Шавкат Мурза ещё отлёживался на коврах и циновках, а уже зачастили к нему гости от царя-царей Ашета Ташталарра с увидомлениями о благосклонности императора. Не преминули заглянуть и еврейские купцы, рассчитывая перекупить изрядную долю военной добычи. Знатные горожане спешили нанести визит великому полководцу Хазарии.
Прошло несколько дней пока Валерию известили, наконец, что Мурза ожидает её в личных покоях.
Мурза принял её радушно, не как рабыню, а как давнишнего друга и, по видимому, был искренно рад встрече.
Валерия поинтересовалась его здоровьем, а он посетовал, что за государственными делами не мог в достаточной мере принять участие в её судьбе, посетовал на нерадивых слуг и торжественно пообещал увеличить содержание знатной рабыни.
Чувствует Мурза себя хорошо. Скоро, совсем скоро он обретёт прежнюю форму и тогда Валерия узнает радости супружеской жизни.
Этого Валерии как раз и не хотелось. Но она не подала виду и они расстались добрыми друзьями.
Но пришло время чествования заслуг половецкого полководца. Состоялся большой праздник.
На открытом воздухе в парке скульптур собралось огромное количество народа. В основном уважаемые люди. Но были и представители половецкого и печенежского воинства. Нукеры, проявившие доблесть в сражениях.
Все они жаждали чести от правителей Хазарской империи, наград, повышения по службе и вотчин.
Присутствовал весь цвет хазарской аристократии. Великие князья Малк и Маук, сидели по правую и левую руку Ашета Ташталарра. Их троны из редких уральских самоцветов украшены резьбой. Подлокотники из древесины красного бука. Подголовники из карельской берёзы.
Дорожки под ногами из сибирского кедра. Всё скромно и в то же время богато. Потому что рукотканные ковры Персии и Шахрисабза не имели той ценности, которой обладали редкие породы деревьев.
По обе стороны царской семьи разместились родственники, жёны, приближённые. Ниже полукругом сидели те, чья власть была не меньшей. Банкиры. Финансисты. Руководители департаментов.
Затем военноначльники. Генералитет. Старшие офицеры.
Переговоры затихли. Люди приготовились слушать
Вышел на импровизированную трибуну лучший чтец империи, обладающий уникальной силы голосом Рей Корсак, любимец царя и публики.
Он осветил тему церемонии и попросил царскую особу разрешить сказать небольшую речь.
Речь была выспренней, наполненной цветастыми изречениями, фальшивыми сравнениями, зашкаливающим за грани приличия пафосом но зато идеологически выверенной и правильной.
Суть сводилась к одному. Границы империи нерушимы, что в очередной раз подтвердил полководец Мурза и потому Великий Священнослужитель Империи, он же царь-царей Ашет Ташталарр награждает Мурзу хрустальной брошью, высшим знаком отличия Хазарии, символизирующей чистоту помыслов, верность долгу и народу.
Хур-ра! Хур-ра! Раздался рёв народа. Мурзу подхватили на руки и обнесли вокруг царского помоста по кедровой дорожке.
С пол часа не смолкали восторги народа и всё это время Марза качался на руках верных нукеров, вынужденный принимать почести.
На этом торжественная часть праздника закончилась и началось действо.
Хор мальчиков исполнил гимн империи. Хор девочек озвучил новую торжественную кантату, посвящённую Великому народу Хазарии.
Выходили народные певцы и поэты и славили державу и Отца народов, Великого Ашета Ташталарра.
Потом всё стихло и на подмостки вышел знаменитый поэт трёх столиц Мира гений ВЕРСАВИЙ.
Три столицы, Рим, Византия и Итиль в разное время рукоплескали ему, три столицы, а четвёртой не бывать.
Декламировал известную поэму ФЕРСАЛИНА.
Когда в лесу подснежник расцветёт
И первая пчела из улья выйдет.
Лишь только в небе солнышко взойдёт,
Начну писать поэму я о Сиде,
Который для меня как кровный брат,
Что защищал меня от уст прохожих.
