Тупицын Андрей Владимирович : другие произведения.

Герр Михайлов

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 8.40*6  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В 2011 году вышла книга Веду Бой, проект в котором я участвовал. Это история Петра Михайлова, молодого русского эмигранта, которого перенос из будущего стран бывшего СССР застал 22 июня 1941 года в Берлине.

   Первый день 22 Июня Эмигрант Пётр Михайлов Берлин
  
   - Герр Михайлов, герр Михайлов - стук в дверь и громкий голос фрау Марты, хозяйки пансиона, могли разбудить даже мертвеца.
   Вчерашняя вечеринка затянулась до утра и я, скромный ассистент звукооператора студии УФА, русский эмигрант Пётр Михайлов, мечтал провести это воскресное утро в постели, но судьба в лице строгой хозяйки, была немилосердна со мной. Накинув халат и надев тапочки, я открыл дверь.
   - Доброе утро - моё лицо попыталось изобразить подобие улыбки - Фрау Марта, зачем так громко стучать?
   - Герр Михайлов, вы русский - это был не вопрос, а утверждение. Пожилая женщина была так взволнована, что даже не пожелала мне доброго утра: - Герр Михайлов, сегодня рейх объявил вам войну.
   - Мне? - от удивления я зажмурил глаза и потряс головой. Конечно, вчера мы с ребятами из ассистентской группы крепко выпили, но самым крминальным было совместное пение
   "Так за Царя, Отечество и Веру..." по-русски.
   - Нет, Герр Михайлов, не вам, а России, советской России - твёрдо произнесла хозяйка.
   - Фрау Марта, в советской России красные, а я белый русский и к большевикам никакого отношения не имею, поэтому попрошу вас больше меня не беспокоить! - протораторил я, пытаясь собраться с мыслями.
   Старушка кивнула, что-то решив для себя и, наконец, пожелав мне доброго утра, ушла.
   Мысли путались в голове, и мне пришлось долго возиться, чтобы сварить себе кофе на керосинке. Жидкое топливо, как и многие продукты, были по талонам, но УФА - это волшебная страна, где можно было всё достать. Сухой хлеб с маргарином и немного джема я проглотил, не заметив вкуса еды.
   Война, Война с Россией, эта мысль не оставляла меня. Я покинул Россию маленьким мальчиком, и всё что сохранилось в моей памяти, это пароход, слёзы отца и далёкий тёмный берег, исчезающий в тёмных морских волнах.
   Я включил радио, и с Нью-Йоркской перестроил на волну Берлина. Несколько минут из динамика неслись звуки марша, затем диктор объявил речь Фюрера. Мне иностранцу, выступления Гитлера всегда казались смешными, но сегодня было не до смеха. Впервые я пожалел, что не курю. Талоны на табак это валюта и многие друзья завидуют мне, но сейчас я отчаянно хотел затянуться сигаретой. Москва молчала, я не мог поймать ни Радио Коминтерна, ни Горький и лишь в конце шкалы, сквозь треск помех я различил русскую речь.
   - ... и премьер-министр Владимир Путин. О пробках в Москве мы поговорим через пять минут, а сейчас песня - мелодия была совершенно необычна и незнакома, негромкий мужской голос напевал завораживающие слова в непривычном ритме. Я схватил карандаш и начал записывать текст песни прямо на салфетке. Последние слова исчезли в грохоте помех. Потратив ещё полчаса на поиск этой радиостанции, я выключил радио.
   После второй чашки кофе мне в голову пришла идея отправиться в кафе "Рейман", там часто собирались репортёры "Берлинер тагерблатт" и "Дойче альгемайне цайтунг", гораздо более осведомлённые, чем жучки из эмигрантского "Нового слова".
   Быстро одевшись, я спустился по лестнице и кивнув, занимавшей свой ежедневный пост у окна, фрау Марте, вышел на улицу. Война с Советским Союзом никак не отразилась на жизнь Берлина, парадно одетые пожилые пары неспешно возвращались домой с воскресной проповеди, запоздавший молочник медленно катил на своём фургоне, негромко звеня пустыми бутылками, а вдали проехал, увешанный рекламой двухэтажный автобус. Единственными признаками войны было обилие военных и отсутствие частных автомобилей на улицах.
   На перекрёстке меня догнал Воробьянов, молодой активист РОВС, постоянно околачивавшийся при фон Лампе. Мы встречались с ним раньше в церкви, но мой отец был "деникинцем" и с "врангелевцами" я дела не имел.
   - Здравствуй Пётр! Ты уже слышал про войну? - запыхавшись спросил он: - Это так здорово!
   - Что хорошего в том, что немцы напали на Россию - хмуро ответил я, не поздоровавшись.
   - Ну что ты, Гитлер наконец разгонит эту большевистскую сволочь - глаза Воробьянова горели огнём - Алексей Александрович сегодня сказал, что придя вслед за германской армией, мы принесём свет свободы порабощённой комиссарами стране!
   - Идиот, идти освобождать Россию на немецких штыках? Посмотри на них - я показал рукой на колонну марширующих эсэсовцев.
   - Вы думаете, что они дадут вам власть? Даже не мечтайте! Прав генерал Махров, а вы со своим дурацким лозунгом "Хоть с чёртом, но против большевиков", убирайтесь к этому самому чёрту! - я уже кричал.
   - Предатель, большевик! Я всё расскажу Алексею Александровичу. Нас тысячи, а вас единицы - голос Воробьянова срывался на фальцет, он пытался ещё что-то произнести, но только беззвучно открывал рот.
   Я отвернулся от него и пошёл к центру. Вдруг моё внимание привлёк необычный гул, это не было похоже на шум двигателя аэроплана, но я поднял голову. Высоко в небе блестела маленькая точка летательного аппарата, за которой тянулся шлейф дыма. Сперва мне показалось, что произошла катастрофа и двигатель загорелся, но ровный полёт аэроплана говорил об обратном. Проходившие мимо меня берлинцы не обращали внимание на небо, оно их не интересовало, если не было сигналов воздушной тревоги. Постояв минуту, я продолжил свой путь к Курфюрстендамм. На Кудамме людей было намного больше, прохожие собирались у радиоточек в ожидании экстренных сообщений, но по радио передавали только марши.
   В кафе было на удивление пусто и никто не мог поделиться со мной новостями. Мне пришлось заказать у кёльнера чашечку кофе. Он здесь был натуральный, со сливками, но очень дорогой. Приготовившись растянуть эту чашечку на два - три часа, я вытащил из кармана салфетку с записанными словами песни и начал по памяти подбирать музыку.
   - Петя, что вы здесь пишете, надеюсь вы не собираетесь стать репортёром или это место заразно? - Урсула фон Кардоф, ведущая страничку моды в "Дойче альгемайне цайтунг", улыбалась мне своей дежурной улыбкой.
   - Добрый день, Урсула - я вежливо улыбнулся своей давнишней знакомой и сдвинул свою писанину на край столика.
   - Я жду ваших коллег, которые просветят меня о подробностях сегодняшних событий.
   - Вы о войне? Я говорила о ней со своей подругой. О майн Готт, я вас не представила - она обернулась к стоявшей рядом с ней красивой девушке.
   - Мария, позвольте представить, это Пётр Михайлов, он тоже русский эмигрант, а познакомились мы на берлинском радио, у Гиммлера.
   Глаза Марии широко раскрылись и в них появился страх.
   Мы с Урсулой засмеялись: - Нет. Не у того Гиммлера, у его брата Эрнста - главного инженера берлинского радио.
   - Ну и знакомые у вас - девушка фыркнула и бесцеремонно уселась за мой столик.
   Урсула удивлённо посмотрела на подругу и присоединилась к нам.
   - Петя, вы поэт - Мария внимательно читала мои записи на салфетке.
   - Нет, я ассистент звукорежиссёра на УФА.
   - Какой странный у вас слог - она обворожительно мне улыбнулась, не обратив внимания на мои слова - это так необычно:
  
   "Побледневшие листья окна
   Зарастают прозрачной водой"
  
   - Это не я, это песня. Я услышал её сегодня по радио из России, там ещё было что-то странное про какого-то премьера Путина и пробки в Москве - её улыбка завораживала.
   - Ерунда - Мария внимательно посмотрела на меня - такой песни не может быть в Советской России, вы поймали Харбин и речь наверное шла о премьер-министре императора Пу И.
   Перевернув листок, она удивлённо подняла брови: - Вы и музыку записали? Скажите Петя, а вы умеете музицировать?
   Тут я понял, что для неё я буду всегда только Петей, и наваждение спало с меня.
   - Да, я немного играю на пианино.
   - Отлично, я сегодня приглашена к Бисмаркам и беру вас с собой.
   - Кстати, меня зовут Мария Васильчикова, а то некоторые забыли все правила хорошего тона - девушка весело поглядела на репортёршу.
   Озадаченное выражение лица Урсулы, не покидало её, на протяжении всего нашего разговора с Марией. Она даже не пыталась прервать свою подругу.
   - Очень приятно, Пётр - пролепетал я, пытаясь понять, в качестве кого или чего меня пригласили на великосветскую вечеринку. Мне было известно про сестёр Васильчиковых, но светские круги, где они вращались, были для меня недоступны.
   Когда мы встали из-за стола, я положил рядом с чашкой серебряную монету в две рейхсмарки. Кёльнер улыбнулся и подмигнул мне, когда пропустив, вперёд дам, я выходил из кафе.
   С Урсулой мы попрощались у нависшего глыбой, мрачного здания издательства "Кениг".
   Пройдя, квартал я обратился к спутнице: - Мария, как вы относитесь к большевистской России? Я покинул Крым восьмилетним мальчиком и знаю её только по рассказам семьи.
   - Знаете Петя, я тоже плохо помню Россию, но большевиков ненавижу. Из-за них мы потеряли свой дом, мой отец, как дикий зверь пробирался через леса, спасая свою жизнь - в её глазах появился лёд, когда она говорила о семье: - не знаю, как для вас, но я считаю очень хорошей новость, что Сталин и Гитлер сцепились друг с другом. Один из них уничтожит другого, сам потеряет все силы в этой драке.
   - Мария, ведь это не драка, это война и тысячи людей погибнут в ней - возразил я.
   - А мне наплевать на других людей - тоном капризной девочки ответила она.
   - Петя, ну что вы о политике, сейчас ещё ничего не известно - Мария снова улыбнулась.
   - Вот пройдёт неделя и всё будет ясно. Мой знакомый из управления генерал-майора Вагнера, сегодня утром сказал, что война закончится, самое большее за два месяца. Вермахт даже не заказал зимнее обмундирование, а на складах нет масел для зимы.
   Она снова превратилась в весёлую девушку, беззаботно щебечущую о предстоящей вечеринке.
   - Петя, с вас закуски, что-либо мясное, баварские колбаски или сало, пакетфюреры не надо, там всё равно некому готовить, кухарка уже ушла. А я организую бренди, американское бренди, у офицеров генштаба уже изжога от французского коньяка, они слишком злоупотребляли трофеями.
   Мария замолчала и на её лицо легла тень печали: - Мой кузен служил в французской армии и уже второй год в плену, а я ничего не могу сделать, понимаете, ничего!
   Мы разошлись, договорившись встретиться у станции подземки.
  
   Продовольственный вопрос за последний год сильно осложнил жизнь берлинцев. Карточки на хлеб, официальные нормы на мясо и двести грамм маргарина в месяц, только спасали от голода. После победы во Франции в Берлине возник чёрный рынок. Военные продавали привезённые из оккупированных стран продукты и фюрерпакеты - продуктовые наборы для отпускников. Крестьяне через маклеров торговали, утаенными от чиновников продовольственной службы, излишками. Если ты знал к кому и зачем обратиться, то найти килограмм отличной ветчины и три фунта копчёного с чесноком сала, было достаточно просто. Сотрудники УФА питались в столовых киностудии без продовольственных карточек и почти бесплатно, так что красно-чёрных хлебных карточек на обмен у меня было много, и через полтора часа я стоял с двумя бумажными пакетами в условленном месте, ожидая свою спутницу.
   Мария появилась точно в назначенное время и, кивнув мне, начала спускаться на станцию подземки. Интересно, подумал я, русские в эмиграции быстро приобретают местные черты, пунктуальность в Германии, напыщенность в Англии и бесцеремонность в САСШ.
   В дребезжащем вагоне метро мы молча проехали две остановки и вышли.
   Выйдя из подземки, она снова окинула меня взглядом и произнесла: - Я смотрю, у вас неплохой улов?
   - Если знать рыбные места, улов всегда будет неплохой - весело ответил я.
   Помолчав минуту Мария, вновь обратилась ко мне: - Скажите, почему вы живёте в Германии, а не во Франции ведь ваш отец был близок с Деникиным?
   - Папа в генштабе занимался двуединой, и всегда мечтал побывать в Вене. В 26 году семья, поехала в Австрию, и отец по случаю купил домик в Зальцбурге, мама очень любила Моцарта. Я поступил учиться в Берлинский университет, технические дисциплины здесь преподают гораздо лучше, чем во Франции или в Австрии - я так и не привык называть Австрию - Остмарк.
   - А ваша семья, так и живёт в Зальцбурге?
   - Нет, после смерти мамы отец отправился к друзьям в САСШ и застрял там, после начала войны. Плыть через Атлантику очень опасно, а ехать через Советскую Россию он не может. Наш дом в Зальцбурге я сдаю, а живу и работаю здесь, в Берлине.
   - Как хорошо иметь свой дом - задумчиво произнесла Мария: - а наш дом захватили большевики, мама живёт в Италии, а папа лечится после перехода границы.
   За разговором мы подошли к нужному нам дому, старик консьерж открыл парадное, и мы поднялись на третий этаж. Дверь нам открыла хозяйка квартиры, миловидная брюнетка. Расцеловавшись с хозяйкой, Мария представила меня уже собравшимся гостям.
   - Господа, это Пётр Михайлов, звукорежиссёр студии УФА, ученик самого Фридриха Шнаппа.
   Моя спутница меня снова удивила, она знала Шнаппа, известного звукорежиссёра Рейхрундфункгруппе.
   - Ну что вы, я всего лишь ассистент - лукаво смутился я.
   - Не обращайте внимание, это очень скромный, но талантливый молодой человек - продолжала моя спутница.
   Среди гостей преобладали военные, но много было и мидовских чиновников, дамы щеголяли вечерними платьями. Я был редким штатским в этом сборище погон и мундиров. Хотя стол уже был уставлен разнообразными бутылками с вином, наше бренди было встречено с явным энтузиазмом всей мужской половиной компании, не остались без внимания и мои скромные дары. Общими усилиями стол был накрыт и после второй рюмки, завязалась оживлённая беседа. Хозяйка в окружении двух офицеров генштаба внимательно слушала мидовца, затем кивнув ему повернулась ко мне: - Пётр, вы знакомы с Ольгой Чеховой?
   - Да - честно ответил я: - на прошлой неделе она мне сказала "Милый мальчик, принеси мне быстрее стул"
   Все засмеялись. Офицер повернулся к своему коллеге: - похоже на Кейтеля в ставке.
   Улыбнувшись ещё раз, хозяйка извинилась и перешла к другой компании.
   - Герр Михайлов, что вы, как эмигрант, думаете о начавшейся войне? - спросил мидовец.
   Офицеры тоже смотрели на меня с интересом.
   - Я инженер и не разбираюсь в политике, но не думаю, что в России повторится французская прогулка.
   - Почему вы так думаете? - спросил офицер: - судя по сообщениям всё идёт по плану, под Белостоком готовится окружение, а у Гудериана дела ещё лучше, за исключением нескольких казусов.
   - А группа Север? - в разговор вмешался второй офицер.
   - Ерунда! Фон Лееб отличный командующий, у него прекрасные офицеры, а сбой связи вызван непогодой. Утром по всей границе творилось чёрт знает что, но операция началась по плану. Хотя у Геринга что-то темнят, похоже слишком большие потери, но на выступе сожжено и сбито более пятисот русских самолётов.
   - Минуточку внимания господа, сейчас Пётр Михайлов споёт нам новую русскую песню.
   В груди похолодело, но я стряхнул оцепенение и подошёл к роялю. Когда пальцы прикоснулись к клавишам, волнение полностью покинуло меня, я прокашлялся и начал вступление.
  
