В небе над ночным городом летел Ворон, уже седой, размером с орла; тем не менее, несмотря на возраст, он летел бесшумно, плавно, не колебля воздух.
Ворон смотрел на город, огромный мегаполис, в котором царила ничем не ограниченная демократия, то есть анархия. Он смотрел на город, в котором хомо бухусы били друг другу морды только лишь от нечего делать. Один экземпляр вывалился из бара под вывеской: Полная дезинфекция. Его стошнило прямо на ступеньках, после чего он просто лег спать там, где стоял. Еще двое вышли из кинотеатра Экран и зал едины и стали совокупляться прямо у столба вызова патруля правопорядка.
-Вот хомо вырождаються, - думала птица, поворачивая на север. Последние сто лет, он больше думал. Все его сверстники давно умерли, дети рылись на помойках, а внуки... те вообще подбирали отбросы где угодно и были слишком невнимательны, крикливы и назойливы, все... кроме одного. Почти втрое больше родителей, он умел чувствовать то, что скрывалось за пёстрой мишурой, за блестящим глянцем, за теплом и светом жилищ хомо едусов. Он чувствовал там грязь, вонь, обыденность и засасывающую топь тоски... тяги по воле, по чему-то простому и дорогому, но неизвестному.
Но этот внук был ещё молод и мать всё время пыталась наставить его на путь истинный, рассказывая о вкусностях с помойки и тепле около клозетных теплотрасс. Да зря... размахом крыльев он уступал только Деду, которого любил и уважал. И сегодня он улетел в горы на разборку с орлами, тема разборки была: Чья добыча в долине?.
Старый Ворон летел над фермами и думал: Вот есть на свете Люди, которые могут жить в гармонии с природой, не теряя человеческого облика, есть те, которые становятся частью природы и стараются ее сохранить, но есть твари, которые думают, что живут по законам природы, в соответствии с природными потребностями и что это продолжит их бренное существование на пару часов. Но, живя интересами спинного мозга, они становятся хуже зверей.
Город закончился, и началась пустынная степь, через которую ветром перегоняло шары перекати-поля, то тут то там виднелись остовы боевых машин и людей, груды хлама и какие-то светящиеся круги. Ворон всегда помнил, что пятьдесят лет назад здесь был последний бой Крайних и Веривших с серой массой, которая не хотела НИКАКИХ волнений, не хотела чувствовать других, не хотела верить во что-то другое, кроме того, что завтра у них снова будет еда, кров и партнер для спаривания.
Старик помнил тот День. Когда серые окопались, замкнув кольцо, то при соотношении сил тридцать к одному в пользу серых, повстанцы, не боящиеся смерти за Идею, не только изменили перевес, но и перешли в контратаку. Да ракеты с обедненным ураном, с отравляющими веществами, с кассетными бомбами быстро сделали свое дело. Но даже тогда каждый повстанец взрывал себя вместе с несколькими серыми, и в этот момент каждый из них был прекрасен.
Мудрая птица наконец-то долетела до темного Чертова Леса, который вырос за последние двадцать лет, прошедшие после ядерной войны. Лес был окружен отвесными скалами, не имел никаких полезных ископаемых в своей земле, деревья были далеко не стройными елями; кольцо скал и радиоактивная легенда делали Лес непригодным для каких-либо исследований, а поскольку все цивилизация была объединена под одной державой, то все военные ходили в одинаковой форме и вынашивали план по экспорту в Космос культуры и процветания, и Лес был всеми забыт.
В Лесу, в самом центре, было озеро, и в котором каждую ночь давал концерты лягушачье-комарино-птичий хор. На берегу стояла белая усадьба начала девятнадцатого века. Туда седой одиночка и направил свои перья. Усадьбу окружали фруктовые деревья; на вид им было по сотне лет, но они были не старше Леса...
