Уголки ее рта свисали вниз, как мокрое белье с веревки, а одежда напоминала не до конца выжатую половую тряпку.
Муза притащилась к двери и робко постучала.
Никто не спешил открывать.
Муза постучала еще раз, решительно.
Никто не торопился.
Музы сложила зонт и забарабанила им по темному окну.
Зажегся свет и ленивый голос пробормотал:
-Ну, кто там?
-Я, я, Муза твоя!
-Моя Муза в такую погоду дома сидит, это только чужая шастает,-человеку за окном решительно не хотелось открывать.
-Открывай немедленно! разве ТАК с музами обращаются?- Муза пребывала в довольно агрессивном настроении.
-Сейчас, сейчас,-послышалась шарканье шагов.
Вот повернулась ручка двери, и Муза ступила на порог. Одним умелым взмахом сложенного зонтика она уложила открывшего человека в зеленом бархатном халате на пол. Послышались удары.
-А ну, лежебока, немедля к столу, и писать, писать, писать, как завещал кто-то великий,- злобная Муза пристроилась за спиною,- не отрываться, не поворачиваться.
-Охохонюшки, у всех Музы, как Музы, а моя... смертушка...
-Не возражать! Не выражаться! Писать немедленно! - Муза была на стреме, послышался хлесткий свист зонтика.
На белую бумагу ложились темные строчки: " Во глубине сибирских руд храните гордое терпенье..."