   "Крики чайки на белой стене"
  
   Все замолчали, внимательно слушая меня.
  
   "Две мечты, да печали стакан
   Мы, воскреснув, допили до дна.
   ..........................................
   Это всё, что останется после меня,
   Это всё, что возьму я с собой"
  
   Играть я кончил в полной тишине.
   Затем они захлопали мне. Я стоял, не зная, что мне делать, даже Мария хлопала, восторженно глядя на меня.
   - Господа, это не моя песня, я услышал её сегодня по радио - оправдывался я.
   - Радио, господа, надо включить радио - произнёс державшийся до этого в тени, хозяин квартиры.
   - Петя, покажи, где ты нашёл эту песню - тут же вмешалась Мария.
   Я подошёл к огромному Телефункену и начал крутить ручку настройки.
   Продравшись через треск помех я наткнулся на мощный и чистый сигнал:
  
   "Уважаемые граждане России, вы безусловно знаете о произошедшем природном катаклизме. Силой Провидения, наша страна оказалась ввергнута в самый трагический день своей истории - двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года.
   Как это уже однажды случилось, германский нацизм начал своё наступление на свободу и саму жизнь народов, когда-то населявших Советский Союз.
   Погибли люди. Среди них мирные граждане России, Белоруссии и Украины. Военнослужащие российской армии и армий братских белорусского и украинского государств, встав на пути нацистской агрессии, исполняют свой долг по защите женщин, стариков и детей. Исполняют даже ценой собственной жизни."
  
   - Что это? - спросил генштабист
   - Похоже, это Москва - ответил я, и начал переводить.
  
   "Именно на них покушается вторгшийся на нашу землю кровавый враг - тоталитарный гитлеровский режим. Для расширения жизненного пространства нацисты избрали самый бесчеловечный способ - уничтожение целых народов, населяющих Восточную Европу и Россию.
   Один раз, шестьдесят пять лет назад, совместными усилиями всего прогрессивного человечества победное шествие людоедской идеологии было остановлено. Знамя Победы взвилось над поверженным Рейхстагом. Ради этого только народы бывшего Советского Союза отдали почти тридцать миллионов жизней. Неимоверная, тяжёлая цена."
  
   Я старательно переводил дословно, не понимая смысла и половины фраз, какие "шестьдесят пять лет назад", почему "бывшего Советского Союза".
  
   "Сейчас воля Провидения дала нам ещё один шанс - уничтожить коричневую чуму двадцатого века практически в самом начале её кровавого пути. Уничтожить, мобилизовав для этой цели все наши знания и умения, достижения науки и техники двадцать первого века. Мобилизовав весь потенциал демократических преобразований и уникальный исторический опыт, доставшийся нам столь дорого.
   Уверен, что все граждане Российской Федерации, каждый на своём месте, встанут на пути нацистских агрессоров. Героизм и самопожертвование сегодня состоят в неуклонном исполнении каждым из нас своих прямых обязанностей. На благо страны. На благо мира во всём мире.
   Нет никаких сомнений:
   Враг будет разбит. Победа будет за нами!"
  
   Я кончил говорить и почувствовал, как пересохло моё горло. Взяв фужер, я наполнил его до краёв рейнским и выпил одним глотком. Окружающие продолжали молча смотреть на меня.
   Первой, как всегда, молчание нарушила Мария: - Господа, я подтверждаю, он перевёл всё точно.
   Все обернулись к ней, но тут из приёмника полилась музыка и красивый женский голос запел на английском. К счастью, этот язык здесь знали многие, и переводить мне не пришлось. Похоже, день плавно превращался в вечер чудес.
  
   "Я не хочу говорить
   О прожитом нами.
   Хотя меня это и ранит,
   Теперь это в прошлом.
   .............................
  
   Победитель получает всё,
   Проигравший довольствуется малым"
  
   За окном послышался глухой звук далёкого разрыва, затем ещё два, но уже гораздо сильнее. Гости не обращали на них внимание, ведь сигнала воздушной тревоги не было.
  
   "Я была в твоих руках,
   Думала, принадлежу тебе.
   Я делала вид, что ничего не понимаю.
   ............................................
   Но скажи мне, целует ли она тебя
   Так, как целовала тебя я?
   Чувствуешь ли ты то же самое,
   Когда она произносит твоё имя?
   Где-то глубоко внутри,
   Ты, должно быть, знаешь,
   что мне тебя не хватает.
   Но что я могу сказать,
   Правилам надо подчиняться"
  
   Мужчины кивали головой в такт музыки, а у девушек на глазах появились слёзы.
  
   "Победитель получает всё.
   Победитель получает всё"
  
   Тут грянул самый мощный взрыв, оконные стёкла жалобно задрожали и наконец, словно очнувшись от глубокого сна, взвыли ревуны воздушной тревоги. Все выбежали на балкон, опоясывающий здание. В голубом, безоблачном небе было пусто, лишь знакомый Петру аппарат, продолжал дымить высоко в небе.
   Над Берлином подымался дым, похоже бомбы упали в районе правительственных зданий и рейхсканцелярии.
   - Что это? - спросил офицер люфтваффе, показывая на парящий в небе аэроплан.
   - А разве это не ваше? - ответил я опросом на вопрос - этот аппарат с обеда висит над Берлином.
   Музыка в приёмнике оборвалась и зазвенел голос диктора:
   - По сообщению прессцентра министерства обороны, десять минут назад были поражены стратегические цели на территории Германии. Поражены здание штаба люфтваффе, министерства юстиции, рейхсканцелярия, Принц Альбрехтштрассе 4, здания СД 72 и 74 на Унтер ден Линден, комплекс связи и штаб в Цоссене и Вольфшанце.
   Я переводил, но и без моего перевода всё было ясно. Лица офицеров серели с каждым новым названием, после упоминания центра связи на них стало страшно смотреть, а когда диктор упомянул какое-то логово волка, их затрясло.
   Первым опомнился офицер люфтваффе, он бросился к телефону и начал торопливо набирать номер, попытки дозвониться продолжались минут пять, затем кто-то вышел на связь, и после короткого разговора, лётчик опустил трубку на рычаг телефона.
   - Штаб люфтваффе полностью уничтожен, Мильх погиб - устало произнёс он.
   Гости быстро собрались и, попрощавшись с хозяевами, начали расходиться. Хозяин квартиры с невозмутимостью капитана идущего ко дну корабля, прощался с гостями и напевал:
   "Победитель получает всё,
   Проигравший довольствуется малым,
   Не дотянув до победы. Это её судьба."
   Стал собираться и я. В углу комнаты хозяйка громко шепталась с Марией: - Мисси, ты просто прелесть, где ты откопала это русское чудо, об этой вечеринке будет говорить весь Берлин, подруги умрут от зависти..
   Я понял, что если хочу спокойно покинуть помещение, то делать это надо сейчас.
   Пожав на прощание руку гостеприимному хозяину, сохранявшему непоколебимое спокойствие всё это время, я вышел на улицу.
   До дома я добрался без приключений, лишь два раза дорогу мне преграждали огромные колонны пожарных машин, несущиеся к центру Берлина.
   Фрау Марта сидела как всегда у окна. Проходя мимо, краем глаза я заметил, как она раскрыла толстую тетрадку и начала писать. Владелица пансиона всегда записывала время ухода и возвращения своих постояльцев.
   Зайдя в свою комнату и скинув штиблеты, я прямо в одежде упал на кровать. Мне не давала покоя одна фраза хозяйки вечера: "об этой вечеринке будет говорить весь Берлин".
   Значит надо на всю неделю затеряться в киностудии, эсэсовцев туда не пускали, а через неделю, как сказала Мария, будет видно. У меня была припрятана бутылка шнапса, дрянного, но крепкого, чтобы иногда выпить стаканчик перед сном. Я открыл окно и выпил всю бутылку, глядя на вечернее берлинское небо. Мой сон не мог нарушить ни вой сирен воздушной тревоги, ни гулкий грохот мощных взрывов в центре города. Я крепко спал, ведь завтра был понедельник, а для русских неделя начинается в понедельник.
   2 день 23 Июня Эмигрант Пётр Михайлов Боргсдорф
  
