Аннотация: Cтоя на красный на светофоре, он увидел молодую женщину, переходящую дорогу. Она толкала перед собой красивую импортную коляску, внутри которой, вероятно, лежал ее ребенок. Скорее всего, лапочка-дочка. Коляска-то красная. Женщина не обращала внимания на нервно подергивающиеся машины. Она шла неторопливо, широко улыбаясь существу внутри коляски. У нее была удивительная обворожительная улыбка. Так может улыбаться лишь счастливая мать. Молодая мама... Стоп! Максим вдруг понял, чего не сделал. Он не разговаривал с мамой! Как же так, Максим Батькович! Ты получил благословение отца, но совсем упустил из виду, что пуповиной человек связан именно с матерью. Кто, как не мать, чувствует свое дитя. Кто, как не мама, ощущает, что может ожидать ребенка в будущем.
Nine (девять)...
Максим уже на следующий день выехал к Шелесту, презрев отягчающее обстоятельство, что его пасут две пары глаз и полтора десятка ушей. Он не без труда отыскал в промышленно-коммунальной зоне старенький просторный ангар, когда-то служивший складом металлоконструкций. Около входа парковались несколько легковых автомобилей, включая "пятерку" Данилы. Ангар был пуст, но внутри шли монтажные работы. Из-под кровли сыпались искры сварки, работала бетономешалка, суетились рабочие, разматывая катушку с кабелем. В углу громоздились ящики с непонятным оборудованием. Под потолком было смонтировано нечто вроде антресоли с несколькими стеклянно-металлическими комнатками, напоминающими аквариумы. Там горел свет, двигались фигурки людей. Вероятно, это офис. Наверх вела лестница.
Это и был упомянутый Даней цех, в котором он с компаньонами "занимался кузовщиной". К Максиму подошел накачанный мужчина неопределенного возраста, одетый в короткую куртку черной кожи и темно-синие джинсы. Спортивная комплекция, стрижка, нагловатый взгляд и повадки выдавали в нем приверженца методов жизни по Робину Гуду.
- Вы чё-то хотели? - он подошел вплотную, отрезая путь к выходу.
- Данила Шелест здесь? - Максиму стало неприятно.
- Ну, здесь, - мужчина сунул кулаки в карманы куртки. - А вы чё хотели?
- Он ждет меня. - Максим посмотрел на антресоль. - Он там? Я поднимусь?
- По какому вопросу?
- По личному. - Максим не понимал, к чему этот беспардонный допрос.
- По какому личному? - с сомнением процедил стриженый, почесав шею. - Подожди здесь. Я узнаю. Ты кто вообще?
- Максим Бобров.
Он неторопливо вперевалочку поднялся по лесенке, исчезнув в крайнем аквариуме. Через минуту дверь комнатенки распахнулась. По лестнице кубарем скатился улыбающийся Данила. Генеральный директор был неотразим. Отглаженные брюки, белоснежная рубашка, дорогой галстук и сияющие черные башмаки.
- Вай, какие люди без охраны! - подскочил он, протягивая руку. - Здравствуй, Максим. Хорошо, что приехал. Пошли ко мне.
- Зато у тебя с охраной проблем нет, - Максим посмотрел наверх, откуда за ними наблюдал лысый качок. - Твой янычар чуть автобиографию писать не заставил.
- Это тоже надо, Максим, - красноречиво усмехнулся Данила. - Без этого сейчас никак. Бизнес без "крыши" - как курица без перьев.
- Ты хорошо выглядишь. Настоящий босс.
- Встреча сегодня с инвесторами, - отмахнулся Шелест. - Не люблю эти условности. Но к банкирам в джинсах нельзя являться.
Максим провел у Данилы полтора часа. На осмотр хозяйства ушло десять минут. Смотреть было нечего. Максиму пришлось слушать, сидя за чашкой кофе в прокуренном кабинете, который Даня делил с Артуром и третьим компаньоном.
