Дедом Государя был Арадор. Его сын Араторн взял в жены Гилраэн, прозванную Прекрасной, дочь Дирхаэля, который вел свой род от Аранарта. Дирхаэль противился этому союзу, ибо Гилраэн была чересчур юна и еще не достигла того возраста, когда женщинам из племени дунаданцев было позволено вступать в брак. "Кроме того," - сказал он, - "Араторн - зрелый муж и суровый воин, и станет вождем раньше, чем того ожидают; однако сердце говорит мне, что ему суждена недолгая жизнь". На что Иворвен, его жена, также наделенная даром предвидения, возразила: "Тем большая нужда в спешке! Тьма сгущается перед бурей; грядут великие события. Если Араторн и Гилраэн сочетаются теперь, от этого союза может родиться надежда для нашего народа; если же они промедлят с венчанием, надежда не появится до конца этой эпохи". Случилось так, что когда минул лишь год со дня бракосочетания Араторна и Гилраэн, Арадор попал в засаду горных троллей в горах к северу от Раздола и был убит; вождем дунаданцев стал Араторн. Спустя еще год Гилраэн подарила ему сына; ему дали имя Арагорн. Однако Арагорну исполнилось всего только два года, когда Араторн вместе с сыновьями Элронда отправился в поход на орков, где его поразила в глаз оркская стрела; и вправду он прожил недолго для мужа из племени дунаданцев: ему было только шестьдесят лет, когда он встретил свою смерть. Тогда Арагорна, ставшего теперь наследником Исилдура, вместе с матерью взял к себе Элронд; он заменил Арагорну отца и полюбил его как собственного сына. Но называли его Эстель, что значит "Надежда"; и подлинное имя, и происхождение Арагорна по приказу Элронда держались от него в тайне, ибо Мудрым стало известно, что Враг разыскивает наследника Исилдура, если таковой остался на земле. Но когда Эстелю исполнилось только двадцать лет, случилось так, что он вернулся в Раздол, свершив великие подвиги, быв в одном отряде с сыновьями Элронда; властитель Раздола взглянул на него и возрадовался сердцем, ибо Арагорн превратился в прекрасного витязя благородного облика, и не по годам возмужал, хотя еще и не достиг полного развития телесных и душевных сил. И тогда же Элронд открыл ему его настоящее имя, рассказал, кто он и чей сын, и передал ему сокровища его дома. "Вот кольцо Бараира," - сказал он, - "издревле бывшее символом нашего рода; прими также обломки Нарсила. С помощью только их ты можешь свершить великие дела, ибо я предвижу, что тебе суждено прожить долгую жизнь, далеко превзойдя предел, положенный смертным, если только ты не перейдешь на сторону зла и будущие испытания не сломят тебя - многолетние трудные испытания. Скипетр Ануминаса я покуда оставлю у себя, ибо тебе еще предстоит его заслужить". На другой день в закатный час Арагорн один бродил по лесу; он напевал песню, и сердце пело в его груди, ибо он был полон надежд, а мир казался прекрасным. И в то время как он пел, перед ним явилась дева; она шла между стволами берез, и он замер в изумлении, думая, что грезит или же что ему предстало одно из тех видений, которые умеют вызывать эльфийские менестрели перед глазами тех, кто внимает их песням. Ибо Арагорн пел ту часть Песни о Лучиэни, где рассказывается, как Берен и Лучиэнь встретились в чаще Нелдорета. И, о диво! здесь, в Раздоле, перед ним явилась Лучиэнь, одетая в серебристо-голубое платье, прелестью своей напоминая чудные эльфийские сумерки; ее темные волосы развевал налетевший ветер, а чело ее украшали самоцветы, словно звезды. Мгновение Арагорн любовался ею в молчании, но, страшась, что она уйдет и исчезнет навеки, воззвал к ней: "Тинувиэль!" - в точности как Берен в Первую Эпоху бесчисленное множество веков назад. Тогда дева остановилась, с улыбкой обернулась к нему и спросила: "Кто ты? И почему зовешь меня этим именем?" Он отвечал: "Я подумал, что ты - Лучиэнь Тинувиэль, возвратившаяся из-за Нездешних Морей; о ней была моя песня. Но если ты не дочь Тингола, в тебе я узнаю ее возрожденный образ". "Не ты один," - печально сказала дева. "Все же я ношу другое имя. Хотя, как знать, быть может, мне и суждено повторить ее судьбу. Но назовись мне сам!" "Прежде меня называли Эстель," - сказал он, - "однако мое настоящее имя - Арагорн, сын Араторна, наследник Исилдура, предводитель дунаданцев," - но, говоря это, чувствовал, что высота его происхождения, сознание