Аннотация: О мире запрятанном во снах, разговорах ни о чем, о девочке и ее белоснежном дьяволе.
1
Неприметная.
Таким словом можно было бы назвать всю ее жизнь да и ее саму тоже. На фоне яркой действительности она терялась, сливалась со стенами и пылью на мостовой. Она была непростая, многослойная, как какой-нибудь изысканный десерт. Но без яркой обложки.
Она мало с кем говорила, но если уж находился кто-то, готовый составить компанию, она говорила много. Ей нравилось говорить загадками. Запутанными фразами, сплетенными в одну единую сеть. Переплетать мифы с реальностью, явь со снами. Это могло очаровать каждого, если бы не так отталкивало. Ее миропонимание граничило с абсурдом, она могла так легко говорить самые запретные вещи, что порой люди просто шарахались от нее в стороны. Но она и не нуждалась в людях. Она любила прогулки в одиночестве. Она любила ветер, полумрак и рыжие блики заходящего солнца окрашивающие все вокруг. Ей ничего не стоило остановиться возле какого-нибудь дерева и наблюдать за тем, как ветер играет в его листьях. Даже если она куда-то спешила. Она была крайне необязательна и нерасторопна. Легко обещала и так же легко забывала, что обещала.
Она прочно пустила корни в его снах. Ненавидела все это, но цеплялась за вымышленный ад как за спасительную паутинку. Где именно она жила, а где существовала?
Он смотрел на нее свысока, как на что-то столь незначительное, что в голове не укладывалось, почему она терпела этот взгляд. И непонятно, почему он терпел присутствие кого-то, кого так сильно и искренне презирал. Иногда они говорили. Не так, как она любит. Без заумных фраз и витиеватых выражений. Простыми совершенно ничего не значащими фразами.
"Сегодня был дождь."
"Завтра тоже будет."
Если не смотреть им в глаза, эти двое были похожи на старых друзей. Исчерпавших уже все темы для разговоров, знающих друг друга настолько, что ни один закоулок души не остается скрытым. Он и правда ее знал. Может быть, он знал ее лучше чем кто бы то ни было. Он знал каждую ее привычку, каждую повадку. Удивительно, как он не вывернул ее душу наизнанку, как удержался от того, что бы не потревожить старые раны солью. Она же о нем совершенно ничего не знала. Она была любопытна, но его прошлое ее совершенно не интересовало, как и не интересовало его будущее. Начистую, ей и до его настоящего дела не было, но так случилось, что при всей своей обоюдной ненависти они часто бывали вместе.
Она была равнодушно-жестока. Эгоистична, упряма и неподатлива. Ее нельзя было вылепить заново или залить в готовую форму. Она была в этом совершенно самостоятельна, и изменчива лишь под гнетом собственных мыслей и предубеждений. Ее не тянуло к насилию. Она никогда первой не начинала бурные ссоры или драки. Но если дело до этого доходила она защищала свое я. До самого конца, отдаваясь этому без остатка. А потом опять становилась собой. Даже проиграв, она никогда не бывала побежденной.
Он был просто жесток. Жесток и расчетлив. Он не ценил ничего выше себя и не боялся клейма убийцы. Она знала, что его руки не раз купались в крови, знала, что для него нет ничего запретного. Но не раз задавалась вопросом, почему же она все еще здесь.
Иногда он пропадал. Тогда она бродила в его снах в одиночестве.
"Сколь же сильным нужно быть, что бы создать мир внутри небытия?" - спрашивала она у окрашенных бурым стен и причудливых изломов деревьев уходящих в алые небеса. Ей же не хватает сил, что бы даже подчинить себе уже существующее. Сила и бессилие, две крайности единого. Порой она пытается вспомнить с чего это началось, найти точку отсчета и распутать спекшиеся узлы. И каждый раз она терпит неудачи.
"Эй, неужели так было всегда?"
Сырые подвалы не умеют разговаривать, а скрежет каменного крошева под ногами нельзя назвать ответом. Эти подвалы она помнит с самого детства. С довольно высокими потолками, тусклые и пахнущие сыростью. Тут много ненужного хлама и сотни брошенных в спешке вещей. Будто тут и впрямь когда-то жили настоящие люди, а потом, не иначе как из-за жуткой трагедии, побросали свое жилье. Странно, что в подвале тоже жили люди. Но это выглядело настолько естественно, что она даже не удивляется. Это место - "кошачий склеп". Она не любит его, потому как кошки по ее мнению должны быть живыми и теплыми. Что он пытался сказать, создавая подобное место?
Она не смотрит по сторонам и поспешно уходит. И с чего бы ее вдруг опять туда занесло.
Порой она надеется, что он не вернется. И тогда весь этот огромный мир останется с ней одной. Но он всегда возвращается. С неприкрытой насмешкой, смотрящий куда-то за пределы снов и неизменно спокойный. Таким он оставался всегда, даже если что-то его сильно раздражало. Он не повышал голос, не поддавался эмоциям. От этого все его язвительные выпады по отношению к оппоненту звучали как приговор не подлежащий обжалованию. Это пугало настолько, что она боялась его злить. Да он никогда на нее и не злился. Больно нужно! Да, издевался, заставлял чувствовать себя неуютно, но не злился. Возможно не смотря на всю свою силу, ему было очень одиноко в этом абсурдном мире с алым небом. Она считала так. Он не пытался переубедить.
Они были абсолютно счастливы. Настолько счастливыми, наверное, не сможет быть больше никто. У них не было никаких обязательств перед друг другом, не было ничего, что связывало бы их, кроме этих неназначенных встреч. Ей никогда больше не снились кошмары. Они любили, как любят друг друга заклятые враги. Это чувство давало ей сил балансировать на грани и не сорваться в бездну.
Он наблюдал за ней бессчетное количество дней. И каждый раз убеждался в ее ничтожности и глупости. Хотя, она не была глупа. Она была просто не приспособлена к жизни в том времени, в котором ей довелось родиться.
Иногда она видела его днем. В зеркалах, в отражениях витрин. Высокого, одетого не соответствующе месту и времени, с растрепанными волосами и совершенно восторженного. Никогда, никогда более она не видела его таким. Но оглядываясь за спину, она видела лишь ветер. И никогда не спрашивала действительно ли он приходил в ее мир.
Это было лишь началом.
Ей, живущей в холодной тени большого города, наконец-то стало теплее.
2
В ее городе зима. Холодный ветер, белоснежные сугробы.
"Эй, скажи, я уже так долго задавалась этим вопросом, почему ты не чувствуешь боли?"
Он молчит, вслушиваясь в порывы ветра. И правда, почему? Его не волновали причины, и он принимал это как данность. Она постепенно приучает его к своим длинным запутанным разговорам. Он кривится, отмахивается, но, порой, все же отвечает.
"Все эти порезы, выдранные куски плоти, оторванные конечности. Тебе никогда не больно. Знаешь, если у тебя когда-нибудь будет человеческое тело, тебе будет трудно."
Она впервые знает о чем говорит. С самого рождения она приучена сдерживаться. Не хватать руками горящие свечки, не прыгать с разбегу с высотных зданий. Она вполне осторожна. Потому что она с рождения помнит боль. Он же забыл эти ощущения и приучен ни в чем себя не ограничивать, даже если на пути смертельная опасность. Однажды он сказал ей, что давным-давно мертв. Не потому ли?
"Люди очень хрупкие, знаешь?"
"Знаю."
Все живое вообще так непостоянно. Стоит задеть тончайшие ниточки и прекрасная бабочка падает на землю пустой бездушной оболочкой. Люди такие же. Они не получили ни клыков, ни когтей. Это сомнительное "разум" тоже не шибко хорошая защита. Она смеется. В ее мире зима. Вокруг ночь и лишь тусклые звезды освещают бескрайнее поле превратившееся в один огромный сугроб. Она одна, и это совсем не сон. Но она отчетливо слышит его голос.
Где-то в стороне начинается город, она не торопясь идет туда. В сторону искусственных огней, где за электрическим заревом не видно ни звезд ни настоящего цвета неба.
"Мир так изменился."
Он впервые говорит что-то сам, а не в ответ на ее болтовню. Она задерживает дыхание, словно ожидая продолжения. Но видимо это лишь случайно озвученные обрывки мыслей. Она идет в тишине, слушая скрип снега под ногами и собственные мысли. Запутавшись в себе, она даже не заметила, как вошла в город. Просто в какое-то мгновение город вырос вокруг нее сам. Так бывало с ней довольно часто, и наяву даже чаще, чем во снах.
"Однажды ты тоже умрешь."
"Насовсем?"
"Возможно."
В его голосе чувствуется усмешка. Он не умер, даже если его убили.
"Исчезнешь."
Снова пауза. Мимо проходят смеющиеся подростки. Им весело. Им жарко. Кровь смешанная с изрядным количеством спиртного, похабные шутки и взрывы беспричинного гогота. Люди убивают себя сами. Такие безвольные.
"А можно ведь не исчезать? Просто притвориться, стать невидимкой, скажем."
"Нельзя."
Она обиженно кутает щеки в клетчатый шарф и прибавляет ходу. На самом деле она давно замерзла, просто никак не могла найти повода уйти в дом. Прикрывает глаза в пыльном подъезде, шарит в карманах осеннего пальто в поисках ключей и попутно рисует на запотевшем окне несуразицу.
Торопиться вроде бы некуда. Она везде успеет, а где не успеет - значит не важно.
Рассвет, горячий чай и минус тридцать за окнами.
"Можно не умирать."
Словно напутствие в новый день говорит он.
3
Он постоянно что-то ищет. Она не знает, что именно, но в такие моменты понимает, что не такие уж они разные. Она тоже, порой, ищет. В бесконечном коридоре зеркал она пытается разглядеть то единственное место среди белизны. Сад, деревья и тепло незримой звезды. Где-то там находится место, которое она называет раем. Но сколько не вглядывалась она в бесконечность, в темных зеркальных переплетениях не было ничего столь белоснежного.
Он же искал что-то иное. Бродил по иллюзорному миру, по его диковинным домам и иногда хмурился. Не здесь, да и не там тоже. Бывало и так, что она увязывалась с ним вместе и ночи напролет они мотались от одной высотки к другой, кружась в неоправданно быстрых перемещениях лифтов. Вверх и вниз, вбок и вновь вверх. Она никогда ничего подобного не испытывала в жизни, и любила это ощущение полета и опасности. В реальности ей так не хватало подобных приключений, что она была счастлива своему безумию. Впрочем, она никогда не признавала, что безумна. На это ей хватало ума.
Он рылся в пыльных сундуках и чемоданах, поднимал в воздух столетнюю труху и разочарованно фырчал. Опять пустышка. Из года в год, уже не первое десятилетие. Если бы его ограничивало время, он бы уже выл от отчаяния. К счастью, или же отнюдь, к сожалению, время для него лишь отсчитывало рассвет за рассветом. Его персональные часы остановились приличное время назад и не должны когда-либо тронуться с места.
Она первой втискивается в узкий лифт и нажимает кнопку. Самую верхнюю, просто потому, что так захотелось. Возможно, он чуть позже хорошенько ее проучит за этот произвол, но сейчас она смеется. Свет гаснет и некоторое время они полностью исчезают в темноте. Настолько густой, что даже звук лифта слышен словно через вату.
Это последний этаж. Логово мертвецов и неупокоенных сказаний. Здесь не горит огней и даже свеча мгновенно потухнет, если попытаться ее зажечь. Но и без света на черном проступают очертания. Мерзкое место. Он было собирается отвесить ей затрещину - гиблые места вроде этого не место для человеческой девчонки. Но вместо этого наклоняется, подбирает с пола какую-то невзрачную тень и уходит.
Еще мгновение и вокруг них уже оживленный город. Площадь наполненная толпами людей без лиц и имен, смех не принадлежащий никому из ныне живущих и тонкий запах хвои. Он не благодарит ее. Не заслужила.
А она смеется, бежит куда-то вперед и растворяется паром слетающим с губ прохожих.
В ее мире снова рассвет, а на столе противно дребезжит будильник. Завтра она обязательно спросит его о найденном предмете. А сейчас пора снова вернуться к реальности и мутному дождю за окном.
4
Иногда ей чудится падение в бездну. Ощущение полета и совершенной неуправляемости. Она крепче зажмуривается и с трудом борется с желанием запрокинуть голову и рухнуть на мокрый асфальт. Ее желания и реальность не всегда совместимы. Время постепенно перекладывает песчинки из одной горсти в другую. От мокрой осени к ледяной зиме, от зимы к невзрачной весне, от весны к душному лету. И снова все по кругу. Она устала от этой монотонности но не в силах что-то поделать. Ее удел постоянно чего-то ждать. Она бы могла пожаловаться, как делают это обыкновенно. Сказать, что ожидание убивает ее и у нее не осталось ни капли сил. Но она молчит и терпеливо ждет. Она сама не знает чего именно. В ее мире - стабильность.
В его мире - война.
Ночь за ночью она добровольно приходит в место похожее на Ад. Под тихий шелест потемневших листьев она подходит к нему со спины и смотрит вперед. Куда-то сквозь него, за горизонт. Бескрайние поля и редкие искры озер отражаются в ее глазах.
"Ты веришь в бога?"
Она неосознанно задает этот неуместный вопрос. На самом деле ей не нужен ответ. В месте где переплелось немыслимое и обыденное, а тишина пронзительнее наполненного отчаянием крика есть только один бог. И он не нуждается в том, что бы кто-то в него верил, слагал ему незамысловатые молитвы да приносил в жертву тех, кто слабее. В каждом изгибе лишенных листьев ветвей, в каждом доме, в каждой мельчайшей детали виделся ей его образ. Неуловимый, но такой знакомый и по-своему родной.
"Творец совсем не то же самое, что и бог."
Но в каждого из них верят. Она не произнесла это вслух, но это было ее простой человеческой истиной. Есть кто-то, кто создает, есть кто-то, кто всегда услышит. И о том, что это не обязательно одно существо никто никогда не задумывался. Вместо того что бы донести до него то, что привычно ее миру, она кивает в ответ. В этом сне свои законы мироздания и негоже их нарушать.
"Значит ты - творец" - полувопросительно говорит она переводя взгляд на его лицо. Если в ее глазах отражались блики озер, то у него там бушует пламя далеких пожаров. Он закрывает глаза и снисходительно ей улыбается.