Аннотация: Так просто, так легко - взять и разрушить, стереть с лица земли!
Вы чувствовали время?... Где оно?... В журчании шаловливого ручейка?... В монотонном течении усталой реки?... В бешеном потоке ниспадающего водопада?...
Или, быть может, оно в глазах беспомощной старушки? Вот она обречённо смотрит на шумящий грозными моторами мир прощаясь с ним безразличным взглядом... Ведь она скоро унесёт в небытие его очередную копию, которая уместилась в её ненадёжной старческой памяти... Память... А может быть время скрылось именно в ней?...
Я отвернулся от окна оставив старушку наедине с неизбежным и вернулся к чтению, чтобы впитывая текст букву за буквой, слово за словом, предложение за предложением погружаться в недра времени скрытого за строками, сквозь которые на меня глядят они... лики теней... И я вижу огромный Золотой Дворец Нерона, скрытый от взора моих современников толщей земли... я вижу сверкающие под лучами солнца спины рыб в искусственном озере... я вижу плавно опускающиеся с высокого купола лепестки роз... я чувствую незнакомый аромат давно исчезнувших цветов... и я слышу, отчётливо слышу, как из глубины дворца доносятся шаги его босых ног, скользящих по глади мрамора... Вот он... средний рост, красивое лицо, толстая шея, немного пузатый живот и дисгармонирующе тонкие ноги...
Он приближается всё ближе и ближе, погружённый в свои мысли... и уже до меня долетает его дыхание... каждый его вдох и выдох...
Ещё пару шагов и он предомной... И стоило мне только уступить ему дорогу как он отвлёкся от своих размышлений и прямо всмотрелся в мои глаза... Всмотрелся пристально, чтобы прожечь, вдавливая глазами тревогу...
И, перевернув страницу, я продолжил чтение...
- Мрази! Да что вы смыслите в этом?! Вы научились записывать за ораторами их рубленные речи и считаете это вершиной искусства! А потом, заучив их построение, источаете в сенате всякую чушь вторя друг другу. Даже этот Сенека... Почитайте его речи! Да, он, быть может, в чём то прав, но его изложение... Как будто он всю жизнь писал под трафарет! Тоже касается и Цицерона и других именитых мужей. Но суть истинного искусства им понять было не дано... не дано! Искусство праздно. В нём нет выгоды, нет пользы. Вознаграждение творца - любовь и признание! Именно в оригинальной находке гения, кроется истина, а не в лысых головах тугодумов! Что с того, что до меня никто из цезарей не выступал на сцене?! Они ничего не смыслили в этом! Они были болваны!
- Великий цезарь, мы так и считаем. Не гневайся. Твои укоры несправедливы. Мы любим тебя, - отвечает человек, облечённый в светлое платье и с лысиной растёкшейся на пол головы, оставив за ушами скупые седины...
-Сенатор... Я же знаю, что ты лжёшь... Твоя пустая башка, кроме лести и похоти, ничем другим не заполнена. Тебе не дано. Ты убогий сроду. Я всё вижу - каждое движение мускулов на лицах зрителей и знаешь, что на них написано?! А ничего не написано! Пустота! Они смотрят на меня, как бараны, лишь бы я их не зарезал. И блеют рукоплеща, блеют, ме-е-е-е! Ме-е-е-е!
Приступ ярости Нерона немного отпускает его и он уже более спокойно, но с отпечатком усталости и разочарования, говорит:
- Ступайте прочь... Прочь... Я не хочу вас видеть...
Трое сенаторов уходят из покоев Нерона, учтиво кланяясь... Цезарь остаётся наедине с беременной Поппеей...
- Бедный Нерон... Бедняжка Нерон, - повторяет она, его утешая... Тот опускает свою голову ей на колени, прислоняя правое ухо к чреву беременной и вслушивается, с блаженством закрыв глаза, в звуки живота жены...
- Я слышу... - говорит Нерон, - я слышу... Она такая сильная... Твой живот, моя любимая, это целый мир... Порой я так хочу попасть туда и жить в нём...
Поппея зарылась пальцами в волосы Нерона и нежно улыбается...