   - Герр Михайлов, герр Михайлов - к стуку и громкому голосу хозяйки пансиона добавились удары в дверь чем-то очень крепким и тяжёлым.
   Это же мне уже снилось, или нет, подумал я. Боже, как болит голова, больше сотни маленьких кобольдов своими серебряными молоточками усердно стучали в моей голове.
   Нет, похоже, это не сон. Бутылка шнапса сделала своё чёрное дело, и я с трудом пытался понять, что сегодня это уже сегодня или ещё вчера.
   Стук в дверь становился всё сильнее, и мне ничего не оставалось делать, как открыть дверь.
   - Доброе утро. Герр Михайлов, к вам пришли - в голосе фрау Марты сочилась желчь.
   За её спиной в коридоре, опираясь на лестничные перила, стояли два эсэсовца. Я даже не испугался, просто все эмоции, кобольды и головная боль исчезли, оставив холодную пустоту. Я как - бы наблюдал эту сцену со стороны, испытывая лёгкое восхищение оперативностью работы тайной полиции Рейха.
   Эсэсовцы улыбались, их широкие, белозубые улыбки просто светились в утреннем сумраке коридора.
   - Вот он - торжественно провозгласила хозяйки пансиона - я всегда считала, что герр Михайлов опасен для общества.
   - Фрау, я благодарен вам за содействие, но ваш комментарий сохраните при себе и возвращайтесь на своё место - продолжая улыбаться, жёстко произнёс высокий эсэсовец.
   - Оскар, пива нет, шнапса тоже - я покосился на закатившуюся под стол пустую бутылку.
   Высокий эсэсовец, а это был Оскар Штайн, мой товарищ по студенческим попойкам, которого я три года учил русскому языку, повернулся к своему напарнику: - что я говорил, он совсем не изменился.
   Мы обменялись рукопожатиями и они зашли в мою комнату.
   А старушка не простая, уже два доноса на тебя написала - всё ещё улыбаясь сказал Оскар.
   На фрау Марту было больно смотреть, в её глазах застыл ужас.
   Закрыв дверь, я повернулся к своим гостям и спросил: - чем я обязан такому раннему визиту.
   - Пётр, сперва я представлю своего коллегу - мой университетский друг указал на второго эсэсовца гауптштурмфюрер Пауль Вольф.
   - А визит не такой уж и ранний, уже восемь часов - продолжил он подошел к радиоприёмнику и включил его.
   В коридоре скрипнула половица.
   - Пауль, проследи пожалуйста, чтобы фрау Марта занималась только своими делами - тихо произнёс Штайн, разглядывая висящий на стене над приёмником плакатик с предупреждением о запрете прослушивания вражеских радиостанций.
   На удивление, вчера уходя из комнаты, я вернул ручку настройки на частоту Берлина и сегодня радиоприёмник верноподданно засветился, но в эфире не было ничего, кроме треска помех.
   Подняв с пола бутылку, Оскар понюхал её и брезгливо сморщился, укоризненный взгляд был красноречивее любых слов: - наш законопослушный обыватель пьёт дешевый шнапс, хотя на вечеринке в его распоряжении были лучшие вина Европы.
   - Что, о вчерашнем говорит уже пол Берлина - спросил я.
   Нет, но до некоторых слишком влиятельных ушей, слухи уже дошли - он усмехнулся - кое-кто получил вчера слишком большую оплеуху и очень жаждет крови. Трогать аристократов и военных они боятся, поэтому мальчиком для битья выбраны мидовцы и персонально твоя скромная персона.
   Оскар внимательно смотрел на меня: - мы предлагаем тебе работу.
   Увидев моё выражение лица, он отрицательно закачал головой: - нет, нет, я не предлагаю тебе стать информатором, для этого я слишком хорошо тебя знаю. Нам нужен хороший переводчик в службу радиоперехвата.
   - А если я откажусь?
   - Вывезти из Берлина я тебя смогу, но долго прикрывать не получится, ты слишком засветился вчера - Оскар вытащил из кармана изящную стальную фляжку, открыл её и сделал большой глоток - Пётр, это не шантаж, я и так сильно рискую, приехав к тебе.
   Я немного помолчал и спросил: - МЫ, это КТО?
   - Служба безопасности, группенфюрер Райнхард Гейдрих, а ещё точнее VI управление - произнёс, только что вошедший в комнату, Вольф.
   Гестапо, одно это слово взывало ужас у большинства жителей Рейха, и я не был исключением. Труднее всего выбор делать, когда у тебя выбора нет.
   Я прекрасно знал, что бежать мне некуда, скрываться я не умел и поэтому, недолго подумав, сказал: - спасибо Оскар, я согласен.
   - Во первых, тебе надо умыться и привести себя в порядок, видел бы ты себя, когда открыл дверь - эсэсовцы снова заулыбались.
   С УФА проблем не будет, с сегодняшнего утра у тебя оплачиваемый отпуск на студии - в речи Вольфа проскакивал среднегерманский говор - по ряду причин, сейчас мы поедем в Боргсдорф.
   Я удивлённо посмотрел на него: - а в Берлине?
   - В Берлине у нас возникли проблемы - ответил Оскар.
   Через пятнадцать минут, я в сопровождении эсэсовцев вышел из дома, и мы сели в служебный ауди. Фрау Марта даже не прикоснулась к своей заветной тетрадке.
   В автомобиле Штайн вёл себя гораздо свободнее, чем у меня дома.
   - Русские вчера нас разбомбили к чёртовой матери, но парням Мюллера досталось ещё сильнее и они ухватились за эту чёртову вечеринку - Оскар говорил, сидя со мной на заднем сиденье автомобиля - наши спаслись в подвале.
   - Но ведь в гестапо тоже есть подвалы? Это всем известно - удивился я.
   - Русские о них тоже знали, поэтому сбросили туда две хитрые штуковины, от которых остались воронки метров тридцать глубиной - поддержал разговор Пауль: - сейчас там всё оцеплено, но нас полиция пропустит.
   Я с удивлением рассматривал знакомые мне городские улицы. Чем ближе мы подъезжали к центру города, тем больше видел выбитых в окнах стёкол и разбитых витрин. На тротуарах лежали неубранные кучи битого стекла.
   - Новая хрустальная ночь - пробормотал Оскар.
   Посмотрев документы, наш автомобиль пропустили за оцепление, и мы поехали дальше по залитой водой улице, мимо ещё дымящихся развалин Рейхсканцелярии.
   Всю оставшуюся дорогу мы ехали молча.
   Боргсдорф встретил нас шумом и суетой. Из трёхэтажного здания гимназии дюжие эсэсовцы выносили парты. Во дворе связисты раскатывали огромную бухту радиокабеля, а в расположенной неподалёку сосновой роще, устанавливали мачты антенн.
   К остановившейся машине подбежал солдат и обратился к Вольфу: - господин штурмбанфюрер, здесь запрещено останавливаться, оставьте автомобиль на стоянке. Он рукой показал на ряд машин, спрятанных под маскировочной сетью. Мы с Оскаром вылезли и, не дожидаясь Пауля зашли в здание. В холле распоряжался молодой офицер с немного оттопыренными ушами, несмотря на чёрный мундир в нем чувствовалось что-то мальчишеское: - быстрее подключайте оставшиеся приёмники, электричество уже подали.
   - Добрый день Оскар, это и есть ваш чудопереводчик - обратил он на нас внимание.
   - Приятно познакомиться, Вальтер Шелленберг - он протянул мне свою руку - я руководитель всего этого сумасшедшего цирка.
   - Очень приятно, Пётр Михайлов - ответил я, пожимая его руку.
   - Штайн, вы появились очень вовремя - обращаясь к подчинённому, Шелленберг продолжал внимательно смотреть на меня - организуйте, чтобы на детской площадке рядом со зданием играли дети. Обращайтесь к кому хотите, к школьному инспектору, бургомистру, в гитлерюгенд, хоть гауляйтеру, но с утра до вечера на площадке должно быть много детей.
   - Герр Михайлов, давайте пообедаем, ведь вы наверное даже не завтракали - казалось, что Шелленбергу доставляет удовольствие играть роль гостеприимного хозяина.
   В классной комнате, отведённой под столовую, обедали уже несколько офицеров.
   Сев за отдельный столик, и дождавшись, когда настоящий официант расставит все блюда, хозяин продолжил: - Оскар и раньше мне говорил, что вы хорошо переводите на слух, но получив отчёт о вчерашнем вечере, я понял - вы тот, кто нам нужен.
   - Понять качество устного перевода можно только присутствуя там - сказал я - или если у вас там..
   - Быть слишком умным очень опасно. Как говорят у вас, русских "Будешь много знать, приблизится смерть" - с улыбкой прервал меня хозяин, улыбка исчезла, когда он продолжил: - но если работаете на меня, то нужно быть очень умным.
   - Кушайте, кушайте, герр инженер, а я введу вас в курс текущих событий - на его лице снова появилась озорная улыбка.
   - За полтора дня наши войска продвинулись на двести - триста километров, но завтра они встанут без горючего и, скорее всего, будут окружены. У противника на границе совсем не было войск, а все данные разведки были ложными. У нас огромное численное превосходство по всем направлениям - Шелленберг вздохнул - а теперь о грустном.
   Он наклонился ко мне и, понизив голос, продолжил: - похоже, мы проигрываем эту войну, официально это не объявили, но вся группа "Север" исчезла. В Кёнигсберге русские, много русских.
   Третья танковая группа завязла в литовских болотах, а в Восточной Пруссии огромная дыра, которую затыкают сейчас всем чем можно. Да и противник совсем не тот, на которого мы рассчитывали. Их техника на два порядка превосходит нашу. Я начинаю верить в бога из машины.
   После обеда Шелленберг передал меня на руки, вернувшегося из городской управы Оскара. Он завёл меня в организационный отдел, где я прослушал лекцию о структуре управления, одновременно подписывая стопку уведомлений о допуске к секретной информации и обязательств об ознакомлении. Взглянув на последнюю бумагу, я остановился. "Расписка об отсутствии еврейских предков и родственников".
   - Это-то зачем? - спросил я.
   - Бюрократия - развёл руками Оскар: - подписывай, всё равно никто проверять не будет.
   Я расписался, и он, забрав толстую пачку моих бумаг, скрылся в кабинете начальника отдела.
   Немцы есть немцы, даже конец света они постараются оформить и провести по правилам документооборота.
   Через пять минут из кабинета вышел сияющий Оскар: - ну вот, теперь ты не работник какой то кинофабрики, а сотрудник серьёзного государственного учереждения.
   - А как мне сейчас обращаться к вам, господин начальник отдела? - спросил я.
   - Можно господин начальник, можно штурмбаннфюрер, а лучше всего просто Оскар - улыбаясь ответил он - а сейчас идем в комнату операторов.
   Огромные всеволновые радиоприёмники находились в отдельном флигеле, занимая большую его часть. Только за пятью из восьми приёмников, сидели операторы в наушниках.
   -Ты знаешь, что нам пришлось срочно менять расположение, поэтому здесь такой бедлам, да и людей, хорошо владеющих русским, очень мало - сказал Оскар: - помоги нам.
   По выражению его лица, я понял, что он что-то мне не договаривает.
   Каждый оператор работает в строго отведённом для него диапазоне - продолжил Штайн: - когда начинается приём, включается магнитофон и над местом оператора загорается красная лампа, когда идёт поиск, горит зелёная лампа. К сожалению, со вчерашнего утра мы не можем поймать ни одной армейской радиостанции, только шум. Гражданские радиостанции тоже изменили сетку вещания и диапазон частот.
   - Оператору нужно указывать частоту передачи и если возможно название радиостанции - я прервал его монолог: - радиостанции могут работать на нескольких частотах одновременно и тогда будет записано одно и тоже сообщение.
   - Да ты прав - Оскар подозвал дежурного офицера и передал ему мои слова.
   Я продолжил: - в одном диапазоне может быть несколько радиостанций и один оператор должен просматривать весь эфир.
   - Я думал уже об этом, но у меня не было подходящего человека - ответил он: - поэтому я поручаю эту работу тебе.
   Тут один оператор поднял руку - господин штурмбанфюрер, послушайте это. Он включил общую трансляцию, и из динамиков послышался речитатив на немецком языке, сопровождаемый ударами барабана:
  
   "Хочу, чтобы вы мне довеpяли
   Хочу, чтобы вы мне веpили
   Хочу ловить ваши взгляды
   Хочу упpавлять каждым удаpом сеpдца"
  
   Голос, наполненный дикой, первобытной силой завораживал
   Странный рисунок мелодии, гипнотизировал слушателей.
  
   "Мы хотим, чтобы вы нам довеpяли
   Мы хотим, чтобы вы нам всем веpили
   Мы хотим видеть ваши pуки"
  
   Первым очнулся Оскар: - выключите это! Никто не отреагировал на его приказ.
   Он сам подбежал к рубильнику и отключил радиоприёмник. Присутствующие удивлённо оглядывали друг друга, пытаясь понять, что с ними произошло.
