Аннотация: 4-5 место на конкурсе ХиЖ; опубликован в журнале "Знание-Сила" NN 5,6 за 2006г.
Трудно признать, что ты урод и неудачник. Еще труднее это сделать, если, вдобавок, ты трус. 'Трус, трус', - сказал Игорь-Джек, сжимая зубы так, что челюсти заныли.
Он никак не мог решиться открыть это письмо. Долго вертел в дрожащих пальцах маленький скользкий прямоугольник. Ошибка? Нет, адрес и имя совпадает. С каких это пор компании стали рассылать отказы экспресс-почтой вместо стандартных электронных отписок, которые сыплются пачками, стоит только включить компьютер? Игорь-Джек попробовал рассмотреть содержимое сквозь матовый пластик конверта. А что еще там может быть, кроме вежливого отказа?! Несколько последних лет убедили его, что ничего.
Где он только не отыскивал вакансии, не гнушаясь почти ничем. Пять лет назад его в последний раз пригласили на собеседование. Собеседование продолжалось ровно минуту. 'Гхм', - сказал седовласый менеджер, бросив один быстрый изумленный взгляд на Игоря-Джека, другой - в свои бумаги: 'Боюсь, произошла ошибка. Вы нам, к сожалению, не подходите'. После, дома, Игорь-Джек долго стоял перед узким зеркалом в дверце стенного шкафа, разглядывая себя с ног до головы. Пытаясь представить, что подумал и почувствовал тот менеджер. И к чему-то припоминал тот странный фильм, который недавно посмотрел по три-д-визору. 'Одиночество волка', кажется. Про последнего настоящего волка, рожденного в питомнике, но естественным путем и без генетических коррекций. Он был больной и старый, этот зверь, с седой мордой и очень усталыми глазами. Парень, что за ним ухаживал, называл его дохлятиной, и норовил отлупить или сшибить с ног струей из шланга. Возможно, он просто боялся этого волка, который иногда рычал и скалился, в отличие от других животных. А когда зверь напал на своего тюремщика - повалил на пол, и несколько секунд стоял, упершись лапами в грудь парня и усмехаясь огромными кривыми клыками в волоске от беззащитной шеи - это было, действительно страшно. Волк сбежал, и оставшиеся полфильма его ловили - паника в городе, население в истерике, доблестные народные герои, отважная полиция... Кажется, этот волк не хотел никого убивать - он просто хотел выбраться на свободу, память о которой хранилась в его неоткорректированных генах... Интересно, зачем снимать такие фильмы? Чтобы сказать - 'пути назад нет'? И в новом правильном обществе нет места уродам, неудачникам и зверям, у которых не подавлен ген агрессивности, и которых нельзя выпустить на общую площадку, чтобы дети могли их гладить и дергать за хвост?... 'Урод, урод', - пробормотал Игорь-Джек своему отражению. Странно, взгляд у отражения был точь-в-точь как у того желтоглазого, обреченного на смерть, волка, заблудившегося в зеркально-бетонных лабиринтах большого города...
Игорь-Джек был уродом и неудачником, которому не следовало надеяться на место в этой жизни. И пора уже примириться с этим и перестать надеяться на невозможное. Сперва он решил просто выбросить этот дурацкий конверт, чтобы не читать очередной вежливый отказ и гадать, смотрели ли они вообще его резюме, за исключением фотографии и пары первых пунктов. А потом он опять вспомнил того волка, который знал, что умрет, но до последней секунды пытался найти выход из города. И, зажмурившись, дрожащими пальцами отодрал клапан на пластиковом конверте.
'...рассмотрели Ваше и резюме и приглашаем Вас на собеседование и тестирование для участия в конкурсе на свободную вакансию...' Буквы прыгали перед глазами; Игорь-Джек никак не мог их угомонить и разглядеть приглашение толком - удавалось выхватить только отдельные слова. Невозможно. Пора перестать надеяться на невозможное... Он в несколько шагов пересек свою комнату, уткнувшись в стену, повернул обратно. Шесть шагов вдоль, три поперек. Потолок, до которого можно дотянуться рукой. Жалкое жилище. Неужели, все может измениться? Неужели... Игорь-Джек вспомнил, как волк метался в своей клетке в питомнике. Улыбнулся. Карточка-приглашение обжигала ладонь как перо Жар-птицы. Была такая волшебная сказка в детстве... Дурню, третьему сыну досталось то, о чем и мечтать не могли его способные, подающие большие надежды старшие братья...
