Трофимов Александр Юрьевич : другие произведения.

Чистый Лист

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Чистый Лист

Действующие лица:

Карл

Лили

Тень Карла

Тень Лили

Пол Гумберт

  

Сцена первая.

  
   В середине зала - сцена, разделенная на две части. Два подиума высотой в метр. Между ними опять же около метра. На смежной стороне стоят подоконники без рам и стекол, к ним на Г-образной конструкции подвешены шторы. На каждом подиуме по кровати (в дальнем углу), в центре каждого квадрата - вертящийся стул.
   Гаснет свет в зале, на сцене по-прежнему темно. Музыка. Поверх старая шипящая запись детских голосов (мальчик и девочка). Девочка:
  -- Пап, он уже работает?... Так?... Спасибо... Карл, иди быстрей сюда...
  -- Чего?
   Звуки шагов, кухни, улицы, тишина. Музыка медленно стихает. Полная тишина. Медленно загорается свет. Межу подоконниками, "на улице" стоит стол, заваленный письмами, мужчина в форме безразлично перебирает их, потом натыкается на одно, долго рассматривает его. В это время запись: девочка шепотом:
  -- Мы будем записывать наши мысли. Наши с тобой. Все-все.
  -- Чтобы не забыть?
  -- Да, чтобы не забыть. Мама сказала, ты скоро уедешь.
  -- Да, она говорит, что нам очень нужно туда ехать. К дедушке.
  -- Ну вот, ты поедешь к дедушке и будешь слушать эту кассету и все будет так, как будто мы и не расставались.
  -- Здорово.
  -- Ты все-все увезешь с собой. Меня, Тиффани
  -- И Рекса.
  -- И Рекса... А я, когда солнце будет заходить, включу эти кассеты и буду вспоминать, как мы сидели на наших подоконниках...
  -- А давай еще будем вспоминать, как я вчера мистеру Гумберту на машине написал, что он...
  -- Тссс. Папа услышит.
  -- А давай запишем как лает Тиффани, она так здорово облаяла мистера Гумберта.
  -- Да, Здорово.
   Мужчина на сцене все-таки решается открыть конверт. Рвет его со злобой, нервно, достает единственный лист, разворачивает. Хмурится, рассматривает на свет - бумага пуста.
  -- Чистый лист, черт, чистый лист. Ты так и не вырос Карл.
   Сминает, выбрасывает в зал. Звуки разговоров, машин, теленовостей, музыки - все несется на огромной скорости. Потом с визгом останавливается. Зажигается свет на сцене (шипящие и мерцающие лампы дневного света). Входят Карл и Лили, каждый на свою половину (их действия синхронизировать, создать иллюзию зеркального отражения) Они садятся на стулья, их движения неуверенны и официальны (они хотят произвести благоприятное впечатление. Это собеседование на какую-то абстрактную престижную должность). Они поправляют прическу, одергивают одежду, стряхивают пылинки. Тени входят сразу за ними, в точности повторяя движения. Как только тела садятся в стулья, тени начинают действовать самостоятельно. Встают за стульями и с первой фразой Голоса медленно начинают вращать стул по оси. Карла - в одну, Лили - в другую. Голос интервьюера - сверху. Сухой, механический.
  -- Ваше имя
  -- Здравствуйте, меня зовут Карл.
  -- Привет, я Лили.
  -- А я его тень
  -- А я ее тень
  -- Его душа
  -- Ее душа
  -- Самые заветные желания (уже чуть шутливо, без пафоса)
  -- Мысли
  -- Мечты
  -- Порывы
  -- (голос) Ваш род занятий
   Далее тело и тень говорят параллельно. Тело - неуверенно и стесняясь, тень уверенно и как бы только себе, мечтательно. Начинает тело, его голос быстро теряет силу, связность, превращается в бормотание. Тень наоборот все больше расходится.
  -- (Тень Карла) Я хотел бы рисовать мультфильмы, мультипликатор. Все детство мечтал, Знаете, это так прекрасно, создавать целый мир, яркий мир. Для детей. Они еще живы, понимаете, они еще умеют смотреть и слушать, больше никто, понимаете, я хотел бы рисовать мультфильмы, целый мир, яркий мир...
  -- (тело бормочет параллельно): Кассир, я кассир, или это называется оператор кассового аппарата, я работаю кассиром, пять лет в разных местах, но я сам уходил. Меня не выгоняли, никогда, просто я переезжал, поэтому приходилось...
  -- (Тень Лили) Один мой друг, он сказал мне, что я стану моделью. Каждый день говорил. Я поверила. Но потом я сама начала потихоньку рисовать, я создала целую коллекцию кукольной одежды. Я хочу, да я хочу стать модельером, может покажется глупым, но...
  -- (Тело, снова параллельно) Я... Я... (ее глаза слезятся) Я учу... Я гувер... гувернантка. Семья Бернсов, Саймон стрит сорок один. Они обещали хорошие рекомендации (успокаивается, пытается улыбнуться).
  -- Ваши увлечения.
  -- (Тело Карла): Я занимаюсь спортом, в основном теннисом, люблю животных, но моя собака... я провожу время...
  -- (голос спускается на бормотание и тонет в сильном голосе тени): Я люблю утренний чай - он самый вкусный, словно он заново вдыхает в тебя жизнь, ты чувствуешь каждую его каплю, особенно если готовить его не торопясь, предвкушая, дать настояться.
  -- (тени ложатся перед телами, болтают ногами, тела сжаты на своих стульях, снова прорывается их голос. Тело Карла): Интересуюсь литературой, в особенности специальной, посещаю курсы маркетинга
  -- (снова тень) люблю сорваться не с того ни с сего посреди ночи куда-нибудь. Неважно. Город, лес. Неважно. Посмотреть на все другими глазами. Посмотреть на вещи по-настоящему. Редкие прохожие, свет, запах воздуха, свое дыхание - там все совсем по-другому, главное ни о чем не думать, когда забываешь считать секунды, словно погружаешься в вечность.
  -- (тело Лили, переходы те же) Я люблю смотреть новости, иногда сериалы
  -- Вообще не включаю телевизор, кошмарная машинка
  -- Еще я выращиваю цветы на подоконнике, у меня мама этим занималась, еще у меня собака, была собака, ее...
  -- Я люблю... зимой, когда температура скачет туда-сюда... утром... куда-то идешь... все куда-то идут... ночью выпал снег, но под ним лед, все идут осторожно, а ты летишь, что-то как всегда самое важное - успеть, не опоздать, летишь... и тут внезапно поскальзываешься и падаешь прямо спиной, затылком на этот лед, он такой жесткий под тонким слоем снега... так вот этот момент, когда ты замираешь, твои ноги оторвались от земли, она просто ушла из под ног и ты вдруг видишь небо, чувствуешь полет, понимаешь, что можешь сейчас расшибиться насмерть, но это вряд ли, очень вряд ли, но иногда даже хочется, вот этот момент, когда видишь небо...
  -- Ваше семейное положение (тени в ярости закрывают телам рот ладонью)
  -- Вы состоите в браке?
  -- (тени) А вот это не важно.
  -- Вы любите кого-нибудь? (все более вкрадчиво и напевно)
  -- Не ваше дело
  -- Любите кого-нибудь?
  -- (истеричные неразборчивые крики теней) Это не продается, не продается, тебя же это не интересует, какое тебе дело, просто поставить галочку...
  -- Любите?
   Тела отрывают ладони, кричат "Да" Они продолжают кричать, их заглушает усиливающаяся музыка, несколько последних хриплых криков и они обессилено падают на стулья. Музыка (начиная с истерики, медленно упорядочивается, вползает мелодичность, спокойствие, умиротворение, переходит в улыбчивую сказочную тему).
  