   Я заметил, что один оператор неподвижно сидит, хотя над его приёмником горела зелёная лампа. Подойдя к нему и сдернув с головы оператора наушники, я услышал в них знакомый низкий голос:
  
   "Раз
   И появляется солнце
   Два
   И появляется солнце
   Три
   Оно - самая яркая звезда из всех
   Четыре
   И появляется солнце
   Пять
   И появляется солнце
   Шесть
   И появляется солнце
   Семь
   Оно - самая яркая звезда из всех
   Восемь, девять
   И появляется солнце"
  
   Оскар громко объявил: - Внимание! Я запрещаю это слушать. Все кто услышит этого гипнотизёра, должны немедленно доложить дежурному оператору и перейти на другую волну.
   - Чёрт побери, они используют против нас даже гипноз - пожаловался Оскар.
   - Нет, это их культура. По-моему, то сообщение про "шестьдесят пять лет назад" это не обман, я слышал их передачи и их сообщения, это невозможно подделать. Поверь мне, они из будущего.
   - А когда нам ждать марсиан на треножниках? - засмеялся он: - ты слишком много читал на ночь Герберта Уэллса.
   Но я не смеялся: - хорошо, сейчас я начну работу, а вечером представлю анализ полученных результатов.
   Оскар кивнул, соглашаясь со мной.
   Недавно включённый приёмник уже прогрелся и шкалы настройки, светили мне приятным зелёным светом. Техник показал тумблер включения магнитофона и показал, как переключаются диапазоны. Я поблагодарил его, надел наушники и занялся любимым с детства занятием: стал слушать радио.
   Сквозь треск и шипение помех я пробегал диапазон за диапазоном, в поисках русской речи. Стоп, а почему только русской? Только что я проскочил волну, на которой звучала английская речь, какая-то совсем не английская и не американская. Женщина на невозможном английском, но явно родном языке, глотая звуки и безбожно коверкая слова, беседовала с человеком, отвечавшем на довольно неплохом классическом английском.
   - налоговая система позволяет обеспечивать социальные льготы, недостижимые ни для одной страны текущего десятилетия - доносился из телефонов хрипловатый мужской голос.
   - Профессор, скажите, как недавнее событие может повлиять на экономическое развитие России - спросила женщина.
   - Я думаю, будет небольшой спад в доходах основной массы населения, а после капитуляции Германии, начнётся рост, ограниченный наличием производственных мощностей. Финансовый кризис двадцать первого века заставил законсервировать часть промышленности, но даже сейчас заводы господина Мордашёва, выпускают стали больше чем Германия, а Русал производит алюминия больше чем весь мир.
   Вот оно, доказательство того, что отрицал Штайн и чего опасался я сам.
   Профессор продолжал: - Режим в Германии довольно непрочен, ещё в тридцать восьмом году Карл Гёрдлер и Эвальд фон Клейст предлагали англичанам свергнуть Гитлера.
   Канарис знал об этом, но молчал. Сейчас в группу противников Гитлера входят Эрвин Роммель, Эрих Левински, Артур Нёбе, Вальтер фон Браухич, Франц Гальдер и Альфред Йодль. Гиммлер тоже знал о готовящемся покушении на Гитлера. Когда взрыв бомбы в 44 году.... Резкий вой заглушил слова.
   Только сейчас я понял, что не включил магнитофонную запись. Опасная информация, но учитывая, как с ней обращаются в Москве, это для них архивная пыль. Я снова попытался поймать эту радиопередачу, но ловил только музыку.
   Бундесы, так я стал для себя называть русских из будущего, за постоянное употребление фразы Российская Федерация. Их радиостанции передавали много коммерческой рекламы и музыки. Песни на русском, английском и даже немецком языке чередовались без всякой видимой системы. Одна радиостанция передавала большевистские песни вперемешку с белогвардейскими, последних было даже больше. Похоже гражданская война стала для них такой же историей, как для САСШ война Севера с Югом.
   Так, а это что?
   - Совместное заявление Министерства обороны и МИД Российской Федерации: - Руководство Германской Империи, Генеральный Штаб предупреждаются, что невыполнение правил Женевской конвенции по военнопленным будет караться бессрочным юридическим преследованием виновных, так же будет караться исполнение закона о комиссарах, приказа ОКХ от 24 мая и Директивы о поведении войск в России.
   Генерал-квартирмейстер Эдуард Вагнер, министраль-директор Рудольф Леман, генерал- майор Вальтер Варлимонт, доктор Латман и группенфюрер СС Генрих Мюллер, будут считаться персонально ответственными за жизнь и здоровье военнопленных.
   Частота поплыла, но после нескольких поворотов ручки тонкой настройки, я снова поймал нужную частоту.
   - Господин Соколов, что вы скажете о сегодняшнем состоянии дел в СС.
   Я включил запись.
   - Сила Генриха Гиммлера всегда была ограничена, он знал, что национал-социалистское руководство не допустит слияния партийной организации с государственным институтом и создания новой государственной сверхструктуры. Партийное руководство не желало, чтобы какой-то государственный орган, пусть даже возглавляемый верными национал-социалистами, получил возможность вмешиваться в партийные дела.
   Создание главного управления имперской безопасности РСХА стало своеобразным компромиссом. Оно возникло 27 сентября 1939 года, но не имело права называться так официально ни в прессе, ни в переписке с другими организациями и учреждениями. Это была внутриорганизационная структура, шеф которой именовался "начальником полиции безопасности и СД". Не произошло и слияния СД с полицией безопасности: партия не допустила ее огосударствления.
   Только отделы управлений СД и полиции безопасности вошли в состав главного управления имперской безопасности, продолжая действовать самостоятельно.
   Было создано шесть новых управлений:
   Первое -административно правовое -- из организационных и правовых отделов обоих управлений. Руководителем его назначили Вернера Беста (государственное учреждение).
   ........................................................
   Четвертое -контрразведка -- из отделов II и III гестапо и отдела III 2 управления СД. Шеф -- Генрих Мюллер (государственное учреждение).
   Пятое -борьба с преступностью -- идентичное имперскому ведомству уголовной полиции и уголовному отделу управления полиции безопасности. Руководитель -- Артур Нёбе (государственное учреждение).
   Шестое -внешняя разведка -- из отдела III управления СД. Шеф -- Хайнц Йост (партийное учреждение).
   СД осталась, таким образом, зависимой от воли партийного руководства. Огосударствления нового аппарата не произошло, за исключением первого и четвертого управлений. Деятельность третьего не вышла за рамки дозволенного, хотя оно и занялось исследованием жизненного пространства. Ему не было дозволено превратиться в некую разведывательную организацию, действующую внутри страны. Олендорф по этому поводу сказал так: "Поскольку рейхсфюрер СС не намеревался создать действенную разведывательную службу, которая имела бы задачу обслуживания внутригосударственной сферы и в деятельности которой столкнулся со многими трудностями, он удовольствовался лишь оформлением внешнего фасада".
   А это уже про нас.
   "Служба безопасности могла бы превратиться в совсем малозначащую организацию, если бы не Олендорф и его сотрудники, которые пытались расширить сферу своей деятельности, зачастую вопреки соображениям Гиммлера. Это вызвало новые конфликты с партийным руководством, вследствие чего Гиммлер в 1944 году капитулировал перед ним полностью. У СД остались лишь две основные задачи: ведение разведки за рубежом и объединение лиц, которые во время Второй мировой войны возглавляли оперативные группы и спецкоманды, проводившие политический террор и осуществлявшие массовые убийства по расовым признакам в новой Европе Адольфа Гитлера.
   Начало этому было положено ещё перед нападением на Польшу.
   17 августа 1939 года Франц Гальдер в дневнике записал: "Канарис... Гиммлер..Гейдрих... Оберзальцберг... 150 комплектов польской военной формы и снаряжения... Верхняя Силезия".
   В переводе на нормальный язык это означает: от адмирала Канариса Гальдер узнал о совещании, состоявшемся в гитлеровской резиденции Оберзальцберг, на котором между диктатором и его эсэсовскими приспешниками Гиммлером и Гейдрихом состоялся обмен мнениями о некоем мероприятии, затеянном в Верхней Силезии, и что для этого потребуется 150 комплектов польского обмундирования.
   Так начался пролог драмы, стоившей миру 55 миллионов человеческих жизней"
   Очень многое мы можем почерпнуть из мемуаров Шелленберга. Ему было 34 года, когда он, сделав головокружительную карьеру, находился в числе руководителей государства, обладающего чудовищной мощью. Очень молодому человеку удалось завладеть правом распоряжаться организацией, крайне важной для государства: разведкой. Всего через несколько месяцев после этого английские офицеры, неустанно допрашивавшие его, выложили ему, что он -- всего-навсего незаслуженно переоцененный фаворит режима, не отвечающий ни задачам, стоявшим перед ним, ни исторической обстановке. Полное пренебрежение американцев и англичан было для Шелленберга, пожалуй, самым тяжким ударом. В свое время он играл крупную роль, а теперь, всего через несколько лет, он очутился в положении вышедшего из моды актера, которому никто не хотел верить, что он когда-то был одним из главных персонажей эпохальной трагедии. Однако Шелленберг не бросил игру, он написал мемуары, где раскрыл все секреты тайной разведки Рейха.
   - Большое спасибо, завтра мы продолжим беседу с Сергеем Соколовым.
   Я выключил запись и вытащил катушку с магнитной проволокой из магнитофона.
   Ко мне подошёл дежурный оператор.
   - Проводите меня быстрее к штурмбанфюреру Штайну - обратился я к нему.
   Через три минуты я сидел в кабинете у Оскара.
   - Вот доказательство моих слов - я выложил перед ним катушку с записью: - и вызови Шелленберга, перед тем как прослушать это.
   - Оскар, это бомба, а они выкладывают, как малозначащий эпизод - продолжил я.
   Штайн поднял телефонную трубку и произнёс: - сеть притащила улов.
   Я посмотрел на Оскара и спросил: - во что ты меня втянул? Наверное, в подвалах гестапо мне было бы гораздо спокойнее, чем здесь.
   - У гестапо сейчас нет подвалов, а всех задержанных они сразу расстреливают, даже не оформляя арест - спокойно ответил Оскар, перебирая на столе бумаги.
   В кабинет вошёл Шелленберг и аккуратно закрыл за собой дверь.
   - Сидите Штайн, сейчас можно обойтись без этих условностей.
   - Герр Михайлов, я хочу извиниться перед вами за то, что использовал вас втёмную, но на это были свои причины. Подозревать, что операция вышла из-под контроля, мы начали ещё вчера днём, но когда вечером застрелились два наших эксперта, ситуация потребовала моего личного вмешательства. Вы нам понадобились в роли независимого эксперта. Оскар уже передал мне ваш предварительный вывод, а сейчас я хочу получить от вас железные доказательства.
   - Вот ваши железные доказательства - указал я на стол: - там полная структура РСХА.
   Шелленберг невозмутимо взял катушку, вставил в магнитофон и включил его.
   Стоящий рядом Оскар начал переводить. С каждой минутой лицо оберштурмбанфюрера мрачнело всё сильнее.
   - Достаточно - произнёс он и выключил магнитофон.
   -Ну вот, господин инженер, вы стали причастны к смертельно опасным секретам, о которых знают не более десятка высших чинов Рейха и двести миллионов русских.
   - Вот, взгляните - я протянул ему листок бумаги.
   - Что это за список - спросил Шелленберг.
   - Это лица, ведущие сепаратные переговоры с англичанами, а в 44 году они организуют покушение на Фюрера.
   - Рейхсфюрер?
   Я кивнул: - он знал.
   - Записи я не делал и передача была на английском. По моему они не придают никакого значения этой информации - продолжил я.
   - Или сознательно дезинформируют нас - продолжил разговор Оскар.
   - Штайн, передайте все наши материалы господину Михайлову - приказал Шелленберг.
   - А вам поручается проанализировать всю информацию и представить мне отчёт к восьми вечера - он повернулся к двери, но перед тем как открыть дверь остановился: - дневник Гальдера слишком ненадёжен, вы можете опустить этот эпизод.
  
   3 день 24 Июня Эмигрант Пётр Михайлов Боргсдорф
  
   Для разнообразия, сегодняшнее утро началось для меня не стуком в дверь, а чашкой натурального кофе и бутербродами с настоящим маслом. Я наслаждался ярким солнечным светом в широкой постели, в уютном номере небольшой Боргсдорфской гостиницы.
   Надо быть честным хотя бы с собой, я наслаждался тем, что остался в живых.
   Вчера я стал обладателем таких тайн верхушки Рейха, что ещё два дня назад моя смерть не вызывала никаких сомнений.
   Вчера вечером, заходя в кабинет Шелленберга, я не знал, выйду ли из него. Я сел, ожидая, когда он пролистает мой пятистраничный отчёт.
   - Так, президентско-парламентская республика, слабый парламент и сильный премьер с феноменальной поддержкой населения, финансовые группы, развитая военная промышленность частично законсервирована - ну это и у нас кое-кто производство танков сократил - Шелленберг внимательно просматривал каждый лист - возраст президента сорок пять лет.
   - А это как понимать? - он поднял на меня глаза: - вышли в космическое пространство?
   - Уже полвека они обладают технической возможностью посылать устройства выше атмосферы и фотографировать поверхность планеты. По некоторым сообщениям это пилотируемые устройства.
   Шелленберг задумался: - их экономика превышает все экономики мира, недостижимое для нас качество вооружения, миллионная армия мирного времени, которую бундесы, как вы их называете, разворачивают в боевые штаты.
   - Как вы думаете, долго мы продержимся? - он внимательно смотрел на меня.
   - Ну, господин оберштурмбанфюрер, я не военный эксперт, но через три месяца, когда бундесы развернут свой военный потенциал - начал я говорить.
   - Четыре недели, максимум шесть - в голосе Шелленберга зазвучали стальные нотки - пока вы охотились за нашими пыльными секретами, они времени не теряли.
   Начиная со вчерашнего вечера, происходит планомерное уничтожение транспортной и энергетической промышленности. Самое интересное, что они разрушают только то, что не требует восстановления с их точки зрения или устарело: заводы синтетического топлива, тепловые электростанции, паровозные депо. Их самолёты днём и ночью охотятся за паровозами. Восточнее Эльбы скорость передвижения войск не более пятидесяти километров в сутки. Единственное, что выбивается из этого ряда, это каскад плотин на Рейне.
   - Это сделано для затруднения переброски войск из Франции и остановки промышленности Рура - ответил я.
   - Самые боеспособные части были в первых волнах наступления на Россию, а сейчас они перемалываются в Белоруссии и Украине- продолжил мой собеседник: - в тылу у нас ничего нет, кроме новобранцев, строителей Тодта и обрюзгшей СА.
   Наш разговор заходил в тупик. Слишком много я знал, чтобы просто выйти из кабинета.
   - Господин оберштурмбанфюрер - решил я рискнуть: - я внимательно слушал предисловие к вашим мемуарам.
   - Продолжайте - медленно произнёс Шелленберг.
   - После капитуляции генерал Гелен, руководитель отдела "Иностранные армии Востока" генерального штаба вермахта, вновь создал свою службу под покровительством американцев, еще находясь в заключении. Американская и английская разведки пренебрегли вами, ведь они получили готовый военный аппарат разведки. Сейчас у него, как и у нас нет ничего по новой России, что может заинтересовать запад, зато есть то, что наверняка заинтересует бундесов, сеть в Европе, Азии и Латинской Америке.
   Да и медицина в Российской Федерации сейчас лучшая в мире - я старался быть очень убедительным.
   - Очень хорошо, господин Михайлов - на лице Шелленберга появилась улыбка: - я лично доложу о вашем отчёте Ц.
   - Для вас заказан номер в местной гостинице - добавил он.
   То, что я проснулся и пил принесённое молодой служанкой кофе, лучше всего говорило, об успешности моего экспромта.
   Я побрился, привёл себя в порядок и ровно в девять часов утра стоял у кабинета Оскара Штайна. Единственное, что удивило меня, это вытянувшийся во фронт часовой у входных дверей бывшей гимназии, когда я проходил мимо.
   - Доброе утро, герр Михайлов - услышал я голос Шелленберга: - присоединяйтесь к нам.
   Он вместе с Оскаром, стояли у маленького столика, держа в руках коньячные рюмки.
   Штайн с улыбкой протянул мне третью рюмку: - За тебя, Пётр. Мы выпили.
   - По какому поводу пьянка? - поинтересовался я.
   - Мы пьём за твоё производство - Оскар вынул из кармана удостоверение СД: - тебе присвоено звание хауптштурмфюрера. Официальную присягу СД давать не надо.
   Я даже не думал, что моя вчерашняя инициатива приведёт к таким последствиям.
   - Поздравляю! - Шелленберг пожал мне руку: - вы растёте быстрее самого Райнхарда.
   Будто я не знаю, кому обязан столь головокружительной карьерой.
   Когда мы с Штайном остались в кабинете одни, он сказал: - ты понимаешь, что это не совсем настоящее звание. Как у вас говорят, ты осиновый хауптштурмфюрер.
   - Не осиновый, а липовый - поправил я, разглядывая свою фотографическую карточку в удостоверении. Даже форму приладили, порадовался я за мастеров фотолаборатории СД.
   Как говорили классики: бойтесь данайцев, дары приносящих.
   - Пётр, это настоящее удостоверение, оно избавит тебя от множества проблем.
   - И породит огромное количество новых - ответил я.
   В кабинет вошёл Вольф: - Доброе утро коллеги. Сегодня ночью привезли пленных, и оберштурмбанфюрер просил вас присутствовать на допросах.
   Мы спустились по лестнице и, перейдя в левое крыло здания, остановились у железной решетчатой двери, закрывавшей коридор. Пауль с гордостью показал на новые решётки, закрывающие окна: - Как видите, мы тоже не сидим без дела.
   За громоздким столом, одиноко стоящим в середине большой классной комнаты, сидел седой коренастый мужчина в гражданском костюме. Он аккуратно заполнял лист бумаги ровным почерком, не обращая внимания на нас внимания. Напротив него, со скованными за спинкой стула руками, сидел молодой парень в простой рубашке и рабочих штанах. Его лицо украшали заплывший глаз и синяк на скуле. Лицо Вольфа начало багроветь: - Кто ударил арестованного?
   Стоявший у двери охранник нервно сглотнул: - Это не я, хауптштурмфюрер, это он. Кивнув на сидевшего за столом человека.
   - Сегодня утром пришёл закрытый приказ по службе безопасности, строжайше запрещающий физическое воздействие на граждан Федерации - шепнул мне на ухо Оскар.
   - Всё равно вы от меня ничего не узнаете, фашисты проклятые - сказал по-русски пленник, и добавил грязное английское ругательство.
   Я знал о широком распространении английского языка у бундесов, но такая языковая конвергенция мне в голову даже не приходила.
   Я подошёл к столу и взял бумаги. Сидевший за столом встал и зло глядя на меня, заговорил по-немецки: - Я штабс-капитан Рыбников и веду допрос, как считаю нужным. У меня эта большевистская сволочь заговорит.
   Вы не штабс-капитан, вы неизлечимый идиот - я сунул ему в лицо протокол допроса: - что это за допрос?
   Что это за вопросы? - продолжал я на русском языке.
   - Вы член коммунистической партии большевиков? Ваш отец был членом партии большевиков? Вы бы его про бабушку спрашивали, была ли она членом партии большевиков?
   - А чё? Моя бабушка была членом компартии - подал голос наш заключённый.
   - Я не потерплю такого отношения к себе - завизжал штабс-капитан, вспомнив язык предков: - кто вы такой, молодой человек, чтобы указывать мне?
   Я, как и он был в партикулярном, и ему было трудно определить моё положение. Как я ненавидел этих напыщенных индюков, закостеневших в злобе, к отвергнувшей их родине.
   - Я, хауптштурмфюрер Михайлов отстраняю вас от следствия, дураки нам не нужны - произнёс я.
   - Зачем так резко? - спросил Пауль: - у нас не хватает следователей, нет толковых переводчиков, кругом сплошная импровизация. Рыбникова я получил из Берлинского отделения РОВС по рекомендации гестапо, они сказали, что раньше он неплохо вёл допросы.
   - Вот так - я показал на избитого арестанта - сейчас такой фокус не пройдёт.
   - Да знаю я, прекрасно знаю - отмахнулся Вольф: - думаете, только вы слушаете радио?
   Там одни предупреждения о гуманном обращении с военнопленными и бесконечные списки попавших в плен и погибших в России - он вздохнул: - охранники не знают, как обращаться с арестантами.
   Оскар взял у меня протокол допроса: - Этот Рыбников даже не смог правильно заполнить протокол.
   Пленник с интересом слушал спор: - скажите, а вы на самом деле эсэсовец, как Штирлиц?
   - Я с интересом посмотрел на него: - какой Штирлиц?
   - Вот болтливый язык - зашипел он, а затем улыбнулся: - штандартенфюрер Макс фон Штирлиц, он в шестом отделе РСХА работал у Шелленберга, а почему они в форме, а вы нет?
   Штайн прошептал что-то Вольфу и тот, вытолкнув Рыбникова с охранником, вышел из кабинета.
   - Пётр, у меня просто нет слов - удивлённо сказал Оскар.
   - Итак, вернёмся к вам, молодой человек - я уселся за стол и подвинул к себе протокол допроса.
   Караваев Арнольд Витальевич, 1987 года рождения, в партии больше...., нет, Рыбников клинический идиот. Образование высшее, работал менеджером в туристической фирме.
   - Арнольд, вы расскажете нам про Макса фон Штирлица - начал я: - а мы расстегнём наручники. Согласны?
   - Ну, да согласен.
   Он растёр затёкшие запястья: - спрашивайте, что вы хотели узнать.
   - Кто такой Макс фон Штирлиц?
   - Советский агент.
   - Когда и где его завербовали?
   - Он нелегальный агент Максим Исаев, через ДВР и Шанхай, внедрённый в Германию.
   - Его задачи?
   - В апреле 1945 года он следил за сепаратными переговорами Гиммлера с Даллесом, в Швейцарию летал генерал эсэс Вольф. Гитлер сидел в бункере под Берлином и женился на Еве Браун. Геринг объявил его больным, а тот приказал Гиммлеру арестовать Геринга и исключил из партии. Гиммлер сам ждал, когда первого мая, Красная армия захватит Берлин и Гитлер застрелится, но Гитлер приказал арестовать Гиммлера и отравился.
   Мы с Оскаром непроизвольно переглянулись.
   - Кто ещё участвовал в переговорах? - я решил рискнуть.
   - Кальтенбруннер, про Шелленберга я не помню, а Мюллер не участвовал в этом, по-моему, он искал выход на наших, на КГБ.
   - Что такое КГБ?
   - Ну, то, что было до СВР и ФСБ. Наследник НКВД. В общем, Комитет Государственной Безопасности, это когда Берию расстреляли, после смерти Сталина.
   Я разговаривал с человеком из будущего. Каждый его ответ порождал десятки новых вопросов. Я не знал о чём его спрашивать.
   - Когда произошло покушение на Фюрера? - нарушил молчание Штайн.
   - Числа двадцатого июня, я точно не помню, но взрыв был в кабинете для совещаний "Вольфшанце", бомбу туда одноглазый Том Круз привёз. Он в Валькирии ещё без руки был.
   Так вот, что такое, таинственное волчье логово, о котором говорили в радиопередаче, секретная ставка Гитлера. Судя по тому, что сделали бундесы с Рейхстагом, кабинета для совещаний в "Вольфшанце" не осталось.
   Наш арестант уже совсем освоился и продолжал свою лекцию: - Там был большой заговор, участвовал Канарис, Роммель, Клейст, какие-то шишки во Франции и финансисты.
   - Кто такой Том Круз и как он попал на совещание? - продолжил Оскар.
   - Нет, это не сам Круз, он изображал Штауффенберга.
   - Ты говоришь, что кто-то подменил двойником офицера вермахта?
   - Вы не понимаете, это же кино, он мог изображать кого угодно - воскликнул Арнольд.
   - Ты что, пересказывал нам игровой фильм? - взорвался Штайн, его лицо покраснело от волнения.
   - Нет! - в глазах допрашиваемого появился страх: - это кино, но основанное на реальных фактах. Я не врал, я назвал вам всех заговорщиков, каких помню.
   В этот момент дверь открылась, и в комнату вошёл Шелленберг вместе с высоким эсэсовским генералом.
   Штайн вытянулся и поднял руку в нацистском приветствии: - Хайль Гитлер!
   Я, подчиняясь какому-то звериному инстинкту, повторил его действия: - Хайль Гитлер!
   - Вольно - небрежно махнув правой рукой, произнёс генерал: - кстати, фюрер жив, я только что был у него на совещании.
   Оскар подошёл к нему и вполголоса начал пересказывать результаты нашего допроса.
   Генерал выслушал его, затем повернулся ко мне: - мы ещё не знакомы, хауптштурмфюрер?
   - Я обергруппенфюрер СС Райнхард Гейдрих - он протянул мне руку.
   - Очень приятно, господин обергруппенфюрер - ответил я, отвечая на рукопожатие.
   Я обратил внимание, что здороваясь со мной, Гейдрих внимательно наблюдал за Арнольдом.
   Арестованный, не подавая признаков беспокойства, с интересом глядел на вошедших.
   - Спасибо за хорошо проделанную работу, хауптштурмфюрер. Оберштурмбанфюрер Шелленберг ознакомил меня с вашим отчётом - сейчас, холодные до ледяной голубизны, глаза Гейдриха смотрели прямо в меня: - а сейчас я попрошу вас, помочь мне с переводом.
   - Передайте господину Караваеву, что от точности его ответов зависит его судьба.
   Я начал переводить.
   - Караваев, скажите, какие чувства жители Федеральной России испытывают к руководству Рейха?
   - Война, в смысле та война в прошлом, была лет семьдесят назад, но Гитлера все ненавидят даже сейчас. Гиммлера и эсэс ненавидят тоже, вы убили очень много мирных жителей и заморили голодом миллионы русских военнопленных. Из всех национальностей к русским относились хуже всего, у нас это помнят.
   Переведя ответ, краем уха я услышал, как Шелленберг прошептал: - свинья Розенберг.
   - К остальным?
   - Ну, Геринг наркоман-неудачник, но осудили его правильно, а Геббельс это клоун, с такой рожей только в комедиях сниматься.
   Легкая усмешка тронула губы Гейдриха.
   - А имя Райнхард Гейдрих вам ничего не говорит?
   Арнольд замолчал и на минуту задумался - я вспомнил про Гейдриха! Про него ещё документальный фильм показывали. Его английские диверсанты в Чехии в сорок втором бомбой взорвали, он долго умирал в страшных мучениях, но там Гиммлер врачей задержал, чтобы раненый не выжил. А так о Гейдрихе, кроме специалистов, никто и не знает.
   Обергруппенфюрер бесстрастно выслушал мой перевод.
   - Ваша информация по Штирлицу, это тоже кино?
   - Фильм основан на реальных событиях, переговоры с американцами велись, сейчас это не тайна, а Штирлиц придуман. Писали, что племянница Шелленберга очень благодарила создателей фильма, за то каким хорошим показан её дядя.
   Арнольд взволнованно продолжил: - Поймите, всё что я вам рассказал, все эти тайны тысячелетия были только в нашей истории. Сейчас всё ещё можно изменить, спасти миллионы людей, теперь, когда вы знаете, каким безумием кончилась эта война.
   Он откинулся на спинку стула и заплакал.
   Гейдрих повернулся ко мне: - Передайте господину Караваеву, что я полностью удовлетворён его ответами.
   - А вам, штурмбанфюрер - обратился он к Штайну: - я приказываю, обеспечить господину Караваеву медицинскую помощь и достойное содержание.
   -Через десять минут я жду вас всех в кабинете оберштурмбанфюрера.
   В назначенное время мы стояли в кабинете Шелленберга. Гейдрих долго смотрел в окно, на шумно играющих во дворе детей.
   - Вальтер, что делают здесь эти дети?
   Защищают здание, обергруппенфюрер, по имеющимся у нас данным, противник не будет бомбить объект, если есть вероятность гибели детей, это не англичане.
   Гейдрих повернулся к нам и начал говорить: - На утреннем совещании у фюрера, благодаря собранным вами материалам, рейхсфюрер подал в отставку, в связи с ухудшением здоровья. Гитлер возложил на себя лично, руководство СС. О моём производстве вам уже известно, но сегодня, я лично написал приказ, подписанный Фюрером, о вашем досрочном производстве. Господа, поздравляю вас.
   А теперь о делах. Сегодня упразднён Абвер, а адмирал Канарис арестован. Сейчас он находится в самом безопасном месте Берлина, в тюрьме Моабит, рядом с Эрнстом Тельманом. Пришлось долго торговаться и, как мы задумали, отдел "Иностранные армии Востока" остался у генштаба, но оставив им эту пустышку, мы прибрали себе всю зарубежную агентуру.
   Шелленберг, немедленно отправляйтесь в Берлин и принимайте дела.
   Штайн, всю полученную за сегодня информацию передайте для анализа Михайлову и подготовьтесь сдать дела Вольфу.
   Михайлов, я жду от вас отчёт к шестнадцати тридцати.
   Все свободны.
  