На веранде, за пианино, сидела женщина. С виду ей было сорок сорок-пять лет, хотя она помнила своих сверстников, которые полегли в последнем бою. Её глаза закрыты, она тихо поет: ...Белой акции гроздья душистые..., её голос слегка дрожит, тонкие пальцы порхают над клавишами. На ветку акации, что росла за окном, сел Ворон. Ветка толщиной сантиметров в двадцать под ним закачалась. Женщина прервала пение и открыла глаза. Бесцветные, выплаканные, с затаенной в глубине болью и скорбью, они зачаровывали своей глубиной и излучали твердость, заставляли преклоняться перед тем, что ей, видимо, довелось пережить. Она встала. Её длинное черное платье строго ограничивало мысли постороннего о ее фигуре. Женщина закуталась в белую шаль; белый фон особенно подчеркнул бронзовый оттенок кожи рук, и поэтому хорошо стали заметны поврежденные тяжелой работой пальцы. Анна Александровна Булатная подошла к открытому окну, увидела Ворона и сказала: А, это ты, старый друг! У нас гости, так что не испугай их. Аня, Сергей, идите сюда! Из внутренних комнат послышались шаги, и на веранду вышла молодая девушка, очень похожая на свою бабушку, и с ней - молодой человек. По виду ему было года двадцать три-двадцать пять, но было заметно в нем то желание действовать, и действовать отчаянно и решительно, которое бывает у людей девятнадцати. Девушка в свои семнадцать выглядела старше из-за глубокого взгляда добрых глаз. Она остановилась на пороге веранды, не зная, погладить ли Мудреца или из осторожности смотреть на него издалека. Парень, чей черный джинсовый костюм странно сочетался со светлым платьем девушки, а её красное сердечко-кулон с его черепом в петлице, просто подошел к окну и глянул Птице в глаза. Старик взгляд выдержал. Анна Александровна сказала:
-Ну-ка, детки, подойдите, я должна рассказать вам одну очень старую историю.
...Она - семнадцатилетняя красавица, королева балов, недавно окончившая институт благородных девиц с похвальным листом. Он - блестящий дуэлянт, гусар, герой Отечественной войны 1812 года. Но только ей одной он сделал предложение руки, сердца и души; она согласилась. Он стал декабристом; она уехала за ним в Сибирь. Однажды им пришлось расстаться, и они надели свои обручальные кольца на лапы молодого Ворона, что был предан только им. Больше они никогда не встретились, исчез Ворон, и вот уже три сотни лет о кольцах никто не слышал...
Мудрый Старик вспорхнул и улетел к Дубу, который рос в самом глухом углу Леса, устроился в его дупле и задремал - застывшая седая фигура на черном фоне.
По небу скользнула черная тень, тихо-тихо подлетела к Дубу, но Старик вдруг резко каркнул:
-И не пытайся, внучок, не ты один так к Деду подкрадывался. А воздух ты еще колеблешь... Слушай, ты мне барана не принес? Или все сам съел?
-Дед, как ты можешь?! Я тебе, по собственной инициативе, долину отвоевал, и барашка принёс, молочного, целенького.
-Сказано: молодой и рьяный, весь в меня... Ладно, теперь тебе новость: У Людей пополнение в рядах...
-Дед!!! Но это же НОВОСТЬ! Важнее, чем Библия, Коран и колесо с рычагом.
-Ладно, полетели, представлю вас друг другу.
Через некоторое время ветка акации возле окна веранды закачалась сильнее. На ней из тьмы вырисовывались две фигуры - седая и черная, как смола в черной бочке цыгана. Седой Ворон влетел в комнату, сел на спинку кресла у камина и глянул в окно; оттуда плавно спланировал черный, молодой Ворон. Глаза молодого Ворона смотрели на молодых Людей с любопытством, а Старик косился на них испытывающе...
Сергей подошел к Анне Александровне и сказал с тщательно скрываемым волнением:
-Анна Александровна, вы знаете, что то, во что я верю, поставлено вне закона, поэтому я хочу, чтобы вы знали: я люблю вашу внучку и прошу у вас ее руки, а ей я предлагаю руку, сердце и душу.
Анна Александровна посмотрела на юношу с укором и сказала:
-Серёжа, наш род уже много поколений стоит вне закона, начиная с восстания Декабристов. Я согласна на ваше венчание, дело только в Ане.
Девушка смутилась, но все же твердо, хотя и тихо, ответила:
-Да, да... ДА!
Вдруг раздалось хлопанье крыльев, старый Ворон перелетел на пианино, возле которого стояли Люди. Молодая Хозяйка, приглядевшись, заметила на его лапах, потемневшие от времени кольца, которые тут же были сняты и вручены помолвленным. Как только кольца были надеты, молодой Ворон сел на плечо молодому Хозяину, готовый умереть ради Них. И весь Лес от внезапного порыва ветра закачался и словно прошелестел листьями: