Лоботомия - утомительная операция, но тому, кто её делал сейчас, она доставляла удовольствие.
Во-первых, врач любил пилить. Маленькая циркулярочка так весело жужжала, врезаясь в лобную кость, что просто-таки душа пела. Доктор шмыгал носом, и слёзы умиления катились из его мутно-зелёных глаз, капая с кривого, посечённого шрамами носа прямо на разрез.
Во-вторых, молодой, полный энергии и жизненных соков рослый тридцатилетний мужчина, коим был врач, просто не мог не пройти мимо эффектной стройноногой миниатюрненькой блондиночки лет двадцати, коей была лоботомируемая. Самое замечательное, что мог сделать влюблившийся с первого взгляда врач - это проследить за милашкой, пупсиком, звёздочкой и оглушить её в тёмной аллее... Принести сюда, в заброшенное помещение ткацкой фабрики, где он оборудовал маленькую уединённую операционную...
- Алле оп! - красивый чёткий распил был закончен.
Врач отбросил не нужную боле пилу на грязный окровавленный пол и осторожно вынул выпиленный фрагмент кости. Некоторое время он восхищённо созерцал идеальные фронтальные доли блондиночьего мозга, не сморщенного интеллектом. Но время текло, а операцию нужно было закончить до того, как девушка умрёт.
Врач глянул на приборы: пульс ровный, нормальный, дыхание глубокое. "Надо бы в следующий раз подключать к приборам пациенточку, а не себя", - подумал врач, беря девушку за руку и считая удары.
Сойдёт. Прошлые три девахи скочерыжились именно на этой стадии операции. Врач подкатил к изголовью добровольно принуждённой пациентки столик с компьютером. Из системного блока свисали два десятка электродов.
Мужчина, вытирая руки о замызганный, некогда белый халат, любовно смотрел на обнажённое тело девушки. Какие формы, какое содержание!..
Ржание охватило врача, безудержное истерическое ржание. Теперь все девушки будут его, а мужики... А мужики тоже станут делать то, и только то, чего хочет он, врач.
Он отсмеялся, влез на кушетку и уселся над блондиночкой, шепча ей какие-то успокаивающие слова и гладя её по щеке. Спящая красавица.
Мозг блестел, таинственный и девственный, заставляя врача содрогаться и плакать от счастья обладания одновременно.
Зачарованный доктор даже немного описался.
Был момент, когда он протянул дрожащие пальцы к серому чуть подёрнутому извилинами влекущему мозгу, но, опомнившись, в неизъяснимом исступлении отдёрнул руку и несколько раз ударил по ней ланцетом, приговаривая, стиснув зубы:
- Федя плохой, очень плохой мальчик. Федю надо наказать...
Успокоившись, врач оторвал от полы халата широкую полосу и замотал наказанную руку. Ею он займётся позже.
- Сейчас, девочка моя, - тихо пролепетал мужчина, нанося беглый поцелуй в губы пациентки.
Затем он взял самый длинный провод, оканчивающийся самым длинным остро заточенным тончайшим никелированным электродом. Тщательно прицелившись, врач воткнул электрод в волнующий мякиш мозга. Точное, мастерски выполненное действие...
За первым последовали и девятнадцать остальных контактов.
Врач вытер рукавом пот со лба. Посмотрел на лицо пациентки. Нашёл на её руке пульс.
Вопль ликования сотряс прохладный воздух импровизированной операционной, отражаясь от стен и рождая завитки реверберации: "Жива!"
Это была самая настоящая удача! Все двадцать проволочек в мозге, и пациентка жива... "Счастье есть", - вспомнил доктор слова классика.
Мужчина потянулся к компьютерной мышке. Скринсэйвер уступил место окну программы закачки. Врач выбрал пункт меню "Загрузить в пациента" и нажал "ОК".
Появилась диаграммка, отражающая состояние процесса загрузки. Над ней высветилась надпись: "Операция будет полностью завершена через двадцать минут сорок семь секунд".
Времени было навалом, и врач скинул с себя халат, оставшись абсолютно обнажённым. Перед тем, как доктор нетерпеливо сорвал с себя датчики, приборы показали учащение пульса и дыхания...
Из темноты дальнего угла помещения со скрипом и грохотом выкатилась на свет инвалидная коляска на гусеничном ходу. В коляске покоилось безногое страшное существо, которое было когда-то успешной брюнеткой со всеми данными и соответствующими перспективами. Бледное беззубое существо остановило коляску и в волнении погладило единственной рукой лысую голову.
- Ты снова хочешь мне изменить, Фёдор... - голос инвалидки был чист и тонок, как свежая весенняя паутинка.
- Что ты, Фёкла! - смутился врач. - Вовсе нет! Это не то, о чём ты подумала!..
- Не называй меня так! - всхлипнула та, которую не следовало называть Фёклой.
- О, прости, Феоктисья, - быстро заговорил врач. - Мне нужно было... нужно было... немного семени для обработки электродов...
- Не держи меня за дуру, грязный извращенец! - гневно прокричала Феоктисья. - Трахай мозги своим пациенткам! С тех пор, как я научила тебя хирургии, ты отдалился от меня. Вспомни нашу первую ампутацию... как я подсказывала тебе, где перетянуть мою ногу... когда сделать надрез, закупорить сосуды... чем обработать... какие нитки взять... Чёрт побери! Я сама помогала тебе зашить эту долбаную культю! И вторую! Я всё тебе отдала, а ты, а ты...