  

Сцена вторая.

  
   Лили подходит к окну с лейкой, она улыбается. Карл сидит в своей комнате над бумагами, потом оставляет их и подходит к окну, медленно, не особо понимая, что он делает, как будто какое предчувствие или он услышал что-то очень знакомое. Поднимают глаза друг на друга.
  -- Карл?
  -- Лили?
  -- Карл?
  -- Карл. По-прежнему Карл. А я изменился. А ты меня не ждала. Думала полить цветы, подошла к окну, а тут я. Сколько лет, просто уйму лет и вот таких вот утр или утров, люди никогда не считали утра, даже и слов таких нет... Сколько поливок цветов, просто уйма времени, точнее одиннадцать лет и два месяца, а ты и не считала, просто не было времени считать все это время, просто уйму времени, а тут вдруг подходишь к окну и тут я, как в детстве. Ты все смотрела на это окно напротив, оно все там же, только протяни руку. И кто только ставит дома так близко? И вроде между нашими окнами все те же сантиметры, просто уйма сантиметров, и кажется за эти годы - они все дальше друг от друга, а потом раз - и я снова здесь и снова ясно, что их по-прежнему двести тридцать четыре, если считать от подоконника и двести шестьдесят три - если от стен. Все по-прежнему, только мы теперь взрослые и нам нужно при встрече говорить всю эту никому не нужную бурду, которую я говорю сейчас за тебя, Лили.
  -- Лили. Все та же Лили. Я обрезала свои волосы. Как тебе нравились мои волосы, а я их обрезала. Я так и не стала моделью, как ты пророчил, я гувернантка у Бернсов. Тогда они только начинали встречаться и мы подглядывали за ними из кустов, как они прятались и целовались и ты обещал, что тоже когда-нибудь поцелуешь меня так же. Но ты уехал. Так было нужно. Я понимаю. Столько лет. Да-да, столько лет. Теперь у них растет толстенький сынок, который мучает кошек, а ты так и не поцеловал меня, Карл.
  -- Вот теперь можно и поговорить, Лили. Можно поговорить, сидя на подоконнике, болтая ногами и, может быть, наша мечта, наконец, исполнится, и мы коснемся друг друга носками туфель.
  -- Можем поговорить, или даже если получится, поболтать, а может даже помолчать. И даже не добавлять через слово: "как раньше". Ведь можем?
  -- Не сомневайся.
  -- Нисколько не сомневаюсь.
  -- Залезаем?
  -- Мы ведь можем залезть на подоконник, мы ведь не взрослые, совсем не взрослые, пусть одиннадцать лет, пусть я не модель и мои волосы короче, пусть, но мы ведь можем, вот так, с ногами на подоконник.
  -- Пусть мы знаем, что так нельзя, нормальные люди не залезают с ногами на подоконник. Пусть плод с древа познания надкусан обоими, нас совратил змей, Лили, он нас почти съел, остался только маленький кусочек, от каждого по маленькому кусочку, который может притвориться, что нас выгнали из этого рая, согнали с подоконников и отправили быть серьезными, а мы вышли за ворота и захихикали.
  -- Да-да, мы выплюнули этот плод, это ядовитое знание, что с ногами на подоконник - глупо, опасно, можно разбиться или просто нелепо, тут Гумберт на работу ходит, деловой человек, увидит и разочаруется, он будет просто взбешен такой выходкой, этот деловой человек, который никогда не сидит на подоконниках и даже не пинается под столом, он даже не катается на горках, когда зима, представляешь? Но мы ведь выплюнули этот плод, даже не жевали, как бифштекс по утрам в детстве - под стол твоему Рексу или моей Тиффани, чтобы мама не заметила. Выплюнули, а теперь стоим и хихикаем.
  -- Конечно, хихикаем, мы ведь знаем, что в заборе есть неприбитая доска, мы можем вернуться, когда захотим, и посмотреть на этого напыщенного змея, даже показать ему язык. Мы покажем язык мистеру Гумберту, если он пройдет здесь, и будем хихикать, глядя, как он краснеет от злости и смешно трет свои очки. Конечно, будем.
  -- А потом помолчим.
  -- Да, конечно, мы помолчим.
  -- Можно прямо сейчас, Карл.
  -- Сейчас?
  -- Да, почему бы нет?
  -- Давай сейчас.
   Дальше говорят тени. Тела молча смотрят друг на друга, болтают ногами. Тени начинают носиться по сцене, играют в салки, прыгая "сквозь стену". Тень Лили начинает:
  -- Мы молчим?
  -- Конечно.
  -- Уже?
  -- Почему бы нет, Лили?
  -- Прямо сейчас.
  -- Да. Прямо сейчас. В этот момент. Прямо сейчас, когда стайка соек пролетела над домом.
  -- Сейчас, когда облако, похожее на крокодила, ползет за другим, похожим на твой галстук.
  -- Именно на мой?
  -- Ага. Он такой смешной.
  -- Галстук?
  -- Крокодил.
  -- Он молчит.
  -- Молчит и ползет за галстуком.
  -- Как мы?
  -- Как мы.
  -- Прямо сейчас?
  -- Да-да. Уже минуту.
  -- Да. Уже одиннадцать лет.
  -- Я скучала, Карл.
  -- Я тоже.
  -- Ты тоже?
  -- Я тоже скучал, Лили.
  -- А между нами километры. Километры, понимаешь? И годы. И их так сложно сосчитать, почти невозможно. Это больше чем двести тридцать сантиметров, ты знаешь? И годы - они больше чем утра, это очень много этих утр. Очень-очень.
  -- Очень-очень. И каждый раз они за другим окном. Я их бил, эти окна, они ненастоящие, за ними не было тебя и этих двухсот тридцати, двухста... Я подходил к окну, а тебя нет и нет, и там утро и сойки и облака, похожие на твою заколку или туфельку, а тебя нет, и я почти забыл, почти потерял ту лазейку, маленькую неприбитую досочку в белом заборе, все пальцы исцарапал об эти доски.
  -- Мы ведь молчим, Карл?
  -- Конечно, молчим, Лили.
  -- Прямо сейчас.
  -- Конечно, только сейчас, а остальное неважно. Сейчас, когда Рекс лакает из лужи.
  -- Это не Рекс.
  -- Просто похож...
  -- Очень похож.
  -- Ничего, все равно, просто...
  -- Я ведь не плачу, Карл?
  -- Конечно, нет, Лили. Ты никогда не плачешь. Ты не плакала даже когда чуть не попала под машину мистера Гумберта. Ты даже смеялась, когда он бегал вокруг, весь красный и обмахивался своим мятым платком.
  -- А ты плакал.
  -- Я плакал, а ты нет. Ты никогда не плачешь.
  -- А что это?
  -- Это?
  -- Да, это, на щеках?
  -- Это вода, Лили. Ты ведь шла поливать цветы, так? Мы молчим, это вода, и ты поливаешь цветы. Они такие красивые. Совсем не изменились.
  -- Это другие цветы, Карл. Те давно завяли. Цветы не живут одиннадцать лет.
  -- А сколько живут цветы?
  -- Нисколько. Только сейчас.
  -- Прямо сейчас?
  -- Да, Карл. Только сейчас.
  -- Прямо сейчас, когда мы молчим, да?
  -- Да, только сейчас.
  -- Мне так хорошо молчать с тобой.
  -- Только со мной?
  -- Только с тобой. Это не заменить никакими словами.
  -- Никакими?
  -- Абсолютно. Я искал их одиннадцать лет.
  -- Почему? То есть, зачем ты их искал?
  -- Для того чтобы придти к тебе и сказать: это молчание не заменить никакими словами. И ты поверила мне.
  -- Так скажи мне.
  -- Лили, наше молчание не заменить никакими словами.
  -- Я верю тебе.
  -- Я так счастлив.
  -- Это похоже на признание в любви.
  -- Это оно и есть.
  -- ?
  -- Ты не узнала его? Конечно, это оно.
  -- Узнала, конечно, узнала.
  -- Притворщица...
  -- Знаешь, Карл, я ждала бы тебя и еще одиннадцать лет.
  -- Это ответ?
  -- Конечно, ты не узнал его?
  -- Конечно, узнал.
   Останавливаются, стоят лицом друг к другу, обнявшись. По фразе говорят вместе - тело с тенью, потом тела говорят одни.
  -- Карл, посмотри на меня.
  -- Только на тебя и смотрю.
  -- Карл, ты хочешь меня?
  -- Конечно, хочу.
  -- Ты перепрыгнешь ко мне, ты перепрыгнешь эти двести тридцать сантиметров, эти одиннадцать лет, ты перепрыгнешь и мы займемся любовью?
   Тени медленно расходятся, отходя за свои тела, грустно улыбаются, выглядывают из-за плеч тел, играя.
  -- Нет, Лили, нет, нет, Лили... Я просто... Я лучше буду стоять и смотреть на тебя, и желать тебя, и скучать по тебе, молчать с тобой... Не надо, пожалуйста, не проси об этом, не говори, а то нас снова выгонят, мы сами уйдем, мы проглотим этот плод. Не надо.
  -- Я шучу. Я шучу, дурачок. А ты и поверил. Вот дурачок. Ты все такой же.
  -- Ты рада?
  -- Конечно, рада.
  -- Ты рада?
  -- Я очень рада, что ты все такой же, Карл.
  -- Что это, ты плачешь?
  -- Я никогда не плачу.
  -- Что это, на щеках?
  -- Это вода, я шла поливать цветы, просто вода, как та, в луже, которую лакает Тиффани.
  -- Это не Тиффани.
  -- Очень похожа.
  -- Очень.
  -- Кажется, тебя зовут.
  -- Меня?
  -- Да, тебя. Слышишь: "Ка-а-арл"
  -- Может, это кого-то еще?
  -- Нет, это тебя.
  -- Точно меня?
  -- Точно-точно.
  -- Тогда мне нужно идти.
  -- Иди.
  -- Я пойду.
  -- Иди.
  -- До вечера.
  -- До вечера.