Губы двигались помимо воли, сползая в улыбку. Жизнь неожиданно оказалась звонкой и сияющей - как хрустальный бокал, который много времени пылился в сумерках шкафа, а теперь его отмыли начисто и до краев наполнили солнечным шампанским. Игорь-Джек успел пока сделать только глоток, но теперь золотой хмель бродил в нем, искрился пока беспричинным восторгом, рвался на губы счастливой улыбкой. Хотелось смеяться и плясать. Желтоглазый волк нашел выход из бетонного лабиринта и теперь летел, едва касаясь огромными лапами земли - к лесу, который раньше видел только во сне; а полицейский патруль растерянно обшаривал остриями лазерных прицелов опустевший переулок...
Игорь-Джек прикрыл глаза; перевел дыхание, заставляя себя успокоиться. 'Для участия в конкурсе', - напомнил он себе. Кто сказал, что он сумеет победить в этом конкурсе? Кто сказал, что очередной менеджер не окинет его скептическим взглядом 'извините-произошла-ошибка-вы-нам-не-подходите'?
'Я узнаю это завтра', - подумал он: 'Верно?'
*
- Доброе утро, Мона, - Игорь-Джек с удовольствием разглядывал сонную улыбку на губах Моны и золотые искорки в карих глазах.
- Ты улыбаешься, - заметила она: - Что-то хорошее случилось?
- Да. Очень. Я подумал, что люблю тебя. Я всегда это знал и часто говорил, но знаешь... каждый раз понимаю это заново, когда смотрю на тебя. Ты...- Игорь-Джек прикрыл глаза, глядя на лицо Моны сквозь ресницы: - Твои волосы как ночное небо, как ветер, где запутались звезды... твои глаза - как вода под солнцем; лицо - как у мраморных древних богинь, вечных и прекрасных...
- Ты сегодня поэт, - улыбка Моны стала чуть напряженной.
- Тебе не понравилось? Может, насчет мрамора...
- Что ты. Это так удивительно. Мы с тобой столько времени вместе, а ты до сих пор говоришь мне такие волшебные слова... Спасибо, Джек... Так приятно. Даже...даже, если это все ложь...
*
Они познакомились случайно. Сначала поболтали о пустяках. Потом стали встречаться. Провели несколько дней на побережье. Море, чайки, шелест волн и волшебные по красоте закаты. Затаив дыхание, Игорь-Джек и Мона смотрели, как жемчужно-розовое небо становится багровым, как дрожит серебряная дорожка на черных волнах, приглашая погулять по воде. Слушали бормотание моря, перебирающего мокрую гальку. Разговаривали. В этих разговорах - как и в совместном молчании - выяснилось удивительное родство их душ, которое иногда бывает у близнецов. Им случалось одновременно начинать одну и ту же фразу, в один и тот же миг замолкать от восхищения или ужаса, находить в своих снах почти невозможные параллели. После этих дней у моря, Игорь-Джек еще долго, просыпаясь, ожидал увидеть черноволосую голову Моны на соседней подушке и тосковал по утренней улыбке Моны, сонной и беззащитной.
А потом они прожили вместе много-много лет. Двое детей, маленький домик за городом, недалеко от моря. Мона устроила удивительной красоты цветник с яркими слюдяными фонариками и говорливым ручейком, бегущим по кругу среди камней и сиреневых ирисов. По вечерам Игорь, Мона и дети пили чай возле дома. Узоры золотого и алого света маленьких фонариков, густой аромат левкоев и ночных фиалок сплетались с тихим разговором, смехом, движениями нежно пересекавшихся рук. Солнечно-рыжий сеттер, лучший друг детей, обычно был тут же, следил за людьми влюбленными глазами, улыбался по-собачьи, снисходительно и искренне. Иногда, уложив детей, Игорь и Мона гуляли вдоль моря, по узкой полоске влажного песка. И опять дрожала на черных волнах лунная дорожка, приглашая в далекое странствие; и запрокинутое лицо Моны казалось полупрозрачным и невозможно прекрасным...
Потом Мона плакала. Наверное, она не хотела, чтобы Игорь-Джек это понял - потому что ее лицо было неподвижно, как мертвая маска. Но тихий голос вздрагивал и срывался:
- Это невозможно. Так никогда не будет с нами, да, Джек? Никогда. Никогда.
Джеку стало холодно и жутко от ее безжизненного голоса, повторяющего 'Никогда'. Он подумал, что лучше бы Мона кричала или захлебывалась в слезах. Забывшись, он протянул дрожащую руку к ее лицу - погладить, утешить, коснуться губами ее волос, пахнущих фиалками. И больно стукнулся костяшками пальцев о монитор.
*
'Даже если это все ложь', - ему показалось, что на глазах Моны блеснули слезы. Или - она просто захотела, чтобы Игорь-Джек так увидел?
Он не знал, кто Мона на самом деле. Может, столетняя старуха, которая еще могла помнить запах моря и фиалок в саду под звездами. Может, девочка - из этих, детей с ускоренным развитием, которой захотелось поиграть. Он не хотел знать.
Иногда, измученный нелепыми предположениями и кошмарными снами, где смеющееся лицо Моны превращалось в скалящийся череп, обтянутый коричневой морщинистой кожей, он почти собирался с духом предложить ей встретиться - на самом деле. Но всякий раз, уже добравшись до приветливо подмаргивающего монитора, трусил. Он не мог позволить себе потерять единственное, что у него было в жизни. Электронный морок, мультяшное наваждение.
Потому что если для Моны это могло быть игрой, для него это было жизнью. Единственно возможной.
'Я не лгу', - захотел сказать он компьютерному лицу Моны. 'Ты видишь меня таким, какой я на самом деле. Я не солгал тебе ни в одном слове и ни в одном взгляде'. Но Игорь-Джек промолчал. Потому что эти слова подразумевали вопрос: 'А ты, Мона? Как много ты мне лжешь? Во внешности, в возрасте, в своих эмоциях?' Может, где-нибудь в соседнем доме древний старик или старуха, гнусно хихикая, подправляет на своем мониторе нежную улыбку на губах красивой черноволосой девушки. 'Я не хочу думать так', - оборвал себя Игорь-Джек: ' Я не хочу думать о НЕЙ так. Даже если ее и нет на самом деле'.
- Пожелай мне удачи, - попросил он.
- Зачем тебе удача, Игорь-Джек? - Мона слабо улыбнулась, не поднимая глаз, рассеянно наматывая на палец прядь блестящих черных волос. За ее спиной поднималось солнце, расплескивая блики по воде и сияя вокруг головы девушки золотистым нимбом. Будто она была святой или богиней. Компьютерной богиней в своем компьютерном раю. Мона повернулась, глядя на солнце, заслоняя глаза ладонью; ветер растрепал ее волосы - черное крыло метнулось сначала вправо, потом вверх - словно птица пыталась взлететь, но у нее никак не получалось. За плечом Моны Игорь-Джек разглядел изгиб маленькой бухты, пристань и белый двухэтажный дом. Дом, в котором они с Моной однажды прожили целую жизнь...
Задыхаясь от ветра, треплющего волосы Моны - ветра, которого Игорь-Джек не мог чувствовать - он тоже смотрел на этот дом. И теперь ему было все равно, ложь это или нет. Он был готов отдать что угодно - остаток своей жалкой жизни за один-единственный день из той, другой, ненастоящей, компьютерной, где они с Моной были счастливы...
- Зачем тебе удача, Игорь-Джек? Это такая птица с огненными перьями... Она больно жжется. И ее невозможно удержать... Невозможно...
- Мона, - хрипло позвал он; забывая обо всем - и о пластиковом прямоугольнике-приглашении на столе, волшебном пере из крыла огненной птицы, про которую говорила Мона. - Мы могли бы снова... Мы могли бы уйти туда и больше никогда не возвращаться. Если ты хочешь...
Мона обернулась.
- Иногда. Знаешь, иногда я думаю о тех, кто не возвращается. Их ведь немало сейчас, знаешь? Сегодня в новостях сказали : 'Еще четыре смерти в сенсорных шлемах'... Интересно, если мы умрем здесь - может, мы останемся навсегда там, в нашем мире?
- Можно узнать наверняка, если попробовать. Только попробовать получится один раз... Мона! Перестань. Ты специально так говоришь?
- Зачем тебе удача, Джек?
- Сегодня важный день. Если получится... если... Все могло бы измениться. Я мог бы устроить для нас сад... небольшой, но... Растения, цветы, маленький водоем...может, настоящие живые рыбки, и даже настоящая птица, которая будет петь...и обои, знаешь, из этих, новых - чтобы шелестели волны и пахло морем... Ты бы тогда пришла посмотреть на это?
- Ты такой мечтатель, Джек, - губы Моны дрожали, будто пытались удержать все время соскальзывающую улыбку.
- Ты бы пришла? Пообещай мне, пожалуйста. Пообещай, что бы мы с тобой не решили дальше - пообещай, что мы встретимся по-настоящему. Я так хочу дотронуться до тебя...
- ...такой мечтатель, - качая головой, она протянула руку навстречу ладони Игоря-Джека; и ему почудилось, что он чувствует тепло ее кожи. Просто сенсорный шлем - вспомнил он. - Ты такой...Ты такой настоящий, что мне иногда кажется, что это я сама придумала тебя...
Песок взвился сияющим белым вихрем на том месте, где только что была Мона. Гладь монитора под пальцами была теплой - будто там, с другой стороны, кто-то только что отнял свою ладонь.