- Иногда, когда ярость одолевает меня, я просто говорю то, что думаю... Но после этого я смутно помню, что говорил, что делал... Мне нужен покой, я устал, Поппея... Мне нужна дочь, которая любила бы меня... Именно она будет любить меня искренне, отдавая мне всё свое тепло, согревая мою душу, силы которой иссякают с каждым днём... Как я сегодня выступал! О, Поппея... Это было поистине гениальное выступление... Но, кто заметил это?... Они все слишком далеки от этого... Как я хотел бы, чтобы Рим населяли греки... Вот настоящие ценители истинного таланта! Поппея... я так люблю тебя... Поппея... Иногда мне становится так ужасно больно, когда подумаю о том, что до меня к тебе прикасались чужие лапы, которые ласкали твоё тело... Меня уничтожает то, что какие-то ублюдки владели тобой! Поппея... мне так больно от этого...
- Ревнивый Нерон... Это было так давно... Я забыла их ласки... И, должна сказать, что никто из них не сравнится с тобой...
- Я так хочу тебе верить, Поппея... Впервые увидев тебя я просто онемел... Твоя краса мне казалась непревзойдённой, но я даже и не думал тогда о ревности... Вслед за похотливым влечением пришла любовь, а вместе с ней и она - разъедающая ревность... Она рвёт мне жилы! Режет сердце! Мне так хочется стереть твоё прошлое... Мне хотелось бы, чтобы ты была со мною с пелёнок... Видеть тебя маленькой, видеть как ты взрослеешь, всегда оберегая тебя и одаряя любовью и заботой... Такова странная потребность моей души, которая постоянно ощущает голод в удовлетворённом самыми изощрёнными утехами теле... Но мои желания невозможно осуществить... Время знает лишь одно направление... Поэтому мне нужна дочь... Твоя дочь, Поппея...
Ночь умиротворяет помыслы цезаря и он засыпает обняв стан жены... И, погружаясь в грёзы, он что-то бормочет сквозь дрём...
Нерон заснул и в глубине охваченного сном сознания он увидел свою первую дочь... ту самую, которая умерла, прожив всёго четыре месяца... Четыре месяца, которые составляли его счастье... Четыре месяца умиротворения... Мир казался ему тогда небольшим уютным домом, где будет жить этот небольшой человечек, вырастая и проявляя в чертах своего облика красоту матери... Нерон будет оберегать её, он даст ей всё то, чего лишила его собственная мать - нежности и любви... И она, его дочурка, будет неотступно следовать за своим отцом... И, наконец, в его израненной заблудшей душе наступит то самое, давно желанное успокоение...
Он видит её маленькую головку с мягким пушком младенческих волос... Она смотрит на него и на мир то удивляясь, то плача, то смеясь, то равнодушно засыпая... Нерону снятся капли воды на её маленьком тельце... Они радостно играют лучами солнца перекатываясь по нежной коже ребёнка... Эти проклятые капли воды!...
- Я искупала её, Нерон... Посмотри какая она красивая... - говорит Поппея, протягивая дочь цезарю... Тот радуется, прижимает её к себе, забывая про всё и повторяя: «Моя дочь! Я всегда хотел иметь дочь!»...
Затем наступает вечер... Жара милует землю и из окон струится чуть слышный ветерок...
- У неё жар... Великий Цезарь... Великий Цезарь... У малышки жар... - отрывисто, дрожащим голосом говорят рабыни беспорядочно суетясь... Маленькая Августа лежит на небольшом ложе вся в поту и заливаясь криком...
Никто и не заметил что где-то там, на востоке, небо уже переливается светло-розовыми красками нового дня... Но утро не пришло в комнату дочери Нерона... Все окна были затемнены по приказу цезаря и он, сев подле бездыханного тельца, в полной темноте про что-то беседовал с ним... Никто не слышал его слов и рыданий...
Нерон проснулся... Утро заполнило светом его покои, развеяв тьму ужасного сна... Положив руку на круглый живот Поппеи, цезарь, глядя на её красивое лицо, сказал:
- У нас будет девочка, Поппея... Как и в прошлый раз... Она ужасно упряма как и ты, поэтому наша малышка решила вновь появиться на свет...
И Поппея улыбнулась, лениво расставаясь со сном...
***************
Нерон в бешенстве бегал по дворцу... Его глаза, наполненные кровью, источали огонь гнева, а изо рта во все стороны разлетались слюни... Удушенный раб валялся у входа раскидав руки в стороны... Он смотрел в небо, несчастный раб, рассматривая мёртвыми глазами звёзды к которым унеслась его душа...
