Он часто приходил ко мне, мой Паук. Суетливо садился на плечо, когда мне доводилось завязать с кем-нибудь разговор, и нашёптывал мне истории, далеко не самые приятные, которые я сам предпочел бы скорее забыть. Я не мог противиться моему жестокому господину, и мои губы невольно повторяли слова Паука, выплёвывали их прямо в лицо собеседнику. Конечно, под маской исповеди. Как мой Паук, я осторожно подкрадывался к ничего не подозревающей жертве и бросал ей приманку - какой-то невинный и очень искренний факт о себе. Я давал понять, насколько важен для меня этот разговор. Никогда раньше я не вел таких откровенных бесед. Когда собеседник раскрывался в ответ, мой Чёрный Ананси толкал меня прямо к нему в объятия. Я рассказывал дальше, а собеседник слушал с нарастающей тревогой, пока еще неосознанной и вроде бы беспричинной. Мастерски сплетая паутину, я цеплял крючками одну историю за другую, уводя собеседника в свой мрачный липкий мир, не давая меня перебить и спросить что-нибудь. От меньшего к большему, от невинного - к отвратительному и страшному. Мои выпученные глаза глядели в самую душу слушателя. Я не касался его и пальцем, но он чувствовал себя так, будто я стягивал вокруг его шеи удавку. Полностью в моей власти. Затравнонно озирается, ищет выход - ну хоть бы какая-то заминка, пауза, чтобы быстро прийти в себя, придумать повод, отпроситься, сбежать. Но заминки нет, паузы нет, паутина моя сплетена на совесть. Вдоволь наигравшись с моей мухой и выпив её до дна, я, наконец, разрешал моей жертве уйти. То был уже не человек, а сухая оболочка. Мне же на доли секунды становилось легче.
Я стал замечать, что люди избегают меня. Завидев издали, пытались уклониться от встречи, не узнавали, не подавали руки. Мух в моем душном углу практически не осталось. Наконец, я остался один со своими историями, и мне оставалось лишь пить собственный яд. Он убивал, но в то же время придавал сил. Я дышал тяжело, а мой кафкианский Паук отдыхал на моей груди, широко расставив свои волосатые ножки, нежно ощупывая мое бледное лицо. Дышать с каждой секундой всё тяжелее. Вот уже нет никакого меня, есть один лишь Паук. Он ненавидит весь мир и жалеет себя, упиваясь густым и смрадным ядом этой жалости.
Неужели я так и умру? Разве для этого я учился рассказывать истории? Слушай же, Паук, и это моё последнее слово. Ты не хозяин мне больше. Я расскажу тебе сказку о Счастье. Я всегда был и буду самым счастливым человеком на свете. У меня есть мое прекрасное, здоровое, красивое тело, которое я так люблю, и которое никто у меня не отнимет, даже ты. У меня есть душа, теплая и светлая, как нагретое солнцем облако. Я всегда старался не превращать ее в грозовую тучу, жил безмятежно и никого не обижал. Все обиды - стекали с меня, как с гуся вода. Я прощал, этим пользовались, и я снова прощал. Я помогал людям, в ответ мне плевали в лицо, но я всё равно помогал. Я всегда делал только то, что считал действительно важным, от чего получал наслаждение. Я не шёл против совести. Я всегда был уверен, что людям нужны истории. Хлеб человек съест, деньги потратит, а история останется с ним навсегда, пусть даже он и не будет этого осознавать. Я дарил людям сладостное забвение. А ещё надежду. Это и было моё скромное служение. Так было, пока не пришёл ты, мой Паук. Ты поработил почти полностью мою душу, теперь это уже не облако, а просто пыльный чулан. Но в этом чулане осталось светлое оконце, сквозь которое виден совсем другой мир, не тот, о котором ты рассказываешь, Паук. Там действительно живёт любовь, безусловная и беспричинная, просто любовь как способ восприятия. И я часть этой любви, я люблю весь мир таким, каков он есть, ничего не требуя от него взамен, просто позволяя вещам быть, просто наблюдая, как облака проплывают мимо, пока сижу на зеленой лужайке.
Я говорил и говорил, и ещё много чего рассказал забытого своему Пауку, а он слушал в углу завороженно, не смея подать признаков жизни. Окончив свой рассказ я протянул ладонь и погладил его крохотное беззащитное тельце, и шёрстка под пальцам показалась мне мягче шёлка. Паук был мёртв, и только по блестящим от слёз восьми глазам его я понял, что последнее, что он испытывал, была благодарность.
2 июня 2017, Барселона
Прим.автора. Рассказ был написан как противоядие летом на яхте в Барселоне во время сильнейшей интоксикации злом. Всю ночь и усиленно концентрировался на негативных мыслях и воспоминаниях, это привело к сильнейшему истощению и отравлению души, от которого пришлось спасаться этой историей.