которой наполняло его сердце восторгом, ничто рядом с ее несказанной прелестью и благородством. Но она весело рассмеялась и ответила: "Стало быть, мы с тобой в родстве. Ибо я дочь Элронда, Арвен; я также зовусь Андомиэлью". "В теперешние грозные дни", сказал в ответ Арагорн, "не в диковину видеть, как владетели великих сокровищ хоронят их за семью замками, дабы уберечь от врага. Но я дивлюсь на Элронда и твоих братьев; в Раздоле прошло мое детство, однако я даже не слышал о тебе. Как могло случиться, что мы ни разу не встречались? Ужели и твой отец держал свое сокровище под замком?" "Нет", - отвечала Арвен, и поглядела на горы, вздымавшиеся на востоке. "Я долго жила у своих родичей с материнской стороны, в далеком Кветлориэне. Я лишь недавно возвратилась, чтобы повидать отца. Уже многие годы я не ступала на землю Имладриса". Арагорн был удивлен, услышав такие слова; Арвен казалась его ровесницей, а ему минуло лишь двадцать лет. Она же взглянула ему в глаза и сказала: "Не дивись! Детям Элронда дарована вечная юность Эльдаров". В изумлении он узрел нездешний свет в ее очах и мудрость, что дает только жизненный опыт; и с этого часа полюбил Арвен Андомиэль, дочь Элронда. В последующие дни Арагорн был молчалив; мать его почувствовала, что тому причиной какое-то необыкновенное происшествие; наконец он поддался на ее расспросы и поведал ей о своей встрече с дочерью Элронда в сумерки под стволами берез. "Сын мой," - сказала на это Гилраэн, - "ты метишь чересчур высоко. Ты - потомок многих князей, но эта дева - прекраснейшая и благороднейшая из всех дев и жен, когда-либо ступавших по земле. И не годится смертному искать руки эльфийской царевны". "Однако и во мне течет та же кровь", - сказал Арагорн, - "если правда то, что я слышал о своих предках". "Это правда," - отвечала Гилраэн, - "но тем событиям минуло уж бесчисленное множество лет. То было в иную эпоху, в дни нашего расцвета. И потому мне страшно, сын мой: если не будет на то воли владыки Элронда, потомки Исилдура скоро переведутся на земле. Но едва ли ты получишь согласие Элронда, если заговоришь с ним об этом". "Тогда мне суждена жизнь, полная горечи неизбывной, и одинокие скитания в глуши," - сказал Арагорн. "Воистину так," - отвечала Гилраэн; но, хотя как и многие из ее рода и была наделена даром предвидения, она ничего более не сказала ему о своих предчувствиях, и никому ни словом не обмолвилась о признании сына. Однако Элронду было открыто многое; он умел читать в сердцах окружавших его. Как-то на исходе лета он призвал к себе Арагорна и сказал ему: "Выслушай меня, Арагорн, сын Араторна, предводитель дунаданцев! Тебе сужден особый удел: ты или вознесешься выше всех твоих предков со времен Элендила, или же на тебе прервется его род и дунаданцев-северян предадут забвению. Тебе предстоят долгие годы испытаний. Ниже тебя свяжут брачные узы или клятва верности со смертной или бессмертной женою, пока не придет твое время и ты не покажешь, что этого достоин". Тогда смятенный Арагорн спросил: "Ужели моя мать говорила с тобой?" "Нет," - отвечал Элронд. - "Твои глаза выдали тайну твоего сердца. И я не говорю лишь о моей дочери. Тебе также не сужден брак ни с одной из смертных жен. Но что до Арвен, царевны Имладриса и Лориэна, эльфийской Вечерней Звезды, она много превосходит тебя благородством происхождения и величиною жизненного опыта. Стольких эпох она была свидетельницей, что в сравнении с нею ты как едва принявшийся саженец рядом с многолетней березой. Ты тянешься слишком высоко. Мне сдается, что моя дочь и сама сознает свое превосходство. Но даже если Арвен и полюбит тебя, это будет для меня большим горем из-за особой судьбы, нам предначертанной". "Что же это за судьба?" - спросил Арагорн. "Покуда я остаюсь в мире смертных, Арвен суждена неувядаемая юность," - ответствовал Элронд, - "а когда мне придет срок покинуть Средиземье, она отправится со мной, если того пожелает". "Теперь я вижу," - сказал Арагорн, - "что посягнул на великое сокровище, не уступающее сокровищу Тингола, что когда-то возжелал Берен. Такова моя судьба". Внезапно недоброе предчувствие сжало ему сердце, и он воскликнул: "Увы, владыка! Сердце говорит мне, что вскоре исполнится срок твоему пребыванию в мире смертных, и для твоих детей время делать