Сцена Третья.

  
   Музыка, потом свет медленно затянуто гаснет. Практически в полной темноте - чтобы был слышен только голос:
  
  -- Ты здесь, Лили?
  -- Здесь, Карл. Да, я здесь. Здесь я. Может, ты ждал кого-то еще?
   Тело Карла либо зажигает спичку, либо прикуривает сигарету. Затягивается когда говорит Лили, его лицо освещается.
  -- Брось, что ты говоришь? Ты злишься?
  -- Я злюсь?
  -- Ты злишься.
  -- Я злюсь одиннадцать лет, Карл. Я все время злюсь. Мне некогда даже помолчать.
   Тело Лили слезает с подоконника, расхаживает по комнате.
  -- Прости меня, Лили.
  -- Тут нечего прощать.
  -- Прости меня, прости, прости, пожалуйста, прости.
  -- Я не могу.
  -- Зачем ты так, почему? Давай помолчим, лучше помолчим, просто помолчим, пусть все снова вернется.
  -- Я не могу.
  -- Пожалуйста.
  -- Я не могу. Не могу. Я даже надела свои детские туфли, но я не могу. Они чертовски жмут. Этот так нелепо. Вот сейчас войдет мистер Гумберт и скажет: "Лили, какого черта ты напялила эти туфли?"
  -- Зачем ты вышла за него?
  -- Я ждала. Мне стали малы туфли. Я ждала, мама выкинула тот камешек, который ты мне подарил. Я ждала и засохли все цветы, а потом умерла Тиффани, а потом я узнала, что умер твой Рекс, а потом повесился почтальон и случилось это наводнение... Это жизнь, Карл, это жизнь, понимаешь?
  -- А что это? Сегодня, здесь, что это было? Если вот это все жизнь, то что было, что здесь...
  -- Это было "сейчас". Смешно, да? Было "сейчас". А больше нет...
  -- Мы молчим, Лили?
  -- Ты имеешь ввиду, вот эти несколько минут пустоты? Вот это, без слов, со взглядами куда угодно, без единой мысли о луне...
  -- Да-да, вот это. Это молчание?
  -- Конечно, нет. Это пустота.
  -- Пустота?
  -- Конечно, обыкновенная пустота.
  -- И сейчас пустота?
  -- Да, и сейчас.
  -- Может, посмотреть на луну?
  -- Ты посмотришь на нее из-за меня, потом на меня из-за себя, потом... Так и будешь вертеть башкой, как дурак?
  -- Зачем ты так?
  -- Одиннадцать лет.
  -- Это ответ?
  -- Это одиннадцать лет. Ты даже не писал, я даже не смогла узнать адрес, а потом повесился почтальон и сказали, что он все письма сжег, а я думала, что там было твое письмо, и оно сгорело, и я не смогу тебе ответить и ты обидишься и больше не напишешь и я никогда... Господи, никогда тебя не увижу.
  -- Жаль, что в письмах нельзя молчать.
  -- Можно прислать чистый лист! Я все ждала, когда ты пришлешь мне этот чистый лист, и я бы улыбнулась и взяла другой чистый лист и надушила бы его, как те леди в книжках и прислала бы тебе, и ты бы тоже улыбнулся и прислал бы мне какую-нибудь фотографию. Сойки, например. Были у тебя там сойки?
  -- Да. Знаешь, они...
  -- А я прислала бы тебе краску с подоконника, она совсем облупилась. Его собрались красить, и я собрала немного. Я бы отослала ее тебе... и еще лепесток моих завядших цветов... а потом мы могли бы немножко написать. Сначала, по слову, потом, может по фразе. Любой фразе и тогда все было бы по-другому, и я бы не ревела тут как идиотка в старых туфлях. И не вышла бы за Гумберта и не возилась бы каждый день с этим толстым мучителем кошек.
  -- Прости.
  -- Я не могу.
  -- Я не знаю что сказать... Лили, я даже не знаю, что тебе...
  -- Спокойной ночи, мистер Роули.
  -- Что? Подожди... Я... Спокойной ночи, миссис Гумберт.
  -- Сладких снов!
  
   Тяжелая, тягучая, как похоронный марш музыка. Минут на пять, потом с визгом кассеты обрывается, голос Карла тут же: (Лили включает торшер) Тело Карла у окна, тело Лили медленно подходит, отодвигает шторы, трет глаза.
  
  -- Лили. Лили! Лили-и-и!
  -- Что ты орешь? Он проснется.
  -- Не проснется, я же знаю, что его нет дома. Он же вроде в офисе, так?
  -- Откуда ты все это...
  -- Открой окно.
  -- Зачем, я и так тебя слышу.
  -- Открой, говорю тебе.
  -- Пожалуйста... Что ты хотел?
  -- Отойди.
  -- Зачем? Господи, Карл, что ты делаешь? Ты весь дом перебудишь.
  -- Отойди, я прыгаю...
   Тело Карла перепрыгивает к Лили, тень Лили прыгает "сквозь стену" на руки тени Карла. Они падают на одинаковые кровати, накрываются с головой и замирают. Торшер горит все ярче, потом лампочка взрывается. Музыка мелодичная, она становится громче и играет еще минуту в темноте.
  

Сцена Четвертая.

  
   Свет медленно загорается - утро. Они лежат накрытые одеялами. Откидывают их одновременно. Тени прижимаются друг к другу, тела отстраняются. Вскакивают, отводят взгляды. Карл подходит к окну (можно поставить его тень в другом окне - отражением, тень заставляет его улыбнуться, толкает), выглядывает, проводит рукой по лицу, Лили отходит к двери, потом тела медленно сходятся спина к спине, тени - лицом друг к другу. Тела начинают сбивчиво говорить. Тело Карла:
  -- Прости, Лили
  -- За что? Но я понимаю. Конечно, прощаю.
  -- Мы женатые люди, Лили.
  -- Как это страшно звучит. Мы - женатые люди. Женатые люди, женатые люди. Всего то? Мы - всего лишь женатые люди. Как получается. Были, вспышка, мечта, поцелуй, долгий-долгий поцелуй в одиннадцать лет, удар с оттяжкой, сладко, сладко (сжимает его ладони), а теперь женатые люди, утро - осечка, предательское утро, женатые люди...
  -- Там солнце, Лили. Там солнце. Расколотое на шесть миллиардов лучей.
  -- А ночью было только нашим.
  -- Невидимое, далекое - нашим.
  -- Все было нашим.
  -- Все было, как страшно, все было, а сейчас?
  -- Там солнце, мне нужно идти. Мне нужно идти.
  -- Тебе нужно идти, я понимаю, прощаю, стой, постой, не уходи, останься, что я говорю, у меня есть фотографии, старые фотографии, мы возьмем маленькие фонарики и отправимся в воспоминания, мы, Карл, мы...
  -- Не сейчас.
  -- Не сейчас?
  -- Не сейчас.
  -- Это страшно звучит "несейчас", как это страшно звучит, Карл!
  -- Страшно?
  -- Страшно.
   Тени медленно расходятся, потом прыгают "сквозь стену", медленно разводят тела. Тень Карла ведет его тело к окну.
  -- Ты всегда была сильной, сильной и храброй, помнишь как Лео свалился на лед, его так странно крутануло, и когда все завизжали, у него кровь пошла, а ты спокойней всех была, ты с ним сидела, пока... ты же сильная, только вспомни, мы сильные, только нужно вспомнить, постоянно вспоминать надо, такая жизнь, закрутила, выкрутила, вот ты уже и никто, вот ты уже и мечешься и ни черта не соображаешь, вот ты уже и женатый человек, вот уже и... но ты сильная, всегда ты была самой сильной, Лили, ты...
  -- Не сейчас.
  -- Что?
  -- Не сейчас. Всегда, но не сейчас. У каждого есть право на не сейчас. Я пользуюсь правом своего "несейчаса". Я не сильная, я совсем одна, не сейчас Карл. Сейчас было одиннадцать лет, а сейчас пусть будет несейчас. Господи, как мне... только не сейчас.
  -- Лили, Лили... Черт, он идет, он идет, я должен идти, ты сильная, я должен идти, я вернусь, ты сильная, он идет (бормочет, вылезая в окно)
   Прыгает, падает на пол, встает. Его Тень дает ему пощечину, потом встревожено смотрит в окно. Тень Лили стоит над плачущим телом, сидящим на полу и гладит ее по голове, потом вытирает слезы. Потом тени подходят к окнам и одновременно задергивает шторы, дикий скрежет, как будто к гардине подвели микрофон, свет гаснет. Музыка.
  

Сцена Пятая.

  
   Одновременно поднимаются тела, тени спят. Тела берутся за одинаковые телефоны. Карл звонит на работу, говорит, что не придет, потом звонит еще кому-то, еще, тени просыпаются, бродят по комнатам, его тень начинает листать фотоальбом на подоконнике, ее тень находит пыльную шкатулку, тоже садится на подоконник. Тени обмениваются взглядами, улыбками, продолжают рассматривать свои сокровища, он расставляет солдатиков, она - кукол. Тела отвлекаются от телефонов, что-то отрешенно бормочут в трубку, потом тени встают и нажимают на рычаги телефонов.
   Тень Лили набирает ее пальцем номер. У Карла звонит телефон. Он берет трубку. Гумберт якобы в комнате, звуки его присутствия. Карл отрешенно снимает трубку. Голоса в динамиках - какими они слышатся по телефону.
  -- Алло.
   Тишина. Лили молчит, мнет трубку.
  -- Алло!
   Лили прикладывает трубку к другому уху, прижимает плечом, насквозь фальшивым голосом:
  -- Это прачечная?
  -- Лили?
  -- Извините, мне нужна прачечная, вы не подскажете (ее голос становится усталым, надтреснутым, как будто она говорит об очень волнующих ее вещах)?
  -- Лили, слушай, я...
  -- Да, мне нужен телефон... мне нужна прачечная...
  -- Лили, я дурак, правда, просто все так сложно, ты знаешь, мы в сказке, а вроде и нет, ты меня понимаешь?
  -- Понимаете, у меня много белья, очень грязного белья. Недавно, посмотрела - просто кошмар. Столько грязи...
  -- Лили, прости меня, Лили черт, давай встретимся и я... я все исправлю.
  -- Ее никак не отстирать, мне нужна очень хорошая прачечная.
  -- Он дома, да? Давай встретимся где-нибудь... Давай в прачечной. Ты знаешь какую-нибудь уютную прачечную с хорошим кофе и хорошей музыкой?
  -- Я сообщу.
  
   Вешает трубку, подходит к пианино, начинает играть. Сначала какой-то простой мотивчик. Карл прислушивается, начинает напевать.
  -- [песня] - Мы встретимся с вами на Трэвэл стрит...
   Мотив обрывается. Лили играет сонаты, Карл считает номера сонат.
  -- Семь... Три...
   Музыка обрывается. Карл, накидывает куртку.
  -- Тревел стрит, семьдесят три... Я иду...
   Выбегает. Тень Карла остается, садится на подоконник. Чуть позже Лили берет грязное белье и выходит из дома. Ее тень тоже садится на подоконник. Дальше тени повторяют слова тел, которые находятся в прачечной.
  -- Привет.
  -- Привет. Быстро нашел?
  -- Да. Видела название?
  -- Нет.
  -- Прачечная "Чистилище", хорошенькое ты выбрала местечко.
  -- Карл, а ты вообще веришь в Бога?
  -- Только по долгу службы.
  -- Я серьезно.
  -- Я не могу об этом серьезно.
  -- Знаешь мне иногда кажется, что грехопадение свершилось не в тот момент, когда они сожрали это яблоко, а позже, когда они испугались, да испугались, просто все затряслись от страха и стыда. Они перестали быть детьми. Им, наверное, привиделся весь этот огромный Бог или даже весь огромный мир, вылупившийся на них. И тогда им стало стыдно своей мелкости и ничтожности, и они начали прикрываться фиговыми листками. Все эти фиговые листки, Карл - вот это и есть наши грехи. Наш стыд - наше самое большое преступление. Если бы люди не стеснялись быть богами, они были бы куда лучше. А так они мнят себя червяками, ничтожными или великими, лучшими червяками, худшими червяками... Они просто не решаются быть собой, бояться, как будто их нахмуренно рассматривает вся вселенная.
  -- Я так люблю, когда ты умничаешь. Ты такая красивая.
   Лили расстроено усмехается, смотрит в пол.
  -- А тебе когда-нибудь хотелось... пустоты? Чтобы была одна пустота ну и какая-нибудь полоска в небе, хотелось? Тогда голове не о чем будет думать, не зачем вспоминать, она будет пуста, как барабан... по которому некому будет бить.
  -- Что на тебя нашло сегодня? Ты хотела меня видеть, чтобы сказать...
  -- Я не хотела тебя видеть, я никого уже давно не хочу видеть. Мне хочется найти самый большой рубильник и выключить весь мир, назойливо шастающий перед моими глазами. Пока, Карл.
  
   Тела возвращаются, подходят к окнам, садятся спиной, продолжают игру теней (солдатики и куклы - они по-прежнему на подоконнике). Те подходят и тихо отодвигают шторы.
   Дальше два монолога, сливающихся в один.
  -- Дождь.
  -- Вот бы дождь.
  -- Дождя!
  -- Он только в моем воображении
  -- Он в моей жажде
  -- Моей усталости
  -- За окном тишина и сухость.
  -- Там темно.
  -- Там можно хранить что угодно.
  -- Там вроде лето.
  -- Точно не помню, но вроде там не зима.
  -- Я не мерзну в свитере, значит не зима
  -- Там что-то тихое сухое и темное
  -- Там нет дождя.
   Дальше - тени. Идут от края сцены, с зонтами за спиной. Вкладывают их в руки тел. Лили сворачивает самолетик, бросает тень ловит его разворачивает, передает тени Карла, тот кладет телу Карла на колени. Тела медленно поворачиваются, свешивают ноги, раскрывают зонтики. Нерешительно тянутся друг к другу, держа зонты друг над другом. Тень Лили берет лейку и поливает их зонты, потом Тени прыгают вниз, прыгают под воображаемым дождем (шум дождя - фоном), поливают друг друга из лейки (либо - Тень Лили остается с лейкой над телами, а Тень Карла прыгает внизу, она поливает и его) тени:
  -- Дождь.
  -- Шепот дождя.
  -- Волнистые змейки дождя на стекле.
  -- Длинные стеклянные волосы струй.
  -- Лужи того, что было дождем пару секунд назад,
  -- но больше уже не дождь.
  -- Саван дождя.
  -- Воздух дождя.
  -- Свежесть дождя.
  -- Поцелуи капель,
  -- прохлада,
  -- скользящий между водяных нитей знакомый голос.
  -- Счастливый голос.
  -- Новорожденный голос.
  -- Мой голос (вместе)
  
   Небольшой проигрыш
  

Сцена Шестая.

  
   Карл:
   - Пойдем гулять
   Лили грустнеет, снова утыкается взглядом в колени, медленно болтает ногами. У Карла горят глаза, его тень натирает ему щеки "дождевой водой". Тень улыбается.
  -- Там дождь.
  -- Ты любишь дождь, ты же любишь гулять под дождем, и меня, ты меня любишь... Ну! Я и дождь... и никого больше и... (запальчиво) целый мир
   Лили мельком смотрит на него с грустной улыбкой. Снова опускает голову. Потом закрывает зонт, Карл медленно закрывает свой, Лили не поднимая головы выставляет ладонь. Потом поднимает голову, грустно улыбается, разводит руками, снова роняет голову.
  -- А вот и мистер Гумберт. Деловой человек, он с работы идет. Все ты правильно сказал, вот только ни черта он не увидит. Никогда голову не поднимает, не смотрит он на мое окно.
   Плюет вниз.
  -- Не попала. А может и попала. Так все неясно...
   Поднимает голову. Карл отворачивается, щурится. Лили задергивает штору за собой, кутается в нее. Тень Карла хочет уронить на Гумберта вазу, тень Лили не дает. Тень Карла хихикает, кладет на место.
  -- Это я тогда так глупо подумала... Ну, что ты мне все-таки письмо прислал, а Лео его сжег. Мы с ним близко общались все это время, уж мое-то он бы оставил... Вообще странно как-то
   Карл отрешенно:
  -- Лео?
  -- Да, Лео, ты же его помнишь. Он стал почтальоном, разносил письма, он был очень хорошим малым, а потом повесился...
  -- Лео, лео... (задумчиво, словно мотивчик, совсем не трагично)
  -- Шестнадцатого июля, почти год назад.
  -- Ну, конечно, маленький впечатлительный Лео, наш романтичный почтальончик. Друг детства... Тогда все становится ясно.
  -- Он был таким жизнерадостным, вполне состоявшимся, меня это просто шокировало - я не ожидала, что он... Подожди, что ты сказал? Что тебе ясно?
  -- Лео, конечно. Как он мог не влюбиться в такую идеальную девочку... да ты его еще и спасла... отлично
   Вскакивает с подоконника, расхаживает по комнате. Лили оборачивается, другим голосом:
  -- Сама с собой, дорогой, ты же все время на работе...
  -- А ты там вообще заткнись, чертов ублюдок... сплошные чертовы ублюдки
  -- Нет, милый все в порядке, я понимаю...
   Поворачивается обратно, в ужасе:
  -- О чем ты, причем тут Лео? Не трогай Лео, он мне так...
  -- Что? Что? Так помогал, так нравился?
  -- Слушай, перестань. Ты меня пугаешь.
  -- Я так долго не хотел об этом думать, вообще не хотел. Как будто не было одиннадцати лет, как будто я просыпаюсь утром и мама несет молоко, я болел в тот день, несет молоко, потом кормит кашей с ложечки, как всегда, ненавижу кашу, она кормит и говорит, знаешь, сынок, наверное, мы все-таки останемся. На все был готов, даже чтобы дедушка умер, только бы нам не пришлось к нему ехать, только бы я мог остаться здесь, с тобой, но это идиотизм, были одиннадцать лет, был дедушка, и я был там один, а ты была здесь... я никогда не верил, что будешь одна, просто не хотелось думать. Но...
  -- Тебе не кажется, что этот разговор не уместен. Я замужем, я не виновата, что ты... Прости (язвительно)
  -- (хохочет) Ты думаешь, я про твоего муженька? Я ревную тебя к Гумберту? Тебе нравилось, когда тебя любят, когда вокруг толпы фанатов, думаешь я поверил, что на Гумберте ты остановишься?
   Тени сжимаются на стульях, поджимают ноги, их трясет. Лили хмурится, Карл все распаляется.
  -- Э, нет. Ты слишком любвеобильна. Естественно, что из ниоткуда всплывет какой-нибудь умильный мальчик, А Лео, вот он - идеальный вариант... О это просто... Наверняка, как только я уехал - ворохи цветов, каких-нибудь пошлых роз, даже не догадался принести цветы в горшках, чтобы они жили... чтобы ты могла поставить их на подоконник... (голос становится все более отрешенным, уходящим в себя) влажный взгляд, прыщавые стихи, открытки с завитушечками, кучки разрытого носком ботинками песка, обитые пороги, обитые пороги, работа для столяров
  -- Перестань! Слышишь, престань! Он умер, понимаешь ты! У него была отвратная жизнь, у него никого и не было кроме меня, не смей!
  -- (безымоцианальным официальным голосом) Каролина Сендлер, по средам, Джина Кэмптон, по воскресеньям и изредка - субботам, когда отменяли собрания в боулинг клубе. Чаще всего - Мотель "Орфанз Нест", изредка - дома, когда уезжали соседи. Леонардо Пирс... Как по-идиотски это звучит.
  -- О чем... Ты все это выдумываешь... Кто тебе сказал? Тебе кто-то сказал, да? Не успел приехать, уже насплетничали. Ты всегда был жаден до слухов. Ревнивая сволочь, он меня любил. А ты смотался, я ждала тебя как дура... Да, я с ним спала, а ты думал, что я тут буду просиживать задницу на подоконнике, поливать мертвые цветы и гладить дохлых собак. Все это давно под землей, все наше детство и любовь и вся та жизнь, все! Понимаешь ты? Под землей (сквозь рыдания) и мои туфли - ему белые тапочки... Мне было туго, совсем туго, да и сейчас не лучше, я вышла за Гумберта, но ни черта не изменилось, потом появился Лео, а потом он умер и все... опять... стало... еще... хуже... Он жениться собирался на мне в августе, он...
   Карл загибается от истерического смеха, падает грудью на подоконник. Тени сжимаются все больше.
  -- Ага, тем двоим он тоже обещал... в августе. А вот про тебя я еще ничего выяснить не успел, очень он осторожно тебя трахал, стервец. Спасибо, спасибо хоть за правду, спасибо, спасибо...
   Продолжает шептать в истерике, тень падает со стула, пытается встать, падает на пол. Лили начинает неуверенно, потом снова с претензией, вытирает слезы, успокаивается.
  -- И что? Чем ты лучше? Что-то я не вижу твоей бешеной любви к жене, где она твоя миссис Роули? Или ты ведешь примерную супружескую жизнь, без любовниц, случайных связей, и только мне, по старой дружбе сделал одолжение? Может, ты видел Лео именно в том мотеле, когда трахал своих, а может и тех же самых, и они тебе рассказали. Что молчишь, Мистер Роули?
   Карл медленно приходит в себя, все еще немного отрешенно. Садится на подоконник, массирует лицо, тень подползает к его ногам, прислоняется спиной к подоконнику, вытирает лицо платком, отдает телу. Карл закуривает, потом отдает сигарету своей тени.
  -- Миссис Роули, Миссис Роули. Это он хорошо придумал, молодец. Это так замечательно, что он уже умер, а то меня бы посадили за убийство с отягчающими, хотя у меня же есть лицензия, могу я в кое-то веки, но отстранили бы точно, а я не хочу, я люблю свою работу, люблю работу... Миссис Роули, да что может быть проще. Два слова и Герда перестает ждать Кая, торча целыми днями на подоконнике. Молодец. Я значит пишу ей "Дорогая Лили, помолчим еще немного, еще немного, я вернусь и мы расскажем друг другу все-все слова которые знаем, чтобы больше никогда не было чувства недосказанности, а потом вместе будем молчать. До самой старости, Лили, до самой старости". Пишу, пишу, а он жжет и жжет, а я все жду когда ты мне пришлешь чистый лист, надушишь его духами, как те леди в книжках, пишу, пишу, а он их жжет, жжет и трахает тебя, а я пишу и умирает Рекс, подравшись с каким-то ублюдочным ротвейлером за твою Тиффани, старый был, не сдюжил. В молодости, он бы его порвал, точно говорю, порвал. А тут... Бернсов ротвейлер, кстати. Да ты знаешь, ты все знаешь, этот твой малолетний ублюдок выдрессировал такого...
  -- Он не мой (тихо, уже совсем безжизненно)
  -- Что?.. А Лео молодец, тихий всеми любимый почтальон, такая милая должность, так удобно контролировать переписку, жечь мои письма, удобно торговать наркотой, удобно снимать девочек и развлекаться "чистой любовью" для прикрытия.
  -- (отрешенно, не веря в происходящее) Так ты не женат? Ты писал мне, а Лео жег письма, торговал наркотиками и... трахал всех этих сук?
  -- О, по-моему последнее гложет тебя сильней всего...
  -- Подожди, ты же сказал: женатые люди, мы - женатые люди... Женатые люди... Зачем ты это сказал? Если ты не женат, зачем?
  -- Испугался, просто испугался, я вообще трус, надо было уйти, сбежать в очередной раз я и сказал: мы женатые люди.
  -- Так ты так и не женился?
  -- Знаешь, мы туда приехали, дедушка, ребята разные, даже небо новое какое-то, все новое, ну там новая школа, новые отношения, а вот новой тебя я там не нашел. Нет там тебя, здесь ты... Я кассеты слушал, потом решил написать, долго думал, слишком долго, потом все-таки послал тебе этот чистый лист... Черная метка... Потом еще что-то, потом еще... Во вкус вошел, вот только нет ответа. Каждый день у почтового ящика дежурил, почтальона нашего измучил, пока он мне не пообещал, что он мне позвонит сразу же, как только получит что-нибудь. Я и сюда звонил, на почту, а тут Лео, дружище, давно тебя не слышно, как сам, как там все, да вот не приезжаю, работа, все работа, а Лили там как, за Гумбертом, вот удивил, а вообще у нее как там, не слышал да, жаль, а писем от нее не видел, я все жду, когда она ответит, нет, что ж, ладно, ты меня успокоил... Он меня успокоил, и я больше я не писал.
  -- Тогда зачем приехал? Раз думал, что я не хочу тебя видеть. Решил приехать, разобраться?
  -- Работа. (еще мечтательно, на той же волне) Это из-за работы. Тут какое-то странное самоубийство, ваши идиоты не справились, только вдобавок у трупа нашли два кило чистого героина и кое-что по мелочи, но главное - два кило чистяка, и тут паника, и тут звонки в ФБР, ну и тут я. И тут выясняется, что это никакое не самоубийство. Вообще нет никаких самоубийств, кто в наше время делает себе чик-чик, если вокруг столько героина, ну и вот выясняется, что очень его даже не он сам, а кто-то и кто-то очень глупый и очень злой и наркоту не забрал, в сейф не полез. Темно как-то, ну я по контактам, туда-сюда, где с кем, ну конечно женщина, ну конечно ты, Лили, и, конечно, твой чертов проныра-муженек. Так посмотришь - хвощ хвощом, а смотри-ка, вызнал, взбесился, пришел и удушил, еще и в петельку его декорировал... Голь на выдумки хитра.
  -- Ты думаешь, Пол убил Лео, из-за меня?..
  -- Кажется, сейчас ты, наконец, влюбишься в своего мужа, жалко, что мы с ним бросаем тебя отправляемся в (по слогам, совсем шизофренично, изображая рукой волну) пу-те-ше-стви-е... А вот и дождь...
   Лили ежится, потом свешивает ноги в комнату, нащупывает туфли.
  -- Я... Я пойду, Карл.
  -- Да, конечно, Лили. Не забудь попрощаться с мужем, когда он вернется, только не говори ему ничего, если он попытается исчезнуть, его схватят, он уже в федеральном розыске, а он показал, что преступник из него хреноватый. Ты лучше вот что (подтягивает голову к коленям, разминает мышцы) устрой ему прощальную ночь, у тебя это так хорошо получается...
   Лили рывком встает, гнев и слезы:
  -- Тогда скажи мне, ты, раз ты все знаешь, такой благородный, опора закона, скажи мне что это было - все эти беседы, подоконники, дождики, мечты - все это что это было, это часть работы или что, ты просто тоже хотел трахнуться, да? Ну, отвечай
  -- Сказка, просто весенняя сказка. Иногда так хочется. Да не ори ты так, я ж тогда только приехал, не знал ничего, тебя увидел, обрадовался... Ладно, забыли.
  -- Постой. (тихо, совсем тихо, по-детски обиженно) Что... Что происходит со сказками? Почему все так...
  -- Они вырастают... Как дети. Все сказки вырастают и становятся трагедией... или фарсом.
  -- И что это, что это, черт возьми. Трагедия, фарс?
  -- Какая разница? В любом случае, это кончилось... Занавес (задергивает штору)
   Медленно идут к кроватям, спотыкаются о неподвижные тени, валятся и не встают. Тени медленно начинают шевелиться, садятся поджав колени. Смотрят на тела. Их движения все больше напоминают собачьи. Они начинают выть. Потом идут к окну, запрыгивают на него и смотрят друг на друга. Тени воют на окне. Занавес медленно начинает закрываться. Потом замирает. Так, что зрителям видны только подоконники и не видна большая часть комнаты. Запись детских голосов:
  -- А что будет, если мы однажды потеряемся?
  -- Потеряемся? Родители нас найдут, мне мама давно обещала, что найдет меня, даже если...
  -- Нет, Карл, что будет, если мы с тобой, я и ты, потеряемся?
  -- Не знаю.
  -- Ты меня найдешь?
  -- Конечно, Лили, я клянусь... да вон хочешь Рексом клянусь, я тебя обязательно найду.
  -- Знаешь, мне даже хочется, чтобы мы, я и ты, потерялись, чтобы ты нашел меня и спас. Спасешь?
  -- Я же поклялся.
  -- Здорово, я тоже тебя спасу.
  

Сцена седьмая.

  
   Тень Карла слезает с подоконника, он подходит к ней
  -- Это ты, это все ты...
   Хватает за грудки, швыряет на пол, дальше драка в закрытой части сцены, тень приглушенно стонет, но это все-таки драка, а не избиение, стоны и хрипы Карла тоже слышны. Тень Лили свешивает ноги на улицу, тело подходит к окну, садится на подоконник и свешивает ноги в комнату. Лили передергивает, у нее трясутся руки, движения дерганные, голос нервный и неестественный:
  -- Выходит, я плохая. Я плохая. Шлюха, получается, просто шлюха. Превратилась в простую шлюху. Надо было ждать, тогда я была бы дурой, все лучше, чем...
   Тень чуть поворачивается, кладет ее голову себе на колени, смотрит ей в глаза, гладит волосы. Дурачась, с улыбкой качая головой:
  -- Никакая ты не шлюха и не дура. И вовсе ты не плохая.
  -- Не плохая?
  -- Не-а, не плохая.
  -- Я не плохая. (обрадовано, словно озарение)
  -- Конечно, не плохая.
  -- Правда? (тянется к ней, тень обнимает ее за плечи, Лили прижимается губами к губам тени, отрывается, смотрит в ее глаза)
  -- Не плохая (снова целует ее) Просто так получилось, да? (еще поцелуй, более страстный, она поднимается, они с тенью уже сидят ровно) Ведь не могла же я ждать вечно, никто не может ждать вечно? (страстно, теперь Лили наклоняет тень в комнату, держит на руках) Лео был таким милым, он любил меня, только меня, а Карл, ведь я же не получала его писем, это ведь не страшно (сползают на пол, не переставая целоваться, катятся по полу в невидимую половину) уже оттуда:
  -- Это не страшно, это не грех, просто так получилось, я ведь люблю его, остальное неважно, неважно (задыхается) неважно.
   Карл подходит к окну, его лицо разбито, он наваливается на подоконник, свешивается вниз, сплевывает кровь, кашляет, потом приваливается к стене, вытирает губы рукавом, закуривает, долго не может прикурить, потом выбрасывает сигарету, рывком встает, прыгает в окно Лили, исчезает. Голоса оттуда:
  -- (нежным восторженным голосом) Карл? Карл, пусти (тревожно), Что ты делаешь, пусти, нет, Пол, Пол!!! (кричит во весь голос, надрывно)
  -- Что? Тебе ведь нравится.
  -- Ты с ума сошел, пусти (сквозь слезы, совсем тихо)
   Подтаскивает ее к окну, ее платье порвано, сталкивает вниз, держит ее за руку, она пытается выбраться, он не дает. Он кричит надрывно, во весь голос, сквозь слезы:
  -- Тебе когда-нибудь хотелось пустоты, Лили? Чтобы была одна пустота ну и какая-нибудь полоска в небе, хотелось? Тогда голове не о чем будет думать, не зачем вспоминать, она будет пуста, как барабан, по которому некому будет бить.
  -- Карл, вытащи меня, вытащи, я... Господи, я не хочу, Карл
   Тени появляются из темноты, тень Лили обнимает его за плечи, шепчет:
  -- Вытащи.
   Тень карла стоит у окна, пошатываясь, хрипло:
  -- Вытащи ее... (громко) Вытащи
   Карл не двигается.
  -- Что еще я не знаю, ну, что? Говори!
  -- Карл, перестань, да одумайся ты, хватит!
  -- Говори.
  -- Карл! Я люблю тебя, ты же знаешь, я люблю тебя
  -- Любишь, тогда пой, пой...
   Он начинает, она присоединяется на третьей строчке, поет все увереннее, потом он медленно вытягивает ее, она забирается на подоконник, улыбаясь, поет все сильнее, они целуются. В динамиках сначала тихо, потом все громче - мальчик и девочка поют ту же песню под пиано. Лили бросает Карла на пол, у нее хищные движения - она улыбается, садится на него сверху, распускает волосы, еще больше разрывает платье
  -- Я изменилась, говоришь?
   Прижимает его руки к полу, он зачарованно смотрит на нее. Лили:
  -- Изменилась, да?.. Ну, будь я проклята, если тебе не нравится!
   Встряхивает головой, касается кончиками волос его лица, потом начинает хлестать его волосами, Карл хохочет, сначала тихо и хрипло, потом все громче. Музыка на заднем плане (голоса исчезли, пиано оставалось) - замолкает, звук захлопнувшейся двери, занавес резко открывается, там стоит мужчина средних лет, без движения и эмоций. Карл прогибается, запрокидывает голову, все еще хохоча:
  -- А вот и наш ревнивый муженек. (детским голосом) Доброе утро, мистер Гумберт. (снова хохочет, аккуратно выбирается из-под Лили, подходит к окну, говорит, не поворачивая головы). Сожалею, Пол, ты не можешь меня убить, я из ФБР и утром я отправлю тебя за решетку за преднамеренное убийство, хотя мне хочется дать тебе медаль за этого ублюдка, но работа, знаешь ли, ты же деловой человек, должен понимать... (поворачивается, еще более дурашливо) зато до утра куча времени. Знаешь, мы только что осознали свою природу, мы - твари, грязные ничтожные твари, червяки... И нам хорошо, Пол, теперь хорошо, я больше не стыжусь своей убогой наготы, давай с нами, Пол, из нас получится отличная троица - шлюха, ничтожество и убийца. Ну, а? Я уже люблю тебя, Пол (подбегает к нему, обнимает, целует в губы. Гумберт не двигается. Лили в ужасе)
  -- Нет, Карл. Стой!
   Пол абсолютно спокойно бьет Карла в живот, тот сгибается, падает на пол, истерически хохоча.
  -- Ну что же ты, Пол, я же сказал, ты не можешь меня убить, я при исполнении, а так у тебя есть шанс укатить за кордон в составе милейшего и свободнейшего тройственного союза, ну? Не дури, ну какой из тебя мужик, ты же...
  -- (Лили) Карл, ты ни черта не знаешь. Это он поставлял Лео наркотики, Лео лажанулся, по мелочи, и он его убрал, чтобы все было как бы из ревности, состояние аффекта и все такое, у него и в тюрьме уже связи, ты мелкая сошка, Карл, скорее всего, поэтому тебя и послали, он знал, что ты ко мне пристанешь, и он сможет разыграть эту карту второй раз.
  -- (ничего не соображая, вытирает лицо рукавом, поднимается на локте) А я-то все не мог понять, что меня, сосунка послали на разбор убийства, я же секретарь, (по слогам, словно объясняя ребенку) я подписываю бумажки, я печати ставлю и вдруг нате, оперативная работа... в любимом городе...
   Пол вытирает ладонью губы, достает пистолет, указывает на окно. Спокойно, твердо:
  -- Лезьте на подоконник. Живо.
   Карл безвольно ползет к окну, залезает, ударяется головой о гардину, стоит пригнувшись.
  -- Знаешь, Лили, я как-то только сейчас понял, что здесь высоко, с ногами на подоконник и впрямь...
   Лили залезает к нему, берет за руку, выглядывает вниз.
  -- Ты мог меня уронить.
  -- (наивно) Не мог, я тебя люблю.
  -- Прыгнете в соседнее окно - одного пристрелить успею... Выбирайте.
  -- Прыгай, Лили, я закрою...
  -- Не надо (поворачивается, садится, обнимает колени, смотрит в одну точку) Пол, ты же помнишь мою дурацкую привычку все записывать на магнитофон, да? Тебе все это так бесило. А я ведь так и не прекратила, записывала твои разговоры, с Лео, с Роджером, все-все, чтобы было, что вспомнить потом, ну понимаешь. Эти кассеты, я не знаю почему, я отдала Ми... одному надежному человеку, вместе с другими романтическими безделушками: героин с твоими отпечатками пальцев на пакете, твой пистолет, который "потерялся", сколько на нем крестов? Семь, кажется, Ну в общем все такие памятные вещички... И сказала зачем-то: В случае моей смерти, любой смерти - отнеси одному доверенному человеку в полиции, не твоему, список "твоих" я тоже отдала. Вот такая я странная дурочка
   Карл, падает на подоконник, обнимает Лили, трясясь от смеха:
  -- Пол, кремень ты наш, мразь ты наша твердохарактерная, похоже у тебя остается один выбор - валить отсюда далеко-далеко и позаботится, чтобы мы, а я думаю она внесет меня в свое "завещание", жили долго-долго, и умерли позже тебя.
   Гумберт опускает пистолет, идет к двери. Лили:
  -- Ты же не хочешь, чтобы мы жили в бедности и умерли от голода.
   Пол бросает на пол бумажник и уходит. Карл все еще нервно хихикает, потом целует ее в шею. С любовью:
  -- Ну ты и тварь.
  -- А ты ничтожество.
  -- Только давай закроем окно, что-то мне перестало нравиться здесь сидеть.
   Лили садится на кровать, подпрыгивает на матраце, потом откидывается назад. Карл садится на пол у торшера, включая и выключая свет.
  -- А ты все-таки вырос, Карл.
  -- Я не вырос, и ты не выросла... люди разучились взрослеть. Сначала они дети...
  -- А потом.
  -- Потом они тоже дети, но это уже совсем другие дети. Злые, скучные, жестокие дети.
  -- Как Бернс младший?
  -- Как Бернс младший.
   Тишина, темнота. Через минуту - Лили весело:
  -- А хочешь я покажу тебе свои эскизы, я давно не рисовала, их немного, но пара платьиц очень даже милые.
  -- (безжизненно) Мне нравится то, которое на тебе (зажигает свет) Очень художественные лохмотья.
  -- Правда? (вскакивает, танцует по комнате, играясь полами платья.) А хочешь, потанцуем? Или нет, давай лучше, наконец, послушаем наши детские записи. Помнишь: (дальше запись идет одновременно с голосом) Сегодня наша консьержка прогнала Тиффани и ударила ее метлой, а Тиффани лаяла и рычала, она смелая и умная, она умеет... (обрывается)
  -- Нет, Лили, я пожалуй пойду. Может, завтра.
  -- (с грустной иронией) Может, через одиннадцать лет?
  -- Завтра Лили, завтра все будет с чистого листа.
  -- (тепло) Как в твоих письмах?
  -- Как в моих письмах.
  -- Почитаешь мне их?
  -- Это очень сложно читать с чистого листа, но я попробую. Если найду черновики, а так я уже и не помню.
  -- Но ты попробуй.
  -- Я попробую, Лили.
   Подходит к окну, смотрит вниз, потом отходит от него и идет к двери.
  -- Знаешь, я пожалуй так пойду, через дверь.
  -- Ты не разу не пользовался этой дверью.
  -- Теперь все по-новому, так ведь?
  -- Конечно.
  -- Тебе не страшно?
  -- Страшно, немного страшно. Мне всегда немного страшно.
  -- Отчего?
  -- От всего. До завтра, Тиффани.
  -- До завтра, Рекс.
   Карл уходит. Звучит еще одна запись детских голосов.
  -- А ты хотел бы уехать далеко-далеко, на край света?
  -- Да. Наверное, да. Там должно быть очень интересно.
  -- Очень-очень.
  -- А ты поедешь со мной?
  -- Конечно. Представляешь, мы подойдем с тобой к краю света, возьмемся за руки и осторожно посмотрим вниз, как мы раньше смотрели вниз с подоконников, когда еще боялись. Сейчас же мы уже не боимся?
  -- Не боимся... А что там, на краю света?
  -- Если заглянуть за край света ты увидишь сияющие море, где каждая капля - это одно зашедшее солнце. Знаешь сколько солнц уже закатилось туда?
  -- Сколько?
  -- Миллион.
  -- Ух ты. Это, наверное, огромное море.
  -- И оно невыносимо сияет и переливается, наверное, если мы посмотрим на него, мы ослепнем. Но ведь это того стоит?
  -- Конечно, Лили.
   Лили садится под торшером, умывая руку ее мягким светом, она улыбается, потом встает, запахивает лохмотья, отряхивает их и выключает свет. В тот же момент вспыхивает свет в зале. Занавес не закрывается - Лили и Карл забираются под одеяла, а тени сидят на подоконниках и болтают ногами. Звучит та же песня с детскими голосами с дополнительными инструментами, она получает несколько другое развитие.
  

Занавес не закрывается.

Конец.

  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"