Данила не без самодовольства поведал, как пришел к выводу, что в автомобильном городе самые большие деньги следует поднимать на автомобилях. Но в этот калашный ряд просто так не пустят. Значит, имеет смысл подумать о чем-то, что связано с автомобилями и приносит гарантированный доход. Сопутствующий, так сказать, бизнес. Первое, что приходит в голову - рынок автомобильных запчастей. Недальновидные люди занимаются их продажей. Данила решил пойти дальше. Он задумал производство. Собственное производство автозапчастей.
Он проанализировал личные связи и возможности, обозрел специфику рынка, вывел кривую спроса-предложения, подсчитал финансово-экономическую сторону и решил, что организовать производство кузовных деталей - раз плюнуть.
Что для этого надо?
Цех, склад, оборудование и персонал. Всё. Ну, еще денег энное количество. Чтобы приобрести помещение и прессы. Заказать технологическую оснастку, закупить сырье, нанять людей. Какие проблемы?
Остальное - не есть трудности. Сбыт гарантирован. Это же кузовщина! Вначале грамотно вычленяем номенклатуру. Данила, будучи бывалым автолюбителем, знает, что требует рынок в первую очередь. Во все времена требуются крылья! Именно они быстро ржавеют и гниют. Именно им достается больше всего в дорожно-транспортных происшествиях. Крылья - вечная тема!
В настоящее время первый этап бизнес-плана подходит к завершению.
На кредитные средства, которые Данила взял в банке под залог родительского дома, он выкупил ангар и запустил строительно-монтажный цикл. Удалось даже частично оплатить пару отечественных прессов. Это их видел Максим, гуляя по цеху. Прессы бэушные, но в приличном состоянии. На первое время должно хватить.
Руководящий состав фирмы уже подобран. Директорат, секретариат, бухгалтерия и даже охрана. Далее предстоит нанять исполнительный персонал, которому также необходимо платить зарплату. На этом кредите Данила рассчитывает протянуть еще пару месяцев. В первоначальные расчеты вносит коррекцию инфляция. Все дорожает. Это не страшно. Это преодолимо.
Данила ведет переговоры с банком о втором кредите. У него неплохо получается. Банкиры отлично понимают, что их капиталы вернутся с жирными процентами. Производство - это гарантированный возврат вложенных средств. Дайте только срок. Как только отштампуется первое товарное крыло, денежки потекут рекой.
Почему Данила уверен в этом? Его крылья будут улетать со свистом. Им предстоит являть собой совершенно фантастическое сочетание цены и качества. Такие запчасти не могут не продаваться. Ведь Данила заманил к себе Артура, а он гений в вопросах штамповки. У него красный диплом. Его уговаривали идти в аспирантуру. Артур знает все о том, как обрабатывать металлы давлением. Его диплом выставлялся на международном конкурсе работ молодых ученых. Так-то. Кадры, господа, решают всё.
В том числе, кадры помогают богатеть или способствуют разорению. Именно по этой причине Данила пригласил к себе третьего соратника - коммерческого директора Кирилла. Максим знает этого тридцатилетнего белобрысого проныру. Он неплохо зарекомендовал себя в группе закупок. Вроде экономист по образованию. Прекрасно ориентируется в хозяйственно-договорных вопросах. Кирилл подался на волю сразу после смерти Виталия Владленовича. Успел поработать в солидных коммерческих структурах. На его счету несколько десятков удачных сделок. Про Кирилла уважительно поговаривают, что у него врожденный нюх на деньги. Данила доверил ему прокручивание свободных финансовых средств. Без голимой коммерции сейчас никак. Деньги должны работать.
Данилу не устраивает технический директор. Это немолодой мужчина пятидесяти с небольшим лет, который всю жизнь работал прорабом. Он неплохо тянет вопросы стройки и монтажа, но этот этап близок к завершению. Далее предстоит нелегкий период старта и запуска в работу оборудования. У Данилы серьезные сомнения, что прораб справится. Кроме того, возникнет необходимость технического обслуживания прессов, организация ремонтной службы и прочие эксплуатационные заморочки. К этому приплюсуется хозяйственно-коммунальная часть. Электричество, отопление, вода, сжатый воздух. Вентили, кабели, трубы, лампочки. Телефонная связь, содержание здания и прилегающей территории. Контакты со сторонними организациями и всевозможными контрольно-надзорными органами.