Он был не знатен. Он простой солдат.
Ведь всякий на него мог быть похожим.
Но он, увы, не всякому родня.
Похожесть, только внешний фактор.
Его характер, словно жар огня.
Его уста как действующий кратер.
Он верен как испытанный боец.
Он защитит, когда наступит время.
Объединяет нас с ним стук сердец
Поводья, конское седло и стремя.
Скакали мы к Геракловым столбам.
Давно отстала по пути погоня.
Лишь сёк нас дождь, хлестая по зубам,
Но мы сидели в сёдлах как на троне.
Нас не пугала темнота ночи.
Пусть волки воют где-то на опушке.
Хлестали ледяной водой ключи.
Скрипели зубы по обводам кружки.
Любовь нас гнала в дальние края.
Забыли мы о долге и о чести.
Но с каждым утром новая заря
Не заставала нас на том же месте.
Я кинула и дом и полисад.
Своих родных и родственные грузы.
И с головою бросилась как в Ад
Стрясая с ног общественные узы.
И мой солдат оставил легион.
Присягу. Огрубевших командиров.
Любовь приходит как красивый сон.
Как благовония изысканных эфиров.
Как звёздный дождь, слетающий с небес.
Как весть о том, что счастье уже близко.
Как вложенный в ладонь мою эфес.
Как свет, сошедший с солнечного диска.
Любовь, она богами нам дана.
Любовь как рана сердца кровоточит.
А я теперь солдатская жена.
Никто другой меня не заморочит.
Что ждёт влюблённых не дано нам знать.
Любовь не остановят моря воды.
Теперь нас может ветер обнимать,
Не принимать нас чуждые народы.
Но мы подвластны только небесам.
И только боги могут нам перечить.
И делится земля по поясам.
Нам полюса кладёт свои на плечи.
Но принимая тяжесть сил земных
Любовь свою оберегаем свято.
И не имея сил уже иных
Живём лишь честью римского солдата.
Нас по ночам качала мурава.
Испепеляло с неба днём светило.
Но мы шептали нежные слова
Друг другу в уши, чтобы нам фартило.
Нас укрывали тёмные леса.
Сгоняла с тракта снежная лавина.
Но как корабль держат паруса
И нас держали крылья херувима,
Что трепетали за моей спиной,
Что поднимали павших нас, к зениту.
Любовь вела нас по земле родной
Жизнь впереди ещё. Не скоро la phinita.
Встречали нас чужие города.
Селения не раз мы проходили.
Гостеприимны были не всегда.
Бывало хороводы не водили.
Мы Рим прошли и вдоль и поперёк.
Преследовала нас его Фемида.
Куда бежать? Нам было невдомёк.
Беги хоть в пекло! Хоть во мрак Аида!
Нас понесло в немецкие края.
Нам Маработ проставил кварту пива.
Мой Сид любил меня, а Сида я.
Союз наш креп от времени на диво.
Телохранителем пошёл служить мой Сид.
Король его к делам своим приблизил.
Но где-то там остался мой Мадрит.
Жемчужина моей девичьей жизни.
Я стала тяготиться суетой.
Мне королевский двор был неприятен.
Я статус поменять желала свой,
Хотела быть заложницей объятий.
И Сида никому не отдавать.
Король суров. Его натура в битвах.
И Сид хотел с ним вместе воевать.
А я боролась за любовь в молитвах.
И отмолила мужа от беды.
Оставил деспот жизнь нашу в покое.
Осенний дождь замыл наши следы.
И вновь нас в этом мире только двое.
Мой Сид и я. Как хорошо вдвоём!
И голод нам не страшен и болезни.
Мы по дорогам, странствуя, бредём
И о любви слагаем наши песни.
Пусть мир другим являет чудеса.
Пусть мир живёт законами своими.
Я вижу только милого глаза
А Сид, естественно, любуется моими.
Империи плодятся как грибы.
Они в людском навозе расцветают.
И ставят пограничные столбы
Владыки Мира, как того желают.
А нам шагать кто может запретить.
Мы вольные на этом свете птицы.
Всё что нам нужно... Верить и любить.
И ничего плохого не случится.
Но вот вошли в славянский мы предел.
Здесь край просторов от лесов до пашен.
И Сид остаться жить здесь захотел,
Сказал мне: не видал земли я краше.
Мужчины здесь красивы и легки.
А женщины, как яблоньки весною.
Мудры, благоразумны старики.
И дорожат славянской стариною.
Их боги как истоки волшебства.
Могучи словно скальные вершины.
И не чураются с отечеством родства.
И выпить могут из одной с тобой братины. ( кубок).
Дадут совет. От скверны оградят.
И на войну пошлют, не бога ради...
И женщинам поэмы посветят...
А после чтут их спереди и сзади.
Но я иного мнения на счёт
Их вольных при общественных объятий.
Река по разным руслам не течёт.
Любовь свободная, вне всяческих понятий.
Я Сида не хотела потерять.
Пусть празднуют обычаи весталки.
Любовь нельзя из камня изваять.
Не загорятся чувства из-под палки.
Я от таких традиций в стороне.
Нас свальный грех не делает счастливым.
Традиции такие не по мне.
Хотя, по своему, все русские красивы.
Блажен народ, где люди так просты.
Где мёд любви все возрасты питает.
Где по губам людей текут мечты.
Но, извините, в рот не попадают.
Я искренно люблю сей грешный род.
Здесь родственные узы крепче стали.
Пусть будет славен в помыслах народ
Живущий в домыслах легенд, сказаний, баек.
И мы ушли. Нас звал Юго-Восток.
Манили степи, реки и долины.
С собой лишь квас, лепёшка да медок.
Да солнца луч с небесной половины.
Да половцы как осы и шмели
Кружили и наскакивали часто.
Но мы по той степи всё шли и шли.
Как оказалось, всё же, не напрасно.
И вот пришли в хазарский регион.
И вот вошли в Хазарскую столицу.
Она теперь столиц всех эталон.
Прекрасная, восточная Жар-птица.
Здесь жизнь основана на нормах красоты.
В закон возведена здесь справедливость.
Здесь поджимают все враги хвосты.
Изведены здесь ненависть и лживость.
Здесь царь-царей воссел на малахит.
Здесь самоцветы радугой играют.
Никто не чинит гражданам обид.
А справедливость все воспринимают.
Здесь все народы равными слывут.
Здесь все имеют доли равнозначно.
И потому все счастливо живут
Едят и пьют и досыта и смачно.
Хазария - счастливая страна.
За десять лет мы видели не мало.
Но лишь Итиль нам счастье дал сполна,
А солнце нас любовью напитало.
Великий царь, блюди свой редкий край.
Пусть города как маки расцветают.
Ты, гражданин, всё Родине отдай!
Она тебя как мама обласкает.
И будешь ты жить долго и легко.
И расширяться будет твоя доля.
Пусть предки отстоят и далеко
Но близко равенство, свобода, мир и воля.
И будет славен царь царей в веках.
А с ним держава никогда не гаснет.
Пусть старый мир осыплется как прах.
Тогда и быт наш станет безопасней...
Поэма была длинной. Валерия слушала сначала с интересом, потом стала оглядывать зрителей и скоро заметила скучающие взгляды и усилия подавляющие зевоту. Ей пришло на ум, что не всё так гениально, как объявляли глашатаи. Ладно она, не вполне владеет хазарским наречием, но можно было прочитать и по-гречески.
Наверняка здесь собрались исключительно грамотные люди. Среди печенегов и половцев тоже есть достойные мужи.
Уже зажглись факелы, а народ всё не расходился. Концертная программа оказалась обширной. Вокруг паркового Музея снаряжена городская стража. Заметно было, что до официального закрытия праздника никто не посмеет покинуть аудиторию.