Голос её дрогнул, и из пустых глазниц потекли слёзы.
Мужчина схватил халат, спрыгнул с кушетки и на коленях побежал к инвалидному креслу.
- Феоктисья, Феоктисья, душенька моя, единственный мой человечек, - взахлёб заговорил Фёдор. - Ласковая моя, любимая... Прости, прости меня незамедлительно... Облажался я в твоих глазах... Ах, прости, я не то хотел сказать!..
Феоктисья, пять лет назад пожертвовавшая оба глаза на то, чтобы её возлюбленный плотнее изучил офтальмологию, беззвучно рыдала - она отдала свою жизнь в руки лжеца.
Фёдор с плачем уткнулся в живот Феоктисьи, обняв её за дистрофичную талию.
- Оставь меня, Фёдор, - Феоктисья нашла в себе силы говорить с этим чудовищем. - Пойди и заверши то, что ты хотел сделать. Я чувствую в воздухе феромоны желания. Твоего желания! Твоего - но не ко мне!!! Овладей этой штучкой, давай! Соверши коитус с дырявоголовой отключившейся дурой! Твои бесстыжие размашистые скрипучие фрикции совсем меня не побеспокоят. Иди же, чего ты ждёшь?
- Что ты говоришь, что ты говоришь, милая? - врач гладил впалую грудь Феоктисьи. - Как я могу? Я твой и только твой ныне и присно...
- Я тебе обуза, - женщина безвольно уронила руку на шевелюру Фёдора. - И ты! Ты меня не любишь, нет! Ты хочешь от меня избавиться!
Фёдор стиснул кулаки и заорал, брызгая слюной в лицо женщине:
- Хрен ли ты врёшь, падла! Ты моя богиня, ты открыла мне мир анатомии и хирургии, спасибо тебе, но я пошёл дальше! Я умею работать с мозгом! Кто говорил, что я напрасно трачусь? Кто утверждал, что залить инфу в подкорку не удастся? Ты брюзжала долгих три года, пока я работал... да, я ошибался... да, приходилось начинать снова и снова... Но знай: через пару минут эта фифочка на кушетке будет знать джиу-джитсу!
- Вздор, всё вздор... Моё сердце плачет, нет тебе оправдания, - шепчущие растрескавшиеся губы Феоктисьи касались уха Фёдора. - Овладей мной, любимый. Овладей сейчас же... словно это наш последний раз... Впердоль мне по первое!
Их губы встретились, а объятья сомкнулись. Он бережно переложил Феоктисью на халат...
- Ты был, как всегда великолепен, - продышала она Фёдору в ухо через некоторое время. - Помни меня и люби, несносный мальчишка. Как я тебя любила все эти годы.
Плачущий от какой-то нечеловечески безысходной истомы Фёдор не видел, как рука Феоктисьи нашла коляску и нащупала под сидением длинный, остро заточенный нож. Когда мужчина чуть отстранился от Феоктисьи, чтобы посмотреть на экран монитора, она размашисто полоснула себя по шее, открывая яремную вену, сонную артерию... Кровь брызнула на лицо и грудь Фёдора.
Он закричал.
Рука Феоктисьи выронила нож и сжала запястье возлюбленного последним сжатием.
Кровь толчками выходила из сосудов, затем просто полилась сплошной нескончаемой волной.
Потом Феоктисья умерла и обмякла, гулко ударившись головой о бетонный пол операционной.
Некоторое время Фёдор держал в объятиях самого близкого ему человека, потом поковылял, оттирая лицо от крови и слёз, к кушетке.
"Загрузка завершилась успешно", - докладывала надпись на экране. Пациентка была жива.
Врач аккуратно вынул все электроды, стараясь не думать о своей личной трагедии.
Затем он взял в руки фрагмент черепа, который надлежало вернуть на место. Что-то привлекло внимание Фёдора, когда он мельком взглянул на внутреннюю сторону кости.
- Сволочи!!!! - заорал доктор, рассмотрев эту самую сторону. - Суки и гады!!!
Он в отчаянье отбросил фрагмент. Тот покатился по полу, гулко стуча, и, наконец, уткнулся в тело Феоктисьи, покрутился на месте и упал внешней стороной вниз.
На белой внутренней поверхности была надпись: "Центр Американского Английского Языка". Ниже было приписано более мелким шрифтом: "Запись бизнес-курса произведена с последующим закрытием общей сессии мозговой записи в связи с показаниями медицинских исследований".
Для Фёдора это означало только одно: его информация не была записана.
Девушка была заблокированной.
В безотчётной ярости, которая сухим протокольным языком называется состоянием аффекта, доктор схватил ланцет и нанёс несколько ударов в мозг пациентки. Тело её дёргалось. Один глаз полуоткрылся.
Монотонно повторяющися чавкающий звук чуть охладил пыл Фёдора.
Фёдор остановил ланцет, посмотрел на содеянное и застонал, блуждая взглядом по операционной: от пациенки к Феоктисье, от Феоктисьи к компьютеру...
Врач увидел, как на экране монитора проявилась надпись "Убей Центр американского английского языка".
- Здравая мысль, - хрипло сказал Фёдор.
Он прошёл к раковине, отмыл ланцет. Затем взял расчёску и привёл в порядок волосы: не идти же в образовательный центр неопрятным.
Потом Фёдор вышел из операционной на улицу, почёсывая ручкой ланцета голую задницу.
Ласково светило утреннее солнышко, каждым килоджоулем энергии помогая жизни и любви.