Это очень серьезный фронт работы. Данила предлагает возглавить это направление Максиму. Он готов положить ему зарплату вдвое больше, чем на заводе. Гарантирует увеличение оплаты в случае роста инфляции. Максиму предстоит много ездить. Бензин и ремонт автомобиля также за счет фирмы. Когда цех выйдет на запланированные объемы производства, каждый руководитель будет получать процент от прибыли. Данила понимает, что хорошо работает только тот, кто заинтересован в конечном результате. Это не социалистическое предприятие. Это бизнес нового типа.
- Я дуб в прессах, Данила, - покачал головой Максим. - И я никогда не занимался эксплуатацией зданий. У меня мало опыта управления людьми. Ты уверен, что тебе нужен я?
- Был бы не уверен, не предложил бы, - серьезно ответил Даня. - Это не сложнее того, чем ты занимаешься на заводе. Не боги горшки обжигают, Максим. Я тоже раньше не занимался регистрацией фирм, организацией прессового производства и стройкой. Не занимался кадрами, кредитами и бандитами, прости за каламбур. Всему можно обучиться, было бы желание. Я в тебе уверен. Ты сможешь, хотя Лукич и охарактеризовал тебя как пожизненного исполнителя.
- Лукич? - удивился Максим.
- Да, Максим, - Данила бросил в пепельницу окурок. - Я разговаривал с ним о тебе. Ты извини, я хочу знать, с кем мне предстоит работать. Отдавая должное твоей работоспособности, он так и сказал: "Максим при всех своих знаниях, талантах и опыте - отличный исполнитель. Но не более того". Я с ним не согласен. У меня на этот счет свое мнение. Я думаю, ты вполне потянешь работу технического директора.
Максим ощутил внутри укол самолюбия. Ах, Лукич! Всего лишь исполнитель? А кто предлагал возглавить лабораторию? Жаба душит людей? Не зарекайтесь от сумы. Не зарекайтесь от тюрьмы. Не зарекайтесь и от нее - жабы душащей.
- Время подумать дашь?
- Конечно. - Данила допил кофе, поморщился. - Пару недель у тебя есть. Подумай. Но я бы хотел видеть тебя в моей фирме, Максим. Мне претит кормить засранцев с улицы, которым плевать на меня и мой бизнес. Я хочу работать со своими людьми. Наше время пришло. Жить достойно должны лишь те, кто шел к этому. Ты, Максим, из этой когорты людей. Каждому - по способностям.
Eight (восемь)...
Этот пункт увольнительного сценария оказался наиболее коротким и легким. После собеседования у Шелеста Максим планировал навести справки о его компаньонах. Того, что сообщил Даня, вполне достаточно. Про Артура мало чего известно. Ему нет и тридцати, он холост. В городе недавно, на заводе поработал всего ничего. В прошлом подвизался в науке где-то в Новосибирске. Серьезный, умный, образованный, знает чего хочет от жизни. Готов работать как вол. Милостей ему ждать не от кого, и неоткуда. Отличный специалист по железу. Это хорошо. Все беды в мире от неучей и профанов.
Коммерческого Кирилла Максим знает. Общались в пору великих закупочных компаний. Вместе работали в командировках. Толковый мужик, хотя циник по жизни. Но его дело - деньги. А деньги не пахнут. Излишний морализм в финансовых вопросах вредит.
Что еще? Вернее, кто еще? Непосредственно Даниил Шелест. Генеральный директор. Почему, интересно, генеральный? Чем отличается генеральный директор от просто директора? Наверное, тем же, чем "Вход запрещен!" от "... строго запрещен!" Пусть будет генеральный. Своя рука владыка.
Вот, собственно, и всё.
Seven (семь)...