   Оскар, зайдя вместе со мной в свой кабинет, сразу направился к столику с коньяком.
   - Надо отметить новое назначение - промурлыкал он: - ты будешь?
   - Нет, мне ещё надо писать отчёт для Гейдриха, а ты своих гадиков, можешь гонять даже после бутылки коньяка.
   Оскар выпил рюмку и аккуратно поставил рюмку на столик: - Пётр, ты уже догадался, что допрос с Рыбниковым был инсценировкой. Правда я не думал, что он действительно окажется таким дураком.
   Я кивнул.
   - У следователей есть приём, которым они пользуются при ведении допроса, он называется плохой и хороший полицейские. Плохой полицейский угрожает и бьёт, а роль хорошего, была отведена тебе. Я не виноват, это была идея Шелленберга, он хотел проверить тебя в деле.
   - Не надо оправдываться, за два дня я уже привык идти с завязанными глазами по вашему гадюшнику.
   - У тебя это неплохо получается - ответил Оскар: - ты понравился Гейдриху. Обычно он присваивает все идеи себе, но сегодня демонстративно отметил нашу работу. Верный признак, что шеф доволен.
   - Как ты думаешь, чем эта война закончится для нас? - спросил я Штайна.
   - Ну, как минимум надо остаться в живых - дожёвывая бутерброд, сказал он: - мы ведь не одни занимались будущим, но наши результаты и твоё везение, превзошли все ожидания.
   Я читал отчёты других групп, да ты и сам всё увидишь. Они погрязли в мелочах, кому сейчас нужны подробности битвы за Москву и обороны Берлина, биографии Жукова и Рокоссовского интересны историкам, а не разведке.
   - От нас требуется общий обзор ситуации, а не толщина брони новейшего танка - он продолжил: - ты везунчик, а обергруппенфюрер любит везунчиков.
   Из кабинета я вышел, нагруженный тремя толстыми папками с отчётами.
   Гейдрих взял мой отчёт и, пробежав глазами, положил в папку.
   - Штурмбанфюрер, что вы можете сказать о премьер-министре Федеральной России?
   - Путин Владимир Владимирович, русский, возраст 58 лет..
   - Я не об этом - остановил меня он: - вы получили всё, что у нас есть, данные перехватов, книги и газеты из Хайлигенбейля. Эта книга господина Колесникофф, или как там его, про Путина очень интересна, но не совсем понятна. Вы русский и должны лучше понять, что он за человек?
   - Он профессиональный разведчик, долго жил в Германии и в совершенстве владеет немецким языком, очень обязателен и буквально выполняет все договорённости.
   - Достаточно.
   Обергруппенфюрер встал из-за стола и подошел к окну. Его створки были плотно закрыты, и шум с площадки не доносился до нас.
   - Михайлов, я хочу послать вас и Штейна в Москву. Мне не хотелось говорить это при всех, но Фюрер сошёл с ума. Сегодня он потребовал срочно начать уничтожение евреев, несмотря на всё, что происходит на фронте. Геббельс на совещании предложил расстреливать всех пленных, чтобы солдаты боялись плена и отчаяннее дрались за фатерлянд. Гитлер его поддержал. После катастрофы в Цоссене, в вермахте не осталось ни одного генерала, способного ему возразить. Кейтель уже отправил приказ в войска.
   Даже ваффен СС возмутились такой дикости.
   Он замолчал, вернулся к столу, и вытащил из ящика пачку фотографий.
   Гейдрих протянул фотографии мне.
   - Вот, взгляните, чем кончиться для Германии эта война, снимки получены по неофициальным каналам из Швеции.
   На фото высились горы битого кирпича, кварталы полностью выгоревших зданий, обожженные остовы громадных боевых машин, тела убитых, плачущие пленные дети в немецкой военной форме и, наконец, огромное количество белых простыней, вывешенных из провалов окон, полуразрушенных домов.
   - Что это? - спросил я, показывая на последнюю фотографию.
   - Полная и безоговорочная капитуляция.
   Он продолжил свой монолог: - Гитлер с Геббельсом узнали, что погибнут, и решили, как и в прошлый раз, утащить всех с собой в могилу. Тогда в апреле сорок пятого, они бросили на фронт десятилетних мальчиков. Я не хочу гибнуть за них, я не хочу, чтобы мои дети росли сиротами, а в Лину тыкали пальцем - жена военного преступника.
   Его высокий взволнованный голос резко контрастировал с бесстрастно холодным лицом. Я понял, что его не волнуют пленные, евреи и мальчишки из гитлерюгенда, он смертельно боялся за своих детей.
   Гейдрих наклонился ко мне: - Я говорю вам всё это, чтобы вы передали в Москве, что мои намеренья искренни. Я готов сотрудничать и моя помощь будет очень важна. Я не требую партии первой скрипки, согласен и на третью, но прошу оставить мою скрипку. Мы готовы передать всю агентурную сеть на Западе и Арабском Востоке русским, но часть агентов по различным причинам никогда не будет сотрудничать с Москвой, а с нами будут.
   На завтра я организовал для вас две встречи, а вечером вы со Штайном, полетите в Кенигсберг к федеральным русским.
   Он протянул мне два конверта: - здесь десять тысяч рейхсмарок и три тысячи долларов САСШ, отчёта не надо. Перед полётом вам передадут российские рубли.
   Сейчас вы получите документы у Вольфа, а завтра, с ближайшей машиной, вернётесь в Берлин. Там вы можете отдохнуть и даже посетить своё любимое кафе.
  
   4день 25 Июня Эмигрант Пётр Михайлов Берлин
  
   Берлин встретил меня неприветливо и хмуро. За два года войны он не изменился так, как за эти три дня. На улицах практически не было автомобилей, люди ехали на велосипедах или шли пешком, толкая впереди себя маленькие тележки. Те, у кого не было тележек, несли мешки за спиной или вёдра. Прохожие, а в основном это были женщины медленно шли по тротуарам. При виде нашей машины они останавливались и пустым, безвольным взглядом провожали её. У лавок с заколоченными досками витринами, выстроились длинные очереди. Стёкла на уцелевших окнах были заклеены крест-накрест полосками бумаги, но многие окна белели свежими фанерными щитами. Проезжая по городу я не заметил ни одного трамвая, автобусов тоже не было видно.
   Перед закрытым магазином одинокий дворник подметал тротуар. Это был жалкий осколок прежней жизни, которая рухнула три дня назад.
   Я попросил остановить машину рядом с кафе "Рейман". Взял свой чемодан и зашёл в знакомое мне, уютное помещение. Признаки войны появились и здесь. Стёкла были заклеены бумагой, а вместо электрических, горели керосиновые лампы. Посетители быстро подымали глаза на вошедшего и снова утыкались в маленькие ротапринтные листки. Так вот как выглядит "Панцер Бэр", объединённая берлинская газета, которую Геббельс стал печатать после отключения электричества во всех городских типографиях. Я огляделся в поисках знакомых и увидел Курта Вагнера из "Берлинер тагерблатт", тщетно укрывавшегося от моего взгляда "бронемедведем". Усевшись рядом с ним за столик, я спросил: - С каких пор я стал таким страшным?
   - С утра понедельника, когда тебя весь день разыскивало гестапо, а вчера было официально сообщено, что претензий к тебе нет.
   - Да не смотри ты на меня так, под шляпой у меня нет рогов - обратился я к репортёру: - всего два дня за городом и я не узнаю Берлина, что произошло?
   - Война с русскими - хмуро ответил Курт.
   - А что случилось, ведь войска наступают. Взят Вильно, Клейст приближается к Киеву.
   - Да фантастическое наступление! Наши доблестные солдаты отбросили превосходящего противника и под напором большевистских орд заняли оборону под Хайлигенбейлем.
   На второй день войны большевики захватили треть Восточной Пруссии.
   Ты думаешь, я дурак, и не понимаю, куда делись все автобусы? - горячился он: - Их забрали, чтобы переправить подкрепления.
   Похоже, населению так и не сообщили, с кем воюет Рейх.
   К нашему столику подошёл кёльнер: - Вы будете заказывать кофе?
   - Да, со сливками, пожалуйста.
   - Сливки кончились вчера.
   - Тогда две чашки - удивлённо ответил я.
   Мой товарищ с видимым интересом наблюдал за мной.
   - С вас двадцать пять рейхсмарок - произнёс кёльнер.
   - Сколькооооо?
   - А что вы удивляетесь, электричества и воды нет со вчерашнего дня, газ исчез сегодня утром. Мы топим углём, а воду приносят из Шпрее.
   - Тогда одну чашку - Я вытащил из кармана купюру в двадцать рейхсмарок.
   Похоже, подарок обергруппенфюрера был не таким уж и щедрым, как я думал.
   Курт продолжил: - Вот ещё один признак войны, дороговизна и нехватка продуктов. Когда русские стали бомбить железную дорогу, в город резко сократилось поступление продуктов, по карточкам хлеб дают только за вчерашний день, да и то не везде. Проклятый Ганс Майер, клялся, что ни одна бомба не упадёт на Рейх, и где он сейчас?
   Эти проклятые русские самолёты, они постоянно летают над головой, днём и ночью, они грохочут так, что стёкла вылетают из оконных рам. Я не могу спать от этого грохота и воя сирен воздушной тревоги.
   А бомбардировки? Они прилетают после полуночи и после обеда, но всегда в разное время, варвары. Когда русские разбомбили все правительственные учреждения, они взялись за подземку. Сейчас самое удобное средство передвижения по Берлину, это велосипед.
   Принесли, на удивление вкусный кофе, и я почти смирился с нытьём Вагнера.
   - Послушай - снова обратился он ко мне: - У тебя нет знакомых в генштабе? Мой брат служил у Манштейна, и я ничего не могу узнать о нём. Слушал списки погибших и пленных, но там нет никого из четвёртой танковой группы.
   - Ты слушаешь запрещённое русское радио?
   - Нет, но списки начали повторять по Радио Ватикана и из Стокгольма.
   Вагнер был неплохим человеком, и я решил помочь ему.
   - Курт - обратился я к нему шёпотом: - только между нами, их больше нет.
   В его глазах отразился ужас: - Как нет?
   - Они все исчезли, кроме нескольких тыловых частей. Скоро об этом объявят, и ты всё узнаешь.
   Курт мгновенно постарел на несколько лет. Он встал и, не прощаясь, пошёл к выходу.
   Я уже допивал кофе, раздумывая, как обрадуется фрау Марта моему возвращению, когда в кафе зашла Урсула фон Кардоф.
   - Бог мой, Пётр с вами всё в порядке? - взволнованно спросила она.
   - Со мной всё в порядке, чего нельзя сказать о ценах в этом кафе - с улыбкой ответил я и пригласил даму к себе за столик.
   - Когда сообщили, что гестапо ищет тебя, я хотела убить Мисси, но вчера всё успокоилось, оказалось, что это была ошибка. Ты знаешь, та вечеринка просто прогремела по всему Берлину. Пётр, почему ты раньше не говорил о том, что пишешь стихи.
   - Это не мои стихи, я просто посредственно спел чужую песню - ответил я.
   - Что случилось с Вагнером? - спросила Урсула: - я ещё никогда не видела его таким подавленным.
   - Я ему сказал, что его брата больше нет - ответил я.
   В глазах Урсулы загорелся хищный огонёк профессионального репортёра: - Ты что-то знаешь о том, что произошло в Восточной Пруссии?
   - Мне нельзя здесь говорить об этом, но у меня дома я смогу тебе кое-что рассказать - с улыбкой произнёс я.
   - Вы наконец-то приглашаете меня к себе? - улыбнулась в ответ она: - квартиры молодых холостяков очень опасны для порядочных девушек, но я готова рискнуть.
   - О, вам нечего бояться, хозяйка моего пансиона фрау Марта, как часовой стережёт мою нравственность.
   Мы шли по Берлину, и я слушал, как Урсула рассказывала последниё новости.
   - Ты просто не представляешь, как трудно жить в городе, когда нет воды и газа.
   Полицейские и гестаповцы сбились с ног, пытаясь следить за ценами в лавках и магазинах, но у них это получается очень плохо. Люди бояться повторения ужасов восемнадцатого года. Вчера выступал Геббельс, он обещал, что голода не будет, а за повышение цен торговцев будут расстреливать, но ему, как и Герингу уже никто не верит.
   Сообщения с фронта в сводках очень туманны, сплошные истории про фельдфебелей, гранатами уничтоживших пару русских танков, было ещё про подвиг пулемётчика, сбившего русский самолёт, а про люфтваффе ни слова.
   Вчера сообщили про гибель "Принца Ойгена" в неравном бою с большевистской эскадрой, но ведь у комиссаров только два устаревших линкора?
   Мы подошли к дому, где я снимал комнату.
   - Одну минуту - сказал я своей спутнице, и зашёл в дом.
   Фрау Марта с ужасом и удивлением смотрела на меня.
   - Я надеюсь, вы прибрались в моей комнате?
   - Дддд..да, но я не ждала вас так скоро - заикаясь, произнесла хозяйка.
   - Госпожа Коль, мне пришлось отбыть на два дня по служебной необходимости, прошу вычесть их из оплаты за пансион - я сунул хозяйке под нос удостоверение СД.
   Лицо фрау Марты посуровело, она поднялась со стула: - Слушаю ваших указаний, господин штурмбанфюрер.
   Я не ожидал такой реакции, забыв, что покойный муж хозяйки работал чиновником полиции.
   Приготовьте мне хороший ужин - сказал я, доставая из чемодана продукты, купленные в Боргсдорфе - и, пожалуйста, не беспокойте меня.
   Я вышел на улицу и предложил Урсуле пройти в мою комнату.
   - Что ты сказал этой старушке? - поднимаясь по лестнице, спросила она.
   - Рассказал о своём новом месте работы - ухмыльнулся я.
   Наверное, слова " А у тебя здесь очень мило" миллионы раз звучали из уст девушек, пришедших в гости к молодым мужчинам, и слышать это от Урсулы мне было очень приятно.
   - Почему ты раньше был со мной таким холодным и надменным?
   - Я очень стеснялся и боялся показать, что вы мне нравитесь - смущаясь ответил я.
   Хозяйка не успела упаковать мои вещи, но прибралась на славу.
   Шнапса, как и бутылки из-под него не было, однако запас вкуснятины не ограничился выложенными фрау Марте продуктами. Я начал, как иллюзионист из шляпы, вытаскивать из чемодана деликатесы, под восторженные аплодисменты Урсулы.
   Когда представление закончилось, она спросила меня, удивлённо глядя на гору продуктов: - Пётр, откуда у тебя все эти продукты?
   - Урсула, всё, что я тебе скажу сейчас, должно остаться в тайне - сказал я, открывая бутылку неизвестного мне французского вина: - ты не должна говорить о том, что услышишь неделю, потом все эти тайны, перестанут иметь какое либо значение.
   Я налил вино в фужер и передал Урсуле: - выпей.
   Она взяла вино и, внимательно глядя на меня, начала пить.
   Я налил себе и продолжил разговор: - За то, что я тебе сейчас расскажу, меня не будут расстреливать, меня упекут в сумасшедший дом, но это правда. Когда 22 июня без предупреждения напали на Советский Союз, произошло нечто невероятное. Я не знаю, делом чьих рук, Господа или Люцифера, было свершившееся событие, но современная наука не в состоянии объяснить происшедшее. Я даже могу с уверенностью сказать, что и через семьдесят лет, учёным не будет ничего известно. В три часа ночи на место, которое занимали Советы, переместилась территория из будущего, вместе с людьми, городами и даже аэропланами. Часть этой территории появилась на месте Кенигсберга, а все кто там был до перемещения, исчезли. Гитлер крепко вляпался с этой войной.
   - Как из будущего, из нашего будущего? - удивлённо раскрыв глаза, спросила Урсула.
   - Да, конкретно из 2010 года - ответил я.
   - И какое оно, это будущее?
   - Нормальное будущее, много супероружия, аэропланы над Берлином ты уже видела, есть танки, одним выстрелом, пробивающие четыре немецких насквозь, а ещё они побывали на Луне. Все германские войска на восточном, фронте воюют с пограничными и полицейскими частями, Федеральная Россия только начала мобилизацию армии.
   - Они побывали на Луне - как зачарованная, повторила Урсула.
   Она сразу поверила моим словам.
   - А чем закончилась война - профессиональное любопытство не оставляло её.
   - Тем же, чем закончиться и сейчас, русские победят.
   - Пётр, а откуда ты всё это знаешь?
   - Ты помнишь Оскара Штайна, рапириста из Берлинского студенческого общества?
   - Да, но ведь он сейчас служит в гестапо.
   - Нет, он служит в СД, у Гейдриха - я рассказал ей об утреннем визите Штайна и работе с радиоперехватом.
   Урсула внимательно рассматривала моё удостоверение штурмбанфюрера.
   - Никогда бы не подумала, что буду пить вино в компании с майором СС.
   - Ты должна уехать из Берлина на месяц - после некоторого раздумья, сказал я
   - Почему?
   - Когда войска Федеральной России подойдут к Берлину, тут могут начаться ожесточённые бои, гражданским будет очень плохо. Я видел, чем закончился штурм города в сорок пятом, тогда от Берлина остались только обугленные развалины. Гитлер знает о переносе и своей судьбе. В первый раз он отравился, сейчас он решил взять с собой в могилу весь немецкий народ.
   - Но я не могу бросить своего отца.
   - Попроси в газете командировку, ведь тебе не откажут. Связи в Шведском посольстве у тебя есть, так что проблем с визой у тебя с отцом не будет - я вытащил из конверта десяток купюр - здесь тысяча долларов, на два месяца должно хватить.
   - А как же ты?
   - За меня не беспокойся, я выкручусь, а теперь тебе срочно надо идти в редакцию.
   - Пётр, мы никогда больше не увидимся? - в уголках её глаз появились слёзы.
   - Урсула, мы обязательно с тобой встретимся, после войны. Я обещаю! - я обнял её и поцеловал, она ответила мне.
   Через пять минут я стоял у окна и смотрел на удаляющуюся фигурку Урсулы.
   Всё во мне протестовало против её ухода, мне хотелось быть с ней, наплевав на Гейдриха, Рейх и таинственную Федеральную Россию, но я не мог этого позволить.
   Машина ждала меня точно, в назначенном месте. Из автомобиля вышел лейтенант и открыл мне заднюю дверцу. Я сел рядом с худощавым седым оберстом, на моё приветствие он холодно кивнул. Мы ехали молча всю дорогу, но когда машина остановилась, оберс повернулся ко мне и заговорил: - Я был против этой встречи, однако Людвиг попросил меня, и я не мог ему отказать. Мы вышли во дворик небольшой усадьбы, и я в сопровождении оберста поднялся в дом. В гостиной меня ждал сухощавый генерал.
   - Добрый день, господин Бек.
   - Добрый день - поздоровался со мной генерал-полковник: - спасибо Карл, не буду тебя больше задерживать.
   Оберст отдал честь и вышел.
   - Итак, господин Михайлов, о чём вы хотели со мной побеседовать?
   - Господин Бек, Гитлер не предлагал вам возглавить генеральный штаб?
   - Мне? Никогда. Хотя то, с какой скоростью гибнут его штабисты, наводит на невесёлые мысли.
   - Один аналитик СД предположил, что русские находят штабы, пеленгуя золотое шитьё в генеральских погонах. После того, как его доклад попал наверх, его самого лишили погон - пошутил я.
   - Возможно, в этом что-то есть - серьёзно ответил Бек: - русские меня просто поразили.
   - Тут нечему удивляться, всё-таки техника двадцать первого века - сказал я.
   - Значит, все эти фантастические слухи правдивы?
   - Да, Германия напала на Федеративную Россию из двадцать первого века. Генерал, проблема в том, что они знают всё, что происходило в их истории, знают про ваши контакты с Остером, Ольбрехтом и профессором Йессеном. Сейчас в России республика, у коммунистов десять процентов в парламенте, а у власти очень популярный премьер лево-консервативных взглядов.
   - Что вы хотите от меня? - сухо спросил собеседник.
   - Я хочу знать, что предпримет армия в ситуации, заметьте, абсолютно гипотетической ситуации, когда исчезнет правительство Рейха.
   Генерал задумался, подошёл к горевшему камину, постоял и начал отвечать: - В данной гипотетической ситуации, армия могла бы прислушаться к авторитетному лицу, и поддержать вновь организованное правительство, созданное здоровыми силами Германии.
   Но я никогда не пойду против интересов Германии и её армии, ведь русские требуют полной и безоговорочной капитуляции.
   - Знаете, генерал, не всё так плохо, как кажется. В другом прошлом Германия полностью капитулировала, но страна сохранилась, хотя вермахт убил около тридцати миллионов русских, украинцев и белорусов.
   - Сколько миллионов? - ошарашено спросил Бек.
   - Война длилась ещё четыре года, погибло десять миллионов немцев, американцы разбомбили все города и девятого мая подписан акт об безоговорочной капитуляции.
   Гитлер уже знает об этом, он решил подстраховаться. Вам известно о приказе расстреливать военнопленных?
   Бек молча смотрел на языки пламени в камине.
   - Господин генерал-полковник, как я могу связаться с вами?
   Он взял с каминной полки ручку и на листе бумаги написал номер: - Позвоните по этому номеру и спросите господина Штрайбаха.
   Через минуту, смятый листок полетел в камин.
   Прощаясь со мной, генерал был гораздо более приветлив, чем при встрече.
   Лейтенант ждал меня в машине. Я открыл дверцу и сел рядом с ним.
   - Вы не могли бы подвезти меня к главному филиалу Дрезднербанка? - спросил я.
   Лейтенант кивнул и завёл машину.
   Мне порядком надоела эта конспирация, затеянная Гейдрихом. Я прекрасно понял, что мне он отвёл роль живца, на которого будут клевать все недовольные режимом. При малейшей опасности он меня сдаст, но сейчас я ему был очень нужен.
   Операционный зал банка был практически пустым, после начала войны с Россией финансовая жизнь берлина практически замерла. Я подошёл к клерку сидящему за столом в дальнем конце зала.
   - Могу я узнать о состоянии счёта две тысячи десять - произнёс я.
   - Одну минуту - он посмотрел в свои бумаги - вам нужно в кабинет двести двадцать, я провожу вас.
   Мы вышли через неприметную дверь из операционного зала и по узким лестницам стали подниматься наверх. Двести двадцатый кабинет оказался на пятом этаже. В кабинете за столом сидели трое солидных пожилых мужчин. Они смотрели на меня недоверчиво-презрительным взглядом профессиональных банкиров.
   Самый старший из них начал беседу: - Встретиться с вами нас попросил один очень уважаемый нами господин и только из уважения к нему мы будем вас слушать.
   Начало было очень многообещающим.
   - Господа, мне известно, что вам известны проблемы, с которыми столкнулся Рейх, начав войну против Советской России - произнёс я.
   Банкиры озабоченно переглянулись.
   Я продолжал: - Все перспективы получения доходов от войны для финансовых и промышленных групп рухнули, когда выяснилось, кто в действительности противостоит Рейху.
   - Господин Михайлов, вы ошибаетесь, наша армия наступает в Белоруссии и на Украине, а что до Восточной Пруссии - он пожал плечами: - это слаборазвитый аграрный район, потеря которого совершенно не влияет на экономику Рейха.
   - Нет, это вы ошибаетесь, спрятав головы в бумаги, как страусы в песок. После начала войны железнодорожные перевозки упали на две трети, Рур залит водой и обесточен, в Верхней Силезии большинство шахт остановлено, а с тех, что работают, не могут вывезти уголь.
   Собеседники слушали меня, не перебивая.
   Я продолжил: - Потеряны шведская и норвежская руда, румынская нефть, а к сегодняшнему дню в стране не осталось ни одного крупного завода по производству синтетического горючего. Есть большая вероятность, что швейцарские банки закроют германские счета, в Швеции уже закрыты все счета в рейхсмарках.
   - Хорошо, ваша информация только дополняет известную нам картину, но что вы хотите от нас - спросил старый банкир.
   Ничего, меня только попросили обрисовать текущую картину - ответил я: - единственное, что хочу добавить, в Федеральной России есть много банков и промышленных групп, имевших тесные и взаимовыгодные связи с немецкими концернами и банками.
   Из финансового лабиринта меня вывеет всё тот же клерк. Приближался вечер, и я спешил домой, чтобы успеть поужинать, до того, как за мной придет автомобиль.
   Вспоминая выступление перед банкирами, я сам удивлялся своему красноречию. Данные по экономике мне передали из экономического отдела СД, как и сам текст. Разведка поработала на славу, информация про счета в Швеции, были новостью для банкиров.
   Какой я молодец, что дал Урсуле не рейхсмарки а доллары.
   Так я шёл домой, мысленно поглаживая себя по голове, за хорошо выполненную работу.
   Подойдя к дому, я понял, что не попробую ужин, приготовленный для меня фрау Мартой.
   Рядом с автомобилем стоял Оскар и нервно поглядывал на часы.
   - Быстрее Пётр, нам срочно нужно быть в Боргсдорф.
   - Что случилось? - уже в машине спросил я.
   - У нас нет самолёта - прорычал Штайн: - Эта толстозадая душка Геринг, не придумал ничего лучше, чем собрать всё что летает и послать бомбить Кенигсберг. Он хотел оправдаться перед Фюрером за "Вольфшанце" и Рейхсканцелярию. Русские сбили всё, что послал на них этот урод, а вечером начали утюжить все аэродромы на северо-востоке Рейха. У нас больше нет люфтваффе.
   Не отрываясь от управления автомобилем, он вытащил сигарету и закурил.
   - Планы меняются, Шелленберг приказал возвращаться в Боргсдорф.
   Мне стало очень неуютно на мягком сиденье, за спиной отчётливо ощущалась старуха в чёрном плаще, с косой.
   Увидев моё состояние, Оскар улыбнулся: - Не бойся, операцию не отменяют.
   Я слишком глубоко вляпался, чтобы попытаться выйти из игры. Мне надо было попросить Оскара вывезти меня из Берлина, но возможно и это предложение было ловушкой, ведь он был не один. Ну и ладно, пускай всё идет, как идёт, я откинулся на сиденье и задремал.
   В кабинете Шелленберга нас ждал Гейдрих.
   - Господа - начал он: - ваш вылет назначен на час ночи, сейчас вы получите мои письменные инструкции. После прочтения их необходимо уничтожить. К полуночи вы должны быть полностью готовы.
   Я и Штайн получили плотные бумажные конверты и прошли в отведённые для нас кабинеты.
   В инструкции Гейдрих повторял всё то, о чём он мне говорил день назад.
   В кабинет вошёл Шелленберг, он выхватил из моих рук бумагу, на обратной стороне написал пару строк, заранее приготовленной ручкой. Он повернул листок так, чтобы я прочитал: "Согласен на всё, при гарантии сохранения жизни и свободы".
   Затем Шелленберг скомкал бумагу, и бросив её в пепельницу, поджёг. Когда огонь потух, он тщательно растёр пепел и произнес, глядя на меня: - Михайлов, вы должны понимать всю сложность нашего положения, поэтому вам необходимо в точности исполнить все полученные инструкции. Для гарантии, вам и Оскару будут переданы контейнеры с микроплёнкой для последующей передачи соответствующим органам в Москве, при малейшей вероятности попадания контейнера в немецкие руки, он должен быть уничтожен. В нём доказательства искренности намерений обергруппенфюрера.
   К полуночи я выглядел как настоящий турист: замшевый пиджак, джемпер, широкие брюки с гольфами на выпуск и ботинки на широкой подошве, ансамбль венчала клетчатая кепка. Рядом стоял Штайн точно в таком же наряде.
   - Господа, пилоту вы можете доверять, он доставит вас - сказал Шелленберг и передал нам контейнеры, больше похожие на крупные портсигары. К моему контейнеру, пластырем была прилеплена маленькая коробочка.
   Самолёт уже ждал нас, это был выкрашенный в чёрный цвет "Шторьх". Лётчик поздоровался с нами, и мы влезли в тесную кабину. Мотор завёлся сразу, и мы после небольшой тряски, взлетели.
  
   5 день 26 Июня Эмигрант Пётр Михайлов Калининград
  
   Я никогда раньше не летал на аэропланах, и с интересом разглядывал окружающую меня обстановку. В кабине очень сильно сквозило. За стеклом кабины чернела непроглядная тьма.
   - Скажите, а как мы долетим до цели, ведь ничего не видно - обратился я к пилоту, пытаясь перекричать шум мотора.
   - Не беспокойтесь, я иду по приборам, к утру мы будем на месте - прокричал мне лётчик.
   Оскара не волновали такие тонкости полёта, он уже спал, привалившись к стенке кабины.
   Солнце встретило нас в воздухе, его лучи осветили проплывающую под нами землю.
   Пилот озабоченно стал вертеть головой из одной стороны в другую, затем начал поднимать аэроплан вверх.
   - Я не могу определить, где мы летим, здесь должна быть железная дорога, но я её не вижу. Попробую подняться выше, хотя это опасно - прокричал нам пилот.
   Увидев справа береговую линию, он кивнул нам, и, повернув аппарат на восток, крикнув:
   - Вижу Халигенбайль! Но близко подходить не будем, иначе русская авиация и зенитки не оставят нам шансов!
   С этими словами он бросил самолетик вниз и стал выписывать круги в поисках подходящей площадки.
   Сели мы через двадцать минут на поле у небольшой рощицы, едва перелетев узенькую речушку. Когда аэроплан уже катился по земле, двигатель чихнул пару раз и заглох.
   Пилот улыбнулся: - Долетели. Это был рейс в один конец.
   Мы забросали аппарат ветками, и пошли к видневшейся вдали дороге, оказавшейся обычным проселком. Идти вдоль дороги пришлось довольно долго. Наконец, мы увидели выстроившиеся в ряд старые деревья, и, как и надеялись, вышли к неширокому асфальтированному шоссе. Когда дорога за очередным поворотом открыла нам вид на железнодорожные пути, за которыми высились городские строения, у переезда показалось странное сооружение,
   напоминающее редут, собранный из бетонных блоков. Над укреплением был поднят трёхцветный российский флаг. Мы вышли на дорогу и, подняв руки над головой, пошли вперёд.
   - Не стреляйте, у нас нет оружия - закричал я.
   Бетонное укрепление не подавало признаков жизни.
   Подойдя на пятьдесят метров, мы услышали: - Стоять!
   Мы остановились.
   - Ложитесь лицом на землю, руки в стороны.
   Я с неохотой лег на пыльный асфальт. К нам приближались четверо военных в зеленоватой пятнистой форме. В руках они держали автоматические карабины с длинными, закруглёнными магазинами, уже виденные мной в Боргсдорфе. Один из подошедших грубым ударом ноги, заставил меня шире раскинуть ноги. Всё это время они держали нас под прицелом своего оружия.
   - Не стреляйте, мы представители руководства Германии и просим встречи с вашим командованием - сказал я, поднимая голову над асфальтом.
   - Смотри, русский - произнёс один из солдат: - ты что, власовец?
   Нет, я не власовец, я не знаю что такое власовец - ответил я его ботинкам.
   Пока длилась эта беседа, нас очень профессионально обыскали.
   - Димон, они чистые
   Нас подняли на ноги, и я смог вблизи рассмотреть своих пленителей.
   Здоровенные парни в свободных зеленовато-расплывчатых блузах, они были все увешаны какими-то сумочками, коробочками и проводками.
   Я повторил своё сообщение: - Мы требуем встречи с вашим командованием, это важно!
   - Оппа, а это что? - солдат ловко выхватил из кармана моего пиджака контейнер.
   - Не открывайте его, там камуфлет, он может взорваться - закричал я.
   - Бомба! - закричал солдат и отпрыгнул от меня.
   На нас уставились четыре карабина. Я понимал, что любое движение может вызвать стрельбу. Необходимо было срочно найти слова, понятные российским солдатам.
   Вдруг я осознал, что мне надо сказать, чтобы меня поняли.
   - Мы как Макс фон Штирлиц, из разведки - я не стал уточнять из какой: - у нас секретное сообщение для премьер-министра Путина.
   Солдаты продолжали внимательно смотреть на нас, но карабины опустили.
   Вы что, из Берлина? - спросил один из них.
   - Да, вчера мы были в Берлине.
   - И как там?
   - Плохо - вздохнул я.
   Оскар понимал наш разговор и сохранял спокойствие. Крепости нервной системы лётчика мне оставалось только завидовать.
   Мы подошли к редуту.
   - Лейтенант, это разведчики из Берлина, их надо срочно доставить в штаб.
   Приглядевшись к форме гостей из будущего, я заметил у всех маленькие тряпичные погончики. У лейтенанта погоны отличались наличием двух неприметных звёздочек.
   По-видимому, в будущем, маскировке придают очень большое значение.
   Подошедший офицер поднёс руку к кепи: - Здравия желаю, лейтенант Звягинцев.
   - Доброе утро, меня зовут Пётр Михайлов, рядом со мной - я запнувшись, продолжил: - оберштурмбаннфюрер Оскар Штайн, а это пилот самолёта, на котором мы прилетели, Пауль Ленски.
   - Хорошо, господа, присаживайтесь здесь, сейчас я свяжусь со штабом.
   - Товарищ лейтенант, разрешите обратиться - к нам подошёл мешковато одетый молоденький солдат.
   - Разрешаю, рядовой Олейник - улыбаясь, сказал офицер.
   Солдаты вокруг нас замерли, внимательно глядя на Олейника.
   - Товарищ лейтенант, а вдруг это ниндзя. Мы их впустили, а они на стенки заскочат, и нам всем горло перережут?
   Окружившие нас солдаты захохотали, это был настолько заразительный смех, что засмеялись и мы с Оскаром, а затем к всеобщему хохоту присоединился, ничего не понимающий, Ленски.
   Первым смеяться прекратил офицер.
   - Сейчас мы их накормим, а сытые, по стенам скакать не смогут.
   Я смотрел на окружающих меня весёлых молодых мужчин и пытался понять их.
   Для людей, употребляющих слова "господин" и "товарищ" одновременно, гражданская война всего лишь несколько строчек в учебнике истории.
   Распотрошив большим охотничьим ножом зелёную целлулоидную упаковку, обыскивавший меня солдат, как оказалось мой тёзка, выложил перед нами кучу консервных банок и упаковок. Как и всё в армии, продукты оказались сытными, но невкусными.
   Сев рядом с нами, местный Пётр спросил: - Оскар, ты Гиммлера видел?
   Штайн выловив из каши кусок тушёнки, невозмутимо ответил: - Я не только Гиммлера, я и Гитлера видел, правда, всё больше сзади. Меня всё время в оцепление ставили.
   Я мог гордиться своим учеником, его русский был практически идеален.
   - Сейчас за вами приедут - сообщил лейтенант.
   - У вас больше нет таких контейнеров? - обратился он ко мне.
   - Нет, - соврал я.
   Второй контейнер мы закопали недалеко от места приземления.
   Присланный за нами конвой впечатлял. Танк с заострённой носовой частью и маленькой приплюснутой башней, две восьмиколёсные бронированные машины с такими же башнями как у танка. Нас посадили в небольшой фургон синего цвета. Больше всего в нём меня удивила сдвигающаяся вбок дверь. Приехавшие за нами были одеты тоже в пятнистую форму, но других оттенков. У них были ещё более короткоствольные версии карабинов, смотревшиеся несколько несерьёзно. В этих ребятах за версту чувствовался дух спецслужбы. Внимательно осмотрев и ещё раз, тщательно обыскав, нас вежливо засунули в фургон. Фургон был закрыт, и определить с какой скоростью мы едем, было невозможно. Через час машина начала тормозить, затем, судя по участившимся поворотам, мы въехали в город. Остановились мы в крытом гараже, из которого, нас по одному, начали выводить наверх.
   Происходящее со мной очень напоминало то, что я видел два дня назад. Стол, стоящий в центре большого кабинета и стоящий перед ним стул с арестантом. К чести потомков, сковывать руки они мне не стали.
   - Вы утверждаете, что Гейдрих послал вас для ведения сепаратных переговоров?
   - Да, обергруппенфюрер хочет начать переговоры с Москвой о капитуляции - в четвёртый раз повторил я, на вновь и вновь задаваемый вопрос.
   - В июне 1941года у Гейдриха было звание группенфюрер, зачем вы нас обманываете?
   - Звание обергруппенфюрера Гейдрих получил во вторник, на совещании у Гитлера, когда ему удалось добиться отставки Гиммлера.
   - Мы не имеем сведений об отставке Гиммлера.
   - Официально об этом не объявлено, он вышел в отставку по состоянию здоровья. После провала налёта на Кёнигсберг, Геринг тоже в отставке, сейчас он под домашним арестом в "Каренхалле"
   - Где сейчас Гиммлер?
   - Я не знаю.
   - Кто сейчас командует войсками СС?
   - Руководство СС взял на себя Гитлер.
   - Вы сказали, что адмирал Канарис арестован. За что его арестовали?
   - Канариса арестовали за покушение на Гитлера в 1944 году.
   - Кто сейчас руководит Абвером?
   На секунду мне пришла в голову мысль, что я поменялся местами с господином Караваевым.
   - Абвер распущен, его структуры разделены, генштабу отошёл отдел "Иностранные армии Востока", а зарубежная агентура в САСШ, Латинской Америке и Азии досталась шестому
   управлению РСХА Вальтера Шелленберга.
   - Вы снова пытаетесь нас обмануть, в июне Шелленберг ещё не руководил шестым управлением.
   - Его назначил Гейдрих, когда началась реорганизация, после уничтожения штаба СД.
   - Какую должность вы занимали в СД?
   - С двадцать третьего по двадцать четвёртое июня я работал переводчиком в непосредственном подчинении руководителя шестого управления РСХА Вальтера Шелленберга.
   - Вы сказали, что у вас была встреча с генерал-полковником Людвигом Беком. Зачем отставному генералу встречаться с простым эмигрантом.
   - Встречу организовал Гейдрих. Я лишь передал подготовленную для Бека информацию -я взорвался: - Вы же сами растрезвонили по радио все подробности покушения.
   - Ну, сейчас информационная политика каналов несколько корректируется, но мы с вами говорим не об этом.
   - Какую ещё информацию просил передать Гейдрих?
   - Беку я сказал, что требование безоговорочной капитуляции не является катастрофой, а прецедент ННА ГДР, гарантирует будущее германской армии.
   - Почему Гейдрих использовал вас, мелкую сошку для таких важных переговоров?
   - Он использовал меня, потому что я мелкая сошка, при малейшей опасности он мог меня уничтожить. К тому же никаких переговоров не было, я лишь повторял заранее подготовленную информацию.
   - Всё что вы нам рассказали очень неправдоподобно. Заговор не мог созреть в течении одного дня. Особенное недоверие у нас вызывает фигура Гейдриха, все факты говорят, что он поддерживает власть Гитлера.
   - Больше всего Гейдрих хочет поддержать собственную жизнь. Он узнал о том, кто будет покушаться на него и кому он обязан своей смертью. Ради жизни и маленького кусочка власти он готов сотрудничать с кем угодно и делать всё что угодно. Не скажу, лжёт он или нет, я не специалист по психологии вождей третьего рейха.
   Я рассказал всё, что знаю, правдивость моих слов вы могли проверить микроплёнками с оперативной картой фронта в Восточной Пруссии и графиком движения резервов.
   - Пётр Алексеевич, успокойтесь. Мы проверили ваши данные и если бы они не подтвердились, с вами разговаривали другие люди в другом месте.
   Следователь откинулся на мягкую спинку кресла: - наша беседа, а это именно беседа, важна для нас, так же как и для вас. Информация, переданная вами, имеет огромное значение, и от того, насколько она правдива, будет зависеть жизнь сотен тысяч людей.
   - Пётр Алексеевич, а как вы лично рассматриваете произошедшее с вами - снова обратился ко мне следователь.
   - Я просто жертва непредвиденного стечения обстоятельств. Конечно, визит Штайна не был случайностью, но вряд ли он вспомнил бы про меня, не наткнись на мою фамилию в сводке гестапо. А в беседе с Шелленбергом мне стало страшно, сообразив, что меня не оставят в живых, я от отчаянья предложил ему вариант действий.
   - Какой вариант? - с интересом спросил следователь?
   - Я предложил ему работать на вас, на Федеральную Россию.
   Интересно - задумчиво произнёс он: - А как отнёсся к этой идее Шелленберг?
   - Как видите, я здесь - пожав плечами, ответил я.
   - Хорошо, а Гейдрих, как он воспринял это предложение?
   - Я не знаю, о чём говорили Гейдрих с Шелленбергом, но днём он дал понять, что воспользовался нашими данными для организации отставки Канариса. О своей готовности к сепаратным переговорам он мне сказал только вечером. Возможно, во вторник он хотел использовать меня как провокатора в кругах оппозиции, но в среду вечером что-то изменилось, и операция была форсирована. Данные о войсках передал мне Шелленберг перед вылетом скорее всего, без санкции Гейдриха.
   - А вот это интересно. Как вы думаете, чем вызваны его действия?
   - Из допросов Караваева, о них я уже рассказывал, Шелленберг понял, что благодаря игровым фильмам у вас в Федеральной России он не считается нацистским преступником. Сейчас англичане имеют к нему гораздо больше претензий, чем вы.
   - Спасибо, сейчас вы пообедаете, а затем я попрошу вас письменно описать всё происходившее с вами за эти четыре дня - сказал он и нажал неприметную кнопку на столе. Я встал и в сопровождении охранника вышел из кабинета.
   Обед был очень неплохим, борщ напомнил мне эмигрантский ресторан в Берлине, а огромное хорошо прожаренное куриное бедро было просто великолепно. Но всё это не могло сравниться с чаем, настоящим чёрным чаем, таким же вкусным как тот, что заваривала моя мама.
   Со вторым номером программы всё обстояло намного хуже. После часа мучений над бумагой, я понял, что во мне нет таланта прозаика. Корявые, косноязычные строки чередовались со стишками: "Попался Петька на крючок, пусть будет всем другим урок". Радовало только то, что ручка из будущего стойко вынесла все выпавшие на её долю испытания. Это удивительное изделие напоминало карандаш, но было настолько гибким, что я завязал его в узел. Удивительно, но после этого, ручка продолжила писать.
   От мучительных занятий литературой меня оторвал звук открывающейся двери.
   В комнату вошёл беседовавший со мной следователь.
   - Пётр Алексеевич, вы летите в Москву.
   Когда я спустился в уже знакомый мне гараж, нас ждал не синий, а белый фургон с большими прозрачными окнами. Через минуту ко мне присоединились Штайн с Ленски, и мы вместе с охранниками сели в фургон. На этот раз салон не был отделён от кабины, и я увидел приборную доску автомобиля. По своей сложности она превосходила виденную мной в аэроплане. Особенно меня поразил небольшой прямоугольный прибор, установленный в середине кабины. Он весь был усыпан кнопками различной формы, а на экране появлялись надписи и цифры, сменявшиеся странными цветовыми комбинациями. Пока я разгадывал назначение таинственного прибора, наш фургон уже выехал в город. Если это был Кенигсберг, то я не узнавал его, с обеих сторон улиц стояли однообразные пятиэтажные дома. Впрочем, через некоторое время я стал замечать отдельные дома явно нашей постройки, а потом мы миновали старые городские ворота, украшенные какими-то яркими вывесками. Затем мы снова въехали на широкий проспект со стандартными домами. Все улицы, по которым мы ехали, были буквально забиты автомобилями самых фантастических цветов и форм. Мои спутники, как и я, с удивлением смотрели на это буйство технической мысли.
   Только сейчас я окончательно поверил в реальность переноса из будущего.
   Аэропорт встретил нас непривычным гулом и суетой. Фургон миновал проволочное заграждение и остановился рядом с большим самолётом. Я не любил это искусственное слово, но стоящий нависший над нами аппарат нельзя было назвать иначе. Рядом с остеклением кабины пилотов было написано Як 40. То, что этот самолёт большой я думал ровно до того момента, когда мимо нас проехал огромный аппарат. Когда он остановился, в хвостовой части раскрылись дверцы и начал опускаться пандус.
   - А где у них двигатели? - спросил у меня Ленски.
   Я перевёл вопрос сопровождающему.
   - У этих самолётов нет винтов, они реактивные - снисходительно ответил он.
   Я хотел перевести ответ Ленски, но он не слушал меня, он смотрел, как из чрева самолёта выходили взвод за взводом, обвешанные оружием солдаты.
   - Господа, прошу проходить - произнёс сопровождающий, указав на лестницу-пандус в хвосте нашего самолёта, подобную трапу виденного нами гиганта. Поднявшись, я увидел небольшой салон с восьмью креслами, нас посадили с одной стороны прохода, с другой сели охранники. Сопровождающий ожесточенно спорил с кем-то у трапа. Наконец он зашёл в салон. Закрылся трап, загудели двигатели, и наша машина стала медленно двигаться по бетонной полосе. Вдруг скорость начала возрастать и незаметно для меня самолёт поднялся в воздух. В течение всего полёта я не мог оторваться от иллюминатора.
   Москва встретила нас хмурым небом и мелким моросящим дождём.
   Нас встретили прямо у трапа самолёта и проводили к странному аппарату с огромным воздушным винтом над фюзеляжем. Я слышал о геликоптерах, но вживую такое чудо видел впервые. В полёте геликоптер был гораздо шумнее самолёта, но пытка новой техникой продолжалась недолго.
   Наше путешествие закончилось в расположенном среди леса, уютном двухэтажном особняке. Не успел я осмотреть отведённую мне комнату, как в дверь постучали.
   - Добрый вечер! Меня зовут Нелюбин Анатолий Иванович - представительный седой мужчина протянул мне руку.
   - Очень приятно. Михайлов Петр Алексеевич - отвечая на рукопожатие, произнёс я.
   - Пётр Алексеевич, собирайтесь, нам надо срочно ехать.
   - А как же Оскар?
   - Не беспокойтесь, господин Штайн сейчас будет беседовать с нашими техническими специалистами.
   Я надел пиджак и вышел в коридор вслед за Нелюбиным.
   Пожалуй, сегодня у меня был самый безумный день в моей жизни. В час ночи я вылетел из окрестностей Берлина сорок первого года, а в девять вечера шел на встречу с премьер-министром Российской Федерации две тысячи десятого года.
   Премьер встал из-за стола и пошёл мне на встречу. Мы поздоровались, и он предложил мне присесть.
   - Господин Михайлов, я хочу извиниться перед вами за то, что не смог принять вас сразу, но у нас возникла небольшая дискуссия о морально-этических принципах.
   Он немного помолчал, а затем продолжил: - Почему Гейдрих настаивает, чтобы посредником на переговорах были именно вы?
   - Мне кажется, он считает, что по моему поведению сможет определить, не обманываете ли вы его - ответил я: - он хочет иметь твёрдые гарантии жизни и безопасности. И считает, что только вы можете их обеспечить.
   Премьер продолжил: - Наше условие это полная и безоговорочная капитуляция Германии с последующей денацификацией, и это обсуждению не подлежит.
   - Господин премьер-министр, он согласен на полную капитуляцию.
   - Пётр Алексеевич, я верю вам, но могу ли я верить Гейдриху?
   Всю оставшуюся ночь я отвечал на вопросы экспертов. И только к утру, ошалевший от огромного количества выпитого кофе, я вернулся в свою комнату.
  
   6 день 27 Июня Эмигрант Пётр Михайлов Москва
  
   Яркое солнце светило прямо в лицо, а настойчивый стук в дверь напоминал о неудержимой фрау Марте. Я встал и не найдя тапочек, босиком пошёл открывать дверь.
   - Вставайте Пётр Алексеевич, уже десять утра - Нелюбин выглядел отлично выспавшимся, несмотря на то, что лично привёз меня к особняку в пять часов утра.
   В холле я встретил Штайна.
   - Оскар - обратился я к нему вполголоса: - почему ты ввязался в это?
   - У меня нашлась прапрапрабабушка еврейка, и Шелленберг знал об этом - он усмехнулся: - во всяком случае, если всё получиться, никто не будет тыкать мне прапрапрабабушкой.
   К нам подошёл Анатолий Иванович: - Господа, на втором этаже для вас подготовлено оборудование, пройдите пожалуйста, вас ждут.
   В комнате, на двух сдвинутых вместе столах были разложены металлические и карболитовые коробки.
   - Здравствуйте - на встречу нам шёл улыбающийся человек: - давайте приступим.
   Он продолжал улыбаться, но я явственно услышал: "Опять чайника прислали"
   Ящики оказались электрическими вычисляющими устройствами, считающими намного быстрее человека. Хозяин этих железных мозгов, милостиво избавил нас от теории и просто начал показывать, как можно их использовать. Через четыре часа я мог запустить программу и настроить систему связи, но объяснить, как это работает я не смог бы даже под пытками. У Штайна всё получалось гораздо лучше, ведь вчера половину ночи он занимался с этой аппаратурой.
   После обеда Нелюбин представил нам ещё одного представительного седого мужчину: - Усольцев Николай Николаевич, с завтрашнего утра вы будете работать с ним.
   Он поздоровался с нами и, оглядев с ног до головы, вышел.
   Оставшееся до ужина время мы продолжали осваивать технику будущего.
   Вечером Нелюбин зашёл в мою комнату с компьютером, который они называют мобильным. Он включил его и начал настраивать, дождавшись, когда на экране появиться изображение, он передал устройство мне. На экране я увидел премьер-министра, он заговорил: - Микрофиши, полученные от вас, расшифрованы, это полное досье на всю верхушку третьего Рейха, в той истории эти материалы были уничтожены и не фигурировали на Нюренбергском процессе.
   Наше условие для господина Гейдриха, выступление в качестве свидетеля в процессе над нацизмом, сделка с правосудием и участие в программе по защите свидетелей.
   В ином качестве все переговоры исключены. Сегодня ночью вы с группой обеспечения возвращайтесь в Калининград и организуете промежуточную базу для связи с Боргсдорфом. Кодовый сигнал о начале контактов передан и получен отзыв.
   Удачи Вам! Ни пуха, ни пера!
   - Спасибо вам, господин премьер-министр и к чёрту!
   Я передал компьютер Нелюбину.
  
   7 день 28 Июня Эмигрант Пётр Михайлов Калининград
  
   Проводить ночь в воздухе становиться моей традицией. Сегодня мы летели из Москвы в Кенигсберг или Калининград, как назывался город в Федеральной России.
   Большой транспортный самолёт, похожий на тот, который мы видели позавчера, изнутри был похож на ангар. Группа Усольцева, это пятнадцать человек, которые летели вместе с нами, должна будет обеспечивать нашу безопасность. Кроме них был ещё технический персонал для поддержки связи. В отличие от военных, эти ребята не скромничали и тащили с собой несколько огромных ящиков. На удивление, полёт продлился гораздо меньше, чем в первый раз и вся наша команда, загрузившись в четыре огромных грузовых автомобиля, ещё в час ночи выехала с аэродрома.
   С Оскаром мы попрощались на взлётной полосе, он стоял у геликоптера и махал мне рукой на прощанье. Через десять минут он со связистом из группы Усольцева, должны будут лететь, чтобы доставить аппаратуру связи в Боргсдорф.
   Поездка в кабине грузовика проскочила для меня незаметно.
   Развёртывание центра не заняло много времени, и к обеду всё уже работало. Мы провели даже тестовый сеанс связи с Боргсдорфом.
   Я вышел на улицу, когда ко мне подбежал запыхавшийся Усольцев: - От Оскара пришёл сигнал с просьбой о помощи, у них проблемы.
   Я заскочил в аппаратную, радист торопливо перекоммутировал оборудование: - внимание, прямая трансляция.
   Из динамика послышалось шипение, затем появился голос: " Специальное сообщение Берлинского радио. Сегодня части Берлинского гарнизона подняли мятеж против Фюрера, части верные законному правительству...."
   - Идиоты - не выдержал я: - Слушай Усольцев, мне надо попасть в Боргсдорф, надо вытащить наших.
   - Без тебя обойдёмся, ты здесь нужнее.
   - Не обойдётесь, вы там ничего не знаете и без меня пропадёте.
  
   Поздно вечером два вертолёта поднялись с прифронтового аэродрома рядом с Багратионовском.
  
  
  
  
  
  
  
  
Оценка: 8.40*6  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"