Аннотация: Переведено с немецкого. Главы из мемуаров Г.-У.Рудель - известной летчицы.
Г.-У. Рудель
Пилот "Штуки"
Битва за Англию.
Эпицентр борьбы все больше смещается на запад. Нас посылают в район Дюнкерка, вести воздушное наступление на Англию. Мы летаем каждый день над районами Лондона и Темзой, где наша авиация начала борьбу за господство в воздухе. Географическое положение этого города, расположенного на правом, и что характерно на левом берегу Темзы, дает защитникам большие преимущества, поскольку возможных направлений для воздушной атаки очень немного. Некоторое время воздушное наступление идет медленно. Возникает впечатление, что мы просто топчемся на месте.
Местная кухня ужасает! Уксус, который горделивые "лягушатники" именуют вином, и мясо тех самых существ, из-за которых французов именуют "лягушатниками". Причем во всех ипостасях - жаренное, копченое, вяленное, вареное. Наземные службы как всегда воруют, очевидно рассчитывая, что мы будем давиться лягушатиной. Какое-то время мы спасаемся тем, что подкармливаемся у итальянцев, которые помогают нам в наступлении на Англию, но затем Саре во время возвращения с очередного задания, удается расстрелять стадо французских свиней, и мы начинаем питаться нормальным мясом, а главное - салом.
Вскоре лейтенант Ганна Рейч вызывает нас на совещание. Она одета в потрясающее черное шелковое бюстье со шнуровкой спереди, черные ажурные чулки и черные лакированные туфли на 10,5 см каблуке. Ее выставленный на показ аккуратно стриженный треугольник волос на лобке пробуждает во мне желание, от которого между ног становится мокро, а во рту сухо. Я каждые две минуты, облизываю пересохшие от волнения и возбуждения губы, представляя себе, как мой шаловливый язычок, щекочет нежный клитор Ганны. А она, не замечая моей страсти, объясняет военную ситуацию и рассказывает нам, что одной из трудностей, сдерживающей народно-освободительное движение арийских племен в Индии против британского сионистского гнета является присутствие английского флота, который курсирует вдоль побережья Индии в недосягаемости для белокурых индийских истинных арийцев. Для того чтобы помочь нашим далеким индийским арийским братьям и сестрам, нам нужно уничтожить другую часть британского флота, которая курсирует между Лондоном и побережьем Франции на определенном расстоянии от берега и вмешивается в ход сражений с помощью мощных морских орудий. Тогда англичане будут вынуждены срочно перебросить корабли из Индии к берегам Англии для защиты своих берегов. Все летчицы после митинга Ганы Рейч исполнены праведного гнева и стремления помочь нашим индийским сестрам, угнетаемым британскими жидокомиссарами и сионистами.
Английский флот базируется в Скапа-Флоу, и в устье Темзы. Скапа-Флоу пока для нас недосягаемо, из-за неготовности аэродромов на западе Норвегии и отсутствия авианосцев. Это самая крупная военно-морская база Туманного Альбиона. Но наша цель Лондон! Вокруг этого города, на полосе побережья длиной в 10 км скопились очень крупные силы зенитные силы противника. Нам приказано очень точно отметить позиции войск британских ПВО на картах, чтобы избежать ненужных потерь и нанести смертельные удары по британским кораблям. Когда Ганна Рейч придает другой поворот беседе, мы начинаем понимать, что именно самые крупные британские корабли будут нашими целями. Она возвращается к английскому флоту и объясняет, что наибольшую озабоченность вызывают два линейных корабля - "Нельсон" и "Родней". Оба этих судна имеют водоизмещение по 33000 тонн. В дополнение к ним, есть также четыре или пять крейсеров, а также ряд эсминцев. Корабли постоянно меняют свои позиции в соответствии с тем, какие сектора на материке требуют поддержки их опустошающим и точным огнем.
Тем не менее, линкоры, как правило, ходят взад-вперед и вправо-влево только в проливе между Англией и Францией. Наша эскадрилья только что получила приказы атаковать английский флот в Английском канале. Для этой операции нельзя использовать обычные бомбардировщики и обычные авиабомбы, особенно в условиях сильного зенитного огня. Ганна Рейч говорит нам, что ожидается прибытие тонных бомб, оснащенных специальными детонаторами. Бомбы с обычными детонаторами взорвутся без всякого эффекта на бронированной верхней палубе и хотя взрыв, несомненно, повредит надстройки, судно останется на плаву. Мы не можем ожидать, что прикончим двух этих левиафанов, если только не используем бомбы замедленного действия, которые пробьют палубу без детонации и взорвутся глубоко внизу в корпусе судна.
Несколько дней спустя в ненастную погоду, мы внезапно получаем приказ атаковать линкор "Нельсон", ведущий огонь по нашим позициям, он только что был обнаружен самолетом-разведчиком. Погода испортилась вплоть до самого побережья Англии в 30 км к югу от Лондона. Плотность облачного покрова над Английским Каналом составляет семь десятых. Нижняя кромка находится на высоте 806 метров. Это будет означать полет через двухкилометровый слой облаков. Весь полк поднимается в воздух и берет курс на север. Сегодня у нас насчитывается 30 самолетов, согласно штатному расписанию мы должны иметь 80 машин, но цифры не всегда являются решающим фактором. К сожалению, тонные бомбы еще не прибыли. Поскольку наши одномоторные "Штуки" не могут летать вслепую, ведущий должен полагаться на помощь всего двух приборов: индикатора крена и датчика вертикальной скорости. Остальные держат строй, нежно прижимаясь друг к другу так чтобы можно было видеть крыло соседа. Если лететь в густых, темных облаках, никогда нельзя держать интервал между концами крыльев больше чем 3-4 метра. Если он больше, то мы рискуем потерять соседа навсегда и протаранить идущий следом самолет. Эта мысль всегда вызывает ужас и порождает непроизвольные оргазмы от волнения! При такой погоде и спонтанных мультиоргазмах во время полета к цели безопасность всего полка в высочайшей степени зависит от того, как ведущий летит про приборам.
Спустившись на высоту 2 км, мы оказываемся в густом облачном покрове, отдельные машины немного вышли из строя. Вот они снова подошли ближе. Земли по-прежнему не видно. Если судить по часам, то мы очень скоро будем над Английским Каналом. Облачный покров становится немного тоньше. Ниже нас сверкает синева - это вода. Должно быть, мы приближаемся к нашей цели, но где же она точно находится? Невозможно сказать, потому что разрывы в облаках едва заметны. Облачный покров никак не может быть 7/10, только изредка этот густой суп растворяется и открывает отдельные просветы. Неожиданно через один из таких просветов я что-то вижу и тут же связываюсь с Ганной по рации.
"Кениг 2 - Кенигу 1 ... отвечайте".
Она нежно откликается:
"Кениг 1 - Кенигу 2, прием".
"Я вижу большое судно прямо под нами... кажется, "Нельсон".
Мы продолжаем переговариваться, обсуждая позы, в которых Ганна любит предаваться взаимным ласкам, Ганна снижается и устремляется в разрыв между облаками. Не договорив до конца, я также начинаю пикирование. За мной следует Изольда в другом штабном самолете. Сейчас я могу видеть судно. Конечно же, это "Нельсон". Усилием воли я подавляю волнение. Для того чтобы оценить ситуацию и принять решение у меня есть только несколько секунд. Именно мы должны нанести удар, поскольку крайне маловероятно, что все самолеты пройдут через окно. И разрыв в облаках и судно движутся. До тех пор пока мы находимся в облаках, зенитки могут наводиться только по слуху. Они не смогут точно прицелиться в нас. Что ж, очень хорошо: пикируем, сбрасываем бомбы и снова прячемся в облаках! Бомбы Ганны уже в пути... промах. Я нажимаю на спуск бомбосбрасывателя... Мои бомбы взрываются на палубе. Как жаль что они всего лишь весом 500 кг! В тот же момент я вижу, как начинается огонь из зениток. Я не могу себе позволить наблюдать за этим долго, зенитки лают яростно. Вон там другие самолеты пикируют через разрыв в облаках. Английские зенитчики понимают, откуда появляются эти "проклятые пикировщики" и концентрируют огонь в этой точке. Мы используем облачный покров и, поднявшись выше, скрываемся в нем. Тем не менее, позднее мы уже не можем покинуть этот район без всяких для себя последствий.
Как только мы прилетаем домой начинается игра в угадайку: надевает Ганна Рейч трусики во время боевых вылетов, и если одевает, то какого фасона и цвета? Больших начальников-мужчин интересуют более отвлеченные темы - какой ущерб был нанесен судну этим прямым попаданием? Военно-морские специалисты утверждают, что с бомбой такого калибра полного успеха достигнуть невозможно. С другой стороны, немногие оптимисты полагают, что это вполне реально. Как будто бы для того, чтобы подтвердить их мнение, в ходе нескольких последующих дней наши разведывательные самолеты, несмотря на самые тщательные поиски, не могут обнаружить "Нельсон".