Дворец опустел, рабы поспешно разбежались спрятавшись неизвестно где... А Нерон всё бегал, всё метался не видя ничего вокруг...
- Мелочь! Серые крысы! Ничтожества! Предатели! - изрыгали его слюнявые уста и стены отражали хрип сорванного голоса...
- Нерон, успокойся... Успокойся... - зазвучали слова Поппеи... Она встала у него на пути свесив отягчённый плодом живот...
Но цезарь не видел её... Гнев ослепил его душу...
- Молчи, проститутка!... С кем ты нагуляла себе брюхо в этот раз?!
- Нерон, ты не в себе... Успокойся... - умоляла она... - Ты говоришь ерунду...
- Заткнись, мразь! Сколько кабелей имело тебя до меня?! Потрёпанная красавица Поппея!
- Между мной и тобой тогда не было никаких отношений, Нерон... Зачем ты так говоришь? Успокойся...
Но голос её оборвался... Она согнулась от боли, глотая воздух, как рыба, выброшенная свирепой волной на сушу... Удар ноги пришёлся в живот...
Поппея закатила глаза вверх, но за разукрашенным потолком дворца не видно было неба... Её душе некуда было лететь и она задыхалась...
- Душно... Не могу... дыш... ать...- еле промолвила она и умерла...
Нерон опомнился... Он долго не мог вспомнить что произошло, но хорошо помнил ощущение мягкости разорванного носком живота... Его глаза не рыдали... Он, целуя окровавленный живот любимой жены, просто протяжно завопил охрипшим на выступлении голосом... на этом позорном его выступлении, когда он, от надрыва горла не смогши закончить речь, просипел фразу, после которой раздались громогласные аплодисменты... Он стоял перед слушателями и кровь позора хлынула в его виски... Они не знали, что нужно делать, несчастные растерянные слушатели, и, как всегда, неистово рукоплескали распаляя гнев цезаря... И вот теперь у Нерона не было сил даже на него - на спасительный гнев отчаянного безумия...
********************
Ночной полумрак... Нерон сидит на стуле и смотрит в одну точку... Он видит перед собой знакомый силуэт старика и замечает, как сквозь темноту, блестят глаза этого старца, глядящие прямо на него... Нерон долго молчал, изредка потирая правой рукой лоб, но затем начал:
- Помнишь, Сенека, как в детстве я слепил из земли множество фигурок и каждую из них нарёк именем, наградил особыми свойствами характера и положением среди других?... Получилось так здорово... Как будто я создал небольшой мирок в котором всё зависело от воли его создателя... от моей воли! Всё было взаимосвязано, разумно и, в тоже время, оригинально... Тогда ты подошёл ко мне и сказал: «Нерон, тебе уже двенадцать лет. Ты должен интересоваться иными вещами. Игрушки цезарю не к лицу». И после этих слов ты ногой разрушил мои создания. Они рассыпались под твоей пятой и я возненавидел тебя. Именно тогда возненавидел, когда ты разрушил созданный мною мир. Ты показал, что всё, что я создал с таким усердием ровно ничего не значит. Что это всего лишь пыль. Моё воображение, мои мысли, мой талант - пыль и прах! Но тогда же я понял одну очень простую и ужасную вещь. Томимый переживаниями свойственными подростку я открыл для себя способ решения проблем. Для того, чтобы проблемы исчезли нужно разрушить среду в которой они рождены и процветали. И вместе с ней и всех, кто есть причиной этих проблем. Так просто, так легко - взять и разрушить, стереть с лица земли! А затем на этом пустыре возвести свой мир, устроенный по моим законам, где меня бы любили, почитали, где всем было бы весело и царил мир. Но если ребёнку для этого нужна всего лишь влажная земля, то для взрослого необходима она... власть! Власть, которой меня постоянно пытались лишить...