выбор - разлучиться с тобою или же со Средиземьем - близится". "Поистине так," - отвечал Элронд. - "Немалый срок для смертных, для нас это время пролетит как один миг. Но для моей возлюбленной дочери выбор будет прост - если только ты, Арагорн, сын Араторна, не встанешь между нами. Тогда одному из нас суждено горькое расставание - расставание навеки. Ты даже не сознаешь, сколь многого требуешь от меня". Он вздохнул и немного погодя, с печалью поглядев на юношу, заключил: "Будь что будет. Если мы и возобновим этот разговор, то лишь спустя долгие годы. Мрак сгущается; впереди нас ждут многие бедствия". Тогда Арагорн с любовью простился с Элрондом; на другой день он попрощался с матерью, с Арвен и всеми домашними и гостями Элронда, после чего пустился в долгие скитания. Почти тридцать лет он боролся против всеобщего Врага; он стал другом Гэндальфа Серого, у которого почерпнул много мудрости. С ним он пускался во многие гибельные странствия; но с годами все чаще отправлялся один. В долгих, суровых испытаниях он сделался угрюм; редко ему случалось улыбнуться. И все же облик его внушал почтение, когда он открывал свое истинное лицо: могучий витязь, король в изгнании. Он являлся во многих обличьях и стяжал славу под многими именами. Он был конником Ристании; предводителем воинов Гондора в битвах, что вел государь Эктелион, на суше и на море; в час победы он скрылся и память о нем стерлась у людей Запада. Он в одиночку отправился на восток, а дальше глубоко на юг; он изучал сердца людей, как добрых, так и дурных, разгадывая замыслы прислужников Саурона. Долгие годы испытаний закалили его, он приобрел искусность в ремеслах и великие познания; он был больше, чем простой смертный: он обладал недоступной людям мудростью, и в иные минуты взгляд его загорался огнем, который могли вынести немногие. Лицо его хранило выражение суровой печали, ибо он помнил, что говорилось в пророчестве о судьбе его и Севера; и все же в душе его все эти годы жила надежда, и порою наружу, как ключ из скалы, прорывалось веселье. Случилось так, что, когда Арагорну было сорок девять лет, он вернулся, пережив гибельные опасности, из края мрака, где вновь обосновался Саурон и готовил новые козни. Он хотел стряхнуть с себя многодневную усталость и думал отдохнуть в Раздоле, прежде чем отправиться в дальние страны; на пути его лежал Лориэн, и когда он оказался на границе Золотого Леса, Владычица Галадриэль допустила его в Заповедный Край. Он не знал, что в это время там была и Арвен Андомиэль, снова гостившая у своих родичей. Она почти не изменилась, ибо время было не властно над нею, и все же увеличилась ее печаль, и редко звучал ее смех. Но Арагорн превратился в могучего, зрелого витязя, и Галадриэль убедила его сбросить изношенное в дороге платье и облекла его в белые с серебром одежды; на плечи его накинули серебристо-серую мантию, а чело увенчал алмаз. Он казался теперь не усталым странником, но эльфийским витязем из-за Моря. И таким он впервые предстал перед Арвен после долгих лет их разлуки; и когда она увидела прекрасного воителя, шедшего к ней навстречу под золотыми деревьями Караса Галадхона, ее выбор был сделан, и судьба ее решилась. Несколько месяцев они вместе бродили по полянам Кветлориэна, пока не пришло ему время покинуть Благословенный Край. И вечером дня летнего солнцестояния Арагорн, сын Араторна, и Арвен, дочь Элронда, пошли к прекрасному холму, Серин Амроту, в сердце Лориэна, и босиком гуляли по покрывавшей его вечнозеленой траве, в которой цвели эланор и нифредил. И, стоя на вершине холма, они посмотрели в сторону Края Мрака на востоке, а затем - в сторону Заокраинного Края на западе, и поклялись друг другу в верности, и радовались в сердцах своих. И Арвен сказала: "На востоке сгущается тьма; и все же мое сердце полно надежды - ты, Эстель, будешь одним из тех, кто своею доблестью сумеет ее превозмочь". Но Арагорн отвечал: "Увы! Кто может знать наверняка? Мое будущее скрыто за непроглядной завесой. Но я буду жить твоею надеждой. И, пока жив, я буду бороться с тьмою и не стану прислужником зла. Однако и Заокраинный Край не для меня; ибо я смертен, и если ты, госпожа моя Вечерняя Звезда, соединишь свою судьбу с моею, путь на Запад будет закрыт и для тебя". Она долго стояла, неподвижная и