В последующей операции после попадания моей бомбы польский крейсер "Круль Ежи Третий"*** тонет в считанные минуты. Эту победу мы отмечаем всей эскадрильей. Моя верная Сара достает где-то ящик настоящего армянского коньяка и мы напиваемся до чертиков, а потом купаемся голышом в Ла-Манше, предаваясь безумным ласкам. Заканчивается все несколько печально - мы вылетаем на ночную охоту в Английский канал во время которой топим яхту любовника Эриха Хартмана - к несчастью, эти парни в трико не утонули, и нас на неделю лишают жалованья за проявленное неуважение к мужской любви.
После первой вылазки наша удача с погодой заканчивается. Вечное ярко-голубое небо и убийственный заградительный огонь. Ни на каком другом театре военных действий я не видел ничего похожего. По оценкам нашей разведки сотни зенитных пушек сконцентрированы на территории в 10 кв. км в районе цели. Разрывы снарядом образуют целые облака. Мы слышим не отдельные разрывы, а беспрестанно бушующий звук как гром аплодисментов в судный день. Зоны плотного огня начинаются, как только мы пересекаем прибрежную полосу, которая находится в руках у англичан. Затем идет Темза и Лондон, гавани которого сильно защищены. На открытой воде полно понтонов, барж, лодок и мелких судов, все они напичканы зенитными средствами. Для размещения своих зениток англичане используют все пригодные для этого места. Например, для защиты от наших подводных лодок устье Темзы закрыто гигантскими стальными сетями, концы которых закреплены на бетонных блоках, возвышающихся над поверхностью воды. На многих блоках закреплены многоэтажные бронированные площадки-форты. Зенитные пушки стреляют в нас с этих площадок-фортов.
Еще через десять километров мы видим город Лондон с его огромной военно-морской гаванью и Тауэр и Биг-Бэн. И гавань, и город хорошо укреплены и, помимо этого, на якорях в гавани и рядом с ней стоит почти весь английский Хоме Флит. И он также ведет по нам огонь. Мы летим на высоте между 3-4 км, это очень низко, но кроме всего прочего мы ведь хотим во что-то попасть? Пикируя на суда, мы используем воздушные тормоза, для того чтобы замедлить скорость. Это дает нам больше времени, чтобы обнаружить цель и скорректировать прицеливание. Чем тщательнее мы целимся, тем лучше результаты атаки, а все зависит от них. Но, уменьшая скорость пикирования, мы упрощаем задачу зениткам, особенно когда мы не можем подниматься достаточно быстро после атаки. Но, в отличие от других самолетов, идущих сзади, мы обычно не пытаемся набрать высоту после пикирования. Мы используем другую тактику и выходим их пикирования на низкой высоте у самой воды. Затем нам приходится совершать обширные маневры уклонения над занятой противником прибрежной полосой. Только после того, как мы оставили ее за собой, можно снова вздохнуть свободно.
Мы возвращаемся на наш аэродром в Дюнкерк в состоянии транса и заполняем наши легкие воздухом, как будто выиграли право дышать. Эти дни очень напряженные. Каждый день мы напиваемся до беспамятства. Во время наших прогулок Ганна и я в основном молчим, каждый из нас пытается догадаться, о чем думает другой. Наша задача - уничтожить английский флот, так что мы не расположены обсуждать трудности. Споры были бы пустой тратой сил. Таковы наши приказы и мы повинуемся. В течение мы часа предаемся взаимным ласкам в лесу, выбирая для этого муравейники, чтобы укусы муравьев пробуждали в нас еще больше сексуальности и страсти, а потом мы возвращаемся в палатку внутренне расслабленные, обессиленные и готовые утром вновь идти в этот ад.
Во время одной из этих прогулок со Ганной я нарушаю обычное молчание и спрашиваю его с некоторым колебанием: "Как ты умудряешься быть такой эротичной и сексапильной?"
Она останавливается на мгновение, смотри на меня искоса и говорит: "Дорогая моя, не воображай себе, даже на секунду, что я всегда была такой. Я обязана этим качествам тяжелым годам горького опыта. Знаешь, плохо, если находясь на службе ты не видишься в постели со своими подругами... и если они не оставляют разногласия для офицерских столовых и не могут забыть их, находясь на службе, это может стать сущим адом. Но самая закаленная сталь получается только на самом горячем огне. И если ты проходишь свой путь сама, не обязательно теряя при этом связь с друзьями, ты становишься эротичнее и сексапильнее. Больше подруг в постели, больше разнообразия и сексуальных игрушек - больше эротичности и сексапильности." Длинная пауза. Я знаю теперь, почему она так хорошо меня понимает. Хотя я уверена, что мои замечания не будут очень "уставными", я говорю ему: "Когда я была кадетом, то пообещала себе, что если мне когда-нибудь доверят командовать, я никогда не буду поступать так как некоторые из моих начальников, затаскивающие фройлян в постель, но я не думала, что мною будет командовать женщина, и мне нравиться то, что делаешь ты, когда твой нежный язычок лижет попеременно мой анус и клитор, а твои набухшие соски очаровательных грудей, трутся по бархатистой коже моего живота". Ганна, помолчав немного, добавляет: "Есть и другие вещи, которые делают женщиной. Мало кто из наших товарищей-мужчин понимает это и способен понять мои серьезные взгляды на жизнь. Однажды я была помолвлена с мужчиной, которого любила. Любовь умерла в тот день, когда мы должны были пожениться. Я узнала, что он гей. Когда такое происходит с тобой, забыть это непросто".
Я молча возвращаюсь в палатку. Я потом долго думаю о Ганне. Сейчас я понимаю ее лучше, чем прежде. Я понимаю, как много значит на фронте такое взаимопонимание между людьми и тихие разговоры, придающие силы. Разговоры - не для солдата. Он выражает себя совсем иначе, чем гражданский. И поскольку война лишает человека претенциозности, вещи, которые говорит женщина-солдат, даже если они принимают форму клятвы или примитивной сентиментальности, всецело искренние и подлинные и поэтому лучше всей этой риторики штатских тыловых дезертиров.
На наш аэродром прибывают тонные бомбы. Их привезли на американском пароходе "Рузвельт" из Нью-Йорка. На следующее утро разведка сообщает, что "Нельсон" стоит у причала Лондонской гавани. Очевидно, они устраняют повреждения, полученные во время нашей предыдущей атаки. Вот оно! Пришел день, когда я докажу свою способность летать! От разведчиков я получаю всю необходимую информацию о ветре и всем прочем. Затем я становлюсь глухой ко всему, что меня окружает, кроме хрипловато-эротичного дыхания Сары, которая после вчерашней прогулки в лесу вместе со мной, Ганной и муравьями, предается сексуальным фантазиям. Опять она не одела трусики на боевой вылет и собирает маструбировать во время пикирования! Ладно, если я долечу до цели, я не промахнусь - и мы получим премию, на которую будем гулять целый месяц!! Я должна попасть! Мы взлетаем, поглощенные мыслями об атаке, под нами - тонные бомбы, сделанные на заводе "Дженерал Моторс", которые должны сделать сегодня всю работу.