Это самое тяжелое. Первый предметный разговор с Викой. Максим знает, что говорить дома нельзя. Это тот самый случай, когда стены не помогают. Если человеку неприятен разговор, его сознание начинает биться в тесноте небольшого помещения, отрицая договоренность и приход к общему мнению. Он предпринял уже опробованную тактику - завел беседу вне дома, во время вечерней прогулки вдоль реки. Вид водного простора, высокое голубое небо и горная гряда на противоположном берегу неплохо сглаживают душевную сумятицу.
С небольшими вариациями Вика выговорила мужу те же возражения, что и раньше. Без излишней нервозности, но твердо и последовательно. Ей не нравится, что Максим хочет заниматься тем, в чем неспециалист. Разве это можно считать интересной работой, достойной мужчины? Какое еще производство кузовных деталей? Эти якобы жутко востребованные запчасти в гигантских масштабах клепает автомобильный завод. Это любому дураку известно. В магазинах горы этих крыльев. Это производство - утопия. Эта большая зарплата - фикция. И при чем здесь зарплата? Не хлебом единым жив человек.
Она не понимает, почему Максим доверяется какому-то Дане Шелесту. Она что-то не помнит, чтобы Максим уж очень уважительно отзывался об этом человеке раньше. И вообще, если предпринимать такой серьезный шаг, как увольнение с завода, надо искать серьезную действующую организацию. Большую, солидную, стабильно работающую. У которой гарантированное будущее. Идти в шарашкину контору, неизвестно к кому, на дурацкую надуманную должность, - ошибка, глупость и мальчишество.
Ах, видите ли, он теперь технический директор!
Six (шесть)...
Придумав несуществующие дела за забором, Максим наведался к отцу. С батей лучше всего общаться на профессиональные темы в служебной обстановке. В своем кабинете отец более всего приспособлен говорить о работе. Ничего не отвлекает, не расслабляет, не дезориентирует.
Он коротко изложил отцу план. К удивлению Максима отец отнесся к затее вполне терпимо. Батя задал несколько вопросов, уточняя смысл Даниной идеи. Прояснил роль сына. Подумав немного, сказал, что настоящему мужику рано или поздно необходимо выдвигаться на новые жизненные рубежи. Всему свое время. Максим уже вырос из коротких инженерных штанишек. Это неплохой вариант, если фирма не разорится раньше времени. Если Максим уверен в людях, которые зовут его в дело, то попробовать стоит.
И, говоря по секрету, оставаться далее на заводе бессмысленно. Строительство жилья практически прекращено. Социальные программы работают все менее эффективно. Толковый народ уходит. Особенно молодежь. Многие дети руководителей покинули автогигант. Это уже тенденция. Если Максим решил, что сможет прожить без теплой заводской трубы - карты в руки. Хотя, по-отцовски, и по-человечески бате очень жаль. У Макса могла сложиться очень даже неплохая карьера, если бы не развал страны, коллапс экономики и лихорадочные корчи автозавода.
Но в этом заключено основное назначение мужика - первым принимать на себя удары судьбы в эпоху перемен.
Five (пять)...
Максим усилил тренировки дублера. Хотя, Дима уже не дублер. Он без пяти минут преемник. Максим коротко сообщил стажеру, что очень скоро ему предстоит работать самостоятельно. Дима все понял. Ему стало и радостно, и грустно одновременно. В отличие от других молодых, он станет полноправным хозяином собственного огорода. И какого огорода! Не оттрубив положенных нескольких лет в роли Санчо Пансы. Но так скоро расставаться с опытнейшим наставником ему тоже не хочется. Он слишком явственно ощущает, насколько мощный источник ценной информации будет безвозвратно утерян.
Дима с неустанным усердием бомбардирует Максима вопросами, тщательно записывая узнанное в тетрадочку. Максим, усмехаясь, вспоминал себя. Дима такой же добросовестный писатель, как когда-то был Максим. Молодец, пацан. На память надейся, но сам не плошай.
Незадолго до расставания Дима осторожно осведомился, можно ли будет звонить Максиму, если возникнут трудности с ремонтом. Или какие либо другие затруднения. Ведь он работает совсем недавно. Всякое может случиться.
Максиму стало приятно. Ему отдают должное. Конечно, можно. Даже нужно.
Все мы когда-то были молодыми и зелеными. Бравировать перед молодежью жизненным опытом - удел самовлюбленных уродов и престарелых неудачников.
Еще неизвестно, кому удастся в жизни достичь большего.
Молодость - это не порок.
Это разбег.
Four (четыре)...
Несколько дней Максим не чувствовал следующего шага. Должно произойти что-то очень важное. Что-то, без чего нельзя обойтись. Какое-то необходимое условие последующих телодвижений.
В тот день, стоя на красный на светофоре, он увидел молодую женщину, переходящую дорогу. Она толкала перед собой красивую импортную коляску, внутри которой, вероятно, лежал ее ребенок. Скорее всего, лапочка-дочка. Коляска-то красная. Женщина не обращала внимания на нервно подергивающиеся машины. Она шла неторопливо, широко улыбаясь тому существу, которое находилось внутри коляски. У нее была удивительная обворожительная улыбка. Так может улыбаться лишь счастливая мать. Молодая мама...
Стоп!
Максим вдруг понял, чего не сделал. Он не разговаривал с мамой! Он непременно должен поговорить с матушкой. Как же так, Максим Батькович! Ты получил благословение отца, но совсем упустил из виду, что пуповиной человек связан именно с матерью. Кто, как не мать, чувствует свое дитя. Кто, как не мама, ощущает, что может ожидать ребенка в будущем.
Мама благословила Максима на этот рывок. Она понимает, что ему страшновато. Она видит, что он принимает на себя нелегкий груз ответственности. Его отец всегда поступал так же. Мужчина не имеет права быть слабым и врать себе. Если он созрел для перехода в новое качество, ему не с кем делить эту ношу. Незачем испрашивать совета у тех, кого приручил.
Прирученные живут днем сегодняшним. Но, чтобы каждый новый день был светлым и радостным, кто-то должен заранее позаботиться об этом. Кто-то должен принимать решения о том, как жить дальше.
Three (три)...
Максим повторно наведался к Шелесту. Известил о том, что принимает его предложение. Сообщил о сроках увольнения. Попросил еще раз обрисовать задачи. Уточнил размер оплаты. Более тщательно осмотрел цех. Отметил, что смонтирован первый пресс. В дальнем пролете заканчивают обустройство склада для сырья и готовой продукции. Там высятся стеллажи. Под потолком смонтирована кран-балка.
Темп работы не снижен. Скорее наоборот. Вокруг ангара возведен забор. Въезд на территорию через КПП. Пропускной режим. Прилегающая территория облагорожена. Вывезен строительный мусор. Это становится похоже на маленький завод.
Это притягивает Максима, как магнит.
Two (два)...
Вика сражалась до последнего. Она еще надеялась на чудо. Ее правильно устроенная натура отказывалась верить, что Максим сделает это. Ведь Максим тоже устроен правильно. Никогда раньше муж не совершал глупостей. Он всегда отличался крайне взвешенным подходом ко всему, что касается семьи, работы и карьеры.
Но его будто подменили. Он стал другим. В его глазах застыла напряженная решительность. Он делает вид, что советуется с ней, но она чувствует, что это лишь ширма. Он все решил. Он уже там - на новой работе. Она почти физически ощущает, как тяжело ему дорабатывать последние дни на заводе. Отправляясь туда, где его уже ничто не держит, он похож на зомби.
Но почему другие мужики ежедневно отправляются туда же, ничуть не удручая себя подобными терзаниями? Что мешает Максиму так же спокойно жить и работать? Неужели это так невыносимо? Ведь можно потерпеть ради семейного спокойствия. Другие же терпят.
Вика не смирилась. Но она с каждым днем чувствовала приближение чего-то нового. Это новое не нравится ей. Это новое несет угрозу ее семье. Она не знает, что можно этому противопоставить. Такого с ней ранее не случалось. Ее жизненный опыт бессилен в подобных ситуациях. Вика поняла, что осталось одно - ждать. Ей также надоела неопределенность.
