Тушкова Екатерина : другие произведения.

Совесть Динара

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Если тебе дали власть всемогущего, то кто будет твоей совестью? Если твоя власть может убить все вокруг, кто убьет тебя? История бедного арабского юноши, которому дали власть, но не дали выбора.


   Совесть Всемогущего
   Уж о ком позабыл всемогущий, так это о бедном Динаре. Даром, что дал ему такое звучное имя. Кроме старой матери, ветхой лачуги да позорной болезни, которой наградила его одна гулящая женщина, ничего не было у юноши. Болезнь точила изнутри его тело, а разум томился от горьких раздумий. С утра до ночи Динар слонялся по Кызылбаду в поисках какого-нибудь заработка. Но жалкие крохи, которые удавалось ему получить за выгребание сточных канав или за вынос помоев с постоялых дворов, таяли, едва оказавшись в его руках. Сверстники, с которыми он в детстве играл в пыли на улицах города, стали уважаемыми мужами, обзавелись благонравными женами или начали свое дело. Теперь они едва кивали ему головой при встрече, поспешно уходя прочь, чтобы не давать денег взаймы. Динар отчаянно смотрел им вслед и никак не мог понять, чем они лучше его в глазах всевышнего...
  
   Однажды, выгребая глубокую сточную яму, наполненную до краев, Динар поскользнулся и упал на самое дно. Захлебываясь грязью, он подумал, что, наверное, так будет лучше, здесь - самое подходящее для него место и не захотел сопротивляться судьбе. Он захотел, чтобы вонючая жижа навсегда поглотила его мысли и страдания:
   - Если всевышний решил, что я хуже нечистот, пусть так и будет! Я больше не хочу взывать к нему. Если ему трудно исполнить мои самые простые просьбы, значит, он легко расстанется со мной навсегда...
  
   Динару уже больше не нужно было воздуха, и яма потянула его тело, а вместе с ним и душу, в свое мрачное чрево, как вдруг сильный и громкий голос приказал:
   - Вернись, человек!
   В тот же миг нечистоты расступились над телом Динара, и жижа, словно черная ладонь, вытолкнула его с самого дна на свет.
   Юноша открыл глаза и увидел, что оказался на знакомой улице пыльного Кызылбада. Но из всех людей под слепящим солнцем был лишь он.
   - Ты плохо думаешь обо мне, Динар! - сказало человеку огромное огненное солнце, торжественно сиявшее над его головой, - Но почему тогда ты решать за меня? Наверное, сам хочешь быть всевышним?
   Динар понял, что уже умер и предстал перед богом. Услышав взывающий голос, юноша не нашел слова в ответ. Нет, Динар не испугался. Он все еще был в отчаянье и решил молчать: небесное око видело всю его жизнь, с самого рождения до мига, когда он утонул в нечистотах. Что еще мог рассказать Динар?
   - Хорошо, что ты молчишь, - продолжало светило, - даже мудрецы порой пытаются убедить меня в своей правоте. А ты, хоть глуп и обижен, не требуешь слушать себя. Спрашиваю еще раз: может, ты сам захотел быть всевышним?
   Динар смотрел на солнце и думал о том, что, наверное, никогда не смог бы светить так ярко и говорить так властно, даже если бы захотел.
   - Я услышал тебя, хоть ты не сказал не слова, - снова заговорило солнце, но уже не так грозно, - и так как ты ничего у меня не просишь, я дам тебе все. Ты много страдал, но дело не в этом. Я хочу, чтобы ты больше не упрекал меня за равнодушие. Отныне ты - всесильный, Динар! Я воскрешаю тебя и передаю тебе свое могущество. Теперь каждое твое желание будет исполняться. И тебе не нужно будет ничего просить у других - другие будут просить у тебя....
   Душа Динара затрепетала
   - Но вместе с могуществом я даю тебе свою совесть, - продолжало светило, - Если ты будешь исполнять желания, которые принесут зло, появится огненный конь и ударит тебя копытом в грудь. Три удара - и твоя душа навсегда растворится во тьме!..
  
   Солнце налилось грозным огнем и раскалилось до предела. Его лучи потянулись к Динару и окружили тело чистильщика сточных ям белым ореолом...
  
   - Постой, всевышний! - испуганно воскликнул Динар, зажмуривая глаза от слепящего света. - Я, конечно, рад твоей милости, но не слишком ли щедро ты награждаешь меня? Зачем мне твоя великая власть и суровая совесть, если я не буду знать, добро или зло несут мои желания? Я слабый человек, я мало знаю людей, не могу различить, какие поступки правильные, а какие - нет. Я думаю, что способен натворить глупостей и твой огненный конь сразу убьет меня...
  
   Едва Динар сказал эти слова, солнце яростно вспыхнуло и вдруг погасло, на мгновение превратившись в далекую желтую звезду на ночном небе. Остался только голос, который гремел во тьме над безлюдным Кызылбадом:
  
   - Видишь эти звезды? - сказал голос, - Они смотрят за каждым человеком, когда мое око спит. Их ровно столько, сколько людей на земле. Из этих же звезд состоят весы моей справедливости .
   И на глазах Динара звезды переместились на небосводе, образовав две большие лучезарные чаши.
   - Эти весы помогают мне решать - добро или зло творит каждый человек, они измеряют его поступки, слова и мысли. Обещаю - моя совесть будет справедлива к тебе, и ты принесешь много добра людям, если, конечно, будешь сам справедлив.
  
   - О, Всевышний, дай мне эти весы! - воскликнул осмелевший Динар, - Если они нужны даже тебе, мой создаетль, то мне, человеку без них никак не обойтись!
  
   Говоря так, Динар заметил, как одна чаша звездных весов поднялась наверх, а другая упала вниз. После звезды разом померкли, и солнце вновь вспыхнуло над его головой.
  
   - Бесконечно много лет смотрю я за делами людскими, - прогремело оно, - и бесконечно много раз вижу: чем больше даю я человеку, тем больше он просит. За то, что ты захотел сам судить свои поступки, мой конь первый раз ударит тебя! Помни: три удара - и сточная канава поглотит твой прах навсегда. А теперь иди к людям, всемогущий Динар, и прими могущество как испытание!
  
   Тотчас из солнечных лучей вырвался огненный вихрь и понесся по небу над Кызылбадом. Опускаясь к земле, он принимал форму бегущего скакуна , и вот Динар уже различал его пылающую гриву.
  
   Сорвавшись с неба, конь оказался прямо перед юношей и посмотрел на него звездными, беспощадно сияющими глазами. Склонив голову перед Динаром, скакун застыл, словно раздумывая, но потом взвился на дыбы и ожег грудь юноши быстрым ударом копыта. Согнувшись от боли, Динар замертво повалился на землю. Он не видел и не слышал ничего - его грудь пожирало пламя, обжигая и терзая все, что могло в нем чувствовать и страдать...
  
   - Вставай, бродяга, - пихнул ногой лежащего посреди дороги человека погонщик мулов, - дай пройти!
  
   Динар с трудом пошевелился - тело болело, словно он упал с небес.
  
   - Ну давай же, быстрей, у меня полно работы! - нетерпеливый погонщик начал поднимать его и вдруг в ужасе отскочил - Господи всемогущий!
   Одежда на груди лежащего была прожжена насквозь и через нее виднелась глубокая полукруглая рана с запекшейся по краям кровью.
  