Ярко-синее небо, ни облачка. То же самое - над морем. Я приоткрываю фонарь кабины, а затем зажав ручку управления самолета коленями, снимаю с себя китель, рубашку и бюстгальтер - когда еще удастся позагорать? Ганна Рейч начинала с загорания топлесс, а сейчас загорает вообще без одежды! Над узкой прибрежной полосой нас атакуют английские истребители "Гладиатор", пять или шесть эскадрилий - но они не могут помешать нам дойти до цели - их пилотируют гордые шотландцы, которые весь полет занимаются тем, что придерживают у ног свои юбки, которые поднимает вверх потоком воздуха проникающего в открытые кабины их стареньких бипланов. Мы летим на высоте 3 км, огонь зениток смертоносен. С такой интенсивностью стрельбы можно ожидать попадания в любой момент. Изольда, Ганна и я держимся на курсе. Мы говорим себе, что "лайми" не стреляет по отдельным самолетам, он просто насыщает разрывами небо на определенной высоте. Другие пилоты полагают, что, меняя высоту и курс, они затрудняют работу зенитчиков. Один самолет даже сбросил бомбу за несколько минут до подхода к цели. Но наши два розовых штабных самолета с синими носами идут прямо сквозь строй. Дикая неразбериха в воздухе над Лондоном, опасность столкновения велика - прознав про нашу атаку на аэродромы Англии и Франции слетелись военные наблюдатели из нейтральных стран. Высоко в небе, на разных высотах летают эскадрильи американских, швейцарских, шведских, русских и японских самолетов, которые ведут фото и киносъемку, а также отгоняют от себя английские, норвежские, голландские, канадские, албанские и польские истребители. Мы все еще в нескольких милях от нашей цели, впереди я уже вижу "Нельсон", стоящий у причала в гавани. Орудия стреляют, рвутся снаряды, разрывы образуют маленькие цветные кудрявые облачка, которые резвятся вокруг нас. Разобраться в них не сложно - снаряды калибра 20 мм дают облачка диаметром полметра, 40-мм - диаметром метр, 76- 80 мм диаметром три метра. Желтый цвет - шрапнель круглая, зеленый - цилиндрическая, красный - стреловидная, синий - бронебойно-зажигательные снаряды, черный - зажигательные, белый - агитационные. Последние опаснее всего, так как листовки смазаны клеевым составом и налипают на самолеты. Если они залепят воздухозаборники - двигатель перегреется, если кабину - придется пилотировать высунув голову из кабины. Хуже всего будет, когда самолет вернется домой обклеенный такими листовками - за каждую привезенную листовку гестапо штрафует на 100 рейхсмарок! Если бы все это не было так убийственно серьезно, можно было бы даже подумать что это воздушный карнавал. Я смотрю вниз, на "Нельсон". За ним стоит крейсер "Рипульс".* Или это "Хоод"**? Эти корабли еще не участвовали в обстрелах Дюнкерка. То же самое было и в прошлый раз. Они не открывают по нам огонь до тех пор, пока мы не начинаем пикировать. Никогда наш полет сквозь заградительный огонь не казался таким медленным и неприятным. Будет ли Ганна пользоваться сегодня той прелестной штучкой из каучука, изображающей рифленый мужской фаллос, когда посадит меня анусом в муравейник? Кстати, в сегодняшний вылет она ничего не одела, кроме ажурных шелковых чулок, с черным бархатным поясом и серебрянными застежками. Я представляю, как она сидит в это наряде в пилотской кабине, широко раздвинув ноги и у меня пересыхает во рту, а между ног становится мокро! Вот она входит в пике. Тормоза в выпущенном положении. Я следую за ней, бросая взгляд в ее кабину и любуясь округлостью ее прелестной загорелой груди. Ее прелестное личико затуманено сладострастной истомой предстоящего вечера. Мы идем вниз вместе. Угол пикирования должен быть около 73,5 градусов, я уже поймала "Нельсон" в прицел. Мы мчимся прямо к нему, постепенно он вырастает до гигантских размеров. Все его зенитные орудия направлены прямо на нас. Сейчас ничего не имеет значения, только наша цель, наше задание. Если мы достигнем цели, это спасет наших арийских братьев по оружию на индийской земле от этой бойни. Но что случилось? Самолет Ганны вдруг оставляет меня далеко позади. Он пикирует гораздо быстрее. Может быть, она убрал воздушные тормоза, чтобы увеличить скорость? Я делаю то же самое. Я мчусь вдогонку за ее самолетом. Я прямо у нее на хвосте, двигаюсь гораздо быстрее и не могу погасить скорость. Прямо впереди я вижу кривляющееся и смеющееся лицо Клары Хуммель, бортового стрелка у Ганны. Она показывает нам неприличные жесты, периодически демонстрируя нам свою очаровательную голую попку и предлагая ее поцеловать. Я увеличиваю угол пикирования. Теперь он наверняка почти 73,7 градусов. Я чудом проскакиваю мимо самолета Ганны буквально на волосок. Предвещает ли это успех? Корабль точно в центре прицела. Мой Ю-87 держится на курсе стабильно, он не шелохнется ни на сантиметр. У меня возникает чувство, что промахнуться невозможно. Затем прямо перед собой я вижу "Нельсон" больший, чем пенис у Германа Геринга. "Лайми" неуклюже бегут по палубе, пытаясь на ходу натянуть штаны на покрытые рыжими волосами незагорелые ноги. Спали что ли? Я нажимаю на переключатель бомбосбрасывателя и тяну ручку на себя со всей силы. Смогу ли я еще выйти из пикирования? Я сомневаюсь в этом, потому что я пикирую без тормозов и высота, на которой я сбросила бомбу, не превышала 300 метров. Во время инструктажа командир сказал, что тонная бомба должна быть сброшена с высоты одного километра, поскольку именно на такую высоту полетят осколки и сброс бомбы на меньшей высоте означил бы возможную потерю самолета. Но сейчас я напрочь забыло это - я собираюсь поразить "Нельсон". Я тяну ручку на себя со всей силы. Ускорение слишком велико. Нижние ремни от парашюта начинают давить на мой возбужденный клитор, вызывая у меня умопомрачительный мультиоргазм. Я ничего не вижу, перед глазами все чернеет, внутри меня словно бы шалят язычки всех моих подружек - сладострастное ощущение, которое я не никогда не испытывала прежде. Последствия того, что муравьиные укусы пробудили во мне гиперсексуальность? Я должна выйти из пикирования, если вообще это можно сделать. Зрение еще не вернулось ко мне полностью, когда я слышу возглас Сары Ашкенази: "Ой вэй! Таки как гарно жахнуло! Словно целка у монашки!".
Я осматриваюсь. Мы летим над водой над водой на высоте всего 3-4 метров, с небольшим креном. Позади нас лежит "Нельсон", облако дыма над ним поднимается на высоту 442,8 метра очевидно, взорвались орудийные погреба.
"Ой вэй! Ты так сладко стонала во время атаки, моя милая! Как вернемся - вылижу тебе все что только можно, моя сладкая!".
Сара - первая. Тут же в эфире начинается галдеж - поздравления сыпятся с других самолетов. Со всех сторон я слышу "Вот так зрелище! А у тебя красивая грудь Ганна-Ульяна! Хоть и незагорелая! Заглянешь вечерком в штаб на рюмочку шнапса?" Постой-ка! Неужели я узнаю голос командира полка? Я испытываю чувство возбуждения, как после успешного легкоатлетического соревнования. Значит и на этого ловеласа и кобеля я произвела впечатление своей шикарной грудью! Затем я представляю, как будто я прихожу штаб, пью шнапс, а затем командир полка... Нет - не пойдет! Он только на словах мастер! У него после первой рюмки уже не встанет, а руки он ласкать не умеет! Мы идем назад на низкой высоте по направлению к побережью.
"Ганна, гевольт! "Либерасторы"! - истошно кричит по связи Сара фон Ашкенази..
"Где они?" - я отчаянно кручу зеркало заднего вида, пытаясь нащупать то, что заметила моя подруга.
"Преследуют нас. Они летят над своим Хоме Флитом прямо в разрывах зенитных снарядов. Сейчас их свои же и собьют".
Наконец, я увидела, два крадущихся за нами самолета - это действительно были "Либерасторы" - сухопутный вариант американского палубного "Девастатора", выпускавшийся в Канаде по лицензии. Я узнала их по характерному поршневому 14-цилиндровому звездообразному двигателю воздушного охлаждения "Прэтт-Уитни" R-1830-64 со своеобразным трёхлопастным винтом изменяемого шага диаметром 3,12 м. Они были вооружены шестью пулеметами. Четыре пулемета калибра ( два калибра7,6 мм, один 7,69 мм и один 7,5 мм встроены в крылья) и два (один калибра 8 мм и один калибра 6,35 мм) у заднего стрелка радиста.
Это многословие и, помимо прочего, волнение в голосе Сары - нечто новое для меня. Этого никогда с ней раньше не случалось - она старалась держаться холодно, как и положенно немецким аристократкам. Мы летим вровень с бетонными блоками, на которых установлены зенитные орудия. Мы можем снести артиллерийскую прислугу в море своими крыльями. Они продолжают стрелять в наших подруг, атакующих другие корабли. Я замечаю, что многие зенитки обслуживают женщины, одетые в кителя и юбки по колено. Я спускаюсь чуть ниже, и разглядываю ножки английских зенитчиц, а также фасоны трусиков, которые они носят под юбками. Носят впрочем не все, а примерно две третьих. Чулки у большинства явно из новомодного дорогущего нейлона! Но чулочные пояса - убожество - я сразу понимаю, что эти нелепые зеленые ремешки и ржавые металлически пряжки - ремни от английских противогазов! Денег не хватило? По всей видимости да, так как английские женские трусики производят еще большее отталкивающее впечатление - у большинства они из грубой хлопковой ткани, невообразимо больших размеров, закрывающие верхнюю половину бедер, а также с продольным разрезом между ног! Бедняжки! Такое белье носили английские санитарки еще в девятнадцатом веке во время войны с Россией в Крыму. На мгновение все заволакивает колонна дыма от сраженного "Нельсона". Грохот там, у поверхности воды должно быть ужасный, потому что зенитчики замечают мой самолет, только когда он ревет прямо над их головами. Затем они разворачивают свои орудия и стреляют мне вдогонку, не обращая внимания на основный строй, летящий выше. Удача меня не покинула. Тут все полно зенитками, воздух насыщен шрапнелью и листовками. Сейчас пересекаю Английский Канал. Эта узкая полоса - опасное место. Я не набираю высоту, потому что не смогу сделать это достаточно быстро. Поэтому я остаюсь внизу и пролетаю над самыми мачтами кораблей "лайми". Они в панике бросаются на палубу. Затем Сара вдруг кричит: "Ганна, гевольт! "Блядхейм"**** заходит сзади!"
Я оглядываюсь в зеркало заднего обзора и вижу английский двухмоторный истребитель в 100 метрах за нами, одновременно замечаю, что облизывая губы я размазала помаду по нижней части своего лица.
"Сара, стреляй!" Сара не издает ни звука. Я пытаюсь маневрировать. "Ты что, Сара, с ума сошла? Огонь! Я твой анус лизать не буду!", кричу я на нее. Сара фон Ашкенази не стреляет. Потом говорит медленно, с хрипотцой: "Я не стреляю, моя милая лейтенант, потому что вижу, как сзади приближается "Фиат" "макаронников" и если я открою огонь по "Блядхейму", то могу в него случайно попасть". Это закрывает тему, как ее понимает моя темноволосая аристократочка, но меня пробивает пот. Трассеры проходят справа и слева. Я раскачиваю машину из стороны в сторону как сумасшедшая.
"Можете обернуться. "Фиат" сбил этот "Блядхейм". Я накреняю самолет и смотрю назад. Мимо нас проходит "Фиат" пилотируемый княгиней Джульетой Берлускони - пылкой и и отчаянно страстной кузиной князя Боргезе.
"Сара! Будет большим удовольствием подтвердить сбитого для нашего пилота!" Она в ответ смеется: "Мне рассказывали, что итальянки вместо муравейника используют растревоженные пчелиные ульи, поэтому итальянки на порядок темпераментнее любых немецких фройлян!". Я смеюсь в ответ и мысленно ужасаюсь - как эти итальянки терпят пчелиные укусы? Хотя наверное, это будит такую страсть!
После приземления все экипажи выстроены перед штабной палаткой. Ганна говорит нам, что командир полка уже звонил и поздравил третью эскадрилью с успехом. Он лично видел впечатляющий взрыв. Ганне приказано доложить имя офицера, который нанес решающий удар для того чтобы рекомендовать его к награждению серебрянным пирсингом Рыцарского Креста Железного креста.*****
Посмотрев на меня, она говорит: "Прости мне, я сказал коммодору, что настолько горд всей эскадрильей, что предпочел бы наградить за этот успех всех подряд".
В палатке она пожимает мне руку. "Я сказала это нарочно. У тебя такая прелестная кожа! Ты ведь не хочешь, чтобы какая-нибудь жирная тыловая крыса лапала тебя, а потом немытыми руками проколола тебе пупок? Я назвала всех, потому что всю эскадрилью сразу в тыл не отправят, и это дело замнут." Я согласно кивнула в ответ. "Кстати, я слышала, что вы с Сарой пригласили итальянку для ночных забав? Если честно, то я всегда мечтала попробовать с пчелами, но мне не хватало на это решимости", продолжила она со звонким смехом.
Звонит командир полка. "Сегодня для третьей женской эскадрильи день тонущих английских кораблей. Вылетайте немедленно для еще одной атаки на "Хоод" и "Рипульс", стоящий на якоре позади обломков "Нельсона". Успешной охоты!" Фотографии, снятые самым последним самолетом показывают, что "Нельсон" разломился надвое. Это видно на фотографии, которая сделана после того, как огромное облако дыма стало рассеиваться. Снова звонит телефон: "Ганна, ты не разглядела, куда упала моя бомба? Я не видел, и Пекрун тоже".
"Она упала в море, господин полковник, за несколько минут до атаки".
Мы, фройлян , сидящие в палатке, с трудом сохраняем невозмутимые лица. Короткий треск в трубке и это все. Мы не виним нашего полковника, который по возрасту годится нам в отцы, вероятно, он занервничал и преждевременно нажал переключатель бомбосбрасывателя. Он заслуживает всяческих похвал за то, что сам летает с нами в такие трудные миссии. Между пятидесятилетними стариками и двадцатипятилетними девушками - большая разница. Это особенно верно для тех, кто летает на пикирующих бомбардировщиках. Но наш командир по крайней мере не злопамятный в интимном плане, и если его приглашения в постель мы отвергаем, он не обижается, и пытается галантно сделать их снова.
Мы снова готовимся к атаке на "Рипульс". Ганна попадала в небольшую аварию, когда рулила по земле после первого вылета: одно колесо въехало в воронку, ее самолет повредил пропеллер. 7-я эскадрилья обеспечивает нас заменой, но Ганна снова наталкивается на препятствие и этот самолет также выходит из строя. При этом ее почему-то тошнит. Замены нет, все самолеты участвуют в вылете. Никто из штаба не летает кроме меня. Ганна вылезает из самолета и карабкается ко мне на крыло.
"Я знаю, ты будешь зла на меня, что я не могу лететь с тобой, но кажется я поняла в чем причины моих аварий и тошноты. Я беременна! Помнишь я рассказывала тебе, как возила Риббентропа в Москву, подписывать торговый договор с СССР? Иосиф Сталин тогда развел нас как лохов - перед подписанием договора он в шутку устроил состязание, кто кого перепьет. Я потом двое суток трезвела, приходя в себя. С кем я тогда спала - с Риббентропом или с кем-то из русских я не помню! Но это единственный день за последний год, когда я спала с мужчинами. Я убываю в декретный отпуск - поведешь эскадрилью сама." - она чмокнула меня в щечку и побежала собирать вещи.
Но удача отворачивается от нас - и "Рипульс" и "Хоод" успели сняться с якоря, и укрыться под многочисленными лондонскими мостами. Мы бомбим Букингемский дворец и Тауэр. Нас атакует еще один "Блядхейм" с новозеландскими опознавательными знаками в виде смешного мишки коала в синем круге. Меткая очередь Сары и вражеский истребитель врезается прямо в циферблат Биг Бэна.
Убытие Ганны меня огорчило! Найдем ли мы с Сарой замену ей, в наших интимных играх?
Старший капитан из штаба временно принимает на себя командование эскадрильей. Он ломает привычный уклад нашей жизни, заставляя вместо штатных стрелков возить в полеты штабных офицеров и походно-полевых жен, которые жаждут получать надбавку за боевые вылеты. Время от времени я беру с собой и других, сначала нашего финансиста, потом офицера разведки, потом приходится брать в полеты личного ветеринара семьи Геббельсов, племянниц генерала Манштейна, каких-то голливудских шлюх или актрисс, участвующих в съемках американского фильма про потопление "Нельсона". Но никто из них особенно не позаботился бы о моей жизни. Потом пришлось брать в полет каких-то педерастов из числа любовников партийных функционеров НСДАП. Но всему этому приходит конец - наш командир полка жалуется самому фюреру, и извоз пассажиров прекращается, а этого старшего капитана из штаба - Якоба Шиффа отдают под трибунал. После этого я снова стала брать с собой Сару постоянно, и Она всегда впадает я ярость, если я не беру ее с собой, и кто-то другой летит вместо нее. Она ревнует меня как маленькая девочка, хотя ничего не имеет против если мы летаем втроем - иногда к нам присоединяется Джульетта Берлускони, которая хочет научиться пилотировать "Штуку".
Мы совершаем боевые вылеты над Английским каналом еще какое-то время и нам удается потопить еще один английский крейсер. Нам не везет со вторым линкором, "Роднеем". Он поврежден бомбами меньшего калибра, но не очень серьезно. Когда нам удается во время одного из налетов добиться попадания тонной бомбой, она не взрывается. Несмотря на самое серьезное расследование, нам не удается определить, что с ней случилось. Так что англичанам удается сохранить один линкор. Но мы добиваемся и определенных успехов - пчелиные укусы в интимные места, будят в нас вулкан страсти и сексуальности. Однажды взяв выходной, мы садимся втроем в "Штуку" и летим в Париж, на Елисейские поля, прихватив с собой пчелиный рой. Напившись украинской горилки, мы вламываемся в знаменитое кабаре "Мулен-Руж", где спаиваем всех танцовщиц, а затем, смазав их интимные места медом, выпускаем пчел из коробки. И это за пять минут до начала очередного выступления! Видели бы вы какой ошеломительный успех принесла эта пьяная шалость! Мало того, что танцовщицы отплясывали в одних чулках, так они спасаясь от разъяренных пчел задирали ноги так высоко и так часто, что со всех соседних кабаре стали сбегаться посетители, платя тройную цену за вход, только для того, чтобы стоя посмотреть на это чудесное действо.
Но интимные способности француженок нас разочаровали. Столько шума было про этих француженок - а на деле они холодные как лягушки - только и умеют, что щеки надувать и деньги за каждый чих требовать! Впрочем, нам и без них было с кем проводить время. А Изольда - она поддалась ухаживаниям командира, и вскоре они зарегистрировали свои отношения официально. Для хорошей свадьбы были нужны хорошие деньги, и эту проблему мы решили очень быстро. Англичане в ответ на налеты на Лондон, стали бомбить Берлин. В один из дней мы сели в свои "Штуки" и поднялись на перехват очередной английской армады - полсотни двухмоторных "Веллингтонов", двадцать четырехмоторных "Галифаксов" и два полка "Спитфайров" прикрытия. "Спитфайрами" занялась наша вторая эскадрилья, а первая и третья атаковали их бомбардировщики. За тот бой мы сбили почти шестьдесят английских самолетов. Последний сбили мы с Сарой - отчаянный шотландец на "Спитфайре" пытался удрать от нашей "Штуки" прижимаясь к самой земле. Но я спикировала на него сверху, и ударами наших прочных шасси сломала ему крылья.