Она ждала. Лёнька тоже ждал.
Они оба превратились в ожидание.
One (один)...
Максим не понимает себя. Уже несколько дней он ничего не предпринимает. Он знает, что измучил жену и сына. Они устали. Им гораздо тяжелее, чем ему. Он, хотя бы, уже созрел и знает, что его ожидает. Им же сейчас крайне необходима ясность. Как говорят, лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Он не врет им, но задержка в планах продлевает неизвестность. Они слишком долго живут в неопределенном ожидании.
Они уже не отговаривают его. С ним никто не спорит. Что толку спорить с настырным мужиком, которого понесло. Они просто хотят, чтобы это поскорее закончилось. Пусть делает, что хочет. Чем бы дитя не тешилось. Бог ему судья. Будь, что будет. Но муж и папа почему-то тянет резину.
Максим понимает, что еще чуть-чуть, и он посеет в них спасительную надежду, что опомнился. Перебесился, перегорел, образумился. Сделал правильные выводы и зажил дальше. Как прежде. Вдумчиво, спокойно и счастливо.
Этого допускать нельзя. Это будет издевательством над родными людьми.
Но к старому возврата нет. Со старым покончено.
Каждое утро он дает себе слово, что сделает это сегодня. Напишет заявление об увольнении. И каждый последующий день что-то сдерживает его. Осталась самая малость. Совершить простейшее действие. Взять листок бумаги, ручку и написать несколько слов.
Всё. Он уверен, что все закончится в тот же день. Его даже не заставят отрабатывать обязательные две недели. Медведкин не захочет лицезреть Максима Боброва ни одной лишней секунды в своем серпентарии, как только поймет, что проиграл битву.
Каждый вечер Максим возвращается домой и натыкается на молчаливый вопрошающий взгляд жены: "Ну? Ты уволился? Чего ты тянешь? Сколько еще ждать?"
Максим не знает. Но это не должно, не может просто произойти.
Это должно войти в его жизнь как-то по особенному.
Как? Этого он тоже пока не знает. Это с ним впервые.
Максим ждет сигнала.
Ze-ro-(0)...
Тем июньским утром Максим проснулся намного раньше, чем обычно. Около половины пятого. Он вдруг понял, что не спит. Самопроизвольно открылись глаза. Сна нет. Максим почему-то не удивился, хотя столь ранние подъемы ему не свойственны.
Наоборот, он любитель поваляться полчасика после пробуждения. Подремать несколько лишних минут. Он не понимает людей, вылетающих из утренней постели как из рогатки. Утро надо почувствовать. День положено услышать. Будущее необходимо ощутить, чтобы гармонично войти в него.
Он лежал, прислушиваясь к себе. Он спокоен. Он великолепно выспался, чего с ним давно не случалось. Он чувствует себя приподнято. Он хочет встать и идти.
В открытую балконную дверь доносится птичий гомон. Не только петухи извещают о рассвете. В такую рань все пернатые отчаянно голосят, сообщая миру о рождении нового дня. Но в это время у людей самый крепкий сон. Новый день рождается без нашего участия.
Максим покосился на Вику. Она тихонько посапывает рядом. Сердце наполнилось нежностью. Спящие женщины поразительно напоминают детей. Лицо, не контролируемое внутренним цензором, разглаживается. В уголках губ спрятана безмятежная улыбка. Иногда - обида. Женщину легко обидеть. Лицо спящей женщины отражает ее состояние в момент засыпания.
Максим осторожно встал, тихо вышел на балкон.
Небо бездонно-голубое. Первые лучи солнца робко пронзают плотный утренний воздух. Полное безлюдье. Только пение птиц.
Максим прокрался в ванную. Когда он, стараясь не шуметь, завершал утренний моцион, дверь приоткрылась, явив удивленное лицо Вики. Из-за ее спины выглядывал заспанный Лёнька.
- Ты чего ни свет, ни заря вскочил? - спросила жена.
- Мне сегодня пораньше надо.