Там, в мире, нарисованном Моной, небо стремительно темнело. Сразу после рассвета наступала ночь. Белое пятно домика в бухте растворялось в темноте. В шорох ветра, перебирающего песок и в шелест волн, накатывающихся на берег, вплелся тихий голос Моны: 'Я желаю тебе удачи, Игорь-Джек'...
*
Он шел к остановке, каждую секунду проверяя карточку в нагрудном кармане - перо Жар-птицы, которое теперь так страшно упустить, потерять, найти горстку пепла вместо огненного лепестка удачи... 'Пусть', - решил Игорь-Джек. Пусть будет, как будет. Если ничего не получится с этой работой, он все равно уговорит Мону встретиться. И пусть она будет какой угодно - столетней старухой? ... Ведь остаются еще разговоры, молчание, одинаковые сны. Пусть невозможна та жизнь, о которой они мечтали; но возможно что-то другое. Настоящее прикосновение рук. Взгляд в живые глаза. Голос. Смех. Не так уж и мало...не мало - для чего? Для счастья?...
Смерть в сенсорных шлемах он оставит на крайний случай. Тот, старый волк в фильме, не захотел умирать в своей клетке. По крайней мере, он умер на дороге к свободе.
Только... только была разница. Игорь-Джек знал, что того леса, к которому ему хотелось бежать, на самом деле, нет...
*
Первая маршрутка пролетела мимо. Вторая притормозила, но водитель не спешил открывать дверь. С сомнением покосился на потрепанную одежду и дешевую прическу Игоря-Джека. Постучал ногтем по стеклу, над табличкой, где было отпечатано крупно и отчетливо - чтобы пассажир не мог притвориться, что не разглядел- 'Оплата при вдохе'. Игорь-Джек торопливо кивнул, на секунду увидев себя со стороны - снисходительным взглядом водителя. Он уже почти жалел о том, что не пошел пешком. Водитель помедлил - Игорь-Джек с трудом удержался от позорного бегства - и дверь бесшумно поползла в сторону.
Сиденье было мягким, салон - полупустым. Задержав дыхание, Игорь-Джек стянул свою маску со старенькими, уже почти не работающими фильтрами. И, наконец, вдохнул - очень медленно и опасливо. Как гурман, вынужденный питаться скудно и скверно, спустя много лет пробует любимое раньше блюдо. Не пропал ли вкус? Не слишком ли приукрасило воображение за все эти годы - то, чего не было?
Воздух был прекрасен. Свежий и прохладный. Спустя некоторое время - когда маршрутка уже набрала высоту - стала ощущаться еле заметная примесь бензина и машинного масла. Но по сравнению с тем, чем Игорю-Джеку приходилось дышать в последнее время, это было сущей ерундой. Он прикрыл глаза, думая о запахе фиалок, которым пахли волосы Моны и о свежести морского ветра.
*
У секретарши, встретившей его на входе, было четыре руки - на каждой по шесть гибких пальцев с тщательно наманикюренными ногтями. А вот пара изящных, но слишком тонких ножек, едва прикрытых полупрозрачной юбкой-лепестками, смотрелись атавизмами. Должно быть, секретарша была не так юна, как это показалось по ее лицу. Проблема с координацией нижних конечностей, неизбежно возникавшая при увеличении количества верхних, была установлена уже довольно давно. Родителям, которые хотели выбрать для своего будущего ребенка ручную работу - и, соответственно, увеличить число рук, сопровождающие генетики обязательно сообщали об этом побочном эффекте. При этом рекомендовалось вообще отказываться от полноценного формирования нижних конечностей и учить ребенка передвигаться с помощью биомеханических приспособлений.
- Ваша анкета, - ярко накрашенные губы секретарши блеснули в улыбке. Одна рука протягивала Игорю-Джеку прямоугольник тонкого пластика - взамен отобранного приглашения; вторая поправляла воротничок кокетливой кофточки; а две другие споро летали по сенсорной клавиатуре. - Проверьте, пожалуйста, все ли правильно, и подпишите.
- Скажите, - Игорь-Джек, волнуясь, теребил карточку: - То, что было в обьявлении про вакансию - правда? - Ярко-синие брови секретарши вопросительно изогнулись. - Оплата воздухом. Они, действительно будут платить за эту работу воздухом?
- Да, конечно, - на этот раз улыбка секретарши была сдержаной. Замершие было руки продолжили пляску на клавиатуре, две другие потянулись к стопке серых карточек на краю стола.