Со свадебным подарком нам помог случай - один из голландских ювелиров попросил перебросить его в Англию, за указанную услугу он изготовил для Изольды очаровательное черное кожанное бюстье, украшенное бриллиантами, а также изящный пояс для чулок с бриллиантовыми застежками. Конечно, Изольда, связав свою судьбу с пятидесятилетним мужчиной, очень слабы в постели, лишала себя радостей пылкой страсти, ради домашнего уюта, но Бог оказался на ее стороне - наш пьяный командир, ставший ее мужем, имел неосторожность согласиться поучаствовать в наших девичьих забавах с пчелами. Двух укусов в мошонку оказалось вполне достаточно, чтобы наш командир, последующие сорок лет вел себя как обезумевший жеребец в период спаривания. Естественно, что вскоре Изольда отправилась в декретный отпуск.
В лондонском секторе устанавливается затишье, а мы нужны на ключевом направлении. Предстоящую высадку десанта мы облегчили, английские позиции вдоль побережья разрушены и блокада Англии установлена. Но Англия не пала, поскольку ее защитники стали призывать женщин в ряды ПВО и продали часть своих колоний в обмен на поставку продовольствия и оружия из США - нейтрального государства, лишив нас возможности установить полную блокаду и тем самым сохранили магистраль, по которой шло снабжение Англии.
Комментарии:
* - речь идет о линейном крейсере "Рипалс", потопленного японскими гешвадерами возле Сингапура.
** - речь идет о линейном крейсере "Худ", потопленного корабельным самолетом "Арадо" с линкора "Бисмарк"
*** - бывший албанский крейсер "А.Жжот", однотипный с печально известным "Эксетером", потопленным японскими штаффелями в бою у мыса Саво.
**** - речь идет об истребительном варианте самолета "Бристоль-Бленхейм", прозванного "Блядхейм" за слабое шасси, стойки которого часто ломались при посадке, то есть самолет "раздвигал ноги", как женщина легкого поведения.
***** - существовало пять видов пирсинга - железный, серебрянный, золотой, платиновый, бриллиантовый, и несколько способов его установки: прокалывался пупок, половые губы, верхняя губа, бровь и нос. Награждение осуществлялось высшими партийными чинами НСДАП. Если награждалась женщина, то она была обязана родить ребенка от того, кто ее наградил, если награждался мужчина, то в течение года, он работал любовником, у того, кто его наградил. Подробнее о системе награждения пирсиногм можно прочитать в книге российских историков Дегтева, Зефирова, Баженова "Люфтваффе в трико. Голубые геи - белокурые рыцари", Москва, 2008 год.
"Штука" против танка.
Я должна ехать домой на побывку, но решаю прежде лететь в Берлин, чтобы выяснить, куда они собираются меня направить. Наша надежная "Берта" фыркнув надежным "Юмо" мягко подпрыгивая, отрывается от бетонки Афин, и я беру курс в сторону Берлина. Верная Сара, напевая какую-то трофейную греческую мелодию, внимательно посматривает по сторонам, нежно поглаживая кончиками пальцев свой лобок. Полет над Балканами всегда был проблемой. С тех пор как большевики подписали союзный договор с Югославией, партизаны во главе генерал-лейтенантом НКВД Иосифом Тито проявляют значительную активность. Не обошлось без происшествий и в этот раз. Мы уже пересекли половину территории оккупированной Югославии, когда по внутренней связи раздался предупреждающий возглас подруги:
- Гевольт! Сзади "Цвай-Раты"! *
Я приоткрыла правую форточку кабины, и поправила правое зеркало заднего обзора, заодно убедившись, что с моим макияжем все в порядке. Да, это действительно были "Цвай-Раты" - традиционно-славянское звено из трех самолетов (славяне считают, что бог любит "троицу" поэтому летают звеньями по три самолета). Они шли выше нас метров на четыреста, и постепенно сокращали дистанцию. Судя по тому, как вели себя их самолеты в воздухе - мы повстречались с югославскими экспертами. Все самолеты звена совершали на первый взгляд хаотичные движения, перемещаясь вправо влево и вверх вниз - такой маневр большевики называли "окрошка Покрышкина" и он представлял из себя сочетание двух тактических приемов - "этажерки" и "ножниц".
- Готовь дымовую шашку! - закричала я Саре по внутренней связи, и вовремя - звено югославских самолетов выпустило в нас целый рой реактивных снарядов, а затем ринулось в атаку.
Сара открыла заднюю форточку кабины, выдернула предохранительную чеку из дымовой шашки, и перевела ее рычаг в положение пуск. Через зеркало заднего вида мне было отчетливо видно, как за нашей розовой "бертой" потянулся густой шлейф черного дыма, и я не теряя времени перевела наш самолет в отвесное пикирование. Когда до земли оставалось метров триста, я с трудом вывела самолет в горизонтальный полет. Снова были перегрузки от которых почернело в глазах, снова нижние ремни парашюта пропущенные между ног надавили на мой клитор, и я захлебнулась в волне накатившего оргазма. Судя по сладострастным стонам Сары, доносившимся по внутренней связи, она тоже не теряла времени даром, используя в качестве фаллоса, рукоять именного "люггера". Но злобные югославы отстали, сбитые с толку нашим внезапным и эффектным падением вниз, очевидно посчитав нас сбитыми.
* * *
Берлин встречал нас традиционно неласково. Вначале на аэродроме к нам прицепился какой-то гауптман из унтерменшей - то ли эстонец, то ли албанец. Он заявил, что стоянка на этом аэродроме разрешена только VIP- персонам, указав при этом на скопище "Дугласов" и "Боингов" со швейцарскими и шведскими опознавательными знаками. Пришлось нам с Сарой экстренно подняться в воздух, и расстрелять будку авиадиспетчера, где пытался спрятаться этот "ариец-лимитчик". Но парковка на аэродроме - это были только цветочки. Ягодки начались, когда мы с Сарой попытались взять такси, чтобы проехать 20 километров до Берлина. Французские таксисты, перекочевавшие сюда из Парижа, заломили такие цены, что за стоимость одной поездки, можно было построить новый легкий крейсер для Кригсмарине. Тут же на стоянке ошивались подозрительного вида личности, которые за разную плату предлагали переспать с мальчиками, девочками, женщинами, мужчинами и даже животными любого возраста, национальности и породы. Весь этот бардак крышевался местным отделением гестапо, которое возглавлялось штандартенфюрером СС из легиона "Стокгольм" - явно венгерским евреем, ухитрившимся получить шведский дипломатический паспорт (последнее нас сообщил начальник гестапо Мюллер, когда лично попытался арестовать коррупционера. К сожалению этого пройдоху защищал статус дипломатической неприкосновенности)
Меня ожидло специальное задание и поэтому я должна была прибыть в департамент Министерства авиации. Как я узнала, единственной причиной нового назначения является большое количество моих боевых вылетов.
Но в Берлине никто ничего не знает.
"В таком случае я могу немедленно вернуться на фронт, скорее всего мое начальство просто ошиблось".
Тем не менее, в министерстве и департаментах возможность ошибки отрицают в принципе. После длинных телефонных переговоров мне приказывают следовать, по окончании моего отпуска, в Рехлин, где проводятся эксперименты по применению противотанкового оружия с самолетов. Эти эксперимент ведутся под руководством капитана Штеппе, моего старого знакомого. Потом мне придется лететь в Рим для того, чтобы проверить теорию практикой. Это обнадеживает, но все равно, испытания нового оружия -- не участие в боевых действиях. Меня поздравляют с присвоением звания капитана.
Следующие четыре дня я провожу, катаясь на лыжах в местечке Св. Антон. Здесь проводятся большие лыжные соревнования. Как активная участница и старшая по званию офицер, я становлюсь капитаном команды Люфтваффе. В состав этой команды включены также такие асы как Сара Йеневайн, Саломея Пфайфер, Ванесса Габель и Роза Шулерович. Мы отлично проводим время, бегая по ночам голышом по снегу или совершая ночные налеты на швейцарские магазинчики нижнего белья, и к концу двух недель мои "батарейки" снова подзаряжены.
Мне не хочется ехать в Рехлин. Лучше бы лететь прямо в Рим, где находится экспериментальный противотанковый авиаотряд и уже идут предварительные испытания. Здесь испытывают Ю-87 с 75-мм пушкой, установленной под пилотским сидением, и Ю-87, на которых я летала, оснащенные зенитными 37-мм пушками под крыльями. Они стреляют снарядами с вольфрамовым сердечником, способным пробивать броню любо толщины. Эти снаряды не взрываются до тех пор, пока не пробивают броню насквозь. Ю-87, который и так не отличается высокой скоростью, после установки этих пушек становится еще медленнее и тяжелее. Его маневренность резко сокращается, а посадочная скорость существенно возрастает. Но выгоды от использования такого вооружения перевешивают ухудшение летных качеств.
Эксперименты с Ю-87, вооруженными пушкой большого калибра, вскоре прекращены, потому что обнаруженные проблемы слишком серьезны и не оставляют надежды на успех. Первый боевой вылет, предпринятый Ю-87, сопровождается потерями. Начальство относится к идее скептически. Но на меня производит впечатление возможность попадания в цель с точностью в 3-5 см (точность, которой не способны достичь мужчины в интимных делах - хотя в своих рассказах они пишут "засадил член со всего размаху" - в реальности их точность в подобных делах колеблется от 10 до 20 см, и им всегда приходится помогать рукой). Раз такой точности можно достигнуть, это означает, что летчик окажется способным поразить легко уязвимые части танка, если только сумеет подойти достаточно близко. Мы учимся безошибочно распознавать различные типы английских, канадских, американских и албанских танков и узнаем, где находятся их наиболее уязвимые части: двигатель, баки с горючим, боеприпасы. Попасть в танк, еще не значит его уничтожить, необходимо поразить определенное место (например, горючее или боеприпасы) зажигательным или разрывным снарядом. Проходят две недели, затем министерство пожелало знать, готовы ли мы для немедленного вылета в Рим. "Лайми" напирают и здесь у нас есть более широкое и лучшее поле для практической проверки наших теорий.
В условиях стабилизировавшегося фронта с сильной противовоздушной обороной летать на небольшой высоте и затем открывать огонь, находясь в нескольких метрах над землей, почти невозможно. Мы знаем это, потому что наши потери перевешивают положительные результаты. Мы сможем использовать это оружие только там, где фронт и противовоздушные средства находятся в движении. Гауптман Штеппе остается в Риме и присоединится к нам позже. Вместе со всеми пригодными к полетам самолетами я лечу через Сицилию в Тобрук на Африканском континенте. В Тобруке я снова встречаюсь со своей частью. Жаль, что я хотя и вижу лица старых друзей и подруг, но не могу летать вместе с ними. Они бомбят плацдарм у Эль-Аламейна, за который идут тяжелые бои. Подруги рассказывают мне, что прорвавшиеся английские и албанские танки находятся уже в нескольких километрах от старой линии фронта. Это означает, следовательно, что нам нужно атаковать их, хотя их все еще прикрывает стационарная и, следовательно, мощная зенитная оборона на английской передовой.
Противовоздушные средства сконцентрированы на очень ограниченном пространстве. После того, как окончились бои за выход к Суэцкому каналу, находящемуся недалеко от Эль-Аламейна, практически вся зенитная артиллерия противника была переведена из этих районов и сконцентрирована на нашем участке. Ее перебросили на фронт по маршруту Каир-Александрия-Эль-Аламейн. В один из первых дней после нашего прибытия мы провели первое испытание противотанковых пушек к югу от Эль-Аламейна. Прорвавшиеся танки находятся в 700 метрах от их собственных позиций. Мы сразу же обнаруживаем их и горим желанием посмотреть, что тут можно предпринять. Оказывается, что очень немногое. Пролетая над линией фронта, я получаю прямое попадание албанского мельхиорового зенитного снаряда калибра 53,5 мм. Потом мы всей эскадрильей использовали его как фаллоимитатор.. Другим самолетам приходится не лучше. В дополнение ко всему на сцене появляются вражеские истребители, "Спитфайеры" новых серий с крестообразным четырехлопастным посеребренным винтом. Я впервые встречаюсь с самолетами этого типа в Африке. Один из наших молодых пилотов подбит и совершает вынужденную посадку прямо в винограднике. Вечером того же дня он возвращается домой с руках, полными фруктов и расстройством живота.
После такого начала и скромных результатов нашего первого испытания все выглядит не слишком в розовых тонах. Нам выражают соболезнования, где бы мы ни появлялись и даже те, кто относится к нам с симпатией, считают, что жить нам осталось недолго. Чем сильнее огонь зениток, тем быстрее разрабатывается тактика. Становится очевидным, что мы всегда должны иметь бомбы для того, чтобы подавить вражескую оборону. Но самолеты с противотанковыми пушками не могут нести еще и бомбы, поскольку они становятся слишком тяжелыми. Кроме того, Ю-87, оснащенный пушками, не может пикировать, потому что нагрузка на крылья становится слишком большой. Практическое решение, следовательно, -- иметь эскорт из обычных "Штук".
Новое английское наступление дает нам возможность проверить эти идеи на практике. К северо-востоку от Эль-Аламейна англичане собираются атаковать фронт Роммеля. Они начинают переправлять части двух дивизий через море в надежде, что этот маневр приведет к крушению фронта армии Роммеля. У нас только изолированные опорные пункты с очень ненадежной линией снабжения, которые удерживают итальянцы к северо-востоку от позиций Африканского корпуса. Естественно, их ударная мощь ограничена и им никак не удастся совладать с этой новой английской операцией.
Наша разведка подтверждает присутствие большого количества лодок в заливе и неподалеку от Александрии. Они подвергаются атакам наших "Штук". Но цели такие маленькие и лодки так многочисленны, что эти атаки сами по себе не могут заставить англичан отказаться от их плана. Они снуют вдоль побережья и по рукавам дельты Нила и днем и ночью. Общее расстояние, которое им приходится покрывать в одну сторону, составляет около 45 км. Берега покрыты узкими протоками и "лайми" подходят все ближе и ближе, высаживаясь в глубоком тылу нашего Африканского фронта. Временами они делают паузу, чтобы передохнуть под прикрытием папирусовых зарослей. Когда они прячутся, их очень трудно обнаружить и распознать. Но если они хотят возобновить свое продвижение, они вновь должны пускаться в плавание по открытой воде. Мы находимся в воздухе целый день, от заката и до темноты, рыская над водой и папирусовыми зарослями в поисках лодок. "Лайми" используют самые технологичные американские и швейцарские катера с водометами, лодки с подвесными моторами попадаются редко. Помимо винтовок "Ли Энфильд" они везут с собой ручные гранаты и пулеметы "Браунинг". В маленьких катерах обычно находятся от пятнадцати до двадцати семи человек, в катерах побольше -- до пятидесяти. Катера эти - реданного типа, выполнены из листового алюминия толщиной 2-3 мм. В атаках этих катеров мы не используем наше специальное противотанковое оружие, поскольку его высокая поражающая способность здесь просто не нужна. С другой стороны, оружие должно быть способным разбивать алюминиевые корпуса лодок, так с ними можно покончить быстрее всего. Обычные зенитные снаряды с подходящими взрывателями оказываются наиболее практичными. Все, что пытается проскользнуть по воде, обречено. Потери "лайми" в лодках должны быть серьезными. Я одна, всего за несколько дней уничтожаю семьдесят катеров, Сара, огнем из хвостового машингевера калибра 7,92 мм расстреливает почти 50 таких катеров.
Постепенно их оборона усиливается, но это нас не останавливает.
Капитан Илона Рупффер, длинноногая пышногрудая голубоглазая блондинка, отличный стрелок и бесстыдная нимфоманка из соседней противотанковой эскадрильи летающей на "Хейншеле-129", сбита и живет какое-то время, как Робинзон Крузо, на островке посередине дельты Нила.(точнее сказать как Пятница, ибо из-за своей постоянной тяги к постоянному мультиоргазму она летала нагишом, из-за чего, будучи сбитой, она постеснялась выйти из зарослей папируса и предстать перед солдатами противника, в чем мама родила). Однако ей везет, и она спасена взводом итальянской пехоты. Хотя вскоре становится ясно, что она беременна - оно и не удивительно - и без того горячие и пылко-страстные итальянские мужчины, повстречав такую красоту посреди унылого египетского пейзажа, совсем потеряли голову и чуть ли не растерзали пышногрудую Илону в своих объятьях. Они продержали ее неделю в своем "плену", пока в дело не вмешался сам Бенито Муссолини. Понятное дело, что после такой бурной интимной жизни в течении недели сразу с тремя десятками мужчин, установить будущее отцовство не представлялось возможным. Но поскольку почти каждый итальянец имеет княжеский титул и ведет свой род от легендарных Ромула и Рема, родословной будущего ребенка Илоны, могла позавидовать любая королевская династия Европы.
Вскоре англичане понимают, что им придется отказаться от своих планов, поскольку с такими потерями успеха не достигнуть.
Примерно 10 мая я получаю известие, что фюрер наградил меня Дубовыми листьями к Рыцарскому кресту, а Сару Рыцарским Крестом и мы немедленно должны прибыть в Берлин для их вручения. На следующее утро, вместо моих обычных экскурсий над плавнями мы летим в Берлин на Ме-110. В пути мы с Сарой строим планы компании по своему немедленному возвращению в часть.
Но эти чертовы Балканы! На этот раз нас атаковали большевистские охотники из женского бомбардировочного авиаполка под командованием полковника Валентины Гризодубовой. *** Полк этот принадлежал к авиации дальнего действия, возглавляемой сталинским фельдмаршалом Головановым. Большевикам удалось то, чего не могли добиться немецкие авиаконструкторы - они установили в бомболюке своего бомбардировщика "Илюшин-4" выдвигающуюся и стреляющую прямо по курсу (с возможностью поворота вправо-влево на 10 градусов и вниз до 30 градусов) 76-мм длинноствольную зенитную пушку, которая могла вести огонь обоймами по пять снарядов. Эти дьявольские охотники уничтожили огоромное количество железнодорожного и автомобильного транспорта в Германии. Действовали они как днем, так и ночью, для чего на их крылья устанавливались мощные зенитные прожекторы. В середине 1943 года появилось две новых, совсем дьявольских модификации "Илюшина-4" - "Илюшин-4 ФН" и "Илюшин-4 ФД" . ФН означало "фантом ночной", а ФД - "фантом дневной". Первые самолеты обшивались тонким слоем черной резины, что делало их практически невидимыми для радаров (радар обнаруживал их с расстояния не более 100 метров), вторые - "дневные фантомы" - обклеивались специальной зеркальной пленкой из-за чего с расстояния более 75-метров становились совершенно невидимы для человеческого глаза, так как сливались с окружающим фоном.
Но нам с Сарой повезло - нас атаковали большевистские экспертки на самолетах старых моделей, что впрочем, было ничуть не лучше, так как данный самолет, несмотря на то, что он был крупнее нашего Ме-110, он был способен крутить любые фигуры высшего пилотажа. Особенно любили большевистские охотники атаковать в лоб, иногда переворачиваясь вниз кабиной - оно и не удивительно - при лобовой атаке, 85 мм пушка заряжалась стреловидной картечью, поражающие элементы которой были связаны между собой тонкой стальной проволокой длиной 25 метров. При выстреле в сторону цели поражающие элементы образовывали подобие сети диаметром порядка 25 метров с поражающей эффективной дальностью стрельбы до полутора километров. Когда такая "сеть" зацепляла самолет противника на землю падали только запчасти от пораженной цели - то есть степень разрушения составляла 100 процентов.
Эти русские экспертки и зашли на нас в лобовую атаку. Выход был один - я заорала Саре:
- Ахтунг! Русиш ягдеры! Спасайся кто может! - и тут же перевернула наш Ме-110 вверх тормашками, рванув рычаг аварийного сброса фонаря кабины. Увидев, что Сара сбросила фонарь кормового стрелка, прыгнула вниз. Я не знала, любят ли русские экспертки, так же как мы в люфтваффе расстреливать спасающихся летчиков****, поэтому решила выполнить затяжной прыжок и раскрыть парашют возле земли. Моя верная Сара последовала моему примеру, и мы летели вниз, держа друг друга за руки. По телу разливалось тепло от близости подруги, и от нахлынувших интимных воспоминаний. Кольца парашютов мы рванули, когда до земли оставалось метров четыреста. Ремни крепления раскрывшегося парашюта, хлестнули сквозь летный комбинезон по клитору, и я захлебнулась в эмоциях от накатившего оргазма. Если бы не стог сена, в который мы приземлились с Сарой, то наверное, ноги при такой посадке мы бы себе переломали.
Возможно это было глупо, но избавившись от парашюта, я начала избавляться от комбинезона, и избавлять от него подругу, чтобы побыстрее прильнуть к черному треугольнику ее волос, прикрывавшему ее чувственный лобок. Покажись в тот момент югославские партизаны - в лучшем случае нам с Сарой пришлось провести в плену, рожая детей югославским партизанам, в худшем случае - поговаривали, что сбитых немецких летчиков, партизаны Тито передавали в руки "кровавой гэбни" Сталина - оккультной организации, которая в сибирских лагерях, заставляла военнопленных вырезать из сибирских деревьев чаши Грааля.
Но нам повезло, и нас с Сарой никто не тревожил, поэтому мы, позабыв про все на свете расположившись в позиции "69", предавались интимным ласкам. Ее лобок был мокрым от охватившей ее страсти, а стройное тело приятно пахло полевыми травами - она, так же как и я пользовалась трофейными русскими духами "Степь N5". Когда страсть схлынула, я устало откинулась на колкое сено и стала любоваться небом. Русские ягдерицы уже улетели, наш верный Ме-110 еще в воздухе распался на множество обломков, пойманный "сетью". Что ждет нас в дальнейшем? Кто знает! Может через пару минут, нас пронзят вилы югославских партизан? Или нам придется удовлетворять их мужскую похоть за кусок черствого хлеба?
Но мы родились под счастливой звездой - нас сбили на границе с Румынией. Более того, стог, на который мы приземлились, стоял на окраине аэродрома, где базировалась знаменитая "голубая" эскадрилья! Только не та, которая была укомплектована испанцами и воевала с большевиками на Восточном фронте, а та, которая была действительно "голубой", и которой командовал белокурый парень в балетном трико - Эрих Хартманн, и если большую часть летчиков-истребителей их гешвадера "Грюнхертц" именовали "зеленожопыми", то их именовали "голубожопыми" - символом их эскадрильи было голубое сердце.
То, что большинство пилотов эскадрильи были мертвецки пьяны нас с Сарой не удивило, равно как и не удивило, что многие из них предавались гомосексуальному интиму прямо на поле, а вот то, что сбитый русскими охотницами наш Ме-110, Эрих и его дружки записали себе в список побед, как девять сбитых американских четырехмоторных "Либерейторов" меня и Сару сильно покоробило. Скандалить с этими уродами мы не стали, так как я знала, что у них в Берлине есть могущественные покровители, например в лице доктора Менгеле, который работал в концлагере Аушвиц над проектом по созданию - арийца-гермафродита - белокурого мужчины-воина, способного к самооплодотворению и деторождению.
Мы быстренько обошли капониры со стоящими самолетами, и я выбрала бесхозный Ю-52, на котором, продолжился наш полет в Берлин. Но перед тем, как взять курс на север, мы сделали круг над аэродромом "голубожопых" из "Грюнхертца" и Сара из хвостовой турели "тетушки Ю" расстреляла несколько Ме-109 стоявших в капонирах - все наши вещи и деньги погибли вместе с Ме-110, и нам требовались деньги, для того, чтобы купить парадную форму, красивое нижнее белье и хорошую косметику - не могли же мы предстать перед фюрером в летных комбинезонах, утыканных соломой! А так, за 5 сожженных "Ме-109", оформленных, как 20 уничтоженных на земле русских штурмовиков "Илюшин-2" можно было получить неплохую премию.
К сожалению, с момента нашего последнего визита ситуация в Берлине ухудшилась. Столицу Третьего Рейха наводнили банды венгерских зухеров, прикрывающихся шведскими дипломатическими паспортами. С одной из таких банд мы с Сарой столкнулись в вестибюле гостинцы "Нибелунги" в 200 метрах от рейхсканцелярии! Не успели мы с Сарой войти в фойе гостиницы, как нас тут же разоружили какие-то люди в форме войск СС, связали за спиной руки, вывели через черный ход, и зашвырнули в крытый грузовой фургон. Из обрывков разговоров похитителей я поняла, что в Южной Америке, США и странах Востока в связи с мировой войной подскочили цены на секс-рабынь, и женская работорговля стала приносить огромные барыши. Наши похитители боялись того, что их перехватят по дороге в аэропорт швейцарские конкуренты и отобьют нас с боем, чтобы продать тем же зарубежным заказчикам, но прибыль положить в свой карман.
Спасло нас провидение в лице безбожно плохо организованной берлинской ПВО. Все дело в том, что самолеты Англии и США бомбили с некоторых пор исключительно по ночам, и бомбили не все кварталы Берлина, а только те, в которых размещались немецкие магазины - для того, чтобы обеспечить расширение рынка сбыта шведским и швейцарским фирмам. Впрочем вполне ясно, что под вывесками нейтральных государств, скрывались американские хозяева, которые вели экономическое наступление на всю Европу. Так или иначе, но днем ПВО Берлина отсыпалось, чтобы набраться сил для отражения ночных налетов. Этой ситуацией нагло пользовались "сталинские соколы" из подразделений фельдмаршала Голованова. Русские охотники на базе упоминавшегося "Илюшин-4" вооруженные 85-мм пушкой, шныряли на бреющем вдоль центральных улиц Берлина, выискивая жертвы для своих снарядов.
Нас с Сарой спасло то, что мы лежали на полу фургона. Тех, кто сидел в кабине... Когда дым рассеялся, оказалось, что от грузовика на котором нас похищали, осталось только два задних колеса и пол фургона - все остальное разнесло в клочья. От пут, нас освободили фройлян из вспомогательной пожарной службы, прибывшие на место атаке по звонку местных жителей. У них в общежитии мы с Сарой и остановились - гостиницам мы больше не доверяли.