безмолвная, подобная белоствольному дереву, глядя на запад, и под конец произнесла: "Я не покину тебя, Дунадан, и не уйду за Море. Все же в заповедных землях живет мой народ; там наши отчие края". Она очень любила отца. Когда Элронд узнал о выборе своей дочери, он ничего не сказал, хотя был глубоко опечален: он давно предвидел такую возможность, но оттого пережить это известие было ничуть не легче. Но когда Арагорн снова посетил Раздол, он призвал его и обратился к нему с такими словами: "Сын мой, пришли времена, когда надежда угасает, а будущее покрыто мраком. Теперь же и между нами пролегла тень. Быть может, мне суждено понести эту утрату - и она послужит продолжению рода властителей из Заморья. И потому, хотя ты мне мил как сын, я говорю тебе: Арвен Андомиэль не пожертвует своим бессмертием для менее великой цели. Ей быть твоею невестой, только если ты займешь великокняжеский престол и объединишь под своею властью и Гондор, и Арнор. Победа в этой войне сулит мне лишь горечь расставания - но ты сполна насладишься ее плодами. Увы, сын мой! Боюсь, что, когда придет срок, для Арвен ее выбор также покажется горек". Так между ними было все решено, и более ни один из них не заговорил об этом; Арагорн же снова отправился навстречу опасностям и тяжкому труду. И в последующие дни, пока над миром сгущалась тьма, страх оковывал Средиземье, мощь Саурона росла, а Барад Дур стал поистине неприступною крепостью, Арвен не покидала Раздола, и в мыслях своих она неотлучно следовала за Арагорном; в надежде на победу людей она изготовила для него великолепное знамя, под которым мог явиться лишь властитель из рода князей Нуменора и наследник Элендила. Несколько лет спустя Гилраэн покинула дом Элронда и вернулась в родные края, в Эриадор, где жила одна; она редко виделась с сыном, ибо он подолгу пропадал в дальних странах. Но как-то раз, когда Арагорну случилось вернуться в родные места, он навестил мать, и, прежде чем проститься с ним, она сказала: "Эстель, сын мой, сердце говорит мне, что мы не увидимся более. Годы дают о себе знать, и пуще того состарили меня заботы. У меня не достанет сил, чтобы встретить надвигающиеся лихие времена. Скоро придет пора мне покинуть этот мир". Арагорн пытался утешить ее, говоря: "Есть надежда, что вслед за непроглядной ночью настанет утро: я хотел бы, чтобы ты встретила его и радовалась ему вместе со мною". Она же отвечала ему такими словами: "Онен и-Эстель Эдаин, у-кебин эстель аним" ("Я подарила надежду своему народу; у меня же ее не осталось".) С тяжелым сердцем Арагорн ушел прочь. Гилраэн умерла тою же зимой. Вскоре развязалась война, о которой подробнее говорится в другом источнике: как нежданно нашлось средство низвергнуть Саурона, как сбылись самые отчаянные надежды. В час, когда поражение казалось неизбежным, морем пришел Арагорн и развернул знамя Арвен в битве на Пеленнорской равнине, и в тот день впервые был провозглашен Государем. И под конец, когда война была окончена, он вступил в свои права и получил корону Гондора и скипетр Арнора; и в день летнего солнцестояния того же года в Минас-Тирите, городе властителей из Заморья, он взял руку Арвен Андомиэли и назвал ее своей супругой. Третья Эпоха завершилась победой; сердца были полны надежды, и все же не последней из горестей, которые принесла она, было расставание Элронда и Арвен, ибо Море и участь, сужденная всем смертным, навеки - до конца мироздания - разлучали их. Когда Кольцо Всевластья было уничтожено, а Три кольца эльфов утратили свою силу, Элронд почувствовал, что ему необходим отдых от забот, и навеки покинул Средиземье. Арвен же уподобилась смертной женщине, однако ей суждено было умереть, лишь утратив прежде все, что принесли ей отказ от вечной жизни и победа над всеобщим Врагом. Великой княгиней Гондора, владычицею эльфов и людей, в великой славе и радости она прожила с Арагорном сто двадцать лет; и все же под конец он почувствовал приближение старости и понял, что близится окончание его земному существованию, хотя ему и дарована была небывало долгая жизнь. Тогда Арагорн сказал своей супруге: "Госпожа моя Вечерняя Звезда, прекраснейшая под солнцем и самая любимая! Пришло мое время. Победа принесла нам неслыханно богатые плоды, и мы сполна насладились ими; ныне настает час расплаты". Арвен поняла, что означали эти слова; она давно готовилась услышать их, и все же горечь этого мига оказалась слишком велика. "Неужто, государь, ты прежде срока покинешь свой народ, что живет твоими мудрыми велениями?" - сказала она. "Не прежде срока," - отвечал он. - "Если я не подчинюсь велению времени теперь, вскоре мне придется уйти поневоле. И сын наш Эльдарион вполне созрел для того, чтобы княжить". Затем, отправившись в Усыпальницу великих князей на Улице Безмолвия, Арагорн возлег на длинное ложе, что было для него приготовлено. Собрав вокруг себя семью и приближенных, он он простился с Эльдарионом и передал ему крылатую корону Гондора и скипетр Арнора; после этого все оставили его, кроме Арвен; она одна осталась стоять подле его ложа. И, презрев все, что подсказывала ей мудрость, свойственная эльфам, Арвен стала умолять его повременить немного. Годы еще не тяготили ее, и в первый раз ей пришлось вкусить горечь удела, избранного ею. "Царица Андомиэль," - отвечал Арагорн, - "это час сурового испытания, однако он был назначен в тот самый день, когда мы встретились под деревьями в саду Элронда, что ныне пришел в запустение. На холме Серин Амрота, когда мы отринули и тьму, и неизменно юные эльфийские сумерки, мы избрали эту участь. Загляни в свое сердце, возлюбленная: неужто ты хотела бы, чтобы я остался и дожил до той поры, когда превращусь в дряхлого, выжившего из ума старца? Нет, госпожа моя, я последний из Западных Рыцарей и единственный на земле властитель, в ком живет величие эпохи расцвета Нуменора; мне была дарована жизнь не только втрое большая, чем обычным смертным, но также свобода уйти по собственной воле и вернуть полученный дар. И теперь я воспользуюсь своим правом. Не говорю тебе слов утешения, ибо в мире смертных нет средства, чтобы приглушить горечь этого мига. В последний раз спроси у своего сердца, не раскаиваешься ли ты в своем решении - тогда ты вольна отправиться в Серебристую Гавань и унести с собой в Заокраинный Край память о тех днях, что мы провели вместе, которая вовеки не потускнеет, но будет не более чем памятью - или же ты подчинишься участи, уготованной смертным". "Увы, мой славный повелитель," - сказала она, - "для меня время выбирать давно миновало. Корабль более не ждет меня в Гавани, и мне так или иначе суждена эта участь: небытие и безмолвие. Но знай, властитель нуменорцев: только теперь я поняла твой народ и причину его падения. Я презирала их как отступников и глупцов, но сейчас мне их жаль. Ибо если это и в самом деле милость, дарованная людям Единым, как говорят Эльдары, нужно большое мужество, чтобы принять ее". "Поистине мужество и твердость," - ответствовал он. - "Встретим же с твердостью последнее испытание, как некогда отринули тьму и отказались от Кольца Всевластья. Мы уходим в печали, но все же надеясь. Помни! Мы не связаны навечно со здешним миром, а по ту сторону смерти живут не одни воспоминания. Прощай!" "Эстель, Эстель!" - вскричала она, а Арагорн взял ее руку и, поцеловав ее, уснул вечным сном. И преобразился, став в смерти прекраснее, нежели при жизни, так что все, кто являлся почтить его память, приходили в изумление; ибо в нем соединились красота, свойственная юности, мощь, обретенная им в расцвете сил, и мудрость и благородство его закатных дней. Долго он пролежал в Усыпальнице, являя собой воплощение величия властителей людей в их неомраченной славе до падения первых княжеств. Арвен же оставила Усыпальницу, и свет ее очей померк, и видевшим ее казалось, что она стала подобна зимним сумеркам, холодным и беззвездным. Она простилась с Эльдарионом, и со своими дочерьми, и со всеми, кого любила; она покинула Минас-Тирит и направилась в Лориэн, и там жила одна среди печальных деревьев до прихода зимы. Галадриэль и Селербэрн покинули Благословенный Край, и в опустевшем Лесу царило молчание. Наконец, когда мэллорны роняли листья, но но весна еще не наступила, она почила вечным сном на Серин Амроте; там и поныне находится ее могила, что зарастет сорной травою, лишь когда мир изменится и память об Арвен сотрется, а эланор и нифредил не будут более цвести к востоку от Моря. Такова повесть об Арагорне и Арвен, что мы пересказали в таком виде, в каком она дошла до нас с Юга; на этом наш рассказ о былых днях заканчивается.