Первый же пункт анкеты убедил Джека, что он проиграл, так и не добравшись собственно до собеседования. Он надеялся, что в анкете для этой работы такие пункты будут отсутствовать совсем. Но они были. В самом начале . Пункт номер один так и назывался: 'Генетические коррекции'. Остальное Игорь-Джек просмотрел, не вчитываясь. Образование, курсы, хобби. Желания и цели в жизни. Все это не имело почти никакого значения, когда на пункт номер один анкеты потенциального работодателя ты отвечаешь 'нет'.
*
Мама называла его 'счастливчик Джек'. Он, действительно, был счастливчиком. С самого начала. Когда он родился, генетические коррекции еще только входили в моду и стоили довольно дорого. Но даже малоимущие родители пытались взять кредит или накопить денег хотя бы на возможность минимальных изменений. Особенно малоимущие - потому что для них речь шла о здоровье и будущем единственного ребенка. А мама Джека не стала этого делать. Ей хотелось, чтобы все получилось естественно. Несмотря на предостережения врачей и долгие беседы с психологом, который в качестве аргумента демонстрировал результаты статистики за последние десятилетия. Рожать она тоже решила естественно, хотя уже тогда это было архаизмом. Но, несмотря на все эти глупости, и, вопреки упомянутой статистике, Игорь-Джек родился совершенно нормальным и практически здоровым. 'Счастливчик, ты у меня счастливчик, Джек' - сказала молодая мама, повторяя слова врача, сообщившего ей результаты первичного обследования, и погладила дрожащим пальцем младенческую щечку. Возможно, она так и не осознала, насколько сильно рисковала. Социальный статус давал ей право только на одного ребенка, и после рождения Джека ей предстояла принудительная стерилизация. Родись Джек уродом, неизлечимо больным или мертвым, у нее все равно больше не было бы возможности попытать счастья со вторым ребенком, воспользовавшись, например той самой генетической коррекцией. Но ей повезло. И Джеку повезло. Хотя на этом все его везения закончились.
Основной проблемой была его нормальность, в свое время так обрадовавшая маму. Пока он рос, в моду вошли дети с ускоренным развитием. Жизнь дорожала, становилось слишком накладно тратить много лет на бесполезное детство. Диапазон генетических коррекций постоянно расширялся. Когда Игорю-Джеку исполнилось двадцать, нормальность уже была дорогостоящим чудачеством, которую могли позволить себе только богачи. Шансов найти работу у Игоря-Джека практически не было. В научном и финансовом мире работали вундеркинды в два раза младше Джека, адаптированные для прямого подключения к компьютерам. В самую захудалую забегаловку требовался бармен с числом верхних конечностей не менее трех. Подобные Игорю-Джеку постепенно вымирали. Уроды и неудачники. Старо-нормалы. Они были обречены, как миллионы лет назад были обречены неандертальцы, не сумевшие измениться так быстро и гибко, как их человекоподобные соседи.
*
Поставив отпечаток пальца в окошке для подписи, Игорь-Джек вернул карточку секретарше. Та подарила Игорю-Джеку очередную профессиональную улыбку, махнула длинными ресницами и отправила анкету в прорезь системного блока.
- Теперь пройдите, пожалуйста на тестирование, - одна из рук махнула в сумерки левого коридора, вторая ловко сплясала на нескольких клавишах на торце стола, две оставшиеся продолжали парный танец перед монитором. Прозрачная дверь перед входом в коридор скользнула в сторону, на полу вспыхнул алый пунктир, указывая Игорю-Джеку дальнейший путь.
- А... - он запнулся, заворожено глядя на совершенство слаженных движений двадцати четырех изящных пальчиков. - Вы не могли бы... Что мне нужно будет делать - там?
Улыбка номер три была более живой, чуть насмешливой и поощряющей.
- О, ничего сложного. Вы никогда не работали тестером воздушных коктейлей? Нет? Ну... просто дышите. А потом - расскажете впечатления Вашему мастеру.
Узкая кабинка лифта скользила наверх так долго, что Игорь-Джек начал задыхаться. Он потрогал свою маску, спрятанную в карман. Показалось. Воздух здесь был более чем хорош. Игорь-Джек представил, как возвращается назад, в свой жилой блок, всего раз в десять просторнее этого лифта. Квартплата почти не увеличилась за последние годы, но плата за воду и воздух становилась больше с каждым месяцем. Скоро социального пособия перестанет хватать даже на несколько жалких кубометров жилья Джека. Что тогда? Маска с никуда не годными фильтрами? 'Не находитесь долго на улице', - вспомнил Джек рекламу с улыбающимся доктором в ослепительно-белой шапочке и прозрачной маске: 'Даже самая лучшая маска не защитит ваши легкие полностью. Пользуйтесь сменными баллонами воздуха. Коктейли 'хвойный лес' и 'утро в горах' подарят вам незабываемое ощущение свежести!'... Как долго проживет счастливчик Джек в своей старенькой, уже почти не работающей маске?... Пожалуй, у него не останется выбора, кроме 'смерти в сенсорном шлеме' - та, по крайней мере, безболезненна и незаметна...