   Торопливо отгоняя мулов в сторону, погонщик поспешил прочь: у него не было времени глазеть на калеку, впрочем, как и желания помогать ему.
  
   Шатаясь, Динар поднялся на ноги и запахнул лохмотья на обожженном теле. То, что видел он в небе, теперь казались ему видением. Сколько пролежал он под полуденным солнцем? Кто покалечил его грудь? Зачем он снова жив?
  
   Медленно юноша ушел с дороги и сел у стены ближайшего дома.
   -Всемогущий ... - Динар поглядел на небо и усмехнулся растрескавшимися от жажды и побелевшими от боли губами, - если бы ты дал мне сейчас воды...
  
   Внезапно окно дома прямо над Динаром распахнулось, и кто-то вылил на голову калеке целое ведро грязной мутной жижи.
  
   - Спасибо, - рассмеялся Динар, - но я хотел чистой воды, той, что дает жизнь и здоровье... Ты же сказал мне только что, что я всемогущий, так дай мне воды, я хочу воды!
  
   Небо молчало. Выцветшее от зноя, пустое и мертвое, в котором не может быть ничего живого...
  
   Динар в отчаянье закрыл глаза.
  
   Когда Динар открыл их снова, прямо перед ним из бил источник. Ключевая, холодная, чистая вода поднималась из земли живым, веселым ключом. Динар протянул руку и набрал горсть голубоватой чистейшей влаги. Она была прозрачна и на вкус лучше вина....
  
   Динар подносил ко рту воду пригоршнями и не мог напиться. Его тело принимало воду как лучшее лекарство, которое на глазах творило чудеса: спустя мгновение вместо тщедушного калеки над источником склонился красивый и сильный юноша. Напившись, он распрямился и обвел взглядом улицу.
   С высокого лба Динара спадали вьющиеся черные волосы, скулы были высоки и тверды, как скалы, большие карие глаза смотрели спокойно и уверенно. Динар осмотрел себя и улыбнулся лохмотьям, которые едва прикрывали его мускулистое тело. Тотчас вместо них на Динаре появились белые туфли из мягкой дорогой кожи, а также шелковые шаровары, перетянутые на талии широким кушаком, широкие плечи накрыл белоснежный плащ, а платок из тонкого хлопка обрамил его высокий лоб и улегся ровными волнами под золотым шнуром...
  
   Преобразившись так, Динар посмотрел на небо и потом, словно вспомнив о неотложном деле, быстрым шагом направился в самый бедный квартал Кызылбада - домой...
   Удивительно, но сейчас он даже не думал о том, сколько могущества и силы имеет, не золотые горы и пленительные красавицы мерещились ему. Он думал о своей матери, которая доживала последние дни в бедной лачуге, беспомощно лежа на соломенной подстилке.
  
   Инайа, мать Динара, была мудрой и доброй женщиной, не смотря на все невзгоды и одиночество, которые ей пришлось пережить. А сын Динар, которому злой рок предрек печальную участь нищего, всегда был ее светом. Сын и мать никогда не ругались и не обвиняли другу друга в своих несчастьях, они лишь сострадали друг другу и томились от общего горя, болезни от безысходности, которая досталась им вдвойне.
  
   - Мама! - Динар влетел в лачугу и встал на пороге, подняв руки к низкому потолку, касаясь его ладонями, - Мама, ты только посмотри на меня!
  
   Инайя приподнялась с соломы, и ее глаза озарил свет.
   - Динар, я знала, что увижу этот день! - сказала она тихо, - Мне снился этот сон много, много раз, и я даже рассказывала его тебе когда-то, но ты не верил...
  
   - Мама, это не сон! Смотри: эта роскошная одежда - малая часть чуда, которое явилось мне, ведь я видел всевышнего! Я слышал его. Я был спасен им. Больше того - теперь я могу спасать других и быть всемогущим, потому что он одолжил мне свою силу, всесильную силу!
  
   - Что такое ты говоришь, Динар! - ужаснулась мать. - Тот, кому посчастливилось слышать эхо всевышнего, стал пророком, а тот, кто смотрел ему в глаза - давно уже в лучшем мире. Скажи лучше, что ты нашел или украл костюм богатого человека, чтобы порадовать старую мать...
  
   - Я говорю то, что было, - разгорячился Динар, - и я тотчас бы доказал тебе свою правду, сотворив какое-нибудь великое чудо, но всевышний ограничил меня. Я не могу желать и творить все, что мне вздумается: его совесть всюду следует за мной на быстрых ногах!
  
   - Совесть всевышнего? Он дал тебе свою совесть? - глаза старухи болезненно горели, словно свечи в темноте
  
   - Да, мама, - вздохнул юноша. - Стоит мне сделать что-то не так, не разобрав, где добро, где зло, явится огненный конь и покарает меня...
  
   С этими словами он распахнул на груди одежду, чтобы Инайа увидела пылающий шрам в форме подковы.
  
   - Три удара - и от бедного Динара останется лишь горстка пепла. Навсегда...Но разве этого я хотел?! - он посмотрел на мать, понимая, что сделал величайшую ошибку в своей жизни.
  
   - Но ведь зачем-то он дал тебе силу? - сказал Инайа, будто не слыша, что сына ждет неминуемая смерть под огненными копытами. - Всевышний ничего не делает просто так! И зачем ему мучить тебя неразрешимыми загадками, ты ведь не мудрец, не суфий...
  
   - В том-то и дело, что я глуп, - ответил Динар с сожалением, - я нигде не учился, не читал книг, не говорил с мудрыми людьми. Откуда мне знать, что есть зло, а что есть благо? Может, мое сердце и сумеет отличить добро от зла, но сточные канавы и отбросы - все, что было перед моими глазами последние годы...
  
   - Значит, ты должен идти учиться! - сказала Инайа, хмуря седые брови. - Другого выхода нет, Динар. Иначе ты совсем скоро сотворишь непоправимые вещи, и я не увижу тебя больше ни на этом свете, ни на том...
  
   - А может, мне вообще ничего не хотеть? - сообразил юноша. - Жить как прежде, добывая хлеб черным трудом и забыть о своей силе?
   Инайа с трудом встала и подошла к сыну и взглянула в его испуганные глаза глубокими, повидавшее многое, очами:
  
   - Ты не сможешь ничего не хотеть, - вздохнула она, - рано или поздно что-то или кто-то заставит тебя проявить силу. Да ты и сам теперь ни за что не полезешь в грязь в шелковых шароварах, не так ли? Но есть место на земле, где знают многое о добре и зле. Не люди, и не боги хранят эти знания. Ответы на многие вопросы знает бумага.
  
   Кызылбад славился своей обширной библиотекой, в которой хранились старинные манускрипты, книги заклинаний, изречения мудрецов, а также законы, написанные древними царями.
  
   Направившись туда, Динар испытывал сильные сомнения. Он желал разом обрести все знания, которые содержались с книгах и свитках, но при этом даже не умел читать...
   Зайдя в пустынный зал и отыскав смотрителя библиотеки Асхаба, Динар попросил его принести какую-нибудь простую, но умную книгу, которую можно быстро прочесть и стать умным.
  
   Пожилой смотритель усмехнулся словам юноши:
  
   - На свете нет умных, но простых книг, почтенный господин, - ответил он, - есть много глупых, их и читать не стоит. Истинная мудрость не ограничивается книгой, она как зерно, которое скрывается за сотней, сотней сотен оболочек. Ведь на разных языках даже одно слово звучит по-разному. Кроме того, у каждого человека - свое знание, своя мудрость, о которой, к сожалению, нет ничего в этих книгах...
  
   - Но что тогда мне делать? - спросил с тоской Динар, - Я должен как можно быстрее стать мудрым и узнать, что есть зло, а что благо, иначе не жить мне ни на том свете, ни на этом!
  
   - О! - изумился Асхаб, - Ты спрашиваешь меня, бедного хранителя библиотеки, как стать мудрейшим? Видно, ты и правда очень глуп, потому что нет на земле человека, который даст тебе ответ на твой вопрос. Делай, что считаешь нужным - вот мое слово. Я отвечаю за книги - бери любую, читай и набирайся знаний, сколько сможешь, если у тебя, конечно, есть время. А время тебе, конечно же, понадобится.
  
   С этими словам хранитель удалился, оставив Динара наедине с бесконечными книжными полками. Сначала юноша подошел к ним и взял в руки несколько свитков, развернул их и положил обратно... Он не знал грамоты!
  
   "Я должен найти книгу, которая учит чтению" - подумал было он, но, взглянув на длинные полки, свитков, томов и талмудов, отверг эту мысль.
  
   - У меня не хватит жизни, чтобы изучить все языки, на которых они написаны, - усмехнулся он печально, - и другой жизни тоже не хватит, чтобы прочитать их все и сделать верные выводы...
  
   Он сел на пол возле стены и обхватил колени руками:
  
   -Всемогущий Динар, - усмехнулся он печально, - видно, не миновать тебе ударов огненных копыт. Но, быть может, я обрету больше, чем потеряю?
  
   С этим словами он поднялся и встал в центре огромного зала, который был полон людских откровений и открытий, и громко сказал:
  
   - Пусть все знания, что есть в этих и всех когда-либо написанных свитках и книгах, станут мне известны и понятны прямо сейчас!
  
   Стены библиотеки содрогнулись. Книги, манускрипты, талмуды, свитки, пергаменты и таблички разом взмыли вверх со своих мест и разом обрушились к ногам Динара...
  
   Динар стоял, засыпанный свитками и книгами, еле дыша, с опущенной головой. Тяжесть знаний, полученных так стремительно, была ему невмоготу, и не было радости того, что он много узнал, не делая собственного выбора. Неопытным рассудку и душе Динара разом досталась непосильная дола чужих мыслей и чувств. Так Динар узнал о том, что в мире мира нет, и войны происходят не столько по воле всевышнего, сколько из-за жадности человеческой. Что нет в мире одного бога и каждый народ верует в своего, оттого не могут люди оказаться вместе даже на небесах. Что одним народам запрещено пить вино, а другие народы вино пьют и в будни, и в праздники. Что есть племена совсем дикие, и ходят они без одежды и едят трупы врагов своих, а их волосами и черепами украшают жилище. Что много было племен и народов до, и будет еще много после, но стирает время границы между веками и эпохами, равняет с землей лачуги бедняков и минареты султанов, и потому есть лишь воспоминания о прошлом и надежды на будущее и... совесть.
   О совести много узнал Динар. Конь это огненный, или ангел небесный с мечом, или голос души - одинаково всевластна совесть на земле. Правит совесть полководцами и погонщиками мулов, детьми и стариками, мужчинами и женщинами, и даже самыми жестокими людьми она правит и казнит их суровей, чем всех остальных. Против совести этой нет ни спасения, ни обмана: даже рассудок больных и бесноватых внемлет ей, и гибнут, и рождаются люди обреченные быть уязвленными совестью. И когда думает человек, что обманул совесть, что избежал ее надсмотра, то кара за проступок бывает страшнее проступка, и не может понять человек, за что его, отнимая все, терзая болезнями и безумием, казнит общая и оттого безжалостная, всевышняя, всемирная совесть человеческая.
  
   -Да на что мне это могущество? - вскричал в отчаянье Динар, понимая наконец, что любое действие его и помысел любой имеют как добрую, так и злую стороны, - Если я так и не узнал, как различить добро и зло, если знания мира не помогли мне ответить на мой вопрос: что я могу и чего мне нельзя?
  
   Яростно взмахнул он руками и ударил по свиткам, табличкам, томам и манускриптам так, что все они разом осыпались серым прахом к его ногам.
  
   Так стоял он еще долго один посреди пустого зала и странная улыбка, какая свойственна провидцам и обреченным на смерть блуждала на его лице...
  
   Хранитель библиотеки наблюдал за чудесами, творимыми Динаром, в приоткрытую дверь зала. Но страха или удивления не было на лице старого Асхаба. Ведь он тоже все прочел - за многие годы чужие знания стали известны ему вполне естественным способом и должным образом осмыслены.
  
   Старый Асхаб был мудрецом. А потому сказал, подходя к Динару:
  
   Верни мои книги. Они нужны людям. Ты сделал плохо, уничтожил их.
  
   Динар растеряно посмотрел на пол. И в словах старика услышал цоканье огненных копыт по раскаленной улице... Юноша поспешно взмахнул руками и в мгновение ока полки библиотеки заполнились утерянными знаниями.
  
   -Вот это и есть могущество, - вздохнул Асхаб, глядя на чудо, - воскресшие познания человеческие как воскресшие жизни: вернуть их чудесно, но потерять легко.
  
   - Мудрый Асхаб, - обратился к хранителю библиотеки юноша, - Всевышний дал мне силу и повелел пользоваться ей на благо людей. Но сила без знаний глупа и ничтожна. Мне нужен учитель. Я знаю, что ты мудрый и знающий человек и ты точно сможешь отличить добро от зла и подскажешь мне, как поступать: что есть благо, а что - грех, растолкуешь и предостережешь от ошибки! Взамен я сделаю тебя молодым и богатым, мы будем друзьями, и, в конце концов, всевышний заберет нас вместе на небеса!
  
   -Нет, - покачал головой старик, - ты действительно глупец, если хочешь избежать того, что тебе суждено. Ведь тебе одному дано всемогущество и всевышняя совесть. Ты один и должен отвечать за все сказанное и сделанное. Вот я - уже немощный старик и ничего не могу делать, кроме как стеречь книги. Но, думаешь, мне легко? Год, другой, и господь приберет меня и спросит обо всем, что сделал я и чего не успел. А я не помню уже того, что было со мной на прошлой неделе. Я знаю столько, и прочел столько, что, наверное, нет на свете книг, незнакомых мне. Но все книги слились для меня в один свиток, у которой нет ни начала, ни конца, и никто никогда не напишет книгу обо мне, чтобы вспомнить все мои поступки...
  
   -Не печалься, Асхаб, - сказал Динар старику, - люди на земле и звезды на небе видели твои дела, а совесть твоя судила о них на протяжении всей жизни. Не обязательно помнить все, что сделано тобой хорошего или дурного, важно чтобы другие, в том числе и всевышний, помнили об этом.
  
  
   -Вот видишь, Динар, ты уже становишься мудрецом, и уже поучаешь старого Асхаба! - улыбнулся старик. - Это значит, я тебе не попутчик, да и не стану я менять свою мудрость на молодость - золото на серебро не меняют. Иди и ищи тех, кому нужна твоя помощь и твои знания. Если я не ошибаюсь, в этом и заключается твое могущество. На твоем месте я бы для начала исцелил больную мать...
  
   Инайа ждала сына, не спуская глаз с дверей, и когда он вошел, и старуха радостно вскрикнула:
   -Твоя совесть не настигла тебя, ты все сделал правильно!
  
   Динар пожал плечами:
   -В том и дело, мама, - ничего я не сделал. Я был в библиотеке, читал книги и говорил со стариком-библиотекарем. Хотя в это время мог бы повелеть тебе стать снова молодой, здоровой и богатой. Я пришел сейчас затем, чтобы сделать это...
  
   И Динар направился к матери, чтобы одним прикосновением исцелить и омолодить ее.
   -Не смей, стой, не подходи ко мне! - вдруг закричала мать, вытягивая вперед сухие морщинистые руки, - ты не должен этого делать, это не в твоей власти!
  
   Динар остановился и вздохнул:
   -Мама, я просто хочу сделать тебя счастливой. Так посоветовал мне Асхаб. Не сопротивляйся мне...
  
   -Асхаб? - возмутилась Инайа, - Да почему ты должен слушать его советы? Он другой человек, он - не ты, не я, и у него своя собственная совесть. А вдруг, исцелив меня, ты снова попадешь под копыта огненного коня?
  
   - Асхаб - мудрец, - возразил Динар
   - Да будь он хоть трижды мудрец, сынок, - воскликнула Инайа, - из всех советов людских ты должен внимать только собственному голосу! Посмотри на меня: разве я прошу тебя дать мне что-то? Разве я жаловалась на то, что несчастлива? Нет! И не делай для других то, чего им не нужно, чего они не просят. Так поступает господь, даруя нам лишь посильное и заслуженное. А это значит, ты тоже должен так поступать...
   - Значит, мама, ты заслужила старость, болезнь и смерть?! - поразился Динар
   - Сын мой, - печально улыбнулась Инайа, - каждый человек рожден, чтобы умереть, - молодым или старым, богатым или бедным, счастливым или несчастным. Потому нельзя говорить о ком-либо "он заслужил смерть", можно говорить "он принял ее". Нельзя говорить "он заслужил старость и болезнь", можно - "он принял их". Я приняла все то, что мне дано теперь, было дано когда-то и будет дано вскоре. И не нужны мне твои чудеса сейчас, и не стоит гневить бога, поворачивая вспять мое время. Твоя сила нужна тебе для других, для тех, кто зовет ее, кому она послужит уроком или пойдет во благо...
  
   -Неужели тебе я не могу дать хотя бы часть моей силы за то, что ты дала мне эту жизнь?! - Динар не хотел внимать словам матери
  
   -А кто сказал, что ты мне что-то должен? - удивилась старая женщина, - Почему ты решил, что я жду возврата долга? И почему ты решил, что я несчастлива?
  
   Инайа тихо засмеялась и покачала головой:
   - Материнское счастье, сынок, не в улыбках и красоте. Материнское счастье - это плод, который не может быть сладким без горечи. И его приходится отдать миру сразу, как только этот плод созревает... Поэтому я запрещаю тебе, Динар, возвращать мне молодость и здоровье. Ты - мой плод, мой дар этому миру и я ничего не прошу взамен. Но если тебе придется прогневить всевышнего и сгореть в огне его совести, пусть это будет не здесь и не сейчас. Иди, Динар, иди и не думай обо мне - думай о мире, которому нужна твоя сила! И если ты вернешься, если я смогу встретить тебя, держи высоко голову и смотри на меня как всемогущий, сильный человек, которого я когда-то привела на этот свет!
  
   Инайа закрыла лицо высохшими ладонями, и Динар почувствовал, что ни слова больше не нужно говорить здесь, что мать решила свою судьбу, а значит - его судьба решилась, и нужно уходить.
  
   Динар приблизился к матери и поцеловал ее седую голову. Инайа не отняла рук от лица, и Динару показалось, что она далеко и уже теперь ее нет с ним, будто время вдруг стало рекой и унесло его старую мать, словно не она сейчас перед ним, а только тень старой больной женщины.
  
   Динар шел по улице ночного Кызылбада. Он решил покинуть город и двигаться тем путем, каким поведут его ноги. Светила луна. Созвездия, простираясь над ночной пустыней, висели в темноте, как налитые, спелые виноградные гроздья, полные волшебного, сияющего нектара. И если бы Динар захотел заметить, он бы понял, как сладок этот нектар, как пьянят его капли, какую мудрость и какое спокойствие они дают каждому кто обратит внимание и увидит, вкусит драгоценные капли далекого и вечного света... Но Динар не замечал чудес вселенной. Он думал о собственных, еще не явленных свету чудесах.
  
   "И зачем нужно мне все это, - вопрошал он себя, - если я сам не могу сделать что хочу, и если другие не хотят, чтоб я сделал то, что я могу? К чему мне знания сотен мудрецов, если нет в них толку и некому передать их? К чему мне я сам, если и жизнь собственную не в силах разглядеть хотя бы на день вперед и предназначение мое мне меньше всего известно?.."
  
   Так шагал он в раздумьях долго, от края до края ночи, пока не остановился перед каменной аркой ворот.
  
   Перед Динаром был заброшенный город. Лучи восходящего солнца огибали разрушенные стены домов, выхватывая следы былой жизни - проемы слепых окон, занесенную песком утварь и горький, слегка туманный воздух, какой бывает на полях старых сражений и кладбищах, с течением времени сровнявшихся с землей.
  
   И опечаленный юноша вдруг почувствовал еще большую тоску, шагнув за арку: ни ветра, ни одного движения не было здесь, но звук - щемящий и долгий - проник в рассудок Динара, и он услышал зов смертной тоски.
  
   Музыка большого горя, разрушающая рассудок своей безысходностью, звучала над этим местом. Может быть, тени прошлого обрели голоса, и их траурный хор был слышен ему? Может быть, сама земля, пропитанная людскими слезами, слезами не доживших свой век людей, плакала теперь? Чарующие и гибельные звуки доносились не с небес и не из под земли. Они возникали внутри Динара и он не мог их заглушить.
  
   Еще не понимая, что перед ним, и почему он здесь, Динар с каждой секундой вбирал в себя боль проклятого места, и чужая боль отдаляла его своей от боли, от мыслей о собственном предназначении. Неизвестность - страшная и неприодолимая явилась ему и смотрела глазницами окон погибшего города на человека, обладающего живой силой, и плакала ему прямо в сердце черными звуками безнадежности, безысходности, существующей за порогом жизни.
  
   В одном из свитков библиотеки Динар прочел древнее предание о Последнем Городе. Предание гласило, что, сколько бы ни было городов на этом свете, рано или поздно останется лишь Последний Город, и после него не будет ни городов, ни селений, потому что вместе с этим городом исчезнут люди с лица земли. Но пока не наступил день, когда исчезнет Последний Город, то там, то здесь как страшное предсказание, появляется его мираж - предостережением всем властителям мира и простым людям от злых поступков, войн и предательства.
  
   Увидеть Последний Город дано не каждому, прочел Динар, но всякий, кто имеет совесть, может разглядеть его черты в лачугах бедняков, в хибарах с заколоченными окнами, в разрушенных храмах и сожженных войной семейных гнездах. И тот, кому явится Последний Город и послышится его голос, должен будет, пока смертная тоска не поглотила его, отвести от себя проклятие человечества и отдалить час, когда лишь Последний Город последний день пребудет под небом земным...
  
   "Динар, Динар, чистильщик сточных канав из пыльного Кызылбада! - услышал Динар в шепоте пустыни голос Последнего Города - Неужели ты отвратишь час гибели всех в подлунном мире?! Не боишься ли ты, что за это тебе не будет прощения, и тот самый конь выжжет на твоей груди новый след? Ну что ты придумаешь, чем удивишь меня, чем наполнишь мой иссушенный бездонным горем колодец? Ведь я - памятник тщетности всего, что имеет человеческий облик, и всем, кто строит новые города и приводит в них новых жителей, говорю лишь одно: рано или поздно все погибнет, и не будет на этом свете ни дома, ни города, ни семьи, ни человека, и дома всех людей на земле все равно окажутся на моих улицах, которых больше нет и никогда не будет..."
  
   Погруженный в глубокую тоску Динар послушно внимал голосу смерти, ведь что мог возразить он небытию, даже обладая всемогущей силой? Ведь порой всевышний не в силах переменить порядок вещей, им же самим установленный, порядок следования увядания за расцветом, ночи за днем, смерти за жизнью. Он создал человека и хранит его жизнь, но лишь постольку, поскольку сам человек дорожит этой жизнью и укладывается в порядок вещей, установленный создателем. А если он не дорожит и не хранит - великая тоска и запустение овладевают всеми и каждым, заглушая все голоса и простираясь над всем живым миром.
  
   Бессилие, бесполезность людского мира осознал в тот миг Динар, и в городе беды и пустоты захотел вдруг остаться навсегда. И без удивления обнаружил он, что обувь его стала цвета песка, и песок, который был повсюду и шелестел в голосе ветра, стал наполнять его мысли и, взглянув на свои руки, Динар понял, что вместо рук у него - черные ветки, которые торчат из рукавов плаща...
  
   "Оставайся здесь, человек, потому что тебе все равно придется прийти сюда, - продолжал голос Последнего Города. - потому что нет смысла ни в страданиях, ни в радости, ни в созидании, ни в разрушении, нет смысла ни во взрослом, ни в ребенке, ни в жизни, ни в смерти..."
  
   Неодолимая гибельная тоска захватила разум юноши. И тоска эта была пострашнее сточной канавы, из которой спас его промысел всевышнего. И теперь спасения не было.
  
   Понимая, что гибнет навсегда. Динар собрал остатки сил и повелел Последнему Городу замолчать. Но воля его в тот миг была так слаба, что он не смог произнести вслух ни одного слова и даже мысли его рассыпались, словно песок. И вот взгляд его окаменел, рот застыл на полуслове, и только сердце было живым и еще стучало, потому что только сердцем мог управлять Динар.
  
   И вот, собрав остатки сил, он заставил свое сердце стучать так громко, насколько это было возможно, чтобы этот стук напомнил и бой барабанов перед боем, и раскаты грома, и даже песню - единственную песню жизни в мертвом городе. Повинуясь воле хозяина, сердце, единое для всех живых существ, разумных и неразумных, мишень и для любви, и для боли, забилось в окаменевшей груди Динара как язык колокола в башне. И случилось чудо: чем звучней, чем неукротимей становилась песня сердца, тем глуше и тише звучала песня Последнего Города, тем быстрее тени мертвых зданий, как напуганные змеи, уползали под разрушенные стены и тем ярче светило солнце в зените.
  
   Сердце Динара, как сердце любого человека с первых мгновений влюбленное в жизнь, с каждым мгновением, с каждым ударом возвращало ему силы. И в мире, объятым единым пульсом, одним ритмом жизни, уверенным и не оставляющим сомнения в своей бесконечной, возобновляющейся силе, силе вдруг умолк голос смерти и стихла тоска.
  
   И в тот самый миг, сравнимый разве что с Вечностью, покорно исчез Последний Город, а с ним и смертельные чары, сковавшие Динара. И на горизонте, просиявшем вечерней звездой, возник силуэт города Хаалабада, в котором Динару предстояло потерять свое могущество, но обрести что-то большее...
  
   ...В то время в Хаалабаде жила девушка по имени Фида. Была она красива и умна, но ужасно несчастлива, так как не могла она полюбить ни одного мужчину на свете. Красавица Фида всей душой завидовала своим менее красивым и умным подругам, ведь каждая из них пылала любовью. Пламя это преображало их лица и наполняло невыразимой, непередаваемой красотой в те секунды, когда их взоры, затуманенные мечтами, открывались очам Фиды. И прекрасно очерченные глаза Фиды по сравнению с влюбленными глазами подруг казались высеченными из мрамора, холодными и неживыми, совсем не красивыми. Оттого Фида была постоянно одержима мыслями о любви, словно бескрылая птица пыталась взлететь в небо чувств, куда ее подруги поднимались как пушинки - одним дуновением ветра. Но лишь тщетой оборачивались попытки Фиды - не могла полюбить она, как ни старалась.
  
   "Посмотри, какой он красивый!" - твердили подруги, указывая Фиде на очередного юношу. Но как можно слепому и глухому от рождения показать и рассказать о том, чего он никогда не слышал и не видел? Скованное холодом сердце Фиды не внимало ничему, хотя в ее окружении находились и такие мужчины, которые готовы были безответно следовать за ее красотой и умом, но сама Фида не желала жить с ними без любви и спутники такие были не нужны ей...
  
   В один из череды опаленных солнцем, душных дней Фида снова думала о своей судьбе и вспоминала лица юношей, в которых хотела влюбиться. Неужели она - мертвая, холодная, недостойная того, что изначально живет в сердцах ее подруг?! Неужели она обречена до самой старости своей оставаться каменной копией живой женщины, так и не полюбив, так и не прочувствовав одновременной боли и сладости, которые, по словам подруг, дает любовь? И вот, не в силах преодолеть отчаянья, девушка решила чужими руками снять неведомое проклятие со своего сердца. Собрав кое-что из украшений в подарок за ворожбу, Фида направилась к известной колдунье по имени Иштваль.
  
   Иштваль слыла в Хаалбаде очень сильной колдуньей, которая зналась с духами, умела навлекать порчу и торить крепкую ворожбу. За свои услуги Иштваль брала немного, но предупреждала, что ее духи-помощники после отнимут у человека какую-то благодать, особенно если она ему не нужна либо дано незаслуженно...
  
   - Я ждала твоего прихода, - сказала колдунья, пропуская Фиду в свое жилище, - положи сюда то, что ты принесла мне взамен на милость судьбы, - указала она на большое серебряное блюдо, окаймленное старинными арабскими письменами - но помни, чем больше ты получишь, тем больше тебе придется отдать...
  
   Волнуясь, Фида сняла дорогие серьги со смарагдами и бросила на середину жестяного круга.
   -Хорошо, - улыбнулась Иштваль, и в ее черных, с синеватой пеленой, глазах блеснул хищный огонь, - а теперь проси у духов то, что тебе нужно.
   -Но... я не знаю, как просить, - прошептала Фида
   Колдунья, прищурившись, внимательно взглянула ей в лицо и вдруг расхохоталась.
   - Давно у меня не было такой щедрой девушки! - проговорила она - Ты просишь о многом, но и отдать готова... Что, что ты готова отдать, Фида, в обмен на горячее, любящее сердце?!
   - Все! - сказала Фида уверенно, и в ее вдруг окрепшем голосе не было ни тени сомнения
   -Ага! - почти крикнула Иштвар, и, вдруг приблизившись к Фиде, резко и больно хлопнула ее толстыми красными ладонями по обеим щекам, - Тогда - получай!
   От нежданного удара у Фиды заплясали огоньки перед глазами, а потом кольнуло в сердце.
   - Все, иди скорей отсюда, тебя ждет очень, очень много любви! - опять захохотала колдунья, запрокидывая назад черноволосую, растрепанную голову, - Тебе будет теперь очень, очень легко быть такой, какой ты мечтала...
   И, опять присмотревшись к лицу Фиды, вдруг пребольно дернула ее за нос:
   - А так ты будешь просто пылать от любви! - ухмыльнулась она и презрительно махнула рукой - Иди, иди, мое дело сделано...
   И с этими словами Иштваль с жадностью сороки схватила с блюда серьги Фиды и начала их бесцеремонно примерять к своим ушам...
  
   Оказавшись дома, Фида бросилась на постель и заплакала. Ей было не жалко украшений: щедрые поклонники задаривали ее горами дорогих безделушек в надежде, что Фида будет хоть немного щедрее на чувства. Фиду терзала обида: она потеряла очередную надежду быть счастливой. К чему ей эта красота, эти румяные щеки, этот точеный нос, эти волосы, которые, как говорили поклонники, "подобные водопадам черного шелка"? Ей ничего, ничего этого не надо, она не счастлива! Имея золото, поклонников и красоту, она не знает, как обрести счастье ...
   Потеряв на мгновение рассудок, Фида вцепилась в свои волосы и дернула из всей силы... И в ee ладони осталась длинная густая прядь. Сначала в недоумении, а потом в ужасе красавица взглянула на нее, приподнялась над подушкой и обмерла: вся постель была усыпана ее волосами, словно кто-то разбросал вокруг xthye. шелковую пряжу.
  
   Бросившись к зеркалу, Фида снова застыла в недоумении, потому что там, по ту сторону стекла, оказалось что-то вроде окна, или... Нет! Из-за стекла на Фиду смотрела другая девушка, как будто в стене на месте зеркала прорубили окно, и незнакомое лицо заглядывало в комнату с улицы. Хмурясь, хозяйка рассматривала лицо любопытной дурнушки (девушка была очень некрасива) и недоумевала, как та позволяет себе с презрением разглядывать Фиду!
  
   У наглой дурнушки был кривой длинный нос, изъеденные рубцами от прыщей щеки и жидкие растрепанные волосы. А еще на ней было платье и украшения Фиды! В недоумении и ярости Фида потянулась руками к стеклу, схватилась за зеркальную раму, качнула ее и вдруг покачнулась от страшной мысли, осела на пол: в зеркале была она сама...
  
   Мать, отец и сестры, сбежавшись на крик Фиды, долго не могли понять, что случилось с их дочерью. Но они почему-то сразу признали в бедняжке Фиду и даже не сильно расстроились при виде ее дурноты: красивая, но строптивая и несговорчивая дочь бросала тень на всю семью. А сестры - те просто злились на привередливую Фиду за то, что она без пользы терзала сердца мужчинам, не выходя замуж первой, и не давая им, по законам востока, выйти замуж вперед себя, самой старшей сестры.
  
   Теперь же, когда старшая сестра стала вдруг так уродлива, и мать, и сестры вздохнули свободно: преграды для замужества не было, женихи сами отказались ходить к Фиде, и уже в течение первого месяца после случая с Фидой в доме сыграли четыре свадьбы и наметили еще три. Из девяти сестер в девушках остались лишь две, самые младшие, но и те вовсю твердили, что влюблены и готовы при первой же возможности осчастливить мать и отца достойными мужьями.
  
   А Фида... С той поры Фида провела в своей комнате очень много времени. С того дня она старалась не показываться на людях и попросила убрать из дома все зеркала, которые попадались ей на пути. Потому, спустя некоторое время о ее прежней красоте забыли и злоязычные соседи, и родственники, да и сама Фида совсем не вспоминала о прежнем лице: день за днем она все больше привыкала и покорялась судьбе - слезы уже не наворачивались на ее когда-то прекрасные глаза и бывшая красавица, прячась за вышитой шторой, целыми днями украдкой разглядывала улицу за окном. Точнее, она разглядывала мужчин, проходящих мимо ее окна.
  
   И как она раньше могла отвергать их ухаживания, быть к ним равнодушной и жестокой? Как раньше она не замечала, сколько в каждом мужчине, и молодом, и старом, красоты, силы и ума? Какая у них уверенная, свободная походка (женщины ходят совсем не так!), какие широкие плечи, узкие бедра, длинные ноги... А какие у них глаза! Ведь женщинам надо немало постараться, чтобы их глаза стали выразительными, яркими: они подводят их сурьмой, капают в них настои трав для яркости взора, чтобы понравиться мужчинам с первого взгляда.
  
   А мужчины... Мужчины честны и красивы безо всяких уловок, они практически совершенны, и даже в старости, когда женские тела нещадно калечит время, мужчины менее жалки и безобразны...
  
   Но более всего Фиду восхищал мужской ум, трезвый, спокойный и вместе с тем изобретательный. Ученые, мудрецы, властители, торговцы, поэты, путешественники... Это все - мужчины, ни одной женщины среди них нет. Ведь женщины не могут сравниться с мужчинами, поэтому всегда лишь прислуживают им, рожают детей, заботятся о том, чтобы дом мужчины был гостеприимен, чист и всегда готов к приходу хозяина. А хозяина-мужчину женщина из-за природного несовершенства и слабости своей просто обязана была принимать в любом виде и любого, прощая, любить!
  
   О, если бы сейчас вернули ей ее красоту, она бы не стала задумываться о том, за кого ей выходить замуж. Она бы вышла сначала за одного, потом, не боясь греха, за другого, потом - и пусть бы ее убили прежние мужья - за третьего... Но если бы вдруг на ее пути встретился бы мужчина, хоть немногим лучше, хоть немногим умнее и привлекательнее других - она готова была забыть о собственном уродстве и кинуться следом за ним, словно собака за хозяином, и быть его рабыней и терпеть все, что ему заблагорассудится сделать с ней...
  
   Так думала Фида, влюбляясь в каждого прохожего, любуясь каждым проходящим мимо человеком, и в каждом могла увидеть достойную пару себе.
  
   Но в один из дней Фида, по привычке любуясь мужчинами и пряча за занавеской свое лицо, увидела, как мимо ее окон идет человек, подобных которому она не видела и никогда не мечтала о таком. В тот самый миг Фида была похожа на младенца, разлученного с матерью на несколько дней и вдруг внезапно заметившего издали знакомый до дрожи в тоскующем сердце силуэт. И Фида, конечно, не знала, что так встречают свою судьбу все люди на земле. Так впервые и навсегда выбирают себе лучших и единственных, не сравнивая и не соизмеряя их в тот момент ни с кем, а порой совершенно безо всяких мыслей глядя на того, другого человека, и узнавая в нем свои самые сокровенные мечты и устремления...
  
   ...Динар шел по улице Хаалабада, опустив голову. Он обошел этот город, все его улицы и площади, заглядывал в окна, в лица людей и пытался понять, кому из них прямо сейчас нужна его помощь. Он решил, что обязательно исполнит хотя бы одну мольбу, но только самую светлую или самую отчаянную. Для этого он повелел себе слышать даже сокровенные, потаенные мысли людей. Но как только хор злобных и крикливых голосов потоком глупых и порочных слов хлынул в его рассудок, юноша схватился за голову и застыл посреди улицы. Плач, ругань проклятья, угрозы, похоть, алчность, зависть...
  
   Это не было похоже на молитвы, это напоминало рычание и вой диких зверей. Динар попытался услышать в адском реве нежные детские голоса, но не услышал: город ревел в его ушах, шипел и лаял, как стая шакалов, хохот сменялся бранью, стоном плотских утех сменялись стенания завистливых глупцов...
  
   "Вот реши я покинуть этот мир, в котором могущество мое лишь повод упрекнуть меня же в бессилии, как распорядится моей душой Аллах? - рассуждал Динар, - Ведь я настолько могуществен, что могу уничтожить вместе с собой всех этих людей, все города, все судьбы, души - и некому будет верить во всемогущего и конь огненный не сможет спуститься ко мне с неба: ведь ни земли, ни неба уже не будет. Да и как сам Всевышний ладит со своей совестью, ради чего он терпит нас, малодушных и слабых, как понимает - где правда, где ложь, кого стоит наказывать, а кого награждать милостью? И что теперь в городе живых делать мне, которому уже нет никакого дела до других людей, который услышал голос Поседнего Города и знает теперь, что голос этот был прав... "
  
   Динар шел, и старался не смотреть людям в глаза. Он не хотел видеть их лиц и читать их мысли. Он не желал ничего менять в этом мире, о котором так жестоко и безмерно горько свидетельствуют мысли живущих. Еще большее бессилие почувствовал всемогущий человек, еще большую бесполезность своей власти над миром.
  
   ...А Фида шла за Динаром, как бездомная собака идет за человеком, которого вдруг выбрала своим хозяином. Она спотыкалась и наталкивалась на людей, потому что не видела никого и не понимала уже, что делает и куда идет. Спина Динара в светлых одеждах мелькала в уличной толпе как солнце среди облаков, и Фида не видела спины - она видела свет, сияние, чувствовала тепло, которое исходило от незнакомого высокого мужчины. И в тот момент Фиде было совершенно все равно, что, скорее всего, увидев ее безобразное лицо, прекрасный мужчина прогонит девушку прочь. Фида была во власти такого необъятного, безумного и безудержного стремления к Динару, что, если бы дорога вдруг оборвалась и на ее месте разверзлась бы пропасть, она шагнула бы в бездну, не задумываясь...
  
   "И кто я на этой земле? Живой ли я человек?! - Вопрошал то ли у всевышнего, то ли сам у себя Динар, мысли которого становились все злее и отчаяньей. - Ведь на самом деле я умер тогда, на дне сточной канавы. Это не мое тело, не моя одежда и не моя ноша - тот, прежний Динар не смог бы никогда даже представить себе разговора с богом. А уж могущества этого - и подавно... Но если я - это не я, и прежнего Динара уже давно нет, то стоит ли мне, кем бы я сейчас ни был, жалеть себя, бояться казни? Нет. И так сказали бы сто тысяч мудрецов из ста тысяч прочитанных мною книг. А если мне нечего бояться, если меня уже нет, то..."
  
   И Динар остановился посреди улицы. Вихрь непонимания и негодования овладел им, и сдерживать эту черную силу внутри себя Динар больше не мог. Видимо, встреча с Последним Городом не прошла даром, и голос смерти, хоть и пощадил его сердце, но отравил душу.
   "Да зачем я буду размышлять о своих правильных или неверных поступках?! Неужели в итоге, когда богу надоест весь этот мир, он вспомнит хоть кого-то из людей? Да и помнит ли он сейчас о тех, что гибнут от голода и болезней, что рождаются и умирают в нищете, тех, которым никогда не постичь радостей этого мира, созданного, как будто бы, для счастья?! Ограничивать, испытывать, наказывать - вот что умеет всевышний лучше всего, убивать и калечить - вот что позволяет ему его собственная совесть. А весы справедливости... И что стоит ему, единственному судье во всем межзведном мире, заставить чаши добра и зла колебаться так, как это необходимо..."
  
   Заметив, что прекрасный человек остановился, Фида со всех ног поспешила к нему. Но, чем ближе она подходила, тем труднее становилось ей дышать, и каждый шаг давался все с большим трудом. Не понимая, что происходит с ней, но неотрывно глядя на Динара, Фида заметила, что его силуэт кажется ей не просто светлым - он раскален добела. И непонятным образом люди, проходящие мимо Динара, на фоне его света вдруг теряли себя. Мужчины, женщины, дети словно сгорали, оказываясь вблизи Динара и дальше их тени, объемные, но уже будто неживые, двигались по Хаалабаду. Мельком Фида взглянула на свои руки и с ужасом заметила, что они темнеют и окутываются черной дымкой...
  
   "Вот она правда, которую мне стоило понять сразу и не медлить с выбором, - Динар уже был похож на раскаленную молнию, - я сам стану богом и это я пожелаю сейчас так, как когда-то сделал, наверное, сам всемогущий. И пусть только явится ко мне конь - ему придется иметь дело с новым хозяином"
  
   Камни мостовой под стопами Динара уже начали плавиться, и красное марево охватило стены близлежащих домов, как вдруг прямо перед собой всемогущий увидел безобразное существо в тлеющей одежде. Это существо было настолько ужасно и выглядело так жалко, что он едва разобрал женские черты в черном, словно обугленном лице и теле. Волосы несчастной были наполовину спалены огнем, но глаза, сами будто угли, горели неукротимым, непобедимым безумством и... любовью. Уж лучше бы Динар увидел перед собой огненного коня, чем заживо горящую женщину! Разом зло, как жар, схлынуло с души Динара и он, оглядевшись, вдруг понял, что натворил.
  
   Теперь его, несомненно, ждало самое суровое наказание. Он потерял контроль над собой и позволил злобе заполнить все уголки души. Даже самое слабое существо, исполнившись злобы, способно на дикие безумства, а уж если ты - всемогущий...
  
   Улица, на которой, друг напротив друга стояли прекрасный Динар и безобразная Фида, была пуста. То ли от ужаса, то ли по велению всевышнего все жители Хаалабада разом стали воздухом, как будто их и не было вовсе. Через мгновение день сменился ночью и Динар понял, что огненный конь сейчас спустится со звездных небес и обратит его в прах... И вот звездное сияние на горизонте стало ярче, ближе, оказалось на другом краю улицы, и, подняв полыхающие столбы пыли, всевышняя совесть, обращенная в яростного коня, ринулась к своему отступнику.
  
   Динар горько усмехнулся. Еще недавно он хотел уберечь себя от огненных копыт, еще недавно мог бы стать как сам всевышний и даже больше, но...
  
   Динар взглянул на безобразную женщину перед собой. Она не видела коня, глядя только на Динара воспаленными, безумными глазами и ее запекшиеся губы едва шевелились, что-то шепча... Кто она, зачем она рядом с ним, что нужно ей? Последние мгновения могущества оставались у Динара, и, когда ему уже было нечего терять, он протянул руку к ней, едва коснулся, его губы шепнули что-то и...
  
   Под ударом копыта человек рухнул на землю, а грудь его превратилась в сплошную рану. Белые одежды обагрились кровью, голова запрокинулась к небу, глаза, в последний раз отразив небосвод, остановились, застыв навсегда...
  
   Заметив рядом с Динаром женщину, конь еще раз поднялся на дыбы, а из его ноздрей вырвалось свирепое огненное дыхание...
  
   Но беспощадная совесть не стала казнить Фиду: конь с места рванулся ввысь, и, пролетев над головой женщины, помчался вверх, к самым звездам, и каждый удар его молниеносных копыт о воздух был подобен грому.
  
   Хаалабад вновь воскрес под полуденным солнцем. Прохожие с удивлением обходили лежащего посреди улицы Динара и с еще большим удивлением разглядывали склонившуюся над ним Фиду. Через некоторое время вокруг них уже собралась толпа, люди переговаривались между собой, скорбя и недоумевая. И вот уже послали за городской стражей и местным судьей, думая, что, возможно, случилось убийство.
  
   Но не успели стражи явиться, как женщина, поднявшись с земли, подняла руки к небу, и с ее уст слетели неслышные слова. Она обвела людей взглядом, отчего многие, кто стоял ближе, замерли: ее черные глаза на обожженном лице были наполнены чем-то невероятным, как будто во этом взгляде можно было уместить целую вселенную со всеми ее светилами и мирами...В следующее мгновение Фида она посмотрела на лежащего у ее ног Динара, и из очей ее полился белый свет: такой яркий, словно это были не глаза, а звезды...
  
   Так бывает, и так должно случаться хотя бы раз в тысячу лет. Хотя бы раз на глазах у других людей, которые смогли бы понять необыкновенное торжество происходящего, запомнить его и рассказать другим, свершается на чудо преображения одного человека другим, внезапное, как вспышка света и такое же необъяснимое, если не знать, что это за свет.
  
   Фида обвела тело Динара сияющими глазами, и тело погибшего стало светиться изнутри. Она наклонилась к нему и прильнула губами к ране на его груди, и рана тотчас затянулась. Губы Динара отрылись для вздоха, сердце забилось, и он вновь посмотрел на мир, в который его вернула незнакомая женщина с обезображенным лицом.
  
   - Кто ты? - спросили они друг друга одновременно и их слова эхом разлетелись в толпе. Они также одновременно потянулись руками друг к другу, и вот лицо молодой и прекрасной женщины воскресло из обожженной плоти, и юноша, сильный и красивый, очарованный видением, поднялся с земли и не сводил уже с этой женщины глаз.
  
   - Я - Фида, и я нашла тебя, - сказала Фида тихо.
   - Фида, - повторил Динар, растворяясь в ее лучистых глазах, - ты, верно, всемогущая, Фида, ведь иначе как ты смогла бы вернуть мне жизнь?
   - Нет, - Фида улыбнулась, - я могу ровно столько, сколько и ты, ведь ты недавно разделил со мной свое могущество. И поэтому огненный конь не смог убить тебя, ты уже не был всемогущим - перед смертью ты отдал мне половину того, чем владел - половину знаний, половину силы и половину божественного могущества. Они были велики для тебя одного и поэтому мешали, не давали свободы и покоя. А я только что отдала тебе половину своей любви, которая тоже была велика для меня одной и теперь она принадлежит нам обоим...
   - Но если могущества меньше, - воскликнул, воскрешая свои воспоминания, Динар, - значит, ни ты, ни я уже не избранники всевышнего...
   - Нет, - улыбнулась Фида, - мы оба - его избранники. И каждый, кто поверит, что способен победить смерть, боль и самих себя, как это сделали мы - тот и есть всемогущий!
   - Каждый? - поразился Динар
   - Да, каждый! - и Фида воздела руки к небу
  
   В от час солнце над Хаалбадом стало огромным, и голос всевышнего вновь заполнил синеву неба.
  
  -- Ты когда-то был чистильщиком сточных канав, Динар, - прогремело солнце, - человеком, втоптавшим в грязь свое тело и забывшим о душе. А ты, Фида, была слабой и глупой женщиной, которая не могла понять ценность чужой любви и собственной красоты. И оба вы были виноваты передо мной и перед людьми, поэтому я выбрал вас. Но, знай, Динар, я не дал тебе ничего нового, кроме иллюзий, взамен тех, старых, которые были у тебя. Прежде ты думал, что ты слаб и болен, и поэтому не придумал ничего лучшего, как утопиться в помойной яме. Потом ты думал, что велик и могущественен, но только один твой шаг был верным: ты не дал Последнему Городу завладеть твой душой, ты спел ему о том, что вечность жизни всегда преодолеет пустоту небытия. Но знай, что никакого волшебства в твоем пении посреди пустыни не было, Динар! Так каждое живое существо, не смотря на неотворатимую гибель, все же воспевает жизнь посреди смерти, и так продолжается все живое, осмысляя себя и находя любой повод для того, чтобы продолжать жить... Ты же, Фида, была мертва с самого начала. Потому что не в красоте сотворенного в этом мире суть, а в его предназначении. И если бесцельность существования берет верх, порой легче победить саму смерть, чем никчемность жизни. Твоя красота с пустым сердцем была подобна насмешке над бытием, которое продолжается ради любви. И, наверное, ты поняла, сколь много имеет безобразнейший человек, но исполненный любви к миру, и сколь беден тот, чье совершенство не дает ему ни капли радости...
  
  -- Динар и Фида! - возвестило солнце, - отныне вы вдвое могущественней меня, и вдвое больше буду я следить за вами, потому что с тех, кому много дано, много спрашивают. Не конь огненный и не моя суровая кара будут преследовать вас, а вы сами. Каждый из вас теперь будет совестью другого, как должно быть для всех близких и любящих людей под солнцем. Вы, победившие смерть и начавшие жить заново, научите других, тех, кто не умеет и не знает, жить и любить этот мир и находить смысл и радость в каждом миге, прожитом на земле, в городах Хаалбаде, Кызылбаде и миллионе других городов сейчас и всегда пока не появится на земле Последний Город человечества. А чтобы не было сомнений у вас в том, что за одну свою смертную жизнь вы сможете справиться со всем этим, начните учить жизни детей ваших, потому что я уже дал вам право и великую силу давать жизнь другим людям. Дайте смысл этой жизни, потому что только ради этого у вас и у всех, таких же, как вы, было, есть и будет все мое могущество!
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"