А потом мы отправились за покупками в швейцарский магазин "Клинтон Бразерс", как сказали нам наши новые подружки - магазин был на самом деле американским, но его крышевал холуй и интриган Манштейн-Левински, погубивший армию Паулюса под Сталинградом ради получения вышестоящей должности в Генеральном штабе. Цены там были дикие, и все премиальные, полученные нами, за 20 "уничтоженных" "Илюшиных-2" растаяли как дым за одно посещение магазина. Американские нейлоновые чулки оказались нам не по карману, и нам пришлось довольствоваться шелковыми. Я купила себе черный кружевной комплект шелкового белья "Фройлян Драй Рейх", с серебряными застежками, а Сара точно такой же, но белого цвета. В магазине оказались очень удобные примерочные, и мы с Сарой этим воспользовались, соблазнив и лишив девственности наших юных спасительниц - Гетруду и Луизу. Их начинающие округляться девичьи фигурки говорили о том, что через пару лет, все мужчины будут захлебываться слюной, глядя на их округлые попки, пышные груди, и длинные стройные ноги. В качестве подарка мы купили для девушек шелковые чулки, и красные шелковые пеньюары, с масонскими символами на кружевах - серпами и молотами. Парадная форма обошлась недешево, бирки "сделано на Брайтоне. Нью-Йорк" мы тут же отпороли. Столь любимый армянский коньяк вызвал у меня сомнение своим внешним видом, и мы с Сарой остановились на горилке, соленых огурцах, настоящем черном ржаном хлебе, сале и чесноке. Пиршество было решено устроить после того, как мы получим награды.
В рейхсканцелярии я узнаю от подполковника графини фон Бюловой, адъютанта Люфтваффе, что я должна получить награду вместе с двенадцатью другими фройлян. Все они принадлежат к различным родам войск и имеют разные звания. Я говорю графине фон Бюловой, что я собираюсь объяснить фюреру, что мне надоело числиться на вторых ролях в экспериментальной части, и я прошу его вновь перевести меня на должность командира моей старой эскадрильи в гешвадер StG3 " Гроссе Иммельман". Только на этих условиях я приму награду. Я ничего не говорю о тех шагах, которые я предприняла, направляя записки в Министерство авиации.
Незадолго до того, как мы докладываем фюреру, графиня фон Бюлова приносит мне радостную весть, что ей удалось обо всем договориться. Должна заметить, что выглядела она весьма привлекательно - контрабандные искрящиеся американские нейлоновые чулки подчеркивали стройность ее ног, а проведя рукой по внутренней поверхности ее бедра, я с радостью обнаружила, что графиня не носит под юбкой нижнего белья. Мои ловкие пальчики стали ласкать интимный уголок графини, а чувственные губы, сошлись с ее губами в жарком интимном поцелуе, стоявшая рядом Сара, расстегнув на графине форменную рубашку, и застежку бюстгальтера "Вундер фройлян- В2Е4" тут же принялась щекотать язычком, темные соски приятно-округлых грудей графини. От полного бесстыдства нас спасло вежливое покашливание самого фюрера, который направлялся в зал, для торжественного вручения наград доблестным фройлян. Он подтвердил, что я возвращаюсь в свою старую эскадрилью, с условием, что продолжу изучение пригодности экспериментального самолета. Я охотно согласилась, добавив, что готова забеременеть от него, на что он ответил, что это невозможно, так как он женат на Германии! Однако, он отметил мою белокурость и пышногрудость, и высказал предположение, что в постели я очень страстная натура, и это высказывание сделало меня поистине счастливой.
Фюрер прикалывает медаль мне на грудь. Заметив, как я начинаю плыть от нахлынувшего на меня экстаза, он целует меня в шею, и усаживает в кресло, чтобы я не упала. Через пару секунд в соседнее кресло он усаживает Сару, находящуюся в таком же сладострастном изнеможении от нахождения рядом с вождем германской нации. Он говорит с нами около часа о военной ситуации, прошлых, настоящих и будущих планах. Мы все, прибывшие с фронта, изумлены его безошибочными суждениями о ситуации. Он не винит немецкого солдата на фронте. Он видит вещи точно так же, как и мы, как будто сам их пережил. Он полон идей и планов и абсолютно уверен в себе. Вновь и вновь он подчеркивает, что мы должны одержать победу над сионизмом, иначе мир будет погружен в ужасающий хаос, из которого он никогда не сможет выбраться. Следовательно, сионизм должен быть уничтожен, пусть даже сейчас англичане и отказываются понимать, как губительна для них и остального мира их собственная политика. Он излучает хладнокровие, которое передается и нам. Каждая из нас возвращается обратно обновленной.
Мы с Сарой едем на Хельмутштрассе в общежитие, где все уже готово к праздненству. Наши новые подружки поражены статусом наших наград, и готовы исполнить любые наши желания, чтобы мы помогли им записаться в люфтваффе и стать пилотами "Штук". Горилка довольно быстро делает свое дело, и мы, устав от голых танцев на столе и взаимных ласк, решаем немножко похулиганить. Одевшись, мы выскальзываем на ночные улицы, и обманув шведские и швейцарские патрули проскальзываем в квартал, населенный гастрабайтерами из стран Прибалтики, Франции, Венгрии. Когда наступает время для очередного налета британской и американской авиации, мы, с помощью сигнальных ракет указываем английским цельфиндерам "Москито" место, по которому должен наноситься главный удар - квартал в котором находятся магазины курируемые продажным фельдмаршалом Манштейном-Левински. И англичане клюют на нашу приманку, отмечая центр квартала специальными светящимися авиабомбами. Затем мы удираем по крышам, замеченные шведским патрулем, укомплектованным выходцами Будапешта. А потом, счастливые, стоим и наблюдаем, как англичане и американцы, наносят бомбовый удар по частной собственности Манштейна-Левински и его американских родственников с Брайтона и Бродвея.
Сутки уходят на то, чтобы получить разрешение на перевод Луизы и Гертруды в люфтваффе в мою эскадрилью. Возвращаться в Тобрук мы решили более длинным маршрутом, минуя агрессивные Балканы. Для этого нам пришлось угнать с берлинского аэродрома новенький "Хейнкель-177". Маршрут полета мы прокладываем через Францию и Италию. При полете около Швейцарских Альп, нас атакуют четыре швейцарских истребителя - вероятнее всего американские "Буффало", производящиеся в Берне по лицензии под маркой "Уленшпигель- FJ34", я спасаюсь пикированием, а меткий огонь Сары превращает двух швейцарцев в горящие обломки. В Риме я узнаю, что швейцарцы промышляют принуждением к посадке пролетающих самолетов, а затем требуют за них выкуп у воюющих сторон. В силу этого, два сбитых "Буффало" я оформляю как четыре сбитых "Ланкастера", и на полученные премиальные мы весело кутим в Риме, в обществе каких-то очень страстных и пылких аристократически изысканных итальянок из вспомогательной службы Десятой Флотилии МАС под командой князя Боргезе. Через два дня я, вместе с Сарой и новыми подругами, возвращаюсь в свою старую часть, базирующуюся в Тобруке, и принимаю командование своей эскадрильей.
Комментарии:
* - "Цвай-Рата" - после неудачного для большевиков начала войны на Восточном фронте, у них скопилось много поврежденных самолетов типа "Рата" (И-16), снятых с производства и требовавших ремонта. Эти самолеты большевики модернизировали, путем соединения крылом к крылу двух самолетов - в итоге получился самолет двухфюзеляжной конструкции, с двумя пилотскими кабинами. Такая модернизация позволила им значительно усилить вооружение самолетов - от 6 до 8 пушек калибра 23 мм, 12-16 реактивных снарядов калибра 132 мм или 1200-1500 кг бомб. При этом самолет не утратил свое маневренности. Поскольку по скорости, как истребитель "Цвай-Рата" уже не дотягивал до современных самолетов, его применяли в качестве штурмовика, а также поставляли советским, цыганским, югославским, итальянским, норвежским, корейским, китайским и немецким партизанам.**
** - В 1941-1945 году на территории Германии действовали немецкие партизанские отряды сторонников большевизма, общей численностью до 300 тысяч человек. Руководителем немецкого партизанского движения являлся бывший майор ландсштурма Вячеслав Штази - двоюродный брат известной террористки Розы Люксембург, произведенный Иосифом Сталиным за боевые заслуги в генерал-фельдмаршаллы.
*** - большевистское звание полковник соответствует немецкому званию гауптман.
**** - в люфтваффе существовала система денежных поощрений за расстрел вражеских летчиков, пытающихся спастись на парашютах. За расстрелянного англичанина или американца выплачивали 1000 рейхсмарок, за поляка, чеха, норвежца или француза - 2000 рейхсмарок, за русского - 2500 рейхсмарок, если расстрелянный оказывался коммунистом - 5000 рейхсмарок, если он был комиссаром - 7500 марок, если он был еще и евреем - 10000 рейхсмарок. Кроме этого выплачивались премиальные за воинское звание расстрелянного летчика - от 50 рейхсмарок за унтер-офицера до 500 рейхсмарок за полковника.