала она, сделав акцент на слове 'большое'. Конечно вежливости в ее словах мало, но винить ее не в чем - работа такая, к тому же, когда она уйдет, я снова засуну наушники в уши. Плевать хотел я на правила, а еще это тупо. Мой айпод не передает никакого радиосигнала, да и если бы моя музыка заиграла в наушниках у пилотов, было бы клево. Наверное.
Я продолжаю думать о том, чем авиареальность отличается от полетов на самолете в кино. В это время моя соседка, поправляя ремень безопасности, задевает меня коленкой. Даже через джинсы я чувствую, какая у нее горячая нога. Шорты ее легкие, голени выбриты, личико симпатичное, но мне с ней ничего не светит. Кстати, она даже не извинилась. Не потому, что она это сделала специально, чтобы со мной позаигрывать, а просто потому, что многие русские девочки - невоспитанные и грубые.
Соседка моя сидит в проходе, место у окна пустует, а я сижу посередине. В кино скорее всего самолет бы взлетел, потом она попросилась бы сесть у окна, а, перелезая через меня, нарочно провела бы своей попкой прямо у моего лица или вообще бы плюхнулась на меня и со смехом бы шепнула: 'Какая я неуклюжая'. Они всегда 'неуклюжие' в салоне и расторопные в туалете. Там всегда хватает места. А парень с девушкой выходят оттуда, как будто занимались любовью на двуспальной кровати в отеле с видом на море.
Я понял, что пялюсь на нее, потому что она вопросительно на меня посмотрела.
-Чего тебе?
-Ничего.
-Ну и хули надо тогда?
Я же говорил - грубые.
Отвечать я не стал. Потупив взгляд в окно, я смотрел, как самолет медленно ползет по мокрой взлетной полосе. Еще я думал о количестве книг, которые эта грубиянка прочитала. Было похоже, что их примерно столько же, сколько волосков на ее ногах, и даже если она ни одного не пропустила, я буду не так далек от истины.
Привычка сравнивать себя с другими людьми у меня давно, особенно это касается начитанности. Прикидываю я всегда на глаз, округляя в меньшую сторону. Дурная привычка, хочу сказать. Мой мозг мгновенно ровняет всех, кто матерится всегда и без причины, до уровня обезьян. Вот и сейчас так же. Я думаю о том, как бы ей врезать так, чтобы та маленькая, работающая часть мозга не умерла, но при этом я также думаю о ее ногах. В наше время многие девушки либо умные, либо доступные. Это только в фильмах они бывают и теми и другими.
Грудь у моей соседки была маленькая. Не то, чтобы совсем, но ладони точно будут скучать. От волос ее хорошо пахло. Ногти короткие и ухоженные.
Самолет остановился перед ускорением и взлетом. Я воткнул наушники в уши и взялся за подлокотники, там, где заклеены скотчем пепельницы. Мне всегда казалось это странным - курить в самолете нельзя, а пепельницы есть. Значит тем, кто летал на этом самолете раньше, возможно, довелось немного скрасить нудный полет сигареткой-другой. Я бы тоже не отказался покурить, но додумать не успел, потому что когда самолет ринулся вперед, симпатичная грубиянка вцепилась в мою руку на подлокотнике между нами. Я бросил на нее взгляд - сразу понял, что она боится летать - и попытался убрать руку. Но самолет несся все быстрее и быстрее, и мне показалось, что это не так-то просто. То ли она так испугалась, что забыла, что со мной надо быть грубой и дерзкой, то ли не поняла, что мы с ней сейчас почти как муж с женой.
Руку она все же убрала. Убрала, когда самолет начал набирать высоту, а уши начало закладывать. Я посмотрел на нее и заметил, как ей неловко. Еще бы. Сначала она отшила меня. А теперь схватилась за меня как ни в чем ни бывало. Я все смотрел на нее. Даже убавил громкость на айподе на случай, если ей захочется извиниться. Но она молчала. Просто смотрела перед собой, а спустя какое-то время начала качать головой в такт своей музыке.
Я почувствовал, как внутри меня все кипит. Я почувствовал злость к ней, к стюардессе и ко всем другим людям в самолете, а когда начали разносить напитки, мне хотелось попросить кипятка, чтобы плеснуть своей соседке в лицо. Мне хотелось тоже быть грубым и невоспитанным, но, к сожалению, разносили только прохладительные. Мы сидели в начале самолета, рядом с бизнес-классом, и уже через несколько минут стюардессы начали укладывать в тележки коробки с самолетной едой.
В голове моей мелькнула мысль. Лишь на секунду, но, казалось, моему мозгу она понравилась, и он начал представлять ее во всех красках. 'В наборе есть нож', - говорил он. Нож, нож - стучало у меня в голове. Такое ощущение, что я всю жизнь тренировался это делать. Все происходило быстро. Мозг, казалось, отключился, глаза мои будто смотрели фильм про захват заложников, а тело на автомате делало все то, на что, казалось, я никогда в жизни бы не решился.
Я подождал несколько секунд, пока стюардесса с тележкой пройдет дальше, сжал пластиковый ножик в кулаке. Потом я с силой толкнул свою соседку в проход, так, что черствый кексик, пластмассовая кружечка и завернутая в целлофан колбаса с сыром - все попадало на пол. Пока она не успела сообразить, что произошло, я метнулся за ней, схватил левой рукой ее шею, прижал правой пластмассовый нож к горлу так, чтобы она почувствовала, и резко крикнул ей в ухо: 'Не вздумай рыпнуться, сука!' Кожа на шее была мягкая, потной ладонью я чувствовал, как она отрывисто дышала. Некоторые люди в первых рядах, не обращая на нас никакого внимания, продолжали шелестеть целофаном, разворачивая свои сухпайки. Две стюардессы удивленно повернулись в нашу сторону, и одна из них, кажется, даже начала что-то говорить. Я рывком прижал соседку к себе и начал спиной продвигаться в начало самолета.
В туалет между эконом- и бизнес-классами.
В место кульминации фильмов про самолеты.
Я захлопнул за нами маленькую дверцу и дернул щеколду. Я повернулся и увидел в ее глазах кроме страха еще что-то. Что-то дикое. Возможно эту девочку возбуждают только такие поступки, а возможно она просто поняла, что сейчас лучше быть доступной, чем умной. Я понял, что нож мне больше не понадобится.
Она прильнула ко мне, укусила мою верхнюю губу, запустив свой язык мне в рот. Потом она слегка чмокнула мои губы и медленно опустилась на корточки. Она растегнула пряжку ремня, пристпустила мои джинсы, и я почувствовал ее горячее дыхание на своем лобке.
Самолет начало слегка покачивать из стороны в сторону. Кажется впервые в жизни я не переживал о турбулентности. Я закрыл глаза, намотал ее волосы на кулак, чтобы было удобнее держать.
Я растворился в моменте.
Самолет качало, а в дверь колотили кулаками.
В ушах у меня были наушники, играли gunz n roses.
Я бунтарь.
Я герой кинофильма про самолеты.
Я террорист, захвативший заложника пластиковым ножом.
Как только кончилась песня, я жестом остановил ее, помог подняться, потом повернул к себе спиной и спустил ее шорты. Она уперлась в стенки узкого туалета руками и слегка раздвинула ноги. Самолет тряхнуло как раз, когда я вошел в нее, и сквозь гул песни welcome to the jungle, я услышал, как она ахнула.
Я больше ее не ненавидел. Мне было плевать на то, сколько книг она прочитала. Песни в случайном плейлисте играли как на подбор.
Как саундтреки в фильме про самолеты.
Я растворялся в моменте.
Я двигался в такт турбулентности.
Девочка тихо постанывала.
Спустя пару минут, мне показалось, что стучать перестали. Я, не останавливаясь, вытащил один наушник и прислушался. Теперь мне послышался какой-то легкий скрежет, исходящий от двери, и я догадался, что стюардессы нашли ключ от туалета. Дверь резко распахнулась, моя бывшая соседка громко вскрикнула, а по губам стюардессы, которая открыла дверцу туалета, я прочитал:
- Молодой человек, вытащите наушники!
***
Я вздрогнул и проснулся в самолете со стервой-стюардессой, заклеенными пепельницами в подлокотниках рядом с девушкой в легких шортах с выбритыми голенями, которая мне никогда не даст.