Он знал, что этой работы ему не видать. 'Тестер воздушных коктейлей павильонных садов. Оплата воздухом.' Звучит как музыка, как морской бриз из той, никогда не существовавшей жизни, где они брели с Моной по мокрому песку, и серебро плескалось в черных волнах, и в волосах Моны... Генетические коррекции. Наверное, здесь нужен кто-то с усиленным обонянием. И, возможно, без лишних конечностей. 'Меньше тело - меньше воздуха', - говорили сопровождающие генетики, уговаривая консервативных будущих мамочек заказать себе ребенка вообще без ног и рук. В конце концов, современные приспособления обеспечивали всю полноту ощущений и необходимых передвижений, а разумное ограничение этих приспособлений стимулировало развитие мозга. Старо-нормальные дети - как Игорь-Джек - были сейчас слишком дорогими и бесполезными.
Пол лифта дрогнул и остановился, а стены продолжали скользить вверх. Джек зажмурился, почувствовав головокружение. Результат своего пробного тестирования он уже знал заранее. Но зато теперь он может просто расслабиться, и насладиться положенным воздушным коктейлем. Игорь-Джек собирался выпить его - до глоточка. Последнего глотка чистого воздуха в своей жизни.
*
Сначала - на секунду, ему показалось, что он ослеп и оглох. Вообще перестал что-то чувствовать. Слишком это все было невозможным. Ненастоящим. Из тех, их с Моной миров. Из прошлого. Когда воду можно было пить из рек, когда растения росли не только в павильонных садах, когда птицы могли летать под настоящим небом. Когда воздух - прекрасный, чистый воздух был всюду.
Постепенно Игорь-Джек начал оживать. Оттаивать. Он услышал тихое журчание воды, разглядел светлые блики на серебряной спинке узкого ручья, вьющегося между желтых камней. Над водой покачивались ярко-алые, с атласной черной сердцевиной, огромные цветки (маки, вспомнил Игорь-Джек, бледную по сравнению с этим великолепием, картинку из цветочной энциклопедии). Дальше, за камнями, маки сливались в яркий ковер, устилавший почти всю долину. Над долиной - как ладони, обнявшие алую хрупкую драгоценность - поднимались горы. Снежные изломы ослепительной белизны, чистейший хрусталь ледников, черные громады каменных гулких великанов. Живые - они казались живыми, смотрящими на Джека мудро и испытующе. Так, как и следует смотреть тысячелетним старцам на хрупкую испуганную зверюшку-однодневку. Вся долина, лежавшая возле его ног, была живой. Он услышал их всех - кузнечиков, легко танцующих по гибким стеблям травы; бабочек, по яркости сходных с цветами, юрких мальков в ручье. А потом он заметил, что судорожно сжавшееся было горло расслабилось - и он дышит. Воздух тоже был живым. Он нежно гладил ноздри, ласкал непривычное к такой нежности горло. Аромат цветов и меда, прохлада ручья, еле слышный запах хвои - от тех, далеких сосен у подножия гор, привкус раскаленных солнцем желтых камней, свежесть таящего высоко в горах снега... Игорь-Джек сначала распробывал это все осторожно, как гурман катает на языке первый глоток вина... А потом он стал глотать этот невозможно прекрасный воздух жадно и торопливо, как будто боясь, что вот сейчас у него изо рта вырвут бокал с волшебным напитком - и не дадут - допить, дочувствовать, додышать. Голова кружилась, Игорь-Джек чувствовал себя напившимся допьяна. А потом он заплакал. Ему хотелось протянуть руки и потрогать - нагретые солнцем бока камней, шелковые лепестки алых цветов. Он знал, что уткнется пальцами в мониторы - как тогда, когда он потянулся к Моне. Он еле сдерживался, боясь разрушить волшебство. 'Как вы смогли это сделать? Как?!', - кажется, он бормотал это вслух - или кричал? 'Не надо! Не надо! Зачем вы это сделали?!'...
А потом все неожиданно закончилось. Колпак лифтовой кабины опустился на Джека, как крышка гроба. Раз и навсегда отрезав Игоря-Джека от совершенного, единственно возможного для настоящей жизни, мира.
Он выбрался из лифта, покачиваясь, еще не осознавая до конца, кто он и где. Какой-то седой низкорослый мужчина, старо-нормал, по крайней мере, с виду, подхватил Игоря-Джека под локоть.
- Скажите, - Джек заглянул в его лицо, смутно, сквозь слезы, различая встревоженное выражение глаз мужчины. - Скажите, ведь так это все и было? Именно так?
- Видимо, да, - согласился тот.
- Не делайте этого, - Джек высвободил локоть, ухватил незнакомца за плечи. - Пожалуйста. Не показывайте это никому.
- Почему? - голос седовласого был мягок, глаза смотрели на Джека с любопытством.
У Игоря-Джека мелькнула мысль, что это и есть тот самый мастер, которому он должен сообщить впечатления. Может, седовласый был одним из создателей того чуда, которое заставило Джека плакать - впервые в жизни. А еще Игорь-Джек подумал, что сейчас собственными словами лишает себя последнего шанса получить эту работу. 'Оплата воздухом', - напомнил Джек себе: 'Дурак, дурак...' - но уже не мог остановиться. Работа была не важна - по сравнению с тем, что он только что видел.
- Это прекрасно. Больше чем... Это невыносимо. Понять, что мы потеряли. Навсегда. Слишком жестоко - дать понять это. Люди будут сходить с ума после ваших гор... Убивать себя. Понимаете?
- А Вы?
Игорю-Джеку почудилось невозможное - что седовласый улыбается. 'Псих', - решил Джек: 'Он сам псих. Разве можно было не сойти с ума, придумав такое?'
- А я уже почти мертв, - спокойно сказал Джек, и улыбнулся в ответ, чувствуя, как улыбка больно рвет сопротивляющиеся губы.
'Мы все мертвы', - подумал он. 'Только пока не поняли этого. Мы сами убили себя - тогда, когда убили свой мир.' Кажется, это он не сказал вслух. Игорь-Джек замолчал, глядя на седовласого. 'Ну, давай, теперь прогони меня. Давай.' Джек надеялся, что его взгляд получился не жалким, а вызывающим.
- Арон! - крикнул седовласый в глубину коридора, отвернувшись от Джека. - Я нашел тебе руководителя первой группы!
- Да ну? - вслед за недоверчивым басовитым взрыком, напомнившим Джеку того самого волка в фильме, из-за дальней двери возникла плечистая фигура. Именно возникла - как возникают персонажи фильмов при включении три-д-визора. Джек опять подумал о волке - но тут же мысленно поправил себя. Так мог бы двигаться тот зверь, если бы был молод, силен и свободен. Перетекая из одного шага в другой, нарочито расслабленно, как пружина, готовая в один миг сжаться в тугой комок и выпрямиться в смертоносном прыжке.
- А надо было спорить с тобой на тот коньяк - что такой тип людей еще остался. - голос седого был довольным.
Что-то происходило. Джек не понимал. Что, они собирались взять его на работу?! Тестером воздушных коктейлей? После всего, что он наговорил?
- Да ну? - повторил Арон, неожиданно оказавшись уже рядом с Джеком и разглядывая его - сверху вниз. Джек почувствовал себя скелетом ископаемого кенгуру, который только что вырыли археологи.
- Ладно, ты мне будущих сотрудников-то не пугай, - проворчал седой, легонько похлопывая Джека по плечу. - Уважаемый Игорь-Джек, прошу в кабинет...
- Он знает? - поинтересовался Арон.
- Мы сейчас об этом поговорим. Ты тоже заходи, Арон.
Растерянно следуя по коридору за Ароном, Джек заметил еще одну странность своего нового спутника. Загар. Темно-коричневые запястья и белые предплечья. С трудом можно было представить себе человека, выложившего немалую сумму за регулярные сеансы в солярии и загорающего там в одежде с длинными рукавами.
- Простите нас, - седовласый развел руками. Его улыбка, действительно была виноватой. Арон, усевшийся напротив Игоря-Джека, почему-то ухмылялся.
- За что? Я не...
- Да не мучь ты его, дядя Сава. Он сейчас тут в обморок еще... От переизбытка кислорода. - Довольная улыбка Арона напомнила волчий оскал.
- Это все было настоящее, Игорь-Джек. Вы правильно почувствовали. Никаких выдумок.
- Как? Вы не.. Это Заповедник?! - догадался Джек. Время от времени вспыхивали и гасли слухи о том, что ученые пытаются создать заповедник на месте одной из гнилых пустошей между городами. Седовласый поморщился.
- Заповедник - это павильонные сады, уважаемый Игорь. Вы ведь были в них, хоть раз, да? Компьютерное небо, растения на гидропонике, клонированные животные с подавленным геном агрессивности. Конечно, вы видели сейчас не настоящие горы. Это была сьемка. Сьемка с натуры.
- А воздух? - У Игоря-Джека перехватило дыхание. Он вообще перестал понимать, что происходит.
- Воздух натуральный. Аккурат на месте сьемки и накачали. - отозвался Арон.
- Мы набираем добровольцев. Может, это был не самый лучший способ - как мы пригласили Вас. Нужно было проверить, нет ли у Вас, например, аллергии на местный воздух. И вообще - как Вам понравится Новый мир.
- Новый мир? - Джек подумал, что похож на попугая из детского сериала, бессмысленно повторяющего последнее слово из фразы.
- Земля-два, - вставил Арон.
- Да, второй шанс. Я не уверен, что люди его достойны. Мне хотелось бы верить...Я пытаюсь..
- Иногда он говорит как Господь Бог, - перебил седовласого Арон. - Не обращай внимания. Хотя, доля истины в этом и.. Молчу.
- Вы, наверное, сами это чувствуете, Игорь-Джек. Человечество умирает, - голос седовласого был глухим. Он больше не улыбался. - Кажется, что наука развивается... в общем, уже нет. У нас хорошая медицина, но продолжительность жизни уменьшается. Люди сходят с ума, навсегда застревают в своих виртуальных мирах. Количество самоубийств.. Ну Вы знаете статистику, наверное.
- Да, - Игорь-Джек кивнул: - Смерть в сенсорных шлемах...
Седой запнулся, внимательно посмотрел на него. Потом продолжил:
- Нельзя быть живым в мертвом мире. Люди пытались выбраться из ловушки, в
которую сами себя загнали. Но эти эксперименты по терраформированию планет, реанимации Земли - ничего не получилось. Убить легко - оживить почти невозможно.
- Расскажи ему про Землю-два, - могучий Арон неожиданно робко тронул седовласого за локоть. - Нет, я расскажу. Но знаешь, если мы будем разводить все эти разговоры лично с каждым добровольцем...Ладно, ладно. Вот. Мы нашли эту планету почти случайно. Ну, дядя Сава кое-что посчитал и предположил.. Может, ты все-таки, бог, дядя Сава?
- Это чудо, - седой строго и укоризненно смотрел на улыбающегося Арона. - Чудесный дар. Надеюсь, что во второй раз мы сумеем это понять - и сохранить то, что нам подарено.
- Ладно, не тушуйся, - Арон легонько хлопнул его по плечу. - Они все нормальные ребята. И в этом смысле - то есть без генетических извращений. Старик тебе говорил, что лучше всего на новой планете будут адаптироваться именно такие? Он кое-что посчитал... ну ты его знаешь. Ну, иди. Теперь ты вроде как их командир. Расскажи им.
Арон распахнул дверь, и подтолкнул Игоря-Джека.
Сначала все лица, повернувшиеся к нему, казались размытыми. Наверное, от волнения. Девять. Нет, десять. Десять пар глаз. На него никогда так раньше никто не смотрел. С надеждой, уважением, восторгом.
- Вы все знаете. В общих чертах, - Игорь-Джек надеялся, что его голос звучит уверенно. Он переводил взгляд с одного лица на другое, неторопливо, чтобы разглядеть каждого. 'Не завоеватели. Хранители', - подумал Игорь-Джек. 'Мы все теперь хранители. И нам надо научиться делать это - хранить мир, который нам подарен, во второй раз. У нас получится?' Ему было страшно. Десять пар глаз смотрели на него с ожиданием и надеждой. - Задавайте мне вопросы, я попробую на них ответить.
Он запнулся, добравшись до последнего лица. Широкоскулое, веснушчатое, коротко стриженные рыжие кудряшки. Пара тонких морщинок между бровей. Женщина, не молодая и не старая. В теплых карих глазах, уставившихся на Джека, метался ужас. Отчаяние. Что-то... что-то еще. Золотые искры сдерживаемого смеха. Кажется, она была на грани истерики. Пальцы, сжимавшие подлокотники кресла побелели от напряжения.
- Мона? - имя сорвалось с губ до того, как Игорь-Джек успел осознать сходство. Не внешнее, внутреннее. Золотой огонь, сияющий за коричневой радужкой глаз.
- Нет, - Игорь-Джек поймал ее дрожащую холодную ладонь. Поднес к губам. Так, как мечтал это сделать уже давно. По-настоящему. - Ты совершенно такая. - Еще раз заглянул в солнечно-карие глаза. - Совершенно.
- Эй, - Игорь-Джек обернулся. Долговязый бородач тронул его за плечо. - Слушай, если ты знаешь. Насчет оплаты.
- Что? - Игорь-Джек все еще держал ладонь Моны в своей руке. И не хотел выпускать. Больше никогда.
- Они говорили, что платят воздухом. Это так?
- Точно, - подтвердил Игорь-Джек. - Сколько угодно самого чистого воздуха. Сколько хотите.