в том числе и ты, старый хитрец Сенека... Как же ловко ты управлял ими! Ты пользовался ситуацией и участвовал в заговоре даже не косвенно, а как бы издалека, на определённом расстоянии. О, я помню твои глаза, когда ты увидел на моем столе планы нового Рима с широкими улицами. А в это время наш великий город дымил пеплом руин сожженных домов и прахом истлевших тел. И, видя масштабы проекта создаваемого мною вот уже много лет, ты сразу убедился в том, кто был настоящим его поджигателем. Сенека, ты знаешь про что я думал тогда, когда смотрел на пылающий Рим? Я вспоминал те фигурки... Я рушил старый мир, чтобы создать свой, новый, неподвластный пожарам, открытый солнцу! Но, что сказал ты тогда после застройки? Ты возразил: «Жара изнуряет жителей. Солнце раскаляет улицы и римляне не знают, где прятаться от него. Раньше их спасала тень». Но ты знал, что жителей Рима изнуряет не столько жара, сколько страх. Страх - это была моя пята, которой я рушил ненужные фигурки. Но вместе с ним я одарил людей свободой от условностей. Они словно открыли кем-то запертые двери своего сознания за которыми были скрыты их самые низкие пороки. И хоть они лицемерили в своей любви ко мне, но отныне они не лицемерили перед самими собой. Стеснение, стыд - я всё уничтожил. И более мне не приходилось одеваться в одежду раба, чтобы по ночам втайне бесчинствовать. Всё общество стало моим отражением, мной самим. Мы стали похожи даже в страхе. Ведь я так и не смог избавиться от него, постоянно чуя предательство. И, ты знаешь, эти люди действительно любят меня. Ведь, что ещё нужно народу, кроме как сытости желудка и удовлетворения страстей? Да плюс к этому - мир. Заметь, Сенека, когда в истории были прецеденты такого долгого отсутствия войн в государстве? Людям некогда воевать. С одной стороны, они заняты безудержным весельем, а с другой - они связаны страхом! Так что народ имеет то, что хочет. Но плата за это - страх! И многие из них дарят мне его не задумываясь. Во-первых, потому что им деваться некуда, а, во-вторых, потому что он есть их защитой. Да, Сенека, страх - их защита. Он помогает им, делая всё дозволенное, не сделать ошибки. Но, если кто-нибудь забудет про страх и допустит эту ошибку, то он же и станет их палачом. А точнее сказать, уже стал... Я было попросил Тигеллина подвести итог и прочитать список всех казнённых и лишивших себя жизни вследствие участия в заговоре, так я чуть было не заснул. Мне тогда ещё приснился сон: сад, множество деревьев отягощённых неведомыми плодами... И вдруг эти плоды начинают падать, и, разбиваясь о землю, вместо сока разбрызгивают кровь... Представь - широкие багровые лужи крови, отражающие в себе ветви деревьев, расползлись по земле... Все эти трусы резали себе вены, просили о пощаде своих семейств!... А были и такие, которые, таясь о своей причастности к заговору, с остервенением «искали» заговорщиков... А на самом деле просто их вспоминали... Но и их ждала расправа! Однако же, как поразила меня та женщина... Бедная, изнурённая пытками, она кинулась в петлю так и не выдав ни одного сообщника! Что же мужики?... Большинство из них вели себя как сопливые бабы... Ничтожества! Страх давно уже испепелил их мужество. Тебя же я часто представляю в ванне с надрезанными венами. Я создаю у себя в голове эту картину: твоё дряхлое тело окутано клубящимся паром, кровь слабо точится из ран, ты думаешь о том, как твоя жена, не потеряв достоинство, умирает сейчас в соседней комнате, но не знаешь, что лишь стоило нам убедить её в том, что её не постигнет кара, как она протянула окровавленные руки для того чтобы их перевязали... Она в тот миг была очень похожа на тебя. Сказала одно, а сделала совершенно иное. Ты думал, что это вода в бане источала пар? Нет, Сенека! Это твоя болтовня про мораль превратилась в него и затуманила взор твоего разума. Ты и сам начал верить в то, что проповедовал. Но разве не я на практике, без лишних словопрений доказал тебе, что на самом деле стоит наша жизнь и вся бессмысленная суета, которой она наполнена? Разве не я настоящий философ? А? Да, Сенека, театр на сцене куда более глубок, чем любой трактат по философии! Театр же жизни просто ужасен... Банальный ужас и осознание неминуемого рока...
Ночь прощалась с землёй и Нерон более уже не видел перед собой Сенеку... Его тень исчезла в воображении Нерона вслед за темнотой ночи, растворившись в проникающих в помещение лучах... Солнце начало пробиваться в окно и цезарь, очнувшись от размышлений и увидев всё более насыщающийся красками мир, закрыл лицо ладонями, ведь в нём, в этом опустевшем мире, остались лишь безжизненные фигурки...