Вика пожала плечами. Ленька сходил в туалет, утопал на свой диванчик. Вика ушла досыпать, включив чайник.
Когда Максим отворил входную дверь, она вышла к нему, кутаясь в короткий халатик. Она не спала. В ее глазах, еще не доведенных до совершенства косметикой, стоял немой вопрос: "Сегодня?"
Максим поцеловал любимую.
Да, малыш. Это случится сегодня.
Прости, что не сделал этого раньше.
Он шел на автостоянку. Выйдя из дому, Максим сразу осознал, что в такой день не может ехать на работу в общественном транспорте. Он поехал на машине. По совершенно пустому городу. С каждой минутой ощущая нарастающий мандраж. Неужели сегодня?
Поставив машину у проходной, - он сегодня первый, - Максим прошел под удивленными взглядами вохрушек на территорию. Какая нужда принесла человека на работу в такую рань? Наверное, этот молодой мужчина очень любит свою работу. Везет людям. Их работу и работой-то назвать нельзя. Стоять столбом целыми днями, мучительно соображая, остановить или не остановить. Задержать или отпустить? Обыскать или пусть идет себе с Богом?
Максим прошел в цех. Такого цеха он никогда не видел. Ни человечка. Рабочие только еще едут на работу, утрамбовавшись в переполненные автобусы.
Тишина. Ни одного технического звука. По цеху летают воробьи.
Максим обошел свои станки. По одному. Их теперь много. С каждым из них Максима что-то связывает. О каждом можно рассказать что-то интересное.
Теперь это железо Димы. Максим знает, что у станков не будет повода упрекнуть бывшего хозяина в том, что бросил их на произвол судьбы.
Около американца он задержался.
Раны на дверцах электрошкафа остались. Никто не отрихтовал вмятин. Данила ушел, не выполнив обещания. Шрамы лишь аккуратно подкрасили серой краской. Это Иван Петрович постарался, больше некому.
А это что за свинство? Какая тварь покусилась?
Кто-то украл со станка фирменную табличку. Не примитивный жестяной шильдик с мелким типографским текстом. Толстенное сталелитое произведение искусства, покрытое алой эмалью. Название, модель, адрес изготовителя, страна происхождения. Какая-то сволочь позарилась. Если бы Максим знал заранее, свинтил бы сам. На память. По крайней мере, у него больше морального права владеть такой реликвией. Что ж, неизвестный ворюга. Вряд ли она принесет тебе счастье.
Прощай, янки. Не поминай лихом.
Максим вышел из корпуса. Через проходную уже вливались первые волны рабочего класса. Максим медленно шел вдоль здания. На него удивленно поглядывали. Он ускорил шаг, стараясь не растерять настрой. Через несколько минут он дошел до своего любимого места. Попытался ощутить особое медитативное состояние, в котором обычно пребывал, стоя тут один. Или сидя, как в тот раз, когда пришел сюда впервые. Тогда он сидел на куске доски. Теперь здесь установлена крепкая лавочка. Все течет и изменяется в этой жизни.
Максим сел на лавку. Достал сигареты, закурил.
Странно. Он никогда здесь не курил. Не хотелось. Не требовалось. Получалось отключаться без табака. Было вполне хорошо без курева. Раньше было.
Сегодня, сидя на свежевкопанной в землю скамейке, Максиму не удается войти в привычный транс. Не отпускает какое-то новое ощущение. Он чувствует себя лишним. Это не его лавка. Не его место.
Максим поднялся на этаж. Открыл лабораторию своим ключом. Он специально сделал дубликат, чтобы не зависеть от нового шефа. Надо отдать ключ Диме.
Пройдя на свое место, сел за стол. Огляделся. Рабочее место он официально отпишет преемнику. Пусть пользуется. Не хочется отдавать стол кому-то другому.
Послушав себя для верности еще несколько минут, Максим извлек из стола бумагу и ручку. Положив листок перед собой, глубоко вздохнул.
Медленно вывел каллиграфическим почерком, заметив, как оглушительно забухало в груди сердце: